Новый ЛЕФ (Журнал левого фронта искусств) [№4. 1928]

Citation preview

201559

В НОМ ЕРЕ: С т р а д а н и я м ол од ого В е р т е р а Н. А с е е в . „ В о й н а и мир*1 Л. Т о л с т о г о В . Ш к л о в ск и й , Записная книж на

Ле*ш»а.

В м е сто заклю чи тел ьного в а — Н. Ч у ж а к .

ог

Р и н г Ле«*»а— О. Б р и н , В . Перц< В. Ш кловский. С о в е т с к и й Ч у р к и н — П. Неамамі

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

НАПРАВЛЯТЬ! ЗАКАЗЫ

Л ЕНИНГРАД

книги

новые

ГОРЬКИЙ СБОРНИК СТАТЕЙ И ВОСПОМИНАНИЙ о

Максиме

горьком

ПОД РЕДАКЦИЕЙ И . Г Р У З Д Е В А С т р. 480.

X < £

о. Ui

el О

О

Ц е н а 3 руб. П е р е п л е т 2 5 к.

ОТ РЕДАКЦИИ В. Деницкий.—Горький Нижегородских лет. Н. Се­ машко.— Революционер-культурник. С. Я. Елпатьевский.— Человек сказки. С. Протопопов. — Заметки о Горьком. И. А. Б ел о у со в .— Максим Горький. Алексей Толстой.—Ранний Горький. Вл. НемировичДанченко.—М. Горький и Московский Художественный театр. К. С. Станиславский.—„На дне". С. Маршак.—Издали и вблизи. М. Приш­ вин.— Мятежный наказ. Иван Новиков.— О Горьком. А. Пинкевич.— М. Горький и начинающий писатель. Л. Френкель.—Маленький эпи­ зод. Вячеслав Шишков. — Встречи. А. Демидов. — Мои встречи с М. Горьким. Р. Арский.—М. Горький во время войны 1914 Г. Ефим З озуля.—Без штампа. Макс Бартель.—Привет Максиму Горькому. Всеволод Иванов.—Сентиментальная трилогия. К. Чуковский.—Горь­ кий но „Всемирной“. Н. Никитин. — О Горьком (заметки). Виктор Шкловский — Пафос количества. Д. Л ухотин.—М. Горький (А. М. Пешков).С.Сергеев-Ценский. -Жизнелюбец. П. Керженцев. -У Горь­ кого в Сорренто. Вл. Лидин. — Горький. П. Коган. У Горького. Ольга Форш. -Портреты. Николай Асеев. — В гостях у Горького.

М аксим

И » О С К В А,

Ц ЕН Т Р,

Р О Ж Д Е С Т В Е Н Н А 1_ 4 ;_ Г О С И Э Д А Т 2_ ^ _ О Т Д Е Л Е Н И Я ^ ^

М ОСКВА

ГОРЬКИЙ

шшЁЁЁятшт

п а м я тк а н а ш БИ О -Б И Б Л И О ГРА Ф И Ч Е С К И Й С П Р А В О Ч Н И К С О С Т А В И Л И С. ГР У З Д Е В и С . Б О Л У Х А Т Ы Й . С т р. 71. Ц. 4 5 к.

М аксим ■

■

■

М

ГОРЬКИИ 1 8 6 8 — 1928

К А Т А Л О Г

■■■■■■■■■

К Н И Г

СОДЕРЖ АНИЕ; Арт. Халатов.—Юбилей М. Горького. Г. Н. Поршнев.—М. Горький и книга. Н. К. Пиксанов.—Что читать по Максиму Горькому. Летопись жизни и творчества Максима Горького. К Н И Г А О М А К С И М Е Г О Р Ь К О М . КАТАЛОГ

ВЫ СЫ ЛАЕТСЯ

ПО Т Р Е Б О В А Н И Ю

БЕСПЛАТНО.

4. Апрель

Новый Леф

Страдания молодого Вертера

192S

Н. Асеев

Тов. Зелинский когда-то, в первые дни своей молодости, был искренне и глубоко увлечен творчеством поэта Маяковского. Именно этот поэт был для него той первой любовью, которой для других поколений, для иных юношеских увлечений был Пушкин. Един­ ственно так может быть истолковано определение значимости Мая­ ковского самим Зелинским, употребляющим именно эту метафору. Но шли годы, менялись вкусы и симпатии, наслаивались новые встречи, и первое свежее чувство т. Зелинского уступило место мужественной расчетливости; накопилось множество „ума холодных наблюдений и сердца горестных замет“. Первичные безоговорочные симпатии цельных душевных движений уступили место некоторой доле скептицизма, явилось познание „высокого спокойного холодка вековой человеческой культуры“, одним словом, пришел период стабилизации своего внутреннего лица, закрепляемого в солидных общечеловеческих чертах доморощенной философии, медлительной созерцательности, меланхолической улыбки над былыми порывами юности. Смена эта, смена взглядов и вкусов—-не лишена некоторой горечи от сознания преходящести всего земного, некоторого душев­ ного содрогания от ощущения себя иным, не столь горящим и уверенным в своей собственной правоте; некоторой скорби от со­ жаления о своем прошлом, пусть менее солидном и уравновешен­ ном, но зато во сколько раз более ярком и жизненном. Об этой своей внутренней драме и повествует К. Зелинский в № 5 журнала „На литературном посту“ в статье „Итти ли нам с Маяковским“. Пусть читателя не смущает риторическая множественность ме­ стоимения, вставленного в заголовке статьи. Расшифровав его, убеждаешься, что слово „нам“ не относится ни к группе конструк­ тивистов, ни к редакции журнала „На посту“, ни, тем более, к широким кадрам пролетарского читателя, так как доводы и ут­ верждения автора целиком не могут быть поддержаны ни одной из этих групп, как будет доказано ниже. Дело обстоит гораздо проще; К. Зелинский в обхватку борется с самим собой, то отступая к своему прошлому признанию рево­ люционной роли поэзии Маяковского, то бросаясь вперед, в реши­ тельном стремлении во что бы то ни стало уничтожить былого властителя своих чувств. Это длительная, на шести страницах, борьба не приводит автора ни к чему, кроме как к утомлению и к выступившему на лбу обильному поту. Однако, чтобы показать всю решительность этой борьбы, т. Зелинский, заканчивая свою статью вариациями на тему гоголевской тройки, все же делаеі' из восклицаний своих немилосердно суровые выводы; к новому пони­ 1

Н овы й Л еф

4

I

манию революции можно притти, только перешагнув через Мая­ ковского. Почему же так крупно шагают и в какую сторону шагают тт. Зелинские, если предположить, согласно заголовку статьи, что автор не одинок в своих стабилизационных настроениях? Нельзя сказать, чтобы К. Зелинский точно формулировал при­ чину своей разочарованности в творчестве Маяковского. Много раз он в своей статье задает вопросы такого рода самому себе: „В чем же дело? Разве кто-нибудь может сказать, что Маяков­ ский не нужен революции? Нет, этого никто не может сказать.“ „Значит ли это, опять-таки, что Маяковскому уже нет места в революции, что роль его окончена? Нет, из сказанного этого вовсе не следует.“ Так, удивляя самого себя разнообразием своих соображений, автор в конце концов приходит к формуле „перешагивания через Маяковского“. Какими же рассуждениями руководствуется он в этом своем окончательном выводе? Первые свои сомнения относительно качественной ценности творчества Маяковского автор основывает на неприязни и нелюбви к Маяковскому нашей критики. Зелинского удивляет, что критика „не с гой стороны, не из эмигрантских рядов, она рождается здесь, она находит себе место в самых распространенных советских газе­ тах, в самых основательных марксистских ежемесячниках. Неужели это все только кружковщинная или булгаринская критика?“ — пону­ кает себя в нерешительности К. Зелинский. Я не уверен, серьезны ли в полной мере эти вопросы т. З е­ линского, так как самая постановка их несколько монотонна и однобока. Но допустим, что они вполне серьезны. Что же, эми­ грантская критика разве не ругает также Маяковского, как наши отечественные зоилы? Если бы это было не так, рассуждения т. Зелинского еще имели бы смысл. Но ведь у белой критики нет других названий для Маяковского, кроме как „хулиган“, „казен­ ный писака“ и т. п. Свидетельствует ли это о „кризисе“ того или иного поэта? Или, быть может, о стирании граней между нашей и эмигрантской критикой в поисках „общечеловеческой красоты“? „Почему революция не хочет, как сына своего, полюбить Маяковского?“—спрашивает дальше К. Зелинский. Потому, отвечу я Зелинскому, что ходить в маменькиных сын­ ках у кого бы то ни было — не задача революционного поэта. Потому, что революция — не семейное дело, и сравнение ее с ма­ терью отдает риторикой дешевого пафоса. А ведь т. Зелинский посерьезному и побольшому хочет вскрыть лефовское миросо­ зерцание. Что же касается дружного лая противников, треплющих за последнее время „Леф“, т. Зелинский мог бы ответить на все свои недоуменные вопросы, не вынося их на широкое обсуждение, дома, наедине, вчитавшись хотя бы в следующие строки из письма 2

»

Баратынского к Пушкину по поводу глав „Евгения Онегина“.

выходивших тогда в свет

„Вышли еще у нас две песни Онегина; но большее число его не понимают. Ищут романтической завязки, ищут обык­ новенного и, разумеется, не находят. Высокая простота созда­ ния им кажется бедностью вымысла... Я думаю, что у нас в России поэт только в первых незрелых своих опытах может надеяться на большой успех: за него все молодые люди, находящие в нем почти свои мысли, облеченные в блиста­ тельные краски. Поэт развивается, пишет с большею обду­ манностью, с большим глубокомыслием: он скучен офицерам, а бригадиры с ним не мирятся, потому что стихи его все-таки не проза“, (Переписка, т. 11, стр. 54 — 55.) Вот, т. Зелинский, в чем дело: „бригадиры с ним не мирятся, а офицерам он скучен“. Отсюда и разговоры о кризисе, то и дело затеваемые и „офицерами“ и „бригадирами“ , причем „офицеры“ не прочь сослаться иногда на „бригадиров“. Тов. Зелинский ссылается на т. Л. Троцкого, пять лет тому назад выражавшего уверенность, что Маяковский тогда еще переживал кризис. Приняв это утверждение безоговорочно, К. Зелинский в даль­ нейшем говорит об этом „первом кризисе“ как о явлении бесспор­ ном, переходя прямо уже ко второму кризису, на этот раз не подтвержденному ссылкой ни на какого бригадира. Вот как он формулирует наличие этого второго кризиса. „Да, Маяковский и Леф переживают с н о в а кризис. Этот второй кризис является не столько продолжением первого, сколько новой проверкой (чего? кого?— Н. А.) в свете новых требований, предъявляемых революцией к старой нигилисти­ ческой интеллигенции, передавшей футуристам в Октябре свою эстафету.“ Серьезно ли это рассуждение? Достаточно ли оно грамотно? „Кризис... является проверкой... старой интеллигенции (как будто так, т. Зелинский?), передавшей в Октябре футуристам свою эстафету“. Выходит так, что старая нигилистическая интеллигенция бежала со всех ног к Октябрю и, запыхавшись, передала эстафету Лефу? Можно ли с серьезным лицом слушать такое истолкование путей русской интеллигенции вообще и Лефа в частности? Но Зелинскому важно закопать Леф поглубже в „мужицкую тяжкую нашу землю“ и утвердить на могилке— „конструктивизм, накопление культуры, который никогда не был знакомым русской жизни“. А для этого он залпом выпаливает еще и не такие тирады. Вот пример такой безудержной горячности автора: „Маяковский и Есенин — это орел и решка. Это в сущ­ ности две стороны одной и той же монеты. Этой монетой ]*

3

~t

в каком-то смысле (в каком же именно?-— Н. Л.) мы платим татарский ясак (кому?). Мы расплачиваемся ею с российским наследственным бескультурием нашим“. Сравнение Есенина с Маяковским сделано автором в расчете на неожиданную его новизну. Новизна эта далеко не так рази­ тельна; толчком к такому сравнению было, конечно, общественное утверждение о том, что „крайности сходятся“. Зелинский, исполь­ зовав его, не удержался от соблазна щегольнуть афористичностью своего мышления, забыв о том, что ряды таких сравнений уходят далеко в шаблон истории. Стоит хотя бы вспомнить небезызве­ стное сравнение Ленина с Петром Великим, сделанное в расчете на его озаряющую неожиданность Устряловым. Для чего же нужны все эти вопросы, сравнения, ссылки т. З е­ линскому? Для того, чтобы доказать, что Леф бескультурен. Для того, чтобы окончательно убедить себя, что Маяковскому ни по чем не может быть понастоящему понятен Фауст или шекспировские трагедии. „Тот мир чувств и идей человеческих, какого-то п р е ­ д е л ь н о г о (разрядка наша — Н . А.) отстоя и высочайшего напряжения, что из поколения в поколение передается как основной капитал культуры, как исторический жизненный опыт“. Вот „предельность“-то отстоя и заслонила от глаз Корнелия Зелинского облик творческих черт Маяковского. Хотя странно звучат в „марксистском ежемесячнике“ эти утверждения о „пределе“. Ведь предел не перейдешь — выше лба не прыгнешь, а значит, что же беспокоиться о строительстве какой-то новой культуры, пре­ дельность которой уже обусловлена в том „высоком, спокойном холодке вековой человеческой культуры“, которой занят теперь т. Зелинский. Ученичество—хорошая вещь, но нельзя каждый сданный экзамен по философии именовать „культурной революцией“, швыряясь тяжелыми томами в головы занятых другим делом товарищей. Та­ кую „революцию“ проделывают немецкие студенты много раз в год, но тихо и спокойно, без истерики и раздирания на себе рубашек. Тем более университетские скамьи не следует выдавать за кон­ структивизм „новой, более глубокой (более чего глубокой? — Н. А.), более человечной, более социалистической культуры“. Тов. Зелинский увлечен драмами Шекспира? Честь ему и хвала за любознательность. Тов. Зелинский хочет изучать Гоголя? Про­ никается уважением к его усидчивости? Но для этого не стоит так трагически громко прощаться с Маяковским, а тем более „переша­ гивать“ его на пути „к предельному отстою и высочайшему на­ пряжению“ при усвоении вековой человеческой культуры. Нужно заботиться не только о „шагистике“ , но и смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться как раз на том самом месте нигилистического 4

пренебрежения к ценностям культуры, отыскивать которые, согласно логике т. Зелинского, можно, только шагая к проступающим „зна­ комым чертам, знакомым старым проблемам“. С Маяковским (поэтом) идут многочисленные кадры советского молодняка. Его кажущаяся для вас, т. Зелинский, упрощенная схематичность организует и укрепляет десятки тысяч молодых сознаний. „Снижение“ его из советских толстых журналов в „Комсомоль­ скую правду“ и на кафедру многочисленных аудиторий есть твор­ чески сознательный путь поэта. То, что вы отстали и стали в сторонку от этого пути, — ваше личное дело; то, что вы стес­ няетесь соседства, оговариваясь о Полонском и Лежневе, никого не обманет. Отныне вы идете с ними по обочинам истории лите­ ратуры. Сначала это неприятно, но потом, говорят, привыкают. Но Маяковский здесь ни при чем. Устраивать же культурную чехарду, перешагивая через живого человека, думаю, вам не удастся, как не удалось это и многим другим, по иным, быть может, соображениям и иными средствами пытавшихся сделать это. PS. Еще одна характерная черточка, сближающая т. Зелинского, быть может, вопреки его желанию, с компанией Лежневых, Полон­ ских, Горбовых и т. д. Это — ужас перед оскорблением авторите­ тов, в котором автор видит сразу базаровщину, печоринщину и смердяковщину. Но ведь оттого что футуризм в свое время по­ грозил пальцем памятникам, пьедесталы их не покачнулись, а вот вы, т. Зелинский, плетясь сзади Маяковского, сознательно хлю­ паете грязыо на его живые брюки, зная, что охотников до этого в „распространенных еженедельниках“ хоть отбавляй. В чем же больше сходства со смердяковщиной: в осуждаемом всяческими „бригадирами“ протесте против культа могил, или в дозволенном ошельмовании живого, крупнейшего поэта современности? Думается, что и этот вопрос следует включить т. Зелинскому в число задаваемых им самому себе при сдаче следующих зачетов на звание магистра культурной революции.

„Война и мир“ JI. Толстого

в. Шкловский

Г Л А В А 3-я Что именно вытеснял Толстой из того материала, который был у него на руках

Материал, находившийся на руках Льва Николаевича ской обработке. Через несколько недель б ы почти наверное можете

во время написания „Войны и мира“ Толстого, подвергался им систематиче­ работы над Толстым и его источниками указать, какой кусок из источника мо­

жет войти в произведение Толстого и какой нет; это делается не только на основании знания толстовского текста. Мне пришлось просмотреть толстовские материалы и сделать пометки для себя; причем мы выписывали тот материал, на кото­ рый Толстой обратил внимание, а не только тот, который он дол­ жен был выписывать. Эти пометки при проверке в Толстовском музее с пометками Толстого в очень большой степени оказались совпадающими. Наиболее простой вопрос — об использовании Толстым мате­ риала; это вопрос о системе пропусков. При разрешении этого во­ проса мы одновременно сталкиваемся с вопросом о том, как вос­ принимался двенадцатый год до Толстого. Я напомню читателю отношение к двенадцатому году и к Кутузову Пушкина. Пушкин высказывался о Кутузове вскользь, он выдвигал другую фамилию — Барклая де Толли— в следующих стихах: О, вождь несчастливый! Суров был жребий твой: Все в жертву ты принес земле чужой. Непроницаемый для взгляда черни дикой, В молчанья шел один ты с мыслию великой... и т. д И тот, чей острый ум тебя и постигал, В угоду им тебя лукаво порицал... А. С. П уш кин , , П о л ководец " (Б арклай де Толли).

Пушкину пришлось в этих стихах самому сделать пропуск, ко­ торый восстанавливается Анненковым следующим образом. Вотще! Преемщик твой стяжал успех, сокрытый В главе твоей,—а ты, не признанный, забытый Виновник торжества, почил,—и в смертный час С презреньем, может быть, воспоминал об нас. ( , С очинения и письма А. С. П у ш к и н а к н и г о и з д а т е л ь с к о е ■т-во .П росвещ ение". СПБ. 1909 г., т. П. стр. 551.)

Официальная критика отметила резкими выпадами заметку Пуш­ кина, и ему пришлось извиниться в „Современнике“ в своей изве­ стной заметке „Объяснение“ (о стихотворении „Полководец“) *. Программу отношений к двенадцатому году писателя из дворян 20-х годов мы имеем в зашифрованных строфах Пушкина, которые восстановлены Морозовым в отрывке из десятой главы (политиче­ ской), сожженной 19 октября 1830 года и записанной особым шиф­ ром. До нас дошли только первые четверостишия 14 строф, чер­ новики двух строф и черновое начало строфы, которою, по всей вероятности, Пушкин и прервал писание десятой главы: I Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь, враг труда, Нечаянно пригретый славой, Над нами царствовал тогда.

II Его мы очень смирным знали, Когда не наши повара Орла двуглавого щипали У Вонапартова шатра.

1 См. Письма Пушкина к Елизавете Михайловне Хитрово, 1827 — 1832 гг. Академия наук, .Труды Пушкинского дома*, выпуск XLVIII, 1927 г., стр. 128. 6

Ill

IV

Гроза двенадцатого года Настала — кто тут нам помог? ■Остервенение народа, Барклай, зима иль русский бог?

И чем жирнее, тем тяжеле; О, русский глупый наш народ, Скажи, зачем ты в самом деле...

(А . С. Пушкин, .Е вгений О негин", Гос. издат., П ет ербург, 1920 г., ст р. 310.)

Здесь мы не видимникакого увлечения Александром; правда, здесь образ Александра, плешивый, несколько анахроничен; т. е. в двенадцатый год передвинут более старый Александр, но пора­ женчество Пушкина сказывается здесь совершенно ясно в словах: „О , русский глупый наш народ, скажи зачем ты в самом деле1’... Пушкин определенно воспринимает двенадцатый год как поражение. Как поражение воспринимает двенадцатый год и современник Льва Николаевича Толстого, но придворный дворянин более высшего класса, чем Лев Николаевич — Алексей Толстой („Русская история от Гостомысла до Тимашева* (862 — 1868). 64

65

Царь Александр первый Настал ему взамен. В нем слабы были нервы, Но был он джентльмен.

Когда на нас в азарте Стотысячную рать Надвинул Бонапарте, Он начал отступать.

(„Р усская старина", 1883 г., ноябрь, стр. 493.)

Двенадцатый год был темой официальной, и легенда о том, что Бородино было победой, вернее, степень доверия к этой ле­ генде, явилась как бы реактивом для определения почтительности граждан. Сами же государи при путешествиях за границу называли себя, когда они путешествовали инкогнито, графами Бородинскими. Известные реакционные статьи В. Белинского были написаны на две темы: одна содержит анализ критических статей Менцеля, а другая посвящена бородинской годовщине и воспринимает боро­ динскую годовщину как победу; причем в комплекс бородинской победы попадает и прославление самодержавия. Любопытно, что эти две почти одновременно написанные статьи имели разную судьбу. Твердо запомнилась статья о Бородинском сражении, а статья о Менцеле почти позабыта, и мы не видим, как на нее реагировали. Равность резонанса этих статей объясняется чрезвычайной точностью значения отношений к Бородинскому сражению. Конечно, мы можем сказать другое, что у Пушкина есть стихо­ творение „Бородинская годовщина“, но это стихотворение относится к разряду называемых князем Вяземским „шинельными“ , причем тут „шинельность“ нужно понимать не в смысле простой солдат­ ской службы, а гораздо более обидно — это хождение по домам в шинели с выпрашиванием подачек. Любопытно отметить, что „Бородинская годовщина“ Пушкина связана со „взятием Варшавы“, и вообще в литературном сознании

эпохи Польша и Франция находились в паре. Я думаю, что это объясняется не только тем, что поляки сочувствовали Наполеону. Польский вопрос издавна решал судьбу национализма в России; на польском вопросе потерял свою популярность Герцен и раскалолось так называемое либеральное русское общество. Пара — Польша и Франция — встречается в стихах в первом номере „Сына отечества“. Их сочинил покойный Иван Афанасьевич Кованько, лишь только пришло известие о взятии Москвы. Они оканчивались следующим куплетом: Побывать в столице — слава, Но умеем мы отмщать: Знает крепко то Варшава, И Париж то будет знать“.

(Греч, Н. И. „Записки о моей жизни", СПБ., изд. Суворина.) Не менее и Толстого.

важно

отметить отношение к польскому вопросу

„...Что вы думаете о польских делах? Ведь дело-то плохо! Не придется ли нам с вами и с Борисовым снимать меч с заржавленного гвоздя?* 1863 г.

(А. Фет, „Мои воспоминания“, ч. I, стр. 418.) Тут все интересно, начиная с терминологии. Почему меч? Для артиллериста меч не такой обязательный символ, а вернее это именно символ, и символ условный, а не оружие. Может быть, можно определить общественное настроение, в котором была соз­ дана „Война и мир“, как настроение, создавшееся после польского восстания; причем Лев Николаевич Толстой, уже переживший иослекрымское похмелье и разочарование, теперь реставрирует те пред­ ставления, которые были разрушены Крымом. Война двенадцатого года — это как бы крымская кампания, но удачно совершенная, причем Толстой сам сознает сказочность сво­ его пересказа. В своей Яснополянской школе, которую Борис Ми­ хайлович Эйхенбаум чрезвычайно удачно определил как литератур­ ную школу Толстого, Лев Николаевич так рассказал будущее со­ держание своего романа „Война и мир“. .Немец, мой товарищ, стоял в комнате. „А, и вы на нас, — сказал ему Петька (лучший рассказчик).— „Ну, молчи!*— закричали другие. Отступле­ ние наших войск мучило так слушателей, что со всех сторон спрашивали объяснений — зачем? И ругали Кутузова и Барклая. „Плох твой Кутузов“. — „Ты погоди“, — говорил другой. — „Да что ж он сдался?"— спрашивал тре­ тий. Когда пришла Бородинская битва, и когда в конце ее я должен был сказать, что мы все-таки не победили, мне жалко было их: видно было, что я страшный удар наношу всем. „Хоть не наша, да и не ихняя взяла!“ Как пришел Наполеон в Москву и ждал ключей и поклонов, все загрохотали от сознания непокоримости. Пожар Москвы, разумеется, одобрен. Наконец наступило торжество — отступление. „Как он вышел из Москвы, тут Куту­ зов погнал его и пошел бить“, — сказал я. „Окорячил его!“ — поправил меня Федька, который, весь красный, сидел против меня и от волнения корчил свои тоненькие черные пальцы. Это его привычка. Как только он сказал £

это, так вся комната застонала от гордого восторга. Какого-то маленького придушили сзади, и никто не замечал. „Так-то лучше! Вот те и ключи, и т. п.“ Потом я продолжал, как мы погнали француза. Больно бцло уче­ никам слышать, что кто-то опоздал на Березине, и мы упустили его; Петька даже крикнул: „Я бы его расстрелял, зачем он опоздал“. Потом немножко мы пожалели даже мерзлых французов. Потом, как перешли мы границу, и немцы, что против нас были, повернули за нас, кто-то вспомнил немца, стоявшего в комнате. „А, вы так-то? то на нас, а как сила не берет, так с нами?“ — и вдруг все поднялись и начали ухать на немца, так что гул на улице был слышен. Когда они успокоились, я продолжал, как мы прово­ дили Наполеона до Парижа, посадили настоящего короля, торжествовали, пировали, т о л ь к о в о с п о м и н а н и е к р ы м с к о й в о й н ы испортило нам все дело. „Погоди же ты, — проговорил Петька, потрясая кулаками, — дай я выросту, я же им задам“. Попался бы нам теперь Шевардинский ре­ дут или Малахов курган, мы бы его отбили... „Больше не будет?“ — .Нет*. И все полетели под лестницу. Кто обещал задать французу, кто укорял немца, кто повторял, как Кутузов его окорячил. „Sie haben ganz russisch erzählt (вы совершенно порусски рассказывали), — сказал мне вечером не­ мец, на которого ухали. — Вы бы послушали, как у нас рассказывают эту историю. Вы ничего не сказали о немецких битвах за свободу. Sie haben

nichts gesagt von den deutschen Freiheits kämplen“.

Я совершенно согласился с ним, что мой рассказ не была история, а сказка, возбуждающая народное чувство*.

(Лев Толстой. Полное собрание сочинений, т. XII/, ред. Бирюкова, „Яснополянская школа" за ноябрь и декабрь месяцы). Теперь, сделавши эти предварительные замечания, перейдем к вопросу, что вытеснил Толстой из своих материалов. „Хамово отродье“ — картина русского быта — Ушакова Василия Апполоновича, так назывался рассказ о двенадцатом годе, напеча­ танный в третьем томе „Сто русских литераторов“. Содержание этой повести следующее. Дворовый воспитывается вместе с барчу­ ком, переносит от него всякие издевательства, но не ссорится с ним, потом становится лакеем его, поворовывает у барина. Стано­ вится чиновником, богатеет. Дает взаймы барину деньги. В резуль­ тате покупает барское имение, оставляя своего друга барина по­ жизненным управляющим без отчета. После этого он держит в своем именин свою бывшую барыню, но крестьяне бунтуют против поме­ щика из своей среды, и подъячий вынужден просить ее уехать из своего имения. Дворянка уезжает, увозя с собой икону божьей ма­ тери и проклинает Вязьмина. В исполнение этого самого проклятья сын Вязьмина при вступлении Наполеона в Россию переходит на сторону наполеоновских войск и гибнет при отступлении. Слово „хам“, „хамское“ , „хамово“ — чрезвычайно пестрит в этом отрывке. Любопытно отметить, что среди действующих лиц уша­ ковского рассказа есть Шельме, тот самый Обер-Шельме — торго­ вец модными товарами, который попал к Толстому в „Войну и мир“; правда, вероятно, не из этого источника, а из Жихарева. Из рас­ сказа, может быть, Толстому неизвестного, мы видим возможность такого представления русского разночинца — он во время двенад­ цатого года переходит на сторону Наполеона — и вообще видим, что классовый вопрос и вопрос о новых соперниках дворянства в двенадцатом году в России чрезвычайно обострился. 2

Н о вы й Л е ф

1

9

Возьмем Рафаила Зотова, роман которого „Леонид или неко­ торые черты из жизни Н аполеона“ находился в библиотеке Льва Николаевича Толстого. Основной герой Леонид— дворянин, но дворя­ нин только что получивший дворянство. Дворянин из семинаристов. Его так и ругают „семинаристом“. „А угрюмый твой товарищ, которого мы прозвали семинари­ стом* (стр. 4 ) — этот Л еонид, участвуя в сражениях, потом поста­ влен п ер ед необходимостью перейти на сторону Наполеона и, правда, не сражается против русских, но находится 'у Наполеона во фран­ цузской форме в Москве. Леонид кончает тем, что становится ба­ роном, графом, и эта его выслуга утверждается наконец Вурбонами. Таким образом и для Рафаила Зотова, который не был крупным писателем и поэтому сам не мог придумать ничего чрезвычайно изысканного или необыкновенного, и для Рафаила Зотова вторже­ ние Наполеона в Россию было моментом, обостряющим взаимоотно­ шения разночинца с дворянством, возбуждающим какие-то надежды разночинца на выдвижение. Как известно, у Льва Николаевича в „Войне и мире“ разночин­ цев как будто совсем нет. На эго указывали Льву Николаевичу уж е его современники. Например у Анненкова: ,,...И в самом деле, почти непонятно, как мог автор освободить себя от необходимости показать рядом со своим обществом присутствие элемента р а з н о ч и н ц е в , получавшего все большее и большее значение в жизни*. (А нненков П., В оспоминания , СПБ., 1879 г., стр. 383.) Эти упреки (на которые впоследствии Л. Н. Толстой ответил,, и довольно резко) были в то время всеобщи. Приведу ещ е одну цитату: „Между всеми этими личностями, прилично говорящими пустяки или неприлично болтающими свысока о „важных материях“, мы не нашли ни одного человека, который мог бы назваться представителем тогдашней рус­ ской интеллигенции“ (П ят ковский) К У Льва Николаевича на это был ответ, и ответ очень резкий, что он этих разночинцев не знает и знать не хочет, но их знала история, и впоследствии мы увидим, что знал о них и Лев Нико­ лаевич Толстой, но они существуют в его произведении в скрытом виде. Разночинцы — это Сперанский и Н аполеон. Х удожественно оли связаны у Льва Николаевича тем, что у обоих белые руки; причем белые руки не заслуженные, не дворянские. Эти белые руки сравнены с белым цветом лица мужика или солдата, который долго сидел в комнате. Сперанский в эпоху Льва Николаевича Толстого был совершенно злободневная фигура, и злободневная именно как разночинец. На появление книги барона Корфа о Сперанском, по которой и по­ строен образ Сперанского у Льва Николаевича Толстого, Черны1 Отзыв этот нашел сочувственный отклик в журнале „Библиограф“, 1869 г., .№ 1, стр. 9 — 10 (не отмечено в толстовской библиографии). 10

шевский написал рецензию, в которой подчеркивает поповство, разночинство Сперанского. .Сперанский был сын священника, как известно читателю, попросту сказать — был бурсак или попович“. Барон Корф справедливо выставляет очень рельефным образом это обстоятельство, которому принадлежало зна­ чительное влияние на судьбу Сперанского. (П. Г. Чернышевский. П олное собрание сочинений , т. VIII, П ет ро­ град. 1918 г. стр. 294.),

Но куски, которые вырезывает Чернышевский из книги барона Корфа, конечно, совершенно другие, чем куски, взятые Львом Ни­ колаевичем Толстым. Чернышевский берет героического Сперанского и рассказывает о том, как Сперанский явился на вызов своего начальника-самодура не в форме, а в роскошном фраке серого цвета с кружевными манжетами, чем поразил самодура, который ждал уви­ деть трепещущего подьячего, а не элегантного молодого человека. Вместо неуклюжего, раболепного, трепещущего подьячего, какого он, вероятно, думал увидеть, перед ним стоял молодой человек очень приличной наружности, в положении почтительном, но без всякого признака робости или замешательства, и притом, что кажется всего более его поразило, не в обычном мундире, а во французском кафтане из серого грограна, в чул­ ках и башмаках, в жабо и манжетах, и завитках и пудре,— словом в самом изысканном наряде того времени... Сперанский угадал, чем взять над этою грубою натурою. Обольянинов тотчас предложил ему стул и вообще обо­ шелся с ним так вежливо, как только умел“. (Барон М. Корф. Ж и зн ь граф а стр. 52 — 53.)

С перанского, М осква, 1861 г., т. I,

Чернышевский в скрытом виде утверждает, что в основе тен­ денция деятельности Сперанского была революционна: „...Приверженцы политических людей, при жизни их, стараются обыкно­ венно выставлять за клевету мнение противной партии о целях и стремле­ ниях деятелей, защищаемых ими. Сами эти люди часто принуждены бывают говорить в таком же смысле. Оно так и бывает нужно, чтобы успокоить общество и выигрывать время. Но очень часто историк находит, что госу­ дарственный человек действительно имел отчасти те стремления, какие при­ писывались ему врагами. Сперанского называли его враги революционером. Характеристика, взятая нами из книги барона Корфа, показывает что этот отзыв врагов Сперанского не был совершенно безосновательною клеветою. (Чернышевский, П олное собрание сочинений, т. 1918%г., стр. 300.)

VIII, П ет роград,

Сперанский и Наполеон связаны у Льва Николаевича Толстого одинаковостью акцента, одинаковостью черты, которая их соединяет. Для современника они были связаны ближе: и Сперанский и Напо­ леон (хотя Наполеон был из каких-то полудворян) были выскочками, людьми нового класса; и, читая отрывок из мемуаров Сперанского, просто находишь совпадения с мемуарами Наполеона. В Наполеоне тогдашних русских дворян — правящий класс — поражала незаконность власти, причем вопрос о цареубийстве был поставлен при Наполеоне -на повестку дня. Весь „Леонид" Зотова основан на том, что Леонид работает

при Н ап о л ео н е , спасая Н ап ол еон а от ки нж алов нем ецких р ев о л ю ­ цион еров, так как личность м иропомазанника свящ енна. В стрети в­ ш ись до этого с Н аполеоном в бою, Л еони д не реш ается в него стрелять по той ж е причине. У однорукого ген ерал а С к обелева, которы й приготовил для Б ел и н ского сухой казем ат в П етропавл овской крепости и был вооб щ е добряком , у этого военного писателя в его переписке „И н вал и д о в“ есть такое место. Во время Б ородина пленны й ген е­ р ал под страхом ш тыков о бъ явл яет себя неаполитанским королем . Н а это С к о б ел ев д а ет сентенцию о том, что для русского солдата каж дый венценосец свящ енен. П олож ение действительно бы ло трудно. М ю рат в к ач естве м иропомазанника вы глядел не тради­ ционно. Н о мысль об убийстве Н ап олеон а в то же время являлась револю ционной и по м етоду и по объ екту. С озн ан и е о хран и телей двоилось. М ысль об убийстве Н ап ол еон а п роходи т через записки Р ад о ж иц кого; попадается в снах Ф игнера; она является темой н ео к о н ­ ченного ром ана из наполеоновской эпохи П уш кина, где П оли н а хо тел а быть Ш арлоттой К орде, причем русский цен зор зачеркивает эту п опы тку на убийство, хотя бы и незаконн ого, но царя. ....Однажды Полина мне объявила о своем намереннн уйти из деревни, явиться в о ф р а н ц у з с к и й л а г е р ь , д о б р а т ь с я д о Н а п о л е о н а и там убить его из своих рук.“ (С о б р а н и е сочин ени й П у ш к и н а , изд. Б р о к га у з и Е ф рон, С П Б ., 1910. т. IV . ст р. 558 —9.)

Эта линия несоверш енны х цареубийств, как мы знаем , за к а н ­ чивается то ж е несоверш енной попыткой П ьера Б езу х о ва, но к о л е ­ бания по этом у вопросу объясняю тся не легитим истской природой власти Н ап олеона Б он апарте. Н аи б олее подробны й анализ противоречия мы видим в одной книге, написанной по свеж ему сл ед у двен адцатого года. „...Никакая история не представляет нам другого примера, чтоб ктонибудь, даже пз величайших государей, мог столь самовластно располагать чужими коронами и венчать нми других по собственному своему произволу. В самом деле, что может быть непостижимее вопроса, может ли тот раздавать короны, кто сам не имеет оной? Бонапарте в личности своей заключает только все государственные титла, начиная от простого земле­ дельца до фельдмаршала или верховного консула. Но императорское до­ стоинство или власть на королевские дипломы и привилегии, не входит в круг государственных достоинств к его особе: следовательно все действия, которые клонятся к личности одних только монархов, не принадлежат ему. ( . Д у х Н а п о лео н а Б о н а п а р т е и л и и ст инное и изображ ение всех его свойст в", ч. //, С П Б ., 1813 г.)

бесприст раст ное

И Толстой соверш енно точно и строго последовал за этой схемой, всюду, ш аг за ш атом, оспаривая титулы принцев и ко р о лей , окруж аю щ их Н ап ол еон а, и не просто как ти тулы , а как титулы , им незаконно принадлеж ащ ие. В этом отнош ении Л ев Н иколаевич тож е оказался архаичным

12

по своей природе. Это является причиной то го , что весь Н ап олеон и вся ф ранц узская линия не рассказаны Т олсты м, а пересказаны ; пересказаны принципом остранения, та к что стилистическое п о ­ строен и е мест с ф ранцузам и иное, чем стилистическое построен и е м ест с русскими. С егодняш ний читатель о щ ущ ает в этом чисто худож ественны й прием. О собенн о заметна двойственность о тн о ш е­ ний Т ол стого к власти Н аполеон а и А лексан дра I там, где оба им ператора встречаю тся вм есте и где реаги рует на них п ростой и квадратны й Н иколай Р остов. Но в вопросе о легитим изм е Л ьва Н и колаеви ч а Т ол стого мы установили, что это т его легитимизм является как бы реставрацией отнош ений к Н ап о л ео н у известн ой части о б щ ества. В отнош ении ж е идеализации двен адц ато го года Л ев Н иколаевич Т олстой, во всяком случае, с современниками д в е ­ н адцатого года имеет м ало о бщ его. У нас сохранился план драмы из эпохи д вен адц атого года, написанный Грибоедовы м . Я привож у его конец. Село под М осквой.

Сельская картина. Является М. (ополченец-офицер из крепостных). Всеобщее ополчение без дворян. (Трусость служителей правительства — выставлена или нет, как случится.) Отделение

III.

Зимние сцены преследования неприятеля и ужасных смертей. Истязание Р. и поседелого воина. Сей юноша показывает пример, и оба умирают героями. Подвиги М. Множество других сцен. Э ri и л о г. Вильна.

Отличия, искательства; вся поэзия великих подвигов исчезает. М. в пре­ небрежении у военачальников. Отпускается восвояси с отеческими наста­ влениями покорности и послушания. Село или развалины Москвы.

Прежние мерзости. М. возвращается под палку господина, который хочет ему сбрить бороду. Отчаяние... самоубийство. (А. Грибоедов, т. I, ст р. 262, А кад . библ. р у с с к и х писат .)

В от это т самый план и является как бы планом то го , что вы­ брасы вал Л ев Н иколаевич Т олстой из своей книги. Грибоедов говорит: 1) ополчение б е з дворян, 2) недовольство крестьян, 3 ) зл о у п о тр е б л ен и е в ополчении, 4) истязания ф ран ц узов и п р о ­ чие мерзости. У Льва Н иколаевича все это до такой степени вы теснено, что, во о б щ е, появление декабристов или настроения декабри стов в конце ром ана соверш ен но ничем не обоснованы. П отом у что и отнош ение к Росси и, и отн ош ен и е к загран и ц е у Т ол сто го соверш ен н о д р у го е , чем у соврем енников двенадцатого года, — б о л е е эл ем ен тарн ое. Мы будем приводить только тот м атериал, которы й находился у Л ьва Н иколаеви ч а под рукам и, т. е. созн ательн о пропущ енный. (О ко нчан и е главы в следую щ ем ном ере).

13

Против суммированного портрета за моментальный снимок

А. Р одченко

Мне приш лось спорцть с одним худож ником о том, что ф о т о ­ графия не может заменить живопись в п ортрете. Он говорил очень основательно о том, что ф отоснимок есть случайный м омент, а п ор­ тр ет живописный есть сумма наблюдаемых моментов, да ещ е и самых характерн ы х д л я этого чел овека. К слову, худож ник ни­ когда не давал объективную сумму данного ч ел о века, а всегда индивидуализировал его и идеализировал, и давал то, что он сам представлял о нем, так сказать, сумму личную ; но об этом я не буду спорить, допустим , что он давал сумму, а ф ото этого не д ает. Ф ого дает докум ентально точный момент. В опрос о суммовом п ортрете необходим о выяснить, иначе б у д ет та путаница, которая сейчас идет. О дни говорят, что п о р тр е т долж ен быть то л ь к о ж ивописным , другие, ищ а в ф отограф ии возм ож ность дать эту сумму, идут по очень ф альш ивой д о р о ж к е и, подраж ая ж и в о ­ писи, делаю т туманные лица, обобщ ая и смазывая д етал и , что д а ет портрет внеш не похож ий не сто л ьк о на данного человека, ск о л ьк о на картины Рем брандта и К арьера вообщ е. Каждый и нтеллигентны й человек вам буд ет говори ть о несовер­ ш енстве ф ото перед живописным портретом , каждый будет го в о ­ рить о х ар а к тер е Монны Л изы и каждый забы вает, что ж ивопис­ ные портреты писались, когда не бы ло ф отограф и и , и писались не со всех интеллигентны х лю дей, а с богаты х и властных. Д аж е лю дей науки и тех не писали. Н е ж дите, интеллигенция, вас и сейчас Ахрры не будут писать; правда, они не то л ь к о сумму, но и 0,001 момента не и зо б р азят. Т еп ерь сравните вечность в науке и техн ике. В старое время откры вал учены й истину, и эта истина стояла законом л е т на двадцать. И заучивали это, как н еп рел ож н ое и неизменяемое. С оставляли эн ц и клоп едически е словари — и обслуживали они целы е поколения своими вечными знаниями. С ущ ествует ли теп ерь нечто подобное?.. Н ет. Т еперь не эн ц и кл оп еди ей ж ивут, а газето й , ж урналом , к а т а л о ­ гом статей, проспектом , справочником . Современная наука и техника ищ ут не истин, а откры ваю т области дл я работы в ней, изменяя каждый день достигнутое. Теперь не откры ваю т общ их истин— „зем ля вер ти тся“ , а р аб о ­ таю т над п роблем ой этого верчения. Возьмем: авиация, радио, ом олож ение и т. д. Э то не общ ие законы , а области, в каж дой из которы х тысячи работников делаю т свои эксперим енты , расш иряя эту область и вглубь и вш ирь. 1-1

Э то уж е не один ученый, это тысячи ученых и десятки тысяч сотр у дн и ков. И поэтом у никогда не буд ет вечных сам олетов, приемников и о д н о й системы ом олож ения. Б удут тысячи сам олетов, авто и тысячи способов омолаж ивать. Эта та ж е м оментальная ф отограф ия. Вот прим ер п ервого крупного столкн овени я искусства с ф о т о ­ гр аф и ей , бой вечности с моментом, ириэтом ф отограф ия бы ла сл у ­ чай н а, а живопись навалилась на н ее со всей своей тяж елой и .легкой арти ллери ей и сорвалась... Э го Л енин. Снимали его случайны е ф отограф ы . Ч асто снимали где нуж но, ч а ст о — где не надо. Было некогда, бы ла револю ция, и он был первым в ней, а потому не любил, когда ему меш аю т. Все же мы имеем больш ую папку ф отограф ий с В. И. Л енина. Т еп ерь втечение 10 л ет, всячески поощ ряемы е и в о зн агр аж д ае­ мые, худож ники всех мастей и талантов, чуть не по всему миру, не то л ь к о в С С С Р , понаделали его худож ественны х изображ ений, в тысячу раз по количеству покры вая папку ф отограф ий, часто пользуясь ею вовсю. И у каж ите мне, где и когд а и про к ак о е эго худож ественносум м ированное произведени е можно сказать, — это вот настоящ ий В . И. Ленин. Э того нет. И не будет. П очем у же? Н е потому, как думаю т многие, что „ещ е не сум ели , ещ е нет гениального, но н екоторы е уже к ое-что сд ел а л и “. Н ет и не буд ет потому, что имеется папка ф отограф и й , и эта йапка моментальных снимков не д аег никому и деализировать и врать на Ленина. Эту папку каж дый видел и каж дый, сам того не зам ечая, не позвол и т признать худож ественное вранье за вечного В. И. Л енина. П равда, многие говорят, что н ет ни одного снимка абсолю тно похож его, но каж дый в своем роде немного похож . У тверж даю , что суммы о Ленине нет, и быть не м ож ет суммы о Л енине дл я всех одной и той ж е... Н о сумма о нем есть. Э то — представление на основании ф отодокум ентов, книг, записок. Н уж но твердо сказать, что с возникновением ф отодокум ен тов не может быть речи о каком -либо едином непрелож ном п о ртрете. Б о льш е того, человек не является одной суммой, он — м ногие суммы, иногда соверш ен но п ротивополож ны е. Всякую худож ественную сумму, сделанную одним человеком про др у го го, мы можем развенчать ф отограф и ей и другими д о к у ­ ментами. Так не позволяем мы врать искусством на Ленина. И скусство в борьбе с ф отограф ией на Л ени не сорвалось. Ему о сталось то л ь к о увеличивать ф отограф ии, ухудш ая их. Чем меньше о человеке подлинного, тем человек этот ром ан­ ти ч н ее, и н тереснее. 15

В от поэтом у часто современные худож ники так лю бят и зо б р а­ ж ать д е л а давно минувш их дней, а не сегодня. В от почему, и з о ­ браж ая соврем енность, худож ники п ол ьзовал и сь меньшей популяр­ ностью , — их критикую т, им трудно врать в гл аза... и таких п ри ­ зн аю т после, к огд а вымрут соврем енники. С каж ите честно, что нуж но, чтобы осталось о Л енине: худож ественная бронза, масляные 'портреты , -, оф орты , * акварели,' дневник его секретаря, воспоминания д р у зей — или ѵ» г папка ф отограф ий, снятых во время работы и отдыха, архив его книг, блок-ногы , записны е книжки, стенограм м ы , киносъем ки, граммофонная запись? Я думаю, вы б ора нет. И скусству нет м еста в соврем енной ж изни. О но ещ е сущ ествует,, П оскольку есть ром антическое маньячество и живы лю ди красивой лж и и обмана. В ести борьбу против 'искусства как опиума до л ж ен каж дый соврем енны й культурны й ч е л о век . Н е лгите! Снимайте и снимайтесь!' Ф иксируйте ч ел о век а не одним „синтетическим “ портретом , а массой м оментальны х снимков, сделанны х в разное время и в р а з ­ ных условиях. П иш ите правду. Ц ените все 'н ас то ящ ее и соврем енное. И мы будем настоящ ими, а не игровыми людьми.

Вместо заключительного слова

Н. Ч уж ак

(О новом, о живом, о гармоническом) 1.

— К т о п е р в ы й с к а з а л „э “

В н ач але моей статьи о гарм онической психопатии я п исал: .Н е помню, ,кто первый поднял шум о . гармоническом чел о веке. Зн аю только, что и дет он из л агер я п с и х о л о ж е с т в а. И это вполне понятно. М енее понятно, почем у перекати лся это т шум в лагер ь п рол етп и сател ей и их п о п утч и ков“. Н апостовцы тут и оби д ели сь. ГІолулидер гармонизма В. Е р м и ­ л о в (вторая п оловина — А вербах) в „Н а л и тп о сту “ с аплом бом заявляет: „Ч уж аку следовало бы знать, что впервы е в наши дни п р о бл ем у гарм онического ч ел о век а поставили критики и п и ­ сатели н а п о е т о в с к о г о стана. И руководились мы, ставя 16

Ф ото А. Т е л е ш о в а : ..Л иф т“ . (В ы с т а в к а ГАХНА „10 л ет с о в е т с к о й ф о т о ­ г р аф и и “ .)

Шото В. Ж ем ч уж н ого: Р аб о ч и й .

эту проблем у, л е н и н с к и м учением о к ультурн ой р ев о л ю ­ ции, не говоря уж е о М а р к с е , у к оторого Чуж ак мог бы найти к ое-что о гармоническом ч е л о в е к е , если бы он ум ел читать М аркса“ . Д о л ж ен признаться, я был бы окончательно п осрам лен гарм о­ н и с т а м и ,— тем б о л е е , что я действительно не читал у М аркса о гарм оническом ч е л о в е к е ,— если бы на пом ощ ь . мне не приш ел В. М. Ф р и ч е , которы й в „К расной н о в и “ категорически сви де­ те л ьс тву е т, что автором проблем ы „гарм онического ч е л о в е к а “ бы л... н асади тель „ п о д со зн ате л ь н о го “ на Руси, А. К. В о р о н с к и й , п о ­ заимствовавш ий в свою очеред ь „ к о е -ч т о “ в этой п р облем е у ... Фрейда. Вы ходит, что это Воронский первый сказал „э!“ о гарм ониче­ ском ч ел о век е, а М аркс и Ленин зд есь ни при чем. А ныне, вслед за Воронским, тянут это „ э “ ш устрые близнецы напостовства. Псих о л о ж н и к и всех станов, соединяйтесь? 2 . — Г а р м о н и ч е с к и й , н о н е но вы й

И ещ е одно лю бопы тное обстоятельство. О казы вается, что „ г а р м о н и ч е с к и й ч е л о в е к “ и старенький-престаренький наш зн аком ец „ с о ц и а л и с т и ч е с к и й ч е л о в е к “ — это одно и то же. Т от ж е бойкий нап остовец Е рм илов показы вает: „В своей книге „Н аш и л итературны е разн о гл аси я“ Л. А вер ­ бах’ вп олне правильно ф орм улирует, что л е н и н с к а я к у л ь ­ турная револю ция есть процесс вы работки н ового с о ц и а л и ­ с т и ч е с к о г о ч е л о в е к а . Ч уж аку, со всей высоты его чуж дости ленинской постановке вопроса, абсолю тно н ап левать на зам ечательны е строки Л е н и н а “. Д олж ен h 'тут покаяться, товарищ и: у Л ени на я то ж е ни одной строчки о „социалистическом ч е л о в е к е “ не читал. З а то читал много -строчек о „социалистическом ч е л о в е к е “ у ... А. А. Б о г д а н о в а . П омните ли вы такой п ериод в наш у первую десяти летку (Е р м ил о в-то едва л и помнит, ибо вряд ли он в то время что-нибудь к ром е сказок А ндерсена читал), когда во всех тогдаш них п р о л етк ультах обновленного отечества наш его вы делы вались с о ц и а л и ­ стические человеки? — ^ „С оциалистический ч е л о в е к “ — это такой свеж е-румяный гомункулю с и конописного вида, из солидны х м олоды х чел о веко в, что-ни­ будь вроде р ед ак тора тол стого ж урн ал а, больш е всего беспокоящ ийся о том , как бы не зам арать свои бесклассово-социалистические га­ л о ш и о наш у греш ную классовую землю. „С оциалистический ч е ­ л о в е к “ —- э т о гармония между классовой револю цией и „слава в вышних б о г у “ , это сплош ная херувимская пролетар и ата в ответ на бомбометы врага. Л енин не м ало издевался над этими х ер у в и ­ мами социализм а, бесп ощ адн о обнаж ая их святи тельское п у стосло­ вие да и сами п рол еткул ьты , как только подросли, выбросили „со - , циалистических ч е л о в е к о в “ 'за борт. 3

Новы й Л е ф 4.

17

Н ыне собираю тся к ультивировать „социали стического ч е л о в е к а“ гармонисты напостовства. Что это: дей стви тельн ое вы явление ш ум­ ливой „гарм он и ч еской “ сущ ности или уж п росто б езгр ам о тн о сть? 3 . — Д а ж е и не ж ивой, к сож алению

Н аи б о л ее уязвимым пунктом моей статьи бы ло — п остр о ен и е ее н а а н а л о г и и . T o-есть — ф орм ально уязвимым. „П осл е революции 5-го года, — говорил я, — был период глухой п одавленности и интеллигентского отхода под вывес­ кой п ереоцен ки (револю ционны х!) цен н остей ; десяти летка н а­ шей новой драки не м огла тем б ол ее не породить своей де­ прессии, а к ое у к ого и зам аскированного о тход а“ . О тсю да д е р зк о е сближ ени е — настроения „ж и во го “ стервятничества п о сл е 5 -го года и настроения „ ж и в о г о “ психо-гарм онизма сейчас. В едь как легко бы ло отделаться от этого сближения деш евен ь­ кой отпиской: аналогия, мол, не доказательство! И все же, ни один из возраж авш их мне противников к этой д еш евен ько й отписке не прибег. Вон даж е сами напостовцы — уж на что ругаю тся, но и они оби делись скорее на сравнение их с головкой деп р есси рован ной обы вательщ ины прош лы х л ет, но вовсе не на сравнение вообщ е. П очему? Н е потом у ли, что, ф орм ально уязвим ое, это сравнение мое п о с у щ е с т в у было в п о л н е з а к о н н о , т. е. ум естно и у б е­ ди тел ьн о ? Людям, стоящ им на „п о с ту “ , оно, конечно, нестерпимо, но... Люди то л к у ю т о ж и в о м ч е л о в е к е , но эти толки ф атал ьн о обращ аю тся в болтовню , п оскольку не делается различения — на к а к о г о же ж ивого человека установка: на ж ивого чел о века р е ­ в о л ю ц и и или ж е на ж ивого человека р е а к ц и и ? О тсю да и см еш ение приемов. Ж ивой ч ел о век револю ции — это с о б р а н н ы й д л я у д а р а человек, со всеми даж е внутренними несоверш енствам и его , а п о д ­ час и противоречиями, — чел овек именно револю цией собранны й, а д о т о л е, м ож ет быть, даж е просто сырье. Это п олезность, это нужный револю ции м атериал, это о р у д и е револю ц и и, и — как вы не поним аете, что п реступ но, ибо пагубно для револю ц и и, р а з в и н ч и в а т ь это о руди е, занимаясь пошлым самоковырянием тогда, когд а нуж но жить и действовать?! Что же тако е ч е л о в е к реакции? „Ж и вой “ чел о век реакци и — это именно развинченны й, р а с п с и х о л о ж е н н ы й человек, ч е л о ­ век в его сомнениях, „сом нительны й“ (для дела) чел о век и р азл а­ гаю щ ийся. Вот что тако е ваш „ж и во й ч е л о в е к “ , и — это го ж ивого м ертвеца вы ф атальн о твори те, делая уп ор не на разум и ч у в ства револю ции, a на др яб л ен ьк о е обы вател ьское п си холож ество. П онимаете ли вы теп ерь, почем у так закон н о это сближ ение вас с теми классическими п рош лец ам и, к каким бы вы там „п о ­ стам “ приставлены ни были?

18

4 . — Л и т е р а т у р а о „с т ы д н е н ь к о м "

В статье „Д огм атическая кастрац и я“ („с одной стороны — нель­ зя не п ри зн ать“ , „с другой — нельзя не согласи ться“ ), вечно муд­ рый О. М. Бескин у п р ек ает меня в том, что я едва ли не кастри­ рую всю так назы ваем ую психическую ж изнь человека. Н ет, товари щ , это неверно. Э то значит то л ько , что вы едва ли р азли ч аете так называемую п с и х и к у (употребляю старый те р ­ мин) и п с и х о л о г и з м . А это вещ и соверш енно разны е. Д аж е н ел о в ко как-то... П сихика есть... (см. учебники реактологии). А психологизм есть вы ворачивание ч е л о в е к а наизнанку. Я думал, что это уж е х орош о и звестн о 1. П сихологизм есть подчинение ,,со зн ате л ьн о го “ в че­ л о в е к е его „п о д со зн ател ьн о м у “ . П сихологизм есть соскабливание за стар ел ы х м озолей. П сихологизм — эго воронщ ина, ерм иловщ ина, это „экзам ен Ф. М. Д остоевском у“ , как вы разился однаж ды М. Горький. Я у ж е говорил об этом д овол ьн о подробно А вербахам (см. мою книж ку „Л и тер ату р а“ в кавы чках, М. 1 9 2 4 ), когда они ещ е толь­ к о -то л ь ко начинали культиви ровать ,;ж и в ы е“ повести о „сты днень­ ком “ в револю ци и и р ев ол ю ц и он ерах 2, но А вербахи м огут только обиж аться и... высмеивать ваш и фамилии. С торонники выявления „п о д со зн ател ьн о го “ в ч ел о в е к е , они д е ­ лали бы, м ож ет быть, и не п л охое д ел о , если б подвергали этой нудной операции тех горьковских и н теллигентов-о б ы в а т е л е й, из груди которы х чорт „ д у ш у “ вы нул. О ставалась бы тогда в итоге дрябленькая тряпочка, и мы, вместе с живыми молодыми ч е ­ ловекам и, не м ало бы над вы холощ енны м обы вателем смеялись. Н о в том -то и беда, т . Бескин, что продел ы вается эта операция вытягивания „д у ш и “ отню дь не над горьковским обы вателем , — ибо кому ж е обы ватель интересен, и что ещ е в нем можно „ п е р е о ц е ­ нить“ ! — а над собранны м в револю цию р е в о л ю ц и о н е р о м , да ещ е по возм ож ности человеком класса, и его-го, собранного в классовы й таран, пытаются подать чи тателю под соусом тряпично­ го интеллигента! 1 Есть еще один термин, и он многое путает: психология. Психология — это есть психика в действии. Против психологии, так же как и против пси­ хики, мы не прем (в их новом, реактологическом толковании). Никакой рефлекторной деятельности человека мы не убиваем, за невозможностью таковую убить. Но мы решительно убиваем п с и х о л о г и з м (термин со­ вершенно определенный и условный), который означает человека, в ыр в а н н о г о из действия и вовлеченного в стихию специально „душевных“ переживаний). Психологический (он же психо-ложный) человек — это чело­ век п р и о с т а н о в л е н н о й в о л и и д е й с т в и я . Рациональное нача­ ло — разум — в нем подавлено. Не путайте же ради всего вам „святого“ эти три слова: психика — психология — психологизм! 2 К примеру — повесть „Ненастоящие“ в № 6 „Мол. Гвардии* 1923. Из жизни комсомольцев.— „Пусть каждый расскажет про себя... что-нибудь... такое... Стыдненькое что-нибудь... жалкенькое'. „Стали играть по-евиному. Пылали щеки“. И т. д., и т. д. Стыдненькая литература ширилась. 3*

19

П осмотрите: мы — можно подум ать — только н живем сейчас, что „сты дненьким “. П о весть о том, как испытанная в боях партийка м леет в д у ­ мах о неотразимом ин ж енере; стыдные „п ереж и ван и я“ на этой п о ч в е, и — десятки тысяч развращ аем ы х читателей с нетерпением ж д у т окончания мещ анской трагедии , где патентованны й б е з д е л ь ­ ник разреш ит вопрос, можно или не можно выш едш ей из рабочих револю ционерке полаком иться красивым спецом. П овесть о том, как закаленны й ссы лкой и подпольем комм у­ нист поддался стыдной слабости, бросив порученный ему п о езд беж енцев; мучительное наворачивание надуманной и нтеллигентской дрянности, и — ц ел ы е стада социалистических человеков, не имею­ щих д р угого занятия, трагически прею т над „ж ивой проблемой совр ем ен н ости “ : м ожно или не м ожно коммунисту бы ть п р ед ате­ л ем револю ционного дела! П о весть о том, как... И — десятки прочих стыдных изм ы ш лений, налыгаемых на че­ л о века действия в п р о ц е с с е д е й с т в и я ; десятки прочих вы со­ санных из безд ействен ного пальца воп росов, навязываемых рево л ю ­ ц ионеру з а д н и м ч и с л о м ; десятки, наконец, иных, искусственно создаваем ы х казуистических п редполож ений и сомнений, у б и в а ю ­ щих самую волю в ч е л о в е к е к революции и дей­ с т в и ю , — все это се р ье зн о ф абрикуется новейш ей б ел л етр и ­ стикой во имя поисков „ж и во го “ , „гарм он и ч еско го “ , „ н о в о го “ и какого ещ е там „ч ел о в ек а“ , и — все это серьезн о м еш ает п о ­ длинно ж ивому ч ел о веку действия б е з дрож и и мещ анственного перепуга делать его классово-н еобходи м ое — и продолж аю щ ееся! — дело. С каж ите, разве не было всего этого в те, печальной памяти, „п е р ео ц е н о ч н ы е“ годы, вплоть д о ф атал ьн ого, д о роко во го совпа­ дения трактовок и приемов худож ества, — с той только разницей, что стары е искатели гармоний явно не прочь были унизить п о ­ верж енную револю цию , вымещая на ней неосторож ны е свои вч е­ раш ние увл еч ен и я , в то время как вы... А впрочем , кто вас р азб ер ет, товарищ и гармонисты, чего вы больш е хоти те: „то ли конституции, то ли севрю жины с х р е­ ном “ ! О собы е приметы ваш и все, конечно, говорят за „кон сти туц и ю “ (и н осказательно!). Н о м етод б у р ж у а з н о г о п с и х о л о г и з м а , позаимствованный вами о т чуж их объ едк ов, м ето д сум ерек, р аз­ думья и упадка специфически, подход п е р е о ц е н о ч н ы й по с а ­ м о м у с у щ е с т в у — он повелительно толкает вас, вот в этом неож иданном его применении, на путь слепого выпирания всякого рода н а н о с н о й , иногда н еп роизвольно-реф лекти рую щ ей и сл у ч ай ­ ной д р я н н о с т и на теле неподдельного револю ционера, на путь н еп редусм отренного смакования и культивирования его болячек. Есть, видимо, и другая к акая-то, уж е не сто л ь худож ествен н о го порядка, а поглубж е, видимо, причина, по которой вы, будучи с у б ъ ­

е к т и в н о необы кновенно живыми и социалистическими, делаете о бъ екти вн о... чье-то чуж ое дело В от ещ е два слова — о ..здоровом п си х о л о ги зм е“. Есть у нас ещ е таки е товарищ и , которы е вредность просто „пси хологизм а“ , как наследства бурж уазн ого, уж е усвоили, но им еш е хочется п оп робовать з д о р о в о г о „пси хологи зм а“ . К таким принадлеж ит всепримиряю ідий т. О . Бескин; к таким п ринадлеж а­ ли, нуж но дум ать, и те товарищ и из Красного за л а , которы е после доклада Е рмилова о живом и гармоническом так друж н о „ т р е б о ­ вали п си хологизм а“ . О ткровенн о вам скаж у, до р о ги е товарищ и: „зд о р о в о го психо­ логи зм а“ не бы вает. Самый „п си хологизм “ есть б о л е зн ь, а слы ш а­ ли ли вы что нибудь о з д о р о в о й б о л е з н и ? Всякий здоровы й психологизм начинается примерно с больницы или дом а отдыха, а к о н чается... кладбищ ем класса. Н ет, и здоровы й психологизм нам не по пути. Д авай те уж обходиться б е з социальны х б о л е зн ей бурж уазии . Будем твори ть ж ивого ч е л о в е к а револю ции — приемами ж ивы ­ ми и здоровы м и. В области социального строи тельства это зн а­ ч и т — п р о дол ж ать однажды начатое д е л о упрям о. В о бласти со ­ ц и ального воспитания это значит — собирать к он кретн ого участника грядущ их драк — для новых, основательны х ударов! С лякоть ж е, нытье над стыдненьким и прочий „здоровы й пси­ х о л о ги зм “ — дол ой с кораб ля соврем енности! 5 . — „В П ариж и ли в П р а гу “

К огда у ближ него тв о его не хватает аргум ентов, он старается обойтись под нож ку. Н апостовцы слиш ком живы е полем исты для то го , что б, обнаруж ив у себя к о е-каки е нехватки, не попытаться поиграть на... сгы дненьких приемах. В самом д е л е , стоит то л ько ук азать, что фамилия Ч у ж а к происходит от слова „ч уж ой “ , и сд ел а ть отсю да натуральный вы1 Г о л о с с мест а: — А что вы скажете о тех товарищах, нередко из рабфаковцев и раб­ коров, которые повторяют вслед за гармонистами их термины „живой“ и прочий человек и даже „требуют психологизма“, но которые проделывают это только по недоразумению, так как они вкладывают в эти слова свое, совершенно не гармонистское, содержание? Они хотят только сказать, чтобы нм ж и в о п о к а з ы в а л и ч е л о в е к а , — т. е. не давали бы одних ходя­ чих манекенов, набитых хорошими идеями, а и показывали бы, как эти идеи претворяются в эмоции, — но, вместо требования „живого п о к а з а человека“ с его плотью, нервами и кровью, получается-то у них требова­ ние „показа ж и в о г о человека“, который в теории и практике гармонис­ тов органически соскальзывает в горьковского дохлого интеллигента! — Возможно. Я скажу таким товарищам, что, вопервых, мы не только н е п р о т и в живого показа чего-либо, в том числе и человека, но всячески з а н е г о , а вовторых, нужно учиться приемам живого показа. В частности, я охотно продемонстрировал бы перед ними на ряде литературных приме­ ров, в чем заключается разница между живым показом и психологизмом — в случае, если бы мне было предоставлено для этого особое слово. 21

вод, что и аргум ентация его чуж ая, как тотчас ж е всем станет ясно, что д е л о с гармоническим п обеди л о. А если ещ е сд ел ать сбли ж ен и е Ч уж ака с И сайкой Чуж ачком из „Л уны с правой сто­ рон ы “ , то будьте у верен ы , товарищ и, что и самому Ч уж аку ста­ нет стыдно. Ж ал ь то л ь к о , что прием этот не очень оригинален. Э то , вед ь, не первы й изобрел его В. Е рм илов. Впрочем — и не последний. П оследний и зо б р етател ь п ока что — И уда Гросм ан-Рощ ин. С ледуя прим еру этого „п о к а п о сл ед н его “ , мы могли бы такж е о чен ь кстати вспомнить, что, ведь... первый И уда, по писанию, вышел из К ариота, второй из эсд еков, третий из анархистов, ч е т ­ вертый из старого „ Л е ф а “ , — до пятого ещ е история не д о к ати ­ лась. Н о... „аналоги я — к ак кстати вспом инает и И уда Гросман — не д о к а зате л ьс тв о “ . С ледую т „д о к аза тел ь ств а“ из детски надерганны х чуж ачьих ф р аз, ссылки Е рм илова на А вербаха, А вербаха на Е рм илова; ну, а когда уж е ссылаться больш е не на что, пытаются с с ы л а т ь Ч уж а­ ка „в П ариж или в П р агу“ . Т ут то ж е не совсем оригинально. П ервы й сослал меня „в П ариж или в П р агу “ М. Н . П о кр о в­ ский, ош ибки к о то р о го в оц ен к е П у г а ч е в а я отм етил в кн и ж ке „П р авд а о П у гач еве“ . О тветить М. Н. П окровском у в свое время я возм ож ности не п олучил, и вот — как ныне зам ечает сам т. П о ­ кровский (в письме на имя Ф. Я. Кона) — „эт а хлесткая ф р аза, к о ­ то р о й на несчастье п о в е зл о “ , п ош ла гулять по свету. Вторым наш ел, что место моим писаниям „в П ариж е или в П р аге“ — В. ГІ. П олонский, не сош едш ийся со мной во взгл яд ах на р у к о в о д и т е л ь с т в о п о э з и е й и сославш ийся приэтом на „авто р и тетн ое свидетельство М. Н . П окровского о кн и ж ке Ч уж ака о П угачеве“ . Р еаги р о вать на эту вторую высылку меня я такж е в свое время возм ож ности не получил, но ныне, к п р евел и ко й моей радости, и сам П олонский ам нистирует меня, печатно объявляя, что „Ч уж ак — партийный коммунист, старый б ольш еви к, п о дп о л ь­ щ ик, с каторж ным стаж ем (в этом пункте т. П олонский пере-амнистировал, но я нахож у, что масло каш и не порти т. — Н. Ч.), ед и н ­ ственный настоящ ий револ ю ц и онер среди л е ф о в “ . Третьим стал ссы лать меня в „П ар и ж или в П р агу “ уди ви тел ь­ но изобретательны й р ед актор „С оврем ен н ого те атр а“ А. О рлинский, разош едш ийся со мной в о в з г л я д а х н а т е а т р и не прем и­ нувший сослаться приэтом на „а в то р и т етн о е сви детельство историка-марксиста о книж ке Ч уж ака о П угачеве“ . Н уж но ли до ск а­ зы вать, что я и в третий р аз „ с м о л ч а л “? Н апостовцы — это уж , вы ходит, четверты е. Е р м и л о в в № 1 „Н а п осту“ , отстаивая своего ж и в о г о ч е л о в е к а , категорически заявляет: „В ед ь, это о нем, о Ч уж аке, авторитетнейш ий М. Н. П о ­ кровский написал сл едую щ и е вы рази тельны е строки (сл ед у ет цитата о необходим ости послать меня „в П ариж или П р агу “ ). 22

П угачев, поэзия, театр , живой (он ж е дохлы й) чел о век — я в л е ­ ни е, как видите, явно начинает обращ аться в дурную бескон еч­ ность. С тоит кому-нибудь разой ти сь со мной во взглядах, скаж ем , на п о с л е д н е е з е м л е т р я с е н и е , как тотчас выплываю т ссы лки „ н а “ , и люди „п о сто во го “ склада начинают высылать меня „в П ариж или в П рагу“ ! Н у, что же, дороги е гармонисты: вот, п оед у я, допустим „в П а­ риж или в П р агу“ , но ведь и там мне работенка найдется. Э то гам, ведь, сколько я знаю , вырабатываю тся „ж и вы е“ , „гарм ониче­ с к и е“ , „н о в ы е“ и прочие „соц и алисти ческие“ человеки ? Б удет — зн ачи т — с кем и там подраться!

Записная книжка Лефа О на п о ш ла налево, А он п о ш ел направо.

.Выросшая в эпоху расцвета русского символизма, написавшая под сильным влиянием Л. Андреева драму .Атлантида“, находившаяся в литературной зависимости от поэтов-акмеистов во главе с Гумилевым, она нашла в себе достаточно мужества и таланта, чтобы порвать с „высокой“ литературой и уйти в журналистику“. Это о Ларисе Рейснер. (Т. Гриц, „Красная новь“, № 3, стр. 263.) А вот другое, совсем другое. .Высокое.“ „Горький сделал для меня неимоверно много, между прочим со­ действовал прекращению моей постоянной работы в газетах“. Это пишет Федин о Федине. (Бюллетень Гиза, посвященный Горькому.) Чтобы Федину было не совсем одиноко, подсадим ему Берковского из Jsf» 5 „На литературном посту“. „...если тут (в „Мятеже“) материал шел ему (Фурманову) на­ перекор, то в „Чапаеве“ материал подчинился конструктивной воле. ...Чапаев“ — оригинальное романное построение. ...Нужно отказаться от взгляда на него, как на сырые мемуары.“ Фурманов идет наперекор конструктивной воле монументальщиков. Ничего — управятся. Долой публициста-мемуариста, да здравствует бел­ летрист-романист! ....все высокое, все прекрасное...“ Мы знаем широту благословляющих жестов М. Горького. И все же