2013. Том 2. №1 Российский Гуманитарный Журнал. Liberal s Arts n in Russia

Table of contents :
_Cover-2014-6
00_Soderjanie
01_Rikke Helms
02_Sharafanova
03_Shubnikova
04_Емалетдинов
05_Tatarinova
06_Akhmetova
07_Shanina
08_Chikileva
09_Tayupova
10_Litvinov
11_Abstracts_LAR_
12_Guides-Правила_РГЖ
Abs-01-Sharafanova-pp-6-13
Abs-02-Shubnikova-pp-14-20
Abs-03-Emaletdinov-pp-21-48
Abs-04-Tatarinova-pp-49-56
Abs-05-Akhmetova-pp-57-64
Abs-06-Shanina-pp-65-75
Abs-07-Chikileva-pp-76-86
Abs-08-Tayupova-pp-87-93
Abs-09-Litvinov-pp-94-102
99_Cover

Citation preview

ISSN 2305-8420

РОССИЙСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ЖУРНАЛ Liberal Arts in Russia 2013 Том 2 № 1

РОССИЙСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ЖУРНАЛ Liberal Arts in Russia ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР Федоров А. А. доктор филологических наук профессор

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ Баймурзина В. И. доктор педагогических наук профессор

Власова С. В. кандидат физико-математических наук доктор философских наук профессор Галяутдинова С. И. кандидат психологических наук доцент Гусейнова З. М. доктор искусствоведения профессор

Демиденко Д. С. доктор экономических наук профессор Дроздов. Г. Д. доктор экономических наук профессор Ильин В. В. доктор философских наук профессор Казарян В. П. доктор философских наук профессор

Кузбагаров А. Н. доктор юридических наук профессор

Макаров В. В. доктор экономических наук профессор

Мельников В. А. кандидат педагогических наук заслуженный художник России Моисеева Л. А. доктор исторических наук профессор

Мокрецова Л. А. доктор педагогических наук профессор

ISSN 2305-8420 Научный журнал. Издается с 2012 г. Учредитель: Издательство «Социально-гуманитарное знание» Индекс в каталоге Пресса России: 41206

2013. Том 2. №1 СОДЕРЖАНИЕ

К ЮБИЛЕЮ РИККЕ ХЕЛМС ........................................................................5 ШАРАФАНОВА Е. Е. , ФЕДОСЕНКО Е. А. ПРОГНОЗИРОВАНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЭФФЕКТА СОТРУДНИЧЕСТВА УНИВЕРСИТЕТОВ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЕЙ В РАМКАХ ГОСУДАРСТВЕННО-ЧАСТНОГО ПАРТНЕРСТВА В РОССИИ ...................................................................................................6 ШУБНИКОВА Е. Г. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ СТРУКТУРНЫХ КОМПОНЕНТОВ ЖИЗНЕСПОСОБНОСТИ ЛИЧНОСТИ КАК ОСНОВЫ ПРОФИЛАКТИКИ ЗАВИСИМОГО ПОВЕДЕНИЯ .......................................................................................... 14 ЕМАЛЕТДИНОВ Б. М. ПРОБЛЕМЫ БЕЗБРАЧИЯ И РАСПАДА СЕМЕЙ ...................... 21 ТАТАРИНОВА Л. Н. СИМВОЛИКА ЧИСЛА «ЧЕТЫРЕ» В ЕВРОПЕЙСКОЙ ДУХОВНОЙ ПОЭЗИИ (Т. С. ЭЛИОТ, Е. ШВАРЦ) ..................... 49 АХМЕТОВА Г. А. РОМАН Е. ЗАМЯТИНА «МЫ» В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ КЛАССИКИ (М. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН, Ф. ДОСТОЕВСКИЙ) ............................................................................. 57 ШАНИНА Ю. А. МИФОПОЭТИКА РОМАНА Г. СВИФТА «ЗЕМЛЯ ВОДЫ» ................................................................................... 65 ЧИКИЛЕВА Л. С. РОЛЬ ПРЕДВЫБОРНЫХ ПУБЛИЧНЫХ ОБРАЩЕНИЙ ПЕРВОЙ ЛЕДИ США В ФОРМИРОВАНИИ ИМИДЖА ПРЕЗИДЕНТА И В ОКАЗАНИИ РЕЧЕВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ИЗБИРАТЕЛЕЙ............................................ 76

Перминов В. Я. доктор философских наук профессор

Печерица В. Ф. доктор исторических наук профессор Рахматуллина З. Я. доктор философских наук профессор

Рыжов И. В. доктор исторических наук профессор

Ситников В. Л. доктор психологических наук профессор Скурко Е. Р. доктор искусствоведения профессор

ТАЮПОВА О. И. СТИЛЕВАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ СОВРЕМЕННОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА...............................................................87 ЛИТВИНОВ В. А. ИСТОРИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ НОРМЫ.....................................................................................................94

A B S T R A C T S .......................................................................................... 103 ПРАВИЛА ДЛЯ АВТОРОВ ...................................................................... 108

Султанова Л. Б. доктор философских наук профессор

Таюпова О. И. доктор филологических наук профессор Титова Е. В. кандидат искусствоведения профессор

Федорова С. Н. доктор педагогических наук Хазиев Р. А. доктор исторических наук профессор

Циганов В. В. доктор экономических наук профессор

Чикилева Л. С. доктор филологических наук профессор Шайхулов А. Г. доктор филологических наук профессор Шарафанова Е. Е. доктор экономических наук профессор Шевченко Г. Н. доктор юридических наук профессор

Яковлева Е. А. доктор филологических наук профессор Ялунер Е. В. доктор экономических наук профессор Яровенко В. В. доктор юридических наук профессор

Главный редактор: А. А. Федоров. Редакторы: Ю. А. Белова, Д. О. Рудаков.

Подписано в печать 25.02.2013 г. Отпечатано на ризографе. Формат 60×84/8. Бумага офсетная. Тираж 500. Цена договорная.

Издательство «Социально-гуманитарное знание» 191024, Российская Федерация, г. Санкт-Петербург, проспект Бакунина, д. 7, корп. А, оф. 16-Н. Тел. +7 (812) 996 12 27 E-mail: [email protected] URL: http://libartrus.com Подписной индекс в Объединенном каталоге Пресса России: 41206

© ИЗДАТЕЛЬСТВО «СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНОЕ ЗНАНИЕ» 2013

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

5

К ЮБИЛЕЮ РИККЕ ХЕЛМС

25 февраля 2013 года Рикке Хелмс, известный общественный деятель, директор Датского института культуры в Санкт-Петербурге, сподвижник, вдохновенный ценитель и миссионер культуры и искусства, филолог, неординарная личность, внесшая определяющий вклад в современное понимание датской культуры в России, отметила свой юбилей. Рикке Марианна Хелмс родилась 25 февраля 1948 года в Скиве (Центральная Ютландия, Дания) в семье врачей. Большую часть своего детства она провела в Гренландии, вместе с родителями, которые находились там по долгу службы. В 1966 году окончила Horsens Statsskole, а в 1976 году ей была присуждена степень кандидата искусств (Candidata magisterii) за исследования в области русского и датского языков в Университете Копенгагена. В 1969 году впервые приехала в Россию в Ленинград, где проходила годичную стажировку в Ленинградском государственном университете. Свое исследование Рикке проводила на протяжении пяти лет, с 1970 по 1975 год, совмещая его с работой гида для иностранных туристов на территории Советского Союза. Затем, после защиты в 1976, работала в нескольких школах Копенгагена. С 1985 по 1990 годы работала в Москве, куда была приглашена для преподавания датского языка в МГУ им М. В. Ломоносова. В 1990 году Рикке Хелмс возглавила вновь создаваемый офис Датского института культуры в Риге, которым руководила в течение 13 лет до ее назначения директором Датского института культуры в СанктПетербурге в 2003 году. Деятельность Рикке Хелмс на посту директора Датского института культуры в СанктПетербурге всецело подчинена главной цели Института – установлению межкультурных связей и обмена между двумя странами, распространению и интеграции датской и русской культуры, науки и искусства, что несомненно отражает черты ее личности. В своей работе она руководствуется самыми высокими идеалами добра и нравственности, сопричастности мировым культурным традициям, принципами честного и беззаветного служения своей Родине, искусству и всей цивилизации. Общественная деятельность Рикке Хелмс по достоинству оценена правительственными наградами и престижными премиями. Она является Командором Ордена трех звезд (Латвия, 1994) и Рыцарем датского Ордена Dannebrog (2011). В 1993 году – награждена датской литературной премией Ebbe Muncks Hæderspris, а в 1996 году ей присуждена почетная степень доктора Латвийской академии культуры. Редакция журнала, коллеги и друзья поздравляют Рикке Хелмс со знаменательной датой и желают ей крепкого здоровья, вдохновения, жизненной энергии и успехов в реализации новых идей и проектов!

6

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

УДК 334.021 + 338.2

ПРОГНОЗИРОВАНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЭФФЕКТА СОТРУДНИЧЕСТВА УНИВЕРСИТЕТОВ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЕЙ В РАМКАХ ГОСУДАРСТВЕННО-ЧАСТНОГО ПАРТНЕРСТВА © Е. Е. Шарафанова, Е. А. Федосенко

Санкт-Петербургский государственный университет сервиса и экономики Россия, 191015, г. Cанкт-Петербург, ул. Кавалергардская, д. 7 Тел./факс: +7 (812) 405 74 23 E-mail: [email protected] В статье уточняется представление о государственно-частном партнерстве в области управления содержанием высшего профессионального образования как о механизме формирования добавленной стоимости человеческого капитала и приводится алгоритм расчета экономического эффекта от сотрудничества университетов и предпринимателей при подготовке магистров. Ключевые слова: государственно-частное партнерство, образовательные учреждения высшего профессионального образования, добавленная стоимость человеческого капитала, кривые обучения, экономический эффект

Формирование и развитие эффективных взаимодействий между образовательными учреждениями высшего профессионального образования (ОУ ВПО) и хозяйствующими субъектами является основным вектором реформ профессионального образования. Механизмы государственно-частного партнерства (ГЧП) в данном контексте позволяют решить ряд важнейших задач, обеспечивая дополнительное финансирование образовательного процесса, формирование профессиональных компетенций, адекватных требованиям рынка труда, развертывание реальных инновационных процессов в профессиональном образовании и коммерциализацию результатов научно-исследовательских работ, проводимых высшими учебными заведениями. ГЧП в сфере высшего профессионального образования может трактоваться двояко, как совокупность организационных форм долгосрочных экономических отношений по поводу совместного распоряжения капиталом, а также владения, присвоения, распоряжения, использования добавленной стоимости в рамках, определенных действующим законодательством между:  государственными ОУ ВПО, органами государственного и регионального управления, выступающими учредителями ОУ ВПО, частным бизнесом, потребителем образовательных услуг;  негосударственными ОУ ВПО, учредителями негосударственных ОУ ВПО, частным бизнесом, органами государственного и регионального управления, потребителем образовательных услуг. В специальной литературе к основным проблемам, обусловливающим недостаточность интенсивности взаимодействий между образовательными учреждениями, органами государственного и муниципального управления и бизнесом, исследователи относят пробелы в законодательстве, отсутствие координирующего и регулирующего органа, недостаточное количество специалистов в области государственного управления, недостаточное обеспечение экономической безопасности частных инвесторов при реализации проектов ГЧП, неполная прогнозируемость действий государство, отсутствие равенства распределения рисков и

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

7

ответственности в рамках партнерского договорного сотрудничества. Анализ данного перечня проблем приводит к выводу о том, что источником их возникновения является дисбаланс интересов участников ГЧП. Поскольку интересы проявляются по поводу владения, распоряжения, присвоения и пользования определенными ресурсами, они имеют стоимостную оценку, и долгосрочное партнерство образовательных учреждений, органов управления основывается на согласовании экономических интересов участников государственно-частного партнерства. Следовательно, теоретически значимой и практически важной представляется задача определения сфер взаимодействия ОУ ВПО, представителей бизнеса, органов государственного и регионального управления, в которых обеспечивается согласование интересов участников партнерства. Их взаимодействие в данных сферах должно обеспечивать: для ОУ ВПО – повышение рейтинга и на этой основе конкурентоспособности на рынке образовательных услуг; для представителей бизнеса – формирование персонала за счет выпускников ВПО, обладающих актуальными профессиональными компетенциями и на этой основе достижение экономии за счет снижения затрат на подготовку и адаптацию персонала; для органов государственного и регионального управления, выступающих учредителями ОУ ВПО – снижение (невозрастание) затрат на формирование современной материально-технической базы ОУ ВПО при одновременном повышении качества подготовки специалистов. В специальной литературе существует немало определений сущности ГЧП [1–6], которые, как правило, фиксируя обязательность взаимовыгодности отношений между партнерами, устанавливают базовые их признаки, не определяя должным образом предмет партнерства. Авторы данной статьи под государственно-частным партнерством в сфере высшего профессионального образования понимают систему долгосрочных взаимовыгодных отношений между ОУ ВПО, органами государственного управления и предпринимателями по реализации проектов, способствующих формированию добавленной стоимости человеческого капитала потребителей образовательных услуг. Человеческий капитал здесь понимается по Ю. Корчагину [7] как интенсивный синтетический и сложный производительный фактор развития экономики и общества, включающий креативные трудовые ресурсы, инновационную систему, высокопроизводительные накопленные знания, системы обеспечения профессиональной информацией, инструменты интеллектуального и организационного труда, качество жизни и интеллектуальной деятельности. Добавленная стоимость человеческого капитала выпускника бакалавриата или магистратуры формируется дополнительными компетенциями, которые побуждают работодателя установить трудовые отношения с данным специалистом как наемным работником. Ее величина может быть оценена разностью между заработной платой, которую получает трудоустроенный в определенной организации выпускник бакалавриата и магистратуры, и заработной платой, на которую он мог бы претендовать в той же организации, не имея высшего образования. В основу исследования взаимосвязей ГЧП и процессов формирования человеческого капитала целесообразно положить теорию А. Маршалла, в соответствие с которой вложение денег в развитие производительной силы человека обладает внешним эффектом, который проявляется в долгосрочной перспективе и принадлежит обществу. Поэтому государство активно развивает систему образования, стимулируя, в числе прочего, участие бизнеса в финансовой, материально-технической, кадровой поддержке образовательных учреждений, в том числе ОУ ВПО. Место ГЧП в формировании добавленной стоимости потребителя образовательных услуг ОУ ВПО и включения его в активное функционирование в качестве субъекта предложения на региональном рынке труда показано на рис. 1.

8

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1 Установление государственных гарантий, механизмов реализации прав и свобод человека в образовании, создание условий развития системы образования, защита прав и интересов участников отношений в сфере образования Инвестиции П о в ы ш е н и е к в а л и ф и к а ц и и

Право

Материальнотехническая база ОУ ВПО

Предприятияпартнеры в рамках ГЧП Специалисты, участвующие в образовательном процессе; производственные помещения и оборудование

Социум

Контингент обучающихся в ОУ ВПО

Бизнес

Программы занятости населения

Профессорскопреподавательский и административноуправленческий персонал ОУ ВПО

Формирование добавленной стоимости человеческого капитала в ОУ ВПО

Квалификационные характеристики ППС

Общекультурные и профессиональные компетенции, определяющие качество подготовки выпускников ОУ ВПО

Предложение индивидуального человеческого капитала на рынке труда Включение востребованных носителей индивидуального человеческого капитала в состав экономически активного населения

Лица, обладающие компетенциями, не соответствующими требованиям работодателей

Рис. 1. Возможности ГЧП при формировании добавленной стоимости человеческого капитала потребителя образовательных услуг ОУ ВПО

п е р е п о д г о т о в к а

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

9

Устойчивое партнерство возможно в том и только том случае, если интересы партнеров относительно предмета партнерства совпадают на определенном интервале времени. На рис. 2 представлена схема, иллюстрирующая возможность совпадения интересов у ОУ ВПО, предпринимателей и органов регионального управления по поводу воспроизводства человеческого капитала. Предприниматели

Цель: максимизации прибыли за счет производительного использования ресурсов, в том числе человеческого капитала

ОУ ВПО

Цель: эффективная организация процесса формирования общекультурных и профессиональных компетенций выпускников бакалавриата и магистратуры

Интерес

Интерес

Минимизация затрат на подготовку, переподготовку и повышение квалификации персонала, на оплату труда низкоквалифицированного персонала

Сокращение затрат на формирование собственной материально-технической базы при выполнении аккредитационных показателей и требований ФГОС ВПО

Экономия средств участниками ГЧП при формировании добавленной стоимости человеческого капитала за счет объединения и совместного использования ресурсов

Инновационное развитие региона в условиях сбалансированного рынка труда в режиме экономии бюджетных средств на профориентацию и трудоустройство Интерес Органы регионального управления

Цель: устойчивое развитие региональной социально-экономической системы

Рис. 2. Схема согласования интересов участников ГЧП

Схема, представленная на рис. 2, иллюстрирует возможность получения экономии собственных средств как основного интереса, побуждающего к участию в партнерстве, всеми участниками ГЧП; период проявления этого интереса определен: для предпринимателей – сроком от возникновения до удовлетворения потребностей в кадрах специалистов различной квалификации; для ОРУ ВПО – сроком действия федеральных государственных образовательных стандартов, устанавливающих необходимость развития сотрудничества с работодателями; для органов регионального управления – сроком действия социально ориентированных инновационных программ развития региона, задающих вектора на повышение качественных и количественных характеристик человеческого капитала региона. Следовательно, наиболее неустойчиво во времени проявляется интерес предпринимателей как участников

10

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

ГЧП, и выявленная неустойчивость определяет основное противоречие развития ГЧП в сфере высшего профессионального образования, заключающееся в несогласованности сроков проявления интересов ОУ ВПО и органов регионального управления, с одной стороны, и предпринимателей, с другой стороны, в процессе реализации отношений партнеров. В настоящее время отсутствуют условия, обеспечивающие разрешение выявленного противоречия, поскольку отсутствуют действенные механизмы, стимулирующие и/или обязывающие предпринимателей к участию в ГЧП. В основном речь идет о представительстве интересов и о проведении согласованной политики в области социально-экономических отношений». Невысокая рентабельность производства в целом и нестабильность внешней среды бизнесе обостряют проявления обоснованного выше противоречия. Анализ влияния масштаба бизнеса на сроки существования потребности в притоке кадров специалистов, их подготовки и переподготовки показывает, что для малых и средних предприятий данная потребность актуальна преимущественно в начальный период функционирования и в периоды сезонных увеличений объемов производства и продаж; для крупных предприятий и бизнес-сетей такая потребность носит долгосрочный характер. В условиях концентрации оказания образовательных услуг предпочтительным партнером для ОУ ВПО для развития ГЧП в процессе формирования добавленной стоимости человеческого капитала потребителя образовательных услуг являются крупные предприятия, взаимодействие с которыми позволит на постоянной основе определять и актуализировать профессиональные и общекультурные компетенции бакалавров и магистров в соответствии с потребностями работодателей. Реформа высшего профессионального образования предполагает формирование группы федеральных исследовательских университетов (ФИУ), конкурентоспособных на мировом рынке научно-образовательных услуг и имеющих широкую академическую, финансовую и организационную автономию. Исследовательский характер ФИУ подтверждается преимущественным развитием аспирантуры и магистратуры на основе повышенного по сравнению с прочими ОУ ВПО финансирования. Отличительной особенностью ФИУ должна стать самостоятельность в определении направлений научно-исследовательской работы на основе долгосрочных программ финансирования проектов и программ подготовки магистров и аспирантов. ОУ ВПО, не являющиеся исследовательскими, могут включаться в инновационную деятельность в рамках конкурсно-грантовой деятельности. В табл. 1 представлена структура бюджета времени учебного процесса подготовки магистров по направлению «Менеджмент». Таблица 1. Распределение учебного времени подготовки магистров по направлению «Менеджмент»

Итог

35.71

26.4

19.5

0

50.00

37.0

60.0

3

14.29

10.6

Итого самостоятельная работа и практики

40.5

3 97

60

60

7.00

120

Теоретическое обучение СамостояАудитортельная ное работа

Практики

2.21

4.79

Структура учебного времени, % ГАК

29.75

22.00

16.25

41.66

30.83

50.00

11.91

8.83

33.75 80.81

0

2,5 2,5

колво экз.

Всего

2

ГАК

колво экз.

Всего

1

Теоретическое обучение СамостояАудитортельная ное работа

Практики

курс

Количество зачетных единиц

1.84

50

3.99

50

5.83

100

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

11

затраты на подготовку одного магистра в ОУ

Данные табл. 1 свидетельствуют о преобладании в учебном плане магистров времени, отведенного на самостоятельную работу и практики. Следовательно, возникает задача выбора контрагентов – хозяйствующих субъектов в рамках ГЧП, осуществляющих инновационную деятельность, готовых к сотрудничеству с ОУ ВПО при обеспечении баз практики и условий для самостоятельной работу магистрантов. Условием решения данной задачи является согласование интересов участников ГЧП. Подготовка магистров как образовательная услуга, оказываемая образовательным учреждением на возмездной основе, может интерпретироваться как оказание трудоемких услуг, имеющих высокую рыночную стоимость. Моделирование затрат участников ГЧП в диссертационном исследовании основано на эффекте масштаба, в соответствии с которым при увеличении объемов оказания услуг удельные затраты снижаются (рис. 3).

0

количество подготовленных магистрантов

Рис. 3. Динамика затрат на подготовку магистрантов при увеличении объема выпуска

Пусть Yn = Y1nk, где Y1 и Yn – время на подготовку первого и n-го магистра соответственно, k < 0. Со старта некоторого образовательного процесса идет активное накопление опыта, издержки сокращаются быстрыми темпами. С течением времени процесс выходит на уровень максимальных возможностей ОУ, издержки на подготовку магистров, количество которых приближается к максимуму, практически не снижаются. Оценка уровня обучения в долях единицы интерпретируется как коэффициент снижения затрат времени. Если уровень обучения составляет L (0≤L≤1), то:  время на подготовку второго магистра составляет L от времени подготовку первого;  время на подготовку четвертого магистра составляет L от времени изготовления второго;  время на подготовку восьмого магистра составляет L от времени изготовления четвертого и т.д. Связь кривой обучения Yn = Y1nk с оценкой уровня обучения L определяется следующим образом: =

12

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

Применительно к подготовке магистров в ОУ ВПО при реализации совместных проектов с хозяйствующими субъектами в рамках ГЧП действие эффекта масштаба проявляется в следующем:  по мере увеличения приема в магистратуру затраты времени на организацию самостоятельной работы и практик (научно-исследовательской, научно-педагогической) одного магистранта (удельные затраты) снижаются;  по мере снижения удельных затрат университеты могут снижать цену на обучение с возмещением полной стоимости до уровня стоимости бюджетного обучения, либо стабилизировать цены в условиях инфляции издержек;  со снижением/стабилизацией цен растет спрос на образовательные услуги университета и повышается его конкурентоспособность, что выражается в росте его доли на рыке образовательных услуг магистратуры. Применительно к хозяйствующим субъектам при реализации совместных проектов с ОУ ВПО в рамках ГЧП действие эффекта масштаба проявляется в следующем:  по мере увеличения приема на практику и для проведения самостоятельных работ магистрантов снижаются затраты времени (удельные затраты) на одного практиканта;  по мере снижения затрат хозяйствующие субъекты инновационного типа могут увеличивать вариативность отбора персонала для собственных нужд за счет увеличения количества практикантов из числа обучающихся в магистратуре;  увеличение количества практикантов из числа обучающихся в магистратуре при выполнении работ в рамках научно-исследовательской практики повышает вероятность получения результатов, пригодных для коммерциализации. Применительно к участию в ГЧП органов государственного и регионального управления функционирование стратегической беговой дорожки описывается следующим образом:  сравнение динамик удельных затрат ОУ на подготовку магистров по различным проектам взаимодействий с инновационными хозяйствующими субъектами позволит получить объективную информацию для выбора эффективного частного оператора;  информация о динамике затрат времени инновационных хозяйствующих субъектов на организацию практик и проведение самостоятельных работ магистрантов. Использование кривых обучения позволяет построить сценарный прогноз экономического эффекта, получаемого ОУ ВПО (EОУ) и организациями-партнерами (EП) при увеличении масштабов сотрудничества. Фрагмент прогноза представлен в табл. 2. EОУ = sОУ(Yn– Y1)n; EП = sП(Yn– Y1)n,

где sОУ – среднечасовая заработная плата доцента в ОУ ВПО; sП - среднечасовая заработная плата сотрудника организации-партнера.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

Таблица 2. Сценарный расчет прогнозного экономического эффекта масштаба при развитии партнерских отношений ОУ ВПО и предпринимателей №

Количество магистрантов

1

20

4

50

2 3 5 6 7 8 9

30 40 60 70 80 90

100

Затраты времени на организацию и проведение работ, час. ОУ ВПО 5.928 4.995 4.424 4.026 3.728 3.493 3.301 3.141 3.005

Организацияпартнер 3.952 3.330 2.949 2.684 2.485 2.329 2.201 2.094 2.003

13

Экономический эффект, руб. ОУ ВПО 42805 45453 47076 48206 49053 49720 50264 50719 51107

Организацияпартнер 437793 453761 463543 470352 475459 479481 482759 485501 487841

Таким образом, проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что на современном этапе реформирования высшей школы экономический эффект достижим при развитии широкого сотрудничества с предпринимателями в рамках ГЧП и укрупнении потоков магистрантов при обеспечении индивидуализации обучения при проведении практик и самостоятельной работы. ЛИТЕРАТУРА

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7.

Пузийчук С. В. Сущность и условия эффективного взаимодействия бизнеса и государства в государственно-частном партнерстве // Государственно-частное партнерство в сфере туризма: практика, проблемы, перспективы: Материалы всероссийской научно-практической конференции, г.Санкт-Петербург, 10-11 апреля 2009г. СПб.: Д.А.Р.К., 2009. С. 84–90. Окольнишникова И. Ю., Куватов В. Г. Внедрение механизмов государственно-частного партнерства как фактор развития регионального бизнеса и экономик регионов. // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Экономика и менеджмент. 2009. № 21. С. 4–10. Матвеев Д. Б. Государственно-частное партнерство: зарубежный и российский опыт. СПб.: Наука, 2007. 172 с. Мамченко О. П., Долженко И. А. Экономическая сущность и роль государственно-частного партнерства в реализации региональной экономической политики // Известия Алтайского государственного университета. 2010. № 2–2. С. 245–249. Ларин С. Н. Государственно-частное партнерство: зарубежный опыт и российские реалии / С. Н. Ларин // Государственно-частное партнерство в инновационных системах / под общ. ред. С. Н. Сильверстова. М.: Изд-во ЛКИ, 2008. С. 51–62. Горобняк А. А., Сызранцев Г. А. Перспективы развития государственно-частного партнерства в России. // Известия Иркутской государственной экономической академии. 2011. № 4. С. 128–131. Корчагин Ю. А. Российский человеческий капитал: фактор развития или деградации?. Воронеж: ЦИРЭ, 2005. Поступила в редакцию 15.11.2012 г.

14

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

УДК 159.922.7+316.624+613.81/.84

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ СТРУКТУРНЫХ КОМПОНЕНТОВ ЖИЗНЕСПОСОБНОСТИ ЛИЧНОСТИ КАК ОСНОВЫ ПРОФИЛАКТИКИ ЗАВИСИМОГО ПОВЕДЕНИЯ © Е. Г. Шубникова Чувашский государственный педагогический университет Россия, Чувашская Республика, 428000 г. Чебоксары, ул. К. Маркса, 38. Тел./факс: +7 (8352) 62 03 12 E-mail: [email protected]

В статье представлен анализ различных теоретических подходов к структуре понятия «жизнеспособность». На основе проведенного анализа автором предпринята попытка выявления взаимосвязи категории жизнеспособности с понятиями жизнестойкости, адаптации, социальной компетенции, стратегий совладающего поведения. Показано, что жизнеспособность является интегративной системой свойств, включающей в себя вышеназванные понятия в качестве ресурсов (возможностей) личности. Сделан вывод о том, что жизнеспособность представляет собой модель адаптивного поведения личности. Утверждается, что жизнеспособность лежит в основе копинг-профилактики зависимого поведения личности и приобретает статус базовой категории превентивной педагогики. Ключевые слова: жизнеспособность, жизнестойкость, адаптация, социальная компетентность, стратегии совладающего поведения, копингповедение, ресурсы личности, копинг-профилактика зависимого поведения

Уровень употребления психоактивных веществ среди молодежи, в том числе посредством курения, продолжает в России расти. В поисках средств защиты от напряжения, дискомфорта, стресса молодые люди все чаще стали прибегать к стратегиям зависимого поведения. Для преодоления повседневных трудных жизненных ситуаций человеку требуются представления о способах, условиях и возможностях реализации своих усилий, а также умение их применять. Однако до сих пор проблема формирования жизнеспособности детей и подростков и эффективных стратегий преодоления ими трудных жизненных ситуаций в целях эффективной профилактики зависимого поведения остается малоизученной. Это во многом определяет неэффективность превенции употребления психоактивных веществ в детской и молодежной среде. Термин «жизнеспособность» начал использоваться в 2003 году, закрепившись в англоязычном варианте «resilience» (гибкость, упругость, устойчивость), благодаря международному проекту «Методологические и контекстуальные проблемы исследования жизнеспособности детей и подростков». Руководитель проекта М. Унгар предложил трактовать жизнеспособность как способность человека управлять ресурсами собственного здоровья и социально приемлемым способом использовать для этого семью, общество, культуру [1, с. 130]. Однако еще в 1998 г. С. Ваништендаль рассматривал этот термин в своем исследовании «Резильентность» или оправданные надежды. Раненый, но не побежденный», используя английскую кальку термина «жизнеспособность». Под этим термином автор понимает способность человека или социальной системы преодолевать жизненные трудности и строить полноценную жизнь в трудных условиях [2, с. 13]. Резильентность подразумевает не просто

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

15

достижение успеха в жизни, а его достижение социально одобряемым путем успеха, который согласуется с общепризнанными моральными нормами. А. В. Махнач, А. И. Лактионова предлагают под жизнеспособностью понимать индивидуальную способность человека к социальной адаптации и саморегуляции, являющуюся механизмом управления собственными ресурсами: здоровьем, эмоциональной, мотивационно-волевой, когнитивной сферами в контексте социальных, культурных норм и условий среды [3, с. 14]. Е. А. Рыльская рассматривает жизнеспособность как «общесистемное, интегративное свойство, релевантное человеку как саморазвивающейся системе и характеризующее потенциальную возможность сохранять свою целостность, удерживая жизнь в постоянном сопряжении с требованиями социального бытия и человеческого предназначения» [4, с. 74]. Общесистемность жизнеспособности подразумевает ее вхождение в число свойств, обеспечивающих саму возможность существования человека как социальной системы, то есть жизнеспособность определяется автором как интегральная возможность становления человека в социуме, которая реализуется в форме универсальной смыслотворческой коммуникабельности. Важным научным достижением психологических исследований Е. А. Рыльской является выделение основных компонентов жизнеспособности как феномена: способность к адаптации, способность к саморегуляции, способность к саморазвитию, осмысленность жизни и коммуникабельность в виде интегрального фактора, в форме которого и реализуются другие названные составляющие [5, с. 19]. А. А. Нестерова в созданной социально-психологической концепции определяет жизнеспособность личности как системное качество личности, характеризующее единство индивидуальных и социально-психологических способностей человека к реализации ресурсного потенциала, использованию конструктивных стратегий поведения в трудных жизненных ситуациях, который обеспечивает возвращение личности на докризисный уровень функционирования или определяет посткризисный личностный рост. Жизнеспособность рассматривается А. А. Нестеровой как устойчивая диспозиция личности, которая включает в себя следующие компоненты: 1) способность к активности и инициативе; 2) способность к самомотивации и достижениям; 3) эмоциональный контроль и саморегуляция; 4) позитивные когнитивные установки и гибкость мышления; 5) самоуважение; 6) социальная компетентность; 7) адаптивные защитно-совладающие стратегиии поведения; 8) способность организовывать свое время и планировать будущее [6, с. 15]. В педагогических исследованиях жизнеспособность личности также соотносят с социальной адаптацией, которая предполагает как процесс, так и результат приспособления. Так, по мнению И. М. Ильинского и М. П. Гурьяновой, «жизнеспособность – это стремление человека выжить, не деградируя, в ухудшающихся условиях социальной и культурной среды, воспроизвести и воспитать жизнестойкое потомство в биологическом и социальном плане, т. е. стать индивидуальностью, сформировать смысложизненные установки, самоутвердиться, найти себя, реализовать свои задатки и творческие возможности, преобразуя при этом среду обитания, делая ее более благоприятной для жизни, не разрушая и не уничтожая ее» [7]. Достаточно продуктивным на современном этапе развития науки является выявление взаимосвязи понятия жизнеспособности с другими категориями и определения его места среди них.

16

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

Прежде всего, важно отграничить понятия «жизнеспособность» (resilience) и «жизнестойкость» (hardiness). Жизнестойкость представляет собой систему убеждений о себе, о мире, об отношениях с миром. Разводя эти понятия, С. Мадди и Д. Хошаба характеризуют первое как проблему, проблемную область, а второе – как конкретный вариант подхода к решению этой проблемы, то есть ее механизм [8]. Жизнестойкость есть установка на выживаемость, черта личности, которая априори мотивирует на поиск путей выхода из трудных жизненных ситуаций, позволяет справляться с дистрессом эффективно и двигаться всегда в направлении личностного роста. Жизнестойкость является внутренним ресурсом человека, который он сам может изменить, придавая жизни ценность и смысл. С практической точки зрения очень важно отметить, что «жизнеспособность» следует понимать значительно шире, чем просто «жизнестойкость». Можно сказать, что жизнестойкость – это набор установок и навыков, позволяющих превратить изменения, происходящие с личностью в ее возможности. Она включает способность человека защищать свою целостность от воздействия сильных неблагоприятных внешних воздействий, а также способность строить полноценную жизнь в трудных условиях. Таким образом, «жизнестойкость» является необходимой составляющей в структуре жизнеспособности. Особо необходимо рассмотреть взаимосвязь понятий жизнеспособности и адаптации. Адаптация рассматривается А. Г. Маклаковым не только как процесс, но и как свойство саморегулирующейся системы, состоящее в способности приспосабливаться к изменяющимся внешним условиям [9]. Способность к социальной адаптации, полноценному развитию предполагает умение планировать свою жизнь, наличие необходимых волевых качеств. Адаптационные способности определяют возможности адекватного регулирования физиологических состояний. Чем выше адаптационные способности, тем выше вероятность того, что человек сохранит нормальную работоспособность и высокую эффективность деятельности при влиянии негативных факторов среды. Личностный адаптационный потенциал по А. Г. Маклакову включает в себя следующие характеристики: 1) нервнопсихическую устойчивость, уровень развития которой обеспечивает толерантность к стрессу; 2) самооценку личности, являющуюся ядром саморегуляции и определяющую степень адекватности восприятия условий деятельности и своих возможностей; 3) ощущение социальной поддержки, обуславливающее чувство собственной значимости для окружающих; 4) уровень конфликтности личности; 5) опыт социального общения [9]. Д. А. Леонтьев расширяет понятие личностного потенциала, который является интегральной характеристикой уровня социальной зрелости. Личностный потенциал отражает меру преодоления личностью заданных обстоятельств, в конечном счете, преодоление личностью самое себя, а также меру прилагаемых ею усилий при работе над собой и над жизненными трудностями [10]. Анализируя взаимосвязь адаптации и жизнеспособности, А. И. Лактионова делает вывод о том, что жизнеспособность есть «индивидуальная способность человека к социальной адаптации и саморегуляции, помогающая ему управлять собственными ресурсами: эмоциональной, мотивационно-волевой, когнитивной сферами, в контексте социальных, культурных норм и средовых условий» [3, с. 14]. Мы считаем, что жизнеспособность не просто некий потенциал личности, ресурс развития индивида, который оказывает свое позитивное (или негативное) влияние на адаптацию человека, она есть интегративная система свойств, которая является необходимым условием

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

17

для продуктивной адаптации и саморегуляции личности. Именно поэтому так важно выявить структуру жизнеспособности и проанализировать ее компоненты. Очень важным представляется анализ взаимосвязи жизнеспособности и социальной компетентности личности. Н. В. Калинина определяет социальную компетентность как особый компонент личностного потенциала, позволяющего активно и конструктивно вести себя в трудной жизненной ситуации, используя внешние и внутренние резервы для ее преодоления. Для разрешения трудной жизненной ситуации личности важнее всего способность и умение мобилизовать свои собственные ресурсы, в том числе и мотивационно-смысловые, а также внешние, социальные и средовые для решения поставленных задач. В связи с этим, важно понимание Н. В. Калининой социальной компетентности как интегративного личностного образования, которое представляет собой систему знаний о социуме, умений и навыков поведения, принятых в нем, а также систему отношений, проявляемых через качества личности человека, его мотивации, ценностные ориентации, которые позволяют интегрировать внешние и внутренние ресурсы для достижения социальнозначимых целей общества и решения трудных жизненных ситуаций. В структуре социальной компетентности автор выделяет две составляющие: 1) когнитивно-поведенческую, которая включает знания человека об обществе и самом себе в нем, социальные умения и навыки, обеспечивающие успешность в социально-значимой деятельности и взаимодействии; 2) мотивационно-личностную, которая представлена мотивами и ценностями самореализации в обществе (мотивы достижения, самореализация в социально-значимой деятельности, осмысленность жизни), а также личностными свойствами, обеспечивающими самореализацию личности. Последней отводится ведущее место в разрешении трудностей – она обеспечивает жизнестойкость личности к трудностям и составляет основу для усвоения конструктивных способов поведения в стрессовых ситуациях [11, с. 101]. То есть социальная компетентность личности рассматривается сегодня как интегральная характеристика человека, выступающая средством социальной адаптации и самореализации личности в современных социальных условиях. Она представляет собой интегративное личностное образование, которое включает знания, умения, навыки и способности, формирующееся в процессе социализации и позволяющее человеку адекватно адаптироваться в социуме и эффективно взаимодействовать в нем [12]. Основным механизмом реализации социальной компетентности человека в трудной жизненной ситуации является механизм преодоления трудностей на основе когнитивной и эмоциональной оценки собственных возможностей, которая, отражая мотивационную структуру и силу Я-концепции личности, предопределяет адаптивное или дезадаптивное поведение личности. Однако Н. В. Калинина справедливо отмечает, что социальная компетентность является лишь личностным ресурсом преодоления трудностей. Автор обращает внимание на то, что «проявление жизнестойкости личности определяется формированием ее социальной компетентности как особого компонента личностного потенциала …» [11, с. 100]. Таким образом, социальная компетентность относится к личностным ресурсам преодоления трудных жизненных ситуаций и является неотъемлемой частью, важным компонентом жизнеспособности личности. С одной стороны, чем выше социальная компетентность личности, тем выше ее жизнеспособность. С другой стороны, достижение

18

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

определенного уровня жизнеспособности позволит компенсировать низкий уровень социальной компетентности в некоторых областях жизни. Мы считаем, что именно этим можно объяснить тот факт, что дезадаптация возникает не у каждого человека, подвергшегося различным факторам риска. Жизнеспособность как совокупность некоторых факторов защиты помогает ему справиться с трудной жизненной ситуацией, адаптироваться в социуме и развиваться дальше. В основе формирования жизнеспособности личности лежит становление ее социальной компетентности. Важным этапом исследования является выявление взаимосвязи понятий жизнеспособности и стратегии совладающего поведения. Согласимся с мнением А. И. Лактионовой о том, что «жизнеспособность» отличается от способности «преодолеть трудную жизненную ситуацию» (стратегии совладания), подразумевающей разрешение определенных проблем, но без дальнейшего позитивного развития. Жизнеспособность подразумевает не просто преодоление человеком трудностей и возврат к прежнему состоянию, но и прогресс, движение через трудности к новому этапу жизни. Поэтому «жизнеспособность» является более широким понятием, чем «стратегия совладания» с трудными жизненными ситуациями. Однако последняя категория, бесспорно, является одной из самых важных составляющих в структуре жизнеспособности. В связи с этим особый интерес для нашего исследования представляют исследования копинг-поведения (совладающего поведения) Т. Л. Крюковой, под которым она понимает поведение, позволяющее субъекту с помощью осознанных действий способами, адекватными личностным особенностям и ситуации, справиться со стрессом или трудной жизненной ситуацией. Это сознательное поведение, направленное на активное взаимодействие с ситуацией – изменение ситуации (поддающейся контролю) или приспособление к ней (если ситуация не поддается контролю). При таком понимании совладающее поведение важно для социальной адаптации здоровых людей. Поскольку механизмы совладания используются человеком сознательно и целенаправленно, Т. Л. Крюкова относит совладающее поведение к факторам активности человека, называя его дескриптором субъекта и поведением субъекта [13]. Таким образом, совладающее поведение может в общем виде быть как адаптивным, так и неадаптивным. Более того, Н. А. Сирота, В. М. Ялтонский разработали три теоретических модели копингповедения здоровых и больных наркоманией и алкоголизмом людей: 1) модель адаптивного функционального копинг-поведения; 2) модель псевдоадаптивного дисфункционального копинг-поведения; 3) модель пассивного дисфункционального дезадаптивного копингповедения [14, с. 67–75]. Учеными дана подробная характеристика каждой модели, которая включает в себя следующие компоненты: 1) используемые копинг-стратегии поведения; 2) направленность мотивации; 3) уровень развития личностных и средовых ресурсов (возможностей) преодоления трудных жизненных ситуаций (уровень интеллекта, Я-концепция, локус контроля, социальная компетентность, эмпатия, ценностно-мотивационная структура личности, социальная поддержка и др.). Модель адаптивного функционального копинг-поведения создана по результатам обследования здоровых, хорошо социально адаптированных подростков и взрослых. Оно включает в себя следующие компоненты:

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

19

1. эффективное использование соответствующих возрасту копинг-стратегий разрешения проблем и поиска социальной поддержки; 2. продуктивное использование когнитивного, эмоционального и поведенческого компонентов копинг-поведения и достаточное развитие когнитивно-оценочных механизмов; 3. преобладание мотивации на достижение успеха над мотивацией избегания неудачи, готовность к активному противостоянию негативным факторам среды и осознанная направленность копинг-поведения на источник стресса; 4. развитые личностно-средовые копинг-ресурсы, обеспечивающие позитивный психологический фон для преодоления стресса и способствующие развитию копинг-стратегий (уровень интеллекта, позитивная Я-концепция, развитость восприятия социальной поддержки, интернального локуса контроля над средой, эмпатии и аффилиации, наличие эффективной социальной поддержки со стороны среды и т. д.). Эта модель характеризуется также наличием эффективной социальной поддержки, которая обеспечивается развитостью копинг-стратегий поиска социальной поддержки и личностного копинг-ресурса ее восприятия; самостоятельным активным выбором ее источника, определением вида и дозированием объема поддержки; успешным прогнозированием ее возможностей [14, с. 67]. Перечисленные выше характеристики адаптивного копинг-поведения фактически и обеспечивают жизнеспособность личности. Модель адаптивного копинг-поведения включает в себя не только стратегии поведения, но и когнитивную оценку ситуации, которая и лежит в основе дальнейшего «движения к новому этапу жизни», а также личностно-средовые ресурсы, необходимые для его осуществления. По нашему мнению, модель адаптивного совладающего поведения в полном объеме отражает структуру понятия жизнеспособности. На основе изучения современных превентивных подходов и моделей копинг-поведения Н. А. Сиротой и В. М. Ялтонским была разработана концептуальная модель копингпсихопрофилактики психосоциальных расстройств в подростковом возрасте [14]. В основе профилактических программ, по мнению авторов, должно находиться изменение стратегий поведения личности, выработка здорового жизненного стиля, повышение личностных и средовых ресурсов личности, т. е. формирование жизнеспособности человека. Таким образом, можно сделать вывод о том, что формирование жизнеспособности является главной задачей первичной профилактики употребления психоактивных веществ среди детей и молодежи. В связи с этим, необходима дальнейшая разработка теории формирования жизнеспособности личности как основы профилактики зависимого поведения в рамках превентивной педагогики. ЛИТЕРАТУРА

1. 2. 3.

Махнач А. В. Международная конференция по проблемам жизнеспособности детей и подростков // Психологический журнал. 2006. Т.27. №2. С.129–131. Ваништендаль С. «Резильентность» или оправданные надежды. Раненный, но не побежденный. Женева: Бисе, 1998. 80 с. Лактионова А. И. «Жизнеспособность» в структуре психологических понятий // Вестник Московского государственного областного университета. 2010. №3. С. 11–15.

20

4. 5. 6. 7. 8. 9.

10. 11. 12. 13. 14.

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

Рыльская Е. А. Психологическая структура жизнеспособности человека: синергетический контекст // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. 2011. №142. С. 72–83. Рыльская Е. А. К вопросу о психологической жизнеспособности человека: концептуальная модель и эмпирический опыт // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2011. Т.8. №3. С. 9–38. Нестерова А. А. Социально-психологическая концепция жизнеспособности молодежи в ситуации потери работы: автореф. дис. … докт. психол. наук. Москва, 2011. 50 с. Гурьянова, М. П. Жизнеспособность личности как педагогический феномен // Педагогика. 2006. №10. С. 43–50. Леонтьев Д. А., Рассказова Е. И. Тест жизнестойкости. Москва: Смысл, 2006. 63 с. Маклаков А. Г. Личностный адаптационный потенциал: его мобилизация и прогнозирование в экстремальных условиях // Психологический журнал. 2001. Т. 22. №1. С. 28–34. Леонтьев Д. А. Личностное в личности: личностный потенциал как основа самодетерминации // Ученые записки каф. общ. психологии МГУ им. М. В. Ломоносова. Вып. 1. / под ред. Б. С. Братуся, Д. А. Леонтьева. Москва: Изд-во МГУ, 2002. С.37–42. Калинина Н. В. Социальные и личностные ресурсы преодоления трудных жизненных ситуаций // Симбирский научный вестник. 2011. №1(3). С.96–101. Самсонова Т. И. Социальная компетентность подростков: технологии ее формирования. СПб.: СПбГУСЭ, 2007. 183 с. Крюкова Т. Л. Человек как субъект совладающего поведения // Совладающее поведение : современное состояние и перспективы / под ред. А. Л. Журавлева, Т. Л. Крюковой, Е. А. Сергиенко. М.: Институт психологии РАН, 2008. С.55–66. Сирота Н. А., Ялтонский В. М., Хажилина И. И., Видерман Н. С. Профилактика наркомании у подростков: от теории к практике. Москва: Генезис, 2001. 216 с.

Поступила в редакцию 23.01.2013 г.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

УДК 159.9:316.6

21

ПРОБЛЕМЫ БЕЗБРАЧИЯ И РАСПАДА СЕМЕЙ © Б. М. Емалетдинов

Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, г. Уфа, 450076, ул. Заки Валиди, 32. Тел./факс: +7 (347) 229 96 85. E-mail: [email protected] В статье рассматриваются причинные факторы безбрачия, разводов и успешности брака. Глубинной причиной распада семей выделяется отсутствие способности к настоящей любви или неспособность её построить или сохранить. Её заменяют влюблённость, эгоистическая (незрелая) любовь, разные формы ложной и неполноценной любви. К частым прямым причинам относятся возросшая независимость женщин, потеря взаимопонимания и взаимодоверия (вследствие измены и аномальной ревности), несовместимость характеров или духовных ценностей. Безбрачие часто обусловливают инвалидность, переоценка ценности индивидуальной свободы и независимости, непомерные требования к партнёрам, потребительская жизненная позиция, бесплодие, алкоголизм, наркомания, аномалии личности и сексуальности. Ключевые слова: безбрачие, распад семей, институт семьи, семья, брак, любовь, сексуальное влечение, влюблённость, псевдолюбовь, секс, ревность, измена, развод.

Благополучие и стабильность семьи – одна из проблем современного общества, так как она – главная его демографическая, экономическая, воспитательная и психологическая ячейка. Но с 1970-х гг. в России, как и во многих других странах, происходит кризис института семьи – рост числа разводов, неполных, бездетных (часто из стремления жить «для себя», в свободе от детей) и дисфункциональных семей, а также одиноких людей, которые не могут или не хотят найти себе супруга. Разработка мер противодействию этому кризису требует анализа лежащих в основе семьи эмоциональных отношений. С древности мировая цивилизация решает три главных вопроса бытия: 1) жизнь, её смысл и предназначение, 2) таинство смерти, 3) отношения между полами. Если жизнь и смерть – разные стороны одного целого, то отношения полов находятся между ними, давая начало жизни. Для некоторых людей любовь становится смыслом жизни – они живут и умирают ради неё. Но всем людям присуща потребность в аффилиации (альтернативная потребностям в одиночестве и власти) – в эмоциональной связи с другими людьми, взаимном принятии и расположении (H. Murray, 1938; S. Schachter, 1959) [1, с. 108]. По мнению W. Schutz (1958), человек имеет три надорганические потребности: в контроле/власти, в аффилиации и в принадлежности группе [1, с. 319–323]. Согласно A. H. Maslow (1970), она актуализируется после удовлетворения органических потребностей и потребности в безопасности, а выше её расположены две потребности – в признании, оценке и самоактуализации [1, с. 110–11; 2, с. 233]. Её блокирование порождает чувство одиночества, отчужденности, фрустрацию. В течение жизни сеть близких и отдалённых отношений человека с другими складывается в пяти секторах: родственники, соседи, друзья, коллеги и полезные знакомые [1, с. 323–324]. Тесные, доверительные взаимоотношения повышают душевное удовлетворение и жизне-

22

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

способность. Поэтому люди расходуют много сил и средств ради установления и поддержания таких отношений и жестоко страдают, когда вынуждены эти отношения порвать. Аффилиация – это и романтическая, и родительская любовь, и друзья, принимающие человека таким, какой он есть. Эта потребность у разных людей выражена в разной степени: 1–2 близких друзей или поверхностные приятельские отношения со многими, или то и другое. Одни люди нам нравятся, к другим мы равнодушны, а третьи нам неприятны. Первые чаще и становятся нам приятелями, товарищами, друзьями и возлюбленными. Каждый знакомый – возможный друг или враг. Но «друг» отличается от «знакомого», пусть даже очень хорошего. Дружеские отношения иногда пугают необходимой открытостью, искренностью, близостью или доверием. Часто люди не различают близость и зависимость. И мужчины и женщины могут испытывать потребность в близком общении, не находя способа её удовлетворять. Вступая в отношения, мы часто выбираем поверхностный контакт, рискуя, что нам и партнёру станет скучно. И когда такие контакты умножаются, возникает чувство пустоты и одиночества. Сотни людей проходят через нашу жизнь, пока мы не вырастем. Но однажды мы осознаём, что рядом нет человека, с которым можно поделиться важным, нет друга, с которым связывали бы близкие отношения – мы социально одиноки. А из-за отсутствия такой тесной интимной привязанности как любовная или супружеская появляется эмоциональное одиночество (подобное «беспокойству покинутого ребёнка») [3]. Такие стрессовые события как смерть близкого или разрыв интимных отношений вызывают ситуативное одиночество. Существуют 4 группы одиноких людей – 1) не состоявшие в браке, но планирующие его, 2) не состоявшие в браке и не планирующие его, 3) разведенные, 4) овдовевшие. Большинство разведенных и около 1/2 овдовевших позже снова вступают в брак. Другие остаются одинокими. Они реализуют потребность в самоозабоченности, и стараются огородить себя от вовлечённости в близкие отношения, так как требования и риск, связанные с интимностью, угрожают их свободе [4, с. 531–532]. Обычно жена младше мужа, а женщины живут дольше мужчин, поэтому вдов в 3-4 раза больше вдовцов. Убеждённые холостяки делятся на три разряда. Во-первых, это люди, болезненно неспособные к нормальному супружеству и не имеющие нужды в нем (алкоголики и др.). Во-вторых, это люди, которым чрезмерный эгоизм загораживает путь к семейному счастью, а жизнь без обязанностей, с одними правами кажется заманчивой и легкой. Они боятся стойких и длительных эмоциональных контактов из-за неумения их строить или быстрой потери интереса к одному и тому же человеку. Мотивом отказа связать себя узами брака при такой аддикции становится страх ответственности за партнёра и детей, и зависимости от них. Третий разряд – люди, у которых мало сил на семейные напряжения или ослаблено половое здоровье. Они убедили себя, что одинокая жизнь спокойнее, и если в ней меньше радостей, то меньше и горя, волнений. Часто эта убежденность защитная. Они не могут насытить потребность в близком человеке и, чтобы заглушить душевную боль, подсознательно внушают себе, что он им не нужен. Эта потребность слабая у женщин с высокой маскулинностью, жертв эмансипации [5, с. 354–355]. Среди холостых есть люди, живущие с родителями, братьями или сестрами, ведущие одинокий образ жизни, члены некоторых религиозных организаций. Они не обязательно страдают от одиночества. Если они и живут одни, то поддерживают отношения с друзьями и родственниками, заботятся об их детях. Они более свободны – им легче поступать по своему желанию (путешествовать, менять работу и место жительства). Для сохранения эмоциональной неза-

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

23

висимости они избегают устойчивых близких отношений. А окружающие часто мучают их вопросами типа «Когда же ты наконец женишься?» или «Неужели ты так и не нашла себе никого?». Эти вопросы, наряду с такими ярлыками как «старая дева», могут стать тяжким испытанием [2, с. 392]. Но природа предназначила женщин и мужчин к сближению и союзу. Вытеснение этого тяготения безразличием или избеганием – аномалия. Сегодняшний кризис семьи рожден противоречиями социальной жизни. Он имеет четыре корня. Первый – идеология социализма привила нам веру, что только трудовой коллектив проявляет наши способности, а проблемы нашей личной жизни – пустяки, даже помеха в движении страны к новым производственным достижениям. Шансы карьерного роста, обзавестись достатком были не у обремененного семьей и детьми работника, а у одиночки, занятого только собой. Одобрение коллектива было на стороне не нагруженной домашними заботами женщины, которая часто «сидит на больничном» из-за детей, а активного общественника-холостяка. В большем почёте был передовик производства, регулярно перевыполняющий план, а не отец, воспитавший добрых, порядочных детей. Казалось, что выгоднее и престижнее быть свободным от семьи работником. И выросли поколения, для которых семья не стала главной ценностью. Развестись, бросить нежеланного ребенка, без сожаления отвергнуть чью-то любовь – это сегодня привычные поступки. Но жизнь должна продолжаться, должны рождаться дети – в любви, и в семье. Благополучие общества слагается из благополучия каждого. Воспитание детей – важнейший труд, а крепкие семейные узы – решающее условие полноты и осмысленности жизни. Второй корень – революция в отношениях мужчины и женщины в семейных, профессиональных и гражданских ролях. На смену социально-экономической зависимости женщин от мужчин идут отношения обоюдной свободы и независимости. Умирает патриархат (главенство отцов) и рождается биархат (главенство обоих полов). Представления о гендерных ролях стали гибкими. Традиционно мужественность связывали с жесткостью, агрессивностью и независимостью. Роль мужчины состояла в том, чтобы принимать решения, обеспечивать благополучие семьи и зарабатывать деньги. От женщины же требовались сочувствие, понимание, мягкость, нежность, чувствительность и покорность – ее интересы ограничивались семьей и домашним хозяйством. Одной из причин изменения половых ролей стал рост числа работающих женщин. Современных женщин уже не удовлетворяет роль покорной исполнительницы воли мужчины – теперь она сама принимает решения на работе и дома. Дочери усваивают полоролевые установки своих матерей. Женщины, которые охотно занимались бы детьми и домом, вынуждены работать ради денег, не получая удовлетворения от работы. Такие женщины придерживаются традиционного взгляда на свою половую роль, и этот взгляд усваивают их дети. И наоборот, женщины, увлеченные работой, воспитывают у своих детей либеральное отношение к половым ролям. Работающие женщины имеют дополнительную причину для стрессов: «разрываются» между работой и ответственностью за домашнее хозяйство и детей. Стремление во всем преуспеть может стать причиной разновидности стресса – «синдрома деловой женщины». Современные мужчины больше участвуют в воспитании детей и ведении домашнего хозяйства. Понимание и принятие изменившихся ролей и полоролевых установок – одно из условий гармонии отношений мужчины и женщины [2, с. 373–374]. Активизация феминизма и возникшая в середине ХХ в. на Западе сексуальная революция (либерализация сексуальных нравов и массовый выход сексуальных отношений за рамки брака) достигли России в эпоху

24

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

социального кризиса («перестройка» социализма 1980–1990 гг. и переход на рыночную экономику). Участились нарушения табу религии и закона на выражение сексуальности вне брака. Сексуальное поведение оторвалось от чувства любви и верности, его главная цель (продолжение рода) сместилась на интимность и развлечение. Возросло число убежденных холостяков, особенно женщин (с низкими шансами на замужество и разведённых), которые не нуждаются в мужчинах: оборотная сторона, побочное следствие антипатриархатной революции. Распространились сексуальные преступления (изнасилования, сексуальные убийства, педофилии), перверсии и девиации (гомосексуализм, трансвестизм и др.). Выросла проституция (предоставление сексуальных услуг за плату) как вид заработка, не требующий образования и профессии. Появилось мошенничество в интимных гендерных отношениях с использованием полового влечения, состояний любви и ревности при ухаживании и супружестве. Партнёры в любви могут ими злоупотреблять: оправдывать контроль над партнёром, предъявляя требования с апелляцией к любви и т. д. [6, с. 36–44, 139–142, 403– 422]. Любовь как взаимное сексуальное удовлетворение стало социальной моделью патологии любви – формой псевдолюбви. К концу ХХ в. в западной культуре назрела сексуальная контрреволюция – отказ от сексуальной свободы ради ответственности, возврат секса в границы брака, ограничение «свободной любви», сожительства и рождения внебрачных детей. Третий корень – с середины ХХ в. умирает один вид семьи, который царил веками, – умирает со всей своей культурой, нравами, укладом домашних отношений. Эта семья была в основе экономической, и лишь потом душевной ячейкой; муж и жена были нужны друг другу сначала как помощники в устройстве быта и выращивании детей, и лишь потом – как люди. Душевные устои в семье постепенно перенимают главенство у материальных. Старая семья больше насыщала базовые нужды людей – житейские, половые, эмоциональные. Современным людям нужно, чтобы семья насыщала и высшие их потребности – нравственные и умственные. Это повышает требования друг к другу. Старую семью больше скрепляли внешние узы – экономические, социальные, религиозные. Сейчас рядом с ними все больше встают внутренние узы, более хрупкие – чувства, сознание, совместимость, родительский долг. К старым ролям добавилась роль возлюбленного и возлюбленной, людей сердечно и душевно близких. Ею правят другие законы. От семьи хотят уже не только благополучия, прежнего, материального идеала семьи, но и счастья – нового, психологического идеала. Достигать эти идеалы во много раз труднее. Настоящая любовь редка; её не заменяют секс, деньги, квартиры, дачи и автомобили. Только любовь может пересилить раздоры, она – основа брака, его идеал. Но она бывает далеко не у всех, и, часто проходит у тех, у кого бывает. И многие браки держатся на бывшей любви или – с самого начала – на других чувствах. Четвертый корень кризиса семьи – изменение положения старых людей. Прежде их содержала семья, теперь – через пенсию – государство, и они стали финансово независимы от детей. Воспитанием в семье правила жесткая обратная связь: вырастить в детях трудолюбие и заботливость для обеспечения родителей в старости. Семья была и производственной ячейкой, а сейчас она стала потребительской ячейкой; трудовое воспитание в ней потеряло экономическую базу. Семейным воспитанием правит сейчас духовная обратная связь – уровень сознательности, воспитательной культуры родителей. Семья – главный компонент среды, где человек живёт четверть жизни, и её он строит всю оставшуюся жизнь. Поэтому она должна быть в центре забот государства: чтобы помощи ей было не меньше, чем социальной жизни [5, с. 160–161]. В современном напряженном обществе семья, любовь супругов –

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

25

«единственное убежище, место, где я нужен», «источник веры, надежды, счастья и оптимизма» – такие оценки в опросе дали 97% респондентов (1992) [7, с. 318]. Выделено шесть причин нестабильности браков [8, с. 601–602]: 1) Рост индивидуализма. Ныне члены семьи меньше времени проводят вместе. Мы стали более эгоистичными и больше думаем о своем счастье, чем о благополучии своих семей и детей; 2) Угасание романтической любви – часто разводятся ради новых отношений, возвращающих чувство любви и радости жизни; 3) Увеличение самостоятельности женщин. Ранее брак был экономическим союзом для партнёров, прежде всего, для женщин. Рост числа работающих женщин уменьшило их финансовую зависимость от мужчин. Поэтому им стало проще принимать решения прекратить не приносящие радости супружеские отношения; 4) Превращение многих браков в источники стрессов. Если муж и жена работают, у них остается мало времени и сил на семейную жизнь; 5) Социальная приемлемость развода. Раньше брак охраняли культурные – и особенно религиозные – ценности. Развод теперь – не позорное клеймо: семьи и друзья конфликтующих супругов не склонны отговаривать их от развода; 6) Упрощение юридической процедуры развода. Раньше суды требовали для развода доказательств виновности одного из них или обоих в таких поступках, как супружеская измена или физическое насилие. Сегодня для оформления развода достаточно заявления супругов. Эти факторы и трудности брачных знакомств создали новую (третью) модель семьи – «материнскую семью», возникающую после развода, или изначально без мужа. Главная причина здесь – избыточное материнское чувство, когда любовь к детям становится сильнее любви к мужу, энергия женственности переходит в энергию материнства. В системе ценностей женщины мужчина не на первом месте, поэтому он недолго задерживается в этом пространстве. Рождение ребёнка – частая причина угасания любви между супругами, приводящая к «любовным треугольникам» и разводам. Но главная задача женщины – не рождение детей, не материнство, а раскрытие своей сути, качеств женственности – создание «пространства Любви». Неполные и конфликтные семьи – результат повышенной любви к ребёнку, нарушения системы ценностей в семье [9, с. 31]. Но как в ней восполнить детям отца? Это изъян материнской семьи, и, если его не залечить, она будет «полунормальной» – как и полная семья с плохими отношениями. Этим женщинам достаточно детей, они не чувствуют себя обделенными без мужа (нередко находят любовников), и это их личное дело: их выбор надо, наверно, уважать. Но достаточно ли их детям только матери, не чувствуют ли они себя обделенными без отца? Вероятно, жизнь без отца обедняет больше, чем жизнь без мужа. Для выявления причин распада семей необходимо рассмотреть и условия стабильности брачно-семейных отношений. В исследованиях выделены пять таких условий: 1) взаимопонимание, единство духовных ценностей, 2) чувства любви, симпатии и взаимоуважения, 3) совместимость (характер, бытовые установки, круг интересов), 4) наличие детей в семье, 5) материальная обеспеченность, комфортные жилищные условия. Иначе говоря, на брак влияют гораздо более экономических психологические факторы – совместимость супругов, единство их духовных, культурных ориентации. Для супружеской совместимости необходимы интимно-сексуальная, личностная и духовная близость супругов, автономия [7, с. 314– 315]. Брак требует от супругов и терпимости. В первые годы совместной жизни они приспосабливаются друг к другу, привыкают к новому, семейному статусу. Временами один из супругов может возвращаться к прежним привычкам, что становится испытанием для его партнёра. Так, муж в выходной день отправляется кататься на лыжах в компании старых друзей,

26

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

оставляя жену в одиночестве. Или жена, желая проверить, не угасли ли чувства мужа, принимается кокетничать на вечеринке с другими мужчинами. Для брака важны и навыки эффективного общения. Часто человек вступает в брак, надеясь, что после свадьбы сможет перевоспитать партнёра в том, что его не удовлетворяет. Его могут раздражать привычки или взгляды избранника, но он молчит, не желая портить медовый месяц. Такие браки редко бывают удачными. По мнению У. Харли (1992), неудачи мужчин и женщин в строительстве семьи часто обусловлены незнанием потребностей друг друга [4, с. 529]. Компромисс возможен, если супруги открыто обсуждают друг с другом свои чувства и идут на взаимные уступки. Лучшие супруги обычно те, которые умеют слушать партнёра и готовы корректировать свое поведение по его пожеланиям. Каждый партнёр, вступая в длительные отношения, имеет определенные надежды и дает обещания, т. е. предполагает что-либо дать и что-то получить взамен. Договор бывает сознательным и вербализованным, сознательным и невербализованным, неосознанным. Он включает все аспекты совместной жизни: состояния здоровья, секса, проведения досуга, денег, детей и др. [10, с. 226, 247–267]. Если ожидания партнёров по любому из этих аспектов различны, то они могут стать причиной конфликтов. Так, муж может ожидать от жены послушания, заботы о нем. А жена ожидает от него романтической любви, помощи в ведении домашнего хозяйства. Если каждый ведет себя вопреки ожиданиям, возникают чувства обмана и беспокойства. Сознательный и вербализованный договор даёт им возможность прийти к согласию, исключить неоправданные ожидания. Брачный союз призван объединить удовлетворение потребностей партнёров в условиях тесного и длительного контакта. Его стабильность определяет соответствие взаимных ожиданий и требований по пяти факторам: физическому, материальному, культурному, сексуальному и психологическому (соотнесение особенностей их личностей – характеров, ролевых притязаний и др.) [11; 12, с. 375–378]. Ныне главной становится «терапевтическая функция» семьи: супруги друг для друга являются психотерапевтами, оказывая постоянную психо-эмоциональную поддержку. Адекватное выполнение этой функции наиболее коррелирует с удовлетворенностью браком и его стабильностью. Браки распадаются, если способность играть эти роли минимальна или не используется [12, с. 379]. Основная, глубинная причина безбрачия и разводов, на наш взгляд, – отсутствие настоящей любви (способности к ней) или неспособность её построить и сохранить. Это относится к одному из партнёров или к обоим, т. е. только один из четырех вариантов – счастливая любовь. Сравнение успешных и неудачных браков показало, что в стабильных семьях уровень любви, измеренный по стандартным шкалам, значительно выше (А. Fiore, С. Swensen, 1977). Любовь и удовлетворенность браком положительно связаны (Ю. Е. Алешина, Л. Я. Гозман, 1983). Но развитие с эпохи Возрождения «симулякров» трех порядков [13] проявляется и в разнообразии форм псевдолюбви (E. P. Fromm, 1956) и видов неполноценной любви (R. J. Sternberg, 1986), что создаёт иллюзии любви, подрывает основы семьи и нарушает развитие личности детей. Выбор партнёра и создание семьи (и большинство разводов) как разрешение конфликта между интимностью и изоляцией обычно происходит в ранней взрослости (20–40 лет), но иногда продолжается в средней взрослости (40– 60 лет) [4, с. 509-510, 531]. В эти периоды формируется способность любить другого человека, признавая его ценность и не сливаясь с ним. О критериях выбора партнёров в интимных отношениях выдвинуты две гипотезы: 1) сходство расы, этноса, религии, социального класса, образования, интеллекта и внешней привлекательности (гипотеза сходства)

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

27

(C. Hendrick & S. Hendrick, 1983; S. S. Brehm, 1985), 2) взаимная привлекательность – людям нравятся те, кому нравятся они сами (гипотеза взаимности) (D. Byrne & S. K. Murnen, 1988) [14, с. 342]. Одни ищут в любимом своё подобие, другие – дополнение. Хотя партнёры могут быть противоположны в сильных и слабых сторонах характера (застенчивость-общительность и т. д.), они, как правило, из одного социального класса и их взгляды по главным жизненным вопросам совпадают. Если человек с более высоким статусом выбирает партнёра с более низким статусом, уступки обычно делают возрасту и красивой внешности, но внутри страты чаще выбирают партнёров с близкими себе возрастными и внешними данными. Если ни в браке, ни в дружбе человек не достигает близости, уделом его становится одиночество – когда ему не с кем разделить свою жизнь и не о ком заботиться. Нередко возникает «интимофобия» – страх близости с людьми другого пола (60% мужчин): творчество, работа, карьера, политика, деньги становятся ценнее любви и семьи [9, с. 74–79; 15, с. 466–467]. Г. Шихи (1999) различает варианты «модели поведения» как решение задач развития женщин и мужчин к периодам кризисов 28–32 г. и 40–45 лет в зависимости от их выбора в начале ранней взрослости (любовь и семья, работа и образование и др.) [4, с. 540–552]. Потребность в любви у разных людей неоднозначна по силе и содержанию. От силы потребности в любви и её насыщения зависит, сколько раз в жизни будет любить человек. Если она сильная и насыщается, то любовь не гаснет до склона лет, и «долголюб» может стать «однолюбом»; если любовь гаснет, а потребность в любви не насыщена, то в человеке, как лист в почке, таится готовность к новой любви, жажда к ней. Однолюбами людей делает счастливая любовь, которая длится до склона лет. А несчастная, неутоленная любовь гасит их энергетику, активность чувств. Эта любовь может (хотя и редко) стать пожизненным чувством, так как не насыщается. Обычно она бывает у интровертов с тонкой и уязвимой душой. Как правило, долгая любовь – взаимная. Неразделенная любовь, которую переживал, наверное, каждый из нас, чаще недолгая [5, с. 365–366]. Способность любить – это не сверхспособность, а средняя, общедоступная способность нормальной души. Но чем старше люди, тем меньше среди них тех, кто может испытывать его. У многих не хватает глубины души, чтобы вместить это глубокое чувство из-за воспитания, жизненных условий или чрезмерности эгоизма. Но если влюбленность у таких людей сильная, она может и стать любовью. Но для этого ей надо внутренне перестроить человека, вырастить в его душе эгоальтруизм, который только и может излучать любовь. На такую «революцию души» способны немногие. Если эгоизм – это вознесение себя над другими и умаление других, то альтруизм – вознесение других над собой и умаление себя. Равновесие своего и чужого «я», стремление не возносить себя над другими и других над собой, а относиться к другим как к себе самому – «эгоальтруизм» [5, с. 101–114]. Аристотель писал в своей «Этике», что все дружественные отношения возникают из отношения самого к себе, распространенного на других [16]. Родительская и детская любовь к родителям, и другие родственные чувства – все они растут из эгоальтруизма. Понимание, что твоя радость так же радостна другому, как тебе, а боль так же больна, как твоя боль, – это, наверное, первичная клетка гуманизма, его психологическая основа, родственная любви. Любовь – это влюбленность, построенная на «эгоальтруизме». Эгоальтруизм растет, видимо, больше из человеческой психологии, а эгоизм и альтруизм больше растут из биологического уровня жизни. Неспособность любить – изъян не биологический, а психологический, душевный. Талант любви – это талант души, и он отличается от таланта художника, изобретателя, писателя, ученого.

28

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

Главное в нём – душевность, сердечность, «человеколюбие» – способность дорожить другим, как собой. Это гораздо более доступный талант, и в идеале он, видимо, может быть у каждого нормального человека, главная его душевная способность. Она – основа не только любви. Дружба тоже пропитана отношением к другому человеку, как к себе самому [5]. Многие люди к любви не способны. Они чувствуют себя неполноценными (с детства мы знаем, что любовь – самое светлое чувство). Частая причина неспособности любить – слишком большой эгоизм. «Двуцентрические» чувства (сопереживания) эгоиста гораздо слабее «я-центрических», подчиняются им. В глубине души он считает себя божественной персоной и любит себя больше всего на свете [17, с. 65]. Его подсознание ощущает себя лучше, выше других людей. Каждое переживание строится на микронном самовозвышении и умалении других. Эгоизм – крупинка мании величия. Любить – это сверхценить другого всеми глубинами души, а эгоист сверхценит себя и может сверхценить другого лишь ненадолго, нестойко. Он способен на влюбленность – тоже чувство другого как сверхценности. Она вживляет в душу эгоиста подсознательную призму, которая возвышает других. Но она вступает во вражду с его главной призмой – подсознательным умалением других – побеждает оптика хозяина, а не гостя. Все его чувства обращены на себя, замкнуты в себе, он не может войти душой в другого и впустить его душу в свою. Он способен лишь коротко, на миг втиснуться в чужую душевную жизнь – и снова глухая отгороженность, закрытое я-существование без мы-слияния. Альтруизм, как и эгоизм, «одноцентричен», но центр этот лежит не в себе, а в другом человеке. Забота о других в ущерб себе – высший вид человечности в ситуациях опасности, ухода сильного за слабым, или когда человек отдает от своего избытка чужой недостаче (или отдает даже от своей недостачи). Но им движет закон предельного неравенства с другим человеком – закон самоуничтожения ради спасения другого. Альтруистическая любовь быстро становится таким же недугом души, как и безответная любовь: человеку все время не хватает радостей от встречных забот, у него не насыщаются нужды своего «я» в одобрении, поддержке, ласке [5, с. 110]. Альтруизм – лишь «отдавание», а эгоальтруизм – «давание» и «получание» вместе, равный обмен дарами. Суть любви – не накал чувств, а дорожение другим как собой. Человеколюбие – сердце любви, ее основа, что отличает ее от других влечений. Эти влечения могут быть жгучими, изнуряющими, но если в них нет человеколюбия, это не любовь, а чувство другого ранга – влюбленность (привязанность, увлечение). Любовь – не только взлет в свободу экстаза, свободу от земной обыденности. Это и рабство – плен у любимого человека, сверхзависимость каждого шага твоей жизни от каждого его шага. Любовь сопряжена и с риском. Мы рискуем потерять любимого человека. Он может умереть, нас могут разлюбить, и мы можем разлюбить («сердцу» не прикажешь). Счастливая любовь редка и не бывает идеальной – идеальной ее делают молва, легенда и биографы. И в счастливом браке часто один любит меньше или лишь позволяет себя любить. Мужчины и женщины равно несчастливы или редко счастливы во взаимной любви. Для любящего больно, противоестественно доставлять страдание любимому. Любимый дороже себя. Его желание, счастье – главное желание любящего. Тут любимый и получает полную власть над любящим. Может дать счастье или горе, заставить сделать что угодно. Любовь – это желание (чувство) такой силы, что неудовлетворение его есть страдание (вплоть до смерти). Согласно E. P. Fromm, любовь – это главным образом «отдавание», а не «получание». Получает потребитель в человеке, отдает творец; причем отдает с радостью. «Отдавание» без радости – подневольное или альтруистическое – это исполнение долга, повинность. Радост-

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

29

ное «отдавание» – это душевное творчество, и этим оно и радостно [18]. Потребность отдавать любовь (ласку, заботу) – главный путь в создании взрослого счастья. Но жизненная гармония состоит в равновесии «давания» и «получания», единстве стремлений «создавать» и «потреблять». На подсознательной тяге к такому маятниковому равновесию построена природа человека. Здесь, видимо, действует тот же закон, который правит обменом веществ – от простейшего биологического до самого сложного душевного и духовного. «Любовь» для E. P. Fromm – это активная забота о жизни и росте того, что мы любим, это особое состояние души – человеколюбие и жизнелюбие, часть всеобщей любви к людям, к миру, к жизни. Это не луна, которая отражает чужой свет, а солнце, которое светит само. Но люди не понимают этого, пишет E. P. Fromm, они считают, что любовь «вызывается объектом любви, а не способностью любить». Они извлекают источник любви из себя и помещают его в другого – ищут нужный им «объект», а не растят в себе способность любить. Они ведут себя как человек, который хочет научиться рисовать, но ждет подходящую натуру. Если нет эгоальтруизма, то никакой «объект» не разбудит в человеке любовь. Балалайка не создана для глубокой музыки, и какие бы скрипки ни возникали перед ней, она не сможет сравниться с ними. Пожалуй, только глубокая душа, и только в счастливой любви, способна породить чувство слияния с другим человеком, проникновения в мир, в котором все земное выглядит преображенным, окрашенным в «надземные» цвета [5]. Развить в себе способность любить учит нас опыт российской и мировой культуры, особенно литературы. Литература создает образ, метафору чувств, воссоздает мир души человека. Читая произведения талантливого писателя, мы получаем возможность новой интерпретации, нового объяснения, уточнения своих чувств, возможность лучше разобраться в своих переживаниях. Искусство предоставляет нам строительный материал, учит «азбуке чувств», пользуясь которой, мы вольны возводить собственное неповторимое здание. Людей, живущих во взаимной любви долгие годы, немало. В их домах любовь не угасла после свадьбы, а разгоралась сильнее. Мы полагаем, что главная «профессия» женщины – быть добропорядочной женой и заботливой матерью. Ядро интимной жизни мужчины и женщины – любовь: она заложена в каждом, и не связана ни с образованностью, ни даже со знаниями, возрастом и степенью «культурности» человека. Идеал части девушек в современной России – фотомодель или блудница. Но многие девушки видят главную цель своей жизни в замужестве и материнстве (символ социальной состоятельности), которые становятся для них таким же элементом идентичности, каким для юношей выступает самореализация в профессии. При неспособности достичь взаимности возникает чувство изоляции – одиночество, остракизм. Истинная близость возможна, если обретено чувство идентичности. Некоторые вступают в брак, надеясь его обрести, найти себя в браке. Но супружеские и родительские обязательства тормозят их развитие, и брак обычно распадается. «Близость» – готовность двух людей делиться друг с другом и совместно регулировать важные аспекты своей жизни. Люди различны (в расовом, гендерном, этническом, религиозном, возрастном, образовательном, социальноклассовом, сексуальном аспектах, а также по темпераменту и характеру) и неизбежны антагонизмы между ними. Если же близость сильнее, то развивается такое качество «Я», как зрелая «любовь» – взаимная преданность, преодолевающая антагонизмы. Вероятно, «совместимость» – миф, т. е. наше самочувствие зависит не от того, какие свойства имеет партнёр, а от того, какие отношения нам удалось с ним установить. А на это наши свойства и

30

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

сочетания этих свойств мало влияют. Любые люди могут создать близкие отношения, а могут и не создать. Но упадок ценностей ныне таков, что люди пытаются завоевать человека другого пола, скрывая свои недостатки и выставляя напоказ вымышленные качества и добродетели, которых не имеют. Ухаживание выступает как период максимального взаимного обмана – каждая сторона стремится приобрести расположение другой, пытаясь произвести на нее как можно более благоприятное впечатление, зачастую ценой честности. Мужчины и женщины подменяют свой психологический портрет имиджем: как актеры, играют «добродетели», обманывая партнёра. Тот, принимая ложь за реальность, остается в незнании истинных качеств «приятного» партнёра. Если такие отношения приведут к браку и совместной жизни, то со временем их истинные качества неизбежно проявятся. Тогда партнёр думает, что другой испортился, и обвиняет в этом всех вокруг. На самом деле рухнул обман: человек не смог или не захотел более скрывать свое истинное лицо. Здоровое общение и в интимной сфере не нуждается в манипуляциях. По мнению Д. С. Соммэр, мужчина и женщина могут юридически зарегистрировать свой брак или обвенчаться в церкви, но если между ними нет любви – их союз незаконный перед Природой. Для создания счастливой семьи, кроме любви, нужны общие интересы, общая цель и взаимопонимание. Но именно любовь узаконивает и освящает этот союз, даже если он «незаконный» по правилам людей. То, что люди механически часто считают любовью, – суррогат, имитация этого чувства. Обычно брак – юридическое оформление сожительства мужчины и женщины, имитирующих любовь. В этом – основная причина семейный крахов, когда вымышленная любовь не проходит испытания реальностью. Тогда супруги придумывают всевозможные причины для оправдания разрыва, не осмеливаясь признать, что никогда не любили друг друга [19, с. 267]. Здоровый, полноценный брак образует «гештальт» (мы). Но часто это – «Я+Я» – сцепка двух автономных и самодостаточных «Я». Партнёрский брак – совместное предприятие по взаимопользованию: если один партнёр хотя бы частично утрачивает потребительские качества, то подлежит замене. Возможно, эта философия – исток кризиса современной семьи. Теория «социального обмена» выделяет 6 классов обменных ресурсов: любовь, статус, информация, деньги, товары и услуги [20, с. 904–906]. Чем больше социальных наград сулит нам дружба или любовь другого человека (и чем меньше требуется затрат), тем больше мы его будем любить. Если же затраты (эмоциональные и др.) на взаимоотношения больше вознаграждений (похвалы другого и др.), то вероятно, они будут недолгими. Люди конструируют «любовь». Ухаживание и брак выступают как формы переговоров. Ухаживание позволяет мужчине и женщине оценить плюсы и минусы друг друга как супругов, уточнить, что каждый из них может предложить взамен. Т. е. они стремятся к наиболее выгодной «сделке» из всех возможных. В патриархальных обществах «брачный» набор мужчины состоит из богатства и власти, а от женщин ожидают другого вклада – красоты и деторождения. Это объясняет традиционную заботу женщин о своей внешности и чувствительность к возрасту. С ростом числа работающих женщин уменьшается их экономическая зависимость от мужчин, а в среднем возрасте (35–45 лет) физические силы и привлекательность убывают – позиции полов в брачном «обмене» сближаются. Отношения людей зависят от трех факторов. Во-первых, насколько вознаграждаемыми кажутся им эти отношения, во-вторых, от оценки затрат, которые эти отношения требуют, в-третьих, от

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

31

восприятия того, какие взаимоотношения человек заслуживает и возможности иметь лучшие взаимоотношения с другим [20, с. 896–897]. Если в западной культуре вступают в брак с теми, кого любят, то в восточной культуре любят тех, с кем заключили брак. В одних культурах брак рассматривают как совместное времяпрепровождение двух любящих людей, в других – как партнёрские отношения для достижения успеха (включая продолжение рода) и получения социально-экономических выгод. Любовь редко бывает решающим фактором в начале такого брака, хотя в дальнейшем между партнёрами могут развиться любовные отношения. Конфликты в межкультурных браках возникают из-за разницы выражения любви и интимности, взглядов на брак и воспитание детей, понимания гендерных ролей и взглядов на ведение домашнего бюджета [14, с. 345–346]. Большинство заключает брак по любви или сильной эмоциональной привязанности к партнёру, что повышает долговечность брака (D. Tennov, 1979). Некоторые же люди женятся и выходят замуж не по любви, а в надежде приобрести чувство безопасности и уверенности. Многие мужчины и женщины ведут совместное хозяйство, вступая не в официальный, а в «гражданский» брак. Внебрачное сожительство практикуют люди разных возрастных групп. Согласно опросам, люди часто решают жить вместе, не связывая себя брачными обязательствами, чтобы проверить прочность своих отношений; для них это – проба брака. Среди других причин – потребность в осмысленных и комфортных отношениях с человеком другого пола, желание избавиться от одиночества, спать в одной постели с человеком, который относится к тебе нежно. Гражданский брак обычно временный: пары, несколько лет прожив вместе, расходятся (около 2/3 пар) или официально оформляют свои отношения [2, с. 383–384; 20, с. 987]. Более важен не сам факт брака, а качество отношений. Но люди, состоящие в браке, чувствуют себя более счастливыми, чем вдовы, одинокие люди, особенно разведённые и брошенные [21, с. 571–572]. «Брак» – добровольный союз двух любящих друг друга людей. Нормальная семья – союз 3-х видов любви: супружеской, родительской и детской, но основа семьи – счастье (или хорошие отношения) взрослых (источник детского счастья). Развитие семьи проходит 4 стадии: 1) ухаживание, 2) адаптация к совместной жизни, 3) содержание и воспитание детей, 4) жизнь с повзрослевшими детьми, которые часто создают свои семьи [10, с. 239]. Роль родителей – наделенных властью – нередко препятствует их сближению с детьми. Лишь когда дети вырастают, родственные связи между поколениями раскрываются и строятся на взаимодоверии и взаимопомощи (Macionis, 1978). первая стадия имеет 5 периодов: 1) знакомство – предоставление друг другу сведений о себе, чтобы определиться в том, достаточен ли вызываемый другой стороной интерес для оправдания последующих встреч, 2) установление связи, основанной не на стереотипах восприятия, а на понимании друг друга как личностей, 3) появление взаимной симпатии и расположения – дружбы, 4) взаимное самораскрытие и доверие своих секретов, 5) заключение союза на основе достаточного понимания и принятия друг друга. Общества и пары могут сокращать их, но три периода постоянные – выбор партнёра [10, с. 225], возникновение привязанности и заключение договора [20, с. 986–987]. Но не каждому человеку удаётся создать свою семью, стать родителем и даже супругом (бесплодие, инвалидность, отсутствие жилья, низкие доходы, карьерная гонка и т. д.). Родительская ответственность серьёзнее, чем супружеские узы, так как обретение детей и забота о них – часть смысла жизни людей, и родители понимают, что с детьми нельзя «развестись». Достичь счастья и суметь его удержать трудно,

32

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

а для многих непосильно. Любовь не обязательно возникает, даже если есть много общего, есть понимание и сочувствие. Тут нужна таинственная «искра», которая и рождает любовь в нашем подсознании и которую высекают то ли проблески души влекущего тебя человека, то ли «голод» по любви. Понимание и общность не всегда рождают любовь, но продляют ее жизнь: полюбить можно разных, а сохранить любовь – только к близкому, душевно рифмующемуся человеку [5]. Что же происходит, когда он и она познакомились, и между ними вспыхнула искра чувства? Согласно «двухкомпонентной модели» С. Шехтера (S. Schachter, 1971), эмоции возникают при одновременном сочетании двух факторов: физиологического возбуждения и возможности субъекта интерпретировать его для себя в терминах эмоций. Если люди при встрече испытывают физиологическое возбуждение, то они пытаются объяснить себе свое состояние. И иногда объясняют влюбленностью [21, с. 561–562; 22, с. 120–121]. Вероятно, любовь «придумывается» так же как создаются образы воображения художника. Воплощенные в красках и глине, в стихах и в музыке, результаты творческой фантазии мастера становятся реальностью, входят в нашу жизнь, возвышают ее. Так же и «придуманное» чувство, развившись и окрепнув в нашей душе, входит в жизнь, становится фундаментом отношений семьи, создает единственный для каждой пары мир. Оно меняет и возвышает нашу жизнь. Самое трудное в браке – переход от любви к дружбе, не жертвуя любовью. Немногие умеют это делать, поэтому супружеская ладья часто становится галерой, а то и идет ко дну. Исток счастья – душевное родство людей, но когда у них кончается весна счастья, от их соучастия зависит, будет ли у их счастья лето или оно угаснет. Любовь – царица чувств, но семья – часто не трон для нее, а гроб. У любви и семьи есть совместимость и несовместимость. Совмещаются их сильные стороны: повышенная забота друг о друге, отношение как к себе самому – не ролевое, а личностное отношение. В этой высшей точке любви и семьи выявляются их слабые стороны, которые не совмещаются. Любовь выявляет лучшие стороны человека, семья – лучшие и худшие. Проявления лучших сторон подпитывают любовь, а худших – истощают. А у семьи для этих худших сторон есть проявитель: ее теневые стороны – рутина и конфликтность быта. Они сильно бьют по слабой стороне любви – ее ранимости и уязвимости [5, с. 392–393]. Развитие супружеских отношений закономерно включает два кризиса: в первые 3–7 лет и, затем, в период 17–25 лет совместной жизни, что требует терпения, избегая взаимных обвинений [10, с. 244–247]. Словом «любовь» часто обозначают совсем другие реальные явления – половое влечение, эмоциональную привязанность, влюбленность, жалость, восхищение и др., – что принимается за любовь, а в действительности ею не является. Оно обозначает два связанных явления: 1) переживаемое человеком аффективное состояние, чувство, влечение; 2) основанное на нём межличностное отношение с другим человеком, союз, где их автономные «я» сливаются в столь же индивидуальное, нерасчленимое «мы». Любовь – культурно-исторический и личностный феномен. Основное новообразование периодов взрослости (20–60 лет) – достижение личностной зрелости [4, с. 509]. Один из 5 её признаков – способность любить – умение проявлять свои чувства и понимать чувства другого человека, поддерживать глубокие и близкие отношения [2, с. 201]. Свойства личности определяют выбор поступка в ситуации конфликта в интимной сфере (измена, безответная любовь, угасание любви): расставание (развод), суицид, убийство. Мотивы супружеских убийств (самоутверждение, ревность, корысть, избавление от забот или удержание супруга в семье) [23, с. 39–46, 77] – следствие

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

33

псевдолюбви и асоциальности. «Личность» – система внутренних, субъективных отношений данного человека к внешней реальности и к себе, результат персонификации и интериоризации общественных отношений, обусловленная сложившейся в процессе социализации иерархией мотивов [24, с. 54]. Центр её – отношение к другому человеку, другим людям, и, как следствие, к самому себе. Овладевая этим центром, любовь овладевает ключом к постижению всей сущности человека [25, с. 41]. Человек может переживать 4 типа глубинного отношения к другому. Если «любовь» (1) – удовольствие от доставления удовольствия (радости) другому, то «садизм» (2) – удовольствие от причинения ему боли (физической или психической – оскорбление, унижение, эксплуатация и др.) или от восприятия его страданий, «сочувствие» или сострадание (3) – страдание от восприятия страданий (неприятных эмоций) другого, а «зависть» (4) – страдание (боль) от удовольствия (радости) другого [26, с. 282]. По способу отношения к другому человеку и к себе, Б. С. Братусь (1986) выделил четыре смысловых уровня в структуре личности: 1) эгоцентрический, 2) группоцентрический, 3) просоциальный (гуманистический), 4) духовный (эсхатологический). Доминирование одного из них образует тип личности. Русская (дореволюционная) культура формировала в человеке, как нравственный идеал, «духовную» направленность его личности, советская – «группоцентрическую», а западная – «просоциальную». На каждом уровне развития личности меняются представления человека о «благе», «счастье» и «любви». Как субъект межличностных отношений личность предстаёт в 3-х пространствах: 1) интраиндивидных качеств, образующих индивидуальность (ведущие мотивы, характер, темперамент, способности), 2) межиндивидных связей, где взаимоотношения и взаимодействия в группе становятся носителями личностей их участников, 3) сознания и деятельности других людей, в том числе за пределами наличного взаимодействия; как результат смысловых преобразований их интеллектуальной и аффективно-потребностной сфер. Любовь – межличностное отношение, включающее в себя уважение, восхищение, страстность, дружбу и интимность, где благополучие и счастье другого важнее собственных. Это – отношение Ребёнок-Ребёнок, свободное от осторожности Взрослого и критицизма Родителя [27, с. 53–55]. Просоциальная личность, ставшая индивидуальностью, реализует себя путем культурализации и персонализации в свободном творческом труде, дружбе и любви. Любовь и дружба, в отличие от товарищества и приятельства, – виды избирательноличностных отношений людей, включающие взаимное признание, доверие, доброжелательность, заботу. Это – добровольно устанавливаемые отношения привязанности, не опосредствованные родством, соседством или социальной организацией. Как и чувство долга, эмпатия, доброжелательность, благодарность, ненависть, они относятся к классу «моральных чувств». Как отношение людей, любовь характеризует высшая эмоционально-духовная напряжённость и открытие максимальной ценности другого человека. Она не скована нравственными оценками и этим отличается от дружбы. Дружбу от любви отличает меньшая интимность и большая рассудочность, более строгие нормативные и ритуальные правила поведения, и, как правило, – это отношения людей одного пола. Кроме того, дружба, в отличие от любви, направлена только на человека, всегда взаимная и явная. Мужские, женские и супружеские межличностные отношения специфичны, но существуют также отношения родитель-ребенок, разнополые приятельские, товарищеские, дружеские и любовные. Выявлены разнополые дружеские отношения сотрудников без сексуальных контактов между ними (R. E. Quinn, S. A. Lobel & K. Hulik, 1990) [28, с. 374–375, 874], хотя существует

34

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

предубеждение, что такие отношения – нечто больше, чем обычная дружба. Иногда разнополым друзьям необходимо определить, какое место в их отношениях занимает сексуальная симпатия. Дружба, включающая сексуальные контакты, – неисследованная область отношений людей. Дружба людей разного пола со временем может перерасти в более глубокое интимное чувство – любовь. Если дружба – начало душевного сближения людей, то любовь – вершина интимности людей. Норма дружеских отношений – неписаный «кодекс», требующий равноправия, взаимопонимания, откровенности и открытости, доверительности, взаимопомощи, взаимного интереса к делам и переживаниям другого, искренности, бескорыстия чувств и преданности. Серьезные нарушения «кодекса» превращают дружбу в поверхностные приятельские отношения или даже в её противоположность – вражду. Но в любви люди могут отчасти прощать друг другу подобные нарушения ради сохранения связывающих их глубоких чувств. В отличие от симпатии и дружбы, любовь амбивалентна, может переходить в ненависть к возлюбленному (если он лишает нас взаимности) или свою противоположность – равнодушие. Поэтому разделяют «любовь» как безотчётное влечение, привязанность к другому и «симпатию» как расположение. Эти чувства часто не совпадают. Абсолютное принятие другого человека ведёт к тому, что практикуемые правила поведения и оценки утрачивают непререкаемость, становятся относительными, подчинёнными конкретной связи людей. Любовь – вершина форм преодоления отчуждения людей, нравственного отношения к человеку, с которой видна ограниченность всякой абстрактной морали. Она самозаконодательна, свободна. Отсюда вытекает её трагичность, порождённая конфликтом «абсолютности» господствующих нравственных требований и их относительности в рамках любви. Трагичность несёт в себе как несчастная, неразделённая любовь, так и счастливая, взаимная любовь, с ещё большей силой выталкивающая любящих за рамки обыденного и общепринятого [29, с. 534]. На наш взгляд, дружба и любовь имеют три общих компонента – взаимопонимание, взаимодоверие и взаимопомощь, которых пронизывает идеализация партнёра («нас возвышающий обман»). Дружеские чувства могут локализоваться в любовных, семейных или родительских отношениях. Идеализация – светлая «двойная оптика», которая скрашивает недостатки близкого (отрицает или преуменьшает их) и расцвечивает (преувеличивает) его достоинства (или наделяет социально желательными и идеальными) [22, с. 116–118]. Часто даже неясно, кого любят – человека или его образ (розовое подобие, которое сфантазировало подсознание). Т. е. любовь включает фантазию: мы влюбляемся не в реального человека, а наделяем его важными для нас качествами и увлекаемся созданным нами образом. Это побуждает человека хотя бы в чем-то стать таким, каким его видят украшающие глаза любви. Положительной эмоцией правит двойная светлая оптика, отрицательной – двойная темная. Положительные, принимающие эмоции видят достоинства вещей через увеличительное стекло, а недостатки – через уменьшительное. Отрицательные, отвергающие эмоции, наоборот, видят через увеличительное стекло недостатки вещей, а достоинства – через уменьшительное. Сильная и долговременная любовь, кроме того, имеет 2 признака – 1) «ясновидение чувств» и 2) «эффект присутствия» [5, с. 43–78]. Стадии развития близких отношений описали М. Knapp и A. Vangelisti (1992): 1) потребность в близости опредмечивается в конкретном человеке (например, любовь с первого взгляда) и появляется мотив созидания союза (инициация отношений), 2) поиск общего (психологических «точек соприкосновения»), 3) отношения приобретают интимность и уни-

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

35

кальность (их индивидуализация и усиление), 4) объединение двух «Я» в одно общее «Мы» (интеграция: 1+1=1), 5) декларация союза и принятие совместных обязательств (например, брак). Но человек склонен как к опредмечиванию, так и к распредмечиванию потребностей. Близкие отношения могут вступить на путь инволюции (распада): 6) дезинтеграция (1+1=2), 7) обезличивание и ослабление отношений, 8) поиск различного, 9) разрыв отношений – отчуждение [15, с. 178–183; 19, с. 142–159]. При этом распад отношений, вероятно, обусловлен изменениями не партнёра, а интерпретации его качеств другим партнёром [30, с. 151]. Развитие любовных отношений включает три стадии: влечения (свиданий), эмоционального сближения и сексуальной близости. Их последовательность бывает разной: каждая стадия может развиваться на фоне другой, но зрелые гетеросексуальные отношения проходят все три стадии (J. H. Gagnon, C. S. Greenblat, 1978). Эмоциональная близость возникает, если люди начинают доверять друг другу свои сокровенные мысли и чувства. Даже если мужчина и женщина не любят друг друга, эта близость может создать у них иллюзию любви. Люди, как правило, ищут любви, и готовность любить может стать причиной возникновения эмоциональной близости. Эмоциональная и сексуальная близость не всегда сопутствуют друг другу. Иногда одна порождает другую. Каждый человек сознательно или интуитивно ищет поддержку, защиту в другом. У молодежи это выражается в лозунге: «Полюби меня!» и часто связано с ранней сексуальностью, поиском любви в сексе. Браки, основанные только на сексуальной близости, редко бывают успешными [2, с. 377–383]. Согласно A. H. Maslow (1970), сексуальная близость приносит радость и удовлетворение, если партнёры близки эмоционально. С точки зрения V. E. Frankl [31, с. 245], мы можем найти смысл жизни тремя путями: совершая дело (подвиг), переживая ценности, страдая. Второй путь – любовь – единственный способ понять суть личности другого человека – никто не может осознать её до того, как полюбил его. В духовном акте любви человек способен увидеть особенности любимого, а также – потенциальное в нем, то, что еще не выявлено, но должно быть выявлено. Он заставляет его актуализировать свою потенциальность. Помогая осознать то, кем он может быть и кем он будет, он превращает эту потенциальность в истинное. Пока любовь не открывает через любящего совершенств любимого, последний их не знает и не имеет. Если S. Freud считал любовь сублимированной формой сексуального инстинкта, то E. P. Fromm полагал, что сексуальный инстинкт – одно из проявлений потребности в любви и соединении, которые всегда присущи человеку из-за экзистенциальной ситуации одиночества. Но если в эротической любви отсутствует любовь к человеку и она продиктована только желанием к объединению, то это – сексуальная страсть без любви или извращение любви – садистская и мазохистская её форма. Любовь – не «сублимация» сексуальных влечений и инстинктов, а такой же феномен, как и секс. Сексуальное поведение может выражать любовь, похоть, желание интимности, гнев, грусть, заботливость, брутальность и др. В норме секс – способ выражения любви. Он оправдан, даже необходим, если он – проводник любви [31, с. 246]. Эротическая любовь – многоликое чувство. В модели Р. Стернберга (R. J. Sternberg, 1986) она включает три компонента: а) интимность (доверительная близость – честность и взаимопонимание), б) сексуальное влечение, в) ответственность за любимого и судьбу отношений (или «преданность» – намерение поддерживать отношения, несмотря на возникающие трудности). По выраженности этих компонентов Стернберг различает семь видов любви (в скобках указаны выраженные компоненты): 1) симпатия (а), 2) страсть (б),

36

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

3) придуманная любовь (в), 4) романтическая любовь (а, б), 5) дружеская любовь (а, в), 6) слепая любовь (б, в), 7) полноценная любовь (а, б, в). Влечение – это опредмеченная в конкретном человеке сексуальная потребность. Инициация, развитие и завершение любовных отношений зависят от таких особенностей личности, как локус контроля и уровень морального развития. «Близость» – минимальная дистанция в отношениях: от физического контакта до понимания и эмоционального принятия [15, с. 179–180; 21, с. 560– 561]. К «близким» отношениям относятся привязанность, дружба и любовь [1, с. 325]. Мотивация общения детей из потребности в физическом контакте преобразуется в потребности в социальном контакте (принадлежности) и социальном взаимодействии (близости). Их совокупность образует потребность в аффилиации. Главную роль в её удовлетворении играет эмоциональный, а не когнитивный компонент (S. Schachter, 1959). Если потребность в принадлежности – стремление к широким и разным эмоциональным контактам с людьми (экстенсивный аспект), то потребность в близости – интенция создания уникальных взаимоотношений с избранным человеком. Описано 3 стиля близости и привязанности – компонентов любви (Вгеnnan, Shaver, 1995): 1) суверенный – открытый контактам, с низким страхом отказа и способностью поддерживать устойчивые отношения (дети заботливых родителей); 2) избегающий – редко вступает в доверительное общение, боится отказа, склонен к коротким связям (дети требовательных и критичных родителей); 3) амбивалентный – с высокой потребностью в любви на фоне страха отказа (дети несчастных в браке родителей) [15, с. 181–182; 1, с. 326–329]. В любви редко выбирают лучшего из возможных партнёров, и редко получают то счастье жизни, которого хотят. Но за что же «любят», т. е. каковы критерии выбора полового партнёра? Люди 37 культур расположили список качеств спутника/спутницы жизни в порядке значимости (D. M. Buss, 1998). Мужчины предпочитают в женщинах следующие качества: 1) доброта и понимание, 2) интеллект, 3) физическая привлекательность, 4) интересная личность, 5) хорошее здоровье, 6) адаптивность, 7) креативность, 8) желание иметь детей, 9) высшее образование, 10) хорошая наследственность, 11) возможность хорошо зарабатывать, 12) хозяйственность, 13) вероисповедание. Женщины предпочитали в мужчинах такие качества: 1) доброта и понимание, 2) интеллект, 3) интересная личность, 4) хорошее здоровье, 5) адаптивность, 6) физическая привлекательность, 7) креативность, 8) возможность хорошо зарабатывать, 9) высшее образование, 10) желание иметь детей, 11) хорошая наследственность, 12) хозяйственность, 13) вероисповедание [32, с. 156]. Все мужчины заинтересованы в молодом возрасте и физической привлекательности партнёрши. Многие черты, которые женщины и мужчины ценят друг в друге, идентичны – доброта, понимание, интеллект, интересная личность, хорошее здоровье и адаптивность. Но женщины гораздо ниже ценят в мужчинах физическую привлекательность, предпочитают в них обеспеченность и черты, связанные с материальными ресурсами, – социальный статус, амбициозность, трудолюбие и более старший возраст. Выбор полового партнёра зависит от использования одного их двух стратегии любовных отношений, сложившихся в эволюции – кратковременной или долговременной (Buss, 1998). Мужчины могут повысить свою репродуктивность, оплодотворив максимальное число женщин. Эта стратегия – кратковременные сексуальные отношения, что требует идентифицировать фертильных женщин и в минимум времени найти возможность вступления с ними в интимные отношения. В них мужчины ценят физическую привлекательность, принимая

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

37

низкое качество интеллекта, доброты, надежности и эмоциональной стабильности (Buss & Schmitt, 1993). Так как дети не выживают без заботы отца и матери, возник отбор мужчин, ищущих долговременные семейные отношения с женщинами. До появления тестов ДНК отцовство ребенка часто было неопределенным. Мужчина никогда не мог быть уверен, что ребенок – его. Поэтому он искал женщину, отвечающую образу верной жены и проявлявшую среднюю или низкую половую активность. И он предпочитал у женщины в долговременных связях, в отличие от кратковременных, не склонность к промискуитету, а родительские навыки, заботливость, здоровье и фертильность. Послеродовая лактация и долгий период ухода за ребенком требуют от женщин больших усилий, чем от мужчин. Поэтому им выгоднее стратегия долговременных половых связей (3–4 года) – они стремятся к таким связям в два раза чаще мужчин. Партнёр, который обеспечивает, помогает и защищает, повышает шансы выживания потомства. Выбор женщин основан на этих критериях [32, с. 155]. Кратковременные связи женщинам позволяют: 1) оценить несколько потенциальных партнёров-мужчин, чтобы точнее определить наиболее важные для нее качества в долговременных связях, 2) отточить свое искусство поиска и удержания долговременного партнёра, 3) быстро получить ресурсы (деньги и другие блага) в обмен на интимную связь, 4) улучшить генетическое качество потомства (выше ценится физическая привлекательность), 5) начать процесс смены партнёра или иметь запасной вариант на случай ухода или смерти долговременного партнёра. В этих связях женщины больше ценят социальное и финансовое положение партнёра, быстрое получение ресурсов, чем в долговременных (Buss & Schmidt, 1993). Поэтому они предпочитают щедрых мужчин и крайне не любят кажущихся скупыми [32, с. 157–159]. Влюбиться и любить – не одно и то же. Хотя влюбленность может перерасти в любовь, она больше похожа на слепое увлечение, безрассудную страсть, или даже безумие. Это – эволюционная сила, влекущая к тому, кто становится важнее, чем все остальное. Часто ее называют «любовью», но это – не настоящая любовь. Её признаки (Tennov, 1979): 1) навязчивые мысли об объекте влюбленности (далее сокращенно – «ОВ»), 2) острая потребность в ответных чувствах от ОВ, 3) эйфория или приподнятое настроение при взаимности, 4) чувства, мысли и действия сосредоточены на ОВ до такой степени, что остальные заботы игнорируют, 5) сильная, почти бредовая предвзятость, которая искажает восприятие ОВ, что увеличивает выраженность и важность позитивных качеств, одновременно сводя к минимуму негативные черты ОВ, относя их к нейтральным или даже позитивным, 6) половое влечение к ОВ [32, с. 183]. Любовь – это утверждение неповторимости другого человека. Её лейтмотив – благо любимого, ответственность за него. Влюблённость также сильное, всепоглощающее подчас чувство, но не зрелое. Если она возникает из-за новизны психологического и физического единения, ухода от одиночества, предыдущей «нелюбви», то быстро проходит. Если влюблённость направлена на внешние признаки партнёра (физические, социальные), то любовь – на его личность. Влюблённый человек испытывает сильное эротическое влечение, симпатию к другому, но главное в этом – он сам, его радость, а не партнёра. Когда человек любит и теряет любимого, он часто теряет смысл жизни, а при влюбленности возможны частые смены партнёра без ущерба для психики. «Влюблённость» возникает в эволюции, вероятно, для скрепления пары с целью зачатия детей и их кормления первые несколько лет жизни. Т. е. она скрепляет двух людей устойчивыми взаимоотношениями, что повышает вероятность интимной близости, зачатия и под-

38

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

держания жизни потомства. Взаимная влюблённость обычно нацелена на создание «гнезда», где можно предаваться радостям любви, производить и растить детей. Влюблённость – нечто большее, чем половое влечение, но если половое влечение отсутствует – это не настоящая влюблённость (Tennov, 1979). Её часто считают достаточной причиной для вступления в брак. Но влюблённость часто угасает в период от нескольких месяцев до нескольких лет, редко продолжаясь больше 2–3 лет. При этом уходят одержимость и эйфория, становятся заметнее недостатки ОВ. Люди понимают, что недостатки, которым раньше не придавалось значения, на самом деле слишком раздражают, и отношения разрываются – часто с обвинениями, скандалами и ненавистью. Даже взаимная влюблённость редко живет дольше 2– 4 лет. Но могут появиться более глубокие, тесные связи, и отношения могут стать крепче с годами. Умение принимать окружающих (толерантность) позволяет сохранить любовь, несмотря на осознание объективных недостатков, несовершенств друг друга, вопреки им. В возрасте 2–4 лет дети ходят, разговаривают, самостоятельно едят и уже становятся несколько независимыми. Теперь двое родителей нужны не так сильно, как прежде. Как механизм, развившийся в эволюции для облегчения развития ребенка, влюбленность не длится дольше, чем необходимо для периодов ухаживания, начала совместной жизни, зачатия, рождения ребенка и его кормления до тех пор, пока он не начнет ходить и говорить. Для этого нужно около 4 лет, а на четвертый год приходится большинство разводов, вероятно, когда угасает влюблённость, а любовь не вытесняет ее. Исследование разводов в 62 социальных группах в 1947–1989 гг. (188 случаев) показало, что пик разводов приходится на четвертый год от момента свадьбы [32, с. 184–185]. Существует два вида влюблённости – увлечение и эмоциональная привязанность. «Увлечение» – быстротечная влюбленность. Если настроение выступает как переживание слабых чувств, то увлечение – сильных, а страсть – очень сильных. Но сильно переживаемое чувство не всегда глубоко. Этим увлечение отличается от любви. Увлечение – это форма переживания (в виде процесса и состояния) сильной, но неустойчивой устремленности к чемулибо или кому-либо. Высокая сила чувств сочетается с их поверхностностью, большой скоростью и легкостью их зарождения и затухания. К разряду увлечений относятся любимые занятия на досуге – хобби. Половое влечение часто принимает форму увлечения, которое может развиться в любовь или иссякнуть. Увлечение – эгоистическое чувство, и обычно длится недолго. Объект «любви» воспринимается как совершенство, но не нуждается в вас. Влюблённость – изменённое состояние сознания, аналогичное, вызванному наркотиками (ЛСД) или гипнозом; но имеет отличия от них [27, с. 55]. Для некоторых людей она даже может быть пагубной привычкой. Они чрезмерно сексуально активны из-за пристрастия к эйфории, сопутствующей этому состоянию. Они влюбляются в одного человека за другим в череде романтических любовных связей, которые длятся по несколько месяцев или лет. Такие люди могут много лет быть в браке, имея ряд романов «на стороне» или череду любовных связей, каждая из которых длится не более двух лет. Пристрастие к влюблённости так же пагубно, как наркомания, и так же разрушительно для семьи, как алкоголизм. «Привязанность» – эмоциональная зависимость, основанная на эмоциональной близости, побуждающая заботиться о близком (Tennov, 1979). Мужчина испытывает ревность, когда видит ее, разговаривающей с другими мужчинами. Он думает о ней постоянно, во сне и наяву, ему нужно, чтобы она все время была рядом. Ради ее счастья он готов на все. Но эту сильную привязанность человек переживает 1.5–3 г. Очень редко она длится всю жизнь. Можно любить человека, не

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

39

доходя до крайних степеней привязанности. Часто один из партнёров более сильно привязан, чем другой, и ради сохранения отношений готов пойти на всяческие жертвы. Но счастье человека, приносящего себя в жертву, длится не более 1.5 г., а еще более несчастен бывает при этом его партнёр. Чтобы эмоциональная близость приносила счастье обоим, оба должны трудиться над отношениями друг с другом, постоянно углубляя свои чувства [2, с. 380–381]. D. Tennov (1979) на основе наблюдений и интервью выявила три пути прекращения влюблённости. Во-первых, если у индивида есть когнитивный барьер против влюбленности, он вряд ли станет жертвой этого состояния. Так, если женатый мужчина твердо решит, что он – однолюб, то вероятность влюбиться у него гораздо ниже, чем у того, кто не принял осознанного решения посвятить себя одному человеку. Если человек чувствует признаки начинающейся влюблённости, наступления которой не хочет, то может прекратить всякий контакт с ОВ. Тогда у нормального человека чувства ослабнут и умрут, хотя «холодный разрыв» будет болезненным. Второй способ убить это чувство – начать совместную жизнь. Как только двое начинают жить вместе, идеалистическая оболочка исчезает, а у четы развивается любовь или наступает разрыв. В-третьих, один ОВ может смениться на другой ОВ. Существует менее интенсивная и более длительная форма союза двоих, отличная от влюблённости, дающая длительный воспитательный эффект на потомство. Браки, длящиеся десятилетия или всю жизнь, – долговременные пары, а браки длительностью около четырех лет – кратковременный вариант формирования пары. Оба типа связи стремятся вступить в интимные отношения, завести жилье, рожать и растить детей. Итак, две формы образования пар различаются в следующем (Tennov, 1979): 1. Влюблённость – более интенсивный и короткий вариант связи в паре, характерный для людей, склонных заводить кратковременные связи (серия браков или полигамия). При этом типичен разрыв на четвертый год. Молодые люди образуют кратковременные пары чаще, чем люди среднего или пожилого возраста. Возможно, мужчины чаще женщин вступают в кратковременные связи. Влюблённость больше похожа на навязчивую идею, одержимость, помешательство, чем на настоящую любовь. Она предоставляет двум людям возможность объединиться, произвести на свет ребенка и, возможно, вырастить его до того возраста, когда он сможет ходить и говорить (1–2 года). 2. Любовь – менее интенсивный, более длительный тип связи, свойственный людям, склонным к моногамным отношениям. Долговременные пары чаще формируют люди зрелого возраста. Для такого союза характерно глубокое чувство верности и привязанности, склонность видеть партнёра скорее в позитивном (чем в негативном) свете, сильная зависимость от его привязанности и ревность. Это даёт возможность произвести и вырастить детей до их половой зрелости (13–15 лет) или более старшего возраста [32, с. 186]. Сексуальная потребность вкоренилась в природу человека [15, с. 173–175]. Человек волен выбрать один из трех способов её удовлетворения: мастурбация, секс без любви и любовь. Большинство людей выбирает первые два, ибо третье требует времени, душевных усилий, ограничений, ответственности перед другим и собой [33, с. 46–47]. Носители двух форм любви («эстетически-идеальной» и «физиологически-ресторанной») – не разные люди. Один и тот же человек часто выступает актером и в той и в другой роли: сегодня он любит одну – эстетически, «обожает», боготворит ее как Мадонну, далек от всяких «греховных» помыслов о ней и ценит ее за ее душу, за те эстетические переживания, которые она в нем возбуждает. Как самка она существует как нечто случайное и не важное. Но часто вы встретите его в иной

40

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

уже роли актера «ресторанной любви», меряющего тротуары, сидящего в кафе или ином месте за столиком с дамой, которая интересует его уже не как Мадонна или Венера, а как самка [34, с. 257]. Раньше, когда эти две формы любви еще не были дифференцированы и сливались друг с другом, половая любовь ценилась высоко. «Измена» обозначала «физиологическую измену», что было поводом к расторжению брака. Супруги могли мысленно «изменять», ненавидеть друг друга, любить восторженно других, не скрывая этого. Но пока половой измены не было – право и нравы не видели основания для расторжения брака. Теперь эстетико-психологические элементы отняты, вычтены из половой любви, поэтому она – физиологический акт, похожий на пожатие руки. Поэтому ценность половой любви растаяла, а значение половой «измены» упало. И теперь уже при «измене» едва ли не решающую роль играет «психическая» измена, предпочтение одного индивида другому без физиологической измены. В интеллигентных кругах изменой уже считают не столько половое общение, сколько то, что другого индивида находят лучшим, более талантливым, красивым и т. д. В средние века считали, что любовь сохранна, если жена не изменила физиологически. Теперь же достаточно заявления, что супруга любит другого, что другой лучше, достаточно взгляда, улыбки, намека – чтобы ревность могла возникнуть без всякой половой измены. Даже если половая измена была, а «психически» влюбленные принадлежат друг другу и находят друг друга лучшими, – ревности может и не быть. Т. е. ревность психологизируется. Раз половая любовь начинает цениться ниже, то и «серьезное отношение» к ней исчезает. Если она – одна из физиологических потребностей, то безразлично где и как ее удовлетворить, так как половая близость еще не есть и не означает «любовь»: того, что два «я», отдаваясь всецело друг другу, становятся одним «я». Для этого пригодны многие, которые тоже хотят этого, поэтому люди бродят по ресторанам, клубам, барам – сходятся и расходятся, легко завязывают и распутывают связи, не зная и не пытаясь знать внутренний мир, душу, «я» своих любовниц и любовников. У древних богиня Венера, или Афродита, была символом красоты и любви. А сегодня она втоптана в грязь двумя лжебогами – Бахусом, который делает из нее грубое и вульгарное животное, и Маммоной, превращающим ее в проститутку, в то время как лицемерный религиозный аскетизм пытается удержать ее в смирительной рубашке (А. Forel, 1905) [34, с. 263–265]. Интимные отношения могут стать источником разочарования. Влюблённым и романтически настроенным молодым людям брак часто представляется бесконечным медовым месяцем, но наступает «отрезвление», и они признают, что секс перестал быть всепоглощающей страстью. 2/3 состоящих в браке удовлетворены сексуальной частью отношений, но со временем она идет на спад. Супружеские пары, наиболее удовлетворенные интимными отношениями, счастливы и в браке. Такая корреляция не означает, что секс – ключ к счастью; но примеров, когда удовлетворяющий обоих супругов секс и хорошие отношения взаимосвязаны, гораздо больше, чем противоположных (Blumstein & Schwartz, 1983; Laumann et al., 1994) [8, с. 592]. Около трети опрошенных современных людей не верит в любовь; часть разуверилась в ней, а многие думают, что это выдумка поэтов и писателей [6, с. 25]. Если почти все люди хотят любить и быть любимыми, то по закону больших чисел большинство должно это иметь. Но в жизни это бывает редко. Эта «главная ценность» часто связана с множеством страданий, лишений и несчастий. Заниматься сексом, рожать детей и преуспевать в жизни можно и без любви. Но многие ищут любовь, не умея ее отдавать или любить. С одной

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

41

стороны, они хотят одарить мир добром и талантами, с другой – хотят взаимной любви, – чтобы кто-то и их одаривал самым лучшим, что у него есть. Реальная возможность одаривать мир – труд. Выдающиеся люди часто понимают это, и реализуют свои лучшие порывы через творчество – «сублимацию», так как в половых контактах не «одарить» весь мир. Но любовь как «работа» и убежище от одиночества (трудоголизм) также – социальная модель патологии любви, форма псевдолюбви – одна из причин безбрачия и поздних браков. Смысл деятельности некоторых профессии (проституция, психотерапия, педагогика) – одаривание любовью своих клиентов. Если проститутка использует для этой цели свое туловище, накрашенное лицо и кокетство, то психотерапевт – свою личность и даже душу. И педагоги главным мотивом своей работы часто выделяют «любовь» к ученикам. Но многие профессии не позволяют полномерно нести другим радость, доброту, проявлять лучшие душевные порывы. Эти работники также хотят чувствовать себя значимыми в обществе – чтобы их любили за ту работу, в которой они реализуют себя. И если эта работа малопонятна потенциальным половым партнёрам для того, чтобы они могли проявить к данному человеку свою признательность и даже любовь (если его трудовая успешность ценится лишь узким кругом специалистов), то для них главное – заработок человека, выполняющего эту (малопонятную) работу. Заработок – универсальный (и понятный большинству) показатель социальной значимости данного труда и человека, этот труд выполняющего. Но любовь имеет и биологический смысл. Симпатии-антипатии к партнёру и у животных определяются способностью выполнять функции деторождения, защиты и пропитания потомства. Любовь обычно выглядит культурной надстройкой на половом инстинкте. Доминанта полового инстинкта в животном мире кажется нецелесообразной: умереть вместо жизни и возможного будущего размножения [35]. Есть много примеров «очеловеченных» проявлений любви – болезнь и гибель особи, потерявшей партнёра (лебеди, голуби, волки и др.). Целесообразность являет себя на уровне мотивов и эмоций. Если жертвовать собой ради потомства, то вид важнее. Человек колеблется между тремя системами объективных смыслов любви: 1) природный (биологический), 2) социально-экономический, 3) личный, когда предпочитают духовно более близкого человека. Цель – максимально совместить эти системы смыслов, но часто выбирать приходится одну из них. Иногда (редко) люди влюбляются друг в друга не потому, что они много зарабатывают или удачно адаптируются к социально-экономической ситуации. Видимо, это и есть настоящая (не ориентированная на деньги и престиж) любовь [36, с. 273]. В детстве любовь эгоистичная – ребёнку необходимо чувствовать себя любимым, он требует любви, а не дарит ее. Он научается любви, получая ее от близких людей, наблюдая ее в добродеяниях. Многие дети, растущие в детских домах, не способны любить, так как не имели возможность крепко привязаться к фигуре матери (J. Bowlby, 1982). Эмоционально холодные или отвергающие ребенка матери также тормозят формирование у ребенка способности любить, что ведет к псевдолюбви к партнёру и детям во взрослой жизни, умножая число людей, неспособных любить. Но для нормального развития ребёнка нужна не столько любовь к нему, сколько любовь между родителями, – сильное «пространство Любви» в семье. Для развития ребёнка это аналогично значению солнца и воды для роста дерева [9, с. 38]. Если отличать любовь к родителям от привязанности к ним и подчинения им, то она развивается позже. Первоначально ребенок испытывает любовь к сверстникам, основанной на равенстве и независимости, а не к родителям, – объектам его зависимости и страха

42

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

(E. P. Fromm). До 7–8 лет он переживает стадию нарциссизма (отсутствия потребности любить другого и быть любимым) – противоположный полюс объективности, разума и любви. Другие существуют для него как средство удовлетворения его потребностей. Лишь позже, по мере взросления, он может начать любить – чувствовать, что потребности другого человека так же важны, как и его (H. S. Sullivan, 1953) – он учится понимать чувства и нужды другого, заботиться о нем. Любовь к человеку требует как понимания, заботы и сопереживания, так и доверия, уважения и стремления дать счастье другому человеку [2, с. 375]. Нарциссизм (либидозное дополнение эгоизма) сохраняется («вторичный нарциссизм», по S. Freud) и развивается эгоцентризм (и неспособность к любви), если семья из-за неразумной любви предъявляет к ребёнку завышенные или заниженные требования. Девочки во всех возрастах превосходят мальчиков в уровне способности к сопереживанию и самораскрытию, тяготея к более интенсивному общению. Однополые девичьи диады и триады (9–12 лет) более закрыты для посторонних, чем мальчишеские компании с духом соперничества и иерархической организацией. Ценности дружбы у девочек раньше психологизируются, а мотив «понимания» сильнее, чем у мальчиков, подчёркивающих «верность» и «взаимопомощь». «Пик» однополой дружбы у девочек наступает раньше – в подростковом возрасте; в юности они уже мечтают о «дружбе» с мальчиком – в ней выражается потребность в любви. У мужчин ориентация на однополую дружбу сохраняется и после вступления в брак. Разнополая дружба встречается реже, чем однополая: чаще в детстве и среди взрослых, а не у подростков и юношей (стихийная сегрегация общения мальчиков и девочек во всех обществах), и имеет другие свойства. Поиск своего подобия («другого Я») в дружбе выражен сильнее, чем ориентация на дополнение, а половая принадлежность – один из компонентов «Я» [29, с. 299]. Но тесное общение с другим полом и формирование пар обычно начинается в подростковом возрасте. В зависимости от моды и местных обычаев подростки встречаются и выбирают себе друзей и подруг на танцах, вечеринках, концертах, в спортивных секциях. Многие подростковые «романы» имеют придуманный, игровой характер, в них посвящается весь класс, отношения обсуждаются с друзьями. Игра в любовь и влюблённость часто переходят друг в друга. Половые контакты подростков не всегда вызваны сексуальным влечением. Часто юноши воспринимают половой акт как способ мужского самоутверждения, а девушки идут на близость, чтобы убедиться в сексуальной привлекательности и желанности. Физически красивые девушки менее склонны к раннему началу половой жизни, а девушкам с низкой самооценкой секс дает чувство уверенности в себе. В добрачные половые связи чаще вступают подростки с низкой успеваемостью, и те, чьи родители имеют низкий уровень образования, пристрастие к алкоголю или наркотикам [2, с. 381]. Кроме того, часто вступают в половые контакты с мужчинами девушки с враждебным чувством к родителям: зная, что родители не одобряют такого поведения и будут расстроены. Анонимный опрос студенток показал, что для них основной двигатель половой активности [15, с. 178] – стремление «стать взрослой» (31%), «желание быть как все, не выделяться среди подруг, которые уже имеют сексуальный опыт» (21%), желание удержать партнёра (15%), поиск душевного тепла и поддержки (13%), любопытство (11%) и «потребность в сексе» (9%). Мужские и женские черты характера по-разному проявляются в любви. Ослабление мужских черт характера может компенсироваться акцентом мужской роли (дон-жуанство и др.). Глубокое поражение мужественности принимает садистские черты: применение силы как главного заменителя мужественности. При ослаблении женского начала возникают ма-

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

43

зохистские или агрессивные тенденции в любовном поведении. Имеются различия в том, что волнует мужчин и женщин в любви, и в их реакции на свои отношения. Мужчины, в отличие от женщин: 1) более «романтичные», 2) влюбляются быстрее; им нужно и больше времени, чтобы полностью разлюбить свою избранницу, и они острее переживают разрыв, вероятно, вследствие отсутствия другого, кроме своей подруги, человека, кому они могли бы довериться, 3) в любви реже переживают чувства мучительного страдания и исступленного восторга, 4) в случайных связях реже раскрывают свои чувства [20, с. 366–367]. Если другого любят за то, что он – инструмент удовлетворения моих потребностей, то это – эгоистическая любовь (возникает из потребности в самоуважении, сексе, страха одиночества и т. д.). Если любят бескорыстно, в силу сердечной привязанности, вызывающей деятельность, направленную на благополучие объекта любви, то это – самоотверженная любовь (образец – любовь матери к своему ребенку). В дружных супружеских парах (в отличие от конфликтных) эгоистическая любовь постепенно трансформируется в самоотверженную (В. А. Сысенко, 1989). Потребность человека в единении с миром и достижении индивидуальности удовлетворяет только «любовь». E. P. Fromm различал пять форм любви, которые сосуществуют в бессознательном каждого человека: 1) между равными («братская») – основа всех видов любви, 2) материнская («к беспомощному существу»), 3) эротическая, 4) к себе, 5) к Богу. Эротическая любовь – объединение с другим человеком при сохранении обособленности и целостности себя, когда два человека становятся одним, оставаясь двумя личностями с ориентациями на взаимное познание, заботу, ответственность, уважение и понимание [18]. Во всех проявлениях любовь едина в сути – в отношении к своему объекту как к самоценности. Она погибает в момент сделки продажи или обмена, т. е. когда обменивается на нечто третье, вещное, теряя этим свою самоценность [25, с. 41]. Супружеская неверность – еще один аспект отношений, по которому реальный брак не совпадает с его культурным идеалом. Ревность – это проявление любви, страх потерять любимого, а ее отсутствие – равнодушие или абсолютное доверие [33, с. 47; 36]; амбивалентное чувство (смесь любви, ненависти, страха и зависти). Это – компонент любви, отражающий стремление к полному обладанию и переживание бессилия возбудить ответное чувство; мучительное осознание несоответствия потребностей, таящее образ «третьего» в настоящем, будущем или прошлом; стремление сохранить любовный союз, оттеснив соперника (действительного или возможного). Она служит для защиты, сохранения и продления интимного аспекта любви (Davis, 1948). Значение ревности различно для каждого пола. У мужчин она вытекает из проблемы неопределенности отцовства. Женщинам чаще известно, их это ребенок или нет, а мужчины до появления тестов ДНК не могли быть уверены в том, что ребенок – их. Много тысяч лет люди вели образ жизни охотников и собирателей. Собирательством занимались женщины вблизи от лагеря. Охота была занятием мужчин, требовала передвижения на большие расстояния и отсутствия несколько дней или недель. Частая отдаленность пары самцов и самок была следствием разделения труда, давая возможности для неверности. Малоревнивый самец гоминид мог выращивать потомство от других самцов, и гены, ответственные за такую поведенческую тенденцию, исчезли. Самка гоминид, не проявлявшая реакцию ревности на то, что её самец-партнёр увлечен другими самками, рисковала распадом своего союза и гибелью потомства. Мужчины душевно страдают скорее из-за сексуальной, чем из-за эмоциональной неверности партнёрши, а женщины – наоборот (Buss, Larson & Semmelroth, 1992). Это подтвердили кросскультурные исследования в Голландии,

44

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

Германии и США (Buunk, Angleitner, Oubaid & Buss, 1996). Чувство ревности ведёт к охране или удержанию партнёра. Явные формы охраны партнёра включают физическое запугивание и насилие к партнёру или к сопёрнику. Тонкие формы такого поведения – повышение своей привлекательности для партнёра, демонстрация ему подчинения и обещания вести себя лучше. С силой охраны женщинами партнёра коррелирует его доход и уровень притязаний. В конкуренции за партнёра они улучшают внешность и говорят другим, что связаны с ним давними отношениями. Мужчины используют повиновение для удержания партнёра, демонстрируют ресурсы, а к соперникам – угрозы или физическое насилие. Такое поведение коррелирует с физической красотой и молодостью их партнёрш. Итак, ревность возникла как адаптивная реакция мужчин, повышающая достоверность отцовства. У женщин ревность способствует продолжению «инвестиций» от партнёра [32, с. 173-175]. «Ревность» – неприязненно-враждебное конкурентное чувство к успехам, заслугам, достоянию, популярности, самостоятельности в действиях и чувствах другого человека. Ей характерны эмоциональная несвобода личности, созависимость с объектом ревности и потребность безраздельного обладания. Она возникает в семейно-сексуальных, дружеских и деловых отношениях (учеников по отношению к учителю, сотрудников из-за расположения руководителя, детей за особое внимание родителей и др.). Наиболее частая ревность – в отношениях полов, поскольку половая любовь включает естественное чувство взаимного обладания [38, с. 104]. Временами сексуальную симпатию к другим испытывают даже те партнёры, которые довольны своими любовными и сексуальными отношениями. Для гармонии любовных отношений значима половая и социально-психологическая зрелость. По Е. Erikson, «зрелая генитальность» включает: 1) совместность оргазма, 2) с любимым партнёром, 3) другого пола, 4) с которым человек может и хочет делить взаимное доверие, 5) с которым он способен и хочет регулировать циклы: а) труда, б) продолжения рода, в) отдыха, г) с тем, чтобы обеспечить и потомству благоприятное развитие [31, с. 401]. Но между половой и социально-психологической зрелостью человека нет полного соответствия (И. С. Кон, 1967). В этом – простор для возникновения ревности в личных отношениях, таящих из-за противоречий в развитии каждого возможность несоответствия их интересов и потребностей [39, с. 27–28]. Нормальную, обыденную ревность определяют: 1) повод (факты, дающие основание подозревать неверность), 2) отсутствие патологической фиксации на этих мыслях, 3) черты личности – тревожная мнительность, повышенное самолюбие и эгоцентризм, 4) любовь, 5) возможность слежки за партнёром, 6) принятие логического разубеждения, 7) критичность в «светлые периоды», 8) усиление при разлуке с партнёром. По этим же критериям различают три вида аномальной ревности: навязчивую, сверхценную и бредовую [39; 40, с. 43–47]. Она искажает интимные отношения людей, порождая конфликты и даже преступления. Нередко выясняется, что ревность была обоснованной – один из партнёров изменяет другому. Независимо от того, были ли подозрения раньше, или известие об измене стало неожиданным – оно воспринимается очень болезненно: означает, что в жизни одного из партнёров появился человек, равный по значимости тому, с кем он живет [31, с. 267]. Обманутый партнёр больше не чувствует себя и отношения уникальными, ему очень больно вдвойне – от обмана и от измены как крушения особенности, единственности того, что их связывало. Измена – угроза для отношений, не все способны простить ее, даже если партнёр раскаивается и обещает больше этого не повторять. Доверие теряется, и вернуть его очень трудно [10, с. 273–280; 37]. «Измена» (внебрачный секс)

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

45

осуждается (90% взрослых). Норма сексуальной верности в браке – элемент культуры. Но реальное поведение отличается от культурного идеала: около 25% женатых мужчин и 10% замужних женщин имели хотя бы одну внебрачную половую связь. Остальные сохраняют сексуальную верность партнёрам на протяжении супружеской жизни (Laumann et al., 1994; NORC, 2001) [8, с. 593]. Случайные связи иногда возникают в состоянии алкогольного опьянения, когда человек теряет стыдливость, его влечения, в т. ч. сексуальное, растормаживаются, и он теряет критичность поведения (около 50% первых абортов). Измена – сильный аргумент для того, чтобы двое пересмотрели правила взаимоотношений. Чаще она происходит, если у партнёров нет иных способов сообщить о своих затруднениях, недовольстве и раздражении. Возможно, если они обсудят планы на дальнейшую жизнь (совместную или раздельную), выразят свои истинные чувства, то у них появится шанс вернуть доверие друг к другу. Или оба поймут, что у их союза нет будущего – тогда каждый может начать жизнь, свободную от разочарований, обид и раздражения. Среди причин разводов выделяют: 1) вступление в брак без любви или легкомысленно, 2) отсутствие взаимопонимания (несовместимость характеров), 3) пьянство супруга, 4) влияние родственников [10, с. 267–273], 5) разницу в возрасте, 6) неверность супруга, 7) отсутствие общих интересов, 8) нежелание иметь детей, 9) интимную дисгармонию, 10) плохие жилищные условия, болезнь или осуждение супруга к лишению свободы на долгий срок [4, с. 531; 41, с. 307]. За этими мотивировками часто скрыты более основательные и серьезные расхождения между супругами. Иногда реальный мотив подменяется другим. Основной фактор роста разводов – возросшая независимость женщин. Работающие женщины имеют позитивную «Я-концепцию» и высокую потребность в достижениях, и меньше связывают свой престиж с социальным положением мужа. Не нуждаясь в эмоциональной и экономической поддержке мужа, они мало терпимы к трудностям семейной жизни, и чаще инициируют разводы (J. B. Kelly, 1982). Иногда развод – единственный способ выхода из тупика, но всегда несет страдания, порождая у обоих чувство вины и депрессию [2, с. 394]. Он аналогичен смерти близкого человека, это – «смерть» отношений, вызывающая болезненные чувства. Е. Kubler-Ross (2000) описала 5 его стадии: отрицания, озлобленности, переговоров, депрессии и адаптации [42, с. 794]. Семья – структура отношений доминирования-подчинения (власти), ответственности и эмоциональной близости [43, с. 5]. В ней мать и отец играют разную роль в развитии личности ребенка (E. P. Fromm). Мать создает эмоциональный климат, формирующий способность любить мир. Отец играет роль в формировании иерархии этических ценностей, образа себя. Мать представляет природу и безусловную любовь, а отец – абстракцию, совесть, долг, закон и иерархию. Исполнение этих ролей одним из родителей влечет дефицит формирования саморегуляции, эмоциональной или нормативной природы (А. Кемпински, 1975). В. Н. Дружинин, как и М. Mead (1988), считает, что нормальная семья – семья, ответственность за которую несёт мужчина (отец) [43, с. 12, 40–45, 85–95]. Ребёнок наиболее социализируется в семейной группе, если ее основа – любовь: в ней он изживает природный индивидуализм, научается жить для других. Неполные семьи возглавляют чаще женщины – результат разводов, смертей и их решения родить ребенка вне брака. Но 30–85% делинквентных подростков вырастают в неполной семье при воспитании по типу «гипопротекции». Сценарии сексуального поведения приобретаются через имитацию и моделирование – поэтому люди, выросшие в неполных семьях, часто имеют проблемы в отношениях с партнёрами. Де-

46

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

вочки, живущие с матерью, как правило, имеют негативные чувства к отцу. Многие из них испытывают трудности в отношениях с мужским полом, напряженность при общении, часто неразборчивы в отношениях с ним. А главный фактор удачного брака – правильный выбор спутника жизни. Развод родителей повышает вероятность будущего развода их ребенка [1, с. 394–396]. Любовь на бессознательном уровне связана с сексуальностью, которая обуславливает инстинктивное тяготение полов, приводящее к продолжению рода. Плод эротической любви – ребёнок. Иногда брак бывает бесплодным, если при детородном возрасте супругов и регулярной половой жизни без применения противозачаточных средств, у жены не возникает беременность в течение года. При мужском бесплодии 3/4 жен психологически поддерживают мужей, а при женском бесплодии 1/5 мужей думают о разводе, причем отношения обостряются после 3 лет бесплодного брака [44, с. 254]. Любовь может противоречить своей биологической базе – деторождению. Снижают способность к построению отношений эротической любви и семейной жизни алкоголизм, наркомания, аномалии сексуальности (промискуитет, гипо-, гипер-, гомо- и асексуальность). 5 групп психически аномальных людей – 1) психически больные, 2) умственно отсталые, 3) страдающие психопатиями, 4) с невротической личностью (S. Freud, A. Adler, K. Horney) и 5) с расстройствами личности – имеют разные нарушения мотивации и способности любить [10, с. 215–224; 12, с. 388–491]. Так, психопаты (75% – мужского пола) часто приятны в общении, имеют высокий интеллект, производят впечатление обаятельных, но редко имеют друзей и с трудом понимают любовь. Они умеют заручаться симпатией и дружбой других, но мало способны к отношениям дружбы и любви (Н. Cleckley, 1976). Могут симулировать эти чувства, но преданность и сострадание им недоступны, они мало нуждаются в принятии и проявлении любви (R. Hare, 1991) [45, с. 60, 66]. При повышенном половом влечении мужчины (сатириазис) и женщины (нимфомания) постоянно чувствуют сексуальную неудовлетворенность и ищут всё новых партнёров. Эта гиперсексуальность наблюдается при пубертатном кризисе, психопатиях (гипертимного и истерического типа), олигофрении и маниакальных состояниях. У девочек-подростков с высокой аффективной возбудимостью она проявляется в беспорядочных половых связях и фантазиях сексуального содержания (вымыслы о поклонниках, сексуальных притязаниях окружающих). Расторможенность сексуального влечения у мальчиков проявляется реже и раньше (в 14–15 лет), отличается напряженностью, умением добиваться его реализации (К. С. Лебединская и др., 1988). Под «подростковым промискуитетом» понимают половые сношения с частой сменой партнёров, нередко сочетающиеся с алкоголизацией, особенно у девочек (Р. Г. Илишева, 1978). В состоянии опьянения они подчиняются старшим партнёрам, в асоциальных компаниях срабатывает реакция имитации и расторможение сексуального влечения. При повзрослении у них (чаще девочек) нередко сохраняется потребность в смене сексуальных партнёров, неспособность удовлетвориться постоянной связью, что мешает созданию семьи (А. Е. Личко, 1985). Промискуитет чаще встречается у людей с истерическим, гипертимным и неустойчивым преморбидом, при маниакальном синдроме [40, с. 426, 436]. Итак, следует различать надорганическую потребность в любви и способность любить (а также органическую потребность в сексе и способность к нему как компоненты эротической любви). Глубинная причина распада семей – отсутствие способности к настоящей любви, неспособность её построить или сохранить. Её заменяют влюблённость,

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

47

эгоистическая (незрелая) любовь, формы ложной и неполноценной любви. К частым прямым причинам относятся возросшая независимость женщин, потеря взаимопонимания и взаимодоверия (вследствие измены и аномальной ревности), несовместимость характеров или духовных ценностей. Безбрачие часто обусловливают инвалидность, предпочтение свободы и независимости, непомерные требования к партнёрам, потребительская жизненная позиция, бесплодие, алкоголизм, наркомания, аномалии личности и сексуальности. Брачно-семейные отношения, благополучие и стабильность семьи зависят от качества интимной жизни, личных отношений, которые требуют дальнейших углублённых исследований. ЛИТЕРАТУРА

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9.

10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24. 25. 26. 27. 28. 29. 30.

Почебут Л. Г., Мейжис И. А. Социальная психология. СПб.: Питер, 2010. 672 с. Квинн В. Прикладная психология. Пер. с англ. СПб.: Питер, 2000. 560 с. Швец А. М., Могилёвкин Е. А., Каргаполова Е. Ю. Мотивация вступления в брак и её влияние на кризис будущей семьи // Вопросы психологии. 2006. № 2. С. 93–95. Малкина-Пых И. Г. Возрастные кризисы. М.: Эксмо, 2005. 896 с. Рюриков Ю. Б. Мед и яд любви (семья и любовь на сломе времен). М.: Молодая гвардия. 1989. 446 с. Щербатых Ю. В. Искусство обмана. Популярная энциклопедия. М.: Эксмо-Пресс, 1999. 544 с. Практическая психология / Под ред. М. К. Тутушкиной. 4-е изд., перераб. и доп. СПб.: Дидактика Плюс, 2001. 368 с. Масионис Дж. Социология / Пер. с англ. 9-е изд. СПб.: Питер, 2004. 752 с. Некрасов А. А. Материнская любовь. Изд. 5-е, перераб. и доп. М.: АСТ Астрель, Владимир: ВКТ, 2009. 249 с. Кратохвил С. Психотерапия семейно-сексуальных дисгармоний / Пер. с чешск. М.: Медицина, 1991. 336 с. Решетняк Ю. А. Применение тестов межличностных отношений к задачам брачного клиринга // Вопросы кибернетики. 1978. Вып. 48. С. 70–85. Сексопатология: Справочник / Под ред. Г. С. Васильченко. М.: Медицина, 1990. 576 с. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция // Философия эпохи постмодернизма. Минск: Красико-Принт, 1996. 348 с. Мацумото Д. Психология и культура / Пер. с англ. СПб.: Прайм-Еврознак, 2002. 416 с. Нуркова В. В., Березанская Н. Б. Психология. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт-Издат, 2011. 575 с. Аристотель Этика. М.: АСТ: АСТ Москва, 2010. 492 с. Розин В. М. Любовь и сексуальность в культуре, семье и взгляды на половое воспитание. М.: Логос; Высшая школа, 1999. 208 с. Фромм Э. Искусство любить // Фромм Э. Душа человека / Пер. с нем и англ. М.: Республика, 1992. 430 с. С. 109–178. Соммэр Д. С. Мораль XXI века / Пер. с исп. М.: София, 2004. 528 с. Психологическая энциклопедия. 2-е изд. / Под ред. Р. Корсини, А. Ауэрбаха. Пер. с англ. СПб.: Питер, 2003. 1096 с. Майерс Д. Социальная психология / Пер. с англ. СПб.: Питер, 1996. 684 с. Гозман Л. Я. Психология эмоциональных отношений. М.: МГУ, 1987. 176 с. Шестаков Д.А. Супружеское убийство как общественная проблема. СПб.: СпбГУ, 1992. 96 с. Емалетдинов Б. М. Психология личности: курс лекций. 2-е изд., испр. и доп. Уфа: РИЦ БашГУ, 2013. 286 с. Братусь Б. С. Аномалии личности. М.: Мысль, 1988. 301 с. Емалетдинов Б. М. Проблема любви в социальной философии и психологии. Уфа: РИЦ БашГУ, 2011. 348 с. Берн Э. Секс в человеческой любви / Пер. с англ. М.: Моск. кадровый центр, 1990. 112 с. Келли Г. Ф. Основы современной сексологии / Пер. с англ. СПб.: Питер, 2000. 896 с. Российская педагогическая энциклопедия: В 2 тт. / Гл. ред. В. В. Давыдов. М.: Больш. Росс. энцикл. Т. 1. 1993. 608 с. Фернхем А., Хейвен П. Личность и социальное поведение / Пер. с англ. СПб.: Питер, 2001. 368 с.

48

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

31. Психология личности: Хрестоматия / Под ред. Ю. Б. Гиппенрейтер, А. А. Пузырея, В. В. Архангельской. М.: АСТ: Астрель, 2009. 624 с. 32. Палмер Д., Палмер Л. Эволюционная психология: Секреты поведения Homo sapiens / Пер. с англ. СПб.: Прайм-Еврознак, 2007. 384 с. 33. Сафин В. Ф. Зигзаги мыслей и озарений: Записки психолога. Уфа, 2005. 70 с. 34. Сорокин П. А. Современная любовь / Общедоступный учебник социологии. Статьи разных лет. М.: Наука, 1994. 560 с. 35. Веллер М. О любви. М.: АСТ-Москва, 2008. 380 с. 36. Пряжников Н. С. Мотивация трудовой деятельности. М.: Академия, 2008. 368 с. 37. Бабиевская Е. К., Белова Ю. В., Немировский К. Е. Он и Она. Любовь в вопросах и ответах. М.: Ин-т общегуманитар. исследований, 2001. 200 с. 38. Психология личности: Словарь-справочник / Под ред. П. П. Горностая, Т. М. Титаренко. Киев: Рута, 2001. 320 с. 39. Калинина Н. П. Патологическая ревность. Структура, систематика и течение. Горький: ВолгоВятское кн. изд-во, 1976. 200 с. 40. Гиндикин В. Я. Лексикон малой психиатрии. М.: Крон-Пресс, 1997. 576 с. 41. Ильин Е. П. Психология любви. СПб.: Питер, 2013. 336 с. 42. Малкина-Пых И. Г. Экстремальные ситуации. М.: Эксмо, 2005. 960 с. 43. Дружинин В. Н. Психология семьи. 3-е изд. СПб.: Питер, 2012. 176 с. 44. Менделевич В. Д. Клиническая и медицинская психология: Практическое руководство. М.: Мед-Пресс, 1998. 592 с. 45. Галяутдинова С. И., Емалетдинов Б. М. Расстройства личности: спецкурс по клинической психологии / Уч. пос. В 2-х кн. Уфа: БИРО, 2005. 362 с. Поступила в редакцию 23.12.2012 г. После доработки – 22.02.2013 г.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

49

УДК 801.676 + 82-98:7.045

СИМВОЛИКА ЧИСЛА «Ч Е Т Ы Р Е » В ЕВРОПЕЙСКОЙ ДУХОВНОЙ ПОЭЗИИ (Т. С. ЭЛИОТ, Е. ШВАРЦ) © Л. Н. Татаринова Кубанский государственный университет Россия, 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149 тел: +7 (918) 273 22 57 E-mail: [email protected]

Статья посвящена принципу четверичности в творчестве двух поэтов – классика английской литературы ХХ века Т. С. Элиота (1888–1965) и представительницы русской поэзии Елены Шварц (1948–2010). Число «четыре» является структурным принципом построения их произведений, а также обозначением четырех сторон Распятия Иисуса Христа. Ключевые слова: Т. С. Элиот, Е. Шварц, число четыре, число пять, время, вечность, полет, символ, универсальность, крест, композиция, центр.

Символика чисел занимает далеко не последнее место в богословской литературе всех времен. В христианстве особое значение имеет число три (символ Святой Троицы), но и четыре – число, обладающее сакральным смыслом: это образ вселенной, образ полноты бытия, четырех сторон света, знаки четырех евангелистов, четырех сторон креста, символ порядка и организации пространства. Рассуждения о четверичности мы находим еще у средневековых мыслителей. У некоторых из них число четыре связывается с крестом Господним: его четырьмя сторонами. Так богослов VIII века Иоанн Дамаскин в его «Точном изложении православной веры» (это первое систематическое изложение православного вероучения) развивает мысль о том, что язычникам и неверующим невозможно понять смысл Креста; для них это – «безумие». Крест – это самое удивительное явление Бога, и уразуметь Его можно только очами веры и сердцем. Через Крест Бог сделал нас своими чадами и наследниками. Четыре стороны Креста охватывают все – это высота, ширина, глубина и длина. Пространственные характеристики подчеркивают космичность Креста (подобную взаимосвязь мы найдем и в духовной поэзии ХХ века). Четыре – это образ гармонии, симметрии и порядка. О том, что крест является организацией пространства в противоположность хаосу, размышляет и Карл Юнг в работе «Символ превращения в мессе»: «…крест противопоставляется аморфному множеству он символизирует средоточие Определяемое пересечением двух прямых

Крест означает устроение, противопоставленное неустроенному хаосу бесформенного множества» [6, c. 86]. Середина креста, по мнению Юнга, символизирует целостность и окончательность. Своих границ универсум достигает не на какой-то отсутствующей периферии, но в самом своем средоточии. «Лишь здесь существует возможность выхода за пределы мира сего», – считает Юнг. Крест как соединение всех четырех частей света нашел отражение в ранней византийской поэзии. В Великом Покаянном Каноне Андрея Критского есть такие стихи: «Соделал еси спасение посреди земли, щедре, да спасемся: волею на древе распялся еси, Едем

50

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

затворенный отверзеся, горняя и дольняя тварь, языци вси спасени покланяются Тебе» [1, c. 95]. Крест здесь представлен как духовный центр земли. Он открывает врата Рая, и вся тварь поклоняется Ему (обратим внимание на космогоничность образа). Эта мысль подтверждается и далее стихами девятой Песни – «Тварь содрогашася распинаема Тя видевши, горы и камения страхом распадахуся, и земля сотрясашеся, и ад обнажашеся, и соомрачашеся свет во дни, зря Тебе, о Иисусе, пригвожденна ко кресту» [1, c. 151–152]. В трактате «Риторика» (801–804 гг.) английского ученого и поэта VIII–IX века представителя Каролингского Ренессанса Алкуина говорится о четырех главных добродетелях: мудрости, справедливости, мужестве и воздержанности. Они особенно необходимы правителям народов. (Эти добродетели представлены символически и у Данте в третьей Кантике его «Божественной Комедии» – «Рай»). Таким образом, четверичность нашла отражение и в сфере морали. О четверичности пишет Карл Юнг и в еще одной своей поздней работе – трактате «Попытка психологического истолкования догмата о Троице». По мнению знаменитого основателя школы аналитической психологии, число четыре имеет не менее важное значение, чем число три, и, на самом деле, Троица умалчивает о недостающем звене – темных силах, которые являются четвертым измерением и сопротивником Бога. Архетип четверицы встречается уже в античности («у Пифагора главная роль отводится не триаде, а тетраде…») [6, c. 153], а также в древних учениях Индии (четыре цвета, четыре стихии, четыре первичных качества, четыре касты) и в буддизме (четыре пути духовного развития). У Шопенгауэра четверичный аспект является минимальным условием полноты суждения, – отмечает Юнг. Сохранился ли интерес к символике числа четыре в современной культуре, и нашла ли она отражение на страницах поэзии ХХ века? Мы рассмотрим этот вопрос на примере двух крупных поэтов – английского классика Томаса Стерна Элиота (1888–1965) и русского поэта Елены Шварц (1948–2010). Поэма Элиота «Четыре квартета» создавалась в конце 30-х – начале 40-х годов прошлого столетия. Это вершина творчества Элиота, его философская лирика. Число четыре выбрано, конечно же, не случайно, причем оно здесь удвоена (четыре квартета). Элиот придает ему сакральный смысл: четыре стороны Света (север, юг, запад, восток) (почти все части поэмы имеют географические названия – районы Лондона); четыре стихии вселенной – огонь, вода, земля и воздух; но главные у Элиота две: вода (это река времени, это вечность) и огонь (огонь любви, роза в огне); четыре возраста человека – детство, юность, зрелость и старость (здесь они связаны с темой времени и ускользающей человеческой жизни); и, наконец, – четыре стороны Креста (хотя они лишь подразумеваются). Крест здесь представлен в его космическом масштабе: как нечто всеобъемлющее, соединяющее землю и небо. Поэма была написана под впечатлением квартетов Л. ван Бетховена, написанных в поздний период его творчества, т. е. в период болезни, глухоты, страданий. И в это же время была написана последняя соната Бетховена (Op. 111, c-moll), которую иногда называют «сонатой Креста». Первая часть ее очень драматична, а во второй – трагизм преодолевается радостью и гармонией, что напоминает историю смерти и воскресения Христа. Подобно 32-й сонате Бетховена «Четыре квартета» Элиота можно назвать поэмой Креста. Поэма Элиота строго структурирована, она гармонична и целостна именно благодаря использованию символики чисел: каждый ее раздел – часть общего текста, в котором четыре

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

51

части; в каждом разделе пять частей (здесь Элиот подражает пятичастным квартетам Бетховена). Можно сказать, что произведение построено на сочетании двух чисел – четыре и пять. Таким образом, эти числа принимают важное участие в композиции и являются структурообразующими принципами. Здесь Элиот следует за своим учителем Данте, тема которого занимает важное место в поэме (он появляется в образе пешехода в последней части – «Литтл Гиддинг»), в «Четырех квартетах» имеется несколько реминисценций из «Божественной Комедии» также во второй и четвертой частях – «темный лес», «духовный свет», «Роза» и другие. Гармония чисел также навеяна Данте: ведь «Божественная Комедия» построена на виртуозной вариации чисел три и девять: в поэме три части, в каждой 33 Песни, у Люцифера три пасти, все произведение написано терцинами (трехстрочная строфа); в Аду девять кругов, в Раю девять сфер, в Чистилище девять степеней (утроенная тройка). Поэма Элиота посвящена проблеме времени. Время предстает в образе океана: И где отыскивать конец скитаньям

Во мгле молочной, скрывшей рыбаков? Без океана времени не знают,

А моря без обломков на волнах – И будущее так же неизвестно,

Как прошлое - и назначенья весть (Курсив наш - Л.Т.) [4, c. 77].

(Все цитаты даны в переводе С.Степанова).

Where is the end of them, the fishermen sailing Into the wind’s tail, where the fog cowers?

We cannot think of a time that is oceanless

Or of an ocean not littered with wastage … [5, p. 76].

Время у Элиота - это безбрежная стихия, содержащая в себе одновременно прошлое, настоящее и будущее Прошлое и будущее

Несбывшееся и сбывшееся

Приводят всегда к настоящему [4, c. 47] Time past and time future

What might have been and what has been

Point to one end, which is always present [5, p. 46].

Но время в поэзии Элиота имеет не три, а четыре измерения: кроме прошлого, настоящего и будущего есть еще вечность, которую он называет «the still point of the turning world» (буквально «неподвижная точка вращающегося мира»)

52

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

В незыблемой точке мировращенья. Ни плоть, ни бесплотность, Ни вперед, ни назад. В незыблемой точке есть ритм, Но ни покой, ни движенье. Там и не равновесье,

Где сходятся прошлое с будущим. И не движенье – ни вперед,

Ни назад, ни вверх и ни вниз. Только в этой незыблемой точке Ритм и возможен… [4, c. 47]

At the still point of the turning world. Neither flesh nor fleshness; Neither from nor towards: at the still point, there the dance is, But neither arrest nor movement… [5, p. 46]

В оригинале стоит слово не «ритм», а «танец» (dance) - таинственный неподвижный танец (оксюморон) Бога. Вечность связана с творческим началом, с началом Красоты и она противостоит суете нашей земной реальности. (Интересно, что о танце как о религиозном ритуале говорит и Юнг: рассматривая апокрифический раннехристианский текст «Деяния Иоанна», он истолковывает хоровод учеников Христа как «психический феномен». «Речь идет об акте осознанивания более высокого порядка, заключающемся в установлении связи между сознанием индивида и символом целостности, которому оно подчинено» [6 , c. 82]. Блистает пернатый король-рыболов, блистает и тает; Незыблемый свет

В незыблемой точке мировращенья After the kingfisher’s wing

Has answered light to light, and is silent, the light is still At the still point of the turning world [5, p. 52]

«Король-рыболов» с крыльями – это, конечно же, аллюзия на Иисуса Христа, который призывал своих учеников среди рыбаков и говорил им, что они будут «ловцами человеков» (образ Короля-Рыбака встречается и в поэме Элиота «Бесплодная земля»). Есть и другие подтверждения этому в тексте «Четырех квартетов»: так, в конце второй части («Бернт Нортон») неподвижностью называется Любовь (“Love is itself unmoving”) [5, p. 54] – буквально «Любовь сама по себе – неподвижность», т. е. сущность Любви – вечность («Любовь обретает себя, Когда «здесь» и «сейчас» теряют значенье»). А ведь известно, что Бог есть – Любовь (то же и у Данте в третьей кантике – «Рай»). Эта неподвижная точка находится в центре Креста Господня. Постижение вечности, по Элиоту, это занятие для святого и «не занятие даже, а нечто, что дано пожизненной смертью в любви» [4, c. 87]. Очень близкие Элиоту образы мы находим в творчестве русского поэта Елены Шварц, которая также работает в жанре философской метафизической лирики. У Елены Шварц есть произведение, которое называется «Элегии на стороны света» (1978). Все четыре части этого произведения пронумерованы цифрами и имеют географические уточнения в скобках (северная, южная, восточная и западная). Сюжет в обычном понимании отсутствует, он явно носит метафизический характер: скорее всего речь идет о посмертном полете души или о

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

53

творческом полете фантазии лирического героя. Небосвод имеет форму Креста с его четырьмя сторонами. В первой части (северной) нарисован пейзаж ночной холодной Москвы; пейзаж реальный постепенно переходит в планетарный: Посмотри – небосвод весь засыпан и сыплются крылья и перья, Их неделю не выместь – зарыться навеки теперь в них, Посмотри – под Луной пролетают Лев, Орел и Телец, А ты спишь, ты лежишь среди тела змеиных колец. Там, где мрак, – там сиянье, весь мир изувечен.

Мраком ангел появился как цепким растеньем, Правь на черную точку, на мглу запустенья,

Правь на темень, на тьму, на утесы, на смутное – в яму [2, c.92]. Посмотрела она, застонала,

И всю ночь о зубцы запинаясь летала,

И закапала кровью больницы, бульвары, заводы. Ничего! Твоя смерть – это ангела светлого роды.

Во второй части (южной) дорога продолжается на фоне ледяной вселенной, где в небесах горит «эфирный огонь» и где «глаз косяки пролетают на Юг», «где чрез вечную тундру дорога» [2, c. 93]. Человек представлен в необычном образе «цикламенов в снегу»; (вообще в поэме много контрастов огня и льда): Третья часть (восточная) несет идею воскресения – Встань – не стыдно при всех-то спать? Встань – ведь скоро пора воскресать…

Что ж! Пойду погляжу цикламены в трескучем снегу, И туда под стекло – пташкой я проскользну, убегу…

Всяк есть птица поюща – так хоть на него полюбуйся.

И сквозь снег, продышав, прорастает горчичный цветок.

«Горчичный цветок» – скрытая аллюзия на евангельское горчичное зерно (верой с горчичное зерно можно двигать горы) воскресение связано с верой, с Христом. Четвертая часть (западная) открывает перед нами стихии моря и неба, сходные своей беспредельностью Во мне средиземное море приливом, отливом мерцает…

Человеческий голос, возвышаясь, доходит до птичьего крика и пенья. Ах, вскричи будто чайка – и ты обретаешь смиренье.

Заканчивается эта часть описанием прихода Антихриста и дальнейшим полетом лирического героя. В последних строчках возникает образ надмирного креста:

54

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

Все ветер уносит на Запад тропою теней.

И стороны света надорвало пространство крестом (Курсив наш – Л. Т.).

Так же, как и у Томаса Элиота, четверичностью и космичностью образ Креста не ограничивается: есть еще мотив центра. Мы показали выше, что у Элиота в середине Распятия находится «незыблемая точка», область тишины и вечности, а у Елены Шварц этому посвящена «Большая элегия» (на Пятую сторону света); она написана через несколько лет после основных Элегий и является их продолжением – число четыре также дополняется числом пять (вспомним, что у Иисуса Христа было пять ран) Как будто теченьем – все стороны света свело

К единственной точке – отколь на заре унесло. Прощай, ворочайся с востока и запада вспять.

Пора. Возвратно вращайся - уж нечего боле гулять. От Севера, Юга – вращай поворотно весло.

Ты знаешь, не новость, что мир наш, он – крест, Четыре животных его охраняли окрест.

И вдруг они встали с насиженных мест –

И к точке центральной – как будто их что-то звало… (курсив наш Л.Т.).

Четыре животных – мифологические существа, а также символы евангелистов: Лев, Ангел, Орел, Телец – в поэме Шварц «растворяются» в лирическом герое и влекут его вверх, в середину – т. е. к Кресту, к спасению, туда, где исток и где «стороны света кружатся как черный цветок» (возможно, реминисценция на Бодлера). Таким образом, весь мир предстает как гигантский Крест: Я вспомню тотчас, что мир - это Крест,

Четыре животных его охраняют окрест,

А в центре там - сердце, оно все страшнее стучит…

И вот Распятие Христово уже переходит в личное распятие – На Север летит голова, а ноги помчались на Юг.

Вот так разорвали меня. Где сердца бормочущий ключ – Там мечется куст, он красен, колюч.

И там мы размолоты, свинчены, порваны все… Над бездной кружим и летим в колесе.

Лирический герой (или героиня) видит в небе звезду (очевидно, вифлеемскую): В ней одной есть спасенье, в нее и смотри,

Пока Крест, расширяясь, раздирает тебя изнутри [2, c. 207].

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

55

Крест Спасителя – пример для человека, который не может быть равнодушным, он тоже хочет быть на кресте.

В сборнике стихов Е. Шварц «Лестница с дырявыми площадками» также появляется образ Креста, который здесь выступает как просветляющее начало, пронизывающее всего человека «страданьем света». Свет назван поэтом «четвертым элементом» (три другие – дерево, глина и цемент); из этих четырех составляющих автор строит храм своей души («внутригрудной Иерусалим»): Ткань сердца расстелю Спасителю под ноги,

Когда Он шел с крестом по выжженной дороге, Потом я сердце новое сошью.

На нем останется – и пыль с Его ступни, И тень креста, который Он несёт. Все это кровь размоет, разнесёт,

И весь состав мой будет просветлён, И весь состав мой будет напоён Страданья светом.

Есть всё: тень дерева, и глина, и цемент, От света я возьму четвёртый элемент И выстрою в теченье долгих зим Внутригрудной Ерусалим [3].

В поэме «Элегии на стороны света» четыре (опять-таки четыре!) ключевых мотива: Крест, Зерно, Птица, Цветок. У Элиота это – Огонь, Вода, Голубь, Роза. Отметим еще раз символическое значение числа четыре, при помощи которого создается всеохватность бытия и наличие в нем идеи жертвы и страдания. Всякая жизнь связана с отдачей, с жертвой, все ценное, достойное держится на любви и самопожертвовании. Удивительная близость образов и мотивов, на наш взгляд, объясняется общностью источников – бессознательных архетипических образов у человека, которые, актуализируясь в определенные эпохи, каждый раз предстают по-новому. В то же время надо отметить, что поэзия Элиота носит более философский характер, чем стихи русской поэтессы, в ней нет яркой эмоциональности и лиризма, в ней нет «Я» (Элиот назвал это принципом «объективного коррелята»). От средневековой литературы и Шварц, и Элиота отличает яркая индивидуальность, неожиданность, оригинальность образов (мы отмечали их по ходу анализа) – естественное жанровое несовпадение (в одном случае богословие, в другом – поэзия). В отличие от эпичного Элиота поэзия Елены Шварц более экспрессивна и катастрофична, в ее стихотворении «Крест после Распятия» есть такие слова: И ночью видели – взошла луна Она была крестом разделена. Четыре красные куска, Была разрезана она.

56

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

Крест в небе, четыре красных куска луны свидетельствуют о трагическом событии космического масштаба. Страдает вся природа, светила, небеса источают кровь. В евангелиях тоже сказано о том, что природа отзывалась на то, что происходило: было затмение, землетрясение, но лаконичный евангельский стиль предпочитает лишь констатацию фактов; Елена Шварц, следуя специфике жанра, дает нам поэтический комментарий к этим событиям. Таким образом, на примере двух поэтов, представляющих разные национальные культуры разных эпох, мы пришли к выводу о том, что символ числа четыре в духовной поэзии имеет два основных значения: это – космическая всеохватность бытия (вся вселенная) и образ Креста, то есть – сочетаются два (по-существу, противоположных) значения – гармония и драматизм как истинно христианские формы диалектики. ЛИТЕРАТУРА

1. 2. 3. 4. 5. 6.

Критский А. Канон Великий. М., АНО «Знамение», 2006. Шварц Е. Стихотворения и поэмы Елены Шварц. СПб, «ИНАПРЕСС», 1999. Шварц Е. Лестница с дырявыми площадками // http://www.poeziaduh.com/news/stikhi_o_boge_elena_shvarc/2010-10-24-397. Элиот Т. Избранная поэзия. СПб , «СЕВЕРО-ЗАПАД», 1994. Eliot T.S. Selected Poetry, “SEVERO-ZAPAD”, 1994. Юнг К. Ответ Иову. М., ОИ «Реабилитация», 1998.

Поступила в редакцию 22.12.2012 г.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

57

УДК 821.161.1.09

РОМАН Е. ЗАМЯТИНА «МЫ» В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ КЛАССИКИ (М. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН, Ф. ДОСТОЕВСКИЙ) © Г. А. Ахметова Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32. Тел./факс: + 7 (347) 273 68 74. E-mail: [email protected]

В статье рассматриваются истоки жанра антиутопии в русской классической литературе ХIХ века, в творчестве М. Салтыкова-Щедрина и Ф. Достоевского. Показано, как в полемике авторов «Истории одного города» и «Легенды о Великом Инквизиторе» с утопическим романом Н. Чернышевского «Что делать?» рождался новый жанр, получивший окончательное завершение в романе Е. Замятина «Мы». Ключевые слова: Е. Замятин, Антиутопия, военизированный «рай», коммуна, «муравейник», свобода, счастье.

До сих пор творчество Евгения Замятина остается малоизученной страницей в истории отечественной литературы. Существует немного специальных, развернутых исследований прозы Замятина. Отдельные статьи о писателе и главы о нем в работах общего характера воспринимаются как подступы к целостному осмыслению его оригинального наследия [1–3]. В немногих работах рассматриваются связи Замятина с русскими классиками XIX века, делаются попытки включить творчество писателя в широкий культурный контекст [4]. Жанровая генеалогия романа «Мы» сложна. Думается, что истоки жанра, блестяще воплощенного в антиутопии «Мы», следует искать в русской литературе XIX века, в творчестве М. Салтыкова-Щедрина и Ф. Достоевского. Предлагаемая статья ставит целью анализ жанровой специфики романа «Мы» в связях с традициями русской классики, с творчеством Салтыкова-Щедрина, Достоевского, Чернышевского. Уже в литературе XIX века в сложной художественной полемике СалтыковаЩедрина и Достоевского со знаменитым утопическим романом Чернышевского «Что делать?» рождались черты оригинального жанра, получившего законченное воплощение в творчестве Замятина. Как известно, антиутопия (греч. anti – против, utopia – утопия) – «пародия на жанр утопии либо на утопическую идею; подобно сатире, может придавать своеобразие самым разным жанрам: роману, поэме, песне, рассказу» [5. с. 38]. В свою очередь, «утопия» (греч. u – нет; topos – место, т. е. место, которого нет; иное объяснение: еu – благо и topos – место, т. е. благословенное место) – литературный жанр, в основе которого изображение несуществующего идеального общества [5, с. 1118]. Термин «утопия» происходит от названия книги Томаса Мора «Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии» (1516). Однако автором первой утопии считается Платон, создатель «Республики». Верхом совершенства Платон считает государство, в котором неукоснительно соблюдаются принципы абсолютной власти, жесткого разделения труда, постоянной готовности к войне, искусственно поддерживаемой статичности.

58

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

Позже, в ХVII веке, итальянский монах Т. Кампанелла в романе «Город Солнца» (1623) воспел «идеальную» общину, живущую без частной собственности и семьи, в которой государство поддерживает науки и просвещение, обеспечивает воспитание детей и нормирует труд. «Город Солнца» Кампанеллы очень напоминает казарму с ящиками для доносов на площадях, обязательным четырехчасовым рабочим днем и т. п. В XIX веке жанр утопии получил развитие в философских и художественных сочинениях французских социалистов-утопистов: Ш. Фурье, Э. Кабе, А. Сен-Симона. В России идеи французских утопистов оказали сильное влияние на Н. Чернышевского и Ф. Достоевского. Достоевский в 1877 году создал утопию – «фантастический рассказ» «Сон смешного человека», а Чернышевский в 1862 году, находясь в Петропавловской крепости, написал роман «Что делать?» Утопическую картину будущей гармонии Чернышевский развернул в знаменитом «Четвертом сне Веры Павловны». Роману Чернышевского, как и всем классическим утопиям, суждено было стать объектом пародийных откликов и перелицовок в русской и зарубежной литературе XIX-XX веков. Так рождается жанр антиутопии. Если утописты предлагали человечеству рецепт спасения от всех социальных и нравственных бед, то создатели антиутопий, как правило, давали читателю понять, как расплачивается обыкновенный, средний человек за всеобщее счастье. Классические антиутопии замечательны как литература, «предугадавшая неизбежную расплату... прежде, чем она началась. В этом (и только в этом) смысле они действительно полемичны: не в отношении самого Кампанеллы, конечно, но тех, кто столько раз пытался построить Город Солнца на практике» [6, с. 28]. Антиутопический роман – отклик культуры на давление «нового порядка». Если утопии создавались в сравнительно мирные, предкризисные времена ожидания будущего, то антиутопии – на сломе времен, в эпоху неожиданностей, которые это будущее преподнесло [7]. Утопическую схему, оставшуюся умозрительной, антиутопия заставляет раскрыться полностью, часто путем reductio ad absurdum (доведения до абсурда). По своему существу антиутопия является опытом художественной диагностики и предвидения. Она всегда стремится обнаружить и обозначить болезнь, когда симптомы еще едва заметны. Замечают их десятилетия спустя. Так, футурология Замятина сделалась пугающе похожей на реальность только спустя годы после написания романа «Мы» (1920). Судьба Замятина подтвердила неписаный, но обязательный закон, который властвует над творцами антиутопий: сначала их побивают камнями, а потом (чаще всего посмертно) начинают чтить как провидцев. Известно, что роман «Мы», гротескно отразивший реалии послереволюционной России, был воспринят как политический памфлет. Наиболее ясно эту точку зрения выразил А. Воронский в статье о Замятине. Критик утверждал, что роман «целиком пропитан неподдельным страхом перед социализмом, из идеала становящимся практической, будничной проблемой» [8, с. 33]. Роман Замятина не приняли даже такие идейно близкие писателю литераторы, как М. Горький, М. Пришвин, К. Чуковский. Чуковский не поддержал Замятина в его желании издать роман в России в непартийном журнале «Современный Запад»; в дневнике он записал:

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

59

«Роман Замятина «Мы» мне ненавистен. Надо быть скопцом, чтобы не видеть, какие корни в нынешнем социализме» [9, c. 250]. Напротив, Р. Иванов-Разумник, И. Эренбург и Я. Браун дали о романе благожелательные отзывы, подчеркивая его связь с современностью. Эренбург писал Замятину 12 января 1926 года: «Я прочел «Мы». Замысел, на мой взгляд, великолепен... История с «душой» сильна и убедительна. Вообще тональность книги этой сейчас мне очень близка» [10, с.176]. Точное толкование антиутопии «Мы» дал Я. Браун, вступивший в полемику с А. Воронским и отметивший, что в разработке темы революции Замятин «взлетает на головокружительную высоту художественного и философского прозрения» [11, с. 234]. Я. Браун одним из первых заметил преемственность Замятина с Достоевским – автором «Записок из подполья». Политически дерзкое произведение Замятина узнали за рубежом. Писатель отправил рукопись в Германию и вскоре получил от крупной фирмы предложение перевести роман на английский язык и принял его. В 1924 году в переводе Г. Зильбурга произведение было опубликовано в Нью-Йорке. В переводе на английский, а затем на чешский (Прага, 1927) и французский (Париж, 1929) языки роман стал значительным фактом мировой литературы. Только в 1952 году в США в издательстве им. А. П. Чехова был опубликован полный русский текст романа Замятина, а в России роман «Мы» вышел в 1988 году. «Мы» – «синтетическое» в жанровом отношении произведение, соединившее в себе пародию, гротеск и мифотворчество. Именно это качество позволяет литературоведам относить роман «Мы» к произведениям «неореалистическим» [12, с. 39] или «постреалистическим» [4, с. 112]. Начало романа написано в манере иронического панегирика – «поэмы» о Едином Государстве. Тип повествования, избранный Замятиным, связан с главной авторской установкой: пародийно вывернуть наизнанку идеальную модель мира, созданную верховным «утопистом» – Благодетелем и прокламируемую наивным панегиристом – Д-503. Панегирик Единому Государству, вложенный в уста инженера Д-503, таит язвительную иронию. Осуществленный в Государстве новый «рай», или «золотой век», оказывается жуткой военизированной системой в духе «злосчастной муниципии» Угрюм-Бурчеева из романа Салтыкова-Щедрина «История одного города» и «муравейника» Великого Инквизитора из романа Достоевского «Братья Карамазовы». Этот кошмарный ад пародирует умозрительные, прекраснодушные утопии Фурье и Чернышевского. Образ Угрюм-Бурчеева – последнего, самого зловещего градоначальника города Глупова исторически узнаваем. В нем угадываются черты Аракчеева, создателя печально знаменитых военных поселений. Проект «злосчастной муниципии», изобретенной Угрюм-Бурчеевым, ближайшим образом напоминает военные поселения Аракчеева, военного министра Александра I. Для удобства муштры Аракчеев предлагал целые деревни вместе со всем населением обращать в военные кантоны, или казармы. Н. Греч вспоминал об этих военных поселениях: «Несколько тысяч душ крестьян превращены были в военные поселяне. Старики названы инвалидами, дети кантонистами, взрослые рядовыми. Вся жизнь их, все занятия, все обычаи поставлены были на военную ногу. Женили их по жребию, как кому выпадет, учили ружью, одевали, кормили, клали спать по форме. Вместо привольных, хотя и невзрачных крестьянских изб, возникли красивенькие

60

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

домики, в которых жильцы должны были ходить, сидеть, лежать по установленной форме» [13, с. 555-556]. «Муниципия» Угрюм-Бурчеева – это аракчеевская казарма, военизированный «рай», в котором все сведено к одному знаменателю: «В каждом доме живут по двое престарелых, по двое взрослых, по двое малолетков, причем лица различных полов не стыдятся друг друга. Одинаковость лет сопрягается с одинаковостью роста... В каждом доме находится по экземпляру каждого полезного животного мужеского и женского пола, которые обязаны, вопервых, исполнять свойственные им работы и, во-вторых, – размножаться… Школ нет, и грамотности не полагается» [14, с. 404]. Политический адресат сатиры Салтыкова понятен: русский абсолютизм в лице Аракчеева. Но по парадоксальной логике Салтыкова-Щедрина Угрюм-Бурчеев неожиданно уподобляется «коммунисту». Пародийная параллель эта определенно намекает на казарменную уравнительность, которой не избежали французские утописты и русский их преемник Чернышевский: «В то время еще ничего не было достоверно известно ни о коммунистах, ни о социалистах, ни о так называемых нивелляторах вообще. Тем не менее нивелляторство существовало, и при том в самых обширных размерах. Были нивелляторы «хождения в струне», нивелляторы «бараньего рога», нивелляторы «ежовых рукавиц» и проч. Мы... с трудом можем перенестись воображением в те недавние времена, когда каждый эскадронный командир, не называя себя коммунистом, вменял себе, однако ж, за честь и обязанность быть оным от верхнего конца до нижнего. Угрюм-Бурчеев принадлежал к числу самых фантастических нивелляторов этой школы» [14, с. 402]. Пародийный «утопист» и коммунист» в «Истории одного города» не только УгрюмБурчеев, но и другой градоначальник, Бородавкин, о котором сказано: «Вообще видно, что Бородавкин был утопист, и что если б он пожил подольше, то, наверное, кончил бы тем, что или был бы сослан за вольномыслие в Сибирь, или выстроил бы в Глупове фаланстер» [14, с. 350]. Мотив крепостного «фаланстера» в форме военных поселений возникает у СалтыковаЩедрина в более раннем цикле «Помпадуры и помпадурши». О губернаторе Петеньке Толстолобове сказано: «Да, он ни перед чем не остановится, этот жестоковыйный человек! Он покроет весь мир фаланстерами, он разрежет грош на миллион равных частей… Ведь были же попытки фаланстеров в форме военных поселений» [14, с. 218]. Таким образом, карикатура на казарменный коммунизм входит составной частью в картину аракчеевской системы, нарисованной в «Истории одного города» в главах об УгрюмБурчееве (и не только). В ряду конкретных объектов пародии Салтыкова-Щедрина – «Четвертый сон Веры Павловны» из романа Чернышевского «Что делать?» Знаменитый дворец из стекла и алюминия, восторженно описанный Чернышевским, в карикатурном виде повторяется в «муниципии» Угрюм-Бурчеева. В идиллических, наивных картинах, нарисованных Чернышевским, поражает тоскливое однообразие жизни, регламентированной в мельчайших деталях. Пение и пляски, сопровождающие труд счастливых и вечно молодых обитателей дворца, не могут рассеять нерадостного читательского восприятия: «… Везде мужчины и женщины, старики, молодые и дети вместе. Но больше молодых; стариков мало, старух еще меньше, детей больше, чем стариков, но все-таки не очень много. ... А стариков и старух очень мало потому, что здесь

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

61

очень поздно становятся ими, здесь здоровая и спокойная жизнь; она сохраняет свежесть... Группы, работающие на нивах, почти все поют; но какой работой они заняты? Ах, это они убирают хлеб. Как быстро идет у них работа! … И как они удобно устроили все себе; день зноен, но им, конечно, ничего: над тою частью нивы, где они работают, раскинут огромный полог; как подвигается работа, подвигается и он, – как они устроили себе прохладу! Еще бы им не быстро и не весело работать, еще бы им не петь!» [15, с. 319]. Салтыков-Щедрин пародирует мотивы «Четвертого сна Веры Павловны», рисуя день в поселенной единице. Не забывает сатирик про пение и пляски, сопровождающие работы обывателей: «В каждой поселенной единице время распределяется самым строгим образом. С восходом солнца все в доме поднимаются; взрослые и подростки облекаются в единообразные одежды (по особым, опробированным градоначальником рисункам), подчищаются и подтягивают ремешки. Малолетние сосут на скорую руку материнскую грудь… Работы производятся по команде. Обыватели разом нагибаются и выпрямляются; сверкают лезвия кос, взмахивают грабли, стучат заступы, сохи бороздят землю, – все по команде... Посреди этих взмахов, нагибаний и выпрямлений прохаживается по прямой линии сам Угрюм-Бурчеев... и затягивает: «Раз – первый! Раз – другой!» – а за ним все работающие подхватывают: «Ухнем! Дубинушка, ухнем!» [14, с. 405–406]. Военизированный город, созданный Угрюм-Бурчеевым по типу аракчеевских военных поселений, воспринимается как карикатура на утопию Чернышевского. Так под пером Салтыкова-Щедрина рождается жанр антиутопии, предваривший художественные находки Замятина. Отдельные мотивы романа Салтыкова-Щедрина прямо предвосхищают мотивы романа «Мы». Например, гротескный портрет Угрюм-Бурчеева производит такое же зловещее впечатление, как и «монументальный» портрет Благодетеля. Детали портрета УгрюмБурчеева ужасают: «Глаза серые, впавшие, осененные несколько припухшими веками; взгляд чистый, без колебаний... челюсти развитые, но без выдающегося выражения плотоядности, а с каким-то необъяснимым букетом готовности раздробить или перекусить пополам... Кругом – пейзаж, изображающий пустыню, посреди которой стоит острог; сверху вместо неба нависла серая солдатская шинель» [14, с. 399]. Гротеск Замятина вырастает из метонимической детали. В чудовищном и монументальном образе Благодетеля есть одна выразительная деталь – «громадные руки». Они «тяжелые», «каменные», их «медленный, чугунный жест» устрашает: «Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными квадратными очертаниями. Но зато руки... Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане, поставленные руки – выходят огромными, приковывают взор – заслоняют собой все. Эти тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки – ясно: они – каменные, и колени – еле выдерживают их вес» [16, с. 58]. В казармах, созданных Угрюм-Бурчеевым и Благодетелем, сама природа призвана быть упорядоченной. Так, «фанатический нивеллятор» Салтыкова-Щедрина хочет привести к одному знаменателю не только глуповцев, но и реку, которая нарушает его планы, не вписывается в прямые линии. В казарменном мире не то абсолютизма, не то утопического социализма (писатель сознательно размывает границы между этими системами) нет места живой природе.

62

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

Свободное течение реки, ее упорство приводят Угрюм-Бурчеева в бешенство: «Уйму! Я ее уйму!» [14, с. 412]. В романе Замятина за «Зеленой Стеной», вне «стеклянного рая», существует «дикая» природа, и Единое Государство еще не весь мир. Природа то и дело напоминает о себе; ее ощущает Д-503, пока еще верный панегирист Государства: «Весна. Из-за Зеленой Стены, с диких невидимых равнин, ветер несет желтую медовую пыль каких-то цветов. От этой сладкой пыли сохнут губы... Это мешает логически мыслить» [16, с. 27]. Природа, мешающая «логически мыслить», существует в романе «Мы» параллельно и вопреки искусственному Государству. Естественный мир напоминает о себе «Древним Домом», имеющим тайный вход в «дикую» природу. Хранительница «Древнего Дома», этого музея «старой» жизни, – такая же древняя старуха с «сияющими» морщинами на добром лице. В романах Салтыкова-Щедрина и Замятина природный мир несовместим с уравнительным, военизированным раем, созданным властителями для своих подданных. «Муниципия» Угрюм-Бурчеева и Государство Благодетеля – это мир контролируемой рождаемости. По воле градоначальника Глупова, «дети, которые при рождении оказываются не обещающими быть твердыми в бедствиях, умерщвляются» [14, с. 404]. В романе Замятина Единое государство дорожит своей стабильностью и не может пустить на самотек количество и качество своих членов. Такое приходило в голову еще Платону, сочинителю ранней утопии «Республика», а также Э. Кабе, автору утопического романа «Икария». В романе «Мы» показано, как это в действительности может осуществиться. Например, путем отбора родителей. Трогательная О-90, подруга Д-503, мечтает стать матерью, но не имеет на это право: ростом она не дотягивает десяти сантиметров до «Материнской нормы». Так карикатура на казарменный коммунизм в «Истории одного города», предвосхищает антиутопию Замятина. Роман Замятина предварен и другими произведениями русской классики ХIХ века – романами Достоевского «Братья Карамазовы» и «Бесы». Если Угрюм-Бурчеев является создателем аракчеевско-коммунистической «муниципии», то Великий Инквизитор из поэмы Ивана Карамазова – творец теократической системы, «муравейника». Оба эти персонажа – Угрюм-Бурчеев и Великий Инквизитор воспринимаются как литературные предшественники Благодетеля из романа Е. Замятина «Мы». Даже вступив на путь мятежа, инженер Д-503 все еще испытывает блаженство растворения своего «я» в «мы», когда его подхватывает общий поток. Это фиктивное блаженство позволяет Благодетелю рекомендовать своим подданным созданный им порядок в качестве земного «рая». В обмен на него предлагается пожертвовать свободой – источником беспорядка и разобщения. В кульминационный момент своего бунта Д-503 встает перед альтернативой, которую слышит из уст главного идеолога: свобода или счастье. И стоит ему поверить этой лживой дилемме Благодетеля, как он оказывается в плену у невыносимого порядка не только физически, но и интеллектуально. Благодетель – верховный жрец «новой» религии, очень похожей на католическую инквизицию. Подобно Великому Инквизитору Достоевского, он оправдывает свою роль верховного судьи и палача ссылками на слабую природу человека, для которого свобода тяжела и обременительна.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

63

Великий Инквизитор страстно исповедуется Христу: «...Мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы... Они будут дивиться и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны, что смогли усмирить такое буйное тысячемиллионное стадо... Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы им позволили грешить» [17, с. 236]. Любопытно, что Великий Инквизитор наследует во многом деспотическую идею «социалистов» Шигалева и Петра Верховенского из романа «Бесы». Еще до Великого инквизитора «фанатик человеколюбия» Шигалев высказал мысль о необходимости послушания, упрощения человеческой природы до стадного состояния. Шигалев изобрел проект будущей социальной системы, очень напоминающей картины аракчеевского военизированного рабства в «Истории одного города». В этом проекте избранные управляют «стадом», для которого существует уравнительный принцип: «Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть… первобытного рая. Хотя, впрочем, будут работать». «Все рабы и в рабстве равны», – развивает ту же мысль Петр Верховенский. «Все к одному знаменателю, полное равенство» [18, с. 312, 322–323]. Шигалев вышучивает утопические социальные проекты, издевательски «солидаризуясь» с ними. Петр Верховенский говорит о нем: «Знаете ли, что это гений вроде Фурье, но смелее Фурье, но сильнее Фурье; я им займусь. Он выдумал «равенство»!» [16, с. 322]. Как карикатурный «утопист» воспринимается вслед за Шигалевым и Великий Инквизитор с его идеей «общего и согласного муравейника», насильственного рая на земле без Бога. Подобно Великому Инквизитору, Благодетель в романе Замятина исповедуется Д-503: «Я спрашиваю: о чем люди – с самых пеленок – молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз навсегда сказал им, что такое счастье, – и потом приковал их к этому счастью на цепь... Что же другое мы теперь делаем, как не это? Древняя мечта о рае... Вспомните: в раю уже не знают желаний, не знают жалости, не знают любви, там – блаженные, с оперированной фантазией (только потому и блаженные) – ангелы, рабы Божьи» [16, с. 58]. В сущности, это цитата из «Легенды о Великом Инквизиторе», только сухая, освобожденная от психологических «ненужностей». Это – Великий Инквизитор. Или – социалист Шигалев из «Бесов» Достоевского. Или – Угрюм-Бурчеев. Все они принадлежат к одной касте Благодетелей и Спасителей слабого, погрязшего в пороках и фантазиях человеческого стада. Все они устроители принудительного «рая»-казармы. При этом границы, отделяющие абсолютизм от католицизма или социализма, оказываются уже несущественными. Благодетель Единого Государства и Великий Инквизитор мирно «сосуществуют» в историко-литературном пространстве. Их генеалогическое родство Замятин сделал очевидным, обратившись в пьесе «Огни Святого Доминика» (1920) к самой мрачной эпохе инквизиции, когда католичество решило силою оружия и костров загнать непокорных еретиков в свой «рай». Герой драмы Рюи, еретик и вольнодумец, произносит важные слова: «... я не отрекся от Христа: я только полюбил его – и возненавидел тех, кто снова распинает

64

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

его, кто заставляет его быть предателем, Иудой. Тюрьмы, казни во имя Христа! Инесса, вы только представьте: Христос сейчас там, на улицах. Неужели вам не ясно, что...» [19, с. 126]. Рюи не договаривает, отсылая читателя к «поэме» Ивана Карамазова, в которой Христос является людям на площади в Севилье, в Испании XVI века, в разгар католической инквизиции. Замятин часто пользовался в своих произведениях тем, что он называл «приемом пропущенных ассоциаций», недомолвок, иносказаний. Тайнопись Замятина требует от читателя напряженной работы мысли, сотворчества. В романе «Мы» писатель развивает применительно к современной ему политической и культурной революции важнейшие мотивы романов Достоевского («Братья Карамазовы», «Бесы») и Салтыкова-Щедрина («История одного города). Библейские мифологемы «золотого века» и нового Иерусалима в результате умозрительных проектов и практических усилий неизбежно превращаются в принудительно-каторжный «рай» – «злосчастную муниципию» Угрюм-Бурчеева или «муравейник» Великого Инквизитора. ЛИТЕРАТУРА

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9.

10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22.

Гальцева Р., Роднянская И. Помеха-человек. Опыт века в зеркале антиутопий // Новый мир. 1988, № 12. С. 217. Павлова-Сильванская М. Это сладкое «Мы», это коварное «Мы» // Дружба народов. 1988, №11. С. 260. Евгений Замятин и культура ХХ века. Исследования и публикации. / Сост.: М. Ю. Любимова; Науч. ред.: Л. С. Гейро. СПб.: РНБ, 2002. 475 с. Туниманов В. А. Новое о Замятине // Русская литература. 2003. №4. С. 241–248. Гаков В. Чужой среди своих // Знание – сила. 2004. №2. С. 100–109. Давыдова Т. Т. Русский «неореализм»: идеология, поэтика, творческая эволюция. М.: Флинта, Наука, 2005. 336 с. Туниманов В. А. Ф. М. Достоевский и русские писатели ХХ века. СПб.: Наука, 2004. 384 с. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под. ред. А. Н. Николюкина. Институт научн. Информации по общественным наукам РАН. М.: НПК «Интелвак», 2003. 800 с. Зверев А. Когда пробьет последний час природы… (Антиутопия, ХХ век) // Вопросы литературы. 1989, № 1. С. 28–39. Ланин Б. А. Русская литературная антиутопия XX века: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Москва, 1993. 35 с. Воронский А. Литературные типы. Издание второе дополненное. М.: Артель писателей *Круг*. 1927. 269 с Чуковский К. И. Дневник. 1901–1923. М.: Сов. писатель, 1991. 541 с. Эренбург И. Г. [Письма Е. И. Замятину] // Новое литературное обозрение. 1996. №19. С. 186–190. Браун Я. Взыскующий человека. Творчество Евг. Замятина // Сибирские огни. 1923. №5–6. С. 225–240. Давыдова Т. Т. Русский «неореализм»: идеология, поэтика, творческая эволюция. М.: Флинта, Наука, 2005. 336 с. Греч H. И. Записки о моей жизни. М.: Л., 1930. С. 555–556. Салтыков-Щедрин М. Е. История одного города // М. Е. Салтыков-Щедрин. Собр. соч. В 20 томах. Т. 8. М.: Художественная литература, 1969. 614 с. Чернышевский H. Г. Что делать? Л.: Наука, 1975. Замятин Е. И. «Мы». Повести и рассказы. М.: Дрофа, 2003. 368 с. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы // Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч. в 30 томах. Т. 14. Л., 1976. Достоевский Ф. М. Бесы // Ф. М. Достоевский. Полн. собр. соч. в 30 томах. Т. 10. Л., 1976. Замятин Е. Огни Святого Доминика // Е. Замятин. Избранные произведения. М.: Советский писатель, 1989. 768 с. Поступила в редакцию 12.09.2012 г.

ISSN 2305-8420

УДК 821.111.09

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

65

МИФОПОЭТИКА РОМАНА Г. СВИФТА «ЗЕМЛЯ ВОДЫ» © Ю. А. Шанина Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы Россия, Башкортостан, 450000 г. Уфа, ул. Октябрьской революции, 3а Тел. +7 (342) 273 38 81 E-mail: [email protected]

В данной статье художественное своеобразие романа Г. Свифта «Земля воды» рассматривается в свете традиций неомифологизма в культуре ХХ века. На основе проведенного анализа сделан вывод о том, что ироническое переосмысление архетипических образов и сюжетных моделей, обусловлено дискредитацией отраженных в мифах идеологем, сформировавших европейскую цивилизацию и ставших источником ее нынешнего кризисного состояния. В то же время художественный мир произведения организован по законам мифомышления, что позволяет соотнести его с понятием романмиф и поставить в один ряд с произведениями Г. Маркеса, Т. Манна, Д. Апдайка. «Земля воды» – новый миф, согласно которому спасение европейской цивилизации возможно в силу неистребимого стремления человека к жизни, прогрессу, порядку и идеалу. Ключевые слова: английский роман, архетип, бинарная оппозиция, инициация, миф, мифологизм, цивилизация.

Роман Грэма Свифта (род. 1949) «Земля воды» («Waterland») вышел в свет в 1983 году и стал интернациональным бестселлером. По словам самого автора, «это был третий роман, и именно он принес мне известность, успех и писательское имя» [1]. На сегодняшний день зарубежным исследователям представляется, что «роман «Земля воды» занимает выдающееся место среди всех работ Свифта. Он был одинаково высоко оценен критиками и учеными и стал предметом многих академических исследований» [2, с. 79]. Среди них необходимо отметить монографии С. Крапса, П. Купер, Д. Ли, Д. Малколма. Кроме того, произведению Свифта посвящен ряд рецензий, научных статей, разделов монографий, диссертационных исследований (А. М. Валеевой, С. А. Гладкова, Е. В. Колодинской, А. Нестерова, И. Ю. Поповой, С. А. Стритнюк, Ф. Тью, С. Н. Филюшкиной, К. Хьюитт, Н. В. Шолиной), в которых рассматриваются вопросы жанрового своеобразия романа, его проблематики, особенности хронотопа, повествовательной манеры, образной структуры. Роман анализировался и как проявление мифологизма в литературе ХХ века (в трудах С. Крапса, Ф. Тью, Н. В. Шолиной). Общепризнанным является тот факт, что «повествование Свифта возвращается к архетипическим формам и значениям, отголоскам древности», тяготеет к мифотворчеству [3, с. 143]. Но предметом исследования становились отдельные мифологические образы и мифологические сюжетные мотивы в произведении писателя, кроме того, по-разному решался вопрос о значении мифологических аллюзий с точки зрения идейного содержания романа. По мнению Ф. Тью, «существование Крика и его осознание реальности представляются амбивалентными и фрагментарными, только в мифологическом, «магическом» и «фантастическом» он может выразить свое существование» [3, с. 144]. С. Крапс, напротив, утверждает, что «романы Свифта

66

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

диагностируют неосуществимость мифологических концепций человека и мира, в которых действуют его герои, и направлены на поиски более жизнеспособного выхода из тупика современности» [4, с. 25]. В связи с этим представляется актуальным определение своеобразия мифопоэтики романа Г. Свифта «Земля воды» и особенности интерпретации мифа в его творчестве. Основная проблема романа – в чем смысл человеческой истории – задана первым эпиграфом, представляющим собой выдержку из словаря, определение латинского слова historia. Сухому, научному, ставшему хрестоматийным представлению автор противопоставляет новое видение сути истории с субъективной точки зрения частного человека, в свете катастрофических событий ХХ века, которые породили ощущение того, что история «дошла до точки, после которой, может так случиться, никакой истории больше не будет» [5, с. 16]. Но главный герой романа школьный учитель истории Том Крик, от лица которого ведется повествование, не может смириться с «концом истории» ни как школьного курса, ни как общечеловеческого бытия. О большой истории он рассказывает своим ученикам через призму собственных детских воспоминаний, относящихся к 1943 году. Одновременно стремление докопаться до сути случившегося в тот памятный год заставляет его обратиться и к истории родного края Фены, расположенного в Восточной Англии, и к прошлому своего рода Аткинсонов-Криков, и к историческим событиям общеевропейского масштаба. В результате, как уже отмечали исследователи, роман представляет собой целый комплекс нарративов, соединение «различных видов текста (сказки, легенды, детективной истории, психологической прозы, исторического повествования)», в которых излагается история «индивидуальная, местная, национальная и мировая» [2, с. 84]. Данное обстоятельство является основанием для ряда исследователей (А. Айлин, Э. Берлатски, Е. В. Колодинской, С. Опперманн, С. А. Стритнюк, С. Г. Шишкиной) рассматривать произведение Свифта как «аллегорическое исследование» постмодернистских концепций нарративной философии истории Ф. Р. Анкерсмита, Х. Уайта [6]. Определенное влияние постмодернистской эстетики и философии на творчество Г. Свифта неоспоримо, но вместе с тем в подобных работах сопоставление идейного содержания романа с трудами Анкерсмита и Уайта не основывается на авторских свидетельствах, а только на типологическом сходстве, кроме того, в этом случае проблемы идейного своеобразия произведения отходят на второй план. Сам же писатель в интервью Р. Макгрету в 1986 году связал создание своего романа с влиянием магического реализма: «Без сомнения английские прозаики моего поколения испытывают огромное влияние зарубежных писателей, творчеству которых в той или иной степени присущи магические, сюрреалистические свойства, таких, как Борхес, Маркес, Грасс» [7]. Поэтому, на наш взгляд, комплекс нарративов, представленный в романе «Земля воды», нельзя свести только к игре смыслов или соперничеству разных дискурсов. Доминирующим началом в истории, рассказанной Томом Криком, является сказочное повествование, чему способствует намеренная попытка героя уподобить ее мифу, легенде. Как любая мифология, история бывшего учителя содержит рассказ о доисторических временах, описание своего рода космогонии водного края Фен, когда начинается постепенное отделение земли от воды, превращение топи в твердь благодаря скоплению ила. В мифе история творения имеет этиологическое значение, призвана объяснить, почему вещи таковы. По словам Е. М. Мелетинского, «миф неизменно остается рассказом о прошлом,

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

67

а прошлое источником всего субстанционального в настоящем» [8, с. 176]. Так и в романе Свифта рождение земли из воды в Фенах, болотистость местности, ее расположение ниже уровня моря являются факторами, определяющими образ жизни ее обителей, их занятия (рыболовство и рекламация земли), мировоззрение и характер, отличающийся флегматичностью, наконец, их прошлое, настоящее и будущее, которое находится в прямой зависимости от уровня воды в местных реках. Космогония сменяется семейной хроникой, которая строится на основе постоянного соотнесения событий общемирового масштаба и частной жизни Криков-Аткинсонов. Широкомасштабная деятельность Томаса Аткинсона по созданию семейного капитала, преображению водного края в пахотные земли совпадает со временем Великой Французской революции, его коммерческий успех – с победами Наполеона, а период голода и бунтов – с поражением Бонапарта при Ватерлоо. Дальнейшее возвышение Аткинсонов напоминает об укреплении и экспансии Британской империи. Параллель возникает благодаря многозначительным названиям бутылок с элем Аткинсонов: «Гранд–51», «Императрица Индии», «Золотой юбилей», «Бриллиантовый юбилей» [5, с. 280]. Рубеж XIX–ХХ веков оказывается периодом упадка семейного бизнеса, вторя глубокому кризису европейской цивилизации. Годы Первой мировой войны, как и во всей Европе, становятся для Фен временем тотального разрушения, восстания хаоса: «В 1916-м, 17-м и 18-м было затоплено небывалое количество полей, прорвано огромное количество дамб, а уж таких скоплений ила в устьях не случалось» [5, с. 81]. Не обходят стороной далекий «водный край» и события Второй мировой войны. В 1943 году Тому Крику суждено пережить череду смертей: убийство Фредди Парра, аборт Мери, самоубийство Дика. Таким образом, в хронике КриковАткинсонов находят отражения все ключевые моменты общечеловеческой истории, благодаря чему создается подобие мифопоэтической модели мира, которая «предполагает тождество (или, по крайней мере, особую связанность, зависимость) макрокосма и микрокосма» [9, с. 163]. Частная семейная история приобретает универсальный характер и, значит, обращение к ней может способствовать раскрытию смысла общечеловеческого бытия. Мифологизация происходит и благодаря тому, что прошлое Фен не только объясняет настоящее, но и представляется сакральным временем, которое содержит модель, образец грядущих событий. Миф «подразумевает изначальное совершенство эпохи первотворения. Отсюда проистекают представления о гармоническом миропорядке в прошлом, о его нарушении в настоящем и о всеобщей деградации человеческого общества и самого человека, его нравственной и физической природы» [10, с. 23]. Ореол сакральности приобретает в сознании жителей Фен легенда о местной святой Гуннхильде, которая создается писателем по сюжетной модели христианской агиографии. Подобно христианским святым, Гуннхильда совершает подвиг аскезы: он поселилась на илистом острове и, несмотря на соблазны болотистых демонов, обрела путь к спасению и услышала глас Божий. Ее стойкость духа является символом веры в способность человека противостоять топи, флегме, хаосу бытия. В ее честь названы остров, город Гилдси, церковь на главной площади города, монастырская школа для девочек. И каждый раз невольное упоминание ее имени в связи с тем или иным событием истории Фен звучит как укор нравственному несовершенству последующих поколений. В истории рода Аткинсонов своеобразным Золотым веком является период преобразовательной и коммерческой деятельности Томаса

68

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

Аткинсона, успех которого пытаются повторить его потомки. И хотя некоторые из них добьются процветания, воспоминания о Томасе Аткинсоне будут всегда окрашены ностальгической грустью. Как современник второй мировой войны, очевидец холодной войны 1970-80-х годов, Том Крик тоже ощущает, что в его время «все пошло насмарку», «вкривь и вкось», и осознает, что продолжает находиться в плену мистического притяжения величия прошлого: «Как мы тоскуем по Раю. По материнскому молоку. Чтобы отдернуть пелену событий, упавшую меж нами и Золотым веком» [5, с. 391]. И хотя он понимает, что стремление человечества к спасению не раз оборачивалось трагедиями, он продолжает воспринимать историю как мерило будущего, как источник нравственной неуспокоенности человека. Мифологическое представление о прошлом как прообразе настоящего находит отражение в особенностях сюжетостроения произведения, которое основано на повторяющихся мотивах, имеющих мифологическую аллюзивность. Логика мифа позволяет повествователю увидеть в бесконечной череде событий определенные закономерности. Как известно, «миф обычно совмещает в себе два аспекта – диахронический (рассказ о прошлом) и синхронический (отношение настоящего и будущего). Таким образом, с помощью мифа прошлое связывалось с настоящим и будущим, и это обеспечивало духовную связь поколений» [9, с. 166]. В романе отвергается рационалистическая трактовка истории, предполагающая представление о поступательном развитии, эволюции и прогрессе, и утверждается идея цикличности исторического процесса: «И этой самой максиме, впервые пущенной в обращение две с половиной тысячи лет назад Гераклитом Эфесским, насчет того, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды, тоже доверять не стоит. Потому что мы вечно входим в одну и ту же реку» [5, с. 180]. Иллюстрацией данного утверждения становится история Тома Крика, где в разных типах повествования обнаруживаются повторяющиеся события. Общим в судьбах героев разных поколений является предчувствие Апокалипсиса, который предвещают неоднократные потопы в Гилдси, первая и вторая мировые войны, холодная война. Осознание близости конца света рождает каждый раз стремление к спасению, теории кардинального изменения окружающего мира, реализация которых влечет за собой новые катастрофы, что и происходит в результате Великой французской революции, попытки Эрнеста Аткинсона породить нового Спасителя, кража ребенка Мери Крик, который, как ей кажется, ниспослан ей богом. Очередное разрушение сменяется периодом новой рекламации, созидания. Повторяющимся является и мотив преступления и наказания: необоснованная вспышка ревности Томаса Аткинсона влечет за собой безумие Сейры, инцест Эрнеста Аткинсона – слабоумие Дика, аборт Мери – ее помешательство в конце жизни. Представление о цикличности исторического процесса влечет за собой построение художественного мира на основе бинарной оппозиции земли и воды. «Мифологическая логика широко оперирует бинарными оппозициями чувственных качеств, преодолевая, таким образом, «непрерывность» восприятия окружающего мира путем выделения дискретных «кадров» с противоположными знаками» [8, с. 168]. К какой бы истории не обратился автор, будь то история жизни героя, история угря, бутылки из-под пива или сундука, она всегда вписывается в одинаковые пространственные координаты, в основе которых общий архетипический мотив оппозиции земли и воды, обозначенный в самом названии романа. С точки зрения отдельных исследователей, противопоставление земли и

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

69

воды является символом переходности времени, в которое суждено жить рассказчику: «Роман основан на сопоставлении и парадоксе: в его центре точка перехода, где одно состояние (вода) становится другим (земля)» [11, с. 73]. На наш взгляд, повторяясь на любом уровне повествования, данная оппозиция направлена на раскрытие авторского представления о сути исторического процесса в целом. В любой истории с пространством воды оказывается неразрывно связан мотив смерти: главный герой вместе с отцом обнаруживают в воде тело убитого Фредди Пара; по преданию, Сейру Аткинсон после похорон видели на берегу реки, куда «она нырнула, «что твоя русалка» [5, с. 131]; воды реки уносят то, что должно было стать ребенком Мэри и Тома; прыгнув в воду, кончает жизнь самоубийством Дик Крик. В каждой истории повторяется и мотив возвращения в море, «куда уносит вся и все» [5, с. 339]: «Взрослый угорь, влекомый силою, которая перевешивает и дальние дали, и сокрушительную мощь океана, вынужден опять пускаться в море и, прежде чем он умрет и уступит мир своей икре, вернуться, откуда пришел» [5, с. 249]. Во время потопа «черный сундук с буквами Э. Р. А. унесло в море…» [5, с. 339]. Старая пивная бутылка, орудие убийства Фредди Пара также уплывает вниз по течению Узы. Все приходит из воды и возвращается в нее, поэтому потоп в Гилдси совпадает с отхождением вод у Мод Аткинсон и рождением Эрнеста, деда Тома Крика. Подводя итоги прошлого Фен, рассказчик констатирует: вода «никуда не течет», «хранит верность самой себе», «вечно возвращается туда, откуда пришла» [5, с. 251], «что вода творит, она же и разрушает» [5, с. 95]. Как и в мифологических представлениях, в романе Свифта «вода выступает посредником между жизнью и смертью, представляя положительное и отрицательное, поток творения и уничтожения» [12, с. 177], что находит подтверждение и в прямом комментарии автора к своему тексту. В интервью 1998 года журналу «Писатель» он говорил: «Вода играет значительную роль в нашем ощущении всеобъемлющего течения жизни: куда мы направляемся, оттуда мы идем? В особенности море, я думаю, представляет нечто потустороннее (the «beyond»), что расположено за пределами жизни» [13, с. 9]. В данном контексте земля ассоциируется с жизнью человека, его деятельностью, начиная с подвига святости Гуннхильды, великих преобразований Томаса Аткинсона и заканчивая службой отца Тома Крика смотрителем шлюза. Само существование земной тверди – результат «постоянного, упорного труда и неусыпного за ней надзора» [5, с. 29] человека на протяжении многих веков. «Вам не осушить земли без трудностей, без постоянного упорного труда и неусыпного за ней надзора. Фены осушают до сих пор» [5, с. 25]. От намерений и желаний людей зависит облик земли, ее состояние и будущее. Одновременно она является для человека и единственным возможным пристанищем, и источником жизни, и предметом купли-продажи, и объектом преобразований. Иными словами, земля воплощает всю человеческую цивилизацию, которая противопоставлена в романе Свифта воде как небытию. Вместе с тем в романе актуализированы и другие значения архетипических констант земли и воды, некоторые из них напрямую раскрываются в тексте: «Что есть вода, которая все на свете пытается свести на общий уровень, у которой нет ни собственного вкуса, ни цвета, как не жидкая форма великого Ничто?» [5, с. 25]. Во многих мифах вода, море, океан – «одна из фундаментальных стихий мироздания, первоначало, исходное состояние всего сущего, эквивалент первобытного хаоса», «одно из основных воплощений хаоса и даже сам хаос» [14, с. 661], которому противостоит порядок космоса. Так же и в Фенах в постоянном

70

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

противоречии находится «водянистое ничто», бессмыслица, хаос и земля, «приведенная к порядку и возделанная человеком» [5, с. 13]. Проявления хаоса могут быть различны. Одним из его воплощений становится Апокалипсис, разрушение заведенного порядка, пережить который уготовано каждому поколению. Бытийное ничто может принять и форму общественного бунта, революции, поэтому девиз пивоваренной компании Аткинсонов «Ех Аquа Рhermentum», – можно прочитать и так: «Из Воды, Смятение» [5, с. 110]. Разрушению в результате войны, потопа, бунта человек противопоставляет свой труд, направленный на очередную рекламацию земли, воссоздание цивилизации. В этом смысле символичной ясляется деятельность отца Тома Крика, который всю свою жизнь работает смотрителем шлюза, следит за уровнем воды в реке Лим. Его служение, направленное на сохранение порядка, равновесия, воплощает истинный смысл человеческого бытия, который заключается в бесконечном противодействии ничто, хаосу, смерти. Подобную позицию избирает и сам Том Крик, который, несмотря на множество сомнений, продолжает верить в образование, в свое призвание учителя. Страхам учеников перед окружающим миром он пытается противопоставить уроки истории. С водным хаосом рассказчик сравнивает и всю историю человечества, само течение времени: «Мы на одну десятую живая оболочка, на девять – вода; вот так и жизнь на одну десятую Здесь и Сейчас, а на девять – урок истории» [5, с. 79]. Но в бесконечной череде трагических событий человек неутомимо пытается угадать определенный смысл, придавая прошлому форму связного повествования, сюжетной основой которого часто выступает уже известный миф. Истории своей судьбы и края рассказывают Тому его отец и мать, также поступает и он сам, пытаясь осмыслить трагические события собственной жизни. Во внутреннем мире человека хаос представлен как склонность к флегме, равнодушию, «вязкое, илистое состояние души» [5, с. 26]. Противодействовать этим качествам человека заставляет любопытство, которое представляется писателю одним из наиболее важных свойств человеческой натуры: «Из любопытства рождается любовь. Оно венчает нас с миром. Оно – составная часть извращенной, идиотской нашей любви к этой несносной планете, на которой мы все живем. Люди мрут, когда уходит любопытство. Людям надо искать, людям надо знать» [5, с. 240]. Оно является источником «жизненной силы» [5, с. 58], которая позволяет человеку преодолеть стремление мира к Апокалипсису. Таким образом, содержание архетипических констант земли и воды, составляющих бинарную оппозицию в романе, отличается полисематизмом. Весь комплекс рассмотренных значений для наглядности представим в виде таблицы: Вода

Хаос рождение и смерть Ничто hазрушение (бунт, революция, война) Потоп

Флегма История Прошлое

Земля

порядок жизнь смысл

рекламация спасение

любопытство повествование настоящее

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

71

Согласно концепции романа, суть человеческой истории заключается в извечном противодействии хаосу бытия в различных его проявлениях, требующее непрестанного напряжения душевных сил, подобно тому, как осушение земли требует постоянного, неутомимого труда. Формами упорядочивания хаоса бытия становятся рекламация земли, поиски смысла существования, склонность к повествованию, разнообразные теории спасения, любопытство как источник желаний и жизненной силы человека. То есть история предполагает извечное сосуществование данных антиномий, а завершение перехода из одного состояния в другое будет означать конец истории. Архетипичность повторяющихся сюжетных мотивов и частей художественного пространства наряду со значимыми именами героев создает эффект мифологической аллюзивности, то есть заставляет соотнести судьбы отдельных персонажей с определенными мифами. Так, имя Сейры Аткинсон отсылает нас к библейским преданиям, в которых Сара выступает как родоначальница народа Израиля. «Сара – жена Авраама. Св. Ап. Павел упоминает о Сарре в числе древних, свидетельстованных верой (Евр. XI, 11). “Верою и сама Сарра, говорит апостол, (будучи неплодна), получила силу к принятию славы, и не по времени возраста родила, ибо знала, что верен обещавший”. Он же дает видеть в Сарре великую матерь народов, “свободную”, которой принадлежат возрожденные по духу. Она, поистине, есть “прообраз небесного Иерусалима, который есть матерь нам всем” (Гал. IV, 24–31)» [15]. Одновременно она сравнивается с «Ангелом-хранителем, МатерьюЗаступницей, Святой Гуннхильдой–во–втором–пришествии», «не знающим сомнения и страха образом Британии» [5, с. 280], так как период ее беспамятного существования, сведенного до наблюдения за жизнью города из окна дома, совпадает со временем коммерческого успеха Аткинсонов. После ее смерти среди жителей Фен рождается легенда о том, что ее видели в образе русалки, нырнувшей в реку. Хелен Аткинсон в сознании ее отца Эрнеста в силу своей необычайной красоты ассоциируется с Богоматерью, он «утверждается в вере, что только от этой красавицы и может родиться будущий Спаситель Мира» [5, с. 266]. Жена Тома Крика Мэри также сравнивается с Мадонной. Сопоставление возникает благодаря самому имени героини, данное ей отцом, который «будь его воля, сделал бы из нее маленькую мадонну» [5, с. 54]. Кроме того, Мэри сама называет себя «Божьей Матерью» [5, с. 356], явившись Тому в бредовом видении, когда он ожидает ее у дверей лачуги Марты Клей после аборта. Аналогия с историей жизни Мадонны заключается в данном случае в том, что одним из предполагаемых отцов ребенка Мэри был Дик. Хотя, как выясняется впоследствии, отцовство могло состояться только как результат непорочного зачатия. И в этом случае упоминание о Богородице приобретает оттенок сниженной пародии, поскольку аборт Мэри, ее увлеченность вопросами физиологии прямо противоречат основному догмату христианства «о девственном зачатии Иисуса Христа, то есть о ее полной изъятости из общечеловеческой наследственной греховности» [14, с. 346]. Во время встречи после трехлетней разлуки будущему учителю истории Мэри представляется в образе Марии Магдалины, а спустя многие годы, Том вновь видит в своей жене Богородицу, когда обнаруживает ее дома с неизвестным младенцем на руках: «Она вся сплошь – невинность и девическая кротость. Мадонна – с младенцем» [5, с. 307]. На этот раз сравнение воспринимается как трагическая ирония. Жена учителя истории, лишенная возможности

72

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

иметь детей, как и Эрнест Аткинсон, уверовала в существование божественного ребенка, «которого послал ей Бог» и «который нас всех спасет» [5, с. 401]. Посещение Томом и Мэри хижины Марты Клей с целью избавиться от нежелательной беременности, которая стала причиной смерти Фредди Парра, напоминает распространенный сказочный сюжет о встрече детей в лесу с ведьмой. В тексте романа напрямую упоминается о том, что Марта Клей слыла в деревне колдуньей. Кроме того, в описании внешности Марты, ее хижины и окружающей обстановки присутствуют художественные детали, мотивы, которые традиционно сопровождают образ сказочной ведьмы, которая «представлялась в виде безобразной старухи», «непременными спутниками ведьм являлись черные коты, летучие мыши и пучки загадочных трав, развешенных по стенам ее мрачного жилища» [16, с. 59]. Дети направляются к ней, когда «сумерки сгущаются» и «самое время появиться и ведьме» [5, с. 347]. Отталкивающая внешность Марты («маленькие, влажные, пронзительные глазки», «кожистый кисетик рта», «нос костистый», «лоб кочковатый, лоснящийся, цвета табака» [5, с. 349], «ногти, как старое олово» [5, с. 352]), грязь и вонь, неряшливость и захламленность ее лачуги, необычность окружающих вещей («древние кожаные башмаки», «тяжелая серая юбка, сварганенная чуть не из конской попоны» [5, с. 348], «два кремневых дробовика чудовищного калибра», «как две отрезанные и мумифицированные ноги, пара высоких кожаных болотных сапог», «пучки всех ведомых и неведомых листьев, трав, кореньев, стручков») создают впечатление, что герои «попали в иной мир» [5, с. 351]. В целом женские образы в романе Свифта тяготеют к таким мифологическим прообразам как прародительница человеческого рода, русалка, ведьма, Богоматерь, которые воплощают взаимоисключающие начала. Множественность трактовки отдельных героев позволяет провести параллель с юнговской теорией архетипов, согласно которой мифологические образы богинь судьбы, ведьм, Богоматери, Девы, Софии, Деметры и Коры определяются «формулой «любящая и страшная мать», восходят к архетипу Богини-Матери [17, с. 217]. Актуализация едва ли не всех значений указанного архетипа, иногда по отношению к одной героине, позволяет автору продемонстрировать разорванность, эклектичность сознания эпохи постмодерна, для которого культурные коды наполнены амбивалентным смыслом. При этом трактовка отдельных мифологических прообразов прямо противопоставлена многовековой культурной традиции. Хелен, которую Эрнест сравнивает с Девой Марей, порождает предполагаемого мессию в результате инцеста. МэриБогоматерь не может иметь детей, а чудесное явление младенца оказывается банальным киднеппингом. Развенчание христианского мифа о невинности Девы Марии посредством иронии отражает свойственные концу ХХ века разочарование в возможности окончательного преодоления человечеством греховности, утрату веры в божественное откровение посредством прихода мессии. Мужские образы в романе Свифта также сопоставляются с несколькими мифологическими прототипами. Так, история патологической страсти Эрнеста Аткинсона по отношению к собственной дочери, по мнению Ф. Тью, отсылает нас к знаменитому мифу о царе Эдипе [3, с. 145]. Одновременно в самом тексте романа герой сопоставляется с персонажем европейского фольклора огром, представляющим собой великана-людоеда: «Он просто насильно запер ее, подальше от яркого, манящего мира, в этом своем огрском замке под названием Кесслинг» [5, с. 245]. Что касается главного героя Тома Крика, то, по мнению

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

73

С. Крапса, его история ассоциируется с мифом об Орфее, который вопреки поставленному условию, покидая царство мертвых, обернулся и взглянул на Эвридику, что повлекло за собой окончательную утрату возлюбленной [5, с. 76]. Также и Том нарушает запрет Марты («когда выбросишь, не гляди. А то одно нещщасте будет, если глянешь» [5, с. 366]) и бросает взгляд на «то, из чего делают будущее» [5, с. 356], на то, что должно было стать его ребенком. Выбрав стезю учителя, Том Крик не без доли иронии представляет себя христианским пастырем, евангелистом, апостолом, Иисусом Христом. Свое слово, обращенное к ученикам, он уподобляет не только сказке, которая, как известно, должна содержать назидание, но и «евангелию от учителя» [5, с. 273], которое «помогает избавиться от страха» [5, с. 280]. Обнаружив в квартире свою жену Мэри с чужим младенцем на руках, Том Крик видит себя в роли библейского волхва при рождестве Христа: «Ваш учитель истории стоит в дверях, застывши перед странной этой сценой Рождества, в позе пораженного священным трепетом пастуха (снаружи, в ночи, стадо его учеников разбрелось кто куда, узнав, что забрезжила заря новой эры). В деснице у него – вместо посоха – ключ от парадной двери; в шуйце – вместо светильника – старенький потрепанный учительский портфель, скромный символ профессии» [5, с. 321]. Встреча с любимым учеником Прайсом напоминает ему о библейской тайной вечере, благодаря ряду деталей, которые выступают в качестве аллюзий. Это название главы («Евангелие от учителя»), обстоятельства встречи (накануне увольнения Крика с должности учителя), во время беседы Прайс пьет «Кровавую Мэри», что напоминает об обряде причащения («Он (Прайс) возбужден. Очередной глоток крови» [5, с. 289]). Одновременно, как отмечает И. Ю. Попова, в данной сцене Том Крик уподобляется современному Одиссею-Блуму, который ищет своего Телемака [18]. В определенные моменты жизни некоторые из героев представляют себя в роли Ноя, переживающего конец света. Во время наводнения 1974 года отцу Тома Хенри Крику кажется, что вместе с домом «поплывет он, что твой Ной, в неведомые дали» [5, с. 404]. В период смертельной болезни матери самому рассказчику чудится, что их «дом скрипит и стонет и все больше похож на затравленный морем корабль с разбитым кормилом» [5, с. 330]; и затем через десятки лет после преступления жены «ему не спится по ночам. Его кровать пуста и затерялась в темном море. Он боится темноты» [5, с. 395]. Образы моря и корабля в ночных кошмарах героя отсылают к библейскому сказанию о гибели человечества в результате всемирного потопа. В судьбах мужчин рода Аткинсонов-Криков повторяющимся является и свойственные героическому мифу архетипические мотивы трагической вины героя, нарушения ими табу, преступления. Это необоснованная вспышка ревности Томаса Аткинсона по отношению к своей жене, инцест Эрнеста, убийство Диком Фредди Парра, косвенная вина Тома Крика в самоубийстве брата. В результате мужские образы тяготеют к героическому архетипу. Подобно мифологическими героям, они бросают вызов судьбе, устремляются к спасению и преобразованию мира, что нередко становится источником их трагической вины. Но наперекор традиции деятельность героя не ведет к изменению мира к лучшему, и попытки реализовать миф о спасении оборачиваются катастрофой. Например, стремление Эрнеста Аткинсона спасти мир приводит к череде новых трагедий: убийству Фредди Парра, самоубийству самого Дика, обрекает на страдания Хенри Крика, который догадывается о происхождении своего старшего сына, но при этом испытывает по отношению к нему и досаду, и искреннюю привязанность. Согласно авторской концепции деятельность

74

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

современного героя, направленная на спасение мира, заключается не в попытке кардинального изменения мира по примеру Иисуса Христа, а в повседневном подвиге противостояния ничто, хаосу и страху. Важное место в романе занимают и образы детей. Их значение для трактовки основной проблемы романа раскрывается в ходе беседы Крика с директором школы Льюисом, которому герой задает волнующий его вопрос: «Льюис, ты веришь в детей? Во все то, чем они вроде как должны в итоге стать. Наследники будущего, сосуды надежд наших» [5, с. 250]. Образ детства оказывается непосредственно связан с вопросами о будущем цивилизации, о перспективах истории, ее конечной цели. Мифологические аллюзии позволяют соотнести некоторые сюжетные линии романа с мифами о ребенке спасителе мира, одним из которых является библейское сказание о рождении Девой Марией Иисуса Христа, призванного искупить грехи человечества. По мнению К. Юнга, подобные мифы объединены архетипом божественного ребенка, обладающим рядом общих свойств: «мифологическое представление о ребенке является ясно познаваемым символом: речь идет о божественном, чудесном ребенке, а вовсе не о человеческом – зачатом, рожденном и выращенном при совершенно необычных обстоятельствах. Его дела столь же чудесны и чудовищны, как его природа и телосложение» [19, с. 358]. В качестве подобного божественного ребенка в романе выступает брат рассказчика Дик Крик. Он появляется на свет при особых обстоятельствах, в результате инцеста. Дик действительно рождается не таким, как все дети: у него «картофельная башка» [5, с. 38], «длинное, картофельного цвета лицо с тяжелой челюстью и вялым ртом, всегда приоткрытым, всегда издающим тихий полуголос-полудыхание» [5, с. 31] «говорит он как-то набекрень» [5, с. 43], «полудурок с тусклым, пустым рыбьим взглядом» [5, с. 280]. Но его исключительность отнюдь не свидетельствует о божественной сути, а следствие врожденного недостатка – слабоумия, которое наперекор христианской традиции изображения святых не означает богоизбранности и не указывает на невинность, нравственную чистоту. Умственная отсталость героя описывается достаточно прозаично, с некоторыми натуралистическими подробностями. Она является причиной ограниченности Дика, парадоксального сочетания в его внутреннем мире наивности, ранимости, веры в чудодейственность любви и «ослиного упрямства», ревности, способности к убийству. В финале романа Дик кончает жизнь самоубийством, так и не исполнив своего высокого предназначения. Миф о божественном ребенке расценивается автором романа как утопия, которая не может привести к спасению ни всего мира, ни отдельной человеческой души. По мнению Свифта, как и любая умозрительная теория, вера в него может только ускорить конец истории. Кроме того, тема детства сопровождается в романе архетипическими мотивами инициации. Для Мэри и Тома периодом посвящением во взрослую жизнь становится лето 1943 года. Рубежом оказывается столкновение с насильственной смертью. Прежде всего, это убийство Фредди Парра, чье тело Том вместе с отцом достает из воды и понимает, что «в тот июльский день сорок третьего года ваш юный учитель истории перестал быть ребенком» [5, с. 69]. Завершается посвящение абортом Мэри, обстоятельства которого в восприятии самого Тома Крика напоминают сказку о Гензеле и Гретеле: «Меня прошибает мгновенная мысль: Марта ее отравила, убила ее. А теперь моя очередь – крошки Гензеля, который, надо же, очень кстати, стоит как раз возле печки» [5, с. 348]. Сказочный сюжет, с которым

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

75

ассоциируется история героев романа, «сохранил не только следы представлений о смерти, но и следы некогда широко распространенного обряда, тесно связанного с этими представлениями, а именно обряда посвящения юношества при наступлении половой зрелости (initiation, rites de passage, Pubertatsweihe, Reifezeremonien)» [20, с. 48]. Вступление во взрослую жизнь для героев Свифта оказывается связано с традиционным открытием тайн бытия. Но писатель подчеркивает, что в современную эпоху посвящение не ведет к духовному возрождению, а его итогом становится осознание смерти, ничто, тьмы как основной перспективы человеческого существования, что лишает человека жизненной силы и ведет к утрате неких положительных качеств, присущих только детям. Благодаря множественности мифологических аллюзий образы персонажей в романе Грэма Свифта выступают в качестве архетипов, моделей, первообразов, содержание которых в эпоху ХХ века противоречит сложившейся в европейской культуре традиции и представляется исчерпанным. При этом часто герои сами соотносят свою судьбу с тем или иным мифом, что позволяет им смириться с трагедией, обнаружить смысл в происходящих событиях. В этих случаях миф выступает в роли идеологемы, которая определяет жизненный выбор героев, их линию поведения, в конечном счете, и судьбу. В качестве подобных мифов выступают библейское сказание о рождении Девой Марией Иисуса Христа, призванного искупить грехи человечества и указать путь к спасению, представление о циклическом развитии истории от потерянного рая через земные страдания и Апокалипсис к торжеству Царства Божия на земле. Судьбы представителей рода Аткинсонов-Криков «отражают болезненное осознание факта, что быстрого пути к Спасению не существует» [3, с. 102]. В этих случаях миф выступает объектом глубокой авторской иронии, поскольку мечта о скором спасении и установлении Рая на Земле ведет к революциям, войнам, преступлениям. Но идейное содержание романа не сводится к постмодернистскому отрицанию всех смыслов. Автор, как и его герой Том Крик, пытается обнаружить новое содержание, которым может наполнить первообразы его эпоха. В этом смысле символическое значение имеет финал романа, который может быть истолкован по-разному. С точки зрения П. Купер, «самоубийство брата Тома Дика в конце романа представлено как мистическое полурелигиозное возвращение в первобытные воды рождения и смерти. Смерть Дика жертвенная: они предполагает возможность спасения и зарождения в обычной жизни тайны» [13, с. 12]. Дик, картофельная башка, хоть и не спасает мир, но возвышается до искупления своей вины, и его самоубийство утверждает неистребимое стремление человека к нравственности, идеалу. Вместе с тем Дик покидает этот мир, осознавая невозможность любви в его жизни и продолжения себя в детях. Он, «повинуясь инстинкту возвращения» [5, с. 412], направляется вниз по течению реки в море, также и человечество, утратив цель и смысл дальнейшего развития, вынуждено будет отступить перед торжеством хаоса, ничто, смерти, которому извечно стремилось противостоять в надежде на процветание своих потомков. Поэтому Том Крик наперекор здравому смыслу продолжает верить в будущее, воплощение которого он видит в своих учениках, исполненных любопытства по отношению к окружающему миру. Подводя итоги, необходимо отметить, что мифологизм романа Свифта связан с ироническим переосмыслением архетипических образов и сюжетных моделей, что обусловлено дискредитацией отраженных в мифах идеологем, сформировавших

76

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

европейскую цивилизацию и ставших источником ее нынешнего кризисного состояния. В то же время художественный мир произведения организован по законам мифомышления (этиологизм, циклическая трактовка времени, сакрализация прошлого, совпадение синхронии и диахронии, принцип сопричастности, создание модели мира на основе бинарных оппозиций), что позволяет соотнести его с понятием роман-миф и поставить в один ряд с произведениями Г. Маркеса, Т. Манна, Д. Апдайка. «Земля воды» – новый миф, согласно которому спасение европейской цивилизации возможно в силу неистребимого стремления человека к жизни, прогрессу, порядку и идеалу. ЛИТЕРАТУРА

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9.

10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20.

Иткин В. Грэм Свифт: «Мне не нравится ощущать себя Всемогущим»// Книжное обозрение: [сайт]. URL: http://www.book-review.ru/news/news1414.html (дата обращения: 1.06.2009). Malcolm, David. Understanding Graham Swift. Columbia, South Carolina: University of South Carolina Press, 2003. 238 p. Tew, Philip. The contemporary British novel. London: Continuum International Publishing Group, 2004. 205 р. Craps, Stef. Trauma and ethics in the novels of Graham Swift: no short-cuts to salvation. Brighton and Portland, Sussex Academic Press, 2005. 230 р. Свифт Г. Земля воды. / пер. с англ. В. Михайлина. СПб: Азбука-классика. 2004. 416 с. Aylin, Atilla. Narrativisation of History: Graham Swift's Waterland [Электронный ресурс] // TRANS: Internet journal for cultural sciences. November 2003/5.12. Narration in Literature and Writing History. URL: http://www.inst.at/trans/15Nr/05_12/attilla15.htm (дата обращения: 17.04.2009). McGrath, Patrick. Interview with Graham Swift [Электронный ресурс] // Bomb Magazine, New Art Publications, and its Contributors. Literature. Spring. 1986. Issue 15. URL: http://bombsite.com/issues/15/articles/769 (дата обращения: 6.02.2009). Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Изд. фирма «Вост. лит.», 1976. 408 с. Топоров В. Н. Модель мира (мифопоэтическая)// Мифы народов мира: Энциклопедия: в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. М.: Рос. энцикл. Олимп, 1997. Т. 2. С. 161–166. Неклюдов С. Ю. Структура и функция мифа // Мифы и мифология в современной России/Под ред. К. Аймермахера, Ф. Бомсдорфа, Г. Бордюкова. М.: АИРО-XX, 2000. С. 17–38. Lea, Daniel. Graham Swift. Manchester University Press, 2005. 228 p. Керлот Х. Э. Словарь символов. М.: REFL-book, 1994. 601 с. Cooper, Pamela. Graham Swift's Last Orders: a reader's guide. New York: Continuum International Publishing Group, 2002. 88 р. Мифология. Энциклопедия / гл. ред. Е. М. Мелетинский. М.: Большая Российская энциклопедия, 2003. 738 с. Библейская энциклопедия. 3-е изд. М.: ЛОКИД-ПРЕСС, 2005. 768 с. URL: http://slovari.yandex.ru/~книги/Библейская%20энциклопедия/Сара (дата обращения: 3.09.2012). Мифология: Энциклопедия. М.: ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2002. 302 с. Юнг К. Г. Душа и миф: шесть архетипов. Пер. с англ. Киев: Государственная библиотека Украины для юношества, 1996. 384 с. Попова И. Ю. Земноводный Грэм Свифт [Электронный ресурс] // Независимая газета. 1999. 23 декабря. URL: http://exlibris.ng.ru/lit/1999-12-23/2_swift.html (дата обращения 3.10.2012). Юнг К. Г. Божественный ребенок. М.: «Олимп, АСТ-ЛТД», 1997. 400 с. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт-К, 2007. 332 с. Поступила в редакцию 14.11.2012 г.

76

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

УДК 8.085.4 + 808.2

РОЛЬ ПРЕДВЫБОРНЫХ ПУБЛИЧНЫХ ОБРАЩЕНИЙ ПЕРВОЙ ЛЕДИ США В ФОРМИРОВАНИИ ИМИДЖА ПРЕЗИДЕНТА И В ОКАЗАНИИ РЕЧЕВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ НА ИЗБИРАТЕЛЕЙ © Л. С. Чикилева Финансовый университет при Правительстве РФ 123995, Москва, ГСП-5, ул. Олеко Дундича, 23 Тел.: +7(495) 144 95 38 E-mail: [email protected]

В статье рассматривается роль публичных обращений первой леди США Мишель Обамы в формировании имиджа президента. Уделяется особое внимание коммуникативным стратегиям, стилистическим и лексикограмматическим средствам, используемым в публичных обращениях для оказания речевого воздействия на избирателей. Автор считает, что предвыборные обращения играют определенную роль в манипуляции сознанием электората. Ключевые слова: публичное обращение, коммуникативная интенция, национальный менталитет, американская мечта, ожидания аудитории, общечеловеческие ценности.

Как показывает обзор современных лингвистических работ, многие исследователи, такие как Е. В. Афанасенко, Т. М. Голубева, О. А. Гусева, В. З. Демьянков, И. А. Дьяченко, Ж. В. Зигманн, Е. И. Ковалева, Е. Н. Сагайдачная, М. Ю. Титова, Л. С. Чикилева, А. П. Чудинов и другие, уделяют большое внимание изучению особенностей публичной речи и, в частности, политическому дискурсу [1–15]. Вполне очевидно, что этот интерес далеко не случаен, так как речь является инструментом воздействия на сознание, а с помощью публичной речи оказывается воздействие на коллективное сознание. В последние десятилетия наблюдается тенденция смещения исследовательских интересов на проблемы массового речевого воздействия, когда объектом воздействия является некоторая совокупность людей. Феномен речевого воздействия связан, прежде всего, с целевой установкой говорящего – субъекта речевого воздействия, который влияет на своих слушателей, на их взгляды, ценности, их представления о мире и на принятие ими решений. В связи с этим актуальным остается вопрос о том, что делает речевое воздействие эффективным и с помощью каких лингвистических средств можно повысить эффективность воздействия. Воздействие является одним из основных понятий риторики, поэтому риторическая коммуникация представляет собой особую форму воздействующей коммуникации, а речевое воздействие выступает как основная цель риторического дискурса. Современный человек живет в условиях постоянного речевого воздействия и манипуляции. Любой акт коммуникации имеет, как правило, две цели: передачу информации и воздействие. В риторическом смысле воздействие заключается не только в понимании адресатом смысла высказывания, а в тех изменениях в состоянии и поведении адресата, которые являются результатом этого понимания. Таким образом, на первый план выдвигается воздействие на систему взглядов, изменение отношения адресата к явлениям, предметам,

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

77

событиям реальной жизни. Задача публичного обращения «состоит не только в том, чтобы проинформировать, сколько в том, чтобы побудить мыслительную активность слушателей, повернуть ее в нужном направлении, призвать к целенаправленному социальному действию» [12, с. 81]. В условиях межкультурного социального взаимодействия происходит расширение сферы лингвистических исследований, наблюдается интерес к исследованию проблем манипулирования человеком, его сознанием и поведением [16–18]. Этот интерес можно объяснить социально-психологическими и политическими особенностями современного общества, особенно в период предвыборных компаний, когда многие затрудняются сделать личный политический выбор. Известно, что значительная часть населения осуществляет свой выбор не на основе рациональной оценки программ определенных политических лидеров, а на эмоциональном уровне, учитывая сложившиеся симпатии и антипатии, степень доверия и недоверия к конкретным лидерам и организациям [17]. Практика манипулирования успешно осуществляется и в политической публичной речи, которая обладает набором системообразующих признаков, определяющих ее природу и обусловливающих манипулятивный потенциал. Борьба за власть, происходящая между субъектами политики и разворачивающаяся на глазах многомиллионной аудитории, которую каждый говорящий стремится привлечь на свою сторону, предопределяет выбор участниками коммуникации стратегии речевого поведения и создает предпосылки для реализации манипулятивной функции [17]. Все речевые стратегии действуют в одном направлении: оказать воздействие на адресата, убедить его принять решение, нужное для субъекта политической деятельности, то есть коммуникативные технологии манипулятивного характера направлены на реализацию функции воздействия. Представляет определенный интерес проследить, как формируется имидж политика, в том числе и президента страны, и как используются речевые стратегии в формировании имиджа. Определяя речевое поведение, апеллируя к стереотипам сознания и политического мышления, субъект политической деятельности мысленно моделирует образ получателя, выявляет притягательные для получателя концепты и социальные роли и вводит их названия в свою речь [6]. Тем самым создается иллюзорное представление о целях и намерениях политика. Рассмотрим коммуникативные стратегии, используемые оратором в процессе речевого воздействия. Согласно определению Т. Е. Янко, коммуникативные стратегии состоят в выборе речевого намерения, семантических компонентов, определения объема информации, соотнесения информации с состоянием сознания слушающих и фактором эмпатии, определения порядка следования коммуникативных составляющих, в выборе определенного коммуникативного режима, стиля и жанра [19]. Особый интерес представляет стратегия позитивного представления какой-либо личности. Эта стратегия направлена на осуществление такого речевого воздействия на слушателей, когда они не могут сделать негативных выводов. Риторические стратегии, используемые для оказания речевого воздействия, могут включать следующие риторические приемы: повтор, преувеличение, преуменьшение, метафору и некоторые другие. Определим некоторые речевые стратегии, часто используемые в публичных обращениях, и определим их функции. К ним относятся стратегии, выполняющие

78

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

cледующие функции: контакто-устанавливающую (для привлечения и поддержания внимания), структурирующую (для структурирования информации, выделения подтем), иллюстративную (для поддержания, подтверждения или объяснения утверждения путем обобщения или приведения примеров). Можно также выделить приемы, используемые для создания положительного имиджа в сознании слушателей. К данной группе относится усиление, повтор, смягчение, импликация, контраст, приведение примера. Целенаправленное использование стратегий оратором позволяет увеличить эффективность речевого воздействия. Представляется возможным рассматривать предвыборную публичную речь как ориентированную на смещение эмотивнокогнитивных перспектив слушателей. Принципиально важным является использование в предвыборной речи единиц структуры, содержания и построения, характерных для определенной культуры. Большую роль играют также такие характеристики как прецедентность и стереотипность речи. Можно сделать предположение о том, что когнитивная модель макроструктуры текста речи стереотипна и связана с контекстуальной макромоделью через реализацию некоторых метапонятий, выраженных с помощью лексических единиц, которые являются прецедентными для данного общества [12, с. 226]. Рассмотрим более подробно, что понимается под словом имидж. Имидж (от image – образ, изображение) представляет собой искусственный образ, формируемый в общественном или индивидуальном сознании средствами массовой коммуникации и психологического воздействия. Имидж создается с целью формирования в массовом сознании определённого отношения к объекту. Имидж может сочетать как реальные свойства объекта, так и несуществующие, то есть приписываемые. Теоретические и практические проблемы изучения имиджа являются предметом исследований лингвистов, философов, социологов, психологов и многих других специалистов в различных областях [20–22]. Под имиджем также понимается совокупность внешних характеристик и определенного объема информации, которую можно получить или передать с их помощью, а также мнения, которые формируются на основе восприятия и переработки этой информации. Необходимо отметить, что имидж представляет собой сложившийся в сознании образ, в котором соединяются внешние и внутренние свойства объекта. Позитивный имидж является выражением положительных, социально-одобряемых характеристик. Социальный компонент имиджа характеризует поведение человека в обществе. Данный компонент включает в себя социальный статус, социальные роли, модели ролевого поведения, а также социально-психологические аспекты, которые реализуются в отношениях с другими людьми: ценностные ориентации, социальные установки, взгляды, убеждения, представления, отношение к окружающим людям, культуру речи и многое другое. Оратор может сформировать в сознании слушателей положительный имидж какой-либо личности, если он специально усиливает наиболее выразительные и социально значимые для слушателей характеристики этой личности. Практика формирования имиджа и манипулирования сознанием широко применяется в политической публичной речи. Существует мнение, что манипуляция будет успешной, если адресатом не осознается факт воздействия и ему не известна цель манипулятора [17]. Следовательно, манипуляция предполагает создание иллюзии независимости адресата

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

79

воздействия от постороннего влияния, как будто адресат самостоятельно принимает решения. Существует большое количество определений манипуляции. Так, например, О. Л. Михалева определяет манипуляцию как «вид психологического воздействия, направленного на побуждение адресата к совершению определенных манипулятором действий в результате скрытого внедрения в психику объекта целей, желаний, намерений, установок, отношений, не совпадающих с теми, которые адресат мог бы сформулировать самостоятельно» [17, c. 98]. Е. Н. Сагайдачная понимает под манипуляцией управление реципиентом путем навязывания стереотипов мышления и влияния на его поведение, выгодное тем, кто осуществляет психологическое воздействие [8]. Таким образом, под манипуляцией понимается практика управления человеком, его сознанием и поведением. Политическая публичная речь обладает набором системообразующих признаков, которые определяют ее природу и обусловливают манипулятивный потенциал. Борьба за власть, происходящая между субъектами политики перед многомиллионной аудиторией, которую каждый говорящий стремится привлечь на свою сторону, предопределяет выбор ораторами стратегии речевого поведения [17]. Многие речевые стратегии направлены на то, чтобы оказать воздействие на адресата, убедить его принять решение, нужное для оратора. Общепризнанным является тот факт, что коммуникативные технологии манипулятивного характера направлены на реализацию функции воздействия. В рамках данной статьи представляет интерес рассмотреть, какую роль играют предвыборные публичные выступлений первой леди США в формировании имиджа президента и в оказании речевого воздействия на избирателей. В качестве объекта исследования были выбраны два публичных выступления Мишель Обамы [25, 26]. Эти публичные обращения выбраны для сопоставительного анализа не случайно. Хотя их разделяет четырехлетний срок, между ними много общего. Обе речи были произнесены Мишель Обамой в предвыборный период, когда ее муж Барак Обама баллотировался на пост президента США. Оба обращения Мишель Обамы в поддержку своего супруга были сделаны на съезде Демократической партии перед многотысячной аудиторией. В анализируемых обращениях оратор преследует следующие цели:  рассказать о своем происхождении и о происхождении своего супруга,  сообщить интересные факты из биографии Б. Обамы,  представить Б. Обаму как хорошего семьянина, любящего и любимого мужа и отца,  подчеркнуть заслуги Б. Обамы перед страной, оказать влияние на общественное мнение, убедить слушателей отдать свои голоса за Барака Обаму. Представляется, что главная мысль выступлений заключается в следующем: если усердно работать, то можно многое достигнуть, успешно осуществить свои планы и мечты. Барак Обама многое сделал, делает и будет делать на благо своей страны и ее народа. Если вы проголосуете за Барака Обаму – вам и вашим детям гарантировано хорошее будущее. Известно, что к прагматически эффективным относятся такие выступления, в которых оратор сначала сообщает о неприятном прошлом, об определенных трудностях, которые пришлось пережить. Затем говорится о произошедших переменах, о жизни с ценностями, которые созвучны с ценностями аудитории. Как правило, эффективность речи возрастает в результате того, что оратор делится с аудиторией личными переживаниями, собственным опытом [12]. Очевидно, что обе анализируемые речи можно отнести к прагматически

80

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

эффективным, так как оратор делится с аудиторией личными переживаниями. Мишель Обама приводит убедительные примеры пережитых трудностей из своего прошлого и прошлого своего мужа и подчеркивает, что ценности, принятые в их семье, такие же, как и у большинства американцев. В данном случае имеются в виду общечеловеческие ценности, которые передаются в семьях из поколения в поколение: усердная работа (you work hard for what you want in life), умение сдерживать свое слово (your word is your bond and you keep what you say), уважение к людям (you treat people with dignity and respect). Необходимо особо отметить, что на публичную речь влияют ожидания аудитории. Если аудитория знает оратора и знакома с предыдущими выступлениями, то у нее будет определенное представление о предстоящей речи. Аудитория мысленно представляет себе оратора, имеет собственное мнение об ораторе. Зная социальный статус оратора, можно легко догадаться, каковы будут особенности публичного выступления. Ожидания аудитории во многом определяются тем, какого характера будет речь, каким является риторическое прошлое оратора и в какой обстановке будет произнесена речь. Как показывает анализ видеозаписи выступлений Мишель Обамы, аудитория настроена очень позитивно. Выступление Мишель Обамы неоднократно прерывается продолжительными аплодисментами. Реакцию зрителей можно сравнить с реакцией болельщиков, когда они смотрят выступление своей любимой команды – многие зрители держат в руках баннеры, выступление неоднократно прерывается скандированием зрителей. Мишель Обама не пользуется никакими записями во время выступления, она хорошо знает текст выступления, умело использует мимику и жесты. Ее выступление отличается эмоциональностью. Настрой оратора передается зрителям. Некоторые зрители настолько растроганы, что вытирают слезы, особенно, когда речь идет о детях. Если сравнить названия анализируемых речей, можно заметить следующее. Известно, что заголовки играют определенную роль в восприятии и понимании текста речи, они могут вызвать интерес или безразличие, от чего зависит отношение адресата к дальнейшему сообщению [12]. Под заголовком понимается коммуникативная единица, находящаяся в позиции перед текстом и являющаяся его названием. Заголовок прямо или косвенно указывает на содержание текста. В нем могут быть использованы ключевые слова, которые образуют семантическую основу публичного выступления. В большинстве случаев заглавия указывают на содержание текста, то есть прослеживается связь между заголовком и информацией, содержащейся в тексте. Принимая во внимание тот факт, что удачное заглавие привлекает внимание слушателей, способствует позитивному настрою аудитории, можно сделать вывод о том, что заголовок выполняет контактоустанавливающую функцию. Так, заголовок обращения “Being President Doesn’t Change Who You Are, It Reveals Who You Are” («Должность президента не изменяет вас, она показывает, кто вы в действительности») можно назвать имплицитным, он представляет собой необычное заявление и привлекает внимание слушателей. Главной отличительной чертой кандидатуры Б. Обамы является то, что он был первым темнокожим кандидатом, который стал президентом США. Супруга Б. Обамы сообщает избирателям многие интересные факты из его биографии, чтобы убедить их в том, что он является достойным кандидатом на пост президента страны. При анализе текстов анализируемых выступлений учитывались следующие факторы: 1) коммуникативная интенция оратора; 2) исходная ситуация, связанная с фрагментом

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

81

действительности, отображаемым текстом; 3) закономерности структурной организации. Коммуникативная цель или интенции оратора во многом определяет как внутреннюю, так и внешнюю форму текста выступления, структуру содержания и организацию языковых средств. Фрагмент действительности, описываемый в тексте публичной речи, также влияет на его внутреннюю форму, структуру, содержание и опосредованно через нее – на внешнюю организацию выступления. Внутренняя и внешняя формы текста не изолированы друг от друга. Существует мнение, что внутренняя форма первична по отношению к внешней [12]. Именно с помощью текста оказывается воздействие на адресата, осуществляется побуждение к совершению определенного действия. Реальный процесс осмысления осуществляется на уровне сознания. Независимо от того, как рассматривается текст – с позиции порождения или с точки зрения восприятия, доминирующей является его внутренняя содержательная структура. Рассмотрим содержательную структуру анализируемых обращений. Как показывает сравнительный анализ, между ними, за исключением вступления, много общего. В первом обращении вступление начинается с необычного заявления – Мишель Обама ссылается на своего брата, а также на своих родителей, что придает ее речи личностный характер. Во вступлении второго обращения она делится своим опытом поездок по стране в роли первой леди США и отмечает патриотизм простых американцев, доброту и заботу людей по отношению к ней и ее семье. Очевидно, что речевые стратегии, используемые во вступлении, выполняют преимущественно контакто-устанавливающую функцию. Основная часть обоих обращений связана с темой “ предстоящие выборы“, которые сравниваются с длительным путешествием – journey. Мишель Обама отмечает, что она не только жена, но и дочь, и сестра, и мать двух дочерей. Она подчеркивает роль детей в их жизни и делает плавный переход к теме “будущее”, имея в виду не только будущее ее детей, но и будущее детей всей страны. Для нее, как для матери, главным и решающим моментом, связанным с предстоящими выборами, является будущее детей. В обоих выступлениях прослеживается создание цепочки: прошлое-настоящеебудущее. С этой целью приводятся факты из прошлого, поясняющие жизненный и трудовой путь Барака Обамы и представляющие его с положительной стороны. Затем дается характеристика текущего момента, выражается гордость за величие нации и подчеркиваются заслуги Барака Обамы перед страной. Что касается будущего – выражается мысль о том, что оно зависит от результатов предстоящих выборов. Мишель Обама уверена, что будущее страны и будущее всех детей будет благополучным, если все проголосуют за Барака Обаму. В основной части выступления приводятся дополнительные сведения о семье Мишель и семье Барака Обамы. Отмечается, что они оба родом из простого народа и в обеих семьях часто возникали материальные трудности (He was raised by grandparents who were working class folks just like my parents and by a single mother who struggled to pay the bills just like we did); выявляется много общего, особенно в ценностях (were raised with the same values). Она подчеркивает важность таких качеств как благородство, порядочность, честность, смирение (dignity and decency, honesty and integrity, gratitude and humility). Далее оратор сообщает факты из прошлого Барака Обамы – рассказывает о своей дружбе с ним и о его профессиональной деятельности после окончания колледжа, подчеркивает его профессиональные заслуги и личностные качества. Она считает, что годы президентского

82

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

правления его не испортили – он остался таким же каким был в начале своей трудовой деятельности (He’s the same man). Для него главное – это не количество заработанных денег, а то, как можно изменить жизнь людей (for Barack, success isn’t how much money you make, it’s about the difference you make in people’s lives). Она подчеркивает, что президенту приходится принимать много решений и решающим фактором в принятии решений являются ценности. Очевидно, что стратегии, используемые в основной части выступлений, выполняют структурирующую функцию, используемую для создания положительного имиджа Барака Обамы. С этой целью употребляются импликации, обобщение, усиление, смягчение, контраст, приводятся личные примеры. Широко известно, что одной из отличительных особенностей американского национального менталитета является чувство гордости за свою страну, осознание исключительности американского народа, его особого предназначения. Концепт величия американцев и имидж их президента Барака Обамы формируется за счет использования лексики с положительной коннотацией, например: proud, good, blessed, loved, cherished, safe, strong, equal, great, limitless, extraordinary, success, admire, kindness, warmth, hope, love, gratitude, triumph, pride, courage, grace, patience, wisdom, dignity, respect, aspiration, commitment, justice, ideal, belief, possibility, promise, champion, hero, inspire, respect, move forward, contribute, etc. Можно предположить, что прослушав обращения, адресат получает положительный заряд энергии, а лексика с позитивной коннотацией воздействует на сознание слушателей и способствует формированию в их сознании положительного имиджа президента. Позитивно окрашенная лексика используется также в упоминании Мишель Обамой заслуг простых американцев, которые своим трудом способствуют воплощению американской мечты; она приводит имена соотечественников, которые внесли значительный вклад в осуществлении американской мечты. Представляет определенный интерес рассмотреть более подробно понятие «американская мечта». Определение этого понятия было дано в 1931 году американским писателем и историком по имени James Truslow Adams: “Life should be better and richer and fuller for everyone, with the opportunity for each according to ability of achievement regardless of social class or circumstances of birth”. Семья Барака и Мишель Обамы является наглядным примером воплощения американской мечты и Б.Обама хочет, чтобы у его соотечественников также была бы такая возможность (Barack knows the American dream because he’s lived… and he wants everyone in this country to have that same opportunity…). В основной части анализируемых обращений повествуется о проблемах, стоящих перед страной, как об испытаниях, которые закаляют дух американского народа: So today, when the challenges we face start to seem overwhelming – or even impossible – let us never forget that doing the impossible is the history of this nation… it’s who we are as Americans… it’s how this country was built. В связи с тем, что президент переизбирается еще на один срок, во втором обращении уделяется особое внимание успехам, которые были достигнуты за прошедшие четыре года. Основной акцент делается на идейном содержании произошедших событий, на их роли в укреплении духа американского народа и утверждении американских ценностей. Однако при описании трудностей используется негативно окрашенная лексика, например: devastated, frustrated, brink of collapse, go broke, steel plants shut down, jobs disappear, jobs dry up, live pay check to pay check.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

83

Одним из параметров анализируемых обращений является их интенциональность, которая является как индивидуальной, так и групповой [12, с. 241]. Под индивидуальной интенциональностью имеются в виду цели, преследуемые оратором в выступлении. Под коллективной интенциональностью подразумевается стремление договориться и действовать сообща. Само понятие интенциональности определяет глубинные процессы порождения речи, являясь свойством любого акта сознания. В публичной речи отражается совокупность интенциональных действий, которые взаимодействуют с определенной концептуальной системой. Концептуальная система определенной культурно-социальной общности детерминирует формирование интенции, выраженной в конкретном речевом акте. Анализ обращений Мишель Обамы позволяет утверждать, что одним из эффективных средств речевого воздействия является использование противопоставления или контраста. Противопоставление может осуществляться в пределах одного предложения, нескольких предложений или абзацев. Например: Serving as your First Lady is an honor and a privilege … but back when we first came together four years ago, I still had some concerns about this journey we’d begun. While I believed deeply in my husband’s vision for this country … and I was certain he would make an extraordinary President … like any mother, I was worried about what it would mean for our girls if he got that chance. В приведенном выше примере оратор подчеркивает, что для нее большая честь быть первой леди США, но с другой стороны это и большая ответственность и у нее было много опасений по этому поводу. И хотя она была абсолютно уверена, что ее муж будет хорошим президентом, тем не менее у нее были опасения по поводу судьбы их дочерей. Ее тревожило, какие изменения произойдут в их жизни в том случае, если их отец будет избран на этот пост. В данном случае, используя личный пример, оратор делится своими личными переживаниями с аудиторией и оказывает на слушателей имплицитное воздействие. Приведем еще один пример, в котором идет речь о реформах, предпринятых Б. Обамой в области в области здравоохранения и его отношении к этому вопросу: He didn’t care whether it was the easy thing to do politically – that’s not how he was raised – he cared that it was the right thing to do. Для Б. Обамы не имело значения, легко ли будет осуществить эту реформу на политическом уровне. Для него было более важно, насколько правильным было принятие этого решения. Рассмотрим более подробно стилистические особенности анализируемых обращений. При стилистическом анализе было выявлено, что преобладающими стилистическими средствами являются анафора (I have seen it in the incredible kindness and warmth that people have shown me and my family… // I’ve seen it in teachers in a near-bankrupt school district… // I’ve seen it in people who become heroes at a moment’s notice),лексический и синтаксический повтор (That is what has made my story, and Barack’s story, and so many other American stories possible // but today, I love my husband even more than I did four years ago…even more than I did 23 years ago, when we first met). Особую ритмичность и благозвучность речи придают полисиндетон (with patience and wisdom, and courage and grace // collection of struggles and hopes and dreams) и аллитерация (dignity and decency, how hard). В обоих обращениях используется метафора (doorway of opportunity // my dad was my rock // the current of history meets this new tide of hope // the thread that connects our hearts), гипербола (mountain of debt), сравнение (like so many of us), риторический вопрос (And isn’t it the great American story?), цитирование (He talked about “The world as it is” and “The world as it should be”) и прямая речь (and I hear the determination in his voice as he tells me, “You won’t believe what these folks are

84

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

going through, Michelle…it’s not right. We’ve got to keep working to fix this. We’ve got so much more to do”). Одной из особенностей стиля является использование союзов but, and, so, выражения you see в начале предложений, что придает речи разговорный характер. Особую экспрессивность речи придает использование контраста и перенос обстоятельства места в начало предложения, например: And in my own life, in my own small way I’ve tried to give back to this country that has given me so much. В речи часто используются незаконченные предложения и приложения, что придает выступлению особый ритм и облегчает восприятие речи на слух: So today, when the challenges we face start to seem overwhelming - or even impossible – let us never forget that doing the impossible is the history of this nation… it’s who we are as Americans… it’s how this country was built. Представляет особый интерес проследить использование грамматических времен при характеристике деятельности Барака Обамы. В ряде последовательно следующих абзацев использованы следующие виды времен: прошедшее, настоящее совершенное, настоящее продолженное и будущее: It's what he did // It's what he's done // That's why he's running // That's what Barack Obama will do as president of the United States of America. Оратор сообщает о том, уже было сделано Бараком Обамой, почему он баллотируется на пост президента и что ему предстоит проделать в случае победы на выборах. Далее доступно и доходчиво излагаются предвыборные обязательства Барака Обамы. Оратор заверяет аудиторию с помощью убедительных аргументов в том, Барак Обама, консолидируя нацию, достигнет поставленных целей: He'll achieve these goals the same way heal ways has - by bringing us toge the rand reminding us how much we share and how alike we really are. You see, Barack doesn't care where you're from, or what your background is, or what party – if any – you belong to. That's not how he sees the world. He knows that thread that connects us – our belief in America's promise, our commitment to our children's future – is strong enough to hold us together as one nation even when we disagree. Как следует из приведенного выше примера, для Барака Обамы не имеет особого значения происхождение или партийная принадлежность американцев. Несмотря на разногласия или противоречия, главное – достижение поставленных целей во имя будущего детей. В заключительной части речи используется стратегия, выполняющая структурирующую функцию. Приводятся дополнительные примеры из личной жизни семьи Барака Обамы, в частности, подчеркивается, что Барак Обама является любящим мужем и отцом. В конце выступлений Мишель Обама еще раз напоминает о детях и их будущем и обращается к слушателям с призывом отдать свои голоса за Барака Обаму: Let us stand together to elect Barack Obama president of the United States of America… // and we must once again come together and stand together for the man we can trust to keep moving this great country forward… my husband, our President, President Barack Obama // …. if I truly want to leave a better world for my daughters, and all our sons and daughters… if we want to give all our children a foundation for their dreams and opportunities worthy of their promise… and we must once again come together and stand together for the man we can trust to keep moving this great country forward…my husband, our President, President Barack Obama .Thank you, God bless you, and God bless Аmerica. В приведенном выше примере адресант отождествляет себя с аудиторией, то есть адресант говорит от лица адресата. С этой целью используется тройной повтор

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

85

конструкции let us; употребляются местоимения we, our, имеющие контактоустанавливающее значение и объединяющие оратора с аудиторией. В заключительных предложениях используется модальный глагол must, выражающий долженствование, с помощью которого избирателям напоминают о их долге принять участие в предстоящих выборах. Таким образом, можно сделать следующие выводы. Определенную роль в формировании имиджа президента страны играет его супруга и его семья. Совершенно неслучайно первая леди страны выступает в особо значимые исторические моменты с публичными обращениями. Как показывает анализ обращений, они играют определенную роль в оказании воздействия на аудиторию, на формирование общественного мнения. Известно, что над составлением таких обращений работают команды профессиональных спичрайтеров. Очевидно, что публичные обращения первой леди США представляют интерес для дальнейшего изучения, так как с их помощью можно лучше понять особенности американского менталитета, культуры, а также особенности личности и политической деятельности президента страны. ЛИТЕРАТУРА

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9.

10. 11. 12. 13. 14. 15.

Афанасенко Е. В. Семантический повтор в политическом дискурсе: на материале русского и английского языков: дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 2006. 265 с. Голубева Т. М. Языковая манипуляция в предвыборном дискурсе: на материале американского варианта английского языка: дис. ... канд. филол. наук. Нижний Новгород, 2009. 174 с. Гусева О. А. Риторико-аргументативные характеристики политического дискурса: на материале президентских обращений к нации: дис. … канд. филол. наук. Калуга, 2006. 228 с. Демьянков В. З. // Политическая наука. Политический дискурс: История и современные исследования: Сб. науч. тр. / РАН ИНИОН. Отв. ред. и сост. Герасимов В. И., Ильин М. В. М., 2002. С.32–43. Дьяченко И. А. Симулятивные знаки политической корректности в англо-американском манипуляционном дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. Иркутск, 2009. 146 с. Зигманн Ж. В. Структура современного политического дискурса: Речевые жанры и речевые стратегии: автореф. дисс. … канд. филол. наук. Москва, 2003. 24 с. Ковалева Е. И. Преемственность традиций классической риторики в американском публичном выступлении (на материале выступлений общественно-политических деятелей США): автореф. дис. … канд. филол. наук. Москва, 2000. 16 с. Сагайдачная Е. Н. Манипуляция в политическом дискурсе // Вестник Челябинского государственного университета. 2007 №22 (100). С. 121–125. Титова М. Ю. Языковые механизмы речевого воздействия публичного выступления // Вестник молодых ученых. 2006. №3. С. 53–62. Чикилева Л. С. Способы повышения субъективной значимости аргументов, используемых в публичной речи // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Сборник научных трудов. Вып. XXIV. Москва: Прометей. 2004. С. 198–206. Чикилева Л. С. Речевое воздействие как цель риторического дискурса // Актуальные проблемы английской лингвистики и лингводидактики. Сборник научных трудов. Выпуск 2. Москва: Прометей. 2004. С. 179–184. Чикилева Л. С. Риторический дискурс: когнитивно-прагматический и структурно-стилистический аспекты: монография. Москва: Флинта, Наука, 2005. 316 с. Чикилева Л. С. Когнитивно-прагматические и композиционно-стилистические особенности публичной речи: автореф. дис. … докт. филол. наук. Москва, 2005. 42 с. Чикилева Л. С. Американская президентская риторика // Записки Горного института, 2005. С. 91–93. Чудинов А. П. Российская политическая лингвистика: этапы становления и ведущие направления // Вестник Уральского государственного педагогического университета. 2003. №1. С. 19–31.

86

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No.1

16. Иссерс О. С. Языковые средства и способы манипуляции сознанием // Семантика языковых единиц: Материалы межвуз. конф. М.: Моск. гос. откр. пед. ин-т, 1992. С. 52–54. 17. Михалева О. Л. Политический дискурс как сфера реализации манипулятивного воздействия: дис. … канд. филол. наук. Иркутск, 2004. 289 с. 18. Никитина К. В. Технология речевой манипуляции в политическом дискурсе СМИ: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Уфа, 2006. 197 с. 19. Янко Т. Е. Коммуникативные стратегии русской речи. Москва, 2001. 384 с. 20. Романова Т. В. Коммуникативный имидж и речевой портрет современного политика // Политическая лингвистика, 2009. № 1(27). С. 115–123. 21. Чикилева Л. С. Имидж оратора как средство прагматического воздействия на общественное сознание // Язык и межкультурная коммуникация. Материалы I Межвузовской научно-практической конференции 19–20 апреля 2004 г. СПб.: Изд-во СПбГУП, 2004. С. 73–75. 22. Голошумова О. И. Роль интонации и других языковых средств в формировании и оптимизации имиджа политического лидера (на материале публичных выступлений американских политических деятелей): автореф. дис. …канд. филол. наук. Москва, 2002. 16 с. 23. Шиллер Г. Манипуляторы сознанием. Москва, 1980. 326 с. 24. Доценко Е. Л. Семантика межличностного общения: дис. … докт. психол. наук. Москва, 2000. 510 c. 25. Being President Doesn’t Change Who You Are, It Reveals Who You Are [Электронныйресурс]– Address by Michelle Obama, First Lady, United States of America; delivered at the Democratic National Convention, Charlotte, N. C., Sept. 4, 2012. http://www.vsotd.com/Article.php?art_num=4938&utm_source=UA-87476411&utm_medium=email&utm_campaign=The%20Office%20Professional 26. In Support of Presidential Candidate Barack Obama [Электронныйресурс] – Address by Michelle Obama, wife of Presidential Candidate Barack Obama. Denver, Colorado: August 25, 2008. http://www.npr.org/templates/story/story.php?storyId=93963863 Поступила в редакцию 12.02.2013 г.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

УДК 81–11+81`38

87

СТИЛЕВАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ СОВРЕМЕННОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА © О. И. Таюпова

Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан 450076 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32 Тел.: +7 (347) 273 67 78 E-mail: [email protected] В статье рассматриваются и анализируются проблемы дифференциации функциональных стилей современного литературного языка. С учетом понятия коммуникативно-прагматической функции помимо основных стилей на примере научного стиля выделяются различные подстили и подъязыки как результат практического использования языка в социуме. Ключевые слова: литературный язык, дифференциация, научный стиль, подстиль, прагматическая функция текста.

стиль, стилевая коммуникативно-

Этимология слова «стиль», используемого в настоящее время в различных областях жизнедеятельности человека (ср. стиль моды, спортивный стиль, стиль жизни, архитектурный стиль и т.д.), восходит к греческому существительному stylos (др.-греч. στῦλος). В свое время так называлась палочка, которой писали на доске, покрытой воском. Впоследствии произошел метонимический перенос, поскольку стилем стали называть почерк, манеру письма, совокупность приемов использования языковых средств. Со временем в рамках литературного языка как основного средства выражения национальной культуры сформировались самостоятельные разновидности, получившие название функциональных стилей, существование которых обусловлено обслуживаемой ими сферой общественной жизни. Можно согласиться с тем, что стилевая дифференциация современных литературных языков представляет собой «универсальный закон их существования и развития» [1, с. 30]. Анализ показывает, что основными стилеобразующими факторами являются сфера общения, цель общения и способ общения. Функциональный стиль литературного языка представляет собой «относительно замкнутую систему языковых средств всех уровней» [1, с. 50]. Данная система языковых средств регулярно функционирует в определенных сферах общественной деятельности – правовой, научной, эстетической и т.д. Без знания специфики современных функциональных стилей осложняется речевая деятельность в целом, поэтому овладение необходимыми навыками речи неизбежно предполагает усвоение ведущих характеристик основных стилей. Функциональные стили, число которых у разных авторов варьируется, репрезентируются посредством совокупности письменных и устных текстов. Так, В. В. Виноградов [2] выделяет в соответствии с функциями, выполняемыми текстами, шесть функциональных стилей: обиходно-бытовой стиль (функция общения), обиходно-деловой, официально-документальный и научный (функция сообщения), публицистический и художественно-беллетристический (функция воздействия).

88

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

Число функциональных стилей, выделяемых в работах современных авторов, варьируется, как правило, от четырех до шести. При этом в терминологическом плане наблюдается известное разнообразие. Так, например, некоторые авторы [1, 3] на материале русского литературного языка выделяют пять основных функциональных стилей, терминологическое обозначение которых варьируется. Поэтому, с одной стороны, анализируются такие функциональные стили, как научный функциональный стиль, официально-деловой функциональный стиль, газетно-публицистический функциональный стиль, церковно-религиозный функциональный стиль и разговорно-обиходный стиль, а с другой – научный, официально-деловой, публицистический, разговорно-обиходный и художественно-беллетристический. Шесть основных функциональных стилей представлены в работе «Стилистика русского языка» [4]: научный, официально-деловой, публицистический, художественный, церковно-религиозный и разговорно-обиходный стили. Напротив, в современных исследованиях, посвященных вопросам риторики и культуре речи, описываются четыре основных функциональных стиля: 1) научный, 2) официальноделовой, 3) газетно-публицистический и 4) разговорно-обиходный стиль [5, с. 66]. При этом справедливо обращается внимание на связь термина функциональный стиль с той или иной функцией, которую выполняет язык в каждом конкретном случае. На материале современного английского языка И. В. Арнольд [6, с. 320] выделяет разговорный стиль и три его разновидности (литературно-разговорный, фамильярноразговорный и просторечие), а также книжный стиль. В группу книжных стилей автор включает научный стиль, деловой, или официально-документальный, публицистический, или газетный, ораторский и возвышенно-поэтический стили. Оригинальный подход к вопросам стилевой дифференциации литературного языка с учетом основных положений лингвистики текста представлен в работе «Русский язык и культура речи», в которой подчеркивается, что «функционально-стилевое расслоение литературного языка определяется общественной потребностью специализировать языковые средства, организовать их особым образом для того, чтобы обеспечить речевую коммуникацию носителей литературного языка в каждой из сфер человеческой деятельности» [7, с. 56]. Исследователи опираются в данном случае на тексты и выделяют следующие четыре группы: книжные специальные тексты, книжные неспециальные тексты, разговорные тексты и массово-коммуникативные тексты. В рамках Лейпцигской школы функциональной лингвистики, представители которой принимают во внимание прежде всего существование различных сфер использования языка, выделяются такие стили, как стиль обиходно-разговорной речи (Stil des Alltagsverkehrs, Stil der Alltagsrede), официальный стиль (Amtsstil) и научный стиль (wissenschaftlicher Stil). При этом авторы подчеркивают, что спорным представляется, с одной стороны, существование стиля прессы и публицистики (Stil der Presse und Publizistik), а с другой – стиля художественной литературы (Stil der schöngeistigen Literatur) [8, с. 251]. Кроме того, следует обратить внимание и на тот факт, что в лингвистических исследованиях немецких ученых последних лет наблюдается тенденция использовать при рассмотрении дифференциации языковых средств термин язык (Sprache). В этом случае используется такой терминологический аппарат, как язык обиходного общения (Alltagssprache), язык науки (Wissenschaftssprache), язык официального общения (Sprache der

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

89

öffentlichen Kommunikation), язык средств массовой коммуникации (Sprache der Medien), язык указаний (наставлений) (Sprache der Unterweisung), литературный язык (literarische Sprache), язык религии (религиозный язык) (sakrale Sprache) и язык рекламы (die Werbungssprache) [9]. Безусловно, отличительные черты текстов любого стиля зависят от его социального назначения. Так, например, тексты научного стиля речи в своей совокупности предназначены для сообщения точных научных сведений из какой-либо специальной области и для закрепления процесса познания. Появление и развитие научного стиля связано с выделением науки в самостоятельный вид деятельности человека. В различных странах научный стиль формировался в разное время и его становление растянулось на несколько столетий. Так, начало формирования языка русской науки относится к периоду деятельности Российской академии, т.е. к первой трети XVIII века. Именно в этот период были опубликованы труды таких отечественных ученых, как М. В. Ломоносова, С. П. Крашенинникова, И. И. Лепехина, П. И. Рычкова и др., которым приходилось отстаивать право преподавания различных предметов в университетах на русском языке. В частности, в 1755 году профессор философии Н. Н. Поповский, ученик М. В. Ломоносова, боролся за право читать лекции по философии в Московском университете не на латинском, а на русском языке. В определенной степени научный стиль сформировался в России только к концу XIX века, несмотря на то, что лекции на русском языке разрешила читать Екатерина II ещё в 1767 г. Однако и позже их продолжали читать на латинском и немецком языках. Что касается Западной Европы, то здесь в средние века в связи с недостаточным развитием национальных языков также долгое время господствовал латинский язык. В частности, ученые Германии считали немецкий язык неприспособленным для науки, поэтому даже в XIX веке великий немецкий физик и математик К. Гаусс (1777–1855) публиковал свои работы преимущественно на латинском языке, что, в известной степени, тормозило развитие научного стиля в национальном языке. Только в начале ХХ в. научный стиль приобретает «наиболее общие стилевые черты, организующие всю систему научного стиля: абстракция (отвлеченность, обобщенность), логичность, объективность, точность» [10, с. 36]. Показателен тот факт, что в настоящее время в мире издается более 50 тысяч научных журналов, при этом первый научный журнал появился 5 января 1665 во Франции. Ведущей функцией научного стиля является интеллектуально-коммуникативная функция. Но если одни авторы полагают, что современный научный стиль является в той или иной степени монолитным (ср. работы отечественных лингвистов О. А. Лаптевой, Е. С. Троянской, В. К. Гречко), то другие выделяют в его составе различные подстили (подъязыки, тематико-речевые разновидности), например, математики, химии, медицины. Так, высказывается мнение, что исходя из сферы и целей общения в научном стиле речи сформировались следующие подстили: собственно научный, научно-учебный, научнотехнический и научно-популярный [11, с. 234]. В свою очередь, тексты научного стиля могут быть разделены на следующие подгруппы: 1. тексты собственно научного стиля (так называемые тексты «для своих»); 2. тексты научно-информативного стиля (тексты «для себя»);

90

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

3. тексты научно-информативного, научно-справочного и научно-популярного стиля (тексты «для других»). Другие авторы полагают, что в зависимости от специфики научного изложения и получаемых при этом видов текстов как результатов научной деятельности возможно выделение нескольких подстилей: собственно научного (академического) подстиля, научноучебного, научно-делового и научно-популярного подстиля [12, с. 102]. Кроме того, подчеркивается тот факт, что" подъязыки, входящие в состав собственного научного стиля, представляют собой привычные для специалистов наборы главным образом лексикофразеологических средств (специальная терминология, терминологические сочетания, профессиональные обороты речи) и некоторых синтаксических структур с определенным стабильным лексическим наполнением" [12, с. 102]. При таком подходе к научным текстам не вызывает сомнения и последующее выделение подъязыков как тематико-речевых разновидностей в соответствии с подразделением наук на гуманитарные, точные и естественные. Возможно выделение также более частных подъязыков: филологического, математического, медико-биологического и т.д. Данная точка зрения последовательно представлена и в работах зарубежных лингвистов, изучающих специфику так называемых профессиональных языков, адресованных только специалистам в той или иной области научного знания. Доказательством этому служит, в частности, высказывание Г.-В. Эромса, утверждающего, что: "Fachsprache richtet sich gemeinhin nur an Fachleute" (Профессиональный язык обращен обычно только к специалистам /перевод наш/) [9, с. 19]. Например, одна из самых молодых разновидностей немецкого языка в профессионально-технической сфере – язык пользователей компьютером [13], который, несмотря на широко распространяющуюся компьютеризацию и постоянно увеличивающее число пользователей, неизменно характеризуется коммуникативной замкнутостью. Его отличительной чертой является, в частности, насыщенность лексическими заимствованиями из английского языка, неупотребление заглавных букв, а также появление все новых видов текстов. Иной точки зрения придерживается О. А. Крылова [1, с. 248], выделяющая в рамках книжно-литературной речи только две группы текстов: научные и научно-популярные. Последние могут быть представлены различными видами текстов, наиболее распространенными из которых являются научно-популярные статьи. В работах отечественных лингвистов, посвященных рассмотрению вопросов классификации текстов научной прозы, наряду с существованием собственно-научной статьи, историко-научной обзорной, дискуссионной (полемической) статьи, рекламной, опытно-конструкторской, статьи, заключающей в себе краткое сообщение о результатах научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, выделяются и научнопопулярные статьи [14, с. 146; 15, с. 256]. В зарубежной лингвистике с учетом различных функций научной деятельности, а именно: исследовательской, учебной, информирующей, научно-популяризирующей и руководящей, осуществляется подразделение всех научных текстов на пять групп. Как следствие, выделяются: (1) собственно-научные (академические) тексты (дипломная работа, диссертация, монография), (2) тексты, осуществляющих научное руководство (план исследования, учебная программа), (3) научно-учебные тексты (учебник, учебное пособие),

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

91

(4) научно-информирующие (рецензии, аннотации, протокол, конспект, реферат) и (5) научно-популярные тексты, например, научно-популярное сочинение, информация в средствах массовой информации и др. [16, с. 153]. В целом специфика научных текстов, детерминированная их экстралингвистической основой, т.е. коммуникативно-познавательной деятельностью и природой знания, изучается в последнее время все более углубленно. Лингвостилистическое познание научного дискурса значительно углубляется благодаря детальному рассмотрению с позиции прагмалингвистики экстралингвистических факторов научной речи (ср. работы Е. А. Баженовой, Л. М. Лапп, Т. В. Матвеевой, В. А. Салимовского, Л. В. Сретенской, В. Е. Чернявской и др.). Полагая, что развитие научного стиля можно представить как формирование некоего условного языка – метаязыка, т.е. языка описания, Г. Я. Солганик обращает внимание на тот факт, что научный стиль зародился в недрах литературного языка, наиболее значительное отличие которого от других форм существования языка обусловлено «его первичным письменным происхождением», предполагающим предварительное продумывание и монологический характер изложения информации [10, c. 37]. Остановимся подробнее на стилевой специфике научно-популярных текстов, которые неизменно привлекают к себе внимание лингвистов, поскольку адресованы значительному кругу реципиентов. Безусловно, выделение научно-популярного подстиля является обоснованным, поскольку в наши дни популяризация научного знания имеет большое общественное значение. В связи с этим анализ и усвоение способа изложения научной информации в названном подстиле является весьма актуальным. Проведенный анализ показывает, что для научно-популярного стиля характерны определенные средства как на лексическом, так и морфологическом, синтаксическом и текстовом уровнях. Популяризация научных знаний как основная коммуникативно-прагматическая функция названной группы текстов, предполагающая, с одной стороны, сообщение научных знаний, а с другой – адресованность этих знаний широкой аудитории и воздействие не только на рациональное, но и эмоциональное, сближает научно-популярные тексты с собственно-научными и с газетно-публицистическими текстами. Но сказанное не означает, что в научно-популярных текстах формально соединяются особенности научных текстов и текстов средств массовой информации. Специфика научно-популярных текстов состоит в том, что они передают уже известную научную информацию неспециалистам, поэтому можно утверждать, что они вторичны. Прагматическая функция научно-популярного текста состоит в передаче читателюнеспециалисту информации из соответствующей области знания, но при этом необходимо соблюдать адекватное описание научных понятий и явлений и полную научную достоверность. Следует, на наш взгляд, обратить внимание на некоторую противоречивость, существующую в манере изложения отправителя научно-популярного текста, которая заключается в том, что, информацию необходимо донести до реципиентов в ясной, доступной и понятной форме, и вместе с тем, в форме, традиционно принятой в официальном общении. Способствовать доступности научно-популярного текста должно использование языковых средств (прежде всего лексических и синтаксических). Поэтому не следует

92

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

перегружать его терминами, сложными синтаксическими структурами и т.д. Неуместное включение их в текст научно-популярной статьи нарушает его доступность. Так, Д. И. Писарев подчеркивал, что «во-первых, популярное изложение не допускает в течении мыслей той быстроты, которая совершенно уместна в чисто научном труде в популярном сочинении каждая отдельная мысль должна быть развита подробно, так, чтобы ум читателя успел прочно утвердится на ней, прежде чем он пустится в дальней путь, к логическим следствиям, вытекающим из этой мысли . Во-вторых, популярное изложение должно тщательно избегать всякой отвлеченности, каждое положение должно быть подтверждено осязаемыми фактами и пояснено примерами» [17, с. 149–150]. Таким образом, для научно-популярных текстов характерна, по сравнению с собственно научными текстами, меньшая степень абстрактности изложения, но при этом не исключается использование эмоционально-экспрессивных средств. С газетнопублицистическими текстами их объединяет доступность, понятность, наличие экспрессивных средств выражения, но при этом отличаются от них научной тематикой и интенцией. Например: Die großen Potenziale im Anbau sogenannter Energiepflanzen (wobei der Naturschutz und die Ausweitung des ökologischen Landbaus beachtet wird) verlangen nach neuen logistischen und technischen Konzepten. Schließlich geht es um die möglichst verlustfreie Nutzung der erzeugten Biogas-Mengen, die gegenwärtig mit dem Einsatz in kleinen BHKW-Anlagen – mit der überwiegenden Abführung der Ab-wärme – leider nicht gegeben ist [18, S. 42]. Представленный выше научно-популярный текст, заимствованный из немецкой журнальной прессы, свидетельствует о том, что для адекватной передачи специфики коммуникации в области науки и техники из всей совокупности средств общелитературного языка в соответствии с коммуникативными задачами отобраны определенные языковые средства. Это прежде всего научно-техническая терминология в самом широком смысле, включая слова общенаучной лексики и синтаксические структуры, в частности, парентезные конструкции, позволяющие в научно-популярной статье сообщить добавочные сведения, дать необходимые разъяснения по той или иной проблематике. Кроме того, широко используются вопросно-ответные комплексы, например: Wer hat noch die Unkenrufe der Berufspessimisten im Ohr, die dem Münchner Mobilfunkvorsorgekonzept keine Chance eingeräumt haben ? Zur Erinnerung: Im Juni 2003 verabschiedete der Münchner Stadtrat das Münchner Mobilfunkvorsorgekonzept [18, S. 40]. В контексте сказанного, авторы научно-популярных текстов должны учитывать интересы читателей, их возраст, степень информированности и подготовленности к восприятию информации, которую им предлагает текст. Социальный статус реципиентов включает в себя также их социальное положение, образование и профессию. Проведенный нами анализ лингвистической литературы показывает, что единая классификация функциональных стилей в настоящее время отсутствует. Общим является то, что, как правило, различают две группы стилей: совокупность книжных стилей и разговорный стиль. Книжные стили связаны с различными сферами общественной деятельности, а разговорный стиль сопряжен со сферой повседневно-бытового, частного общения. При этом в число книжных стилей включают в большинстве случаев научный, деловой и публицистический стили. Относительно единое мнение существует и в отношении подразделения основных функциональных стилей в зависимости от конкретных целей и ситуации общения на более

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

93

частные разновидности. Вместе с тем число выделенных разновидностей, а также их обозначение в плане терминологии может значительно варьироваться. Различия проявляются и в том, что далеко не все исследователи выделяют художественный и церковно-религиозный функциональные стили. Но если вопрос о существовании названных стилей остается открытым, то стиль научной речи выделяется, как правило, в во всех работах, посвященных обсуждаемой проблематике. Таким образом, функциональные стили представляют собой в каждом конкретном случае особые совокупности средств всех языковых уровней в системе литературного языка. Данные совокупности языковых средств сгруппировались в процессе функционирования языка в определенных сферах общественной деятельности. В процессе отбора были установлены такие языковые средства, использование которых обеспечивает оптимальный характер общения в соответствующей сфере деятельности. Каждый функциональный стиль имеет свою характеристику. При этом следует отличать функциональные стили от стилей речи, поскольку они принадлежат различным уровням научной абстракции. ЛИТЕРАТУРА

1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8.

9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18.

Крылова О. А. Лингвистическая стилистика. Теория. Т.1. Москва: Высшая школа, 2006. 319 с. Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. Москва: Наука, 1963. 279 с. Болотнова Н. С. Филологический анализ текста. М.: Флинта, 2009. 520 с. Кожина М. Н., Дускаева Л. Р., Салимовский В. А. Стилистика русского языка. Москва: Флинта: Наука, 2010. 464 с. Введенская Л. А., Павлова Л. Г. Риторика и культура речи. Ростов-на-Дону: Феникс, 2009. 537 с. Арнольд И. В. Стилистика. Современный английский язык. Москва: Флинта: Наука, 2009. 384 с. Русский язык и культура речи / Под ред. В. И. Максимова, А. В. Голубевой. Москва: ИД Юрайт, 2012. 358 с. Fleischer W., Michel G. Stilistik der deutschen Gegenwartssprache. – 2., unveränd. Aufl. – Leipzig: Bibliographisches Institut, 1977. 394 S. Eroms H.-W. Stil und Stilistik. Berlin: Erich Schmidt, 2008. 255 S. Солганик Г. Я. Стилистика текста. Москва: Флинта, 2002. С.256. Пономарева З. Н. Научный стиль. Специфика элементов всех языковых уровней в научной речи. // Русский язык и культура речи / Под ред. В. И. Максимова, А. В. Голубевой. 2-е изд. Москва: ИД Юрайт, 2012. С. 234–265. Бельчиков Ю. А. Функциональная стилистика // Стилистика и литературное редактирование. 3-е изд., перераб и доп. Москва: Гардарики, 2007. С. 8–168. Runkehl T., Schlobinski I., Siever P. Sprache und Kommunikation im Internet: Überblick und Analysen. Opladen: Westdeutscher Verlag, 1998. Таюпова О. И. Закономерности организации сверхфразового единства в научных текстах: автореф. дисс. …канд. филол. наук. Москва, 1988. 16 с. Котюрова М. П., Баженова Е. А. Культура научной речи: текст и его редактирование. Москва: Флинта: Наука, 2008. 280 с. Sprachliche Kommunikation: Einführung und Übungen. Leipzig: Bibliographisches Institut, 1986. 256 S. Писарев Д. И. Полное собрание сочинений. Т.4. СПб, 1903. Umweltreport. 2011. № 7.

Поступила в редакцию 31.10.2012 г.

94

УДК 81

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

ИСТОРИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ НОРМЫ © В. А. Литвинов Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г.Уфа, ул. Заки Валиди, 32. Тел./факс: +7 (987) 2513762 E-mail: [email protected]

В статье рассматривается проблема нормы и нормативного подхода к языку в диахроническом плане. Определяется специфика нормативного похода к языковым средствам в различных лингвистических традициях и выявляются основные характеристики лингвистической нормы. В статье указывается, что на каждом этапе развития языка складываются свои нормы как результат соотношения существующих языковых средств. Ключевые слова: языковая норма, лингвистическая традиция, литературный язык, диалект, национальный язык, литературная норма, диалектная норма, норма «народного» языка, нарушение нормы, кодифицированная норма.

Норма как неотъемлемая часть цивилизованного общества существует в разных областях жизнедеятельности индивидуума и важна для многих видов человеческой деятельности. Существуют различные нормы, как требования, которым должна удовлетворять разнообразная продукция человеческой деятельности. Нормы являются регуляторами взаимоотношений между людьми. Они устанавливаются обществом, и у каждого индивидуума данного социума вырабатывается представление о том, что нормально для человеческого общения, а что ненормально и, следовательно, выходит за пределы установленной нормы. Норма устанавливается и в языке, она постоянно присутствует в высказываниях человека. И это вполне естественно, поскольку язык является неотъемлемой частью, продуктом, не только цивилизованного, но и вообще всякого человеческого общества. Норма – одно из центральных лингвистических понятий. Норма в языке относится к числу тех проблем лингвистики, которые постоянно находились и находятся в центре внимания уже нескольких поколений исследователей. И в зависимости от уровня развития языкознания, теоретических взглядов исследователей и от потребностей социума решается весьма по-разному. Нормативный подход к языку господствовал во всех лингвистических традициях, начиная с античности и заканчивая современностью. Во всех лингвистических традициях либо с самого начала, либо с течением времени возникает представление о строгой норме, от которой нельзя отступать. В европейской традиции оно появляется уже в поздней античности. Еще жестче становится норма в Средние века. На ранних стадиях развития некоторых традиций (античность, Древний Китай), когда между разговорным и письменным языком больших различий не было и не существовал особый сакральный (священный) язык, вопросы нормы, хотя и были актуальными, решались чисто эмпирически, без выделения какого-либо строгого корпуса нормативных текстов [1, с. 21]. Филологическая деятельность также не всегда напрямую связывалась с нормализацией. Так,

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2012. Т. 1. №1

95

например, Александрийские грамматисты толковали Гомера, но следовать его языку жестко не предписывалось. Ни одной из лингвистических традиций не было свойственно представление об историческом изменении языка и его норм. Язык понимался как нечто существующее изначально, обычно как дар высших существ. Так, как считают арабы, Коран не сотворен, а существует извечно; пророк Мухаммед лишь воспроизвел его для людей. Следовательно, извечен и арабский язык, на котором создан Коран, и он не может меняться. У других народов существовали предания о творении языка, иногда с участием человека, как в Библии, но все равно после творения язык уже существует как данность и уже не может меняться. Очень часто язык культуры представляет собой нормированный вариант более раннего состояния языка. И тем не менее, несмотря на данное отношение к языку, грамматисты не могли не заметить, что язык (даже язык культуры) меняется. Всегда наблюдались большие или меньшие расхождения между языковым идеалом и реальной языковой практикой. Это однозначно расценивалось как порча языка, поскольку человек не может изменить или усовершенствовать божий дар, но может полностью или частично его забыть или испортить. Латынь и средневековые (романские) языки, классический арабский и арабские диалекты, бунго и разговорный японский и т. д. понимались не как разные стадии развития языка, а как престижный и непрестижный его варианты. Подобная точка зрения господствовала еще в 40-е гг. XX в. в Японии. Этот факт отмечает М. Токиэда. Задачей ученого было не допустить в «возвышенный» язык проникновения элементов «вульгарного» языка. Лишь немногие языковеды признавали, что язык не создан сразу, и допускали возможность создания новых слов. Языковые изменения допускались только в лексике, но не в грамматике (Ибн Джинни) [1]. В XVIII веке Французская академия при создании нормативного словаря ставила перед собой задачу упорядочить язык «раз и навсегда». Представление о незыблемости нормы было свойственно многим ученым и имело под собой психологическую основу. Иллюзия неизменяемости языка возникает под влиянием того факта, что язык в целом изменяется медленно, постепенно и для ощутимых сдвигов в языке недостаточно жизни одного поколения. В свою очередь, все новое в языке, непрерывно входящее в речевую практику, несет с собой временное неудобство и потому, естественно, вызывает оборонительную реакцию. В современное языкознание понятие нормы вошло прочно. Норма находилась и находится постоянно в центре внимания лингвистов: Э. Косериу, Г. О. Винокур, М. М. Гухман, Н. Н. Семенюк, В. Н. Ярцева, О. И. Москальская, Р. Г. Пиотровский, Л. А. Турыгина, В. А. Ицкович, Л. П. Крысин и другие. Современное языкознание освободилось от догматического представления о незыблемости нормы. Общепризнанно, что каждый этап развития языка является продолжением этапа предшествующего и имеет свои нормы. Как известно, создание современной теории нормы было инициировано взглядами Фердинанда Де Соссюра на язык как на систему знаков. В дальнейшем теория нормы получила свое развитие благодаря применению функционального подхода к языку, который наиболее последовательно и плодотворно разрабатывался Пражским лингвистическим кружком. Несмотря на сравнительно недолгую традицию, употребление понятия нормы имеет свою, хотя и краткую, но довольно противоречивую историю. Первоначально осознаваемое лишь как важное общее свойство языка, как существенный атрибут его системы [то как «система (совокупность) норм» (Н. С. Трубецкой, Э. Цвирнер и др.), то как «нормативная

96

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

идеология» или «нормативная система» (Э. Альман, О. фон Эссен)], понятие нормы, постепенно начинает трансформироваться в некое специальное лингвистическое понятие, отражающее план языковой реализации и различным образом соотнесенное с понятиями схемы (Л. Ельмслев), или системы языка (Э. Косериу), в которых нашло свое выражение представление о его внутренней организации. Понимание нормы как коррелята системы лежит в основе структурно-системного подхода, возникшего в работах многих отечественных и зарубежных структуралистов (Ф. Де Соссюр, Л. Ельмслев, Э. Косериу). Как известно, сторонники данного подхода выдвинули на первый план соотношение нормы и системы (или структуры) языка. В частности, Э. Косериу [2] в своей схеме «система – норма – узус» отталкивается от таких ключевых (необходимых и достаточных) признаков нормы, как системность, связь с языком-структурой, социальность, историчность. Определяя язык как систему функциональных противопоставлений и нормальных реализаций, он строго разграничивает систему и норму языка, понимая под системой имеющуюся совокупность языковых выразительных возможностей, и определяет языковую норму как обязательную реализацию системы, принятую в данном коллективе и данной культурой. При этом система представляет норме языка серию вариантов. Норма в определенном смысле шире, чем система, ибо языковая норма содержит большее число признаков. Но норма может быть и уже, чем система, поскольку она связана с выбором в пределах тех возможностей реализации, которые допускаются системой. В частности, В. Г. Гак [3, с. 5] подчеркивает, что «в языке, как организованной совокупности средств, следует различать две стороны: систему/структуру и норму». Распространившийся под влиянием Э. Косериу взгляд на норму как на совокупность устойчивых, традиционных реализаций языковой системы («норма и есть реализованный язык» [2, с. 229]) является, в сущности, выражением точки зрения, согласно которой язык можно рассматривать и в аспекте его внутренней организации (т. е. как структуру) и в плане реализации и функционировании этой структуры, т. е. как норму. На это указывают Г. О. Винокур, Б. Гавранек. Из приведенного понимания языка следует, что норма выводится объективно из самого языка, а не предписывается ему словарями и нормативными справочниками и, что из понятия нормы следует исключить ее динамические характеристики, т. е. подвижность, потенциальная возможность изменений, нетрадиционных реализаций. Очевидно, что данный подход, даже в свете современных исследований, призванных конкретизировать схему Э. Косериу и элиминировать ее недостатки, не позволяет преодолеть объективно заложенного в норме противоречия устойчивости и подвижности. Конфликт статики и динамики представляется возможным преодолеть, если совместить синхронию и динамику (процесс порождения единиц языка, их функционирование). Динамический взгляд на норму в языкознании получил свое развитие в работах Л. В. Щербы, Н. Ю. Шведовой, Л. И. Скворцова, Ф. П. Филина, Г. В. Степанова. Этот подход имеет в основе признание исторического и непрерывного во времени характера литературных норм, их системной упорядоченности, вариативности, динамичности порождения и функционирования в условиях постоянной социальной корректировки. Ещё В. фон Гумбольдт рассматривал каждый язык как самодовлеющую систему, не готовую, а вечно и непрерывно создаваемую, как деятельность, выражающую «глубинный дух народа» [4, с. 80]. Утверждение динамического начала в языке приводит В. фон Гумбольдта к абсолютизации изменчи-

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2012. Т. 1. №1

97

вости и подвижности языка, но сама идея о творческом его характере неизменно оказывается сильной стороной всех концепций, разделяющих данное положение. Динамический подход к норме совмещает воспроизведение реализованных возможностей системы, возведенных общественной практикой в ранг образца, и постоянное в процессе живой коммуникации порождение языковых фактов, ориентированных одновременно и на систему и на реализованный образец [5, с. 43]. При этом учитываются также динамические характеристики самой системы, предпосылки ее изменения во времени, возможности совершенствования в зависимости от потребностей социума, её синхронная динамика. А. А. Буров, например, отмечая динамический характер нормы, подчеркивает возможность языкового «плюрализма», сосуществования вариантов [6, с. 31]. По мнению Л. П. Крысина, норма не только изменчива во времени, но и предусматривает динамическое взаимодействие разных способов языкового выражения в зависимости от условий общения, коммуникативной целесообразности [7, с. 31]. В связи с этим следует отметить, что в русской традиции норма определяется как совокупность всего того, что употребляется в языке или как совокупность употребляемых языковых средств. Нельзя не отметить, что понятие нормы не всеми лингвистами толкуется одинаково. Можно говорить об использовании термина норма в лингвистике в двух смыслах – широком и узком. В широком смысле норма включает в себя такие средства и способы речи, которые формировались в течение многих веков и которые обычно отличают одну разновидность языка от других. Как известно, человеческая речь делится и стандартизуется на некоторое количество общепризнанных форм, называемых «языками». Каждый из них в свою очередь имеет ряд менее значимых вариантов, известных под названием «диалектов». Диалект рассматривается как отступление от стандартной нормы, во многих случаях даже как ее искажение. С исторической точки зрения такой подход «неправомерен, поскольку подавляющее большинство так называемых диалектов – это просто регулярно развивавшиеся в разных направлениях более ранние формы речи, предшествовавшие засвидетельствованным языкам» [8, с. 217]. По тем или иным причинам культурного характера внутри языкового сообщества, раздробленного на большое число диалектов, один из местных диалектов принимается в качестве предпочтительной или желательной формы речи. Данные исторические реалии дают основание говорить о норме применительно к территориальному диалекту. По-своему «нормален» также и любой из социальных или профессиональных жаргонов. Речевое поведение определенной группы является для неё нормативным. Норма «народного» языка, которая включает в себя прежде всего различные формы диалектно окрашенной речи, носит, с точки зрения Б. Гавранка, преимущественно негативный характер и слабо осознается. Норма литературного языка отличается от норм диалекта главным образом по степени своей императивности и осознанности, кроме того, она носит не только негативный, но и позитивный характер [9, с. 85–86]. Этот позитивный характер литературной нормы заключается в более сложном распределении и использовании нормативных реализаций, т. е. в усложнении селективной, дифференцирующей и оценочной стороны нормы. Территориальный диалект, городское просторечие, социальные и профессиональные жаргоны не подвергаются кодификации. И поэтому к таким разновидностям языка не применяется понятие нормы в узком смысле этого термина. Неслучайно некоторые уче-

98

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

ные [10, с. 169] предлагают отказаться от кодифицированной литературной нормы как таковой и заменить ее более широкой языковой нормой, понимаемой как статистически доминирующий речевой узус. В узком смысле норма – это результат кодификации языка. Разумеется, кодификация опирается на традицию существования языка в данном обществе, на общепринятые способы использования языковых средств. Но важным является то, что кодификация – это целенаправленное упорядочение всего, что касается языка и его применения. Результаты кодифицирующей деятельности отражаются в нормативных источниках. Как известно, одним из ключевых признаков нормы в узком смысле слова является ее консервативность, позволяющая сохранять в литературном – нормированном и кодифицированном – языке жесткие предписания и запреты, а также традиционные способы языкового выражения, которым обязаны следовать представители данного общества. Эти правила и предписания способствуют единству и стабильности языка, но не гарантируют полной неподвижности нормы во времени. Со временем статус слов и синтаксических конструкций может меняться, в литературный обиход могут проникать новшества, которые начинают использоваться наравне с традиционными языковыми единицами, образуя таким образом варианты. Допущение нормой вариантов Л. П. Крысин [11, с. 179] называет толерантностью, а Л. И. Скворцов [5, с. 24] – эластичностью, при тождестве понятий. Норма как результат кодификации неразрывно связана с литературным языком, который иначе называют нормированным или кодифицированным. Развитие и совершенствование литературного языка – это прежде всего обновление и совершенствование его норм на каждом историческом этапе жизни общества, связанное с актуальными социальными потребностями. Таким образом, изучение норм языка, их описание и закрепление являются важной общекультурной задачей. Понятие «норма» для изучения литературного языка имеет особое значение [12, с. 565], поскольку литературный язык являет собой высший этап в развитии функциональных систем языка. И как особая форма существования языка функционирует наряду с другими его формами: территориальными диалектами, полудиалектами, разновидностями обиходно-разговорного языка [13, с. 502]. Литературный язык как высший нормированный тип общенародного языка постепенно вытесняет диалекты и интердиалекты и становится как в устном, так и в письменном общении выразителем подлинной общенациональной нормы. Основным признаком национального языка является наличие единого, общего для всей нации и охватывающего все сферы общения нормированного литературного языка, сложившегося на народной основе. Поэтому изучение процесса укрепления и развития общенациональной литературной нормы становится одной из главных задач истории национального литературного языка. Некоторые исследователи считают, что весь национальный язык – это совокупность арго разных социальных групп, а литературный язык – интеллигентское арго [14]. Для национального литературного языка и его развития типична тенденция к функционированию в разных сферах народно-культурной и государственной жизни – как в устном, так и в письменном общении – в качестве единого и единственного. Современный национальный язык существует в нескольких формах, среди которых ведущую роль играет литературный язык. Литературный язык – это форма исторического существования национального языка, принимаемая его носителями за образцовую. Литературный язык можно определить как исторически сложившуюся систему общеупотребитель-

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2012. Т. 1. №1

99

ных единиц, которые прошли длительную культурную обработку и осмысление в текстах авторитетных мастеров слова, при научном описании языка в грамматиках, а также в общении образованных носителей национального языка. Языковые средства литературного языка складывались и оттачивались в течение долгого времени. Литературному языку противопоставлены территориальные и социальные диалекты (говоры и жаргоны), отчасти просторечие как форма существования языка, не подвергающаяся сознательной обработке и кодификации. Они также принадлежат к национальному языку, входят в его состав. Однако между литературной формой языка и его нелитературными вариантами, будучи не столь развитыми в функциональном плане, осуществляется постоянная взаимосвязь: литературный язык пополняется и обновляется за счет народноразговорной речи, а диалекты и просторечия постоянно подвергаются воздействию со стороны литературного языка и наоборот. Н. Б. Мечковская [15, с. 37–38] подчеркивает, что между отдельными нормами (например, литературным языком и диалектом, литературным языком и просторечием, городским просторечием и диалектом) существуют пограничные зоны, где происходит взаимодействие и взаимопроникновение разных норм. Следовательно, существует проблема соотношения литературного языка и языковой нормы. Оба эти явления – сложны, исторически изменчивы, многосторонне связаны с другими явлениями. Этим определяется многочисленность и многообразие трактовок, аспектов научного подхода к литературному языку и языковой норме и к вопросу связей между ними. С введением понятия нормы в современном языкознании делается попытка раскрыть сущность языка как функционирующей системы. С одной стороны, норме должна быть присуща известная устойчивость, стабильность как основа ее функционирования. Норма направлена на сохранение языковых средств и правил их использования, накопленных в данном обществе предшествующими поколениями. С другой стороны, будучи прикрепленной к языку – явлению социальному, находящемуся в постоянном развитии вместе с творцом и носителем языка – обществом, языковая норма не может не изменяться. Подчеркивая социальную сторону понятия нормы, которая складывается из отбора языковых элементов – наличных, образуемых вновь и извлекаемых из пассивного запаса, С. И. Ожегов [16] обращает внимание на то, что нормы поддерживаются общественноречевой практикой (художественной литературой, сценической речью, радиовещанием). На определенном этапе своего развития литературные произведения и радиопередачи действительно могли служить образцом нормативного употребления. На сегодняшний день ситуация изменилась. Не всякое литературное произведение и не всякая передача по радио и телевидению могут служить образцом нормативного употребления языка. Сфера строгого следования нормам языка значительно сузилась. Литературная норма как результат не только традиции, но и кодификации представляет собой набор достаточно жестких предписаний и запретов, способствующих единству и стабильности литературного языка. Единство и общеобязательность нормы проявляются в том, что представители разных социальных слоев и групп, составляющих данное общество, обязаны придерживаться традиционных способов языкового выражения, а также тех правил и предписаний, которые содержатся в грамматиках и словарях и являются результатом кодификации. Отклонение от языковой традиции, от словарных и грамматических правил и рекомендаций считается нарушением нормы и обычно оценивается отрицательно носителями данного литературного языка. Но степень обязательности языковых норм неодинакова. Раз-

100

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

личают императивные языковые нормы, нарушения которых расцениваются как признак невладения культурой речи, как грубые ошибки, а, с другой стороны – не строго обязательные языковые нормы, допускающие известные отклонения. В целом более строгое соблюдение лингвистических норм (allgemein stärkeres Normbewusstsein) [17, с. 1037] характерно прежде всего для письменной формы существования языка в отличие от его устной формы. В отношении грамматической нормы целесообразно заметить, что, поскольку грамматика наиболее полно отражает систему парадигм и правил функционирования языка, то и любые нарушения грамматического строя языка в речи воспринимаются как грубейшее нарушение её культуры и литературной нормы [18, с. 44]. Литературный язык в современном мире заметно меняет свой статус. Норма становится менее жесткой, допускающей вариантность. Она ориентируется не на незыблемость и всеобщность, а скорее на коммуникативную целесообразность. Поэтому норма сегодня – это часто не столько запрет на что-то, сколько возможность выбора. Граница нормативности и ненормативности иногда бывает стертой, и некоторые разговорные и просторечные языковые факты становятся вариантами нормы. Становясь всеобщим достоянием, литературный язык легко впитывает в себя прежде запретные средства языкового выражения. Хотя речевая практика литературно говорящих людей в целом ориентируется на норму, между нормативными установками и предписаниями, с одной стороны, и тем, как реально используется язык, с другой, всегда есть своего рода «зазор»: практика не всегда следует нормативным рекомендациям. В любой норме, в том числе и в литературном языке, происходят колебания, дублетные, вариантные явления. Всегда возможна также известная неопределенность в признании конкретных языковых фактов нормативными или ненормативными, всегда имеются «зоны сомнения» [3, с. 5]. На всех этапах развития литературного языка, при использовании его в разных коммуникативных условиях допускаются варианты языковых средств. Вариативность нормы связана с динамичностью самой системы литературного языка. Тот факт, что варианты существуют в пределах нормы, только на первый взгляд кажется противоречащим строгости и однозначности нормативных установок. Норма по своей сути сопряжена с понятием отбора, селекции. В своем развитии литературный язык черпает средства из других разновидностей национального языка – из диалектов, просторечия, жаргонов, но делает это чрезвычайно осторожно. Эта селективная и, одновременно, охранительная функция нормы, ее консерватизм – несомненное благо для литературного языка, поскольку он служит связующим звеном между культурами разных поколений и разных социальных слоев общества. Влияющие факторы для обновления литературной нормы многообразны. Прежде всего, это живая, звучащая речь. Она подвижна, текуча, в ней совсем не редкость то, что не одобряется официальной нормой. При неоднократном повторении многими людьми новшества могут проникать в литературный обиход и составлять конкуренцию фактам, освященным традицией. Так возникают варианты. Речевая практика часто идет вразрез с нормативными предписаниями, и противоречие между тем, как надо говорить, и тем, как реально говорят, оказывается движущим стимулом эволюции языковой нормы. В разные периоды развития языка литературная норма имеет качественно разные отношения с речевой практикой. В эпохи демократизации литературного языка, т. е. приобщения к нему широких масс людей, не владеющих литературной нормой, консервативность

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2012. Т. 1. №1

101

нормативной традиции, ее сопротивление «незаконным» новшествам ослабевают, и в литературном языке появляются элементы, которые до того времени норма не принимала, квалифицируя их как чуждые нормативному языку. Исследования в области вариантности убедительно показывают, что вариантность в системе живого языка – это форма его развития. Эволюция языка неизбежно предполагает стадию сосуществования двух и даже более вариантов. Изменению норм предшествует появление их вариантов, которые реально существуют в языке на определенном этапе его развития. Постоянное развитие языка ведет к изменению литературных норм. Думать о том, что норму можно законсервировать раз на века, было бы неправильным. Норма не является статичной, она подвижна. Но она может двигаться сама по себе, а может двигаться под известным наблюдением. История показывает, как нужно заботиться о языке, о его норме, и как это бывает полезно. Таким образом, норма – явление многослойное, сложное и диалектически противоречивое, а каждый вариант языка, каждая форма языка предполагает существование собственной нормы. Свои особые нормы имеют и функциональные подсистемы литературного языка. Но в то же время всем подсистемам литературного языка свойственны и общие нормы. Всё это позволяет говорить о диалектной норме, о норме просторечной и, в оппозиции к названным, о нормах литературного языка в его устной и письменной формах. Норма – это шкала переходов от того, что находится за пределами данной формы, к тому, что допустимо, но нежелательно (не рекомендовано), и далее к тому, что единственно возможно. Это показатель формы языка и характеристика говорящего как носителя диалекта, просторечия, жаргона, литературной речи. Это системное явление, проявляющееся на всех речевых и языковых уровнях и отраженное в своих графических экспликациях. С одной стороны, норма характеризуется устойчивостью, стабильностью, а с другой, исторической подвижностью и вариативностью. Как объективная социолингвистическая категория она характеризуется узуальностью, обусловлена внутренними законами развития языка, но в то же время, как эталон хорошей речи, она отражает речевые вкусы, предпочтения социокультурной элиты определенного исторического периода. В некоторой степени это даже аксиологическая категория. Эти и другие антиномии, характеризующие норму литературного языка как противоречивое многоаспектное явление, вызывают трудности ее однозначного научного толкования. Трудности определения понятия языковой нормы обусловлены, в силу его неочерченности и разноплановости, наличием в нем, казалось бы, взаимоисключающих понятий, антиномий. Одной из таких антиномий является стабильность нормы, обусловленная необходимостью сохранения культурной традиции, и историческая изменчивость языка. Таким образом, при сохранении структуры языка, его грамматического строя и основного словарного фонда на каждом новом этапе развития складываются свои соотношения языковых средств и как следствие свои нормы. ЛИТЕРАТУРА

1. 2.

Алпатов В. М. История лингвистических учений. Москва, 2005. 368 с. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история (Проблема языкового изменения). // Новое в лингвистике. 1963. Вып. 3. С. 123–343.

102

3. 4. 5. 6. 7.

8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18.

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

Гак В. Г. Теоретическая грамматика французского языка. Москва, 2000. 832 с. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. Москва, 1984. 400 с. Скворцов Л. И. Теоретические основы культуры речи. Москва, 1980. 352 с. Буров А. А. Основы культуры речи. Пятигорск, 1996. 102 с. Крысин Л. П. Иноязычное заимствование и калькирование в русском языке последних десятилетий // Вопросы языкознания. 2002. № 6. С. 27–34. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи. Москва, 1993. 656 с. Havranek В. Studie о spisovruim jazyce. Praha, 1963. Германова Н. Н. Норма в социально-культурном контексте (на материале английского литературного языка XVIII в.) // Теория, история, типология языка. Вып. II. 2003. С. 167–175. Крысин Л. П. Толерантность языковой нормы // Язык и мы. Мы и язык: сборник статей памяти Б. С. Шварцкопфа. Москва, 2006. 546 с. Семенюк Н. Н. Норма // Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка. Москва, 1970. С. 549–596. Гухман М. М. Литературный язык // Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка. Москва, 1970. С. 502–548. Елистратов В. С. Арго и культура. Москва, 1995. 231 с. Мечковская Н. Б. Социальная лингвистика. Москва, 2000. 207 с. Ожегов С. И. Очередные вопросы культуры речи // Вопросы культуры речи. Вып. 1. Москва, 1955. Lewandowski Th. Linguistisches Würterbuch (in 3 Bänden). 6.Auflage. Heidelberg-Wiesbaden: Quelle&Meyer, 1994. Таюпова О. И. Введение в коммуникативно-прагматическую вариативность. Уфа, 2009. 130 с.

Поступила в редакцию 17.11.2012 г.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

103

ABSTRACTS UDC 334.021 + 338.2 ECONOMIC EFFECT PREDICTION OF UNIVERSITY AND ENTREPRENEURS COOPERATION IN PUBLIC AND PRIVATE PARTNERSHIP IN RUSSIA © Е. Е. Sharafanova, Е. А. Fedosenko St. Petersburg State University of Service and Economy 7 Kavalergardsky Street, 191015 St. Petersburg, Russia Phone: +7 (812) 405 74 23 E-mail: [email protected] The representation of public and private partnership in higher education management as a mechanism of forming the added value of human capital is specified. An algorithm of economic effect calculation of universities and entrepreneurs cooperation at training undergraduates is given. As shown in the article the economic effect is achieved by developing wide cooperation with entrepreneurs in public and private partnership and widening the undergraduates’ flow at conducting practices and independent work in individual education. Keywords: public and private partnership, educational institution, higher education, added value of human capital, education curves, economic effect. Please, cite the article: Sharafanova Е. Е. , Fedosenko Е. А. Economic Effect Prediction of University and Entrepreneurs Cooperation in Public and Private Partnership in Russia // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.6–13.

UDC 159.922.7+316.624+613.81/.84 THEORETICAL APPROACHES TO STUDYING STRUCTURAL COMPONENTS OF PERSONAL VIABILITY AS BASIS FOR PREVENTING DEPENDENT BEHAVIOR © Е. G. Shubnikova Chuvash State Pedagogical University 38 K. Marx Street, 428000 Cheboksary, Russia. Phone: +7 (8352) 62 03 12 E-mail: [email protected] The analysis of different theoretical approaches to the structure of the notion “viability” is presented in the article. Basing on the analysis the author attempted to reveal the interrelation of viability and hardiness, adaption, social competence and coping strategies. It is shown that viability is an integrated property system including the abovementioned personality resources. It is concluded that viability is a model of the adaptive personality behavior. Viability forms the basis for coping the dependent personality behavior and obtains the status of the basic category of preventive pedagogic. Keywords: viability, hardiness, adaptation, social competence, strategies of coping, coping behavior, personality resources, coping prevention of dependent behavior. Please, cite the article: Shubnikova Е. G. Theoretical Approaches to Studying Structural Components of Personal Viability as Basis for Preventing Dependent Behavior // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.14–20.

104

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

UDC 159.9:316.6 CELIBACY AND FAMILY DISRUPTION © B. М. Emaletdinov Bashkir State University 32 Z. Validi Street, 450076, Ufa, Russia Phone: +7 (347) 229 96 85. E-mail: [email protected] Causes for celibacy, divorces and successful marriage are discussed in the article. Absence of true love and inability to build and keep it are the main reasons for family disruption. Amorousness, immature love and various forms of false or flawed love substitute the true feeling. It is caused by increased women’s independence, loss of mutual understanding and trust (due to infidelity or jealousy), incompatibility of characters or values. Celibacy is often conditioned by physical disability, revaluation of freedom and independence, huge requirements to partners, consumer attitude to life, infertility, alcohol and drug abuse, abnormalities in personality and sexuality. Keywords: celibacy, family disruption, family, marriage, love, sexual attraction, sex, jealousy, infidelity, divorce. Please, cite the article: Emaletdinov B. М. Celibacy And Family Disruption // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.21–48.

UDC 801.676 + 82–98:7.045 SYMBOLIC MEANING OF NUMBER FOUR IN EUROPEAN SPIRITUAL POETRY (T.S. ELIOT, E. SWARTZ) © L. N. Tatarinova Kuban State University 149 Stavropolskaya Street, 350040, Krasnodar, Russia Phone: +7 (918) 273 22 57 E-mail: [email protected] The article is devoted to the four principle realization in the creative work of two poets, namely the English literature classic T.S. Eliot (1888-1965) and a representative of the Russian poetry Elena Swarz (1948-2010). Number four is a structural principle in their works composition and crucifix of Christ. On the example of the two poets the author shows that on the one hand, the symbol of four is a cosmic transversalism of being and the cross image, on the other. Thus, two contradictory meanings are combined here: harmony and drama as truly Christian forms of dialectics. Keywords: Т. S. Eliot, E. Swarz, figure four, figure five, time, eternity, symbol, universality, composition, centre. Please, cite the article: Tatarinova L. N. Symbolic Meaning of Number Four In European Spiritual Poetry (T. S. Eliot, E. Swartz)// Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.49–56.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

105

UDC 821.161.1.09 E. ZAMYATIN’S NOVEL “WE” IN RUSSIAN CLASSICS (M. SALTYKOV-SHCHEDRIN, F. DOSTOEVSKY) © G. А. Akhmetova Bashkir State University 32 Z. Validi Street, 450076, Ufa, Russia Phone: + 7 (347) 273 68 74. E-mail: [email protected] The article dwells on the origin of the dystopian genre in the Russian classical literature of the 19th century in M. Saltykov-Shchedrin and F. Dostoevsky’s creative work. It is shown that a new genre created in the authors’ polemics of “The History of a Town” and “Legend of the Grand Inquisitor” with the utopian novel “What is to be done” by N. Chernyshevsky was finally completed in E. Zamyatin's “We”. Keywords: Е. Zamyatin, dystopia, militarized “paradise”, commune, “nest”, freedom, happiness. Please, cite the article: Akhmetova G. А. E.Zamyatin’s Novel “We” in Russian Classics (M. Saltykov-Shchedrin, F. Dostoevsky) // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.57–64.

UDC 821.111.09 MYTHOPOETICS OF G. SWIFT’S NOVEL “WATERLAND” © Yu. А. Shanina M. Akmulla Bashkir State Pedagogical University 3a Oktyabrskoy Revolutsii Street, 450000 Ufa, Russia Phone: +7 (347) 273 38 81 E-mail: [email protected] In the article the art originality of G. Swift’s novel “Waterland” is considered through the neomythologism traditions in the 20th century culture. The analysis shows that ironic representation of archetype images and plot models is determined by ideologems forming the European civilization and causing its present crisis. At the same time the art world of the work is organized by myth thinking laws and treated as myth novels of such authors as G. Marquez, Th. Mann, J. Updike. “Waterland” is a new myth where the salvation of the European civilization is possible due to human aspiration for life, progress, order and ideal. Keywords: English novel, archetype, binary opposition, initiation, myth, mythologism, civilization. Please, cite the article: Shanina Yu. А. Mythopoetics of G. Swift’s Novel “Waterland” // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.65–75.

106

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

UDC 8.085.4 + 808.2 ROLE OF PRE-ELECTION PUBLIC ADDRESSES BY US FIRST LADY IN PRESIDENTIAL IMAGE MAKING AND INFLUENCING ELECTORATE © L. S. Chikileva Financial University under the RF Government 23 Oleko Dunditch Street, 123995, Moscow, Russia Phone: +7 (495) 144 95 38 E-mail: [email protected] The article deals with the role of public addresses delivered by the US first lady Michelle Obama in forming the presidential image. Special attention is paid to communicative strategies, stylistic and lexico-grammatical means used in public addresses for influencing the electorate. It is shown that both Obama and his spouse’s speeches play an important role in the electorate consciousness manipulation in the USA. Keywords: public address, communicative intention, national mentality, American dream, electorate expectations, common values. Please, cite the article: Chikileva L. S. Role of Pre-election Public Addresses by US First Lady in Presidential Image Making and Influencing Electorate // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.76–86.

UDC 81–11+81`38 STYLE DIFFERENTIATION OF MODERN LITERARY LANGUAGE © О. I. Tayupova Bashkir State University 32 Z. Validi Street, 450076, Ufa, Russia Phone: +7 (347) 273 67 78 E-mail: [email protected] Problems of functional style differentiation of modern literary language are considered and analyzed in the article. Taking into account the communicative and pragmatic function, various substyles and sublanguages formed as a result of practical language usage in society are singled out on the example of the scientific style. Keywords: literary language, style, stylistic differentiation, scientific style, substyle, communicative and pragmatic function of texts. Please, cite the article: Tayupova О. I. Style Differentiation of Modern Literary Language // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.87–93.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

UDC 81 LINGUISTIC NORM HISTORY © V. А. Litvinov Bashkir State University 32 Z. Validi Street, 450076, Ufa, Russia Phone: +7 (987) 2513762 E-mail: [email protected] The article deals with the problem of norm and normative approach to the diachronic language study. It identifies specificity of the normative approach to linguistic means within various linguistic traditions and determines the main features of the linguistic norm. The author points out that specific norms appear at each stage of language development as the result of correlation of the existing language means. Keywords: language norm, linguistic tradition, literary language, dialect, “national” language norm, violation of norms, codified norm. Please, cite the article: Litvinov V. А. Linguistic Norm History // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.94–102.

107

108

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

ПРАВИЛА ДЛЯ АВТОРОВ ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ

Журнал публикует статьи по следующим гуманитарным наукам:               

философия филология (лингвистика и литературоведение) искусствоведение и искусство педагогика и теория образования психология этика и эстетика культурология, этнология, религиоведение история история и философия науки история и теория искусств социология и социальная антропология политология журналистика правоведение экономика

Основным требованием к публикуемому материалу является соответствие его высоким научным критериям (актуальность, научная новизна и др.). В тексте статей следует отдавать предпочтение ссылкам на публикации последних 15 лет, уделять особое внимание источникам в зарубежных издательствах, в частности Elsevier (www.elsevier.com). Обязательным критерием для обзора является использование большого количества источников (50-150), причем доля ссылок на собственные работы должна быть не менее 5% и не более 50% от общего числа ссылок. Авторские обзоры публикуются по предварительному согласованию с редакцией. Авторский материал может быть представлен как:   

Обзор или обзорная статья (16-32 страниц) Оригинальная статья (8-16 страниц) Письмо в редакцию (до 2 страниц)

Все статьи проходят рецензирование. Результаты рецензирования и решение редколлегии о принятии представленной статьи к публикации в журнале сообщаются авторам по электронной почте.

Небольшие исправления стилистического и формального характера вносятся в статью без согласования с авторами. При необходимости более серьезных исправлений правка согласовывается с авторами или статья направляется авторам на доработку. Исправленная рукопись должна быть возвращена в редакцию не позднее чем через 60 дней вместе с первоначальным (предшествующим) вариантом статьи и электронной версией окончательного варианта. В случае принятия статьи к публикации «с исправлениями» авторы, помимо согласованного в процессе рецензирования и редактирования электронного варианта, представляют в редакцию журнала идентичную твердую копию, подписанную ответственным автором (или ее сканированную копию).

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

ПОРЯДОК ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И КОМПЛЕКТНОСТЬ МАТЕРИАЛОВ

109

Первоначально в редакцию следует отправить в электронном виде три файла: 1. статью; 2. аннотацию на английском языке; 3. сведения об авторах на русском и английском языках.

Электронные копии материалов необходимо отправлять на адрес [email protected] либо воспользоваться загрузчиком на сайте. После того как статья будет зарегистрирована (принята к рассмотрению), в редакцию необходимо представить на бумажном носителе (или сканированные копии): 1. направление от организации (на бланке, с «мокрой» печатью); 2. текст статьи, подписанный всеми авторами; 3. подписанный ответственным автором лицензионный договор

К рассмотрению принимаются статьи, присланные исключительно по электронной почте. Сопроводительные документы следует направлять в адрес редакции по почте. Образцы документов размещены на сайте. СТРУКТУРА ПУБЛИКАЦИИ Форма построения публикации традиционная. Стиль изложения представляемого материала не является строго регламентированным, но должен соответствовать общим требованиям ведущих научных периодических печатных изданий. Желательно наличие в статье введения, аналитического обзора и обсуждения результатов исследования, экспериментальной части (при необходимости) и выводов. Для всех частей статьи обязательна сквозная нумерация страниц, таблиц, рисунков, схем, литературных ссылок, номеров математических формул. Публикация должна содержать следующие данные:           

Индекс УДК

Заголовок статьи ФИО авторов

Наименование организаций, где выполнена работа. Почтовый адрес организации. Телефон, факс, E-mail для каждой организации или авторов

Надстрочным индексом (1) указывается соответствие авторов научным организациям Символом (*) указывается автор, ответственный за переписку

Резюме, содержащее основные сведения о цели и предмете исследования, главные результаты и выводы (600–900 символов, включая пробелы) Ключевые слова (не более 10 словосочетаний) Текст публикации Литература

110

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

АННОТАЦИЯ

Статья должна содержать аннотацию. Аннотация статьи представляется в редакцию как на русском, так и на английском (Abstract) языках и должна содержать:      

заглавие;

ФИО авторов;

наименование и адрес организаций;

контактную информацию (телефон, факс и E-mail);

резюме, содержащее основные сведения о цели и предмете исследования, главные результаты и выводы (600–900 символов, включая пробелы); ключевые слова (не более 10 словосочетаний).

Аннотация на русском языке включается в текст статьи, аннотация на английском языке оформляется отдельно в виде файла RTF с названием, соответствующим фамилии первого автора статьи в формате Ivanov-abstract.RTF (Microsoft Word). Резюме представляет собой сжатый обзор содержания работы и указывает на ключевые проблемы, к которым обращается автор, на подход к этим проблемам и на достижения автора в их решении. Резюме не должно содержать акронимов, ссылок на другие работы (за редким исключением, когда сама статья посвящена обсуждению какая-либо работы другого автора. Резюме на английском языке может отличаться от русского аналога, но обязательно должно быть максимально подробным: авторское резюме (Abstract) призвано выполнять функцию независимого от статьи источника информации. Помните, информация английского резюме должна быть понятна и интересна англоязычному читателю, который, не зная русского языка, могло бы без обращения к полному тексту получить наиболее полное представление о тематике и уровне публикуемых исследований российских ученых Для удобства воспользуйтесь шаблоном аннотации, размещенным на сайте.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

111

УКАЗАНИЯ К ПОДГОТОВКЕ ТЕКСТА СТАТЬИ Текст статьи представляется в редакцию в виде файла RTF с названием, соответствующим фамилии первого автора статьи в формате Ivanov.RTF (Microsoft Word®) и должен отвечать следующим требованиям:  

  



        



параметры страницы: формат – А4; ориентация - книжная; поля для всех сторон - 2 см;

рекомендуется использовать серифные шрифты (GNU FreeFont Serif, Times New Roman) (шрифт GNU FreeFont Serif можно скачать здесь http://www.gnu.org/software/freefont/); размер шрифта – 14 пт; межстрочный интервал – 1; отступ (абзац) – 0.75 см заголовок набирается ПРОПИСНЫМИ буквами;

выравнивание: заголовки – по центру; основной текст – по ширине;

специфические символы желательно набирать шрифтом, поддерживающим юникод (GNU FreeFont), использование TimesNewRoman или Symbol допустимо (шрифты Unicode можно скачать здесь http://www.gnu.org/software/freefont/);

текст набирается без жестких концов строк и переносов, без применения макрокоманд и шаблонов (в том числе запрограммированных номеров для списка литературы и сносок). В именах собственных инициалы и фамилия разделяются пробелами (например: И. С. Петров).

Инициалы в тексте статьи приводятся перед фамилией (в отличие от списка литературы, где инициалы указываются после фамилии). В качестве десятичного знака используется точка (например: 12.87). Следует различать дефис (-) и тире (–).

Дефис не отделяется пробелами, а перед и после тире ставятся пробелы. Перед знаком пунктуации пробел не ставится.

Кавычки типа « » используются в русском тексте, в иностранном – кавычки типа „ “. Кавычки и скобки не отделяются пробелами от заключенных в них слов, например: (при 300 К).

Единицы измерения физических величин приводятся в системе СИ и отделяются от значения одним пробелом (12.87 мм, 58 Дж/моль, 20 °C, 50 м/с2), за исключением градусов и процентов (90°, 50%). Все сокращения должны быть расшифрованы при первом упоминании. Воспользуйтесь шаблоном статьи на сайте.

112

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

Таблицы, рисунки, графики, иллюстрации, формулы

Подписи к таблицам и схемам должны предшествовать последним. Подписи к рисункам располагаются под ними и должны содержать четкие пояснения, обозначения, номера кривых и диаграмм. На таблицы и рисунки должны быть ссылки в тексте (например, рис. 1; табл.1), при этом не допускается дублирование информации таблиц, рисунков и схем в тексте. Рисунки и фотографии должны быть предельно четкими (по возможности цветными, но без потери смыслового наполнения при переводе их в черно-белый режим) и представлены в формате *.jpg и *.bmp. Желательно, чтобы рисунки и таблицы были как можно компактнее, но без потери качества. В таблицах границы ячеек обозначаются только в «шапке». Каждому столбцу присваивается номер, который используется при переносе таблицы на следующую страницу (при необходимости переноса). Перед началом следующей части таблицы в правом верхнем углу курсивом следует написать «Продолжение табл. ... » с указанием ее номера. В таблицах примечания и сноски обозначаются латинскими буквами в курсивном полужирном начертании в виде верхних индексов. Схемы, графики, рисунки, сложные таблицы и формулы желательно привести дополнительно в виде отдельного файла и на отдельном листе. Не допускается использование макросов Microsoft Word для создания графиков и диаграмм. Для построения графиков и диаграмм следует пользоваться программами SigmaPlot и Excel. Шрифты – GNU FreeFont Serif (см. выше), TimesNewRoman и Symbol. Графики и диаграммы должны быть представлены в электронном виде отдельными файлами в формате, допускающем их редактирование. Для создания математических формул следует пользоваться формульным редактором Microsoft Equation, но максимально использовать возможности шрифтов. Нумерация математических формул приводится справа от формулы курсивом в круглых скобках (5) . Ссылки на математические формулы приводятся в круглых скобках курсивом и сопровождаются определяющим словом. Например: ...согласно уравнению (2)...: Ссылки и список литературы

Ссылки на цитируемую литературу даются цифрами, заключенными в квадратные скобки, например, [1]. В случае необходимости указания страницы её номер приводится после номера ссылки через запятую: [1, с. 223]. Ссылка на столбцы в справочниках, словарях и т.п. обозначается как [1, ст. 1311]. Список литературы оформляется в соответствии с ГОСТ Р 7.0.5-2008 с указанием всех авторов работы. Нумерация в списке литературы приводится в порядке упоминания источников в тексте или в алфавитном порядке. Литературный источник в списке литературы указывается один раз (ему присваивается уникальный номер, который используется по всему тексту публикации). Не допускается замена названия источника на фразу «Там же». Благодарности

Благодарности финансовым спонсорам и коллегам, тем или иным способом помогавшим автору в выполнении работы, приводятся перед списком литературы. Примеры оформления литературы

Книги Фамилии и инициалы всех авторов. Название книги. Город: Издательство, Год. Количество страниц. Статьи в сборниках Фамилии и инициалы всех авторов. // Название сборника. Город: Издательство, Год. Количество страниц или первая и последняя страницы. Статьи в журналах Фамилии и инициалы всех авторов. // Полное название журнала. Год. Том. Номер. Первая и последняя страницы. Тезисы докладов Фамилии и инициалы всех авторов. / Тез. докл. Название конференции. Место проведения. Дата проведения. Город: Издательство, Год. Первая и последняя страницы. Диссертации Фамилия и инициалы автора. Название: дис. ... д-ра филол. наук. Город, Год. Количество страниц. Авторские свидетельства Название: а.с. / Фамилии и инициалы всех авторов. Страна. Номер. Б.И. Год (заявл. и опубл.). Номер бюл. Первая и последняя страницы. Публикации в газетах Фамилии и инициалы всех авторов. // Название газеты: Науч.-попул. газ. о здоровом образе жизни: прил. к журн. «Аквапарк». М., 2001. №1. {или 2001. №45–52, 2002. №1–3.} Электронные ресурсы Фамилия и инициалы автора. Название. // Навание ресурса: вид ресурса. Год публикации. URL: http: // дис. ... д-ра филол. наук. Город, Год. Количество страниц. Статьи, оформленные с нарушением настоящих требований, редакцией не рассматриваются. Редколлегия оставляет за собой право не публиковать статьи без объяснения причин и вследствие ограниченного объема журнала.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1 Этические обязательства авторов *

113

Основная обязанность автора состоит в том, чтобы представить точный отчет о проведенном исследовании, а также объективное об суждение его значимости. Автор должен понимать, что журнальный объем представляет собой драгоценный ресурс, создание которого требует значительных затрат. По этой причине автор обязан использовать его разумно и экономно. Первичное сообщение о результатах исследования должно быть достаточно полным и содержать необходимые ссылки на доступные источники информации, чтобы специалисты в данной области могли повторить данную работу. Если требуется, автор должен приложить приемлемые усилия для того, чтобы предоставить другим исследователям образцы необычных материалов, которые не могут быть получены каким-либо иным способом, таких как клоны, штаммы микроорганизмов, антитела и т.д.; при этом принимаются соответствующие соглашения о передаче материалов, ограничивающие область использования таких материалов, чтобы защитить законные интересы авторов. Автор должен цитировать те публикации, которые оказали определяющее влияние на существо излагаемой работы, а также те, которые могут быстро познакомить читателя с более ранними работами, существенными для понимания данного исследования. За исключением обзоров, следует минимизировать цитирование работ, которые не имеют непосредственного отношения к данному сообщению. Автор обязан провести литературный поиск, чтобы найти и процитировать оригинальные публикации, в которых описываются исследования, тесно связанные с данным сообщением. Необходимо также должным образом указывать источники принципиально важных материалов, использованных в данной работе, если эти материалы не были получены самим автором. Любые необычные опасности, которые могут быть вызваны химикалиями, оборудованием или процедурами, используемыми в исследовании, должны быть явно указаны в рукописи, в которой излагается данная работа. Следует избегать фрагментации сообщений об исследовании. Ученый, который выполняет широкие исследования системы или группы родственных систем, должен организовать публикацию так, чтобы каждое сообщение давало вполне законченный отчет о некотором отдельном аспекте общего исследования. Фрагментация требует избыточного журнального объема и ненужным образом усложняет литературный поиск. Для удобства читателей сообщения о родственных исследованиях следует публиковать в одном и том же журнале или в небольшом числе журналов. При подготовке рукописи к публикации автор должен информировать редактора о родственных рукописях автора, представленных в печать или принятых к печати. Копии этих рукописей должны быть представлены редактору, и должны быть указаны их связи с рукописью, представленной к публикации. Автор не должен представлять рукописи, описывающие по существу одни и те же результаты, более чем в один журнал в виде первичной публикации, если только это не повторное представление отвергнутой журналом или отозванной автором рукописи. Вообще говоря, допустимо представлять рукопись полной статьи, расширяющей ранее опубликованный краткий предварительный отчет («сообщение» или «письмо») о той же самой работе. Однако, при представлении такой рукописи редактор должен быть уведомлен о более раннем сообщении, а это предварительное сообщение должно быть процитировано в данной рукописи. Автор должен явно указать источники всей процитированной или представленной информации, за исключением общеизвестных сведений. Информация, полученная в частном порядке, в процессе беседы, при переписке или во время обсуждения с третьими сторонами, не должна быть использована или сообщена в работе автора без четкого разрешения исследователя, от которого данная информация была получена. С информацией, полученной при оказании конфиденциальных услуг, как, например, при рецензировании рукописей или проектов, представленных для получения грантов, следует обращаться таким же образом. Экспериментальное или теоретическое исследование может иногда послужить основой для критики работы другого ученого, возможно, даже суровой критики. Публикуемые статьи в соответствующих случаях могут содержать подобную критику. Персональная критика, однако, не может считаться уместной ни при каких обстоятельствах. Соавторами статьи должны быть все те лица, которые внесли значительный научный вклад в представленную работу и которые разделяют ответственность за полученные результаты. Другие вклады должны быть отмечены в примечаниях или в разделе «Благодарности». Административные отношения с данным исследованием сами по себе не являются основанием для квалификации соответствующего лица как соавтора (но в отдельных случаях может быть уместно отметить значительную административную помощь в работе). Скончавшиеся лица, удовлетворяющие сформулированным выше критериям, должны быть включены в число авторов, а в примечании должна быть указана дата их смерти. В качестве автора или соавтора нельзя указывать никакое фиктивное имя. Автор, который представляет рукопись к публикации, отвечает за то, чтобы в список соавторов были включены все те и только те лица, которые соответствуют критерию авторства. Автор, представляющий статью, должен направить каждому живущему соавтору черновую копию рукописи и получить официальное согласие каждого из соавторов на соавторство в данной публикации. Авторы должны поставить редактора в известность о любом потенциальном конфликте интересов, например, консалтинговых или финансовых интересов какой-либо компании, на которые могла бы повлиять публикация результатов, содержащихся в данной рукописи. Авторы должны гарантировать отсутствие каких-либо контрактных отношений или соображений собственности, которые могли бы повлиять на публикацию информации, содержащейся в представленной рукописи. * опубликовано: ЖАХ. 1997. Т. 52. №11

114

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

Издательство «Социально-гуманитарное знание» Издательство Социально-гуманитарное знание оказывает весь спектр редакционных услуг, включая техническое, литературное и научное редактирование, корректуру, дизайн и верстку авторских материалов, создание оригинал-макета произведения и другие виды предпечатных работ. Мы сделаем для Вас не только традиционную книгу на бумажном носителе, но и, при необходимости, создадим электронную книгу, поможем разместить ее в интернете. В нашем распоряжении профессиональные переводчики со знанием английского, немецкого, французского и тюркских языков, которые могут качественно перевести Ваш текст (в том числе гуманитарного, технического и естественнонаучного направлений) как на иностранный язык, так и с иностранного языка на русский. Наши специалисты подскажут Вам, как правильно написать научную статью, помогут направить ее в зарубежный или российский научный журнал. Поскольку издательство специализируется на научной литературе, по Вашему желанию мы можем критически оценить Ваши материалы: издательство работает в сотрудничестве со специалистами практически во всех отраслях науки. Независимая научная экспертиза поможет Вам объективно взглянуть на Ваши труды, позволит выявить недостатки и выработать пути их устранения. Издательство также выступает в роли подписного агента: поможем оформить подписку на российские научные журналы. ООО "Издательство "Социально-гуманитарное знание" ИНН 7842474004 / КПП 784201001 ОГРН 1127847238750 ОКПО: 38168506 ОКВЭД: 22.1 (Издательская деятельность) Юридический адрес: 191024, город Санкт-Петербург, проспект Бакунина, дом 7, литер А, оф. 16-Н Адрес для корреспонденции: 193231, г. Санкт-Петербург, ул. Подвойского, 28/1 - 79 Генеральный директор: Газизов Роман Игоревич http://ruslibart.com E-mail: [email protected], [email protected] Тел.: +7 812 996 12 27 / +7 921 996 12 27

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

ABSTRACT UDC 334.021 + 338.2

ECONOMIC EFFECT PREDICTION OF UNIVERSITY AND ENTREPRENEURS COOPERATION IN PUBLIC AND PRIVATE PARTNERSHIP IN RUSSIA © Е. Е. Sharafanova, Е. А. Fedosenko St. Petersburg State University of Service and Economy 7 Kavalergardsky Street, 191015 St. Petersburg, Russia Phone: +7 (812) 405 74 23 E-mail: [email protected]

The representation of public and private partnership in higher education management as a mechanism of forming the added value of human capital is specified. An algorithm of economic effect calculation of universities and entrepreneurs cooperation at training undergraduates is given. As shown in the article the economic effect is achieved by developing wide cooperation with entrepreneurs in public and private partnership and widening the undergraduates’ flow at conducting practices and independent work in individual education. Keywords: public and private partnership, educational institution, higher education, added value of human capital, education curves, economic effect. Please, cite the article: Sharafanova Е. Е. , Fedosenko Е. А. Economic Effect Prediction of University and Entrepreneurs Cooperation in Public and Private Partnership in Russia // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.6–13.

103

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

103

ABSTRACT UDC 159.922.7+316.624+613.81/.84

THEORETICAL APPROACHES TO STUDYING STRUCTURAL COMPONENTS OF PERSONAL VIABILITY AS BASIS FOR PREVENTING DEPENDENT BEHAVIOR © Е. G. Shubnikova Chuvash State Pedagogical University 38 K. Marx Street, 428000 Cheboksary, Russia. Phone: +7 (8352) 62 03 12 E-mail: [email protected]

The analysis of different theoretical approaches to the structure of the notion “viability” is presented in the article. Basing on the analysis the author attempted to reveal the interrelation of viability and hardiness, adaption, social competence and coping strategies. It is shown that viability is an integrated property system including the abovementioned personality resources. It is concluded that viability is a model of the adaptive personality behavior. Viability forms the basis for coping the dependent personality behavior and obtains the status of the basic category of preventive pedagogic. Keywords: viability, hardiness, adaptation, social competence, strategies of coping, coping behavior, personality resources, coping prevention of dependent behavior. Please, cite the article: Shubnikova Е. G. Theoretical Approaches to Studying Structural Components of Personal Viability as Basis for Preventing Dependent Behavior // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.14–20.

104

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

ABSTRACT UDC 159.9:316.6

CELIBACY AND FAMILY DISRUPTION © B. М. Emaletdinov Bashkir State University 32 Z. Validi Street, 450076, Ufa, Russia Phone: +7 (347) 229 96 85. E-mail: [email protected]

Causes for celibacy, divorces and successful marriage are discussed in the article. Absence of true love and inability to build and keep it are the main reasons for family disruption. Amorousness, immature love and various forms of false or flawed love substitute the true feeling. It is caused by increased women’s independence, loss of mutual understanding and trust (due to infidelity or jealousy), incompatibility of characters or values. Celibacy is often conditioned by physical disability, revaluation of freedom and independence, huge requirements to partners, consumer attitude to life, infertility, alcohol and drug abuse, abnormalities in personality and sexuality. Keywords: celibacy, family disruption, family, marriage, love, sexual attraction, sex, jealousy, infidelity, divorce. Please, cite the article: Emaletdinov B. М. Celibacy And Family Disruption // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.21–48.

104

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

ABSTRACT UDC 801.676 + 82–98:7.045

SYMBOLIC MEANING OF NUMBER FOUR IN EUROPEAN SPIRITUAL POETRY (T.S. ELIOT, E. SWARTZ) © L. N. Tatarinova Kuban State University 149 Stavropolskaya Street, 350040, Krasnodar, Russia Phone: +7 (918) 273 22 57 E-mail: [email protected]

The article is devoted to the four principle realization in the creative work of two poets, namely the English literature classic T.S. Eliot (1888-1965) and a representative of the Russian poetry Elena Swarz (1948-2010). Number four is a structural principle in their works composition and crucifix of Christ. On the example of the two poets the author shows that on the one hand, the symbol of four is a cosmic transversalism of being and the cross image, on the other. Thus, two contradictory meanings are combined here: harmony and drama as truly Christian forms of dialectics. Keywords: Т. S. Eliot, E. Swarz, figure four, figure five, time, eternity, symbol, universality, composition, centre. Please, cite the article: Tatarinova L. N. Symbolic Meaning of Number Four In European Spiritual Poetry (T. S. Eliot, E. Swartz)// Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.49–56.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

105

ABSTRACT UDC 821.161.1.09

E. ZAMYATIN’S NOVEL “WE” IN RUSSIAN CLASSICS (M. SALTYKOV-SHCHEDRIN, F. DOSTOEVSKY) © G. А. Akhmetova Bashkir State University 32 Z. Validi Street, 450076, Ufa, Russia Phone: + 7 (347) 273 68 74. E-mail: [email protected]

The article dwells on the origin of the dystopian genre in the Russian classical literature of the 19th century in M. Saltykov-Shchedrin and F. Dostoevsky’s creative work. It is shown that a new genre created in the authors’ polemics of “The History of a Town” and “Legend of the Grand Inquisitor” with the utopian novel “What is to be done” by N. Chernyshevsky was finally completed in E. Zamyatin's “We”. Keywords: Е. Zamyatin, dystopia, militarized “paradise”, commune, “nest”, freedom, happiness. Please, cite the article: Akhmetova G. А. E.Zamyatin’s Novel “We” in Russian Classics (M. Saltykov-Shchedrin, F. Dostoevsky) // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.57–64.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

105

ABSTRACT

UDC 821.111.09

MYTHOPOETICS OF G. SWIFT’S NOVEL “WATERLAND” © Yu. А. Shanina M. Akmulla Bashkir State Pedagogical University 3a Oktyabrskoy Revolutsii Street, 450000 Ufa, Russia Phone: +7 (347) 273 38 81 E-mail: [email protected]

In the article the art originality of G. Swift’s novel “Waterland” is considered through the neomythologism traditions in the 20th century culture. The analysis shows that ironic representation of archetype images and plot models is determined by ideologems forming the European civilization and causing its present crisis. At the same time the art world of the work is organized by myth thinking laws and treated as myth novels of such authors as G. Marquez, Th. Mann, J. Updike. “Waterland” is a new myth where the salvation of the European civilization is possible due to human aspiration for life, progress, order and ideal. Keywords: English novel, archetype, binary opposition, initiation, myth, mythologism, civilization. Please, cite the article: Shanina Yu. А. Mythopoetics of G. Swift’s Novel “Waterland” // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.65–76.

106

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

ABSTRACT

UDC 8.085.4 + 808.2 ROLE OF PRE-ELECTION PUBLIC ADDRESSES BY US FIRST LADY IN PRESIDENTIAL IMAGE MAKING AND INFLUENCING ELECTORATE © L. S. Chikileva Financial University under the RF Government 23 Oleko Dunditch Street, 123995, Moscow, Russia Phone: +7 (495) 144 95 38 E-mail: [email protected] The article deals with the role of public addresses delivered by the US first lady Michelle Obama in forming the presidential image. Special attention is paid to communicative strategies, stylistic and lexico-grammatical means used in public addresses for influencing the electorate. It is shown that both Obama and his spouse’s speeches play an important role in the electorate consciousness manipulation in the USA. Keywords: public address, communicative intention, national mentality, American dream, electorate expectations, common values. Please, cite the article: Chikileva L. S. Role of Pre-election Public Addresses by US First Lady in Presidential Image Making and Influencing Electorate // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.76–86.

106

Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 1

ABSTRACT UDC 81–11+81`38

STYLE DIFFERENTIATION OF MODERN LITERARY LANGUAGE © О. I. Tayupova Bashkir State University 32 Z. Validi Street, 450076, Ufa, Russia Phone: +7 (347) 273 67 78 E-mail: [email protected]

Problems of functional style differentiation of modern literary language are considered and analyzed in the article. Taking into account the communicative and pragmatic function, various substyles and sublanguages formed as a result of practical language usage in society are singled out on the example of the scientific style. Keywords: literary language, style, stylistic differentiation, scientific style, substyle, communicative and pragmatic function of texts. Please, cite the article: Tayupova О. I. Style Differentiation of Modern Literary Language // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.87–93.

ISSN 2305-8420

Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №1

ABSTRACT UDC 81

LINGUISTIC NORM HISTORY © V. А. Litvinov Bashkir State University 32 Z. Validi Street, 450076, Ufa, Russia Phone: +7 (987) 251 37 62 E-mail: [email protected] The article deals with the problem of norm and normative approach to the diachronic language study. It identifies specificity of the normative approach to linguistic means within various linguistic traditions and determines the main features of the linguistic norm. The author points out that specific norms appear at each stage of language development as the result of correlation of the existing language means. Keywords: language norm, linguistic tradition, literary language, dialect, “national” language norm, violation of norms, codified norm.

Please, cite the article: Litvinov V. А. Linguistic Norm History // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol.2, no.1. pp.94–102.

107