Зарубежное Россиеведение. Учебное пособие 9785392115112

Citation preview

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ЗАРУБЕЖНОЕ РОССИЕВЕДЕНИЕ УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ

ПОД РЕДАКЦИЕЙ доктора исторических наук, профессора А. Б. Безбородова

Москва 2014

УДК 908(470+571)(1-87)(075.8) ББК 26.89(2Рос)я73-1 Б39

Электронные версии книг на сайте www.prospekt.org

Авторы: А. Б. Безбородов, д-р ист. наук, проф. — предисловие, разд. 3, гл. 3, заключение; О. В. Большакова, канд. ист. наук — разд. 3, гл. 2; А. Д. Васильев, канд. ист. наук, доц. — разд. 6, гл. 2 (в соавторстве); Д. Д. Васильев, канд. ист. наук, проф. — разд. 6, гл. 2 (в соавторстве); Ю. М. Галенович, д-р ист. наук проф. — разд. 6, гл. 1; П. Глушковки, магистр истории (Польша) — разд. 5, гл. 1; Л. Е. Горизонтов, д-р ист. наук, проф. — разд. 1, гл. 2; Н. В. Давлетшина, канд. ист. наук, доц. — разд. 2, гл. 4; Н. В. Елисеева, канд. ист. наук, доц. — разд. 2, гл. 1; В. Д. Зимина, д-р ист. наук, проф. — разд. 2, гл. 2; И. В. Курукин, д-р ист. наук, доц. — разд. 7, гл. 2; Г. Н. Ланской, канд. ист. наук, доц. — разд. 4, гл. 2; И. В. Сабенникова, д-р ист. наук — разд. 1, гл. 3; Е. В. Старостин , д-р ист. наук, проф. — разд. 1, гл. 1; Ф. Г. Тараторкин, канд. ист. наук, доц. — разд. 3, гл. 4; А. М. Филитов, д-р ист. наук, проф. — разд. 7, гл. 1; Б. Л. Хавкин, канд. ист. наук , проф. — разд. 4, гл. 1; В. С. Христофоров, д-р юрид. наук, доц. — разд. 1, гл. 4; Ю. С. Цурганов, канд. ист. наук, доц. — разд. 2, гл. 3; Т. А. Шаклеина, д-р полит. наук — разд. 3, гл. 1. Под редакцией А. Б. Безбородова, д-ра ист. наук, проф.

Б39

Зарубежное россиеведение : учеб. пособие / под ред. А. Б. Безбородова. — Москва : Проспект, 2014. — 576 с. ISBN 978-5-392-11511-2 Данное учебное пособие хронологически охватывает в основном XX—XXI вв. и является результатом активного участия РГГУ, его Историко-архивного института в Болонском процессе, в первую очередь определенным итогом деятельности университетских и институтских международных магистратур по истории, политологии, международным отношениям. Его авторы — читающие магистерские курсы ученые, поэтому не в последнюю очередь книга адресована слушателям международных вузовских магистратур. В учебном пособии рассматриваются вопросы, касающиеся системы россиеведческих научных центров за рубежом, круга решаемых ими проблем; истории и организации архивной россики; современных анализов советологических концепций; возможностей отечественных органов госбезопасности в вопросах научного раскрытия зарубежных аспектов россиеведения; роли РФ в системе международной безопасности и др. Предназначено для студентов, аспирантов, научных работников, преподавателей и всех, кто интересуется проблемами россиеведения. УДК 908(470+571)(1-87)(075.8) ББК 26.89(2Рос)я73-1

ISBN 978-5-392-11511-2

© Коллектив авторов, 2014 © ООО «Проспект», 2014

ПРЕДИСЛОВИЕ Зарубежное россиеведение представляет собой относительно новое направление научных исследований и учебного процесса. Существующие интеллектуальные практики в этой области опираются на богатый опыт отечественной и зарубежной историографии, западной советологии, кремленологии. В постсоветскую эпоху российские ученые, используя принципы методологического плюрализма, научной объективности, «бесклассовости» гуманитарного знания, а также открытости российского общества, обратились к важному тезису И. Валлерстайна о том, что «история не принимает ничьей стороны»1. Данная мысль ученого об объективности научной истины в числе других помогает вписать зарубежное россиеведение в исследовательское пространство современной гуманитаристики. Россиеведение, осознавая недостаточность традиционных подходов к изучению России, позиционирует себя как академическое поле, в котором наша страна исследуется историками, экономистами, социологами, политологами, филологами, правоведами, философами и другими учеными, экспертами целостно, полидисциплинарно, в качестве сложного монообъекта. Зарубежное россиеведение, оставаясь в академическом поле россиеведения, устанавливает иную оптику при изучении нашей страны — взгляд на нее западных и восточных исследователей со своими методами познания действительности, идеологическими и политическими пристрастиями, доступной им источниковой базой. Россиеведением плодотворно занимаются в системе Российской академии наук. Многоплановую работу в данном направлении развернул с 2008 г. Центр россиеведения Института научной информации по общественным наукам РАН, в рамках которого организован соответствующий семинар, регулярно публикующий свои материалы. Центр издает сборник «Труды по россиеведению». В рамках ежегодных гуманитарных чтений россиеведческая проблематика на секционном уровне исследуется в Российском государственном гуманитарном университете. В 2011 г. профессора, преподаватели, студенты, магистранты и аспиранты представили в россиеведческом ключе на публичное обсуждение свои научные наработки по теме «Модернизационные проекты в России: история и современность». 1 Валлерстайн И. Динамика (незавершенного) глобального кризиса: тридцать лет спустя // Материалы международной конференции «Возвращение политэкономии: к анализу возможных параметров мира после кризиса». М., 2009.

4

Предисловие

Как видим, научные и учебные практики реализуются в этой сфере по принципу дополнительности. Предлагаемое вниманию читателей учебное пособие, хронологически охватывающее в основном XX–XXI вв., является результатом активного участия РГГУ, его Историко-архивного института в Болонском процессе, в первую очередь определенным итогом деятельности университетских и институтских международных магистратур по истории, политологии, международным отношениям. Его авторы — читающие магистерские курсы ученые, поэтому не в последнюю очередь наша книга адресована слушателям вузовских международных магистратур. На ее страницах читатель познакомится с системой россиеведческих научных центров за рубежом, кругом решаемых ими проблем, историей и организацией архивной россики, современным анализом советологических концепций, возможностями отечественных органов госбезопасности в вопросах научного раскрытия зарубежных аспектов россиеведения, с ролью Российской Федерации в системе международной безопасности и другими сюжетами. В то же время данная работа по ряду вполне объяснимых причин не может претендовать на окончательную завершенность. Е. В. Старостин

РАЗДЕЛ I МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ И ИСТОЧНИКОВАЯ БАЗА ЗАРУБЕЖНОГО РОССИЕВЕДЕНИЯ

ГЛАВА 1 ИСТОРИКО-ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ НАСЛЕДИЕ РОССИЕВЕДЕНИЯ ЗА РУБЕЖОМ История России своими корнями уходит в далекое прошлое. Во всяком случае, историки ее начинают задолго до образования в последней четверти IX в. Древнерусского государства в Восточной Европе. О жизни и быте прародителей славян, заселивших огромные пространства Центральной, Восточной и Северной Европы, можно узнать из древнегреческих, византийских, германских, скандинавских, арабских, иранских и т. д. источников2. Сведения иностранного происхождения о природе, территории, климате, людях, о событиях нашей страны, как и отечественные источники, сохранившиеся за рубежом, составляют то, что в исторической науке принято называть зарубежной архивной россикой. Сам термин «россика» (руссика) появился и утвердился в западноевропейской науке в 20–40-е гг. XIX в. для обозначения рукописных и печатных книг по русской истории, хранившихся в крупнейших библиотеках Италии, Франции, Великобритании, Швеции. В начале XX в., в особенности после Первой мировой войны, остро поставившей задачу реституции, к этому термину все чаще и чаще стали добавлять определение «архивная россика». Огромное количество документов, вывезенных в годы революций, Гражданской войны и интервенции и сохраненных нашими соотечественниками, стало информационным ресурсом западного россиеведения. Революционные события первой четверти XX в. способствовали зарождению россиеведения как системы государственных, общественных и частных структур, институтов, кафедр, центров и т. п. Знать историю создания и состав крупнейших зарубежных архивных комплексов, их правовое положение, степень изученности важно как для понимания истоков интеллектуальных воззрений русских эмигрантов, так и для формирования у элиты принявших их стран устойчивых взглядов на историю России. Не следует забывать и об архивном интересе, так как имеющиеся сведения о разнообразных источниках по отечественной истории за рубежом позволяли соединить в единый информационный блок — сначала в виртуальный, а затем и в фактический — разрозненные временем и обстоятельствами документы. Не менее, если не более, важен политический аспект. Прошлое нас интересует постольку, поскольку позволяет оценить настоящее и наметить вехи развития будущего. 2

Древняя Русь в свете зарубежных источников / под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 1999.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

7

Историография вопроса Научный и практический интерес к иностранным архивам и содержавшимся в них сведениям по русской истории существовал давно3. Еще в 1654 г. Патриархом Никоном в далекий Афон был послан архидиакон Арсений Суханов, который доставил оттуда 498 рукописных памятников, в том числе уникальные списки IX–XIII вв., частично опубликованные в 1873 г. в Киеве4. Такими же политическими мотивами руководствовался Петр I, откомандировавший в Швецию В. Н. Татищева для изучения истории отношений России с ее северным соседом. Сведения, почерпнутые из своих находок, историк использовал при написании «Истории Российской с самых древнейших времен» (кн. 1–4) (М., 1768– 1784). Документы, найденные Татищевым, впоследствии были пополнены архивными поисками А. Чумикова, В. Соловьева, частными разысканиями М. М. Щербатова, А. И. Мусина-Пушкина, Н. И. Новикова. Не столько любознательностью, сколько государственными интересами руководствовалась Екатерина II, направившая в Тайный Ватиканский архив собирать посольские материалы Я. И. Булгакова и в Кенигсбергский архив (Архив гроссмейстера Немецкого ордена) — сенатора О. П. Козодавлева. В реализации программы собирания и издания зарубежных источников о древнейшем периоде Руси много сделали приглашенные немецкие историки: Г. З. Байер, А. Л. Шлецер, И. Штриттер и др. Блестящая плеяда ученых, объединенных русским меценатом графом Н. П. Румянцевым, активно продолжила сбор и публикацию памятников отечественной истории. А. И. Тургенев, П. И. Кеппен, И. О. Штрандман, К. И. Шульц, И. И. Григорович, Е. Болховитинов, М. К. Бобровский осмотрели многие иностранные архивы и библиотеки. Пришедшая на смену Румянцевскому кружку Археографическая комиссия, созданная правительством в 1834 г. и реорганизованная в 1837 г., стала действовать как постоянное учреждение, имеющее целью систематическое издание письменных памятников, почерпнутых из отечественных и зарубежных архивохранилищ. В архивах Швеции работали С. В. Соловьев и К. И. Якубов, Дании — С. В. Соловьев и Ю. Н. Щербачев, Италии — А. И. Тургенев, В. И. Ломанский, Ф. И. Успенский, С. Шевырев, С. С. Уваров, С. М. Строев, А. В. Страчевский, Франции — 3

Старостин Е. В. История России в зарубежных архивах. М.: Высшая школа,

1994. 4 Соловьев А. В. История русского монашества на Афоне // Записки Русского научного института в Белграде. Вып. 7. Белград, 1932. С. 137–156; Фонкич Б. Л. Греческо-русские культурные связи в XV–XVII вв. М., 1977.

8

Раздел I. Методологические основания...

А. И. Тургенев, С. М. Строев, П. А. Муханов, Англии — С. И. Елагин, Ю. В. Толстой и др. Нет необходимости перечислять всех археографов, зачастую самоучек, принявших активное участие в поисках документов по отечественной истории за рубежом. С 1866 г. к этой работе подключились сотрудники Русского исторического общества: С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, Н. И. Костомаров, Н. Ф. Дубровин, П. П. Пекарский, В. И. Сергеевич, И. Е. Забелин, С. Ф. Платонов, В. С. Иконников и др. В основу «Дипломатической переписки иностранных послов и посланников при русском дворе» были положены источники иностранного происхождения. 143-томное издание «Сборников РИО» не имеет себе равных среди подобных иностранных изданий. За небольшим исключением публиковавшиеся документы были извлечены из архивов Англии, Австрии, Голландии, Италии, Пруссии, Франции. Обследование иностранных хранилищ продолжалось как правительственными учреждениями, так и частными лицами. Не последнюю роль сыграли Академия наук и столичные университеты. В. В. Макушев, А. И. Яцимирский, М. Д. Бутурин, Н. Н. Любович, И. В. Левицкий, Ю. В. Готье, Е. Ф. Шмурло5 и многие другие провели большую работу в поисках материалов по русской истории. Попытку на библиографическом уровне обобщить работу отечественных и зарубежных ученых по изучению «россики» предпринял И. М. Смирнов, опубликовавший в 1916 г. в Сергиевом Посаде «Указатель описаний славянских и русских рукописей отечественных и зарубежных книгохранилищ». Назовем также малоизвестную работу Б. P. Брежго «Русские музеи и архивы вне России» (Даугава, 1931). Историки советской эпохи, много времени и сил посвятившие изучению и деятельности эмигрантских организаций, оставили в тени их работу по собиранию и хранению документов по истории оппозиционного и революционного движения. Конечно, благодаря трудам В. В. Максакова, И. П. Козлитина, В. Аникеева, В. Е. Корнеева и др. общая картина создания историко-партийной документальной базы Коммунистической партии нарисована достаточно подробно. Но внимание к историко-партийной науке обернулось полным пренебрежением в деятельности так называемых непролетарских партий и эмигрантских групп по собиранию и сохранению историко-документального наследия. Даже профессиональные историки, не говоря о представителях других профессий, мало знали о деятельности русских эмигрантов по формированию культурно-исторических центров — в Англии 5

Шмурло Е. Ф. Россия и Италия: сборник исторических материалов и исследований, касающихся сношений России с Италией: в 4 т. СПб.; Л., 1907–1927.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

9

(А. И. Герцена, В. И. Касаткина), во Франции (Тургеневская библиотека в Париже, 1876), в Швейцарии (Центральный партийный архив и библиотека РСДРП в Женеве, Библиотека Г. А. Куклина в Женеве, 1906), в Германии (Хранилище печатных и рукописных изданий Д. И. Бебутова, 1911), в Чехословакии (Русский заграничный исторический архив в Праге, 1923), в Нидерландах (Международный институт социальной истории в Амстердаме, 1935), в США (Гуверовский институт войны, мира и революции в Стэнфорде, 1923). Перед Первой мировой войной внепартийные русские библиотеки-архивы имелись в Дрездене, Лейпциге, Гейдельберге, Кобурге, Ахене, Ницце, Женеве, Цюрихе, Кларане и других городах Европы. В этих архивохранилищах основную работу по комплектованию, описанию и частично использованию архивных материалов проводили бывшие работники российских архивов и академических учреждений, оказавшиеся по тем или иным причинам в эмиграции. Сведения о наличии крупных документальных комплексов отечественного происхождения по истории нашей страны, конечно, просачивались в среду историков-профессионалов. Но после Октябрьской революции никто не осмеливался публично сообщить и обобщить их деятельность. Что-то разрешалось старому революционеру и коллекционеру В. Д. Бонч-Бруевичу, который возглавил с 1933 г. Государственный литературный музей. Тесно связанная с музеем редакция «Литературного наследства» (И. С. Зильберштейн) робко вела переписку с зарубежными коллегами на предмет получения копий с документов выдающихся русских писателей, революционеров: А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. И. Герцена, Н. П. Огарева, М. А. Бакунина и др. Возвращение документов отечественного происхождения в составе Русского заграничного архива, переданного в 1946 г. правительством Чехословакии, и других собраний документов (Н.А. Рубакина и др.) прошло незаметно для научной общественности страны. «Холодная война» и ее последствия надолго закрыли пути международного культурного сотрудничества с западным миром. Некоторое смягчение идеологических установок наблюдалось после смерти вождя народов в условиях неполной половинчатой десталинизации. Историческая наука от практики полных запретов стала переходить к изучению «опасных» тем, доверяя их идеологически проверенным исследователям. Появились благоприятные возможности для получения из зарубежных стран на основе взаимовыгодного обмена источников по истории народов СССР. В начале 60-х гг. прошлого века при ЦГАОР СССР (современныне ГА РФ) было открыто архивохранилище микрофильмов с задачей обеспе-

10

Раздел I. Методологические основания...

чить хранение микрофильмов, фотокопий и ксерокопий документов, полученных из-за рубежа. Среди историков первым, кто обратил внимание научной общественности на проблему сохранения и описания памятников отечественной культуры, находящихся в зарубежных странах, был В. Т. Пашуто, опубликовавший в «Голосе Родины» [1974. № 7 (1787)] статью «Сохранить для науки, для истории». Но, к сожалению, она прошла мало замеченной отечественными историками, так как была ориентирована на соотечественников за рубежом. Почин, однако, не пропал даром, и через несколько лет, в начале 80-х гг. эта проблема широко обсуждалась на страницах «Литературной газеты». Ученые, принявшие участие в общесоюзной дискуссии «Открыть неоткрытые острова сокровищ», вполне справедливо выразили тревогу за судьбу разошедшихся по всему миру письменных и материальных памятников народов России. В это же время в кругу бывших выпускников МГИАИ Ю. Жукова, Е. Жигунова, А. Зайцева, В. Орешникова, работавших в редакции «Советской энциклопедии», созрела идея включить в очередной том задуманной «Отечественной энциклопедии» серию статей по русскому зарубежью. Среди них должна быть статья Е. В. Старостина, обобщающая сведения о российских документах в зарубежных архивах и библиотеках. Политическая ситуация конца 80-х гг., последующий разгром редакции не позволили появиться подготовленному тому. Одна из предполагаемых работ по этой теме была опубликована во ВНИИДАД в 1988 г. под названием «Документы по истории России в зарубежных архивах»6. В 1994 г. несколько дополненная брошюра Е. В. Старостина была переиздана в издательстве «Высшая школа» под названием «История России в зарубежных архивах»7. Плотина была прорвана. В 1992 г. вышла прекрасная монография В. Т. Пашуто «Русские историки-эмигранты в Европе», материалы для которой историк собирал в 70–80-х гг. В перестроечное и постперестроечное время публикуется огромное количество статей, докладов на конгрессах соотечественников, материалов международных конференций. Из них мы узнаем об активной собирательской деятельности ИМЛИ РАН, МИД, ЦМВС, РГБ, РНБ, РНИСНП, РФК, Библиотеки-фонда «Русское зарубежье», феде6

Старостин Е. В. Документы по истории России в зарубежных архивах. М.: ВНИИДАД, 1988. 7 Старостин Е. В. История России в зарубежных архивах. М.: Высшая школа, 1994. С. 78. Эта брошюра в качестве главы вошла в книгу Е. В. Старостина «Зарубежное архивоведение. Проблемы истории, теории и методологии» (М.: Русский мир, 1997. С. 204–224, 280–322).

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

11

ральных государственных архивов и т. д.8 По ценности и по объему полученных из-за рубежа комплексов архивных источников на первое место следует поставить ГА РФ. Директору архива С. В. Мироненко и его активным сотрудникам удалось убедить держателей архивных материалов, что лучшего места для обеспечения их сохранности они не найдут. Особо интересные материалы были получены по так называемой второй волне эмиграции. В серии работ С. В. Мироненко, А. В. Попова, Т. Ф. Павловой, К. Б. Ульяницкого и др. была показана большая ценность возвратившихся на родину исторических памятников9. Суммирующие труды по истории эмигрантских архивов принадлежат доценту ИАИ РГГУ А. В. Попову, который начиная с 1988 г. выпустил серию хорошо документированных книг10. В выполнении благородной задачи по восстановлению историкокультурного документального наследия России были не только успехи, но и неудачи. Едва ли могут похвастаться успехами участники программы «Об организации работы по выявлению и возвращению зарубежной архивной россики» Государственной архивной службы, утвержденной приказом от 16 декабря 1992 г. № 233. В программе было предусмотрено все, кроме средств и людей, которые должны были ее выполнять. Почти заглохла ценная инициатива сотрудников ВНИИДАД середины 90-х гг. (В. Д. Банасюкевич, И. В. Сабенникова и др.), приступивших к созданию обширной базы данных по зарубежной архивной россике. 8 Сабенникова И. В. Библиография. Зарубежная архивная россика // Вестник архивиста. 1998. № 5, 6; 1999. № 1–2, 4, 5; 2000. № 1; 2001. № 4–5; Проблемы зарубежной архивной россики: сб. ст. // Материалы первой российской научнопрактической конференции (Москва, 1993 г.). М.: Русский мир, 1997; Культурное наследие российской эмиграции 1917–1939 гг. // Материалы международной научной конференции (29 ноября — 1 декабря 1999 г.). Зарубежная Россия. 1917– 1939. СПб., 2000; Зарубежная архивная россика. Итоги и перспективы выявления и возвращения // Материалы Международной научно-практической конференции (16–17 ноября 2000 г.). М., 2001; Документальное наследие по истории русской культуры в отечественных архивах и за рубежом // Материалы Международной научно-практической конференции (Москва, 29–30 октября 2003 г.). М.: Росспэн, 2005. 9 Фонды Русского заграничного исторического архива в Праге: межархивный путеводитель. М.: Росспэн, 1999; Павлова Т. Ф. Русский заграничный исторический архив в Праге // Вопросы истории. 1990. № 11. С. 18–30; Попов А. В. Русское зарубежье и архивы. М., 1998; Ульяницкий К. Б. Новые поступления микрофотокопий россики в ГА РФ // Документальное наследие по истории русской культуры в отечественных архивах и за рубежом… С. 224–232. 10 Попов А. В. Русское зарубежье и архивы. М., 1998; Он же. Россика в США. М., 2001; Он же. Российское православное зарубежье. История и источники: с приложением систематической библиографии. М., 2005.

12

Раздел I. Методологические основания...

Зарубежная историография архивной россики Чтобы закончить историографический обзор, назовем ряд крупных работ западных специалистов, описавших в 70–80-х гг. прошлого века архивные собрания по русской истории. В целом они так или иначе связаны с идеологией и политикой правящих кругов Запада в отношении Советского Союза. Сжатое в плевок выражение Р. Рейгана об СССР того времени как «империи зла» отражало также и политику американских сателлитов в Западной Европе. Вернемся, однако, к первым послевоенным годам в Западную Европу. На другой год после окончания войны представитель первой волны эмиграции Д. П. Рябушинский открыл в Париже Общество сохранения русских культурных ценностей. Цель Общества вытекала из названия: сохранение наряду с другими культурными ценностями архивов по истории Отечества, но прежде всего по истории эмиграции. Инициаторы, лишенные государственной поддержки, не смогли сохранить в целости документальное собрание. Им удалось в 1971 г. подготовить и издать книгу «Зарубежная Россия» с дополнениями 1973 г. К сожалению, впоследствии архивные документы, собранные обществом, разошлись по разным хранилищам Франции. Некоторые из них пересекли Атлантический океан и оказались на библиотечных и архивных полках США. Как можно было предвидеть, исчезли во Франции и другие эмигрантские собрания. Сохранились поддержанные правительством Центр русских исследований в Медоне и Славянская библиотека. В полузакрытом состоянии существуют Архив Архиепископии русских православных приходов в Западной Европе и Архив Собственной канцелярии Главы Императорского Дома в Сен-Бриаке. Как и в некоторых хранилищах США, здесь заведует архивом выпускник Историко-архивного института РГГУ А. Н. Закатов. Во Франции первой серьезной работой в этой области стал путеводитель Мишеля Лезюра «История России в Национальном архиве» (Париж, 1970). Еще в 60-е гг. французский исследователь провел ряд интенсивных разысканий по русской истории в архивах Министерства иностранных дел и Министерства обороны Франции. Его поиски документов по русской истории в Национальном архиве завершили архивную трилогию (НА, МИД, МО). Скорее всего, М. Лезюр при описании использовал описи, не просматривая дела и отдельные документы. Этим, пожалуй, можно объяснить наличие в путеводителе ошибок в транскрипции русских фамилий, имен и т. д. От предложения автора этих строк перевести и издать этот справочник в России М. Лезюр отказался, и причины этого решения очевидны.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

13

Из последующих изданий этого жанра во Франции упомянем альбом «Россия — СССР. 1914–1991. Перемена взглядов» (Париж, 1991). Иллюстрации, сопровождавшиеся статьями Вл. Береловича, М. Ферро и др., почерпнуты из самых разных коллекций 150 государственных и частных учреждений Франции. Западные политологи, поддержанные идеологами первой волны перестройки — А. Н. Яковлевым, Ю. Н. Афанасьевым, учили россиян смотреть на российскую историю их глазами. В последнее время французская историческая наука переключилась на исследование документов по истории Франции в архивохранилищах России и здесь добилась больших успехов11. Редкие материалы о сотрудничестве русских и французских ученых, писателей, политических деятелей читатель найдет в публикациях коллоквиума «Франция и французы в России (1789–1917)», состоявшегося в Париже 25– 27 января 2010 г., и конференции «Французы в научной и интеллектуальной жизни России XVIII–XX вв.», прошедшей в Москве 16–18 сентября 2010 г.12 Из печатной россики других европейских стран выделим путеводитель, подготовленный в Великобритании в 1987 г. Дженет М. Хартли. В свой обзор «Документы и письменные памятники Объединенного Королевства, отражающие историю России и СССР» Хартли включила главным образом документы Национального архива и Британской библиотеки. Упор, безусловно, был сделан на внешнеполитическую документацию13. Германия, Италия, Голландия, Испания, Швейцария ограничились некоторыми случайными публикациями по архивной россике14. 11 Les sources de l`histoire de France: Guide de recherches dans les Archives de 1`Etat de la Fédération de Russie à Moscou (XVI–XX siècle). Paris: L`Ecole des Chartes, 2010. 12 Французы в научной и интеллектуальной жизни России XVIII–XX вв. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2010. Материалы коллоквиума увидят свет в 2011 г. 13 Hartley Janet M. Guide to Documents and Manuscripts in the United Kingdom Relating to Russia and the Soviet Union. London and New York: Mancell Publishing Limited, 1987; Foreign Collections and Soviet Archives Russian Archeographic Efforts in Great Britain and problem of Provenance // The Study of Russian History from British Archival Sources / Ed. by Janet M. Hartley. London, New York: Mansell, 1986. 14 Ginther O. Handschriften in Deutschland // Zeitschift fu Slavistik. 1960. Bd. 5. S. 317–350; République Fédérale d` Allemagne // Archivum. Paris, 1969. Vol. 15. S. 29– 71; République democratique d`Allemagne // Archivum. Paris, 1969. Vol. 15. S. 9–28; Справка о документах по истории отношений между Италией и Россией, хранящихся в некоторых государственных архивах Италии // Россия и Италия. М., 1968. С. 407–452. В последнее время большую работу по собиранию и изучению сведений о славянских рукописях, хранящихся в Италии, проводит Центр документации славянских рукописей «CEDOMAS», выпустивший их каталог (1978) и другие справочные материалы (Espagne Archivum. Paris, 1969. Vol. 15. P. 107–145).

14

Раздел I. Методологические основания...

С 70-х гг. инициатива освоения архивной россики полностью переходит в Новый свет. Справедливости ради следует заметить, что первые опыты описания документов по россике американские архивисты провели в начале 50-х гг. Национальный архив США опубликовал первый обзор по россике (1952) и приступил к выполнению целой программы по микрофильмированию в основном трофейных документов по истории русско-американских и советско-американских отношений. Не забыли они и о так называемом Смоленском архиве, прибранном американской разведкой в разрушенном послевоенном Берлине. Как и следовало ожидать, американские специалисты для начала разобрались с дипломатической документацией. Этой задаче отвечало серьезное исследование историко-дипломатических архивов Западной Европы, предпринятое Даниелем Томасом и Линном Кейзи. Их «Новый путеводитель по дипломатическим архивам Западной Европы» 1975 год был и остается настольной книгой для исследователей истории дипломатии15. Более обобщающий указатель 1980 г., включавший библиотечные и архивные материалы по истории СССР и других стран Восточной Европы, хранящиеся в архивохранилищах Западной Европы, был составлен Р. Левански. Соединение в одном издании описания архивных и печатных материалов в известной мере может затруднить работу исследователя, но не ухудшает качество справочника16. Издание фундаментального путеводителя по фондам россики и советики американцев Джона Брауна и Стивена Гранта в 1981 г. следует признать большим успехом. Профессиональный обзор документов по русской истории, хранящихся в Вашингтоне, написан одним из лучших знатоков россики Стивеном Грантом, за плечами которого стоит не один год кропотливого труда17. Такую похвалу нельзя адресовать Роберту Карловичу — автору обзора документов по россике в хранилищах Нью-Йорка, появившегося в 1991 г. Американская печать отмечает, что он готовился в спешке, что и объясняет наличие пропусков важных собраний и публикаций по россике18. 15 Thomas Daniel H. and Case Lynn M. A. New Guide to the Diplomatic archives of Western Europe. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1975. 16 Lewanski Richard C. Eastern Europe and Soviet Union: A Handbook of West European Archival and Library Resources. New York, Munich, London, Paris: K. G. Saur, 1980. 17 Brown John H., Grand Stephen A. The Russian Empire and the Soviet Union: A Guide to Manuscripts and Archival Materials in the United States. Boston: G. K. Hall, 1981. 18 Karlowich Robert A. A. Guide to Scholariy Resources on the Russian Empire and the Soviet Union in the New York. Metropolitain Area. Armonk. New York, London: V T. Sharpe, 1990; Hartley M. Solanus. 1991. № 5. P. 109–200.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

15

Ценным дополнением к справочникам о документах внешней политики, изданным в США, послужил путеводитель Р. Джонстона, увидевший свет в 1991 г. Отвечая на запросы своего времени, автор сосредоточил внимание на описании материалов советской внешней разведки19. Активен был Гуверовский институт войны, мира и революции, выпустивший в 1985 г. путеводитель, а на следующий год — перечень коллекций, составленный Кэролом Лиденхэмом20. Автор, конечно, учел все то, что было написано ранее и по тем или иным причинам устарело21. Исследователи наконец получили подробное описание архива Бориса Николаевского, сделавшего чрезвычайно много для сохранения документальной памяти России22. Архивный кладоискатель нашего института доцент В. В. Крылов оставил об этом подвижнике несколько прекрасных статей23. Как всегда, плодотворно работали сотрудники отдела редких книг и рукописей Колумбийского университета. Ими был подготовлен подробный каталог документов Бахметьевского архива24. И здесь не последнюю роль сыграли выходцы из России, в частности ученик А. А. Зимина Евгений Бешенковский, выпускник МГИАИ 1965 г. В 90-е гг. он был одним из главных исполнителей проекта по микрофильмированию местной периодической печати Советского Союза 1917–1930 гг. Мода на Россию подтолкнула и другие американские научные центры к публикации справочников о документах российского происхождения, содержащихся в их коллекциях. Уникальной была инициатива Еврейской теологической семинарии (Дэвид Фишман) и Института еврейских исследований в Нью-Йорке (ИВО, Марек Вебб) по собиранию сведений о сохранившихся в архивохранили19

Johnston Robert H. Soviet Foreign Policy. 1918–1945: A Guide to Research and Research Materials. Wilmington: Scholariy Resources, 1991. 20 The Library of Hoover Institute on War, Revolution and Peace / Ed. by Peter Duigam. Stanford University, 1985. P. 29–37, 126–129; Guide to the Collections in the Hoover Institution Archives Relating to Imperial Russia, the Russian Revolution and Civil War, and First Emigration / Comp. by Leadenh am Stanford. Hoover Institution Press, 1986. 21 Более ранний обзор, написанный Дж. В. Двайнером, см. в кн.: Russia, the Soviet Union Eastern Europe. A Survey of Holding at the Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Stanford, Hoover Institution Press, 1980. 22 Bourguina Anna V. and Jakobson Michael. Guide to the Boris Nikolaevsy. Collection. Stanford, Hoover Institution, 1989. (Михаил Якобсон, сын профессора А. Т. Николаевой, с 1956 по 1961 г. учился в МГИАИ. Эмигрировал в США.) 23 Крылов В. В. Его страстью был архивизм: Б. И. Николаевский // Отечественные архивы. 1995. № 3. С. 25—36; Он же. Б. И. Николаевский // Историки России XVIII— XX веков. М., 1996. Вып. 3. С. 104—113; Он же. Д. Б. Рязанов и Б. И. Николаевский // Д. Б. Рязанов — ученый, государственный и общественный деятель. М., 2000. С. 89—97. 24 Russia in the Twentieth Century: A Catalog of the Bakmeteff Archive of Russia and East European History and Culture. Boston: G. K. Hall, 1987.

16

Раздел I. Методологические основания...

щах России, Белоруссии и Украины документах по истории евреев. С небольшими перерывами исследовательская работа продолжается почти двадцать лет, в результате собрана большая компьютерная база данных в Нью-Йорке (ИВО) и издана серия путеводителей в шести томах на русском языке. Издания продолжаются. К числу экзотических отнесем проект РОИА с американскими мормонами на микрофильмирование метрических книг, сохранившихся в отечественных центральных и региональных архивах, действующий уже более десятка лет. Конечная суммированная информация поступает в объединенный компьютерный центр мормонов в США. Научная польза от этого проекта для отечественных историков — нулевая, коммерческая выгода для архивистов и сотрудников РОИА — минимальная, зато моральные потери ощутимы, поскольку в России информации, сконцентрированной в одном месте, не остается. Тем более что цели подобного исследования, первоначально сформулированные американской стороной, лежат за гранью светского сознания. В последнее 20-летие в американской научной среде выделилась Патриция Г. Кеннеди, признанная одним из лучших знатоков архивов СССР и России. В приложении к своим трудам она не раз указывала на наличие документов по русской истории, сосредоточенных в архивохранилищах зарубежных стран. Как член Института украинских исследований Гарварда она особо озаботилась историко-документальным наследием Украины, посвятив ему солидную монографию «Thophies of War and Empire. The Archival Heritage of Ukraine, Word War II, and the International Politics of Restitution». Исследовала она также вопросы судьбы Тургеневской библиотеки, Смоленского архива, гласности в архивах, типологии зарубежной архивной россики и т. п. Плодовитость американской ученой поражает, как и настораживает ее односторонняя позиция в правовых вопросах судьбы историко-документального наследия России и реституции документов25. 25 Гримстед П. К. Архивная россика / советика. К определению типологии русского архивного наследия за рубежом // Проблемы зарубежной архивной россики. М., 1997. С. 7–43; Она же. Зарубежная архивная россика и советика. Происхождение документов или их отношение к истории России (СССР). Потребность в описании библиографии // Отечественные архивы. 1993. № 1. С. 20–53; Она же. Цель выявления зарубежной архивной россики: политика или культура? Зарубежная архивная Россика. Итоги и перспективы выявления и возвращения. М., 2001. С. 20–39; Она же. Тургеневская библиотека в Париже: книги как жертвы и трофеи войны // Документальное наследие по истории культуры в отечественных архивах и за рубежом. М.: Росспэн, 2005. С. 322–342; Она же. Archives and Manuscript. Repositories in the URSS. Estonia, Latvia, Lithuania, and Belorussia. Princeton, New Jersey: Priceton University Press, 1981; Она же. Thophies of War and Empire. The Archival Heritage of Ukraine, Word War II, and the International Politics of Restitution. Camdridge, Massachusetts: Harvard University Press, 2001.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

17

Анализируя современную политику западных стран по овладению и сохранению документов по истории России, нельзя не вспомнить об Израиле. В отличие от американских сотрудников и профессоров Еврейской теологической семинарии и Института еврейских исследований (Нью-Йорк), собиравших и систематизировавших информацию в электронном виде об источниках по еврейской истории, израильские ученые, значительная часть которых была выходцами из Советского Союза, осуществили ряд программ («Еврейское наследие» и др.) по фактическому вывозу из России, Украины, Белоруссии оригинальных и копийных источников, отражавших еврейскую историю. Для этих целей использовались разные методы, вплоть до криминальных. Широко известна борьба «наследников Шнеерсона» за передачу им (т. е. Израилю) его коллекции из Отдела рукописей РГБ («Ленинки»). Достаточно вспомнить о попытке нелегально вывести в 1977 г. в Израиль богатую коллекцию, собранную А. С. Приблудой26. В настоящее время она хранится в РГАСПИ. Но были и невосполнимые потери. В 1973 г. Н. Я. Мандельштам, опасаясь ареста и конфискации архива своего знаменитого мужа, вывезла архив сначала во Францию, а затем безвозмездно подарила его через три года Принстонскому университету27. В славянских землях Восточной Европы всегда существовал устойчивый интерес к историческим источникам северного соседа. В Чехословакии хранители Архива Академии наук и Литературного архива Музея национальной культуры подготовили и опубликовали путеводитель, включивший обзор 84 архивных фондов из 16 чешских архивов по русской и украинской эмиграции. Материалы по истории России Пражской славянской библиотеки, Центрального государственного архива и Литературного архива Музея чешской литературы явились предметом профессиональных обзоров И. Вайцека, Р. Махатковой и М. Дандовой. В Польше над описанием документов по истории двусторонних связей плодотворно работал А. Мохоль, опубликовавший справочник по архивным фондам, русской прессе, персоналиям. Православная Сербия осуществила серию мероприятий по изучению русской эмиграции в Югославии начиная с симпозиума «Вклад русской эмиграции в развитие 26 Приблуда Абрам (1900–1978) — экономист, коллекционер, антропонимик. Работал в различных хозяйственных и экономических учреждениях СССР. Специализировался на изучении происхождения еврейских фамилий. 27 Нерлер П. М. Материалы об О. Э.Мандельштаме в американских архивах // Россика в США: сб. ст. Материалы по истории русской политической эмиграции. Вып. 7. М.: Институт политического и военного анализа, 2001.

18

Раздел I. Методологические основания...

сербской культуры. XX в.», прошедшего в Белграде в 1993 г. По материалам симпозиума в 1994 г. издан двухтомник. Одновременно в Белграде увидела свет книга «Русские без России. Сербские русские: Россия в документах югославских архивов» в 1997 г.28 Из других изданий этого времени назовем сборник статей российских и югославских ученых «Русская эмиграция в Югославии» и воспоминания Игоря Блуменау «Судьба русских эмигрантов в Белграде» (М.: Мосгорархив, 2000). Зарубежные коллеги, посвятившие себя изучению России, не были беспристрастными исследователями — они руководствовались прямыми идеологическими заказами, защитой так называемых национальных интересов или устойчивыми, нередко мифологизированными представлениями о русской нации, передававшимися от одного поколения к другому. Итак, на начало 30-х гг. в эмиграции, констатирует В. Брежго, насчитывалось 14 музеев и 10 архивов, собиравших экспонаты, исторические памятники по русской истории29. После Второй мировой войны число подобных архивохранилищ увеличилось в разы. Точный подсчет был затруднен тем, что многие архивохранилища существовали и существуют не в структуре государственных учреждений, а в частной сфере, на деньги спонсоров, добровольных жертвователей и т. п. Это во-первых. Во-вторых, архивохранилища редко выделялись в самостоятельные учреждения, они продолжали существовать как научные центры, совмещавшие функции архивов, библиотек и музеев. И, в-третьих, архивы, напрямую зависимые от судьбы фондообразователя, часто испытывали все жизненные обстоятельства своего владельца: отсутствие необходимых денежных средств, дефицит специалистов, частые переезды, изменение политики стран в отношении русской эмиграции и т. д. В основном выживали те, кто находил поддержку со стороны правительств зарубежных стран. Например, РЗИА в Чехословакии сохранился и оформился в профессиональное хранилище благодаря финансовой поддержке чехословацкого правительства — вначале МИДа, а затем МВД; Гуверовская библиотека, Русские исследовательские центры в США существовали за счет помощи правительств и университетов. Международный институт социальной истории в Амстердаме получает солидную финансовую поддержку со стороны правительства Голландии. Т. С. Кабочкина (Волкова), Ю. П. Свириденко, С. В. Кулешов, О. В. Агафонов, написавшие полезную, но, к сожалению, не замеченную научной обществен28 29

Россия в документах югославских архивов. Белград — Београд, 1997. Брежго В. Указ. соч. С. 2.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

19

ностью книгу «Национальные отношения в СССР и советология: центры, архивы, концепции» (М., 1988), указывали на 600 различных институтов, центров, кафедр, исследовательских групп, занимавшихся советологией и имевших необходимые документальные ресурсы.

Типология русского зарубежного архивного наследия Вопросы типологии русского архивного наследия за рубежом неоднократно поднимались в докладах и сообщениях на российских и международных архивных форумах, а также в печатных изданиях. Но Патриции Гримстед Кеннеди по праву принадлежит честь впервые представить их в достаточно четкой и продуманной форме. Доклад под названием «Архивная россика / советика. К определению типологии русского архивного наследия за рубежом» был прочитан на международной конференции «Проблемы зарубежной архивной россики», состоявшейся в декабре 1993 г. в актовом зале РГАСПИ на Советской площади. Однотонность манеры изложения, американизированная архивная лексика, тривиальность поднятых проблем и, вполне возможно, неготовность аудитории не позволили докладчику привлечь внимание к этой важной теме. В докладе Патриция Гримстед Кеннеди выступила как прилежная ученица Гарвардской школы россиеведения, сохраняя протокольную вежливость к хозяевам, которые предоставили ей редкую возможность для исследования своих документальных закромов. Желающих ознакомиться с ее концепцией отсылаем к работам американского автора на русском и английском языках, имеющим, заметим, существенные расхождения. Приступая к анализу типологии зарубежной архивной россики, обратим внимание на ряд общих положений, коими не следует пренебрегать. Архивы, как и библиотеки, музеи, являются важнейшей частью историко-документального наследия России. Эти институты социальной памяти создавались на протяжении многовековой истории народов, населявших территорию Российской империи, СССР и Российской Федерации, и составляют так называемую общественную (общенародную) собственность. Государственные, региональные и муниципальные учреждения их сохраняли и предоставляли для использования. Чтобы архивные документы не теряли своей информативной ценности, историко-архивоведческая наука разработала ряд принципов, которыми руководствуются архивисты абсолютного большинства стран. Речь идет прежде всего

20

Раздел I. Методологические основания...

о фондовом и территориальном принципах комплектования, описания и хранения документов. Признание недробимости фонда, документальной группы, серии, дела, исторически сложившегося архива, другими словами — принципа происхождения играет определяющую роль при решении судьбы документов в процессе реституции между государствами. Итак, зарубежную архивную россику составляют документы, созданные как в России, так и в зарубежных странах о России. Отдельную группу формируют документы различных международных организаций. В рамках какой структуры: государственной, корпоративной, частной, на каком языке, в какой стране и этнокультурной группе были составлены документы — в данном случае большого значения не имеет. Важно, что они так или иначе отражают историю нашего Отечества, а следовательно, способствуют определению нашей идентичности. Первая группа — документы отечественного происхождения — включают соответственно: а) законодательные, нормативные акты, распорядительные документы, созданные высшими органами власти и государственного управления в течение всего развития Русского государства от Киевской Руси до настоящего дня, включая управление в период господства Золотой Орды, Новгородской боярской республики, Временного правительства, центральных администраций Деникина, Колчака, Махновии и т. п.; б) документы провинциальных и местных органов власти: от наместников, старост до сегодняшних губернаторов; в) документы российских посольств, миссий, консульств, зарубежных культурно-просветительских центров; г) документы Вооруженных Сил Российской Федерации (Московского царства, Российской империи, СССР); д) документы политического сыска; е) документы российских негосударственных организаций, обществ: архивы Русской Православной Церкви (частично), Католической, Протестантской, Лютеранской, Униатской и т. д.; архивы исламских, иудейских, буддистских организаций, сект и других вероисповеданий, существовавших на территории России; архивы политических партий: КПСС, социал-демократов, эсеров, кадетов, анархистов и т. п.; бумаги частных лиц: фамильные, семейные архивы, коллекции. Задача государственной архивной службы страны состоит в том, чтобы иметь полную информацию об этих документальных материалах и по возможности способствовать их возвращению на родину. При решении проблемы реституции на первый план выходят

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

21

знания — о местонахождении этих материалов за рубежом (национальные хранилища, региональные, местные архивы, рукописные отделы библиотек, музеев, архивные собрания эмигрантских организаций, частные хранилища, секретные архивы), о правовом положении документов (государственное и негосударственное происхождение, частное, семейное), о наличии правового акта на хранение, завещание и т. п., о времени и обстоятельствах создания документа (на Родине, на чужбине), об археографическом освоении источников (публикации, в том числе и в Интернете), их доступности, стоимости. Вторая группа — документы иностранного происхождения по истории России. В целом они повторяют сложившуюся схему государственного управления, но имеют несколько отличные приоритеты. Кроме архивов МИД, МО нередко ведущие позиции могут занять МВД (политическая полиция), Министерство культуры и просвещения. Не надо сбрасывать со счетов и муниципальные архивы, власти которых следили за бытом, поведением, контактами эмигрантов. Исследователь, приступивший к изучению зарубежной архивной россики, должен иметь глубокие познания в области современного состояния и эволюции государственного аппарата, истории эмиграции, реэмиграции. Большая часть документов из этой группы написана на языке изучаемой страны. И, наконец, третья группа документов, отложившихся в архивах Международных организаций: Международного Красного Креста, Лиги Наций, Международного института интеллектуального сотрудничества, ООН, ЮНЕСКО, Международного суда, Международной амнистии, Международного олимпийского комитета, Международной шахматной федерации, Гринписа, Международного банка развития, Международного совета архивов, Международной библиотечной ассоциации и др. Список можно продолжить, и трудно будет поставить точку, поскольку число их продолжает расти. Большинство международных организаций возникло в XX столетии. Не все из них имеют собственные хранилища, более ранние сохранили их в структуре архивных служб стран прежнего пребывания. С учетом объема сохраненной информации, ее научного и практического значения мы можем обозначить как минимум три пояса стран. Первый пояс включает страны, входившие в разные периоды в состав императорской России, СССР, плюс Финляндию, Польшу и Аляску (США до 1867 г.). Документы, созданные в период вхождения территорий в состав России, без исключения являются важнейшей частью зарубежной архивной россики. Второй пояс составляют страны, с которыми у России были традиционно

22

Раздел I. Методологические основания...

близкие, не обязательно дружественные, а временами даже и враждебные отношения (Австрия, Болгария, Великобритания, Ватикан, Вьетнам, Германия, Греция, Индия, Италия, Канада, Китай, Куба, Румыния, Турция, Франция, Чехословакия, Швеция, Югославия, Япония и др.). И третью группу образуют страны, с которыми у России были эпизодические, временные контакты, прерываемые на долгие годы периодами затишья и отсутствия любых видов отношений (страны Латинской Америки, Африки, частично Азии, Австралии, Новой Зеландии и пр.).

Древняя Русь в свете зарубежных архивных источников Поскольку письменность пришла на Русь довольно поздно, а первые опыты летописания просматриваются у нас в редакциях XII в., судить о ее политической, экономической и культурной истории мы можем по сохранившимся историческим памятникам зарубежных стран. Любая историческая информация о Древней Руси, идет ли речь о писаниях греческих колонистов, византийских хроникеров, арабских географов и историков, латинских монахов, скандинавских авантюристов бесценна, хотя и спорна. Фантастические представления о природе и жителях Северного Причерноморья, нарисованные в поэмах Гомера, по мере укрепления контактов и развития двусторонних связей сменяются более или менее достоверной информацией. С XI в. сведения о крупном славянском государстве обнаруживаются в германских, итальянских, английских, французских, армянских, грузинских и во многих других источниках. В задачу настоящей главы не входит обозрение даже самых заметных источников по истории Древней Руси. До революции российское антиковедение достигло выдающихся высот благодаря фундаментальным работам историка и филолога В. В. Латышева, историка Ю. А. Кулаковского, М. И. Ростовцева, И. В. Помяловского и многих других. В советское время положение изменилось в худшую сторону. «В целом положение безотрадно, — писали в коллективной статье В. Т. Пашуто, А. П. Новосельцев, И. С. Чичуров и Я. Н. Щапов, — античная археография Северного Причерноморья являет собой в настоящее время необозримое необработанное пространство, а давняя русская археографическая традиция после публикации В.В. Латышева практически прервалась»30. Восстанов30

Древняя Русь в свете зарубежных источников / под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 1999. С. 30.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

23

ление научных традиций началось с конца 60-х гг. прошлого века, когда В.Т. Пашуто удалось в рамках Института истории СССР открыть сектор истории древнейших государств на территории СССР. В сектор он пригласил талантливых выпускников — историков и филологов МГУ, МГИАИ, владеющих, как правило, несколькими языками и имеющих навыки научных исследований. Именно им (Е. А. Мельниковой, М. В. Бибикову, И. С. Чичурову, А. В. Назаренко, Н. И. Щавелевой, А. В. Подосинову, В. И. Матузовой, И. П. Старостиной, Т. М. Калининой, Т. Н. Джаксон, Е. Л. Назаровой, Г. В. Глазыриной и др. при поддержке Я. Н. Щапова) удалось выполнить план своего выдающегося руководителя по подготовке и изданию свода «Древнейшие источники по истории народов СССР» (в настоящее время — «Древнейшие источники по истории Восточной Европы»)31. Тщательно исследуемые зарубежные источники дают ответы на кардинальные вопросы зарождения и развития Древнерусского государства. Если и сохраняется материал для дискуссий, то конъюнктурщики от науки все меньше и меньше чувствуют твердую почву под ногами. Сделано немало. Но сотни, если не больше исторических памятников ждут своего часа, чтобы стать достоянием отечественной исторической науки.

Источники по истории Русского государства XIII–XVII вв. в зарубежных архивах Отрывочность и фрагментарность сведений из эпохи античности и раннего Средневековья Восточной и Северной Европы восполняются достаточно разнообразными памятниками археологии. В последующий вотчинный период русской истории, в особенности после установления татаро-монгольского ига, Русь, как Китайской стеной, была отрезана от средиземноморской цивилизации. Редкие документы, главным образом богословского характера, еще можно обнаружить среди византийского письменного наследия в монастырях Афона и Палестины, другие разошлись по хранилищам Европы и Америки. В последние годы над изучением византийской 31 Пашуто В. Т., Рыбаков Б. А. О Корпусе древнейших источников по истории народов СССР (материалы к обсуждению). М., 1974; Они же. Корпус древнейших источников по истории народов СССР // Вопросы истории. 1974. № 7. С. 49–54; Древнейшие источники по истории народов СССР. Тематика и состав выпусков по Европейскому региону (материалы для обсуждения). М., 1976; Древнейшие источники по истории народов СССР. Тематика и состав выпусков по Европейскому региону. Ч. II (материалы для обсуждения). М., 1980.

24

Раздел I. Методологические основания...

дипломатики весьма плодотворно работает И. П. Медведев32. Ватикан, который всегда помнил о своей миссионерской деятельности на Востоке, сохранил в своей библиотеке славянские рукописные книги XII–XVI вв. Там же имеются сборники о Флорентийском соборе (XV в.). Со следующего века папские нунции шлют в Ватикан донесения о Московском царстве (Тайный Ватиканский архив)33. Из итальянских архивохранилищ Государственный архив в Милане сохранил источники о приглашении итальянских мастеров в Московию, среди них упоминается Аристотель Фьораванти (Фонд Сфорца, 1450–1535). Старославянские книги сохранились в Великобритании [Коллекция славянских и русских рукописей, в том числе «Русский словарь М. Ридлея» (конец XVI в.) в Бодлеанской библиотеке Оксфорда; в Ирландии в коллекции Ч. Битти, находящейся в Библиотеке Дублинского университета, сохранилось 12 старославянских и русских рукописей, в том числе «Повесть о Тихвинской иконе Богоматери» XVII в. Среди них — «Апокалипсис толковый» с миниатюрой Иоанна Богослова XVI в.]. К услугам славистов в Славянском фонде Национальной библиотеки Франции имеются: Евангелия, апостолы, псалтыри, минеи, жития, поучения, духовные грамоты; наиболее ранний документальный сборник на пергаменте относится к XIII в. Памятники славянской и русской письменности сохранила Библиотека Лейденского университета (Нидерланды): патерикон и поучения (XIII в.), каноник (1331), псалтырь, летописец, две грамоты царя Василия III (1500–1514). В Главном архиве в Осло (Норвегия) история до нас сохранила договор о мире, заключенный Новгородом с норвежским королем. Из стран Восточной Европы Чехия, являвшаяся между двумя мировыми войнами главным местом сосредоточения русской эмигрантской профессуры, открыла значительное число научных учреждений гуманитарного толка, обслуживавших историческую науку. Церковные богослужебные книги необходимо искать в Национальном музее, Литературном архиве, Славянской библиотеке в Праге. В Национальном музее сосредоточены славянские рукописи: псалтыри, Евангелия, часословы, месяцесловы, церковные уставы, сборники житий и др. В Славянской библиотеке мы найдем церковно-поучительную и повествовательную литературу 32 Медведев Игорь Павлович (род. 1935) — российский историк-византинист, член-корреспондент РАН (1997), автор работ по истории русско-византийских отношений. 33 Ященко Е. Тайный архив Ватикана // Панорама культурной жизни зарубежных стран. Вып. 2–3. М., 1997. С. 15–19; Михайлов О. А. Архивы Ватикана: описание и путеводитель по историческим документам // Вестник архивиста. 1999. № 6 (54). С. 299–300.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

25

(притчу о семи мудрецах, о царице-львице, о королевиче испанском Франце и т. п.). В Литературном архиве в коллекции «Россика» отложились материалы слависта В. А. Францева, археолога Н. П. Кондакова и др. В целом XV век отражен по сравнению с западными странами небольшим числом документов, сохранившихся в зарубежных хранилищах. Собственно письменная история Московского государства (речь идет об устойчивых традициях) начинается с XVI в., а точнее, с его середины, когда крепнет приказная система управления государством, и царь Московии приступает к решению крупных геополитических задач, затрагивающих интересы соседей. XVI–XVII века русской истории, хотя и отличаются небольшим объемом сохранившихся за рубежом источников, резко высвечивают два основных направления деятельности молодого государства: внешнеполитическое и военное. В зарубежных архивохранилищах Австрии в Династическом, Дворцовом, государственном архиве в Вене имеются послания царя Ивана III эрцгерцогу Филиппу Красивому (1505), бумаги, связанные с ратификацией Русско-австрийского договора 1514 г., нотификационные грамоты о вступлении на престол Ивана IV и т. п.; в Великобритании — знаменитая переписка Ивана Грозного с Елизаветой I34; в Дании в Государственном архиве Копенгагена — грамоты русских царей Ивана IV, Федора Иоанновича датским королям Христиану II (1554), Христиану IV (1595); в Польше, несмотря на огромные потери в национальном документальном наследии в годы Второй мировой войны, сохранилось заметное количество исторических источников за XVI– XVII вв., разбросанных по центральным, воеводским архивам и библиотекам. В Государственном архиве древних актов, близнеце российского РГАДА, на стеллажных полках мы увидим договоры с Москвой, Псковом, молдавскими княжествами. В фондах Литовской метрики ГАДА (1447–1794), Национальной библиотеки в Варшаве, Библиотеки Чарторыйских в Кракове, Ягеллонской библиотеке в Кракове, Библиотеки Польской Академии наук в Кракове, Библиотеки католического Люблинского университета и в Высшей духовной семинарии имеются источники по русскопольским династическим, дипломатическим, военным, экономическим и культурным отношениям. Выявлением и описанием старославянских книг в 1976 г. занимался Я. Н. Щапов, опубликовавший свои изыскания в двух томах35. По степени сохранности, разнообразию источников по истории России XVI–XVII вв. и пер34

Иван IV Грозный. Сочинения. СПб.: Азбука, 2000. Щапов Я. Н. Восточнославянские и южнославянские книги в собраниях ПНР. М., 1976. Т. 1–2. 35

26

Раздел I. Методологические основания...

вой трети XVIII в. на первое место следует поставить Швецию. В Государственном архиве в Стокгольме отложилось 629 томов материалов шведских посольств в России. С аккуратностью и любовью скандинавские архивисты собрали и тщательно систематизировали в коллекции 260 русско-шведских договоров (1537–1897), 17 томов переписки царствующих особ (1537–1848). Только в военно-исторической коллекции оформлено 50 томов королевской канцелярии по военной истории России. Документы о состоянии Вооруженных Сил России разбросаны по многим коллекциям как в государственном, так и в Королевском военном архивах в Стокгольме. Среди них имеются документы Новгородской приказной избы (151 столбец, 130 книг и тетрадей) и так называемые Смоленские столбцы, состоявшие из 8 связок и 75 столбцов, которые были вывезены из России в ходе шведской интервенции начала XVIII в. Отечественными историками гораздо слабее изучены архивы Турции, хранящие большой объем документов о военном соперничестве двух стран. Некоторые из них малодоступны в силу языкового барьера, другие — из-за особенностей архивного описания. Дипломатическая переписка сосредоточена в Архиве управления премьер-министра и Архиве МИД. Интересные собрания по истории Золотой Орды, Казанского ханства, Крыма, Кавказа, Центральной Азии были перемещены в Архивы Военного министерства и Министерства морского флота. М. Лезюр только приоткрыл дверь в сокровища турецких архивов и был очень раздосадован плохим состоянием научно-справочного аппарата.

Источники по истории Российской империи (СССР) XVIII–XX вв. в зарубежных архивах Начиная с последней трети XVIII в. и в особенности с начала XIX в. в правительственном аппарате европейских стран наблюдался быстрый рост документооборота. В министерских и ведомственных архивохранилищах все больше и больше откладывается документация по разнообразным направлениям их деятельности. К дипломатическим и военным источникам добавляются материалы об экономическом и научно-культурном сотрудничестве. В связи с развитием международного революционного движения увеличивается количество документов, связанных с отслеживанием деятельности различных революционных партий, их вождей, оппозиционных кружков и т. п. Растет также объем документов в связи со значительной экономической, политической, духовной эмиграцией и реэмиграцией из России и в Россию, вызванной войнами, ре-

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

27

волюциями, крупными социальными потрясениями XIX–XX вв. и другими факторами. Дипломатическая документация продолжает оставаться предметом особой заботы государств. Во многих странах внешнеполитические ведомства сами обеспечивают ее сохранность и определяют условия доступа к документам (романские страны). В странах, в которых сильны англосаксонские традиции, документы по внешней политике поступают на хранение в центральные национальные архивы. Любое государство, которое имело и имеет дипломатические отношения с Российской империей, СССР или Российской Федерацией, с особой тщательностью хранит эту разновидность документации. В Национальной библиотеке в Австралии, Государственном архиве в Вене, Главном архиве королевства в Бельгии и в центральных архивах других государств мы встретим договоры, акты, грамоты, переписку о дипломатических контактах с Россией. Ватикан сохранил и открывает время от времени любопытные документы об отношениях Святого престола с зарубежными странами. Е.Ф. Шмурло достаточно подробно описал исторические памятники Ватиканского архива вплоть до конца XIX в. Материалы XX в. ждут своего исследователя. Корреспонденция папских представителей и нунциев из Петербурга, как и фонд Иезуитского ордена, еще не раз привлекут к себе исследователей. Как в никакой другой стране мира, в Великобритании в Национальном архиве хорошо сохранилась переписка английских посланников и представителей в России и СССР за XVIII–XX вв. В дополнение к ним 250 томов консульских материалов представляют любопытный материал по истории взаимоотношений двух стран. Век Просвещения отражен документами о Русско-английском союзе середины века, справкой о состоянии переговоров о заключении союза между Великобританией и Россией. Раздел «Секретные печатные издания» дополняет архивные источники 95 томами публикаций, касающихся политической истории России и СССР (1821–1954). Дипломатическую историю наших стран существенно обогащают документы Архива Парламента, Британский музей и др. В отличие от региональных архивов Испании, Италии, Германии, бесполезно искать в графских хранилищах Великобритании документы по внешнеполитической истории Российского государства36. Венгрия, получившая часть историко-документального наследия от Австро-Венгерской монархии, сохранила в Национальном архиве важные документы о внешнеполитических связях с Россией: 36

Гутнов Д. А. Обзор документов по истории России в архивах Великобритании // Проблемы зарубежной архивной россики. М.: Русский мир, 1997. С. 100–107.

28

Раздел I. Методологические основания...

переписку с польским королем Я. Казимиром, молдавским вайдой Иштваном, Б. Хмельницким (1648–1659), документы об отношениях с Петром I, акты о заключении Варшавского договора (1707), донесения венгерских послов из Москвы, письма русского дипломата Г.И. Головкина, материалы Русского посольства в Вене, дневники венгерских послов в Крымском ханстве (1705–1706) и другие документы из фонда Австрийской государственной канцелярии внутренних дел за более поздний период, в том числе коллекция посла в России П. Эстергази, материалы русских дипломатов и государственных деятелей Ф. И. Бруннова (1846–1864) и А. М. Горчакова (1856–1859), записи эрцгерцога Альбрехта (1821–1875) о пребывании в России, его бесед с Николаем I; в фонде МИД — документы о роли Венгрии в период иностранной интервенции против Советской республики, секретные донесения посла о позиции СССР в отношении Чехословакии, Дунайских и Придунайских государств, аншлюса Австрии (1938), о политике Советского Союза по отношению к фашистской Германии. Немецкие архивы содержат немало документов по внешнеполитическим контактам с Россией. В силу особенностей развития немецкой государственности они разбросаны по федеральным, земельным, муниципальным архивам и рукописным отделам библиотек. Российский исследователь россики в Германии Р. Н. Бялькин насчитывает в общей сложности 40 хранилищ, содержащих документы по отечественной истории37, без учета частных собраний. В Государственном федеральном архиве в Кобленце в Фонде Немецкого союза (1816–1866) и Государственной канцелярии (1871–1945), верховного главнокомандующего (Служба иностранных известий) отложились документы о внешнеполитической истории России и СССР. В филиале Федерального архива в Потсдаме — Мерзебурге — документы германских посольств в СССР (1918–1941), около 1310 томов германских консульств в Ростовена-Дону, архив посла в Москве Г. фон Дирксена (1880–1945), донесения посла в России В. Ф. Зонневвальде (1730–1783). Документы о работе российской дипломатической миссии при Баварском королевском дворе в XIX в. сохранились в Государственном архиве Баварии. Здесь же, как и в других архивах земель, — сведения об эмиграции немцев в Россию начиная с 1550 по 1864 г. Более богаты дипломатическими материалами Государственные архивы в Штутгарте и в Людвигсбурге. В фондах МИД — материалы по истории немецко-русских дипломатических связей со второй половины XVI по XIX в. включительно. Среди них фамильная переписка гер37

Бялькин Р. Н. Россика в Германии // Проблемы зарубежной архивной россики. М.: Русский мир, 1997. С. 107.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

29

цогов Вюртембергских с царствующим домом в России. В Государственном архиве Бремена — материалы о внешнеполитических и торговых связях ганзейских городов, доклады дипломатических и консульских миссий о русских послах, аккредитованных в Нижнесаксонском округе (1731–1798). Разнообразна дипломатическая документация о России Государственного архива в Дрездене. Она представлена как официальными бумагами МИД, так и фондами посольства России и СССР в Берлине (1885–1935), посольства Германии в Санкт-Петербурге (1830–1832). Из других зарубежных стран по богатству, разнообразию и объему внешнеполитической документации можно выделить три страны — Италию, США и Францию. В Центральном государственном архиве Рима, в Фонде председателя Совета министров — переписка с государственными учреждениями России о «колумбийском споре» (1834–1895), о заключении торговых договоров (1895, 1813), об отношениях российского правительства со Святым престолом и о миссии Ватикана в России (1899), донесения итальянского посольства в Петрограде (Петербурге) и консульства в Одессе, письма итальянских дипломатов — маркиза Пеполи, Джанотти, графа де Лонэ и других о различных сторонах политики Российской империи, о визитах императора Виктора-Эммануила III в Россию (1902) и императора Николая II в Италию (1909). Государственный архив в Венеции в фонде «Коллегии» — дипломатическая переписка с учреждениями Московского государства (XVI–XVIII), церемониальная документация о приеме посольств, в том числе посла великого князя Московского, фонды посланника Венеции в Петербурге (1748–1777), русского консула в Венеции П. Филли (1775–1803), донесения из Москвы тайных агентов инквизиции Ф. Гуаскони (1696) и др., сведения о приезде Петра I (1698), графов из северных земель (1781) и др. Фонды посольств и консульств, материалы русских дипломатов, переписку с царствующим домом в России, информацию о деятельности русских посольств и консульств, закрытии и восстановлении дипломатических отношений можно найти в государственных архивах Неаполя, Милана, Модены, Палермо, Пармы, Турина, Флоренции. За последние два века США собрали достаточно полный комплекс документов по внешнеполитическим связям с Россией и СССР. Это документальное богатство не всегда формировалось естественным путем. Многие рукописные собрания Соединенные Штаты получили из рук политических беженцев из России / СССР, эмигрантских организаций, деятелей культуры, которые в силу разных причин оказались в этой стране. Национальный архив Службы документации в Вашингтоне (НА) и его филиалы,

30

Раздел I. Методологические основания...

разбросанные по стране, разместили на своих полках ценнейшие исторические памятники. В группе документов бывших русских учреждений — материалы Российско-американской компании по управлению Аляской (1802–1867), материалы русских консульств в США и Канаде (1862–1922) и соответственно американских представительств в России (XVIII–XX вв.), переписка российских императоров с американскими президентами, позднее — генеральных секретарей СССР с президентами США. Последняя группа хранится в президентских библиотеках, являющихся структурной частью НА. В практике политической элиты США — использование различных благотворительных организаций для достижения в том числе и внешнеполиттических целей. В фондах Русского корпуса железнодорожного обслуживания Союзнической комиссии по России (1917–1921), американского экспедиционного корпуса, Американской администрации помощи (АРА) и других в изобилии представлены документы по Февральской и Октябрьской революциям в России, Гражданской войне, иностранной интервенции, восстановлению народного хозяйства в СССР. Другие крупные архивохранилища: Библиотека Конгресса, Архив русской и восточноевропейской истории и культуры при Колумбийском университете, Библиотека Колумбийского университета, Русский исследовательский центр Гарвардского университета, Библиотека Йельского университета, Библиотека Исторического общества штата Мэриленд и в особенности Библиотека Гуверовского института войны, революции и мира — дополняют собрания НА. С начала 70-х гг. Гуверовский институт активно собирал диссидентскую литературу и в настоящее время располагает самым большим «архивом самиздата» за рубежом. К архивным источникам «государственного хранения» следует добавить печатные и рукописные собрания различных эмигрантских организаций (Музей русской культуры в Сан-Франциско, Музей русской культуры в Нью-Йорке, Русский морской музей в Хауэлле и др.), в которых жизнь уже нескольких поколений российских граждан запечетлена в документах. В последние 15–20 лет некоторые из этих документальных комплексов возвратились в Россию38. По богатству дипломатических источников по российской истории и по степени их научного освоения Франция может оспаривать 38 Попов А. В. Русское зарубежье и архивы: Документы российской эмиграции в архивах Москвы... // Материалы к истории русской политической эмиграции. Вып. IV. М., 1998; Он же. Из истории Русской Православной Церкви на Дальнем Востоке (Китае, Корее и Японии) // Христианство на Дальнем Востоке // Материалы международной научной конференции. Владивосток: ДВГУ, 2000; Он же. Российское православное зарубежье. М., 2005.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

31

первенство у любой западной страны. Хотя Национальный архив и хранит документы по внешнеполитической истории, основной корпус этой разновидности источника вобрал в себя Архив Министерства иностранных дел (Париж, Нант). Основная часть источников по России представлена политической корреспонденцией. Досье, присланные из различных дипломатических служб Франции в России, сброшюрованы в книги, общее число которых составляет 590 томов. Здесь же находятся послания дипагентов из соседних с Россией держав: Турции, Персии, Германии, Скандинавских стран и др. Наиболее древние документы по истории России сосредоточены в фонде «Московия». Самые ранние из них восходят к XV в. В этой коллекции сохранились сведения о внешней политике России XVI–XVIII вв., например Мирный трактат России и Польши 1686 г. (на русском языке). Имеются подлинники грамот Петра I, документы о нахождении в Париже русского дипломата А.А. Матвеева. Наиболее обширной является серия «Политическая корреспонденция». Переписка французского посольства в СанктПетербурге с 1860 по 1896 г. составила 330 томов. Консульская корреспонденция из России: Москвы, Варшавы, Риги, Одессы, Батуми, Тифлиса и других городов — составила 34 тома. Политическая корреспонденция после 1896 г. сосредоточена в коллекции «Россия». Она классифицирована по следующим разделам: «Общие вопросы», «Прибалтийские страны», «Сибирь — Кавказ», «Польша», «Революционное движение», «Династические вопросы», «Пресса», «Внешние сношения», «Финансы» и др. Ценной является серия «Мемуары», охватывающая время от Петра I до конца XX столетия. Достаточно полный обзор материалов по истории России, хранящихся в архиве МИД, сделан французским историком М. Лезюром39. Фонды деятелей французской национальной культуры и государства, сосредоточенные в Национальной библиотеке, частично дополняют документальную дипломатическую летопись. Интересные графические документы (планы, карты и т. п.) можно обнаружить в Арсенальной библиотеке. Корпус источников по истории русской дипломатии изучен неравномерно. Лучше исследовано архивное наследие стран, с которыми Россия имела постоянные контакты: Великобритании, Германии, Швеции, Франции, США, Чехии и др. В этих странах были также прочны исторические школы по россиеведению, в то время как наши знания о дипломатической документации по истории отношений с Испанией, Португалией, Турцией, арабскими 39 Lesure M. Apercu sur les fonds russes dans les Archives du Ministère des affaires étrangères francais // Cahiers du Monde russe et soviétique. Paris, 1963. Vol. 4. № 3. P. 311–330.

32

Раздел I. Методологические основания...

странами, молодыми государствами Африки, с Кореей, Японией, Австралией имеют пробелы. Причин, объяснявших создавшееся положение, много. После революции 1917 г. архивные фонды некоторых российских посольств, консульств, представительств так и не были возвращены на Родину. Многие материалы — речь идет прежде всего о дипломатической переписке — хранились в зашифрованном виде, которые по сложившейся практике уничтожались или автоматически попадали в спецхран. При подготовке к изданию дипломатической документации зарубежные издатели руководствовались чаще всего не поисками правды, а политическими мотивами. Ситуация, сложившаяся с дипломатическими архивами, зеркально повторилась при изучении военных архивов — тот же набор государств с той разницей, что особенно после 1917 г. все большую роль (если не определяющую) стали играть США. В отличие от стран Старой Европы, США стали активно скупать, вывозить, брать на хранение документы по важнейшим сторонам жизни России и СССР. Этот процесс усилился после прихода в 1933 г. к власти в Германии фашистов. Библиотека Конгресса еще в 1907 г. купила и перевезла через океан печатные и документальные сокровища красноярского купца Г. В. Юдина. По количеству и разнообразию архивных источников по истории России и СССР, интенсивности их изучения и публикации, по финансовым затратам на работу советологов, кремленологов, россиеведов и т. д. США выходят на первое место в мире: Национальный архив США, Библиотека Конгресса, Гуверовская библиотека войны, мира и революции (1923), Архив русской и восточно-европейской истории и культуры при Колумбийском университете, Русский исследовательский центр Гарвардского университета, отдел рукописей Библиотеки Йельского университета, Библиотека Колумбийского университета, Библиотека Индианского университета и др. сосредоточили ценнейшие фонды по политической, экономической и культурной истории народов России. Большим объемом представлены документы по военной истории России: материалы экспедиционного корпуса генерала Грэвса на Дальнем Востоке (1917–1921); сведения о Гражданской войне, иностранной интервенции, помощи по лендлизу (НАРА); там же, в коллекции иностранных документов в группе «Смешанные русские документы», попавших в США в числе трофейных документов, — сведения о состоянии советских Вооруженных сил, вооружении, моральном духе солдат и т. п., в том числе в копии так называемый Смоленский архив (1917–1941)40. Архив 40 Шепелев В.Н. Новые факты о судьбе документов «Смоленского архива» (по материалам РЦХИДНИ)/ Проблемы зарубежной архивной россики. М.: Русский мир, 1997. С. 124—134.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

33

Смоленского обкома и горкома КПСС, разошедшийся в многочисленных копиях по советологическим центрам мира, только в конце 2002 г. был возвращен в Россию. Притом у российских архивистов, принимавших этот документальный комплекс, сложилась уверенность, что он был возвращен не весь. Значительная часть документов по русской военной истории сконцентрирована при названных исследовательских центрах американских университетов: Военный журнал Барклая-де-Толли (1812), личные архивы военного атташе во Франции В. Б. Фредерикса (25 папок, 1835–1876), документы периодов Русско-японской войны 1904–1905 гг., Первой мировой войны 1914–1918 гг., фонд военного атташе в Японии М. Подтягина (1906–1922), генерала — участника Русско-японской войны М. Д. Скобелева и участника Русско-японской войны генерала Базарова (1904–1905), фонды А. И. Деникина, А. Н. Бугаевского, П. Н. Врангеля (350 папок, 1918–1923), Н. Н. Юденича (150 папок, 1919–1920), Е. К. Миллера, В. И. Моравского и др., материалы белогвардейских организаций, о подавлении тамбовского восстания крестьян и др.41 Уникальные коллекции по трагической истории, в том числе и восточных евреев в годы Второй мировой войны, собрал, классифицировал и предоставил к использованию Вашингтонский музей Холокоста. Естественно, что западные страны продолжали оставаться хранителями большого документального наследия по военной истории России, СССР. В Государственном архиве в Вене наше внимание привлекла коллекция карт Русского государства XVII– XIX вв., документы об участии русских войск в Первой мировой войне. В Болгарии в Центральном государственном историческом архиве, в городских и окружных архивах имеются документальные свидетельства о Русско-турецкой войне (1877–1878), о снабжении продовольствием русской армии (1877–1880), документы о русских добровольцах — участниках Балканской войны 1912 г., о братании русских и болгарских солдат на фронтах Первой мировой войны, листовки, обращения с протестом против втягивания Болгарии в войну против СССР (1941), о боевых действиях советской авиации на Балканах в годы Второй мировой войны, об открытии памятника советским войнам и военного кладбища в 1946 г. и др. Будучи страной с прекрасно налаженной службой контрразведки, Великобритания собрала достаточно полный материал по военной истории России: материалы Национального архива по истории Крымской войны (1853–1856), Русско-турецкой войны (1877– 1878), Русско-японской войны (1904–1905), русско-германским 41

Более или менее подробное описание этих источников см. в кн.: Старостин Е. В. История России в зарубежных архивах. М., 1994. С. 55–60.

34

Раздел I. Методологические основания...

отношениям (1867–1919) и др., в Британском музее — отдельные документы по военной истории России, коллекция Д. П. Бутурлина по Отечественной войне 1812 г., в том числе собрание писем французских солдат и офицеров с описаниями сражений под Смоленском, Можайском, взятия Москвы, переправ через Березину и др. Источники по истории Второй мировой войны дозированно публикуются в английской прессе. В Венгрии в двух хранилищах — Национальном архиве и Архиве Военно-исторического института в Будапеште — читатель найдет изобилие документов по военной истории России; в секретном архиве венгерского наместника — сведения о дислокации на территории королевства русских войск (1756, 1805–1807), о сражении под Ульмом (октябрь 1805 г.), о венграх, находившихся на русской службе (1737, 1758–1864), письма императора Франца I и эрцгерцога Карла к А. В. Суворову, письма М. И. Кутузова, о размещении русских войск на территории Венгрии в период Наполеоновских войн и в годы революции (1848–1849), об участии царских интервенционистских войск в подавлении Венгерской революции, о ходе Крымской войны (1853–1856), о Русско-турецкой войне (1877–1878), о захвате Венгрией Западной Украины (1938–1939), о Великой Отечественной войне СССР против фашистской Германии. В Архиве Военно-исторического института открыты для использования документы о русских добровольцах, участвовавших в Балканской войне (1912), Первой мировой войне с воспоминаниями ее участников, дела о русских военнопленных, о братании русских и венгерских солдат, о боевых действиях русского интернационального батальона на стороне Венгерской Советской Республики (1919), о Красной Армии, ее вооружении и численном составе и т. п., о совместной борьбе советских и венгерских партизан против гитлеровской Германии. Документы, требующие профессионального внимания, сохранил Государственный архив в Дебренцене: о вербовке для русской армии 4–5 тыс. венгерских солдат (1737), о снабжении продовольствием и фуражом войск А. В. Суворова (1799), о борьбе русских военнопленных на стороне Венгерской Советской Республики, о формировании революционного русского подразделения в Тотетлене. Германия. Своеобразие немецкой истории архивов состоит в том, что Федеральный архив, объединивший архивные собрания центральных органов власти, был открыт в 1919 г. По этой причине архивы земель, бывшие архивами независимых княжеств, сохраняют в своем составе документы по средневековой, новой и новейшей истории страны вплоть до начала XX в. Военный архив, детище фашистского руководства, был уничтожен в результате налета

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

35

английской авиации. Во время Второй мировой войны понесли значительные потери и другие крупные архивы немецкого государства. В Федеральном архиве в фондах верховного главнокомандующего — материалы о военном положении стран антигитлеровской коалиции, фототека и фильмотека по истории восточных и северных фронтов Второй мировой войны. В Потсдамском филиале Федерального архива (бывшем Центральном немецком архиве в Потсдаме ГДР) документы по военной истории рассеяны по различным фондам германских посольств, консульств, политической полиции (гестапо), немецких учреждений, сотрудничавших с Советской военной администрацией в Германии (СВАГ), и т. д. Часть документов по военной истории России и СССР сосредоточена в Военном федеральном архиве. Этим архивом, в особенности технической документацией, интересовались в последние годы войны американские спецслужбы. Вывезенные из Германии в 1945 г., они составили трофейный раздел Национального архива США и только после полистного микрофильмирования были возвращены в 50-х гг. прошлого века в ФРГ. Отдельные комплексы документов по военной истории России отложились в Главном государственном архиве Баварии, Тайном государственном архиве Прусского культурного наследия, в Гердерском институте г. Марбурга, Государственном архиве г. Дрездена. В государственных архивах других стран Европы, Азии выявлены разрозненные материалы по военной истории России. Национальный архив Индии содержит материалы о русско-английском соперничестве из-за Персии (1815–1825) и Средней Азии. В Национальном историческом архиве Испании мы встречаем документы, выражавшие беспокойство о продвижении русских в Калифорнии (конец XVIII в.), о покупке в России правительством Фердинанда VII кораблей для Военно-морских сил Испании (1808–1834). Документальные свидетельства об участии советских граждан в Гражданской войне в Испании многочисленны, но они еще не полностью открыты для публики. В последнее десятилетие Испания активизировала поиск документов испанского происхождения в России и одновременно русского происхождения в Испании, открыв проект «Испанцы в России» с подразделом «Русские в Испании». Италия, сохранившая достаточно полно документацию по внешней политике, не может похвастаться обилием документов по военной истории России. Кое-какие источники о русских Вооруженных силах сохранились в Центральном государственном архиве в Риме: документы о Русско-японской войне (1904–1905), о Первой мировой войне и участии в ней России, о визите русских депутатов в рай-

36

Раздел I. Методологические основания...

он боевых действий (1916), о поставках вооружения в Россию (1917). В Государственном архиве Венеции, куда Иван Грозный в 1581 г. снарядил посольство, осталась церемониальная документация об этом визите. В свою очередь, посланники Венеции в Московском государстве скрупулезно информировали свои власти о военном положении России (XIV–XVIII вв.). Государственные архивы других городов Италии содержат разрозненные данные — о сражении между русскими и прусскими войсками 30 августа 1757 г. (Г. А. Пармы), о русском военном флоте в Черном и Средиземном морях, о Русскотурецкой войне 1828–1829 гг., о занятии русскими войсками Молдавии, Валахии и Бессарабии в 1834 г., о русско-английских противоречиях и блокаде англичанами русских портов на Балтике в 1854 г. Из других стран Большой Европы и Азии укажем на Турцию, которая в двух хранилищах — Архиве Военного министерства и Министерства морского флота (Стамбул) — сконцентрировала источники по истории русско-турецкого соперничества c XVI до XX в. Особое внимание к военной документации всегда проявляла интерес Франция. Военная история России достаточно широко представлена в Архивах Министерств обороны и морского флота. Военная история севера и запада России будет неполна, если мы не привлечем документы Королевского военного архива в Стокгольме. Архивы российской политической эмиграции лучше изучены отечественными историками, чем любой другой комплекс документов по русской истории. Заметим, что благодаря целенаправленной деятельности большая их часть возвратилась на родину. Этому способствовала политика Советского государства, выделившего немалые средства на поиск и возвращение оказавшихся в силу разных причин за границей документов по истории рабочего и революционного движения в России. История возвращения этого комплекса документов достаточно подробно описана в книге Е. В. Старостина «Зарубежное архивоведение. Проблемы истории, теории и методологии» (М., 1997)42. Однако, передавая копии с документов, зарубежные библиотеки, архивы, центры и т. п. их оригиналы оставляли у себя, что всегда вызывало чувство настороженности и сомнения в полноте и достоверности информации. Эти подозрения небеспочвенны. Копирование осуществлялось, как правило, в спешке и нередко выборочно. Увы, но исторический источник отдает свою информацию более или менее полно только тогда, когда он изучается в кругу оригинальных, созданных вместе с ним родовых документов. 42

Старостин Е. В. Зарубежное архивоведение. Проблемы истории, теории и методологии. М., 1997. С. 209–220.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

37

В Западной Европе наиболее полные коллекции документов по истории русского антимонархического революционного движения собраны в Международном институте социальной истории в Амстердаме. Созданный в 1935 г. на волне интереса к левым коммунистическим движениям, Институт сконцентрировал ценнейшие материалы по истории России. В его ухоженных депо сохранились собрания рукописей, документов, писем, листовок, плакатов, воззваний, редких изданий и т. п. по истории русского революционного движения XIX — начала XX в., его интернациональных связей, архивы организаций и издательств, личные фонды и отдельные документы, материалы журнала и газеты «Вперед», еврейской социал-демократической группы «Бунд» (1892–1894), Ассоциации по сохранению культурных ценностей России, материалы по истории анархизма, собранные Максом Нетлау. Источники по истории анархизма представлены рукописями и письмами отцов российского анархизма — М. А. Бакунина, П. А. Кропоткина и бумагами его активных деятелей: А. А. Атабекяна, А. Беркмана, Э. Гольдман, В. Волина, В. П. Акимова и др. Многочисленные материалы по истории анархизма в России разбросаны в фондах различных международных организаций анархистов. Не менее значимыми являются документы по истории международной и русской социал-демократии (большевиков и меньшевиков): Г. В. Плеханова, Л. Б. Аксельрода (архив), В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого и др., Коминтерна (1919–1943). После Второй мировой войны архив получил из США в копиях документы Смоленского архива — обкома и горкома Коммунистической партии. Фонды Международного института социальной истории в Амстердаме дополняют документы Международного института социальной истории в Париже. Автор этого раздела обнаружил в его собраниях коллекции революционных брошюр, листовок, афиш, портретов М. А. Бакунина, Г. В. Плеханова, В. И. Ленина и др.; в бумагах Ж. Грава, П. Дельзалля, Э. Пуже, М. Домманже — письма Г. В. Плеханова, П. А. Кропоткина (свыше 150), В. Н. Черкезова, Нестора, Н. И. Махно, В. В. Адорацкого, Д. Б. Рязанова и советских историков И. И. Зильберфарбра, Б. Ф. Поршнева. В последнее десятилетие перед распадом СССР французский институт активно занимался изучением материалов по российскому диссидентству. Русская революционная эмиграция во Франции оставила большой след своей деятельности во французских архивах. В собраниях «новой секции» Национального архива Ловендаля, Хагенена, А. Томаса хранятся сведения о деятельности русской народнической и пролетарской эмиграции: М. А. Бакунина, П. Л. Лаврова, П. А. Кропоткина, В. И. Ленина, А. В. Луначарско-

38

Раздел I. Методологические основания...

го, Л. Б. Красина и других, о проведении конгрессов I и II Интернационалов, документы Февральской и Октябрьской революций, об участии Франции в вооруженной интервенции против революционной России. Другая группа документов о России в силу преобладания в них материалов по революционному движению французскими архивистами помещена в фонд полиции (F7). Описаны они непрофессионально, заглавия даны слишком общие: «Русские дела», «Русские заметки», «Общие досье», — но в них нередко можно встретить малоизвестные факты43. В стороне от внимания отечественных исследователей продолжительное время находились архивы французской муниципальной полиции, в то время как в префектуре полиции образовалось большое собрание документов, фиксировавших поведение различных представителей русской революционной эмиграции — от ее вождей до рядовых исполнителей-боевиков. Мы имеем прекрасный образчик сведений о зарождении российского терроризма с его лагерями, школами (Лонжюмо и др.), бесплатными столовыми, клубами и т. п. Французские филеры не делали исключения, и в их сети попадали представители царской фамилии (Александр II, Александр III, Николай II), выдающиеся государственные деятели (А. Х. Бенкендорф, М. Н. Муравьев, А. Ф. Керенский, П. Н. Милюков, М. Литвинов, Л. Д. Троцкий и др.), революционеры и контрреволюционеры, сталинисты и власовцы44. Архивы МИД также богаты документами о революционном прошлом России. Они сгруппированы в секцию «Россия» (внутренняя политика, социальные вопросы, революционное движение). В ней находятся письма П. Л. Лаврова, Л. И. Мечникова, П. А. Кропоткина и др. Имеются также сведения об организациях, действовавших как в России, так и во Франции: «Народной воли», группы «Старые народовольцы» и т. п. Среди документов по русской истории Национальной библиотеки выделяется архив А. И. Герцена, содержащий рукописи, письма Герцена, его жены, старшей дочери, сына, письма Н. П. Огарева, М. А. Бакунина, С. Г. Нечаева, П. Л. Лаврова, Г. А. Лопатина. В 30-е гг. XX в. часть фонда Герцена была микрофильмирована при посредничестве А. Мазона и в копиях передана в Литературный музей г. Москвы. Эти материалы частично опубликованы И. С. Зильберштейном на страницах «Литературного наследства». 43 Беляева А. В. Французские архивы по истории первой волны русской эмиграции // Зарубежная архивная россика. Итоги и перспективы выявления и возвращения. М., 2001. С. 72–76. 44 Гутнов Д. А. Русская эмиграция в Париже глазами французской полиции // Зарубежная архивная россика. Итоги и перспективы выявления и возвращения. М., 2001. С. 76–89.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

39

Германия в большей степени дала приют российским ученым, чем политическим эмигрантам. Эмиграционный климат в этой побежденной стране в 1918 г., сохранявшей в большей массе населения отторжение славянского мира, уступал соседним Франции и Англии. А положение русских эмигрантов после 1933 г. совсем ухудшилось, и многие из них поспешили переехать за океан — в Америку. Среди немецких архивов, сохранивших наибольший объем документации, рассказывающей о революционном движении и связях двух Коммунистических партий (СЕПГ и КПСС), следует выделить бывший Центральный партийный архив при ЦК СЕПГ45. Партийное хранилище сохранило документы полицейских учреждений Германии о наблюдении за проживавшими в стране русскими политическими эмигрантами: дневники, воспоминания, письма немецких интернационалистов, участников Октябрьской революции и Гражданской войны в России. В фондах Коминтерна, МОПР — сведения о революционных связях немецкого и российского народов. В дореволюционных коллекциях можно обнаружить документальные свидетельства о тесных связях русских и немецких революционеров различной политической окраски. Например, сохранилась переписка князя-анархиста П.А. Кропоткина с коммунистом К. Либкнехтом за 1909 г. об издании первого выпуска книги «Террор в России». Молодые исследователи, начинающие профессиональную карьеру, забывают, что в бывших социалистических странах функционировала сеть партийных архивохранилищ по главе с Центральным партийным архивом при Центральных комитетах правящих партий. После развала социалистического лагеря партийные документы оказались в структуре национальных (центральных) архивов. В отличие от РГАНИ, не получившего значительного объема документов из административных структур ЦК КПСС, партийные архивы бывших социалистических стран сохранились хорошо, и они могут служить добротным источником по изучению международного коммунистического движения и причин его упадка. Для историков революционного антицаристского движения в России большой интерес представляют собрания бывшего Центрального партийного архива Института истории партии при ЦК ПОРП, где сохранились воспоминания, дневники польских интернационалистов, письма участников Октябрьской революции 1917 г. и Гражданской войны в России, фонды Ф. Э. Дзержинского, Ю. Мархлевского и 45 После объединения двух Германий Партийный архив при ЦК СЕПГ стал составной частью Федерального архива. С его документальных материалов были сняты все ограничения по допуску.

40

Раздел I. Методологические основания...

др. Другим научным учреждением, сохранившим большой объем документов по истории революционного движения в России, являлся бывший Институт исторических и социально-политических исследований при ЦК РКП. В архиве Института сохранились документы о прибытии броненосца «Потемкин» в Констанцу и переписка о надзоре за членами команды (1905–1909), материалы о деятельности в Румынии русских революционеров-эмигрантов (1917), сведения о румынском революционном батальоне, сражавшемся на стороне советской власти на фронтах Гражданской войны в России (1918–1920), донесения румынских агентов из Одессы (1919) о положении на фронтах Гражданской войны, справки, обзоры о деятельности украинских организаций «Визволения», «Украинская воля» (1929–1936). Из европейских архивов не должен оставаться в стороне Архив рабочего движения в Стокгольме в Швеции. Документы представлены в основном эпистолярными материалами: письмами Ф. В. Волховского, П. А. Кропоткина, Г. В. Плеханова, В. И. Ленина, А. М. Коллонтай, А. Г. Шляпникова и др., документами о связях шведских политических деятелей с русскими революционерами: Х. Бергегрена, К. Х. Вийка, оставившего дневник с рассказом о последнем подполье В. И. Ленина, Ф. Стрема (так называемый чемодан Стрема) со снимками В. И. Ленина, М. И. Калинина и других партийных и государственных деятелей времен Гражданской войны. На настоящий момент наиболее значительные комплексы документов по истории революционного движения в России как по объему, так и по содержанию находятся в хранилищах США. К активному собиранию документов по истории русского революционного движения США приступили с начала XX в., получая в дар, покупая, вывозя тайно важнейшие документы по истории России. О купленном и перевезенном в Библиотеку Конгресса архиве красноярского купца Г. Ф. Юдина мы говорили выше, но мало кому известно, что интереснейший комплекс документов по истории русских революций, собранный американским журналистом Джоном Ридом и частично использованный им в книге «Десять дней, которые потрясли мир», в конечном счете оказался за океаном. Американские эмиссары приобретали документы на развалах, куда их привозили при осуществлении макулатурных кампаний. Они не постеснялись прибрать к рукам в 1945 г. документы Смоленского обкома и горкома партии и другие материалы партийных и советских организаций, вывезенных немцами из России, Украины и Белоруссии46. Главным образом для этих целей в 1923 г. в Стэнфорде был открыт Гуверовский институт войны, революции и мира, библиотека которого является крупнейшим 46

Шумейко М. Ф. Собрать рассеянное. Минск, 1997.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

41

хранилищем документов по революционному движению в России. В архивной башне, располагающей беспрецедентной системой охраны, хранятся фонды учреждений царской охранки, «парижского центра» бывшей заграничной агентуры, специальной комиссии Временного правительства по расследованию деятельности представителей царского правительства, документы о деятельности участников различных направлений русской революционной эмиграции (анархистов, эсеров, трудовиков, меньшевиков, большевиков и т. д.), в том числе А. И. Герцена, М. А. Бакунина, П. А. Кропоткина (около 400 писем его переписки с М. И. Гольдсмит), С. П. Мельгунова, В. И. Ленина и др. (коллекция Б. Николаевского). Жемчужиной отдела Восточной Европы являются комплекты 3800 русских журналов и 750 русских газет, отражающих историю России с начала XIX в. С 70-х гг. институт активно собирал диссидентскую литературу и в настоящее время располагает самым большим «архивом самиздата» за рубежом47. Архив русской и восточноевропейской истории и культуры при Колумбийском университете мало в чем уступает Гуверовскому институту по богатству хранимых исторических источников по истории революционного движения в России. Известно, какую большую роль сыграло русское масонство в русской жизни и в особенности в подготовке и проведении Февральской революции. В архиве имеются воспоминания государственного деятеля масона И. В. Лопухина (1770–1810) и другие источники по истории масонства в России; письма А. И. Герцена к Н. И. и Т. А. Астраковым (1838–1851, 260 пп.), письма П. Л. Лаврова (1876–1880), записная книжка В. И. Засулич с шифрами для тайной переписки, материалы так называемой Священной дружины (первая половина 80-х гг. XIX в.), документы революции 1905–1907 гг. — воспоминания участников, политических заключенных, календарь революционных выступлений, материалы Министерства внутренних дел эпохи правления П. А. Столыпина, рукописи и письма А. В. Луначарского, М. П. Покровского, А. С. Лозовского, А. А. Богданова, материалы Каприйской школы, письма В. И. Ленина, коллекция мемуарной литературы о Февральской и Октябрьской революциях, коллекция документов о семье Романовых, материалы о восстании крестьян в Тамбовской губернии. Специализировался на изучении революционного движения в России Йельский университет в Нью-Хейвене, собравший материал об императоре Николае II, Г. Е. Распутине, Е. К. Брешко-Брешковской — «бабушке рус47 Guide to the Collections in the Hoover Institution Archives Relating to Imperial Russia, the Russian Revolution and Civil War, and First Emigration / Comp. by Leadenh am Stanford. Hoover Institution Press, 1986.

42

Раздел I. Методологические основания...

ской революции», деятельности Временного правительства, А. Ф. Керенского, белоэмигрантских организаций, Народного комиссариата внутренних дел с первых лет его существования (собрание Половцева). Определенный интерес представляет переписка Л. Фишера и Г. В. Чичерина и 2 тыс. томов по истории белогвардейской эмиграции «Нового журнала». Национальный архив США продолжает также оставаться местом сосредоточения документов по истории социальных движений в России. Они разбросаны по документальным группам (фондам) и служат ценным дополнением к собраниям, расположенным в различных центрах россиеведения. В группе американских дипломатических представительств, посольств, консульств и пр. в коллекциях «Смешанные русские документы», «Международные конференции, комиссии и выставки», Американской администрации помощи (АРА), Американского комитета по информации в России и др. тщательно подобраны документы о Февральской и Октябрьской революциях, Гражданской войне и иностранной интервенции в России. Зарубежные источники по русской литературе, театру, живописи и музыке, относящиеся к сфере культуры, обильно представлены в архивах, музеях и библиотеках иностранных государств. Эта важнейшая часть, определяющая наш менталитет, характер и в конечном счете нашу идентичность, хорошо изучена отечественными исследователями. Многие источники зарубежных архивохранилищ по русской культуре были опубликованы в отечественных и иностранных изданиях. Рукописи и письма Г. Р. Державина, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. С. Грибоедова, Н. В. Гоголя, П. Я. Вяземского, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, К. Д. Бальмонта, А. А. Блока, Д. С. Мережковского, А. М. Горького, А. Белого, Б. Л. Пастернака и других, менее известных русских писателей и поэтов содержит Русский исследовательский центр Гарвардского университета в США. Будучи любителями русской классической музыки, США приобрели большое количество документов русских композиторов и исполнителей: в музыкальном отделе Библиотеки Конгресса имеются письма и нотные партитуры П. И. Чайковского, М. П. Мусоргского, М. А. Балакирева, Н. А. Римского-Корсакова, Ц. А. Кюи, А. Г. Рубинштейна, А. К. Глазунова, А. Н. Лядова, С. И. Танеева, С. В. Рахманинова, С. С. Прокофьева, Д. Б. Кабалевского и др. Русских художников в большей степени привлекали красоты итальянского Средиземноморья и художественные галереи Парижа. В художественных музеях этих стран висят картины наших замечательных мастеров: С. Ф. Щедрина, К. П. Брюллова, К. А. Коровина, М. Шагала,

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

43

Р. Р. Фалька и многих других. Только после 1991 г. произошло слияние двух культур — материковой и зарубежной, позволившее сегодняшнему поколению лучше осознать всю глубину происшедшей трагедии и почувствовать свою ответственность за будущее страны.

Историко-документальное наследие Русской Православной Церкви за границей48 Пастырское служение РПЦ за рубежом имеет тысячелетнюю историю с того момента, когда первый русский монах в XI в. поставил свой посох на Афонскую землю и построил первый скит. В этом же веке была сооружена первая русская обитель — скит Богородицы. В исторической литературе история русского церковного присутствия на Афоне достаточно хорошо изучена. Важно заметить, что возникающие архивы и библиотеки монастырских обителей были в большей степени ориентированы на сохранение культурной исторической памяти христианства. Опись монастырского имущества, датированная 1142 г., называет 49 русских книг, число которых со временем, конечно, увеличивалось. Почин был положен, и впоследствии документальное богатство только множилось, хотя были и продолжительные периоды застоя и обидных потерь. Обмен рукописными книгами и документами с Русью происходил постоянно. Значительное количество церковных письменных памятников было вывезено с Афона по поручению Патриарха Никона Арсением (Сухановым) в 1655 г. Сегодня их следует искать в ГИМе. Не исключено, что отдельные экземпляры из собрания, привезенного Арсением, можно встретить в рукописных отделах библиотек Москвы, Санкт-Петербурга, Киева. Отечественные историки-археографы В. И. Григорович, Порфирий (Успенский), архимандрит Леонид (Кавелин), П. И. Севастьянов, А. А. Дмитриевский, П. А. Лавров, Х. М. Лопарев, Т. А. Ильинский и др. оставили нам достаточно подробные описания памятников славянской письменности, хранившихся на Афоне. XX столетие, в особенности его вторая половина, отмечено широким микрофильмированием афонских рукописей европейскими и американскими учеными. Полным собранием располагает Патриарший институт патрастических исследований в монастыре Влатадон (Фессалоника). До революции императорская Россия располагала за рубежом 227 православными храмами. Больше всего их имелось в Западной 48

Старостин Е. В. Архивы Русской Православной Церкви (X–XX вв.) // Вестник архивиста. 2004. № 4 (81–82).

44

Раздел I. Методологические основания...

Европе — 65, в Америке — 45, в Сирии и Палестине — 40, в Китае — 30, в Румынии — 27, в Японии — 9, в Корее — 6 и в Персии — 5. В рамках системы посольства МИД церкви функционировали в Берлине, Вене, Константинополе, Лондоне, Мадриде, Париже, Риме и Токио; при миссиях — в Афинах, Берне, Брюсселе, Бухаресте, Буэнос-Айэресе, Дармштадте, Дрездене, Карлсруэ, Копенгагене, Пекине, Стокгольме, Тегеране, при консульствах — в Хакодате и Чугучаке. Императорское МИД контролировало также придворные церкви в Саксен-Кобурге и Штутгарте и храмы при надгробиях в Висбадене, Гааге, Ироме, Флоренции. Русские подданные в Амстердаме пользовались греческим храмом. Указанные храмы, исключая епархии, находящиеся в Америке и в Японии, традиционно находились в ведении митрополита Петербургского. Это значит также и то, что посольские метрические книги поступали на хранение в Санкт-Петербургскую консисторию, а материалы о регистрации актов гражданского состояния — в архив МИД. Определить степень сохранности зарубежного историко-архивного наследия РПЦ на настоящий момент не представляется возможным. Например, ценнейший фонд и уникальная библиотека Пекинской православной миссии были уничтожены во время восстания ихэтуаней (боксеров) летом 1900 г. Имели место случаи уничтожения архивов и в других местах расселения православных из России. Далеко не полные сведения сохранились в АВП РИ в фонде Департамента личного состава и хозяйственных дел49. Предстоит еще большая работа, чтобы по крупицам собрать разрозненные данные о судьбе церковных архивов за рубежом. После Октябрьской революции 1917 г. число православных в Западной Европе значительно возросло. Храмы стали не только местом общих молитв, но и местом встреч, деловых свиданий, проведения собраний землячеств. Для сохранения административных контактов с центром по решению избранного Патриарха Тихона от 7/20 ноября 1920 г. было образовано Высшее церковное управление Русской Православной Церкви за границей (ВЦУ РПЦЗ). Как и следовало ожидать, разногласия в управленческих структурах РПЦЗ начались еще до кончины Патриарха Тихона и усилились после того, как митрополит Сергий в конце 1926 г. призвал духовенство Московской Патриархии, включая и его зарубежную часть, присягнуть в лояльности Советскому государству. После 1917 г. Запад и в особенности США, проявившие исключительное внимание к собиранию документов по истории освободительного и революционного движения в России, с прохладцей 49

1940.

АВП РИ. Ф. № 159. Департамент личного состава и хозяйственных дел. 1750–

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

45

отнеслись к хранению письменных памятников РПЦ. Их сбережение стало делом энтузиастов из числа русских эмигрантов. Несомненно, сведения о проникновении Русской церкви на Аляску не могли не заинтересовать политический истеблишмент молодых Штатов, и для приобретения этих сведений Библиотека Конгресса не пожалела денег. В меньшей степени мы располагаем сведениями об архивах православных храмов, оставшихся на Святой земле и в странах Передней Азии: Ливане, Сирии, Иране (Персии), Ираке. Отрывочные данные о сохранившихся материалах до нас дошли от православных миссий, действовавших в Японии, Китае, Корее. Православные приходы, существовавшие в близкой Европе и далекой Австралии, не торопились передавать имевшиеся у них материалы в публичное пользование. История складывания архивов Русской Зарубежной Православной Церкви после Октябрьской революции — особая тема. За исключением полезной и информативно насыщенной книги А.В. Попова «Российское православное зарубежье» (М., 2005) и нескольких его статей, эту тему глубоко никто не разрабатывал, возможно, из-за ее особой щекотливости или трудностей получения доступа к зарубежным архивным источникам. Не следует забывать, что многие документальные комплексы по истории РЗЦ продолжают находиться в церковном и частном владении. Правовая основа их возвращения на Родину имеет другую основу, чем у документов РПЦ, сложившихся за рубежом в дореволюционной России. Надежду вселяет наметившееся в последние годы сближение и состоявшееся объединение Русской Православной Церкви за рубежом с Московским Патриархатом. Революции и войны — страшные враги архивов. В эти периоды их сохранность, как и других историко-культурных ценностей, не гарантирована никакими правовыми актами и действует только военная, политическая или практическая целесообразность. Парадоксальность ситуации состоит в том, что именно в результате крупных социальных или военных катаклизмов на Родину может вернуться большая часть историко-документального наследия. Так произошло и по окончании Второй мировой войны. Как держава-победитель, Советская Россия смогла возвратить то, что было увезено (и сохранилось) во время оккупации немецкими войсками, и одновременно, пользуясь положениями реституции, вывезти материалы, принадлежавшие многочисленным эмигрантским организациям Западной Европы. В числе многих государственных и частных архивных фондов было немало документов церковного происхождения. Прежде всего, фонд Архиерейского Синода РПЗЦ, находившийся в Сремских Карловцах и вывезенный нем-

46

Раздел I. Методологические основания...

цами в 1941 г. в Германию. В 1945 г. он был возвращен в Россию. После продолжительного нахождения в Особом архиве фонд Высшего церковного управления РПЦ за границей поступил на хранение в ГА РФ (Ф. Р. — 6343). В ГА РФ и в другие центральные архивы Москвы были приняты также церковные фонды и коллекции в собраниях Русского заграничного исторического архива (Прага): Братства для погребения православных русских граждан и для охраны и содержания в порядке их могил в Чехословакии, Подготовительной комиссии по созыву заграничного русского церковного собрания, Главного совета Федерации союзов русского трудового христианского движения и др.; личные фонды — П. И. Булгакова, настоятеля церкви при Императорском посольстве в Токио, В. Ф. Булгакова, писателя-толстовца, митрополита Евлогия (В. С. Георгиевского), А. В. Карташова, обер-прокурора Св. Синода, П. Крахмалева, магистра богословия, члена Совета Высшего русского церковного управления за границей, И. В. Новицкого, генерал-майора, делегата Всероссийского церковного Собора РПЦ 1917–1918 гг., И. Н. Серышева, протоиерея, представителя РЗИА в Австралии П. П. Николаева, религиозного философа, духобора (коллекция) и др. Просматривая путеводитель «Фонды Русского заграничного исторического архива в Праге», с такой любовью и знанием дела подготовленный группой сотрудников ГАРФ под руководством Т. Ф. Павловой50, нельзя не обратить внимания на скудность материалов по истории РПЦ. Представители РПЦ за рубежом не торопились помещать документы в РЗИА. И основная причина, на наш взгляд, коренилась в том глубоком разломе, который образовался еще до революции между Церковью и русской интеллигенцией, так или иначе затронутой идеалами освободительного движения, и который не был преодолен на чужих берегах. Налицо был разлад и в церковных кругах, который усугублялся по мере укрепления Советского государства. Ниже мы рассмотрим основные документальные комплексы по церковной истории России, сохранившиеся в зарубежных архивохранилищах. Болгария. Архивы представителей русского духовенства в Болгарии, пропитанного монархической идеей, мало интересовали российских историков-архивистов. Н. С. Трубецкой, Н. П. Кондаков, Н. Глубоковский оставили немного документов, поскольку первые два продолжили свою публичную и научную деятельность в городах Западной Европы. В Вене архив Трубецкого был кон50

Фонды русского заграничного исторического архива в Праге: межархивный путеводитель. М., 1999.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

47

фискован гестапо. Архив и библиотека Глубоковского, заботливо перевезенные в Софию, сгорели при пожаре в здании, в котором размещался Св. Синод. Напомним прежде всего, что Священный Синод Болгарской Православной Церкви в лице Высшей церковной управы 30 декабря 1921 г. признал права РПЦЗ на создание самостоятельной епархии, назначение русских духовных лиц на энорийскую службу и прием беженцев из России стипендиатами в богословские училища. Эти и другие акции по оказанию помощи русским эмигрантам содержит фонд Св. Синода Болгарской Православной Церкви, хранящийся в Центральном государственном архиве в Софии (ЦДА). Здесь же мы находим большой массив документов по истории русских православных в Болгарии в фонде Министерства иностранных дел и вероисповеданий (Комитета русских беженцев, Красного Креста, Славянского комитета, Союза болгаро-советских обществ и др.). Документацию отдельных русских храмов сохранили региональные государственные архивы в городах: Софии, Бургасе, Варне, Пловдиве, Преславе, Шумене и т. д.: списки русских священников, рукописи и книги — русского духовника Н. Глубоковского, протоирея Г. Шавельского, М. Поснова, И. Чайковского, А. Рождественского. Документальные следы деятельности профессора Н. Глубоковского можно обнаружить в Библиотеке богословского факультета Софийского университета. Немало документов о жизни и творчестве русских богословов содержит фонд Софийского университета в Государственном архиве Софии51. Ватикан. Архивы Папской области (Тайный Ватиканский архив, Архив святой Конгрегации по пропаганде и Ватиканская библиотека) наиболее богаты документами по истории взаимоотношений католицизма и православия. В собраниях папских архивов имеются: послание Василия III Римскому Папе Клименту VII (1526), славянские богослужебные рукописные книги XII–XVII вв. (Евангелие, псалтирь, месяцесловные сборники молитв и т. п.); документы о переговорах в Москве папского агента А. Поссевино с Иоанном IV (1582); донесения папских нунциев с начала XVI в. о политике Римской курии в России; документы о попытках объединить Православную и Униатскую церковь (20–30-е гг. XVII в.), о взаимоотношениях между Русской Церковью и Константинопольским Патриаршеством; о создании кальвинистских школ в Москве, Киеве и Новгороде (1636–1610); о деятельности папских нунциев в Санкт-Петербурге (1800, 1809) и Иезуитского ордена в 51 Киосева Цветана. Документы о белой эмиграции в болгарских архивах // Вестник архивиста. М., 2004. № 3–4 (81–82). С. 255–256; Религиозные деятели и писатели русского зарубежья (Центр религиозной литературы ВГБИЛ / Александр Гуревич) // http:// zarubezhje.narod.ru/.

48

Раздел I. Методологические основания...

России (XVII–XIX вв.); о пребывании в России миссионеров Г. Орсини (1626), Дж. де Луки (1637), Т. Ритали (1638). Внимание Ватикана к РПЦ не прекратилось с приходом к власти в России большевиков. К сожалению, XX век в силу отсутствия доступа к историческим источникам остается малоизвестным. В главном архиве частично сохранились документы Конгрегации восточных церквей Ватикана и существовавшего при ней Музея русского религиозного зодчества (1933). Е. Ф. Шмурло и другие отечественные историки, которые были допущены к документальной сокровищнице Ватикана, много сделали для выявления и описания документов, связанных в том числе и с церковной историей России. Но не все документы были описаны — осталось еще многое. Ватикан умеет хранить тайны, о чем свидетельствует не вполне удачная попытка компьютерного описания его фондов, предпринятая в последние десятилетия группой мичиганских архивистов во главе с Френсисом Блуиным52. Великобритания. Государственный архив (Лондон) содержит многочисленные сведения о церковной жизни в России в переписке с английскими послами в России (111 томов, 1579–1780), в донесениях из России английских представителей (1739 томов, 1781–1905); документы английских посольств (1083 томов, 1801–1918, 1941– 1947) и консульств (250 томов, 1807–1941) в России и СССР. В Бодлеанской библиотеке (Оксфорд) имеется коллекция славянских и русских рукописей, в том числе «Русский словарь» М. Ридлея (конец XVI в.), великорусские песни, записанные в 1619–1620 гг. на севере Московского государства для Р. Джемса, и его словарь-дневник. Богаты по истории Русской церкви коллекции Британского музея и его библиотеки. К числу софийских принадлежит копия «летописи Нестора» XIV в. под названием «Russica and Chronica Moscovitica», написанная на 377 листах, в красивом кожаном переплете. XVI век представлен хорошо сохранившейся копией «Стоглава» (1551), постническими поучениями Василия Великого, псалтырем со стихами на греческом и славянских языках и др. XVII век увеличивает число документов по истории России: заслуживают внимания «Список Задонщины», снабженный 64 миниатюрами, рукопись «Истории Соловецких чудотворцев», содержащая «Слово Иоанна Златоуста» и «Житие Зосимы и Савватия Соловецких», «Сказание Авраама Палицина об осаде поляками Троице-Сергиева монастыря», нотный обиход русского письма на крючковатых нотах с текстами праздничных хоралов. Рукопись украшена изящными гравюрными заставками. 52

Блуин Ф. Ватиканский архивный проект // Вестник архивиста.1995. № 2 (26). С. 106–112.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

49

По XVIII–XIX вв. упомянем рукопись евангельских проповедей русской редакции, иллюстрированную 40 яркими миниатюрами, сборник русских церковных текстов, включающий 7 статей христианско-легендарного характера, старообрядческий сборник, содержащий церковный устав, тексты пасхальной службы, субботние и воскресные ирмасы и сборник «раскольничьей редакции» с евангельскими и апостольскими чтениями, иллюстрированный рисунками из жизни Иисуса Христа и Иуды. Помимо рукописных памятников, в музее сохранились две старопечатные церковные книги 1618 и 1626 гг. Немало сведений о церковной жизни содержат записки и дневники путешественников и миссионеров, посетивших Россию. Среди них вызывают интерес дневники Э. Кемпфера с запечатленными видами Симоновского и Никольского монастырей в Коломне, церковных соборов в Переяславле, Муроме, рек Оки, Волги (1683) и т. п. За время своего путешествия любознательный англичанин собрал коллекцию русских церковных рукописей, представленную церковными уставами, псалтырями, молитвенниками и т. д. В библиотеке Британского музея также имеется ряд ценных исторических документов: в коллекции русских и славянских церковных рукописей XIV–XIX вв. хранятся Евангелия, жития святых, псалтыри, пасхалии, часословы и другие богослужебные тексты. Рукописи, написанные на пергаменте, иллюстрированы красочными миниатюрами и заставками. Германия. Федеральный архив Германии, Потсдам — Мерзебург (бывший Центральный немецкий архив ГДР). Сведения в том числе о положении РПЦ в России в фондах германских посольств в СССР (1918–1941) и консульства в Ростове-на-Дону (1867–1914). Российских историков привлекают фонды Министерства восточных территорий, Министерства церковных дел и других учреждений Федерального архива, документы по истории РПЦ в Федеральном военном архиве, и в некоторых земельных архивах страны. Два архива, богатые материалами по РПЦ: Архив Германской епархии РПЦЗ в Мюнхене и Архив Среднеевропейского экзархата Московской Патриархии в Берлине — не могут остаться без нашего внимания. Важные источники по истории РПЦ сохранил Институт восточных и международных исследований в Кельне, вобравший на правах правопреемника архив и библиотеку Института по изучению истории и культуры СССР после его закрытия в 1972 г. Израиль. Национальная библиотека, Иерусалим — отдельные памятники по церковной русской истории, в том числе «О житии и чудесах Зосимы и Савватия», основателей Соловецкого монастыря. Ирландия. Библиотека Дублинского университета. В коллекции Ч. Битти — 12 старославянских и русских рукописей, в том числе

50

Раздел I. Методологические основания...

«Повесть о Тихвинской иконе Богоматери» XVII в., «Святцы» с поморским цветочным орнаментом (1841), «Повесть об Ефросинии Суздальской» с Добавлением Патриархов Фотия и Антония против стригольников (первая половина XVIII в.), «Апокалипсис толковый» с миниатюрой Иоанна Богослова (XVI–XVII вв.), «Житие и служба Зосимы и Савватия Соловецких» (XVIII в.). Италия. По сравнению с другими западноевропейскими странами история русской эмиграции в Италии изучена слабо. На Апеннинском полуострове не сложилась ни одна устойчивая русская диаспора, оставившая свои архивы. Более продолжительную жизнь имели церковные общины, но и они не избежали распада и прекращения своей деятельности. Наиболее полным следует признать архив Русской Церкви во Флоренции. В нем аккуратно собраны копии метрических книг с 1866 г. с записями родившихся, крестившихся, венчавшихся и умерших жителей общины. Привлекают внимание переписка священников с миром, документы о строительстве и особенно дневник отца Владимира [Левицкого (1840–1923)]. Историю русской общины в Риме позволяет восстановить архив Посольской церкви. Несмотря на досадные пробелы, здесь сохранились метрические книги с 1836 г., годовые отчеты, описи имущества, переписка настоятелей. От архивных собраний русских церквей в Сан-Ремо, Мерано и Бари из-за спекулятивных споров о наследстве и владении уцелели лишь фрагменты. Небольшая их часть, включавшая бумаги подворья Императорского Православного Палестинского общества, оказалась в хранилище главного православного собора в Париже на улице Дарю. Архив церкви в Мерано и библиотека Русского дома очутились в конечном счете во владении местного муниципалитета, Русский дом в пригороде Турина в Торре-Пелличе, созданный на средства Всемирного совета церквей в конце 1970-х гг., прекратил свое существование, и его архив и библиотека были разбазарены. Только незначительная часть осела в фондах местной Вальденской церкви. Историку Русской Зарубежной Церкви в поисках дальнейших источников следует обратиться к отдельным частным архивам русской аристократии и, конечно, в государственные архивохранилища. Центральный государственный архив, Рим. Документы об отношениях российского правительства и Церкви со Святым престолом и о миссиях Ватикана в России (конец XIX в.). Различные аспекты церковной жизни в России в фондах итальянских посольств в России (XIX–XX вв.). В Государственном архиве Рима, в коллекции «Paessi Stranieri», — документы об отношении церквей России и Италии (XVII–XVIII вв.). В Государственном архиве Флоренции, в

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

51

архиве Медичи, — письмо А. Поссевино великому герцогу Козимо II о распространении Лжедмитрием I католической религии. Канада. Библиотека университета Торонто. В фонде профессора Дж. Мавора — переписка, рукописи статей, записки и воспоминания русских духоборов, переселившихся во второй половине XIX в. в Канаду. Библиотека Акадийского университета — материалы о русских переселенцах, духоборах (конец XIX — начало XX в.). Архив Саскачеванского университета — материалы о деятельности в Канаде украинской церкви (фонд М. Стехишина и др.). Нидерланды. Библиотека Лейденского университета — памятники славянской и русской письменности: патерикон и различные поучения (XIII в.), каноник (1331), псалтирь, летописец, календарь, иллюстрированное сказание о пророке Давиде, служебник (XVI в.), святцы, календарь (1553), русский алфавит (1570–1584), иллюстрированный молитвенник, служебник (XVII в.), святцы и календарь (1767), славяно-латинский словарь (XVIII в.) и др. Польша. Большой объем рукописных книг и документов по истории РПЦ в архивах и библиотеках. Только описанию восточнославянских и южнославянских книг и рукописей Я. Н. Щапов посвятил два тома своего исследования, опубликованного в 1976 г. Информацию о церковных документах по новой и новейшей истории можно почерпнуть из книг Е. В. Старостина «Зарубежное архивоведение: проблемы истории, теории и методологии (М., 1997; Польша. С. 300–303); Я. Н. Щапова «Восточнославянские и южнославянские книги в собраниях ПНP» (М., 1976. Т. 1–2). Укажем читателю основные документальные собрания, в которых сохранились сведения о РПЦ. Главный архив древних актов, Варшава. Данные о деятельности РПЦ имеются в собрании пергаментных документов (XV–XVI вв.), в архиве Великого княжества Литовского (1401–1687), в Краковском коронном архиве, в фонде Коронной метрики (1447–1794), в фондах канцелярии Н. Н. Новосильцева и Управления генералполицмейстера в Королевстве Польском. Отдельные документы о взаимоотношениях Православной, Униатской и Католической церквей можно обнаружить в родовых коллекциях Радзивиллов, Потоцких, Замойских, Бранницких. Архив новых актов, Варшава. В фондах Гражданского кабинета Регентского совета, Центрального польского агентства печати в Лозанне и др. — материалы по истории взаимоотношений РПЦ с Католической и Униатской церквями. Вазельское отделение Краковского архива. В фонде Тарновских — сведения о РПЦ, письма П. Й. Шафарика об украинских кормчих (1840–1841).

52

Раздел I. Методологические основания...

Архив Жешувского воеводства. Акты XIV–XVIII вв., в том числе документы Перемышльской униатской епископии. Архив Люблинского воеводства. Документы XIV–XVIII вв. униатских епископий в Холме, Львове, Перемышле, Бресте. Национальная библиотека, Варшава. В рукописном отделе в библиотеке майората Замойских — литургические и четьи книги XI– XVI вв. (часть из полоцкого Софийского собора); I-я Псковская летопись (до 1547 г.) с уставной грамотой князя Всеволода церкви Иоанна на Опоках в Новгороде (1548); хождение игумена Даниила (список XV в. с перечнем русских митрополитов, епископий, новгородских архиепископов и выписью из Пчелы «О злых женах»); Первый Литовский статут (1529) с привилегиями XV–XVI вв.; фрагмент «Супрасльской рукописи» Четий-Миней. В библиотеке Перемышльской униатской епископии — фонд кириллических рукописных книг (520); литургические книги, сборники поучений; уставы украинских братств (XVII–XVIII вв.); переводы древнерусских и поздних украинских богословских литературных памятников. Библиотека Чарторыйских. Национальный музей в Кракове. Многочисленные документы об РПЦ рассеяны по различным фондам и коллекциям библиотеки-музея. Сохранились записи на Лаврашевском евангелии в виде вкладных жалованных грамот монастырю (XV в.); письма русских государственных и духовных деятелей (XVII–XVIII вв.). В «портфелях» историка А. С. Нарушевича — история Руси до 1629 г. по различным летописцам. В собрании Национального музея — документы по русской истории в том числе и церковного происхождения XV–XVI вв. Ягеллонская библиотека, Краков. В библиотеке Тарновских и Дзикове — восточно- и южнославянские рукописи, в том числе две кормчие книги XV в.; перевод послания патриарха Константинопольского Дионисия на Русь, начало XVII в. Библиотека Польской Академии наук, Краков. Жалованная тарханно-несудимая грамота Ивана IV архимандриту Спасо-Преображенского монастыря Васьяну (1554); хроника Л. Бобилинского по истории Украины, Белоруссии, Литвы и Польши (конец XVII — начало XVIII в.); житие Святых и равноапостольного великого князя Владимира на украинском языке (1834); Львовская летопись (1498–1649). Библиотека католического Люблинского университета. «Апостол», служебник, церковный устав с часословом, Евангелие, проповеди, духовные песни и другие богословские книги XVI–XIX вв.; сочинения и переводы Максима Грека (конец XVI в.). Библиотека Высшей духовной семинарии. Минеи, Евангелия, духовные песни и псалмы, трефологии, служебники и другие бо-

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

53

гословские книги XV–XVIII вв.; «Летописец келейный» Дмитрия Ростовского (вторая половина XVIII в.). Воеводская и городская публичная библиотека им. Лопачиньского. В рукописной коллекции — Евангелие учительское на украинском языке (XVI в.), Апостол (XVI в.). Городская библиотека им. Э. Рачиньского, Познань. Литературно-исторические и богословские сборники на белорусском языке (XVI в.). Библиотека им. Оссолиньских Польской академии наук. Собрание богословских книг с записями частноправового характера (XVI в.). Литературно-исторические памятники церковно-славянского происхождения в Библиотеке Вроцлавского университета, Публичной библиотеке Варшавы, библиотеке Общества любителей наук (Перемышль), в частном собрании Б. Лопатынского (Перемышль), музее г. Томашева, Историческом музее народного строительства г. Санок. Румыния. Центральный государственный архив, Бухарест. Славянские грамоты в коллекции «Молдавские документы» (1587– 1620); перечень жалованных грамот, данных русскими царями палестинским монастырям (1641—1694), грамота, выданная епископом Зосимой Прокоповичем монастырю св. Анастасии (Москва, 1653); охранная грамота Алексея Михайловича архимандриту Неофиту из г. Гирокастра (1662); воззвание П. А. Румянцева к духовным и мирским чинам княжества Валахии (1771). Библиотека Академии наук РР, Бухарест. Коллекция славянских рукописей (730 названий). США. Прежде всего, остановимся на Архиве Американской Православной Церкви (АПЦ). Образованный в 1845 г., архив неоднократно менял место своего пребывания, пока одна из его частей не оказалась в Библиотеке Конгресса. Объем материалов архива значителен — 1062 коробки. К нему больше подходит название «коллекция», поскольку он неоднократно пополнялся архивными документами из различных хранилищ и научных центров. Другая часть архива АПЦ долгое время хранилась сначала в Св. Николаевском Соборе в Нью-Йорке, затем в Центре исследования эмиграции Миннеапольского университета, и только в 1983 г. архивное собрание воссоединилось с действующим архивом Американской Православной Церкви, находившимся в г. Сайссет (штат НьюЙорк). Достоинство его документов состоит в том, что позволяет проследить не только историю АПЦ, но и историю других конфессий в мире. Сотрудники архива очень активны в собирании и хранении фотографий, видео- и аудиоматериалов и других документов на новых носителях. Российское поколение шестидесятников,

54

Раздел I. Методологические основания...

несомненно, помнит звучавшие на «Би-Би-Си» беседы епископа Василия Родзянко, переданные в виде магнитофонных записей автором. Национальный архив, Вашингтон. В группе документов российских учреждений — материалы Российско-американской компании по управлению Аляской (1802–1867). В коллекции «смешанные русские документы» — сведения о церковной, экономической, политической и культурной жизни России и СССР (1870–1947). Библиотека Конгресса, Вашингтон. В славянском отделе — часослов и др. славянские тексты (XVI в.); документы РПЦ на Аляске (1771–1917 гг., 7 томов, 978 коробок), документы российско-американской компании, в том числе по вопросам православия (1799– 1817). Непростой была судьба документов РПЦ на Аляске. С продажей Аляски в 1867 г. деятельность РПЦ не приостановилась. Резиденция епископа и архивы церкви в 1872 г. переводятся в СанФранциско, а в 1904 г. — в Нью-Йорк. В Библиотеку Конгресса эти документы поступали частями. Последняя часть церковного архива по 1933 г. поступила в качестве дара в 1940 г. Скрупулезно изучением формирования коллекции славянских материалов Библиотеки Конгресса США в последние годы занимался петербургский ученый Е. Г. Пивоваров, опубликовавший в 2005 г. одноименную монографию. Копии документов из Библиотеки Конгресса и других хранилищ страны по истории «Русской Аляски» за 1732–1796 гг. были сконцентрированы в рамках научной программы в университетской библиотеке штата Вашингтон. Не все документы в свое время были вывезены на материк. В семинарии Святого Германа на острове Кадьяк, явившемся местом высадки первой духовной миссии в 1794 г., сохранялась коллекция документов по истории церковного освоения русскими западной части североамериканского континента. Более 20 лет большую работу по собиранию письменных и вещественных памятников по истории РПЦ проводит Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле (штат Нью-Йорк). В архив-музей в разное время поступили коллекции Р. В. Полчанинова (церковная периодика), И. И. Сикорского (церковная атрибутика) и др. Из монастырских собраний особой ценностью привлекают архивные документы Свято-Тихоновского монастыря в Пенсильвании. Архив русской и восточноевропейской истории и культуры при Колумбийском университете — документы по истории Русской Церкви — разбросаны в многочисленных коллекциях и фондах (XIX–XX вв.). Библиотека Гуверовского института войны, революции и мира, Стэнфорд. Документы по истории РПЦ в фондах государственных

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

55

учреждений царского и Временного правительств и в личных фондах царской семьи и выдающихся деятелей России. Гарвардский университет, Русский исследовательский центр, Кембридж. В коллекции библиотеки университета — ответы Иоанна VI папскому легату Я. Роките (спор о вере, XVI–XVII вв.), частное собрание русских документов (1543–1775) о хозяйственной деятельности, в том числе и Церкви. Йельский ун-т, Нью-Хейвен — документы о деятельности РПЦ, о Распутине и др., сведения о положении РПЦ в СССР в архиве «Нового журнала». Историческое общество штата Мэриленд. В Исторической библиотеке Аляски — бумаги еп. Иннокентия (Вениаминова, 1821–1840). В Международном центре ученых им. Вудро Вильсона — источники по церковной истории России и СССР, собранные из хранилищ США и частично Западной Европы. Университет Штата Индиана, Библиотека Лилли. В коллекции Уильяма Эдварда Дэвида Аллена — копии средневековых русских памятников: 5 летописей XIII–XVI вв., русских грамот, сборника XVII в. (440 с.), 77 былин, собранных и записанных Афанасьевым, 17 грамот (жалование земель, 1614–1690) и др. В Принстонском университете и Свято-Владимирской семинарии нашел себе место архив выдающегося богослова Г. В. Флоровского. Институт еврейских исследований в Нью-Йорке располагает главным образом копийными материалами об отношениях православия и иудаизма (XIX–XX вв.). Финляндия, Государственный архив, Хельсинки — сведения о церковной и социально-экономической жизни русского, ижорского, водского и карельского населения. В фонде Ижорской земли — документы за 1634–1709 гг., судебная и фискальная документация (писцовые, поземельные, бухгалтерские записи феодальных повинностей и другие книги). В 20-е гг. прошлого века Финляндия не передала по реституции Советской России архив Ново-Валаамского монастыря, который и в настоящее время находится на ее территории. Еще до революции, как пишет А. В. Попов в своей книге «Российское православное зарубежье» (М., 2005), он пополнился подлинными документами, присланными с острова Кадьяк. Франция, Национальный архив, Париж. Источники по истории РПЦ разбросаны, разобщены по учрежденческим и личным фондам и коллекциям53. Архив Министерства иностранных дел, Париж. Обилие материалов по истории РПЦ, находящихся в фондах французских по53

См.: Lesure M. L’histoire de Russie aux Archives Nationales. P., 1970.

56

Раздел I. Методологические основания...

сольств и консульств в России. Достаточно полный обзор написан французским историком М. Лезюром54. Национальная библиотека, Париж. В Славянском фонде — Евангелие, апостолы, псалтири, минеи, жития, поучения, духовные грамоты, наиболее ранний документальный сборник на пергаменте XIII в., вторая часть Воскресенской летописи (1353– 1541), список XVI в.: труды Максима Грека (ХVI в.), описания о разграблении Божьих храмов Е. Пугачевым (XVIII в.), описание поездки в Китай Николая Спафария (1675), произведения Симеона Полоцкого (в списках XVIII в.) и др.55 В последние годы российских исследователей привлекают материалы Архива префектуры парижской полиции, сохранившие отчеты 20–40-х гг. прошлого века о деятельности РПЦЗ, христианском студенческом движении. Среди документов имеются справки на митрополита Евлогия, профессора А. В. Карташова и др. Международная библиотека современной документации, расположенная вблизи Парижа в Нантере, хотя и известна ученым из России, продолжает содержать немало источников, еще не введенных в научный оборот. Выпускница Историко-архивного института Н. Пашкеева в 2009 г. обнаружила в архиве библиотеки документы, касающиеся судьбы Западно-Европейской епархии в связи с кончиной Евлогия. Отрывочные сведения о РПЦЗ имеются в фонде Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции. Из негосударственных архивов по интересующей нас теме выделим парижский Архив Архиепископии русских православных приходов в Западной Европе. Архив не является публичным и, следовательно, доступным для исследователей. Некоторые его части, как, например, Канцелярии епархиального управления Западноевропейского Русского экзархата Константинопольской Патриархии, не описаны. В этом правовом поле находится архив Российского Императорского Дома Романовых в изгнании, приютившийся в живописном местечке Сен-Бриаке. Учитывая теснейшие связи императорской семьи с православием, архив представляет собою великолепный источник по истории РПЦ. Более десяти лет тому назад глубокое вдумчивое исследование о научном архивном наследии Императорского Дома Романовых защитил в Историко-ар54 См.: Lesure M. Apercu sur les fonds russes dans les archives du Minister des Affaires etrangeres francais // Cahiers du Mondes russe et sovietique. P., 1963. V. 4. № 33. P. 311–330. 55 См. Черепнин Л. В. Славянские и русские рукописи Парижской национальной библиотеки // Археографический ежегодник за 1961 год. М., 1962. С. 215–255.

Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом

57

хивном институте в качестве кандидатской диссертации А. Н. Закатов56. Чехия. Литературный архив в Праге — материалы религиозного мыслителя Н. Ф. Федорова, слависта В. А. Францева, историка древнерусского искусства Н. П. Кондакова. Славянская библиотека в Праге. В коллекции рукописей по истории Московского государства (1100 документов), в том числе по истории РПЦ, материалы Алексеевского монастыря в Угличе, коллекция А. Д. Григоровича (68 манускриптов) — старорусская литература в списках (XVIII–XIX вв.), церковно-поучительная и повествовательная литература. Национальный музей в Праге — славянские рукописи XI– XIX вв., псалтири, Евангелие, часословы, месяцесловы, церковные уставы, сборники, жития. Летописец Нижнего Новгорода. Университетская библиотека в Праге — обзор деятельности иезуитской миссии в России в XVIII в., составленный К. Миллером, письма, донесения и отчеты иезуитов из России. Швейцария. Женевская публичная библиотека. Письма секретаря английского посланника неизвестному лицу с описанием религиозных праздников и жизни крепостных крестьян в России. Швеция. Государственный архив Швеции, Стокгольм. В бумагах шведких посольств в России, шведских учреждений — обширные сведения об РПЦ (материалы Новгородской приказной избы, Смоленские столбцы и др.)57. Библиотека Упсальского университета. В собрании греческих и славянских рукописей — «Книга большому чертежу» (XVII — начало XVIII в.), лексикон славяно-латинский и латино-славянский (XVII в.), польская хроника Стрыйковского, сочинение Г. Котошихина «О России в царствование Алексея Михайловича» (XVII в.). Библиотека гимназии в Вестеросе. В четырех рукописных сборниках, составленных в конце XVII в., содержатся хроника Феодосия Софоновича (1672), описание Ново-Иерусалимского Воскресенского монастыря (1685), русские геральдические документы и др. Югославия (Сербия). Источники о тесных связях с РПЦ имеются в Государственном архиве Республики Сербия (Белград), в Архиве Сербской академии наук и искусств (Белград). 56 Закатов А. Н. Архивы Российского Императорского Дома в политических потрясениях XX века // Вестник архивиста. 1998. № 5 (47); Он же. Архивы Российского Императорского Дома после Февральской революции 1917 года: проблемы реконструкции, описания и использования: дис. … канд. ист. наук. М.: ИАИ РГГУ, 1999. 57 См.: Черепнин Л. В., Шумилов В. Н., Александрова М. И. Документы по истории СССР и русско-шведских отношений в архивах Швеции // Исторический архив. 1959. № 6.

58

Раздел I. Методологические основания...

Автор этой части пособия остановился в большей степени на обзоре документов по истории России иностранного происхождения. Они составляют неотъемлемую часть историко-документального наследия как зарубежных стран, так и России, наше общее бесценное достояние. Основная масса документов русского происхождения стала поступать из-за рубежа после 1991 г. Российские архивы, библиотеки на этой волне социальной эйфории получили ценнейшие исторические источники из многих стран мира — Европы, Азии и Северной и Южной Америки. Уникальную коллекцию о ГУЛАГе и тюрьмах в СССР собрал и привез А. И. Солженицын. Не менее ценные документы о российской культуре за рубежом нашли себе место на книжных полках в Российском фонде культуры. Для координации усилий по поиску и возвращению на Родину документов на I конгрессе соотечественников, состоявшемся в тревожные дни 19–31 августа 1991 г. в Москве, был создан постоянный «круглый стол». «Круглый стол» «Судьба русского наследия за рубежом» собрался на II конгрессе соотечественников, проходившем в СанктПетербурге 7–12 сентября 1992 г. К обсуждению были привлечены известные в этой области специалисты из России: М. А. Айвазян, Э. В. Переслегина, А. А. Амосов, Е. И. Загорская, С. Н. Бурова, В. П. Леонова, Л. И. Киселева, Е. П. Таскина, С. Ф. Чернявский, а также В. Е. Драшусова (Бельгия) и др. На заседаниях «круглого стола» была сформирована Научная программа организации поиска и приобретения русского архивного наследия за рубежом. Особое внимание обращено на восточное крыло русской эмиграции: судьбы харбинских архивов и т. д. Впоследствии совместными усилиями Российской академии наук, Комиссии по вопросам российского зарубежья при Президиуме Верховного Совета РФ, Государственной архивной службы России (Федерального архивного агентства), ЮНЕСКО и других научных межправительственных организаций были подготовлены и проведены международные научные конференции в 1993, 1999, 2000, 2003 гг. Не раз в выступлениях их участников звучали предложения приступить к созданию «международной компьютерной базы данных, описывающих архивную россику, где бы она ни находилась». История этих поступлений частично была обобщена в книгах и статьях В. П. Козлова, Е. В. Старостина, А. В. Попова, А. М. Айвазяна, П. Г. Гримстед, П. Кеннеди и многих других58. Не остались 58 Когда работа над этим разделом книги была завершена, вышла книга Е. В. Старостина «Архивы Русской Православной Церкви» (М.: РГГУ, 2011), в которую был включен материал, посвященный письменному историческому наследию РПЦ за рубежом.

Глава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение...

59

без внимания комплексы документов о России, которые продолжали храниться в крупных научно-исследовательских зарубежных центрах: Международном институте социальной истории в Амстердаме и Гуверовском институте войны, мира и революции, в Колумбийском, Гарвардском университетах и в сотнях других больших и малых архивохранилищ, разбросанных по всем частям земного шара. Обобщение опубликованных работ и источников на библиографическом уровне осуществили И. В. Сабенникова и А. В. Попов. Библиографические обзоры, представленные названными авторами, конечно, имеют пробелы. В будущем эти неучтенные статьи и публикации источников войдут в компьютерную базу данных59.

ГЛАВА 2 ЗАРУБЕЖНОЕ РОССИЕВЕДЕНИЕ И РОССИЙСКОЕ ОТЕЧЕСТВОВЕДЕНИЕ: ПУТИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ Под россиеведением понимается совокупность исследований, избравших своим объектом Россию, представления о которой многозначны и изменчивы. Как известно, имя «Россия» утверждается с конца XV в. В последующие столетия Россия делалась все более многонациональной, евразийской, имперской, великой и одновременно европейской. В XIX в. Россия воспринималась в чрезвычайно широком диапазоне: от империи («Большая Россия») до основной этнической территории великороссов («собственно Россия»). Сходным образом в древнерусской традиции различалась Русская земля в узком и широком смыслах. Соответственно, русским считался как всякий подданный империи, так и исключительно великоросс. Первый из указанных смыслов надолго укоренился во взгляде на Россию извне, отождествив ее с Советским Союзом. Как писал авторитетный на Западе А. И. Солженицын, «когда чудовище СССР лез захватывать куски Азии или Африки... во все мире твердили: “Россия, русские...”». Однако такое отождествление было свойственно не только зарубежной оптике. Известный специалист в области межнациональных отношений Р. Г. Абдулатипов говорил Б. Н. Ельцину: «Советский Союз по большому счету и 59 Волкова Т. С., Старостин Е. В., Хорхордина Т. И. Российские архивы: история и современность: электронный учеб.-метод. комплекс. М.: Изд-во РГГУ, 2007 (CD-ROM).

60

Раздел I. Методологические основания...

есть Россия». Г. Д. Гачев считал, что «Русь была жертвой России», видя в последней носителя надэтнического имперского начала. Характерно, что это положение видного российского культуролога сделал эпиграфом своей книги, переведенной на русский язык, британский россиевед Дж. Хоскинг60. Еще одна сложность связана с множественностью России. Начиная с XIV–XV вв. и на протяжении нескольких столетий параллельно существовали две Руси — Восточная (Московская) и Западная (Литовская), ожесточенная борьба за объединение которых, тяжба за древнее киевское наследие все еще отдается эхом в современной науке. Столкновение двух Россий произошло в Гражданской войне, после которой значимой величиной стало русское зарубежье. Распад СССР положил начало новому разделению этнокультурных общностей. Предельно широкое предметное поле россиеведения позволяет изучать как историческую, так и современную Россию во всей ее полноте. Присутствие России в ее ближнем и дальнем зарубежьях позволяет говорить о планетарном феномене русского мира — исторически сложившемся экстерриториальном культурном поле. Изучение собственной страны — одно из проявлений идентичности ее граждан. Однако интерес к зарубежным странам в немалой степени имеет сходную мотивацию, определяясь, помимо прагматических нужд международного взаимодействия, потребностью в сопоставлении своего и чужого. Особое место занимает разработка исторических и культурных пограничий, сложившихся не только у соседних стран. Российское отечествоведение и зарубежное россиеведение с давних пор не развиваются обособленно. Изучение России невозможно представить не только без работ российских авторов, но также без исследований зарубежных специалистов. При этом их взаимодействию не свойственна линейно-поступательная динамика, а его формы претерпевали значительные метаморфозы. Хотя по самой природе своей умножение знания интернационально, политические границы способны весьма существенно ограничивать естественное тяготение к научной кооперации. В качестве области научного знания отечественное россиеведение возникает как познание России, которое изначально велось в высшей степени комплексно — силами не только гуманитарных и социальных наук, но и наук естественных. Климатические и почвенные особенности, полезные ископаемые, гидроресурсы и рельеф — все это самым непосредственным образом влияет на развитие страны. У истоков научного познания России стояли мно60

Хоскинг Дж. Россия: народ и империя (1552–1917). Смоленск, 2000.

Глава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение...

61

гочисленные экспедиции XVIII в., в том числе знаменитые «академические экспедиции» екатерининских времен. К развернувшейся работе активно привлекались иностранные специалисты, некоторые из них прочно связали свою жизнь с Россией и имели перед ней несомненные заслуги. Тем не менее периодически давало о себе знать недовольство «немецким засильем» в науке о России: в борьбе М. В. Ломоносова с норманнистами, при образовании в середине XIX в. существующего по сей день Русского географического общества и обсуждении не утратившего своей актуальности вопроса о «национальности» науки61. На российской почве россиеведение развивалось в системе координат «концентрического родиноведения», внутренним кругом которого было краеведение — изучение малой Родины, затем следовало регионоведение и, наконец, страноведение. Даже в ту пору, когда с обособлением научных дисциплин россиеведческие исследования приобрели гораздо более дифференцированный характер, общественно-политическая и философская мысль, занятая определением места России между Западом и Востоком, продолжала испытывать потребность в интегральном страноведческом знании. Историко-культурная специфика России обусловила наличие еще одного, внешнего, круга, каковым выступает славяноведение, в поле которого в значительной степени и протекал генезис россиеведения. Несмотря на все попытки формального, институционального размежевания, полный разрыв россиеведения со славяноведением невозможен из-за проблематики языкознания, древней истории, идей славянской взаимности. В середине XIX в. министр народного просвещения С. С. Уваров вынужден был специально разъяснять в циркуляре, что зарубежные славяне не есть Россия. В СССР получил распространение взгляд, согласно которому славяноведение изучает только зарубежные славянские народы. Разделяли его и в остальных славянских странах. Утверждение в качестве приоритета полидисциплинарного синтеза наук способствовало оформлению россиеведения в особую область знания. Развитие зарубежного россиеведения имело свои особенности. Долгое время сведения о России попадали за ее пределы благодаря путешественникам и дипломатам, в числе которых были представители как Запада, так и Востока, в первую очередь, конечно, соседи. Издавна и по сей день записки иностранцев переводятся, издаются и изучаются в России. На сведения иностранцев ссылался и полемизировал с ними еще В. Н. Татищев. Некоторые из подобных сочинений попадали под запрет. Так, издание в русском журнале 61

Волков В. К., Горизонтов Л. Е. Исторические судьбы восточного славянства и «национальность» науки // Славянский альманах. 1997. М., 1998.

62

Раздел I. Методологические основания...

середины XIX в. записок англичанина Дж. Флетчера о России XVI столетия принесло их публикатору серьезные неприятности. Незадолго до этого бурную реакцию вызвало сочинение французского маркиза А. де Кюстина, отношение к которому разделило русское образованное общество. Новый импульс получает жанр полемической литературы, корпус которой пополняли не только трансляторы официоза, но и оппозиционеры. Власть имущие всерьез озаботились тем, чтобы за рубежом выходили благожелательные по отношению к России работы. Сведения о России также издавна поставляли за рубеж выходцы из нее, начиная с приближенного Ивана Грозного князя А. М. Курбского, бежавшего в Литву, и подьячего Посольского приказа Г. К. Котошихина, сто лет спустя обосновавшегося в Швеции. Позднее авторами сочинений о России становились представители революционной эмиграции и лица, покинувшие страну по религиозным и иным основаниям. Утверждение советского режима породило массовую научную эмиграцию. Первая ее волна неразрывно связана с судьбой Белого движения. Именно она создала развитую научную инфраструктуру и в наибольшей степени повлияла на становление западного россиеведения. Вторая волна обусловлена перипетиями очередной мировой войны. Третья явилась следствием диссидентского движения. Четвертую, в основе которой лежали неполитические мотивы, принято определять как «утечку умов». До революции российские ученые преподавали в иностранных учебных заведениях, направлялись в длительные зарубежные командировки, являвшиеся обязательной частью подготовки к профессорскому званию. Практика академических выездов вообще и visiting professors, в частности, подвергшаяся жесткому ограничению в советское время, вновь получила импульс к развитию лишь на рубеже XX–XXI вв. Страны, занимавшие в зарубежном россиеведении лидирующие позиции, неоднократно менялись. В XVIII–XIX вв. наибольшей информацией о России располагала немецкая и французская наука. Примечательно, что именно ее представители были наиболее известны и авторитетны в тогдашней России — интерес отличался взаимностью. На рубеже XIX–XX вв. в разработку россиеведческой проблематики активно включились британские ученые, стимулируемые сначала русско-английским соперничеством, а затем сближением двух держав. Следует отметить, что в ту пору россиеведение с большим трудом пробивало себе дорогу в западных университетах, где ему приходилось конкурировать как с традиционными учебными предметами, так и с другими страноведческими новациями. Германское экспертное сообщество накануне и особенно в годы Первой мировой войны делает специальный акцент на из-

Глава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение...

63

учении нерусских народов Российской империи, в национальных движениях которых видит ее потенциальных разрушителей. Оказавшись впоследствии в эмиграции, деятели этих движений вели активнейшую популяризаторско-пропагандистскую работу, стремясь дать россиеведению собственную интерпретацию или противопоставляя ему изучение своих народов. В целом же утверждение взгляда на Россию как страну полиэтническую — явление достаточно позднее, о чем свидетельствует успех книги А. Каппелера, немецкое издание которой датируется 1993 г.62 В период между двумя мировыми войнами научные связи с Россией были почти прерваны, что восполнялось общением с ученымиэмигрантами (в частности, в рамках активной на рубеже 1920–30-х гг. Федерации исторических обществ Восточной Европы). Особенно динамично россиеведение развивалось в местах их наибольшего скопления. Тогда же начинается становление советологии, которой после Второй мировой войны предстояло занять ведущее место в зарубежном россиеведении и наложить на него свой отпечаток. Начав россиеведческие штудии практически одновременно с британцами, американцы еще во время Второй мировой войны стали брать инициативу в свои руки, в полной мере воспользовавшись перемещением в Новый Свет не только представителей первой волны эмиграции из России, а также второй ее волны, но и эмигрантов из центральноевропейских стран. Лидерство США было окончательно упрочено, когда произведенный Советским Союзом в октябре 1957 г. запуск первого искусственного спутника Земли вызвал настоящий бум россиеведения63. Едва ли можно назвать другой подобный пример воздействия прорыва в научно-технической области на гуманитаристику. В странах социалистического блока россиеведение развивалось в условиях существенных ограничений, налагаемых двойным контролем — со стороны собственных партийно-государственных инстанций и со стороны советского гегемона. Однако оно не следовало полностью в фарватере советского канона, имея свои собственные особенности и достижения. Ученые из социалистических стран в большей степени общались с советскими коллегами и могли рассчитывать на посещение изучаемой страны. Прежние связи не утратили значения по сей день. 62 Каппелер А. Россия — многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. М., 2000. 63 Милякова Л. Б. «Русские» центры при университетах США // Славяноведение и балканистика в зарубежных странах. М., 1983; Gorizontov L. E. East European Studies on Harvard University During the «Cold War» Era (based upon memoirs by M. K. Dziewanowski) // East and West. History and Contemporary State of Eastern Studies. Warsaw, 2009.

64

Раздел I. Методологические основания...

Хотя в эпоху глобализации россиеведение приобретает все более интернациональный характер, не ушли полностью в прошлое национальные исследовательские традиции и научные школы. Это справедливо даже для, казалось бы, гомогенного англоязычного россиеведения (Великобритания, США, Канада): говорить без существенных уточнений об англо-американском россиеведении представляется не вполне корректным. Не в последнюю очередь сказывается уникальный опыт взаимодействия национальных россиеведческих школ с российской наукой. При сравнении зарубежного россиеведения с российским «концентрическим родиноведением» обнаруживаются существенные различия. Локальные и региональные россиеведческие исследования развернулись за рубежом значительно позже, чем в России. Развитие зарубежного россиеведения преимущественно на базе вузовской науки поддерживало страноведчески-синкретический формат этой области знания. На российском материале уже было показано, что страна, являющаяся частью более широкой этнокультурной или региональной общности, тем не менее для «своих» ученых составляет отдельный объект исследования. Именно таким образом традиционно очерчивается предмет славяноведения не только в России, но и в других славянских странах: его ядро формирует не отечественная, а зарубежная проблематика. Аналогично в оптике российской науки обычно определяется соотношение россиеведения с восточноевропейскими исследованиями. На Западе ввиду особого веса России именно россиеведение (Russian studies) всегда формировало ядро славистического комплекса. Взгляд на Россию с зарубежной перспективы в большей степени побуждает к ее контекстному, типологическому изучению. Правда, свои коррективы зачастую вносила «неформатность» России. Если советские слависты настаивали на том, что их наука имеет комплексный историко-филологический характер, то за рубежом (не исключая социалистических стран) возобладало представление о славяноведении как преимущественно филологической дисциплине с расширением в направлении культурологии. На почве различий в подходах возникали достаточно острые противоречия — как показывает практика проведения международных съездов славистов, не изжитые до конца по сей день. Предпосылкой любой страноведческой специализации является соответствующая языковая подготовка. Преподавание русского языка занимает в зарубежном россиеведении центральное место, что естественным образом стимулирует развитие лингвистических и — шире — филологических исследований. В изучении литературы

Глава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение...

65

к тому же видится путь к постижению ментальных, социокультурных особенностей страны и народа. Этим можно объяснить определенные тематические пристрастия зарубежного россиеведения: в профессиональной среде можно, скажем, услышать о «Толстоевском», поскольку наследию Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского посвящена значительная часть научной продукции. Современное литературоведение отличается повышенной восприимчивостью к культурологическим новациям и, по существу, в значительной своей части интегрировано уже в культурологию. В последнее время популярность изучения русского языка снизилась, особенно заметно в странах, где он раньше был представлен особенно широко (постсоветское зарубежье России и Новая Европа). Однако это явление наблюдается и в других регионах. Если со складыванием советологии значимость россиеведения увеличилась, то ее кризис и актуализация вследствие распада СССР конкурирующих с россиеведением страноведческих и регионоведческих направлений (украинистика, изучение Центральной Азии и Кавказа) привели к обратному результату. Одновременно ощутимо возросла востребованность зарубежным россиеведческим сообществом языков народов России, что связано с современными региональными процессами и возможностью работать в российской провинции, куда в советский период доступ был крайне затруднен. В СССР обличение буржуазной науки сделалось обязательной составляющей работы ученых. Практически в каждом сегменте отечественного россиеведения находились люди, сделавшие делом жизни «критику зарубежных фальсификаций». В обличительном ключе выступали и многие серьезные ученые. Без воинственных инвектив в адрес иностранных коллег рискованно было защищать диссертации. Даже адаптированная для советской аудитории и обычно изрядно тенденциозная информация о россиеведении по другую сторону «железного занавеса» тщательно дозировалась. Реферативные сборники с соответствующими обзорами обычно имели гриф «Для служебного пользования» и хранились в крупнейших советских библиотеках в так называемых спецхранах вместе с печатной продукцией авторов из капиталистических стран. Доступ в спецхраны предоставлялся лишь по специальному отношению из учреждений, в которых работали заинтересованные читатели. Разумеется, россиеведением борьба на «научном фронте» не ограничивалась, но именно в интересующей нас области утвердился наиболее конфронтационный стиль полемики. Жестко преследовалось действительное или мнимое влияние буржуазной науки на исследователей из социалистических стран. В первой половине

66

Раздел I. Методологические основания...

1980-х гг. развернулась широкомасштабная кампания по контрпропаганде, отголоски которой различимы вплоть до распада Советского Союза, несмотря на призывы руководства страны к «новому мышлению». Появились даже работы по методологии борьбы с буржуазными фальсификациями64. Парадоксальным образом ритуальное внимание к трудам зарубежных оппонентов, за редкими исключениями, не сильно способствовало действительному знакомству с ними. До минимума было сведено и общение с иностранными коллегами — в этом отношении ситуация в СССР было заметно хуже, чем в ряде восточноевропейских социалистических стран. Культивировалось, становясь общим местом, убеждение, что единственно верными знаниями о России дано обладать лишь советским ученым. Отсутствие осведомленности в отношении того, что в мире пишется по изучаемой теме, не считалось существенным недостатком. Разумеется, это препятствовало формированию профессиональных стимулов к изучению россиеведами иностранных языков. В плане научного кругозора преимущество зачастую было у специалистов по зарубежной проблематике, многие из которых, впрочем, изучали связи России с другими странами, т. е. также имели отношение к россиеведению. Масштабы взаимодействия с зарубежной наукой варьировались в зависимости от исследовательской области. После дезавуирования в начале 1950-х гг. марризма заметно возросла степень свободы языковедов, чье научное творчество подвергалось менее жесткому контролю, чем продукция представителей других социальных и гуманитарных дисциплин, что принесло замечательные плоды: отечественная школа лингвистики приобрела блестящую международную репутацию. Разумеется, не все критические выступления советских ученых были беспочвенными. Например, за рубежом гораздо скептичнее, чем в России, относились к подлинности «Слова о полку Игореве», что побуждало искать контраргументы и в конечном счете стимулировало исследования. Если доступ к зарубежной науке обеспечивал дополнительные познавательные возможности для советских специалистов, то заинтересованность их иностранных коллег в связях с изучаемой страной была поистине огромной. Многие направления россиеведения требуют полевых исследований, предполагающих выезд в изучаемую страну. В условиях ее закрытости на Западе массово интервьюировались эмигранты, что дало импульс развитию такого направления, как устная история. На почве политической науки выросла во многом спекулятивная кремлинология, ориентиро64

Мерцалов А. Н. В поисках исторической истины. Очерк методологии критики буржуазной историографии. М., 1984.

Глава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение...

67

ванная на изучение второстепенных, фрагментарных материалов и чтение между строками. Максимально ограничивая доступ иностранцев к архивам, советские власти частично уравнивали конкурентные возможности своих ученых, ограниченных в выборе темы. Хотя последние тоже получали далеко не все документы, именно зарубежные россиеведы выиграли от «архивной революции» начала 1990-х гг. в первую очередь. Со своей стороны, российские исследователи стали активно осваивать богатую зарубежную россику. Однако едва ли не главным проявлением перемен следует считать широкое общение ученых из разных стран, которые воспользовались падением «железного занавеса», пожалуй, раньше и больше других. Многочисленные международные конференции, совместные проекты и переводы способствовали заполнению теоретико-методологического вакуума, вызванного неприятием бывшего долгие десятилетия официальной доктриной марксизма-ленинизма, распространенными на Западе концепциями. При всем многообразии цивилизационных и макрорегиональных контекстов, в которых изучается Россия, а также национальных школ россиеведения следует констатировать ведущую сегодня роль вестернизованного ее восприятия и лидирующие позиции англоязычной научной продукции. С этим в полной мере столкнулось и российское профессиональное сообщество. Переход от доходившей до самоизоляции закрытости к повышенной, зачастую на грани апологетики нового, восприимчивости, от марксистской интерпретации социальных явлений к их постмодернистской трактовке носил обвальный характер. В среде российских специалистов появились люди, взявшие на себя модераторскую миссию популяризации зарубежных теорий и исследований, инициирования и координации проектов и особенно конференций с участием иностранных коллег. Увидели свет тематические обзоры зарубежных россиеведческих исследований. Основаны продолжающиеся серийные издания, благодаря которым широкая читательская аудитория получила доступ к внушительному корпусу иностранных работ («Современная западная русистика», «Historia rossica», «История сталинизма» и др.). Совместно издавались сборники архивных документов и даже путеводители по архивам. Пришла наконец и пора серьезных историко-научных штудий, не имеющих аналогов за рубежом65. Немалую роль в 1990-е гг., когда бедственное материальное положение российских ученых превращало их в маргинальную группу, сыграла их поддержка со стороны западных научных фондов. 65 Большакова О. В. Власть и политика в России XIX — начала XX века: американская историография. М., 2008. См. также рецензию на эту книгу: Горизонтов Л. Е. Американское россиеведение: понять век империи // Российская история. 2011. № 1.

68

Раздел I. Методологические основания...

Наряду с огромным интересом иностранных исследователей к российской провинции следует отметить качественно возросшую мобильность российских ученых из регионов, которым существующая система обменов и грантов предоставила немалые преференции. Становление новой России коренным образом изменило прежнее международное разделение труда в области россиеведения, обусловленное преимущественно политическими обстоятельствами. Альтернативное знание о России перестало составлять монополию «буржуазных» авторов, эмигрантов («тамиздат») и немногочисленных инакомыслящих интеллектуалов внутри страны («самиздат»). После распада СССР произошло сближение России с дальним русским зарубежьем, закрепленное актом объединения Русской Православной Церкви. Глобальные перемены поставили в принципиально новые условия эмигрантскую науку, которая утратила свое предназначение хранителя старых исследовательских и идейно-политических традиций. Ныне предпринимаются усилия по возврату ученых-эмигрантов на родину. Правда, касается это в первую очередь потенциальных насельников российской Кремниевой долины и в гораздо меньшей степени представителей социогуманитаристики. С другой стороны, снижение после краха двухполюсного миропорядка спроса на россиеведов в странах, где их особенно много (прежде всего, США), создает известную почву для реэмиграции. В российском случае сближение диаспоры и материка выразилось не столько в общении с живыми носителями этих традиций, сколько в обретении богатого интеллектуального наследия русского зарубежья. Популярной стала, в частности, идея России как Евразии, оформившаяся в евразийском учении в 20-е гг. прошлого столетия. Евразийцами была подчеркнута этнокультурная полифония России, но вместе с тем акцентировалась ее целостность и отдельность от других «миров». Думается, что в роли межцивилизационного моста Россия в гораздо большей степени продвигала Европу в Азию, чем Азию в Европу. Имеются продолжатели и у концепции общерусского триединства, отождествляющей Россию со Slavia Orientalis, а также у идеи православной религиозной общности. Все эти рецидивы вызывают живые комментарии зарубежных россиеведов. Огромный потенциал международного сотрудничества россиеведов очевиден. Более равноправным становится оно с точки зрения своего финансового обеспечения: если раньше основные расходы брали на себя зарубежные партнеры, то сегодня заметно возрос вклад российской стороны. Россиеведческое направление

Глава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение...

69

занимает ведущее место в работе Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), который уже несколько лет проводит конкурс исследовательских проектов по теме «Россия в многополярном мире: образ страны» и заключил ряд соглашений с фондами, научными корпорациями и государственными органами других стран. Партнерские отношения установлены РГНФ не только с ведущими западноевропейскими странами (Франция, Германия), но и с азиатскими государствами (Китай, Монголия, Вьетнам), а также с постсоветскими республиками (Украина, Белоруссия). Понятно, что в этой географии еще остается много белых пятен. РГНФ поощряет участие в своих ежегодных конкурсах молодых исследователей. Немалое число исследований финансирует фонд «Русский мир» с его выраженным россиеведческим (преимущественно филологическим) профилем. Поддержку получают исследования российских и зарубежных авторов, а также их совместные проекты. Особое внимание обращается на ближнее зарубежье России. Мы упомянули эти два фонда не только ввиду масштаба их деятельности, но еще и потому, что они помогают реализовывать высшую форму международного научного сотрудничества — долгосрочные совместные проекты исследовательского характера. Привлекательны грантовые конкурсы, проводимые под эгидой Европейского союза и предполагающие творческую кооперацию ученых из нескольких стран. Большие возможности для исследовательской работы студентов и преподавателей вузов открывают такие программы, как Erazmus Mundus и Tempus. Деятельность фондов значительно дополнило традиционное межвузовское и межакадемическое взаимодействие, также в целом существенно прирастающее. Совместные исследования не только дают максимальную научную отдачу, но и позволяют быть в курсе происходящего в интеллектуальной жизни страны-партнера: на уровне человеческого общения, посредством обмена новейшей литературой, благодаря облегчению доступа к архивным материалам. В конечном счете именно в двусторонние и многосторонние исследовательские проекты, а не в дорогостоящие и зачастую плохо подготовленные конференции и «круглые столы», интерес к которым в среде серьезных специалистов не слишком высок, целесообразно инвестировать основные средства. Итак, в настоящее время отечественное россиеведение в гораздо большей степени, чем раньше, интегрировано в мировое. Непродуктивная конфронтация национальных научных сообществ в сегодняшней ситуации плюрализма мнений принципиально невозможна. Однако вполне вероятна конфронтация национальных

70

Раздел I. Методологические основания...

стратегий памяти, проводящих в жизнь определенную политическую линию. В ряде стран, в том числе и в России, дает о себе знать стремление сформулировать консолидированное мнение ученых и воплотить его в некие нормативные тексты. Интернационализация россиеведения создала предпосылки для международного взаимодействия в образовательной сфере. Соответственно, большую актуальность приобрели проблемы профессиональной коммуникации. Простого владения иностранным языком для международной научной коммуникации недостаточно. Известно, что даже опытный переводчик не в состоянии обеспечить качественный, адекватный перевод научного текста из малознакомой ему области. Необходимо не только хорошее знание проблематики, позволяющее быстро находить информацию по любому вопросу, но и точность в подборе терминологических эквивалентов. Последняя затруднена наличием национальных особенностей научного языка. Так, многие языки лишены лексических средств для различения «русского» и «российского». Следовательно, закрепленная в принятом в 2009 г. Государственном образовательном стандарте магистра истории компетенция свободного владения иностранным языком «как средством делового общения» является не только общекультурной, но и профессиональной. Научная терминология конвенциональна, при этом выступающий в роли средства международного научного общения язык имеет наибольший шанс утвердить свой канон. Понятийный аппарат российской науки, в том числе и россиеведения, демонстрирует повышенную восприимчивость к англоязычным заимствованиям, отнюдь не всегда являющимся неизбежными и продуктивными. Коммуникация в мировом россиеведении долгое время изрядно затруднялась до крайности идеологизированным противостоянием в плоскости теоретического осмысления общественной жизни, не позволявшим по достоинству оценить элементы сходства. Между тем далеко не все в советских исследованиях определялось марксизмом, а в «буржуазной» исследовательской практике достаточно велико было марксистское влияние. Достаточно легкая рецепция после устранения идеологического барьера ряда западных объяснительных теорий (например, теории модернизации) не в последнюю очередь объясняется их приемлемостью для многих ученых, прошедших советскую школу. С другой стороны, критическое отношение к актуальным теоретико-методологическим доминантам может быть не только следствием консерватизма, но и результатом серьезной рефлексии. Так, сборник статей чешских россиеведов о переломном 1917 годе демонстрирует растущий скепсис к разработанным на Западе советологическим схемам, ставшим норматив-

Глава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение...

71

ными в Восточной Европе после распада социалистического лагеря66. Иногда свободная ориентация в зарубежной литературе контрастирует с недопустимым игнорированием отечественных исследований. Однако главная опасность видится не в этом. Нельзя не замечать все еще сильной инерции советского научного изоляционизма, которая передается сегодняшним студентам и аспирантам. К сожалению, в учебных и квалификационных работах младшей генерации российских исследователей, для которых чтение на иностранном языке, как правило, не представляет особой сложности, публикации зарубежных авторов отражены зачастую недостаточно. Между тем в современных условиях незнание иностранной литературы, отсутствие публикаций за рубежом, устранение от участия в международных форумах, исследовательских проектах и грантовых конкурсах, т. е. игнорирование важнейших составляющих глобальной научной коммуникации, является свидетельством как минимум «частичного несоответствия» профессиональным требованиям. Коммуникативные навыки важно вырабатывать со студенческой скамьи. Ныне возможностей для этого у учащихся высшей школы гораздо больше, чем некогда было у большинства их наставников. Отличные перспективы открывают, в частности, международные магистерские программы. Международная научная коммуникация требует знания организационных основ зарубежного россиеведения и его важнейших справочно-информационных ресурсов. Однако осведомленность такого рода не в состоянии заменить живого общения с зарубежными коллегами, которое, потеряв свою былую эксклюзивность, стало элементом профессиональной повседневности. Развитие современной техники сделало постоянный диалог ученых абсолютно общедоступным. Наша осведомленность о современном состоянии россиеведения в различных странах далеко не одинакова. Особенно мало известно об исследованиях, проводимых в Новой Европе. После распада советского блока исчезли прежние препятствия, затруднявшие россиеведческие исследования в социалистической части зарубежной Европы. В итоге в данной группе стран, особенно в тех, чья историческая связь с Россией была наиболее прочной, интерес к последней существенно возрос. Ярким примером может служить Польша. В Польше, Венгрии, Чехии издаются книги, в которых подчеркивается преемственность между современной Россией и Россией исторической67. К сожалению, знакомство российской на66

Interpretace ruské revoluce 1917. Brno, 2008. См., например: Bäcker R. Rosyjskie myślenie polityczne za czasów prezydenta Putina. Toruń, 2007. 67

72

Раздел I. Методологические основания...

учной общественности с большей частью этой продукции в лучшем случае ограничивается презентацией в Москве. Владеющие необходимыми языками российские специалисты, как правило, концентрируются на проблематике «своих» стран и истории их отношений с Россией. Решение видится в русскоязычных версиях. Так, издан перевод с венгерского книги по новейшей истории России, где изложение материала доведено до современности68. Вполне понятно стремление зарубежных россиеведов сделать свои исследования известными в изучаемой стране. Венгерские политологи рассчитывают «”внедриться” на российский интеллектуально-политический рынок»69. Однако важна и обратная связь — заинтересованность со стороны российских научных экспертов и издателей. В настоящее время системность соответствующей работы по мониторингу (библиографическому учету), анализу (рецензированию) и популяризации (переводу, реферированию) оставляет желать лучшего. Информация о россиеведческих исследованиях в Центральной и Юго-Восточной Европе поступает благодаря совместным конференциям и проектам, в том числе направленным на публикацию источников. С социалистических времен действует ряд двусторонних комиссий историков — практика, внедренная сейчас также в научное сотрудничество с некоторыми странами постсоветского зарубежья. Интерес к работам коллег из постсоветского зарубежья достаточно избирателен. До сих пор более или менее системно изучалась учебная, преимущественно адресованная средней школе, литература по истории. Накопилось немало работ разного качества о презентации в постсоветских государствах национальной истории, но ощутим дефицит достоверной информации об освещении там истории России. Нередко налицо стремление концентрироваться на откровенно русофобской, непрофессиональной печатной продукции, что порождает этноисториографические стереотипы, искажающие реальное состояние дел70. В целях достижения партнерских отношений с соседями совершенно необходимо от этих стереотипов избавляться. Для их пропагандистов характерно сочетание недостаточного знания предмета с желанием подыграть той или иной политической тенденции. 68

Краус Т. Краткий очерк истории России в XX веке. СПб., 2001. Конец Ельцинщины. Будапешт, 1999. С. 5. 70 Общую характеристику современного состояния украинской и белорусской исторической науки см. в кн.: Горизонтов Л. Е. К типологии историографических ситуаций на постсоветском пространстве (Украина и Белоруссия) // Гуманитарные чтения РГГУ-2009. Россиеведение. Общественные функции гуманитарных и социальных наук. М., 2010. 69

Глава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение...

73

Хотя неровные отношения между бывшими советскими республиками и отражаются на интересующей нас области — как на содержании россиеведческих исследований, так и на научных связях, — было бы непростительной ошибкой считать постсоветское зарубежье малоперспективным с точки зрения научного взаимодействия. Необходимо бережно относиться к материализованному в человеческом капитале опыту тесной совместной работы. В украинских и белорусских университетах с советских времен существуют специализированные кафедры истории России. В странах постсоветского зарубежья учитывают наработки российских ученых, в том числе, конечно, в области россиеведения. Тем не менее формат россиеведческих исследований получил там новое качество. Российская тематика, как правило, рассматривается в отрыве, нередко достаточно искусственном, от национальной — как часть всеобщей истории и мировой культуры. Из числа ближайших соседей России наибольшим вниманием, несомненно, пользуется Украина. Под эгидой Совместной российско-украинской комиссии историков увидели свет «Очерки истории России», подготовленные российскими специалистами для украинской аудитории. Обсуждение книги на пленарном заседании комиссии в октябре 2008 г. стало знаковым моментом во взаимодействии историков двух стран71. В целом же исследовательская продукция ученых постсоветского зарубежья известна в России заметно хуже, нежели работы западных, прежде всего англо- и немецкоязычных, россиеведов. Помимо языковой комфортности, определенную роль играет давняя традиция «отслеживания» западной россиеведческой, особенно советологической, литературы, а также интенсивное общение в последние два десятилетия с представителями западноевропейской и американской науки, тогда как связи с ближайшими партнерами социалистического периода пережили полосу ощутимого спада. В сегодняшнем глобальном мире россиеведение не ограничено евроатлантическим пространством. Соответствующие исследования ведутся также в Азии — Китае, Японии, Турции и др. В восприятии ученых этих стран Россия является частью АзиатскоТихоокеанского или Черноморского региона. Важным ресурсом зарубежного россиеведения остаются кадры, получившие профессиональную подготовку в Советском Союзе. С изучением российской проблематики за рубежом тесно связано формирование образа России в мире, который вызывает большой интерес сегодняшних студентов, магистрантов и аспирантов. Рабо71

Нариси iсторiї Росiї. Київ, 2007. Стенограмма обсуждения книги публикуется Институтом всеобщей истории РАН.

74

Раздел I. Методологические основания...

тающие в этом русле приобретают навыки имагологического исследования, в полной мере используют знание иностранного языка и ресурс устной истории. Создаваемый усилиями иностранных авторов образ России всегда отличался инвариантностью. Решающее значение для утверждения его неоднородности имел XIX век, когда военно-политическая мощь Российской империи, ее огромный ресурсный потенциал, а также выдающиеся культурные достижения, вершину которых составила литературная классика, породили устойчивую потребность в россиеведении. Даже в царствование Николая I, дававшее веские основания видеть в России деспотическую империю, многие тогдашние властители умов объясняли ее могущество единением монарха и народа, демократизмом общественных и государственных устоев. Уже упоминавшийся маркиз де Кюстин накануне своего приезда в Россию в 1839 г. был настроен к ней отнюдь не враждебно. С другой стороны, в советские времена возникали проблемы с наследием основоположников научного коммунизма, разделявших многие предубеждения современного им западного общественного мнения в отношении России. Отдельные высказывания Маркса и Энгельса были неприемлемы даже для критически настроенного к прошлому Отечества советского идеологического ведомства, и на соответствующие произведения классиков налагался запрет. Благожелательные отзывы о Советской России посетивших ее (в том числе в самую мрачную пору сталинской диктатуры!) крупных западных писателей умело пропагандировались коммунистическим режимом. В советологии приверженцам теории тоталитаризма противостояли сторонники гораздо более лояльных к СССР теорий модернизации и конвергенции. Русофобская продукция соседствовала с сочинениями, отразившими восхищение страной, ее народом и культурой. Зарубежные ученые-россиеведы активно занимаются в своих странах популяризацией знаний о России в учебной литературе и так называемой профессорской публицистике. Выступают они и в роли консультантов культурных проектов и государственных институций. Следовательно, образ России в известной мере зависим от вектора международного научного сотрудничества. Опыт показывает, что корпоративный интерес зарубежных россиеведов заключается в том, чтобы Россия в их странах считалась особо важной либо в качестве партнера, либо в качестве потенциальной угрозы. Однако было бы ошибочным делать профессиональное сообщество главным ответчиком за формирование образа России

Глава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение...

75

в мире или принятие имеющих к ней отношение политических решений. Реально этот образ конструируется сейчас для массовых аудиторий в медийном пространстве. Сложился слой специализирующихся на российской проблематике журналистов — «русечеров» (от Russia и to search — искать)72. Средства массовой информации оказались наиболее восприимчивыми к посылам, свойственным цивилизационному дискурсу. Следует признать, что в этом ключе многое подается массовой аудитории и в самой России. Возводя межкультурные барьеры, цивилизационный подход одновременно стирает грань между прошлым и настоящим. Одним из практических последствий является скептическое отношение к любому реформированию России, в том числе к системным преобразованиям постсоветского периода. Действительно далекая от идеала социальной гармонии страна предстает средоточием тотального бесправия и насилия. Современная Россия попадает в тень России исторической — дореволюционной и особенно советской. В фокусе оказываются консервативные или праворадикальные течения и идеи. Подчеркиваются принципиальные различия современной повестки дня России и западных стран. В результате имиджевые потери Российской Федерации исключительно велики. Все это побуждает включать в задачи отечественного россиеведения как широкую просветительскую работу у себя дома, так и формирование адекватного образа России за рубежом. И в России, и за рубежом россиеведение всегда имело весомый практикоориентированный компонент. Очевидна связь с управлением страной и ее развитием, а также соперничеством сил на мировой арене. В России подъемы россиеведения наблюдались в периоды активной реформаторской и хозяйственной деятельности, а за ее пределами — в пору международного противостояния и конфликтов. Думается, что распространение самого термина «россиеведение» в последнее время сопряжено с потребностью формирования российской надэтнической идентичности. Россиеведение востребовано ввиду острой борьбы вокруг исторического и культурного наследия. Рецидивы «холодной войны» подпитывают зарубежное россиеведение, увеличивая спрос на него на рынке научно-экспертных и образовательных услуг, что прямо влияет и на заинтересованность издателей. Крайне желательно, чтобы оно в гораздо большей степени поддерживалось потребностями поступательно развивающегося международного сотрудничества. 72

Мороз С. Русечер. Россия: взгляд со стороны Запада. СПб., 2005.

76

Раздел I. Методологические основания...

Сабенникова И. В.

ГЛАВА 3 ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ РОССИЙСКОЙ ЭМИГРАЦИИ В современной теории когнитивной истории определяющее значение отводится опосредованному информационному обмену, осуществляемому через использование продуктов целенаправленной человеческой деятельности — исторических источников73. Данный подход определяет ключевую роль таких понятий, как информационный ресурс человечества, фиксация исторического опыта, структурно-видовая классификация исторических источников, антропологическое изучение результатов целенаправленной творческой деятельности — вещей (документы учреждений, источники личного происхождения и артефакты российской эмиграции). В данном разделе проведен анализ историографии и источников по истории русской эмиграции 1917–1939 гг. В первом подразделе прослеживаются основные этапы изучения феномена русской эмиграции. Во втором подразделе дается общая характеристика структуры источниковой базы по видовому и функциональному признакам. В третьем дается характеристика каталогов основных зарубежных архивохранилищ российских документов, названы основные центры изучения русского зарубежья.

Историография: основные этапы исследования Историография всякого крупного исторического явления, как правило, распадается на три основных этапа. Первый — это непосредственная реакция современников на событие, выражающаяся прежде всего в эмоциональной публицистической форме. Второй этап историографического развития связан преимущественно с ретроспективным осмыслением данного события его бывшими участниками. И, наконец, третий этап отражает возникновение возможности объективного научного исследования, более академического рассмотрения данного события последующими поколениями исследователей74. На каждом из трех этапов происходит качественная пе73 Медушевская О. М. Теория и методология когнитивной истории. М.: РГГУ, 2008; Она же. Теория исторического познания: избранные произведения. СПб., 2010. 74 Сабенникова И. В. Российская эмиграция 1917–1939 гг.: Структура, география, сравнительный анализ // Российская история. 2010. № 3.

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

77

реоценка исторического события и его места в системе социального развития, связанная с ценностными оценками данного события. В первом случае эта оценка вытекает из доминирующих ценностей той эпохи, когда событие произошло. На втором этапе оценка события зависит в основном от стремления авторов исторических трудов поставить его в контекст политической истории с определенным знаком. И, наконец, третий этап характеризуется в большей степени ценностно-нейтральными оценками данного события. Такая логика развития историографии хорошо прослеживается именно на примере крупных общественно значимых событий — революций, войн, других общественных потрясений. Но именно они в концентрированном виде выражаются в явлении эмиграции, которое, с одной стороны, является порождением социального кризиса, с другой, само представляет собой крупное историческое явление и, наконец, с третьей, становится объектом изучения, радикально раскалывающим ценностные восприятия современников. Если справедлива данная логика, то в историческом изучении русской эмиграции 1917–1939 гг. довольно четко выделяются три основных этапа: во-первых, время существования эмиграции как самостоятельного политического феномена (1917–1939); вовторых, период ретроспективной оценки эмигрантскими историками феномена эмиграции, ее вклада в социальную, политическую историю Европы и мира ХХ в. (1939 — середина 50-х гг.); в-третьих, (1960–2000-е гг.) — период перехода к научному изучению эмиграции как сложного многообразного исторического явления. Изучение эмиграции на начальном этапе ее существования имеет хорошую фактическую основу. Мы располагаем такими историографическими источниками, как лекционные курсы русских профессоров-эмигрантов от Харбина до Гарварда. В этих лекционных курсах уже даются оценки международной ситуации, экономического и политического положения в Советской России, революции, положения самой эмиграции. Анализ этих историографических источников позволяет раскрыть истоки историографической традиции. Особое значение для историографического изучения эмиграции имеет сопоставление этих исторических источников с документами личного происхождения, трудами ученых, а также публицистикой. Этот сравнительный анализ показывает, что материалы лекционных курсов не только были сделаны на высоком научном уровне (определявшемся научным уровнем высшей школы в дореволюционной России), но и имели оригинальный характер, поскольку представляли собой попытку объяснить события русской революции и возникновение эмиграции для широкой общественности Западной Европы. Можно констатировать, что

78

Раздел I. Методологические основания...

многие важные идеи в области истории, социологии, философии ХХ в. вышли отсюда, как, например, концепция тоталитаризма, социология революции (П. А. Сорокин), структурная лингвистика (Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон). Каждый из трех этапов характеризуется различными установками авторов исторических сочинений об эмиграции, различными методами изучения данного феномена и различной источниковой базой. Первый период (1917–1939), с точки зрения исторического изучения эмиграции, характеризуется следующими чертами: основной целью этих работ следует считать доказательство определенного политического тезиса, и в этом смысле историография эмиграции во многом повторяет споры эпохи революции, которые были перенесены в эмигрантскую среду. Фактически это была борьба за выработку социальной идентичности для эмиграции как единого социального феномена. В этом контексте понятны споры республиканцев и монархистов, либералов и евразийцев, «возвращенцев» и их противников. Наиболее крупные системные работы о русской эмиграции принадлежат, несомненно, П. Н. Милюкову. Надо сказать, что П. Н. Милюков был первым и, вероятно, самым крупным историографом русской эмиграции. Он являлся основателем ее научного изучения. Его перу принадлежат как чисто политические работы: «Большевизм: международная опасность», «Россия сегодня и завтра», связанные с борьбой разных политических течений в эмиграции и предложенной им «новой тактикой», так и фундаментальные труды о русской эмиграции: «Эмиграция на перепутье», «Республика или монархия». Милюков впервые обобщил значительный эмпирический материал, доступный в то время; он дал характеристику различных течений внутри эмиграции, показал ее значение для сохранения преемственности русской культуры, в частности традиций либеральной политической культуры, и отстаивал эти традиции в политической борьбе своего времени. Труды Милюкова, в отличие от многих его оппонентов, сохраняют научное значение, остаются основой научного изучения постреволюционной эмиграции. Вообще сама русская межвоенная эмиграция внесла существенный вклад в изучение этого явления. В работах крупнейших русских ученых-эмигрантов были поставлены принципиальные вопросы для решения проблем социальной идентичности нового социального образования. Можно сгруппировать эти работы по направлениям исследования, которые, как правило, задавались практическими целями социокультурной адаптации эмиграции. Главными для социокультурной адаптации были правовые проблемы, в связи с чем следует отметить вклад юристов-эмигрантов, которые разрабатывали проблемы сравнительного конституцион-

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

79

ного права (Миркин Гуцевич), проблемы международного права, в отношении беженцев (Б. Э. Нольде), права гражданства, соотношения международного и муниципального права (С. Г. Гогель, Б. Е. Шацкий). Другим важным вопросом для эмиграции была история России и места эмиграции в ней. Здесь значительный вклад внесли такие известные русские историки, как А. А. Кизеветтер, Г. В. Вернадский, П. Н. Савицкий, создатели направления в структурной лингвистике — Н. С. Трубецкой, Р. О. Якобсон, в области экономики — С. Н. Прокопович, в социологии — П. А. Сорокин, в философии — Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Н. О. Лосский, В. В. Зеньковский. Был создан также образ эмигранта в художественной литературе (В. Набоков, Г. Газданов). Политическая составляющая этого конфликта была представлена спорами о русской революции, связанными с ними концепциями развития России и идеологиями того времени (концепция тоталитаризма, евразийцы, сменовеховцы, «русские фашисты»). Сюда же относятся споры среди эмиграции о русском Термидоре. Определенный вклад в изучение эмиграции на данном этапе был внесен противниками эмигрантов, которые, однако, писали о них с идеологических позиций. Среди первых авторов, писавших о русской эмиграции, были как профессиональные историки (М. Н. Покровский), так и прежние эмигранты, возвратившиеся в Россию. Эти исследования выполняли, прежде всего, пропагандистско-идеологические функции; сложные политические и идеологические процессы, присущие российской эмиграции того периода, обычно сводились к упрощенным схемам75. Концептуальные споры русской эмиграции на первом этапе развития историографии шли под влиянием политических тенденций эпохи — осмысления фашизма, Гражданской войны в Испании, государственных переворотов в Венгрии, Польше, странах Прибалтики, Болгарии. В центре внимания эмиграции оставались проблемы России. Эмиграции принадлежала модель трансформации российской политической системы. Эта концепция рассматривала эволюцию российской политической системы по аналогии с Французской революцией и видела в нэпе своеобразный эквивалент Термидора и перехода к бонапартизму76. Помимо того, была дана ретроспективная оценка важнейших политических институ75 Покровский М. Н. Противоречия господина Милюкова. М., 1922; Он же. Контрреволюция за 4 года. М., 1922; Мещеряков Н. П. На переломе (Из настроений белогвардейской эмиграции). М., 1922; Белов В. Белое похмелье. Русская эмиграция на распутье. М.; Пг., 1923; Русская эмиграция в Дарданеллах // Военная мысль и революция. 1923. № 4. 76 Устрялов Н. Под знаком революции. Л., 1925; Медушевский А. Н. Русский бонапартизм // Россия в условиях трансформаций. М., 2001. № 9.

80

Раздел I. Методологические основания...

тов, например Учредительного собрания (М. В. Вишняк), хода революции и гражданской войны (А. И. Деникин, П. Н. Врангель). Таким образом, говоря о первом этапе развития историографии, можно сказать, что в сочинениях видных представителей русской эмиграции мы находим оценку этого крупного социального явления прежде всего как политического феномена. В то же время литература межвоенного периода, безусловно, внесла большой научный вклад в изучение рассматриваемого феномена по разным направлениям. Для данного этапа развития историографии можно констатировать частичное совпадение историографии и источников по проблеме. Произведения эмигрантских авторов, посвященные истории эмиграции, выступают не только как памятники исторической мысли, но и как источники, отразившие представления эмиграции того периода. Тем не менее необходимо провести различие между источниками в узком смысле (например, мемуарами) и произведениями, отражающими попытку концепционного осмысления фактов. Можно констатировать, что на первом этапе источниковая база была представлена преимущественно устными источниками, мемуарами. Сама по себе научная традиция еще не была отделена от исторических событий. Систематическое обращение к архивам для этого периода не характерно. Второй период развития историографии определяется качественной спецификой целей, методов и источников. Целью исторических исследований русской эмиграции, характерной для второго периода, являлось переосмысление истории эмиграции после прекращения ее существования как самостоятельного социокультурного феномена в результате событий Второй мировой войны и смены поколений. На втором этапе, окрашенном идеологическим противостоянием двух систем и холодной войной, исследования по эмиграции имели задачей показать значение данного феномена для преемственности русской культуры и противопоставления ценностей эмиграции ценностям тоталитарных режимов. Для этого периода характерно появление обобщающих трудов по русской истории, написанных более молодым поколением эмигрантов. Обращает на себя внимание появление крупных трудов по русской истории, написанных с целью выявления специфики русской истории и объяснения ее развития в ХХ в. Следует указать на работы Г. В. Вернадского, Н. Рязановского, М. Раева, М. М. Карповича, С. Г. Пушкарева, А. Ярмолинского, В. В. Леонтовича и др., которые в послевоенный период стали профессорами в крупных американских и европейских университетах, получили кафедры или возглавили научные центры по изучению российской истории.

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

81

Леонтович написал книгу по истории российского либерализма, которая представляла собой первую систематическую историю русского либерализма, написанную русским автором, где была рассмотрена альтернативная модель развития России77. С. Г. Пушкарев дал характеристику основных политических течений в российском обществе в период революций начала ХХ в. М. М. Карпович и Г. В. Вернадский большое внимание уделяли вопросам выбора пути Россией между Востоком и Западом. А. Ярмолинский и Н. Рязановский рассматривали вопросы взаимоотношений государства и общества, а также причины роста радикализма в общественном сознании78. М. Раев посвятил специальное исследование планам политических реформ в России79. Главными объектами исследований становятся вопросы о существовании исторической альтернативы в истории России ХХ в., отношениях общества и государства, проблемы проведения реформ, становления русской интеллигенции. Работы эмигрантских историков продолжали либеральные традиции старой русской историографии и государственной школы, а основными опорными точками становятся работы С. М. Соловьева, Б. Н. Чичерина, К. Д. Кавелина, А. Д. Градовского. Эти ретроспективные исторические исследования, безусловно, сыграли важную роль в осмыслении феномена российской эмиграции — истоков ее возникновения, культурных особенностей, исторического значения. Эти проблемы рассматривались в контексте процессов модернизации и европеизации России, прерванных большевистской революцией, но продолжавших существование в эмиграции. Если на первом этапе в российской эмиграции были представлены разные течения, в том числе ультраконсервативные, то на втором этапе они вытесняются преимущественно либеральным направлением. Для этого периода характерна некоторая институционализация процесса изучения российской эмиграции. Появляются самостоятельные институты, школы и направления, связанные с изучением российской культуры, интеллигенции и эмиграции. Для второго периода характерна достаточно острая борьба за архивы русской эмиграции, связанная с попыткой восстановить социальную память и дать соответствующую интерпретацию феномена русской эмиграции. История основных эмигрантских архивов реконструируется по воспоминаниям представителей эмиграции. Они указывают на существование следующих основных 77

Леонтович В. В. История либерализма в России. М., 1995. Yarmolinsky A. Road to Revolution: A Century of Russian Radicalism. L., 1957; Riazanovsky N. Parting of Ways Government and the Educated Public in Russia. N. Y., 1977. 79 Raeff M. Plans for Political Reforms in Imperial Russia, 1730–1905. N. Y., 1966. 78

82

Раздел I. Методологические основания...

архивов — Пражского архива (РЗИА), архива Бахметева, архива Б. Николаевского, архива парижского Земгора, Дальневосточного архива, дают им сравнительную характеристику. Свидетельства эмигрантов позднего периода в этом отношении особенно ценны, поскольку позволяют раскрыть неформальную историю возникновения архивов и перемещения архивных документов из одних стран в другие. Передача Пражского архива в СССР рассматривалась как крупнейшее поражение эмиграции, заставляющее искать новые, более надежные, центры хранения архивной документации русской эмиграции. В связи с этим обсуждались правовой статус, финансовое положение и реальное управление ряда других архивных центров. Эти вопросы стали в конце 40-х — начале 50-х гг. предметом острой полемики между различными эмигрантскими центрами. В частности, эмиграцию интересовал вопрос о том, «каким образом Бахметевский архив очутился при Колумбийском университете», какую роль в этом сыграли Б. Николаевский и американские фонды (Фонд Форда). Ситуация с архивом Б. Николаевского также была крайне неопределенной. Обсуждался вопрос о том, с чем связан отход Николаевского от управления архивом, какие группы реально управляют им и контролируют обнародование документов. Главным в ходе этого обсуждения был вопрос о сохранении секретности архивов (обеспечение срока давности хранения), предотвращении неконтролируемых (чисто коммерческих) публикаций закрытых личных документов. Русские эмигрантские архивы, большая часть которых находилась в европейских странах, сильно пострадали в период Второй мировой войны: некоторые из них были реквизированы немецкими оккупационными властями (архив редакции газеты «Последние новости» и Тургеневская библиотека, личные архивы П. Н. Милюкова, И. И. Фондаминского, значительная часть архива Б. И. Николаевского и др.), другие утеряны при бомбежках, эвакуациях и в силу других обстоятельств военного и послевоенного времени. Третий период развития историографии определяется существенно новыми чертами. Его целью объективно является научное и политически беспристрастное изучение феномена российской эмиграции, методы характеризуются расширением их состава (наряду с традиционными все более развиваются сравнительные методы), источниковая база значительно расширяется за счет открытия архивов, которые ранее по разным причинам были закрыты. На этом этапе важнейшим переломным событием стало открытие архивов в России (90-е гг.) и на Западе — личные фонды, полицейские архивы (80–90-е гг.).

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

83

Современная историография и методы исследования В современной историографии проблемы представлены следующими направлениями: во-первых, оценка эмиграции как политического и интеллектуального явления; во-вторых, информация о правовом статусе различных эмиграций и характере их изменения в межвоенной Европе; в-третьих, проблемы социокультурной адаптации различных диаспор русской эмиграции рассматриваемого периода. Объектом изучения в новейшей историографии стали соотношение политических, экономических и правовых взглядов лидеров эмиграции80, политических партий81, идейных течений82, а также архивы русской эмиграции83. В центре внимания исследователей оказываются государства с наибольшей численностью русских эмигрантов — Германия, Франция и Китай84. Преиму80 Nielsen J. P. Milukov and Stalin. P. N. Milukov`s Political Evolution in Emigration (1918–1943). Oslo, 1983; Милюков: историк, политик, дипломат: cб. ст. / отв. ред. В. В. Шелохаев. М., 2000; Аронов Д. В. Первый спикер: опыт научной биографии С. А. Муромцева. М., 2006; Кара-Мурза А. А. Крестный путь русского врача и политика: И. П. Алексинский (1871–1945). М., 2009. 81 Rosenberg W. G. Liberals in the Russian Revolution. The Constitutional Democratic Party, 1917–1921. Princeton, New Jersy, 1974; Himson L. H. The Mensheviks. From the Revolution of 1917 to the Second World War. Chicago — L., 1974; Стефан Дж. Русские фашисты: трагедия и фарс в эмиграции. 1925–1945. М., 1992; Эврич П. Русские анархисты. 1905–1917 // Россия в переломный момент истории: пер. с англ. М., 2006. 82 О Евразии и евразийцах: библиогр. указ. Петрозаводск, 1997; Русский узел евразийства: Восток в русской мысли / отв. ред. Н. И. Толстой. М., 1997. 83 Звезда и свастика: Большевизм и русский фашизм / ред.-сост. С. В. Кулешов. М., 1994; Омельченко М. А. Политическая жизнь русского зарубежья: Очерки истории (1920–1930 гг.). М., 1997; Политическая история. Россия — СССР — Российская Федерация: в 2 т. / под ред. С. В. Кулешова, О. В. Волобуева, В. В. Журавлева, В. В. Шелохаева. М., 1996; Протоколы Центрального Комитета и заграничных групп Конституционно-демократической партии, 1905–1930 гг.: в 6 т. / отв. ред. В. В. Шелохаев. М., 1997; Канищева Н. И. Центральное течение кадетской партии в эмиграции // Призвание историка: Проблемы духовной и политической истории России. М., 2001; Национализм в мировой истории / под ред. В. А. Тишкова, В. А. Шнирельмана. М., 2007. 84 Volkmann H. T. Die Russische Emigration in Deutschland. 1919–1929. Wurzburg, 1966; Williams R. C. Culture in Exile. Russian Emigres in Germany. 1881–1941. N.Y., 1972; Beyssac M. La vie culturelle de L`emigration russe en France. Chronique (1920– 1930). Paris, 1971; Russian Emigrants. Contribution to the Scientific and Cultural Life of America. N. Y., 1985; Окунцов И. К. Русская эмиграция в Северной и Южной Америке. Буэнос-Айрес, 1967; Русский Берлин. 1921–1923. Париж, 1983; Беляков В. В. Приютила Африка Жар-птицу: Россияне в Египте. М., 2000; Российская диаспора в Африке. 20–50-е годы: сб. ст. / отв. ред. А. Б. Летнев. М., 2001; Казнина О. А. Русские в Англии: Русские эмигранты в контексте русско-английских литературных связей в первой половине ХХ в. М., 1997; Мелихов Г. В. Российская эмиграция в Китае (1917–1924). М., 1997; Der Grosse Exodus (Die Russische Emigration und Ihre Zentren 1917 bis 1941). München, 1994; Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения) / под ред. Е. И. Пивовара. М., 1994.

84

Раздел I. Методологические основания...

щественное внимание к документам русской эмиграции в Чехословакии85 и других славянских стран связано как с наличием, так и с доступностью для исследователей соответствующих архивов86. Проблематика исследований во многом также определяется содержанием эмигрантских архивов87. Обращение к культуре различных диаспор русской эмиграции с характерной формулировкой темы («Новая Мекка. Новый Вавилон. Париж и русские изгнанники»; «Культура в изгнании — русские эмигранты в Германии», «Тоскующий по дому миллион», «Зарубежная Россия»), начатое исследователями конца ХХ в., было связано, прежде всего, с расширением миграционных процессов в мире88. В одном из обобщающих исследований (М. Раева) была представлена общая история русской эмиграции на основе доступных автору в то время источников89. Региональную направленность отражают исследования русской эмиграции в Китае, где большая часть работ принадлежит дальневосточным авторам. Данный факт объясняется передачей в Хабаровский государственный архив (ГАХК) в 1945 г. фондов русского харбинского архива из Маньчжурии, и наличие фондированной источниковой базы определило направление изучения постреволюционной эмиграции в Дальневосточном ре85 Ненашева З. С. Масарик и Крамарж как идеологи славянского единства в восприятии российского консула в Праге // Славянский альманах. 1999. М., 2000. С. 123–130; Новоселова Т. Ю. К вопросу о роли российских эмигрантов в развитии чехословацкой агрокультуры (1920-е гг.) // Славянский мир: проблемы изучения. Тверь, 1998. С. 122–130; Sabennikova I. V. Die Russische Volksuniversität (R.N.U.) in Prag // Jahrbuch für Universitätsgeschichte. Stuttgart, 2004. Band. 7. S. 215–227. 86 Karpus Z. Emigracja rosyjska, ukrainska i bialoruska w Polsce w okresie miedzywojennym (1918–1939). Stan badan i postulaty badawcze // Regiony pograniczne Europy Srodkowo-Wschodniej w XVI–XX wieku. Torun, 1996. S. 93–100; Бирман М. Русская эмиграция в Болгарии // Новый журнал. Нью-Йорк, 2000. Кн. 218. С. 167–179; Косик В. И. Русская церковь в Югославии (20–40-е гг. ХХ в.). М., 2000; Йованович М. Русская эмиграция на Балканах. 1920–1940. М., 2005; Кьосева Ц. Руските емигранти в Българии. София, 2005. 87 Проблематика исследований включает «русскую акцию» в Праге, высшую и среднюю школу русской эмиграции в ЧСР, культурную и научную жизнь русского сообщества в целом и отдельных социальных групп (студентов, профессоров, казачества и др.), структуру документов Пражского архива (РЗИА) в ГАРФ, а также русских фондов в составе Славянской библиотеки в Праге. 88 Boss O. Die Lehre der Eurasien. Ein Beitrag zur Russischen Ideengeschichte des 20. Jahrhunderts. Wiesbaden, 1961; Johnston R. H. New Mecca, New Babylon — Paris and the Russian Exiles, 1920–1945. Kingston, 1988; Williams R. S. Culture in Exile — Russian Emigrés in Germany, 1881–1941. L., 1972. 89 Raeff M. Russia Abroad. A Cultural History of the Russian Emigration, 1919–1939. N. Y., 1990. См. рецензию на эту книгу: Отечественная история. 1994. № 3. С. 214– 218; Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919–1939. М., 1994.

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

85

гионе90. Мы располагаем достаточно полной картиной политической истории эмиграции. Среди работ, посвященных данной проблематике, достаточно полно представлены исследования основных идейных и политических течений в русской эмиграции, а также их лидеров — П. Н. Милюкова, П. И. Новгородцева, А. А. Кизеветтера, П. Б. Струве, П. А. Сорокина, Б. А. Бахметьева, В. А. Маклакова, А. Ф. Керенского, В. Чернова и др., являвшихся в то же время крупнейшими представителями русской гуманитарной науки — философии, права, социологии, истории91. Предварительные итоги этих исследований отражены в энциклопедических изданиях92. Второе направление в историографии представлено анализом правового положения эмиграции в межвоенной Европе. В ней суммирован значительный материал международно-правового регулирования в этой области, связанный с попытками Лиги Наций упорядочить миграционные потоки из стран с нестабильными политическими режимами в целом. Отдельные исследования (в частности, Д. Х. Симпсона) могут считаться также ценным историческим источником по проблеме93. Российская юридическая и социологическая школа, представленная в эмиграции такими мыслителями, как П. И. Новгородцев, Л. И. Петражицкий, Н. С. Тимашев, Г. Д. Гурвич, П. А. Сорокин, не только аккумулировала достижения юридической мысли, но и оказала очевидное влияние на формирование европейской правовой науки ХХ в.94 Деятельность юристов-эмигрантов в области изучения и преподавания права до90 Аблова Н. Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае: Международные и политические аспекты истории: Первая половина ХХ в. М., 2005; Аурилене Е. Е. Российская диаспора в Китае (1920–1950-е гг.). Хабаровск, 2008; Хисамутдинов А. А. По странам рассеяния: в 2 т. Т. 1. Русские в Китае. Т. 2. Русские в Японии, Америке и Австралии: предисл. авт. Владивосток, 2000; Печерица В. Ф. Духовная культура русской эмиграции в Китае. Владивосток, 1999. 91 Милюков П. Н. История второй русской революции. М., 2001; Sorokin P. A. Sociology of Revolution. L., 1924; Керенский А. Ф. Русская революция. М., 2005; Чернов В. Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905–1920: пер. с англ. М., 2007; Струве П. Б. Дневник политика (1925– 1935). М., 2004; Маклаков В. Воспоминания. М., 2006. 92 Политические партии России: Конец XIX — первая треть ХХ в.: энциклопедия / редкол.: В. В. Шелохаев (отв. ред.) и др. М., 1996; Литературная энциклопедия Русского Зарубежья: 1918–1940 / гл. ред. А. Н. Николюкин. Т. 1. Писатели Русского Зарубежья. М., 1997; Т. 2. Ч. 1–3. М., 1996–1997; Русское Зарубежье: Золотая книга эмиграции: энциклопедический биографический словарь. М., 1997; Общественная мысль России XVIII–XX вв.: энциклопедия. М., 2005; Общественная мысль русского зарубежья: энциклопедия. М., 2009. 93 The Refugee Problem: Report of a survey by Sir John Hope Simpson. London, 1939. 94 Медушевский А. Н. Демократия и авторитаризм: российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., 1997; Он же. Социология права. М., 2006.

86

Раздел I. Методологические основания...

полнялась их участием в различных международных организациях по определению правового статуса русских беженцев95. Правовое положение русских эмигрантов в различных странах разработано по следующим направлениям: международные договоры, объектом которых стала правовая и политическая защита русских беженцев, деятельность международных организаций (Лига Наций, Международное Бюро Труда, Международный Красный Крест), непосредственно занимавшихся беженцами из России, изменение законов о гражданстве начала ХХ в. в тех европейских странах, где присутствие русских беженцев в 20–30-е гг. было наибольшим, и влияние муниципального права на ситуацию с русскими беженцами в Европе. Это позволяет показать влияние правовых норм гражданства на социальные характеристики русской эмиграции и модели ее адаптации в разных государствах96. Третье направление историографии русской эмиграции — работы, раскрывающие структурные параметры социокультурной адаптации. К числу этих параметров отнесены следующие: образование (организация высших учебных заведений и их специфика в различных государствах), направления в сфере образования — богословское, военное, музыкальное, техническое; работа научных институтов; социальная и профессиональная мобильность; научная жизнь эмиграции и ее наиболее видных представителей, основные направления научной деятельности, наиболее крупные научные центры, институты и общества. Работы, представленные этим направлением, наиболее многочисленны, но фрагментарны и, как правило, посвящены отдельным диаспорам, социальным группам эмиграции или персоналиям. Их систематизация проведена в рамках составления библиографического списка «Зарубежная архивная россика», который ведется нами начиная с 1998 г. во ВНИИДАД97. Новым направлением в изучении русского зарубежья стало сравнительно-типологическое исследование русской эмиграции, которое позволило выявить специфику основных параметров русской эмиграции в сравнении с другими явлениями того же периода и определить ее уникальную роль в мире в ХХ в. Согласно предложенной идее, это была модель культурного развития, сформировавшаяся как антитеза большевистскому эксперименту, имеющая 95

Стародубцев Г. С. Международно-правовая наука российской эмиграции. М.,

2000. 96

Правовое положение российской эмиграции в 20–30-е годы. СПб., 2006. Сабенникова И. В. Зарубежная архивная россика. Список источников и литературы // Вестник архивиста. 1998. № 5. С. 119–126; 1998. № 6. С. 88–100; 1999. № 1. С. 96–104; № 2/3 . С. 100–107; № 4. С. 115–123; 2000. № 1. С. 143–152; 2001. № 4/5. С. 218–240; 2006. № 4/5. С. 236–265. 97

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

87

свою оригинальную стратегию развития российского послереволюционного общества98. Мы рассмотрели три этапа развития историографии проблемы, показав, как с развитием данного феномена российской эмиграции менялись цели его изучения (политические, социально-культурные, академические). Особого внимания заслуживает эволюция исследовательских методов на всех трех этапах развития историографии постреволюционной эмиграции. На первом этапе преобладали методы текущего политического анализа, на втором — методы культурологического изучения и традиционного историографического характера, и на третьем этапе можно видеть использование всех методов современной науки, причем существенное значение среди них имеет сравнительно-типологический метод. Русская эмиграция отныне не рассматривается как единичное историческое событие, а поставлена в контекст с другими событиями того же порядка с целью выявить общие черты этого феномена.

Источники: структура, виды и функции Как показал анализ, историография современного этапа изучения российской эмиграции характеризуется качественно новым состоянием источниковой базы проблемы. Качественно новыми параметрами источниковой базы на современном этапе являются, во-первых, введение в научный оборот больших массивов сводной документации, позволившей дать обобщенную историко-социологическую характеристику феномена российской эмиграции. Во-вторых, появилась возможность раскрыть связь формирования этих источников с институтами и учреждениями, в деятельности которых они возникли. В-третьих, сложилась целостная система исследовательских центров и направлений изучения данного феномена, которая имеет уже интернациональный характер, что ведет к координации исследований в этой области и появлению качественно новых аналитических возможностей у исследователей проблемы. С точки зрения введения в научный оборот источники могут быть разделены на опубликованные и неопубликованные. Рассмотрим источниковую базу проблемы по этим трем параметрам. Структура источниковой базы определяется видовыми и функциональными параметрами анализа исторических источников. Видовой признак позволил установить, каковы основные типы 98

Сабенникова И. В. Российская эмиграция (1917–1939): сравнительно-типологическое исследование. Тверь, 2002.

88

Раздел I. Методологические основания...

документации, характеризующие феномен российской эмиграции, функциональный признак дает возможность определить, как эти типы исторических документов возникли и практически использовались в деятельности соответствующих социальных институтов. С точки зрения видовой классификации структура источниковой базы включает несколько видов источников. Первый — блок нормативных правовых документов, отражающих политико-правовой статус различных групп эмигрантов в разных странах. По мере значимости этих документов для судеб российской эмиграции их можно разделить на акты международно-правового характера, определяющие статус эмигрантов, беженцев, переселенцев (в основном международные конвенции межвоенной Европы, принятые для стабилизации ситуации в разных горячих точках); конституции государств, в частности их разделы о правах человека и гражданина; национальные законодательства (соответствующие акты), посвященные вопросам гражданства и его приобретения, нормативные и административные предписания для учреждений, ведающих визовым режимом. Эти источники дополняются большим архивным материалом, отражающим их реальное функционирование. Это делопроизводственные документы различных учреждений, министерств, посольств, полицейских служб, общественных организаций и частных лиц. Вся эта документация является ценным источником, показывающим, как соотносились норма и действительность при получении идентификационных документов, паспортов, виз. Примером могут служить отложившиеся в архиве префектуры полиции г. Парижа паспорта и визы лиц, пересекавших границы Франции в межвоенный период, которые хранят всевозможные отметки, печати, бланки, различные чернила, корочки, а также подложные паспорта. Второй вид документов — сводная статистическая отчетность международных общественных организаций, ведавших беженцами. Особенность этого вида источников состоит в том, что он имеет официальное происхождение; целью его создания была отчетность перед международными организациями (Лига Наций, Международное Бюро Труда, Международный Красный Крест) о расходовании средств и принятых мерах по устройству беженцев. Эта информация подвергалась перекрестной проверке разными организациями (русскими общественными и международными), что позволяет сделать вывод о репрезентативности и достоверности данных. Исследование данного вида источников позволило реконструировать методы его создания. Лига Наций рассылала странамучастницам анкеты с соответствующими вопросами, касающимися эмиграции, анкеты заполнялись на основе статистических данных

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

89

МИД и МВД соответствующих стран и пересылались в Международный комитет по беженцам, где фиксировался порядок сбора данных и в соответствии с этим распределялись финансовые средства. Сравнительное изучение источников показало, что названные группы данных не всегда совпадают. В случае, когда данных по одной категории (международных организаций) нет, они компенсируются данными по другой категории (общественные организации российской эмиграции). Примером может служить информация о соотношении различных социальных и возрастных категорий в составе российской эмиграции, сведения о которых можно найти только в статистических отчетах Земгора. Третий вид документов — это материалы текущего наблюдения спецслужб за деятельностью эмиграции в разных странах. Документация включает как непосредственные данные наблюдения за организациями, группами лиц, лицами, так и аналитические записки по отдельным вопросам, интересовавшим правительство Третьей Республики, поскольку именно Франция была страной с наибольшим числом русских беженцев. Несколько таких аналитических записок посвящено эмиграциям из разных стран, они содержат статистические материалы, суммированные из региональных полицейских инстанций, а также анализ изменения политических позиций тех или иных эмиграций. Эти документы, выявленные из архива префектуры полиции г. Парижа, отличаются большой полнотой в силу особенностей организации и функционирования французской полиции. Вместе с тем в силу специфики их происхождения подобные документы нуждаются в особо строгом источниковедческом анализе. Методом такого анализа является сопоставление их данных с другими видами источников. Можно констатировать, что эти источники полезно привлекать как дополнительные при использовании других данных. Их объективность корректируется обращением к обобщающим сводкам о дискуссиях в русской эмиграции и позициям отдельных ее представителей. Даже при ограниченной достоверности в ряде отношений документы политических досье оказываются предельно достоверны в изложении социальной психологии эмиграции (слухи и сплетни), причем в них, как правило, указывается верифицируемый первичный источник информации (средство массовой информации, протоколы собрания, беседа с конкретными лицами)99. Документы личного происхождения — личные фонды, включающие мемуары, переписку, неопубликованные заметки и статьи. 99 Старостин Е. В. История России в зарубежных архивах. М., 1994; Гутнов Д. А. Русская эмиграция в Париже глазами французской полиции // Зарубежная архивная россика. М., 2001.

90

Раздел I. Методологические основания...

Эти документы собирались видными представителями эмиграции (Милюков, Кизеветтер, Бердяев, Карташов, Маклаков, Мякотин, Струве, Савицкий, Чхеидзе и др.). Наряду с видовым принципом характеристики источниковой базы большое значение имеет функциональный принцип. Он показывает, как эти группы документов функционировали в обществе. С точки зрения функционирования документы разделяются на документы официальных и неофициальных институтов, частных лиц. Они разделяются также на имеющие юридическую силу и не имеющие таковую. Для официальной документации важно разграничить документацию учетного характера и текущую делопроизводственную документацию. Материалы официальных учреждений дополнялись материалами прессы и политических партий (листовки, буклеты и т. д.). Анализ документов с точки зрения функционирования информационной системы дает возможность решить важную проблему динамики источниковой базы и раскрыть побудительные причины этой динамики, так как все эти документы имели четкое функциональное предназначение. Среди основных институтов, занимавшихся проблемой беженцев в странах Европы межвоенного периода, — Лига Наций, Международный Красный Крест и его отделения в различных странах, а также Международное Бюро Труда. Целью этих международных организаций было оказание беженцам юридической помощи, прежде всего в определении их правового статуса, выдачи необходимых документов и гарантий правовой защиты, что входило в компетенцию Лиги Наций и ее Международного комитета по делам беженцев, созданного в 1921 г. Определением численности беженцев и оказанием им первой материальной помощи продуктами, одеждой, медикаментами занимался Международный Красный Крест совместно с Российским отделением Международного Красного Креста. Деятельность Международного Бюро Труда была направлена на рассредоточение массовых скоплений беженцев в том или ином регионе, с тем чтобы не допустить экономических и политических кризисов, которые могли быть вызваны большим притоком необустроенных людей. Международное Бюро Труда ставило своей целью расселение беженцев в те страны, где они могли бы с большей вероятностью найти себе работу. На начальном этапе русской эмиграции это была Франция, потерявшая в Первую мировую войну значительное количество мужского населения, в последующий период — страны Латинской Америки, нуждающиеся в сельскохозяйственных рабочих. Функциональный анализ структуры источниковой базы предполагает необходимость выяснения отношений между структурами

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

91

и функциями. Такими важнейшими структурными подразделениями (институтами) являются институты международно-правового регулирования, а функциями — разрешение проблем эмиграции в межвоенной Европе. В конце XIX — начале XX в. изменились причины, вызывающие появление беженцев, и параметры этого движения, что было обусловлено изменением природы дипломатических отношений между европейскими государствами. В начале ХХ в. сложились национальные государства, в которых национальные меньшинства подвергались преследованию. Помимо того, преследованию подвергались также оппозиционные политические группы в результате тех или иных социальных и политических изменений. В начале столетия этот международный кризис затронул всех: падение крупнейших европейских империй — Российской, Австрийской, Оттоманской — привело к созданию национальных государств — Польши, Венгрии, Румынии, Чехословакии, республик Прибалтики. К этому процессу добавились этнические чистки в Турции и Первая мировая война. Европа оказалась наводненной беженцами, которые стали источником международной напряженности. В рамках этой проблемы были созданы первые международные организации, направленные на урегулирование положения беженцев, чьи права не фиксировались международным правом. В то же время во многих странах в конце XIX — начале XX в. был введен иммиграционный контроль, который ограничивал свободное передвижение беженцев и их право на выбор места проживания. Самым большим переселением людей по политическим причинам в новое время считается русская эмиграция. Русские беженцы не имели идентификационных документов, не могли быстро натурализоваться и тем самым угрожали национальной гомогенности многих государств, где существовал неустойчивый баланс. В 1919 г. была создана международная организация — Лига Наций, целью которой было предотвращение военных конфликтов и налаживание сотрудничества между странами. Организованные усилия по определению статуса беженцев были предприняты рядом государств в 1921 г. с назначением д-ра Фритьофа Нансена Верховным комиссаром по делам беженцев. В течение последующих 20 лет масштабы помощи беженцам, регулирование их правового статуса и контроля со стороны Лиги Наций постоянно возрастали. Важной особенностью современного этапа источниковедческого изучения проблемы стало возникновение новой информационной среды, которая характеризуется единством научного подхода к проблеме, интернациональными масштабами изучения и возникновением новых банков данных, которые аккумулируют данные по проблеме из разных традиционных видов хранилищ информации

92

Раздел I. Методологические основания...

(архивов, библиотек, выставок, центров изучения, музеев). Можно констатировать возникновение целостной системы, самостоятельными важными элементами которой стали архивы, библиотеки, интернет-библиотеки и интернет-архивы, использующие новые формы обработки информации, которые не являются традиционными в исторических исследованиях, но дают очень многое для данной темы. Одним из важнейших источников для характеристики русской эмиграции как социокультурного феномена, бесспорно, являются ее архивы. По наиболее крупным архивам, содержащим документы зарубежной архивной россики, изданы каталоги и путеводители.

Использование документов и информационно-поисковых систем: путеводителей, каталогов, выставок При обращении к путеводителям по зарубежным архивам необходимо отметить, что существуют большие отличия на теоретико-методологическом уровне российского архивного дела от архивного дела США. В последнем отсутствует базовое понятие российского архивоведения «архивный фонд». Это усугубляется тем, что из текста путеводителей часто трудно понять, представляют ли характеризуемые в конкретной его статье материалы лица или учреждения отдельную «архивную группу» или входят в состав более крупной архивной единицы. Количественная же характеристика на уровне единицы хранения (дела) или отдельного документа вообще невозможна, поскольку в каждом конкретном случае в справочниках объем материалов дается в разных единицах (папки, тома, коробки, футы, документы и т. п.). Важным для исследователя является то, что в опубликованных каталогах, помимо наименования группы и материалов и месте их хранения, почти всегда даются краткая историческая справка об авторе материалов (учреждении, лице, семье и т. п.), хронологические рамки его деятельности, аннотация самих архивных материалов, как правило, с приведением заголовков наиболее важных документов (мемуаров, исследований и т. п.). Кроме того, каждая описательная статья, как правило, содержит информацию об объеме описываемых материалов.

Великобритания и Ирландия Одним из наиболее интересных архивных путеводителей является каталог Дж. М. Хартли «Путеводитель по документам и руко-

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

93

писям о связях Соединенного Королевства с Россией и Советским Союзом»100, который включает сведения об архивных материалах, находящихся в 331 хранилище в Англии, Шотландии, Уэльсе и Северной Ирландии. Проведя анализ данных путеводителя, становится ясно, что более чем в 500 архивных фондах, хранящихся в 129 государственных и 20 частных архивах Великобритании, находится достаточно обширный комплекс документов российского происхождения. Крупнейшим собранием документов русской эмиграции является Русский архив Бразертонской библиотеки университета г. Лидса (Brotherton Library, University of Leeds). Здесь хранятся материалы Леонида Андреева и членов его семьи, И. А. Бунина, Николая Бокова, Елизаветы Фен, Натальи Кодрянской и других литераторов — эмигрантов первой волны. Большой интерес представляют материалы семьи железнодорожного инженера Г. В. Ломоносова, включая переписку с К. И. Чуковским, Б. Л. Пастернаком, М. И. Цветаевой, А. М. Коллонтай и др., петербургского фотографа М. С. Наппельбаума, а также фонд Земгора — одной из крупнейших организаций русской эмиграции. Большое количество документов российского происхождения было выявлено в лондонских архивах. Так, в Государственном архиве Великобритании (Public Record Office) в фонде «Королевская корреспонденция» находится дипломатическая переписка между британскими и российскими монархами за 1683–1779 гг., а в фонде «Министры иностранных дел Англии» — переписка российских послов в Англии с главами «Форин офис» за 1707–1780 гг. Обширным собранием материалов российского происхождения (начиная с XVI в.) располагает отдел рукописей Британской библиотеки (British Library): переписка английских монархов и государственных деятелей с российскими царями и императорами — Иваном IV, Борисом Годуновым, Алексеем Михайловичем, Петром I, Екатериной II, Александром I, Николаем I, а также с государственными деятелями и дипломатами — А. Д. Меншиковым, П. А. Строгановым, С. Р. Воронцовым, К. Р. Нессельроде, К. А. Поццо ди Борго и др. Особое внимание следует обратить на фонды Е. Р. Дашковой, Х. А. Ливена и Д. Х. Ливен, Г. В. Жомини и А. Г. Жомини, А. И. Герцена. Самые различные документы российского происхождения хранятся в Библиотеке Школы славянских и восточноевропейских исследований (School of Slavonic and East European Studies Library), в отделе звукозаписей Имперского музея войны (Imperial War Museum), в Архиве мэрии Лондона (Corporation of London Records 100

Hartley J. M. Guide to Documents and Manuscripts in the United Kingdom Relating to Russia and the Soviet Union. L., N. Y., 1987.

94

Раздел I. Методологические основания...

Office), в Собрании рукописей Библиотеки Ламбетского дворца (Lambeth Palace Library), в Библиотеке Общества друзей (Society of Friends Library), в Библиотеке Объединенной Великой Ложи Англии (United Grand Lodge of England Library), в лондонском Архиве Ротшильдов (Rothschild Archives) и в Архиве Мидленд Бэнк Груп (Midland Bank Group Archives) в Лондоне. В Архиве и Библиотеке Конгресса тред-юнионов (Trades Union Congress Archive and Library) содержатся материалы Англо-советского профсоюзного комитета, Фонда помощи России, Ассоциации «Великобритания — СССР» и других англо-советских комитетов и обществ. В Архиве Королевского общества (Royal Society) содержатся письма и материалы из Императорской Академии наук за 1726, 1732/33, 1755, 1761, 1876, 1899 гг., письма из Императорского географического общества, Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, Главной физической обсерватории, Московского Публичного Румянцевского музея и т. д. В Архиве Королевского географического общества (Royal Geographical Society) находятся письма известных российских географов и путешественников — адмиралов П. И. Крузенштерна и Ф. П. Литке, генерала Ю. М. Шокальского, Н. В. Ханыкова и др. Российские документы хранятся в рукописных отделах крупнейших британских университетов: в отделе рукописей оксфордской Бодлеанской библиотеки (Bodleian Library) и в Библиотеке Кембриджского университета (Cambridge University Library), в библиотеке Саутгемптонского университета (Southampton University Library), в архиве отделения палеографии и дипломатики (Department of Palaeography and Diplomatic) Даремского университета, в Библиотеке университета г. Рединга (Reading University Library). В отделе рукописей Национальной библиотеки Шотландии (National Library of Scotland) в г. Эдинбурге в фонде семьи графов Минто имеются копии писем Павла I за 1799 г., в фонде барона Ч. Стюарта де Ротси — копия письма Александра I за 1821 г., в фонде А. Ф. Примроуза, пятого графа Розбери, — копии телеграмм Александра III за 1893 г., а в фонде семьи Робертсон — Макдональд — письма членам семьи Робертсон от княгини Е.Р. Дашковой и князя П.М. Дашкова. В качестве дополнения к «Путеводителю по документам и рукописям о связях Соединенного Королевства с Россией и Советским Союзом» Дженет М. Хартли был издан «Путеводитель по документам и рукописям о связях Ирландской Республики с Россией и Советским Союзом» (Лондон, 1994). В путеводитель вошла информация по следующим хранилищам: Научно-исследовательский и краеведческий фонд города Бирр, Библиотека им. Честера Битти,

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

95

Коммунистическая партия Ирландии (архив), Историческая библиотека квакеров в Ирландии, Военный архив, Национальный архив, Национальная библиотека Ирландии, Главная библиотека Независимой англиканской церкви в Ирландии (Ирландской Церкви), Библиотека Колледжа Святой Троицы (Тринити-колледжа), Францисканский исследовательский институт кельтской истории и кельтологии, Генеалогическое бюро, Ирландская академия наук, — а также документы частных владельцев, находящиеся на учете в Национальной библиотеке и описанные в письменных сообщениях Королевской комиссии по историческим рукописям. Определение России и Советского Союза, взятое автором путеводителя за основу, было очень широким как в географическом, так и в хронологическом отношении. Материал по Ирландии организован таким же образом, как и в путеводителе по британским архивам. Хранилища описаны в алфавитном порядке по городам. Внутри разделов по хранилищам комплексы документов и рукописей также располагаются в алфавитном порядке названий коллекций; они сопровождаются различными описательными статьями и пронумерованы в соответствии с присвоенными им выходными данными или номерами, зависящими от практики работы хранилища. Сведения о языке документов даны тогда, когда они имеются в научно-справочном аппарате к ним. В путеводителе применена транслитерация, принятая в Библиотеке Конгресса; русские имена и фамилии обычно приводятся в том виде, который одобрен в данном хранилище. На другие их написания даны перекрестные ссылки в указателе. Какие-либо особые условия доступа к документам оговариваются, но исследователям будет полезно знать о том, что все документы доступны в той степени, в какой это принято в хранилище, и включение сведений о том или ином документе в настоящий путеводитель не обязательно означает, что такой документ будет автоматически доступен для ознакомления или же его можно без разрешения публиковать или копировать.

Соединенные Штаты Америки Ряд путеводителей в настоящее время издан по крупнейшим архивохранилищам США. Среди них путеводитель С. А. Гранта и Дж. Х. Брауна «Российская империя и Советский Союз: путеводитель по рукописям и архивным документам, находящимся в США» (Бостон, 1981)101. Говоря о данном путеводителе, нужно отметить, что в 101

Steven A. Grant and John M. Brown. The Russian Impire and the Soviet Union: A Guide to Manuscripts and Archival Materials in the United States. Boston, 1981.

96

Раздел I. Методологические основания...

конце разделов, посвященных конкретному архивохранилищу, во многих случаях есть указание на имеющийся в архиве внутренний или опубликованный научно-справочный аппарат. Это позволяет выйти на некоторые опубликованные справочники по истории России в конкретных архивах, что, несомненно, важно для исследователей российского зарубежья. В путеводителе архивы сгруппированы по штатам США с указанием их почтовых адресов, внутри каждого архива фонды расположены в алфавитном порядке по наименованиям фондообразователей (фамилиям частных лиц или названиям организаций). Как правило, даются годы жизни лица-фондообразователя и краткая характеристика документов фонда. Основную часть архивной россики, представленной в путеводителе, составляют документы дореволюционного периода, а также российской эмиграции XX в.: политических и общественных деятелей, ученых, деятелей культуры. Документы российского происхождения содержатся также в отделе исторических рукописей и архивов Стерлингской мемориальной библиотеки Йельского университета (Коннектикут) (Historical Manuscripts and Archives Department Sterling Memorial Library Yale University); в отделах рукописей: Библиотеки Лилли Университета Индианы (Manuscripts Division Lilly Library Indiana University) и Бостонской публичной библиотеки (Массачусетс) (Department of Rare Books and Manuscripts Boston Public Library); в Хоутонской библиотеке Гарвардского университета (Массачусетс) (Houghton Library Harvard University) и в Библиотеке Международной юридической школы Гарвардского университета (Law School Library — International Legal Studies Building Harvard University). В отделе специальных коллекций Библиотеки Ньюберри (Чикаго, Иллинойс) (Department of Special Collections Newberry Library) имеются ценные русские документы XVII в. светского и церковного характера. Значительное число документов по истории России хранится в подразделениях Университета Аляски в Фэйрбэнке (Центре местных языков Аляски и Университетском архиве и рукописных коллекциях). Они представлены как материалами учреждений (например, Российская американская компания), так и личными архивными «фондами». Лучше всего, если полагаться на полноту справочника, в архивных собраниях Аляски представлена история Русской Православной Церкви (РПЦ), и это закономерно, поскольку именно Церковь и ее миссии являлись одной из ведущих сил в русских колонизационных процессах на данных территориях. Материалы по РПЦ содержатся практически во всех приводимых авторами справочни-

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

97

ка хранилищах Аляски. Пастырская школа св. Германа в Кодьяке хранит так называемый Архив РПЦ на Аляске, который на самом деле представляет собой коллекцию нескольких сотен документов, редких книг и периодических изданий, собранную в последние десятилетия в основном в приходских церквах Аляски. К статье о данном документальном комплексе прилагаются определения наиболее часто встречающихся в нем разновидностей церковной документации с иллюстрацией конкретными примерами. Количество документации по теме, содержащихся в 37 архивохранилищах Калифорнии, в разы превосходит совокупность аналогичных документов на Аляске. Наиболее крупными хранилищами здесь являются Музей русской культуры в Сан-Франциско (свыше 100 архивных групп) и Архив Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета (до 1000 архивных групп). Большую часть выявленных по данным хранилищам материалов, как и следовало ожидать, составляют документы, связанные с жизнью и деятельностью участников Белого движения и эмиграции, — в основном это мемуары участников событий, затрагивающие деятельность лидеров Белого движения. Среди архивных документов есть ряд документальных комплексов из Архива Гуверовского института, по своему происхождению относящихся к государственной части Архивного фонда РФ, но в силу исторических причин оказавшихся за пределами России. В первую очередь, это материалы делопроизводств государственных учреждений Российской империи, функционировавших за границей (посольства, консульства и дипмиссии во Франции, США, Германии; российские военные и морские агенты в Германии и Японии; заграничная агентура Департамента полиции за период 1883–1917 гг.), а также документация, отложившаяся в деятельности подразделений российской армии в период Первой мировой войны (Кавказская армия, Лейб-гвардии кирасирский полк и т. п.). Хранящему Архив Гуверовского института Стэнфордскому университету также принадлежит отдел рукописей Департамента специальных коллекций Библиотеки Грина, хранящий рукописные материалы нескольких известных русских композиторов (П. И. Чайковского, М. А. Балакирева, А. П. Бородина, М. И. Глинки, Н. А. Римского-Корсакова, А. Г. Рубинштейна, И. Стравинского, А. Гречанинова, А. Ф. Львова, С. И. Танеева). Другим крупным держателем архивных материалов по зарубежной архивной россике является Университет Калифорнии в Беркли, а именно его подразделения: рукописное отделение Библиотеки Бэнкрофта, бумаги Марка Твена Библиотеки Бэнкрофта,

98

Раздел I. Методологические основания...

коллекция устной истории Библиотеки Бэнкрофта, Коллекция иллюстраций, музыкальная библиотека, департамент особых коллекций Университетской библиотеки, частная коллекция профессора Андрея Лосского (исторический факультет), музыкальная библиотека (музыкальный зал). Крупнейшее хранилище среди них — рукописное отделение Библиотеки Бэнкрофта — хранит огромный массив материалов по истории русской колонизации Аляски и Калифорнии XVIII–XIX вв. Выявленные в процессе изучения путеводителя сведения позволяют судить об огромном информационном потенциале архивов США по проблеме зарубежной архивной россики. В качестве источника по вопросам россиеведения может быть использован каталог по документам Бахметевского архива российской и восточноевропейской истории и культуры при Колумбийском университете (США)102. Бахметевский архив был создан в 1951 г. по инициативе бывшего посла Временного правительства в Вашингтоне, профессора Инженерной школы Колумбийского университета Б. А. Бахметева для хранения документов из России и Восточной Европы, оказавшихся за границей после революции 1917 г. и Гражданской войны и в последующие годы. Бахметевский архив быстро стал вторым по объему (после Гуверовского института) хранилищем российских и восточноевропейских документов за пределами России и бывшего Советского Союза. Фонды архива, отраженные в данном каталоге, можно разделить на четыре группы, в каждую из них входят документы частных лиц и организаций. В первую группу входят документы видных литературных деятелей русской эмиграции или имеющие к ним отношение, например документы Бунина, Алданова, Ремизова, Цветаевой, Ходасевича и др. В эту же группу входят менее обширные по объему, но представляющие большой интерес материалы деятелей в области музыки, балета и театра. В эту группу также можно включить фонды ученых (например, историков Г. В. Вернадского и М. Т. Флоринского, философов С. Франка и В. Зеньковского), а также документы литературных критиков и журналистов [В. Вейдля, А. Бачрака (Бахража) и др.]. Все эти материалы содержат переписку со многими выдающимися писателями, художниками и музыкантами, российскими и иностранными. Вторая группа включает документы учреждений и организаций. Большинство из них составляют эмигрантские благотворительные и профессиональные организации, главным образом находившиеся во Франции, например Союз писателей и журналистов, ас102

Russia in the Twentieth Century: The Catalog of the Bakhmeteff Archive of Russian and East European History and Culture. Boston, 1987.

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

99

социации членов войсковых союзов [включая Российский общевойсковой союз (РОВС)], Союз русских шоферов и т. д. В эту же категорию входят документы церковных организаций и видных мирских и духовных деятелей, участвовавших в русской церковной жизни за границей. Имеется также несколько фондов (часть из них — личного происхождения), относящихся к основным российским политическим партиям предреволюционного и революционного периода. Наиболее значительным из них является фонд Алексинского — депутата-большевика второй Думы, собравшего большую коллекцию партийных и личных документов, относящихся к ранней истории РСДРП. К третьей группе относятся документы, отражающие важнейшие исторические события, послужившие причиной эмиграции из России, — революцию 1917 г. и Гражданскую войну. Многочисленные мемуары участников и свидетелей событий отражают важнейшие политические и социальные процессы XX в.; в архиве имеются мемуары дореволюционных общественных и государственных деятелей, лидеров политических партий и революционного движения, участников Первой мировой и Гражданской войн. В документах личного и официального характера освещена деятельность военных и гражданских учреждений, имевших отношение к событиям первой четверти XX в. Собирание документов третьей группы было хронологически продолжено приобретением материалов, принадлежавших лицам, перемещенным в ходе Второй мировой войны, или созданных ими. В этих документах отражена интересная информация о положении в Советском Союзе во время войны; в основном они включают мемуары и интервью, записанные в 1950-е гг. Четвертая группа документов архива состоит из материалов восточноевропейского происхождения. Основные статьи каталога расположены в алфавитном порядке наименований фондов. В большинстве случаев статьи озаглавлены по фамилиям фондообразователей; в некоторых случаях — по названиям организаций и учреждений. Каждая статья каталога содержит следующую информацию: название фонда; годы жизни фондообразователей — частных лиц; объем фонда и его крайние даты; существующие ограничения доступа; биографическая или историческая справка о частном лице или учреждении; описание состава фонда. Детальное описание состава фонда включает указание видов документов, их тематики, фамилии корреспондентов и авторов. На основе этой информации был составлен именной и предметный указатель. Небольшая часть статей, включенных в каталог, не имеет исторической справки.

100

Раздел I. Методологические основания...

Более 900 документальных коллекций Гуверовского архива было обработано, каталогизировано и описано, 1,2 млн отдельных писем, рукописей и документов было исследовано и каталогизировано, благодаря чему информация об архиве стала полностью доступна для исследователей. Была составлена база данных по фондам и составу коллекций, поиск в которой осуществляется по наименованиям фондов, фамилиям и темам. Она послужила основой для опубликованного каталога. Значительное число русских беженцев после революции 1917 г. проживали в славянских странах, таких как Болгария и Сербия, что, естественно, привлекает внимание современных исследователей российского зарубежья к архивному наследию этих стран.

Болгария В 1996 г. был издан на болгарском языке каталог «Белая эмиграция в Болгарии»103. В каталоге содержатся сведения о названиях и месте нахождения 1473 документов болгарских архивов, хранящихся в более чем 40 государственных архивах и музеях, архивах общественных организаций и частных лиц. Сведения о документах и иных материалах подразделяются на тематические разделы и подразделы, посвященные прибытию эмигрантов в Болгарию, положению эмигрантов в этой стране, различным сторонам их жизни и деятельности, адаптации в Болгарии, раскрывается история создания некоторых частных коллекций. Ряд документов приведен также (помимо сведений об их названиях и местах хранения) в виде иллюстраций. Тематика документов, представленных в каталоге, может считаться всеобъемлющей, а многие документы — уникальными по своему характеру и содержанию. Весьма разнообразны представленные документы и по своим видовым признакам. Сюда входят самые разнообразные виды организационно-распорядительной документации: указы болгарского царя Бориса III, распоряжения правительства Болгарии и отдельных ее министерств и ведомств, уставы различных эмигрантских учреждений и общественных организаций, протоколы заседаний этих организаций, переписка между болгарскими органами власти и российскими эмигрантскими учреждениями и организациями по вопросам регистрации, открытия и закрытия эмигрантских учреждений и организаций и т. п. 103

Бялата емиграция в България (Белая эмиграция в Болгарии). София, 1996.

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

101

Много места занимает отчетная документация: отчеты болгарских учреждений о наблюдении за российскими эмигрантами и их организациями, отчеты российских эмигрантских организаций перед болгарскими властями и т. п. Важное место занимает переписка между белоэмигрантами, а также между ними и болгарскими подданными и другими лицами по самым различным вопросам. Большой интерес представляют также личные документы эмигрантов: удостоверения личности, в том числе так называемые нансеновские паспорта; дипломы об окончании учебных заведений, в том числе и российские, и болгарские; разрешения, выданные болгарскими властями эмигрантам на право заниматься врачебной, преподавательской или иной деятельностью, и т. д. Архивными документами можно считать также малотиражные типографские издания: афиши театральных спектаклей, пригласительные билеты на различные мероприятия (в основном культурно-просветительского характера), устраиваемые российскими эмигрантами, и т. п. Также характер архивных документов, безусловно, носят многочисленные фотодокументы, даже если они и хранятся не в архивах, а в музеях.

Сербия Другой страной массового пребывания российской эмиграции после 1917 г. было Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев. К 120-летию со дня рождения первого правителя Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (с 1929 г. — Югославии) — Александра I Карагеоргиевича (1888–1934), который вошел в историю как полководец, политический деятель, объединитель югославских народов на Балканах и защитник русской эмиграции, — был издан Каталог российских документов, хранящихся в трех основных архивах бывшей Югославии: Народная библиотека Сербии (НБС), Архив Сербии и Черногории (АСиЧ), Архив Сербии (АС). Крестник российского императора Александра III и названый сын Николая II, позднее, будучи регентом, а затем и королем Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев, Александр I Карагеоргиевич оказал существенную помощь русским беженцам. К середине 1920-х гг. в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев нашли пристанище около 40 тыс. беженцев из России, что сделало Сербию одним из крупнейших центров русской эмиграции. Под защитой и личным покровительством Александра I и членов его семьи нахо-

102

Раздел I. Методологические основания...

дились организации, ведающие делом помощи русским (Державная комиссия и Комитет русской культуры), профессиональные, научные и творческие объединения (Русское археологическое общество, Русский научный институт в Белграде, Русское инженерное общество, Русская Матица и многие другие). В Сремских Карловцах на территории, находившейся под юрисдикцией Сербской Православной Церкви, действовал Архиерейский Синод Русской Православной Церкви За границей во главе с митрополитом Антонием (Храповицким). Каталог отражает основные направления многообразной деятельности Александра I Карагеоргиевича по организации жизни русской эмиграции. В нем представлены документы, фотографии, афиши, периодические и книжные издания (общим числом 161 экспонат), из которых значительная часть — впервые104.

Австралия Появление интереса к истории русской иммиграции в Австралии связано с значительном увеличением численности русских и более заметному присутствию русской диаспоры в общественной жизни страны после Второй мировой войны. Первым в Австралии обратился к этой теме историк К. М. Хотимский, приехавший сюда еще до войны. В 1957 г. в Мельбурне вышел в свет его очерк «Русские в Австралии», написанный главным образом на основе материалов его собственного архива, который он собирал в течение 20 лет. В очерке рассматриваются различные аспекты пребывания русских на пятом континенте: посещение российскими моряками австралийских портов в прошлом веке, научная деятельность Н. Н. Миклухо-Маклая в Австралии, дипломатические отношения между нашими странами и др. Но большая часть очерка посвящена проблемам российской иммиграции в Австралии в период с конца XIX в. до середины 50-х гг. XX в. Автор одним из первых дал периодизацию российской иммиграции в Австралии, выделив четыре волны. Особый интерес в очерке К. М. Хотимского представляют обзоры истории прессы, Православной Церкви, музыки и искусства русских в Австралии, так как многие сведения, сообщенные им, почерпнуты из личных наблюдений и бесед с непосредственными участниками и очевидцами событий. Исследование проблем русской иммиграции в Австралии было продолжено изданием отделения русского языка и литературы Мельбурнского университета монографической серии «Русские в 104

Король Александр I Карагеоргиевич и русская эмиграция. Белград, 2009.

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

103

Австралии», которая начала выходить в 1968 г. под общей редакцией Н. М. Кристесен. За период с 1968 по 1997 г. опубликованы 22 номера этой серии, 15 из них — биографические очерки о наиболее известных представителях русской диаспоры в Австралии, написаны на основе воспоминаний авторов и содержат фотографии. Две книги серии освещают такую малоизученную область деятельности русских австралийцев, как благотворительность. Они написаны на основе архивов благотворительных обществ в Сиднее и Мельбурне. Серия «Русские в Австралии» дает представление и о положении целых социальных групп русской диаспоры, как, например, исследование В. Я. Винокурова, посвященное русским инженерам-выпускникам Харбинского политехнического института и созданной ими организации «Сиднейское общество инженеров, окончивших ХПИ», которое с 1969 г. издает журнал «Политехник». Другая социальная группа — русские женщины. Об их деятельности в церковных, благотворительных, молодежных и других общественных организациях, об их роли в становлении русской школы и в сохранении русской культуры на пятом континенте повествуют два сборника серии. Кроме того, в сборниках дано более 40 биографий русских австралиек разных поколений и разных судеб. Значение серии «Русские в Австралии» не ограничивается только вкладом в историографию русской иммиграции. Издание ее способствовало знакомству австралийцев с достижениями русских на пятом континенте, содействуя тем самым пробуждению их интереса к русской культуре. Пик возрастания этого интереса пришелся на 80-е годы и связан с переходом к политике мультикультурализма, которая способствовала укреплению этнокультурной основы русской диаспоры страны. С открытием отделений русского языка и литературы в университетах Австралии появились новые центры изучения истории русской иммиграции, одним из главных стал Квинслендский университет. Характерен качественно новый уровень исследований благодаря введению в научный оборот огромного пласта источников, извлеченных из австралийских архивов: официальная статистика и документы; русские периодические издания и эпистолярное наследие. Если в 60–70-е гг. российской эмиграцией в Австралии занимались единицы, то в 80–90-е гг. число исследователей значительно увеличилось. Свой вклад в разработку проблем истории российской иммиграции в Австралии внесли Е. Говор, О. Дубровская, М. Кравченко, Б. Криста, Д. Менгетти, Ч. Прайс, Т. Пул, Ф. Фаррелл, Э. Фрид, Р. Эванс и др.105 Ими были подго105

Govor E. Russian Anzacs in Australian History. UNSW Press in Association with the National Archives of Australia. Australia, 2005. P. 307.

104

Раздел I. Методологические основания...

товлены диссертации, опубликованы монографии и серьезные научные статьи. В австралийской историографии явственно выделились два основных направления исследований. Первое — это история русских в Квинсленде, который около 40 лет оставался главным центром русской иммиграции в Австралии. Другое направление исследований — продолжение изучения истории русской иммиграции в общеавстралийском масштабе. В 1988 г. вышло в свет фундаментальное издание «Австралийский народ. Энциклопедия нации», в котором помещена большая статья профессора Квинслендского университета Б. Криста, представившего цельную картину русского присутствия на пятом континенте, который предлагает свою периодизацию русской иммиграции в Австралии в XX в. Обстоятельный анализ демографической истории русской иммиграции в Австралии за столетний период ее существования (с последней трети XIX в. до середины 80-х гг. XX в.) дан в статье директора иммиграционного исследовательского центра в Канберре Ч. Прайса, который основывался на результатах переписей населения и статистических опросах. С октября 1994 г. в Сиднее начал выходить новый русский периодический журнал — ежеквартальник «Австралиада. Русская летопись», который, по замыслу его основателей, представляет собой собрание исторической информации о русских и их деятельности в Австралии. Конечная цель журнала — способствовать написанию книги «История русских в Австралии». Основателями журнала явилась группа энтузиастов во главе с Н. М. Мельниковой-Грачевой (редактор) и Л. Я. Ястребовой (заместитель редактора). Журнал выполняет двойную функцию. С одной стороны, он является ценным источником по истории русской иммиграции, так как публикует интересные документы, воспоминания, перепечатки из более ранних эмигрантских изданий, фотографии. С другой стороны, журнал вносит весомый вклад в историографию русской иммиграции, печатая статьи и сообщения по различным аспектам ее истории, основанные на кропотливых архивных изысканиях и беседах с информаторами. Кроме того, в «Австралиаде» регулярно ведется библиографический отдел «Литературные и периодические издания, русская пресса, радио и библиотеки», в котором дается обзор новой литературы по истории русской иммиграции. Опубликованные источники по россиеведению представлены, прежде всего, международно-правовыми актами (международными конвенциями и соглашениями), документами общественных

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

105

организаций и партий106, научными и политическими сочинениями идеологов различных течений эмиграции, воспоминаниями, мемуарами деятелей эмиграции107, публицистикой и периодической печатью, описанием российской эмиграции в разных странах108. Исследования по русскому зарубежью опираются на банки данных специализированных научных и научно-информационных центров. В настоящее время практически во всех крупных отечественных вузах, научно-исследовательских институтах и центральных библиотеках существуют центры по изучению российского зарубежья. Свою задачу эти центры видят не только в проведении исследований по вопросам русской эмиграции, но также в собирании документального наследия эмиграции, организации специализированных библиотек и архивов, публикации тематических библиографических сборников. Среди наиболее крупных центров русского зарубежья — Российская государственная библиотека (РГБ), Государственная публичная историческая библиотека (РПИБ), Всероссийская государственная библиотека иностран106 Керенский А. Русская революция 1917 г.: пер. с франц. М., 2005; Милюков П. Н. Дневник. 1918–1921. М., 2004; Махно Н. Азбука анархиста / предисл. В. ЧеркасоваГеоргиевского. М., 2005; Мартов Ю. О. Записки социал-демократа. М., 2004; Церетели И. Г. Кризис власти. Воспоминания лидера меньшевиков II Государственной Думы. 1917–1918. М., 2007; Чернов В. Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905–1920: пер. с англ. М., 2007; Устрялов Н. В. Белый Дон (дневник колчаковца): 1919–1920. Гуверовский институт (США) // Русское прошлое. 1991. № 2. С. 283–340; 1993. № 4. С. 194–287; Струве П. Б. Дневник политика. 1925–1935 / подготовка текста, коммент. А. Н. Шаханова. М.; Париж, 2004. 872 с.; Русское политическое масонство: 1906—1918. Гуверовский институт (США) // История СССР. 1989. № 6; 1990. № 1. С. 67–70; Протоколы Заграничной делегации РСДРП. Январь — октябрь 1933 г. / публ. А. П. Ненарокова // Исторический архив. 2007. № 3. С. 83–103. 107 Гессен В. В борьбе за жизнь: Записки эмигранта. Нью-Йорк, 1974; Гессен И. В. Годы изгнания: Жизненный отчет. Париж, 1979; Зернов В. Д. Записки русского интеллигента / публ., вступ. ст., коммент. В. А. Соломонова; под общ. ред. А. Е. Иванова. М., 2005. 108 Русская Прага, Русская Ницца, Русский Париж. Из дневника Бориса Лазаревского (33 письма Михаила Арцыбашева, Ивана Бунина, Александра Куприна, Ильи Сургучева и др.) / предисл., публ. и коммент. С. Шумихина // СПб.: Диаспора, 2001. Кн. 1. С. 645–717; Русский архив г. Лидс (Великобритания) // Минувшее. 1990. Кн. 10. С. 7–63; 1995. Кн. 17. С. 358–410; Русский Харбин / сост., предисл., коммент. Е. П. Таскиной. 2 изд. М., 2005; Россия в Калифорнии: Русские документы о колонии, российских и российско-калифорнийских связях. 1803–1850 / сост. А. А. Истомин, Дж. Гибсон, В. А. Тишков: в 2 т. Т. 1. М., 2005; Российская эмиграция во Франции в 1940-е. Полицейский отчет 1948 года «La colonie russe de Paris» («Русская колония в Париже») / публ. Д. Гузевича и Е. Макаренковой; при участии И. Гузевич // Диаспора: Новые материалы. 2007. Вып. VIII. С. 341–655; Старостин Е. В. История России в зарубежных архивах. М.: ИАИ РГГУ, 1994.

106

Раздел I. Методологические основания...

ной литературы (ВГБИЛ), Российская национальная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (РНБ), Библиотека Академии наук (БАН), Научная музыкальная библиотека им. С.И. Танеева (НМБ), Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), Пушкинский дом (ИРЛИ РАН), а также общественные организации, занимающиеся собиранием, хранением и изучением культурного наследия российской эмиграции. Ведущими общественными организациями в этой области являются Библиотека-фонд «Русское зарубежье», Архив-библиотека Российского фонда культуры, Мемориальная библиотека князя Голицына. Наиболее значительный по объему фонд русского зарубежья в Российской государственной библиотеке (РГБ) — около 120 тыс. ед. хранения русскоязычных изданий, вышедших за рубежом после 1917 г. Среди них 25 тыс. книг, более 650 названий эмигрантских журналов и 250 названий газет. В коллекции РГБ преобладают наиболее редкие издания первой волны эмиграции, поступившие из многих стран русского рассеяния 20–30-х гг. По фонду созданы каталоги: «Газеты русской эмиграции в фондах отдела РЗ РГБ», «Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий в библиотеках Москвы», биобиблиографический словарь «Незабытые могилы: некрологи российского зарубежья 1917–1997 гг.», а также совместно с Сорбонной — «Хроника культурной жизни русской эмиграции во Франции (1920– 1940)». Государственная публичная историческая библиотека содержит примерно 13 тыс. единиц хранения русскоязычных изданий из-за рубежа. В состав ее фонда вошла коллекция историка-эмигранта Я. Лисовского, переданная в дар в 1943–1947 гг., а также коллекция военной периодики русского зарубежья, полученная в 1994 г. от внука генерала М. Алексеева — М. Бореля. Всероссийская библиотека иностранной литературы при комплектовании своих фондов по русскому зарубежью сделала акцент на религиозно-философскую часть русскоязычных зарубежных изданий. В ее основу положены библиотека Н. Зернова и собрание издательской продукции издательства Ymka-Press. Основу кабинета «Российское зарубежье» ИНИОН составляют издания, поступившие из спецхрана, и материалы из Конгресса соотечественников. Интересные коллекции русского зарубежья представлены в Российской национальной библиотеке и Библиотеке Академии наук Санкт-Петербурга. Книжный фонд русского зарубежья в ней составляет более 1100 изданий, около 50 журналов и 233 названия

Глава 3. Источниковедение российской эмиграции

107

газет на русском языке, в том числе выходивших в период Гражданской войны109. Ценным достижением в вопросах изучения документального наследия российской эмиграции за рубежом является созданная Всероссийским научно-исследовательским институтом документоведения и архивного дела (ВНИИДАД) совместно с Росархивом автоматизированная база данных «Зарубежная архивная Россика». Создание банка данных по русской эмиграции имеет большое практическое значение, так как позволяет поставить программу современной архивной россики на конкретную научную основу и вместо сбора случайных данных дает систематические сведения о местонахождении документов по россике и работе с ними. Результатом изучения опубликованных источников, их систематизации и библиографического описания стала опубликованная нами библиография русской эмиграции. Таким образом, анализ историографии и источников позволил констатировать, во-первых, необыкновенно возросший интерес к данной теме в последнее десятилетие, во-вторых, введение в научный оборот очень большого и ранее закрытого массива архивной документации, в-третьих, необходимость применения новых методов в россиеведении при изучении феномена российской эмиграции. Можно констатировать, что поставленные в историографии проблемы и введение в научный оборот обобщенной информации о русской эмиграции открывают перспективы для комплексного исследования российского зарубежья.

109 Сводный каталог русских зарубежных периодических и продолжающихся изданий в библиотеках Санкт-Петербурга. 1917–1995. СПб., 1996. 2-е изд. (учитывает фонды 38 библиотек); Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий русского зарубежья в библиотеках Москвы. 1917–1999 гг. М., 1999 (учитывает фонды 11 организаций). Выявлено более 1000 названий журналов и продолжающихся изданий русского зарубежья и около 600 газет.

108

Раздел I. Методологические основания...

Христофоров В. С., д-р юрид. наук

ГЛАВА 4 ДОКУМЕНТЫ ИЗ АРХИВОВ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ КАК ИСТОЧНИК ПО ЗАРУБЕЖНОМУ РОССИЕВЕДЕНИЮ До настоящего времени, несмотря на большое количество опубликованных сборников документов110, архивные фонды органов безопасности остаются малоизвестными для широкого круга исследователей. Тем более практически ничего не известно о составе документов по теме «Зарубежное россиеведение». Предметом настоящего исследования являются документы из архивов отечественных органов государственной безопасности111 как источник по зарубежному россиеведению. В архивах органов безопасности хранятся разнообразные материалы, свидетельствующие о том, что иностранные спецслужбы, действующие на территории Советской России, а позднее — и СССР, постоянно вели сбор информации политического, экономического, научно-технического, военного характера. Можно сказать, что специальные службы активно занимались «страноведением», но это делалось не в научно-познавательных целях. Перед спецслужбами стояли иные задачи — обеспечивать политические интересы своего государства. Однако это ничуть не умаляет ценности этих архивных документов как важного источника по «зарубежному россиеведению». Хронологические рамки исследования охватывают период с 1918 по 1940 г. Начало хронологических рамок исследования (1918) связано с образованием советских органов государственной без110 Кубань в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945: Рассекреченные документы. Хроника событий: в 3 кн. Кн. 1. Краснодар, 2000. Кн. 2. Краснодар, 2003; Лубянка: Сталин и НКВД — НКГБ — ГУКР «СМЕРШ». 1939 — март 1946. М., 2006; Неизвестная Карелия. Документы спецорганов о жизни республики. 1941–1956 гг. Петрозаводск, 1999; НКВД — МВД СССР в борьбе с бандитизмом и вооруженным националистическим подпольем на Западной Украине, в Западной Белоруссии и Прибалтике (1939–1956): сб. документов. М., 2008; Органы государственной безопасности и общество. Кабардино-Балкария. 1920–1992: сб. документов и материалов. Нальчик, 2007; Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов: в 5 т. М., 1995–2008; «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.): сб. документов. Т. 1–8. М.: ИРИ РАН, 2001–2008. 111 В настоящей статье под российскими органами государственной безопасности понимаются разведывательные и контрразведывательные подразделения, входившие в состав ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

109

опасности (20 декабря 1917 г.), завершается исследование 1940 годом. Это связано с тем, что в следующем 1941 году в феврале и июле проведены реорганизации советских органов безопасности, а 22 июня началась Великая Отечественная война, которая внесла изменения в деятельность спецслужб. После Октябрьской революции 1917 г. Советская Россия оказалась отделена от остального мира по идеологическому признаку. В ней стало создаваться социалистическое государство, провозгласившее своей целью построение коммунизма, победу мировой революции, освобождение трудящихся всего мира от капиталистического гнета. Для того чтобы получать информацию о том, как Советское государство намеревается реализовать поставленные задачи, разведки многих стран мира — США, Великобритании, Франции, Польши, Германии, Японии и других иностранных государств — начали активно собирать разностороннюю политическую, экономическую и военную информацию. В этих целях они в первую очередь стали использовать наводнивших страны Европы и Азии русских эмигрантов, иностранное военное вмешательство — военную интервенцию, возникновение оппозиционных партий и движений, а также неблагоприятно складывающуюся для России обстановку (засуха и последовавший голод). Для анализа информации об СССР на территории ряда зарубежных государств создавались специализированные научные институты, центры и общества. Деятельность зарубежных спецслужб, направленная на добывание информации о СССР, всегда была в поле зрения отечественных органов государственной безопасности. Анализ архивных материалов органов безопасности свидетельствует, что они содержат разнообразную информацию по зарубежному россиеведению и могут быть условно классифицированы по следующим группам: 1. Делопроизводственные документы отечественных органов госбезопасности: материалы, добывавшиеся разведывательными112 и контрразведывательными подразделениями о деятельности иностранных спецслужб по сбору информации о России — СССР. 2. Архивные следственные дела в отношении государственных, политических и военных деятелей Латвии, Литвы и Эстонии113, арестованных в начале Великой Отечественной войны, генералов, 112 Автором в данной статье исследуются только материалы советской внешнеполитической разведки, входившей в состав ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД — НКГБ, но не рассматриваются документы военной разведки, безусловно, имеющие научную и историческую ценность. Материалы военной разведки, направлявшиеся руководству Красной Армии и СССР, опубликованы в кн.: Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 — июнь 1941 г. М., 2008. 113 Политические деятели Латвии, Литвы и Эстонии в 1939–1940 гг. были депортированы в различные регионы СССР и находились там под надзором НКВД, а после нападения Германии на СССР арестованы и помещены в тюрьмы НКВД.

110

Раздел I. Методологические основания...

офицеров и сотрудников вермахта и специальных служб Германии, а также бывших сотрудников дипломатических представительств нацистской Германии, оказавшихся после окончания Второй мировой войны в советском плену. 3. Периодическая печать. К этой группе относятся зарубежные газеты и журналы, в которых публиковались статьи, посвященные событиям в Советской России, подготовленные иностранными корреспондентами, а также эмигрантская пресса114. 4. Источники личного происхождения. Рассмотрим более подробно каждую из названных групп. 1. Делопроизводственные документы отечественных органов государственной безопасности содержат материалы иностранных спецслужб и дипломатических представительств, общественных и партийных деятелей иностранных государств о СССР; документы съездов политических партий и движений русского зарубежья, общественно-политических и научных конференций и т. п. К этой группе документов следует отнести аналитические материалы, подготовленные советскими органами безопасности о формах и методах деятельности иностранных разведок по сбору информации об СССР. В 1918 — начале 1921 г. большевистскому режиму пришлось непрерывно сражаться на фронтах Гражданской войны с противниками новой власти и силами иностранной военной интервенции; основными задачами органов госбезопасности также являлись удержание советской власти и «защита социалистического Отечества». Отечественные органы госбезопасности относили все иностранные миссии и представительства (дипломатические, торговые, общественные организации), находившиеся на территории РСФСР, к центрам иностранного и белогвардейского шпионажа, стремившегося к возвращению прежней власти. В годы Гражданской войны в ВЧК еще не было четкого представления о том, как противодействовать иностранному шпионажу, существом которого являлись сбор разведывательной информации, добывание сведений, составляющих государственные и военные секреты115. Это позволяло представителям иностранных государств свободно собирать разностороннюю информацию о положении в России. Так, Густав Хильгер116 отмечает, что иностранцы, жившие в Москве в 1920-е гг., имели хорошие возможности выяснять обстановку в Советской России. «Советские органы государственной 114 Под эмигрантской прессой автором подразумеваются различные периодические издания на русском языке — от газет «одной темы» до многопрофильных ежедневных газет и журналов. 115 Первый перечень сведений, составляющих тайну и не подлежащих распространению, был утвержден постановлением СНК РСФСР лишь в октябре 1921 г. 116 Хильгер Густав — советник немецкого посольства в Москве в 1920–1930-е гг.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

111

безопасности в то время еще не считали необходимым предотвратить все контакты между немногими иностранцами, официально проживавшими в Москве, и местным населением. Многие личности, известные в правительстве, в обществе или в интеллектуальных кругах добольшевисткой России, и те, кто обладал богатыми знаниями и опытом, все еще находились в Москве и были только рады завести знакомства с иностранцами»117. По мере достижения побед на фронтах Гражданской войны отечественные органы безопасности расширяли круг «шпионских организаций», которые требовали внимания контрразведывательных подразделений. В конце 1921 г. к их числу была отнесена и благотворительная организация «Американская администрация помощи»118, часть сотрудников которой являлись бывшими американскими офицерами и полицейскими чиновниками. В связи с засухой и неурожаем в Советской России в 1921 г. начался голод119. Международные общественные организации, в том числе и АРА120, предложили советскому правительству оказать помощь в борьбе с голодом. С 28 сентября 1921 г. по 1 июня 1923 г. в 37 губерниях, пораженных неурожаем и голодом, работали 300 приехавших из Америки специалистов и около 10 тыс. советских граждан, набиравшихся американцами по своему выбору121. Не вызывает сомнения, что филантропическая помощь АРА сыграла важную роль в оказании помощи голодающей России: «Итоги деятельности АРА и других организаций, помогающих голодаю117

Хильгер Г., Мейер А. Россия и Германия. Союзники или враги? М., 2008. С. 71. Американская администрация помощи (American Relief of Administration, русское сокращение — АРА) существовала в 1919–1923 гг. и ставила своей целью оказывать продовольственную и иную помощь гражданам европейских государств, пострадавшим от войны. Основателем и бессменным руководителем АРА являлся министр торговли США Герберт Гувер (Hoover, 1874–1964), основатель и первый директор Федерального бюро расследований США. В состав АРА входило несколько благотворительных организаций: Американо-еврейский комитет помощи («Джойнт»), Всемирный лютеранский союз, Христианский союз молодежи, Объединение католических благотворительных обществ, Союз меннонитов, Союз баптистов. 119 Из-за засухи и неурожая в 1921 г. разразился имевший губительные последствия страшный голод. К началу весны 1922 г., по некоторым данным, голодало 22 млн населения, умерло от голода 1 млн человек и около 2 млн детей осталось сиротами. Голод был настоящим общегосударственным бедствием. См.: «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.). М., 2001. Т. 1. Ч. 1. С. 77. 120 С 10 по 20 августа в 1921 г. Риге состоялись переговоры между директором АРА в Европе Уолтером П. Брауном и заместителем наркома иностранных дел РСФСР М. М. Литвиновым, которые завершились подписанием соглашения об оказании помощи Советской России. 121 1 июня 1923 г. АРА завершила свою деятельность в СССР и передала свои функции Швейцарскому комитету помощи детям. 118

112

Раздел I. Методологические основания...

щим, подвел А. Эйдук122, старый чекист, представлявший советское правительство при АРА. В мае 1922 г. АРА кормила 6 099 574 человека, американское общество квакеров — 265 тысяч, Международный союз помощи детям — 259 751 человека, Нансеновский комитет — 138 тысяч, шведский Красный Крест — 87 тысяч, германский Красный Крест — 7 тысяч, английские профсоюзы — 92 тысячи, Международная рабочая помощь — 78 011 человек»123. Подчеркивая важное значение гуманитарной деятельности АРА на территории Советской России, А. М. Плеханов отмечает, что отечественные органы госбезопасности пресекали разведывательную деятельность сотрудников Американской администрации помощи и ее представительств в Москве, Петрограде, Астрахани, Саратове и других городах России и Украины. Это было сделать непросто, потому что АРА пользовалась большим авторитетом, как организация, спасшая от голодной смерти сотни тысяч наших граждан124. ВЧК располагала сведениями, что часть американских сотрудников АРА являлись бывшими военными и разведчиками, ранее состояли советниками в армиях Колчака, Деникина и Юденича. Так, начальник осведомительного отдела ИНО ВЧК Я. Залин в записке от 26 января 1922 г. отмечал, что «результаты систематического наблюдения за деятельностью АРА заставляют в срочном порядке принять меры, которые, не мешая делу борьбы с голодом, могли бы устранить все угрожающее в этой организации интересам РСФСР. Американский персонал подобран большей частью из военных и разведчиков, из коих многие знают русский язык и были в России либо в дореволюционное время, либо в белогвардейских армиях Колчака, Деникина, Юденича и в Польской (Гавард и Фокс — у Колчака, Торнер — у Юденича, Грегг и Финк — в Польской и т. д.). Американцы не скрывают своей ненависти к Соввласти (антисоветская агитация в беседах с крестьянами — доктором Гольдером, уничтожение портретов Ленина и Троцкого в столовой — Томпсоном, тосты за восстановление прошлого — Гофстр, разговоры о близком конце большевиков и т. д.). Для работы в своих органах АРА приглашает бывших белых офицеров буржуазного и аристократического происхождения, подданных окраинных государств и, таким образом, сплачивает и концентрирует вокруг себя враждебные Соввласти элементы (в Самарском отделении — офицеров, принимавших участие в чехо-словацком восстании; Петроградском — юденичские; в Казани — колчаковские; в Москве — княгиня Мансурова, княгиня Нарышкина, княгиня Куракина, графиня Толстая, баронесса Шеф122 Эйдук Александр Владимирович (1886–1938) — государственный деятель, сотрудник ВЧК — ОГПУ — НКВД, большевик. 123 Геллер М. Я., Некрич А. М. Утопия у власти. М., 2000. С. 114. 124 Плеханов А. М. ВЧК — ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики. 1921–1928. М., 2006. С. 301.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

113

лер, Протопопова и др.). Занимаясь шпионажем, организуя и раскидывая широкую сеть по всей России, АРА проявляет тенденцию к большему и большему распространению, стараясь охватить всю территорию РСФСР сплошным кольцом по окраинам и границам (Петроград, Витебск, Минск, Гомель, Житомир, Киев, Одесса, Новороссийск, Харьков, Оренбург, Уфа и т. д.). Из всего вышеуказанного можно сделать лишь тот вывод, что вне зависимости от субъективных желаний АРА объективно создает на случай внутреннего восстания опорные пункты для контрреволюции как в идейном, так и в материальном отношении»125. Практически сразу же после своего образования Государственное политическое управление (ГПУ)126 получило указание Центрального Комитета партии большевиков продолжить работу по АРА. 9 марта 1922 г., заслушав заместителя Председателя ГПУ Уншлихта по вопросу о деятельности АРА, Политбюро ЦК РКП(б) приняло постановление127, в котором Дзержинскому поручалось организовать специальное наблюдение за деятельностью АРА, а Эйдуку — отчитываться по этой линии перед ГПУ128. В июне 1922 г. в Секретно-оперативном управлении ГПУ был создан Контрразведывательный отдел (КРО), задачей которого была борьба со шпионажем и белогвардейскими организациями, в том числе и с АРА. В докладной записке начальника 3-го отделения КРО ГПУ от 12 августа 1922 г. сообщалось о детальной разработке первой группы из 30 американцев, прибывших в Россию129. 125

ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 248. Л. 1–2. Реорганизации отечественных органов безопасности прошла в начале 1922 г. На основе ВЧК было образовано Государственное политическое управление (ГПУ), Положение о котором Политбюро ЦК РКП(б) утвердило 9 февраля 1922 г. 127 В приказе ГПУ от 28 марта 1922 г. № 29, принятом в развитие постановления Политбюро, отмечалось, что АРА состоит главным образом из военных, среди которых имелись профессиональные разведчики и контрразведчики; она вербовала себе на службу работников из кругов бывшей аристократии, буржуазии, контрреволюционно настроенной интеллигенции, бывшего белого офицерства и через них распространяла свое влияние на широкие контрреволюционные круги населения. 128 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 279. Л. 3. 129 Все 30 человек были с высшим образованием, 15 из них были профессиональными военными, 2 — профессорами, 2 человека имели специальное техническое образование, 2 были врачами, 1 — журналистом, 1 ранее работал в учреждениях Американского Красного Креста; 7 человек были до приезда в России, на Кавказе и Закавказье в 1919 и 1920 гг., 6 — имели отношение к американским и английским разведывательным органам, 3 — принимали активное участие в борьбе против Советской России в армиях Юденича и Колчака. Директором АРА в Советской России был полковник Хаскель (Хаскелл, Гаскелл) Уильям Н. (1878 — ?) — офицер американской разведки, полковник. В 1921–1922 гг. — уполномоченный АРА в России. Его секретарем работал бывший американский консул в Петрограде, а его помощником — разведчик М. Филипп. Представителем АРА на Украине был полковник Вильям Р. Гров, директором Главного управления АРА по Уфимско-Уральскому округу — полковник Вальтер Т. Белл. См.: ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 248. Л. 3. 126

114

Раздел I. Методологические основания...

Для наблюдения за деятельностью АРА и других организаций помощи голодающим, а также борьбы со шпионажем со стороны стран Центральной и Западной Европы и Америки в конце 1922 г. в ГПУ было создано специализированное подразделение — 4-е отделение КРО Секретно-оперативного управления ГПУ. В Обзоре политико-экономического состояния РСФСР за май — июнь 1922 г. ГПУ отмечало, что АРА являлась «весьма значительным центром шпионских организаций», весь состав которой состоял из бывших офицеров и полицейских чиновников (значительная часть из них принимала непосредственное участие в интервенции в период 1917–1921 гг.). АРА старалась принимать к себе на службу бывших белогвардейских офицеров и других лиц с установившейся контрреволюционной репутацией. Прилагались усилия к тому, чтобы завербовать и использовать ответственных советских работников, в частности красных командиров. Перехваченные ГПУ документы с несомненностью устанавливали истинный характер их деятельности и доказывали, что АРА, помимо помощи голодающим России, преследовала также и другие цели, не имеющие ничего общего с гуманитарными идеями и филантропией. Была установлена персональная виновность в шпионаже и контрреволюционной деятельности многих ответственных американцев — руководителей организации АРА в России. К изоляции их ГПУ не приступает только потому, что обострение отношений между РСФСР и АРА ослабит помощь, оказываемую АРА голодающему населению Республики130. В докладе ГПУ от 1923 г., подводя итоги полуторагодичного наблюдения за работой АРА, отмечается, что эта «филантропическая организация, наравне с помощью голодающим, вела определенную политическую работу, направленную против Советской Власти. Особенно ярко это проявилось после того, как прошло голодное бедствие и когда АРА перешла от массового снабжения голодающих к индивидуальному снабжению посылками нуждающихся лиц». По мнению ГПУ, американские сотрудники131 АРА в случае необходимости смогли стать первоклассными инструкторами контрреволюционных восстаний. Все сотрудники АРА (что неоднократно выявлялось агентурой и подтверждалось документальными данными) являлись антисоветски настроенными ли130 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922– 1934 гг.). М., 2001. Т. 1. Ч. 1. С. 203. 131 По данным ГПУ, американские сотрудники АРА представляли следующие категории: приказчики и коммерческие служащие — 20%; квалифицированные экономисты и финансисты (экономические разведчики крупных трестов и синдикатов) — 15%; кадровые офицеры — 65% (высший командный состав и штабные офицеры — 20%, военные разведчики –25%, сотрудники полиции — 20%).

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

115

цами. В числе российских граждан на работу в АРА подбирались бывшие белые кадровые офицеры — 75%; «бывшие люди»: помещики, чиновники и т. п. — 20%; бывшие советские служащие, имеющие рекомендации от бывших аристократов и чиновных людей, и т. д. — 5%. Именно через российских сотрудников АРА американцы собирали необходимые сведения о России и различных аспектах ее жизни, поддерживали связи с контрреволюционными и белогвардейскими кругами. По мнению ГПУ, «в случае возможных осложнений в Советской Республике АРА могла стать центром, снабжающим, инструктирующим и вдохновляющим контрреволюцию, ГПУ считало ее дальнейшее пребывание в России нежелательным»132. Как свидетельствуют документальные материалы американской военной разведки, полученные КРО ГПУ, американская разведка собирала разностороннюю информацию о Советской России, рассматривая РСФСР как вероятного союзника в борьбе с Японией. Так, в документе Военно-осведомительного отдела Генерального штаба Военного министерства США содержится анализ военно-политического положения на Дальнем Востоке и роли Советской Дальневосточной Республики (ДВР) в возможных американо-японских конфликтах. В другом документе под заголовком «Оценка работы японской армии во время войны ее с Соединенными Штатами и возможная позиция Китая и ДВР (в дискуссионном порядке)», который 16 октября 1922 г. был направлен из Вашингтона американскому военному наблюдателю в Чите (ДВР), отмечалось, что благодаря «финансово-политической зависимости ДВР от Советской России и тесной дружбе между обеими странами их позиция в Оранжево-Голубой войне (американско-японской. — Авт.) будет считаться тождественной». Авторы документа считали, что «среди русского населения замечается сильная вражда к японцам, с одной стороны, и большая симпатия к Америке и американскому народу, с другой. Оккупация и эксплуатация японцами русской половины Сахалина и жестокое обращение японских военных властей с русским населением в бытность японского экспедиционного корпуса в Сибири в 1918–1922 гг. сделает сибиряка естественным потенциальным союзником Соединенных Штатов (СШ) во время Оранжево-Голубой войны. Объявление Оранжево-Голубой войны сразу наполнит сибирский народ и, в немного меньшей степени жителей РСФСР, желанием извлечь выгоду из этой войны. Они будут чувствовать, что Россия все выгадает и очень мало потеряет, если выступит на стороне СШ, разумеется, при уверенности в победе СШ. 132

ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 180. Л. 167–169.

116

Раздел I. Методологические основания...

Руководящие верхи России сразу расценят эту войну как удобный случай для восстановления своего довоенного положения на Дальнем Востоке и до некоторой степени своего [положения] до Русско-японской войны в 1904 году. Если Советская Россия получит должное поощрение от СШ, она решится сделаться союзником. А важность России как союзника не может быть переоценена». По мнению американских аналитиков, «Россия располагает хорошо подготовленной армией с надлежащей экипировкой и при постоянном притоке продовольствия сделается страшным противником для японцев. Обладание Россией Владивостокским портом даст Америке возможность посылать в этот порт части своих подводных лодок, где они будут собираться, а потом угрожать японскому флоту, расположенному в Японском море. Это будет, пожалуй, самый верный путь для препятствий в доставке японцам продовольствия для своих армий из Кореи и Японии… Сумеют ли русские удержать порт Владивосток — зависит от количества артиллерии и войск, которые Советская Россия будет в состоянии послать в этот порт сразу после эвакуации его японцами. Если Японии не удастся действовать агрессивно, надеясь на русский нейтралитет, Россия сумеет концентрировать достаточную армию для сохранения этого порта». В документе делались следующие выводы: «1) Россия, надлежащим образом поощренная СШ, вступит в войну в качестве союзника СШ. 2) Заручившись надлежащей финансовой помощью, Сибирская дорога будет в состоянии в течение года пропускать по 15 поездов ежедневно. 3) Большая русская армия в Северной Маньчжурии серьезно будет угрожать посылкам маньчжурского сырья в Японию. 4) Обладание России Владивостоком позволит СШ пересылать и собирать в этом порту часть американских подводных лодок, под угрозой которых окажется японский военный и коммерческий флот в Японском море»133. Источником по зарубежному россиеведению периода 1920-х гг. являются документы зарубежных разведывательных резидентур ГПУ — ОГПУ. В их числе находятся материалы о встречах представителей иностранных государств с известными деятелями русской эмиграции, на которых обсуждалось положение в Советской России. Например, 25 апреля 1923 г. из Берлина сообщалось: «Незадолго до отъезда Гучкова в Париж один немецкий осведомитель имел с ним в Берлине 24/IV 1923 г. очень длинную беседу, во время которой Гучков коснулся русских событий, настоящего положения Германии и России… Затем Гучков перешел к позиции Советской России и заметил, что, к сожалению, Германия еще до сих пор не 133

ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 255. Л. 124–129.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

117

отдает себе отчета в лицемерии и двуличности большевистского правительства. Она до сих пор возлагает на него какие-то фантастические надежды. Даже во Франции среди политических серьезных кругов считали, что большевики своим моральным давлением заставят немцев поднять голову против французов; они надеялись, что Сов. Россия, пропагандистский аппарат которой поставлен очень хорошо, сможет очень искусно использовать вторжение французов в Рурскую область и вызвать всеобщее возмущение против Франции. Но ничего подобного большевики не сделали, и, к великому сожалению тех германских кругов, кои возлагали на советское правительство всякие надежды, оно как раз к моменту французского вторжения в Рур начинает флиртовать с Францией. Гучков сделал несколько интересных сообщений о внутреннем положении Советской России, которые имеют тем большее значение, что Гучков конфиденциально заявил о том, что он все время находится в тесном контакте с людьми, постоянно бывающими в Германии и Москве. На основании полученных от них сведений Гучков считает, что Россия стоит на пути к катастрофе. Все, находящиеся на службе Советского правительства специалисты, инженеры, техники, хозяйственники, которые, как известно, в большинстве своем не-коммунисты, — единогласно будто бы сообщили Гучкову, что конфликт между правым и левым крылами Коммунистической партии так обострен, что дело может кончиться только взаимной резней. Задачей германской политики, по мнению Гучкова, является поддержка правого крыла коммунистов Советской России, но это должно быть сделано таким образом, чтобы они не были скомпрометированы»134. На Западе внимательно изучали не только внешнеполитические шаги советского руководства, но и наблюдали за развитием ситуации в кругах русской эмиграции как в самой Германии, так и за ее пределами. Об этом свидетельствует документ под названием «Реставрационные планы русских эмигрантов», оказавшийся в распоряжении разведывательной резидентуры ОГПУ. В нем отмечалось: «Мюнхен. Июль 1923 г. Из безукоризненного источника сообщают: “Великий князь Николай Николаевич недавно опять был в Париже, где со стороны Франции и эмигрантских кругов его склоняли к тому, чтобы объявить себя если не царем, то хотя бы заместителем или протектором в России с целью свержения большевизма. Великий князь это решительно отклонил и вернулся в свою резиденцию во французской Ривьере. Русские эмигранты тем сильнее держатся за Великого князя Кирилла, который хотя, как известно, мало энергичен и самостоятелен, но имеет преимущественно и 134

ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 234. Л. 76–78.

118

Раздел I. Методологические основания...

притом имеет честолюбивую жену. Известно, что Великий князь и его жена продолжают возлагать большие надежды на возвращение в Россию, как верно и то, что к правым кругам присоединяются не только эмигрантская молодежь, но также немцы из правых кругов, готовые с оружием в руках и в особенности трудом и организацией в качестве врачей, инженеров и проч. работать над воссозданием России”. Сильным стимулом для приверженцев Кирилла считают враждебную Советам позицию Англии. Все же в русской эмиграции постоянно происходят большая борьба и сильные распри»135. Советская разведка добывала документы, которые свидетельствовали, что иностранные разведки особое внимание уделяли реформам в Красной Армии: «В руководящих русских кругах по окончании гражданской войны можно наблюдать стремление к реорганизации Красной армии в милиционные войска. Приказ № 3346 от 8 сентября 1923 г. имел в виду образование 30 территориальных бригад», — которые постепенно должны были пополняться исключительно местными призывниками. Эти бригады должны были стать прототипом нового милиционного войска. «В свое время этот проект о переходе войск на милиционную систему встретил оппозицию в лице Троцкого и его ближайших сотрудников. В действительности этот проект не был приведен в исполнение, так как территориальные бригады составляли исключительно коммунисты и представляли отборные коммунистические отряды. Несмотря на это, продолжают вести подготовительные работы к переходу к милиционной системе, и этот план приобретает все большее количество сторонников, что объясняется главным образом тем, что в армии в связи с растущим укреплением внутриполитического положения стали образовываться касты. Для того чтобы устранить это неприятное с точки зрения правительства явление, решили снова перейти к проекту милиционной системы. Основанием к начатой в свое время реформе не служат более старые планы, а новые. Так, например, милиционные войска образуются не в ранее намеченных губерниях, а в разных округах, друг от друга отличающихся по своему национальному составу. Эта реформа вначале не будет распространяться на технические войска, на летчиков. Согласно новой милиционной системе Россия будет располагать 42 пехотными дивизиями и 26 конными бригадами»136. В распоряжение ОГПУ поступали документы иностранных посольств, которые давали возможность понять, как руководители иностранных государств оценивают внешнюю политику СССР в Европе. Так, германское посольство в Москве 10 июня 1927 г. 135 Источником этой информации, как сообщалось в документе, являлся высокий дипломат, находящийся в сношениях с великим князем Кириллом. См.: ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 234. Л. 100. 136 ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 234. Л. 240–241.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

119

направило в МИД Германии, а также в германские посольства и дипломатические миссии за рубежом замечания о ходе Международной экономической конференции во Франции. В документе отмечалось, что для «России участие в конференции было несомненным успехом. России пришлось считаться с возможностью того, что эта конференция, состоящая из частных представителей капиталистической хозяйственной системы, определенно отвергнет русскую хозяйственную систему. Этого не случилось, а было признано параллельное существование обеих хозяйственных систем, и было указано на желательность совместной работы обеих систем. Это было выражено ясно (хотя и несколько иносказательно) в следующей формуле — так называемой формуле по русскому вопросу: “Признавая важное значение восстановления мировой торговли; целиком воздерживаясь от какого бы то ни было вмешательства в область политики, — конференция рассматривает участие делегаций из всех представленных стран — независимо от какого бы то ни было различия их экономических систем, — как счастливое предзнаменование будущей мирной, совместной работы в области торговли между всеми народами…” В документе подчеркивалось, что члены германской делегации, участвовавшей в конференции, оказывали русским представителям “большие услуги, — как вначале, при введении (русских представителей) в общество, так и впоследствии, в ходе работ конференции, — в деловом отношении, в качестве посредников между русскими, Секретариатом Лиги Наций и председателем — при затруднениях, возникавших неоднократно до тех пор, пока не была принята формула по русскому вопросу”. Германская делегация воздержалась при этом от особых внешних проявлений своего посредничества… На конференции бросилось в глаза в особенности то, что на известной стадии борьбы за формулу по русскому вопросу англичанином Бальфуром и американцем Бойденом было сделано формальное предложение о посредничестве, идущее очень далеко навстречу русским пожеланиям»137. Кроме иностранных дипломатических представительств, аккредитованных в советской столице, на территории СССР в различных городах Советского Союза располагались консульства иностранных государств. Сотрудники консульств по долгу своей деятельности регулярно принимали советских граждан, в процессе встреч с которыми проводили разведывательные опросы и собирали разностороннюю информацию о политической, экономической и социальной жизни в СССР, настроениях населения, их реакции на важные внешнеполитические события. Эти сведения в виде полугодовых и годовых политических отчетов регулярно направлялась консульствами в Москву, в национальные посольства. 137

ЦА ФСБ России. Арх. № 706. Т. 6. Л. 1–9.

120

Раздел I. Методологические основания...

Так, германское консульство в Одессе интересовали вопросы, связанные с развитием Советского флота в бассейне Черного моря. 28 марта 1928 г. германское консульство в Одессе информировало национальное посольство в Москве: «Явное игнорирование германского Ллойда. Здешнему представителю германского судоходства удалось ознакомиться с одним циркулярным распоряжением, исходящим за № 687 от 14 февраля 1928 г. от Центрального бюро реестра Советского Союза и обращенным к ряду подотделов этого бюро. В приложении препровождается немецкий перевод этого распоряжения с просьбой соблюдать строгую тайну. Это циркулярное распоряжение касается ныне действующего судостроительного плана Советского Союза. Суда, упомянутые в пунктах с 1-го по 4-й этого распоряжения, поставлены на стапеля в Ленинграде, а суда, упомянутые в пунктах 5-го по 7-й, — в Николаеве, в то время как более мелкие суда, предназначенные для каботажного либо речного плавания и упомянутые в пунктах от I по V, должны быть построены частью в Ленинграде, частью — в Одессе, Севастополе и Нижнем Новгороде. Что касается регистрации, то постройка крупных судов, т. е. всех судов, предназначенных для плавания по океану, разделена между французским обществом “Vorisas” и английским обществом “Lloyd”. О германском Ллойде в этом циркуляре ни одним словом не упоминается, таким образом, он не участвует в регистрации ныне предусмотренных судов и не имеет никакой надежды участвовать в проведении ныне существующей судостроительной программы. В этом обстоятельстве, по моему мнению, кроется нарушение договора, заключенного между германским Ллойдом и русским Реестром 16 марта 1927 г.»138 Консульство Германии в Киеве 19 июня 1929 г. сообщало в германское посольство в Москве о том, что 23 и 24 июня в Киевском округе при участии регулярных войск: артиллерии, танков, газотрядов и воздухоплавательных формаций — пройдут маневры полков ОСОАВИАХИМа139. «Эти маневры являются первой попыткой в этом направлении и должны быть основой для предстоящих маневров этого же рода. Предстоящие маневры будут организованы Союзом обороны во всеукраинском масштабе. Основная мысль маневров заключается в том, чтобы организовать оборону г. Киева с севера от наступающего противника и, чтобы участникам маневров привить навыки умения в применении современных технических средств обороны. Далее имеется в виду проверить, насколько можно применить к делу обороны гор. Киева рабочие организации, представленные в большом количестве. Имели место инсценированные бои в лесу, развертывание наступательных акций стрелко138

ЦА ФСБ России. Д. № 983: в 3 т. Т. 2. Ч. I. Л. 175–176. ОСОАВИАХИМ — Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству (ОСОАВИАХИМ СССР, 1927–1948). 139

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

121

вых полков Союза обороны при деятельном участии танков, аэропланов и газовых отрядов»140. В докладе германского консульства в Киеве от 1 ноября 1930 г. в германское посольство в Москве сообщалось о забастовках рабочих в Киеве и «возбуждении в деревне». Авторы доклада отмечали, что около двух недель тому назад рабочие завода «Ленинская кузница» в составе 400 человек в течение 3 дней бастовали, требуя выплаты жалованья и снабжения продуктами. Забастовка была прекращена путем удовлетворения большей части требований. В Ржищеве, около 100 км к югу от Киева, «собирание налогов производится с большой беспощадностью. У крестьян отнимают последнюю корову и почти весь хлеб. Родные и знакомые арестовываются по ничтожным поводам. Настроение населения этого района очень возмущенное. Крестьяне озлоблены до последней степени. Убийства коммунистов стали повседневным явлением. Некоторым из сосланных в прошлом году на далекий Север удалось бежать и вернуться в район своих деревень. Им ничего не остается, как заниматься убийствами и грабежом, и они, разумеется, в первую очередь метят на коммунистов. Не позднее весны нужно рассчитывать — при отчаянии, охватившем людей, — на восстание». По мнению сотрудников германского консульства, «Ржищевский район всегда считался особенно беспокойным. Крестьяне, германские подданные, которые, правда, почти все живут дальше к западу в Подолии и на Волыни, до сих пор никогда не приносили таких плохих сообщений»141. Политические отчеты германского консульства в Харькове в 1935– 1936 гг. включали два основных раздела: внутренняя и внешняя политика. В первом разделе содержались сведения о внутренней политике СССР: партийном строительстве; крестьянском, национальном и религиозном вопросах; идеологической борьбе с противниками советской власти; военных вопросах (вооружение, кадровая политика в Красной Армии, об освещении вопросов повышения обороноспособности в периодической печати, военном образовании, подготовке военных кадров, военном обучении населения, социальном составе армии, деятельности военизированных обществ (ОСОАВИАХИМ и др.)). В отчетах отражались сведения об антисоветских проявлениях, террористических актах в отношении советских активистов, хищениях социалистической собственности, бытовом разложении чиновников и простых граждан. Отдельно отражались вопросы иностранного туризма в СССР (сколько иностранных граждан, из каких стран, с какой целью посетили данный регион, их профессиональная принадлежность и проч.), а также положение национальных меньшинств 140 О содержании доклада германского консульства говорится в еженедельной сводке КРО ОГПУ УССР: «О маневрах ОСОАВИАХИМа Зоммер доносит посольству». См.: ЦА ФСБ России. Д. № 983: в 3 т. Т. 2. Ч. I. Л. 118–126. 141 ЦА ФСБ России. Д. № 983: в 3 т. Т. 2. Ч. II. Л. 4–5.

122

Раздел I. Методологические основания...

(положение немецких колонистов на Украине, возможность пользоваться немецким языком и т. д.). Второй раздел отчета «Внешняя политика» содержал: отношение к германским подданным и политике Германии со стороны руководящих советских органов; отражение на страницах официальной прессы германской внутренней и внешней политики; эмиграция из СССР и др. Советским органам госбезопасности удавалось получать в свое распоряжение копии документов иностранных консульских учреждений, например годовой политический отчет германского консульства в Харькове, направленный в германское посольство в Москве 6 декабря 1935 г. В нем подробно анализировалась внутренне- и внешнеполитическая обстановка на Украине. Рассматривая вопросы внутренней политики Украины, авторы отчета подчеркивали, что «в нынешнем году» происходило дальнейшее укрепление советского режима. «В течение последних лет, по-видимому, удалось исключить две опасности, которые на Украине давали повод к особенной озабоченности: сопротивление крестьян и националистическое движение. Советская власть отказалась от выяснения преимуществ системы с тем, чтобы привлечь население к добровольному следованию за ней, она опиралась на средства власти, не считаясь с чувствами, лишениями и страданиями широких кругов украинского населения, и беспощадным преследованием обоих этих движений преподала серьезное предупреждение всеобщему недовольству масс. Эта борьба пришла теперь к известного рода концу, и Украина тем самым крепко включена ценой многих жертв и разрушений к Советскому Союзу». По мнению сотрудников германского консульства, внешняя политика Украины по отношению к Польше, которую «считают союзником Германии по антисоветским планам», является недружелюбной, хотя все еще делаются попытки доказать невыгодность Польше «ее теперешней внешнеполитической позиции». Посещение польского министра иностранных дел «якобы послужило лишь той цели, чтобы освободить дорогу германской экспансии. Для Советского Союза такие интриги не представляют опасности, но являются угрозой для мира, а также спокойствия Польши и пограничных государств. Установка прессы по отношению к Германии, которая всегда изображается как фашистская и как приют фашизма, нарушитель мира, остается по-прежнему отрицательной. Относительно Нюрнбергского съезда партии сообщалось сравнительно кратко, некоторые полные ненависти и клеветы статьи носили такие заголовки, как “Конгресс духовного одичания”, “Нюрнбергская ярмарочная лавка”, “Нюрнбергская эпилепсия”, и делали вывод, что это нескрываемые, враждебные выпады против Советского Союза и воззвания к борьбе против коммунизма»142. 142

ЦА ФСБ России. Д. № 983: в 3 т. Т. 1. Ч. VIII. Л. 32–51.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

123

В материалах Особого отдела ОГПУ отмечается, что германская разведка в 1929–1934 гг. активно собирала сведения о военном (состояние Красной Армии, ее вооружение, техника, снабжение обмундированием и продовольствием, морально-политическое состояние личного состава), политическом и экономическом положении (состояние авиационной промышленности, производительность авиазаводов, их мощность, качество продукции, численность рабочих, строительство промышленных предприятий). Специально собиралась информация о бывших заводах Юнкерса (настроение русских рабочих, данные о работе завода и его продукции). Для сбора сведений активно использовались немцы-колонисты, выходцы из Германии и Австрии, проживавшие на территории СССР, а также персонал немецких фирм «АЕГ», «Сименс-Шукерт»143, «Броун-Бовери»144, «Крупп» и др.145 Разнообразные сведения по зарубежному россиеведеннию содержатся в информационных разведывательных материалах германского и японского происхождения об экономическом и политическом положении СССР, состоянии Красной Армии и Военно-морских сил. Особым отделом ГУГБ НКВД оперативным путем добывались обзоры внешнеполитических событий146, которые готовились в секретно-иностранном отделе Военного министерства Германии. Переводы этих документов в виде так называемых альбомных материалов направлялись Ягоде, Агранову, Прокофьеву. Также составлена докладная записка по делу резидентуры германской тайной полиции и военно-морской разведки в Ленинграде и Мурманске147. Делопроизводственные документы Полномочного представительства ГПУ в Закавказье содержат материалы о том, что сбором информации в Закавказском регионе занималось германское генеральное консульство в Тифлисе. В этих целях оно активно использовало германские фирмы, Лютеранскую церковь, а также немецкое население, проживавшее в Закавказье148. 143 В 1930 г. представители фирмы «Сименс — Шукерт» работали в СССР на монтаже оборудования Каширской ГРЭС, в 1932 г. — Штеровской электростанции. 144 Представители фирмы «Броун-Бовери» работали на различных объектах, расположенных на Украине, Урале (объединение Уралмет). 145 ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 11. Д. 229. Л. 1–4, 16–21; д. 1555. Л. 1–18. 146 В обзорах отражались вопросы: международного положения, безопасности Европы, отношений Франции и России, внешнеполитический курс Польши, России, Чехии, Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, обстоятельства подготовки так называемого Восточного пакта (французский посол в Берлине утверждал, что идея Восточного пакта принадлежит русским, а Литвинов — что эта идея исходит от Франции). 147 ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 1. Д. 97. Разд. 2–13. Л. 29–35. 148 ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 11. Д. 1557. Л. 14–19.

124

Раздел I. Методологические основания...

Доклад контрразведывательного отдела штаба германского рейхсвера «Русская армия» был составлен на основании имевшихся сведений о русской армии в мирное и военное время по состоянию на 1 февраля 1934 г. В нем освещалось военно-политическое положение России, состояние русской армии (структура и численность, боевая и мобилизационная готовность, оперативные планы, пограничная охрана, положение железных дорог, возможности по развертыванию боевых сил против Польши и Румынии)149. Материалы о «военно-разведывательной работе германских иностранных представительств на территории СССР» (германское посольство в Москве, германское генеральное консульство в Ленинграде, германские консульства в Киеве и Новосибирске) содержат разностороннюю информацию об экономическом и политическом положении в различных регионах России. В документах приводятся данные о состоянии железных дорог и железнодорожного транспорта, авиации и авиационной промышленности, Балтийском флоте, строившихся подводных лодках на стапелях Балтийской верфи и кораблях на Николаевской верфи, производстве танков и вооружения на Ижорском заводе в Колпино, военных материалах на ленинградских заводах, составе войск Ленинградского военного округа, дислокации воинских частей Красной Армии в Киевском военном округе. Приводятся данные о некоторых научных разработках, например о разработке в Электрофизическом институте аппаратуры для радио и телевидения с катодными трубками (кинескопами) и трубками Броуна150. Характеристика позиции Германии в отношении СССР (мы желаем хороших и дружеских отношений с СССР, Германия не допустила никаких нарушений, которые бы дали русским право на враждебное отношение к Германии. Вину за ухудшение отношений несет только Советский Союз) приводится в докладе германского посла в Москве Шулленбурга, сделанном им в Москве 15 ноября 1934 г. на совещании всех германских консулов в СССР. В докладе приводятся сведения о состоянии германо-советских отношений (на резкое охлаждение взаимоотношений с Советским Союзом в Германии не смотрели трагически, так как русские не заинтересованы в течение долгого времени иметь Германию своим врагом), оценке отношения Советского Союза к Германии (глубокое недоверие к целям германской внешней политики. Это недоверие исходит из чувства собственной слабости на Дальнем Востоке и предположения, что Германия и Польша могут использовать момент вовлечения Советского Союза в тяжелый конфликт на Вос149 150

ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 1. Д. 142. Л. 2–89. ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 1. Д. 142. Л. 109–138.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

125

токе, для того чтобы за счет Советского Союза урегулировать свои территориальные вопросы. Быстрое улучшение германо-польских отношений, понятно, было для русских «доказательством» правильности этого тезиса. Россия и Франция сблизились из-за боязни перед Германией и из желания создать трудности национал-социалистическому правительству)151. В докладе японского морского атташе в Москве подробно описываются тенденции внутренней и внешней политики Советского Союза «за последнее время» (советское правительство вынуждено взять курс на мирную внешнюю политику, добилось дипломатических успехов путем заключения серии пактов и войдя в Лигу Наций). В донесении морского атташе в Москве содержатся сведения о военно-морских вооружениях СССР, постройке подводных лодок в Ленинграде, подводных лодках, направленных во Владивосток, морских силах на Черном море, авариях подводных лодок. В донесении генерального консула в Харбине подробно описываются положение в районе советско-маньчжурской границы и способы перехода через границу152. В донесении японского генерального консула во Владивостоке Ватанабе, направленном японскому министру иностранных дел, содержатся его наблюдения в связи со слухами о японо-советской войне. В документе приводятся данные о международном положении, увеличении количества советских войск на Дальнем Востоке, силах советской авиации, появлении подводных лодок на Дальнем Востоке, моральном состоянии Красной Армии, запасах продовольствия, топлива и предметов военного снаряжения на Дальнем Востоке, настроениях местного населения. Генеральный консул Японии во Владивостоке делает вывод, что увеличение советских войск на Дальнем Востоке носит оборонительный характер и предназначено на случай вторжения японской армии: «С самого начала советская сторона совершенно не имела каких-либо активных намерений в отношении Японии». Он отмечал, что в рядах частей Красной Армии вряд ли имеется «желание по своей инициативе начать войну… вряд ли советская сторона по своей инициативе под каким-нибудь предлогом займет агрессивную позицию и пойдет на открытую войну с Японией»153. Секретарь японского посольства в Москве Симада Сигэру в декабре 1934 г. составил записку о японофильской пропаганде в Советском Союзе, в которой в качестве объектов пропаганды были названы: взаимоотношения между СССР и Японией, отношение к японцам в СССР, советская печать о Японии, общественное мне151

ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 1. Д. 142. Л. 139–150. ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 1. Д. 142. Л. 176–193. 153 ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 1. Д. 142. Л. 249–258. 152

126

Раздел I. Методологические основания...

ние в СССР о Японии, советские органы, осуществлявшие связь с Японией154. В донесении японского военного атташе в Польше от 20 сентября 1934 г. приводятся сведения о дислокации частей Красной Армии на Дальнем Востоке и в Сибирском военном округе, полученные им из польского Генштаба. Однако, по оценке ИСУ РККА, «сведения в целом слабые и весьма неточные. Только отчасти соответствует дислокация пехоты и конницы, дислокация технических частей очень далека от действительности». В донесении японского военного атташе в Латвии от 18 мая 1934 г. содержатся сведения о Красной Армии и пограничных отрядов на советско-финской границе, полученные из финского Генштаба155. Одной из разновидностей делопроизводственных документов отечественных органов безопасности, характерных для 1930-х гг., являются материалы дешифрованной156 дипломатической переписки министерств иностранных дел иностранных государств со своими посольствами в столицах европейских государств. Например, НКВД СССР в 1930-е гг. с использованием методов радиошпионажа перехватывал радиосообщения, которыми обменивались между собой британский МИД и посольства Великобритании в Берлине, Париже и Праге. Однако мало просто перехватить радиосигнал — самым трудным было дешифровать полученную корреспонденцию. Все сообщения дипломатической переписки любого государства передавались зашифрованными157, т. е. содержание сообщений делалось непонятным для посторонних с помощью различных методов преобразования открытого текста158. В НКВД СССР понимали: для того чтобы получить доступ к дипломатической переписке Великобритании, необходимо было или иметь секретного агента в британском Министерстве иностранных дел, или получить доступ к шифрам159 и кодам160, хранящимся в 154

ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 1. Д. 142. Л. 260–273. ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 1. Д. 142. Л. 274–285. 156 Дешифрование (расшифрование) обозначает процесс преобразования шифрованного текста сообщений для получения соответствующего ему открытого текста. 157 После шифрования открытого текста он называется шифртекстом. Окончательно подготовленное для отправки сообщение называется криптограммой. Криптограмма подчеркивает сам факт передачи и является аналогом слова «телеграмма». 158 Однако дешифрование может сделать как законный адресат сообщения, так и постороннее лицо. В первом случае говорят о расшифровании, а во втором — о дешифровке. См.: Анин Б., Петрович А. Радиошпионаж. М., 1996. С. 11–13. 159 Шифр — это знак, являющийся основной единицей преобразуемого текста; иногда может быть пара знаков. 160 Код состоит из тысячи слов, фраз, слогов и соответствующих им кодовых слов, которые заменяют эти элементы открытого текста. 155

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

127

шифровальной службе. Во второй половине 1930-х гг. НКВД СССР сумел вначале получать только копии ежедневных шифрованных депеш, слетавшихся во внешнеполитическое ведомство Англии из разных стран. Эти депеши после расшифровки размножались в типографии в Англии, вскоре после этого одна из копий ложилась на стол наркома внутренних дел СССР. Через некоторое время в результате активных действий советская внешняя разведка получила дипломатические шифры Англии161. Это позволило не только перехватывать все радиосообщения, циркулировавшие между «Форин офис» и британскими посольствами в Берлине, Париже, Праге, но и быстро дешифровывать их. На стол Сталину и Молотову ежедневно ложились полные тексты телеграмм, отправленных британскими послами в европейских столицах в адрес министра иностранных дел Великобритании и в обратном направлении. В дипломатической переписке подробно излагались внешнеполитические намерения «Форин офис» в Европе, в том числе и по отношению к СССР. Важной составляющей источниковой базы по россиеведению является комплекс рассекреченных архивных документов советской внешней разведки. Введение в научный оборот материалов, содержащих до того неизвестную информацию, предоставляется весьма перспективным, поскольку позволит историкам более детально рассмотреть факты того времени, дать оценки различным историческим явлениям. В эту группу документов входят спецсообщения, докладные, служебные записки 7-го отдела ГУГБ НКВД СССР (впоследствии 5-го отдела 1-го Управления НКВД, а позже 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР) руководству Наркомата внутренних дел и в ЦК ВКП(б), составленные на основании агентурных донесений, поступивших из заграничных резидентур; переводы различных материалов по вопросам внешней политики СССР и международным отношениям, полученных путем использования различных возможностей, в основном от источников в европейских правящих элитах или из их близкого окружения; документы министерств иностранных дел некоторых государств, в том числе и шифрованная переписка, а также другие материалы. Документы содержат обзоры с элементами анализа событий на международной арене, а также их возможных последствий. Тематика, отраженная в данных исторических источниках, затрагивала внешнеполитические интересы крупных держав, таких как Германия, Италия, Австрия, Испания; Англия, Франция, Бельгия, США, СССР; стран Северной Европы, а также других важных игроков на европейском пространстве — Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Чехосло161

Анин Б., Петрович А. Радиошпионаж. М., 1996. С. 273.

128

Раздел I. Методологические основания...

вакии, Югославии; Прибалтийских государств — Эстонии, Латвии, Литвы — и азиатских — Японии, Китая и Монголии162. Во второй половине 1930-х гг. 7-й отдел ГУГБ НКВД СССР готовил специальные сборники для руководства страны, в которых была сосредоточена перехваченная переписка иностранных послов, аккредитованных в СССР. Сборники содержали оценки иностранных дипломатов «отношения советского правительства к различным внешнеполитическим вопросам». Например, 20 октября 1936 г. британский посол в Москве Д. Мак-Киллоп сообщал министру Идену: «Ссылаясь на мою телеграмму от 17-го октября и на всю переписку, касающуюся отношения советского правительства к событиям в Испании, имею честь вам сообщить, что советская печать продолжает уделять данному вопросу большое внимание. Из высказываний прессы с большей или меньшей очевидностью выясняется намерение советского правительства предпринять дальнейшие шаги для того, чтобы конкретным образом показать свое неудовлетворение ныне существующим положением вещей и, в частности, работой Лондонского комитета по невмешательству в дела Испании»163. В числе стран, внимательно изучавших Советский Союз и его взаимоотношения с соседями, находилась и Польша. Так, в письме польского посольства в Тегеране от 27 сентября 1937 г. «Персия между Россией и Англией», направленном в МИД Польши, отмечалось: «Если говорить о возможности конфликта с СССР, то причин для него имеется всегда много. Ведь СССР является единственным соседом Ирана (если считать конфликт с Ираном улаженным, хотя соглашение еще не ратифицировано), с которым еще не урегулированы вопросы границ… Конечно, тот, кто с пренебрежением относится к персам, может найти много “но” и даже найти повод для того, чтобы их высмеивать. Я также нисколько не утверждаю, что Персия является в настоящее время великой державой, но я категорически утверждаю, что она является государством, с которым приходится серьезно считаться. Следует добавить, что Персия создала все это собственными силами. Армия, дороги, основы промышленности, железные дороги, школы, больницы — все является делом рук самих персов и создано на их собственные деньги… Соседи — я имею в виду исключительно Англию и СССР — в своей политике по отношению к Персии прошли до настоящего времени только две фазы: первая — это была фаза преобладающего влияния одной из этих держав, вторая — это фаза разделения сфер влияния, 162 Прибалтика и геополитика. 1935–1945 гг. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации. М., 2009; Секреты польской политики: сб. документов (1935–1945). М., 2009; СССР — Германия. 1933–1941 // Вестник Архива Президента Российской Федерации. 2009. М., 2009. 163 ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 4. Д. 479. Л. 5–12.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

129

третьей фазы — независимости Персии — вообще не было. Теперь наступил этот третий момент. Ввиду этого перед обоими государствами встала проблема, как снискать на свою сторону Иран или укрепить там косвенно свои влияния путем разного рода политических действий извне, а иногда, к сожалению, также и изнутри. Эти действия не приводят, однако, ни к каким результатам. Персия, иногда прямо следуя нашему примеру, сохранила полную независимость своей политики, что вызывает беспокойство у ее обоих соседей. Это беспокойство вызывается тем, что неизвестно, в какую сторону повернется, так сказать, фронт, а в какую — тыл Персии… До настоящего времени Персия фактически ведет политику, соответствующую третьей возможности, т. е. она оказывает осторожный нажим на оба фронта сразу»164. Польский консул в Харькове 30 октября 1937 г. сообщал польскому послу в Москву: «Особенное внимание следует уделить отношению НКВД к иностранцам… Переживаемая ныне ксенофобия (ненависть к иностранцам) и стремление изолировать иностранные представительства продолжают отражаться и на местном населении, которое подвергается наказаниям за всякую, даже минимальную связь с заграницей. Дошло до того, что люди, получающие письма от своих родных из заграницы, отказывались их принимать из боязни, чтобы не быть заподозренными в шпионаже. А советские органы, желая выкорчевать эти связи, доходят до таких нелепостей, что, например, человека, отец которого носил имя Эрнест (он — Эрнестович), заподозрили в немецком происхождении в связи с заграницей и уволили с работы (такой случай имел место в отношении офицера военного флота в Новороссийске)»165. В документах чехословацкой миссии в Москве, которые направлялись в Министерство иностранных дел в Праге, в сводке «О внутреннем положении СССР и отношении к Франции и к Англии» сообщалось: «Внутреннее положение. Кризис, который переживает сейчас Советский Союз, находится в зависимости (связан) с мировым кризисом, достигшим высшей точки в горячке вооружения, означающим фактическое военное положение и действительно военные отношения в большей части мира. Кроме того, сегодняшний кризис Советского Союза является результатом дефинитивного отказа от Раппальского договора, т. е. отказа от длительного, интимного союзничества с Германией, который (договор) в жизни Советского Союза в деле строительства государства и организации армии означал непомерно много. Отстранение из администрации 164

ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 4. Д. 522. Л. 213–221. Одновременно копии доклада направлялись вице-директору польского МИДа, начальнику 2-го отдела польского Генштаба и другим заинтересованным лицам. См.: ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 4. Д. 552. Л. 271–277. 165

130

Раздел I. Методологические основания...

последних революционных «могикан», как, например: наркомпросса Бубнова или комиссара земледелия Чернова, делается, вероятно, не из-за неуживчивости этих лиц или других личных причин, а во многих случаях подобная чистка означает необходимость, ибо симпатии и ориентации на Германию у многих в подсознании были еще сильны. Германия имела в России десятки тысяч своих специалистов и иных лиц, побывавших в Германии и поддерживающих тесную, личную связь с Германией. Очень вероятно, или, пожалуй, является истиной, что Германия пыталась прибегнуть к помощи преданных ей лиц и к помощи других своих русских и нерусских политических приверженцев, если не для свержения нынешнего советского режима, то с целью добиться изменения его заграничной политики. Эта попытка со стороны Германии показала Советам большую опасность. Интервенционные попытки с первых этапов революции слишком еще свежи в памяти людей нынешнего режима, и поэтому понятно, что агрессивная политика гитлеровской Германии и ее союзников должна была вызвать здесь новую волну опасений и озлоблений. После периода спокойной, мещанской жизни высшей советской бюрократии и растущего сближения с заграницей пришла волна ксенофобии и недоверия почти к каждому, кто мог иметь хоть какой-нибудь близкий стык с иностранцами, к иностранным дипломатическим миссиям или к лицам из скомпрометированных советских политиков. Распространение за границей мнения о разложении советской армии вызвало здесь понятную злобу и получило решительный ответ в крепких словах речи Ворошилова на Красной площади (речь идет о выступлении К. Е. Ворошилова по случаю 20-летия революции. — В. Х.). Тем не менее при объективном рассмотрении программной речи Молотова на торжественном заседании должны констатировать, что, кроме некоторых достаточно остро формулированных слов, содержание доклада сравнительно очень умеренно. Английская политика. Вкратце я уже докладывал, в какой мере здесь Англия подозревается, что ее заграничная политика является не только нерешительной, особенно пока она не вооружена, но и что она придерживается политики изоляции Советской России из доводов различной идеологии и из страха за свои колонии. Неискренняя политика Англии, постоянно уступающая Италии, естественно, усиливает решительность Германии к акциям в Средней Европе, при которых Гитлер, само собой разумеется, будет рассчитывать на противоуслуги Рима. Я уже докладывал о своем разговоре с Литвиновым, который в этом отношении большой пессимист и утверждает, что при нынешнем тяжелом внутреннем положении Германии Гитлер вынужден будет после успешной итальянской политики в Испании добиваться равноценных успехов на Востоке. В действительности Англия своей заграничной политикой пресле-

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

131

дует непосредственную, практическую цель сохранения целостности империи и хозяйственных интересов во всем мире с возможно наименьшими жертвами. Идеологические соображения отступают здесь на последнее место. Тем не менее английское наступление должно означать для Москвы политику, за которой скрывается умысел против Советов и против возрастающего влияния в международной политике. Охлаждение советско-турецкой дружбы и происшедшие недавно изменения в правительстве Турции приписываются также частично влиянию Англии…»166 В посольствах европейских государств, аккредитованных в Москве, анализировали выступления руководителей ВКП(б) и советского правительства, передовые статьи ведущих советских газет и журналов, что позволяло им делать выводы об изменениях внешнеполитического курса Советского Союза и приоритетах во внутренних делах страны. Так, в распоряжении 2-го спецотдела ГУГБ НКВД СССР находился доклад германского посла в Москве Шуленбурга от 21 января 1940 г. о 16-й годовщине со дня смерти В. И. Ленина. Шуленбург отмечал: «На традиционном траурном заседании в московском Большом театре, на котором присутствовал И. Сталин, секретарь Московского комитета партии Щербаков произнес речь, в которой говорил преимущественно о внутриполитических достижениях Советского Союза… В заключительной части своей речи Щербаков охарактеризовал Советский Союз как ударную бригаду мирового пролетариата: “Советский Союз высоко держит знамя интернационализма и бескорыстно выполняет свой долг защиты народов, которые просили у него помощи. В настоящее время Советский Союз выполняет великую задачу освобождения финского народа”. Затем Щербаков выступил против тех заграничных газет, которые распространяли всевозможный вымысел о Красной Армии в Финляндии и даже говорили об интервенции против Советского Союза. Очевидно, продолжал Щербаков, — эти господа потеряли не только рассудок, но и память. Они забыли, что Красная Армия в период беспримерной разрухи, без техники, разбила и прогнала войска 14 интервентов. Сейчас энтузиазм советского народа и его непоколебимая воля к победе подкрепляются современной военной техникой. Советский народ обращается ко всем поджигателям войны: “Придите только, мы вам покажем!”»167 Японские дипломаты и военные атташе, аккредитованные в Советском Союзе, тщательно следили за политическими процессами в стране, особенно касающимися обороноспособности Красной Армии. Представляет интерес доклад бывшего помощника япон166 167

ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 4. Д. 552. Л. 285–299. ЦА ФСБ России. Лит. Личное дело № 983: в 3 т. Т. 1. Ч. V. Л. 18–19.

132

Раздел I. Методологические основания...

ского военного атташе в Москве Коотани «Внутреннее положение СССР (Анализ дела Тухачевского)» (с предисловием начальника отделения Генштаба полковника Касахара), сделанный им на 199-м заседании Японской дипломатической ассоциации в июле 1937 г. Во вступлении к докладу бывшего военного атташе в Москве начальник отделения Генштаба японской императорской армии отметил: «Нынешний процесс (речь идет о процессе над М. Тухачевским. — В. Х.) лежит по линии ее моральной спаянности. Это в еще большей степени подтверждает нашу мысль о том, что в случае столкновения с Красной армией, с которой мы не можем сравняться в численности и количественном отношении, победы нужно добиваться по линии моральной, и это слабое место Красной армии нам в случае столкновения необходимо будет использовать…» Коотани в своем выступлении скромно отметил, что он считается «только начинающим» в деле изучения России и занимается этим всего 4½ года, в отличие от «присутствующих здесь полковника Касахара и Хата, которые уже более десятка лет изучают русскую проблему». Однако небольшой срок изучения России не помешал ему сделать некоторые любопытные выводы о сущности внутриполитических процессов в Советском Союзе. Так, Коотани в своем докладе отметил: «Неправильно рассматривать расстрел Тухачевского и нескольких других руководителей Красной армии как результат вспыхнувшего в армии антисталинского движения. Правильно будет видеть в этом явление, вытекающее из проводимой Сталиным в течение некоторого времени работы по чистке, пронизывающей всю страну. Подобного рода процессы, надо полагать, будут иметь место и в дальнейшем. Эта чистка началась еще с позапрошлого года. В основе ее лежит желание Сталина в связи с растущей напряженностью международного положения достигнуть политического укрепления внутри страны и обеспечить себе свободу действий для проведения в жизнь своих планов… Мое личное мнение относительно этого мотива — что здесь не было ни плана восстания, ни даже террористических планов. Насколько мы можем себе представить, вполне возможно, что на попытку Сталина провести до конца чистку в среде армии военные специалисты ответили известным противодействием исходя из необходимости не подвергать снижению боеспособность армии. Тухачевский и другие могли, например, выражать протест в какой-нибудь форме против намерения расстрелять в один прием Путна, Примакова и связанных с ними лиц или против привлечения новых лиц к делу. Вы подумаете, может быть, что только за такую оппозицию можно было бы не расстреливать, но так думают японцы, которые судят о России исходя из положения в Японии, в России же в случае столкновения поездов немедленно расстреливается началь-

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

133

ник станции, который несет за это ответственность. Человеческая жизнь ценится в России дешево, и если мне скажут: “Не смешно ли, чтобы за такую оппозицию людей расстреливали?” — я скажу, что ничего смешного здесь нет, а для России это вполне возможно… Я слышал мнение, что хотя и Англия, и Франция, и Германия внимательно наблюдают за событиями в России, но только японская армия дает серьезную, сдержанную оценку этих событий. Кажется, и в газетах высказывалось такое мнение. Я хочу сказать по этому поводу, что японский Генштаб и японские военные круги лучше всего знают Россию и что органы, несущие ответственность за оборону государства, не могут позволить себе давать легкомысленную оценку событиям. Вы, может быть, скажете, что эта осторожная оценка основана на софизмах, но я был в России и наблюдал русские условия, и первая мысль, которая промелькнула у меня в голове, когда возникло нынешнее дело, была мысль: “Ну, теперь диктатура Сталина укрепится”, — а отнюдь не мысль о том, что ее песенка спета. Я намеренно выражаю это в безыскусственной форме, как это чувствует народ…»168 В отчетах послов иностранных государств нередко анализировались вопросы военно-политических отношений СССР с приграничными государствами. Например, в годовом отчете британского посла в Японии Клайва за 1935 г., направленного в МИД Великобритании, отмечалось: «…Взаимоотношения с иностранными государствами. Россия. В течение года стало очевидным, что, несмотря на многие обвинения и контробвинения в нарушении маньчжуро-советской границы и несмотря на серьезные инциденты, которые являются результатами этих нарушений, возможность войны в ближайшем будущем между двумя этими странами в значительной степени уменьшилась. Основной причиной этому является то, что японские офицеры поняли, что развитие советской армии было значительно более быстрым, чем перевооружение и реорганизация японской армии. Возникновение общеевропейской войны может, однако, совершенно изменить относительное равновесие русскояпонских вооруженных сил на Дальнем Востоке»169. Заслуживает внимания реакция иностранных дипломатов в связи с выступлением А. Гитлера на нюрнбергском съезде 1936 г. Так, в письме от 22 сентября 1936 г. австрийского поверенного в делах в Берлине в МИД Австрии сообщалось: «Из точно информирующих нас кругов мы узнали, что заклинания большевиков рейхсканцлером Гитлером на нюрнбергском съезде не произвели в народе того действия, на которое рассчиты168 169

ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 4. Д. 552. Л. 20–59. ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 3. Д. 233. Л. 24–40.

134

Раздел I. Методологические основания...

вали. Отмечают также, что воинственные речи Гитлера, Геббельса и других ораторов не привели к объявленному заранее разрыву дипломатических или, по крайней мере, торгово-политических отношений между Германией и Советским Союзом, который, со своей стороны, принимал все меры к тому, чтобы не спровоцировать дальнейшего обострения конфликта, так что, по крайней мере, в данный момент можно полагать, что официальные германо-советские отношения останутся без изменения. Для объяснения этого факта следует особо подчеркнуть несомненную заслугу в этом деле Рейхсвера, употребившего все свое влияние на то, чтобы воспрепятствовать гибельной антисоветской политике Гитлера и предотвратить катастрофу, так как именно этим кругам хорошо известно, какие последствия имела бы сейчас германо-советская война не только для Германии, но и для всей Европы. Эта антисоветская политика Гитлера имеет, конечно, своим последствием то, что ни Франция, ни Чехословакия не ослабили своих договоров о союзе с Москвой, а, наоборот, может быть, даже их укрепили, а отсюда видно, что рассчитывать на возможность дипломатического наступления на основе нюрнбергского подстрекательства против большевизма в этих направлениях было совершенно ошибочно и внешнеполитическое положение Германии в отношении этих стран значительно затруднилось. Поверенный в делах Таушитц»170. В группе делопроизводственных документов безусловный интерес представляют аналитические материалы советских органов госбезопасности. Например, ориентировка НКВД СССР, составленная в конце июня 1939 г., «О каналах иноразведок в системе Главсевморпути и Гидрометеослужбы при СНК СССР». В документе подробно рассматриваются формы и методы, применяемые германской и французской разведками по получению сведений об СССР: «1. Германия. Германский послевоенный империализм в обход Версальского мирного договора сразу же после войны приступил к созданию организаций, которые могли бы заменить 2-й отдел Генштаба и служить прикрытием для дальнейшего ведения активной военно-разведывательной работы, в первую очередь против СССР. В этих целях в Германии были созданы в числе других два “общества”: “Германское общество по изучению Восточной Европы” (“Остен-Европа”) и “Общество содействия развитию германской науки”. Позднее, в 1925 году, в Берлине было создано “Общество по изучению Арктики при помощи летательных аппаратов” (“Аэро-Арктик”), которое целиком находилось под влиянием и под руководством вышеуказанных обществ. Эти общества по существу 170

ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 3. Д. 233. Л. 136–137.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

135

примыкали к “Германской национальной партии” (так называемая “Дейч-Национале”), влияние которой преобладало в Рейхсвере, “Союз офицеров” в “Штальгельме”171, генералитете и, следовательно, среди офицеров германской разведывательной службы. Оба “общества” субсидировались правительством, рейхсвером, Министерством иностранных дел и Министерством внутренних дел Германии. “Остен-Европа”. “Германское общество по изучению Восточной Европы” фактически было основано еще в 1913 году в Берлине. Первое время оно именовалось “Германским обществом изучения России”. Устав “Остен-Европа” гласил, что целями общества являются “создание более крупного штаба специалистов для связи Германии с восточными государствами и оказание поддержки германской внешней политики в отношении государств Восточной Европы”. Общества имели филиал в Гамбурге, областные группы в Рейнской области и в гор. Кенигсберге (Восточная Пруссия) и институт по изучению Восточной Европы в гор. Бреславле. В состав президиума “Остен-Европа”, как и остальных двух обществ, входили представители от Министерства иностранных дел, от рейхсвера и других правительственных учреждений, дипломаты (например, весь состав германского посольства в Москве), много офицеров рейхсвера, в том числе офицеры разведывательной службы Ионас, Нидермайер, Брунс Вальтер, прусский министр Шмидт Отт и другие… Видную роль в “Остен-Европа” играл подполковник в отставке, бывший представитель рейхсвера в Москве фон Нидермайер, крупный агент немецкой разведки… “Общество содействия развитию германской науки” было учреждено в октябре 1920 года в Берлине. Устав его гласил, что целью общества является содействие германской науке, “употребление получаемых от казны, от частных лиц и учреждений денежных средств в пользу германской науки и знаний, равно как закрепление уже достигнутого в этой области”. Основателем и председателем общества был бывший прусский министр Шмидт Отт. Членами общества являлись главным образом в подавляющем большинстве реакционно настроенные лица. Общество было тесно связано с германским Министерством иностранных дел, которое, командируя кого-либо из специалистов для разведки по тем или иным вопросам в восточные страны, использовало это общество как прикрытие. Общество получало правительственные субсидии. Общество “Аэро-Арктик” было создано в 1925 году. С вступлением в должность секретаря общества — германского военного разведчика Брунс Вальтера оно стало новым прикрытием для гер171

Так в документе — вероятно, речь идет о военизированной организации «Стальной шлем».

136

Раздел I. Методологические основания...

манской военной разведки… Базой для создания Общества послужил так называемый “проект Брунса”, заключавшийся в том, чтобы открыть постоянное воздушное сообщение на дирижабле между Западной Европой, Америкой и Японией через территорию СССР. В 1927 году Брунс появляется в Москве, пытается оформить свой проект якобы для выбора места под причальную башню для дирижаблей. В 1931 году был совершен полет дирижабля “Граф Цеппелин-126”, экипаж которого состоял в большинстве из немцев. С дирижабля были произведены съемки важнейших узлов трассы Северного морского пути (снимки остались в Германии). Названные выше организации не только служили прикрытием для германской военной разведки, но и в первый период своего существования фактически заменяли собой второй отдел германского Генерального штаба и вели активную разведывательную работу в СССР, которая маскировалась легальными сторонами деятельности: организация выставок, выступление с докладами об СССР, направление “ученых” в СССР якобы для изучения социально-экономических проблем; приглашение советских ученых в Германию, где предпринимались попытки под флагом сближения германской и советской наук вовлекать их в шпионскую деятельность, использовать как агентов влияния. По мнению авторов документа, период франко-прусской войны 1871 года характеризовался ослаблением германских интересов к Арктике. Они переместились в Центральную Европу. К началу XX столетия интересы Германии к Арктике снова усиливаются, особенно когда возникла проблема о принадлежности Шпицбергена. Перед первой мировой войной Германия была заинтересована в сохранении “статус-кво” на Шпицбергене — земле, никому не принадлежавшей. В этих целях Германией было сорвано проведение международной конференции по вопросу принадлежности Шпицбергена. Авторы все это объясняли тем, что некоторые районы Шпицбергена представляли для Германии военно-стратегическое значение. Именно поэтому она заняла некоторые гавани в северо-восточной части Шпицбергена, направила туда воздушную экспедицию на дирижабле “Граф Цеппелин”, в которой принимал участие тогдашний командующий военно-морским флотом Германии Генрих Прусский. В бухте Эбельтов немцы организовали полярную станцию под руководством Вегенера, которая проводила наблюдения, чтобы изучить возможность полетов дирижаблей над Арктикой. “Проект Брунса” (1926–1932 гг.) являлся выражением все тех же захватнических устремлений Германии. С началом первой мировой войны 1914 г. Германия была заинтересована в том, чтобы нарушить коммуникационные сообщения между США и Европой. Пути, соединявшие США и Европу по Атлантическому океану, охранялись военными

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

137

кораблями Англии и США, а подвоз военного снаряжения для русской армии из Англии и Америки осуществлялся в основном через Архангельский порт. Поэтому Германия изыскивала для своих подводных лодок и судов более северную трассу в районе между Шпицбергеном — Гренландией и далее — Америкой. Этим и объяснялась активность германских подводных лодок во время Первой мировой войны в районах Баренцева и Белого морей; а также направление в тот район германского судна “Посейдон” в 1927 г., устремления Германии к Скандинавскому полуострову и району Шпицбергена в конце 1930-х гг. Так, в 1938 г. германский подданный Виталис Патенбруг, высланный из Норвегии за шпионаж, опубликовал через издательство “Шварэгюнтер Ферлаг” (в Лейпциге) книгу, содержавшую провокационные заявления, рассчитанные на превращение Шпицбергена в немецкую базу. 2. Франция. Большой интерес к Советской Арктике и Северо-Западному региону СССР проявляла французская военная разведка. Одним из основных подразделений французской разведки на территории СССР являлось общество “Франко-советского сближения”. В ариже находилась “Школа восточных языков”, являвшаяся филиалом 2-го отдела французского Генерального штаба. По мнению авторов документа, “передача Шпицбергена Норвегии, находящейся в полной зависимости от Франции и Англии, имела более легкое использование ими Шпицбергена на случай войны… Из изложенного видно, что за этими устремлениями французской разведки на наш Север также стоят военно-стратегические планы”»172. Особенности развития обстановки на международной арене в середине 1930-х гг., обусловленные нарастанием военной опасности, и специфика внутриполитических изменений в Советском Союзе определили характер внешних и внутренних угроз безопасности СССР. Для этого времени характерна резкая активизация разведывательных устремлений спецслужб иностранных государств в отношении Советского Союза. Наибольшую активность в предвоенные годы проявляли разведки нацистской Германии и ее союзников, в первую очередь Японии. Возрастали разведывательные устремления к СССР и таких стран, как США, Англия, Франция, а также ряда других государств (Польша, Латвия, Литва, Эстония, Финляндия), заинтересованных в получении информации о политической и экономической ситуации в СССР, его армии. Учитывая изменения в системе международных отношений, было создано Особое бюро при Секретариате НКВД СССР173, за172

ЦА ФСБ России. Лит. Личное дело № 983: в 3 т. Т. 1. Ч. I. Л. 23–43. В Особое бюро входили: начальник, его заместитель, секретарь, семь референтов, пять помощников референтов, один регистратор, один библиотекарь, три машинистки (в том числе машинистка-телеграфистка). См.: ЦА ФСБ России. Ф. 66. Оп. 1. Д. 376. Л. 244, 245. 173

138

Раздел I. Методологические основания...

нимавшееся анализом разносторонней разведывательной и контрразведывательной информации, подбором и переводом на русский язык иностранной литературы174. В Особом бюро было создано несколько направлений работы по группам стран: 1) Франция, Бельгия, Италия, Испания, Португалия; 2) Германия, Австрия, Чехословакия, Венгрия, Голландия, Швейцария, Данциг; 3) Польша, Литва, Латвия, Эстония; 4) Англия, ее доминионы и колонии, Канада, Австралия, Южная Африка, Индия; 5) США, Швеция, Норвегия, Дания, Мексика, Южная Америка; 6) Турция, Иран, Югославия, Болгария, Греция, Румыния; 7) Япония, Китай175. 2. Архивные следственные дела в отношении государственных, политических и военных деятелей Латвии, Литвы и Эстонии, арестованных в начале Великой Отечественной войны, а также генералов, офицеров и сотрудников вермахта и специальных служб Германии и бывших сотрудников дипломатических представительств нацистской Германии, оказавшихся после окончания Второй мировой войны в советском плену, составляют вторую группу документов Центрального архива ФСБ России по теме «Зарубежное россиеведение». После установления советской власти в Прибалтийских странах руководящие государственные и политические деятели Латвии, Литвы и Эстонии с семьями были административно высланы для проживания в различных городах Советского Союза под гласный надзор местных органов НКВД СССР. В июне 1941 г. в связи с начавшимися военными действиями были арестованы: премьер-министр Латвии К. И. Ульманис, министр иностранных дел Латвии В. Н. Мунтерс, министр внутренних дел Латвии К. Д. Вейднека, заместитель министра президента и военного министра Латвии И. П. Балодис; президент Эстонии К. Я. Пятся; главнокомандующий армией Эстонии И. Я. Лайдонер; президент Литвы Сметон, премьер-министр Литвы А. К. Меркис, министр иностранных дел Литвы И. К. Урбшис; военный министр Латвии К. И. Беркис; премьер-министр Эстонии К. А. Энпалу, товарищ 174

ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 4. Д. 186. Л. 71. Особое бюро комплектовалось сотрудниками, обладавшими опытом партийной работы, в том числе в Отделе пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), окончившими Институт красной профессуры. Подбирались специалисты со знанием иностранных языков, выпускники языковых вузов, Института востоковедения. Обязательным условием для сотрудников бюро было знание иностранных языков. Начальник Особого бюро Н. Л. Рубинштейн 8 июля 1937 г. направил рапорт наркому внутренних дел СССР Н. И. Ежову о командировании на работу в бюро в качестве референтов сотрудников Отдела партийной пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). См.: ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 4. Д. 186. Л. 59. Оп. 5. Д. 135. Л. 10; оп. 8а. Д. 328. Л. 73. 175

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

139

министра иностранных дел Эстонии К. Д. Тофер, член эстонского парламента Я. И. Тандре и др. Большинство из них дали показания о том, что в свое время, занимая различные посты в правительствах Латвии, Литвы и Эстонии, «вели борьбу с революционным движением, с компартией и проводили враждебную политику по отношению к Советскому Союзу». В материалах содержатся сведения об отношениях с СССР, обстоятельствах заключения договоров о взаимопомощи между СССР и Латвией, Литвой и Эстонией. Так, например, в протоколах допросов И. П. Балодиса содержатся сведения об отношениях Латвии и Советской России (СССР) начиная со дня образования Латвийской Республики: «Латвия была прокламирована демократической самостоятельной республикой в 1918 году… В ноябре 1918 года или декабре временным Латвийским правительством с представителями германского правительства был заключен договор о совместных действиях очищения Латвии от войск Красной армии. В силу этого договора латвийская армия вооружение, снаряжение и продовольствие получала от представителей германского правительства. На основании того же соглашения немецкому меньшинству, живущему на территории Латвии, было разрешено сформировать немецкие воинские части, которые были сформированы под названием “Ландесвер” (охранники земли). На берегах Венты латвийские части простояли до 9 марта 1919 года, когда перешли в наступление вместе с частями “Ландесвера” и 10 марта 1919 года заняли г. Салду, 22–23 марта — г. Шлок, 24–25 марта — Калнцем на берегу р. Курляндской “А” — бывшей позиции латвийских стрелков во время мировой войны… С изгнанием германских войск из пределов Латвии начинается период освобождения Латгалки от войск Красной армии…. 3 января 1920 г. латвийская армия вместе с армией Польши на основании особого соглашения между латвийским главным командованием и уполномоченным маршала Пилсудского перешла в наступление и в первых числах февраля 1920 года заняла те пункты приблизительно, которые остались за Латвией по договору, заключенному между СССР и Латвией 11 августа 1920 года»176. Бадолис рассказал и о деятельности военной разведки Латвии, которая была подчинена командующему армией и обменивалась «информационными и агентурными сведениями» с эстонской разведкой, главным образом по вопросу иностранных армий, в первую очередь армий СССР, Германии и Польши, «обсуждались вопросы международного характера». Главная цель, которую преследовали представители разведок, — это обмен информацией о боевой готовности или военной политике наших соседей. В протоколах до176

ЦА ФСБ России. Д. № Р-41912.

140

Раздел I. Методологические основания...

просов Балодиса содержатся сведения о том, что военная разведка Латвии обменивалась информацией с разведками Литвы, Польши, Финляндии. Это добытые данные о состоянии Советской армии, армии Германии и других государств. Разведывательную работу против СССР латвийская разведка вела через аппарат военного атташе. Активную разведывательную работу против СССР вел военный атташе Латвии в г. Москве подполковник Залит, являвшийся офицером Генерального штаба, и латвийский посланник Коциньш Фрицис. В протоколах допросов Балодис говорит о «Балтийской Антанте». Инициаторами «Балтийской Антанты» были министр иностранных дел Латвии Мееровиц и министр иностранных дел Финляндии Холситы. Переговоры происходили между начальниками штабов и начальниками разведывательных отделов и министрами иностранных дел. Но официально договор был подписан между Латвией и Эстонией — так называемый Оборонительный союз. Данный союз был заключен в 1921 г. и направлен против СССР. Основой для создания «Балтийской Антанты» послужил военный Оборонительный союз между Латвией и Эстонией. В 1933–1934 гг. проходили переговоры о создании этой Антанты с включением в нее Литвы, Польши, Финляндии. Но окончательного соглашения достигнуто не было. В 1939 г. был поднят вопрос о необходимости назначения главнокомандующего объединенными армиями трех Прибалтийских государств, т. е. Латвии, Эстонии, Литвы, в случае возникновения военного конфликта с Германией или с Советским Союзом. Но соглашения достигнуто не было177. Не менее интересны протоколы допроса и собственноручные показания министра иностранных дел Литвы И. К. Урбшиса. 10 сентября 1941 г. И. К. Урбшис подготовил собственноручные показания о так называемой «Балтийской Антанте» — отношениях сотрудничества между Литвой, Латвией и Эстонией после подписания этими странами декларации в Женеве 12 сентября 1934 г. Основная задача создания такого союза виделась, по мнению И. К. Урбшиса, в преодолении враждебности между Прибалтийскими странами и снятии напряженности между Литвой и ее соседями — Польшей и Германией. Подписание этого союза не было направлено против СССР, но, как заявил арестованный, в этих трех странах «правящие буржуазные классы были враждебны существующему в СССР социальному и политическому строю». В дальнейшем в рамках этого союза вырабатывались отношения с СССР и предложения по размещению на их территориях советских воинских частей178. Часть собственноручных показаний И. К. Урбшиса посвящена описанию прихода к власти правительства Сметоны и положения в 177 178

ЦА ФСБ России. Д. № Р-41912. Л. 32–34. ЦА ФСБ России. Д. № Р-35094 Т. 1. Л. 26–34.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

141

стране с 1926 по 1940 г. И. К. Урбшис отметил, что при вступлении частей Красной Армии 15–16 июня 1940 г. и безупречном поведении их «население Литвы воочию увидело, что пýгало большевизма являлось вымыслом чьей-то злой фантазии… Вся страна всколыхнулась радостными манифестациями и митингами»179. Кроме этого, в его показаниях уделено много внимания последним событиям в буржуазной Литовской Республике, настроениям и взглядам бывшего президента Литвы, деятельности отдельных членов правительства, связям с украинскими националистами в Галиции, стремлениям Германии втянуть Литву в польско-германскую войну, взаимоотношениям Литвы с СССР в 1939–1940 гг., литовско-германским отношениям и торговым соглашениям декабря 1939–1940 гг., личным встречам с Риббентропом и Гитлером180. В Центральном архиве ФСБ России хранится комплекс архивных следственных дел на военных и государственных деятелей нацистской Германии, находившихся в советском плену с 1944 по 1956 г. После задержания немецких генералов, как правило, направляли в Москву, в распоряжение сотрудников ГУКР «СМЕРШ» НКО СССР, занимавшихся работой среди иностранных военнопленных, расследованием военных преступлений, совершенных оккупантами на территории Советского Союза. После стандартных вопросов о биографии и прохождении службы в германской армии следователи интересовались, когда тот или иной генерал узнал о готовящейся агрессии Германии против Советского Союза и принимал ли он личное участие в разработке плана нападения на СССР181. Эти сведения заносились в протоколы допросов генералов и офицеров вермахта и СС, которые являются интересным историческим источником, содержащим свидетельства очевидцев, участвовавших в бесславном «походе на Восток». Особый интерес для историков представляют страницы их показаний, в которых рассказывается о подготовке к вторжению в Советский Союз. Эти фрагменты убедительно опровергают всякого рода спекуляции на тему о якобы превентивном характере нападения Германии на СССР182. 179

ЦА ФСБ России. Д. № Р-35094 Т. 1. Л. 59–67. ЦА ФСБ России. Д. № Р-35094. Т. 1. Л. 96–114, 135–162, 204–255. 181 Как правило, каждому арестованному задавался вопрос о том, занимался ли он разведывательной деятельностью против СССР. 182 Опубликованные материалы архивных следственных дел генералов и офицеров вермахта см. в кн.: Генералы и офицеры вермахта рассказывают… Документы из следственных дел немецких военнопленных. 1944–1951. М., 2009; Христофоров В. С., Макаров В. Г., Хавкин Б. Л. Дело фельдмаршала Шернера. По материалам ЦА ФСБ России // Новая и новейшая история. 2008. № 4. С. 166–178; Христофоров В. С., Макаров В. Г., Хавкин Б. Л. Фельдмаршал фон Клейст на Лубянке // Родина. 2010. № 5. С. 91–97; № 6. С. 90–95. 180

142

Раздел I. Методологические основания...

Так, второй секретарь германского посольства в Москве (1939–1940) Франц Бреер 23 августа 1947 г. дал показания в виде доклада «Формы и методы легальной разведывательной деятельности германского МИДа», в котором рассказал об особенностях легальной разведывательной деятельности германского МИДа в Советском Союзе: «В Москве условия работы посольства отличались в некоторых отношениях от деятельности наших представительств в других странах. Из источников информации отпадала возможность разговоров или каких-либо других отношений с германскими гражданами, постоянно живущими на территории СССР, потому что таких во время моего пребывания в Москве (1940/[194]1 г.), за исключением членов самого посольства, немногих германских журналистов и заключенных, уже не было. Также возможности отношений к советским гражданам вследствие мер, надлежащих советских авторитетов, не существовало. Я это твердо утверждаю касательно своей собственной работы в консульском отделе посольства. Что касается работы других отделов, то я не имел возможности с ней знакомиться. Я лично не видел ни одного доклада Политического или экономического отделов»183. В нацистской Германии практически любое государственное ведомство, имевшее по профилю своей работы контакты с заграницей, осуществляло сбор разведывательной информации. Даже такое учреждение, как Имперская врачебная палата, занималось вопросами разведки. Об этом рассказал в собственноручных показаниях в ноябре 1945 г. доктор медицины гауптштурмфюрер СС Рейнар Ольцша, впоследствии служивший в VI Управлении (внешняя разведка) Главного управления имперской безопасности (РСХА): «В июле 1942 года я был отозван руководителем Заграничного отделения Имперской врачебной палаты (СС-оберштурмбаннфюрером, профессором Хаубольд), который был одновременно руководителем Санитарного отряда при батальоне войск СС особого назначения и через некоторое время Санитарным управлением СС назначен врачом этого батальона. Профессор Хаубольд преследовал цель употребить меня для использования русских медицинских трофейных материалов и одновременно в качестве участкового врача. Батальон тогда располагался в замке Конопишт при Бенешай… Я получил задание — составить работу о советских курортах и санаториях на основе русских материалов. Эту работу я продолжал и позже, когда вышел из этого батальона. Все же Министерство пропаганды не допустило ее опубликования даже для служебного пользования»184. 183 184

ЦА ФСБ России. Р-40817. Л. 95–109. ЦА ФСБ России. Н-17680: в 4 т. Т. 2. Л. 1–110.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

143

В собственноручных показаниях генерал-лейтенанта Франц фон Бентивеньи185 «Об организации, методах и формах работы германской военной контрразведки в предвоенные годы и во время войны (1939–1943 гг.)» от 25 марта 1946 г. подробно рассказано о получении сведений об СССР: «В деятельности германской военной контрразведки по сбору информации следует различать непродолжительные походы против Польши, Норвегии, Франции, Югославии и поход против Советского Союза, длившийся в течение нескольких лет... Совершенно иначе сложились обстоятельства во время похода против Советского Союза. Правда, в начале операций на Востоке донесения по линии “Абвера”, исходя из уже упомянутых причин, были скудными, но там, где фронт на продолжительное время стабилизировался, команды “Абвера”, имевшие в своем распоряжении специалистов, которых раньше у офицеров по сбору информации не имелось, вели систематическую работу по сбору информации. При наличии большой протяженности русской территории заброшенные “Абверкомандами” через линию фронта агенты могли заниматься только фронтовой разведкой, т. е. собирать только тактические сведения…»186. 6 августа 1945 г. Бентивеньи говорил о нападении Германии на Советский Союз, в частности о своем участии в подготовке агрессии: «По контрразведывательной линии мною были предприняты следующие меры: 1. Подготовка низовых органов абвера к ведению активной контрразведывательной работы против СССР в условиях военных действий. 2. Дезинформирование иностранных разведывательных органов и, в частности, советской разведки в том смысле, что германское правительство придерживается якобы тенденции улучшения отношений с Советским Союзом. 3. Мероприятия в области почтовой, телефонной и телеграфной связи для обеспечения тайны в вопросе переброски войск на восток»187. Другой руководящий сотрудник германской военной разведки — генерал-лейтенант Г. Пиккенброк188 — подробно рассказал о подготовке нападения Германии на Чехословакию, Польшу, Норвегию, Данию, СССР, дал высокую оценку работе германской раз185 Бентивеньи Франс Арнольд Эккард (1896–1958) — сотрудник абвера, генерал-лейтенант. Начальник 3-го отдела абвера (1939–1944), командир 10-й учебной дивизии, 170-й пехотной дивизии (1944), 81-й пехотной дивизии (1944–1945). Взят в плен в 1945 г. Приговорен Военным трибуналом войск МГБ СССР Московского округа к 25 годам тюремного заключения в 1952 г. Передан ФРГ в 1955 г. 186 ЦА ФСБ России. Н-21136: в 3 т. Т. 1. Л. 109–221. 187 ЦА ФСБ России. Д. Н-21136. Т. 1. Л. 28. 188 Пиккенброк Ганс (1893–1959) — сотрудник абвера, генерал-лейтенант. Начальник 1-го отдела (разведка) абвера (1936–1943), командир 208-й пехотной дивизии (1943–1945). Взят в плен в 1945 г. Приговорен Военной коллегией Верховного Суда СССР к 25 годам тюремного заключения в 1952 г. Передан ФРГ в 1955 г.

144

Раздел I. Методологические основания...

ведки и в заключение сказал: «Я считал несправедливыми условия, в которые была поставлена Германия Версальским договором, и поэтому приветствовал действия, направленные на уничтожение этих условий. Будучи германским офицером, я считал своим долгом выполнять порученные обязанности возможно лучше, поэтому я делал все для успешной работы германской военной разведки. Я в силу своего должностного положения должен был заниматься подготовкой войны и делал для этого все от меня зависящее. За это я должен нести ответственность»189. Г. Пиккенброк также рассказал о подготовке войны против Советского Союза: «С августа — сентября 1940 года со стороны отдела иностранных армий генштаба стали значительно увеличиваться разведывательные задания абверу по СССР. Эти задания, безусловно, были связаны с подготовкой войны против России. О более точных сроках нападения Германии на Советский Союз мне стало известно в январе 1941 года. Спустя примерно две недели после беседы с Йодлем мне лично Канарис сказал, что нападение на Советский Союз назначено на 15 мая. Мной было направлено значительное количество агентуры в районы демаркационной линии между советскими и германскими войсками. В разведывательных целях мы также использовали часть германских подданных, ездивших по различным вопросам в СССР, а также учинили опрос большого количества лиц, ранее бывавших в СССР. Кроме того, всем периферийным отделам разведки Абверштелле, которые вели работу против России, было дано задание усилить засылку агентов в СССР»190. В собственноручных показаниях Бентивеньи, написанных 28 декабря 1945 г. указано: «С ноября 1940 года я, не будучи еще официально извещен о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом, фактически включился в подготовку этой войны. По своему служебному положению я не имел возможности ознакомиться с самим “планом Барбаросса”, однако, несмотря на это, содержание его мне было известно по отдельным устным и письменным донесениям служебного и внеслужебного характера. Мне было известно, что “план Барбаросса” предусматривал военную, экономическую и политическую подготовку Германии к войне против СССР»191. В архивном следственном деле на заместителя руководителя Абвер-2 полковника Э. Штольце192 содержатся показания о под189

ЦА ФСБ России. Д. Н-21105. Т. 1. Л. 19–34. ЦА ФСБ России. Д. Н-21105. Т. 1. Л. 46–49. 191 ЦА ФСБ России. Д. Н-21136. Т. 1. Л. 90, 92. 192 Штольце Эрвин (1891–1952) — сотрудник абвера, полковник. Заместитель начальника отдела Абвер-2 (1936–1944), начальник диверсионного сектора военного управления РСХА (1944), руководитель Абверштелле-Берлин (1944–1945). Арестован сотрудниками СМЕРШ в 1945 г. Приговорен Военным трибуналом Московского военного округа к расстрелу в 1952 г. 190

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

145

готовке германской агрессии против СССР: «В марте или апреле 1941 года мой начальник — руководитель отдела Абвер-2 полковник (ныне генерал) Лахузен — вызвал меня к себе в служебный кабинет и поставил в известность о том, что вскоре предстоит военное нападение Германии на Советский Союз, и в связи с этим предложил мне использовать все данные о Советском Союзе, которыми располагал отдел Абвер-2, для проведения необходимых мероприятий по диверсии против СССР. Далее я получил указание от Лахузена организовать и возглавить специальную группу под условным названием “A”, которая должна была заниматься исключительно подготовкой диверсионной и разложенческой работы в советском тылу в связи с намечавшимся нападением на СССР. Мною лично было дано указание руководителям украинских националистов германским агентам Мельнику и Бандере организовать сразу же после нападения Германии на Советский Союз провокационные мятежи на Украине с целью подрыва ближайшего тыла советских войск также для того, чтобы убедить международное общественное мнение о происходящем якобы разложении советского тыла. Для более успешного руководства всей разведывательной работой германских войск, предназначавшихся для вторжения в СССР, германской военной разведкой в конце мая 1941 года был организован специальный разведывательный орган, так называемый штаб Валли, размещенный вблизи Варшавы. Кроме того, была подготовлена для боевой деятельности на советской территории специальная воинская часть — полк особого назначения Бранденбург-800»193. Сотрудник VI Управления РСХА гауптштурмфюрер СС Роман Гамота на допросе 10 марта 1949 г. дал показания об организации разведывательной работы против СССР: «Разведывательная деятельность против Советского Союза, которая, как я уже показал выше, проводилась рефератом “VI-Ц-I-3”, но как она была организована, я не знаю. Этому реферату был подчинен крупный разведывательный орган, условно именовавшийся “Цеппелин”, который был создан VI Управлением после нападения Германии на Советский Союз. “Цеппелин” имел свою специальную разведшколу, в которой проходили подготовку агенты-разведчики, радисты и диверсанты, завербованные из числа советских военнопленных и мирных граждан. Этот разведорган, насколько мне известно, в период войны подготовил и забросил в тыл советских войск очень большое количество агентуры»194. 193 194

ЦА ФСБ России. Д. Н-20944. Т. 1. Л. 79–84. ЦА ФСБ России. Р-48473: в 3 т. Т. 2. Л. 120–156.

146

Раздел I. Методологические основания...

В архивных уголовных делах на германских офицеров также содержится информация о том, как велось ими изучение СССР в ходе секретного советско-германского сотрудничества в 1920-е гг.195 Вдохновителем и наиболее активным сторонником контактов между германскими и советскими военными являлся генерал Х. фон Сект, единомышленниками которого были военный министр О. Гесслер и начальник Оперативного отдела штаба О. Хассе. В конце сентября 1921 г. в Берлине состоялись секретные переговоры Леонида Красина (в переговорах также участвовали Л. М. Карахан, В. Л. Копп, К. Б. Радек и др.) с руководством рейхсвера, в которых с немецкой стороны принимали участие генерал фон Сект, Нидермайер и другие представители германской военной элиты196. В 1921 г. внутри армейской организации в Германии создается особая группа R — зондергруппа Р, основной задачей которой являлось сотрудничество с Красной Армией. В августе 1923 г. Военным министерством Германии было создано Общество по содействию промышленным предприятиям (в пер. с нем. — ГЕФУ) с представительствами в Берлине и Москве, которое занималось вопросами организации экономического, технического и военного сотрудничества двух стран. 1 мая 1926 г. была организована новая фирма ВИКО «Хозяйственная контора», которая взяла на себя функции ГЕФУ. ВИКО была подчинена германскому Генеральному штабу и регулярно получала от него денежные суммы. В конце 1923 — начале 1924 г. в Москве было создано представительство зондергруппы Р под названием «Московский центр» (сокращенно «Ц-Мо») — служба германского Генштаба по русским вопросам. Одной из задач «Ц-Мо» являлось постоянное информирование немецкого Генштаба по актуальным военным вопросам, разрешаемым в Советском Союзе197. На должность руководителя «Ц-Мо» был назначен Оскар фон Нидермайер. После окончания Мюнхенского университета Нидермайер был призван в рейхсвер и назначен адъютантом министра рейхсвера. В качестве представителя Генштаба и члена комиссии Министерства рейхсвера он прибыл в Москву летом 1921 г. для изучения возможностей военного сотрудничества с Красной Армией. Нидермайер вместе с Хильгером летом 1921 г. совершили инспекционную поездку по оборонным заводам и верфям в Петрограде, 195 О военном сотрудничестве Красной Армии и рейхсвера см. в кн.: Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР: Красная армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922–1933. Неизвестные документы. М., 1992; Кантор Ю. З. Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920–1930-е годы. СПб., 2009. 196 См.: Кантор Ю. З. Указ. изд. С. 16. 197 См.: ЦА ФСБ России. Протокол допроса Нидермайера от 28 августа 1945 г. Л. 26, 26об.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

147

собрав важную информацию о состоянии петроградской военной промышленности, положении рабочих. Отчет Нидермайера о результатах поездки привел к тому, что Военное министерство рейха отказалось от идеи от немецкого участия в восстановлении промышленности Петрограда. Однако Военное министерство Рейха заключило соглашение с Красной Армией, по которому немецкие пилоты и эксперты по танкам получили возможность ознакомиться с производством и использованием авиации и танков в России. Красная Армия организовала летную школу возле Липецка, где проходили обучение сотни немецких военнослужащих, приезжавших туда как частные лица. В Казани в танковой школе проходили подготовку немецкие танкисты. С июня 1924 г. по декабрь 1931 г. Нидермайер постоянно проживал в СССР, был главой «Ц-Мо», осуществлявшего административный, экономический и финансовый контроль военного сотрудничества. Нидермайер имел обширные контакты с офицерами Красной Армии. По словам Нидермайера, Берлин строго предупредил его о том, что он категорически не должен заниматься сбором каких бы то ни было сведений о Советском Союзе во избежание компрометации. Нидермайер подчеркнул, что германские специалисты «все необходимые данные о Советском Союзе обычно запрашивали официальным путем», на базе которых они «разрабатывали необходимые планы по восстановлению промышленности России»198. Нидермайер регулярно направлял в германское управление Генштаба по русским делам информацию, содержавшуюся в материалах советской прессы, и сведения, основанные на результатах личных впечатлений и наблюдений — присутствия на парадах, маневрах РККА, осмотрах и посещениях предприятий, переговорах с представителями Генштаба РККА, запросов по тем или иным проблемам. Информацию он посылал в Берлин через дипкурьеров немецкого посольства199. В числе руководящего состава «Ц-Мо» был Альфред Герстенберг, впоследствии генерал-лейтенант люфтваффе. В ходе Второй мировой войны он, как и многие другие немецкие военачальники, попал в советский плен. В материалах архивного следственного дела генерал-лейтенанта люфтваффе А. Герстенберга содержится информация о том, какими методами германские специалисты, работавшие в Москве в конце 1920-х — начале 1930-х гг., получали сведения о Советском Союзе. 198

Генералы и офицеры вермахта рассказывают… С. 345–346. См.: ЦА ФСБ России. Протокол допроса Нидермайера от 28 августа 1945 г. Л. 27об-28; Кантор Ю. З. Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920–1930-е годы. СПб., 2009. С. 120. 199

148

Раздел I. Методологические основания...

О том, как германские специалисты получали сведения об СССР, сделал заметку в своем дневнике советник полпредства в Германии в 1939–1941 гг. Амаяк Кобулов: «10 сентября в полпредстве был устроен ужин, на котором присутствовали работники Министерства иностранных дел Германии. Был приглашен также полковник — профессор Оскар фон Нидермайер… В беседе Нидермайер подчеркивал все время, что он хорошо знает СССР, следит за нашей военной литературой, читает ежедневно «Красную звезду». Чрезвычайно лестно отзывался о “Большом советском атласе мира” и об “Атласе командира РККА”, назвав их прекрасными работами. Он сообщил также, что они, наблюдая за развитием Красной Армии, многое из ее опыта переняли, и не только крупные нововведения, как, например, парашютные десанты, но и целый ряд чисто технических деталей, выработанных Красной Армией, введены в германской армии. “Правда, — сказал Нидермайер, — мы продумали глубже эти вопросы и довели их до конца, что не было сделано вами”»200. В числе тех, кто принимал в Берлине советских командиров по линии двустороннего обмена между рейхсвером и Красной Армией, был бывший военный атташе при германском посольстве в Бухаресте генерал-майор Карл Шпальке. О способах получения сведений о Красной Армии он рассказал на допросе 4 октября 1951 года: «Разведывательной деятельностью против Советского Союза я фактически начал заниматься с 1927 года. В тот период я служил командиром взвода 1-го кавалерийского полка в г. Тильзите и был прикомандирован к 5-му отделению 3-го разведывательного отдела Генерального штаба сухопутных войск в качестве сопровождающего переводчика для обслуживания командиров Красной армии, прибывающих в Берлин на учебу и маневры немецкой армии. Наряду с исполнением обязанности переводчика мне было поручено референтом Мершанским и начальником отдела Фишер проведение разведывательной работы против Красной армии, в частности собрать характеризующие данные на командиров Красной армии, к которым я был прикреплен в качестве сопровождающего переводчика, в беседах с ними установить: структуру Красной армии, ее вооружение, дислокацию отдельных частей. Это задание мною было выполнено. В беседах с командирами Красной армии мне удалось установить ряд сведений, которыми интересовался разведотдел Генштаба. В частности, я установил, что высшее командование Красной армии занимается вопросами высадки при помощи самолетов танкового и пехотного десантов. Будучи референтом, а затем начальником отделения разведотдела, я обрабатывал поступавшие в отдел разведывательные 200 Из дневника советника полпредства СССР в Германии А. З. Кобулова. 10 сентября 1940 г. // Документы внешней политики. 1940 г. — 22 июня 1941 г. Т. 23. Кн. 1. М., 1995. С. 586–588.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

149

данные о Красной армии. Источниками являлись: официальная советская литература, газеты, журналы, а также брошюры и уставы военного ведомства Красной армии; донесения германского военного атташе в СССР в Москве Кестринга; информация немецких офицеров, бывших на маневрах Красной армии, и опросы немецких специалистов, работавших на предприятиях в СССР»201. В их числе — следственные дела на 32 бывших сотрудников Министерства иностранных дел нацистской Германии, а также бывших сотрудников военных и полицейских атташатов германских посольств. Из этого числа 24 — бывшие дипломаты разных рангов [послы, посланники, сотрудники консульств, канцлеры (секретари) посольств и др.]. 5 человек имели звание в СА или СС: обергруппенфюрер СА (СС) — 1 (Адольф Гейнц Беккерле); оберфюрер СА (СС) — 2 (Вилли Редель и Вильгельм Родде); штандартенфюрер СА (СС) — 2 (Генрих Бирман и Карл фон Грегори). 8 следственных дел было заведено на германских военнослужащих и полицейских чиновников, из них военных дипломатов — 7 человек: генерал-лейтенант (люфтваффе) — 1 (Альфред Герстенберг); генерал-майор — 1 (Карл Шпальке); полковники — 2 (Альберт Дитль, Хорст Кичман); подполковники — 3 (Макс Браун, Вольф фон Гюльзен, Дитрих фон Эрцен); атташе полиции — 1 (штурмбанфюрер СС Густав Рихтер). Изучение архивных следственных дел бывших дипломатов нацистской Германии показало, что в них содержатся интересные для исследователей документальные материалы о событиях в Европе, в том числе в СССР, охватывающие период от окончания Первой мировой до завершения Второй мировой войн. В протоколах допросов и в собственноручных показаниях немецкие дипломаты рассказывают о дипломатических шагах нацистской Германии, направленных на подготовку войны против СССР (переговоры с возможными союзниками — Болгарией, Венгрией, Италией, Румынией, Финляндией и др.). Так, в следственных делах на бывших дипломатов, которые перед войной работали в германском посольстве в Москве, несомненный интерес представляют документы, связанные с подготовкой нацистской Германией нападения на Советский Союз. Такого рода документы содержатся в следственных делах пресс-атташе посольства Готтхольда Штарке, а также работавших в посольстве в Москве Франца Бреера, Иоганна Ламла и Виктора Эйзенгардта. В архивном следственном деле Карла Клодиуса подробно рассказывается о торгово-политических переговорах Германии с разными странами Европы и Азии накануне и в ходе Второй мировой войны: Венгрии, Греции, Турции, Югославии и др. 201

ЦА ФСБ России. Н-20839: в 4 т. Т. 4. Л. 47–52.

150

Раздел I. Методологические основания...

Оберфюрер СС Вильгельм Родде описал свою деятельность как сотрудника бюро Риббентропа в предвоенные годы в Великобритании, личное участие в создании германо-английского торгового общества — пронацистской британско-германской организации «Англо-германское товарищество» (англ. “Anglo-German fellowship”), контактах с представителями британских политических и деловых кругов, поддерживавших политику Гитлера. Представляют интерес показания германского военного атташе в Финляндии полковника Хорста Кичмана о военно-политических шагах германского руководства по вовлечению Финляндии в орбиту деятельности Германии и в подготовку войны против СССР. В материалах на бывшего атташе полиции безопасности СД в Бухаресте штурмбаннфюрера СС Густава Рихтера содержатся материалы о деятельности германских представителей и румынских властей по решению еврейского вопроса в Румынии, о политике румынского правительства в отношении евреев, о покушении на Гитлера 20 июля 1944 г., о работе СД в Южной Америке и др. Даже такое краткое перечисление тематики, представленной в архивных следственных делах германских генералов и офицеров вермахта, представителей разведывательных органов Германии и бывших дипломатов, свидетельствует о том, что они представляют собой уникальные, ранее не исследовавшиеся исторические источники. Обязательным условием работы с такими источниками как документами архивных следственных дел является сравнение показаний военнопленных генералов и офицеров вермахта и германских спецслужб, а также бывших дипломатов с мемуарами, написанными ими после окончания Второй мировой войны и опубликованными на Западе, а также и в России. 3. Периодическая печать. К этой группе документов, хранящихся в ЦА ФСБ России, относятся газеты, издававшиеся в иностранных государствах, в том числе эмигрантская пресса. В этих газетах публиковались статьи и материалы о положении дел в среде русских эмигрантов202, в Советской России (СССР), об отношениях с иностранными государствами, делались прогнозы по развитию политической и экономической обстановки в РСФСР (СССР), анализировались внешнеполитические мероприятия, проводимые советским Наркоматом по иностранным делам. В эту же группу документов целесообразно отнести обзоры иностранных газет и бюллетени прессы, которые готовились специализированными подразделениями советских органов безопасности. Октябрьская революция 1917 г. и последовавшие за ней события в Советской России вынудили отправиться за границу большое ко202 Под русскими эмигрантами в исследовательской литературе обычно понимаются все бежавшие из Советской России лица независимо от их национальности (русские, украинцы, белорусы, армяне, евреи, калмыки, чеченцы и т. д.).

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

151

личество наших соотечественников (по разным оценкам — от 1 до 3 млн человек). После прихода к власти партии большевиков лица, покидавшие страну, были прежде всего политическими эмигрантами, которых объединяло неприятие большевизма. Их активная политическая и культурная деятельность за границей наложила отпечаток на историю развития Европы в период между Первой и Второй мировыми войнами, что также повлияло на определение хронологических рамок исследования «Зарубежное россиеведение» (1918–1940). Все это является частью истории России, а публикации в эмигрантской прессе содержат информацию об изучении российской истории «из-за рубежа». Эмигрантская пресса в европейских странах зародилась в 1918– 1919 гг. сначала в Финляндии, Латвии, Эстонии, а затем в Берлине, Праге и Париже, которые считаются наиболее важными центрами русской эмиграции. В начале 1920-х гг. там издавались десятки русских газет203. Эмигрантская пресса является важным источником изучения истории России. Огромный массив публикаций можно условно разделить на два больших направления: отношение эмигрантов к Советской России и положение Советской России. Представленную на страницах эмигрантской прессы картину положения в Советской России необходимо рассматривать с учетом известных в настоящее время архивных документов. Информация, публиковавшаяся на страницах эмигрантской прессы, с одной стороны, обладала высокой степенью достоверности, а в некоторых случаях материалы, опубликованные в иностранной печати, предшествовали действительным событиям, которые происходили в период от нескольких дней до нескольких недель. С другой стороны, иногда на страницах эмигрантских газет желаемое выдавалось за действительное204. Эмигрантская пресса активно реагировала на основные исторические события, происходившие в Советской России (СССР). К их числу Ю. Суомела относит: поражение Белого движения; Кронштадтское восстание (1921); новая экономическая политика Советского государства; заключение советско-германских договоров в Рапалло, Локарно и Берлине; признание Советского Союза ведущими капиталистическими державами (Великобританией); смерть В. И. Ленина; борьба за власть между Сталиным и Троцким; процессы коллективизации в СССР; заключение договоров между СССР и Францией, СССР и Чехословакией; нападение СССР на Финляндию205. 203 Суомела Ю. Зарубежная Россия. Идейно-политические взгляды русской эмиграции на страницах русской европейской прессы в 1918–1940 гг. СПб., 2004. С. 72–73. 204 Указатель эмигрантских периодических изданий и издательств см. в кн.: Высылка вместо расстрела. Депортация интеллигенции в документах ВЧК — ГПУ. 1921–1923. М., 2005. С. 520–526. 205 Суомела Ю. Зарубежная Россия. Идейно-политические взгляды русской эмиграции на страницах русской европейской прессы в 1918–1940 гг. СПб., 2004. С. 21–23.

152

Раздел I. Методологические основания...

Следует подчеркнуть, что в ЦА ФСБ России хранятся лишь те экземпляры эмигрантских газет (вырезки из газет, обзоры газет), которые представляли интерес для сотрудников советских органов государственной безопасности с профессиональной точки зрения, например материалы о восстании в Кронштадте (1921). Так, в феврале — марте 1921 г. в эмигрантской прессе: «Новая русская жизнь» (Хельсинки); «Общее дело», «La Vatin» («Утро»), «Парижское эхо», «Последние новости» (Париж); «Руль» (Берлин); «Народное дело» (Ревель, Эстония) — регулярно публиковались статьи и материалы «о заговорах и восстаниях в Петербурге, Кронштадте и на Балтфлоте, в красных войсках». 10 февраля «Общее дело» опубликовала новость под заголовком «Восстание матросов в Кронштадте». 11 февраля в Хельсинки «Новая русская жизнь» поместила небольшую информацию о том, что среди кронштадтских матросов что-то происходит. Двумя днями позже, 13 февраля, «Утро» сообщало, что «ввиду последних волнений кронштадтских матросов военные большевистские власти принимают целый ряд мер, чтобы изолировать Кронштадт и не дать просочиться в Петроград красноармейцам, солдатам и морякам Кронштадтского гарнизона». 14 февраля «Парижское эхо» опубликовало заметку «Восстание в Балтийском флоте против советской власти», в которой фактически был изложен план восстания, которое произошло в Кронштадте примерно через две недели. В заметке подчеркивалось, что «в Кронштадте действительно громадное возбуждение среди большинства моряков, которые настроены против идей коммунистов»206. Создавалось впечатление, что эмигрантская пресса подозревала о назревании в Кронштадте каких-то необычных событий. Первые публикации о кронштадтском восстании сначала были оценены как «заведомо ложные известия»207, а в последующем они же позволили большевикам сделать вывод о причастности эмигрантов к его планированию. 206

Кронштадтская трагедия 1921 года. Документы: в 2 кн. Кн. 1. М., 1999. С. 85. 26 февраля 1921 г. нарком по иностранным делам Г. В. Чичерин направил телеграмму полпреду РСФСР в Латвии Я. С. Ганецкому с нотой протеста МИД Латвии, которая была вручена адресату 28 февраля. В ней говорилось: «Неслыханная кампания лжи Латвийского телеграфного агентства, наносящей, несмотря на свое нелепое содержание, серьезный вред международному положению Российской Республики, ставит нас перед необходимостью обратиться к Латвийскому правительству с категорическим настоянием принять действенные меры, чтобы положить конец этому более недопустимому явлению… Нет, к сожалению, никакого сомнения в том, что Латвийское телеграфное агентство совершает распространение заведомо ложных известий о внутреннем положении Российской Республики при помощи прямого провода Латвийского представительства в Москве и под покровом его дипломатической неприкосновенности, злоупотребляя последней самым вопиющим образом»… См.: Кронштадтская трагедия 1921 года. Документы: в 2 кн. Кн. 2. М., 1999. С. 369. 207

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

153

1 марта 1921 г. председатель РВСР Л. Д. Троцкий обратил внимание на публикации в эмигрантской прессе и предложил начальнику Политотдела Балтфлота Э. И. Батису208 принять предупредительные меры в связи с сообщениями в конце февраля в заграничной печати «о заговорах и восстаниях в Кронштадте и Балтфлоте». Л. Д. Троцкий отмечал, что подобные слухи предшествуют действительным событиям, так как центры заговоров находятся за границей, и в иностранную печать «сведения о готовившихся покушениях поступают из эмигрантских белогвардейских кругов»209. Газете «Народное дело» в специальных выпусках от 28 февраля и от 1 марта 1921 г. публиковала материалы под названием «Восстание народа». Сообщалось о переходе забастовок рабочих в Петрограде и Москве «в обширное политическое восстание против Советской власти» с требованием созыва Учредительного собрания, которым руководит правое крыло партии социалистов революционеров. Утверждалось, что восставшие матросы «грозят бомбардировкой Петрограда»210. Кронштадтское восстание, происшедшее в марте 1921 г., стало первой серьезной угрозой большевистскому режиму после окончания Гражданской войны. Отсутствие полной и достоверной информации об обстановке в Кронштадте накануне восстания, настроениях среди моряков и красноармейцев заставило изменить отношение советского руководства о порядке предоставления политико-экономической информации в высшие инстанции211. В этих целях были внесены изменения в организацию работы органов ВЧК по сбору и анализу информации. В декабре 1921 г. в составе Секретно-политического управления ВЧК создается Ин208 Батис Эрнест Иванович (1892–1937) — уроженец Латвии, капитан 2-го ранга (1936). С апреля 1919 г. на флоте: агитатор, политком штаба, начальник политотдела, комиссар Северо-Двинской флотилии. С марта по сентябрь 1920 г. и в апреле — июне 1921 г. — начальник политотдела Беломорской флотилии (Морских сил Северных морей). С сентября 1920 г. по апрель 1921 г. — начальник Политотдела (Политуправления) Балтийского флота. Расстрелян, реабилитирован. 209 Кронштадтская трагедия 1921 года. Документы: в 2 кн. Кн. 1. М., 1999. С. 112. 210 1 марта 1921 г. полпред РСФСР в Эстонии М. М. Литвинов вручил ноту министру иностранных дел Эстонии А. И. Пийцу в связи с публикацией в ревельской печати сообщений о восстании в Петрограде и Москве. См.: Кронштадтская трагедия 1921 года. Документы: в 2 кн. Кн. 1. М., 1999. С. 111. 211 17 марта 1921 г. Председатель ВЦИК М. И. Калинин и Секретарь ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинский подписали циркулярную телеграмму, которая была направлена всем губернским комитетам партии большевиков и губисполкомам. В связи с усилением «новой волны контрреволюционного движения» перед советскими и партийными органами ставились задачи по своевременной передаче через органы ВЧК в центр информации о политическом состоянии на местах. См.: ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 5. Д. 651. Л. 376.

154

Раздел I. Методологические основания...

формационный отдел212 (ИНФО), основной задачей которого стали ведение и систематическая обработка материалов, полученных в виде сводок с мест о политическом и экономическом положении РСФСР213. В ВЧК после Кронштадтского восстания сделали вывод о необходимости тщательного анализа материалов иностранной и эмигрантской прессы. В составе ИНФО было создано отделение иностранной информации, которое занималось обработкой иностранных газет. С ликвидацией ВЧК и образованием Государственного политического управления (ГПУ) при НКВД РСФСР система государственной информации не изменилась. ИНФО ГПУ готовил основные виды информационных документов: ежедневные информационные сводки, спецсводки, ежемесячные обзоры политико-экономического состояния РСФСР, а также бюллетени прессы214, которые рассылались на места для «политической ориентировки»215. Работа по составлению обзоров иностранной прессы в ГПУ началась в 1921 г. и прекратилась в 1923 г. В ЦА ФСБ России за 1921 г. сохранились: «Политический обзор белогвардейской прессы с 15 апреля по 5 мая»216, направленный Уншлихту, и «Сводки сведений из иностранной прессы о голоде в Советской России»217 (№ 1–7) за август — сентябрь 1921 г. В течение 1922 г. в отделении иностранной информации ИНФО была налажена подготовка сводок, названных «материалами к обзору», которые составлялись как выборки по материалам иностранных и эмигрантских газет. В среднем отделение обрабатывало, в том числе и при помощи переводов, от 30 до 60 газет по темам, касающимся внутренних событий в России, антисоветских партий и групп, эмиграции и других вопросов, которые в той или иной степени интересовали советские органы государственной безопасности. 212 Вначале в структуру Информационного отдела входили: секретариат, литературное отделение (литературная группа и бюро печати), отделение обработки материалов и отделение военной цензуры. Впоследствии в ИНФО были созданы три отделения информации: государственной, секретной и иностранной. Отделение иностранной информации было создано на базе бюро прессы и бюро обработки информации и предназначалось для обработки иностранных газет. См.: «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.). Т. 1. М., 2001. С. 43. 213 ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 5. Д. 157. Л. 70. 214 Каждый бюллетень подписывался начальником отделения информации Информационного отдела (ИНФО) ГПУ С. А. Басовым и утверждался начальником ИНФО ГПУ В. Ф. Ашмариным. 215 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922– 1934 гг.). Т. 1. М., 2001. С. 47. 216 ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 178. 217 ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 177.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

155

В ЦА ФСБ России за 1922 г. хранятся «Бюллетени Бюро прессы Информационного отдела ГПУ»218 с откликами иностранных газет о внутренней и внешней политике Советского Союза и деятельности русской контрреволюционной эмиграции за границей (№ 1–15) за май — ноябрь, направленные ИНФО Менжинскому. Они начали издаваться 13 мая 1922 г., были предназначены для «информирования местных органов ГПУ о работе контрреволюционных партий и групп за рубежом» и рассылались полномочным представительствам и губотделам ГПУ. За февраль — декабрь 1922 г. имеются «Материалы Бюро прессы ИНФО к обзорам иностранной прессы о политической и экономической жизни Советского Союза и деятельности белогвардейской эмиграции»219. С января по декабрь 1922 г. ИНФО выпустило 107 сводок, бюллетеней, обзоров и докладов220. В ЦА ФСБ России также имеются обзоры польской221, французской222 и финляндской прессы223, подготовленные в структурах НКИД РСФСР, в которых содержится информация о советскопольских, советско-финских и советско-французских отношениях224. За 1923 г. отложились «Материалы к обзорам зарубежной печати Отделения иностранной информации ИНФО ГПУ»225, направленные в адрес Дзержинского, Уншлихта, Менжинского, Ягоды, Трилиссера, Самсонова, Дерибаса, Агранова, Бокия. Обзоры иностранной прессы226, готовившиеся ИНФО, содержали несколько разделов. Наибольший интерес для исследования 218

ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 503. ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 502, 504–514. № 1–111. 26 февраля — 30 декабря 1922 г. Средний объем обзора — около 15 листов. 220 ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 183-г. Л. 31, 32. 221 ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. № 515–518 (январь — октябрь 1922 г.). 222 ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. № 521–522 (январь — февраль 1922 г.). 223 ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. № 519–520 (январь — сентябрь 1922 г.). 224 В Архиве внешней политики Российской Федерации в фондах Отдела печати (создан в ноябре 1917 г., в 1921–1932 гг. носил наименование «отдел печати и информации» (ф. 56 и Ф. 056)) хранятся следующие материалы: характеристика прессы по странам, оценки отдельных иностранных издательств, газет, журналов; сведения об иностранной печати в СССР; антисоветская кампания в 1920–1930-е гг. в печати Германии, Франции, Великобритании, Польши, Прибалтийских республик и других стран; обзоры иностранных газет (1918, 1920–1928, 1936–1938, 1942–1945, 1951–1954) и др. Кроме того, в фондах находятся тематические обзоры печати по вопросам: о деятельности белой эмиграции, белогвардейская печать (1918–1925, 1929–1932, 1936–1938); о деятельности АРА в России (1921); отклики на убийство П. Л. Войкова и С. М. Кирова (1927, 1934–1935) и др. 225 ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. № 50–52 (январь — август 1923 г.). 226 Обзоры иностранной печати, готовившиеся ИНФО ГПУ в 1922–1923 гг., частично опубликованы автором совместно с В. Г. Макаровым. См.: Остракизм по-большевистски. Преследование политических оппонентов в 1921–1924 гг. М., 2010. С. 548–595. 219

156

Раздел I. Методологические основания...

темы «Зарубежное россиеведение» представляют такие разделы, как «Положение в России» («Сведения о России») и «Эмиграция». В первый из названных разделов включались сведения об административном и уголовно-правовом режиме в России, деятельности ГПУ, положении интеллигенции, об антисоветских партиях, организациях (меньшевики, кадеты) в Советской России и репрессиях против них, о сменовеховцах, студенчестве, о положении церкви, деятельности Американской администрации помощи (АРА) в Советской России и др. В разделе, посвященном русской эмиграции, обычно содержалась информация о русской интеллигенции за рубежом, социальном и экономическом положении эмигрантов, о русской военной эмиграции, объединениях, союзах и организациях эмигрантов, издательской деятельности и др. В разделе обзора «Сведения о России» приводились выдержки из газет, выходивших за рубежом. Так, газета «Таймс» 12 сентября 1922 г. сообщала: «Центральное тюремное управление получило приказ увеличить количество концентрационных лагерей в Архангельске и Северо-Двинске. Уншлихт указал, что необходимо разгрузить центральные тюрьмы, которые переполнились за последнюю неделю благодаря массовым арестам до такой степени, что в настоящее время в камере, рассчитанной на одного человека, в среднем находится четыре»227. В газете «Дни» 25 января 1923 г. в статье под заголовком «Тюрьма и ссылка» приводились данные о количестве репрессированных: «По данным Госполитуправления — докладам Наркомвнудела и Наркомюста I-му съезду Советов на 1 декабря 1922 года значилось в административной ссылке 10 683 политических, из этого количества 25% поселено в северных губерниях России, 40% — в Сибири, 20% — в Закаспийском крае и Туркестане и 15% — на Урале. По социальному положению политические ссыльные разделяются: рабочих — 48%, крестьян — 10% и 42% интеллигентных тружеников и лиц свободных профессий; по политическим убеждениям: 50% числятся социалистами, 35% — беспартийные, 10% — монархистами, республиканцами и анархистами и 5% — коммунистами. Политических заключенных, находящихся в тюрьмах, домах предварительного заключения и концлагерях, на 1 декабря 1922 г. значилось 48 819 человек; из них осужденных числилось 21 016 человек, остальные показаны как подследственные и ожидающие суда. Из осужденных 40% приходилось на рабочих, крестьян и красноармейцев, 60% — на интеллигенцию, бывшую буржуазию, аристократов и белогвардейцев. По политическим убеждениям 60% из осужденных приходится на социалистов и беспартийных, 30% — на монархистов, кадетов, республиканцев и 10% — на анархистов и коммунистов»228. 227 228

ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 511. Л. 22. ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 50. Л. 205.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

157

О положении студенчества в Советской России сообщалось в газете «Руль» за 18 октября 1922 г. «Союз русского студенчества» устроил 14 октября доклад высланного из Советской России председателя бюро студенческой организации Москвы, члена студенческой секции при Общественном комитете помощи голодающим В. Д. Головачева о положении студентов в России. Головачев сказал: «Идеология студенчества самая разнообразная. Имеются монархисты, имеются и коммунисты. Однако последних в связи с нэпом осталось совсем мало, большинство из них вышло из партии. Эмигрантские политические партии потеряли всякий авторитет у русского студенчества. Особенно дискредитировано “сменовеховство”, пользующееся презрением всей студенческой массы. Характерная картина наблюдается в том, как меняется психология “рабфаков”. Советская власть рассчитывала получить коммунистических агитаторов, большинство рабочих при поступлении в университет стало немедленно подражать традиции старого студенчества, и в большинстве случаев после того, как был перенят внешний вид старого студенчества, — “рабфаки” также перенимают оппозиционную идеологию студенчества и даже выходят из партии»229. О новой экономической политике в Советской России сообщалось в статье С. Прокоповича, опубликованной в газете «Дни» за 31 октября 1922 г.: «Противники новой экономической политики, возвещенной речью Ленина 15 марта 1921 года на политическом съезде, утверждают, что она принесла с собою расцвет хищничества и спекуляции и не дала ничего положительного. Напротив, ее сторонники говорят, что она привела к возрождению русского народного хозяйства. Нужно найти объективный критерий, который в бесспорных данных установил бы, как именно отразилась новая экономическая политика на народном хозяйстве России. Таким критерием при отсутствии необходимых статистических данных о размерах национального производства может быть лишь величина денежного обращения, выраженного в довоенных золотых или товарных рублях». С. Прокопович продолжал: «Чем больше выпускается бумажных денег, тем сильнее падает их цена, потому что страна нуждается лишь в таком количестве денежных знаков, которое соответствует размерам товарной массы, обращающейся на рынке. Первая величина — количество выпущенных денежных знаков — зависит целиком от воли или произвола правительства. Вторая величина — курс этих бумажных денег в переводе на валюту или товары, их цена в материальных ценностях — в сильной степени зависит от количества выпускаемых в обращение денежных знаков. Но третья величина — стоимость всей массы бумажно-денежного 229

ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 513. Л. 24.

158

Раздел I. Методологические основания...

обращения, выраженная в золотых или товарных рублях, — при отсутствии кредита и денежных суррогатов зависит исключительно от количества товаров на рынке и быстроты их обращения. Поэтому если мы разделим всю массу денежного обращения на индекс товарных цен, то получим стоимость всей массы денежного обращения в золотых рублях, показывающую, как велик спрос на деньги со стороны товарного рынка. Величина эта с некоторыми оговорками может служить показателем размеров товарного рынка в стране. Таким образом, с переходом на новую экономическую политику товарный рынок не только перестал падать, но даже начал, по-видимому, расти…. Очевидно, для восстановления товарного рынка в России недостаточна та мера отказа от коммунистических принципов, которая нашла свое выражение в так называемой новой экономической политике. Пока мы не будем иметь в России правительства, которое даст свободу частной хозяйственной инициативе и создаст правовые нормы для защиты этой свободы, до тех пор не может быть и речи о восстановлении русского народного хозяйства и его производительных сил». Достаточно много публикаций в иностранной прессе было посвящено высылке интеллигенции из России за границу или в окраинные районы России. Так, в газете «За свободу» 14 октября 1922 г. сообщалось о том, что «целая группа выдающихся русских инженеров разослана по северным и сибирским губерниям. В числе высланных называют инженеров Сахарова, Бриллинга (автомобилиста), Кравец и П. А. Велихова (бывшего члена Государственной Думы). Некоторые сосланы в Ялотуровск (на верную голодную смерть)»230. Газета «Дни» часто публиковала материалы, связанные с тем, что «большевики расширяют все более и более область гонений на религию». Так, в номере газеты от 19 декабря 1922 г. сообщалось о том, что «в Царицине поставлена антирелигиозная живая “газета”… В Харькове состоялась лекция: “Откуда взялся Бог?”… В Трубчевске диспут о “живой церкви” продолжался два дня… В Белеве ученый Хатунский читает лекции о религии и о Боге… В 33-м стрелковом полку началась кампания по проведению антирелигиозной пропаганды… В Вятке… По всей России, словом, развернута “антирелигиозная пропаганда”. Так называемому всероссийскому коммунистическому союзу молодежи поручено специально на Рождественских праздниках заниматься этим делом. Из центров во все места разосланы специальные лекторы… Самым серьезным образом и не без довольно серьезного напряжения государственных ресурсов создан еще один новый внутренний фронт для борьбы с Господом Богом. Самые разнообразные приемы и способы были пущены в ход, чтоб 230

ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 513. Л. 42.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

159

расколоть “православную церковь”. И духовенство раскололи, зато паству сплотили. И теперь сами коммунисты кричат, что с “живой церковью” выходит хуже, чем с патриархом Тихоном. Они ведут яростную пропаганду против русской церкви — и тем самым выковывают в народных массах обостренную, активную, сознательную преданность к унаследованному от предков православию, — не к тому казенному, синоидальному, победоносцевскому, а к настоящему народному русскому православию»231. 28 апреля 1923 г. газета «Дни» информировала читателей: «За церковниками последовали и свободомыслящие религиозные люди. Только что закрыто в Москве “Вольное содружество духовных течений”, учрежденное “толстовцами” и представителями некоторых других религиозных течений для взаимного общения. В нарковнуделе решено также закрыть московское “Общество истинной свободы в память Л. Н. Толстого”, довольно широко развернувшее за последние годы свою культурно-просветительную работу, и даже… Вегетарианское общество. Ближайший друг Л. Н. Толстого В. Г. Чертков и бывший секретарь Льва Николаевича В. Ф. Булгаков приговорены наркомвнуделом к высылке за пределы РСФСР на три года. Последний уже покинул Россию и в настоящее время находится в г. Збарславле (Чехословакия). Между прочим, одновременно с Булгаковым выслан за границу деятель Всемирного Христианского Студенческого Союза, популярный лектор В. Ф. Марцинковский. В Праге В. Ф. Булгаков был принят президентом Чехословацкой Республики проф. Масариком, которому он привез привет от семьи и друзей Л. Н. Толстого, знакомых с профессором Масариком по его прежним посещениям Ясной Поляны при жизни Льва Николаевича»232. О завершении деятельности Американской администрации помощи в Советской России сообщала газета «Руль» 6 июля 1923 г.: «АРА заканчивает свою деятельность в сов. России. В честь ее представителей устраиваются банкеты и большевики произносят хвалебные речи. Однако со слов возвращающихся в Соединенные Штаты служащих АРА выясняется, как тяжело им приходилось и как недружелюбно была настроена по отношению к ним советская власть. История деятельности “АРА” полна случаев недоразумений с советским правительством. В конторах “АРА” были поставлены сыскные агенты для наблюдения и слежки за служащими. Их почта, несмотря на официально предоставленные им дипломатические привилегии, вскрывалась и просматривалась. Советские газеты нападали на представителей “АРА” как на контрабандистов»233. 231

ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 512. Л. 249. ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 51. Л. 259. 233 ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 52. Л. 241. 232

160

Раздел I. Методологические основания...

Достаточно информативным в обзоре иностранной прессы являлся раздел, связанный с положением русских эмигрантов за рубежом. Высланные из Советской России летом и осенью 1922 г. представители интеллигенции вели за границей активную жизнь. Они выступали с лекциями и докладами, публиковали статьи в зарубежной прессе, участвовали в диспутах и конференциях. В конце сентября 1922 г. газета «Сегодня» регулярно публиковала материалы о высылке большевиками из Советской России «лучшего цвета русской интеллигенции»: «Это были представители науки, журналистики, кооперации и политических партий. В газете сообщалось, что в числе высланных за границу находились бывший министр земледелия при Временном правительстве Пешехонов, Мякотин, Питирим Сорокин, известные философы Лапшин, Лосский и Карсавин, профессор технологии Зубашев, профессорбиолог Вислоух, журналисты Волковысский, Харитон, беллетрист Е. Замятин, издатель А. Каган; профессора и ученые Кизеветтер, Бердяев, Франк, Ильин, Степун, Ясинский, Розенберг, Айхенвальд, Осоргин, Угримов, Зворыкин, Кудрявцев, Озерецковский, Изюмов, С. Е. Трубецкой, Дм. Кузьмин-Караваев, священник Абрикосов, финансовый деятель Цветков, кооператоры Булатов, Любимов, Матвеев, Сигирский, Бакал, Шишкин Н. В. Малолетников и Н. П. Ромодановский. На вопрос о том, почему большевики высылают лучших представителей русской интеллигенции как раз в тот момент, когда сама советская власть формально объявила эпоху строительства и уступок, один из ответственных советских деятелей заявил, что именно наличие в стране крупных интеллигентских центров представляет большую политическую опасность. Вокруг университетов, журналов, кооперации и проч. проявлений самодеятельности собираются оппозиционные и недовольные элементы. Интеллигенция будто бы объединяет недовольных, снабжает их особой идеологией, противостоящей официальному курсу правительства. Как отмечала иностранная пресса234, из России высылали «людей, не отказывающихся просто мыслить, не удовлетворяющихся той духовной пищей, которой питает всю Россию совершенно выдохшаяся коммунистическая партия. Такие бесстрашные люди, как Е. Д. Кускова и С. Н. Прокопович, сознательно оставались в России до нынешнего года. Они считали, что долг русской демократической интеллигенции обязывал ее оставаться на месте, не оставлять русского народа, попавшего под власть лжецов. Но и они, в конце концов, покинули Россию, не выдержав этого умственного и культурного рабства. Даже “мыслящий тростник” неприемлем для советской власти»235. 234 235

«За Свободу». 1922. 24 сент. ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 511. Л. 46, 47; 51–52; 53–54.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

161

24 сентября 1922 г. газета «Сегодня» сообщила, что «высланный из Советской России бывший при правительстве Керенского комиссаром XII армии социал-демократ меньшевик Дюбуа» выступил с докладом по поводу положения в Советской России, которая, по мнению докладчика, «превратилась в страну новой буржуазии, происходящей от коммунистов. Новые богачи охотно желали бы установления такого строя, при котором награбленное ими имущество было бы гарантировано законом. Дюбуа не надеется на эволюцию. Более вероятно предположение, что коммунистический строй будет свергнут. Необходимый для этой цели элемент в Советской России находится в достаточном количестве, не исключено также участие красной армии. Этим объясняется то обстоятельство, что советское правительство высылает и арестовывает всех тех, кто, по его мнению, мог бы нанести вред советам»236. 5 октября 1922 г. газета «Руль» опубликовала сообщение о том, что на общем собрании Союза русских журналистов и литераторов, состоявшемся под председательством В. И. Немировича-Данченко237, П. А. Сорокин прочел «блестящий доклад»238 о положении в Советской России. Сорокин отмечал: «Население России по сравнению с довоенным временем понесло громадные потери в количественном отношении. В 1914 г. население равнялось 160–176 млн, а в 1920 г. оно составляло лишь 129 млн. В пределах самой советской республики, не считая отпавших территорий, убыль равнялась 21 миллионам. Деградация произошла и в качественном отношении, так как погибли элементы наилучшие по своим биологическим и интеллектуальным качествам. Остался второсортный человеческий материал, произведен, т. е., “отбор шиворот-навыворот”. А история падения крупных государственных образований учит, что такой отбор является одним из важнейших факторов гибели. В начале революции все социальные верхи были сброшены вниз, теперь начался мало-помалу обратный процесс. Рабочие, занимавшие всякие ответственные посты, возвращаются в первобытное состояние, уступая место “спецам”, деятелям старого режима и старой буржуазии. В госполитуправлении и комиссариате внутренних дел много крупных фамилий с титулами. Старые охранники и жандармы, вплоть до генерала Комиссарова239, снова заняли свои места… Современный режим можно охарактеризовать так: все отрицательные стороны царизма и капитализма 236

ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 511. Л. 34–35. Немирович-Данченко Василий Иванович (1844–1936) — писатель, прозаик, поэт, публицист; брат Владимира Ивановича Немировича-Данченко. 238 Доклад вызвал большой интерес. Текст доклада был опубликован также в газетах «Последние новости» за 7 октября 1922 г. и «Сегодня» за 11 октября 1922 г. 239 Возможно, Комиссаров Михаил Степанович (1870 — после 1927) — государственный деятель, генерал-майор. 237

162

Раздел I. Методологические основания...

без их положительных качеств». Переходя к характеристике хозяйственного положения, докладчик заявлял, что «никогда в истории России не было такого “мотовского поколения”, растратившего 70% всех накопленных богатств. Наш золотой запас составляет всего 15% прежнего, продукция сельского хозяйства — 25%, продукция рабочих — 20%, транспорт понизился до 15%. Покупательная способность населения с 30–40 руб. на душу упала до 3 р. 40 к. На 1 мая 1922 года было выпущено 124 триллиона бумажных рублей, что равняется, однако, всего 60 млрд зол. рублей. Теперь в обращении свыше 200 трлн. Колоссальные налоги, которые в любой стране Европы вызвали бы рабочую революцию, ничего не дают. В 1921 году поступило налогов 259 млрд, а денежных знаков за тот же период выпущено 16 трлн. На хлебном займе власть проиграла. “Стабилизированный” рубль за три дня упал вдвое». С введением новой экономической политики деревня стала оживать, так как появился стимул к труду. Докладчик отмечает невероятный рост индивидуализма и появление мелкой деревенской буржуазии — владельцев хуторов: «В общем, революция полностью выполнила аграрную программу Столыпина. Оживает и мелкая промышленность, зато крупная, национализированная, продолжает приносить огромные убытки. С введением нэпа нарождается новая буржуазия, в значительной части состоящая из людей, проповедующих разрушение капитализма. Буржуазия эта зоологическая, занимающаяся спекуляцией и мошенничеством. Но ее плюс заключается в полносочности. Никакими “идеями” ее не пробьешь. Принцип собственности бьет из всех пор русской жизни, особенно с верхов ее. Нэп принес и новые кризисы — перепроизводство товаров (так как покупательная способность населения ничтожна) и безработицу. В одном Петрограде на 700 тыс. жителей приходилось несколько сот тысяч безработных, выброшенных на улицу. Огромная деградация произошла и в морально-правовом отношении. Если в 1914 г. коэффициент преступности в Москве принять за 100, то в 1920 г. он по некоторым видам, как, например, вооруженный грабеж, увеличился до 28 500. 70% населения Москвы имело лишние хлебные карточки, т. е. обкрадывало государство. Административный произвол, взяточничество и бандитизм вообще нельзя учесть никакими цифрами. Ужасную картину представляет и половая распущенность населения. Правда, против нее начинается реакция, особенно среди женщин. На народное образование из бюджета 1922 г., равнявшегося 1800 млн зол. рублей, было отпущено всего 24 млн (1200 млн — на “оборону”). Вся школа, от высшей до низшей, разгромлена. 50% старых школ закрыта. Крестьяне не желают отдавать детей в школу, “где

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

163

не учат Закону Божьему”. Газета сообщала, что профессор П. Сорокин не верит в “персональный уход большевиков”. Население истощено и дезорганизовано, а в руках власти послушная красная армия и великолепный сыскной аппарат. Сам докладчик рассчитывал “вернуться годика через 4”. В заключение Сорокин сказал, что он оптимистически смотрит на будущее. Тот народ, который сумел справиться с анархией, справится и с коммунизмом, не погибнет, и России еще суждено пережить великие исторические судьбы»240. По просьбе редакции газеты «Сегодня» (1922 г., 10 октября) высланный из России бывший министр земледелия Временного правительства и редактор «...рассказал о положении в советской России: «Политической жизни нет. Так или иначе, но политическая мысль в России работает крайне вяло. В результате не слышно никаких лозунгов, не заметно никаких определенных течений общественной мысли, не происходит какой-либо заметной группировки общественных сил. Задача эмиграции — обдумать все происшедшее, проложить русло для дальнейшей работы общественной мысли и наметить пути дальнейшей общественной борьбы, которая выпала на долю той русской интеллигенции, которая находится за границей». Пешехонов подчеркнул: «Советской власти — в смысле власти советов как представительных учреждений — в действительности вовсе нет. Это только декорация. Вся полнота власти сосредоточена не во ВЦИКе и совнаркоме и, тем более, не в съезде советов, а в партийных учреждениях… Если в совнаркоме, например, возникает какой-либо вопрос неразрешенный в соответствующем партийном учреждении, то он снимается с очереди, а в случае его неотложности — заседание совнаркома прерывается и возобновляется лишь тогда, когда этот вопрос будет рассмотрен в партийном “Политбюро”, решения которого принимаются потом совнаркомом без рассуждений»241. Информация о положении в Советской России, о нищете, трудном положении советского правительства достаточно часто публиковалась на страницах западной прессы. Однако, как считал советник германского посольства в Москве Г. Хильгер, иностранные корреспонденты не только сообщали о трудностях в Советской России, но и преувеличивали их, а также выдумывали дополнительные242. В статье корреспондента «Нью-Йорк Геральд» Мак-Куллака «Большевизм на пороге смерти угрожает Вселенной» от 21 апреля 1922 г. приводятся яркие, субъективные оценки внутриполитиче240

ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 511. Л. 90, 91–92, 93, 94–95. ЦА ФСБ России. Ф. 1. Оп. 6. Д. 511. Л. 148. 242 Хильгер Г., Мейер А. Россия и Германия. Союзники или враги? М., 2008. С. 73. 241

164

Раздел I. Методологические основания...

ских процессов. Насколько они соответствовали действительному положению дел, показало время. Автор заметки писал: «Я считаю, что причина лежит не в антибольшевистском заговоре, не в иностранных интригах, как склонны иногда гадать в иностранных миссиях и противники советской власти — русские. Ответ очень прост. Большевизм испытал роковое внутреннее сотрясение, подобно дому, построенному на песке. Встревоженные оползнями в фундаменте и осадкой стен, большевики ищут объяснения во внешнем мире, не подозревая, что всему виною безумцы-архитекторы. Этот процесс легко превратится в распадение, так как большевики не встречают теперь вооруженного сопротивления внутри России. Трудно определить причины или границы этого процесса, так как большевики изолируют иностранные миссии совершенно… Мое положение при падении большевиков не было бы лучшим, чем при обвале дома, так как крушению Советской Республики будет предшествовать неминуемо резня сидящих в тюрьме и всех иностранцев, находящихся в России. Об этом мне цинично намекнули в Че-Ка… Еще одна опасность — это практическая смерть Ленина и вера в то, что смерть диктатора просто скрывают. Большевики признают, что Ленин является стыком в советской арке… Ненависть к большевикам настолько велика, что они сплошь и рядом скрывают свою принадлежность к компартии. Массовые аресты русских, посещавших иностранные миссии, вызваны расчетами чекистов найти ключи к иностранному заговору. Так как заговор этот не существует, то и ключи будут фальшивыми. Женщины, обезумевшие в одиночном заключении, под угрозой смерти обвиняют кого угодно и в чем угодно. Че-Ка еще больше встревожится, и нужно ждать нового усиления террора, который большевиков не спасет. Он только ускорит их гибель, так как поведет к взаимному истреблению друг друга коммунистами. Москва в настоящее время напоминает Пекин накануне боксерского восстания. Иностранные миссии ожидают наступления со смертью Ленина полного хаоса, нападения большевиков на миссии и отправки из Европы карательной экспедиции… Британский представитель, порядочный человек, отрезан от всякого общения с большевиками. Единственным исключением является германский представитель, поддерживающий с большевиками добрые отношения. Но с ним обращаются невежливо и до сих пор не ответили на 3.000 прошений германско подданным о возмещении убытков. Присутствие всех этих миссий хуже, чем бесполезно. Они не в состоянии завязать отношений с настоящей Россией или облегчить торговые сношения. Вся их работа сводится к отказу в визах замаскированным большевикам и к переводу советских газет, что можно делать у себя на родине. Для всякого цивилизованного правительства теперь просто непорядочно требовать, чтобы они отправлялись служить в Москву. Это

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

165

означает в социальном отношении общение с преступниками, чьи руки ни один честный человек не должен пожимать. Я не говорю о выдающихся преступниках вроде Чичерина или Литвинова, но о второстепенных негодяях, вроде Когана, Вейнштейна, нагнанных из Нью-Йорка к благополучию этого рода… Как политическая и экономическая система, большевизм заслуживает презрения, но как живущий организм он опасен наравне с чумными микробами. Западные писатели восхищены его энергией, но чумные микробы энергичнее. Большевизм умирает, и если не найдутся могильщики — он отравит своим гноем Россию»243. Иностранные журналисты внимательно изучали публикации в советской прессе о реформах в Красной Армии. Об этом свидетельствует содержание письма, направленного в 1940 г. из издательства газеты «Франкфуртер Цейтунг»244 в германское посольство в Москве. В этом документе, оказавшемся в распоряжении 3-го отделения 2-го Спецотдела НКВД СССР, речь идет о преобразованиях в советской армии: «В течение последних месяцев в советской армии наблюдаются решительные изменения. Из опыта войны с Финляндией, а также из наблюдений за искусством германских операций Советское государство извлекло хороший урок. Ошибки были немедленно исправлены, старые идеологические предрассудки выброшены без всяких размышлений за борт. С заменой Ворошилова маршалом Тимошенко в истории советской армии произошло самое крупное изменение, имевшее место за последние двадцать лет. Советская армия начала войну с Финляндией еще под знаком дуализма. Наряду с военными командующими имелись равноправные политические контролеры, чьи права после устранения Тухачевского (1937 г.) были расширены настолько, что каждый приказ командующего должен был быть подписан комиссаром в высшей инстанции и даже многочисленным военным советом… Комиссар, поскольку он остался, не является больше контролером — он является своего рода офицером-преподавателем, который поддерживает командующего, а командир является абсолютным начальником, и никто не имеет права вмешиваться в его распоряжения. Как выражение этой неограниченной власти придуманы новые знаки отличия, введение которых было постановлено Президиумом Верховного Совета вскоре после окончания войны с Финляндией. По мнению авторов документа, выражением неограниченной власти командующего являлось присвоение знаков отличия. Между командующими и рядовыми и вообще между начальствующими 243

ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д. 255. Л. 157–161. Издательство газеты «Франкфуртер Цейтунг» располагалось в г. Франкфурт-наМайне (Германия), Гроссе Эшенхеймерштрассе, 31–37. 244

166

Раздел I. Методологические основания...

и подчиненными установлена значительная дистанция. Вышестоящий обязывается уставом требовать от нижестоящего установленного приветствия также вне службы. Авторитет командующего состава является для маршала Тимошенко предметом особой заботы. Маршал Тимошенко, герой войны с Финляндией, ввел наконец в Красной армии усиление мер наказаний. В своих приказах он указывает на то, что помещения для арестованных во многих гарнизонах, так называемые гауптвахты, не соответствуют своему назначению. На будущее в отношении арестованных вводится спартанская строгость. Заповедь гласит: “Без крепкой дисциплины нет хорошей армии, поэтому беспощадно надо относиться к тем, кто нарушает дисциплину”». В 1937–1941 гг. анализом иностранной прессы и составлением обзоров о политическом и экономическом положении СССР занималось Особое бюро НКВД СССР245. Особое бюро получало периодическую печать: западноевропейскую, в том числе нацистскую, а также издаваемую в США, Японии, Китае, Маньчжурии, странах Центральной и Восточной Европы на английском, немецком, французском, итальянском, испанском, польском, турецком, фарси, японском и китайском языках, в том числе издававшуюся русскими эмигрантскими организациями за границей, по вопросам внутренней и внешней политики СССР, международным отношениям, а также книги и брошюры, издаваемые за рубежом. В архивных материалах Особого бюро НКВД СССР хранятся сводки иностранной прессы, статьи из зарубежных газет, переводы на русский язык некоторых статей246. В сводках прессы ведущих капиталистических стран Англии, Франции, Германии, а также Австрии и Польши содержатся материалы о 20-летии Октябрьской революции в СССР, а также о 20-летии создания ВЧК — ОГПУ — НКВД. Составлялись сводки иностранной (буржуазной) прессы о выборах в Верховный Совет СССР (1937). Несомненный интерес представляют материалы французских газет о советской помощи Испании, статьи из прессы Англии, США, Франции, Германии о внутриполитической обстановке и событиях в СССР, союзных республиках («Фелькишер Беобахтер» от 12 ноября 1937 г. — «Политическая судьба Украины»), о событиях на Дальнем Востоке. Среди переводов статей из иностранной прессы наибольший интерес представляют: материалы Л. Д. Троцкого в отношении судебных процессов над представителями «ленинской гвардии» (газета «Тан» от 6 марта 1938 г.), заявление Дана, опубликованное 245 246

ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 8а. Д. 330. Л. 106. ЦА ФСБ России. Ф. 3. оп. 4. Д. 184, 187, 190.

Глава 4. Документы из архивов отечественных органов...

167

в газете «Попюлер» от 3 марта 1938 г., заявление заграничной делегации РСДРП по поводу обвинения Дана (газета «Попюлер» от 5 марта 1938 г.); материалы о структуре аппарата НКВД и об изменениях в его руководящем составе («Тан» от 13 июня 1938 г.); статья журналиста С. Герберта о событиях на Дальнем Востоке (7 августа 1938 г., английская газета “Sunday Times”)247. 4. Источники личного происхождения. К числу источников личного происхождения, хранящихся в архивах органов безопасности и относящихся к теме зарубежного россиеведения, могут быть отнесены собственноручные показания, написанные генералами и офицерами вермахта и германских спецслужб, бывшими германскими дипломатами, оказавшимися в советском плену, а также их дневники и письма. В собственноручных показаниях значительное место занимают сведения биографического характера, т. е. рассказы о своей военной карьере, о тех или иных эпизодах боевых действий на Восточном фронте, в которых они принимали непосредственное участие. В них также содержится информация о военном и экономическом положении Советского Союза в конце 1930-х — начале 1940-х гг., подготовке Германии к войне с СССР. Собственноручные показания есть практически в каждом архивном следственном деле. Наиболее ценными в группе источников личного происхождения являются дневники. Это большая редкость, когда дневники высокопоставленных лиц Германии оказывались в распоряжении советских спецслужб. Тем не менее такие примеры есть. Так, в следственном деле на бывшего пресс-атташе германского посольства в Москве Готтхольда Штарке находится его личный дневник, в котором описаны события, происходившие в период с 22 июня по 24 июля 1941 г. (от высылки из Москвы в Кострому до возвращения членов посольства в Берлин). Исследование, а тем более публикация источников личного происхождения требуют кропотливой работы и четкого соблюдения этических норм, не допускающих обнародования сведений, составляющих тайну личной жизни. В содержании этих источников безусловный интерес для исследователей представляют оценки, сделанные авторами по горячим следам событий, наполненные деталями и эмоциями. *** Как показало исследование архивных документов, иностранные дипломаты, разведчики и журналисты в период 1917–1940 гг. внимательно и обстоятельно собирали информацию о политиче247

ЦА ФСБ России. Ф. 3. Оп. 5. Д. 139.

168

Раздел I. Методологические основания...

ском, военном и экономическом положении в Советской России и СССР. Эти разнообразные материалы, хранящиеся в Центральном архиве ФСБ России, могут быть отнесены к источникам по зарубежному россиеведению: делопроизводственные документы отечественных органов государственной безопасности; архивно-следственные дела на политических и военных деятелей иностранных государств, а также материалы периодической печати и источники личного происхождения. Названные виды документов представляют собой уникальный, ранее не исследовавшийся пласт исторических источников; их изучение по определенным хронологическим периодам либо по странам и регионам позволит уточнить многие аспекты сложных событий истории XX в.

РАЗДЕЛ II ФЕНОМЕН ЗАПАДНОЙ СОВЕТОЛОГИИ

Н. В. Елисеева

ГЛАВА 1 СОВЕТОЛОГИЯ В КОНТЕКСТЕ СОВЕТСКОЙ И ПОСТСОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ I. Становление, организационная структура, методология и содержание советологии Под советологией обычно понимается антисоветская по содержанию дисциплина, организационно входившая в систему антикоммунистических пропагандистских учреждений стран Запада в период холодной войны (1946–1989 гг.). Такое определение, однако, не включает в себя множество аспектов советологии. Об этом свидетельствует сравнительно небольшая современная отечественная историография по этой дисциплине. Например, советологию трактуют как комплексную полидисциплину, включающую в себя общемировоззренческие, политологические, социологические, экономические и исторические аспекты, но при этом имеющую политический характер248. Можно согласиться с той точкой зрения, которая видит в советологах прежде всего ученых-обществоведов и гуманитариев, исследующих некоторые составляющие советского или российского социального феномена249. Российский исследователь Е. Петров определяет советологию как «совокупность западных наук, изучающих советское общество во всем его многообразии и конкретности»250. Он отмечает, что в XX в. среди наук политического плана советология окрепла и обрела самостоятельность в мировом научном сообществе, хотя ее название условно, поскольку другим она более знакома как «советоведение» или «кремленология». Помимо этих определений, под советологией понимаются «марксология», «русоведение», «советика», «россиеведение»251. Нет однозначного понимания советологии и в зарубежной историографии. Наиболее обобщенно там она понимается как исследовательское направление гуманитаристики, занимающееся изучением СССР, других социалистических стран, мирового коммунистического движения. 248 Передерин С. В. Политологический анализ американской советологии периода «перестройки» в СССР: дис. ... д-ра полит. наук. СПб., 1997. С. 6. 249 Меньковский В. И. Англо-американская советология: история, современность, академические ресурсы. Минск: Экоперспектива, 2000. 250 Петров Е. В. «Русская тема» на Западе. Словарь-справочник по американскому россиеведению. СПб., 1997 // http://chss.irex. ru/db/zarub/view_bib.asp?id=682. 251 http://newsletter.iatp.by/ctr3-4.htm.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

171

Многозначность понимания советологии означает, что «русский вопрос» так или иначе входит во все гуманитарные страноведческие исследования о России в самой России и за ее пределами и наиболее целостно на протяжении многих десятилетий представлен в таком «синтетическом» определении, как «россиеведение». Само россиеведение — сложное и многоаспектное направление современной российской и зарубежной гуманитарной мысли. Это комплекс научных и ненаучных знаний о России, отраженный в разноплановой литературе и за ее пределами (живопись, графика, архитектура, книжное дело и пр.). В рамках зарубежной гуманитарной мысли Россия стала предметом интереса еще в Средневековый период и сегодня в историографии имеет название «россика» — литература, изданная за пределами России, но содержательно относящаяся к России. Среди специалистов можно встретить утверждения о включении в понятие россики и литературы русской эмиграции. В россику, как правило, включают различные произведения, записи, письма иностранцев о России XIV–XIX — начала ХХ вв. Это огромные комплексы документальных сведений, источниковую ценность которых трудно переоценить252. В рамках россики существует так называемая архивная россика — документы российского происхождения, которые по тем или иным причинам оказались за рубежом253. В определенном смысле россика — предвестница советологии, знания и понимания России иностранцами в исторических условиях ХХ столетия. Доминирующей стала англоязычная — английская, американская, канадская и австралийская — советологическая литература. Рождение советологии как направление гуманитарной и аналитической мысли Запада, формально говоря, относится к периоду возникновения Советского государства (1917–1918 гг.). Но и среди западных исследователей, и среди российских специалистов признанным считается, что до Второй мировой войны число исследований по Советской России и с 1922 г. — по СССР было очень мало. 252 См.: сайт Восточная литература. Средневековые исторические источники Востока и Запада // http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/rossica.htm. 253 Козлов В. П. Зарубежная архивная Россика: проблемы и направления работы // Новая и новейшая история. 1994. № 3. С. 13; Он же. Колумбы российской древности. М., 1981. 168 с.; Документы по истории России в зарубежных архивах. Аналитический обзор / сост. Е. В. Старостин. М., 1988. 75 с.; Патриция Кеннеди Гримстед. Зарубежная архивная Россика и Советика. Происхождение документов или их отношение к истории России (СССР), потребность в описании и библиографии // Отечественные архивы. 1993. № 1. С. 20–53; Россика в США: сб. ст. М.: Институт политического и военного анализа, 2001. С. 352; Попов А. В. Россика в негосударственных хранилищах США // Отечественные архивы. 1996. № 2. С. 22–26.

172

Раздел II. Феномен западной советологии

Формирование полномасштабного направления западной мысли об СССР относится к середине 1940-х гг. — началу холодной войны. Именно в это время определилось предназначение советологии как знания о Советском Союзе в условиях идеологического противостояния между капиталистическим Западом и коммунистическим Востоком. Это знание (сбор и анализ информации о Советском Союзе в странах Центральной и Восточной Европы, составлявших государства советского блока) было востребовано правящими кругами, в первую очередь США — лидера западного мира. На протяжении второй половины ХХ столетия по мере накопления исследований и дифференциации научных интересов на Западе появились политическая, экономическая, лингвистическая советология и пр. В современной российской историографии советология выступала как часть исследований, рассматриваемых в рамках «зарубежной российской историографии»254. В оценках российских исследователей зарубежной историографии новейший этап зарубежных исследований по России и СССР относится к 1970-м годам, когда начался процесс интеграции идей в среде западных исследователей, миграции ученых, появились новые возможности использования источников. Этот процесс оказался подготовленным в связи с формировавшимся еще с 1960-е гг. новым поколением историков Запада. Это поколение весьма критически отнеслось к своим предшественникам, занимавшимся историей России и СССР, что породило острые дискуссии. Зарубежная историография России и советской истории представлена несколькими национальными школами. Лидирующее положение по количеству специалистов, центров изучения и широте проблематики занимают США. Германская историография, имевшая давние традиции изучения своего восточного соседа, после Второй мировой войны утратила значение лидирующей страны в этой области. Итальянская историография выступает как лидер по изучению общественно-политической мысли, общественных движений, сталинского режима и проблем тоталитаризма в силу особенностей собственной истории. Британская историография в последние годы существенно изменила проблематику исследований по России и СССР: на первый план вышли проблемы социально-экономического развития России и СССР, истории российской и советской интеллигенции. В канадской историографии по России и СССР наибольшее внимание уделяется дореволюционной истории, менее популярны темы сталинизма. Предпочтения в ка254

1996.

См., напр.: Россия XIX–XX вв. Взгляд зарубежных историков. М.: Наука,

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

173

надской историографии связаны с темами истории общественной мысли и «украинского вопроса»255. Таким образом, за советологией признается статус академической дисциплины в современной российской историографии. Однако взгляд на советологию как часть зарубежной историографии разделяют далеко не все исследователи. В среде специалистов существует отношение к советологии как к сумме дисциплин (обычно называют экономику, политологию, социологию и их общего предка — историю), объединенных общим объектом исследования — Советским Союзом. Термин «советология» получил распространение в политических кругах США и Великобритании в 1960-е гг., но еще раньше, в 1956 г., этот термин был использован во франкоязычной литературе. В академической среде этих стран многие предпочитали употреблять словосочетание «изучение российского региона». Такое разночтение имело под собой основание. Советология предназначалась в большей мере для политиков, а в разработке конкретных тем участвовали, помимо различного толка аналитиков, ученые. Один из лидеров американской советологии Р. Такер предпочитал употреблять термин «русоведение», хотя имел в виду масштаб всего государства и стран — союзников СССР. «Советология», по его мнению, ограничивала изучение истории лишь советским временем, отрывая от нее весь дооктябрьский период истории России. Он полагал, что должно изучать советский период в рамках более глубокого осмысления истории страны, что, безусловно, являлось в научном аспекте продуктивным подходом. Однако фактор холодной войны сказывался на проблематике советологической литературы; она была востребована властью именно как знания о политическом и идеологическом противнике — СССР. Во многом этим обстоятельством объясняется появление в составе советологии особой отрасли — кремленологии, которая педантичным образом изучала структуру советской государственности, партийный аппарат на всех уровнях власти — от первичных структур до ЦК КПСС, Политбюро. Кремленологи расширили знания о советской политической системе, изучая официальные биографии (и неофициальные слухи, данные разведок, мемуаров, воспоминания эмигрантов и пр.) советских руководителей. Они не ограничивались формальными данными и пытались анализировать их интересы, ценности, неформальные отношения и т. д. Кроме того, кремленологи изучали институциональную структуру 255 См.: Ван Меенен М. А., Уорак-Хеммет Р. К. Изучение российской (и советской) истории в Канаде (Ун-т Дэлхаузи, Канада) // Россия XIX–XX вв. Взгляд зарубежных историков. С. 100–116.

174

Раздел II. Феномен западной советологии

советской власти, взаимоотношение местных и центральных органов и т. д. Правда, в ходе академических дискуссий на Западе, разгоревшихся в 1970-е гг., в среде университетских профессоров выработалось достаточно критическое отношение к кремленологии как к дисциплине более узкой по сравнению с советологией. Да и саму советологию некоторые западные исследователи были не склонны рассматривать как серьезную научную дисциплину256. Основания для этого были. Дело в том, что как советологические, так и кремленологические работы западных специалистов отличались от строго научных исследований принципиально. Причина состояла в том, что в условиях конфронтации между Западом и СССР точных данных по различным сюжетам советской истории у советологов не было. Закрытость СССР и его союзников как системы, секретность и скупость информации о различных сторонах жизни обществ, недостоверность публиковавшихся статистических данных, пропагандистский характер советских средств массовой информации делали невозможным для советологов основываться на достоверных источниках. Не случайно они имели в своем арсенале особые методы анализа, специфические, отличавшиеся от исследований, применяемых для открытых общественных систем. Например, политические прогнозы в отношении перестановок в верхах советской власти делались в том числе и на основе анализа «расстановки» политических лидеров на групповых фотографиях, публиковавшихся в советских газетах. Использовались и другие сведения, такие как информация от эмигрантов, разведок и т. п. Вместе с тем не следует преувеличивать факт малодоступности информации советологов об СССР. Она в определенном смысле компенсировалась наличием богатых русских архивных материалов, сосредоточенных в ряде западных центров и университетов. По данным Национальной комиссии исторических публикаций, созданной в 1934 г. с целью планирования и разработки рекомендаций по вопросам публикаций исторических источников в США, русские источники и документы хранились более чем в 10 архивных коллекциях США. Среди них известный Архив Г. Гувера (Русская коллекция Стэнфордского университета), содержащий богатейшие собрания документов по истории России XX в., собранных из фондов эмиграции, причем некоторые уникальны, ибо в СССР подлежали обязательной ликвидации. Временной срез этой коллекции — от Радищева до Ельцина. 256

Малиа М. Из-под глыб, но что? Очерк истории западной советологии // Отечественная история. 1997. № 5. С. 93.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

175

Огромные коллекции материалов русской и советской истории сосредоточены в Публичной библиотеке Нью-Йорка, в Библиотеке Конгресса США в Вашингтоне. В 1990-е гг. даже потребовалось координировать эти коллекции. Так, в 1993 г. был основан Консорциум славянских коллекций библиотек восточного побережья, в 1995 г. — Консорциум славянских и восточноевропейских библиотек Тихоокеанского побережья и др. Очевидно, что в 1990-е гг. советология существенно пополнилась российскими источниковыми материалами в условиях изменений архивной политики России. Скандалы о незаконных продажах документов на Запад из ранее закрытых фондов сотрясали российское историческое сообщество. Известны дело Волкогонова и ряд других. В территориальном отношении в понятие «советология» в зависимости от взглядов авторов могли включаться Советский Союз, страны советского блока в ЦВЕ, а также все коммунистические или советского типа государства мира257. Наряду с термином «советология» в англоязычной научной литературе также широко использовалось определение «советские исследования». С 1990-х гг., когда сменилась парадигма исторического развития России, термину и самому понятию «советология» и западные, и российские исследователи стали предпочитать термин «россиеведение». Сегодня он охватывает научную дисциплину понимания России внутри ее самой и за ее пределами258. При этом часть исследователей как за рубежом, так и в России продолжают употреблять термин «советология», расширяя его содержание и переоценивая его направленность и значение как «совокупность западных наук, изучающих советское общество во всем его многообразии и конкретности»259. Советология, как совокупность интерпретаций истории Советского Союза, в политических кругах стран Запада и сегодня сохраняет свое идеологическое звучание. Выступая в Колумбийском университете 26 сентября 2003 г., будучи Президентом России, В. В. Путин призвал «упразднить советологию», поскольку «СССР уже нет, а советология до сих пор существует». Далее Президент пояснил, что имеет в виду такую науку, которая была чрезмерно 257 Меньковский В. И. Власть и советское общество в 1930-е годы: англо-американская историография проблемы // [режим доступа]. 16 сентября 2010 г. // http:// www.novoemnenie.ru/rassl/178.html]. 258 Сальникова А. А. Образ историка-россиеведа в новейшей американской историографии: характеристики и самооценки // http://newsletter.iatp.by/ctr3-4.htm.. 259 Петров Е. В. «Русская тема» на Западе. Словарь-справочник по американскому россиеведению. СПб., 1997 // http://chss.irex. ru/db/zarub/view_bib.asp?id=682.

176

Раздел II. Феномен западной советологии

политизирована и служила «инструментом, чтобы нанести друг другу как можно больше ударов, уколов и всяческого вреда»260. Об этом же говорил, выступая на международной конференции, посвященной мировой политике во французском г. Эвиане в октябре 2008 г., Президент Д. Медведев, подчеркнув, что «советология, как паранойя, — очень опасная болезнь» и «жаль, что ею по сей день страдает часть администрации США»261. Советология была «рассыпана» по западным странам. Например, важным исследовательским учреждением Германии, занимавшимся историей Восточной Европы и СССР, являлся Тюбингенский институт восточноевропейской истории и страноведения (основан в 1953 г.). Но наиболее мощным и типичным центром по изучению СССР и других социалистических стран были США. Организационно советология США была представлена специалистами по СССР на нескольких уровнях: 1) правительственный уровень (работа советологов на Госдепартамент и Конгресс США в качестве руководителей стратегических отделов); 2) международный уровень (работа советологов в различных международных ассоциациях и комитетах); 3) неправительственный уровень (работа советологов в качестве экспертов, аналитиков и консультантов в различных неправительственных фондах, комитетах); 4) академический уровень (в западной традиции это прежде всего исследования в рамках университетов и других учебных заведений); 5) уровень секретных служб (в качестве консультантов и аналитиков в сфере экономической разведки, политических прогнозов и пр.); 6) уровень частных компаний в случае социального заказа на информационно-аналитическую работу по России (консультанты, эксперты). Основная часть советологических работ (более 90%) представлена англоязычной, преимущественно американской, литературой. Эту организационную структуру формировали и финансировали множество организаций, государственных и частных по своему статусу. 1. Правительственный уровень. На правительственном уровне западная советология в течение многих десятилетий курировалась Управлением научной информации государственного департамента США, которое выполняло функции консультативного органа при американском президенте США по вопросам определения и проведения внешней политики государства. В рамках этого управления осуществлялся сбор научной информации об исследованиях 260 Путин В. В. Выступление в Колумбийском университете 26 сентября 2003 г. [Электрон. ресурс]. Режим доступа: www.kremlin.ru. 261 http://www.rg.ru/2008/10/08/evian-medvedev-anons.html.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

177

по социальным наукам (политическим, экономическим, социологическим и психологическим). Исторический отдел этого управления составлял ежегодные выпуски «Международных отношений Соединенных Штатов», которые включали официальные документы национальной дипломатии и специальные подборки документов по конкретным сюжетам, связанным со странами социалистического мира. На этом уровне действовали и многочисленные русские центры при университетах США, являясь одновременно звеньями американской высшей школы по подготовке специалистов-россиеведов для государственного департамента, ЦРУ, органов пропаганды, университетов и колледжей и разработчиками всевозможных советологических теорий, которые, в свою очередь, использовались Госдепартаментом при разработке политики США в отношении стран ЦВЕ. Эти центры действовали при Колумбийском (1946), Вашингтонском (1946), Гарвардском (1948), Индианском (1949), Маркетском (1949) и других университетах. 2. Международный уровень. Среди многочисленных структур по советологии наиболее известными в период холодной войны были Гуверовский институт войны, мира и революции и институт Дж. Кеннана по изучению России при международном центре В. Вильсона в Вашингтоне, открытый в 1974 г. В 1984 г. по решению Международного комитета исторических наук (МКИНа) была создана Международная комиссия по истории Октябрьской революции. Ее президентом был избран советский академик И. И. Минц. 3. Неправительственный уровень. Советология как научная и политологическая дисциплина во многом была обязана своим развитием деятельности частных благотворительных организаций (только в США их свыше 25 тыс.). Наибольшее влияние на развитие западного россиеведения и советологии имели фонды Форда, Фулбрайта, Рокфеллера, Карнеги, Гугенгейма, В. Вилсона и др. Большая часть специалистов, которые работали в области изучения стран Восточной Европы и СССР, получали образование благодаря поддержке того или иного фонда. Так, например, фонд Форда содействовал созданию крупнейшего советологического центра Запада — Русского института при Колумбийском университете (1946 г.). В 1950–1953 гг. он выделил 100 тыс. долларов на развитие новых областей общественных наук, в том числе восточноевропейской проблематики. Этот же фонд финансировал создание Института по исследованию проблем коммунизма. Фонд Карнеги взял на себя организацию Русского исследовательского центра при Гуверовском институте. Для послевоенного подъема такого крупного советологического центра, как Гуверовский институт войны,

178

Раздел II. Феномен западной советологии

революции и мира, огромное значение имели вклады фонда Эрхарта, фонда У. И. Уолтера, фонда Сурдна и др. 4. Академический уровень. Академические исследования по русской и советской истории проводились в многочисленных центрах при университетах. Поскольку число этих центров на протяжении второй половины ХХ в. росло, возникла сеть координирующих учреждений, например Американский совет научных обществ и Совет по изучению общественных наук, Британская университетская ассоциация славистов и множество других организаций. К началу 2000-х гг. в США действовало более 30 центров российских и славянских исследований, в Австралии и Канаде — по 2 центра, в Великобритании — 9 центров. Советологическая проблематика была включена в систему университетского образования. Например, в США более 100 лет изучается славистика и россика. Студентам университетов предлагаются специальные курсы по русскому языку, литературе, истории. После Второй мировой войны основная масса трудов и исследований по российской и советской истории писалась англо-американскими учеными. При этом традицией, зародившейся еще на рубеже ХIХ — начала ХХ вв., для американских историков, занимавшихся проблемами России, являлось сотрудничество с Госдепартаментом и другими правительственными органами. С 1984 г. ведущей организацией профессиональных историков стала Американская историческая ассоциация. Одна из ее основных задач состояла в осуществлении посредничества между историками и политическими институтами. Эта организация долгое время издавала журнал «American Historical Review»262. Обобщенный портрет типичного советолога (россиеведа) на начало 2000-х гг. выглядел следующим образом: • 3/4 представителей этой корпоративной группы получили специальность во времена «холодной войны»; • каждый третий — из другой страны или эмигрантских кругов; • 1/10 из них получили высшее историческое образование за пределами США; • каждый четвертый получал субсидии от одного или нескольких фондов (Карнеги, Форда, Рокфеллера и др.); • 1/6 часть группы работала в какой-либо из разведок США, или в Госдепартаменте, или в пропагандистских и военных учреждениях; 262 Подробнее об организации системы организации советологических исследований и их структур см. материалы на сайте: http://petrov5.tripod.com/introduction. htm.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

179

• каждый второй интересовался послереволюционным периодом истории СССР. Из них 377 докторов были выпущены Гарвардским университетом, 288 — Колумбийским, 212 — Калифорнийским (Беркли, ЛосАнджелес), 161 — Висконсинским, 155 — Чикагским, 100 — Йельским, 99 — Пенсильванским, 91 — Стэнфордским263. Методологические подходы западных историков к СССР можно свести к трем парадигмам: тоталитарной (М. Малиа, Р. Пайпс, Р. Суни), модернизационной (Т. Парсонс, Л. Хеймсон и др.) и имперской (Р. Пайпс). Все три складывались задолго до 1991 г., на их формирование повлияли идеологические дебаты в Западной Европе и США в годы «холодной войны» и социально-политический контекст советологии как дисциплины264. Периодизация советологии представляется еще не отработанной темой российской историографии. Ясно, что развитие советологии происходило и в рамках внутреннего состояния западных стран под воздействием внешних факторов, и в ходе изменения самого «объекта» интереса советологии — СССР. Вместе с тем все-таки можно схематично обозначить основные вехи развития советологии, руководствуясь такими факторами, как методологические концепции преобладания в исследованиях и изменения самого объекта: 1. Межвоенный период — время предсоветологии. В это время первое поколение западных историков больше внимания уделяло изучению дореволюционного опыта Российской империи, число самих исследователей составляло не больше дюжины. Конечно, в этот период огромный вклад в россиеведение внесли русские эмигранты (философы, литераторы, историки, правоведы и др.). Но эта часть россиеведения — отдельная исследовательская тема, и в нашем обзоре мы ее не касаемся. 2. Период 1940–1960-х гг. В это время формировалась «классическая советология» — комплекс знаний о СССР и его союзниках — социалистических странах, как идеологических противниках Запада в ходе противостояния в условиях холодной войны. Одним из основателей советологии был историк-международник и дипломат Джордж Фрост Кеннан (р. 1904). В 1934–1938 гг. он был первым секретарем, а в 1945–1946 гг. — советником посольства США в Москве. За годы работы в СССР Кеннан стал ярым противником сталинской системы, убежденным в невозможности сотрудничества с ней. В 1947–1949 гг. 263 Составлено на основе данных Петрова (http://petrov5.tripod.com/introduction.htm). 264 Рибер А. Изучение истории России в США // Исторические записки. Т. 3 (121). М., 2000.

180

Раздел II. Феномен западной советологии

он возглавлял отдел Государственного департамента США по планированию внешней политики и сыграл заметную роль в разработке плана Маршалла. Кеннан — автор внешнеполитической доктрины «сдерживания», изложенной в так называемой длинной телеграмме Кеннана в адрес государственного секретаря США (февраль 1946 г.) и развитой позднее в широко известной статье «Истоки советского поведения», опубликованной за подписью «X» в июльском номере журнала «Форин афферс» за 1947 г. Позднее Кеннан пересмотрел свои взгляды на возможность сотрудничества с СССР265. Одновременно происходило становление советологии в качестве академической дисциплины, шло создание инфраструктуры «российских и советских исследований». Только историков, специализировавшихся на советской истории и восточноевропейской проблематике, в США в 1952 г. насчитывалось почти три сотни, к 1953 г. — 1085 специалистов. С 1950 по 1962 г. было защищено около 1000 диссертаций о России и Советском Союзе266. В это время концептуально оформилось «тоталитарное» направление советологии, в разработке которого участвовали Х. Арендт, Дж. Армстронг, К. Фридрих, З. Бжезинский, Л. Шапиро, С. Хантингтон, Р. Пайпс и др. Основные признаки тоталитаризма как политического режима советологами были сформулированы в работе «Тоталитарная диктатура и автократия», написанной З. Бжезинским и К. Фридрихом в 1956 г. Они характеризовали советское общество как закрытое, а государство — как «оплот зла». Центральным вопросом тоталитарной школы советологии был сталинизм, его генезис, составляющие компоненты, место и роль в советской истории. Так как англо-американские исследователи начали научное изучение сталинского периода значительно раньше своих советских коллег, они первыми стали использовать и термин сталинизм. Первым по отношению к политике Сталина этот термин употребил в 1931 г. В. Дюранти — московский корреспондент газеты «Нью-Йорк Таймс». Широкое распространение термина в академических кругах началось в 1950-е гг. В 1960-е гг. по поводу его употребления начались дискуссии в советологии. Вопрос о расширительном и узком толковании термина (соответствующем времени нахождения Сталина у власти в 1929–1953 гг.) стал ключевым для советологии. Часть специалистов посчитали возможным раздвинуть границы понятия сталинизма как за пределы Советского Союза, так и за время сталинского правления, и он приобрел значение синонима коммунистического режима вообще. 265 Кеннан Дж. Истоки советского поведения // США: экономика, политика, идеология. 1989. № 12. 266 См.: Perkins D., Snell J. The Education of Historians in the US. N.Y., 1962. P. 31.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

181

Тоталитарная школа, как и впоследствии ревизионистская, была внутренне представлена и «правыми», и «левыми» течениями. В последнем важную роль играли бывшие сторонники того или иного направления марксизма. Среди них М. Истман, Б. Вольф, С. Хук, Д. Макдональд, которые считали сталинизм более реакционным, чем германский фашизм. Б. Вольф, например, заявил в 1962 г., что Советский Союз существовал дольше, являлся более тоталитарным, власть Сталина и его наследников была более абсолютной, чистки — более кровавыми, всеохватывающими и продолжительными, концентрационные лагеря — большими, чем то, о чем Муссолини мог мечтать или Гитлер — представлять. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что эти подходы к оценке сталинизма в советологии были адекватны оценкам Л. Троцкого, высказанным еще в 1930-х гг. Среди тех, кто в наибольшей степени был близок к троцкистскому взгляду на сталинизм, был американский советолог И. Дойчер, который к тому же был убежден, что в своих основных чертах сталинизм являлся продолжением ленинизма. Советологическая литература о Сталине и сталинизме составляет сотни книг и еще большее количество статей. Р. Конквест использовал для их обозначения специальный термин «сталинология». Для советологов Сталин был основным объектом изучения на протяжении всего существования советологии периода существования СССР. Даже большинство книг, написанных о Ленине, на самом деле являлись книгами о Сталине. Тогда же сформировалась концепция командной экономики СССР. Термин «командная экономика» был введен в употребление в 1963 г. американским советологом Г. Гроссманом, его соотечественник Р. Кэмпбелл разработал «общую теорию административной экономики». Р. Гринслейд пришел к выводу о том, что рост советской экономики может быть объяснен и понят лишь в рамках «теории бюрократизма». В сфере экономической истории социализма ряд советологов рассматривали экономику СССР как одну большую корпорацию, для которой характерен экономический дефицит, о котором начались дискуссии в США в 1980-е гг. (Я. Корнаи) и всеобщая разбалансированность (Р. Порте, В. Брабант). Представители тоталитарной школы рассматривали советскую экономику как нереформируемую командную систему, как некий монолит, который невозможно изменить, а следовательно, преувеличивали степень стабильности и мощи СССР, которые, по их мнению, держались на военной силе. Поскольку советологические исследования были востребованы властью, они влияли на полити-

182

Раздел II. Феномен западной советологии

ку Запада в отношении СССР. Так, концепция нереформируемости СССР (консервативное направление) служила обоснованием жесткого курса Запада в отношениях с СССР, усилением гонки вооружений, стремлением оказать идеологическое и политическое давление на Советский Союз, ограничением экономических и научно-технических связей с ним. Развитие «тоталитарного» направления советологии продолжалось до середины 1980-х гг. 3. 1970-е–1980-е гг. В это время произошли серьезные структурные преобразования в организационной сфере советологии, укреплена ее финансовая база. По официальным данным, в конце 1960-х — начале 1970-х гг. на нужды развития, как назывались в западном мире советики и россики, из различных западных фондов ежегодно поступало в среднем около 60 млн долларов. К середине 1980-х гг. около 3000 человек занимались советской историей. В США насчитывалось 150 советологических учреждений, среди них — крупные исследовательские институты, десятки центров, кафедр, организаций и изданий. Аналогичные учреждения сформировались и в Англии, ФРГ (в этой стране их было 90, и они назывались «Остфоршунг» — «изучение Востока»), Франции и др.267 Только англоязычных периодических изданий по советологии насчитывалось до 400. Среди них «Проблемы коммунизма» (орган Информационного агентства США), «Русское обозрение» (орган Гуверовского института) и др. В этот период были пересмотрены программы деятельности советологических центров, частично изменена их структура, внедрен принцип сравнительного исследования социалистических стран. На основе сравнительного метода исследований были перестроены программы Гарвардского университета, Института исследования Китая и СССР, Университета Дж. Вашингтона. Параллельно начали создаваться советологические учреждения, нацеленные на сравнительное изучение отдельных проблем развития социалистической системы, а именно — международных отношений СССР и других социалистических государств, правовых и национальных проблем (Институт по исследованию религии, Юго-Западный университет коммунизма, Институт по изучению социальной системы образования и др.). В содержательном плане это было время, когда заявило о себе так называемое ревизионистское направление в советологии. Возникновение этого направления было обусловлено несколькими 267

Кашлев Ю. Б. Идеологичесая борьба или психологическая война? М.: Политиздат, 1986. С. 22.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

183

обстоятельствами. Во-первых, в советологию пришли молодые историки, которые привнесли в эту дисциплину новые концепции и подходы, такие как структурализм, бихевиоризм, ряд холистских моделей, объяснявших политические процессы через действия социальных сил и политических институтов, конфликты и борьбу между ними. Во-вторых, тоталитарная концепция, применяемая советологами в отношении СССР, уже не могла удовлетворить наиболее взыскательных исследователей в силу значительных перемен, происходивших в это время в Советском Союзе и социалистических странах. В-третьих, в самом западном мире наметились перемены. В правящих кругах США были признаны неэффективными послевоенные доктрины «сдерживания» и «отбрасывания коммунизма». Дж. Кеннеди в своей книге «Стратегия мира» назвал эти доктрины «ловушкой» и «заблуждением». На смену им пришла стратегия «деидеологизации», теоретиками которой стали Д. Белл, Р. Арон, У. Ростоу, З. Бжезинский, Р. Такер, А. Инкенлес, Т. фон Лауэ. Немного позднее в нее влились Дж. Хаф, А. Даллин, М. Левин, С. Коэн, Ш. Фицпатрик, А. Рабинович и др. Многие из них были академическими учеными. Ревизионисты попытались пересмотреть однозначно черные оценки СССР в рамках тоталитарной школы и увидеть сложные противоречивые явления в обществе СССР. Они разрабатывали теорию конвергенции, полагая, что в ходе своего развития и успехов научно-технического прогресса (НТР) страны социализма примут ценности западной демократии. Концепции ревизионистов, исходившие из неизбежности эволюции и трансформации советской экономической системы, во многом обусловливали внешнюю политику Запада, ориентируя ее на военную, политическую и идеологическую разрядку, на расширение экономических и других отношений. В начале 1980-х гг. в связи с обострением отношений между СССР и США в политологических центрах Запада советологи вновь возвратились к теме тоталитаризма268. Дискуссии между представителями обеих концепций проходили в рамках развития методологических подходов, вырабатываемых западной исторической наукой, в частности теорий смены стадий экономического роста, известных как «общество услуг» (К. Кларк), «индустриальное» и «новое индустриальное общество» (П. Друкер, Р. Арон, Дж. К. Тэлбрейт), «общество массового 268

Сеймел М. Г. Кризис авторитета власти в странах Восточной Европы: пер. с нем. Штутгарт, 1982.

184

Раздел II. Феномен западной советологии

потребления», перерастающее в общество «поиска нового качества жизни» (У. Ростоу), в дальнейшем — как переход к «постиндустриальному», «технотронному», «информационному обществу» (Д. Белл, З. Бжезинский, Й. Масула). Эти теории получали все большее распространение в интеллектуальных кругах Запада, способствовали более объективному анализу советской экономики и политики.

II. Советская система советологических исследований в СССР 1. Организационные структуры изучения советологии. Советологические исследования рассматривались властью СССР как часть антисоветской программы западных государств по дискредитации советского режима и входили в перечень запрещенных изданий. Для анализа антисоветологичекой литературы, выходившей в СССР, важны две проблемы: 1) организационные формы антисоветологии в СССР; 2) идеологические основания при выработке принципов критики западной историографии (советологии). Критика буржуазной историографии — так назывались работы советских обществоведов по советологической проблематике — была составной частью советского обществоведения, причем наиболее политизированной, напрямую связанной с марксистсколенинской идеологией и внешней политикой СССР. Направленность и острота этой критики четко зависели от общих партийных установок в отношении западных государств, соотношения в них разных политических сил и идеологических пристрастий авторовсоветологов. Критики советологов советскими обществоведами менялась в зависимости от провозглашаемого в тот или иной период курса СССР и оценок, публично озвучиваемых на партийных съездах, в официальных заявлениях первых лиц государства, в других документах КПСС. Антисоветологическая проблематика присутствовала в той или иной степени в информационном пространстве СССР как пропагандистская мера, направленная на подержание режима и обоснование внутренней и внешней политики советского государства. Само информационное пространство формировалось в рамках иерархической структуры власти.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

185

Таблица 1 Информационное пространство в СССР (идеологический разрез) Политбюро От 8 (в начале 1920-х гг.) до 25 (в 1970-х гг.) членов ЦК КПСС Наибольший по численности состав ЦК КПСС (412 членов) был избран на XXVIII съезде КПСС в 1990 г. Секретариат ЦК В составе: Генеральный (или Первый) секретарь ЦК, секретари ЦК

В соответствии с направлениями работы секретари ЦК возглавляли те или иные отделы ЦК ВКП (б) — КПСС (являлись заведующими отделами) или, не возглавляя отдел, координировали работу нескольких отделов. Как правило, один секретарь курировал культуру, науку, образование, СМИ. Во (В те?) времена существовал принцип, что секретарь по идеологии — это второй секретарь в иерархии секретарей. Этот пост долгие годы занимал М. А. Суслов. Отделы В 1980-е гг. — 27 отделов

Международный отдел

Отдел информации

Отдел культуры

Отдел международной информации

Отдел науки и учебных заведений

Сектора

Сектора

Сектора

Сектора

Сектора

Система референтов и помощников Институты при ЦК КПСС (имели филиалы в республиках)

Институты АН СССР (были во всех республиках), других структур

186

Раздел II. Феномен западной советологии

1. Институт марксизмаленинизма при ЦК КПСС

1. Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО)

2. Академия общественных наук при ЦК КПСС

2. Институт США и Канады

3. Высшая партийная школа (ВПШ) 3. Институт экономики АН СССР при ЦК КПСС 4. Институт общественных наук при ЦК КПСС (1956 г.)

4. Институт философии АН СССР (с 1936 г.)

5. Институт научного атеизма (1964 г.)

5. Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН), создан в 1969 г. 5. Институт государства и права (с 1960 г.) 6. Институт славяноведения и балканистики (с 1968 г.) 7. Институт востоковедения (с 1930 г.) 8. Институт Африки (с 1959 г.) 9. Институт Латинской Америки (с 1961 г.) 10. Институт Дальнего Востока (с 1966 г.) 11. Институт международного рабочего движения (с 1966 г.) 12. Институт военной истории (в системе Министерства обороны СССР) (с 1967 г.) Главлит

Издательства ЦК КПСС союзного значения (республиканские издательства при ЦК КП республик, партийные зональные и областные издательства)

Издательства АН СССР, других учреждений

1

2

1. Политиздат — Издательство политической литературы ЦК КПСС (1963 г.).

1. «Наука»

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

187

Окончание табл. 1

2

2. «Коммунист» (в составе Госиздата) 2. «Прогресс» (основано на базе с 1918 г. Издательства иностранной литературы) 3. «Правда» 3. «Просвещение» 4. «Известия»269

4. «Мысль»

Журналы КПСС союзного значения (республиканские журналы при ЦК КП республик, партийные зональные и областные журналы)

Журналы АН СССР, другие общественнополитические журналы

1. «Коммунист» 2. «Вопросы истории КПСС» 3. «Агитатор» 4. «Партийная жизнь» 5. «Политическое самообразование» С 1958 г. — бюллетень «Новые книги за рубежом по общественным наукам»

1. «История СССР» 2. «Наука и жизнь» 3. «Вопросы истории» 4. «Новая и новейшая история» 5. «Вестники» (МГУ, других вузов СССР) 6. «Вестник АН СССР»

Газеты союзного значения (республиканские газеты при ЦК КП, Совмине СССР, других органах власти; республиканские, партийные, зональные и областные газеты)

1. «Правда» 2. «Социалистическая индустрия» 3. «Советская культура» 4. «Экономическая газета» 5. «Советская Россия» (орган ЦК КПСС, Верховного Совета и Совмина РСФСР)

Характер критики советологии в соответствии с такой структурой информационного пространства регламентировался на верхних этажах власти, где задавался основной вектор внешних отно269 Существовала огромная сеть серии: «Комсомольская печать», «Профсоюзная печать», «Военная печать», «Пионерская печать». Сюда же входили система радио- и телевещания и проч.

188

Раздел II. Феномен западной советологии

шений с Западом и внутреннего развития советского общества. Но эффективность антисоветологической деятельности советских специалистов на всех уровнях информационного пространства зависела от их знаний самого предмета этой критики — Запада. К началу 1950-х гг. для советской политической элиты стал очевидным тот факт, что она плохо понимает западный мир, что закрытость советского общества в предшествовавший период оказала пагубное влияние на развитие страны. Возможности сохранять status quo в мировом сообществе в новых исторических условиях были поставлены в зависимость от информированности советской элиты об идеологическом противнике — Западе и от борьбы с ним адекватным современности пропагандистским языком при сохранении марксистско-ленинской парадигмы развития. Иными словами, была признана необходимость «подтянуть официальную идеологию к международному уровню и требованиям современности»270. С этой целью советское руководство предприняло беспрецедентные усилия по созданию сети информационных и аналитических структур, которые начали серьезную работу по сбору и анализу различных сведений о Западе. Все структуры можно разбить на несколько групп. Первая группа была представлена гуманитарными институтами при ЦК КПСС (см. табл. 1). Это Академия общественных наук при ЦК КПСС (АОН), Институт общественных наук при ЦК КПСС, работавший в закрытом режиме. Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (ИМЭЛ). Сотрудники этих учреждений располагали наибольшими информативными возможностями, так как получали для ознакомления различные закрытые цензурой издания. Более низкие ступени и по интеллектуальному потенциалу, и по возможностям работы с информацией занимали партийные школы, институты при комсомоле (например, Институт молодежи). Вторая группа была представлена институтами системы Академии наук СССР. Крупнейшие из них — ИМЭМО, ИСКАН, Институт международного рабочего движения (ИМРД). Все институты АН финансировались из государственного бюджета (объем финансирования не был предметом гласности), располагали штатом сотрудников в 200–400 человек, были достаточно самостоятельны в выборе исследовательских задач. Эти институты имели собственные издания, библиотеки. Руководство многими из них в разные 270

Зудин А. Ю. «Культура имеет значение»: к предыстории российского транзита // Мир России. 2002. № 3. С. 122–158.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

189

периоды истории осуществляли ученые — члены ЦК КПСС (например, Г. Арбатов — директор ИСКАН, А. Яковлев — директор ИМЭМО и др.). По мере усложнения мирового сообщества и новых процессов в экономике и политике в Академии наук создавались специализированные институты: Институт экономики мировой социалистической системы (ИЭМСС), Институт Латинской Америки, Институт Африки, Институт Дальнего Востока, Всесоюзный институт системных исследований Государственного комитета по науке и технике и Академии наук СССР (директор Д. М. Гвишиани), в котором изучались закономерности развития социалистического хозяйственного механизма, сравнительный анализ экономических реформ социалистических стран. Все эти структуры в той или иной мере занимались аналитической работой, располагали информацией зарубежного характера об СССР и странах социализма. Информированности научных сотрудников академических институтов содействовали не только доступность к закрытой литературе, но и знание иностранных языков, контакты с коллегами западного мира. В течение нескольких десятилетий из их числа формировался корпус референтуры для отделов ЦК КПСС и секретарей ЦК, создавались «мозговые центры» по разработке партийных документов и концепций, пополнялся штат партийных издательств, журналов, газет, других СМИ. Именно в стенах этих институтов на базе критики буржуазной философии, истории, советологии и т. д. зарождалась реформаторская идеология, способствовавшая ревизионизму в рамках «генеральной линии КПСС». Третья группа была представлена структурами по реферированию информации. Это Всероссийский институт научной и технической информации (ВИНИТИ) и особенно Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН). Его создание в 1969 г. было подготовлено опытом ВИНИТИ. АН СССР предприняла попытку преодолеть разрыв между информационной деятельностью и библиотечным обслуживанием в гуманитарных науках. ИНИОН стал мощным каналом распространения знаний об СССР, вырабатываемых западными гуманитарными науками. В издании его 12 нецензурированных ежегодных реферативных журналов по общественным наукам, сборников и аналитических обзоров по общим и конкретным темам философии, истории, методологии, социологии и проч. принимали участие наряду с сотрудниками десятки молодых выпускников гуманитарных вузов. Это создавало новую ин-

190

Раздел II. Феномен западной советологии

формационную среду для формирования теоретической основы освоения западных идей и меняло идеологические установки советских исследователей. Обработкой советологической литературы занимались переводческие организации. В 1950-е гг. это бюро переводов ВИНИТИ, позднее — созданный на его базе Всесоюзный центр переводов научно-технической литературы и документации (ВЦП). Центр занимался научной работой, координацией переводческой деятельности в стране и комплектованием библиотек неопубликованных переводов. К советологической тематике имели отношение Агентство печати «Новости» (АПН), Советский комитет защиты мира, Комитет молодежных организаций, Советский комитет солидарности со странами Азии и Африки и др. Эти структуры выполняли пропагандистские функции: доказать преимущества советского строя западному читателю. Но при этом они располагали большими объемами разнообразной критической информации о советском обществе и советском режиме. Западные представления об СССР проникали по каналам спецслужб СССР — КГБ, ГРУ и др. В их арсенале (как и на Западе) были собственные средства и силы для получения информации и разработки специальных отделов академических институтов, например, секретный отдел Института социологии АН, находившийся в двойном подчинении (КГБ И АН СССР)271. Таким образом, в СССР существовала достаточно разветвленная организационная система изучения советологических исследований, представленная сетью партийных и научно-исследовательских институтов, специальных структур в СМИ и спецслужбах. Она имела государственный статус и выполняла функции защиты официальной идеологии советского государства от влияния немарксистских, с точки зрения режима, идеологий. Такую же функцию выполняло и другое советское ведомство в СССР — Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит). Главлит на протяжении советской истории подчинялся различным инстанциям в советской системе власти, но высшей контролирующей инстанцией над ним была КПСС в лице Идеологического отдела ЦК КПСС, Отдела пропаганды, Отдела науки. Они строго следили за поступавшей из-за рубежа обществоведческой 271

http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/Documents/iksi_establish.html.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

191

литературой, а также за отзывами на Западе по поводу закрытости СССР272. Задачи Главлита с первых лет существования определялись Декретом СНК от 6 июня 1922 г. как задачи «стоять на страже политических, идеологических, военно-экономических и культурных интересов Советской страны». Главлит выполнял функции предварительного и последующего контроля над издательской деятельностью в стране в целом, за исключением хозяйственных вопросов, финансовых и торговых. Главлит был инструментом советской цензуры — явления сложного, имеющего самостоятельную научно-исследовательскую проблематику. Советологическая литература рассматривалась Главлитом как подцензурная, и ее отбор, ввоз в страну, переводы, издания, распространение, рецензирование находились в поле зрения многочисленных разностатусных цензоров Главлита. Но совсем отказаться от зарубежных изданий советская власть не могла по политическим соображениям, так как и во внутренней, и во внешней политике не могла отказаться от учета зарубежного общественного мнения. Зарубежное общественное мнение интересовало советскую политическую элиту с первых лет советской власти. В 1917 г., наложив запрет на множество зарубежных и оппозиционных изданий Декретом о печати, введя Революционный трибунал печати (1918 г.), имевший право конфисковать типографии и репрессировать неугодных власти издателей, советские лидеры во главе с В. И. Лениным фактически ввели жесткую цензуру. Однако само руководство начиная с 1920-х гг. систематически знакомилось с зарубежными изданиями. Оперативные сводки позволяли ему следить за настроениями эмиграции, изменениями в расстановке политических сил и отвечать на антисоветские выпады в отечественной и зарубежной прессе, влияя таким образом на общественное мнение в СССР и за его пределами. В 1930-е гг. различные ведомства СССР также отслеживали содержание основных политических изданий за рубежом, формировали списки эмигрантских газет и журналов, обязательных для оз272

Изучение истории советской цензуры стало одной из тем советологов (Г. Свейз, М. Фридберг, М. Т. Чолдин и др.). Большинство их трудов было посвящено контролю КПСС и советской власти над советской и переводной литературой, творчеством писателей и поэтов. Усиление внимания к проблемам цензуры со стороны советологов послужило появлению в СССР диссидентов, публикации рукописей «самиздата», произведений «тамиздата» в США и Европе. В 1969 г. в Лондоне был организован первый симпозиум о советской цензуре, в 1983 г. в Вашингтоне проведена конференция «Советское руководство творчеством и интеллектуальной деятельностью» и позднее — серия Международных Сахаровских чтений.

192

Раздел II. Феномен западной советологии

накомления руководством СССР. Регулярно издававшиеся с 1927 г. Информационным и Секретным отделами ЦК ВКП(б) «Сводки белоэмигрантской прессы», «Бюллетени заграничной печати», «Бюллетень оппозиции» (1929–1941 гг.), бюллетени о работе органов Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала (ИККИ) и компартий в период с 1927 по 1934 г. содержали разностороннюю информацию о событиях за рубежом и в СССР. Система секретности информации развивалась параллельно с системой специальной доступности информации в основном посредством деятельности того же Главлита. Еще в 1919 г. в целях создания в РСФСР единого государственного аппарата печатного слова был основан Госиздат, а в его структуре — Политотдел. Сотрудники его стали называться политредакторами. На базе этой структуры и возник Главлит — жесткая иерархическая система в союзных и автономных республиках, в округах — окрлиты, в районах — райлиты, в городах — горлиты и, наконец, на местах — политредакторы. Официально учреждения Главлита находились при исполкомах, фактически подчинялись высшим партийным органам. Главлит регулировал всю издательскую и библиотечную деятельность в СССР, формировал редакционно-издательские планы, утверждал их в соответствующих отделах ЦК и следил за их выполнением. Контроль Главлита над издаваемой литературой был многоаспектным, организационно включал разветвленный штат сотрудников различного научного профиля. 2-й отдел Главлита. Зарубежная литература находилась в ведении 2-го отдела Главлита. Контроль за ее ввозом осуществлялся через уполномоченных Главлита при государственных и общественных организациях, телеграфных агентствах, на почтамтах и таможнях. Число уполномоченных при каждом учреждении устанавливалось, назначалось и смещалось Главлитом. Большей частью уполномоченные Главлита были одновременно заведующими издательств. В контроле за печатной продукцией обязаны были участвовать и типографские работники — коммунисты. При ввозе иностранной литературы сначала она проходила строгий досмотр на границе, затем шел ее отбор по разным каналам. Все зарубежные издания делились на две большие категории: для общего пользования — к открытому распространению в магазины, библиотеки и т. д. — и к закрытому — для пользования в зависимости от статуса пользователя и предназначения его обращения к зарубежной литературе. Первый канал — перевод. В 1930-е гг. существовали генеральные ограничения — списки с перечнем закрытых зарубежных из-

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

193

даний, не предназначавшихся для переводов и публикаций. В них, например, входило более 400 ведущих политических западных газет, все эмигрантские издания за рубежом. О масштабах ввоза иностранной литературы свидетельствуют, например, такие цифры. За 1928 г. было ввезено в РСФСР книг на иностранных языках (за исключением технических книг) 55 400 экземпляров, журналов и газет — 250 948 экземпляров. Из них по разным причинам было задержано Главлитом книг 3098 экземпляров (5,5%), журналов и газет — 19 718 экземпляров (7,8%)273. Второй канал — классификация зарубежной литературы по степени секретности содержавшейся в ней информации и определение ее либо в общедоступные структуры (библиотеки и магазины), либо в спецхраны. На этом уровне часть советологической литературы попадала в профильные структуры реферирования. В 1946 г. было создано Издательство иностранной литературы, редакции которого занимались этой работой. Г. Арбатов вспоминал, что после окончания факультета международных отношений МГУ в течение четырех лет работал в нем и имел возможность читать американскую, английскую, немецкую политическую литературу, с тем чтобы отобрать наиболее интересную для переводов и реферирования в «закрытых» (предназначенных для руководства) изданиях274. Впоследствии работа по реферированию зарубежной литературы начала концентрироваться в редакциях созданного в 1963 г. на базе Издательства иностранной литературы издательства «Прогресс». Особой функцией издательства была деятельность по подготовке к изданию на русском языке небольшими тиражами советологической литературы под грифом «Для служебного пользования» (ДСП). В библиотеке РГГУ сохранился комплект такой литературы, не уничтоженной согласно правилам Главлита. В списке насчитывается более 500 экземпляров монографий и сборников статей зарубежных авторов. К сожалению, этот комплект в начале 2000-х гг. был разукомплектован, и теперь изучение советологических исследований, предназначенных для советской элиты, сопряжено с большими затратными поисками по каталогам библиотеки. Тем не менее выборочный список книг из этого комплекта весьма показательно свидетельствует о больших информационных возможностях советской элиты понимать и знать своих идеологических противников: 273 274

Валитов О. К. Печать и цензура. Уфа, 1995. С. 79. Арбатов Г. Человек системы. Вагриус, 2002. С. 46.

194

Раздел II. Феномен западной советологии

Форбнд Л. Сосуществование и разрядка. Надежды или опасность? 1968. Киркпатрик Лимон. Подлинное ЦРУ. 1969. Великий вызов. СССР — США. 1969. Т. 1. Вып. 1. Вып. 2. Т. 2. Вып. 1. Вып. 2. Будущее советского общества. 1970. Вып. 1. Вып. 2. Бжезинский З. Между двумя веками: Роль Америки в эру технотроники. 1972. Матти Голан. Секретные переговоры Генри Киссинджера: поэтапная дипломатия на Ближнем Востоке. 1976. Некоторые проблемы мировой политики последней четверти ХХ века. 1976. Рюль Л. Путь России к мировой державе. 1982. Переоценка атомной энергетики: сборник материалов зарубежной печати. 1988. Что касается спецхранов, то история их возникновения относится к началу 1920-х гг., когда согласно специальному постановлению СНК 30 июня 1920 г. Книжная палата стала в обязательном порядке получать секретные эмигрантские газеты и журналы. В 1922 г. по инициативе Л. Троцкого в секретные отделы библиотеки Румянцевского музея и Петроградской Публичной библиотеки стали поступать конфискованные книги, изданные без разрешения цензуры. В 1923 г. спецхраны переходят в ведение Главлита и Главполитпросвета. В сталинские времена правила ужесточаются, в спецхраны отправляются издания, в которых каким-то образом упомянуты имена «врагов народа» (хотя бы и потому, что книга напечатана в Типографии им. Троцкого). В 1958 г. 2-й отдел Главлита отправил в спецхраны 6 млн экземпляров книг, «содержащих антисоветские и антисоциалистические материалы». Существовало четыре степени ограничений (Списки 1с, 2с, 3с и 4с.). Согласно этим Спискам все учреждения подразделялись на категории и получали определенный комплект зарубежных изданий. Всю зарубежную литературу получали ЦК партии, Комитет госбезопасности, Библиотека им. В. И. Ленина (спецхран) и ИНИОН. В Список 2с уже не попадала часть литературы — одиозные материалы, посвященные лидерам Советского Союза, партийным разногласиям и т. п. Список 3с был с еще большими ограничениями, а Списком 4с пользовались в основном НИИ, Академия наук.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

195

С 1970-х гг. возможности гуманитариев пользоваться спецхранами были достаточно велики. Об этом свидетельствуют следующие данные о количестве читателей в спецхране АН СССР275: 1973 г. — 311; 1974 г. — 290; 1975 г. — 202; 1976 г. — 265; 1977 г. — 259; 1978 г. — 205; 1979 г. — 205; 1980 г. — 246; 1981 г. — 323; 1982 г. — 358; 1983 г. — 386; 1984 г. — 380; 1985 г. — 491; 1986 г. — 428; 1987 г. — 474; 1988 г. — 220; 1989 г. — 214; 1990 г. — 214. В годы перестройки в СССР начался интенсивный процесс возвращения зарубежных изданий из спецхранов в открытые фонды. Была создана специальная комиссия для пересмотра списков. В 1988 г. из спецхранов в отрытый доступ было переведено 7930 изданий. Советологическая литература на протяжении всего периода перестройки становилась доступной для широкого круга читателей. Однако данные о количестве читателей спецхранов в сравнении с общим числом всех читателей в одной из ведущих библиотек научного профиля — Библиотеке Академии наук — показывает, что они составляли всего около 1%: Годы 1984 1985 1986 1987

Читатели ЦС БАН 41 930 43 484 42 425 40 805

Читатели ОСФ 386 (0,921%) 491 (1,129%) 428 (1,033%) 474 (1,162%)

Окончательно спецхраны были ликвидированы одновременно с цензурой в связи с выходом Закона о печати и других средствах 275

Лютова К. В. Указ. соч.

196

Раздел II. Феномен западной советологии

массовой информации276, а все книги были переданы в общие фонды. В настоящее время бывшие спецхраны, как правило, превращены в отделы литературы русского зарубежья (сохраняя в обиходе прежнее название).

III. Критика советологии в системе советской пропаганды и советских гуманитарных наук Критика советологии в Советском Союзе осуществлялась на двух уровнях: пропагандистском и академическом. Пропагандистский уровень был представлен системами контрпропаганды, осуществляемой советскими средствами массовой информации и партийного образования. С начала советской власти советский пропагандистский аппарат включал в себя за рубежом контролируемую большевиками и их агентами прессу, информационные бюро, а также идеологические центры, занимавшиеся в том числе печатной пропагандой. В число информбюро, или бюро печати, о необходимости создания которых в 1921 г. говорил В. И. Ленин, входили германское телеграфное агентство Стиннеса «Телеграфен-Унион», Газетное бюро братьев Петерман, подконтрольный Исполкому Коминтерна Инпрекорр (еженедельный бюллетень «Интернационале Прессе Корреспондент» (Инпрекорр) и одноименное агентство печати (ИККИ). В конце 1920-х гг. сбором и предоставлением иностранной информации занимались также иностранный отдел ТАСС (ИноТАСС), Профинтерн и Международный аграрный институт. Просоветскую информацию за рубежом распространяли также печатные органы иностранных социалистических и коммунистических партий и Коминтерн. Концептуальную основу контрпропаганды составляли установки съездов КПСС, материалов пленумов, других партийных документов. Эти установки действовали вплоть до реформ М. С. Горбачева 1985–1991 гг. Даже на XXVII съезде КПСС (февраль — март 1986 г.) в политическом докладе ЦК советология и борьба с ней характеризовались следующим образом: «Изворотливости и беспринципности буржуазных пропагандистов должны быть противопоставлены высокий профессионализм наших идеологических работников, мораль социалистического общества, его культура, открытость информации, смелый и творческий характер нашей пропаганды. Нужна наступательность — и в том, что касается ра276

Горяева Т. М. Радио России: Политический контроль радиовещания в 1920-х — начале 1930-х годов. М., 2000. С. 76.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

197

зоблачения идеологических диверсий, и в доведении правдивой информации о реальных достижениях социализма, социалистическом образе жизни»277. Пропагандистская составляющая критики советологов достигла своего совершенства в 1980-е гг. Тогда появились специальные обществоведческие разработки, сделанные крупными советскими обществоведами в области марксистско-ленинской идеологии278. Показателен в этом отношении изданный в 1984 г. издательством «Мысль» курс лекций «Теория и практика идеологической работы», прочитанных в Академии общественных наук при ЦК КПСС в 1980–1983 гг. Общее редактирование этого почти 500-страничного тома принадлежало редакции научной и учебной литературы Академии, а в состав редакционной коллегии входили ведущие специалисты в этой области — Ж. Т. Тощенко, Л. Н. Пономарев, В. Ф. Правоторов и др. В книге два раздела специально посвящены западным теориям идеологии. В итоге констатировалось: «Буржуазные теории идеологии с самого начала были ориентированы на идеологическую борьбу против научного социализма в теории и против реального социализма на практике… Знать враждебные концепции… уметь их критиковать, разоблачать их антинаучную сущность — важнейшая задача пропагандистов и агитаторов, всех работников идеологического фронта»279. Представление о понимании конрпропаганды советскими идеологами может дать оглавление брошюры «Коммунистическая контрпропаганда: содержание и основные принципы»280: «1. Современная идеологическая борьба и задачи коммунистической контрпропаганды. 2. Коммунистическая контрпропаганда в идеологической деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса. 3. В. И. Ленин о коммунистической контрпропаганде. 4. Коммунистическая контрпропаганда — составная часть идеологической, политико-воспитательной работы КПСС. 5. Принципы коммунистической контрпропаганды. 6. Контрпропаганда в лекционной практике». 277

Материалы XXVII съезда КПСС. М., 1986. С. 88. См., напр.: Актуальные проблемы современной идеологической борьбы: учеб. пособие для системы партийной учебы. М.: Издательство политической литературы, 1986. 279 Теория и практика идеологической работы. Курс лекций. М.: Мысль, 1984. С. 142. 280 Федосеев А. А., Шикин Ю. М. Коммунистическая контрпропаганда: содержание и основные принципы. Л.: Знание, 1985. 278

198

Раздел II. Феномен западной советологии

Академический уровень антисоветологии был представлен институтами, издательствами и журналами Академии наук СССР. В предвоенное и первые послевоенные годы создание науки о Западе проходило под большим давлением идеологии сталинизма. Советская элита всерьез ожидала повторения Великого кризиса 1929–1933 гг., способного подорвать силы «исторически обреченного» капитализма, и в значительной степени оказалась заложницей собственной пропаганды, уверовав в декларируемые постулаты и не имея адекватных представлений об окружающем мире. После ХХ съезда КПСС (1956 г.) начались преобразования в обществоведческих науках и создание серьезных научных структур, функции которых включали в себя два противоречивых начала. С одной стороны, власти требовались достоверная информация, аналитические выкладки и объективные прогнозы. В этом ключе работали советские обществоведы, пытаясь создать реалистическую картину внешнего по отношению к СССР мира. В институтах АН СССР велись серьезные исследования мирохозяйственных и международно-политических проблем Запада (ИМЭМО), региональных проблем (ИСКАН), научно-международного рабочего движения (ИМРД) и др. Эта информация ложилась на стол сотрудников различных ведомств — от Политбюро, отделов ЦК до Совета Министров СССР и управлений различных министерств. Их деятельность включала в себя как информирование «директивных органов» о новейших тенденциях в мировой экономике и международных отношениях, так и анализ и прогнозирование развития этих тенденций281. С другой стороны, сотрудники всех научных учреждений были обязаны соотносить свои исследования с идеологическими установками и в рамках своих исследовательских интересов заниматься разоблачением «пороков капитализма», хотя эта деятельность носила вторичный характер. Объектом разоблачений выступали советологические работы в различных областях — экономике, истории, философии, юриспруденции и пр. Но на всех уровнях специалисты — критики западной историографии были включены в идеологический монолит власти, которая практически всегда использовала их для подтверждения правильности своих решений282. Принципы советской критики советологии. Понятие «советология» в СССР начало применяться к англо-американским работам 281

Черкасов П. П. ИМЭМО. Портрет на фоне эпохи. М.: Весь Мир, 2004. Зайцев Дм. Мозговые центры России. Интернет-журнал // http://www. novopol.ru/-mozgovyie-tsentryi-rossii-text449.html. 282

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

199

с 1960-х гг., хотя еще раньше в трудах различных авторов встречались неоднозначные варианты его перевода и трактовки: «советоведение», «большевизмоведение», «марксология», «россиеведение» и др.283 Советология рассматривалась в советском обществоведении в рамках истории СССР за рубежом, которая являлась для советской историографии далеко не однозначной. Существовала иерархия «идеологических» оценок. На первом месте по степени идеологической опасности для СССР стояли страны Запада во главе с США. Советология, ее официальная часть, рассматривалась советскими идеологами как главный идейный противник. Но в западных странах писали о Советском Союзе не только ярые антикоммунисты, но и коммунисты и социал-демократы. Ревизионисты в рамках советологии, например, были с точки зрения советской идеологии менее опасными противниками, чем сторонники тоталитарной школы исследований, и т. д. Не менее сложно относились советские исследователи — критики советологии к «своим» ревизионистам, т. е. к представителям обществоведческих исследований по СССР из стран социалистического блока, — тем из них, которые критиковали СССР с позиций «правильного» марксизма. Особая осторожность от советской историографии требовалась в отношении зарубежных историков, придерживавшихся идей западной социал-демократии (реформисты), еврокоммунизма и т. д. Исследования советологов в рамках общей проблематики истории СССР за рубежом рассматривались через призму холодной войны и трактовались как инструмент борьбы Запада с Советским Союзом и его сторонниками, а собственные оценки — как контрзадача «развенчать» фальсификаторов советской истории и советского строя как такового284. 283 См., напр.: Редлих Р. Очерки болыпевизмоведения. Франкфурт-на-Майне, 1956; Петров Е. В. Американское россиеведение: словарь-справочник // http:// petrov5.tripod.com/wellcome.htm; Он же. История американского россиеведения: курс лекций. СПб., 1998 // http://chss.irex.ru/db/zarub/view_bib.asp?id=36. 284 Якушевский И. Т. Диалектика и «советология»: Критический анализ советологической интерпретации диалектики. Л.: Наука, 1975; Мшкин (Мышкин?) Б. И. Советология: расчеты и просчеты. М.: Политиздат, 1976; Николаев П. А. Зловещий альянс: советология на службе психологической войны. Л.: Лениздат, 1980; Американские советологи: справочник. М., 1981; Антикоммунизм и советология: Критический анализ советологических концепций. Киев: Политиздат Украины, 1986; Буржуазная советология и пропаганда: Теории, стереотипы, установки. М.: 1987.

200

Раздел II. Феномен западной советологии

Официально борьба с «фальсификаторами» истории в СССР началась в 1948 г., когда вышла в свет брошюра «Фальсификаторы истории»285. В основу деятельности советского обществоведения по критике советологов был положен принцип партийности — «генеральная линия партии, обязательная для всех членов партии». Этот принцип господствовал во всех сферах культуры, общественных наук, в частности исторической науки, так как только за партией признавалось право интерпретации советской истории и реальностей современности. Методологические установки полемики с инакомыслящими, ставшие обязательными для советских обществоведов, своими корнями восходят к В. И. Ленину, который не стеснялся применять ненормативную лексику к своим политическим оппонентам, а в качестве аргументов использовал классовый подход и апелляцию к «истинному Марксу». В 1930-е гг. продолжателем разработки принципов критики политических оппонентов и антисоветских исследователей за рубежом выступил И. Сталин. В ряде статей [«О некоторых вопросах истории большевизма. Письмо в редакцию журнала “Пролетарская революция”» (1931), «Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР» (1934, в соавторстве с А. А. Ждановым и С. М. Кировым), «Замечания о конспекте учебника новой истории» тех же трех авторов, «Об учебнике истории ВКП(б)» (1937)] и «Кратком курсе истории ВКП(б)» (1938) он сформулировал информационное кредо в отношении не только истории страны, партии, философии и других общественных наук в СССР, но и принципов критики тех, кто его нарушал. «Аксиомы большевизма», зафиксированные Сталиным, не могли быть подвергнуты сомнению и не требовали новых доказательств. Сталин включил в политическую лексику слова и словосочетания «пошляк» и «перерожденец», «фальсификатор истории партии», «троцкистский контрабандист» и др. в своей борьбе против идей Л. Троцкого. Эта лексика стала господствующей в отношении советологии. Советский словарь критики советологов пополнялся на протяжении нескольких десятилетий. Обратный процесс происходил с самими текстами советологов. Цитаты из них ста285 Фальсификаторы истории. М.: ОГИЗ, Госполитиздат, 1948. (Историческая справка.) Тираж 500 тыс. экз. Брошюра была выпущена Совинформбюро тиражом 500 тыс. экз. в связи с изданием Государственным департаментом США в рамках их антисоветской программы сборника дипломатических документов «Nazi-Soviet relations, 1939–1941», который был недоступен широкой советской публике до конца 80-х гг. ХХ в.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

201

ли запрещаться в те же 1930-е гг., а редакторы, допустившие их в опубликованных статьях и монографиях, рассматривались как пропагандисты враждебных взглядов. Так случилось, например, с книгой «Третья империя в лицах» (Госполитиздат, 1937), в которой цитировалась автобиография А. Гитлера в книге «Моя борьба». Советские цензоры стали «облегчать» авторам и редакторам аргументацию в гуманитарных науках, не давая возможности ссылаться на слова тех, кого подвергали критике, на запрещенные произведения и др. Итогом эволюции принципов критики советологии стала выработанная к 1950–1960-м гг. система обществоведческих дисциплин под общей рубрикой «Критика современной буржуазной … (историографии, философии, социологии, политэкономии и т. д.)». Эта своеобразная дисциплина сосредоточивалась в созданных для нее отделах научных учреждений и на кафедрах соответствующих факультетов вузов и университетов. Сама степень критики советскими обществоведами представителей западной историографии дозировалась научной цензурой, которая существовала во всех академических изданиях СССР и подчинялась Отделу науки ЦК КПСС и одновременно — Отделу пропаганды ЦК КПСС. Корректировка критики осуществлялась на самых высших этажах власти. Парадокс ситуации состоял в том, что, являясь критиками буржуазных точек зрения на СССР, советские ученые становились и наиболее знающими эти точки зрения, со временем превращаясь в их хранителей, имея внушительные списки советологической литературы, информацию об авторах и т. д. Кроме того, поскольку большая часть текущей зарубежной литературы была недоступна читателям, статьи и книги, в которых она использовалась, имели большой успех независимо от того, были ли они критическими, реферативными или обличительными. К началу 1970-х гг. в СССР сформировалась мощная академическая среда со специализацией и профессионализацией обществоведческих знаний, хотя были и сугубо конъюнктурные работы, сделанные в исключительно пропагандистских целях286. Крупные журналы по истории — «Вопросы истории», «История СССР» и др. — имели рубрики «История СССР за рубежом» или тематические подборки по советологии. При этом в позднесоветский период значительно расширялась аргументация критики, использовались академические исследования, порой вполне обстоятельные по содержанию287. 286

http://www.new-innovations.ru. Общество без будущего. Факты, цифры, документы, свидетельства прессы о современном капитализме. М., 1979; Милитаризм. Цифры и факты. М., 1983. 287

202

Раздел II. Феномен западной советологии

В условиях конца 1970-х — начала 1980-х гг., когда между СССР и США начался поворот от разрядки к конфронтации, тон советских антисоветологических исследований стал более резким. «Американская администрация присваивала себе “право” вмешиваться во внутренние дела социалистических государств, давать оценку их внутреннему положению, применять “санкции”, наказывать суверенные государства»288. В конце 1970-х гг. вошел в употребление новый термин в пропаганде между США и СССР — «психологическая война». Правда, следует признать, что на Западе этот термин был далеко не нов. Он начал употребляться еще накануне Второй мировой войны гитлеровскими пропагандистами в виде тезиса «ведение войны духа». Среди подобных работ появились: «Военная обязанность духа» В. Блея (Мюнхен, 1935), «Ведение войны духа» майора А. Блау (Потсдам, 1937), «Готовность к ведению войны духа» К. Х. Рюдигера (Берлин, 1944). После войны идею и сам термин стали использовать американские пропагандисты. Показательно, например, «Пособие по ведению психологической войны» (У. Догерти, М. Яновиц. 1958). Для советского населения советология выступала лишь одной своей стороной — наиболее агрессивными и действительно политизированными работами некоторых зарубежных авторов, имена которых упоминались на страницах многотиражных газет и журналов исключительно в контрпропагандистском контексте, а аргументация сводилась к обобщенным характеристикам всего западного мира как враждебного и необъективного. При несомненных различиях между откровенно пропагандистскими статьями в СМИ и академическими статьями в научных изданиях общими были аргументы и доказательства идеологического свойства, а следовательно, из партийных источников и высказывания классиков марксизма. Типичный принцип критики советологов, допускавшийся в советских партийных инстанциях высшего статуса, выглядел следующим образом: «…(у советологов. — Н. Е.) в ход пускается целая система средств, рассчитанных на подрыв социалистического мира… при этом наши классовые противники учатся на своих поражениях, действуют все более изощренно и коварно» 289. 288 Актуальные проблемы современной идеологической борьбы: учеб. пособие для системы партийной учебы. М.: Издательство политической литературы, 1985. С. 80. 289 Материалы ХХVI съезда КПСС. М., 1981. С. 9. См. также: Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС. 14–15 июня 1983 г. С. 68.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

203

Примерная аргументация советскими идеологами западных советологов Западные советологи

Советская аргументация

«В стране не диктатура пролетариата, а диктатура КПСС…»

«В условиях развитого социализма, когда Коммунистическая партия стала партией всего народа, она отнюдь не утрачивает своего классового характера» (Материалы ХХV съезда КПСС. М., 1976. С. 63)

«В условиях НТР все страны конвергируют к новому типу общества… речь идет и об идеологическом сближении стран…»

«Безусловно, об идеологическом сближении научного коммунизма с реформизмом социал-демократов не может быть и речи» (Материалы ХХV съезда КПСС. С. 32)

«Идет сближение социальной и политической систем социализма и капитализма, в капиталистических странах происходит формирование «нового человека» — носителя внеклассовой идеологии…»

Отвергаем «любую политику и мировоззрение, означающее по существу подчинение рабочего класса капиталистической системе» (За мир, безопасность, сотрудничество и социальный прогресс в Европе. К итогам Конференции коммунистических и рабочих партий Европы. Берлин, 29–30 июля 1976 г. С. 32)

В совокупности блок советских работ по зарубежной литературе, посвященной советской истории, был сравнительно невелик, если обратиться к библиографии (см. Приложения 1–2). Периодизация. На советском академическом уровне критика западных исследований по советской истории велась в двух планах. Первый план — пропаганда советских ценностей путем дискредитации советологических исследований в глазах научной общественности. Аргументы этой критики в основном состояли из умело подобранных цитат классиков марксизма-ленинизма и партийных официальных документов. Такая «лаборатория» контрпропаганды уже с середины 1960-х гг. перестала работать эффективно, так как советское научное сообщество было слишком образованно и понимало, что сразить противника цитатами из Маркса, Ленина или очередного Генерального секретаря невозможно. Не воспринималась такая критика и оппонентами советских ученых.

204

Раздел II. Феномен западной советологии

Второй план — анализ аргументов, эффективности методов и прагматическое использование методологических наработок советологии. В какой мере в работах по советологии второй план присутствовал, решается весьма неоднозначно и сегодня. Специальные исследования по истории философии, социологии, экономики, проводившиеся в российских обществоведческих науках в последние годы, изобилуют признаниями о наличии такого плана в большинстве исследований советского времени. Появился даже термин «внутренний диссидент», т. е. специалист любого профиля, формально разделявший идеологические установки советского государства, но внутренне позитивно воспринимавший аргументацию идеологического противника. I. Конец 1940-х — 1950-е гг. В этот период в советской исторической науке интерес к советологии был невелик в силу крайней ограниченности доступа к западной литературе. Кроме того, поздний сталинизм не допускал в принципе серьезного отношения к западной обществоведческой мысли со стороны советских исследователей. Имел значение только социальный заказ со стороны государства, что достаточно наглядно просматривается в библиографии. Переводные издания советологов крайне редко появлялись на страницах советских журналов (см. Приложение 2). Их критика в советских изданиях была преимущественно критикой первого плана, т. е. пропагандистской290. II. 1960-1980-е гг. Как направление историографического типа антисоветология стала реальностью только в это время. В зарубежные библиотеки и центры по всему миру началась отсылка определенного количества экземпляров основных академических журналов издательства «Наука» АН СССР. Расширились научные контакты с западным миром, разрослась сеть спецхранов, редакции издательств стали усиленно заниматься переводами западной литературы по философии, истории, социологии. Общий образовательный уровень населения, языковая подготовка специалистов в вузах — все это подспудно содействовало распространению немарксистской мысли291. В это время в советской историографии по советологии начался систематический обзор зарубежной литературы. Были предприняты попытки оценить масштабы деятельности советологов по анализу СССР в советском академическом стиле292, наметилась тен290 Наглядное пособие по фальсификации «Иллюстрированная история России» // История СССР. 1950. № 5. 291 Литвак Б. Г., Покровский А. С. Поиски и заблуждения американского историка // История СССР. 1969. № 5. С. 198–202. 292 Диссертации по истории Советского Союза, защищаемые в США // Вопросы истории. 1974. № 6.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

205

денция обобщать и анализировать информативные возможности советологии. Ряд специальных работ этого времени был посвящен обзорам советологических исследований и их источниковой базе293. На протяжении 1960–1980-х гг. число переводных публикаций и их критики в советской историографии непрерывно возрастало (см. Приложение 1). В это время сложилась тематическая структура зарубежной историографии. Она разрабатывалась в соответствии с тематической структурой освещения истории СССР, принятой в официальной концепции советской истории после ХХ съезда КПСС (1956 г.). Полное представление об этой структуре дает анализ тематики публикаций в журнале «История СССР». Созданный в 1957 г. как академическое издание, этот журнал систематически публиковал статьи, сообщения и рецензии на литературу западных исследователей по истории СССР под рубрикой «История СССР за рубежом». Эта задача определялась следующим образом: «Журнал ведет непримиримую борьбу с искажениями нашей истории в буржуазной историографии. В то же время он стремится благожелательной и принципиальной критикой помочь тем зарубежным исследователям, которые хотят добросовестно и объективно понять и изучить тот или иной период в истории нашей Родины, тот или иной ее регион или весь исторический путь страны в целом»294. В содержательном плане советская история была представлена девятью разделами: 1) статьи по конкретным исследованиям всех периодов истории СССР; 2) историографические и источниковедческие статьи и материалы методологического и методического плана; 3) документы; 4) сообщения и заметки по конкретным вопросам истории; 5) критика и библиография; 6) обзоры, рецензии и заметки на работы по истории СССР в зарубежных изданиях; 7) памятники отечественной истории; 8) историческое краеведение; 9) хроника научной жизни, информация о конференциях и заседаниях, в организации которых принимали участие Институт истории СССР и другие исторические учреждения и вузы страны. Весь материал о состоянии исторических исследований по истории СССР за рубежом давался в рамках этих разделов. По мере расширения исследовательского интереса советских историков к 293 См., напр.: Документальные материалы по истории народов СССР в архивах и библиотеках США // История СССР. 1959. № 2; Болдырева Н. Д. Документальная «россика» в архивах Англии // История СССР. 1959. № 5. 294 История СССР. Указатель содержаний журнала. 1957–1976 гг. М.: Наука, 1978.

206

Раздел II. Феномен западной советологии

истории СССР возрастало число работ, посвященных той или иной проблематике в советологии. Наибольший интерес для советских исследователей представляла американская советология295. Колебания межгосударственных отношений США и СССР отражались на исследованиях в области советологии. Критика западных авторов то смягчалась, то ужесточалась296. В целом в советской критике советологов выработалось определенное «кредо», включавшее несколько позиций: • Критика «научной» продукции советологов, публикация которой продолжается в массовом масштабе, должна вестись постоянно с нарастающей интенсивностью, тем более что с каждым годом во всем мире увеличивается число людей, стремящихся познать историю первого в мире социалистического государства, получить правдивую информацию о советском народе, об историческом опыте быстрого социально-экономического и культурного прогресса в СССР. • Чрезвычайно важными должны быть марксистско-ленинские методологические положения, касающиеся выбора предмета и цели критики. • Необходимо учитывать, что Ф. Энгельс высказал мысль о том, что целесообразнее полемизировать «с родоначальниками того или иного воззрения, чем с перекупщиками залежалых товаров», причем не по мелким, а по принципиальным вопросам. • Как требовал В. И. Ленин, нельзя забывать об «общественном содержании спора». • Из огромной массы историков, экономистов, журналистов, политических деятелей, выступающих в роли «критиков» советской системы, необходимо выбирать наиболее известных, чьи работы оказывали решающее влияние на буржуазное советоведение, на общественное мнение. 295 См., напр.: Марушкин Б. И. История и политика. Американская буржуазная историография советского общества. М.: Наука, 1969. 296 Салов В. И. Историзм и современная буржуазная историография. М., 1977; Марушкин Б. И. История и политика. Американская буржуазная историография советского общества. М., 1969; Он же. История в современной идеологической борьбе. Строительство социализма в СССР сквозь призму антикоммунистической историографии США. М., 1972; Он же. Историческая наука и современная идеологическая борьба. М., 1975; Он же. Советология: расчеты и просчеты. М., 1976; Титаренко С. Л. Некоторые вопросы критики фальсификации истории и политики КПСС в современной буржуазной историографии. М., 1974; Шишкина И. М. Правда истории и домыслы советологов. Лениздат, 1977; Виттенберг Е. Я., Дробижев В. З. Рабочий класс и профсоюзы СССР. Критика буржуазных и ревизионистских концепций. М., 1980; Романовский Н. В. Критика фальсификаций руководящей роли КПСС в обществе развитого социализма. М., 1981; Малов Ю. К. Критика буржуазных фальсификаторов марксистско-ленинского учения о руководящей роли коммунистической партии в социалистическом обществе. М., 1983 и др.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

207

• Основное внимание в критическом анализе буржуазной историографии следовало уделять важнейшим теоретическим концепциям антикоммунизма, наиболее распространенным вариантам буржуазной трактовки истории социалистического строительства в СССР. В 1970-е гг. в советской историографии возрос интерес к методологическим и методическим проблемам. Это повлекло усиление внимания со стороны советских историков к западным концепциям и методам исследований297. Расширение контактов советских историков с западными стало систематически освещаться на страницах журналов298. В отечественной историографии в рамках борьбы с «буржуазной фальсификацией» советской истории критиковалась и западная методология. Советские ученые отрицали ценность западных методов и приемов исторического исследования299. Вместе с тем требование «быть в курсе» побуждало советских исследователей использовать многие инновации западной историографии. Так было, например, с историей развития математической школы советских исследований в СССР во главе с И. Д. Ковальченко. Востребованная как «ответ» на вызов западной историографии, благодаря интеллектуальным возможностям советской методологической исследовательской школы «квантификационнная советская история» со временем приобрела самодостаточное значение и сыграла позитивную роль в развитии дискурсивной методологии, способствуя творческому осмыслению многих процессов истории России. Особую проблему критики советологов для советских историков представляла история КПСС, так как именно партийная история была «на острие» полемики между советскими и западными обществоведами300. Информативную пользу отечественным иссле297 Советологи о советологии: поиски выхода из тупика. М.: ИНИОН, 1977; Беляев Е.А. Развитие науки и организация научных исследований в СССР в современной зарубежной историографии // История СССР. 1974. № 3. С. 196–206. 298 Бадя Л. Р. Советские историки на международных конгрессах (20–50-е гг.) // История СССР. 1974. № 3. С. 63–74; Второй коллоквиум американских и советских историков в США // История СССР. 1976. № 3. 299 Табачковский В. Г., Лях В. В., Полищук Н. П. и др. Буржуазные концепции культуры: кризис методологии. Киев, 1980; Болховитинов Н. Н. США: проблемы истории и современная историография. М.: Наука, 1980; Тур А. Н. Буржуазная советология — важнейшее направление антикоммунизма. Несостоятельность методологических основ буржуазных «моделей» социализма. Минск, 1987. 300 Против фальсификации истории КПСС. М., 1964; Против буржуазных фальсификаторов истории и политики КПСС / сост. В. М. Шапко. М, 1970; Критика буржуазных концепций истории и политики КПСС. Лениздат, 1974; Критика новейшей буржуазной историографии. 1976; Критика современных буржуазных и реформистских фальсификаторов марксизма-ленинизма. М., 1980 и др.

208

Раздел II. Феномен западной советологии

дователям американской россики приносили специализированные справочные издания ИНИОНа301. Важное место в антисоветологичесих исследованиях заняли работы по критике западной литературы по экономическим вопросам302. Помимо работ многоплановых, в советской историографии публиковались монографии, многочисленные статьи, в которых критическому анализу подвергались взгляды буржуазных ученых на отдельные аспекты социалистического строительства в Советском Союзе303. Ряд публикаций был посвящен «разоблачению» литературы советологов, касавшейся новой экономической политики304. Большую группу антисоветологических исследований составили работы по истории индустриализации305, политике 301 Американские советологические центры: справочник. М.: ИНИОН, 1976; Американские советологи: справочник. М.: ИНИОН, 1990. 302 Горбунов Э. П. Социалистическая индустриализация СССР и ее буржуазные критики. М., 1962; Ольсевич Ю. Я. Эффективность экономики социализма. Критика буржуазных и ревизионистских концепций. M., 1972; Хавина С. А. Критика буржуазных взглядов на закономерности социалистического хозяйствования. М., 1968; Сперанская Л. Н. Экономическое развитие СССР и буржуазные вымыслы. М., 1966; Смолянский В. Г. Критика буржуазных «теорий» о советском планировании. М., 1962; Критика буржуазных концепций истории и политики КПСС. 1974; Критика современных антикоммунистических теорий развития социалистической экономики. М., 1978. 303 Тишков В. А. История и историки в США. М.: Наука, 1985. 304 См., напр.: Филатов А. М. НЭП в интерпретации буржуазного политэконома // Вопросы истории. 1964. № 5; Мишаков Б. П., Ястребов Л. Б. Фальсификация проблемы НЭПа в западногерманской буржуазной историографии // Вопросы истории КПСС. 1971. № 11; Климин И. И. Переход Советского государства к НЭПу в оценке современной французской буржуазной историографии // Вестник ЛГУ. 1972. № 8; Придворова Т. П. Новая экономическая политика в оценке буржуазных авторов // в кн.: Критика буржуазной историографии советского общества. М., 1972. 305 Олегина И. Н. Индустриализация СССР в английской и американской историографии. Л., 1971; Она же. О труде Э. Х. Карра «Социализм в одной стране» // История СССР. 1963. № 4; Она же. Современная американская и английская историография об индустриализации в СССР // Вопросы истории. 1966. № 3; Шарапова Г. В. Проблемы индустриализации СССР в американском и английском советоведении // в кн.: Критика новейшей буржуазной историографии. Л., 1976; Величко О. И. Освещение истории социалистической индустриализации СССР в западногерманской буржуазной литературе // в кн.: Против буржуазных фальсификаторов истории и политики КПСС. М., 1970; Величко О. И., Олегина И. Н. Индустриализация СССР и ее трактовка в современной буржуазной советологии // в кн.: Критика буржуазной историографии советского общества. М., 1972; Касьяненко В. И. Индустриализация СССР в кривом зеркале буржуазных фальсификаторов // в кн.: Критика антикоммунистических измышлений идеологов империализма. М., 1965; Он же. Буржуазная историография о завоевании СССР экономической независимости // Вопросы истории КПСС. 1968. № 7.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

209

советской власти по отношению к крестьянству306, национальным вопросам307. Поскольку в западной историографии велись споры о сущностной характеристике советской политической системы в рамках теории тоталитаризма, советские издания откликались на эту проблематику, как правило, в закрытых изданиях ИНИОН308.

IV. Трансформация советологии и ее советской критики в постсоветский период 1. Советология: организационные перемены. Новый этап развития советологии начался в середине 1980-х гг. и был связан с трансформациями самого объекта советологических исследований — Советского Союза и всего социалистического мира. Реформы 1985–1991 гг., инициированные советскими лидерами и закончившиеся распадом СССР как единого многонационального государства, включавшего в свои границы территории ныне существующих 15 стран Европы и Азии, и свершением в странах ЦВЕ (1989 г.) революционных переходов от коммунизма к демократиям, не просто внесли существенные коррективы в советологические изыскания, но поставили под сомнение весь аналитический результат деятельности советологии. С прекращением биполярной конфронтации советологические структуры утратили самый надежный источник финансирования в форме прямых или опосредованных запросов власти на изучение 306 См.: История советского крестьянства и колхозного строительства в СССР // Материалы научной сессии, состоявшейся 18–21 апреля 1961 г. в Москве. М., 1963; Борисов Ю. С., Васюков B. C. Некоторые проблемы коллективизации сельского хозяйства в оценке Шарля Бувье // Вопросы истории. I960. № 10; Барсов А. А. Против извращения истории советского крестьянства буржуазной историографией // История СССР. 1962. № 2; Он же. Проблемы развития советского аграрного строя в освещении буржуазной историографии // в кн.: Критика буржуазной историографии советского общества. М., 1972; Тетюшев В. И. Против извращения истории коллективизации сельского хозяйства СССР в буржуазной историографии // Вопросы истории КПСС. 1964. № 11; Климин И. И. Против извращения современной французской буржуазной историографией аграрной политики КПСС в 1921–1927 гг. // в кн.: Критика буржуазной историографии советского общества. М., 1972. 307 См.: Абдуллин М. И. Сражающаяся правда (критика буржуазных концепций развития социалистических наций Поволжья и Урала). Казань, 1985; Баграмов Э. А. Национальный вопрос в борьбе идей. М.: Политиздат, 1982; Варварцев Н. Н. Национализм в обличье советологии (критика современной буржуазной историографии Украины). Киев, 1984. 308 Буржуазные и реформистские концепции фашизма. М.: ИНИОН, 1973.

210

Раздел II. Феномен западной советологии

проблематики борьбы с коммунизмом. Требовалось осваивать новую тематику и искать под нее другие источники денег. Прекращение конфронтации нанесло удар науке о международных отношениях, истории СССР, стран ЦВЕ не только в России, но также в США и других западных странах. Наметившийся в 1990-х гг. кризис западной общественно-политической мысли особенно сказался на деятельности тех центров, работа которых была в большей мере окрашена идеологией. Некоторые из них попытались перепрофилироваться и стали разрабатывать различные программы либерального толка для стран, вступивших на путь строительства рыночных экономик. Темы преимуществ западных (в основном американских) ценностей и американской демократии стали доминировать и в консервативных, и в либеральных исследовательских проектах, сориентированных на гуманитарную помощь в преобразованиях бывших республик СССР и социалистических стран. Как американские, так и западноевропейские структуры были увлечены пропагандой этих ценностей в большей мере, нежели разработками новых концепций и подходов к изучению процессов и явлений современности. Большое значение в западном мире приобрели такие межнациональные корпорации, как «РЭНД», «Римский клуб», «Трехсторонняя комиссия». Они перепрофилировали исследования по военной тематике, стали меньше заниматься вопросами военного потенциала России и гораздо больше — вопросами международного терроризма, торговли наркотиками, невоенными аспектами международной безопасности. Финансирование основных в прошлом советологических структур все больше проистекало от транснационального капитала, который и поддерживал именно те из них, которые оказывали большее влияние на СМИ (специализированные журналы или газеты международной, а не национальной значимости). Финансовые предпочтения отдавались простым по форме и доступным по содержанию поверхностным исследованиям. В идеологическом плане лидирующее положение по финансированию занимали те структуры, которые проводили неоконсервативные идеи. Например, по официальным данным, в 2001 г. финансовые поступления в самый влиятельный неоконсервативный центр мира — американский Фонд наследия — составили 33,5 млн долларов, а в 2004 г. — 37,4 млн долларов. Как и в предыдущие годы, наиболее финансируемые структуры — это структуры, востребованные властью. Например, идеи неоконсерваторов в вышеназванном Фонде реализовывались при администрациях Дж. Буша-младшего.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

211

В конце 1990-х — начале 2000-х гг. многие бывшие советологические структуры переквалифицировались в «мозговые центры» двух типов: • пропагандистские, идеологически ориентированные; • специализированные на разработке достаточно узких тем. Старое ядро аналитики (по крайней мере, в США) осталось в основном прежним. Его представители, как и раньше, выступали разработчиками политико-теоретических концепций, получали доступ к ведущим изданиям и телевидению, оказывали влияние на идеологию и принятие политических решений в США и других странах. Новым явлением стало создание разнообразных филиалов одних стран в других. Примером такого явления в России является созданный в 1993 г. американский Фонд Карнеги309. 2. Советология: кризис старых подходов. В содержательном плане трансформация советологии также началась в период реформ в СССР во второй половине 1980-х гг. Представители тоталитаризма и ревизионизма советские реформы и последовавшие в ходе их изменения в экономике, затем политической системе СССР первоначально восприняли как косметические преобразования. Советологи-ревизионисты расценили советские реформы как неизбежное ускорение демократических перемен и заявили о своей поддержке их. Советологи — сторонники тоталитарной школы были более консервативны и до 1988 г. заявляли, что рыночная децентрализация потребует отказа от марксистской идеологии, от руководства со стороны КПСС, на что КПСС никогда не пойдет310. «Неожиданность» (которую признают далеко не все исследователи как в России, так и за рубежом) для советологии распада СССР и всего социалистического содружества государств повлекла серьезную критику советологии со стороны западных политиков и глубокие трансформации внутри сообществ советологов311. Термин «советология» утратил смысловую нагрузку времен холодной войны, и многие западные исследователи начали склоняться к использованию в отношении изучения России более широкого и менее политизированного термина — «россиеведение». 309

Подробнее см.: Кобринская И. Я. «Мозговые тресты» и внешняя политика США. М.: Международные отношения, 1986. С. 18–26. 310 Рыночный шок: Материалы группы «Адженда» по социально-экономической реконструкции Центральной и Восточной Европы / под ред. Я. Кренгеля, Э. Мацнера, Г. Грабера. Вена; М., 1993. С. 126, 135. 311 Лаптева Е. В. Американское россиеведение: стереотипы и мифы // Высшее образование в России. 2003. № 4. С. 126–132; Она же. Некоторые характерные тенденции в развитии американского россиеведения 1990-х гг. // Отечественная история. 2004. № 2. С. 159–169; Она же. // http://dlib.eastview.com/browse/ doc/6264319?enc=deu.

212

Раздел II. Феномен западной советологии

Для советологии одной из задач стал поиск своего нового положения в системе гуманитарных наук Запада в связи с кардинальными изменениями изучаемого региона. В методологическом плане западными исследователями современной России, стран ЦВЕ, новых постсоветских государств на территории бывшего Советского Союза представлено множество школ и концепций, что позволяет некоторым из них усматривать в этом факте раскол западной историографии по истории России и коммунизма и социализма вообще. Подтверждением этому в какой-то мере служили оживленные дискуссии, содержание которых заключалось в попытках подвести итоги полувекового развития советологии, определить ее достижения и провалы и оценить советологическое наследие. Одной из проблем этого наследия был «национальный вопрос в СССР», но теперь уже в глобальном контексте распада Советского Союза. Поводом для дискуссий послужил сборник «Посткоммунистические исследования и политическая наука» (1993 г.), продолживший тематику коллективного труда «Коммунистические исследования и общественные науки» (1969 г.). На страницах журнала «Национальный интерес» вопрос о распаде СССР рассматривался с позиций ошибок советологии. В статье П. Рутленда с многозначным названием «Советология: заметки к свидетельству о смерти» было высказано соображение, что единственно правым в отношении СССР был представитель тоталитарной школы З. Бжезинский, который упорно на протяжении 30 лет «плыл против течения» (ревизионизма) и настаивал на принципиальной нереформируемости советской тоталитарной системы, что и было подтверждено распадом СССР. Его оппоненты, напротив, исходили из идеи о реформируемости СССР, а его распад объясняли как своеобразную реформу, проведенную правящими партийно-государственными элитами Советского Союза. Западные исследователи России и СССР задались вопросом о причинах кризиса советологии в новых условиях, об ошибках, допущенных в оценках советской истории, о слабостях тоталитарного и ревизионистского подходов к изучению СССР и других социалистических стран. В западном мире прошла серия конференций и дискуссий по этим и другим проблемам россиеведения. Институт Дж. Кеннана опубликовал материалы этих дискуссий. В российской печати этот процесс отразился в появлении переводных статей и интервью в период конца 1980-х — начала 2000-х гг.312 312 Стивен П. Перестройка и советология // США: экономика, политика, идеология. 1989. № 3. С. 30–36; Малиа М. Есть ли будущее у советологии // Отечественная история. 1998. № 5; Он же. Из-под глыб, но что? Очерк истории западной советологии // Отечественная история. 1997. № 5; Коэн С. Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России. М.: АИРО-ХХ, 2001. 303 с.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

213

Дискуссии показали, что в методологическом плане в современной советологии нет предпочтения какой-либо единственной концепции, но достаточно широкое распространение получила транзитология313. Однако и она вызывает критику. Так, американский исследователь С. Коэн в работе «Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России» подчеркивает, что и в этой относительно новой концепции присутствуют устаревшие идеи догоняющей модернизации, что свидетельствует об идеологической предвзятости исследователей, использующих эту концепцию при изучении России, ее современной истории314. Еще более сложной оказалась ситуация в зарубежной россиеведческой историографии по вопросам о научных подходах, о выборе предмета исследования, об определениях терминов, об интерпретациях данных315. В новых исторических условиях в советологии возобновились дискуссии о тоталитаризме, который изучался с особой пристрастностью. Результаты исследований публиковались в виде огромного числа научных статей и монографий (так, только о нацизме в Германии, согласно подсчетам немецкого библиографа M. Рука, еще 10 лет назад насчитывалось более 20 тысяч публикаций)316. Но в 1990-х — начале 2000-х гг. тоталитаризм и его производные — нацизм и коммунизм (спорное отожествление!) — обсуждались совместно с российскими исследователями, и водораздел проходил преимущественно по концептуальной, а не идеологической линии. Несмотря на смену парадигмы, история ХХ столетия остается центральной темой западной историографии317. В опубликованном в 1998 г. обзоре Е. Левиной констатировано, что, например, «на страницах журнала “Russian Review” не упоминается ни одной публикации, посвященной проблемам средневековой российской истории»318. 313 Смит С. Постмодернизм и социальная история на Западе: проблемы и перспективы // Вопросы истории. 1997. № 8. C. 154–161. 314 Уткин А. Здравый смысл или орвеллиана? Стивен Коэн против ущербного американского россиеведения. Рецензия на кн.: Стивен Коэн. Провал крестового похода США и трагедия посткоммунистической России. М.: АИРО-ХХ, 2001. // Независимая газета // http://www.rusref.nm.ru/. 315 Бурбанк Д. (Мичиганский университет, США). Новые течения в американской историографии о России: власть и культура // http://www.omsu.omskreg.ru/ histbook/articles/y1997/a060/article.shtml. 316 Умланд А. Современные концепции фашизма в России и на Западе // Неприкосновенный запас. М., 2003. № 3 (15). С. 116–122. 317 Эктон Э. Новый взгляд на русскую революцию // Отечественная история. 1997. № 5. 318 Левина Е. Проблемы российской истории на страницах журнала “Russian Review” // Отечественная история. 1998. № 2. С. 143–148.

214

Раздел II. Феномен западной советологии

В целом следует признать, что в последние десятилетия исследовательские учреждения Западной Европы и США (а в определенной мере и Израиля и некоторых других государств) слились в единое академическое сообщество, в определенной мере разделяющее одни и те же исследовательские концепции и методы анализа. То есть процесс глобализации охватил и историографическое пространство, и россиеведение как научную, культурную и политическую реальность современного мира. 3. Современная российская историография о взглядах зарубежных исследователей на постсоветские реальности. Со второй половины 1980-х гг. начался новый период в эволюции партийных и академических исследовательских институтов в СССР. Под воздействием реформ резко менялся статус партийных структур, они лишались монополии во всех сферах идеологического пространства. Горбачев и его команда попытались опереться на те же самые аналитические центры, которые формировали антисоветологический дискурс на протяжении всей советской истории. Однако ни АОН, ни ИМЛ, ни другие партийные структуры уже не могли выступать в качестве инициаторов новых подходов к западной политической мысли. Некоторые представители идеологического фронта были привлечены к сотрудничеству с реформаторами. Феноменом стал сам список этих лиц: в него вошли творцы советской критики буржуазной историографии. Их было множество на каждом уровне идеологической лестницы. Но особо выделились трое — А. Н. Яковлев, Г. Арбатов и Дм. Волкогонов. Их советологические исследования советского периода послужили росту научной и административной карьеры, а их углубленные знания об идеологическом противнике позволили с легкостью отказаться от его критики с позиций ортодоксального коммунизма. Монографии, написанные в советское время: А. Н. Яковлев 1. Идеология американской «империи». Проблемы войны, мира и международных отношений в послевоенной американской буржуазной политической литературе. М.: Мысль, 1967. 2. Pax Americana. Имперская идеология: истоки, доктрины. М.: Молодая гвардия, 1969. 3. От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века. Изд. 2. М.: Молодая гвардия, 1985. 4. Кандидатская диссертация «Критика американской буржуазной литературы по вопросу внешней политики США 1953–1957 гг.»: автореф. дис. … канд. наук. М., 1960.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

215

5. Докторская диссертация «Политическая наука США и основные внешнеполитические доктрины американского империализма (критический анализ послевоенной политической литературы по проблемам войны, мира и международных отношений 1945–1966 гг.)»: автореф. дис. … д-ра наук. М., 1967. Г. А. Арбатов 1. Идеологическая борьба в современных международных отношениях. Доктрина, методы и организация внешнеполитической пропаганды империализма. М., 1970. 2. Глобальная стратегия США в условиях научно-технической революции. М., 1979 (отв. редактор и соавт). 3. Вступая в 80-е… М., 1981. 4. Свидетельство современника. М., 1991. 5. Докторская диссертация «Идеологическая борьба в современных международных отношениях»: автореф. дис. … д-ра наук. М.: ИМЭМО, 1964. Д. А. Волкогонов 1. Психологическая война: Подрывные действия империализма в области общественного сознания. М.: Воениздат, 1983. 2. Феномен героизма. М., 1985. 3. Докторская диссертация «Социологический и гносеологический анализ проблем военно-этической теории (Мораль и война)»: автореф. дис. … д-ра наук. М., 1971. 4. Докторская диссертация «Сталинизм: сущность, генезис, эволюция» : автореф. дис. … д-ра наук. М., 1990. В число реформаторов попали крупные титулованные обществоведы: С. Шаталин (академик АН СССР), Т. Заславская (ВЦИОМ), А. Аганбегян (Сибирское отделение АНСССР), Е. Примаков (ИМЭМО), Л. Абалкин (Институт экономики). Со второй половины 1980-х гг. резко ослаб, а затем и вообще исчез «социальный заказ» со стороны власти на исследования в жанре «критики буржуазных фальсификаций» советской истории. В соответствующих журналах под рубрикой «История СССР за рубежом» все чаще публиковались еще недавно критикуемые работы по советологии319. 319 Кеннан Д. Ф. Истоки советского поведения // США — ЭПИ. 1989. № 12. С. 42–52; Кеннеди П. Расцвет и упадок великих держав. Экономические перемены и военные конфликты с 1500 до 2000 г. // США — ЭПИ. 1988. № 1; Конквест Р. Обвинение в антикоммунизме лишено основания // Вопросы истории. 1989. № 3; Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888–1938. М., 1988; Кара-Мурза А. А. Предисловие // Тоталитаризм как исторический феномен. М., 1989.

216

Раздел II. Феномен западной советологии

В советском обществоведении началась перестройка антисоветологических подходов. Исследователи стали проводить своего рода инвентаризацию собственных представлений о западных обществоведческих науках. Под воздействием смены идеологической парадигмы государства, активного сближения с Западом специалисты по зарубежной историографии стали пересматривать как свои оценки истории собственной страны, так и оценки западных советологов на историю СССР320. Первые академические дискуссии прошли уже в 1988 г. Так, журнал «История СССР» организовал «круглый стол», на котором видные советские историки обсуждали проблемы и перспективы современной немарксистской историографии и советской исторической науки, новые подходы к оценке западного россиеведения321. Аналогичные мероприятия прошли и в других журналах. Пересмотр собственных оценок был болезненным для отечественной науки и включал в себя множество противоречивых тенденций322. Одна из них — полное переосмысление советологии и признание за ней статуса неполитизированной академической дисциплины323. Другая — обвинение советологии в беспомощности анализов, сомнительности ее в качестве самостоятельного научного направления и признание ее кризисного состояния. Третья тенденция — академические исследования советологии значимы для России с точки зрения исследовательской практики, с которой нужно считаться и обстоятельно ее изучать, элиминируя всякие политические «наслоения» в советологических работах324. Вместе с тем продолжались тематические разработки западной историографии. Многие их них содержали немало весьма интересных сведений, в первую очередь об исследовательских центрах, их организации, кадровом составе, научных школах в Соединенных Штатах и Великобритании, Франции, Италии и об используемых 320 Буржуазная советология: основные направления и тенденции. М.: ИНИОН, 1988; Кунина А. Е. США: методологические проблемы историографии. М.: Институт всеобщей истории АН СССР, 1988; Борщуков В. В. Поле битвы идей. Советская литература за рубежом. М.: Советский писатель, 1988. 321 Современная немарксистская историография и советская историческая наука. Беседа за «круглым столом» // История СССР. 1988. № 1. С. 172–202. 322 Мельвиль А. Ю. США: сдвиг вправо? Консерватизм в идейно-политической жизни США 1980-х гг. М.: Наука, 1986. 323 Игрицкий Ю. И. Реабилитация советологии // Общественные науки. 1990. № 5. С. 169–184. 324 Согрин В. В. «Американская исключительность»: мифы и реальность. М.: Знание, 1986; Гаджиев К. С. Американская нация: национальное самосознание и культура. М.: Наука, 1990. 240 с.; Игрицкий Ю. И. Россия и Запад: корни стереотипов // Россия и внешний мир: диалог культур. М.: Институт российской истории РАН, 1997. С. 177.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

217

ими аргументах по политической, культурной, экономической и национальной истории СССР325. К концу 1980-х гг. в отношении к западной историографии в советской критической историографии сложилась концепция «двух школ» советологии — тоталитарной и ревизионистской. В арсенал еще советской исторической науки стали быстро включаться западные теории этих школ — «теории тоталитаризма», «теория модернизации», теории «столкновения цивилизаций», «конца истории», «постиндустриализма», «мира постмодерна» и т. п. (Повторы и кавычки снять?) Теория модернизации утвердилась достаточно прочно, хотя и на Западе, и в России у нее были и есть оппоненты, которые рассматривают ее как вариант плохо понятого Маркса, писавшего в свое время, что более развитые страны показывают менее развитым их будущее и что все страны должны в своем развитии пройти одинаковые стадии. Противники применения теории модернизации к истории России доказывают, что в советологии эта теория использовалась в отношении стран «третьего мира» и ее применение к странам ЦВЕ и СССР некорректно. Новая редакция теории модернизации — неомодернизация — вошла в арсенал российских исследователей в форме циклического «неомодернизационизма» С. Хантингтона326, известного также теорией «столкновения цивилизаций». В отечественной и в восточноевропейской литературе «неомодернизационные» концепции подвергаются жестокой критике как явно пропагандистские, ненаучные и не основанные на реальных фактах. Впрочем, и среди известных западных политологов есть большая группа специалистов — в первую очередь, специалистов по Восточной Европе и бывшему СССР, — резко отвергающих «неомодернизационизм». С. Коэн, например, доказывает, что в бывшем СССР идет процесс, который он назвал демодернизацией 327. 325 Кулешов С. В., Свириденко Ю. П. Национальная политика КПСС в освещении современной советской историографии и буржуазной советологии: познание исторической истины против ее искажений. М.: Московский государственный историко-архивный институт, 1986; Кулешов С. В., Свириденко Ю. П. и др. Национальные отношения в СССР и советология: центры, архивы, концепции. М.: Московский государственный историко-архивный институт, 1988; Чешко С. В. Западные советологи о национальных отношениях и этнокультурных процессах в Средней Азии (1970–1980-е годы) // Советская этнография. 1987. № 3. С. 142, 143; Таболина Т. В. Этничность и общество: поиск концептуальных решений // Этнология в США и Канаде / (под?) ред. Е. А. Веселкина, В. А. Тишкова. М.: Наука, 1989. С. 160, 161; Мунтян В., Родионов А. Западные социологи о русском национальном движении // Общественные науки и современность. 1991. № 3. С. 98–104. 326 Хантингтон С. П. Третья волна. Демократизация в конце XX века. М., 2003. 327 Коэн С. Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России. М., 2001.

218

Раздел II. Феномен западной советологии

С 1990-х гг. Россия начала новый отсчет своей истории. Общественные науки существенно трансформировались организационно. Сошла с политической сцены вся система партийной антисоветологии и цензуры. Кардинально изменилось положение бывших партийных институтов. Одни сохранились за счет изменения статуса и содержания деятельности, потеряв при этом значительную часть кадров. Например, Академия общественных наук при ЦК КПСС последовательно претерпела превращения в Академию управления при Правительстве (РФ?) (1991–1994) и Академию государственной службы при Президенте (РФ?) (с апреля 1994 г.). Другие сохранились практически полностью. Например, Институт марксизма-ленинизма преобразовался в Российский независимый институт социальных и национальных проблем. О судьбе третьих мало что известно (например, об аналитических центрах при КГБ). Трансформации обществоведческих структур происходили по причине смены идеологии государства и разрушения системы государственного финансирования. Академические институты искали свое место в новой рыночной экономике путем перепрофилирования исследований, создания на своих базовых площадках лабораторий, центров, объединений. Так, под воздействием этих перемен кардинально реформировался один из сильнейших академических институтов — ИМЭМО. К 1992 г. он стал похож на слоеный пирог из собственных отделов, центров, изданий и коммерческих структур, сохранив при этом некую целостность и продолжая оставаться в рамках РАН328. Такой же путь прошел ИСКРАН, и на базе его отделов был создан Российский научный фонд. При Институте востоковедения в том же году была создана научно-издательская аналитическая фирма «Ист-Консалт», сориентированная на сотрудничество со странами Ближнего и Дальнего Востока, Юго-Восточной Азии. Критика или анализ западных исследований по современной России и постсоветскому пространству практически были заменены «усвоением» основных подходов советологии в отношении России и новых государств. С содержательной точки зрения советология оказалась в центре внимания российских обществоведов, но теперь уже не критического, а в большей мере апологетического. Парадоксальна и судьба «тоталитарной» парадигмы в постсоветской России. Она стала практически официальной интерпретацией советского периода истории. Первые постсоветские годы были отмечены массовым распространением советологической литературы в гуманитарной среде 328

Зайцев Дм. Указ. соч.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

219

российского общества. Издательства начали интенсивную работу по переводам и публикации зарубежных авторов, писавших о дореволюционной и советской истории. Феноменом начала 1990-х гг. стали издания и популяризация в качестве учебной литературы многотомной истории Э. Карра (Великобритания) и Дж. Хоскинга, Дж. Боффа (Италия), французских специалистов Н. Верта и М. Ферро, американских советологов Р. Пайпса, З. Бжезинского, Р. Такера, Р. Конквеста, С. Коэна, А. Рабиновича, М. Раева, Л. Холмса и многих других. В российской историографии 1990-х гг. сформировалось новое отношение к проблеме «критики фальсификаций» советологических исследований. Оно состояло в признании того, что «тезис о фальсификации был сформирован отечественной историографией советского периода на основе подхода к советскому изображению процесса преобразований... как единственно правильному. Фальсификацией объявлялось все, что не совпадало с этим изображением. На самом деле речь может идти о неодинаковости путей познания истины, предлагаемых западными учеными на основе различных теоретико-методологических подходов»329. Доминирующей идеей российской постсоветской историографии стала идея о значимости советологической литературы для российской историографии, ибо под общим заголовком «критики фальсификаций» могли скрываться и политизированные пропагандистские сочинения, и аналитические исследования иностранных коллег330. По мнению некоторых российских исследователей, советология начала продуктивно использовать достижения мировой историографии331. Значительное расширение источниковой базы исследований благодаря открытию российских архивов в сочетании с возможностью знакомиться с западной историографией содействовало «информационному» буму и порой некритическому восприятию части советологических исследований отечественными гуманитариями. Под воздействием новых взглядов на Запад, его культуру и идеологию российские исследователи начали интенсивно осваивать подходы ревизионистской и тоталитарной школы советологии, в 329

Корчагин Ю. В. Народы Севера России в XX столетии: процесс преобразований в западноевропейской и североамериканской историографии. СПб.; Петропавловск-Камчатский, 1994. С. 250. 330 Русский авангард в кругу европейской культуры: Международная конференция. Тезисы и материалы. М.: РАН, 1993; Роль русского зарубежья в сохранении и развитии отечественной культуры: Научная конференция. 13–15 апреля 1993 г. Тезисы докладов. М.: РАН, Институт российской истории, Российский институт современной культуры, 1993.; Россия и Запад: диалог культур. М.: МГУ, 1994. 331 См., напр.: Меньковский В. И. Англо-американская советология: история, современность, академические ресурсы. Минск: Экоперспектива, 2000.

220

Раздел II. Феномен западной советологии

научный оборот были запущены слова и понятия «тоталитаризм», теория «номенклатуры», «теневой экономики», «фритредерства» и т. д. С середины 1990-х гг. тотальная критика советской истории в духе теории тоталитаризма и полное признание «правоты» советологии сменились трезвым подходом в восприятии советологического наследия. В отечественной историографии начали утверждаться и умеренные концепции ревизионистов, в частности теория модернизации (политической, экономической, культурной). Советская история начинает интерпретироваться в рамках методологического плюрализма и множества теорий (теория империй, геополитические теории и др.). Это, в свою очередь, привело отечественных исследователей к отходу от апологических и эйфорических оценок западной историографии о России. Процесс происходил на фоне значительного усложнения всего российского гуманитарного пространства, обострения политической ситуации в стране, социальных и экономических коллизий. Новым подходам в российской историографии стали уделяться значительные академические площадки новых изданий альманаха «Диалог со временем», выпускаемого Институтом всеобщей истории РАН под редакцией Л. П. Репиной и В. И. Уколовой332. Отсутствие ясной позитивной программы развития у российской власти, конфронтация между сторонниками и противниками правительственного курса радикально-либеральных реформ, насаждение в основном американских ценностей при идеологическом вакууме — все это накладывалось на историографический процесс конвергенции западной и российской обществоведческих наук. В этих условиях начала формироваться критическая линия российской историографии в отношении западных версий истории России и СССР333, происходило углубление исследовательских интересов к западной общественной науке как зеркалу, по-своему отражающему Россию334. Пожалуй, самую многочисленную группу российских исследований по западной историографии составили 332

Из других изданий на эту тему см., напр.: Россия в ХХ веке. Судьбы исторической науки. М.. 1996; Россия на рубеже ХХI века. Оглядываясь на век минувший. М., 2000; Галактионов Ю. В. Современная российская историография националсоциализма // Россия и Германия в историческом ракурсе. М., 2002. С. 63–75 и т. д. 333 Лукин А. П., Уткин А. И. Россия и Запад: общность или отчуждение? М., 1995. 334 Павловская А. В. Формирование образа России в США в 1850–1880-е гг. Проблемы взаимодействия культур: дис. … д-ра ист. наук. М., 1999; Образ России в мировом контексте. М., 1998; Образ России: Россия и русские в восприятии Запада и Востока. СПб., 1998.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

221

работы об их трактовках национальной политики и национальных отношениях в СССР335. Более фундаментально российские исследователи стали рассматривать и саму советологию как научную дисциплину, как часть обществоведческих дисциплин западной мысли и употреблять по отношению к ней термин «западное россиеведение»336. Под этим термином не без споров все чаще понимается научное и культурное направление западной мысли, основанное еще эмигрантами из России, прошедшее в своем развитии несколько этапов, испытывавшее влияние различных политических кругов США с большими теоретическими и методологическими наработками и высокопрофессиональным кадровым составом. К 2000-м гг. изучение российскими обществоведами советологии, изменение внутреннего климата в стране, безуспешный поиск национальной идеи и признаков идентичности в российском обществе поставили на повестку дня российской гуманитаристики задачу формирования собственного россиеведения как новой научной мегадисциплины337. В рамках этой мегадисциплины западная историография дореволюционной России, СССР и современной России находится в процессе обретения своего места, о чем свидетельствуют новейшие историографические исследования отечественных гуманитари335 Нугманов А. А. Зарубежная литература о национальных отношениях в СССР: реферат. сб. Ч. 1. М.: ИНИОН, 1991 (рецензия была перепечатана в: Этнографическое обозрение. 1992. № 1); Зарубежная литература о национальных отношениях в СССР. М.: ИНИОН, 1991; Знаменский А. А. Этнонационализм: основные концепции американского обществоведения // США — экономика, политика, идеология. 1993. № 8. С. 3–13; Соловей В. Д. Русское национальное движение 60–80-х годов XX века в освещении зарубежной историографии // Отечественная история. 1993. № 2; Прохоренко И. Л. Межгосударственные и межнациональные конфликты на территории бывшего СССР (взгляд зарубежных ученых) // США — экономика, политика, идеология. 1994. № 8–9; Этносоциальные проблемы государств Центральной Азии (обзор зарубежной литературы). М.: ИНИОН, 1995; Россия и ее соседи: взаимосвязь политических и этнических конфликтов. М.: ИНИОН, 1996; Россия и ее соседи: проблемы интеграции и федерализма в странах СНГ. М.: ИНИОН, 1998; Россия и ее соседи: соотнесение национальных интересов внутри СНГ. М.: ИНИОН, 1999; Нация и национализм. М.: ИНИОН, 1999. 336 Петров Е. В. История американского россиеведения: курс лекций. СПб., 1998. 337 В последние годы сделано несколько важных шагов на пути развития этой дисциплины: в частности, включение ее в ряд образовательных программ, создание фонда «Россиеведение», — а также попыток написать учебники по этой дисциплине. См., напр.: Шаповалов В. Ф. Россиеведение: учеб. пособие для вузов. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2001. — и рецензию на него: Муравьев Ю. // http://ps.1september. ru/articlef.php?ID=200207123.

222

Раздел II. Феномен западной советологии

ев338. Например, в коллективном проекте «Состояние историографии России в двойном отражении исторических исследований в России-II. Семь лет спустя» специально выделен раздел «Мировое россиеведение», в котором представлены аналитические обзоры англоязычной (И. Н. Олегина), немецкой (О. Ю. Никонова), французской (Н. В. Трубникова) и японской (В. З. Молодяков) историографии современной России. Авторы отмечают общие для западного россиеведения тенденции: изживание интерпретационных клише «холодной войны», преимущественный интерес к российской истории ХХ в., методологические подвижки от политической и классической социальной истории к истории культурной, интенсификацию диалога между российскими и западными коллегами. Все это подтверждает мысль, что знания о России — своеобразный уникальный ресурс с потенциально огромной потребительской полезностью для самоидентификации самой России и для ее международных партнеров в самых широких спектрах сотрудничества. Все это подтверждает глубину перемен в мировой и российской гуманитаристике, сближение и взаимный интерес мирового сообщества к России и России к мировому сообществу на новых, менее идеологизированных основаниях339. Это подтверждается рядом историографических фактов. Дискуссии о тоталитаризме. В 2000-е гг. в западной и российской историографии новый виток приобрели дискуссии о тоталитаризме. Формальным поводом для них были три круглые даты 2003 г. — 70 лет с момента прихода Гитлера к власти, 60 лет после падения режима Муссолини и 50 лет со дня смерти Сталина. Не прекращавшиеся десятилетиями споры об истории большевистского режима в СССР, фашистского 20-летия в Италии и нацистского 12-летия в Германии, несмотря на краткосрочность существования последних двух режимов, составляли центральную тему европейской и американской историографии ХХ в. Родоначальница теории тоталитаризма Х. Арендт обеспечила своим классическим трудом о тоталитаризме теоретические аспекты разработок ее продолжателей в западной советологии от США (К. Фридрих, З. Бжезинский, Б. Мур) до Западной Европы (Р. Арон, К. Д. Брахер и др.). Аналитические схемы сходства тоталитарной власти в определенную историческую эпоху создали историогра338 Состояние историографии России в двойном отражении исторических исследований в России-II. Семь лет спустя / под ред. В. А. Бордюгова. М.: АИРО-ХХ, 2003. См. также рецензию на эту работу: Ровный Б. И. Российская историография советологии // http://www.lib.csu.ru/vch/1/2005_02/009.pdf. 339 Меньковский В. Англо-американская советология в системе гуманитарных и социальных наук // http://newsletter.iatp.by/ctr3-4.htm.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

223

фический прецедент для историков в споре о сущностных чертах фашизма и коммунизма340. Особенность последних дискуссий состояла в том, что тема тоталитаризма стала предметом анализа российских историков, которые приступили к ней в условиях «десталинизации» периода реформ М. С. Горбачева и включились в советологическую дискуссию о сходстве советского режима сталинского периода с фашистскими режимами Италии и Германии. Характерно, что в среде самих советологов на протяжении ряда лет велись споры о правомерности такого сравнения. Есть те, кто считал, что тоталитаризм имеел свою историческую обусловленность и не может рассматриваться в одном ключе с фашизмом341. Например, немецкие исследователи Ю. Шеррер, Л. Люкс полагают, что такое сравнение невозможно. Такую же точку зрения высказывали известный специалист, автор типологии фашизма Э. Нольте и др.342 Французский историк Н. Верт призывал к большей осмотрительности в проведении параллелей между нацизмом и сталинизмом. Издатели вышедшего в Кембридже сборника «Сталинизм и нацизм: сравнение двух диктатур» английский ученый Й. Кершоу и российский М. Левин считали, что всеохватывающее систематическое сравнение двух режимов — в СССР и Германии — «затруднительно»343. Российские исследователи обратились к этой теме в начале 1990-х гг., сначала переосмысливая опыт анализа тоталитаризма в советологии344. Автор предисловия к сборнику, ставшему по существу первой попыткой всестороннего осмысления сущности тоталитаризма, написал, что «внятная артикуляция в отечественной культуре проблемы тоталитаризма — верный признак и, можно надеяться, залог общественного выздоровления». Одну из первых попыток обобщить подходы отечественного «тоталитаризмоведения» 340 Любин В. П. Тоталитаризм (фашизм, нацизм, коммунизм): Интерпретации в современной науке // Вторая мировая война: Уроки истории для Германии и России. Серия «Германские исследования в Сибири». Вып. 4. Кемерово, 2006; Тоталитаризм в ХХ веке: Теоретический дискурс. Екатеринбург, 2000. 341 Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993; Випперман В. Европейский фашизм в сравнении. 1922–1982. Новосибирск, 2000. 342 Шеррер Ю. Дискуссии во Франции и Германии вокруг «Черной книги» коммунизма // Проблемы всеобщей истории: сб. статей в честь А. А. Фурсенко. СПб., 2000. С. 147; Люкс Л. Большевизм, фашизм, национал-социализм — родственные феномены? Заметки об одной дискуссии // Личность и власть. М., 1998. С. 115. 343 Верт Н. Сравнивая Гитлера и Сталина сегодня // Россия и Германия на пути к антитоталитарному согласию. М., 2000. С. 169–181; Коммунизм и национал-социализм: Сравнительный анализ // Политическая наука. М., 2000. С. 14–15; Лакер У. Россия и Германия. Наставники Гитлера. Вашингтон, 1991. С. 394. 344 Тоталитаризм: что это такое? Исследования зарубежных политологов. Т. 1–2. М., 1993.

224

Раздел II. Феномен западной советологии

предпринял Б. С. Орлов345. Признанной стала идея о том, что большую роль в современной России при разработке проблематики тоталитаризма сыграли писатели, публицисты, правозащитники (В. Гроссман, В. Шаламов, А. Солженицын, А. Сахаров), а также материалы тех исследователей, которые готовил и издавал ИНИОН под грифом «Для служебного пользования», продукция других академических институтов, например выпущенный Институтом всеобщей истории Российской Академии наук в 1996 г. под руководством Я. С. Драбкина и Н. П. Комоловой сборник «Тоталитаризм в Европе ХХ века» с подзаголовком «Из истории идеологий движения, режимов и их преодоления»346. Российские историки, включившись в спор о сходстве и различии советского и фашистского режимов, о близости национал-фашизма и коммунизма, так же как и западные исследователи, в конечном счете распались на сторонников и противников подобных сравнений347. Некоторые российские авторы создали целый корпус работ в духе тоталитарного подхода в его радикальном выражении. Так, в Париже в 1997 г. (переведена и издана в Москве в 2001 г.) была издана «Черная книга коммунизма»348. Со вступительной статьей к ней выступил А. Н. Яковлев. Под названием «Большевизм — социальная болезнь ХХ века» он определил большевизм как явление «одного порядка с германским нацизмом, итальянским фашизмом, испанским франкизмом, полпотовщиной, с современными диктаторским режимами», подчеркнув, что хотя каждый имеет свои особенности, но суть в них одна. (Через несколько лет появилась «Черная книга коммунизма-2», в которой были шире представлены восточноевропейские авторы.) В том же ключе была написана книга А. Н. Яковлева «Сумерки». Ее автор констатировал, что «российский большевизм по многим своим идеям и проявлениям явился прародителем европейского фашизма»349. Тоталитарный подход в данном случае был доведен до абсолютизации. Однако другие российские исследователи склонны не ограничивать применение теории тоталитаризма к типологии режимов ХХ в., а рассматривать ее как серьезную научную теорию. Так, в главе монографии под названием «Понятие тоталитаризма в на345 Орлов Б. С. Европейская культура и тоталитаризм: Приглашение к дискуссии. М., 1998. 346 Тоталитаризм в Европе ХХ века. Из истории идеологий движения, режимов и их преодоления М., 1996. 347 Булдаков В. П. Эра советской диктатуры в России // Россия и Германия на пути к антитоталитарному согласию. М., 2000. С. 106. 348 Куртуа С., Верт Н., Панне Ж.-Л. и др. Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. 95 миллионов жертв. М., 2001. 349 Яковлев А. Н. Сумерки. М., 2003. С. 21, 23.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

225

учной дискуссии в России» А. И. Борозняк замечает: «Российским ученым предстоит пройти между Сциллой подражательного приятия и Харибдой зряшнего отрицания этой теоретической конструкции»350. Проблема тоталитаризма, равно как проблема коммунизма и фашизма, — это не только историографический, но и политический субъект общественной мысли как Запада, так и Востока. Это во многом подтверждается теми дискуссионными сюжетами по истории СССР, которые масштабно разрабатываются на постсоветском пространстве в рамках национальных историй стран — бывших республик СССР и бывших стран социалистического блока в Центрально-Восточном регионе Европы. В странах — бывших республиках СССР тоталитарный режим Советского Союза интерпретируется в духе подходов советологии времен холодной войны, как правило, через призму угнетения и репрессий народов в сталинский период истории и великодержавного шовинизма в более позднее время. В бывших социалистических странах ЦВЕ новая историография также выстраивается на тоталитарном подходе советологии, но акцент делается на противозаконном характере установленных после Второй мировой войны просоветских режимов351. И в первом, и во втором случае справедливо утверждение, что понятие «тоталитаризм» чрезвычайно политизировано и идеологизировано, оно изменяется в зависимости от международной конъюнктуры, интересов и пристрастий. Однако его нельзя игнорировать, оно прочно внедрилось в общественное сознание, и следует непредвзято изучать разные его проявления и истолкования352. Этот вывод подтверждается фактами современной политической истории. Многие сюжеты общего исторического прошлого социалистических стран (катыньский расстрел польских офицеров в 1940 г., «голодомор» на Украине 1933 г. и др.) становятся аргументами новых международных отношений. Это обстоятельство свидетельствует о том, что советология в ее антисоветском варианте ушла с политической арены, а методология сохранилась и используется в антироссийском варианте на пост350

Борозняк А. И. Прошлое, которое не уходит. Очерки истории и историографии Германии ХХ в. М., 2004. С. 281–294. 351 Тоталитаризм. Исторический опыт Восточной Европы. «Демократическое интермеццо» с коммунистическим финалом, 1944–1948. М., 2002. 352 Тоталитаризм в Европе ХХ века. Из истории идеологий, движений и их преодоления. М., 1996. С. 8; Хаген М. фон. Сталинизм в свете постоянной исторической рефлексии // Коммунизм и национал-социализм: Сравнительный анализ // Политическая наука. М., 2000. С. 27–28; Любин В. П. Россия, Германия, Италия: Три пути развития в ХХ веке (сравнительный историко-политологический анализ) // оссия. Политические вызовы ХХI века. М., 2002. С. 97–101.

226

Раздел II. Феномен западной советологии

советском пространстве. Выступая в качестве вызова для российских обществоведов, «новая» советология вынуждает российских гуманитариев дать ответ. В качестве такого можно рассматривать созданную в мае 2009 г. Комиссию по борьбе с фальсификациями истории при Президенте РФ. Некоторые дискуссии по поводу ее создания в среде российской интеллигенции — свидетельства «генетического страха» перед якобы возрожденным тоталитаризмом, так как название Комиссии напоминает идеологические аргументы советских обществоведов против советологии периода холодной войны. Однако для большинства специалистов важнее не факт создания комиссии, а право объективно на основе источников анализировать историческое прошлое, сводить до минимума возможности политиков прибегать к фальсификациям во имя групповых интересов политических элит своих стран. *** История развития советологии, как части зарубежного россиеведения, показывает, что гуманитарные знания на протяжении ХХ в. служили по меньшей мере двум целям — политическому обоснованию идеологического противостояния государств с разными общественно-политическими системами и конкретно-историческому накоплению фактов, методов и концепций по изучению их истории. Первая цель имела свои исторические ограничения, и после окончания холодной войны миссия советологии по критике СССР и социализма была исполнена. Вторая цель исторических ограничений не имеет: советология как часть идеологии трансформировалась в западное россиеведение и продолжает развиваться как мегадисциплина в новых исторических условиях. Что касается российского россиеведения, то оно как мегадисциплина о России «поглотила» и советологию, и советскую историографию о ней, и современное зарубежное россиеведение продолжает расширять свое предметное поле за счет огромного материала новых историографических субъектов постсоветского пространства. В число последних входят страны СНГ, где сосредоточены интересы 25 млн соотечественников, гуманитарной и политической элиты этих стран, где развиваются государственные и негосударственные институты взаимоотношений на базе взаимного восприятия друг друга. Этому процессу содействуют многообразные инициативы российских ученых и политических деятелей, которые совместно с зарубежными коллегами создали фонд «Русский мир», поддерживают Русские дома, культурные центры в зарубежных странах, организовывают конгрессы соотечественников.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

227

Распространению знаний о России содействуют всевозможные научные и образовательные контакты Российской Академии наук, высших учебных заведений, Русской Православной Церкви и других конфессий. В рамках этих контактов проводятся симпозиумы, конференции, осуществляется обмен преподавателями и студентами. Вся эта деятельность в конечном счете направлена на решение задач мультикультурного сотрудничества и формирования в мире нового образа России. Научный аспект трансформации советологии в зарубежное россиеведение очевиден. На протяжении последних двух десятков лет формируется межгосударственная «община» гуманитариев, в которой превалируют интересы научного поиска, разработки новых методологических подходов к истории государств, а дискуссии ведутся в большей мере в рамках научных школ, нежели государственных идеологических установок. В результате значительно преодолен синдром холодной войны в общественных науках различных государств, российское россиеведение пополнилось конструктивными материалами из работ советологов, богатейшим наследием русского зарубежья353 и начинает предпринимать попытки по преодолению собственных радикальных оценок советской истории. Научный аспект «критики буржуазной историографии» в советский период истории также не должен быть снят с повестки дня. Не подлежит сомнению, что система пропаганды включала и сегодня включает в арсенал своих методов борьбы с инакомыслием «исторический аргумент», и критически оценивать его можно при наличии системы контрпропаганды, все пороки и результативность которой демонстрирует история антисоветологических работ в СССР. Тенденции развития культурного плюрализма позволяют надеяться на то, что историки реализуют программу исследований советского прошлого как части истории России в контексте большой и важной научной дисциплины — россиеведения354, разделяя мысль, высказанную Е. Бахтиным в разгар идейных баталий между советологами и их советскими критиками: «…единство культуры эпохи — явление очень сложное и непохожее на простую гар353 Сахаров А. Н. Новая политизация истории или научный плюрализм? (О некоторых тенденциях в мировой историографии истории России XX веке) // Россия в XX веке: Судьбы исторической науки. М., 1996; Он же. О новых подходах в российской исторической науке. 1990-е годы // История и историки. Историографический вестник. М., 2002. 354 Россика / Русистика / Россиеведение. Кн. 1: Язык / История / Культура / отв. ред. Е. И. Пивовар; редкол.: Д. П. Бак, Л. Н. Простоволосова, Е. В. Родионова, Е. П. Шумилова. М.: РГГУ, 2010.

228

Раздел II. Феномен западной советологии

монию; оно больше похоже на не завершенный в пределах эпохи спор»355.

Приложение 1 1950-е гг. Александров Ю. Н., Норден А. Фальсификаторы // История СССР. 1959. № 6. Амбарцумов Е. А. Анатолий Г. Мазур. «Финляндия между Востоком и Западом» // История СССР. 1956. № 6. Документальные материалы по истории народов СССР в архивах и библиотеках США // История СССР. 1959. № 2. Болдырева Н. Д. Документальная «россика» в архивах Англии // История СССР. 1959. № 5. Борисов Ю. С., Васюков В. С. Вопросы социально-экономических преобразований советской деревни в современной французской и антимарксистской историографии // История СССР. 1959. № 4. Виленская Э. С., Итенберг Б. С. Д. М. Майер. «Знание и революция. Русская колония в Цюрихе (1870–1873)» // История СССР. 1958. № 5. Гамогонов Л. С., Никифоров В. И. К. М. Паниккер. «Азия и господство Запада» // История СССР. 1957. № 2. Экономические «исследования» С. Н. Прокоповича и современная буржуазная историография // История СССР. 1959. № 2. Наглядное пособие по фальсификации «Иллюстрированная история России» // История СССР. 1950. № 5. Национальная программа публикации исторических документов в США // Исторический архив. 1956. № 3. С. 238–243. Козлов А. П. Э. Ротштейн. «Советский Союз и социализм» // История СССР. 1959. № 1. С. 250–252. Кузьмина В. Д., Хорошкевич А. Л. Вопросы истории СССР в Oxford Slavic Papers // История СССР. 1958. № 1. С. 202–213. Курносов А. А., Лагутин Е. С. Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны и буржуазная историография // История СССР. 1959. № 3. Лебедев В. В. Д. Ш. Кертисс. «Русские революции 1917 г.» // История СССР. 1957. № 3. С. 246–248. Левин Ш. М., Волк С. С. Джеймс Х. Билингтон. «Михайловский и русское народничество» // История СССР. 1959. № 4. С. 204–212. 355

С. 238.

Бахтин М. Смелее пользоваться возможностями // Новый мир. 1970. № 11.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

229

Лойберг М. Я., Шляпентох В. Э., Виленский Б. В. Проблема русского феодализма в сборнике: «Feodalism in History» // История СССР. 1957. № 3. С. 190–195. Минаев В. Подрывная деятельность иностранных разведок в СССР. М., 1940. Мину Н. И. Новая вылазка фальсификатора истории американской интервенции в России // История СССР. 1958. № 2. С. 239–243. Россия и латинство. Берлин, 1923. Ротштейн А. Преподавание и изучение истории СССР в британских университетах // Вопросы истории. 1957. № 5. Выставка в Лондоне, посвященная 40-летию Великой Октябрьской социалистической революции // Вопросы истории. 1958. № 2. Салов В. И. Как извращается история Советского общества в работах Б. Мейсснера // История СССР. 1959. № 1. С. 240–249. Ушаков В. Б. Отношение между Советским Союзом и веймарской Германией в изображении западногерманской буржуазной историографии // История СССР. 1959. № 5. С. 182–190. Фальсификаторы истории Второй мировой войны на службе империалистов. Воронеж, 1959. Федоров В. Н. История создания Сибири в интерпретации реакционного американского историка // История СССР. 1959. № 4. С. 200–203. Хорошкевич А. Л. Фр. Бенннгхвен. Зарубежные отклики на открытие берестяных грамот // История СССР. 1958. № 5. С. 224–231. Чубарьян А. О. По поводу переиздания книги Уилер Беннето // История СССР. 1958. № 3. С. 248–256. 1960-е гг. Аминова Р. Х., Шафер В. И. По поводу последней книги Дж. Уиллера «Народы Советской Средней Азии» // История СССР. 1969. № 3. С. 216–222. Барсов А. А. Против извращения истории советского крестьянства буржуазной историографией // История СССР. 1962. № 2. С. 189–210. Баскаков Э. Г. Рукописные источники по русской истории в архивах США (по материалам нового Путеводителя по архивам и рукописным коллекциям Соединенных Штатов Америки) // История СССР. 1962. № 2. С. 217–219. Архивное дело в США // Исторический архив. 1960. № 3. С. 225–232. Баскаков Э. Г., Иевлев В. В., Кохов В. Ф. Документы Российскоамериканской компании в национальном архиве США // История СССР. 1963. № 5. С. 212– 216.

230

Раздел II. Феномен западной советологии

Батраков А. Ф. Ганс Мюнх. Работа и хлеб благодаря советским промышленным заказам (1929–1932) // История СССР. 1967. № 6. С. 192–194. Белов Г. А. Международные связи советских архивистов // История СССР. 1965. № 6. С. 178–187. Белоусов Г. И. К истории царской «великой армады» // История СССР. 1965. № 3. С. 236–238. Свет и тени одной биографии // История СССР. 1966. № 5. С. 200–204. Белоусов Г. И. Филипп С. Фонер. Большевистская революция. Ее влияние на американских либералов, радикалов и рабочее движение // История СССР. 1966. № 5. С. 230–232. Беляев Е. А. Развитие науки и организация научных исследований в СССР в современной зарубежной историографии // История СССР. 1974. № 3. С. 196–206. Болховитинов Н. Н. Джон Куннси Адамс и Россия // История СССР. 1968. № 4. С. 206–207. Болховитинов Н. Н., Изабел де Медриага. Англия, Россия и вооруженный нейтралитет 1780 г. Миссия сэра Джеймса Гарриса в Санкт-Петербург во время американской революции // История СССР. 1964. № 1. С. 206–209. Веревкина А. К. Библиографические указатели зарубежной литературы о Советском Союзе // История СССР. 1968. № 1. С. 221–229. Виленская Э. С. Царь-«освободитель» и его западные биографы // История СССР. 1966. № 1. С. 221–228. Вилцен М. А., Мокин С. В. Что увидел и чего не заметил французский ученый в советской деревне // История СССР. 1963. № 6. С. 199–202. Гапоненко Л. С., Соболев Г. Л., Токарев Ю. С. Американская публикация документов о Временном правительстве // Вопросы истории. 1963. № 5. Гарниза В. В., Жумаева Л. С. Партия эсеров в современной буржуазной историографии // История СССР. 1968. № 2. С. 185–202. Лагутин Е. С. Последняя версия буржуазной науки о гражданской войне в России // История СССР. 1963. № 4. С. 206–211. Лаптева Л. П. Русские рукописи в Славянской библиотеке в Праге // История СССР. 1968. № 4. С. 172–186. Лейкина-Свирская В. Р. Мартин Малиа. Александр Герцен и рождение русского социализма // История СССР. 1968. № 3. С. 187–190. Литвак Б. Г., Покровский А. С. Поиски и заблуждения американского историка // История СССР. 1969. № 5. С. 198–202.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

231

Лурье Я. С . Дж. Феннел. Иван Великий Московский // История СССР. 1962. № 4. С. 208–210. Лурье Я. С., Иерретркидерс Б. Формирование царства при Иване Грозном // История СССР. 1966. № 2. С. 200–204. Май А. В. Ричард Шарк. Закат императорской России // История СССР. 1960. № 4. С. 196–198. Марушкин Б. И. История и политика. Американская буржуазная историография советского общества. М., 1969. Марушкин В. И., Кунина А. Е. Миф о миролюбии США. М., 1960. Матвеев А. М. Западная историография об иностранных интернационалистах в Средней Азии // История СССР. 1969. № 1. С. 194–208. Западногерманские историки и мемуаристы о Второй мировой войне. М., 1967. Минаева И. Н. Документальные материалы по истории СССР в архивах и рукописных документах отделов библиотек Франции // История СССР. 1961. № 4. С. 216–221. Новые материалы по истории СССР, выявление в архивах и в библиотеках Франции // История СССР. 1964. № 2. С. 218–220. Наумов Н. В. О французской буржуазной историографии Великой Октябрьской социалистической революции // История СССР. 1968. № 1. С. 178–194. Нечкина М. В., Пашуто В. Т., Черняк Е. Б. Эволюция исторической мысли в середине ХХ века // Вопросы истории. 1965. № 12. Олегина И. Н. О труде Э. Х. Карра «Социализм в одной стране» // История СССР. 1963. № 4. С. 188–205. От Февраля к Октябрю. Англо-американская буржуазная историография // История СССР. 1969. № 6. С. 200–216. Орлик О. В. Мишель Кадо. Россия в жизни Франции в 1839– 1856 гг. // История СССР. 1969. № 3. С. 222–225. Орлик О. В., Щетинина Г. Е. Шерлик Корбе. Французское общественное мнение о России // История СССР. 1969. № 6. С. 239–241. Павлова-Сильванская М. П. Проблема русского абсолютизма в современной буржуазной историографии // История СССР. 1969. № 6. С. 217–234. Пашуто В. Т. Признаки феодализма и признаки прошлого // История СССР. 1964. № 2. С. 188–204. Пирумова Н. Н. Новое о Бакунине на страницах французского журнала // История СССР. 1969. № 4. С. 186–198. Плимак Е. Г., Володин А. И. Новые материалы о Радищеве и Герцене (По страницам журнала “Zeitschrife fur Slawistik”) // История СССР. 1964. № 1. С. 195–203.

232

Раздел II. Феномен западной советологии

Маркс, Энгельс и Россия (заметки о современной буржуазной историографии) // История СССР. 1966. № 4. С. 191–209. Злоключения буржуазной компаративистики (к вопросу о характере политических концепций А. Н. Радищева и Г. Рейналя) // История СССР. 1963. № 3. С. 183–213. Полевой Ю. З. Объективность по «стандартам некоммунистического мира» // История СССР. 1962. № 4. С. 210–212. Поляков В. Г. Против буржуазной фальсификации истории советского общества. М., 1960. ООН, Советский Союз и фальсификаторы истории // История СССР. 1964. № 1. С. 182–194. Буржуазные историки о борьбе СССР за коллективную безопасность 1933–1935 гг. // История СССР. 1965. № 4. С. 188–196. Пузрина М. Ф. Новые маневры буржуазных аграрников-советологов // История СССР. 1969. № 1. С. 175–188. Райзберг А. Ленин в 1917 году // История СССР. 1968. № 5. С. 225–227. Рахшмир П. Ю., Салов В. И. Советская западногерманская буржуазная историография // История СССР. 1969. № 4. С. 192–197. Ротштейн А. «Народное бюро информации о России» (забытый этап кампании «Руки прочь от России!») // История СССР. 1967. № 5. С. 216–226; Русская революция через призму журнала “Life” // Вопросы истории. 1960. № 5. На службе неонацизма (о книге Ганса фон Римини «История России») // История СССР. 1962. № 6. С. 170–180. Сахаров А. Н. Научная конференция по истории германо-советских культурных отношений // История СССР. 1965. № 5. С. 214– 215. Конференция французских и советских историков по обсуждению школьных учебников // История СССР. 1967. № 4. С. 176–178. Филатова Е. М. Русская революционная демократия и ее буржуазные критики: Против искажения экономических идей демократов. М., 1961. Филиппов А. А. Религиозная утопия П. Я. Попытка оживления меньшевистских концепций // История СССР. 1960. № 3. С. 184– 197. Чаадаева и современные теологи // История СССР. 1961. № 6. С. 183–205. Политическая спекуляция вместо рабочего научного выбора // История СССР. 1962. № 6. С. 201–203. Рыкалов В. С. Советско-французские отношения 1917–1924 гг. во французской буржуазной историографии // История СССР. 1969. № 5. С. 214–225.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

233

Рыкалов В. С. Ф. Кокэн. Русская революция // История СССР. 1964. № 3. С. 214–216. Салов В. И. Современная буржуазная историография Великой Октябрьской социалистической революции // Вопросы истории. 1967. № 11. Сироткин В. Г. Новый французский журнал по истории СССР // История СССР. 1961. № 4. С. 209–214. Война 1812 г. в общих работах современных историков Франции // История СССР. 1962. № 6. С. 181–192. Французский «Центр по изучению международных отношений» и его издания по вопросам внешней политики СССР // История СССР. 1964. № 2. С. 204–212. Смирнов И. В. Прогрессивные американские авторы о Советском Союзе // История СССР. 1966. № 6. С. 178–183. Созин И. В., Шушарин В. П. Современная буржуазная историография Древней Руси // История СССР. 1966. № 4. С. 212–213. Софьин А. Л. Сказки о России для взрослых американцев // История СССР. 1964. № 2. С. 212–215. Строде Х. П. Фальсификация истории Латвии в современной реакционной западногерманской и латинской эмигрантской историографии // История СССР. 1962. № 4. С. 185–200. Сухоруков С. Р. «Ежегодник по истории СССР и европейских стран народной демократии» // История СССР. 1969. № 4. С. 200– 202. Тульчинский М. Р. История ГДР в борьбе против западногерманского остфоршунга // История СССР. 1961. № 4. С. 204–209. 1960-е гг. Адвокаты реванша. Западногерманский остфоршунг на службе боннской реваншистской политики. М., 1963. Возрождаемое прошлое (о преемственности нацистской и боннской историографии Советского Союза) // История СССР. 1964. № 3. С. 190–209. Фейгина С. А. А. М. Конфино. Поместья и помещики в России в конце XVIII в. // История СССР. 1965. № 1. С. 202–204. Филитов А. М. Боннский комментарий к книге советского историка // История СССР. 1962. № 5. С. 228–232. Сообщение об изучении истории СССР в Дании // История СССР. 1965. № 1. С. 206–208. Фрейденберг М. М. Новая публикация о Пугачевском восстании // История СССР. 1965. № 1. С. 208–209. Хидоятов Г. А. Современная английская и американская буржуазная литература о Великой Октябрьской революции и гражданской войне в Туркестане // История СССР. 1961. № 3. С. 198–219.

234

Раздел II. Феномен западной советологии

Хорошкевич А. Л., Зимин А. А. Новые зарубежные издания источников по истории феодальной России до XVIII в. // История СССР. 1965. № 5. С. 179–193. Хорошкевич А. Л. Фр. Бенннгхвен. Возникновение Риги и рошкганзейское купечество // История СССР. 1961. № 6. С. 195–199. Черепнин Л. В. Во всеоружии вести борьбу с буржуазной историографией (из опыта работы сектора феодализма Института истории АН СССР) // История СССР. 1962. № 1. С. 200–208. Черняк Е. Б. Историография против истории. М., 1962. Шаскольский И. П. Норманнская теория в современной буржуазной историографии // История СССР. 1960. № 1. С. 223–236. Шутой В. Е. Русские ученые и архивы Вены // История СССР. 1965. № 4. С. 197–201. Ответ зарубежному критику // История СССР. 1967. № 1. С. 207–211. Яковлев Н. Н. «Эксперт по России» Джордж Ф. Кеннан и уроки истории // История СССР. 1960. № 5. С. 195–209. 1970-е гг. Абдулин М. И. История образования Башкирской АССР в современной буржуазной историографии // История СССР. 1972. № 6. С. 194–205. Афанасьев Ю. Н. История и антиистория. М., 1998; Современная французская буржуазная историография о социально-экономических и политических предпосылках Октября // История СССР. 1971. № 3. С. 197–208. Багдасаров В. К., Дробижев В. З. Э. Х. Карр, Р. В. Дэвис. Создание плановой экономики (1926–1929), т. I, ч. 1–2; Э. Х. Карр. Создание плановой экономики, т. II // История СССР. 1974. № 5. C. 190-198. Бадя Л. Р. Советские историки на международных конгрессах (20–50-е гг.) // История СССР. 1974. № 3. С. 63–74. Бегунов Ю. К. « Древняя Русь» — новый сборник зарубежных исследований по истории и литературе // История СССР. 1975. № 1. C. 220–228. Беспалов Н. Е. Ленин и становление большевизма в освещении современной англо-американской историографии // История СССР. 1970. № 2. С. 225–240; Трудовая активность рабочего класса в годы довоенных пятилеток в освещении англо-американской историографии // История СССР. 1977. № 1. С. 205– 216. Диссертации по истории Советского Союза, защищаемые в США // Вопросы истории. 1974. № 6.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

235

Беляев А. Глеб Струве — апостол антикоммунизма // Москва. 1971. № 5. Как в США готовят «специалистов» по истории СССР // Вопросы истории. 1972. № 10; Издания Гуверовского института войны, революции и мира // Вопросы истории. 1978. № 10; 1979. № 9. Бойцов В. С., Сироткин В. Г. Вопросы истории советского общества в седьмом томе «Всеобщей истории цивилизации» // История СССР. 1957. № 6. С. 182–188. Бродко И. А. Образование Белорусской ССР в освещении современной англо-американской буржуазной историографии // История СССР. 1975. № 4. C. 191–200. Второй коллоквиум американских и советских историков в США // История СССР. 1976. № 3. С. 207–209. Бурганова Л. А. Антикоммунизм и исторические исследования в США // Вопросы истории. 1979. № 9. Вебер Б. Г., Давыдович Д. С. Плодотворное сотрудничество историков СССР и ГДР // История СССР. 1973. № 6. С. 196–201. Проблемы социальных перемещений в СССР в новейшей буржуазной историографии // История СССР. 1971. № 5. С. 174–194; Проблемы развития социально-классовой структуры СССР в новейшей буржуазной историографии // История СССР. 1974. № 2. C. 193–196. Гиндин И. Ф. Концепция капиталистической индустриализации России в работах Теодора фон Лауэ // История СССР. 1971. № 4. С. 204–232. Немецкий просветитель в Екатерининской России // История СССР. 1970. № 1. С. 217. Юрий Крижанич в зарубежной историографии (1940–1970 гг.) // История СССР. 1976. № 1. С. 201–205. Дудзинская Е. А. Международные научные связи советских историков. М., 1978; Международные связи Института истории СССР АН СССР // История СССР. 1970. № 6. С. 190–194; Международные научные связи Института истории СССР в 1970–1971 гг. // История СССР. 1973. № 6. С. 207–209. Лаптева Л. П. Новые исследования о чешско-русских, словацко-русских, чехословацко-советских научных связях // История СССР. 1976. № 5. С. 219–221. Левина С. С. Французская библиография заграничной периодики // История СССР. 1973. № 2. С. 191–194. Литвак Б. Г. Западногерманский историк о советской историографии реформы 1861 года // История СССР. 1976. № 1. С. 206– 214.

236

Раздел II. Феномен западной советологии

Лотман Ю. К вопросу об источниковом значении высказываний иностранцев о России // Сравнительное изучение культур. Л., 1976. Магомедов М. А. Несостоятельная попытка очернить советскую историографию (по поводу книги американского историка Лоуэлла Тиллета «Великая дружба. Советские историки о нерусских национальностях») // История СССР. 1973. № 1. С. 191–197. Маджюс Г. История Литвы 1918–1940 гг. в буржуазной историографии // История СССР. 1972. № 5. С. 201–221. Марушкин Б. И. Советология: расчеты и просчеты. М., 1976. История в современной идеологической борьбе (строительство социализма в СССР сквозь призму антикоммунистической историографии США). М., 1972. История и политика: Американская буржуазная историография советского общества. М., 1979. Марушкин Б. И., Иоффе Г. З., Романовский Н. В. Три русские революции и буржуазная историография. М., 1977. Мельникова Е. А. Древняя Русь на страницах ежегодника «Скандо-славика» // История СССР. 1974. № 3. C. 206–212. История Древней Руси на страницах норвежских изданий (60– 70-е годы) // История СССР. 1976. № 5. С. 213–218. Западногерманская буржуазная историография Второй мировой войны. М., 1979. Методологические проблемы истории славистики. М., 1978. Микешин Н. П. История против антиистории. М., 1973. Минаева Н. В. В разладе с историей (заметки о западной историографии, освещающей политическую мысль России I четверти XIX в.) // Проблемы историографии. М., 1977. С. 57–92. Михайлов И. В. Англо-американская буржуазная историография о рабочем контроле в период Великого Октября // История СССР. 1976. № 5. C. 206–213. Молок Ф. А. Распространение ленинских работ в Чехословакии в 20-е и 30-е годы // История СССР. 1970. № 5. С. 220–223. Документы о полувековой дружбе // История СССР. 1973 № 3. С. 202–204. Наджафов Д. Г. Истоки исторического советоведения в США: Американская литература о В. И. Ленине и советской внешней политике (1917–1920) // Американский ежегодник. М., 1971. С. 349– 352. Назаров Г. В. Американский историк о советско-японских отношениях 20-х годов // История СССР. 1972. № 3. С. 169–172. Ноткин Б. Н. Неудачная попытка усовершенствовать штампы западной советологии (о книге М. Левина «Русский крестьянин и

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

237

советская власть») // История СССР. 1971. № 4. С. 233–241; Советская интеллигенция в освещении современной буржуазной англо-американской историографии // История СССР. 1972. № 3. С. 153–168; Новые работы по истории советского рабочего класса в англо-американской историографии // История СССР. 1975. № 1. C. 213–224. Овчинников Р. В., Троцкий С. М. Новейшая американская историография. Крестьянская война под предводительством Е. И. Пугачева // История СССР. 1974. № 5. C. 173–193. Олегина И. Н. Капиталистическая и социалистическая индустриализация в трактовке А. Гершенкрона // История СССР. 1971. № 2. С. 181–202. Орехов В. А. Ленинская «Искра» в освещении современной англо-американской историографии // История СССР. 1972. № 1. С. 202–213. Орлов А. С., Шанский Д. Н. Ф. Кокен. Уложенная комиссия 1767–1768 гг. Городские наказы (Московская губерния) // История СССР. 1972. № 6. С. 234–236. Орловский Г. Первая монография о буржуазном советоведении США // История СССР. 1971. № 1. С. 222–223. Пашуто В. Т. Реваншисты — псевдоисторики России. М., 1971. Проблемы преподавания истории СССР в странах социализма (Международный симпозиум на историческом факультете МГУ) // История СССР. 1973. № 3. С. 180–193. Павлова-Сильванская М. П. Проблемы внешней политики и культурных связей России первой четверти XVIII века в научной литературе социалистических стран // История СССР. 1972. № 4. С. 177–184. Рагайшене В. Вопросы развития прибалтийских народов в буржуазной историографии. По материалам научной сессии // История СССР. 1970. № 4. С. 209–211. Ржешевский Д. А. Историки против истории. (Новая буржуазная литература о Великой Отечественной войне, изданная в США) // История СССР. 1970. № 3. С. 189–205. Романовский Н. В. Июльские события 1917 г. в современной буржуазной историографии // История СССР. 1971. № 3. С. 209–224. Румянцева В. С. Американский историк о старообрядчестве и Выговском общежительстве // История СССР. 1972. № 4. С. 196–198. Рыкалов В. С. Отношения между СССР и развивающимися странами во французской буржуазной историографии // История СССР. 1973. № 2. С. 180–189. Образование СССР в буржуазной историографии // История СССР. 1972. № 6. С. 180–193.

238

Раздел II. Феномен западной советологии

Изучение истории СССР в Бирмингемском университете // История СССР. 1975. № 4. C. 210–215. Рыкошов В. С. Победа СССР во II мировой войне в оценке французских буржуазных историков // История СССР. 1970. № 3. С. 224–226. Сахаров А. Н. Р. Хелли. Закрепощение и изменение в области военного дела в Московии // История СССР. 1973. № 2. C. 180–189. Свердлов М. Б. Исследования по истории Древней Руси в ГДР // История СССР. 1971. № 6. С. 194–201. Селунская Н. Б. Проблемы изучения массовых исторических источников в современной американской историографии // История СССР. 1975. № 4. С. 201–207. Серова О. В. СССР и Италия во II мировой войне. Новые книги итальянских авторов // История СССР. 1970. № 3. С. 226–229. Скрынников Р. Г. Переписка Грозного с Курбским. Парадоксы Эдварда Кинана. Л.: Наука, 1973. Славяноведение в дореволюционной России: библиографический словарь. М., 1979. Соболев Г. Л. Октябрьская революция в американской историографии. 1917—1970-е годы. Л., 1979. США: политическая мысль и история (под ред. Н. Н. Яковлева). М., 1976. Соколов А. К. Л. Дж. Чергуот. Советская интеллигенция // История СССР. 1975. № 2. C. 191–193. Строде Х. П. История прибалтийских народов и послевоенный остфоршунг // История СССР. 1972. № 2. С. 154–165. Сухоруков С. Р. В. И. Ленин и советско-германские отношения 1917–1922 гг. в освещении современной западногерманской буржуазной историографии // История СССР. 1970. № 1. С. 194–207. Берлинский договор 1926 года в освещении западногерманской буржуазной историографии // История СССР. 1973. № 3. С. 194–202. Тетюшев В. И. Буржуазная историография о методах и источниках осуществления индустриализации в СССР // История СССР. 1977. № 2. С. 170–183. Троицкий С. М. Русское дворянство ХIХ в. в изображении американского историка // История СССР. 1970. № 5. С. 205–212. Троицкий С. М. Р. Джонс. Освобождение русского дворянства 1762–1785 гг. // История СССР. 1976. № 1. С. 214–217. Федоров В. А. А. Мазур. Женщины в ссылке: жены декабристов // История СССР. 1975. № 6. С. 206–207. Фейгина С. А. А. М. Конфино. Петровская эпоха в работах историков капиталистических стран // История СССР. 1972. № 4. С. 185–193.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

239

Филатов В. П. Русские центры в США // США — ЭПИ. 1970. № 4. Фрейденберг М. М. Югославские работы о роли России в национально-освободительном движении // История СССР. 1971. № 6. С. 206–210. Чирков С. В. «Образование великорусского государства» А. Е. Преснякова в американском издании // История СССР. 1973. № 6. С. 204–207. Щетинина Г. И. Интеллигенция, революция, самодержавие (освещение проблемы в американской историографии) // История СССР. 1970. № 3. С. 154–172. Шутой В. Е. Даниел Краман и его путевые записки // История СССР. 1971. № 6. С. 202–206. Цибульский С. В. Англо-советские отношения 1917–1921 годов в освещении Р. Х. Ульмана // История СССР. 1974. № 6. C. 210–228. Юрьев Ю. И. Критика буржуазных концепций истории и политики КПСС // История СССР. 1975. № 1. С. 174–178. 1980-е гг. Алякринский О. А. Как ломаются стереотипы «образа врага» в США // США — ЭПИ. 1988. № 6. Алексеев В. В., Зубков К. И. Проблемы индустриального освоения Сибири в современной буржуазной историографии // История СССР. 1984. № 2. С. 186–189. Артамонов В. А. Х. Баггер. Реформы Петра Великого. Обзор исследований // История СССР. 1987. № 1. С. 217– 218. Багдасаров В. К., Дробижев В. З. Новые книги американских демографов о движении населения в СССР // История СССР. 1981. № 1. С. 180–191. Багдасаров В. К. Американские и буржуазные историки о русской интеллигенции XIX — начала XX века // История СССР. 1987. № 4. С. 217–221. Айзенштадт А. Л. Социально-экономическое развитие современной советской деревни в освещении буржуазной историографии // История СССР. 1984. № 3. С. 181–194. Бибиков М. В., Канищева Н. И., Семенова А. В., Шелохаев В. В. Современный труд историков СССР и ГДР // История СССР. 1980. № 2. С. 212–215. Блинкин А. Я. «Критика» — американский журнал по истории СССР // Вопросы истории. 1983. № 4. Боганцев А. А., Тронин В. И. Современная буржуазная историография о борьбе большевиков за руководство крестьянским движением в годы первой российской буржуазно-демократической революции // История СССР. 1985. № 1. С. 193–209.

240

Раздел II. Феномен западной советологии

Бугай Н. Ф. Международные научные связи Института истории СССР АН СССР (1976–1980 гг.) // История СССР. 1982. № 3. С. 214–219. Буганов В. И. Русские поместно-вотчинные документы XVII– XVIII вв. в Хоутонской библиотеке Гарвардского университета // Советские архивы. 1989. № 4. С. 31–43. Буганов В. И., Медушевский А. И. Американские историки о социальной психологии крестьянства России периода феодализма // История СССР. 1986. № 5. С. 205– 211. Булдаков В. П., Скворцова А. Ю. Пролетарские массы и Октябрьская революция. Анализ современной западной историографии // История СССР. 1987. № 5. С. 149–164. Веденяпин Я. С. Советская энергетика на современном этапе и ее буржуазные критики // История СССР. 1986. № 3. С. 209–219; Советологи об экономической реформе в СССР (обзор новейшей литературы) // История СССР. 1989. № 5. С. 195–208. Взаимодействие культур СССР и США XVIII–XX вв. М., 1987. Виноградов И. А. Развитие советской науки в условиях НТР и ее буржуазные критики // История СССР. 1984. № 6. С. 191–200. Виттенберг Е. Я. Социальная структура советского рабочего класса в освещении новейшей буржуазной историографии // История СССР. 1987. № 3. С. 194–210. Виттенберг Е. Я. Буржуазная историография о социальной роли крестьянства в СССР на современном этапе // История СССР. 1981. № 5. С. 214–229; Современная буржуазная историография об участии трудящихся СССР в управлении производством // История СССР. 1986. № 2. С. 194– 209. Лавров А. С. Введение христианства на Руси в освещении французского историка // История СССР. 1989. № 6. С. 204–207. Лимонов Ю. А. Россия в западноевропейских сочинениях XV– XVIII вв. // Россия XV–XVII вв. Глазами иностранцев. Л., 1986. Маникин А. В. Советская историческая наука в оценке историков ГДР // История СССР. 1981. № 2. С. 228–230. Манусевич А. Я. С. Штригниц. Немецкие интернационалисты в Советской России 1917–1918 гг. // История СССР. 1981. № 3. С. 213–216. Новая книга о деятельности Ванды Василевской в СССР в годы II мировой войны // История СССР. 1984. № 5. С. 193–195 Медушинский А. Н. Российское государство XVII–XVIII веков в освещении современной немарксистской историографии (обзор литературы) // История СССР. 1988. № 3. С. 195–207. Меламед Е. И. Джордж Кеннан против царизма. М., 1981.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

241

Мельвиль О. Ю. Особенности американских восприятий Советского Союза // Взаимодействие культур СССР и США. XVIII–XX вв. М., 1987. Образ врага и новое политическое мышление // США — ЭПИ. 1988. № 1. Мельвиль А. Ю., Никитин А. И. Советские эксперты о мировой политике // США — ЭПИ. 1989. № 6. Мельникова Е. А. Историзация мифа или мифологизация истории? (По поводу книги О. Прицака «Происхождение Руси») // История СССР. 1984. № 4. С. 201–210. Мерцалов А. Н. В поисках исторической истины: Очерк методологии критики буржуазной историографии. М., 1984. Современная буржуазная историография о советской экономике в годы Великой Отечественной войны // История СССР. 1981. № 6. С. 192–210. Великая Отечественная война в историографии ФРГ. М., 1989. Милякова Л. Б. «Русские» центры при университетах США // Славяноведение и балканистика в зарубежных странах. М., 1983. Миронов С. С. Б. Иосифов. Декабристы // История СССР. 1981. № 1. С. 209–210. Миронов Б. Н. Новая работа американских исследователей по истории семьи // История СССР. 1982. № 4. С. 190–199. Миронов Б. Н., Колчин П. История и социология принудительного труда в России и США: сравнительная характеристика // История СССР. 1988. № 6. С. 180–189. Миронов Б. Н., Тудоряну Н. Л. Очерки российской трудовой эмиграции периода империализма (в Германию, Скандинавские страны и США) // История СССР. 1988. № 2. С. 176–179. Молок Ф. А. Антонин Долейши. Рождение нового мира. Победа пролетарской революции в России // История СССР. 1984. № 6. С. 200–202. Молчанова Е. В. Историки Франции об общественно-политическом движении в России 70–80-х годов XIX века // История СССР. 1980. № 5. С. 209–215. Муравьев Ю. П. Историки-марксисты ФРГ о всемирно-историческом значении Великой Октябрьской социалистической революции и советско-германских отношениях в 20-х — начале 30-х годов // История СССР. 1984. № 5. С. 188–193. Наумова Г. Р. Советская историческая наука. Ее достижения и международное значение // История СССР. 1981. № 2. С. 225–228. Невлер В. Е. Н. Г. Чернышевский в итальянской историографии // История СССР. 1980. № 5. С. 216–221.

242

Раздел II. Феномен западной советологии

Нечухрин А. Н. Об отношении к эмигрантской историографии // Всеобщая история: дискуссии, новые подходы. Вып. 1. М., 1989. Николаев П. А. Зловещий альянс: Советология на службе психологической войны. Л., 1980. Олегина И. Н. Некоторые вопросы истории советских промышленных предприятий в освещении английской и американской историографии // История СССР. 1981. № 2. С. 210–218. Пасков С. С. Методологические проблемы исторической науки в современной японской буржуазной историографии // История СССР. 1980. № 6. С. 189–198. Пашуто В. Т. Новый труд историков ГДР // История СССР. 1981. № 1. С. 205–206. Передерий С. В. Современная американская и английская буржуазная историография истории Сибири конца XIX — начала XX века // История СССР. 1986. № 5. С. 187–198. Пивовар Е. И. Ш. Фицпатрик. Образование и социальная мобильность в Советском Союзе (1921–1934 гг.) // История СССР. 1981. № 4. С. 180–189. Полищук В. Д. Буржуазная историография ФРГ о развитии сельского хозяйства СССР на современном этапе // История СССР. 1982. № 4. С. 179–190. По страницам периодических изданий стран социализма // История СССР. 1981. № 4. С. 199–200. Прохоров В. П., Сергеев С. В. Образование СССР и национальные отношения в советском обществе в освещении буржуазной историографии 70-х годов // История СССР. 1982. № 6. С. 179–190. Пушкарев Л. Н. Томас Л. История Сибири. С древнейших времен до современности // История СССР. 1985. № 2. С. 200– 202. Рогалина Н. Л., Селунская В. М. Р. В. Дэвис. Социалистическое наступление. Коллективизация советского сельского хозяйства. 1929–1930. Т. 1; Советский колхоз. 1929–1930. Т. 2 // История СССР. 1982. № 5. С. 202–209. Развитой социализм и кризис «советологии». М., 1982. Разгон В. Н. Проблемы генезиса российской буржуазии в современной американской и английской историографии // История СССР. 1982. № 3. С. 200–213. Революция и народы России: полемика с западными историками. М., 1989. Розенберг А., Дробижев В. З. Социально-экономическое положение и политика советского государства при переходе к НЭПу // История СССР. 1989. № 4. С. 109–123. Россия XVII в. Глазами иностранцев. Л., 1989.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

243

Романовский Н. В. О Ричарде Пайпсе // Вопросы истории. 1982. № 3. Развитой социализм и советология // Вопросы истории. 1981. № 6. Рухманова Э. Д. Экономические связи между Россией и Швецией в XVII веке. Документы из советских архивов // История СССР. 1980. № 5. С. 202–203. Сахаров А. Н. История Советского Союза под пером консервативных советологов 80-х годов // История СССР. 1988. № 2. С. 185–208. Седов М. Г. В. Гайерхос. Вера Засулич и русское революционное движение // История СССР. 1981. № 3. С. 211–213. Семенов С. С. История Великого Октября на XVI Международном конгрессе исторических наук в Штутгарте // История СССР. 1986. № 3. С. 190– 200. Сергеева В. В. Проблемы истории СССР на страницах ежегодника “Jahrbuch fur Geschichte der Sozialistischen Lander Europas” // История СССР. 1982. № 1. С. 183–189. Славяноведение и балканистика в странах зарубежной Европы и США. М., 1989. Сивачев Н. В. Россия и США: становление отношений. 1765– 1815 // История СССР. 1981. № 2. С. 198–206. Славяноведение в дореволюционной России. Изучение южных и западных славян. М., 1988. Славяноведение и балканистика за рубежом. М., 1980. Славяноведение и балканистика в зарубежных странах. М., 1983. Современная немарксистская историография и советская историческая наука (беседа за круглым столом) // История СССР. 1988. № 1. С. 172–203. Соколов А. К. Политическая система советского общества в оценке американского советолога // История СССР. 1981. № 4. С. 195–198. Соловей В. Д. Процесс становления советской исторической науки (1917 — середина 30-х годов) в освещении американской и английской историографии // История СССР. 1988. № 4. С. 200–216. Софьин А. Л. Радиоуроки по русской истории для школьников ФРГ // История СССР. 1981. № 3. С. 209–211. Старостин Е. В. Документы по истории России в зарубежных архивах: Аналитический обзор. М.: Главархив СССР, 1988. Степанов А. В., Чертина З. С. Национальные отношения при социализме в буржуазной историографии США // История СССР. 1984. № 2.

244

Раздел II. Феномен западной советологии

Степанян С. С. Розенфельд Г., Шютцлер Ч. Краткая история Советского Союза. 1917–1983 гг. // История СССР. 1987. № 3. С. 210–211. Строде Х. П. О некоторых тенденциях в освещении истории Прибалтики буржуазной историографии 70-х годов // История СССР. 1981. № 4. С. 189–193. Сухотина Л. П. Русская революционная демократическая интеллигенция в освещении английской и американской историографии (1970-е годы) // История СССР. 1981. № 6. С. 178–191. Тишков В. А. История и историки в США. М., 1985. Усанов В. И. Актуальные проблемы истории СССР дореволюционного периода в трудах ученых ГДР // История СССР. 1985. № 5. С. 196–202. Уткин А. И. Внешняя политика СССР глазами американской элиты // США — ЭПИ. 1989. № 5. Хорошкевич А. Л. Проблемы истории русского города X–XVI веков в новейшей историографии ФРГ // История СССР. 1986. № 4. С. 200–213. Чертина З. С. О некоторых советологических концепциях национальных отношений в СССР на этапе развитого социализма // История СССР. 1981. № 3. С. 197–206. Буржуазные историки о новой исторической общности — советский народ // История СССР. 1982. № 6. С. 191–202; Буржуазная теория «модернизма» и реальное развитие народов Средней Азии // История СССР. 1980. № 2. С. 203–212; Новейшая буржуазная историография о развитии наций и народностей СССР на современном этапе (по материалам Советской Средней Азии) // История СССР. 1985. № 4. С. 193–206. Что на Западе говорят о перестройке. М., 1989. Чурмантеев А. В. Представление об СССР в американском массовом сознании (историография проблемы) // США — ЭПИ. 1988. № 10. Шакиров Р. С., Уайт С. Истоки разрядки. Генуэзская конференция и отношения Страны Советов с Западом. 1921–1922 // История СССР. 1989. № 1. С. 208–212. Якушевский А. С. Освещение истории Великой Отечественной войны в новейшей буржуазной историографии // История СССР. 1980. № 3. С. 191–205. 1990-е гг. Аксенова Е. П. Из переписки Г. В. Вернадского и А. В. Флоровского // Славяноведение. 1994. № 4. Ананьич Б. В. Кризис власти и реформы в России на рубеже XIX– XX веков в исследованиях американских историков // История

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

245

СССР. 1992. № 2. С. 208–211; Ананьич Б. В. Дэвид Крисчн. «Живая вода». Водка и русское общество накануне отмены крепостного права // Отечественная история. 1993. № 6. С. 186–189. Андреев Д. А. Российский либерализм и Государственная Дума (обзор англо-американской историографии) // Вестник МГУ. Серия 8. 1995. № 2. Башимов М. С. Страницы одной жизни (Джордж Ф. Кеннан. Очерки жизни) // США — ЭПИ. 1990. № 9. Берелович В. Конференция в Париже по истории российского дворянства // История СССР. 1992. № 6. С. 214–215. Бондаренко В. Архипелаг D. P. // Слово. 1991. № 8. Борисов Ю. С., Голубеев А. В. Политическая реабилитация в СССР (1950–1960-е гг.) в освещении западной историографии // История СССР. 1992. № 5. С. 205–209. Большевики. Документы по истории большевизма с 1903–1916 годов бывшего охранного отделения. М., 1990. Буганов В. И., Медушевский А. Н. Административные реформы в России и проблемы их изучения в современной западной историографии // Отечественная история. 1992. № 3. С. 203–210; Быстрова И. В. Хироаки Куромия. Сталинская индустриальная революция. Политика и рабочие. 1928–1932 гг. // История СССР. 1991. № 5. С. 207–211; Быстрова И. В. Россия в эпоху нэпа. Исследование советского общества и культуры // Отечественная история. 1991. № 4–5. С. 263–267; Быстрова И. В. Крис Вард. Рабочие хлопковой промышленности России и новая экономическая политика: цеховая культура и государственная политика. 1921–1929 // История СССР. 1992. № 1. С. 214–216. Будницкий О. В. А. Гейфман. Не убий: революционный терроризм в России. 1894–1917 // Отечественная история. 1995. № 5. С. 185–189. Верниченко Н. А. СССР в 20-е годы: проблемы и мнения (по материалам советско-американского симпозиума историков) // США — ЭПИ. 1990. № 2. Волобуев О. В., Клоков В. А. Новейшие американские публикации по истории меньшевизма // История СССР. 1992. № 5. С. 209–216. Восленский М. С. Номенклатура: Господствующий класс Советского общества. М., 1991; О реваншистской «диалектике» // История СССР. 1956. № 6. С. 217–220. Гайдук И. В. Джордж Ф. Кеннан как историк советско-американских отношений // История СССР. 1990. № 3. С. 185–197. Гества К. Степан Плаггенборг. Государственные финансы и индустриализация в России 1881–1903 гг. Результаты налоговой политики для фиска, населения и экономики // Отечественная история. 1990. № 3. С. 206–209.

246

Раздел II. Феномен западной советологии

Гимпельсон Е. Г. Политическая система и нэп: неадекватность реформ // Отечественная история. 1993. № 2. С. 29–43. Глазирина Г. В. Начальный этап русско-скандинавских отношений. Оценка норвежского ученого // История СССР. 1991. № 1. С. 213–217. Ланщиков А. Почему я стал американофобом // Москва. 1995. № 2. Лаппо-Данилевский К. Ю. Глеб Струве — историк литературы // Русская литература. 1990. № 1. Лаперуз С. Л., Морозова Т. Миру не нужна вторая Америка // Москва. 1994. № 9. Леонов С. Американские историки о советском обществе времен гражданской войны // Вопросы истории. 1993. № 4. С. 169–175. Лившин А. Я. Такая разная советология // Рабочий класс и современный мир. 1990. № 5. Матузова В. И. Паравичини В. Прусские походы европейской знати // История СССР. 1992. № 4. С. 194–197. Медведев Ж. А. Холодная война рубля и доллара // Наш современник. 1993. № 43. С. 161–173. Медушинский А. Н. Р. О. Крамми. Формирование Московского государства. 1306–1613 // История СССР. 1990. № 1. С. 218–221. Медушинский А. Н., Хартенштейн Е. М. М. М. Щербаков (1733– 1790) как политический идеолог русского дворянства и его утопический трактат «Путешествие в землю Офирскую» // История СССР. 1990. № 2. С. 217–219. Довольно о войне. Воронеж, 1992. Миронов Б. Н. Дэвид Л. Ранеел. Матери нищеты. Брошенные дети в России // История СССР. 1990. № 6. С. 207–210. Модернизация: зарубежный опыт и Россия. М., 1994. Моисеенко Т. Л. Андреас Моритц. Сельское хозяйство и аграрная политика России перед революцией // Отечественная история. 1993. № 6. С. 191–193. Муравьев В. А., Степанский А. Д. Американский историк о первой российской революции // Вопросы истории. 1993. № 9. С. 174–179. Омельченко Н. А. В поисках России // Полис. 1994. № 4. О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. Павлова Т. Ф. Русский заграничный исторический архив в Праге // Вопросы истории. 1990. № 11. С. 19–30. Пашуто В. Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992. Перегудов С. П. Концепции заинтересованных групп в западной советологии // Полис. 1994. № 2.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

247

Петров-Энкер Б. Женщины наступают: об истоках женской эмансипации в России // Отечественная история. 1993. № 5. С. 173–182. Петровский Л. П. Дело Некрича (Из истории гонений на советскую интеллигенцию) // Кентавр. 1994. № 4. С. 94–114. Плигузов А. И. Славянские рукописные материалы в библиотеках Гарвардского университета // Отечественные архивы. 1993. № 6. Подзолка Л. Августовская революция и советология // Свободная мысль. 1992. № 5; Советология перестройки и перестройка советологии // Свободная мысль. 1992. № 1. Портнов Л. О. Сочинения иностранных путешественников во второй половине XVII века о московском государстве (источниковедение проблемы) // Вестник Московского университета. Серия «История». 1995. № 3. С. 75–83. Поткина И. В., Селунская Н. Б. Россия и модернизация (в прочтении западных ученых) // История СССР. 1990. № 4. С. 194– 206. Поткина И. В. Между царем и народом. Общественность и поиски гражданской общности в позднеимперской России // Отечественная история. 1994. № 2. С. 198–200. Томас Оуэн. Корпорация в российском законодательстве. 1800–1917. Изучение царской экономической политики // История СССР. 1991. № 5. С. 216–219. Россия XIX–XX вв. Взгляд зарубежных историков. М., 1996. Россия первой половины XIX века глазами иностранцев. СПб., 1991. Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси. М., 1991. Савельев А. В. Проблемы развития культуры в СССР в дискуссиях 1921–1928 гг. (Обзор англо-американской литературы 1960– 1980 гг.) // Реферативный журнал. Серия 5. «История». 1995. № 4. С. 33–59. Сахаров А. А. Жанет Вайан, Джон Ричардс П. От России к СССР. Повествовательная и документальная история // История СССР. 1991. № 1. С. 206–210. Сахаров А. Н. Стюарт Рамсей Томпкинс: Долгий путь к истории России // Отечественная история. 1995. № 5. Селунская Н. Б. «Москва и москвичи»: новое прочтение старой проблемы. О книге Дж. Брэдли «Мужик и москвич. Урбанизация в России в конце императорского периода» // Отечественная история. 1995. № 1. С. 204–206. Приглашение к диалогу. (О книге Д. Гайвера «Российский империализм: Взаимосвязь внутренней и внешней политики. 1860– 1914») // История СССР. 1991. № 3. С. 228–242.

248

Раздел II. Феномен западной советологии

Селунская Н. Б., Шанина Е. Б. Страницы аграрной истории России в прочтении западных ученых // История СССР. 1992. № 4. С. 191–194. Селунская В. М. Г. Я. Тарле. Российское зарубежье и Родина // Отечественная история. 1993. № 4. С. 252–255. Славянские съезды XIX–XX веков. М., 1994. Слепнев И. Н. Д. Мейси. Правительство и крестьянство в России. 1861–1906 гг.: предпосылки столыпинских реформ // История СССР. 1991. № 6. С. 198–201. Слуг С. З. Г. Швендеман. Экономическое сотрудничество германского рейха и Советского Союза в 1939–1941 гг.: представляло ли оно альтернативу Восточной программе Гитлера? // Отечественная история. 1995. № 3. С. 210–213. Советские реформы: взгляд с Запада // Рабочий класс и современный мир. 1990. № 2. Современные концепции аграрного развития // Отечественная история. 1994. № 5. Солженицын А. Слово на приеме в Гуверовском институте // Нева. 1992. № 9. С. 240–249. Сухотина Л. Г. Ф. Помпер, Ленин, Троцкий и Сталин. Интеллигенция и власть // Отечественная история. 1990. № 3. С. 193–196. Тяжельникова В. С., Гарскова И. М. Банки и базы данных в исторических исследованиях // Отечественная история. 1995. № 4. С. 195–198. Филипова Т. А. Британские историки о России на рубеже 70– 80-х годов XIX века. Поиски альтернатив // История СССР. 1990. № 3. Фурсенко А. А. Долгий путь к советскому читателю // Звезда. 1992. № 2. С. 152–153. Черняк Л. Объективный подход как основа непонимания // Минувшее. Вып. 6. 1992. С. 451–471. Шамшур О. В., Мингазутдинов И. А. Третья волна советской эмиграции в США: предварительные итоги // США — ЭПИ. 1992. № 2. Шаповалов В. Россиеведение как комплексная научная дисциплина // ОНС. 1994. № 2. Неустранимость наследия // ОНС. 1995. № 1. Россиеведение как наука // Свободная мысль. 1994. № 7, 8. Шарапов Ю. В. Т. Э. О’Коннор. Инженер революции: Л. Б. Красин и большевики. 1870–1926 гг. // Отечественная история. 1995. № 4. С. 192–194. Шафаревич И. Р. Путь из-под глыб. М., 1991. Шестопал Е. Б. Такер Р. Сталин у власти. Революция сверху // История СССР. 1991. № 5. С. 204–207.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

249

Шишкин В. А. Т. Э. О’Коннор. Георгий Чичерин и советская внешняя политика. 1918–1930 // Отечественная история. 1993. № 6. С. 195–198; Шпакова Р. П. Российское реформаторство глазами Макса Вебера // Полис. 1995. № 2. Штукина Т. А. Роберт Такер о политическом лидерстве // Социально-политические науки. 1991. № 6. Цимбаева Н. Е. Архив Славянской библиотеки Парижа (Опыт описания) // Вестник МГУ. Серия 8. 1995. № 6. Язьков Е. Ф. Позитивный опыт сотрудничества с фондом Фулбрайта // Вопросы истории. 1994. № 9.

Приложение 2 1950-е гг. Альбадри А. Д. Михаил Нуайме. «Вдали от Москвы и Вашингтона» // История СССР. 1957. № 5. С. 232–233. Карпович М. Комментарии // Новый журнал. 1951. Коэн М. Американская мысль. Критический обзор. М., 1956. Николаевский Б. И. Конец Азефа. Л., 1926. Порталь Роже. Изучение истории СССР во Франции // История СССР. 1959. № 1. С. 229–239. Струве Г. Русская литература в изгнании. Нью-Йорк, 1955. 1960-е гг. Аморт Честмир. Нацистские планы порабощения и истребления народов СССР (по документам секретного архива Гитлера) // История СССР. 1966. № 2. С. 163–188. План «Барбаросса» (по документам Верховного командования Вермахта // История СССР. 1966. № 6. С. 147–165. Андерле А., Квилиг З. Бывший зондерфюрер в погоне за «исторической правдой» // История СССР. 1960. № 1. С. 202–212. Аптекер Г. Осада Ленинграда и мировой кризис // История СССР. 1963. № 3. С. 214–218. Артур Рэнсон. О Советской России в 1919 году // История СССР. 1967. № 3. С. 176–185. Вильямс В. Э. Американская интервенция в России в 1917– 1920 гг. // История СССР. 1964. № 4. С. 166–194. Генри Э. Кто платит антикоммунистам // Проблемы мира и социализма. 1962. № 2. Глазами зарубежных современников // История СССР. 1967. № 2. С. 167–184; № 3. С. 191–204; № 4. С. 179–189; № 5. С. 235– 242; № 6. С. 210–222.

250

Раздел II. Феномен западной советологии

Горски Г. К истории ленинской маски в Галле // История СССР. 1968. № 2. С. 212–213. Горски Г. Работа группы по изучению германо-советских отношений (1960–1967 гг.) // История СССР. 1967. № 4. С. 172–173. Кумпф. Предпосылки Октября в освещении западногерманского остфоршунга // История СССР. 1968. № 5. С. 205–214. Николаевский Б. И. Меньшевики в дни Октябрьского переворота. Нью-Йорк, 1962. Флоровский А. В. Из материала по истории России эпохи Петра I в чешских архивах // Археографический ежегодник. М., 1969. Янов А. Л. Славянофилы и Константин Леонтьев // Вопросы философии. 1968. № 8. 1970-е гг. Андерле А., Хеллер И. Историческая лениниана в ГДР // История СССР. 1970. № 5. С. 212–216. Библиография русской зарубежой литературы. 1918–1968: в 2 т. / сост. Л. А. Фостер. Бостон, 1970. Джозеф Норт. Американец размышляет о Ленине // История СССР. 1970. № 2. С. 240–244. Диттрих Г. Об изучении советской историографии в ГДР // История СССР. 1976. № 3. С. 188–193. Ковалевский П. Е. Зарубежная Россия: история и культурно-просветительная работа русского зарубежья за полвека (1920–1970). Париж, 1971. (Своеобразная краткая энциклопедия русской эмиграции). Пайпс Р. Русский консерватизм во второй половине XIX века: Доклад на XIII Международном конгрессе исторических наук. М., 1970. 1980-е гг. Александер Ч. С. «Дядя Джо»: образы Сталина в период наивысшего развития антигитлеровской коалиции // Американский ежегодник. М., 1989. С. 30–42. Баггер Х. Реформы Петра Великого: Обзор исследований. М., 1985. Биалер С. Я скептик, но настроен оптимистично // МЭМО. 1988. № 12. Гиртц Х. Проблемы истории СССР на страницах журнала «Миллитергешихте» // История СССР. 1982. № 1. С. 177–182. Грэхэм Л. Естествознание, философия и наука о человеческом поведении в Советском Союзе. М., 1989. Кеннан Д. Ф. Истоки советского поведения // США — ЭПИ. 1989. № 12. С. 42–52.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

251

Кеннеди П. Расцвет и упадок великих держав. Экономические перемены и военные конфликты с 1500 до 2000 г. // США — ЭПИ. 1988. № 1. Конквест Р. Обвинение в антикоммунизме лишено основания // Вопросы истории. 1989. № 3. Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888–1938. М., 1988. Переосмысливая советский опыт // США — ЭПИ. 1986. № 2. Большевизм и сталинизм // Вопросы философии. 1989. № 7. Дуумвират: Бухарин и Сталин // Огонек. 1988. № 45. Николай Бухарин — взгляд американского советолога // Эхо планеты. 1988. № 32. Николай Бухарин — страницы жизни // За рубежом. 1988. № 15/16. НЭПовская альтернатива // Наука и жизнь. 1988. № 10. Бухарин, НЭП и альтернатива сталинизму // Экономика и организация промышленного производства. 1988. № 9. На крутом повороте: Бухарин и Сталин в канун великого перелома // Знание — сила. 1988. № 9. Кто Вы, доктор Коэн? // Московский комсомолец. 1988. 27 июля. Перестройка — это путешествие в поисках нового // Коммунист. 1989. № 7. С. 23–29. Николаевский Б. И. История одного предателя: террористы и политическая полиция. N. Y., 1980. Ноув Алек. О судьбах НЭПа // ВИ. 1989. № 8. Рынок, иерархия и Агропром // Мировая экономика и международные отношения. 1988. № 11. Пайпс Р. Создание однопартийного государства в Советской России (1917– 1918) // Минувшее. Вып. 4. 1987. С. 131–152. Рабинович А. Большевики приходят к власти. М., 1989. Струве Г. Русская литература в изгнании. 2-е изд. Париж: ИМКА-ПРЕСС, 1984. Слассер Р. Сталин в 1917 году: человек, оставшийся вне революции. М., 1989. Такер Р. Я склонен считать, что инициатива была // США — ЭПИ. 1989. № 10. С. 64–72. Уайлдман А. Журналы могут сыграть связующую роль (интервью редактора журнала The Russian Review) // История СССР. 1989. № 3. С. 192–197. Хаф Дж. Будущее советско-американских отношений // США — ЭПИ. 1989. № 6. Хоршач И. А., Петракки Дж. Революционная Россия в итальянской политике. Итало-советские отношения. 1917–1925 // История СССР. 1985. № 2. С. 202–205.

252

Раздел II. Феномен западной советологии

Эммонс Т. Беседа с американским ученым // История СССР. 1989. № 5. С. 208–213. Янов А. Л. Опасная иллюзия // Родина. 1989. № 12. Дьявол меняет облик // Синтаксис. 1980. № 6. 1990-е гг. Авторханов А. Технология власти. М., 1991. Аделман Д. Р. Россия и Германия в мировых войнах // История СССР. 1991. № 3. С. 212–219. Аронсон Г. Я. Русский либерализм и революция // Свободная мысль. 1992. № 7. С. 72–80. Байрау Д. Интеллигенция и власть: советский опыт // Отечественная история. 1994. № 2. С. 122–135. Янус в лаптях: крестьяне в русскую революцию 1905–1917 гг. // Вопросы истории. 1992. № 1. С. 19–31. Бейме К. Сравнение в политической науке // Социально-политические науки. 1991. № 2. Бейрон С. Г. Плеханов, утопизм и российская революция // Отечественная история. 1995. № 5. С. 117–129. Берштам М. Почему победили большевики // Молодая гвардия. 1992. № 5–6. Боффа Д. История Советского Союза: в 2 т. М., 1990. Брейар С. Портрет Милюкова // Отечественная история. 1993. № 3. С. 155–162. Бржезинский З. Большой провал. М., 1993. Геополитический вакуум // Кентавр. 1994. № 4. Третья американская революция // Новое время. 1991. № 1. Вебер М. О буржуазной демократии в России // Социологические исследования. № 3. Венер. Лицом к деревне: советская власть и крестьянский вопрос (1924–1925 гг.) // Отечественная история. 1993. № 5. С. 86– 107. Верт Н. История советского государства. 1990–1991. М., 1993. Вест Дж. Л . Буржуазия и общественность в предреволюционной России // История СССР. 1992. № 1. С. 192–201. Гайер Д. Проблема и перспектива сотрудничества историков Советского Союза и ФРГ // История СССР. 1990. № 2. С. 207–210. Галили З. Меньшевики и вопрос о коалиционном правительстве: позиция «революционных оборонцев» и ее политические последствия // Отечественная история. 1993. № 6. С. 15–27. Голдблатт Х. К изучению славянской культуры в США // Отечественная история. 1993. № 1. С. 213–221. Горсей Джером. Записки о России XVI в. М., 1990.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

253

Гримстед П. К. Зарубежная архивная Россика и Советика: происхождение документов или их отношение к истории России (СССР), потребность в описании и библиографии // Отечественные архивы. 1993. № 1. Российский архив в переходный период. Архивы после августа 1991; Нельзя в одночасье разрешить все проблемы // Отечественные архивы. 1992. № 5. Гро Дитер. Россия глазами Европы. 300 лет исторической перспективы // Дружба народов. 1994. № 2; № 3. Гройс Б. Россия как подсознание Запада // Параллели. 1991. № 1. С. 15–31. Де Кюстин Аттольт маркиз. Николаевская Россия. М., 1990. Джилас М. Разговоры со Сталиным. М., 1993. Лицо тоталитаризма. М., 1992. Несовершенное общество. М.,1993. Донесения посла США в Москве Дж. Мэтлока. Взгляд на перестройку М. С. Горбачева // Новая и новейшая история. 1996. № 1. Дэвис М. Элизабет Смит и Валентина Дмитриева: жизнь и деятельность канадской и русской женщин-врачей в конце XIX века // Отечественная история. 1994. № 6. С. 209–215. Дэвис Р. У. Кризис советской экономики 1931–1933 // Экономические науки. 1990. № 1. С. 78–86. НЭП и современность // Коммунист. 1990. № 8. Советская историческая наука в начальный период перестройки // Вестник академии наук. 1990. № 8/10. Дэвис Р., Данилов В. Диалог историков // История СССР. 1990. № 2. С. 91–97. Дэвис Р., Гастрел П. От кризиса к НЭПу // Вопросы истории. 1992. № 8. Дэвис Р. У. Советская экономика в период кризиса 1930–1933 гг. // История СССР. 1991. № 4. Советская экономическая реформа в исторической перспективе // Кентавр. 1993. № 4. С. 64–74. Дэвис З., Хлевнюк О. В. Вторая пятилетка: механизм смены экономической политики // Отечественная история. 1994. № 3. С. 92–108. Институт Кеннана // Россия и современный мир. 1995. № 4; Сталинская революция сверху // Свободная мысль. 1992. № 2. Сталинский великий перелом и процесс над «Союзом освобождения Украины» // Отечественная история. 1994. № 1. Йена Д. Некоторые проблемы истории русского либерализма // История СССР. 1990. № 4. С. 207–215. Конквест Р. Почему сталинизм невозможно наименовать // Новое время. 1990. № 30.

254

Раздел II. Феномен западной советологии

История: как и почему // Коммунист. 1990. № 17. Жатва скорби // Вопросы истории. 1990. № 4. Большой террор // Нева. 1989. № 9–12; 1990. № 1–12. Конквест Р. Культ личности — ничто по сравнению с террором и фальсификацией // Известия. 1990. 19 мая. Корф С. А. Возможна ли в России федерация // Новое время. 1991. № 33. Коэн С. Предчувствие сталинизма // Огонек. 1990. № 28. Куромия Х. Сталинский «великий перелом» и процесс над «Союзом освобождения Украины» // Отечественная история. 1994. № 1. Лакер У. Россия и Германия. Наставники Гитлера. М., 1991. ЦСУ победило ЦРУ // Новое время. 1992. № 32. Надгробная речь над почившей в бозе советологией // Новое время. 1992. № 31. Новые язычники и мифы о золотом веке // Новое время. 1992. № 34. Что можно увидеть, сидя в раковине? // Новое время. 1992. № 36. Похвальное слово меньшевикам // Новое время. 1992. № 45. Леонтович В. В. История либерализма в России. 1762–1914. М., 1995. Ли Ларс. Хлеб и власть в России 1914–1922 гг. // Вопросы истории. 1993. № 3. Линд Дж. Почитание скандинавских святых на Руси и датскорусские отношения XII века // История СССР. 1991. № 6. С. 188– 198. Любке Х. Germania Slavica: итоги, проблемы, перспективы // Славяноведение. 1994. № 4. Люкс Л. Россия между Западом и Востоком. М., 1993. Государство правды: Россия и Запад на пороге нового времени // Родина. 1990. № 7. К вопросу об истории идейного развития первой русской эмиграции // Вопросы философии. 1992. № 9. О возникновении русофобии на Западе // Полис. 1993. № 1. С. 173–188. Образы России в Польше и в Германии // Вестник новой литературы. 1993. № 5. С. 261–269. Евразийство // Вопросы философии. 1993. № (?). Майер Р. О чудесах и чудовищах. Стахановское движение и сталинизм // Отечественная история. 1993. № 3. С. 56–66. Малиа М. В поисках истинного Октября // Отечественная история. 1992. № 4. С. 178–187. Апокалипсиса не наблюдается // Посев. 1993. № 3. С. 17–22.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

255

Мерль Ш. Голод 1932–1933 годов — геноцид украинцев для осуществления политики руссификации? // Отечественная история. 1995. № 1. С. 49–62. Мэйси Д. Земельная реформа и политические перемены: феномен Столыпина // Вопросы истории. 1993. № 4. С. 3–18. Мэсси Р. К. Николай и Александра. М., 1993. Мэттьюз М. Есть ли будущее у советологии? // Новая и новейшая история. 1993. № 2. С. 36–50. Становление системы привилегий в советском государстве // Вопросы истории. 1992. № 2/3. С. 45–61. Российское чудо или рождение бедного и трудного соседа? // Свободная мысль. 1994. № 5. Ограничение свободы проживания в России до 1932 года // Вопросы истории. 1994. № 4. С. 22–34. Николаевский Б. И. История одного предателя: террористы и политическая полиция. М., 1991. Русское масонство и революция. М., 1990. Обращение американских левых советологов // ОНС. 1992. № 15. О’Коннор Т. Э. Инженер революции: Л. Б.Красин и большевики. 1870–1926. М., 1993. Борьба в большевистском центре (РСДРП) в 1908–1909 годах // Вопросы истории. 1991. № 1. С. 20–32. Пайпс Р. Русская революция. М., 1994. Россия при старом режиме. М., 1993. Показания в Конституционном Суде Российской Федерации // США — ЭПИ. 1993. № 2. Русский шанс // Столица. 1992. № 27. Русская революция // США — ЭПИ. 1993. № 6–8. Географические и ремесленные факторы // Россия и современный мир. 1993. № 1. Помпер Ф. Троцкий и Мартов // История СССР. 1991. № 5. С. 192–203. Пушкарев С. Г. Обзор русской истории. Ставрополь, 1993. Рабинович А. Кровавые дни: Июльское восстание 1917 года в Петрограде. М., 1990. Попытки формирования многопартийного демократического социалистического правительства в 1917 году в России // История СССР. 1990. № 6. С. 191–209. Раев Марк. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919–1939. М., 1994. Рассел Б. Практика и теория большевизма. М., 1991. Рич Д. Новый взгляд на военную историю России // Отечественная история. 1994. № 6. С. 238–240.

256

Раздел II. Феномен западной советологии

Роббинс Р. Наместник и слуга // Отечественная история. 1993. № 1. С. 202–213. Розенберг У. Формирование новой российской государственности // Отечественная история. 1994. № 1. С. 3–16. Рейман М. Заметки по интерпретации 1917 года // Отечественная история. 1994. № 4. С. 195–204. Сталинизм как феномен советского общества // РКСМ. 1990. № 1. Роуни Д. К. Управление промышленностью России. Автономное государство и экономическое развитие // Отечественная история. 1995. № 1. С. 119–135. Садуль Ж. Записки о большевистской революции. Октябрь 1917 — январь 1919 г. М., 1990. Сакс Дж. Рыночная экономика и Россия. М., 1995. Солсбери Г. «900 дней. Осада Ленинграда». Глава из книги // История СССР. 1992. № 3. С. 191–203. Сорокин П. О русской нации. Россия и Америка. Теория национального вопроса. М., 1994. Сорос Д. Советская система: к открытому обществу // Октябрь. 1990. № 12. С. 148–178. Струве Г. Журналы русского зарубежья // Русская литература. 1990. № 1. Такер Р. Сталин. Путь к власти. 1879–1929. История и личность. М., 1990. Такер Р. Сталин: история с биографией // Диалог. 1990. № 10. С. 84–92. В центре внимания — советская история // Коммунист. 1990. № 9. С. 77–85. Какое время показывают часы истории // Диалог. 1991. № 4. С. 77–85. Политическая культура и лидерство в Советской России от Ленина до Горбачева // США — ЭПИ. 1990. № 1, 6. Таккер Р., Шестопал Е. Б. Сталин у власти. Революция сверху. 1928–1941 // История СССР. 1991. № 5. С. 204–207. Томпкинс С. Р. Триумф большевизма: революция или реакция? / вступ. ст. А. Н. Сахарова // Отечественная история. 1995. № 5. С. 137–162. Троуэр Д. К гражданскому обществу: Государство, идеология, религия и гражданская религия в России и США // Отечественная история. 1995. № 2. С. 176–182. Уайлдман А. Армия и вопрос о законности власти в России // Отечественная история. 1994. № 2. С. 19–30. Улам А. Б. Незавершенная революция. Марксизм и коммунизм в современном мире // Свободная мысль. 1991. № 18.

Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии

257

Уортман Р. Николай II и образ самодержавия // История СССР. 1991. № 2. C. 119–128. Февр Л. Бои за историю. М., 1991. Фельштинский Ю. Г. Два эпизода из истории внутрипартийной борьбы: конфиденциальные беседы Бухарина // Вопросы истории. 1991. № 2/3. Не «мятеж», а провокация // Отечественная история. 1992. № 3. С. 30–48. Разгром левой оппозиции в СССР. Письма ссыльных большевиков (1928). Публикация Ю. Фельштинского // Минувшее. Вып. 7. 1992. Фельштинский Ю., Обруцкий Л., Разгон А. 6 июля 1918 года. Две версии одного события // История СССР. 1992. № 3. С. 30–61. Фрид Г. Л. Церковь, религия и политическая культура на закате старой России // История СССР. 1991. № 2. С. 107–119. Хаген М. Ф. Будущее советологии: попытка прогноза // ОНС. 1991. № 4. Хальвег В. Возвращение Ленина в Россию в 1917 году. М., 1990. Хан Д. У. Преемственность и изменяемость русской политической культуры // США — ЭПИ. 1992. № 11. Хасс Л. Еще раз о масонстве в России в начале XX века // Вопросы истории. 1990. № 1. Хаймсон Л. Об истоках революции // Отечественная история. 1993. № 6. С. 3–15. Хенце Ш. Русская эмиграция в Германии 1918–1941 гг. // Отечественная история. 1995. № 6. С. 209–211. Хеттлинг М. Виновники и жертвы? Новая германская литература о Сталинграде // Отечественная история. 1995. № 6. С. 120–132. Холмс Л. Социальная история России: 1917–1941. Ростов н/Д, 1993. Хоффман И. Подготовка Советского Союза к наступательной войне. 1941 г. // Отечественная история. 1993. № 4. С. 19–31. Хоскинг Дж. История Советского Союза. 1917–1991. М., 1995; Великое, но рухнувшее прошлое? // Родина. 1995. № 1. С. 38–41. Отечественная история. 1995. № 4. Хофстедтер Р. Американская политическая традиция и ее создатели // США — ЭПИ. 1992. № 4. Чейз У. Троцкий в Мексике. К истории его негласных контактов с правительством США (1937–1940) // Отечественная история. 1995. № 4. С. 76–103. Шлегель К. Русские грезы об Америке // Россия и современный мир. 1995. № 4. С. 250–263. Эбрэхэм Р. Авангард пролетариата — миф и реальность. Р. Б. Маккин. Санкт-Петербург в межреволюционный период: рабочие и

258

Раздел II. Феномен западной советологии

революционеры. Июль 1907 — февраль 1917 гг. // История СССР. 1992. № 3. С. 210–215. Эктон Э. Новый взгляд на Троцкого // Отечественная история. 1993. № 6. С. 193–195. Элвуд Р. К. Ленин и Грамматиков: история одной рекомендации // История СССР. 1992. № 4. С. 191–205. Эммонс Т. Я не совсем понимаю Вас, господа... (о соглашении Роскомархива и Гувера) // Отечественные архивы. 1992. № 5. Энтин Д. Взгляд со стороны: о состоянии и перспективах российской историографии // Вопросы истории. 1994. № 9. Яан Х. Нессельроде и восточные кризисы 1828–1833 годов // История СССР. 1992. № 2. С. 203–208. Янов А. Л. Если перестройка потерпит поражение // Общественные науки. 1990. № 3. Истоки автократии // Октябрь. 1991. № 8. С. 139–156. Русская идея и 2000-й год // Нева. 1990. № 9–12; Понять умом Россию // Наука и жизнь. 1991. № 12. Монтескье против Маркса // ОНС. 1992. № 1. Три лика русского деспотизма // Свободная мысль. 1992. № 10. Изобретение демократии // Диалог. 1991. № 9. Похвальное слово разума // Новое время. 1993. № 40. Веймарская Россия // Нева. 1994. № 3–6. Иваниана // Нева. 1992. № 5–7. Опасное невмешательство // Новое время. 1991. № 23. Истоки автократии // Октябрь. 1991. № 8. Драма Смутного времени (дело 1730 года) // Политические исследования. 1994. № 1. Учение Льва Гумилева // Свободная мысль. 1992. № 17. Кто скажет no pasaran по-русски? // Столица. 1993. № 1.

В. Д. Зимина, д-р ист. наук, проф.

ГЛАВА 2 РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ И СССР, 1917‒1991 гг.: КЛЮЧЕВАЯ ПРОБЛЕМА В ЗАПАДНОЙ СОВЕТОЛОГИИ Современное исследовательское историческое пространство переживает очередной период «ренессанса», который связан с попытками вновь реализовать идею о возможности создать об-

Глава 2. Революция в России и СССР, 1917—1991 гг. ...

259

щую теорию революции, впервые высказанную французским роялистом графом Антуаном-Франсуа-Клодом Ферраном на рубеже XVIII–XIX вв. «Основные события революций могут быть сведены к общим максимам… — писал автор книги “Теория революций, сравнение главных событий, их источника и последовательности, с общей аналитической таблицей” — можно создать теории революции, подобно тому как создана теория законов, потому что революции имеют свои законы»356. Под влиянием происходящих демократических преобразований в России на рубеже XX–XXI вв. происходит кардинальная переоценка роли и места Русской революции 1917 г. в трансформации политической системы. Если еще в конце 1990-х гг. некоторые исследователи заявляли об отсутствии «прямой автоматической связи между революциями и общественным прогрессом» и невозможности говорить о революциях однозначно: «зло» или «благо», «нужна» или «не нужна»357, — то сейчас можно услышать иные оценки. Например, по мнению В. Л. Шейниса, взамен героико-пафосной легенды об Октябре 1917 г. в сознание общества внедряется новый миф — о капитуляции самодержавия перед мощным либеральнорадикальным движением, одержавшим победу в ходе Февральской революции, с тем чтобы через несколько месяцев передать власть в руки большевиков-узурпаторов358. Присущая современным оценочным характеристикам Русской революции 1917 г. излишняя эмоциональность восприятия, очевидно, объясняется тем, что «итоги революционного века для России до сих пор не подведены»359. В сложившейся ситуации Е. И. Пивовар предлагает, опираясь на опыт российских революций, стремиться к преодолению «в массовом сознании революционаризма и радикализма». Задача профессионального исторического образования, по его мнению, состоит в том, чтобы мифотворчество из разных политических интересов элиты не строилось на недостатках исторического знания и образования360. 356 Цит. по: Фридлянд П. Жан-Поль Марат и гражданские войны XVIII века. М.; Л., 1934. С. 141. 357 Волобуев П. В. Реформа или революция: исторические реалии и политические иллюзии // Крайности истории и крайности историков. М., 1997. С. 7. 358 Шейнис В. Л. Историческое место Октябрьской революции. Взгляд из 2007 года // Октябрь 1917 года: взгляд из ХХI века. М., 2007. С. 220. 359 См.: Ускользающий агент революции (От составителей) // Антропология революции: сб. статей. / сост. и ред. И. Прохорова, А. Дмитриев, И. Кукулин, М. Майофис. М., 2009. С. 5. 360 Пивовар Е. И. «…История может стать учительницей жизни…» // Февральская революция 1917 года в России: история и современность. Материалы «круглого стола» 13 марта 2007 г. М., 2007. С. 20–21.

260

Раздел II. Феномен западной советологии

Данная позиция продиктована дискуссионной атмосферой исследования теоретических аспектов истории Русской революции 1917 г., связанных как с поисками методологических концептов, так и с дискурсивной составляющей современного исторического знания как части гуманитарного знания в целом. Это особенно актуально для изучения Русской революции 1917 г., представлявшей собой не просто большевистский государственный переворот в октябре 1917 года, а крайне сложный и противоречивый процесс трансформации российской государственности. Именно поэтому Русская революция 1917 г. занимает ключевое место в современных исследовательских проектах, связанных с определением механизма функционирования политической системы в СССР. Исследовательский процесс характеризуется одновременно как поисками новых проблемно-тематических сюжетов, так и переосмыслением того колоссального историографического материала, который был сформирован в ХХ в. Идеологическое ранжирование точек зрения на «марксистско-ленинские» и «буржуазно-фальсификаторские», однако, не исключало поступательного развития исторического знания о российском революционном процессе, которое структурировалось в метафорах сначала советологического, а теперь россиеведческого характера. Напротив, исследовательская динамика ХХ в. отражала не только возрастание количества научных работ, но и движение проблемного спектра в сторону выяснения социальных компонентов Русской революции 1917 г. Не случайно в 1980–1990-х гг. особенно актуализировались исследовательские проблемы, связанные с изучением истории Гражданской войны как проявления социокультурного кризиса российской государственности. Проблемы революции всегда актуализировались в кульминационные моменты политического развития, которыми был насыщен весь ХХ век. В начале 1920 х гг. сформировалась советологическая теоретическая школа, представители которой специализировались на междисциплинарном осмыслении революционного процесса361. В 1950–1960-е гг. появились два основных теоретических направления: системный, или ценностно-согласованный (systems / value-consensus), и агрегативно-психологический (aggregate-psychological). В рамках первого направления революция рассматривалась в контексте общей теории поведения, возникновения и последующей мобилизации ценностно ориентированных движений 361 См.: Штомка П. Социология социальных изменений. М., 1996; Эйзенштадт Ш. Революция и преобразования обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М., 1999; Гарр Т. Р. Почему люди бунтуют. СПб., 2005.

Глава 2. Революция в России и СССР, 1917—1991 гг. ...

261

(Н. Смелзер). Опираясь на структурный функционализм Т. Парсонса, акцентировалось внимание на причинах возникновения революционной ситуации, которая свидетельствовала о нарушении равновесия социальной системы (Ч. Джонсон)362. Представители другого направления рассуждали о влиянии неудовлетворенности населения условиями своего существования на вероятность возникновения восстаний и революций. Потеря легитимности правительством считалась важным моментом в объяснении фактов гражданских волнений (Т. Гарр). Вторая половина 1960-х гг. и последующие десятилетия были ознаменованы интересом к сравнительному анализу социальнополитических процессов в их исторической ретроспективе. Россиеведческие исследования ХХ в. несли на себе отпечаток двух «образов революции», сформировавшихся еще на рубеже ХIХ– ХХ вв. В рамках первой традиции революция (научно-техническая, информационная и т. д.) свершается без крови, открывая широкие перспективы для развития социальной революции. В рамках второй традиции с революцией связывалось любое социальное движение, направленное на насильственное свержение существующего политического режима. Русская революция 1917 г. изменила содержательное оформление термина «революция». В 1920-е гг. он использовался для легитимизации любых политических действий, направленных на укрепление политической власти большевиков. В 1930-е гг. ключевое понятие 1920-х гг. «победившая революция» трансформировалось в понятие «страна победившей революции». Тем самым метафорическое наполнение термина «революция» сменилось сакральным. СССР всегда позиционировал себя как самое прогрессивное государство, как авангард мирового революционного процесса, тем самым предопределяя неизбежность десакрализации и возможность революции363. Политическая трансформация мирового политического пространства в 1970-е гг. вновь вернула метафорическое оформление термину «революция». Он стал использоваться для характеристики политических процессов перехода от авторитаризма к демократии. Появившиеся другие термины — «третья волна демократии», «демократический транзит» — придавали новый смысл революционной метафоре. Революционный способ преобразования поли362 См.: Никифоров А. Революция как объект теоретического осмысления: достижения и дилеммы субдисциплины // Концепт «революция» в современном политическом дискурсе. СПб., 2008. С. 133. 363 См.: Бляхер Л. Революция как «блуждающая метафора»: семантика и прагматика революционного карнавала // Концепт «революция» в современном политическом дискурсе. СПб., 2008. С. 24–25.

262

Раздел II. Феномен западной советологии

тических систем, связанный с вооруженным насилием, начал обозначаться государственным терроризмом. Особенно отчетливо эта двойственность метафоры «революция» проявилась в ходе распада СССР в 1980–1990-х гг., когда революционными способами ликвидировалась политическая система, порожденная революцией, когда революция и контрреволюция взаимозаменялись, когда бывшие защитники советской власти превращались в ее противников, а бывшие противники советской власти, наоборот, — в ее защитников364. В целом изменение в понимании революции с 1950-х до 2000-х гг. представляло собой некий «сдвиг от исследования революции как перелома в дискурсивных и социальных практиках» (в диапазоне от Ю. Хабермаса до раннего Ф. Фюре) к анализу революции как события, т.е. к описанию ее с точки зрения разного рода недискурсивных практик (Ж. Рансьер, А. Бадью)365. Анализируя концептуальные изменения научных представлений о революции, британский исследователь Д. Дан подчеркивал, что политические инновации в отношении понимания революций ХХ в. заключались в «доказанной способности революционного действия не просто свергнуть… новые режимы, но и способствовать установлению нового режима, могущего эффективно защитить себя». Именно поэтому, заключал автор, «траектория от разрушения до воссоздания лучшего или худшего поместила революции ХХ столетия в центр современной исторической истории»366. Действительно, развитие исследовательского процесса в ХХ в. так или иначе было связано с тем, чтобы, выражаясь словами Д. Дана, «сосредоточиться на характере, объяснить условия и течение… исторических событий» революционного характера367. Именно поэтому британский эксперт считает, что современные концепции революции строятся на соединении следующих элементов: «разрушение старых и предположительно устаревших политических, социальных и экономических структур»; «целеустремленная политическая деятельность по созданию новых политических, социальных и экономических структур, которые, как провозглашают их архитекторы, решительно превосходят своих предшественников»; «взгляд на мировую историю, который предполагает падение старых режимов и появление новых, более желаемых, — падение, 364 Там же. С. 26–27. 365 См.: А. Д., А. М. (Дмитриев А., Магун А.) От редакторов // Новое литературное обозрение. 2003. № 64. С. 6. 366 Дан Д. Революция // Концепт «революция» в современном политическом дискурсе. СПб., 2008. С. 123. 367 Там же.

Глава 2. Революция в России и СССР, 1917—1991 гг. ...

263

которое осуществляется с помощью восстания, а возможно, даже простой агитации»; «экзистенциальная ценность и каузальная важность человеческой жизни, лежащие в основе попытки скорого разрушения старого и реконструкции нового»368. Зарубежное россиеведение ХХ в. представляло собой весьма сложное и неоднородное исследовательское направление, отличавшееся калейдоскопической пестротой суждений и оценок, целым набором концептуальных моделей развития советского общества. Все они так или иначе опирались на активное включение в историческое знание исследовательских политологических элементов. Это презентовалось как достаточно убедительный ответ на вызовы теории и практики коммунизма. Доминировали концепции о неизбежности «эрозии» социалистических государств и последующей трансформации их политических режимов в парламентские. По мнению Е. В. Петрова, занимающегося проблемами американского россиеведения, всплески исследовательского интереса к России просматриваются в 1917 г., в 1930-е гг., в послевоенный 1945 г., в 1960-е гг. и после 1985 г. В межвоенный период 1917– 1945 гг. доминировали ценности исторической науки российских эмигрантов первой волны. С 1945 по 1960 г. в россиеведческих исследованиях преобладали оценки российских эмигрантов второй волны (поколение «дипийской» эмиграции). С 1960 г. все сложнее становилось проводить грань между россиеведческими трудами и исследованиями представителей третьей волны российской эмиграции369. И все-таки в зарубежном россиеведении довольно четко прослеживались три дискурсивных пространства изучения российского революционного процесса начала ХХ в., связанных со смысловым наполнением самого понятия «революция». В рамках политического дискурса Русская революция 1917 г. обнаруживала наименьший модернизационный эффект. С социальной точки зрения только сами участники Русской революции 1917 г. могли определить то или иное событие как революционную перемену. Антропологическая оценка Русской революции 1917 г. предусматривает анализ психологических изменений и состояния политического сознания российского общества в начале ХХ в. Наиболее популярной была теория индустриального общества, сформированная в конце 1950-х гг. и получившая дальнейшее развитие в трудах Д. Белла, Дж. Гэлбрейта, Р. Арона. Признавая важную роль науки и техники в жизни современного общества, эти ав368 369

Там же. С. 109. Петров Е. В. История американского россиеведения. СПб., 1998. С. 211.

264

Раздел II. Феномен западной советологии

торы рассматривали прогресс как результат сменяющих друг друга «стадий экономического роста» без классовой борьбы и революций. С представленными позициями «технологического детерминизма» была тесно связана и доктрина конвергенции, выступавшая с начала 1970-х гг. в качестве «международной платформы для поисков альтернативы социализму и капитализму». Утверждалось, что в результате бурного прогресса современных производительных сил, выдвигающего сходные производственные и организационно-технические проблемы, происходят стирание социально-политических граней между социализмом и капитализмом, постепенная унификация их общественных структур и в перспективе слияние их в «едином третьем обществе», синтезирующем лучшие черты обеих политических систем (А. Мейер). Оппонентами данной концепции была сформулирована еще одна теория — политического развития. Критикуя сторонников концепции конвергенции за отказ от активной борьбы с коммунизмом и пассивное выжидание, новые теоретики предлагали акцентировать внимание на противоречии между целями КПСС и многообразными потребностями индустриального общества. Оно проявлялось в конфликте между «элитой революционных ветеранов, отождествляемых с утопией, и новой технократической элитой, добивающейся влияния от имени рационально-экономического развития» (Р. Левенталь, Г. Дам). Исследование истории Русской революции 1917 г. отражало на себе влияние и концепции 1960-х гг. деидеологизации, и теории 1970-х гг. реидеологизации, определявших роль и место идеологического фактора в развитии исторического знания о российском революционном процессе (Г. Эйкен, Г. Лодж, М. Селиджер). Главной проблемой всех россиеведческих концепций ХХ в. была дискуссия о закономерности Октябрьской революции и ее «вписанности» в канву российского революционного процесса. Поскольку активными участниками этих дискуссий были советские исследователи, политические события Октября 1917 г. были отправной точкой развития основных направлений исторической науки в ХХ в., представляемых как реакция на «усиление противоборства между буржуазной и коммунистической идеологией»370. Это транслировалось в двух исследовательских кейсах: • Какие условия для социалистической революции марксизм считал необходимым? 370

См.: Против буржуазных фальсификаторов истории и политики КПСС. М., 1980. С. 3.

Глава 2. Революция в России и СССР, 1917—1991 гг. ...

265

• Было ли исторически необходимым избрание Россией революционного пути? Решение этих проблемных ситуаций определялось характером ответов на следующие вопросы: • Считали ли большевики возможным осуществить революцию меньшинством? • Шло ли за большевиками большинство трудящихся? В связи с проблемой участия народных масс в Октябрьской революции 1917 г. особенно активно обсуждались сюжеты: • о гегемонии пролетариата в Русской революции 1917 г.; • об участии крестьянских масс в Русской революции 1917 г.; • о специфике многопартийности в России и правящем большевизме. Все эти проблемы исследовались через дискуссионное выяснение характерных черт формировавшейся политической системы в России после Октября 1917 г. и их отличия от политических компонентов российского самодержавия. Отчетливо выделялись три направления, ставшие предметом современных концептуальных исследований по проблемам революции371. Сторонники первого вслед за Р. Ароном доказывали, что «царская Россия была на пути к тому, чтобы довести до благополучного конца процесс индустриализации, не прибегая к крайним мерам сталинской эры», — а потому Русская революция 1917 г. носила характер углубления капитализма372. Представители второго направления, напротив, доказывали отсутствие в России каких-либо признаков развития капитализма и рассматривали Октябрь 1917 г. как историческую аномалию. Один из лидеров данного направления — французский историк Ф. Фюре — писал о том, что «Ленин придумал идеологизированную партию с военной дисциплиной, основанную, с одной стороны, на идее научного знания исторических законов, а с другой — на вере во всесилие волевого действия»373. Одним из идеологов третьего направления является английский исследователь Т. Шанин, доказывавший, что российский капитализм кардинально отличался от западного капитализма своим модернизирующимся характером. Но так как в России не оказалось 371 Завалько Г. А. Понятие «революция» в философии и общественных науках: проблемы, идеи, концепции. М., 2005. С. 183–187. 372 Цит. по: Афанасьев Ю. Н. Современная французская буржуазная историография Октябрьской революции // в кн.: К вопросу о смене общественно-экономических формаций и типах социальных революций. М., 1975. С. 224–225. 373 Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. М., 1998. С. 95.

266

Раздел II. Феномен западной советологии

талантливых модернизаторов «сверху», революция «снизу» оказалась неизбежной374. Т. Шанин одним из первых заявил о том, что изучение Русской революции 1917 г. невозможно без учета динамики соотношения массового и исторического опыта375. Поэтому Октябрь 1917 г. для исследователя — это «эмоциональный взрыв морального негодования, отвращения и ярости», который он выводит из революции 1905–1907 гг.376 По его мнению, она оказала мощное воздействие на коллективное сознание российского общества и на каждую из его основных составных частей, поскольку драматический исторический опыт откладывается в памяти, порождает модели и представления, особые когнитивные связи, объединяющие всех его участников в политическое поколение377. Все эти проблемы исследовались советологами главным образом в контексте выяснения особенностей революционного процесса второй половины ХХ в., которые дистанцировались от основных тенденций Русской революции 1917 г. Наиболее распространенными были утверждения: • о невозможности в современных условиях захвата власти с помощью восстания (А. Катлер); • о решении в рамках научно-технической революции всех социальных вопросов (Ф. Бошар); • об утрате пролетариатом в современных условиях своей исторической миссии — «могильщика капитализма» (Ж. Аттали). Особенно популярным было последнее положение, сторонники которого подчеркивали, что рабочий класс растворился в общей массе лиц наемного труда и таким образом утратил свои революционные качества. Поэтому само выражение соотношения сил в обществе в терминах классовой концепции становится очень условным. Одним из направлений зарубежного россиеведения были попытки исследовать Русскую революцию 1917 г. в рамках трансформации политической культуры. Эта проблема так или иначе была сопряжена с изучением агитационно-пропагандистской составляющей политических коммуникативных процессов в СССР. В 1953 г. на страницах № 5 мюнхенского «Вестника института по изучению истории и культуры СССР» Б. Ольгин признавал, что «в области пропаганды большевизм еще сохраняет свой первоначальный дух 374 Шанин Т. Революция как момент истины. Россия. 1905–1907–1917–1922 . М., 1997. С. 386–387. 375 Там же. С. 21, 483. 376 Там же. С. 23. 377 Там же. С. 299.

Глава 2. Революция в России и СССР, 1917—1991 гг. ...

267

революционности, динамизма и стремления вперед, в отличие от реакционного стиля, проникающего во все другие сферы современной коммунистической деятельности»378. Летом 1947 г. исследователи Р. Н. Редлих, Н. И. Осипов, С. А. Левицкий начали работу по созданию так называемого «большевизмоведческого источниковедения» как «систематической регистрации, классификации и критики доступных независимому исследователю источников и особенно первоисточников возможных знаний о советской действительности»379. В 1956 г. эта работа завершилась подготовкой и выходом в свет коллективной монографии «Очерки большевизмоведения» под грифом Института изучения СССР при Национально-трудовом союзе в Париже. Ее авторы (помимо указанных выше, еще и Н. Е. Андреев, Л. Д. Ржевский) доказывали, что «различие между миром советской действительности и его описанием большевиками есть фундаментальная методологическая предпосылка, и анализ взаимоотношения между тем и другим — важнейшая задача большевизмоведения как научной дисциплины»380. Претендуя на статус «аксимологической школы» «большевизмоведения», эти исследователи доказывали, что «мир большевистской теории — это мир мифов, легенд и фикций», потому что «власть большевизма в России… никогда не была… пролетарской, народной властью»381. Подчеркивая, что «большевистские мифы по самой своей природе склонны превращаться не в суеверные предрассудки, а в целесообразные фикции», авторы заключали, что самым главным мифом был миф о захвате большевиками власти в 1917 году как социалистической революции, знаменовавшей собой «прыжок из царства необходимости в царство свободы»382. Этот миф продолжился в мифе «об осуществлении социализма», что, по мнению исследователей, углубило фикционализацию истории в ее пропагандистской форме — «создание у советских людей ложного представления об истории, внушение им мысли об исторической, а следовательно, “научной” оправданности большевизма»383. Об этом немало будет написано и позднее на страницах российской эмигрантской прессы. Так, в 1977 г. в одном из номеров мюнхенских общественно-политических тетрадей «Зарубежье» Ю. Орлов писал о том, что «ложный миф “научного социализма”» 378 Ольгин Б. О советской пропаганде // Вестник Института по изучению истории и культуры СССР. Мюнхен, 1953. № 5. Апрель — июнь. С. 110. 379 Очерки большевизмоведения. Париж, 1956. С. 9. 380 Там же. С. 11. 381 Там же. С. 25, 58. 382 Там же. С. 21. 383 Там же. С. 51.

268

Раздел II. Феномен западной советологии

опирается на «общую ложную идею, что люди могут разрешать все свои проблемы с помощью социальных преобразований». В итоге автор приходил к выводу о том, что революция 1917 г. направила мир «к опасной черте полной тотализации»384. Подобного рода рассуждения отражали настроение многих эмигрантских изданий, на страницах которых предпринимались попытки представить Русскую революцию 1917 г. как некое «помутнение рассудка русского народа». Редакция парижского журнала «Помни Россию», позиционировавшего себя как «голос русской национальной молодежи», писала в октябре 1967 г. о том, что «народ в целом повинен не столько в революции, сколько в том, что не проявил необходимую энергию для ее подавления, полагаясь на самотек событий». Называя революцию «атомным оружием», журнал во главе с А. Сербиным заключал, что «возлагать ответственность только на русский народ несправедливо»385. По сути дела, Русская революция 1917 г. изображалась как политический проект большевиков. И подобная оценка входила в число самых распространенных в зарубежном россиеведении. Она как бы продолжала традицию эмигрантского россиеведения 1920–1930-х гг. отделять большевизм от России386. Так, например, в 1956 г. в № 1 мюнхенского «Вестника Института по изучению истории и культуры СССР» П. Мороз подробно исследовал все политические дискуссии, проходившие внутри большевистской партии накануне октябрьского переворота в Петрограде в 1917 г., подчеркивая, что «система тоталитарного властвования позволяет фальсифицировать и переделывать в соответствующем направлении не только историю партии, но и всю историю страны»387. Советологическое осмысление российского революционного процесса происходило в условиях непрекращающейся критики политических реалий СССР сталинского формата как результата Русской революции 1917 г. В этой связи сложность изучения последней, например, британский исследователь Р. Врага объяснял тем, что эксперты советского режима поддаются «соблазну смешивать формальный и внутрен384 Орлов Ю. Наша бдительность // Зарубежье: Общественно-политические тетради. Мюнхен, 977. Август — ноябрь. № 3–4. С. 12. 385 От молодежи // Помни Россию: Орган русской национальной России. Париж, 1967. Октябрь. № 3. С. 4. 386 См.: Прохоренко А. В. Философское россиеведение в идейной полемике пореволюционной эмиграции (первая половина ХХ в.). СПб., 2005. С. 21. 387 Мороз П. КПСС к ХХ съезду // Вестник Института по изучению истории и культуры СССР. Мюнхен, 1956. № 1 (18). Январь — март. С. 29.

Глава 2. Революция в России и СССР, 1917—1991 гг. ...

269

ний аспекты сталинизма»388. По его мнению, диктатура пролетариата превратилась «в чрезвычайно сложный механизм не только контроля над населением, но и над самой партией», проявляясь в «централизации законодательной власти» и превращении «в известной степени в автономные силы» исполнительной и судебной властей, которые «часто весьма друг другу враждебны»389. Именно поэтому Р. Врага утверждал, что «большевизм своим существованием и своей практикой замедлил, если не совсем остановил развитие теории и углубление идеологии революционной и социалистической мысли»390. Подробно останавливаясь на анализе политической деятельности правящих большевиков, Р. Врага был убежден в том, что, подменяя политику тактикой, они «не привели к философскому и теоретическому оскудению свободного социализма и марксизма». «При умышленном и последовательном проведении в рядах коммунистов “нищеты философии”» они достигли «морально-философской скудости ленинизма, а вслед за ним и сталинизма»391. В этой связи исследователь предупреждал, что вся история революционного процесса, как и деятельность В. И. Ленина, «преподносится советской и несоветской публике исключительно в сталинской интерпретации». Именно поэтому Р. Врага заключал, что «сталинизм, как окончательная форма последовательной реализации марксизма-ленинизма, может исчезнуть в СССР только в результате революции»392. Полемизировавший с Р. Врага Ю. А. Письменный предлагал определиться с терминологией, «взвесить и оценить термины “сталинизм-ленинизм” и “марксизм” и поставить вопрос о законности существования двух последних терминов». Он был убежден в том, что «последовательное и серьезное советознание» возможно только при условии отказа от концепции «неизменность сталинизма». Он критиковал Р. Врага за его утверждение о том, что «в идеологическом и теоретическом отношении партия не думает ни о малейшем отступлении от сталинизма на позиции классического ленинизма»393. Участником этой дискуссии был и С. Оболенский, писавший о том, что «выставляя… Ленина чуть ли не либералом в противовес 388 Врага Р. Ревизия идеологических и теоретических положений после смерти Сталина // IV конференция Института по изучению истории и культуры СССР. Доклады и дискуссии. Вып. 1 (заседания 1–3). Мюнхен, 1954. С. 11. 389 Там же. С. 12. 390 Там же. С. 13–14. 391 Там же. С. 20. 392 Там же. С. 24. 393 Там же. С. 26–28.

270

Раздел II. Феномен западной советологии

сталинской тирании, советские… десталинизаторы совершенно извращают происшедший исторический процесс». С. Оболенский утверждал, что «все организационные идеи Ленина были идеями диктаторскими», потому что «диктатура пролетариата сужалась у него в диктатуру партии, диктатура партии — в диктатуру партийной верхушки, а в самой этой верхушке он, Ленин, уже занимал фактическое положение диктатора»394. На рубеже 1960–1970-х гг. в зарубежном россиеведении все чаще стали появляться работы, авторы которых отказывались рассматривать историю Русской революции 1917 г. именно в рамках концепции тоталитаризма, полагая, что она заслоняет многообразие социально-исторических явлений и связей, сводит содержание и механику исторического процесса к действиям отдельных политических группировок395. По заключению Е. В. Петрова, адепты тоталитарной модели социализма оказывались неспособными дать объяснение новым вызовам международного мира396. Новый подход в изучении Русской революции 1917 г. выразился в отказе от старых представлений об абсолютной уникальности русского пути развития, во многом базировавшихся на полумистических размышлениях о «загадках русской души» и бездоказательных выводах об «азиатском деспотизме»397. Для подтверждения подобных положений зарубежные исследователи рассматривали Октябрь 1917 г. исключительно как антипод Февраля 1917 г. Так, Б. А. Константиновский писал о том, что большевики сделали все для того, чтобы «дискредитировать в глазах не только населения России, но и общественного мнения за границей деятельность первого демократического правительства пореволюционной России — Временного правительства»398. По его мнению, оно должно занять «почетное место в семье передовых правовых государств Запада», потому что делало все то, что было «связано с требованиями войны и задач текущего момента»399. Подобные оценки разделялись многими, даже несмотря на неизбежные элементы критики. Подчеркивая отсутствие у Временного правительства «моральной и физической поддержки», американский профессор Е. В. Спекторский писал о том моменте, «когда Керенский терял слова по-пустому, где нужно было власть употре394 Оболенский С. От коммунистического империализма к возрождению России // Возрождение: Литературно-политические тетради. Париж, 1956. Тетрадь 60. С. 8. 395 См.: Петров Е. В. Указ. соч. С. 165. 396 Там же. С. 166. 397 Там же. С. 161. 398 Константиновский Б. А. Законодательство Февральской революции (Очерк по истории русского права) // Записки Русской академической группы в США. Нью-Йорк, 1969. Т. 3. С. 185. 399 Там же. С. 205–206.

Глава 2. Революция в России и СССР, 1917—1991 гг. ...

271

бить, и когда почти единственною силою в распоряжении его правительства оказался женский батальон»400. По существу, Е. В. Спекторский продолжил развивать положения В. Абданк-Коссовского, который подчеркивал «слабость и попустительство Временного правительства, наблюдавшего открытую подготовку большевистского переворота, а затем без боя уступившего власть большевикам». Поэтому для данного автора «февральский переворот явился ничем иным, как началом захвата России большевиками»401. Более категоричным был Н. Рутыч, писавший о том, что партиям «революционной демократии» не хватало «твердости, решительности и жертвенности в защите российской государственности и демократии»402. Для него октябрьское вооруженное восстание было «ползучим», потому что «завоевания революции — правовое начало, идеи свободы, демократии и справедливости были… ясны для всего народа»403. Он был убежден в том, что только «через Гражданскую войну и военный коммунизм коммунистическая партия после восьмилетней ожесточенной внутрипартийной борьбы пришла к единоличной диктатуре, открывшей страшный период сталинской тирании»404. В продолжение этих мыслей В. Чалидзе констатировал, что «Сталин одержал победу над социалистической революцией, уничтожил коммунистическую партию и реставрировал Российскую империю в гораздо более деспотической форме, чем это было до 1917 года»405. Отсюда образ Белого движения идеализировался в границах борцов против формировавшегося авторитарного политического режима, трансформировавшегося позднее в тоталитарный. Именно по этой причине Н. Рутыч утверждал, что Белое движение никогда не было контрреволюционным и реставрационным — хотя бы потому, что «все талантливые русские генералы… полностью приняли Февральскую революцию»406. Чуть раньше об этом же писал Е. Ефимовский, для которого падение российской монархии произошло исключительно пото400 Спекторский Е. В. Правительство и власть // Записки Русской академической группы в США. Нью-Йорк, 1968. Т. 2. С. 30. 401 Абданк-Коссовский В. Октябрьский переворот и наша нетерпимость // Возрождение: Литературно-политические тетради. Париж, 1956. Тетрадь 60. С. 25. 402 Рутыч Н. КПСС у власти. Очерки по истории коммунистической партии. 1917–957. Посев, 1960. С. 78. 403 Там же. С. 77. 404 Там же. С. 447. 405 Чалидзе В. Победитель коммунизма. Мысли о Сталине, социализме в России. Нью-Йорк, 1981. С. 3. 406 Рутыч Н. Указ. соч. С. 145.

272

Раздел II. Феномен западной советологии

му, что не оказалось ее защитников. По его мнению, в «империи с вековым историческим прошлым», «богатой своей духовной культурой, могучей своим национальным духом и патриотическим сознанием», вместо «организованного монархизма» оказалось только «плохое верноподданичество»407. Считая, что революция — это «создание нового правопорядка взамен существующего через посредство нарушения действующих законов», он делал вывод о том, что Русская революция 1917 г. превратилась в простой бунт, завершившийся «реформаторской деятельностью»408. Политическая метафора «русского бунта» активно использовалась в советологических исследованиях. На страницах парижского литературно-политического журнала «Возрождение» было немало написано о том, что советская власть держится только «благодаря страху повторения 1917 года»409, что «в Октябре столь же чудодейственным образом мгновенно исказился великолепный ход революции, начатой в Феврале»410. Все эти положения представлялись на фоне признания того, что народ оказалась в стороне от политического столкновения революции и контрреволюции. Причины этой ситуации объяснялись поразному. Гораздо чаще писали о моральной неспособности лидеров Белого движения «быть похожими на большевиков и заведомо обманывать его невыполнимыми обещаниями земного рая», об их нежелании идти на компромисс с немцами411. В этой связи особенно подробно на страницах эмигрантских изданий русского зарубежья рассматривался ход наиболее крупных военных операций периода Гражданской войны, которые преподносились как «подлинная проверка государственных способностей и государственного мышления руководителей антибольшевистского движения»412. Конечно, присутствовали рассуждения и о героике Белого движения с обязательным указанием на то, что 407 Ефимовский Е. Истоки и параллели // Возрождение: Литературно-политические тетради. Париж, 1956. Тетрадь 60. С. 14, 22. 408 Там же. С. 14. 409 Проклятие «Февраля» // Возрождение: Ежемесячный литературно-политический журнал. Париж, 1961. № 111. С. 5. 410 Февраль и Октябрь // Возрождение: Ежемесячный литературно-политический журнал. Париж, 1961. № 119. С. 5. 411 К 50-летию Октябрьской революции // Часовой: Орган связи российского национального движения. Брюссель, 1967. Ноябрь. № 497. (Бельгия). С. 3. 412 Виноградов Н. «Проблема Царицына» в 1918 г. К замечаниям Б. Н. Сергеевского // Перекличка: Военно-политический журнал. Издается отделом Общества галлиполийцев в США ежемесячно. 1959. Апрель. № 90. С. 5.

Глава 2. Революция в России и СССР, 1917—1991 гг. ...

273

«память истории пробегает мимо низкого и останавливается перед возвышенным»413. И тем не менее во всех формировавшихся моделях российского революционного процесса (консервативной, либеральной, демократической) наиболее слабым выступал синтезированный образ Белого движения414. Наиболее четко попытка его анализа с позиций динамики социальных процессов в России в начале XX в. прослеживалась в исследованиях М. Бернштама. Оценивая Гражданскую войну как столкновение трех сил — Белого движения, «народного сопротивления большевикам» и «интернационал-социализма», американский историк предлагал главный упор сделать на изучении «всеобщего сопротивления России коммунизму» в 1917–1922 гг.415 Подобные взгляды разделял и С. Пушкарев416. Он утверждал, что Белое движение и антибольшевистские крестьянские восстания в 1918–1921 гг. оформляли народное сопротивление складывавшемуся тоталитаризму в России. По мнению же американского исследователя Р. В. Даниэльсона, работы которого активно популяризировались в России в начале 1990-х гг., начавшаяся сразу же после прихода большевиков к власти Гражданская война из борьбы политических противников переросла во всенародную борьбу против установившегося радикального режима большевиков417. Чуть дальше в своих научных изысканиях шел В. Н. Бровкин418. Выводя Гражданскую войну за рамки военных фронтов, он выделял в ней так называемую «полевую гражданскую войну на внешнем фронте» (между соперничавшими правительствами за власть над определенной территорией) и так называемую «полевую гражданскую войну на внутреннем фронте» (война красных и белых против населения на тех территориях, где они претендовали на власть). В своем развитии они прошли следующие этапы: 1918 год как пе413 Месснер. Белые не были черными // Перекличка: Военно-политический журнал. Издается отделом Общества галлиполийцев в США ежемесячно. 1959. Март. № 89. С. 11. 414 См.: Малиа М. К пониманию русской революции. Лондон, 1985, С. 13–21, 168; Пушкарев С. Самоуправление и свобода в России. Франкфурт-на-Майне, 1985. С. 131; Раев М. Понять дореволюционную Россию: государство и общество в Российской империи. Лондон, 1990. С. 210–213. 415 Бернштам М. Стороны в Гражданской войне. 1917–1922. М., 1992. С. 5, 17. 416 Пушкарев С. Указ. соч. С. 170–171. 417 Даниэльсон Р. В. Гражданская война в России в свете сравнительной истории революции // Гражданская война в России: перекресток мнений. М., 1994. С. 333. 418 Бровкин В. Н. Россия в Гражданской войне: власть и общественные силы // Вопросы истории. 1994. № 5. С. 25–27.

274

Раздел II. Феномен западной советологии

риод распада империи, 1919 год как «год белых» и 1920–1921 годы как «время зеленых». В многочисленных исследованиях, выходивших из-под пера представителей западной русистики в 1990-е гг. (Ст. Коэн, Р. Пайпс, Р. Такер, А. Рабинович, Д. Рейли, Л. Холмс — из США; Э. Карр, Дж. Хантинг — из Великобритании; Н. Перейда — из Канады; Дж. Боффа, А. Грациани — из Италии; Н. Верт — из Франции; К. Аймермахер — из Германии; Х. Вад — из Японии)419, отчетливо проводилась мысль о том, что с крушением СССР должна закончиться эпоха эмоционального восприятия Октябрьской революции. Повторялась тенденция в изучении Французской революции, когда Ф. Фюре объявил о том, что революция закончилась и следует успокоиться и прекратить изучать ее «изнутри»420. Подобного рода исследования, авторы которых стремились дистанцироваться от излишеств политически эмоциональных оценочных характеристик, свидетельствовали о поступательном развитии исторического знания о Русской революции 1917 г. Несмотря на то что реализация данных намерений еще далека от своего завершения, тем не менее все это вписывалось в общей конструкт революционного процесса в России, строившийся на основных архетипах российской государственности, когда соборность выступала одновременно в качестве и катализатора, и тормоза развития русского бунта. В этой связи трудно не согласиться с мнением Н. О. Лосского о том, что «история человечества, доступная нашему знанию, есть нечто несистематическое, растрепанное»421. Изучение советологических оценок истории Русской революции 1917 г. только вступает в новую полосу своего развития без доминанта так называемого «марксистского стереотипа»422. И тем не менее хотелось бы вспомнить предостережение, например, декабриста В. И. Штейнгеля, который в 1836 г. писал: «У нас нередко достается иностранцам за ложные известия, сообщаемые о России, и поделом!.. Но, укоряя их, надобно бы самим быть точнее, с одной стороны, и взыскательнее — с другой»423. 419 См.: Бордюгов Г. А., Ушаков А. И., Чураков В. Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. Историографические очерки. М., 1998. С. 152–176. 420 См.: Большакова О. Новая политическая история России. Современная зарубежная историография. Аналитический обзор. М., 2006. С. 65–66. 421 Лосский Н. О. Смысл истории // Записки Русской академической группы в США. Нью-Йорк, 1986. Т. 19. С. 105. 422 Данн Деннис. Между Рузвельтом и Сталиным. Американские послы в Москве. М., 2004. С. 325. 423 Штейнгель В. И. Нечто о невероятностях, проявляющихся в русских сочинениях и журнальных статьях о России и русском // в кн.: Штейнгель В. И. Сочинения и письма. Иркутск, 1992. Т. 2. С. 225.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

275

Юрий Цурганов

ГЛАВА 3 РОССИЕВЕДЕНИЕ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ (глава для учебного пособия магистратуры РГГУ «Зарубежное россиеведение») Что есть «русская эмиграция»? Для обозначения общности людей, оказавшихся за пределами России в 1917–1920-х гг., часто используют термин «белая эмиграция». То есть понятия «первая волна русской (или российской) эмиграции» и «белая эмиграция» преподносятся как равнозначные. На наш взгляд, это не совсем так. Эмиграция не была едина в отношении к революции, к прошлому, настоящему и будущему России. Даже тех, кто вел активную борьбу с большевистским режимом и вследствие этого был вынужден покинуть страну, не всегда можно причислить к категории белоэмигрантов. В военно-политическом противостоянии в России 1917–1920-х гг. принимало участие множество партий и вооруженных структур. Они преследовали разные цели и отстаивали разные идеологические принципы. Генералы Русской императорской армии П. П. Скоропадский и К. Г. Маннергейм повели борьбу за независимость государств, возникших на территории бывшей Российской империи: Скоропадский — за независимость Украины424, Маннергейм — Финляндии. Бывший подданный Российской империи Ю. Пилсудский боролся за суверенитет Польши. Скоропадский оказался на положении эмигранта, поскольку Украина, в отличие от Финляндии и Польши, так и не стала независимым национальным государством. Маннергейма и Пилсудского к категории эмигрантов отнести невозможно — они стали крупными политическими деятелями своих стран. Цели С. В. Петлюры и Н. И. Махно, ставших эмигрантами, не имели ничего общего с целями Белого движения. Лишь с очень серьезными оговорками можно причислить к Белому движению Б. В. Савинкова. Многие представители социалистических и либеральных партий, оказавшиеся в конечном итоге за пределами России, в годы Гражданской войны считали для себя недопустимым участие в Белом движении. Для некоторых из них большевики были не столько врагами, 424 Не все историки поддерживают тезис о сепаратистских устремлениях генерал-лейтенанта П. П. Скоропадского. Ныне покойный В. Г. Бортневский после завершения цикла исследований в русских архивах США пришел к выводу о сочувствии Скоропадского в 1918 г. Добровольческой армии и принятии им должности гетмана лишь с целью оказания скрытой помощи А. И. Деникину, который был сторонником «единой и неделимой России».

276

Раздел II. Феномен западной советологии

сколько конкурентами. Другие, сотрудничавшие с Белым движением, позже сочли свой выбор ошибочным. Определить общую программу Белого движения непросто. (В этом одна из важнейших причин его поражения в Гражданской войне.) Легче идти от персоналий. Белое движение возглавляли военачальники Русской императорской армии, крупнейшие среди них: Л. Г. Корнилов, М. В. Алексеев, А. М. Каледин, А. И. Деникин, П. Н. Краснов, А. В. Колчак, Н. Н. Юденич, П. Н. Врангель, А. И. Дутов, Е. К. Миллер. Белое движение составили люди, признавшие за ними право говорить от имени России и принявшие участие в борьбе за установление, укрепление и расширение их власти. Участие в борьбе могло осуществляться: на фронтах, в составе регулярных войск; в партизанских отрядах, действовавших в тылу большевиков; в подполье на контролируемой большевиками территории. К Белому движению, бесспорно, относятся и штатские лица — сотрудники гражданской администрации на подконтрольных генералам территориях. Белое движение было общностью мировоззренческой. Участников движения объединяли: во-первых, ощущение себя гражданами (или подданными) России; во-вторых, стремление восстановить законность, правопорядок, преемственность государственной власти, наконец, уклад жизни, нарушенные большевиками; в-третьих, осознание того, что вне зависимости от формы государственного устройства освобожденной от большевиков России будущее правительство должно руководствоваться национальными интересами страны. Мировоззренческой общностью явилась соответственно и белая эмиграция. К ней мы относим: во-первых, участников Белого движения, за исключением тех, кто в конце концов стал считать власть большевиков законной; во-вторых, тех людей, которые в силу разных жизненных обстоятельств не смогли принять активного участия в Белом движении, но разделяли его основные принципы; в-третьих, людей, вывезенных за рубеж в юном возрасте или родившихся в эмигрантской семье, сформировавшихся как личность за пределами России и осознающих для себя необходимость продолжать традиции Белого движения. В конечном счете, для каждого человека, оказавшегося за пределами России, вопрос о том, является ли он белым эмигрантом или нет, был вопросом самоощущения. Понятия «русская эмиграция» и «российская эмиграция» в данной работе будут использоваться в зависимости от контекста. Национальная самоидентификация была весьма важным аспектом в жизни политически активных эмигрантов. Вопрос принадлежности к той или другой нации далеко не всегда был связан с этническим происхождением.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

277

В настоящее время существуют две основные точки зрения на политическую сущность первой волны эмиграции. Согласно одной, наиболее распространенной, политические и военные структуры, отбыв из России за рубеж, раз и навсегда утратили право представлять страну, говорить от ее имени, участвовать в ее общественной жизни. В качестве наследницы российской государственности, по этой теории, выступает советская власть. Сторонники данной схемы готовы признать научно подтвержденные факты преступлений советской власти против народов России, однако считают, что сама победа большевиков над силами «контрреволюции» делает их правление легитимным. За эмиграцией в этом случае признается лишь миссия сохранения элементов культуры, которые не могли существовать в пореволюционной России. Другая точка зрения исходит из того, что, несмотря на поражение в Гражданской войне и вынужденную эмиграцию, именно противники большевизма имели моральное право говорить от имени России. Кто именно и в какой степени — вопрос отдельный. Возможно, это представители династии, бывшие делегаты Учредительного Собрания, корпус послов, Русский общевоинский союз, Зарубежный съезд, но явно не ВЦИК и Совнарком. Такая точка зрения базируется на том понимании сущности советской власти, которое было характерно для Белого движения. Советская власть рассматривалась как форма господства интернациональной политической мафии, которая эмоционально, культурно, духовно не связана ни с Россией, ни с какой-либо другой страной мира. Причина возникновения разных взглядов на данный вопрос достаточно ясна. В Россию, в отличие от стран Восточной Европы в 1940-х гг., большевизм не был принесен на штыках иностранной армии. Он явился результатом внутренних конфликтов. Спор о том, кто имел право говорить от имени России на протяжении большей части ХХ в. — большевики, несмотря на преступный характер их режима, или политическая эмиграция, несмотря на поражение в борьбе, — достаточно интересен сам по себе. Но этот спор носит не только теоретический характер. В ходе такого спора неизбежно возникают вопросы: о правомерности всего корпуса законов, принятых в советский период, о правопреемстве с досоветской государственностью, о реституции собственности, в конце концов — о кардинальном переосмыслении национальной истории. Кратко приведем юридические аспекты проблемы. 2 марта 1917 г. император Всероссийский Николай II подписал документ, в котором говорилось: «В эти решительные дни в жизни России сочли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и

278

Раздел II. Феномен западной советологии

сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы, и в согласии с Государственной Думой признали Мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с Себя Верховную власть. Не желая расставаться с любимым Сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше Брату Нашему, Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и нерушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои ими будут установлены…»425 3 марта 1917 г. великий князь Михаил Александрович поставил свою подпись под заявлением, в котором содержались слова: «Одушевленный со всем народом мыслью, что выше всего благо Родины Нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае воспринять Верховную власть, если такова будет воля великого народа Нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном Собрании установить образ правления и новые основные законы Государства Российского. Призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа»426. 2 марта 1917 г. Временное правительство издало Декларацию, в которой назвало своей главной задачей немедленную подготовку созыва Учредительного Собрания на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, которое установит форму правления и конституцию страны. 25 октября 1917 г. отряды Красной гвардии, исполнявшие волю руководства большевистской партии, арестовали Временное правительство. Следует учитывать, что никто к этому моменту не отменял статью 108 Уложения об уголовных преступлениях «О вооруженном мятеже с целью свержения законной власти». Новое временное правительство — Совет Народных Комиссаров — во главе с Лениным было создано 26 октября по решению Второго Всероссийского съезда Советов. Система Советов и их съезд не являлись легитимными органами власти. Соответственно, сформированное по решению съезда правительство не может рассматриваться как законное. 425 Цит. по: Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II. СПб.: Петрополь, 1991. С. 641–642. 426 Цит. по: Катков Г. М. Февральская революция. Париж: YMCA-Press, 1984. С. 401.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

279

22 ноября 1917 г. Ленин подписал декрет, полностью ликвидировавший всю систему российского права. Первым пунктом этого декрета были распущены все суды, вплоть до высшей кассационной инстанции — Сената. Были упразднены все должности, связанные с судопроизводством: прокуроров, адвокатов и мировых судей. 5 января 1918 г. красногвардейцы разогнали Учредительное Собрание, так и не успевшее установить образ правления, принять новые основные законы государства. Вопрос о возможном вступлении великого князя Михаила Александровича на российский престол остался открытым. 13 июня 1918 г. великий князь был похищен и убит группой чекистов. При отсутствии законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти единственной организованной структурой в России, имевшей юридическое и моральное право говорить от имени страны, оставалась Русская армия. 20 ноября 1917 г. Главнокомандующий Русской армии генерал Н. Н. Духонин был растерзан толпой большевистских матросов. Представителям высшего командного состава, не признавшим большевистского правительства, предстояло действовать по обстоятельствам. По инициативе генералов и старших офицеров Русской армии в разных регионах страны начали создаваться воинские формирования и административные структуры, совокупность которых принято именовать Белым движением. Одной из главных задач Белого движения, как уже говорилось, было восстановить в стране правопорядок и уничтожить большевистскую анархию. В ходе Гражданской войны последним Главнокомандующим Русской армии стал генерал-лейтенант барон Петр Николаевич Врангель. Особое присутствие Правительствующего Сената в Ялте присвоило ему звание Правителя Юга России. Войска и административный аппарат Врангеля были вынуждены в ноябре 1920 г. оставить Крым — последнюю подконтрольную им территорию — и уйти за пределы России. Это было решение не об эмиграции, а только о временном отступлении, за которым должно последовать продолжение военных действий. По многим причинам продолжение борьбы в форме восстановления линии фронта откладывалось на необозримый срок, что превращало участников Белого движения в эмигрантов. Но Главнокомандующий подчеркивал: «Принцип, на котором построена власть и армия, не уничтожен фактом оставления Крыма»427. 427

Цит. по: Назаров М. В. Миссия русской эмиграции. Ставрополь: Кавказский край, 1992. С. 22.

280

Раздел II. Феномен западной советологии

Зарубежную Россию составили не только беженцы. Более 8 млн русского населения проживало на территориях, включенных в состав Польши, Румынии, Чехословакии, Латвии, Эстонии и Литвы. Русская эмиграция включала представителей многих классов, не исключая рабочих и крестьян. Российское зарубежье представляло собой «сколок» общества, но социальные группы были представлены непропорционально. Поэтому эмиграция ассоциируется прежде всего с представителями Дома Романовых, дворянством, духовенством, интеллигенцией, крупными предпринимателями, сотрудниками государственного аппарата, политическими деятелями, не принадлежавшими к большевистской партии. Чем выше был социальный статус того или иного слоя, тем полнее он был представлен в зарубежье. Исключение составляли военные, которых было около четверти от общего числа эмигрантов428. Этот факт определил лидирующее положение военных в зарубежной России. Наиболее крупный контингент, ведший традицию от первого ядра добровольцев, прибыл из Крыма в Константинополь в ноябре 1920 г. Россию в те дни покинули примерно 70 тыс. военных. С ними эвакуировалось около 80 тыс. гражданских лиц. 1 сентября 1924 г. в Сремских Карловцах (Сербия) Врангель подписал приказ об образовании Русского общевоинского союза (РОВС)429. С этого момента можно говорить о превращении Русской армии в эмигрантскую организацию. Руководители РОВС заботились о том, чтобы белые офицеры поддерживали на должном уровне свои военные знания. В 1927 г. в Париже начали работу Высшие военно-научные курсы, созданные для переподготовки офицеров и воспитания новых военных кадров, что одновременно являлось фактором становления россиеведения русской эмиграции. Курсами руководил генераллейтенант Н. Н. Головин, признанный военный теоретик, автор двух фундаментальных трудов: «Военные усилия России в Мировой войне» и «Российская контрреволюция в 1917–1918 гг.». На курсах преподавали известные военные специалисты П. Н. Шатилов, А. А. Зайцов и другие. В белградском отделении Высших военно-научных курсов читал лекции генерал-майор Н. С. Батюшин — специалист по истории разведки времен Первой мировой войны. Курс его лекций был в 1939 г. сведен в книгу «Тайная военная раз428 Поляков Ю. А. Проблемы эмиграции и адаптации в свете исторического опыта // Новая и новейшая история. 1995. № 3. С. 32. 429 Приказ генерала Врангеля от 1 сентября 1924 г. № 35, Сремски Карловцы, 1 сентября 1924 г. // Политическая история русской эмиграции. 1920–1940 гг.: Документы и материалы / под ред. А. Ф. Киселева. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999. С. 10–11.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

281

ведка и борьба с ней»430. Параллельно действовала Офицерская школа усовершенствования военных знаний. С 1932 г. при Офицерской школе был организован отдел по изучению Советской России. Руководство РОВС заботилось о подготовке нового поколения. Молодежные организации создавались практически во всех странах российского зарубежья. Наиболее массовыми были: Общество «Русский сокол», Национальная организация русских разведчиков, Национальная организация витязей, Национальная организация скаутов. При РОВС действовали не только многочисленные военные курсы для подготовки и совершенствования знаний молодых офицеров, но и исторические кружки431. К началу Второй мировой войны численность русских «сокольских обществ» за рубежом составила 75 действующих организаций, в которые входило 5700 человек. «Просветительские курсы» осуществляли образовательные программы432. Наиболее дееспособным был Краевой союз «соколов» в Югославии, который к 1938 г. объединял 28 обществ433. Русская белая эмиграция стремилась донести до международной общественности суть происходящих в России событий. В 1926 г. Российский зарубежный съезд, проходивший в Париже, выступил с «Обращением ко всему миру»: «Над Россией властвует ныне международная коммунистическая организация — III Интернационал. Она говорит и действует именем России, притязает на ее наследие и на ее права для того, чтобы тратить силы и средства, накопленные веками русской государственности, на дело мировой революции, т. е. на разрушение политического и социального уклада во всех странах, у всех народов. Организация III Интернационала, властвующая над Россией, не только не должна быть отождествляема с Россией и рассматриваема как русское правительство, но она есть, наоборот, злейший враг нашей родины»434. При этом иностранным правительствам было сделано предупреждение: «Всякие соглашения, а тем более союзы с этой силой есть величайшая ошибка. Русский народ… стряхнет с себя ненавистное иго, и тогда все, кто строил свои расчеты на заявлениях советской власти, окажутся строившими свое здание на песке»435. 430

Рутыч Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России. (Материалы к истории Белого движения). М.: Regnum — Российский архив, 1997. С. 41. 431 Окороков А. В. Молодежные организации русской эмиграции (1920–1945 гг.) // Приложение к газете «Станица». 2000. С. 3. 432 Там же. С. 10. 433 Там же. С. 14. 434 Российский зарубежный съезд в Париже. 4–11 апреля 1926 г. // Сборник российских политических программ. 1917–1955. Б. м.: Посев, 1989. С. 37. 435 Там же.

282

Раздел II. Феномен западной советологии

Историк и общественный деятель С. С. Ольденбург подготовил доклад о сущности коммунистической власти: «По своей интернациональной природе коммунистическая власть угрожает всем государствам и только временно сосредотачивает свои усилия то на тех, то на других, стремясь найти себе попутчиков в лице врагов той или иной страны… Мировая коммунистическая партия является международной опасностью, международным злом, в борьбе с которым в первую очередь, конечно, заинтересована Россия, но борьба эта едва ли намного менее существенна для уцелевших государств»436. Съезд выступил с обращением ко всему миру, содержащим призыв оказать помощь России: «Формы этой помощи могут быть многообразны, как многообразна сама борьба России с ее врагом — Интернационалом… Не будет мира в мире, пока не займет в нем своего по праву ей принадлежащего места воскресшая и возрожденная Национальная Россия»437. Стремление русской белой эмиграции указать международной общественности на опасность, которую несет в себе большевизм, давало определенные результаты. Наиболее ощутимый из них — создание в 1924 г. Лиги по борьбе с III Интернационалом — международной организации, которую возглавил гражданин Швейцарии Теодор Обер. Одним из первых, кто поддержал ее организаторов, был П. Н. Врангель. Ближайшим помощником Обера стал руководитель Российского общества Красного Креста в Женеве Ю. И. Лодыженский. Штаб-центры «Лиги Обера», как называли эту организацию, имелись во многих странах мира. В состав штаб-центров входили представители русской белой эмиграции, чины РОВС работали доверенными корреспондентами. В Берлине таким корреспондентом был руководитель II отдела РОВС генерал-майор А. А. фон Лампе. С 1924 по 1927 г. были проведены четыре международные конференции Лиги: в Париже, Женеве, Лондоне и Гааге. В начале 1928 г. было объявлено об учреждении постоянного секретариата русской секции Лиги. Секретариат имел своих представителей в 17 странах. Русская эмиграция проявляла особый интерес к морально-политическому состоянию военнослужащих Красной Армии. Советско-финская война дала ценный опыт в этом отношении. В 1944 г. в Нью-Йорке В. М. Зензинов опубликовал книгу «Встреча с Россией. Как и чем живут в Советском Союзе. Письма в Красную Армию. 1939–1940». Весь материал, положенный в основу книги, был собран на полях сражений в Финляндии. Это преиму436 437

Цит. по: Назаров М. В. Указ. соч. С. 52. Российский зарубежный съезд… С. 38–39.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

283

щественно письма, найденные на трупах советских солдат. «В известном смысле, — пишет Зензинов, — публикуемый материал понастоящему может быть понят только теперь, после войны России с Германией. Для внимательных исследователей этот материал будет неоценимым и незаменимым источником для знакомства с людьми, жившими в сороковых годах двадцатого столетия в России, и для их понимания»438. «Всего больше в письмах можно найти материала о повседневной жизни в деревне со всеми ее мелочами и заботами. Письма полны подробностей о жизни в колхозе, полны жалоб на тяжелую жизнь, на высокие налоги, на отсутствие товаров, дороговизну, на отсутствие одежды и обуви и невозможность достать новую, на затруднения в деле получения пособия, на тяжелые заработки. О многом говорит уже один тот факт, что повседневным заботам о существовании уделено в этих письмах со всех концов и из всех углов Советского Союза столько места и столько внимания»439. На анализе событий 1917 г. выстроен первый опыт создания общей политической платформы русской белой эмиграции. Он относится опять же ко времени созыва Российского зарубежного съезда. В итоговом документе съезд провозгласил отказ от реституции собственности после падения большевизма; сделал заявление о том, что восстановление Российского государства не может означать посягательства на суверенитет других государств, возникших на территории бывшей Российской империи; провозгласил принцип обеспечения всем народностям России свободного развития их бытовых, культурных и религиозных особенностей. Вместе с тем съезд, на котором присутствовали как монархисты, так и республиканцы, не счел возможным предрешить будущий государственный строй России440. (Военные эмигранты не занимались разработкой политических программ, считая своей главной задачей сохранение имеющихся и воспитание новые кадров армии. Это отражено в приказе П. Н. Врангеля № 82 за 1923 г.) Активизация работ в области россиеведения началась со второй половины 30-х гг., когда стали образовываться уже не просто военные, а военно-политические организации. В 1935 г. полковник Н. Д. Скалон формирует Российское национальное и социальное движение (РНСД), в 1936-м генерал-майор А. В. Туркул создал и возглавил Русский национальный союз участников войны (РНСУВ). Туркул добился наибольших успехов. К 1939 г. отделы РНСУВ существовали во Франции, Бельгии, Чехословакии, Юго438 Зензинов В. Встреча с Россией. Как и чем живут в Советском Союзе. Письма в Красную Армию. 1939–1940. Нью-Йорк, 1944. С. 5. 439 Там же. С. 179. 440 Российский зарубежный съезд… С. 38.

284

Раздел II. Феномен западной советологии

славии, Греции, Албании, Аргентине и Уругвае. Своей главной задачей Союз считал «политическую подготовку к деятельности в России», что было невозможно без изучения России. На страницах печатного органа РНСУВ — журнала «Военный журналист», позже получившего название «Всегда за Россию», — постоянно публиковались соответствующие материалы. Анализировался опыт Гражданской войны: «Непредрешенчество, — писал “Военный журналист”, — страшное зло, главным образом потому, что оно избавляет его сторонников от обязанности продумать, разработать и сформулировать основные вопросы будущего государственного устройства России»441. Теоретики РНСУВ признавали, что события 1917 г. были именно революцией, а не просто бунтом, т. е. были вызваны объективными причинами. Из этого делался вывод, что к прошлому возврата нет, реставрация старого режима невозможна, и следует вести борьбу за новую Россию. Члены Союза полагали, что либерализм и демократия с их парламентаризмом тоже «отжили свой век»: «Сейчас на смену им пришли новые веяния, новые течения… Мы должны взять, и мы возьмем от нового все, что в нем хорошо и полезно, но переделаем это на русский лад…» При этом утверждалось, что «единственным строем, подходящим для России, была и будет монархия»442. Статьи в «Военном журналисте» писались по материалам россиеведческого семинара Югославского отдела РНСУВ. В них вырисовывается следующая картина предполагаемого будущего государственного устройства России: «Это должна быть социально ориентированная модель монархии, стоящая на принципах надклассовости, надсословности, самодержавия, гражданских прав и законности»443. «При отсутствии классов, сословий и привилегий в будущей России не будет низких и высоких профессий, не будет также отношения свысока одних людей к другим, не будет и вопиющей разницы в окладах»444. Туркуловцы считали, что программа обустройства будущей России, построенная на анализе ее исторического прошлого, должна быть написана именно эмигрантами: «Опыт финской войны показал, что подсоветские люди политически незрелы, поэтому было бы не только ошибочно, но и преступно предоставлять этим людям решать судьбы будущей Российской Империи»445. 441 442 443 444 445

Военный журналист. 1940. № 9. С. 2. Там же. 1941. № 2. С. 1–2. Там же. 1940. № 10. С. 5–6. Там же. 1940. № 8. С. 5. Там же. 1940. № 14. С. 4.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

285

РНСУВ предрекал новую мировую войну и, анализируя положение в СССР, допускал, что в ходе войны какой-либо доселе неизвестный красноармейский военачальник («комкор Сидорчук») попытается повернуть оружие против Сталина. В 1938 г. начались существенные изменения политической карты Европы. 12 марта в состав Третьего Рейха была включена Австрия, 1 октября — Судетская область, входившая ранее в состав Чехословакии. 15 марта 1939 г. Гитлер оккупировал Чехию и Моравию, создав на этих территориях протекторат. На территории Словакии было создано формально независимое государство, которое в действительности находилось под контролем Германии. Эти изменения отразились на судьбах русской эмиграции, в частности на структуре РОВС. В 1938 г. в самостоятельную организацию был выделен II («германский») Отдел, возглавляемый генерал-майором А. А. фон Лампе. Новая организация стала называться Объединением русских воинских союзов (ОРВС). В сложившихся условиях роль генерал-майора фон Лампе существенно возросла. Алексей Александрович фон Лампе был выпускником Кадетского корпуса, Николаевского инженерного училища и Николаевской военной академии. Участвовал в Русско-японской и Первой мировой войнах. Фон Лампе был личным другом Врангеля, после кончины главнокомандующего подготовил к публикации воспоминания барона. Фон Лампе можно назвать летописцем белой эмиграции. На протяжении многих лет он вел подробный дневник, где фиксировал все сколько-нибудь важные события из жизни российской диаспоры в разных странах. Свой личный архив, насчитывавший 27 тыс. листов, фон Лампе в 1943 г. передаст в Русский заграничный исторический архив в Праге — крупнейший центр хранения документов эмиграции446. Фон Лампе предстояло стать до окончания войны одной из ключевых фигур русской белой эмиграции. К 1941 г. русская белая эмиграция сохранила свое видение сущности советской политической системы. Большевистский период по-прежнему не рассматривался как логическое продолжение российской истории. С середины 1930-х гг. советская идеология претерпевала определенную трансформацию. Произошла «реабилитация» Александра Невского, мощи которого в свое время были выброшены из Лавры, Петр I стал преподноситься как прогрессивный исторический деятель. Сталин уже полностью состоялся как диктатор, и ему, по всей видимости, хотелось иметь соответству446 Русский заграничный исторический архив («Пражский архив») был в 1945 г. передан Советскому Союзу. Находится в составе Государственного архива Российской Федерации. Фонды «Пражского архива» являются ценнейшим источником по истории белой эмиграции.

286

Раздел II. Феномен западной советологии

ющую политическую родословную. Само понятие «патриотизм» было реабилитировано как побудительный мотив в действиях человека, что было необходимо Сталину в условиях предстоящей войны. Эмиграция внимательно следила за всем, что происходит в СССР. Патриотический антураж заставил многих поверить, что большевизм превращается в русскую национальную власть. Однако видные деятели РОВС оставались верны своим представлениям о большевизме. Попытки Сталина и его приближенных апеллировать к русскому прошлому воспринимались как идеологическое мародерство. Русские белые эмигранты не считали, что большевистский режим обрел легитимность за два с небольшим десятилетия пребывания у власти. Согласно их концепции, государственные структуры СССР не стали и никогда не смогут стать русским национальным правительством: «Власть антинациональной секты по существу губительнее и отвратнее господства другой нации. Под татарским игом русская самобытность менее искажалась, нежели под игом коммунистическим. Оно внешне менее заметно, так как коммунист говорит на том же языке…»447 Особую позицию, отличную от позиции руководства РОВС, занял в связи с надвигающейся войной бывший главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России генерал-лейтенант А. И. Деникин. В эмиграции он был занят преимущественно написанием книг. Главной среди них был фундаментальный пятитомный труд о революции и Гражданской войне — «Очерки русской смуты», в котором автор выступает как мемуарист, историк-исследователь и публикатор документов. По оценке современного исследователя, Деникин отвергал «любые попытки втянуть его не только в политическую борьбу внутри эмиграции, но и в возобновление вооруженной борьбы против Советской России»448. Несмотря на попытки уйти из политической жизни белой эмиграции, Деникин в конечном счете стал ее активным участником: писал статьи, выступал публично; в 1929 г. совместно с историком С. П. Мельгуновым и бывшим промышленником А. О. Гукасовым создал газету «Борьба за Россию», в 1938 г. — собственную организацию «Союз добровольцев». В 1939 г. в книге «Мировые события и русский вопрос» он обозначил свои позиции в связи с надвигающейся войной, участие СССР в которой представлялось неизбежным: «Нельзя — говорят одни — защищать Россию, подрывая ее силы свержением власти… Нельзя — говорят другие — свергнуть советскую власть без участия 447 Ольденбург С. С. Существо коммунистической власти. Цит. по: Назаров М. В. Указ. соч. С. 52. 448 Ипполитов Г. М. Деникин. М.: Молодая гвардия, 2000. С. 435.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

287

внешних сил, хотя бы и преследующих захватные цели… Словом, или большевистская петля, или чужеземное иго. Я же не приемлю ни петли, ни ига. Верую и исповедую: свержение советской власти и защита России»449. В отношении перспектив Красной Армии Деникин допускал два возможных варианта развития событий: «Если в случае войны народ русский и армия отложат расчеты с внутренним захватчиком и встанут единодушно против внешнего… мы, не меняя отнюдь своего отношения к советской власти… были бы бессильны вести прямую борьбу против нее. Но и тогда наша активность… должна быть направлена не в пользу, а против внешних захватчиков… Если Красная армия и Вооруженный Народ сбросят советскую власть и обратятся… в русскую национальную силу… наше место — там, в их рядах … Все равно, откуда раздастся призыв — отсюда или оттуда. Все равно, если возглавит движение не воин стана белого, а бывшего красного»450. Мысль о банкротстве российской государственности в 1917 г. наиболее четко и откровенно сформулирует генерал-лейтенант Петр Николаевич Краснов в самом конце Второй мировой войны: «1) В свое время была Великая Русь, которой следовало служить. Она пала в 1917-м, заразившись неизлечимым или почти неизлечимым недугом. 2) Но это верно только в отношении собственно русских областей. На юге (в частности, в казачьих областях) народ оказался почти невосприимчивым к коммунистической заразе. 3) Нужно спасать здоровое, жертвуя неизлечимо больным. Есть опасность, что более многочисленный “больной элемент” задавит здоровый (т. е. русские северяне — казаков)…»451 Переходя к невоенным объединениям русской эмиграции, скажем, что на протяжении 1920–1930-х гг. было создано большое количество организаций и объединений разной политической направленности. Их можно разделить на две основные группы: тех, кто считал, что советская власть может гнить, но не может эволюционировать, и тех, кто рассчитывал на эволюцию большевистских порядков в сторону демократии. Первые были убеждены, что эмиграция обязана сохранить непримиримое отношение к большевизму и не прекращать попыток бороться с ним. Вторые призывали эмиграцию прекратить антисоветские выступления, поскольку это мешает мирному перерожде449 Деникин А. Мировые события и русский вопрос. Париж: Издательство Союза добровольцев, 1939. С. 64. 450 Деникин А. Указ. соч. С. 65–68, 87. 451 Цит. по: Ленивов А. К. Под казачьим знаменем в 1943–45 гг. // Кубанец. 1992. № 3. С. 60.

288

Раздел II. Феномен западной советологии

нию большевиков и лишь провоцирует их на ответные репрессии. Непримиримая позиция была характерна главным образом для правых кругов эмиграции — монархистов и военных, на эволюцию рассчитывали представители левых партий от социалистов-революционеров до конституционных демократов. Такое размежевание возникло в связи с начавшейся в РСФСР новой экономической политикой. Непримиримое крыло эмиграции восприняло нэп как временное отступление большевиков, но не как сдачу ими принципиально важных позиций. Правые политические деятели русского зарубежья предсказывали сворачивание нэпа в ближайшие несколько лет. Свою позицию они основывали в том числе и на довольно откровенных высказываниях Ленина, называвшего нэп «экономическим Брестом»452. Представители левых кругов эмиграции полагали, что привнесение элементов рыночных отношений в советскую экономику необратимо и неизбежно повлечет за собой отказ большевиков от наиболее одиозных методов политического управления страной. Свою позицию они тоже иллюстрировали ссылками на Ленина, говорившего, что нэп вводится «всерьез и надолго». Вместе с тем большевистский лидер никогда не говорил, что нэп вводится навсегда. Тенденцию к консолидации обнаружил правый фланг, результатом чего явился созыв уже упоминавшегося Российского зарубежного съезда в Париже 4–11 апреля 1926 г. На съезде присутствовали 450 представителей от 200 организаций из 26 стран453. Съезд получил благословение митрополита Антония (Храповицкого) — главы Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей. Появилось понятие «зарубежная Россия» — сообщество людей, эмоционально связанных с родиной, не желающих ассимилироваться в странах, предоставивших им политическое убежище, стремящихся сохранить и передать своим детям национальную культуру России, намеренных вернуться на родину, но не в качестве людей, «прощенных» советской властью. Мысли и чувства зарубежной России наиболее полно отражала газета «Возрождение», выходившая в Париже с 1925 по 1940 г. Подводя итог первого года издания газеты, ее главный редактор Петр Бернгардович Струве писал: «За это время наши усилия были направлены на объединение национального общественного мнения за 452 Большевистский лидер проводил аналогию с Брестским миром. Советская делегация согласилась со всеми требованиями Германии, чтобы формально выполнить обещание, данное народам России, выйти из войны. Расчет делался на то, что Германия в обозримом будущем все равно потерпит поражение от армий Антанты, и тогда условия мира можно будет не выполнять. 453 Назаров М. В. Указ. соч. С. 50.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

289

рубежом. Мы не задавались при этом мечтательной целью — разом объединить всех, одним ударом стереть все различия, утопить все разночувствия и разномыслия… То объединение, к которому звало и зовет “Возрождение”, не есть объединение на какой-либо доктрине и какой-либо партии… Мы сознательно и убежденно настаиваем на том, что Зарубежье должно духовно и политически не вариться в собственном соку… а всеми своими мыслями и действиями быть обращено туда, к подъяремной внутренней России. Именно эта обращенность к внутренней России внушает нам и властно диктует не партийно-политическую программу, а некоторые основные и несдвигаемые линии нашего политического мышления и поведения… России нужно возрождение, а не реставрация… Однако сейчас бесплодно вырисовывать те государственные пути, по которым пойдет возрожденная Россия, и тем более нелепо диктовать те формы, в которые выльется ее политическая жизнь. Вот почему у нас нет политических рецептов…»454 Между тем для эмигрантской молодежи этого было мало, она ощущала потребность именно в политических рецептах. Сын П. А. Столыпина Аркадий Петрович Столыпин, которому в то время было 23 года, вспоминает: «Повсеместно, даже в далеком Китае, Зарубежье ощущает себя как единое целое. Зарождается и постепенно утверждается термин “Зарубежная Россия” — противопоставление России подневольной… В духовном плане Зарубежье связывает Православие… Бьет ключом культурная жизнь… несмотря на ряд блестящих достижений, становление Зарубежной России неполноценно, так как оно для многих стало самоцелью. Оно в какой-то мере выхолащивало политический смысл пребывания эмиграции вне пределов родины. Оно размагничивало эмигрантов, как мнимое благополучие нэпа размагничивало многих подсоветских людей... Эмигранты старшего поколения, которые хотят продолжать борьбу, по своей психологии контрреволюционеры: не за установление чего-то нового, а против чего-то существующего… По тогдашней психологии казалось, что можно быть против без разработки путей на будущее… Бесперспективность эмигрантского быта, острое ощущение оторванности от России характерны уже с начала двадцатых годов для значительной части эмигрантской молодежи. Это младшие чины белых армий (ставшие чернорабочими или водителями такси), студенты, старшие школьники… Авторитет старших (таких, 454

Цит. по: Мейер Г. У истоков революции. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1971. С. 142–143.

290

Раздел II. Феномен западной советологии

как великий князь Николай Николаевич, Врангель, Кутепов) еще велик. Но все же в души начинает закрадываться тревога. Инстинктивно, без общего сговора, молодежь начинает собираться в кружки»455. Так возникла организация, которой предстояло стать одной из самых активных в русской эмиграции. Первоначально она называлась Национальным союзом русской молодежи (НСРМ). Устав, принятый в 1931 г., позволял принимать в союз лишь тех, кто родился после 1895 г. В связи с этим было принято более адекватное название организации — «Национальный союз нового поколения» (НСНП). В процессе формирования политической доктрины название было скорректировано вновь — с 1936 г. организация именовалась Национально-трудовым союзом нового поколения (НТСНП). Под этим наименованием организация прошла Вторую мировую войну и в 1957 г. последний раз поменяла название, превратившись в Народно-трудовой союз российских солидаристов (НТС)456. Члены НТС — «новопоколенцы» — называли себя преемниками Белого движения в антикоммунистической борьбе, хотя делали при этом важную оговорку. Главной задачей они считали исправление ошибок своих предшественников457. Так, один из основных лозунгов Добровольческой армии — «единая и неделимая Россия» — члены НТС называли «образцом казенного патриотизма». По их убеждению, эта формула не лежала в плоскости тех основных вопросов, которые интересовали население в годы Гражданской войны. Она не позволила белому командованию создать партнерские отношения с государствами, образованными на территории бывшей Российской империи458. Члены НТС считали себя основателями нового движения с новой идеологией и новыми методами борьбы. Идеология НТС, именуемая «солидаризмом», была создана на основе трудов российских ученых: С. Л. Франка, Б. П. Вышеславцева, С. А. Левицкого, С. Н. и Е. Н. Трубецких, И. А. Ильина, Г. К. Гинса и др. Соответственно разработанная НТС доктрина отвечала гуманистическим традициям: «Мы противники коммунизма и коллективизма, стремящихся поработить личность, создать “стандарт455 Столыпин А. П. На службе России: Очерки по истории НТС. Франкфурт-наМайне: Посев, 1986. С. 6–11. 456 В тексте организация будет именоваться «НТС» в соответствии с последней и наиболее часто используемой аббревиатурой. 457 Ранние идейные поиски российских солидаристов. Курс национально-политической подготовки. М.: Посев, 1992. С. 137. 458 Там же. С. 148.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

291

ный тип” человека и уничтожить все индивидуальные и духовные ценности…»459 Доктрина солидаризма охватывала проблемы истории, философии, экономики, социологии, текущей политики. НТС по сравнению с другими эмигрантскими организациями имел самые обширные теоретические разработки, которые нашли отражение в «Идеологическом положении» 1930 г., «Программном положении» 1938 г., «Курсе национально-политической подготовки» 1938 г. и других документах. Солидаристы отстаивали идею твердой центральной власти в сочетании с принципом равенства всех граждан перед законом. Они считали необходимым обеспечение гражданских прав и свобод в обществе: свободу выбора места жительства внутри страны и выезда за границу; свободу слова, печати, собраний, союзов; научного и художественного творчества; философских и политических убеждений. Политическая доктрина НТС предусматривала неприкосновенность личности, жилища, имущества и переписки; право на труд, образование, социальную помощь, обеспечение старости, право представительства, право занятия любой должности, право на доброе имя460. Сегодня все эти положения могут показаться самоочевидными или, напротив, недостаточно проработанными. Но следует учитывать, что они создавались за несколько лет до принятия ООН Всеобщей декларации прав человека. Солидаристы оперировали понятием «российская нация» и рассматривали ее как сообщество равноправных народов России, осознавших на протяжении многовековой совместной исторической судьбы общность государственных, экономических и культурных интересов. Для того чтобы оценить позицию РОВС, РНСУВ, НТС, целесообразно рассмотреть также и альтернативное направление общественной мысли в эмиграции. В феврале 1936 г. в Париже инициативная группа эмигрантов заявила о создании новой политической организации — Русского эмигрантского оборонческого движения (РЭОД). В ее основание легла идея: «Оборонец тот, кто при всех условиях ставит защиту своей родины выше политических разногласий с властью»461. Были созданы организационная комиссия (Н. Алексеев, Г. Грехов, В. Лебедев, А. Петров, А. Пилипенко, 459 Программные и уставные документы НСНП (Национального союза нового поколения). 1935 г. // Политическая история русской эмиграции. 1920–1940 гг.: Документы и материалы / под ред. А. Ф. Киселева. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999. С. 361. 460 НТС: Мысль и дело. 1930–2000. М.: Посев, 2000. С. 91. 461 Оборонческое движение (Париж). Май. 1936. № 1. С. 8.

292

Раздел II. Феномен западной советологии

М. Слоним, Ю. Ширинский) и ревизионная комиссия (В. Издебский, П. Коротков, В. Яновский). Мировоззрение РЭОД базировалось прежде всего на концепциях «сменовеховства», «национал-большевизма», «евразийства» и «утвержденчества», созданных в эмиграции. Идеологом «сменовеховства» был Н. В. Устрялов, который считал, что «с Россией все ясно, только бы она была мощна, велика, страшна врагам. Остальное приложится»462. Победа Красной Армии в Гражданской войне, продемонстрировавшая ее военное превосходство над белыми, стала для Устрялова достаточным основанием для того, чтобы не только примириться с большевизмом, но и признать его национальной русской властью. Свой уровень мышления Устрялов ярче всего продемонстрировал в 1925 г. в статье «Памяти В. И. Ленина»: «Он был… глубочайшим выразителем русской стихии в ее основных чертах. Он был, несомненно, русским с головы до ног. И самый облик его — причудливая смесь Сократа с чуть косоватыми глазами и характерными скулами монгола — подлинно русский, “евразийский”. Много таких лиц на Руси, в настоящем, именно “евразийском” русском народе: – “Ильич”… А стиль его речей, статей, “словечек”? О, тут нет ни грана французского пафоса, столь “классически революционного”. Тут русский дух, тут Русью пахнет… Пройдут годы, сменится нынешнее поколение, и затихнут горькие обиды, страшные личные удары… и “наступит история”. И тогда все навсегда и окончательно поймут, что Ленин — наш, что Ленин — подлинный сын России, ее национальный герой — рядом с Дмитрием Донским, Петром Великим, Пушкиным и Толстым…»463 Взгляды Устрялова легли в основу еще одного течения в эмиграции — национал-большевизма, мало отличавшегося от сменовеховства, что не мешало разработчикам каждого из направлений конфликтовать между собой. Одним из главных идеологов РЭОД был Н. Н. Алексеев, бывший профессор юридического факультета Московского университета и член Всероссийского земского союза. Во время пребывания в Берлине в 1918 г. Алексеев сделал вывод, во многом определивший его мировоззрение: большевизм нельзя свергнуть при помощи иностранной интервенции. Своей задачей на том историческом этапе он считал участие в формировании Белых армий. В 1920-х гг., находясь в эмиграции, Алексеев стал одним из разработчиков евразийской теории. В книге «На путях к будущей России (советский 462 Цит. по: Агурский М. Идеология национал-большевизма. Париж: YMCAPress, 1980. С. 76. 463 Цит. по: Политическая история русской эмиграции… С. 200.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

293

строй и его политические возможности)», вышедшей в 1927 г., он выдвинул концепцию «идеократического государства»: оно должно взять на себя организацию всей жизни общества, и прежде всего народного хозяйства; на смену классовым организациям должны прийти организации «государственно-идеологические». Идейную основу евразийства образовали несколько идеологем, в частности резко критическое отношение к романо-германскому Западу. Евразийцы считали, что русская революция была, с одной стороны, катастрофическим завершением «гибельного процесса европеизации страны», с другой же — началом «благодетельного поворота России к Востоку». Эта концепция, разрабатывавшаяся в 1920-х гг., во многом определила позиции оборонцев в середине 1930-х гг. Другой видный идеолог РЭОД — князь Ю. А. ШиринскийШихматов — был до революции офицером-кавалергардом и военным летчиком, в эмиграции — шофером такси. В 1920-х гг. он стал инициатором создания Союза российских национал-максималистов, на свои деньги издавал журнал «Утверждения», вокруг которого объединилось несколько идейно близких групп. Утвержденцы критиковали капиталистическое общество и мечтали о создании общества «социальной правды и подлинной демократии». Утвержденцы, главным идеологом которых стал ШиринскийШихматов, в отличие от сменовеховцев и евразийцев, не только не принимали правящий коммунистический режим в России, но и призывали к борьбе с ним, хотя и совершенно иными методами, чем РОВС, — они отвергали интервенцию. Писатели и литературоведы М. Л. Слоним и В. И. Лебедев представляли левоэсеровское направление в РЭОД. Они были делегатами съезда бывших членов Учредительного Собрания, который проходил в Париже в 1921 г. Там они проявили свою приверженность левой идеологии, что стало одной из причин происшедшего на съезде раскола. Лебедев еще в 1919 г. был в числе тех, кто считал поддержку адмирала А. В. Колчака преступлением против России. Он утверждал, что большевизм должен быть изжит путем внутренней эволюции, которой и нужно содействовать. В № 1 газеты «Оборонческое движение», вышедшем в Париже в мае 1936 г., говорилось, что РЭОД — «не продукт сговора нескольких лидеров более или менее фиктивных политических организаций. Это ответ нескольких человек, принадлежащих разным направлениям, на настойчивое низовое требование беспартийной эмигрантской массы»464. В качестве первой предпосылки оборончества Ширинский-Шихматов назвал стремление эмигрантов 464

Цит. по: Политическая история русской эмиграции… С. 200.

294

Раздел II. Феномен западной советологии

выразить сочувствие «происходящей в России национальной революции» (он, однако, не объяснял, что подразумевает под этим термином). Надежды на перерождение большевиков периодически проявлялись в эмиграции и способствовали добровольному возвращению эмигрантов в СССР. Первая, бытовая и сменовеховская волна реэмиграции была связана с нэпом и порожденными им надеждами на эволюцию большевизма. Новая очень небольшая по численности группа вернулась на родину в конце 1930-х гг., что было вызвано в том числе и частичной реабилитацией российского национального самосознания в Советском Союзе. П. Н. Милюков в те годы даже высказывал предположение, что чистки в рядах ВКП(б) и судебные процессы над представителями «ленинской гвардии» Сталин осуществляет для того, чтобы избавиться от «засилья левых». Возможно, что именно эти процессы, характерные для СССР второй половины 1930-х гг., Ширинский называл «национальной революцией». Словосочетание это часто появлялось на страницах эмигрантских газет разной политической ориентации, и смысл в него вкладывался разный. Cолидаристы из НТС считали бы «национальной революцией» свержение Сталина, а не его собственную внутреннюю политику. Еще одной важной предпосылкой эмигрантского оборончества Ширинский-Шихматов считал «естественную патриотическую тревогу», которая тем сильней у эмигранта, чем больше он ощущает в нынешнем «эволюционирующем СССР — вечную Россию, свою страну, свое отечество»465. Он отмечал наметившуюся среди эмигрантов тенденцию отмежеваться от реставраторов, от тех, кто готов идти против большевиков «хоть с чертом». Белое движение он характеризовал как трагическую ошибку («пусть из лучших побуждений»). Он утверждал: «Генеральная линия российской истории проходила через Москву, а не через Омск, Архангельск и Севастополь». Возможно, он тем самым стремился исторически оправдать победу большевизма. В любом случае Ширинский-Шихматов не призывал эмигрантов идти каяться в полпредство СССР или записываться в «возвращенцы». Он заявлял: «Служить России он (“среднестатистический эмигрант”. — Ю. Ц.) хочет, оставаясь таким, каков он есть, с теми убеждениями, которые ему присущи… Сочувствие России… не совпадает с признанием марксовой доктрины»466. 465 466

Цит. по: Политическая история русской эмиграции… С. 20. Там же.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

295

Марк Слоним стремился убедить тех, кто считал Россию погибшей, в том, что революция — это не только крушение старого уклада жизни, но и рождение нового467. Одним из важнейших для РЭОД был вопрос: «Станет ли Красная Армия защищать Россию?» Ответ давался только положительный. При этом утверждалось следующее: «Да, народы Союза будут защищать свою страну. И не только территорию, посевы и недра, леса и реки: они будут защищать землю, родившую Революцию, освободившую их от векового рабства царю и помещикам; Революцию, вернувшую им человеческое достоинство»468. Другим генератором идей советского патриотизма были издававшиеся в Париже в 1930-х гг. сборники статей «Проблемы». Редакция «Проблем» считала существование СССР в его границах «совершенно необходимым для народов, населяющих Россию, и для прогресса всего человечества…»469 Акцентируя внимание на событиях 1917 г. и их последствиях, россиеведы русской эмиграции писали и о более ранних временах. Представляется целесообразным рассмотреть это на примере творчества Сергея Германовича Пушкарева. В 2001 г. в Москве вышла его книга «Россия 1801–1917 гг.: власть и общество»470, представляющая собой наиболее полный вариант его работ по этому периоду, ранее частично опубликованных за границей по-русски и поанглийски. Научно-исследовательская деятельность С. Г. Пушкарева (1888– 1984) началась и развивалась в условиях эмиграции: доцент Русского свободного университета в Праге, постоянный научный сотрудник Славянского института чешской Академии наук, преподаватель Йельского, Фордамского и Колумбийского университетов. Ученый был свободен от идеологических догм, он сторонился эмигрантской политики меньшевиков, эсеров, кадетов, монархистов — его взгляд на историю России можно назвать надпартийным. Будучи безусловно знаком с теориями, рождавшимися в русской зарубежной и просто зарубежной историографии, он не находился под влиянием какой-либо из них. Это позволяло, анализируя сильные и слабые стороны различных научных концепций, создавать собственную. Пушкарев — автор монографий, учебников, множества статей, в частности в «Записках Русской академической группы в США», «Новом журнале», «Новом русском слове», составитель хрестома467 Слоним М. Л. Плакальщики и ругатели // Оборонческое движение. Май. 1936. № 1. С. 4. 468 Оборонческое движение. Май. 1936. № 1. С. 7. 469 Проблемы. 1935. Сб. 2. Защита страны. С. 3. 470 Россия 1801–1917: власть и общество. М.: Посев, 2001.

296

Раздел II. Феномен западной советологии

тий. По словам самого Пушкарева, он «принял во внимание» труды С. М. Соловьева, Н. И. Костомарова, В. И. Сергеевича, С. Ф. Платонова, М. К. Любавского, М. М. Богословского, М. А. Дьяконова, М. В. Довнар-Запольского, А. А. Корнилова, А. Е. Преснякова, Г. В. Вернадского и особенно В. О. Ключевского. При этом он не ставил перед собой задачу «втиснуть факты нашей истории в рамки какой-либо историософской или социологической схемы»471. В монографии «Самоуправление и свобода в России»472 наиболее ярко отражена магистральная идея Пушкарева: «Распространенное мнение о том, что русский народ всегда жил в рабстве, привык к нему и стал неспособен к устройству своей жизни на началах свободы и самодеятельности, противоречит историческим фактам»473. Пушкарев соглашается с тем, что государственное «тягло» задерживало развитие общественной самодеятельности. За периодами реформ следовали периоды реакции. Но он категорически выступает против суждения о том, что установившаяся в 1917 г. тоталитарная власть была не новым явлением, а лишь продолжением «царизма»: «На самом деле в нашем прошлом были заложены возможности разных вариантов свободного развития страны»474. Применительно к политическому строю древнерусских княжеств (XI–XV вв.) Пушкарев отмечает сочетание двух начал: монархического в лице князя и демократического в лице веча. Несмотря на отсутствие практики (за исключением Новгорода Великого) заключения формальных договоров между населением и новым князем при его вступлении на престол, дальнейшее пребывание князя на престоле зависело от воли населения, которое могло сместить правителя в случае недовольства его действиями. Русские земли в XIV в., будучи собранными в единое Московское государство, не могли не находиться под сильной авторитарной властью. Но самодержец, не будучи связан какими-нибудь формально-юридическими ограничениями своей власти, не был, однако, своевольным деспотом. (Исключение составили 8 лет опричнины.) Он был морально связан установившимися обычаями и традициями, выслушивал и обычно исполнял «приговоры» Боярской думы, в чрезвычайных случаях созывал Земский собор. Этот орган в 1598 г. после смерти последнего из Рюриковичей избрал новую династию в лице Бориса Годунова. «Широковещательная избирательная грамота собора» в качестве обоснования такого решения приводила «всенародное желание». 471

Обзор русской истории. М.: Наука, 1991. С. 3. Пушкарев С. Г. Самоуправление и свобода в России. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1985. 473 Там же. С. 5. 474 Там же. С. 6. 472

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

297

Василий Шуйский, провозглашенный царем без избрания Земским собором, не пользовался авторитетом у народа. Избранию на царство в 1613 г. Михаила Романова предшествовал «своего рода референдум: собор послал по городам своих послов, чтобы узнать, как население на местах отнесется к кандидатуре Михаила»475. Истории Земских соборов, как совещаний московского царя с выборными от населения «добрыми и разумными людьми» по важным вопросам внутреннего управления и внешней политики, Пушкарев отводит в своих работах значительное место. Время царствования Петра I исследователь характеризует как неблагоприятное для развития общественной свободы и самостоятельности. Петр официально провозгласил принцип неограниченности царской власти. Вместе с тем он стремился создать правовое («регулярное») государство, где администрация работала бы на точном основании изданных и опубликованных законов476. Екатерина II, вступив на российский престол, «хотела осчастливить свое новое отечество новым кодексом законов, основанным на принципах разума и гуманности, — так, как их понимали философы эпохи Просвещения»477. В 1785 г. были изданы «жалованные грамоты» дворянству и городам. Первая расширяла дворянские права и привилегии. Параллельно с этим юридическое положение крепостного крестьянства значительно ухудшилось. После освобождения дворян от обязательной службы в 1762 г. крестьяне из сословия, обязанного своей работой содержать военно-служилых людей, превратились в собственность частных лиц. Осознанием крестьянами этой несправедливости Пушкарев объясняет тот факт, что значительная их часть отозвалась на призыв Пугачева свергнуть с престола «дворянскую царицу»478. Самодержавно-бюрократическая и крепостническая монархия, созданная Петром I и Екатериной II, возбуждала недовольство не только среди крестьян, но и среди народившейся в конце XVIII в. интеллигенции, а порой и в кругах правительства. Это, согласно концепции Пушкарева, стало причиной разработки правительственных проектов конституционных реформ в XIX в.479 В книге «Россия 1801–1917 гг.: власть и общество» автор рассматривает историю становления, расцвета и кризиса имперской государственности в соотношении двух ее основных сторон — государства — власти и общества — народа. Причем в первую очередь 475 476 477 478 479

Пушкарев С. Г. Указ. соч. С. 16. Там же. С. 26. Там же. С. 28. Там же. С. 29–31. Там же. С. 35.

298

Раздел II. Феномен западной советологии

Пушкарев уделяет внимание проблеме политической свободы, вопросу самоорганизации и самоуправления общества, имевших в России давние традиции со времен Новгородской республики. Движение декабристов автор оценивает как самое яркое и трагическое явление общественно-политической жизни России XIX в. Идейные истоки движения автор традиционно связывает с заграничным походом Русской армии 1813–1814 гг., в ходе которого офицерство получило возможность ознакомиться с политическими учреждениями, социальными отношениями, интеллектуальной атмосферой европейских стран. Вместе с тем Пушкарев приводит множество данных, опровергающих распространенный взгляд на движение декабристов как на сугубо западническое, космополитическое, стремившееся навязать России «чуждый» ей социально-политический уклад жизни. Автор пишет, что будущие заговорщики обвиняли Александра I в том, «что он во всем отдает предпочтение иностранцам перед русскими»480. Национальное и патриотическое чувство оскорблялось тем, что государь даровал конституционные учреждения присоединенным к России Польше и Финляндии, но «победительницу-Россию считал недостойной политической свободы»481. Саму мысль о цареубийстве, возникшую в офицерской среде в 1817 г., Пушкарев связывает с появлением слухов о намерении Александра отторгнуть от России и присоединить к Польше Литву и западнорусские области, принадлежавшие Речи Посполитой в XVIII в. Исследователь указывает, в частности, на мнение А. А. Бестужева, который ставил в упрек русской литературе и культуре страсть к подражанию иностранным образцам, отсутствие национальных черт; приводит его высказывание: «Мы всосали с молоком безнародность и удивление только чужому»482. Устав Союза благоденствия прямо предписывал: «…показывать всю нелепую приверженность к чужеземному и худые сего следствия. Также стараться уверить, что добродетельный гражданин должен всегда предпочитать… чужеземному отечественное. При воспитании юношества должно сколь возможно избегать чужестранного, дабы ни малейшее к чужому пристрастие не потемняло святого чувства любви к Отечеству»483. Вывод Пушкарева заключается в том, что декабристы проявляли живой интерес к русской истории, в частности отмечали, что в общественном быту древних славян преобладала стихия демокра480 481 482 483

Россия 1801–1917 гг. С. 126. Там же. Цит. по: Россия 1801—1917 гг. С. 128. Там же.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

299

тическая — общинная, а источник всякой власти находился в народе, составлявшем вечевые собрания. Все это подтверждается такими перечисляемыми исследователем фактами, как наличие в конституционных проектах декабристов намерений упразднить введенные Петром термины: заменить иностранные названия учреждений, должностей и чинов на русские: «вече», «собор», «приказы» и «управы». Это касалось даже военной терминологии: вместо «армии» — «рать», вместо «генералов» — «воеводы» и т. д. «В некоторой мере, — резюмирует Пушкарев, — декабристы по своей идеологии были предшественниками славянофилов»484. При анализе эпохи Александра I принято вычленять либеральную и консервативную составляющие его политики. Период царствования Николая I, напротив, характеризуют как лишенный реформаторской компоненты. Во всяком случае начинания царской администрации, направленные на преобразования социальных отношений, в литературе часто представляют как безрезультативные. Пушкарев оценивает годы правления Николая I как период «отката», но подробно останавливается на крестьянской реформе графа П. Д. Киселева и ее результатах, трактуя ее как одно из важнейших мероприятий николаевской эпохи. Пушкарев считает реформаторскую деятельность Киселева предтечей реформ 1860-х гг. Бессильное решить крестьянский вопрос в целом, правительство решило принять серьезные меры для улучшения положения казенных крестьян, т. е. осуществить крестьянскую реформу на государственных землях. Закон 1838 г. о местных органах нового управления отводил фискальную сторону на задний план. Благосостояние государственных крестьян становилось самоцелью во взглядах и деятельности новой администрации. Была создана четырехъярусная система учреждений: палаты государственных имуществ в губерниях, окружные управления в уездах, волостное и сельское управления. Исследователь упоминает циркуляр 1843 г., который предписывал чиновникам содействовать развитию между крестьянами собственного мирского управления. Учреждение об управлении государственными имуществами в губерниях от 1838 г. запрещало чиновникам участвовать в совещаниях государственных крестьян на сельском сходе485. Кроме того, в «эпоху Киселева» было положено начало народному образованию, медицинской помощи и страховому делу в селениях государственных крестьян. 484 485

Цит. по: Россия 1801—1917 гг. С. 128. Там же.

300

Раздел II. Феномен западной советологии

Дальнейшее развитие эти начинания получили после реформы 1861 г., когда встал вопрос о создании учреждений, которые взяли бы на себя заботу о бытовом и культурном состоянии населения при участии общественности в уездных и губернских городах. Этой цели отвечали введенные в 1864 г. земские учреждения, которые в кругу вверенных им дел действовали самостоятельно. Пушкарев указывает на то, что губернатор имел право остановить исполнение всякого постановления земского учреждения, притом «противного» не только «законам», но и «общим государственным пользам». Однако в этом случае земства имели право обжаловать решение губернатора в Сенате, которому принадлежало право вынести окончательное решение. «В земских собраниях, — заключает Пушкарев, — встретились за одним столом и за одним делом крестьяне и помещики, вчерашние господа и их вчерашние крепостные. И встреча эта носила на удивление спокойный, деловой и мирный характер»486. На первое место в работе земства выдвинулись заботы о народном образовании и организации медицинской помощи населению. (В период думской монархии деятельность земств распространялась на территории с населением 110 млн человек. Всего в России к тому времени проживало 174 млн.487) Ученый выражает убежденность, что преобладание класса землевладельцев в земских учреждениях не означало, что они служили интересам дворянства. В земских больницах и школах были заинтересованы, прежде всего, сами крестьяне. Крестьяне не думали о каких-либо конституционных реформах: у них были свой сельский сход и свой выборный «президент» — сельский староста488. Пушкарев солидаризуется с мнением Питирима Сорокина о том, что «под железной крышей самодержавной монархии жило сто тысяч крестьянских республик»489. До 1905 г. руководящие земские круги были настроены либерально и выступали за введение конституции в России. После аграрных беспорядков 1905–1906 гг., напугавших помещиков, большинство в земских собраниях перешло на сторону октябристов и правых. Но изменение политического климата не повлияло на деятельность земства490. Пушкарев уделяет много внимания соотношению либеральной и революционной альтернатив в историческом развитии России, 486 487 488 489 490

Россия 1801–1917 гг. С. 246. Там же. С. 423. Самоуправление… С. 78. Там же. С. 60. Россия 1801–1917 гг. С. 423.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

301

соотношению намерений и реальных последствий тех или иных действий. Анализируя «конституцию» М. Т. Лорис-Меликова, Пушкарев приходит к выводу, что этот проект «предвидел лишь совещание с участием уже избираемых представителей городского и земского самоуправления»491. Как министр внутренних дел Лорис-Меликов вел борьбу с революционным терроризмом и искал сотрудничества правительства с «благомыслящими» элементами общества. В этих целях он в феврале 1881 г. подал государю записку с проектом привлечения представителей земского и городского самоуправления в совещание для обсуждения законопроекта о реформе и расширении прав местного самоуправления492. «Успех» «Народной воли» 1 марта 1881 г. «дорого обошелся… русскому народу и государству»493. Исследователь утверждает, что фактически верховная власть над Россией на 24 года перешла в руки главного советника и наставника последних двух императоров К. П. Победоносцева, люто ненавидевшего политическую свободу и народное представительство, считавшего либеральные реформы Александра II «преступной ошибкой»494. Это, помимо прочего, имело важное последствие — либеральная интеллигенция была «утомлена» режимом Победоносцева. В ее идейно-политических убеждениях 1890-х гг. Пушкарев вычленяет три направления: «неонародники» (оформившиеся в начале ХХ в. в партию социалистов-революционеров), марксисты и либералы495. Пушкарев констатирует, что на рубеже XIX и XX столетий почти все слои населения были недовольны своим положением. Крестьян угнетала растущая бедность, причину которой они видели в «малоземелье», вызванном, по их убеждению, тем, что «господа» забрали себе слишком много земли. Промышленные рабочие, как и повсюду в начальной стадии развития капитализма, были угнетены чрезвычайной продолжительностью рабочего дня, недостаточностью заработной платы и плохим состоянием бытовых условий. Исследователь склоняется к тому, что правомерно именовать думскую монархию (1906–1917) конституционной. В России сохранялась сильная царская власть, однако конституции, подобные российской, были в то время и в других империях — в частности, в Германской, Австро-Венгерской и Японской, по отношению к которым термин «конституционная монархия» применяется достаточно широко496. 491 492 493 494 495 496

Самоуправление… С. 37. Там же. Там же. С. 43. Там же. Там же. С. 78–79. Там же. С. 111.

302

Раздел II. Феномен западной советологии

Но в устройстве российской конституции был заложен источник постоянных конфликтов. Она давала Государственному Совету одинаковые с Думой законодательные права. Совет же, наполовину состоявший из назначаемых царем чиновников, противодействовал всему, в чем усматривал признаки либерализма. П. А. Столыпина Пушкарев характеризует как сторонника «обновленного строя», главной задачей которого было «завершение крестьянской реформы 19 февраля 1861 г.»497. При этом ученый отмечает, что Столыпин «слишком широко понимал “государственную необходимость” и в интересах государства нередко нарушал закон и право… Премьер искренне считал, что обязан применять чрезвычайные меры для защиты государства от революционного штурма»498. Пушкарев выражает убеждение, что формула «сначала успокоение, а потом реформы» совершенно неправильно приписывается Столыпину499. Анализируя документы, авторство которых принадлежит Председателю Совета министров, исследователь делает вывод, что он исходил из уже свершившегося факта обновления государственного строя и из того, что «намерения государя в данном вопросе неизменны». Борьбу же против революционного экстремизма Столыпин считал борьбой не против общества, а против врагов общества500. Подводя итог изучению России 1801–1917 гг., Пушкарев делает основополагающий вывод: этот период представлял собой не однообразный ход правления «деспотичных» царей и «бездарной» бюрократии, как его принято было трактовать в советской и часто в западной исторической литературе, а череду волн существенного движения вперед и последующего отката. Начало правления Александра I, эпоха великих реформ Александра II, время Витте и Столыпина — периоды поступательного развития. Три периода отката связаны с именами Аракчеева, Николая I, Победоносцева501. По свидетельству С. Г. Пушкарева, преподавание русской истории продолжалось в Праге и в годы гитлеровской оккупации. Вскоре после освобождения Западной Европы от нацистов среди русских эмигрантов, проживающих в этом регионе, обозначи497 498 499 500 501

Россия 1801–1917 гг. С. 397. Там же. Там же. Там же. С. 398. Там же. С. 611.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

303

лось три течения502. Первое объединило людей, отныне настроенных только на безоговорочную поддержку советской власти всегда и во всем. Зародившись еще в довоенные годы, это течение существенно расширилось. Издававшаяся во французском подполье в 1943–1944 гг. газета «Русский патриот» в марте 1945 г. была переименована в «Советского патриота», а Союз русских патриотов — в Союз советских патриотов. К этому течению незадолго до своей кончины в 1943 г. примкнул и П. Н. Милюков, который, находясь в США, по-прежнему оказывал влияние на либеральные круги российской диаспоры в Европе. Бывший лидер конституционных демократов писал, что диктатура «искупается» достижениями власти, «когда видишь достигнутую цель, лучше понимаешь и значение средств, которые привели к ней»503. Похожие взгляды высказывал бывший министр торговли и промышленности Временного правительства, входивший в партию прогрессистов, А. И. Коновалов. В день победы над Германией на ограде православного собора на улице Дарю был вывешен красный флаг504. Второе течение составилось из лиц, склонных занимать выжидательную позицию и ставить свое отношение к власти в зависимость от ее дальнейших действий. Их мировоззрение можно суммировать следующим образом: 1) непреклонная вражда к советской власти была целиком оправдана тогда, когда эта власть, действуя в интересах мировой революции, жертвовала интересами России; 2) Россия, как показала война, национально здорова и сохранила свои внутренние силы; 3) власть, которая оказалась способной организовать духовные и материальные силы страны и российского народа для победы, не может рассматриваться иначе как «национальная власть России»; 4) ослабление государственного авторитета опасно не только во время войны, но и в период, когда будут вырабатываться условия мира; 5) перед российской эмиграцией неизбежно встает вопрос о возвращении на родину; 6) отношение власти к населению и, наоборот, населения к власти станет ясным только после войны, когда минует внешняя опасность; 7) во время вой502 Полемика между ними отражена на страницах периодических изданий, выходивших как в Европе, так и за ее пределами. Например, в «Новом журнале» (Нью-Йорк), игравшем роль печатного «Гайд-парка» и публиковавшем статьи разных направлений, в 1945 г. появилась особая рубрика — «Эмиграция и советская власть». В ней помещали свои работы такие видные авторы, как А. Ф. Керенский, С. П. Мельгунов и др. 503 Новое русское слово. 1945. 19 марта. 504 Настоятель собора митрополит Евлогий (Георгиевский) был известен своим выступлением на открытии Зарубежного съезда в апреле 1926 г., в котором он с церковных позиций обосновывал необходимость воссоздания в России православной монархии.

304

Раздел II. Феномен западной советологии

ны власть сделала ряд уступок народу — между властью и народом установлено перемирие; 8) если власть будет продолжать политику постепенного раскрепощения народа, то перемирие станет миром, если же нет, то внутренняя борьба возобновится. На таких принципах стояла образовавшаяся в 1944 г. группировка Groupe d’action emigres russes, идейно руководимая В. А. Маклаковым. 12 февраля 1945 г. представители этой группы посетили советского посла в Париже А. Е. Богомолова и провели с ним двухчасовую беседу по политическим проблемам, закончившуюся рукопожатиями. Состав группы был разнообразным, но в то же время довольно представительным. Руководитель — В. А. Маклаков, в прошлом активный деятель правого крыла партии кадетов, депутат Государственной Думы II, III и IV созывов. Маклаков был известен на Западе: с июля 1917 г. он был послом России в Париже и выполнял некоторые функции русского представительства, пока в 1924 г. не установились советско-французские дипломатические отношения. В состав делегации входил А. Ф. Ступницкий, который до Второй мировой войны был активным сотрудником газеты «Последние новости», издававшейся П. Н. Милюковым в Париже. Теперь Ступницкий издавал газету «Русские новости». Он считал себя преемником Милюкова в издательском деле. В. Е. Татаринов сотрудничал в издававшейся до войны газете П. Б. Струве «Возрождение». Ветераны Белого движения считали это издание идейно близким. «Возрождение» выступало в качестве постоянного оппонента по отношению к милюковским «Последним новостям», пока обе газеты не были закрыты в связи с оккупацией Франции. В состав группы входили два адмирала. Один из них — М. А. Кедров — в февральские дни 1917 г. остался верен престолу. В годы Гражданской войны он был уполномоченным Верховного правителя России адмирала А. В. Колчака в Париже, стал фактическим организатором эвакуации войск П. Н. Врангеля из Крыма в 1920 г. В эмиграции Кедров занимал пост второго заместителя председателя РОВС Е. К. Миллера. Другой адмирал, входивший в состав делегации, — Д. Н. Вердеревский — принял Февральскую революцию, входил в состав «Совета пяти» («Директории»), созданного А. Ф. Керенским осенью 1917 г. В состав делегации также входили бывшие активисты политических партий левого толка, сохранившие авторитет в соответствующих кругах эмиграции: народные социалисты А. С. Альперин, Д. М. Одинец и А. А. Титов; социалистыреволюционеры Е. Ф. Роговский и М. М. Тер-Погосьян; писатель Г. В. Адамович. Третье течение российской эмиграции в конце войны объединяло людей, оставшихся на абсолютно непримиримых позициях по

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

305

отношению к государственному строю СССР. Их мировоззрение строилось главным образом на отрицании тех принципов, которые предлагали новоявленные советские патриоты и «умеренные». С. П. Мельгунов, автор широко известных зарубежной России книг «Золотой немецкий ключ большевиков», «Как большевики захватили власть» и «Красный террор в России», в 1945 г. писал: «Только люди с чрезмерно короткой памятью и заглохшей политической совестью могут предать забвению совершенные коммунистической диктатурой преступления перед народом и звать нас к “искреннему примирению” с ней. Эти лица, в начале войны не верившие в возможность поражения немцев, теперь впали в другую крайность, поспешив оправдать существующий в России политический строй. Большевики давно, начиная с “передышки” Брестского мира, готовились к “священной войне” с международным империализмом; стоит ли удивляться тому, что режим экономически и организационно оказался достаточно подготовленным к войне?»505 Идеологи «непримиримых» в российской эмиграции говорили о том, что в обстановке военного времени у населения России не было иного выхода, кроме как идти с властью, фактически управляющей страной. Но это, по их убеждению, не означало примирения с властью и не давало оснований называть сталинское правительство властью национальной. Идея новых сменовеховцев о национальном перерождении советской власти «непримиримыми» оценивалась как неверная. Интересы Коммунистической партии, по их убеждению, на время войны совпали с национальными интересами страны. То, что делала власть в деле организации техники войны, объективно может быть отнесено к категории «заслуг» перед страной, но субъективно «здесь никакой заслуги нет». Непримиримые писали о том, что Сталин готовился напасть на Европу, но только после того, как Германия и западные союзники взаимно истощат друг друга, для чего и был подписан советскогерманский пакт о ненападении. Гитлер, разгадав планы Сталина, нанес превентивный удар, и в новых условиях сталинская мировая агрессия стала выглядеть как оборона. Применительно к действиям Красной Армии в Восточной Европе говорилось о том, что «российский шовинизм» может быть не менее опасен, чем германский, если его удастся использовать в качестве трамплина для мировой революции в специфической форме «сталинского фашизма». Суммарные выводы из всего этого могут выглядеть следующим образом: 1) свержение Гитлера ни к чему не приведет, если после 505

Мельгунов С. Эмиграция и советская власть // Новый журнал. 1945. № 11. С. 356–365.

306

Раздел II. Феномен западной советологии

исчезновения нацистского режима останется неприкосновенным режим Сталина; 2) если бы Германия вышла из войны победительницей, это не могло бы служить доказательством целесообразности и пригодности немецкого фашизма; 3) российской эмиграции еще рано складывать знамена — история требует продолжения борьбы за всеобщее раскрепощение России. Вместе с тем появляется такой феномен, как вторая волна эмиграции: «остарбайтеры», военнопленные, беженцы с советской территории, бывшей под германской оккупацией, военнослужащие Восточных войск вермахта и Вооруженных сил Комитета освобождения народов России. Появляется Центральное объединение послевоенных эмигрантов (ЦОПЭ) и создает свое издательство. «Вторая волна эмиграции, — пишет современный исследователь О. К. Антропов, — это подлинно народная оппозиция советско-большевистской диктатуре, призванная для практической борьбы с ней»506. Эмигранты второй волны участвуют в становлении советологии: Гарвардский университет и его проект изучения послевоенной эмиграции, Русская библиотека и Институт по изучению истории и культуры СССР, Гуверовский институт при Стэнфордском университете в Калифорнии, радиостанция «Освобождение». В 1949 г. была предпринята попытка создания общеэмигрантского представительства — Лиги борьбы за народную свободу (А. Ф. Керенский, В. М. Зензинов, В. М. Чернов, Р. А. Абрамович, Б. И. Николаевский, Д. Ю. Даллин). В 1951 г. проводится Конференция русских организаций в Фюссене (1951 г.) и создается Совет освобождения народов России (СОНР; в том же году — Висбаденская конференция СОНР и национальных эмигрантских организаций, создается многонациональный Координационный центр антибольшевистской борьбы (КЦАБ) (1952 г.). Среди россиеведов, работавших во второй половине ХХ в., наиболее яркими представляются Абдурахман Геназович Авторханов и Роман Николаевич Редлих. Абдурахман Авторханов (псевдонимы: Александр Уралов, Суровцев, профессор Темиров, Мансур) (1908–1997) был с 1927 г. членом ВКП(б), в 1930–1933 гг. находился на партийной работе в Чеченской АО: заведующий организационным отделом обкома ВКП(б), областным отделом народного образования, директор областного отделения «Партиздата». Автор ряда работ по истории Чечни: рассматривал Гражданскую войну на Северном Кавказе как на506 Антропов О. К. История отечественной эмиграции: учеб. пособие. Астрахань: Изд-во Астраханского государственного педагогического унивеситетата, 1999. Кн. III. Вторая волна отечественной эмиграции и ее культура. С. 79.

Глава 3. Россиеведение русской эмиграции

307

ционально-освободительное движение горских народов, поддержавших советскую власть ради борьбы с российскими «имперскими» силами (Белым движением, казачеством). Окончил Институт Красной профессуры в 1937 г. В том же году арестован по обвинению в организации «межнационального центра», в 1940 г. освобожден решением Верховного Суда Чечено-Ингушской АССР. В том же году вновь арестован, в 1942 г. повторно освобожден решением Верховного Суда РСФСР. В 1949–1979 гг. — профессор и заведующий кафедрой политических наук Русского института американской армии, который готовил специалистов по СССР (Гармиш-Партенкирхен, ФРГ). Читал курсы политической истории России и СССР XIX–XX вв., лекции об эволюции коммунистической доктрины в СССР. В 1950 г. одновременно один из основателей и заместитель директора исследовательского Института по изучению истории и культуры СССР (Мюнхен, ФРГ). Занимался историей формирования и развития государственной и партийной системы в СССР, рассматривал явные и скрытые механизмы политических репрессий. Одна из центральных идей Авторханова заключается в том, что диктатуры пролетариата не было вообще никогда. Ленин в октябре 1917 г. осуществил переворот от имени пролетариата и сразу установил партийную диктатуру. Одно из любимых Авторхановым ленинских высказываний — о том, что диктатура пролетариата — слишком серьезная вещь, чтобы ее можно было доверить самому пролетариату. У пролетариата есть авангард — партия, а у нее — ЦК. Развитию данной темы посвящены работы Авторханова: «Происхождение партократии» (т. 1 — «ЦК и Ленин») и «Ленин в судьбах России. Размышления историка». Одна из главных задач Авторханова на протяжении десятков лет его творчества — опровергнуть тезис Троцкого, взятый в 1956 г. на вооружение Хрущевым и получивший третье рождение при Горбачеве, о том, что Сталин деформировал ленинскую модель партийного и государственного строительства. Для Авторханова Сталин — самый последовательный ученик Ленина, доведший его мысли и дела до логического конца. Роман Редлих (1911–2005). В 1933 г. живший в Эстонии дед Р. Н. Редлиха купил для оставшейся в СССР части семьи право на эмиграцию за 5 тыс. рублей золотом (на полученных загранпаспортах стояла подпись Ягоды). Поселившись в Берлине, Р. Н. Редлих слушал лекции Б. П. Вышеславцева, И. А. Ильина, С. Л. Франка. В 1947–1955 гг. возглавлял группу Института по изучению истории и культуры СССР, результатом работы которой стали «Очерки большевизмоведения» (1956), составил концепцию вещания на СССР для радио «Свобода». В 1955–1958 гг. организовал и вел

308

Раздел II. Феномен западной советологии

передачи радиостанции «Свободная Россия» на СССР с Дальнего Востока (Тайбей, Манила, Сеул). Автор книг «Сталинщина как духовный феномен» (1971), «Советское общество» (1972), «Солидарность и свобода» (1984). На протяжении нескольких десятилетий — бессменный член Совета НТС. 14 июля 1956 г. Совет НТС издал резолюцию «Политическая обстановка, власть и правящий слой, народ и революционные силы после XX съезда КПСС». «Коммунистические диктаторы, — говорится в документе, — выступили на XX съезде с осуждением Сталина, своего вождя и учителя. Люди, которые вместе со Сталиным создавали коммунистический режим, которые всеми силами поддерживали Сталина, энергично проводили в жизнь его преступные замыслы, пытаются теперь свалить на него всю ответственность. Более того, в своем постановлении от 30 июня с. г. ЦК партии пытается свалить вину на народ, утверждая, что народ якобы поддерживал Сталина, создавал “культ личности”. Этим коммунистические диктаторы показывают свою трусость и свое циничное отношение к народу… Все основные решения на XX съезде приняты под знаком обороны от народного возмущения и революционного напора. Они вынуждены существующей в стране революционной ситуацией… Правящий слой по мере привлечения его к соучастию во власти и по мере дальнейшего своего расширения сталкивается с проблемой ответственности, которая неизбежно расслоит его. Одна его часть, игнорируя народ, будет эгоистично добиваться от власти еще больших гарантий и привилегий для себя, стремиться закрепить свое положение правящего слоя и оставить нетронутым основной фундамент режима. Другая часть будет добиваться от власти реформ и постепенной эволюции коммунистического режима к некой форме правового государства…»507 Как и во многих других случаях, россиеведение русской эмиграции оказалось на высоте, совершенно точно предсказав события 1991 г. После 1991 г. те из живущих за границей россиян, которые испытывали наибольшую ответственность за Россию, вернулись на Родину. Один из ярких примеров — сын С. Г. Пушкарева Борис Сергеевич Пушкарев, который, переселившись в Москву, возглавил переехавшее сюда же издательство «Посев». «Возможно, что самым значительным изданием “Посева” в России, — говорит Пушкарев-младший, — станет вышедший весной 2008 года коллективный труд “Две России ХХ века. Обзор истории 507

Сборник решений Совета НТС. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1976.

Глава 4. Западное экспертное сообщество...

309

1917–1993 гг.”508, над которым работа шла более пяти лет. От существующих учебников наша книга отличается, прежде всего, тем, что она излагает не только историю советского государства, но и историю сопротивления этому государству. Не держа в поле зрения одновременно обоих участников исторической драмы, нельзя ее полностью понять. Это методическое соображение. А второе — политическое. Если убедиться, что все 76 лет существования советской власти существовало и сопротивление этой власти, “борющаяся Россия” (а никакое не предательство), то отпадает соблазн величать Сталина русским вождем и становится понятно, что СССР не был Россией. И теперь в России особенно важно понять, что предтечи нынешней постсоветской России — это вовсе не советская власть, а те, кто ей сопротивлялся и в конце концов победил в августе 1991 и в октябре 1993 годов. То есть нынешней России нужна правильная родословная, и мы в книге стараемся ей эту родословную дать. В родословную русской свободы вписаны и те советские солдаты, кто в 1953 году отказался стрелять в берлинских рабочих и поплатился за это жизнью, и те, кто в 1956 году перешел на сторону восставших венгров, и те, кто в августе 1991-го отказался штурмовать Белый дом в Москве. А ответственность за советские преступления — за Катынь, голодомор и прочие — лежит не на России, а на руководстве правившей тогда партии»509.

Н. Давлетшина

ГЛАВА 4 ЗАПАДНОЕ ЭКСПЕРТНОЕ СООБЩЕСТВО: ПРОБЛЕМЫ ИНСТИТУАЛИЗАЦИИ По различным оценкам, в мире насчитывается от 3500 (согласно данным национального Института научных исследований в Токио) до 4500 (данные Научно-исследовательского Института внешней политики Соединенных Штатов Америки) и даже 5465 (исследование, проведенное в 2008–2009 гг. в Университете Пенсильвании (University of Pennsylvania)) экспертно-аналитических центров (см.: The Think Tanks and Civil Societies Program 2008 // http://gtmarket.ru/files/research/Think-Tank-Index-2008.pdf). 508 Пушкарев Б. С. Две России ХХ века. Обзор истории 1917–1993 гг. / соавт. К. М. Александров, С. С. Балмасов, В. Э. Долинин, В. Ж. Цветков, Ю. С. Цурганов, А. Ю. Штамм. М.: Посев, 2008. 509 Для журнала «Русское Слово» в Праге. Публикация следует.

310

Раздел II. Феномен западной советологии

Эти экспертно-аналитические центры принято называть фабриками мысли, или Think Tanks. В литературе нет единого мнения по поводу того, что следует понимать под Think Tanks, а многие определения и обоснования фабрик мысли представляют собой не попытку определить по существу цели и формат этих структур, а скорее являются оценочными характеристиками. Например, по мнению Н. А. Нарочницкой, эти мощные генераторы идеологии создают тонким и опосредованным образом мировоззренческие аксиомы сознания для посвященных и стереотипы для профанов, их широкая международная активность подменяет и дополняет работу американской дипломатии и идеологической разведки. Наконец, именно они и составляют кровеносную систему связи между элитами, по которой циркулирует «истинное знание», в то время как СМИ виртуозно отождествляют интересы США с моральноэтическими канонами универсума и обрабатывают многомиллионный «демос», наивно уверенный в своей мнимой «кратии». С другой стороны, фабрики мысли, или мозговые центры, считают независимыми, не ориентированными на прибыль исследовательскими организациями, созданными в целях обсуждения и по возможности проталкивания важных для общественной (публичной) жизни решений, а также продвижения той или иной практической политики в той или иной сфере, отрасли общественной жизни (см.: Barry Wood. «Голос Америки», передача из Праги от 16 мая 1995 г. // http://www.b-info.com/places/Bulgaria/news/95-05/ may16.voa). Есть мнение, что фабрики мысли призваны продвигать рациональное политическое действие в демократическом обществе (см.: Raising the Bar: Redefining Relations Between the Individual and the State in by Takahiro Suzuki // http://www.nira.go.jp/publ/ review/97winter/suzuki.html). Одна из влиятельных Think Tanks — Брукингский институт (Brookings Institution) — в качестве своей миссии видит предоставление авторитетной информации, высказывание критических оценок и осуществление обстоятельного объективного анализа мировых событий, а также предварение (опережение) развития событий, которые, вероятнее всего, будут влиять на американскую внешнюю политику в будущем (см.: http://www.brook.edu/fp/fphp.htm — Foreign Policy Studies Richard N. Haass, Director). Аналитические центры относятся к институтам интеллектуального обеспечения политики и являются особой формой организации экспертного сообщества интеллектуалов для участия в современном демократическом политическом процессе. Мы исходим из того, что фабрики мысли являются связующим звеном «корпорации интеллекта» и государственной политики, инструментом со-

Глава 4. Западное экспертное сообщество...

311

циальной инженерии по реформированию общества и созданию публичной политики. Большинство центров базируется в Соединенных Штатах Америки. По мнению экспертов — исследователей рейтинга Think Tanks в мире (исследование было проведено в Университете Пенсильвании), в США насчитывается 1777 центров. Всего в Северной Америке базируется 1872 исследовательских центра, в Западной Европе — 1208, в Азии (сюда авторы исследования включили пять среднеазиатских республик бывшего СССР) — 653, в Латинской Америке и странах Карибского бассейна — 538, в Восточной Европе (в том числе в России) — 514, в Африке южнее Сахары — 424, на Ближнем Востоке и в Северной Африке — 218, в Океании — 38 (см.: http://gtmarket.ru/files/research/Think-Tank-Index-2008.pdf). Таким образом, география исследовательских центров достаточно широка — 170 стран мира. В первую десятку входят: • США — 1777; • Великобритания — 283; • Германия — 186; • Франция — 165; • Аргентина — 122; • Индия — 121; • Россия — 107; • Япония — 105; • Канада — 94; • Италия — 87. На постсоветском пространстве рейтинг выглядит следующим образом: на Украине — 45 исследовательских центров, в Эстонии — 15, в Грузии — 14, в Литве, Армении и Азербайджане — по 13, в Беларуси — 12, в Кыргызстане и Латвии — по 9, в Казахстане и Узбекистане — по 8, в Таджикистане — 6, в Молдове — 5 (см.: http://gtmarket.ru/files/research/Think-Tank-Index-2008.pdf). Изучение деятельности экспертных центров обычно базируется на справочной литературе и информации, которую они предоставляют сами о себе на своих официальных ресурсах. Какие-то выводы о деятельности тех или иных экспертных и (или) аналитических структур невозможно сделать без изучения выпускаемых ими продуктов — аналитических записок, докладов, статей, монографий, материалов конференций и «круглых столов». Интересны в качестве источников исследования мемуары и интервью экспертов этих центров. В качестве источников можно рассматривать функции по поддержанию социальной системы, которые выполняют интеллектуалы. Нельзя не брать в расчет роль и влияние интеллектуалов на современные социально-политические процессы, в том числе за-

312

Раздел II. Феномен западной советологии

фиксированные в исследованиях, где интеллектуалы и эксперты выступают как субъект политики и власти. Это можно проследить по работам Т. Уайта, Ч. П. Сноу, П. Дж. Бьюкенена и др. Общие представления об аналитических центрах как субъектах политики, их функции, типологические черты, формы участия в политическом процессе можно проследить по работам П. Диксона, Дж. Смита, Т. Корнелла, Э. Джонсона, У. Данна, К. Уивера, Э. Рича, а среди российских авторов — например, в работах А. Ю. Сунгурова, В. Л. Римского, В. А. Филиппова, В. Е. Улаховича и др. По работам К. Уивера, Х. Уоллэка, М. Долни, Д. Эбельсона можно проследить качественное и количественное влияние аналитических центров на политический процесс. Среди отечественных исследователей эти вопросы поднимали О. Антоненко, С. П. Перегудов. В литературе рассматриваются вопросы истории возникновения и развития аналитических центров в различных странах мира: • история мозговых центров США раскрывается в работах П. Диксона, Дж. Смита, Дж. Макгэна, Д. Стоуна, Т. И. Виноградова, И. Я. Кобринской, Н. А. Нарочницкой; • становление российских центров можно проследить по работам В. В. Игрунова, А. С. Макарычева, Д. Г. Зайцева, В. Б. Якубовского; • история европейских экспертных центров прослеживается по работам К. Квигли, Э. Джонсона, М. Гарнета, М. Тунерта; • история экспертных центров Латинской Америки показана в трудах Р. Гуадарама, О. Лемме; • об истории экспертных центров Азии можно прочитать в работах К. Зхао, Т. Шимиза, М. Таннера. Интерес могут представлять сравнительные исследования, например работы Р. Страйка или Дж. Макгэна. Таким образом, недостатка в литературе по данной проблематике нет, разве что недостаточно исследован вопрос роли и места аналитических структур в политическом процессе в отечественной политологической литературе. Многие центры имеют широкую разветвленную структуру по всему миру или филиалы в тех регионах, которыми они занимаются. Think Tanks, или в более широком смысле — исследовательские центры, существуют в разных условиях и решают различные задачи — от глобальных тем, например в сфере безопасности, до совсем узких проблем. Центры различаются по целям и задачам, которые они призваны решать, по источникам и объемам финансирования, подотчетности и т. д. Они могут обслуживать отдельные государ-

Глава 4. Западное экспертное сообщество...

313

ственные структуры — чаще всего это внешнеполитические ведомства государств. Также они могут быть составной частью структур партийных или аналитическими центрами корпораций. Понятно, что в рамках одной главы трудно выделить все типические черты, поэтому мы ограничимся выявлением наиболее важных трендов. Но сначала остановимся на основных причинах появления фабрик мысли. Традиционно государственные структуры, занимаясь проблемами, требующими нетрадиционных решений, использовали опыт, накопленный академическими структурами. Они обращались за помощью к академическому сообществу — в аналитические исследовательские центры университетов, поскольку, как правило, хорошо известно, в каком из университетов базируется та или иная научная школа или где работают профессора, разработки которых можно было бы использовать. Параллельно с этим в научном сообществе шел процесс накопления критической массы интеллектуального капитала, общественно-экономические и социально-политические науки стремительно развивались, и постепенно стали создаваться академические и университетские лаборатории, работающие над решением наиболее востребованных проблем. Формат работ и отчетность по ним все чаще соответствовали требованиям правительственных структур — политические рекомендации, программы и т. п. В качестве примера уместно привести Брукингский институт (Brookings Institution), созданный в 1916 г., или образованный тремя годами позже Институт Гувера (Hoover Institution) при Стэнфордском университете (Stanford University). Но вскоре по понятным причинам произошло смещение приоритетов политики в военно-стратегическую плоскость. Публичная политика вплоть до 60-х гг. не существовала независимо от военно-промышленного комплекса. Исследования научных центров в основном концентрировались вокруг проблем войны и мира, борьбы между различными социальными системами, и, соответственно, научные и экспертные центры в этот период, прежде всего в США, функционировали под патронажем военно-промышленного комплекса. Быстрый рост аналитических исследовательских структур был связан с процессом глобализации. С расширением глобализации возникало все больше и больше сложных проблем, решение которых было невозможно без глубокой научной проработки и неординарных подходов, тогда как академическое сообщество, работая над более общими проблемами, не всегда могло найти ответы на вопросы частные. Поэтому стали возникать аналитические центры, деятельность которых была заточена на решение отдельных проблем в различных сферах и отраслях. Постепенно выводы и рекомендации этих структур становились основой отраслевых опера-

314

Раздел II. Феномен западной советологии

тивных решений, а позже аргументом при лоббировании тех или иных проблем. Одной из причин появления значительного количества экспертных центров стало то, что в странах Европы и США появлялось значительное количество людей, имеющих возможность и желающих жертвовать средства в проекты организаций, занимающихся исследованиями проблем, важных для отдельных сообществ. Вышеперечисленные тенденции наиболее активно стали проявляться начиная с 70-х гг., широкомасштабное лоббирование — это тенденция 80-х гг., а 90-е годы ознаменовались окончанием холодной войны. Именно в этот период (70–90-е гг.) появилось где-то две трети существующих ныне аналитических экспертных центров, решающих в том числе и принципиально новые транснациональные проблемы, во многом связанные с изменением политической карты мира. Возникли экспертные центры, специализирующиеся на изучении особенностей развития стран Восточной Европы, Центральной и Юго-Восточной Азии. Значительный интерес отдельные структуры проявляли к постсоветскому пространству, не только изучая процессы, происходящие на территории бывшего СССР, но и поддерживая оппозиционные политические движения. Среди сравнительно новых трендов в развитии экспертных структур, финансируемых международными организациями и частными фондами в Соединенных Штатах Америки, странах Старой Европы и Японии, следует выделить: • транснациональное взаимодействие; • интернационализацию кадрового состава; • подготовку аналитиков для «молодых» демократий. В частности, так работают Институт Брукингса, Фонд международного мира Карнеги, Национальный институт передовых исследований, Международный исследовательский центр Вудро Вильсона, Фонд Маршалла в Германии, Фонд экономических исследований «Атлас» и ряд других организаций. Свои методики исследований в других странах активно пропагандируют Институт городского развития, Фонд наследия, Научно-исследовательский институт внешней политики, Гудзоновский институт. Многие зарубежные экспертные центры, такие, например, как Институт городского развития, Фонд Карнеги, Фонд наследия, открыли зарубежные филиалы, в том числе в России. Достаточно часто экспертные аналитические центры в развитых государствах выполняют функции просветительские и воспитательные. Политические условия, в которых действуют аналитические центры, могут быть различны. Поэтому в одних случаях экспертные центры действуют независимо, а в других — вынуждены

Глава 4. Западное экспертное сообщество...

315

обслуживать действующую политическую элиту. При этом их политический статус и экспертные функции также могут отличаться. Например, центры могут заниматься легитимацией действующей власти. На самом деле влияние экспертных центров на политический процесс — это отдельная исследовательская задача, которая имеет огромное прикладное значение, поскольку от эффективности подобного влияния во многом могут зависеть, например, результаты выборов. Важной отличительной чертой большинства аналитических структур является то, что они изучают преимущественно одну проблему, но при этом могут заниматься широким спектром вопросов, с ней связанных. Как правило, их аналитические разработки апробируются в ходе научных конференций или публикуются в статьях и монографиях, их могут публиковать СМИ. Однако если этому отвечает политическая конъюнктура, их берут как основу стратегических концепций или как «руководство к действию» того или иного ведомства. Можно в качестве примера привести деятельность Совета по международным отношениям, который после окончания Второй мировой войны занимался серьезным проектом — изучением проблем войны и мира, и по результатам его исследований были предложены и реализованы различные проекты обустройства послевоенной Европы, в том числе создание такой структуры, как ООН. Именно Совету по международным отношениям «ставится в вину» то, что на основе ряда исследований, касающихся послевоенной роли и политики СССР, по отношению к нашей стране была выбрана тактика сдерживания. Далее, продолжая классифицировать Think Tanks, необходимо подчеркнуть, что мало разделить их на: • университетские; • государственные; • партийные. Необходимо учитывать, какие цели стоят перед ними, какие функции являются для них определяющими. Исходя из этих параметров правомерно выделять собственно аналитические центры, т. е. структуры, которые: • мониторят информацию; • обрабатывают информацию; • осуществляют политический анализ, • отслеживают текущие изменения и тенденции в международной жизни, особенно в тех регионах, которые представляют интерес для Запада. Аналитические центры анализируют экономическое развитие регионов, исследуют уровень террористических угроз, проблемы

316

Раздел II. Феномен западной советологии

наркотрафика, состояние экологической безопасности и т. д. Результаты, полученные в ходе исследований, используются разведывательными ведомствами, поэтому в этих центрах, как правило, среди сотрудников много как кадровых, так и бывших сотрудников структур, отвечающих за безопасность. Часто заказчиком и основным потребителем результатов исследований этих структур являются внешнеполитические ведомства. Соответственно, значительная часть контрактов оплачивается государственными органами, хотя, как правило, эти средства — не единственный источник финансирования. Среди наиболее известных такого рода центров является Девис-центр Гарвардского университета, который активно сотрудничает с ЦРУ, и Центр каспийских исследований при Гарвардском университете, который выполняет заказы Государственного департамента Соединенных Штатов Америки. Другая группа — это центры и институты, которые реализуют политические инициативы и концепции, поэтому к их исследовательским функциям прибавляется имиджевая, научно-публицистическая и представительская деятельность. Важнейшая их функция — это установление различных контактов, продвижение партийных идей. Эти центры организуют конференции, симпозиумы, «круглые столы», публикуют сборники, организуют стажировки для представителей различных групп, в том числе представителей государственных учреждений и деловых кругов. Стажировки организуются для представителей разных стран, хотя предпочтение отдается специалистам, представителям бизнеса, молодежи, научным работникам из тех регионов, которые представляют особый геостратегический интерес для Запада. Они поддерживают независимые аналитические структуры, политические партии, в том числе оппозиционные и неправительственные организации. Такие структуры, как правило, финансируются неправительственными фондами. В качестве примера можно привести Heritage Foundation — фонд, который пропагандирует преимущественно консервативные взгляды, близкие Республиканской партии: снижение налогов, сильная оборона, — или Brookings Institution, идеология которого близка к позиции демократов. Эксперты отмечают, что среди независимых аналитических центров есть радикальные структуры — Cato Institute, например, пропагандирующий практически полное невмешательство государства в экономику и абсолютную веру в эффективность рынка. Третья группа мозговых центров занимается изучением масштабных стратегических задач. Таких центров немного. В сфере их деятельности — разработка геополитических сценариев и подготовка конкретных рекомендаций в сфере безопасности

Глава 4. Западное экспертное сообщество...

317

и обеспечения национальных интересов. Как правило, они финансируются внеправительственными, или так называемыми «надправительственными», в значении «то есть» структурами, к которым принято относить корпорации крупного бизнеса и транснациональные компании. Типичными представителями такого рода структур на рынке экспертных услуг является РЭНД Корпорейшн или Международный институт стратегических исследований в Лондоне. Среди структур, заинтересованных в их исследованиях: Совет Национальной Безопасности США (National Security Council) — консультативная структура при президенте США, которая занимается вопросами национальной безопасности и координирует ведомства, так или иначе связанные с проблемами национальной безопасности; Трехсторонняя комиссия (Trilateral Commission) — международная структура, которая объединяет усилия Соединенных Штатов Америки, стран Западной Европы, а также азиатских стран, таких как Япония и Корея. Данная структура координирует решение главных мировых проблем; Римский Клуб — организация, объединяющая представителей мировой финансовой, политической, культурной и научной элиты. Важной особенностью отдельных мозговых центров является то, что они параллельно выполняют функции активных неправительственных организаций. Так действует, например, Международная кризисная группа, которая имеет своих аналитиков практически во всех «горячих точках» по всему миру, которым предписано отслеживать изменения в нестабильных регионах и в случае обострения ситуации готовить оригинальные независимые рекомендации для оказания глобального давления. На Западе существует мнение, что аналитические центры могут более результативно, чем правительственные структуры и государственная бюрократия, влиять на ситуацию в странах «новой демократии» и делать то, что не под силу государственным учреждениям. Это связано с тем, что мозговые центры: • в большей степени, чем правительственные структуры, ориентированы на будущее; • чаще ставят политические задачи в новых конфигурациях, в отличие от бюрократии, действующей в безопасном режиме стандартных процедур; • содействуют сотрудничеству между различными группами исследователей ради общей цели; • генерируют интеллектуальный синтез, поскольку разрушают бюрократические барьеры;

318

Раздел II. Феномен западной советологии

•

владеют инструментами распространения актуальных результатов политических исследований внутри правительства и за его пределами среди политической элиты, средств массовой информации и общественности; • лучше владеют методиками изучения политического процесса — от сбора данных до создания знаний и политики, а также привлечения лиц, заинтересованных в политическом процессе; • подходят к решению поставленных задач комплексно, поскольку не разделены по департаментам и специализациям, как правительственные структуры. Аналитические центры фактически работают на стыке политики, академических исследований и масс-медиа. Говоря о кадровом составе экспертных структур, следует отметить, что в число сотрудников центров входят и теоретики, как правило, имеющие ученые степени по соответствующим направлениям, и практики — бывшие чиновники достаточно высокого ранга, включая министров, глав центральных банков и т. п. Специфика состоит в том, что не только фабрики мысли рекрутируют людей из правительственных структур в свои ряды, но имеет место и обратный процесс — сотрудников аналитических центров активно привлекают к работе во властных структурах. Это стало привычной практикой. Зарубежные экспертные структуры используют различные каналы влияния, как, например: • непосредственные и официальные контакты. Формы могут быть разные. Когда речь идет о личных контактах, то это, как правило, ланчи, презентации, встречи. Официальные контакты — это чаще всего приглашение представителей Think Tanks в качестве участников на официальные мероприятия — парламентские слушания, заседания рабочих групп и т. д.; • рассылки небольших по объему резюме и эссе (так называемых policy briefs) с конкретными рекомендациями для советников официальных лиц. К ним, как правило, прилагается полный отчет по исследованию; • распространенной формой на Западе является подготовка и распространение справочной литературы, в которой представлены рекомендации по ключевым вопросам геополитики. Эти справочники предназначены прежде всего для парламентариев; • важной формой презентации выводов исследований являются публикации статей, интервью, комментариев в средствах массовой информации;

Глава 4. Западное экспертное сообщество...

319

•

публикация книг и статей в научных академических изданиях; • организация научных конференций, куда приглашаются как представители академических кругов, так и лица, отвечающие за выработку и реализацию государственной политики. Продвижение результатов исследований является важнейшим аспектом деятельности Think Tanks, поскольку это инструмент их капитализации и гарантия поступления заказов, а значит, финансирования в дальнейшем. Функции по продвижению выполняют специальные структуры экспертных и аналитических центров, количество сотрудников которых может даже превышать количество экспертов. Но и результаты PR, как правило, очень серьезные: • согласно экспертным оценкам, в среднем сотрудник ведущего аналитического центра цитируется раз в два месяца на страницах периодических изданий. Наиболее знаковых экспертов цитируют гораздо чаще. Это может быть даже еженедельно; • представители таких центров, как Brookings и Heritage, практически каждый месяц выступают на слушаниях в Конгрессе США; • эксперты American Enterprise Institute, Institute for International Economics, Cato Institute и других ТТ (Think Tanks) участвуют в слушаниях примерно раз в полтора-два месяца.

Каналы финансирования мозговых центров Западные фабрики мысли имеют, как правило, одновременно несколько источников финансирования. Это гарантирует им устойчивое и стабильное существование. В зависимости от идеологического позиционирования центра предопределяется и основной источник финансирования. Это могут быть • единовременные благотворительные пожертвования; • регулярные благотворительные пожертвования; • гранты фондов; • государственные или частные контракты; • подписка на аналитические материалы; • продажа собственных изданий (книг, журналов и т. п.). Единовременные пожертвования часто становятся первоначальным капиталом, например, 10 млн долларов пожертвования А. Карнеги стали в 1910 г. стартовым капиталом Carnegie Endowment for International Peace. Фабрики мысли могут инвестировать часть средств и в дальнейшем использовать доходы от инвестиций как часть бюджета центра. Существуют и регулярные пожертвования, также спо-

320

Раздел II. Феномен западной советологии

собствующие формированию бюджетов аналитических компаний. Единовременные и регулярные пожертвования дают возможность экспертным структурам оставаться относительно независимыми. Значительным преимуществом как единовременных, так и регулярных пожертвований для аналитических центров является возможность их относительно свободного использования, в отличие от грантов благотворительных фондов, выделяемых под конкретный проект. В первом случае центр имеет возможность делать исследования или использовать средства на какие-то другие цели в рамках устава своего учреждения, тогда как грант — это средства, предназначенные на конкретное исследование. Грант, как правило, прописывается по каждой статье, а грантополучатель несет финансовую ответственность и отчитывается перед грантодателем. Для отдельных центров важнейшими источниками финансирования являются государственные и частные контракты. Эксперты видят в такой форме финансирования определенное противоречие, поскольку это мешает центрам оставаться независимыми. С другой стороны, для организаций, практикующих контрактные отношения, такой источник финансирования хотя и может составлять значительную часть дохода, но не является единственным (так, например, в Urban Institute только около 40% доходов приходится на правительственные контракты). С одной стороны, работа в рамках правительственного контракта позволяет получать доступ к закрытой или труднодоступной информации, более эффективно влиять на выработку государственной политики. С другой стороны, заказчик может потребовать ограничить распространение результатов исследований для широкой общественности, поэтому центры параллельно с госконтрактами стараются получить и другие заказы. На практике это противоречие разрешается путем взаимных договоренностей. Фабрики мысли заранее извещают основного заказчика о том, что хотели бы обнародовать результаты исследования, а у власти тем самым появляется возможность подготовить ответы на «неудобные» вопросы СМИ и общественных организаций, если таковые появятся. Еще один источник поступлений для мозговых центров — продажа подписки на свои материалы. Этот источник финансирования используется достаточно редко. Его в основном используют центры, которые исследуют экономические и финансовые вопросы. Например, такая практика характерна для Institute of International Finance — ассоциации трех сотен крупнейших мировых банков и корпораций, созданной для проведения аналитических исследований в интересах своих членов, а также для выражения и продвижения общих интересов своих членов в правительственных и надна-

Глава 4. Западное экспертное сообщество...

321

циональных органах (в первую очередь — в Базельском комитете). Основной источник финансирования ассоциации — ежегодные взносы постоянных членов, а взамен участники ассоциации получают рассылку с результатами исследований экспертов ассоциации. Наконец, последним и по счету, и по значению источником финансирования фабрик мысли является доход от издания собственных книг и других публикаций. Но это незначительная, всего несколько процентов, часть бюджета экспертных структур. Далее мы очень коротко остановимся на особенностях развития фабрик мысли в постсоветских государствах, поскольку их деятельность часто напрямую касается взаимоотношений с Россией. Основной особенностью формирования фабрик мысли на постсоветском пространстве является то, что они в большинстве своем не создавались заново, а вырастали на основе уже существующих структур. Это прежде всего структуры, которые обслуживали государственную политику, а также центры в университетах и академические институты. Проблемы формирования фабрик мысли на постсоветском пространстве были связаны прежде всего с тем, что вся система государственных учреждений, и научные учреждения здесь не исключение, недостаточно мобильна, не имеет достаточных знаний и рычагов для увеличения своей капитализации. Кроме того, достаточно часто для создания экспертных аналитических центров было недостаточно имеющейся законодательной базы. Экспертные центры на постсоветском пространстве испытывают серьезные трудности в своей деятельности, поскольку ограничены возможности публичной политики в этих странах. Поэтому они вынуждены работать с теневыми государственными и корпоративными заказами. У большинства вновь созданных экспертных центров недостаточно опыта работы с заказчиками, в частности опыта по формулированию рекомендаций и превращению аналитических текстов в тексты консультативные. Отсутствуют разработанные презентационные стратегии, благодаря которым они могли бы продвигать свои интеллектуальные продукты в заинтересованные среды. В большинстве постсоветских государств отсутствует законодательная база для финансирования внешних консультаций на контрактной основе. Гражданским обществом фабрики мысли в большинстве постсоветских государств чаще всего воспринимаются либо как проводники государственной политики, либо как «агенты Запада», что затрудняет их деятельность. И в том и в другом случае общество им не доверяет. Крупные корпоративные структуры на постсоветском пространстве пока еще достаточно редко становятся заказчиками фабрик мысли, поскольку они в значитель-

322

Раздел II. Феномен западной советологии

ной степени зависят от государственных структур, а следовательно, используют результаты разработок, выполненных по заказам государства.

Основные тренды исследований в области россиеведения Практически в каждой стране есть экспертные центры, специализирующиеся на изучении России. В одних россиеведение — это лишь одна из множества проблем, которыми занимаются экспертные исследовательские центры, в других россиеведением занимаются прицельно. Достаточно сказать, что только в Соединенных Штатах Америки работает более 1700 специалистов по России. До 1989 г. позиции западных экспертов о России формировались под влиянием политики холодной войны, научные позиции исследователей о России во многом являлись индикаторами политической идентичности ученого. Такой подход опосредованно влиял на всю профессиональную деятельность, в том числе на выбор проблематики исследований. Распад СССР стал в определенном смысле стартом для возникновения новых трендов россиеведения. Сегодняшнее поколение исследователей отходит от конфронтационных позиций времен холодной войны и все чаще опирается в своих исследованиях на новые методологические и теоретические подходы в россиеведении. Прежде всего, гораздо чаще стали обращаться к проблематике XVIII — первой половины XIX в., поскольку делаются попытки выявить корни современной российской политики и рассмотреть отдельные проблемы в исторической ретроспективе. Во-вторых, прослеживаются попытки уйти от исключительно политизированных интерпретаций отдельных событий. В большей степени, чем прежде, в исследованиях находят место вариативность оценок и плюрализм позиций. В-третьих, важной особенностью современного россиеведения в исследованиях зарубежных Think Tanks является в большей степени постановка новых вопросов, чем попытки найти окончательные решения. В качестве примера можно привести достаточно злободневную проблему — взаимоотношения России и Запада. В отличие от более раннего периода, когда всячески пропагандировалась идея «отсталости» России по сравнению с Западом, на сегодняшний день проблема рассматривается в контексте «западноевропейских континентальных обществ», т. е. акцентируется внимание на том, что многие европейские государства тоже существенно отличаются от классической модели Запада — Великобритании. Как

Глава 4. Западное экспертное сообщество...

323

инструмент исследований все реже используются так называемые нормативные ожидания и стандарты. Однако не отказываются исследовательские центры и от европейских стандартов гражданского общества и публичной сферы. В-четвертых, характерно появление новых направлений исследований. Наиболее заметным направлением является «культурная история», создающая возможность, по мнению представителей западных Think Tanks, нового понимания общества. В-пятых, интересным трендом является обращение к микроистории в изучении России. Хотя микроисторию сложно использовать для освещения длительного процесса. И, наконец, серьезное внимание фабрик мысли привлечено к проблемам внешней политики и международных связей России. Здесь наряду с традиционными исследовательскими направлениями достаточно активно изучается проблема взаимоотношений России со странами постсоветского пространства и статуса России в системе отношений на постсоветском пространстве. Таким образом, подводя итоги, следует подчеркнуть, что зарубежные фабрики мысли — это структуры, которые используют широкий набор форм участия в политическом процессе. Большинство руководителей крупных экспертно-аналитических центров являются действующими политиками. Для западных центров характерна либо масштабная диверсификация, либо узкая специализация исследовательской базы и источников финансирования. Западные фабрики мысли активно используют высокую конкуренцию политического процесса, прикладной характер большинства аналитических продуктов, все современные возможности, в том числе и Интернет, для продвижения своих аналитических продуктов. Высокий уровень политической конкуренции и институционализации политических процессов позволяет зарубежным аналитическим и экспертным центрам оставаться автономными и влиятельными политическими акторами.

Список литературы Abelson D. Do Think Tanks Matter? Assessing the Impact of Public Policy Institutes. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 2002. American Enterprise Institute for Public Policy Research // http:// www.aei.org, 2009. Beder Sharon. The Intellectual Sorcery of Think Tanks. Arena Magazine 41, June/July 1999. P. 30–32 // http://homepage.mac.com/ herinst/sbeder/tanks.html.

324

Раздел II. Феномен западной советологии

Braml Dr. Josef. U. S. and German Think Tanks in Comparative Perspective. German Policy Studies. Vol. 3. № 2. P. 222–267. 2006. Cornell Thomas F. Ideas into Action: Think Tanks and Democracy. Economic Reform Today. Ideas into Action: Think Tanks and Democracy. No. 3. 1996 // http://www.cipe.org/publications/fs/ert/ e21/vilE21.htm. Despradel Carlos. Using the Media to Lock in Reform. Economic Reform Today. Ideas into Action: Think Tanks and Democracy. No. 3. 1996 // http://www.cipe.org/publications/ert/e21/E2 l08.pdf. Domhoff G. William. Who Rules America Now? Touchstone Books, 1983. Dunn William N. A Look Inside Think Tanks. Economic Reform Today. Ideas into Action: Think Tanks and Democracy. No. 3. 1996 // http://www.cipe.org/publications/ert/e21/E2105.pdf. Fahmy Hisham. Galal Ahmed. Reforming Egypt’s Business Environment. Economic Reform Today. Ideas into Action: Think Tanks and Democracy. No. 3. 1996 // http://www.cipe.org/publications/ert/ e21/E2113.pdf. Gattone Charles. The Role Of The Intellectual In Public Affairs: Changing Perspectives In The Modern Era. Theory & Science. 2000 // http://theoryandscience.icaap.org/content/volOO 1.00 l/02gattone. html № 1 b. Hayes Peter. The Role of Think Tanks in Defining Security Issues and Agendas. Global Collaborative Essay. October 21st, 2004 // http://www. nautilus.org/collaborative/essay/2004/1021Hayes.pdf. Karlhofer Ferdinand. The Long Shadow of Corporatism: Scope and Limits of Think Tank. Activities in Austria // German Policy Studies. Vol. 3. No. 2. P. 347–381. 2006. Leme Og F. Brazil’s Champions of the Private Sector. Economic Reform Today. Ideas into Action: Think Tanks and Democracy. No. 3. 1996 // http://www.cipe.org/publications/ert/e21/E2114.pdf. Ranquet Robert. «Think Tanks» and the National Security Strategy Formulation Process: A Comparison of Current American and French Patterns. The Industrial College of the Armed Forces. National Defense University, 1995. Research Organizations in the World. Philadelphia. 2007 // http:// www.fpri.org/research/thinktanks/mcgann.globalgotothinlctanks.pdf. Rich A. Think Tanks, Public Policy, and the Politics of Expertise. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. Ruble Nicolas. An Assessment of American Economic Think Tank Visibility in the Media. 2000 // http://n.ruble.tripod.com/index.htm. Shimizu Tomochika. Japanese Think Tanks: An Overview. NIRA Review. Spring 1997 // http://www.nira.or.jp/past/publ/ review/97spring/shimizu.html.

Глава 4. Западное экспертное сообщество...

325

Smith James A. The Idea Brokers: Think Tanks and the Rise of the New Policy Elite. New York: Free Press, 1991. Stone D. Denham A. Think Tank Traditions: Policy Research and the Politics of Ideas. Manchester University Press, 2004. Struyk Raymond J. Reconstructive Critics. Think Tanks in Post-Soviet Block Democracies. Washington D. C. Urban Institute Press, 1999. Tanner Murray Scot. Changing Windows on a Changing China: The Evolving “Think Tank” System and the Case of the Public Security Sector. The China Quarterly, 2002. Thunert Martin W. The Development and Significance of Think Tanks in Germany. German Policy Studies. Vol. 3. No. 2. P. 185–221. 2006. Zhao Quansheng. Role of Intellectuals, Scholars, and Think Tanks in Policymaking Process. Prepared for the Annual Meeting of American Political Science Association. Global Forum of Chinese Political Scientists. Panel I “Societal Pressure in China’s American Policy Making”. September 1–4, 2005. Washington D. C. Беляева Н. Ю., Зайцев Д. Г. «Мозговые центры» в России и странах Запада: сравнительный анализ // МЭиМО. 2009. № 1; «Фабрики мысли» и центры публичной политики: международный и первый российский опыт: сб. статей / под ред. А. Ю. Сунгурова. СПб.: Норма, 2002. Диксон П. Фабрики мысли. М.: ACT, 2004. Зайцев Д. Г. Влияние институциональной среды на развитие негосударственных политических акторов (на примере сравнения эволюции аналитических центров в США и России) // Право и политика. 2008. № 11. Зудин А. Ю. Мудрость как форма политики. «Мозговые тресты» — пятая власть наших дней // Смысл. 2007. № 7. С. 78–86. Кургинян С. Смысл мысли. О феномене пресловутых think tanks // Смысл. 2007. № 7. С. 87–89. Перегудов С. П. Мозговые тресты Великобритании и ЕС о России и российской политической системе // Россия глазами правящих элит и общественности стран Запада. М.: ИМЭМО РАН, 2007. С. 90–109. Рич Э., Уивер К. Пропагандисты и аналитики: «мозговые центры» и политизация экспертов // Pro et contra. Т. 8. 2003. № 2. С. 64–89. Роль «мозговых центров» во внешней политике США // Электронный журнал Государственного департамента США. Т. 7. 2002. № 3. Ноябрь. // http://usinfo.state.gOv/journals/itps/l 102/ijpr/pj 73toc.htm. Современные фабрики мысли (мозговые центры, think tanks): Аналитический доклад Агентства гуманитарных технологий / рук. проек-

326

Раздел II. Феномен западной советологии

та В. Грановский, ред. С. Дацюк, эксперт Т. X. Ратувухери, менеджер Н. Магера. 1998 // http://www.aht.kiev.ua/politics/dolclad.html. Сравнительный анализ российских и зарубежных аналитических центров: case study: учеб. пособие / под ред. Н. Ю. Беляевой, Д. Г. Зайцева. М.: ГУ — ВШЭ, 2007. Тэлботт Строб. Институт Брукингса: как работает «мозговой центр» // Электронный журнал Государственного департамента США. Т. 7. 2002. № 3. Ноябрь. // http://usinf0.state.g0v/j0urnals/ itps/l 102/ijpr/pj73talbott.htm. Хаасс P. H. «Мозговые центры» и американская внешняя политика // Электронный журнал Государственного департамента США. Т. 7. 2002. № 3. Ноябрь. // http://usinf0.state.g0v/j0urnals/ itps/l 102/ijpr/pj73haass.htm. С деятельностью отдельных институтов и фабрик мысли можно ознакомиться на официальных сайтах нижеуказанных организаций: Brookings Institution (США), Canadian Race Relations Foundation (Канада), Carnegie Endowment for International Peace (США), Cato Institute (США), Center for International Private Enterprise (США), Center for National Security Studies (США), Center for Strategic and International Studies (США), Centre de Recherches Politiques de Sciences Po (Франция), Citizens for Tax Justice (США), Center for Russian, East European & Eurasian Studies, Stanford University (США), Economic Strategy Institute (США), Fujitsu Research Institute (Япония), G8 Research Group at the University of Toronto (Канада), Hanns Seidel Foundation (Германия), Heritage Foundation (США), Hoover Institution on War, Revolution and Peace, Stanford University (США), Institute for Defense Analyses (США), Institute for Policy Studies (США), Institute for Public Policy Research (Великобритания), International Institute for Strategic Studies (США), Konrad-Adenauer-Foundation (Германия), Korea Development Institute (Южная Корея), L’Institut français des relations internationales (Франция), Lithuanian Free Market Institute (Литва), The Centre for Eastern Studies (Польша), Network Institute for Global Democratization (Финляндия), RAND Corporation (США), National Institute for Research Advancement (Япония), Urban Institute (США). Также в качестве справочного материала можно использовать данные электронных банков информации: «Директория» мозговых центров (http://www.nira.or.jp/past/ice/nwdtt/2005/index.html); Информационная база данных «Интегрум»(http://integrum.ru/ AboutDefault.aspx); Информационная база данных организаций и учреждений, центров и фондов в области политических и избирательных технологий (М.: РЦОИТ, 2002. С. 296); Информационноаналитическая система «Медиалогия» (http://www.mlg.ru).

РАЗДЕЛ III РОССИЕВЕДЕНИЕ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ АМЕРИКИ И ВЕЛИКОБРИТАНИИ

Т. А. Шаклеина, д-р полит. наук, зав. кафедрой прикладного анализа международных проблем, МГИМО(У) МИД России

ГЛАВА 1 КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ПОЛИТИКИ США В ОТНОШЕНИИ РОССИИ В 2000-е гг. Итоги политики США в отношении России к началу 2000-х гг. В ходе планирования и реализации политики США важная роль принадлежит научно-исследовательским центрам — так называемым мозговым центрам, эксперты которых теоретически обосновывают приоритеты внешнеполитической стратегии и методы ее реализации. Несмотря на то что к концу ХХ в. изменился характер деятельности научно-исследовательских центров (сократились фундаментальные внешнеполитические исследования, в том числе по России), выросло число аналитических структур за счет небольших «центров-бутиков», усилился конъюнктурный и рыночный характер выпускаемой ими аналитической и прогностической продукции510, наиболее авторитетные «фабрики мысли» продолжали оказывать решающее влияние на выработку концепций международной деятельности США в новых условиях и отношений с Россией. К таким центрам следует отнести, прежде всего, Институт Брукингса, Фонд Карнеги за международный мир, Центр стратегических и международных исследований, Фонд «Наследие», «РЭНД корпорейшн», Совет по международным делам, где традиционно сосредоточены ведущие специалисты по международным отношениям и России. Президент Клинтон и члены администрации ценили политическую экспертизу и для разработки глобальной стратегии постбиполярного периода развития международных отношений, обоснования новой роли Соединенных Штатов и задач, стоявших перед единственной сверхдержавой, собрали команду из ведущих «моз510 О деятельности американских «фабрик мысли» в конце ХХ — начале ХХI в. см. в кн.: Шаклеина Т. А. Россия и США в международных отношениях ХХI века. М., 2010; McGann James. Think Tanks and Policy Advice in the United States. Academics, Advisors and Advocates. N. Y.: Routlage, 2007; Abelson Donald. Do Think Tanks Matter? Assessing the Impact of Public Policy Institutes. McGill-Queen’s University Press: Montreal, 2002; McGann James. Scholars, Dollars, and Political Advice. The Role of Think Tanks in U.S. Foreign Policy // U. S. Foreign Policy Agenda. Vol. 7. No. 3 (November 2002) // An Electronic Journal of the Department of State // http:// www.state.gov.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

329

говых центров». Итогом их работы стала «доктрина Клинтона», основы которой были изложены в двух документах: Стратегия вовлечения и расширения (1995) и Стратегия национальной безопасности в новом столетии (1997)511. Это была доктрина глобального «благожелательного» гегемона, стремящегося закрепить америкоцентричность мировой системы, воспрепятствовать появлению сильного (подобного СССР) конкурента из числа ведущих держав, создать наиболее благоприятные условия для реализации и защиты американских интересов, расширить зону демократии и рыночной экономики. Хотя демократы оперировали либеральными терминами и категориями, старались усилить миролюбивый характер своих глобальных планов, официальные документы, отдельные заявления политиков и последующие действия США показывали, что они не отказались от силовых методов, в том числе военных, которые использовались наряду с дипломатией (бывшая Югославия, Сомали, планы по военной операции в Ираке, программа создания Национальной противоракетной обороны, расширение и укрепление НАТО). Приоритетом политики США было глобальное регулирование, требовавшее серьезной модификации (или ликвидации) старых международных институтов, поэтому отношения с отдельными странами определялись «полезностью» того или иного игрока в решении мирорегулирующих проблем, в продвижении американских планов. На первом месте по-прежнему были старые трансатлантические союзники и страны Центральной и Восточной Европы, стремившиеся в НАТО и ЕС и признававшие американское глобальное лидерство. В особую зону интересов попали и бывшие советские республики, которые не имели сформировавшейся стратегии деятельности в новых условиях, не противодействовали политике США и оставались геополитически и экономически важными территориями. В иерархии американских страновых интересов Россия занимала особое место — не по причине своей важности для США в качестве стратегического партнера или союзника, а потому, что оставалась государством, действовавшим с определенной долей самостоятельности и имевшим серьезный военный и ресурсный потенциал. Отношение к России имело сложный и противоречивый характер: она не считалась врагом, но виделась потенциальным оппонентом США, не включалась в американские сценарии новой организации мира в качестве важного участника как проигравшая сторона. Речь шла о нейтрализации возможных действий России 511 A National Security Strategy of Engagement and Enlargement. The White House. Washington, D. C., 1995 (February); A National Security Strategy for a New Century. The White House. Washington, D. C., 1997 (May). Анализ «доктрины Клинтона» см. в кн.: Шаклеина Т. А. Россия и США в новом мировом порядке. М., 2002 // http://www.obraforum.ru.

330

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

или негативных последствий развития внутриполитической ситуации путем «освоения» и демократизации стран по периметру ее границ. Политика администрации Клинтона в отношении России стала одним из главных пунктов критики со стороны республиканцев в 2000 г. во время президентских выборов. Демократов критиковали за излишне мягкую политику, приведшую к свертыванию российских реформ, отходу от демократии и возврату к «имперской», «экспансионистской» политике. Уходившие демократы советовали не усугублять критику в адрес России, не занимать излишне жесткой и непримиримой позиции. Отмечалось, что, несмотря на сокращение экономического, военного и политического потенциала России к концу 1990-х гг., она сохраняла высокую степень значимости для США и мировой политики, прежде всего в связи с решением проблем международной безопасности, в решении судьбы НАТО и ЕС, в отражении вызовов, исходящих из Центральной Азии и Кавказа. Однако подобный вывод сопровождался оценками, получившими в 2000-е гг. дальнейшее развитие. Отмечалось, что к 2000 г. Россия находилась «в серой зоне между демократией и авторитаризмом», оставалась единственной страной в мире, потенциально враждебной и способной осуществить мощную ядерную атаку против США, была региональным гегемоном и останется в обозримой перспективе доминирующей военной и экономической державой среди новых независимых государств. Вывод гласил, что Россия не была ни врагом, ни союзником США512. К 2000 г. в подходах демократов и республиканцев в отношении к Российской Федерации произошло заметное сближение, как и в целом в вопросе о том, какой должна быть международная деятельность США в новом столетии513. Поэтому можно было ожидать, что критика, звучавшая в ходе президентских выборов, материализуется в конкретные действия любой администрации. Демократам обязательно пришлось бы устранять «излишнюю мягкость» в отношении России, за что критиковали президента Клинтона, а республиканцы уже осенью 2000 г. не скрывали того, что готовы к «противостоянию с Россией», к возрождению духа непримиримости, сыгравшего решающую роль в противостоянии с СССР в конце 1980-х гг. 512 An Agenda for Renewal. U. S. — Russian Relations: A Report by the Russian and Eurasian Program of the Carnegie Endowment for International Peace. Washington, D. C., 2000 // http://www.ceip.org. 513 Российско-американские отношения и выборы в России и США в 1999– 2000 гг. / отв. ред. Т. А. Шаклеина. М.: ИСК РАН, 2001 // http://www.iskran.ru/elamerika.ru.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

331

Главной рекомендацией для будущей администрации было следующее: усилить дипломатические усилия по поддержке демократии в России; сократить экономическую помощь, направив средства для поддержки усилий российского общества по развитию демократии; направлять помощь прежде всего неправительственным организациям для реформирования высшего образования и науки; способствовать тому, чтобы российские граждане имели больше возможностей для участия в принятии решений. Рекомендации имели противоречивый характер, и пришедшие к власти республиканцы сделали акцент на негативных характеристиках России. Они предложили в качестве основы деятельности США новый неоконсервативный вариант стратегии администрации Рейгана, приведя ее в соответствие с новыми реалиями мировой политики.

Администрация Буша: политика «крестового похода» за демократию Концепция демократизации мира в новых условиях американского глобального лидерства, которая была оформлена и начала осуществляться при администрации Клинтона, получила иной импульс при республиканцах. Республиканцы, традиционно приверженные реализму, привнесли в политику демократизации более заметный силовой компонент, упор на безопасность, военную мощь государства, вернули на первый план внимание к расстановке сил в мире (баланс сил), к противостоянию недемократическим странам, режимам, идеологиям (страны-«изгои» и недемократические страны). Фактор силы в реализации американских интересов присутствовал и в политике демократов в 1990-е гг. — достаточно вспомнить операции НАТО в бывшей Югославии и других странах, заявления М. Олбрайт на посту официального представителя США при ООН и Государственного секретаря. Однако в «доктрине Буша», обнародованной в 2002 г. в виде документа «Стратегия национальной безопасности США», военно-силовое решение не только проблем терроризма, но и политических проблем в отношениях с другими странами приобрело совсем иное звучание и содержание. Более того, военный компонент американской стратегии был дополнен существенным идеологическим компонентом. Была объявлена «война на столетие» еще одной идеологии — терроризму, который пришел на смену

332

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

идеологиям фашизма и коммунизма, против которых США боролись в ХХ столетии514. Идеи «войны с терроризмом» с использованием упреждающего или превентивного ударов, готовности воевать до победы родились в основном в недрах республиканской администрации (Р. Чейни, К. Райс, П. Вулфовитц) и среди парламентариев-республиканцев (Дж. Маккейн). Но схожие идеи высказывались и рядом консервативных политологов и историков, в разное время работавших в государственных структурах или занимавшихся аналитической работой в ведущих научно-исследовательских центрах, таких как Фонд «Наследие», Американский предпринимательский институт, Фонд Карнеги. Что же касается идеологической составляющей стратегии администрации Буша, то она была продуктом не только неоконсерваторов (Р. Кейган, У. Кристол, Дж. Миршаймер), но и ряда либеральных политологов, к числу которых принадлежат Т. Карозерс, один из главных теоретиков политики демократизации, и М. Макфол, автор «доктрины свободы»515. Следующий доктринальный внешнеполитический документ — «Стратегия национальной безопасности США», принятый 16 марта 2006 г., — начинался следующими словами: «Америка находится в состоянии войны, войны с терроризмом, идеологической основой которого является исламский экстремизм. В этих условиях повышается роль демократии как идейной основы этой борьбы. В распространении демократии и свободы Соединенные Штаты видят альтернативу тирании, характеризующей политические режимы исламского мира»516. Укрепление демократических режимов в мире рассматривалось как залог национальной безопасности США, в связи с чем в условиях войны предъявлялись повышенные требования к союзникам и требовалась абсолютная лояльность, верность американскому пониманию демократии. Таким образом, в 2000-е гг. идеология стала важным, можно сказать, определяющим фактором в деятельности Соединенных Штатов. Идея «крестового похода» за демократию соединилась с идеей американской глобальной миссии, а также с идеей геополитического порядка: создать наиболее благоприятные условия для продления «американского века», американского преобладающего влияния во всех сферах мировой политики, предотвращения по514 National Security Strategy of the United States of America. The White House, 2002 (September) // http://www.state.gov. 515 Mearsheimer J. Hearts and Minds // The National Interest. Fall 2002. P. 13–16; McFaul Michael. The Liberty Doctrine // Policy Review. No. 112 (April/May 2002). P. 1–24. 516 National Security Strategy of the United States of America. March 2006 // http:// www.whitehouse.gov/nsc/nss/2006.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

333

явления другой сверхдержавы, способной бросить вызов США. Такой симбиоз реализма и идеализма в американской политике оказал решающее влияние на мировую политику в целом, на отношения между отдельными странами. Идеологический фактор стал все шире и активнее использоваться в политике европейских стран, особенно восточноевропейских, — новых членов ЕС и НАТО или ожидающих приема в эти организации. Приверженность либерально-демократической идеологии, присоединение к «крестовому походу» против терроризма и недемократизма позволяли многим из них компенсировать отсутствие реального ресурсного и организационно-политического потенциала в игре против крупных государств, не входящих в трансатлантическое сообщество, для получения кредитов и субсидий, вливаний в слабые экономики. Нередко лояльность по отношению к США и политике глобальной демократизации позволяла странам Восточной и Центральной Европы начинать крупную игру против оппонентов США. В большинстве случаев объектом солидарной политики, основанной на приверженности демократии, становилась Российская Федерация, которая разными политиками и экспертами определялась как «диктатура», «авторитарная политическая система», «нелиберальная демократия». Общая оценка современного состояния Российской Федерации, ее роли в мировой политике, ее международной и региональной политики, отношений с Соединенными Штатами основывалась главным образом на следующем: есть ли демократия в России, есть ли движение к развитию и укреплению демократических институтов, насколько Россия вписывается в либерально-демократическую систему ценностей, насколько внутриполитическая ситуация в стране и действия России представляют или могут представить серьезную угрозу интересам США и их союзников и сподвижников в реализации стратегии универсализации политических и экономических систем. Усиление идеологического и политического факторов в отношении к России в 2000-е гг. сопровождалось активизацией дискуссий о холодной войне, в основе которой также было идеологическое противостояние. Следует особо сказать о феномене холодной войны, так как в международном сообществе нет единства мнений по ряду вопросов, связанных с ней. Первое. Советский Союз, Российская Федерация и США официально признали завершение холодной войны в 1989–1991 гг., хотя у определенной части американской и российской элиты существует мнение, что она продолжается. В США и России поразному оценивают ее итоги, расходятся во мнениях в вопросе о

334

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

том, кто и как проиграл холодную войну и следует ли говорить о правах победителей и проигравших. Можно сказать, что фактически отношение к России находится под влиянием менталитета времен холодной войны. США и европейские страны в официальной политике и внешнеполитической риторике продолжают балансировать на грани либо продолжения, либо возврата к холодновоенному формату отношений с Россией. Это означает, что холодная война представляется многим американским политикам и экспертам нормальным состоянием до тех пор, пока в России не установится реальная западная либеральная демократия и она окончательно не откажется от «имперских притязаний» на постсоветское пространство. Второе. Приверженность менталитету холодной войны нарушает логику анализа и характеристики современных международных отношений, мировой политики. В рамках указанной парадигмы отношений Россия — Запад все российские действия внутри и вовне будут рассматриваться весьма критически. Нелиберализм российской политической системы, с точки зрения западных теорий, автоматически делает ее политику нелиберальной, по-старому имперской, агрессивной. При анализе российской деятельности никакие аргументы о конкурентном характере мировой рыночной экономики, национальных интересах, национальной безопасности как неотъемлемой части развития межгосударственных отношений не рассматриваются, хотя для США и других государств они принимаются во внимание. Напрашиваются несколько выводов, которые России придется учитывать в будущем: 1. Значительное число политиков и экспертов в США и европейских странах полагают, что международные отношения развиваются в состоянии масштабной горячей войны либо в целом по конфликтному сценарию с наличием нескольких горячих или тлеющих конфликтов, либо в состоянии холодной войны, когда нет большой горячей войны, но есть непримиримая идеологическая война и отдельные военные или полувоенные конфликты, где идеологический фактор также присутствует. Иными словами, холодная война рассматривается в качестве постоянной формы взаимодействия между государствами до полной победы одной идеологии и одной политической организации государств и мировой системы. С этим нельзя согласиться. Холодную войну не следует смешивать с любой формой мира — прочного, прохладного или какогото другого, как состояния без войны горячей или идеологической. Как с тревогой отмечают отдельные американские и российские

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

335

политологи, в разговорах о холодной войне и идеологиях мы начинаем забывать категорию мира, как самую желанную и благоприятную для большинства форму взаимодействия и существования. Реалисты из числа американских консерваторов и либералов отмечают, что западные либеральная и неоконсервативная идеологии, имеющие в ХХI в. много общего, ведут США и мировое сообщество не к торжеству демократии и миру, а к войне, конфликтам, так как игнорируют многообразие культур, права отдельных стран на автономное исторически обусловленное развитие, нарушают баланс сил в мире, отрицая роль ведущих мировых держав и оценивая их «пригодность» для участия в конструировании мирового порядка на основе идеологического фактора517. 2. Признание фактора «перманентности холодной войны» в мировой политике и отношениях с Российским государством, будь то СССР или Российская Федерация, привносит в отношения стран Трансатлантического союза и России постоянно действующий фактор противоборства в идеологии, противодействия в сфере внешней и военной политики, жесткой конкуренции, вплоть до противостояния, в экономике. При таком подходе российско-американские отношения могут развиваться в указанном формате по-разному: в жесткой или мягкой форме в зависимости от того, кто находится у власти в США и странах ЕС, а также в зависимости от внешних факторов (неудачи или проблемы в решении задач внешней и внутренней политики). 3. Постоянный возврат к тезису о победе Запада и поражении России в холодной войне, сожаление по поводу того, что Запад не воспользовался слабостью России и не вывел ее окончательно за рамки «большой политики» (например, не лишил места в СБ ООН, принял в Группу семи и затем — в Группу двадцати), не позволяют России укрепиться в статусе нового Российского государства как одного из ведущих центров мировой политики. Тот факт, что в России не существует социалистической системы и идеологии, не меняет ситуации в отношениях с Российской Федерацией и взгляда на нашу страну и ее политику. 4. Сохранение холодновоенного менталитета на Западе оказывает влияние на подходы США и других стран к конструированию 517 См. работы: Layne Christopher. Liberal Ideology and U. S. Grand Strategy // Layne Christopher. The Peace of Illusions. American Grand Strategy from 1940 to the Present. Ithaca, 2006. P. 118–133, 159–192; Торкунов А. В. Дефицит демократии и международное сотрудничество // Международные процессы. 2009. Т. 7. № 3 (сентябрь — декабрь 2009) // http://www.intertrends.ru; Шаклеина Т. А. Статус-кво против мирового порядка // Международные процессы. 2006. № 1; http://www. intertrends.ru; Шаклеина Т. А. Итоги международной деятельности США и перспективы их отношений с Россией // США — Канада. 2009. № 2. С. 3–21.

336

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

нового мирового порядка. Для Соединенных Штатов выгодно сохранить сверхдержавную структуру, где они останутся пусть и не в единоличном преимуществе, но будут вновь играть определяющую роль в мировой политике. Помимо этого, биполярная структура, наличие серьезного оппонента, конкурента, а если это КНР, то и идеологического противника оправдывают апеллирование к категории «крестового похода» и мессианству, приверженность милитаризованной внешней политике, большие расходы на военные действия и вооружения новых поколений. Представляется, что России и другим странам, обладающим определенной степенью независимости от США, следует отстаивать альтернативную точку зрения, состоящую в следующем: холодная война является категорией прошлого, обозначающей определенный период в развитии международных отношений и отношений СССР и США, который завершился в 1991 г. Любой вид конкуренции (политической, экономической, военной и иной) не означает состояния холодной войны, а является неотъемлемой частью существования мировой системы, периодов мирного ее развития и не обязательно ведет к общему конфликту или войне (хотя история знает и иные случаи). Переход от состояния мира к состоянию войны (речь идет о мировой войне) зависит от способности членов мирового сообщества, прежде всего ведущих и сильнейших мировых держав, так выстроить свои отношения, чтобы все или большинство вопросов разного вида конкуренции и удовлетворения национальных интересов были решены дипломатическим путем. Идеологический компонент межгосударственных отношений и вообще идеологический компонент (так как с идеологических позиций действуют и негосударственные акторы) должны стать предметом дискуссий и не вторгаться в сферу национальной и мировой политики. Администрация Буша критиковалась за излишнюю приверженность гегемонии, искажение миссии Америки, прежде всего политики демократизации мира, так как она была направлена на решение иных проблем (безопасность, энергетика, ресурсы, торговля и т. д.), а проблема демократизации находилась «в самых дальних углах американской внешнеполитической деятельности»518. Предлагалось отделить политику по продвижению демократии от политики по смене режимов, в том числе с помощью военных интервенций, так как отсутствует единый подход в отношении различных автократических режимов; пересмотреть положение о существовании прямой зависимости между наличием или отсутствием де518

Carothers Th. The Democracy Crusade Myth // The National Interest online. 6 May, 2007 // http://www.nationalinterest.org.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

337

мократии и наличием или отсутствием терроризма в той или иной стране или в политике одной или группы стран; существенно снизить америкоцентризм в демократизации остального мира519. Была надежда на то, что новая администрация попытается исправить ситуацию. Нельзя было ожидать отказа от мессианства, от продвижения демократических идей и институтов, так как идеология всегда играла далеко не последнюю роль в деятельности Американского государства. Однако ожидалось, что США отойдут от варианта «крестового похода» на столетие. Действительно, администрация Обамы заметно изменила акценты: было заявлено, что демократия не может быть навязана, привнесена извне, что следует учитывать особенности развития отдельных стран, быть терпеливыми, действовать своим позитивным примером. Однако основополагающее положение о миссии Америки, о глобальном лидерстве Америки осталось. Б. Обама заявлял: «Я отвергаю утверждение о том, что время Америки прошло. Я отвергаю заявления циников о том, что в новом веке, говоря словами Ф. Д. Рузвельта, мы не будем лидировать в мире в борьбе со злом для достижения всеобщего блага. Я продолжаю верить в то, что Америка остается последней, лучшей надеждой на Земле. Нам только нужно показать миру, почему это действительно так… В течение последних шести лет место лидера свободного мира оставалось свободным. Настало время вновь занять это место. Время для Америки не прошло. Все в наших руках. И, как поколения до нас, мы используем эту возможность и дадим миру новый импульс»520. Став президентом США, Б. Обама и его администрация старались не упустить шанс, возродить американское глобальное лидерство, продолжить реконструкцию мира, не отказываясь от его демократизации.

Двухуровневая бифуркация в российско-американских отношениях К концу первого десятилетия ХХI в. Российская Федерация попрежнему рассматривалась в старой системе координат, где основными параметрами оценки были: негативная история, отсутствие 519 Carothers Th. U. S. Democracy Promotion During and After Bush. Carnegie Endowment for International Peace. Washington, D. C.: CEIP, 2007. P. V–VI, 12–16, 19– 20, 25 // http://www.ceip.org. 520 Remarks of Senator Barack Obama to the Chicago Council on Global Affairs. April 23, 2007 // http://www.cfr.org.

338

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

традиции и приверженности демократии, имперское сознание и политика, несовместимость западных и российских ценностей. Российско-американские отношения развивались в привычном волнообразном формате, когда периоды кризисов сменялись некоторым потеплением в риторике и декларативными дружескими жестами, усилением взаимодействия на официальном государственном уровне, взаимными неравноценными для России уступками. При формировании американской политики в отношении России произошло сложное раздвоение — бифуркация, развивавшаяся на двух уровнях: политико-дипломатическом и политико-академическом, т. е. в деятельности администрации и в деятельности экспертного сообщества. Конечно, мы выделяем эти уровни условно, так как на практике они часто неразрывны, люди, действующие на этих уровнях, в разное время и в разном качестве участвуют на том или ином уровне в формировании и реализации внешнеполитической стратегии Соединенных Штатов, поэтому образуют политико-академическое или внешнеполитическое сообщество, не отличающееся монолитностью взглядов, но действующее достаточно организованно и сплоченно, когда речь идет о миссии США и их интересах521. На политико-дипломатическом уровне бифуркация проявилась в том, что налицо было явное расхождение между официально заявляемой линией в отношении России и реальными действиями. Это имело место и при администрации Клинтона, начавшей кампанию по «демократизации» мира, в том числе в форме свержения режимов военным путем. Однако в то время глобальная стратегия США находилась в стадии разработки и начальной фазы реализации, о многом американское руководство говорило не до конца и в полутонах. Уже тогда можно было сказать, что слова расходились с делом, и ни одно из обещаний не выполнялось, хотя давались заверения в дружбе на самом высоком уровне. При администрации Буша, когда началась полномасштабная реализация глобальной стратегии, в основе которой была крестоносная демократическая инициатива, раздвоение на политико-дипломатическом уровне становилось все более заметным. При этом сузился круг представителей властной элиты, отдававших дань вежливости и верности тезису о партнерстве и дружбе с Россией, повторялись традиционные обещания, звучавшие в американской риторике с конца 1980-х гг. Можно сказать, что дружественность сохранилась в отношениях 521 В данной работе мы не рассматриваем деятельность внешнеполитического сообщества в целом, в которое, помимо анализируемой части политико-академического сообщества, входят бизнес-группы, различные группы влияния, включая этнические политические группы, другие обособленные лоббирующие группы, отдельные влиятельные деятели и т. п.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

339

двух президентов, но на практическом уровне (реальная политика) осуществлялись действия, противоречившие сделанным заявлениям и обещаниям, провозглашенным принципам. Более того, усиливалась критика России, и под ее огнем оказывались и базовые принципы ее внешнеполитической деятельности, и конкретные действия, причем реальные национальные интересы, сформулированные ею самой, отвергались как неправомерные, и ей предлагалось вообще отказаться от каких-либо геополитических, экономических и иных интересов, прежде всего в соседних странах. На политико-академическом уровне бифуркация выражалась в несовместимости позиций России и США по широкому спектру вопросов: от проблем мирового порядка до конкретных действий по решению собственно российских внутриполитических проблем и проблем отношений России и США с разными странами. Большинство американских теоретиков и практиков придерживались отличных от российских взглядов на постбиполярную стадию развития международных отношений, на основополагающие принципы строительства нового миропорядка. Они видели мир однополярным, американоцентричным: доминирование США в любой иерархической структуре мирового порядка (вершина пирамиды, доминирующий центр линейной или круговой структуры). Будущий порядок начал формироваться сверхдержавой в форме гегемонии (применяемые к ней эпитеты «благожелательная» или «мягкая» сути ее не меняют) на основе диктатуры демократии (принципы и институты), предполагающей добровольное или вынужденно-добровольное присоединение или вовлечение в орбиту деятельности Соединенных Штатов. Место и роль других государств и негосударственных участников также определялись сверхдержавой. Альтернативные точки зрения высказывались (и продолжают существовать), но не оказывают влияния на формирование американской стратегии. Бифуркация существует в определении роли России в современных международных отношениях. В данном случае налицо раздвоение в американской позиции: на официальном уровне признается, что Россия — великая держава, без которой невозможно решить ни одной важнейшей глобальной проблемы, прежде всего в сфере безопасности. На деле американская политика в отношении России строится совсем на другом принципе: она принимается как страна, проигравшая холодную войну, слабая политически и экономически, а поэтому обязанная подчиняться и принимать условия победителей. Открыто об этом мало кто говорит в США (не так много говорят об этом и в России), но удивление и недовольство российской стороны часто вызывается именно тем, что современное Рос-

340

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

сийское государство не приемлет статуса «проигравшей стороны» и ведет себя как полноценное великодержавное государство, хотя и уступающее по ряду параметров другим великим державам. После 15 лет попыток США подвести Россию к признанию своего поражения и принятию определенных условий им пришлось отказаться от необоснованных ожиданий. В 2006 г. большинство американских политологов признали, что Россия вернулась в большую политику, что снова «русские ведут себя как… русские», и не считаться с этим нельзя522. Важнейшим пунктом, по которому позиции России и США расходятся, является американская политика по «демократизации» мира. Часто американские политологи обращают основное внимание на то, что мы по-разному понимаем демократию, что у России существует свое определение демократии, не совпадающее с западным, и в этом они усматривают бифуркацию. Думается, бифуркация наблюдается совсем в другом. Речь идет не о демократии как форме государственного правления, а о демократичности или недемократичности поведения той или иной страны в мировой политике. У России нет особого определения демократии, но есть особая позиция относительно американского плана по демократизации мира. Российские политологи и политики оперируют теми понятиями, которые существуют в мировой научной литературе и практике, а те концепции, которые были предложены на российской политической ниве («суверенная демократия», «управляемая демократия»), касаются не столько существа демократии как таковой, сколько тех специфических в конкретный исторический момент условий, в которых будет происходить эволюция (или становление) демократической системы, и темпов ее развития в трансформационных условиях. В общих чертах демократия — это такая форма правления, при которой власть принадлежит народу и эта власть прямо и косвенно реализуется через систему представительства, что обеспечивается регулярно проводимыми свободными выборами. Можно также добавить, что ее основными элементами признаются существование трех ветвей власти, их выборность, верховенство закона и подчинение ему всех ветвей власти, контроль всех структур власти со стороны общества, многопартийность, существование гражданских свобод и свободы волеизъявления через свободную прессу и негосударственные объединения (НПО). Речь также идет о том, кто и на основе каких критериев оценивает ту или иную страну (фактор двойных стандартов), какая «доля» демократии необходима, чтобы объявить страну демократической 522

Kuchins A. Look Who’s Back // The Wall Street Journal. May 9, 2006 // http:// www.carnegie.ru/en/74116.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

341

по западному образцу. Такой «долей» являются система свободных выборов власти (иногда это единственный и очень субъективный критерий), политический плюрализм, гражданские свободы (хотя и реализуемые в разной степени в разных странах, объявленных «демократическими»). Соединенные Штаты и сторонники западной модели демократии объявили ее образцом, где в полном объеме существуют все составляющие демократической системы, которому следует подражать и который будет внедряться в недемократических странах. В России, по оценкам западных и многих российских историков и политологов, не имевшей или почти не имевшей опыта демократического правления, демократия изначально находилась в зачаточном состоянии, и ее развитие сопряжено со многими трудностями и отклонениями от западной нормы. Для подобных стран был предложен термин «нелиберальная демократия», чтобы расширить клуб участников «демократического клуба», из которого в противном случае выпадает не только Россия, но и Китай, без которых обсуждение основных глобальных и региональных проблем невозможно. Смягчился категоризм американских оценок «остального мира». Автор концепции нелиберальной демократии Ф. Закария писал: «Если бы обе они (КНР и Россия. — Т. Ш.) стали либеральными демократиями в западном духе, то во всех крупных державах возобладали бы стабильные режимы, управляемые на основе народного согласия и верховенства права. Конечно, это не принесло бы вечного мира; не исчезло бы и международное соперничество. Но вполне вероятно, что обстановка на планете стала бы более благодатной»523. Представляется, что у России и США нет расхождения в понимании того, что такое демократия, но есть разный взгляд на то, как сочетаются классические (западные) демократические институты и нормы с традицией и конкретным историческим периодом развития той или иной страны, а также на то, правомерно ли насильственное внешнее вмешательство и насаждение демократии, что может быть сопряжено с дестабилизацией политической и экономической систем.

Демократия в России: позиция Конгресса и администрации Президент Буш и члены администрации действовали в основном в рамках указанной бифуркационной парадигмы в отношениях с Россией, поэтому при республиканцах сохранялось дружеское взаимодействие на уровне президентов, что было очень важно в 523

Закария Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами: пер. с англ. / под ред. В. Иноземцева. М., 2004. С. 89.

342

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

условиях, когда реальных достижений в двусторонних отношениях не было. России не удалось добиться практически ничего из того, что она предлагала или просила: приостановки расширения НАТО, невмешательства в ее политику на постсоветском пространстве, вступления в ВТО, отмены поправки Джексона — Вэника, расширения экономического взаимодействия, подписания новых соглашений, реально решающих проблемы безопасности. Что касается законодательной власти и экспертного сообщества США, то они действовали более прямолинейно и откровенно, в основном не соблюдая политическую корректность. Можно предположить, что существовала определенная негласная договоренность между представителями исполнительной и законодательной властей, позволявшая проводить двусмысленную и выгодную для США политику, сохраняя «дух» снисходительного уважения к России. СМИ, занимавшие очень категоричную позицию и очень остро критиковавшие Российскую Федерацию, наносили серьезный ущерб двусторонним отношениям, и в 2000-е гг. отдельные американские и российские политологи охарактеризовали сложившуюся ситуацию как «рост русофобии»524. Говоря об этом, необходимо помнить, что американские СМИ не обладают полной свободой в выборе тем и тональности публикаций, так как в значительной степени зависят от финансирования теми или иными компаниями, лицами, хотя у тех или иных изданий есть определенная политика и позиция. Так, газета «Нью-Йорк таймс», издание «Уолл стрит джорнэл», серьезно связанные с большим бизнесом, старались не переступать черты в критике России, так как многие представители американских бизнес-структур выступают за расширение взаимодействия с Россией и уже вовлечены в финансовую и экономическую деятельность в стране. Газета «Вашингтон пост», более ориентированная на среднего американца, а также консервативная газета «Вашингтон таймс», напротив, стали рупорами антироссийской критики, содержали самую резкую, часто провоцирующую критику России525. Особое положение в российско-американских отношениях занимала позиция конгрессменов, которые не только блокировали 524 Lieven A. Against Russophobia // World Policy Journal. Vol. XVII. No. 4 (Winter 2000/2001). P. 25–32; Lieven A. America Right or Wrong. An Anatomy of American Nationalism. London, 2004; Цыганков А. Отношения США с Россией в современной американской политологии // Международные процессы. Т. 7. 2009. № 1 // www. intertrends.ru. 525 Позиция американских СМИ федерального и местного уровней подробно изложено в кн.: Баталов Э. Я., Журавлева В. Ю., Хозинская К. В. «Рычащий медведь» на «диком Востоке». Образы современной России в работах американских авторов: 1992–2007 гг. М.: РОССПЭН, 2009.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

343

или поддерживали те или иные предложения администрации, но и выступали инициаторами многих предложений антироссийского характера. Законодатели довольно активно критиковали Россию за внутреннюю политику и предлагали принять санкции против нее. В декабре 2003 г. по предложению сенатора Р. Лугара сенатский Комитет по международным делам принял резолюцию с осуждением действий российского руководства за арест М. Ходорковского, в чем виделись прежде всего политические причины и что характеризовалось как отступление от законности и демократии. Конгрессмены Т. Лэнтос и К. Кокс сформировали Российский демократический кокус в Конгрессе, который должен был обсудить и оценить наступление на свободу СМИ, право собственности и другие нарушения законности в России. После событий в Беслане в сентябре 2004 г. и последующих решений Президента РФ по укреплению властных структур сенатор Дж. Маккейн объявил решения В. В. Путина «консолидацией автократического правления» и охарактеризовал предложения Президента как «далеко идущие антидемократические действия». Он призвал американское руководство прямо заявить о «непримиримой оппозиции» таким антидемократическим действиям и о том, что продолжение подобной политики может привести к сворачиванию двустороннего взаимодействия. Сенаторы Дж. Маккейн и Дж. Байден стали инициаторами подготовки письма, подписанного ста ведущими западными политиками и экспертами и обращенного к лидерам стран — членов НАТО и ЕС, от 28 сентября 2004 г. В нем говорилось, что Россия все дальше продвигается к авторитаризму, что риторика Президента Путина — это «милитаристская и имперская риторика», а его политика «подрывает партнерство между РФ и НАТО и европейскими демократиями». Высказывалась мысль о необходимости сократить взаимодействие с российскими государственными структурами (с правительством Путина)526. Были приняты специальные резолюции в связи с разработкой в России Закона «О неправительственных организациях». Хельсинкская комиссия Конгресса США направила письмо в Государственную Думу в ноябре 2005 г. Палата представителей приняла предложенную конгрессменом Г. Хайдом резолюцию по этому вопросу в декабре 2005 г.; Сенат принял аналогичную резолюцию, предложенную Дж. Маккейном, также в декабре 2005 г. В письме и резолюциях американские законодатели требовали от российского правительства отозвать и переписать Закон «О неправительствен526

Democracy in Russia: Trends and Implications for U. S. Interests. CRS Report for Congress. August 29, 2006. P. 33–38.

344

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

ных организациях». Позиция Конгресса была поддержана многими американскими экспертами (например, это сделали Э. Качинс, М. Макфол, С. Мэнделсон, А. Коэн и др.), которые также охарактеризовали Закон как дискриминационный (недемократический). При этом ни один из критиков Закона не представил полный перечень причин, приведших к разработке нового российского закона, хотя о специфике работы иностранных фондов и представительств научно-исследовательских центров в России писали отдельные аналитики (например, А. Ливен). Практически ежегодно Дж. Маккейн выступал с предложением исключить Российскую Федерацию их Группы восьми, не получавшим необходимой поддержки. Очередная резолюция по этому вопросу была принята за день до начала саммита «восьмерки» в Санкт-Петербурге в 2006 г. Ее внес сенатор Дж. Байден, и в ней президенту Бушу рекомендовалось обратиться к президенту Путину с предупреждением, что его «антидемократическая политика несовместима с членством в Группе восьми и что его правительство должно гарантировать соблюдение в полном объеме гражданских и политических прав граждан». При этом он выступил с критикой администрации Буша за то, что она занялась демократизацией Ближнего и Среднего Востока, но не уделила серьезного внимания сворачиванию демократии в России. Начиная с 1992 г. США проводят целенаправленную политику по поддержке и развитию демократических институтов и практик в Российской Федерации и других странах. Правовую основу американской помощи России и «новым независимым государствам» (ННГ) для развития демократии составил Закон «О свободе для России и развивающихся евразийских демократий и открытых рынков», или Закон о поддержке свободы — Freedom Support Act (далее — ЗПС), который президент Дж. Буш-старший подписал 24 октября 1992 г.527 Разработанная в это время политика в отношении постсоветских государств, включая Россию, в немалой степени финансировалась из средств, выделяемых по этому Закону: средства выделялись не только на развитие демократии, но и на обеспечение безопасности и социально-экономические цели. Закон «О российской демократии» (Russian Democracy Act) был подписан президентом Дж. Бушем-младшим почти день в день в 10-ю годовщину принятия Закона о поддержке свободы 1992 г. (23 октября 2002 г.). В Преамбуле цель Закона формулировалась следующим образом: «Выделить средства… на расширение демократии, хорошего 527 Freedom for Russia and Emerging Eurasian Democracies and Open Markets Support Act of 1992 — FREEDOM Support Act (FSA). [изложение] // http://usinfo.state. gov/usa/infousa/laws/majorlaw.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

345

управления и антикоррупционных программ в Российской Федерации с целью развивать и укреплять демократический государственный строй, гражданское общество и независимые средства массовой информации в этой стране». В соответствии с этим в статье 3(a)(2) предлагалось «продолжить и усилить помощь демократическим силам в Российской Федерации, включая независимые средства массовой информации, региональные администрации, демократические политические партии и общественные организации». В статье 3(b) излагались девять пунктов политики США в отношении России, включая содействие «интеграции России в Западное сообщество наций и поддержку установления прочной демократии»; сотрудничество с правительством и обществом в России с целью укрепления демократии; стимулирование регулярных контактов государственных чиновников США и представителей частного сектора с «демократическими активистами», «гражданскими организаторами», правозащитниками и «политиками, выступающими за реформы»; в российско-американских отношениях — постоянное обсуждение вопросов демократических реформ и расширения независимости средств массовой информации (остальные позиции нас в данном случае интересуют меньше, поскольку касаются военных и экономических аспектов)528. Начиная с 1998 г. в законах об ассигнованиях на внешнеполитическую деятельность на очередной финансовый год действует оговорка о том, что средства предоставляются Российской Федерации, только если президент США подтвердит, что в России не притесняются религиозные меньшинства (как У. Клинтон, так и Дж. Буш такие подтверждения делали). Завершить действующие в настоящее время программы по развитию демократии в Российской Федерации планируется к 2012 г. Самые крупные ассигнования для России пришлись на 1995 г.: 344 млн долл., или более 40% от общей суммы ассигнований по ЗПС. В последующие годы происходило постепенное снижение как общей суммы ассигнований, так и доли России — около 7,5% в 2008 г. (в 1992 г. они составляли 60%)529. Как отмечалось выше, сокращение расходов на «демократизацию» в Российской Федерации не было следствием общего ухудшения отношений между Россией и США. Этому в первую очередь способствовали неутешительные выводы о результатах американской политики по оказанию поддержки демократическим институтам в России, сделанные в 1999–2000 гг., признание 528 http://www.govtrack.us/congress/billtext.xpd?bill=h107-2121; Statement of the President // http://www.whitehouse.gov/news/releases/2002/10/20021023-11.html. 529 http://usinfo.state.gov.

346

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

неэффективности американской политики и усиления тенденции к сворачиванию реформ в России, а также общий настрой администрации Буша к сворачиванию программ зарубежной помощи в целом. Скорее, именно сворачивание программ помощи и научно-образовательных обменов в 2000-е гг. было одним из факторов, усиливавших общий неблагоприятный фон двусторонних отношений. Как отмечали к концу правления республиканцев отдельные американские политологи, такая политика администрации Буша существенно снизила качество знаний в обеих странах, привела к непониманию и искажению реальной картины двустороннего взаимодействия и ситуации в России, неблагоприятно сказалась на образе США в России. Демократическая администрация Обамы, заботясь об улучшении образа и престижа Америки в мире, выступила за расширение двустороннего взаимодействия как на уровне властных структур, так и на уровне общественном. Расширяются контакты с российским обществом и общественными структурами. Одновременно с межправительственным саммитом в июле 2009 г. прошел саммит лидеров гражданского общества двух стран. Пересматриваются программы научно-образовательных обменов, однако содержательная часть программ и их количество остались прежними. Мониторинг состояния демократии и прав человека в России и других странах проводится в Государственном департаменте США, где составляются ежегодные доклады о практике в области прав человека по отдельным странам (Country Reports on Human Rights Practices). Они ежегодно публикуются Бюро демократии, прав человека и труда Государственного департамента. По большей части эти доклады представляют собой перечисление как отдельных нарушений прав человека, так и негативных тенденций, хотя нет четких критериев того, что понимается под «нарушением прав человека». Более детальные оценки представлены в ежегодных докладах Государственного департамента «Поддержка прав человека и демократии: действия США» (Supporting Human Rights and Democracy: The U. S. Report). Такие доклады издаются начиная с 2003 г. во исполнение Закона о финансировании внешнеполитической деятельности. В них представляется информация только о тех странах, в которых, по мнению США, имеются наиболее серьезные проблемы с правами человека. Так, в докладе за 2002–2003 гг. отмечалось, что для защиты прав человека и религиозной свободы в России США, в частности, используют «публичную и тихую дипломатию, а также прямую и непрямую поддержку общественных организаций»; стимулируют развитие объективного суда и профессиональных правоохрани-

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

347

тельных органов; реализуют учебные программы по защите прав человека для военных и гражданских чиновников; оказывают «дипломатическую и программную поддержку» становлению демократической политической системы. Согласно докладу, содействие правозащитным организациям в основном было направлено на проведение последними социологических исследований; оказывалась помощь в обучении наблюдателей на думских и президентских выборах, в том числе с помощью американских общественных организаций, а также помощь в обучении журналистов; посольство США «помогало в реализации нового Уголовно-процессуального кодекса» через консультации и обучение сотрудников российских правоохранительных органов. В докладе также отмечалось, что «США поддерживают тысячи общественных организаций» через специальные «ресурсные центры» (NGO Resource Centers). На всю деятельность было выделено 40 млн долл. (плюс еще 3 млн долл. на оказание помощи в борьбе с торговлей людьми)530. В докладе за 2003–2004 гг. констатировалось, что ситуация с правами человека по нескольким направлениям ухудшилась; ставилась под сомнение демократичность думских (2003 г.) и президентских (2004 г.) выборов, указывалось на усиленное давление на прессу, общественные организации и некоторые религиозные объединения. Оценкой ситуации с правами человека была названа «серьезная обеспокоенность» (конкретно это относилось к свободе прессы, но отражало общую тональность «русского» раздела). Согласно докладу, США оказывали помощь почти 2 тыс. российских общественных организаций и обучили многих журналистов (так, только одна американская партнерская организация обучила 1 тыс. тележурналистов 200 региональных телеканалов). Остальные виды деятельности не очень отличались от тех, что были указаны в предыдущем докладе. Расходы на эту работу составили 79,2 млн долл. (в том числе 48 млн на обучение в США), еще 22,5 млн было выделено в рамках международной гуманитарной помощи беженцам на Северном Кавказе531. В докладе за 2004–2005 гг. признавалось «соблюдение в целом прав человека», но указывалось на значительные нарушения в некоторых вопросах и ухудшение еще по некоторым направлениям, в том числе «манипулирование» гражданским обществом. В связи с этим, указывалось в докладе, Государственный департамент «сделал права человека и демократию одной из главных тем публичной 530 United States Department of State. Supporting Human Rights and Democracy: The U. S. Report 2002–2003. June 24, 2003 // http://www.state.gov. 531 United States Department of State. Supporting Human Rights and Democracy: The U. S. Report 2003–2004. May 17, 2004 // http://www.state.gov.

348

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

дипломатии»; в частности, государственный секретарь К. Пауэлл опубликовал в газете «Известия» статью, в которой заявлял о несовершенстве и несбалансированности российской политической системы. К достижениям американской дипломатии были отнесены поддержка около 1 тыс. публичных акций с участием 120 тыс. человек; обучение в региональных учебных центрах около 1,6 тыс. журналистов 200 региональных телеканалов; проведение в 80 высших учебных заведениях юридических семинаров532. Доклад за 2005–2006 гг. содержал весьма критическую оценку ситуации с «продолжающейся централизацией власти», усилением давления на средства массовой информации, «дальнейшим подрывом эффективности деятельности общественных организаций». Несколько больший акцент делался на сотрудничестве с демократическими политическими партиями. Отмечалось, что при поддержке США состоялось около 1 тыс. публичных мероприятий неполитического характера, а количество тележурналистов, прошедших обучение, которое финансировалось за счет США, достигло 2,6 тыс. Отмечалось, что США финансировали проекты по совершенствованию работы российских судов533. Формулировки доклада за 2006 г. были более жесткими при характеристике общей ситуации в России. В частности, кроме привычных заявлений о «послушной Думе», «избирательном применении законов», мы читаем о «продолжающейся криминализации исполнительной власти» и давлении властей на оппозиционные политические партии. Упоминалось о подрыве свободы слова, об убийствах журналистов и ограничении свободы собраний. Что касается действий США, то здесь особых отличий от предыдущих докладов нет: содействие наблюдению на выборах, финансирование обучения 2,7 тыс. тележурналистов, начало создания вместе с неназванным российским партнером программы юридической поддержки общественных организаций (в условиях ужесточения соответствующего российского законодательства) и т. д.534 Именно доклад за 2006 г. (опубликован в 2007 г.) вызвал своего рода кризис в российско-американских отношениях. Российская политическая элита расценила его как декларацию о намерении и далее вмешиваться во внутренние дела России. В аналогичных докладах за 2008–2009 гг. также содержалась критика выборов в России, указывалось на чрезмерное использо532 United States Department of State. Supporting Human Rights and Democracy: The U. S. Report 2004–2005. March 28, 2005 // http://www.state.gov. 533 United States Department of State. Supporting Human Rights and Democracy: The U. S. Report 2005–2006. April 5, 2006 // http://www.state.gov. 534 United States Department of State. Supporting Human Rights and Democracy: The U. S. Report 2006. April 5, 2007 // http://www.state.gov.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

349

вание административного ресурса, массовый отказ в регистрации оппозиционным кандидатам на местных и региональных выборах 2009 г., сокращение свободы совести (ограничение деятельности прозелитических структур, вроде отделений «Свидетелей Иеговы»), институционализация государственного контроля над исторической наукой (борьба с фальсификацией истории, попытки университетов, в частности СПбГУ, следить за публикациями и выступлениями профессоров за рубежом). Указывалось на ужесточение цензуры в связи с передачей секретной информации отдельными учеными; рост коррупции в правоохранительных органах, сохранение практики незаконных арестов правозащитников и журналистов; господство государства в СМИ, маргинализация оппозиционных информационных каналов; сохранение высокого уровня насилия на Кавказе. Отмечается низкая результативность антикоррупционных мер, рост объема взяток и организованной преступности, сохранение внеправовых мер в отношении бизнеса, усиление роли государства в экономике, покушение на права собственности. С особой тревогой в докладах обращается внимание на ограничение прав собраний и объединений, низкую степень свободы профсоюзов, ограничение свободы передвижения, дискриминацию мигрантов и сексуальных меньшинств, ограниченный характер участия женщин в политической жизни. Отмечаются низкий уровень независимости судебной власти, ущемление негосударственных организаций в рамках Закона об НПО 2006 г. и ликвидация льготного режима налогообложения для них535. Можно заметить, что критика России носит более детальный характер, что не свидетельствует о снижении требовательности США к внутриполитическим факторам в жизни России. Данные докладов используются не только аналитиками из научно-исследовательских центров. Это важная информация, на основе которой выводится оценка России и степень ее «пригодности» для сотрудничества с США. Именно на основе данных докладов делаются выводы об усилении недемократических тенденций в России. При этом не упоминается, например, что цензура была усилена в США в связи с войной в Ираке, что в США строго контролируется секретная и конфиденциальная информация (как и в других странах), СМИ не являются свободными от частного капитала и государства, которое умело использует прессу, радио и телевидение в пропагандистских целях внутри страны и за рубежом, деятельность иностранных организаций (фондов) ограничивается американскими законами, и они не могут заниматься пропагандистской дея535 United States Department of State. Supporting Human Rights and Democracy: The U. S. Report 2008, 2009 // http://www.state.gov; http://www.state.gov/g/drl/rls/ hrrpt/2009/eur/136054.htm; http://www.state.gov/g/drl/rls/hrrpt/2009/index.htm.

350

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

тельностью, противоречащей политике и интересам США. Иными словами, имеет место некоторая предвзятость в оценках, хотя присутствуют и достоверные факты. Высокий критический потенциал в позициях конгрессменов и в администрации в СМИ дополнялся позицией представителей ведущих научно-исследовательских центров. К 2010 г. в академическом сообществе произошли серьезные изменения: значительная часть представителей старого поколения советологов ушла из политической и аналитической сферы; в целом сократились исследования по России, программы в университетах, готовящие руссологов; новое поколение аналитиков, занимающихся Россией, сформировалось в период, когда Россия и отношения СССР и США рассматривались и характеризовались в очень невыгодном для нее свете, часто предвзято; факты из истории международных отношений, советско-американских отношений и из истории Российского государства нередко «подгонялись» и подбирались конъюнктурно, в соответствии с общей установкой со стороны администрации. Положение спасалось тем, что часть авторитетных специалистовмеждународников продолжали выступать за сбалансированные отношения с Российской Федерацией, за необходимость взаимодействия с ней, невзирая на различия в политических системах и в сфере идейной.

Экспертное сообщество Балансирование между декларациями и делом со стороны США, неудовлетворенность ситуацией в России после 1999 г., когда произошла смена власти в стране, сопровождались все возрастающей критикой со стороны представителей экспертного сообщества. Политологи из ведущих «мозговых центров» указывали, что государственная власть, существующая в России, сильна в борьбе с независимыми мнениями и организациями, но не способна эффективно управлять государством в ХХI в. в сложном глобальном контексте, беспомощна в осуществлении экономических преобразований. Внешняя политика России была определена как «интернациональная, государствоцентричная и нелиберальная, сопровождавшаяся усилением геополитики в российской стратегии и приоритетах»536. Главный упрек администрации Буша сводился к тому, что Соединенные Штаты не имеют хорошо продуманной политики в отношении России, недостаточно внимательны к единственной 536

Wallander C. The Challenge of Russia for U. S. Policy. Testimony Before the Committee on Foreign Relations. U. S. Senate. June 21, 2005. P. 3–4, 8–9.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

351

стране, потенциально способной уничтожить сверхдержаву. В результате этого Россия все дальше отходит от реформ и скатывается на путь авторитаризма и агрессивности, и это низводит до минимума «полезность» и востребованность России для американской международной деятельности, где у США три приоритета: борьба с терроризмом, предотвращение распространения ОМУ, распространение свободы. Признавая поражение в реализации задачи по включению России в западные институты, М. Макфол, один из ведущих специалистов по России Стэнфордского университета, выдвинул идею включения российского общества (народа) в Запад, что приведет к постепенной интеграции и Российского государства537. Вместо суверенитета нации-государства было предложено опираться на иную категорию — «суверенитет народа» (sovereignty of the people): «Сегодня те, кто продолжает отстаивать незыблемость “суверенитета государства”, часто делают это для того, чтобы сохранить автократию; а те, кто выдвигает идею “суверенитета народа”, — это новые прогрессивно мыслящие люди»538. М. Макфол предложил пересмотреть политику в отношении России и целесообразность сохранения за ней статуса союзника и партнера в антитеррористической борьбе, занять более жесткую позицию и усилить действия по ее демократизации539. Значительная часть экспертов из разных научно-исследовательских центров оценивали все происходящее в России как имеющее системный, а не случайный характер, что требовало, по их мнению, радикального пересмотра политики, ужесточения позиции США по вопросам демократии540. Были представлены следующие выводы: • не должно быть более иллюзий относительно того, что Россия и США разделяют одни и те же ценности; исключением может быть лишь приверженность обеих держав определенной доле реализма во внешней политике; • неизбежен конфликт американских и российских интересов в постсоветских странах, так как США намерены твердо стоять на защите демократии во всех постсоветских государствах; • сократились возможности взаимодействия в энергетической сфере в результате расширения государственной моно537 McFaul M. Russia and the West: A Dangerous Drift // Current History. October 2005. P. 307–312; Goldgeier J. and McFaul M. What to Do About Russia // Policy Review. October/November 2005. No. 133. P. 45–62. 538 The Washington Post. December 21, 2004. 539 Цит. по: Tefft J. Ukraine and the United States. The Challenges Ahead. Remarks to the Chicago Council on Foreign Relations. Chicago, Ill. February 7, 2005. 540 Aslund A. Democracy in Retreat in Russia. Testimony before the U. S. Senate. Committee on Foreign Relations. January 2005 // http://www.ceip.org.

352

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

полии на транспортировку энергоносителей и сокращения частного сектора после наступления на олигархов; • вызывает сомнение статус Российской Федерации как одного из самых твердых и способных союзников США в борьбе с международным терроризмом. События в Беслане, взрывы в Москве и на Северном Кавказе дают основания усомниться в способности России к результативным действиям в борьбе с терроризмом. По мнению отдельных американских и российских политологов, американо-российские противоречия — это факт, обусловленный историей: «Что касается многих членов американского истеблишмента, падение коммунизма и конец Советского Союза едва ли изменили их враждебное отношение к России-государству; ситуация могла бы измениться только в том случае, если бы Россия приняла положение полного подчинения желаниям Америки не только в мире, но и в своем регионе (Евразии. — Т. Ш.)»541. Расхождение, отдаление в отношениях между двумя странами в наиболее откровенной форме было зафиксировано в докладе группы специалистов по международным отношениям «Неверный путь России. Что США могут и должны делать»542 и в речи Президента РФ В. В. Путина в Мюнхене в феврале 2007 г.543 В доклад вошли оценки и рекомендации, высказанные в ходе дискуссий в 2004– 2005 гг. Он был обнародован 5 марта 2006 г., в годовщину знаменитой речи У. Черчилля в Фултоне, которая считается символическим началом холодной войны. Доклад не выявляет явной партийной ориентации: среди его руководителей и участников были демократы и республиканцы, либералы и консерваторы. Одним из председателей группы по подготовке доклада был сенатор Дж. Эдвардс, претендовавший на пост кандидата от Демократической партии в 2004 г., затем в 2008 г., но потерпевший неудачу. Среди участников проекта были: заместитель государственного секретаря в администрации Клинтона и вице-президент одной из ведущих «фабрик мысли» — Института Брукингса — С. Тэлботт, С. Сестанович, посол по особым поручениям и специальный советник государственного секретаря М. Олбрайт, принимавший непосредственное участие в планировании и осуществлении российской политики; К. Блэкер и 541 Lieven A. America Right or Wrong. An Anatomy of American Nationalism. London, 2004. P. 162; Баталов Э. Я. Русская идея и Американская мечта. М., 2009; Баталов Э. Я. Какая Россия нужна Западу // Современная Европа. 2005. № 4. С. 5–20. 542 Russia’s Wrong Direction: What the United States Can and Should Do. Report of an Independent Task Force. Council on Foreign Relations, 2006. 543 Мюнхенская речь Путина. 10 февраля 2007 г. // Откровенная речь Путина в Мюнхене // http://www.stringer.ru/publication.mhtml?Part=50&PubID=7070.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

353

Дж. Гэддис — ветераны советологических исследований, скорее ориентированные на Республиканскую партию, хорошо знающие историю Российского государства и сохраняющие традиционноисторический подход (можно сказать — ортодоксальный) в оценке событий в современной России. Были и представители более молодого поколения исследований (М. Макфол, Ф. Хилл), приверженные резко критическим оценкам. Интересно, что наиболее авторитетные специалисты по международным отношениям и по СССР, и России, такие, например, как Р. Легволд, Р. Гетемюллер, вошли в группу консультантов, а такие, как М. Мэнделбаум, А. Стент, Д. Ергин, С. Хантингтон, Дж. Айкенберри, Ч. Купчан, Дж. Голдгайер, Б. Пэрротт и многие другие политологи-центристы, не стали участниками проекта. Можно предположить, что, как отмечалось выше, сформировалась лоббистская группа единомышленников, считающих возможным возврат к политическому и идеологическому противостоянию с Россией и решивших добиться от руководства США радикального изменения подхода к ней. Можно также предположить, что существовал политический заказ на разработку новой стратегии в отношении Российской Федерации (скорее всего, от Демократической партии), и потребовалось собрать людей, объединенных единством позиций и устремлений к решительным действиям. Не случаен и факт первого неофициального обнародования этого документа, напоминавший «утечку» — предупреждение для России: ей оставлялись шанс и время для изменения своей политики внутри и вовне. Несмотря на объемность доклада, в нем можно выделить несколько основных положений. Первое: Россию и США (и их союзников) разделяют не только разные ценности (демократия — отсутствие демократии, авторитаризм, диктатура). Второе: есть серьезные сомнения в том, что Россия осуществляет модернизацию и действительно строит современное и эффективное государство, способное успешно взаимодействовать с остальными развитыми странами для решения общемировых проблем. Третье: рост разногласий между США и Российской Федерацией может не только оказать влияние на ход и содержание двусторонних отношений, но и привести к существенному ослаблению сплоченности между ведущими мировыми державами. Авторы доклада признали, что Россия добилась определенных экономических успехов (хотя она и продолжает занимать лидирующие позиции в мире по размаху коррупции и криминала), однако они почти перечеркиваются негативными тенденциями в политической жизни страны, из которых отмечалось следующее:

354

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

• •

Россия все дальше отходит от европейских политических норм; российские институты стали еще более коррумпированными, чем в предыдущие годы; • наблюдается эрозия плюрализма; отношения между разными ветвями власти, между центром и периферией, между правительством и СМИ, между правительством и обществом, между государством и бизнесом становятся менее регулируемыми и предсказуемыми; • Дума контролируется одной президентской партией; Совет Федерации состоит из людей, выбранных Президентом; губернаторы также выдвигаются Президентом; судебные власти полностью подконтрольны исполнительной власти; • можно говорить о существовании лишь отдельных атрибутов демократии в России и об отсутствии какой-либо базы демократической системы. Такой исход реформирования России ставит под сомнение будущее развитие страны после выборов 2008 г., когда она может пойти по пути дальнейшего усиления авторитаризма и отхода от демократии при лидере, которому вряд ли удастся так же успешно, как В. В. Путину, поддерживать стабильность и гасить разногласия между элитами. Из этого делался важный вывод: перед Соединенными Штатами не стоит дилемма, как сформировать партнерство с Россией; задача для американского руководства состоит в том, чтобы проводить эффективную политику избирательного сотрудничества и избирательной оппозиции к России для достижения важных целей международной деятельности США. Российско-американские разногласия становятся нормой, и эта негативная тенденция будет развиваться. В этих условиях для США важнейшей задачей оставалось продвижение американских интересов, невзирая на позицию России и ни в коем случае не уступая ей по политическим или иным соображениям. Для повышения эффективности американской политики и учитывая рост авторитарной тенденции внутри страны и во внешней политике России, указывали авторы доклада, США должны стремиться к консенсусу с европейскими странами в вопросе о российской политике, к созданию объединенного фронта демократических государств, так как только в этом случае Россия осознает сложность ситуации. Российское руководство поймет, что страна может потерять все то позитивное, чего она добилась в предыдущие годы (членство в Группе восьми, сотрудничество в рамках Совета Россия — НАТО, обещание принятия в ВТО и т. д.). Ряд экспертов, не согласных с основными выводами доклада, заявили, что негативные оценки всего происходящего в России, а также перспектив двусторонних отношений преждевременны и из-

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

355

лишне драматизированы. Указывалось на то, что для завершения демократических реформ потребуется время нескольких поколений, т. е. процесс носит эволюционный характер, поэтому Соединенные Штаты должны сотрудничать с Россией в борьбе с терроризмом, включать ее в сферу торгово-экономической деятельности США и ЕС, что будет благотворно действовать на ее развитие и способствовать развитию позитивных тенденций в обществе (в том числе по формированию среднего класса). По мнению оппонентов, демократизация как основной пункт в российской политике США усиливает риск того, что будут полностью подорваны основы двусторонних отношений. Отмечалось, что американское руководство должно трезво оценить ситуацию в отношениях с Россией и признать, что у них существуют различия и конфликт интересов, но они могут сотрудничать в вопросах, в которых у них остается общая позиция. США проводили такую политику с СССР, поэтому, считают политологи, то же самое можно делать с Россией Путина. США должны действовать свободно как от иллюзий, так и от паранойи544. Имелись в виду отдельные высказывания, например, известного специалиста по российской истории Дж. Биллингтона, который заявил, что Россия Путина «движется к какому-то варианту корпоративного государства, управляемого диктатором, пользующимся риторикой славянофилов, которое можно назвать фашизмом с дружественным лицом», хотя такое положение, по его мнению, не обязательно продлится вечно. Подобные суждения начали высказывать отдельные эксперты по России начиная с 1995 г., когда началась первая волна критики в адрес России за то, что она начинала сворачивать реформы, уходить от демократии, вернулась к агрессивной внешней политике. Так, делались заявления о том, что «экспансионизм заложен в российском генетическом коде»; что «единственная потенциальная проблема для безопасности Центральной Европы — это сохраняющаяся тень российской мощи, и НАТО должна ее сдерживать»545. Убийство журналистки А. Политковской, как и ранее, арест и вынесение обвинительного приговора М. Ходорковскому стали не только предметом обсуждения и осуждения, но и основой для обобщений и выводов, отраженных в докладе «Неверный путь России», в заявлениях официальных лиц и экспертов из ведущих «мозговых центров». Б. Джексон, один из руководителей неоконсервативно544 Несогласие с выводами доклада высказали весьма авторитетные специалисты-международники Р. Берт, Р. Блэквилл, У. Слокомб, Д. Захейм. 545 Цит. по: Democracy in Russia: Trends and Implications for U. S. Interests: CRS Report for Congress. August 29, 2006. P. 26. Об этом писали, в частности, известные специалисты П. Родман и Дж. Уилл.

356

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

го проекта «Новый американский век», заявил, что арест Михаила Ходорковского в октябре 2003 г. был переломным моментом в падении демократии в России: «Неверно утверждать, что демократия отступает в России. Демократия в России уничтожена»546. Лишь Э. Качинс, возглавивший Программу российских и евразийских исследований авторитетного Центра стратегических и международных исследований, написал в 2007 г., что к России применяются особые требования и критерии. Так, в вопросе о гибели журналистов и бизнесменов в России американские СМИ и многие политологи абсолютно бездоказательно заявили о причастности Кремля и лично В. В. Путина ко всем убийствам. При этом не упоминалось, отмечал политолог, что в 1990-е гг. (в эпоху Ельцина) в Российской Федерации погибало значительно больше журналистов и бизнесменов: 42 были убиты и 3 пропали, а в 2000-е гг. 22 были убиты и 2 пропали. Более того, подчеркивал Э. Качинс, многие американские деятели и журналисты бездоказательно утверждают, что в 1990-е гг. причины гибели журналистов были чисто экономическими (передел и захват собственности и вражда разных группировок), а в 2000-е гг. они стали носить политический характер (оппозиция режиму)547. Критические кампании были начаты в связи с революциями в Грузии в 2003 г. и на Украине в 2004 г., а также в связи с нарастанием грузино-абхазского и грузино-южноосетинского конфликтов в 2007–2008 гг. Высказывалось мнение, что жесткими репрессиями по отношению ко всяческому инакомыслию Кремль старается предотвратить «цветную революцию» в России, при том что «российское правительство не имеет ни возможностей, ни желания решать как серьезные внутриполитические, так и внешнеполитические проблемы»548. Делались заявления о том, что «запугивание Грузии и Молдавии, демонстрация поддержки движения “Хамас”, потакание Северной Корее — все это делается не в рамках стратегического понимания долгосрочных интересов России, что мотивом данных поступков является самая обыкновенная злоба»549. При этом американские критики «агрессивной России» не объясняли, какими должны быть стратегические интересы России в соседних с ней странах. 546 Testimony of Bruce Pitcairn Jackson Before the US Senate Committee on Foreign Relations On Democracy in Russia. February 17, 2005 // http://www.newamericancentury. org/russia-20050217. 547 Kuchins A. Dead Journalists In Putin’s Russia. March 19, 2007 // http://www.csis. org. 548 Gvosdev N., Mendelson S. What Will Russia Resemble after Putin? Online Debate. February 2, 2007 // http://www.cfr.org. 549 Lipman M. The Russian Revival. Daily Times. August 10, 2006 // http://www. carnegieendowment.org/publications.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

357

В то же время стратегические интересы всех других игроков, включая США, на постсоветском пространстве они признавали законными и жизненно важными. Традиционно критически высказывались эксперты из консервативного Фонда «Наследие». А. Коэн, например, всегда стремившийся найти объяснение действиям России в истории, высказал убеждение о более существенных исторических корнях всего происходившего: «Российской глобальной стратегией руководят представители силовых структур, которые рассматривают свою страну как наследницу Российской империи и Советского Союза и с энтузиазмом взваливают на нее роль единственного контрбаланса Соединенным Штатам на мировой арене»550. З. Бжезинский считал, что российско-американские отношения пришли к неблагоприятному развитию во многом из-за двусмысленной политики США и Европы. Он полагал оправданным и вовлечение России в консультации и взаимодействие по ситуации на Ближнем и Среднем Востоке, в конструктивные отношения с НАТО, действия, направленные на включение Российской Федерации в ВТО и Группу семи, что превратило ее в «восьмерку». Такую политику ведущий геополитик определил как практическую и основанную на реальности. Но он не одобряет игнорирование западными державами действий России «по навязыванию своей воли новым независимым государствам, прежде всего Украине, Грузии, Молдове», а также поддержку и фактическое спонсирование ею Белоруссии — «последней диктатуры в Европе». «Россия, — писал З. Бжезинский, — была дезориентирована: никто из западных стран серьезно ее не предупредил, что ей грозит изоляция, если она не откажется от авторитаризма дома и продолжит неоимперскую политику по отношению к Молдове, Украине, Грузии, а также Чечне. Вместо этого Россию называли новой демократией, американский президент “смотрел в душу” российскому президенту, и между ними развивались дружеские отношения»551. Такая позиция, по мнению Бжезинского, «вскружила голову» российскому руководству, и произошло усиление нежелательных негативных тенденций внутри страны и во внешней политике Российской Федерации. В геополитическом плане появилась опасность того, что сформируется антиамериканская коалиция во главе с Китаем в Восточной Азии, где будет участвовать Россия, а в Евразии Россия и Индия будут действовать вместе и тоже против США. 550 Cohen A. The G-8 Summit. Putting U. S. — Russia Relations Back on Track. June 5, 2007 // www.heritage.org. 551 Brzezinski Z. Second Chance. Three Presidents and the Crisis of American Superpower. N. Y., 2007. P. 188–189.

358

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

Главным пунктом разногласий в двусторонних отношениях оставалось отсутствие демократии в России, из-за чего, по мнению американских аналитиков и политиков, в стране развивались негативные тенденции, не позволяющие ей добиться экономических и политических успехов (коррупция, беззаконие, сильная ограниченность гражданских свобод и т. д.), а во внешней политике возвращалась забытая тяга к агрессивности. Об этом продолжали писать большинство американских политологов. Заявлялось, что в целом состояние с демократией в мире, в том числе в одной из крупнейших и богатейших стран — России, требует от руководства США такой же стратегии, которую проводил Р. Рейган, приведший страну к победе в холодной войне: иметь сильную национальную оборону, не отказываться от бремени мирового лидерства, создать фронт по продвижению свободы и сделать ее распространение главной целью американской внешней политики552.

Выборы 2008 г.: назад к Клинтону Во время президентских выборов 2008 г. претенденты в кандидаты на пост президента США от обеих партий делали недемократичность основным тезисом, когда речь заходила об отношениях с Российской Федерацией. Ее также обвиняли в том, что блестящие планы США по урегулированию конфликтов (в бывшей Югославии, Молдове, Грузии) и демократизации мира (Ирак, Афганистан, Украина, Грузия, Киргизия) встречают трудности из-за противодействия России. Сенатор-демократ Х. Клинтон, на которую в период предвыборной кампании работали такие известные стратеги, планировавшие и реализовывавшие американскую политику при администрации Клинтона, как М. Олбрайт, Р. Холбрук, Дж. Линдсей, в своей внешнеполитической программе выразила мнение значительной части демократов. Она заявляла, что будущей администрации потребуется тщательно разработанная политика по вовлечению отдельных стран, которые не являются оппонентами, но создают для США проблемы на разных направлениях. К их числу относится Россия. Будущий государственный секретарь Х. Клинтон заявляла, что не станет требовать от россиян замены правительства, но прежде чем начать диалог с российским руководством, поинтересуется, что делает Россия в соседних с ней странах: «Мастерство 552 Liberty’s Best Hope: Why American Leadership Is Needed for the 21st Century. Kim R. Holmes, PhD., Henry R. Nau, PhD., and Dove Zakheim, PhD. Heritage Lecture. 2008, 4 March. P. 5 // www.heritage.org

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

359

необходимо в государственной деятельности, когда речь идет о странах, не являющихся противниками, но бросающих вызов Соединенным Штатам в разных сферах, — говорила Х. Клинтон. — Российский Президент Владимир Путин… ограничил многие свободы, которые были завоеваны после падения коммунизма, создал новый класс олигархов и вмешивался во внутренние дела бывших советских республик… Однако было бы ошибкой рассматривать Россию только как угрозу. Путин использовал энергетическое богатство для роста российской экономики, чтобы россияне могли иметь более высокий уровень жизни. Нам необходимо работать с Россией выборочно по отдельным проблемам, имеющим большое значение для наших национальных интересов, прежде всего, чтобы воспрепятствовать ядерным амбициям Ирана, обеспечить безопасность стареющих ядерных арсеналов в России и бывших советских республиках, достичь дипломатического решения по Косово. В то же время мы должны дать понять, что наше видение России в качестве настоящего партнера зависит от ее выбора между усилением демократии и поворотом к авторитаризму и вмешательству в дела других стран»553. По замечанию некоторых политологов, такое критическое отношение к России по сравнению, например, с оценками внутриполитической ситуации в коммунистическом Китае объясняется тем, что в 1990-е гг. Российская Федерация рассматривалась как передовая страна, идущая к демократии, в то время как КНР оставалась далекой от демократии страной. В силу этого любые шаги китайского общества по введению элементов демократии характеризуются как большой прогресс, а любые шаги российского общества по введению ограничительных мер расцениваются как отход от демократических реформ554. Кандидат от Республиканской партии Дж. Маккейн также сделал акцент на недемократичности России: сокращение политических свобод, доминирование офицеров КГБ в правительстве, запугивание демократических соседей, таких как Грузия, попытки манипулировать европейской зависимостью в получении газа и нефти. Он заявил, что требовался новый подход Запада в отношении «реваншистской» России, и началом должен стать возврат Группе восьми статуса клуба ведущих рыночных демократий, для 553 Clinton Vows to Check Executive Power. Would Curb Use of Signing Statements. 2007, 11 October // http://www.boston.com/news/nation/articles/2007/10/11/ clinton_vows_to_check...; Сlinton Hillary R. Security and Opportunity for the Twentyfirst Century // http://www.foreignaffairs.org/20071101faessay86601/hillary-rodhamclinton/security-and-opportunity-for-the-twenty-first-century.html. 554 Thornton J. Long Time Coming. The Prospects for Democracy in China // Foreign Affairs. January / February 2008 // http://www.foreignaffairs.org.

360

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

чего она должна исключить Российскую Федерацию и принять Бразилию и Индию в свои ряды555. Ф. Закария, проанализировав высказывания Дж. Маккейна, советниками которого были такие известные политологи, как Р. Кейган, а также эксперты Фонда «Наследие», написал, что никто не обратил внимания на выдвинутую сенатором одну из самых радикальных идей, напрямую касающуюся России: предложенный Маккейном план построения новых международных институтов на основе демократических ценностей исключает две важнейшие мировые державы — Китай и Россию. По мнению политолога, такая позиция кандидата может быть расценена во многих странах как стремление определенной части правящей элиты начать новую холодную войну556. Сторонники идеологизированного подхода, который ставит российско-американские отношения в прямую зависимость от развития демократии в Российской Федерации, уделяли внимание только негативным факторам внутриполитического развития, игнорируя многие позитивные факторы. Так, при проведении сравнительного анализа эпохи Б. Н. Ельцина и эпохи В. В. Путина внимание уделяется лишь той части жизни и деятельности России, которая имеет отношение к демократическому строительству (и то в неполной мере), но отсутствует всесторонний анализ того, что происходило во всех сферах — экономике, социальной сфере, в сфере образования и науки, во внешней политике и военной сфере, в расходовании ресурсов и т. д. М. Макфол, например, считает, что даже в условиях огромного притока средств в экономику «правительство Путина работало не лучше, а временами хуже в обеспечении населения основными общественными благами, чем правительство Ельцина, которому пришлось работать в условиях глубокого экономического упадка в 1990-е годы» (при этом он не упоминает, что привело Россию на грань к такому экономическому положению к 1997–1998 гг.). М. Макфол по-своему оценивает итоги эпохи В. В. Путина: «Кремль говорит о создании еще одного Китая, но путь России скорее напоминает Анголу — нефтезависимое государство, которое растет только благодаря ценам на нефть, в прошлом отсталое, так как цены были низкие, а лидеры больше заботились о том, чтобы остаться у вла555 McCain J. An Enduring Peace Built on Freedom. Securing America’s Future. Foreign Affairs. 2007, November / December // http://www.foreignaffairs. org/20071101faessay86602/john-mccain/an-enduring-peace; Remarks by John McCain to the Los Angeles World Affairs Council. 26 March, 2008 // www.johnmccain.com/ actioncenter/print.aspx?r. 556 Zakaria F. McCain Vs. McCain // Newsweek. 26 April 2008 // http://www. newsweek.com/id/134317.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

361

сти, чтобы контролировать доходы от нефти, и не заботились о благосостоянии находящегося в осаде населения»557. Подобные сравнения живучи среди определенной части американского политико-академического сообщества. Главный вывод сводится к тому, что Соединенным Штатам не следует обольщаться преуспеванием России и тем, что населению живется лучше, так как автократии очень живучи, и их нельзя оставить «вариться в собственном соку», закрыв глаза на негативные процессы в политической сфере. А значит, и политика в отношении Российской Федерации должна быть требовательно-жесткой, без политических и экономических уступок, без скидок, поскольку Россия только тогда может стать частью западного сообщества (масштабы которого остаются дискуссионными), когда в ней окончательно победит демократия западного образца. В более упрощенной форме это сказал А. Коэн: «Даже если холодная война закончилась, русский медведь вернулся назад в пески Среднего Востока и Северной Африки еще более голодный и проворный, чем раньше. Западным лидерам лучше быть начеку»558. К президентским выборам 2008 г. были подготовлены доклады, в которых ведущие аналитики-международники представили рекомендации относительно того, как выстраивать отношения с Россией. В одном из них — «Возможные сценарии развития России до 2017 года», подготовленном под руководством Э. Качинса, — предлагалось вместо попыток формировать будущее Российского государства позаботиться о формировании позитивного образа Соединенных Штатов в российском обществе. Были представлены следующие рекомендации, основанные более на прагматизме, реализме, а не на идеологии: • развивать прочные экономические отношения с Россией, избегать искушения «наказывать» ее экономически за плохое поведение; • включать Россию в ведущие международные организации, а не изолировать ее; • не использовать двойных стандартов при характеристике демократии в России, особенно когда это делают международные организации, заявляющие о приверженности демократическим ценностям; • серьезно взаимодействовать с Россией в деле предотвращения террористических актов на ее территории; • предпринять шаги к тому, чтобы диссоциировать США от прежней политики, которая подорвала доверие к ним и пре557 McFaul M. and Stoner-Weiss K. The Myth of the Authoritarian Model // Foreign Affairs. January — February 2008 // http://www.foreignaffairs.org/20080101faessays87105. 558 Cohen A. The Real World: Putin in Libya. Backgrounder. 18 April, 2008 // http:// www.heritage.org.

362

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

стиж страны и способствовала усилению антиамериканских тенденций и взглядов559. Акцент в работах ряда авторитетных политологов делался на том, что для стабилизации мировой системы, решения глобальных проблем необходимо взаимодействие ведущих мировых держав, к числу которых принадлежит Россия, а ее демократическое развитие будет лучше стимулироваться в атмосфере сотрудничества, а не конфронтации. Большинство политологов в США и России не устраивал новый термин «перезагрузка», который вносил двусмысленность: было неясно, как можно изменить ситуацию в российско-американских отношениях, не меняя сути подхода к Российской Федерации (перезагрузка не меняет программного обеспечения компьютера). В отдельных работах 2008 г. писали именно о необходимости «системного» изменения, а не о перезапуске старой программы. Поворот к реализму и смягчение требований по демократизации предлагали многие ведущие аналитики, руководившие программами исследований по России в ведущих центрах и университетах. Указывалось, что «партнерство» с Россией очень важно для США, особенно в решении проблем безопасности и других глобальных проблем, включая терроризм, и формировать его необходимо не только на основе общей приверженности демократии и рыночной экономике, не только на «общности интересов», но и учитывая фактор «общности угроз». Наличие общих стратегических угроз у США и Российской Федерации обусловливается для России географическим фактором, а для Америки — ее глобальной ролью. В постбиполярном мире проблемы, вокруг которых формируются и противоречия, и перспективы российско-американского взаимодействия, очень схожи с набором проблем, по которым происходило наиболее серьезное взаимодействие между СССР и США в годы холодной войны: это в основном вопросы безопасности (расширение НАТО, строительство систем ПРО в Европе, продвижение военных баз на территорию стран ЦВЕ, урегулирование конфликтов в Европе, прежде всего в Косово, решение вопроса об обычных вооружениях, энергетическая проблема для ЕС и ее увязка с НАТО). Исторический опыт совместного американо-советского мирового регулирования в ХХ в. — это и есть та база, на которой России и США привычнее вырабатывать какие-либо совместные программы, несмотря на постоянные ссоры и разногласия560. 559 Kuchins A. Alternative Futures for Russia to 2017: A Report of the Russia and Eurasia Program. Center for Strategic and International Studies. Washington, D. C.: CSIS, 2007. P. 23, 25, 37, 47. 560 Graham Th. U. S. — Russia Relations. Facing Reality Pragmatically. CSIS — IFRI Project. Project Codirectors A. Kuchins and Th. Gomart. July 2008 // http://www.csis. org; http://www.ifri.org.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

363

Политологи-реалисты предложили продолжить усилия в сфере нераспространения и в энергетической сфере, отметив, что Соединенным Штатам и ЕС следует деполитизировать эту сферу, не превращать ее в сферу жесткого противостояния государств, сосредоточиться на выработке совместных подходов, когда участвовать будут российские, американские и европейские компании.

Новый этап российско-американских отношений При администрации Обамы существенно возросли контакты на высшем уровне, на академическом уровне. Активизировалась деятельность либералов-реалистов, поставивших целью положить конец кризисному развитию двусторонних отношений. Началась работа переговорной группы по СНВ, был возрожден двусторонний механизм по типу «Комиссия Гор — Черномырдин — двусторонняя Российско-американская президентская комиссия (Комиссия Медведева — Обамы)», возобновилась работа Комиссии Россия — НАТО. После вступления в должность Б. Обама и Х. Клинтон неоднократно заявляли, что не будут силой и давлением распространять демократию и американские идеалы и принципы. Учитывая, какой урон был нанесен образу США в мире, позициям Америки как глобального лидера, руководство страны обратилось к «мягкому» варианту реализации программы демократизации. В экспертной сфере были созданы группы по оценке состояния и выработке рекомендаций для более конструктивного развития двусторонних отношений. Начало активизации двустороннего научного диалога было положено еще при администрации Дж. Буша, группу возглавили патриархи американской и российской политики Г. Киссинджер и Г. А. Арбатов. Один из наиболее авторитетных специалистов по России Р. Легволд возглавил Проект по исследованию российско-американских отношений (Американская академия гуманитарных и точных наук). Активизировали свою работу и аналитические центры и группы, было написано немало аналитических докладов, в которых давались рекомендации администрации Обамы. Американские политики и политологи признали, что преобразование России по демократическим западным принципам и ценностям в краткосрочной перспективе вряд ли возможно, поэтому не следует добиваться партнерства, основанного на общности ценностей. Как писали авторитетные политологи А. Стент, директор Центра евразийских, восточноевропейских и российских исследований Университета Джорджа Вашингтона, и политолог Е. Румер, Америка должна быть открытой для диалога и партнерства,

364

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

но это не предполагает отказа от основных принципов, на которых базируется Американское государство и его политика. Истинное партнерство и интеграция с Западом требуют от России изменить свой взгляд на мир, что представляется пока проблематичным. Раз США и Россия не могут отказаться от своих базовых принципов и взглядов на себя и на мир, стремление к формату партнерских отношений нереалистично и контрпродуктивно для США. Это означает, что достижение партнерства с Россией остается отдаленной перспективой (если вообще возможным), поэтому двусторонние отношения могут развиваться и не в формате партнерства561. Вывод откровенный и рекомендация реалистичная: не требовать от России полного соответствия требованиям Запада по демократии, сотрудничать с ней, в том числе и по тем проблемам, где есть взаимный интерес в их решении. Один из самых авторитетных специалистов по России — профессор Колумбийского университета, в прошлом директор Института Гарримана, Р. Легволд — считает, что, как и в годы холодной войны, должны быть выработаны «правила игры» — основополагающие принципы взаимодействия между США и Россией (такие правила существовали в отношениях СССР и США). Было принято его предложение, и разработка правил была поручена не бюрократам, а небольшой группе авторитетных политологов, имеющих прямой выход на президентов, и подготовленный доклад был представлен президенту Обаме562. Таким образом, после смены власти в Вашингтоне изменилась тональность российско-американского диалога, но можно ли было говорить об изменении подхода США к отношениям с Россией? Следует отметить, что смена подхода, в основном на уровне дипломатическом, объяснялась не столько изменением позиций американской политической элиты в отношении к России, сколько потребностью исправить внутри- и внешнеполитическую ситуацию для США. По заявлению демократов и значительной части республиканцев, престижу и интересам США был нанесен серьезный ущерб деятельностью администрации Буша. В такой непростой ситуации не следовало оставлять в числе серьезных проблем отношения с Россией, которая могла быть полезной. Громко заявленная в ходе выборов программа «перезагрузки» российско-американских отношений не имела глубокого и масштабного содержания, оставалась минималистской и затрагивала в основном вопросы безопасности. 561 Rumer E. and Stent A. Repairing U. S. — Russian Relations: A Long Road Ahead. INSS — CERES, April 2009. P. 31. 562 The Policy World Meets Academia. Designing U. S. Policy Toward Russia / Ed. by T. Colton, and R. Legvold. American Academy of Arts and Sciences, 2010 // http://www. amacad.org; Легволд Р. Российское досье // Россия в глобальной политике. 2009. № 4 // http://www.globalaffairs.ru/12357.html.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

365

Хотя США отказались от силового варианта демократизации, администрация Обамы не отказалась от усилий по продвижению идеалов демократии в мире. В документе «Стратегия национальной безопасности» 2010 г. указывается: «Мы не согласны с утверждением, что безопасность и процветание возможны без приверженности всеобщим правам и ценностям — демократия не только олицетворяет то лучшее, что мы имеем, она противостоит агрессии и несправедливости, и наша поддержка всеобщих прав имеет основополагающее значение для американского лидерства и остается главным источником нашей силы в мире». Отмечается, что именно эта приверженность демократии и всеобщим ценностям обеспечивает Соединенным Штатам наилучшие позиции выступить в качестве лидера в эру глобализации, как нации, способствовавшей глобализации, чьи институты способствуют успеху людей в конкурентном мире и чьи граждане имеют корни во всех странах мира563. Таким образом, можно констатировать, что, хотя снизился накал критики России по поводу демократии в стране, деятельность США по дальнейшей демократизации постсоветского пространства, включая Россию, продолжается, причем Россия не является в этой программе основным объектом приложения усилий и финансов. Это объясняется двумя факторами, приводимыми американскими политиками и экспертами: 1) создание демократического пояса вокруг России сделает невозможным возрождение ее как империи (идея З. Бжезинского); 2) Россия находится в очень невыгодной ситуации: ее ресурсы и население уменьшаются, экономика находится в упадке, банковская и финансовая система рухнут в ближайшие 15 лет, она держится за старое, в то время как остальной мир меняется и идет вперед. Вице-президент США Дж. Байден убежден, что Россия сама придет к пониманию того, что сотрудничество с США выгодно и жизненно необходимо для будущего развития564. Основные критики российской политической системы М. Макфол и К. Стоунер-Вейсс, ведущий эксперт Стэнфордского университета и Центра стратегических и международных исследований, указывают на то, что в 2000-е гг. в России продолжалось усиление государственного контроля над СМИ, сокращение возможностей доступа граждан к информации, усиление цензуры на радио и телевидении565. Весьма противоречивые данные представляет неправительственная организация «Фридом хаус». Аналитики неоднократно критико563 National Security of the United States of America. The White House, Washington. May 2010 // http://www.state.gov. 564 Excerpts: Biden on Eastern Europe // The Wall Street Journal. July 24, 2009. 565 Democracy and Authoritarianism in the Postcommunist World / Ed. by V. Bunce, M. McFaul, K. Stoner-Weiss. Cambridge, 2010.

366

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

вали эту организацию, подвергают сомнению научность используемых методик и предлагаемые цифры, но и политики, и журналисты охотно используют цифры, представленные в докладах «Государства переходного типа» (Nations in Transit), которые публикуются ежегодно566. Указывается, что представленные оценки отражают лишь мнение организации, авторов и экспертов, привлеченных для подготовки очередного доклада, поэтому у многих они вызывают скептическое отношение, как и сама организация. Однако публикации данных по России и другим недемократическим странам оказывают влияние на формирование общественного мнения в США и других странах. Таким образом, напрямую не спонсируя становление демократии (грантов эта организация не выдает), «Фридом Хаус» участвует в реализации американской политики по продвижению демократии в мире и в Российской Федерации. Согласно данным, представленным «Фридом Хаус», на протяжении 2000-х гг. Россия имела очень низкие рейтинги по всем параметрам состояния демократии в стране (высший балл — 1, низший — 7). Таблица 1567 Годы 1999

2001 2002

2003 2004 2005 2006 2007

Электоральный процесс

4,00

4,25

4,50

4,75

5,50

6,00

6,25

6,50

Гражданское общество

3,75

4,00

4,00

4,25

4,50

4,75

5,00

5,25

Независимые СМИ 4,75

5,25

5,50

5,50

5,75

6,00

6,00

6,25

Демократизм федеральной власти

–

–

–

–

–

5,75

6,00

6,00

Демократизм местной власти

–

–

–

–

–

5,75

5,75

6,00

Независимость судебной власти

4,25

4,50

4,75

4,50

4,75

5,25

5,25

5,25

Коррупция

6,25

6,25

6,00

5,75

5,75

5,75

6,00

6,00

Наличие демократии в стране

4,58

4,88

5,00

4,96

5,25

5,61

5,75

5,86

566 567

Nations in Transit 2007 // www.freedomhouse.org. Таблица составлена канд. ист. наук Е. Б. Капустиной.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

367

В 2009 г. индекс демократии в России составил 6,11. В других странах: Таджикистан — 6,14; Туркменистан — 6,93; Узбекистан — 6,89; Белоруссия — 6,57; Азербайджан — 6,25; Казахстан — 6,32. Более позитивно оценивается ситуация в Украине — 4,39; Молдове — 5,07; Киргизии — 6,04; Грузии — 4,93. По всем отдельным индикаторам в России отмечается стабильная отрицательная тенденция: свобода выборов — 6,75; гражданское общество — 5,57; независимость СМИ — 6,25; демократическое правление: федеральный уровень — 6,5; региональный уровень — 5,75; независимость судебной системы — 5,5; коррупция — 6,25; политические права — 5; гражданские свободы — 6. Россия оценивается как несвободная страна, невыборная демократия568. Среди американских политиков и экспертов, вовлеченных прямо или косвенно в процесс формирования политики в отношении России, сохраняются различные мнения относительно того, на чем следует основываться при принятии тех или иных решений и разработке отдельных инициатив и предложений, когда в той или иной степени затрагиваются интересы России. Многие политологи считают, что необходимо сохранять требовательность к России по поводу ее политической системы и соблюдения демократических норм. Но есть и альтернативная позиция, согласно которой надо по-настоящему, а не декларативно «перевернуть страницу в российско-американских отношениях, отказавшись от тезиса о «победе США и Запада в холодной войне», от идеи однополярного мира и превосходства Америки, от чрезмерной зависимости от различных этнических, корпоративных и бюрократических групп, которые оказывали решающее влияние на формирование политики в отношении России при администрациях Клинтона и Буша-младшего. Отмечается, что критика России, провал попыток разных администраций отменить поправку Джексона — Вэника, понастоящему поддержать прием России в ВТО подпитывались действиями разных этнических, в основном восточноевропейских, лобби, бизнес-структур (например, нефтегазовых), заинтересованных в большей независимости от России и ее трубопроводов, общественных фондов и организаций (по демократии и правам 568

http://www.freedomhouse.org/uploads/nit/2009/tables-WEB.pdf.

368

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

человека), не удовлетворенных политикой российского правительства. Неурегулированность этих вопросов используется и Конгрессом США как для критики администрации, для оказания давления на президента (когда это нужно) при принятии различных внешнеполитических решений, так и во внутриполитической борьбе569. Это также «актив», который всегда может быть использован, как только движение России «в неверном направлении» будет усиливаться, а ее активность и независимость будут возрастать. Обращается внимание на тот факт, что формированию негативного образа Америки в России в немалой степени способствовали сами США, проводя политику гегемонии, игнорирования интересов других стран, в том числе России. Делались неверные оценки экономического состояния России, ее политического развития, на что также в значительной степени оказали влияние перекосы в американской политике, «советы» и программы, разработанные в США для «шокового» преобразования российского общества без учета специфики перехода от социалистической экономики к капиталистической. Обращается внимание на неправомерность и ошибочность сравнения России после окончания холодной войны с Германией и Японией после окончания Второй мировой войны: заявления об их одинаковом статусе «проигравших» в войне и утверждения о том, что возможно политическое и экономическое преобразование России извне, аналогичное тому, что было осуществлено в отношении Германии и Японии после 1945 г.570 Большая часть американских политиков и экспертов очень часто делают акцент на том, что Россия остается второй ядерной державой и единственной страной, способной уничтожить США. Отмечается, что в случае усиления авторитарных тенденций внутри страны, которое неизбежно приведет к продолжению экспансионистской имперской политики, Соединенные Штаты вновь столкнутся с серьезной проблемой: Россия в очередной раз станет препятствием на пути реализации американской глобальной стратегии по преобразованию мира. Хотя, как отмечается, Россия не является и вряд ли станет сверхдержавой или крупнейшей мировой державой (как США и Китай), она может создать немало проблем для США и стран Европы. 569 Drezner D. American Foreign Policy Toward Russia: Is a U-Turn, or Any Turn Possible? // The Policy World Meets Academia. Designing U. S. Policy Toward Russia / Ed. by T. Colton, and R. Legvold. American Academy of Arts and Sciences, 2010. P. 97–107 // http://www.amacad.org. 570 Айкенберри Дж., Дьюдни Д. Отступление от соглашений времен холодной войны // Россия в глобальной политике. 2010. № 1 // http://www.globalaffairs.ru.

Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг.

369

Для нейтрализации негативных тенденций внутри страны и во внешней политике предлагается не устрашать Россию, а вовлекать ее активнее в международные структуры и в диалог с Западом571. «Запугивание реваншистской Россией» не может сослужить хорошей службы российско-американским отношениям, хотя может подтолкнуть США к отдельным охранительным действиям, не обязательно дающим России существенную выгоду от взаимодействия с Америкой. Как отмечалось выше, американские политики и многие эксперты «выжидают», идут на мелкие уступки (или не идут ни на какие), учитывая факт растущей слабости России в мировой политике и осложнение внутриполитической ситуации. Аналитики-консерваторы после победы демократов ушли в тень, но продолжают активно работать на перспективу, на выборы 2012 г. Известно, что в предвыборной борьбе не Россия и отношения с ней являются главным вопросом — важнее внутриполитические проблемы, которых у президента Обамы немало, и проблема Ирака и Афганистана, в решение которых США пытаются более глубоко привлечь Россию. Однако и в администрации Обамы, и среди аналитиков, работающих на нее, остается немало либералов, занимающих весьма сходные позиции по российско-американским отношениям с позициями неоконсерваторов. Самый яркий представитель этой плеяды аналитиков — М. Макфол, специальный помощник президента Обамы, руководитель Департамента по России и Евразии в СНБ, которого сами же коллеги часто называют «либеральным ястребом» и который остается самым последовательным критиком российской недемократичности (в отличие от З. Бжезинского — без примеси реализма и прагматизма). Политики со стойкими идеологическими убеждениями в отношении России, негибкие и призывающие бороться до победы идеалов демократии и свободы, как и в прошлом, серьезно усложняют мировую политику и отношения между государствами. 571 Один из ведущих экспертов нового влиятельного «мозгового центра» — Центра за американский прогресс — С. Чарап прямо пишет, что «выталкивание (исключение) России может привести к тому, что она станет реваншистской силой, государством, стремящимся воспрепятствовать реализации интересов Запада, бросающим вызов существующему экономическому порядку. Отдельные ее действия уже сейчас свидетельствуют о том, что она может выбрать такой путь» / Charap S. Principled Integration / A U. S. Policy Response to the Economic Challenge Posed by Russia. Center for American Progress, 2010 // http://www.americanprogress. org/issues/2010/06/Russia_economy.html.

370

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

Рекомендуемая литература Системная история международных отношений / под ред. А. Д. Богатурова: в 2 т. М., 2006 // http://www.obraforum.ru. Современная мировая политика. Прикладной анализ / под ред. А. Д. Богатурова. М., 2010. Баталов Э. Я. Русская идея и Американская мечта. М., 2009. Баталов Э. Я., Журавлева В. Ю., Хозинская К. В. «Рычащий медведь» на «диком Востоке». Образы современной России в работах американских авторов: 1992–2007 гг. М.: РОССПЭН, 2009. Шаклеина Т. А. Россия и США в международных отношениях ХХI века. М., 2010. Шаклеина Т. А. Россия и США в новом мировом порядке. М., 2002 // http://www.obraforum.ru. The Policy World Meets Academia. Designing U. S. Policy toward Russia / Ed. by T. Colton, and R. Legvold. American Academy of Arts and Sciences, 2010 // http://www.amacad.org.

О. В. Большакова (ИНИОН РАН)

ГЛАВА 2 ИСТОРИЯ РОССИИ ХХ в. В США: ТЕМЫ И ПАРАДИГМЫ Профессиональное изучение истории России ХХ в. в США началось сравнительно поздно, да и сама американская русистика, которую обычно называют собирательным термином Russian Studies, — дисциплина молодая, однако крайне динамично развивающаяся. Она характеризуется резкой сменой исследовательских парадигм и, соответственно, подходов и интерпретаций. Концепции истории России ХХ в., сложившиеся в американской историографии в 1950–60-е гг., уже через 20 лет представлялись безнадежно устаревшими и были пересмотрены, а в 90-е гг. подоспела новая волна исследований. И потому изучение русской истории в США следует рассматривать в континууме, как логически разворачивающийся процесс углубления профессионального исторического знания, зачастую болезненный и не лишенный драматизма. При этом не следует упускать из виду такие факторы, как профессиональное долголетие исследователя-историка и научная инерция (хотя она и сведена к минимуму при общем динамичном характере русских

Глава 2. История России XX в. в США...

371

исследований в США). В силу этих обстоятельств американская историография России представляет собой сегодня своего рода слоеный пирог, в котором сосуществуют работы, основанные как на концепциях полувековой давности, так и на самых современных теориях социальных и гуманитарных наук. Принято считать, что свое начало американская русистика ведет с 1890-х гг., когда профессор Гарвардского университета Арчибальд Кэри Кулидж включил в программу своих лекций «Курс русской истории» и на страницах журнала «Америкэн хисторикэл ревью» (“American Historical Review”) призвал коллег к изучению России. Однако вплоть до окончания Второй мировой войны она развивалась крайне медленно и была представлена всего несколькими именами и немногочисленными публикациями. До этого времени оценки России и ее истории в американской историографии сильно зависели от стереотипов и обыденных представлений, сложившихся под влиянием западноевропейской традиции. Россия понималась как страна, резко контрастирующая с Европой, в особенности в том, что касалось системы правления: уже А. Кулидж указывал на то, что она являла собой пример «восточного деспотизма»572. Наиболее характерными чертами России при сравнении ее с Европой выступали отсталость, всесильное самодержавие и пассивность населения. Главенствующая роль отводилась национальному характеру, который, как считалось, формировался под влиянием тяжелых климатических и географических условий и оказывал определяющее воздействие на политику, культуру и историю страны. Интересно, что в зависимости от международной ситуации на первый план в западном общественном сознании выдвигались либо отрицательные характеристики России, такие как извечная российская косность и варварство, либо положительные, например творческий потенциал знаменитой «русской души»573. Образ России как страны со своим особым путем развития почти не претерпевал серьезных изменений — революции 1917 г., а затем строительство социализма в СССР являлись для большинства западных наблюдателей лишь еще одним подтверждением ее самобытности. Борьба с устоявшимися стереотипами и историографическими клише стала важнейшей чертой профессиональных исторических исследований России, которые начали бурно развиваться в США в 1940–50-е гг. Именно к этому времени относится фактическое создание американской русистики и оформление ее как научной 572 Emmons T. Russia Then and Now in the Pages of “American Historical Review” and Elsewhere: A Few Centennial Notes // American Historical Review. 1995. Vol. 100. No. 4. Р. 1137. 573 См., напр.: Malia M. Russia Under the Western Eyes: From the Bronze Horseman to the Lenin Mausoleum. Cambridge, 1999.

372

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

дисциплины. С началом Второй мировой и Великой Отечественной войн русские исследования в США пережили настоящий взлет. В массовом порядке стали открываться центры изучения России, в частности Русский институт в Колумбийском университете (1945) и Русский исследовательский центр в Гарварде (1948). К 1948 г. уже в 140 университетах и колледжах преподавали русский язык и литературу. Тогда же была создана Американская ассоциация содействия славянским исследованиям (American Association for Advancement Slavic Studies — AAASS), первые научные журналы «Славик ревю» и «Рашн ревю», выходившие еще до войны, получили новый импульс для своего развития. Большую финансовую поддержку наряду с Конгрессом США оказывали неправительственные организации — Фонды Форда, Рокфеллера, Корпорация Карнеги и т. д.574 Русистика в послевоенные годы развивалась в русле так называемых «региональных исследований» (Area Studies), междисциплинарных по своему характеру. Комплексным изучением России и Советского Союза занимались не только историки, но и экономисты, социологи, политологи. Структура учебных центров, задуманных в 1943–1944 гг., была ориентирована на взаимодействие с союзником, однако наступившая вскоре эпоха холодной войны наложила свой отпечаток на развитие дисциплины, придав ей ярко выраженный конфронтационный характер. Тем не менее связанное с национальными интересами США значительное увеличение финансирования способствовало стремительному становлению русских исследований, причем история довольно быстро выделилась в отдельную отрасль, в которой культивировался высокий профессионализм и отторгалось все, что связано с «политикой». Общую траекторию развития американской историографии России обычно подразделяют на три периода, которые ассоциируются с деятельностью трех поколений историков и сменой господствующих исследовательских парадигм. Считается, что для первого периода (конец 1940-х — 1960-е гг.) характерно главенство традиционной политической истории с ее вниманием к «высокой» политике и деяниям выдающихся личностей (взгляд «сверху»). Закладывая основы фундаментального изучения истории России и СССР, первое послевоенное поколение «отцов» находилось под сильным воздействием политологии и опиралось на теорию тоталитаризма. «Среднее» поколение американских историков, придерживавшихся более левых взглядов, вышло на сцену в бурные 60-е, когда историческая профессия в США и во всем мире пре574

Curtiss J. History // American research on Russia / Ed. by H. Fisher. Bloomington, 1959. P. 27.

Глава 2. История России XX в. в США...

373

терпела значительные изменения. Это период господства теории модернизации, возвышения социальной истории и оформления так называемого ревизионизма в изучении СССР (взгляд «снизу»). Третье поколение пришло в науку в эпоху политических потрясений конца 1980-х — начала 1990-х гг., когда завершилось идеологическое противостояние двух сверхдержав. Под влиянием постмодернизма на первый план в исторических исследованиях выдвинулась в эти годы «новая культурная история». Первое послевоенное поколение американских историков-русистов, самыми известными из которых были М. Малиа, Р. Пайпс, М. Раев, Х. Роггерс, Н. Рязановский, Д. Тредголд, Л. Хеймсон, формировалось во враждебной атмосфере холодной войны. Для многих из них была характерна приверженность либеральной системе ценностей, с одной стороны, и антикоммунизм — с другой. Важную роль в их профессиональном становлении сыграло интеллектуальное влияние русских историков-эмигрантов, в первую очередь М. М. Карповича, Г. В. Вернадского, М. Т. Флоринского, под руководством которых в 40–50-е гг. в американских университетах были защищены многие диссертации. Вслед за своими русскими учителями американские историки старшего поколения считали революцию 1917 г. величайшей трагедией, «разрывом» в истории России и основное внимание уделяли изучению дореволюционного периода. Главной исследовательской задачей американской историографии России в 1950–60-е гг. было понять истоки и сущность русской революции и советской системы, причем на первый план в соответствии с представлениями того времени выдвигались идеология и политика. Поэтому ведущее положение занимала тогда интеллектуальная и политическая история, самое большое внимание уделялось изучению мировоззрения русской интеллигенции и истории революционного движения. Историей Советского Союза занимались главным образом политологи (так называемые советологи), а большинство профессиональных историков редко переступали грань 1917 г. В соответствии со своими убеждениями большевистскую революцию либеральные историки старшего поколения трактовали как конец, а не начало социального и политического прогресса в Российском государстве. Согласно либерально-консервативным интерпретациям, Россия пережила чрезвычайно краткий период демократического развития, который начался в 1905 г. созданием Первой Государственной думы и другими либеральными реформами, а завершился крахом Временного правительства в 1917 г. и большевистским переворотом, который вверг страну в царство «античного ужаса».

374

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

Труды американских историков-русистов старшего поколения основывались на опубликованных источниках и устных воспоминаниях очевидцев — русских эмигрантов. Следует заметить, что обширная эмигрантская литература создала достаточно разработанную либеральную концепцию революции, в центре которой находилось Временное правительство, ставшее жертвой экономического кризиса, социальной анархии и жестокости большевиков. В работах эмигрантов большевики представали циничными заговорщиками, одурачившими массы, «настоящей» революцией признавалась Февральская, а Октябрьская считалась классическим государственным переворотом, заговором «кучки авантюристов», которые, воспользовавшись тяжелой ситуацией войны и разрухи, захватили власть и подвергли жестокой эксплуатации собственный народ. Опиравшаяся на эту традицию либерально-консервативная американская историография сосредоточивалась на изучении выдающихся личностей, «большой» политики, партий и элит, особое внимание уделяя случайному характеру революции, поиску возможных альтернатив и личностным особенностям ее лидеров. Центральным вопросом для нее была легитимность нового режима. Как часто отмечается исследователями, во многом она представляла собой зеркальное отражение официальной советской историографии с изменением оценок на прямо противоположные. Центральное место в либерально-консервативной историографии русской революции занимала крайне демонизированная фигура Ленина; не оставляли своим вниманием американские историки и других выдающихся революционеров. Классические труды этого жанра включают в себя историю КПСС Леонарда Шапиро, книги Адама Улама, посвященные большевистским лидерам, биографическое исследование о Ленине, Троцком и Сталине Бертрама Вольфа и др.575 Все эти работы подчеркивают сущностную связь между ленинизмом как идеологическим основанием Советского государства и сталинизмом как логическим и экстремальным продолжением этой идеологии на практике576. Наиболее полное выражение либерально-консервативная точка зрения нашла в недавних работах Р. Пайпса, который полагает, что главное содержание 1917 года — это захват власти большевиками577. Большевистские 575 Ulam A. The Bolsheviks: The Intellectual and Political History of the Triumph of Communism in Russia. N. Y., 1965; Ulam A. Stalin: the Man and His Era. N. Y., 1973; Wolfe B. Three Who Made a Revolution: A Biographical History. N. Y., 1964 // An Ideology in Power: Reflections on the Russian Revolution. N. Y., 1969; Laquer W. Fate of the Revolution: Interpretation of Soviet History from 1917 to the Present. N. Y., 1987. 576 The Stalin Revolution: Fulfillment or Betrayal of Communism? / Ed. by Robert V. Daniels. Boston, 1965. 577 Pipes R. The Russian Revolution. N. Y., 1990 // Russia Under the Bolshevik Regime. N. Y., 1993.

Глава 2. История России XX в. в США...

375

лидеры, считает он, действовали отнюдь не в интересах нации, а реализовали свое неудержимое стремление к власти. Советское государство в прочтении Пайпса являлось историческим анахронизмом (в первую очередь потому, что в 1922 г. был создан Советский Союз, который представлял собой откат от «прогрессивного» национального государства к «многонациональному империализму XIX века») и, соответственно, было обречено на провал. Конечно, историки, писавшие в рамках либеральной традиции, были далеко не во всем единодушны. Например, Мартин Малиа всегда подчеркивал значение идеологии для понимания действий большевистских лидеров, а Теодор фон Лауэ не уделял ей внимания, интерпретируя революцию и весь советский проект как исключительно националистическую и антизападную форму модернизации578. Разделялись историки старшего поколения и на так называемых оптимистов и пессимистов. Революция, считали оптимисты, явилась результатом рокового стечения обстоятельств. Так, А. Гершенкрон, указывая на слабое развитие внутреннего рынка и другие аномалии в экономике страны, тем не менее не считал, что они должны были спровоцировать неразрешимые социальные конфликты: «Если бы не война, — полагал он, — Россия продолжала бы идти по пути прогрессивной “вестернизации”»579. Глупость и неспособность царя, мировая война, разразившаяся в такой неподходящий для России момент, наивность либералов-идеалистов во Временном правительстве и, наконец, создание партии большевиков, в которую вошли наиболее жестокие и властолюбивые представители революционной интеллигенции, — все эти факторы и привели к революции. Если бы не цепь роковых случайностей, считали оптимисты, история России пошла бы иным путем, и не было бы «трагедии русской революции». Ответственность за нее возлагалась исключительно на большевиков. Позиция пессимистов, настаивавших на неизбежности революционного разрушения царского режима, представлена в трудах уже упоминавшегося здесь Т. фон Лауэ. Он неоднократно отмечал, что либерально-конституционный путь развития в России не имел шансов на успех, поскольку высокие темпы индустриализации были чреваты социальным взрывом, а самодержавие было не способно предотвратить его. Революция была неизбежна, и война, считал фон Лауэ, не меняла в корне ситуацию, поскольку даже в мирное время неразвитый городской сектор экономики и тонкая прослойка европеизированной элиты не могли противостоять мас578 Malia M. The Soviet Tragedy: A History of Socialism in Russia, 1917–1991. N. Y., 1994; Von Laue T. Why Lenin? Why Stalin? A Reappraisal of the Russian Revolution, 1900–1930. Philadelphia, 1964. 579 Gershenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective. N. Y., 1962.

376

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

се крестьянства и ассимилировать политически отсталые нерусские народности. Детерминистский подход Т. фон Лауэ абсолютизирует роль государства в управлении экономикой страны, подчеркивает насильственный характер индустриализации, навязанной «извне», не видит и не допускает существования внутри страны сил, способных к созидательной деятельности «снизу». По его мнению, Россия могла преодолеть отсталость только путем революции «сверху», и в этом отношении Ленин и Сталин являлись наследниками Витте. Хотя несогласия и противоречия историков старшего поколения в трактовках русской революции и осмысливались тогда в рамках дихотомии «оптимисты — пессимисты», для американского научного сообщества большее значение имела приверженность многих из них к концепции тоталитаризма, господствовавшей в центрах региональных исследований в послевоенные годы. Большой вклад в разработку тоталитарной модели в применении к России внесли З. Бжезинский и М. Фейнсод. Представляя в крайне упрощенном виде историю СССР, теория тоталитаризма ставила сталинский режим (и другие коммунистические диктатуры) в один ряд с Третьим Рейхом. Главными характеристиками тоталитарного режима выступали террор и пропаганда идеологии марксизма-ленинизма. При помощи этих инструментов осуществлялся полнейший контроль государства над безмолвным раздробленным обществом, состоявшим из «винтиков». Тоталитарную природу советской системы считали неизменной по своей сути и подчеркивали уникальность России, ее трагическую «непохожесть» на страны Запада. Несмотря на постоянные попытки ревизовать тоталитарную модель, она долгие годы сохраняла центральное положение в западных общественных науках. Под ее воздействием в период холодной войны формировалась не только политика американского правительства, но и общественное мнение в англоязычном мире. Характерно, что большинство работ по советскому тоталитаризму было написано не профессиональными историками, а советологами и просто людьми, интересующимися политикой. Какие-то из них стали классикой, в частности выдержавшая множество изданий книга британского поэта, дипломата и разведчика Роберта Конквеста580. К концу 1950-х гг. теория тоталитаризма начинает терять свои позиции, что было связано в первую очередь с процессом десталинизации в СССР, который поставил под сомнение такие постулаты, как органический характер террора при коммунистическом режиме и неспособность этого режима к самореформированию. Наступила новая эпоха — хрущевская «оттепель», отмеченная в 580

Conquest R. The Great Terror: Stalin’s Purge of the Thirties. N. Y., 1968.

Глава 2. История России XX в. в США...

377

США подъемом общественного интереса к СССР и, соответственно, резким увеличением числа студентов, изучающих эту страну. А после полета первого советского спутника было подписано советско-американское соглашение о культурном обмене, позволившее студентам, аспирантам и профессуре часто и подолгу бывать в СССР и работать в архивах. К этому времени в центрах региональных исследований утвердился альтернативный подход к изучению истории, получивший название модернизации. В результате Советский Союз, который западные специалисты считали «особым обществом тоталитарного типа», был включен в категорию стран, проходящих стадию индустриализации, что открывало путь к исследованию общих черт, а не различий в истории России и Запада. Парадигма модернизации вскоре надолго заняла господствующее положение в американской историографии России. Предложенная ею схема, согласно которой все страны идут по пути прогресса и рано или поздно проходят одни и те же стадии развития, сохраняла в силе такие привычные для описания России концепты, как отсталость страны, ее непохожесть на остальные европейские страны, которые она вынуждена «догонять». Не менее созвучна она была и идеям государственной школы: в теории модернизации государство выступало как главный двигатель прогресса, инициатор индустриализации и социальных реформ, которые должны были привести к утверждению парламентской демократии. А идея о сопутствующих процессам модернизации системных кризисах предлагала новую рамку для понимания истоков русской революции и советского строя. В этом контексте Великие реформы стали восприниматься как отправной пункт в неумолимом движении России к революциям, которых не удалось избежать в силу накопившихся к началу ХХ в. структурных дисбалансов, вызванных общей отсталостью страны. Неудивительно, что модернизационная парадигма была сразу принята многими историками старшего поколения, неоднократно упоминавшими также о сталинской модернизации и той цене, которую пришлось за нее заплатить народу. Однако не менее органично теория модернизации была воспринята и молодым поколением американских историков-русистов, которые активно продвигали «новую социальную историю», основанную на социологических, а не политологических теориях. Движение за социальную историю являлось частью процесса «великого обновления историографии», протекавшего в 1960–70-е гг. во всем западном мире. В результате в американских университетах, в первую очередь в Колумбийском, Беркли и Мичигане, были начаты широкие исследования по социальной истории России ХХ в. В противополож-

378

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

ность традиционной политической истории, в центре внимания исследователей оказались народные массы, а в более широком плане — социальные структуры и фундаментальные процессы, поддающиеся количественному анализу на основе массовых источников. Новое поколение американских русистов, созревавшее интеллектуально в кипучей атмосфере 1960-х гг., исповедовало левые взгляды и сочувственно относилось к СССР, хотя и не поддерживало политику советского правительства. Находясь под влиянием французской школы Анналов и британской марксистской историографии, они обратились к изучению истории Советского Союза. Этих молодых историков обычно называют ревизионистами, поскольку их отличало стремление «ревизовать» историографию. Центральное положение в социальной истории 70–80-х гг. занимала категория класса, и потому многие американские историкирусисты изучали формирование классов и их влияние на развитие советской политической культуры. Причем большинство ранних работ ревизионистских историков было посвящено так называемой революции снизу — подъему рабочего движения в России в начале ХХ в.581 Излюбленными темами для историков левого толка стали 1917 год, неразрывно связанная с ним Гражданская война, а также история «низов» — рабочего класса и крестьянства. Они явно симпатизировали «тяжелому положению угнетенных масс», отсюда следовала и переоценка революции в более благожелательном ключе. Огромную роль в формировании новой историографии сыграла опубликованная в 1964 г. фундаментальная статья Леопольда Хеймсона «Проблема социальной стабильности в городской России. 1905–1917 гг.»582, которую называли «катехизисом ревизионизма». В ней доказывалось, что волнения среди рабочих и социальная поляризация поставили Россию на грань революции еще до начала Первой мировой войны. Вслед за Хеймсоном ревизионисты (многие из которых были его учениками) в своих исследованиях революции ставили во главу угла все усиливавшийся в условиях войны и разрухи раскол между «верхами» и «низами», который способствовал радикализации общества и препятствовал достижению политического консенсуса. Вопрос о легитимности революции и советского строя по-прежнему стоял в центре исторических исследований, однако новое поколение историков ис581 Bonnell V. Roots of Rebellion: Workers’ Politics and Organizations in St. Petersburg and Moscow, 1900–1914. Berkeley, 1983; Engelstein L. Moscow 1905: Working Class Organization and Political Conflict. Stanford, 1982 и др. 582 Haimson L. The Problem of Social Stability in Urban Russia, 1905–1917 // Slavic Revew. Chicago, 1964. Vol. 23. No. 4. P. 619–642; 1965. Vol. 24. No. 1. P. 1–22.

Глава 2. История России XX в. в США...

379

кало ее социальные, а не юридически-правовые источники. В их трактовке захват власти в Октябре явился кульминацией социального переворота. В соответствии с этой концепцией, большевики пришли к власти не потому, что были «циничными манипуляторами», а потому, что их политические установки, сформулированные Лениным в апреле 1917 г. и окончательно оформившиеся под влиянием текущих событий, поставили их в тот момент во главе народного движения. В трудах историков-ревизионистов шаг за шагом воссоздавалась картина великой трагедии народа, устремившегося к лучшему будущему. В них было детально исследовано положение в армии, на фабриках и заводах и продемонстрировано, как ширилась поддержка большевиков по вопросам о земле, мире и хлебе583. Помимо событий в Петрограде и Москве, рассматривалась и периферия: появились работы о революции в Саратове и Баку, в Латвии и др.584 Понять Октябрьскую революцию, считали социальные историки, означает осознать, что политические и социально-экономические условия в Российской империи, тяготы Первой мировой войны привели к массовому недовольству рабочих, крестьян и солдат и к отрицанию старого строя; что только потому, что большевики выражали интересы и чаяния масс, они смогли с такой легкостью захватить власть; что большевизм представлял собой спектр конкурирующих идеологических течений, и только в ответ на экономическую катастрофу и Гражданскую войну новый режим быстро утратил свои демократические черты и социальную базу, превратившись в новую, непредвиденную форму авторитаризма. Гражданскую войну и эпоху «военного коммунизма» стали считать определяющим моментом в формировании так называемой советской системы585. Это были годы, отмеченные не только жестокими военными и политическими сражениями, но и голодом, гибелью огромных масс людей, разрухой и дезорганизацией всего 583 Rosenberg W. G. Liberals in the Russian Revolution: The Constitutional Democratic Party, 1917–1921. Princeton, 1974; Rabinowitch A. The Bolsheviks Come to Power: The Revolution of 1917 in Petrograd. N. Y., 1976; Wildman A. The End of the Russian Imperial Army: The Old Army and the Soldiers’ Revolt (March — April, 1917). Princeton, 1980; Koenker D. Moscow Workers and the 1917 Revolution. Princeton, 1981; Wade R. Red Guards and Workers’ Militia in the Russian Revolution. Stanford, 1984; Koenker D., Rosenberg W. Strikes and Revolution in Russia, 1917. Princeton, 1989. 584 См., напр.: Suny R. The Baku Commune, 1917–1918: Class and Nationality in the Russian Revolution. Princeton, 1972; Raleigh D. Revolution on the Volga: 1917 in Saratov. Ithaca, 1986. 585 Party, State and Society in the Russian Civil War: Explorations in Social History / Ed. by Koenker D., Rosenberg W., Suny R. Bloomington, 1989; Sakwa R. Soviet Communistst in Power: A Study of Moscow During the Civil War. N. Y., 1988.

380

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

социального механизма страны. Под влиянием этих условий изменялась идеология большевиков, претерпевала серьезные изменения и их партия. Историки отмечали, что общий коллапс экономики наряду с отмиранием рабочего класса и недовольством крестьянства сводил к минимуму возможности лидеров большевиков в выборе тех или иных политических стратегий. Коммунисты должны были либо удержать власть и, соответственно, установить диктатуру партии, либо дать свободу своим конкурентам, сделать политический процесс открытым с риском потерять свою власть. В тогдашних обстоятельствах авторитаризм в той или иной форме был неизбежен, причем во многих отношениях независимо от намерений большевиков. Нельзя сказать, что все специалисты согласились с такой трактовкой Гражданской войны. Ш. Фицпатрик, пользующаяся огромным авторитетом среди историков левых убеждений, подвергла тщательному анализу это утверждение и пришла к выводу, что большевики, конечно, приобрели много «дурных привычек» в борьбе с врагами, но интеллектуально и эмоционально они были подготовлены к диктатуре. В то же время в работе З. Галили было документально доказано, что поворотным пунктом в переходе от революционной демократии к диктатуре пролетариата стали июльские дни 1917 г.586 Как показала ревизионистская историография, логика революции не позволила пролетарским массам долго распоряжаться своей судьбой. Исследователи констатировали «трагическую двойственность» революции: для масс партия большевиков была инструментом реализации их надежд и чаяний, а для большевиков, которые видели себя руководителями масс, народное движение являлось средством достижения более широких мессианских целей. Это противоречие вылилось в конфликт, который достиг своего апогея в 1921 г. Ревизионистская социальная история расширила хронологические рамки революции, определив ее границы 1914–1921 годами. В то же время исследователями постоянно ставился вопрос о «конце» русской революции. Ш. Фицпатрик, чья книга стала бестселлером и выдержала несколько изданий, считает, что сталинская «революция сверху» и последовавшие репрессии представляли собой органическое продолжение процесса, начатого в феврале 1917 г. Только после Большого террора 1937–1938 гг. «революционная энергия иссякает, общество обессилено, и даже коммунистическая партия хочет возвращения к нормальному положению вещей»587. Есте586 Galili Z. The Menshevik Leaders in the Russian Revolution: Social Realities and Political Strategies. Princeton, 1989. 587 Fitzpatrick Sh. The Russian Revolution. Oxford, 1994. P. 4.

Глава 2. История России XX в. в США...

381

ственным образом социальные историки перешли к исследованию нэпа588, а затем и сталинизма 1930-х гг. Большую роль в развитии ревизионистской историографии сыграли интересные работы политологов, выходившие в 70-е гг. Среди них — биография Сталина, написанная Р. Такером, и книга о Бухарине С. Коэна589. Все они развенчивали тоталитарную модель, подчеркивали сущностные различия между ленинизмом с его демократическим потенциалом и сталинизмом, который считали «отклонением», закрывшим возможности для построения реального социализма590. Парадоксально, что эти работы, с одной стороны, инициировали ревизионизм в историографии, с другой — способствовали отделению социальной истории советского периода от политологии и советологии. Изучением истории СССР наконец-то занялись профессиональные историки, поставившие во главу угла активное использование архивов, причем не только советских, доступ к которым был сильно ограничен, но и богатых материалов, собранных в Гуверовском институте войны и мира и университетских библиотеках в США. Считая построение социализма в 1930-е гг. формой модернизации, инициированной государством, ревизионисты основное внимание уделяли изучению характерных для развивающихся обществ процессов: миграции населения из деревни в город, повышению уровня грамотности и образования, расширению сектора управленцев («белых воротничков»), изменениям в моделях семьи и др. В своих исследованиях они использовали такие концепты западных социальных наук, как группы интересов, социальная мобильность, политическое участие, однако развивали и собственно историческую методологию, касавшуюся в основном работы с источником. Благодаря этому в 1980-е гг. история советского периода сумела стать самостоятельной научной дисциплиной. Становление в США исторических исследований Советского Союза проходило чрезвычайно болезненно. Почти все новые работы создавались как альтернатива тоталитарной модели, в них постоянно подчеркивалась несостоятельность аргументов старшего поколения, изучавшего политическое маневрирование в верхах изолированно от широких социальных движений. Ревизионисты указывали, что на органическое отвращение старшего поколения 588 Russia in the Era of NEP: Explorations in Soviet Society and Culture / Ed. by Fitzpatrick Sh., Rabinowitch A., Stites R. Bloomington, 1991. 589 Tucker R. Stalin as Revolutionary, 1879–1929; A Study in History and Personality. N. Y., 1973; Cohen S. F. Bukharin and the Bolshevik Revolution: A Political Biography, 1888–1938. N. Y., 1973. 590 Stalinism: Essays in Historical Interpretation / Ed. by Tucker R. C. et al. N. Y., 1977.

382

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

ко всему «левому» влияет интеллектуальный климат холодной войны, а не научный анализ советских реалий. Мировоззренческий разрыв между двумя поколениями американских историков-русистов не позволял им найти общий язык и буквально ставил по разные стороны баррикад в «культурных войнах», бушевавших в университетах и на страницах периодики. В многочисленных дискуссиях говорилось о том, что социальная история рискует упустить из виду ключевые аспекты политики и власти. Ее упрекали также за утрату дидактической и нравственной задачи истории, что подрывало в понимании старшего поколения самые основы исторической науки. Для этих историков«традиционалистов» решающую роль играл вопрос о моральных преступлениях большевиков, на которых возлагалась ответственность за трагедию революции. Ревизионисты же не считали, что этот вопрос должен ставиться историком-профессионалом, тем более выноситься в центр исследования. Прекрасно осознавая кровавый и трагический характер событий, происходивших в России ХХ в., они изучали их объективные причины и «структурные процессы» — общий экономический кризис, трудности и дисбалансы процесса модернизации, которые привели к революционному взрыву. Они стремились к «объективной» истории в противоположность обвинительному уклону прежней историографии. Не понимая и не принимая системы ценностей нового поколения, критики представляли дело так, что ревизионисты возлагают ответственность за 1917 год на весь русский народ. Особенно яростные дискуссии вызвали работы, посвященные истории сталинизма. Обвинения сосредоточивались вокруг двух вопросов: поисков ревизионистами социальной поддержки сталинского режима (а значит, ответственность за террор перекладывалась на народ) и пересмотра количества репрессированных по политическим мотивам в сторону уменьшения (что якобы снимало вину с кровавого диктатора). В целом же речь шла о том, что ревизионисты пытаются «обелить» советский режим, что означало сознательное или неосознанное сотрудничество с ним. Тем не менее, несмотря на царивший в конце 70-х — начале 80-х гг. дух холодной войны, ревизионистское изучение советской истории ширилось. В немалой степени этому способствовал Национальный семинар по российской социальной истории ХХ в., организованный в 1980 г. при Пенсильванском университете М. Левиным и А. Рибером. На протяжении почти десяти лет специалисты из разных университетов США обсуждали ключевые проблемы истории крестьянства, эволюции бюрократии, социальных последствий сталинской «революции сверху» 1928–1931 гг. и такие

Глава 2. История России XX в. в США...

383

важные концептуальные понятия, как «формирование классов», «социальная мобильность», «менталитет», «модернизация» и «развитие». Обмен мнениями на заседаниях Национального семинара нашел отражение в ряде интересных и новаторских сборников, в том числе по социальной истории советской индустриализации591. Центральное место в нем занимала проблема связи между культурой производства, сознанием людей и теми социальными и культурными факторами жизни «внизу», которые облегчали осуществление принудительной индустриализации 1930-х гг.592 Рассматривая советское общество «снизу вверх», социальные историки исходили из предположения, что оно не было простым объектом пропагандистских манипуляций и контроля со стороны «партии-государства», а представляло собой достаточно сложный и жизнеспособный организм. Официальную идеологию они не считали системообразующим фактором, предпочитая рассматривать ее в качестве инструмента, использовавшегося для маскировки реальности. Убежденные в том, что террор сам по себе не мог обеспечить стабильность режима, они искали и находили социальную поддержку советской власти. В этом ключе исследовалась политика «выдвиженчества», рекрутировавшая новую элиту из представителей рабочего класса и крестьянства593. Много внимания уделялось темам, раскрывающим успешность мобилизации рабочих в поддержку политики советской власти, — трудовому порыву в годы индустриализации, Стахановскому движению, двадцатипятитысячникам, отправившимся в деревню проводить коллективизацию594. В ревизионизме с марксистским уклоном большой вес приобрела проблема «предательства революции» Сталиным, в результате чего появились работы о «бюрократической деформации» государства и об угнетении рабочего класса в 1930-е гг.595 Нельзя сказать, что политика оставалась в ревизионистской историографии «за кадром»: в ней исследова591 Social Dimension of Soviet Industrialization / Ed. by Rosenberg W. G., Siegelbaum L. N. Bloomington, 1993. 592 Розенберг У. История России конца XIX — начала ХХ в. в зеркале американской историографии // Россия XIX–ХХ вв. Взгляд зарубежных историков. М., 1996. С.15–16. 593 Fitzpatrick Sh. Education and the Social Mobility in the Soviet Union, 1921–1934. Cambridge, 1979. 594 Viola L. Best Sons of the Fatherland: Workers in the Vanguard of Soviet Collectivization. N. Y., 1987; Kuromiya H. Stalin’s Industrial Revolution: Politics and Workers, 1928–1932. Cambridge, 1988; Chase W. J. Workers, Society and the Soviet State: Labor and Life in Moscow, 1918–1929. Urbana, 1987; Siegelbaum L. Stakhanovism and the Politics of Productivity 1935–1941. Cambridge, 1988. 595 Filtzer D. Soviet Workers and Stalinist Industrialization, 1928–1941. Armonk, 1986; Levin M. The Making of the Soviet System. N. Y., 1985.

384

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

лись особенности функционирования правительственного аппарата, бюрократические конфликты между центром и периферией, слабость сталинской администрации. Ревизионисты отлично понимали, что социальная и культурная реальность сформирована в тесной взаимосвязи с политикой и структурой власти. Наиболее дискуссионным стал вопрос о Большом терроре 1937–1938 гг. В работах приверженцев теории тоталитаризма террор выступал в качестве системной составляющей коммунистического режима, и ответственность за него возлагалась на Сталина и Политбюро. Ревизионисты скептически отнеслись к утверждению, что Сталин лично инициировал террор, так же как и к представлениям о монолитном характере партии и правительства596. В первую очередь они поставили под вопрос данные о численности жертв сталинского террора, которые считали завышенными, но главное — не имевшими под собой реальной документальной основы. Предложенные ими цифры оказались многократно меньше, что ничуть не умаляло в их глазах степень преступности сталинского режима. Однако же, по сути, в отсутствие доступа к засекреченным советским материалам данные ревизионистов также оставались чисто умозрительными. В конце 1980-х гг. под влиянием концепции Джеймса Скотта об «оружии слабых» социальные историки обратились к изучению повседневного сопротивления рабочих и в особенности крестьянства. Новая линия исследований получила большое развитие и продолжается до настоящего времени597. Этому способствовало открытие советских архивов в годы перестройки, благодаря которому американские исследователи получили доступ к богатейшему материалу, включавшему наряду со сводками ГПУ — НКВД, жалобами и доносами документы личного характера — мемуары, дневники, переписку. Началось активное сотрудничество американских историков с российскими коллегами по изданию сборников архивных документов, многие из которых посвящены трагедии советской деревни в годы коллективизации. Следует отметить, что междисциплинарные исследования крестьянства в 1980-е гг. достигли в западной науке своего пика, и эти тенденции не могли миновать американскую русистику. В аме596 Gettry A. J. The Origin of Great Purges: The Soviet Communist Party Reconsidered 1933–1938. Cambridge, 1985; Stalinist Terror: New Perspectives / Ed. by Getty A., Manning R. N. Y., 1994. 597 Fitzpatrick Sh. Stalin’s Peasants: Resistance and Survival in the Russian Village After Collectivization. N. Y., 1994; Viola L. Peasant Rebels Under Stalin: Collectivization and the Culture of Peasant Resistance. N. Y., 1996; Contending with Stalinism: Soviet Power and Popular Resistance / Ed. by Viola L. N. Y., 2002; Rossman J. Worker Resistance Under Stalin: Class and Revolution on the Shop Floor. Cambridge, 2005.

Глава 2. История России XX в. в США...

385

риканской историографии России был наработан значительный багаж исследований крестьянской общины, быта, культуры, институтов семьи и брака, стратегий повседневного выживания598. Здесь намечался глубокий разлад с теориями модернизации и развития, многие положения которых основывались на представлении об «отсталости» крестьян, сопротивлявшихся «прогрессу». Считалось, что в развивающихся обществах параллельно с процессами урбанизации происходит изживание патриархального уклада; процесс это тяжелый и болезненный, и в России, как и в других аграрных странах, неевропеизированное крестьянство в итоге явилось социокультурной базой кровавого коммунистического режима. Эти постулаты были подвергнуты критике со стороны социальных историков, рассматривавших крестьянский мир как особую цивилизацию со своей системой понятий и ценностей. Большой вклад в изучение русского крестьянства внесла женская социальная история, активно развивавшаяся в 1980-е гг. Американские историки обратились к исследованию крестьянок конца XIX — первых десятилетий ХХ в., их повседневной жизни, правового положения в семье и обществе, культуры и мировоззрения599. Этапным событием для историографии женщин стала Международная конференция и выпущенный по ее итогам сборник, в котором немалое место было отведено советской эпохе600. Эта область исследований складывалась в противостоянии с официальной советской историографией, подчеркивавшей успехи и достижения «освобождения женщины при социализме». Не отрицая, что революция дала советским женщинам беспрецедентные права, американские историки обращали внимание на реалии, которые были далеки от того, что прокламировала власть: женскую безработицу, проституцию, бедность, тяготы советского быта, наконец, признаки угнетения женщины как в политике, так и в семье и на рабочем месте. Особо подчеркивалась двойная и даже тройная нагрузка советской женщины, которая после получения всей полноты гражданских прав была вынуждена совмещать домашний труд и выпол598

Peasant Economy, Culture, and Politics in European Russia, 1800–1921 / Ed. by Kingston-Mann E., Mixter T. Princeton, 1991; Land Commune and Peasant Community in Russia: Communal Forms in Iimperial and Early Soviet Society / Ed. by Bartlett R. N. Y., 1990; Worobec Ch. D. Peasant Russia: Family and Community in the PostEmancipation Period. Princeton, 1991. 599 Engel B. A. Between the Fields and the City: Women, Work, and Family in Russia, 1861–1914. Cambridge, 1994; Russian Peasant women / Ed. by Farnsworth B., Viola L. N. Y., 1992 и др. 600 Russia’s Women: Accommodation, Resistance, Transformation / Ed. by Clements B. E, Engel B. A, Worobec Ch. D. Berkeley, 1991.

386

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

нение материнской функции с работой на производстве601. Считая, что освобождение женщины при социализме так и не состоялось, социальные историки были склонны говорить о расширении сферы ее эксплуатации. Как и другие направления в изучении советской эпохи, женская история страдала из-за закрытости СССР для иностранцев, ограниченного доступа к архивам, невозможности проводить устные опросы. В конце 80-х гг. положение дел в этом отношении кардинально изменилось, и в свет начали выходить все новые работы, посвященные советским женщинам, причем не только их роли в экономике страны или видам угнетения602. В женских исследованиях происходит концептуальный сдвиг в сторону изучения культурологии пола — гендер, «полезная категория исторического анализа», в начале 90-х гг. отвоевывает себе место в социальной истории, которая обрела уже некоторые черты «традиционности» и требовала пересмотра. Под влиянием «лингвистического поворота» она начала отступать перед натиском новой культурной и интеллектуальной истории. Ирония заключалась в том, что к этому времени социальная история в американской русистике завоевала господствующее положение, отодвинув на задний план политическую историю либерально-консервативного толка. Исследования по истории СССР продемонстрировали колоссальный количественный рост, а достигшие уже весьма среднего возраста ревизионисты заняли ключевые посты в университетах, у них специализировалось большинство аспирантов. В то же время в конце 1980-х гг., и особенно после распада СССР, ситуация в общественном мнении оказалась крайне неблагоприятной для ревизионистов. Приверженцы традиционной консервативной точки зрения на СССР как оплот тоталитаризма получили огромное признание, причем в первую очередь в России. Там наблюдался неприятный для большинства серьезных американских историков-русистов, хотя и вполне объяснимый, ажиотаж вокруг работ Пайпса, Ла601 Bridger S. Women in the Soviet Countryside: Women’s Roles in Rural Development in the Soviet Union. N. Y., 1987; Buckley M. Women and Ideology in the Soviet Union. Ann Arbor, 1989; Lapidus G. W. Women in Soviet Society: Equality, Development, and Social Change. Berkeley, 1978; Women, Work, and Family in the Soviet Union / Ed. by Lapidus G. W. Armonk, 1982 и др. 602 Goldman W. Z. Women, the State and Revolution: Soviet Family Policy and Social Life, 1917–1936. Cambridge, 1993; Ilič M. Women Workers in the Soviet Interwar Economy: From ‘Protection’ to ‘Equality’. L., 1999; Naiman E. Sex in Public: The Incarnation of Early Soviet Ideology. Princeton, 1997; Wood E. A. The Baba and the Comrade: Gender and Politics in Revolutionary Russia. Bloomington, 1997; Women in Russia and Ukraine / Ed. and Transl. by Marsh R. N. Y., 1996 и др.

Глава 2. История России XX в. в США...

387

кера, Улама, Бжезинского, Малиа и других сторонников тоталитарной теории, которые пестрили словами «трагедия», «преступления», «иллюзия». Они описывали советский эксперимент как «исторический провал», более или менее предсказуемый, вызванный в первую очередь российской экономической, социальной и политической отсталостью. Так что коллапс СССР, казалось, вдохнул новую жизнь в либерально-консервативные интерпретации советского тоталитаризма, поскольку подтвердил давний тезис о нереформируемости коммунистического режима. Однако после политических потрясений конца 1980-х — начала 90-х гг. ситуация в американской русистике кардинально изменилась, и в первую очередь из-за того, что в науку пришло новое поколение исследователей, свободное от предубеждений эпохи холодной войны с ее черно-белым мышлением. Не вовлекаясь в сражения своих предшественников, действовавших под лозунгом «кто не с нами, тот против нас», молодое поколение стало говорить о «заслуженной отставке» концепции тоталитаризма после крушения коммунизма. С их точки зрения, тоталитарная модель «с ее вопиюще карикатурными представлениями о том, как функционирует власть», являлась «разрушительным оружием холодной войны», теперь же нужда в ней просто отпала603. Следует заметить, что, не отрицая важности для формирования нового этапа в американской историографии России таких факторов, как распад СССР и всей коммунистической системы или же открытие архивов («архивная революция»), сами американцы все большее значение начинают придавать окончанию холодной войны. Именно это событие, как считается, послужило толчком к освобождению от антагонистического «биполярного» мышления, открыло новый взгляд на мир в его богатстве взаимосвязей и неопределенностей. В эмпирической по своему характеру американской историографии России, как правило, опиравшейся в анализе источников в основном на здравый смысл, начинается активное усвоение сложных культурологических теорий. Сегодня она развивается под серьезным влиянием постмодернизма — многогранного интеллектуального течения, которое ассоциируется в исторической науке прежде всего с представлением о том, что период модерности, традиционно связываемый с эпохой Просвещения с ее верой 603 Kotkin St. 1991 and the Russian Revolution: Sources, Conceptual Categories, Analytical Frameworks // Journal of Modern History. Chicago, 1998. Vol. 70. No. 3. P. 425.

388

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

в разум, прогресс и освобождение человечества, закончился. Наступило время постмодерна, и взгляд из новой культурно-исторической эпохи на русскую историю неизбежно оказывается «взглядом со стороны», что побуждает исследователя-историка крайне критически подходить к анализу источников и ставить новые, иные по своему характеру вопросы. На первый план выдвигается «культурная парадигма», предполагающая активное усвоение и использование методов антропологии, этнологии, литературной критики, психологии. Культурная и интеллектуальная история начинают занимать господствующее положение в историографии и императорской, и Советской России. Тем не менее и социальная история пока не сдает позиций. Усваивая новые теории и методы, она только подтверждает свой серьезный исследовательский потенциал. Надо сказать, что в социальной истории еще в 1980-е гг. началось постепенное смещение фокуса исследований в направлении культурно-исторических тем и интерпретаций. Одними из первых были опубликованы работы Ричарда Стайтса, признанного специалиста по истории русской культуры604. Усилившееся внимание к языку и дискурсу, в частности представление о взаимовлиянии языка и сознания, нашло свое выражение в монографии Питера Кенеза о большевистской пропагандистской машине. В ней доказывалось, что люди путем многократного повторения лозунгов постепенно приучались вести себя в соответствии с требованиями власти605. Большую роль в повороте социальной истории к теоретическим новациям «культурной парадигмы» сыграло утверждение в исторических исследованиях категории идентичности — социальной, этнической, политической, гендерной, что постепенно вытеснило интерес к категории класса и социальному конфликту. Произошли и другие важные изменения. Если «классическая» социальная история оперировала в рамках реального экономического и социального мира, то сегодня в американской историографии России отмечается новое понимание класса, национальности и самого общества как «сконструированных понятий», а не объективных реальностей. «Сконструированность» советской классовой системы была исследована в авторитетной статье Ш. Фитцпатрик, посвященной возникшему в СССР своеобразному институту «приписы604 Stites R. Revolutionary Dreams: Utopian Vision and Experimental Life in the Russian Revolution. N. Y., 1989; Stites R. Russian Popular Culture: Entertainment and Society Since 1900. Cambridge; N. Y., 1992. 605 Kenez P. Birth of the Propaganda State: Soviet Methods of Mass Mobilization, 1917–1922. N. Y., 1989.

Глава 2. История России XX в. в США...

389

вания к классу»606. В ней показано, как после ликвидации частной собственности и соответственно исчезновения объективных основ для классовых различий власть в СССР начинает поиск формальных признаков, по которым можно было бы установить классовую принадлежность индивида. Фицпатрик аргументированно доказывает, что потребность государства в создании классового общества в итоге привела к его «изобретению». В полном соответствии с существовавшей тогда идеологией были созданы «мнимые классы», т. е. статистическая иллюзия существования классового общества (впоследствии эта проблема была подробно рассмотрена в ее монографии «Маски долой!»). Более того, социальные группы, описывавшиеся современниками как классы в марксистском понимании этого слова, с точки зрения Фицпатрик, более точно было бы охарактеризовать как «советские сословия». Вывод о том, что элемент дореволюционного общества — сословность — уцелел в период революционных потрясений, вытекает из ее концепции сталинизма как феномена, вобравшего в себя многие явления, бытовавшие в предшествующие эпохи (например, блат и покровительство). Концепции «архаизации» советского общества при сталинизме придерживаются и многие аспиранты Фицпатрик, специализировавшиеся у нее в Чикагском университете. Однако так называемая школа Фицпатрик демонстрирует удивительное разнообразие тем и подходов, что во многом связано с широтой исследовательских интересов их руководителя. Начав свою работу в качестве социального историка с изучения Наркомата просвещения, Фицпатрик перешла к исследованию политики социальной мобильности в годы культурной революции, затем обратилась к теме «повседневного выживания» в 1930-е гг. в деревне и в городе, проблемам формирования и репрезентаций социальной идентичности и, наконец, к истории эмоций в сталинской России607. Ученики разделяют ее одержимость архивными изысканиями и демонстрируют прекрасное владение 606 Fitzpatrick Sh. Ascribing Class: The Construction of Social Identity in Soviet Russia // J. (Journal?) of Modern History. 1993.Vol. 65. No. 4. P. 745–770. Русский перевод см.: Фицпатрик Ш. «Приписывание к классу» как система социальной идентификации // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период: антология. Самара, 2001. С. 174–207. 607 Fitzpatrick Sh. The Commissariat of Enlightenment: Soviet Organization of Education and the Arts Under Lunacharsky, October 1917-–1921. Cambridge, 1970; ead. The Cultural Front: Power and Culture in Revolutionary Russia. Ithaca, 1992; ead. Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times. Soviet Russia in the 1930s. N. Y., 1999; Tear Off the Masks! Identity and Imposture in Twentieth Century Russia. Princeton, 2005.

390

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

ремеслом историка. Опубликованные ими за последние 15 лет монографии и статьи могли бы составить славу любой историографии (причем много исследований еще только предстоит опубликовать)608. В большинстве своем это социальная история, данная в тесном переплетении с политикой и обогащенная целым рядом современных теорий. Большинство работ посвящено эпохе сталинизма до начала Второй мировой войны и охватывают такие разные темы и направления, как социальная история армии, труда, науки и технологий, розничной торговли; история театра и творческих союзов; история журналистики в тесной связи с «высокой политикой»; проблемы построения социализма на периферии и освоение окраин советской империи; наконец, этнонациональная политика. Совсем недавно исследования «чикагцев», как называет их Ш. Фицпатрик, расширили хронологические рамки, переступив рубеж Второй мировой войны и затронув хрущевскую «оттепель». Нельзя сказать, что они основаны на какой-то одной доктрине (кроме «фетишизации источника», как говорят их критики): многие ученики Фицпатрик разрабатывают свои собственные концепции, как, например, «неотрадиционализм» Терри Мартина, упирающего на «непреднамеренные последствия» советской модернизации. Объединяет их опора на социальные науки в противоположность гуманитарным: большинство из них, как и сама Ш. Фицпатрик, отвергают методы литературной критики и постмодернистскую философию. Однако современная американская историография сталинизма не исчерпывается работами школы Фицпатрик. Многие историки продолжают работу над проблемами, которые так и не были разрешены в 80-е гг. Данные из засекреченных прежде архивов послужили основой для интересных исследований А. Гетти, Р. Дэвиса, 608 Slezkine Yu. Arctic Mirrors: Russia and the Small Peoples of the North. Ithaca, 1994; Reese R. Stalin’s Reluctant Soldiers: A Social History of the Red Army, 1925–1941. Lawrence, 1996; Andrews J. T. Science for the Masses: The Bolshevik State, Public Science, and the Popular Imagination in Soviet Russia, 1917–1934. College Station, 2003; McCannon J. Red Arctic: Polar Exploration and the Myth of the North in the Soviet Union, 1932–1939. N. Y., 1998; Payne M. J. Stalin’s Railroad. Turksib and the Building of Socialism. Pittsburgh, 2001; Alexopoulos G. Stalin’s Outcasts: Aliens, Citizens, and the Soviet State, 1926–1936. Ithaca, 2003; Harris J. R. The Great Urals: Regionalism and the Evolution of the Soviet System. Ithaca, 1996; Martin T. The Affirmative Action Empire. Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaca, 2001; Lenoe M. Closer to the Masses. Stalinist Culture, Social Revolution, and Soviet Newspapers. Cambridge, 2004; Sanborn J. Drafting the Russian Nation. Military Conscription, Total War, and Mass Politics 1905–1925. DeKalb, 2003; Hessler J. A Social History of Soviet Trade. Trade Policy, Retail Practices, and Consumption, 1917–1953. Princeton, 2004; Bittner St. V. The Many Lives of Khrushchev’s Thaw: Experience and Memory in Moscow’s Arbat. Ithaca, 2008; Edele M. Soviet Veterans of the Second World War: A Popular Movement in an Authoritarian Society 1941–1991. Oxford, 2008 и др.

Глава 2. История России XX в. в США...

391

С. Уиткрофта, П. Грегори609, в сотрудничестве с советскими коллегами продолжающими раскрывать хитросплетения сталинской политики и управления экономикой. Архивные данные доказали правоту приверженцев тоталитарной школы в том, что Сталин лично инициировал Большой террор 1937–1938 гг. В то же время не подтвердилась приводившаяся ими цифра в 20 млн жертв политических репрессий (однако они продолжают на ней настаивать). Совместно с В. Н. Земсковым и основываясь на его данных, заслуженные ревизионисты Г. Риттершпорн и А. Гетти в 90-е гг., казалось, поставили точку в спорах о численности репрессированных в СССР при Сталине. И все же, как показывает время, это скорее многоточие. Продолжается изучение механизмов террора. В частности, интересная монография В. Голдман продемонстрировала, как в 1937–1938 гг. раскручивался маховик репрессий на фабриках и заводах, когда под лозунгом «борьбы за демократию» рабочие вовлекались в процесс «коллективного умопомешательства и саморазрушения»610. В ней на новом архивном материале и во многом по-новому раскрывается постулат ревизионистской историографии о социальной поддержке сталинского режима. Л. Виола продолжила свое исследование советского крестьянства, обратившись к изучению спецпоселенцев, обстоятельств их депортации и последующего выживания611. Несмотря на неоспоримые достижения социальной истории, наиболее перспективными в изучении сталинизма признаются сегодня постревизионистские направления, получившие импульс для своего развития благодаря книге Стивена Коткина «Магнитка: Сталинизм как цивилизация»612. В ней нашли практическое применение концепции М. Фуко о власти, которая не локализуется в центральном аппарате, а пронизывает всю систему социальных и межличностных отношений и дискурсивных практик. Новое понимание власти как «системы отношений» (а не «собственности» того или иного класса или института) позволило С. Коткину на примере образцового сталинского города Магнитогорска исследовать на 609 Getty A. J. and Naumov O. V. The Road to Terror: Stalin and the Self-Destruction of the Bolsheviks, 1932–1939. New Haven, 1999; Getty A. J. and Naumov O. V. Yezhov: The Rise of Stalin’s «Iron Fist». New Haven, 2008; The Years of Hunger: Soviet Agriculture, 1931–1933 / Ed. by Davies R. W. and Wheatcroft S. G. N. Y., 2003; Gregory P. R. Lenin’s Brain and Other Tales from the Secret Soviet Archives. Stanford, 2008; Behind the Façade of Stalin’s Command Economy: Evidence from the Soviet State and Party Archives / Ed. by Gregory P. Stanford, 2001. 610 Goldman W. Terror and Democracy in the Age of Stalin: the Social Dynamics of Repression. N. Y., 2007. 611 Viola L. The Unknown Gulag: the Lost World of Stalin’s Special Settlements. Oxford, 2007. 612 Kotkin St. Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization. Berkeley, 1995.

392

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

микроуровне процесс создания социалистической цивилизации. Важными ее аспектами были не только формирование советского языка, идентичности советского человека, нового отношения к труду, но и специфическая, созданная «с нуля» городская среда, и повседневная жизнь города, и административные практики. Коткин «вернул» идеологию в историю сталинизма, определив ее как важный элемент в формировании советской субъективности. В своем анализе процесса создания «нового советского человека» он показал влияние языка и закреплявшихся в нем определенных нормативов человеческого поведения, в условиях социализма имевших яркую политическую окраску даже в повседневной жизни («говорить по-большевистски»). При этом он продемонстрировал, что люди прекрасно понимали расхождение между социалистической идеологией и повседневной реальностью. Книга Коткина проложила дорогу исследованиям советской субъективности — наиболее новаторскому направлению в американской историографии, — в которых также творчески использовалось наследие Фуко, Бурдье, Серто и др.613. В то же время в ней впервые со всей определенностью было привлечено внимание к «темным сторонам» эпохи модерности и лежащих в ее основе ценностей Просвещения. Впоследствии Коткин подробно разработал концепцию «советской модерности» — альтернативного нелиберального варианта этого феномена, разворачивавшегося в межвоенный период во всех европейских странах и в США614. Суть ее заключается в том, что начиная с 1890-х гг. Россия была вовлечена в процессы, имевшие общемировое значение: распространение массового производства, массовой культуры, массового потребления, массовой политики. Эти тенденции были чрезвычайно усилены в результате Первой мировой войны и ее последствий, когда в России самодержавие и империя уступили место диктатуре и квазифедеральному Союзу. В течение последующих 20 лет модерность в СССР приобрела институциональные формы, которые имели сходства и различия как с либеральными проектами в США, Великобритании и Франции, так и с антилиберальными моделями в Германии, Италии и Японии. Характерной чертой межвоенного периода наряду со всеобщей милитаризацией являлось развитие государственного социального обеспечения, и СССР 1930-х гг. 613 Halfin I. From Darkness to Light: Class, Consciousness, and Salvation in Revolutionary Russia. Pittsburgh, 2000; Halfin I. Terror in My Soul: Communist Autobiographies on Trial. Cambridge, 2003; Hellbeck J. Revolution on My Mind: Writing a Diary Under Stalin. Cambridge, 2006; Kharkhordin O. The Collective and the Individual in Russia: A Study of Practices. Berkeley, 1999. 614 Kotkin St. Modern Times: The Soviet Union and the Interwar Conjuncture // Kritika. 2001. Vol. 2. No. 1. P. 111–164.

Глава 2. История России XX в. в США...

393

следует воспринимать как вариант социального государства (Welfare State). Новый угол зрения соответствует ведущим тенденциям в исторической науке США, которая отошла от написания «больших нарративов» национальных историй и все свое внимание сосредоточила на изучении модерности. Модерность — достаточно широкий термин: он описывает интеллектуальные, политические, социальные и экономические изменения, которые отличали мир современности от времен Античности и Средневековья. В прочтении американских русистов эта модель коренным образом отличается от модернизационной парадигмы, которая видит в историческом развитии конечную цель — построение демократического общества западного типа. Принципиальное отличие заключается в том, что феномен построения модерного общества историзируется: в него вводится элемент синхронности. Подразумевается, что в определенный отрезок исторического времени во всех странах происходят сходные процессы (их можно определить как общие тенденции), которые в зависимости от конкретных условий проявляются в том или ином виде, создавая варианты модерности. В данном случае речь идет об эпохе, наступившей в конце XIX в., которая определяется как наступление «эры масс» и одновременно как время торжества индивидуализма, вылившегося в формирование современного типа личности. Она характеризуется глубокими кризисными явлениями и тектоническими сдвигами в конфигурации социальных, национальных и гендерных идентичностей. Изменяется и государство, которое начинает проводить активную «интервенционистскую политику», направленную на достижение интеграции общества и основанную на рациональных, «современных» началах. Центральное значение для характеристики всех особенностей этой эпохи имеет система ценностей Просвещения с ее преклонением перед наукой и прогрессом и пренебрежением к религии и «традиционализму». В период с конца XIX в. до начала Второй мировой войны все перечисленные тенденции получили широкое распространение, сформировав общий облик парадоксальной и многоликой модерности. При таком прочтении обнаруживается, что формы интеграции населения включают не только национальное государство (которое признавалось «единственно верным» путем развития для всех стран), но и империю, да и парламентская демократия оказывается не единственным способом построения общества современного типа и уж тем более не его конечной целью. Обращение к феномену модерности отражает общие для сегодняшней американской исторической русистики тенденции к «нор-

394

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

мализации» русской истории, которая больше не считается «отклонением» от европейского пути развития. Рассматривая русский вариант модерности, историки отмечают его чрезвычайную насыщенность и культурное богатство. Как и другие страны Европы, Россия пережила духовный кризис конца века (fin de siècle), распространение в начале века ХХ массового потребления, массовой культуры и прессы, в частности бульварной литературы и немого кинематографа, подъем религиозных движений и резкое усиление духа национализма. Эпоха модерности была отмечена в России ускоренной индустриализацией, урбанизацией, усвоением новых технологий и связанными с ними социальными трансформациями. После революции 1905 г. начинается активная милитаризация общества, затем последовала Первая мировая война, которую многие исследователи считают поворотным пунктом в истории России. Именно тогда во всех воюющих державах сформировались политические практики государственного насилия и надзора за населением, которые затем были унаследованы Временным правительством, усилены в годы революции и Гражданской войны, а потом перенесены большевиками в мирное время. Однако, как отмечают исследователи, при всем своем сходстве с политикой европейских стран действия большевиков отличались особой жесткостью и непримиримостью, поскольку главной их целью являлась «трансформация индивида» с целью создания «нового советского человека» и построения социализма615. Советский социализм также включается в общемировой исторический процесс в качестве одной из вариаций модерности. Для исследователей сталинизма 1930-х гг. особую важность имеет присущая Просвещению вера в человека как творца истории и в его способность перестроить мир, лежавшая в основе утопических проектов большевиков. Выдвигая на первый план проблему создания «нового советского человека», Д. Хоффманн сосредоточил внимание на семейной политике и семейных ценностях, а Э. Рэндалл изучила политику и практику государства в сфере торговли, направленную на создание «советского потребителя» и культуры потребления в целом (консюмеризма). Оба автора подчеркивают, что в данных сферах сталинская политика находилась в русле общеевропейских тенденций, хотя и имела свои особенности. Проблема усвоения государственной идеологии и перенесения ее в сферу частной жизни также находит своих исследователей. Именно ру615 Об этом см.: Russian Modernity: Politics, Knowledge, Practices / Ed. by Hoffmann D. L., Kotsonis Y. Basingstoke, 2000; Sanborn J. Drafting the Russian Nation; Holquist P. Making War, Forging (Forgiving?) Revolution: Russia’s Continuum of Crisis, 1914–1921. Cambridge, 2002; Sacred Stories: Religion and Spirituality in Modern Russia / Ed. by Steinberg M. D., Coleman H .J. Bloomington, 2007.

Глава 2. История России XX в. в США...

395

тинные житейские практики, а не постановления партии, считают американские историки, делали революцию понятной и близкой для большинства советских людей и создавали современную (modern) идентичность616. В рамках модели модерности происходит также переосмысление вопроса о сущности советской национальной политики и о природе советского многонационального государства. Начиная с 1990-х гг. в американской историографии России ширится интерес к этнонациональной проблематике, который реализуется главным образом в рамках имперской парадигмы, хотя далеко не все историки считают Советский Союз империей. Большая часть современных работ использует культурологический подход и основывается на концепции нации как «конструируемого», «воображаемого» сообщества, не отражающего объективно существующей реальности. В центре их внимания находится проблема формирования национальной и советской идентичности617. Наиболее интересные исследования, посвященные «окраинам империи», активно привлекают гендерную проблематику, как, например, монография Д. Нортропа, посвященная кампании 1927 г. за снятие паранджи, или книга Е. Шульман о движении хетагуровок, поехавших осваивать Дальний Восток618. Культурно-исторические исследования занимают ведущее положение в современной американской историографии России ХХ в. Наряду с изучением массового сознания и пропаганды приоритетными темами сегодня являются история науки и образования, театр и кинематограф, революционные праздники, история частной жизни и многое другое619. Невозможно даже перечислить все те значительные, интересные работы, которые были опубликованы в США за последние 20 лет. Взятые в совокупности, они 616 Everyday Life in Early Soviet Russia: Taking the Revolution Inside / Ed. by Kiaer C. and Naiman E. Bloomington, 2006; Hoffmann D. L. Stalinist Values: the Cultural Norms of Soviet Modernity, 1917–1941. Ithaca, 2003; Randall A. The Soviet Dream World of Retail and Consumption in the 1930s. N. Y., 2008. 617 См., в частности: Brandenberger D. National Bolshevism: Stalinist Mass Culture and the Formation of Modern Russian National Identity, 1931–1956. Cambridge, 2002; Brown K. A Biography of No Place. From Ethnic Borderland to Soviet Heartland. Cambridge, 2004; Slezkine Yu. The Jewish Century. Princeton, 2004; Hirsch F. Empire of Nations: Ethnographic Knowledge and the Making of the Soviet Union. Ithaca, 2005. 618 Northrop D. T. Veiled Empire: Gender and Power in Stalinist Central Asia. Ithaca, 2004; Shulman E. Stalinism on the Frontier of Empire: Women and the State Formation in the Soviet Far East. Cambridge, 2008. 619 Brooks J. Thank you, Comrade Stalin! Soviet Public Culture from Revolution to Cold War. Princeton, 2000; Petrone K. Life Has Become More Joyous, Comrades: Celebrations in the Time of Stalin. Bloomington, 2000. Epic Revisionism: Russian History and Literature as Stalinist Propaganda / Ed. by Platt K., Brooks J. Brandenberger D. Madison, 2006.

396

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

кардинально изменили «историографический ландшафт», что особенно ярко проявилось в изучении русской революции. Для нового поколения историков Октябрьская революция определенно «закончилась» в том смысле, который подразумевал в свое время Франсуа Фюре. Им явно удалось выбраться из «ловушки» революционного дискурса и перестать исследовать ее в рамках понятийных структур, выработанных современниками. Освобождаются они и от «смирительной рубашки» дебатов о легитимности Октябрьской революции и советского режима. Для большинства из них большевистский переворот является лишь отправной точкой, исходным пунктом для широкой и качественно новой революции, которая только и началась после Октября 1917 г. Внимание исследователей сосредоточивается на «культурной» стороне революции, в первую очередь на перестройке всего визуально-символического ряда Российской империи в новом, пролетарском ключе. Переименование улиц, возведение новых монументов и памятников, изобретение революционных праздников, обрядов и традиций сыграли огромную роль в формировании новых идентичностей и в конечном счете — социалистической цивилизации. Большую роль в современных интерпретациях революции играют категории культурной антропологии с ее вниманием к символическим моделям и репрезентациям, которые не просто отражают реальность, а придают смысл хаотическим событиям и формируют политические альтернативы. В связи с этим начинают подчеркивать «изобретенный» характер революции 1917 г., которая воспринимается не как событие, а как «основополагающий нарратив», как «миф об основании государства», планомерно выстраивавшийся большевиками на протяжении долгих лет. Разнообразные по характеру современные исследования русской революции в США620 объединяет внимание к политическим практикам и элементам, формирующим идентичности; признание необходимости сравнительных исследований; стремление совместить политический, социальный и культурный аспекты рассматриваемых феноменов (особенно важна концепция революционной экосистемы Катерины Кларк). Кроме того, они избегают жестких причинных объяснений событий, перемещают фокус исследования из Москвы и Петрограда в провинцию и, наконец, рас620 Corney F. Telling October: Memory and the Making of the Bolshevik Revolution. Ithaca, 2004; Clark K. Petersburg: Crucible of the Cultural Revolution. Cambridge, 1995; Geldern J. von. Bolshevik Festivals, 1917–1920. Berkeley, 1993; Kirschenbaum L. Small Comrades: Revolutionizing Childhood in Soviet Russia, 1917–1932. N. Y., 2000; Raleigh D. J. Experiencing Russia’s Civil War: Politics, Society, and Revolutionary Culture in Saratov. 1917–1922. Princeton, 2003; Young G. Power and the Sacred in Revolutionary Russia: Religious Activists in the Village. University Park, 1997 и др.

Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность США

397

ширяют временные параметры революции как минимум от начала Первой мировой войны до середины 20-х гг. Все перечисленное характерно и для современной американской историографии России ХХ в. в целом. В отсутствие какой-то одной господствующей интерпретации, в условиях «творческого беспорядка», по удачному выражению одного американского историка, формируется не «история», но «истории» России, предлагающие свое прочтение давно наскучивших тем. Выдвигаются и новые темы, прежде не считавшиеся важными и значительными, например культурная история дачи, советского автомобиля, туризма как составной части образа жизни среднего класса. Однако при всем многообразии новое поколение историков объединяет мировоззрение эпохи «постмодерна» с его пониманием «сконструированности» политических и социальных категорий, признанием относительности прежде считавшихся объективными истин, особым вниманием к идеям и дискурсивным формам коммуникации, под влиянием которых действовали люди в ту или иную эпоху, и, наконец, стремлением к историзации понятий, применяемых при анализе прошлого.

А. Б. Безбородов

ГЛАВА 3 СОВРЕМЕННАЯ РОССИЯ И НАЦИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ (по официальным и экспертным документам США) Для современной России (2000-х гг.) показ ее места и роли в американских официальных и экспертных документах по национальной безопасности имеет как научно-познавательное, так и практическое значение. В начале XXI в. еще не оформился новый мировой порядок, имеющий четкую конфигурацию и содержание. В круге мировых акторов, непосредственно его формирующих, взаимоотношения между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки занимают особое место. И дело не только в величине их ядерных потенциалов, хотя этот факт весьма важен. Известно, что прошлое и настоящее тесно связаны друг с другом. Как два основных участника холодной войны, СССР / РФ и США унаследовали от нее внушительный багаж политического и иного рода недоверия, что делает изучение проблем национальной безопасности обеих стран весьма актуальным.

398

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

Актуальным представляется и геополитическое измерение темы. Сегодня признано, что главная сфера глобального управления — это безопасность, и в этой сфере определяющую роль опять же играют отношения США и России. Для Москвы из крупных остался по существу один нерешенный вопрос — стратегические отношения с Вашингтоном. Несмотря на распад СССР, имевший далеко идущие геополитические последствия, современная Россия и сегодня занимает умы зарубежных политиков, ученых, экспертов, военных. Американская военно-политическая элита здесь не исключение. Характерно, что в документах о национальной безопасности США 2000-х гг. России ею уделяется определенное внимание на уровне концептуального осмысления к месту и роли нашей страны в мировой политике и глобальных процессах современности. Официальные документы США учитывают многочисленную аналитическую литературу, касающуюся перспектив развития Российской Федерации. Так, в работе Дж. Фридмана «Следующие 100 лет: прогноз событий XXI века», вызвавшей широкий резонанс в мире, отдельная глава посвящена Российской Федерации — «Перезагрузка (Россия — 2020 г.)»621. Автор берет за основу своих рассуждений тезис о том, что в геополитике крупные конфликты повторяются, если не решена породившая ту или иную войну геополитическая проблема622. Впрочем, он весьма самоуверенно предрекает развал России без всяких войн уже 20-х гг. XXI в. (по аналогии с событиями российской и советской истории 1917 и 1991 гг.), причем Соединенным Штатам Америки не придется при этом прикладывать значительных усилий623. Выделяется несколько групп причин, по которым в текущем веке Российская Федерация, по мнению Дж. Фридмана, не омрачит единоличного лидерства США. Это, во-первых, колоссальные демографические проблемы, стоящие перед нашей страной, и в будущем их острота сохранится. Во-вторых, слабое развитие инфраструктурных сетей (транспорта и др.). В-третьих, уязвимость нынешних западных и южных российских границ. Вскоре, согласно данному прогнозу, продемонстрирует свою несостоятельность и военная мощь Российской Федерации 624. Это, так сказать, базис для развития событий по пессимистическому сценарию в геополитике. Наряду с прогностически-геополитическим американскими специалистами в области национальной безопасности применяются и другие подходы: учета интересов различных центров между621 См.: Фридман Дж. Следующие 100 лет: прогноз событий XXI века. М., 2010. С. 139–162. 622 См.: там же. С. 140. 623 См.: там же. С. 162, 216. 624 См.: там же. С. 16, 162.

Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность США

399

народного влияния; ориентации на баланс внутри- и внешнеполитических задач того или иного государства; принятия во внимание политического и экономического веса страны в регионе, где она расположена, и др. В условиях распада потсдамско-ялтинской системы безопасности возрастают угрозы межгосударственных вооруженных конфликтов и их неконтролируемой эскалации на региональном и локальном уровнях. Конфликтный потенциал в мировом сообществе в качестве основной тенденции характеризуется ростом. Поэтому тесно связанная с внешнеполитической и социально-экономической сферами государства оборонно-промышленная политика России приобретает в ряду национальных приоритетов доминирующее положение. Помимо таких сфер общественного жизнеобеспечения, как образование, культура, здравоохранение, система национальной безопасности, государство включает не в последнюю очередь систему обеспечения обороноспособности страны, опирающуюся на военно-промышленный или оборонно-промышленный комплекс (ВПК или ОПК). Характеризуя актуальность принятия комплекса мер по укреплению безопасности России в связи с начавшимся на Ближнем Востоке и Северной Африке процессом выступлений народов под демократическими лозунгами и возникшей отсюда опасностью радикальной исламизации общественно-политической жизни в ряде стран данного региона, Президент Российской Федерации Д. А. Медведев в феврале 2011 г., в частности, сказал: «Посмотрите на ситуацию, которая сложилась на Ближнем Востоке и в арабском мире. Она тяжелейшая. Предстоят очень большие трудности. В ряде случаев речь может пойти о дезинтеграции больших густонаселенных государств, об их распаде на мелкие осколки. А государства эти очень непростые. Вполне вероятно, что произойдут сложные события, включая приход фанатиков к власти. Это будет означать пожары на десятилетия и дальнейшее распространение экстремизма. Надо смотреть правде в глаза. Такой сценарий они раньше готовили для нас, а сейчас они тем более будут пытаться его осуществлять. В любом случае этот сценарий не пройдет. Но все происходящее там будет оказывать прямое воздействие на нашу ситуацию, причем речь идет о достаточно длительной перспективе — речь идет о перспективе десятилетий. Давайте будем честными перед самими собой, не надо самообманываться и вводить граждан в заблуждение: это большая, сложная проблема, по которой нам придется предпринимать очень серьезные усилия на протяжении очень длительного периода. Но

400

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

вывод совершенно очевиден — никто, кроме нас, порядок в этой сфере навести не сможет»625. Понятно, что будет усложняться и вся система государственных мер по обеспечению национальной безопасности Российской Федерации. Определив Договор о СНВ с США от 8 апреля 2010 г., который задает параметры сокращения стратегических ядерных вооружений на 10 лет вперед, как один из ключевых факторов формирования международной безопасности, Д. А. Медведев в марте 2011 г. поставил перед Российской армией и отечественным ВПК ряд важных задач. Они связаны с повышением обороноспособности страны, укреплением боеспособности армейских и флотских структур и приданием нового социального статуса офицерскому корпусу. Президент РФ назвал их в следующем порядке: — (1) максимально эффективно реализовать новую Государственную программу вооружений; — (2) кардинально повысить управление войсками, особенно на уровне объединенных стратегических командований и армий; — (3) продолжить оптимизацию структуры Вооруженных Сил. В 2011 г. должна быть создана единая система воздушно-космической обороны с учетом отношения России к создаваемой системе европейской противоракетной обороны; — (4) усилить защиту рубежей страны на всех направлениях, включая восточное (дальневосточные регионы); — (5) безусловно приоритетное повышение социального статуса офицера, включая генеральную задачу дальнейшего укрепления офицерского корпуса, усиления социальных гарантий военнослужащих и военных пенсионеров626. Реформы внутри страны тесно связаны с военно-политическими стратегиями Российского государства, и американский вектор этих стратегий является ключевым. Руководство России подходит к проблеме улучшения российско-американских отношений в глобальном масштабе. Так, Концепция внешней политики Российской Федерации, принятая в июле 2008 г., в вопросах стратегической стабильности ориентирует на выход за рамки только российско-американских отношений, приглашая к сотрудничеству и ведущие государства мира, прежде всего ядерные. Приоритеты Российской Федерации в российско-американском диалоге выглядят как процессы, направленные на достижение новых договоренностей с США в следующих сферах: – разоружение и контроль над вооружениями в интересах сохранения преемственности этого процесса; 625 Президент России. http://события.президент.РФ/выступления/10408/печать (официальный сайт). С. 3. 626 См.: Пять задач Главковерха // Независимое военное обозрение. 2011. № 11. 25–31 марта.

Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность США

401

— укрепление мер доверия и транспарентности космической деятельности и противоракетной обороны; — нераспространение оружия массового уничтожения, безопасного развития мирной ядерной энергетики; — наращивание сотрудничества по противодействию терроризму и другим вызовам и угрозам; — урегулирование региональных конфликтов627. Аналогичным образом расставлены соответствующие российские акценты и в долгосрочной перспективе — в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года, утвержденной Президентом РФ в мае 2009 г. При этом с критикой отдельных шагов американского правительства российская сторона адресуется к НАТО в целом. Для Российской Федерации неприемлемы планы продвижения военной инфраструктуры альянса к ее границам и попытки придания Организации Североамериканского Договора глобальных функций, входящих в противоречие с нормами международного права628. В то же время известно, что НАТО не является самостоятельным игроком на поле мировой политики и выстраивает свою линию поведения на основе американской стратегии глобального лидерства. Поэтому в период до 2020 г. Россия предпримет все необходимые и наименее затратные усилия по поддержанию паритета с Соединенными Штатами Америки в области стратегических наступательных вооружений629. В феврале 2009 г. администрация Б. Обамы объявила о перезагрузке отношений с Россией, пытаясь предложить позитивную повестку диалога Россия — США. Российское руководство ответило американцам своеобразной политкорректностью. Военная доктрина Российской Федерации, утвержденная Д. А. Медведевым в феврале 2010 г., вообще напрямую не упоминает США. Зато в качестве основной внешней военной опасности для Российской Федерации в ней усматривается стремление наделить силовой потенциал Североатлантического альянса глобальными функциями, реализуемыми в нарушении норм международного права, и при этом приблизить военную инфраструктуру НАТО к границам Российской Федерации, в том числе путем расширения блока630. Важно было перевести обозначившиеся горизонты сотрудничества двух стран в практическое русло. Б. Обама еще во время своей избирательной кампании заявил о стремлении Штатов двигаться к 627 628 629 630

См.: http://президент.РФ. См.: http://www.scrf.gov.ru/documents/99.html. См.: там же. См.: http://news.kremlin.ru/ref.notes/461.

402

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

безъядерному миру. Не сразу, но рано или поздно эта цель должна быть достигнута, пояснял он631. Данные взгляды будущего президента Соединенных Штатов отражали определенную динамику в мировоззрении американских политических элит, экспертного сообщества США и аналитиков НАТО. При президенте Дж. Буше эта динамика отличалась противоречивостью. На июльском 2001 г. саммите Группы восьми состоялась встреча Президента России В. В. Путина и Президента США Д. Буша, по итогам которой стороны приняли Совместное заявление Президента Российской Федерации и Президента США по стратегической стабильности. Удары террористов 11 сентября 2001 г. по территории США способствовали сближению позиций Российской Федерации и США по ряду геополитических аспектов, в первую очередь связанных с оценкой угроз, исходящих от международного терроризма. Стороны пришли к взаимопониманию относительно характера боевых действий Запада в Афганистане. Тогда же администрация президента Дж. Буша сформулировала совокупность национальных интересов в контексте национальной безопасности страны таким образом: 1. Обеспечить безопасность США и свободу действий Америки, а именно: — суверенитет страны, ее территориальную целостность и свободу; — безопасность граждан США на родине и за границей; — защиту важной инфраструктуры Соединенных Штатов Америки. 2. Выполнение международных обязательств государства: — безопасность и благополучие союзников и друзей; — исключение враждебного доминирования в таких важных регионах, как Европа, Северо-Восточная Азия, побережье Восточной Азии (от юга Японии до Австралии и Бенгальского залива), Ближний Восток, Юго-Западная Азия; — мир и стабильность в Западном полушарии. 3. Укрепление экономического благосостояния: — жизнеспособность и эффективность глобальной экономики; — безопасность международных морских, воздушных, космических и информационных коммуникаций; — доступ к ключевым рынкам и стратегическим ресурсам632. В ходе состоявшегося в мае 2002 г. официального визита президента США Дж. Буша в Россию были подписаны Совместная де631 Цит. по: Рагозин Л., Черненко Е., Портякова Н. Ядерная весна // Newsweek. 2010. 12–18 апр. С. 41. 632 Цит. по: Иванов О. П. Военная сила в глобальной стратегии США. М., 2008. С. 35.

Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность США

403

кларация Президента В. В. Путина и Президента Дж. Буша о новых стратегических отношениях между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки и Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов. В Стратегии национальной безопасности Соединенных Штатов Америки, принятой в сентябре 2002 г., отмечалось, что Россия переживает время «обнадеживающих» перемен, строя свое демократическое будущее и выступая партнером Америки в борьбе с терроризмом633. Россия и США, отмечается в Стратегии, более не являются стратегическими противниками. Российское руководство все больше осознает, что подходы холодной войны не служат их национальным интересам, а российские и американские стратегические интересы совпадают по многим позициям. В то же время, говорится в документе, в США реалистично смотрят на различия, которые все еще разделяют Америку с Россией, и на те время и усилия, которые потребуются, чтобы выстроить длительное стратегическое партнерство634. В феврале 2003 г. американское руководство выступило с Национальной стратегией борьбы с терроризмом. Документ констатирует тот факт, что американцы, направляя совместные усилия против терроризма, переосмысляют свои отношения с Россией, Китаем, Пакистаном и Индией. Показательно, что в данном списке Россия занимает первое место. По мнению американского руководства, сложившееся в войне против терроризма сотрудничество этих стран демонстрирует подход, согласно которому будущее этих отношений не должно омрачаться былыми разногласиями635. Как нередко бывает, подобного рода заявления отличает определенная декларативность. Дальнейшие шаги официальных лиц Америки свидетельствовали о том, что за океаном никто не собирался отказываться от глобального лидерства. В 2003 г. президент США утвердил Концепцию быстрого глобального удара и Соединенные Штаты официально вышли из договора ПРО-72. Создавалось главное ударное командование США. Концепция быстрого глобального удара предполагает нанесение мощного концентрированного удара несколькими тысячами высокоточных ударных средств с обычными боезарядами по государству-цели в течение 4–6 часов, уничтожение важнейших объектов, определяющих стратегическую устойчивость государства, и принуждение его к капитуляции636. 633 См.: Стратегия национальной безопасности Соединенных Штатов Америки. Сентябрь 2002 года // http://merln.ndu.edu/whitepapers/USNSS-Russian.pdf. 634 См.: там же. 635 См.: National Strategy for Combating Terrorism. February 2003. P. 20. 636 Цит. по: Ивашов Л. Возвращаясь к Договору СНВ-3 // Независимое военное обозрение. 2010. № 36. С. 6.

404

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

Проблему Югославии и Ирака решали не ядерные, а именно обычные средства поражения. Нет свидетельств того, чтобы от данной Концепции отказались в администрации Б. Обамы, поэтому аналогичная история повторилась и с Ливией. Но вот на постсоветское пространство (в Грузию, Украину, Киргизию) пришла череда «цветных революций». Практически одновременно изменилась и тональность американских «стратегов». Согласно принятой в марте 2006 г. Стратегии национальной безопасности американцы ищут подходы для тесной работы с Россией по стратегическим взаимоинтересующим стороны вопросам и для управления теми сферами, в которых Россия и США имеют разные интересы. Благодаря географическому положению и силе, подчеркивалось в Стратегии, Россия имеет большое влияние не только в Европе и ближнем зарубежье, но также во многих других регионах, существенных с точки зрения американских интересов в них: Большом Среднем Востоке, Южной, Центральной и Восточной Азии. Америка должна поощрять Россию в вопросах уважения ценностей свободы и демократии у себя дома и в этих регионах. Процесс укрепления американо-российских отношений будет зависеть от внешней и внутренней политики, проводимой Россией. В документе с сожалением констатировалось, что современные тенденции указывают на сокращение в нашей стране уровня демократических свобод и институтов, поэтому его авторы обещали работать, стараясь убедить Правительство РФ двигаться вперед, по пути свободы, а не назад. Одним из свидетельств ухудшения двусторонних отношений, отразившихся в Стратегии национальной безопасности США 2006 г., стало увязывание американской стороной политики российского руководства в вопросах демократии внутри страны и за рубежом с наличием или отсутствием (в зависимости от характера оценки США) позитивного движения в отношениях Российской Федерации с Соединенными Штатами Америки, Европой и соседями России637. Рост влияния России в международных делах активизировал интерес к российско-американским отношениям у американского политического экспертного сообщества. В 2006 г. Независимая рабочая группа при поддержке Совета по международным отношениям (руководитель проекта — С. Сестанович) подготовила доклад с характерным названием «На неверном пути: что может и должен сделать Вашингтон в отношении России и США». В этом докладе первоочередной из «основных категорий» американо-российских отношений названа военная безопасность638. 637 См.: The National Security Strategy — March 2006 // http://www.globalsecurity. org/military/library/policy/national/nss–060316.htm. 638 м.: На неверном пути: что может и должен сделать Вашингтон в отношении России и США. 2006 // Совет по международным отношениям // http://www.cfr. org. С. 46.

Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность США

405

Из документа следует, что одной из наиболее заметных сфер американо-российского соперничества стало постсоветское пространство. Авторы прямо заявили: «Законные интересы России заслуживают уважения, но нет ничего законного в том, чтобы ограничивать возможность своих соседей углублять их интеграцию в международную экономику, выбирать союзников и партнеров в области безопасности или добиваться демократических политических преобразований»639. Беспокоило экспертов и российско-китайское сотрудничество640. Конфронтационная риторика американских и российских политиков набирала обороты. На Мюнхенской конференции по безопасности в феврале 2007 г. Президент Российской Федерации В. В. Путин жестко раскритиковал Запад и НАТО за те шаги, которые Россия расценила как угрозу со стороны ряда западных стран и Североатлантического альянса. В. В. Путин крайне неодобрительно говорил о «двойных стандартах» натовцев и американцев в связи с проведением их военных операций вблизи российской границы641. В том же году Российская Федерация представила свои базовые стратегические документы по внешней политике, безопасности, экономике, развитию Вооруженных Сил. В комплексе эти документы являли собой стратегию выхода на арену международной политики в качестве самостоятельного актора, что означало новую расстановку сил в мире. В самой России наметились изменения в области обороны и безопасности. Именно в ней во второй половине первого десятилетия XXI в. российские власти начали долгожданные реформы. В 2008 г. была начата военная реформа — пожалуй, наиболее радикальная попытка модернизации Вооруженных Cил из всех, что имели место за последние 100 лет. Она представляет собой первую попытку окончательного отказа от концепции массовой мобилизационной армии. Реальную безопасность страны планируется обеспечивать за счет ракетных сил стратегического назначения, где преобладает офицерский состав. Короткая, но имевшая значительный политический резонанс Российско-грузинская война из-за Южной Осетии августа 2008 г. выявила серьезные проблемы в высокотехнологичном секторе (связь, беспилотная разведка и др.) Российской армии. Сама война представляла собой результат возросшего непонимания позиций и аргументации России Западом. В то же время августовский конфликт показал единственный выход из создавшегося положения, 639

См.: там же. С. 53. См.: там же. С. 54–55. 641 См.: http://archive.kremlin.ru/appears/2007/02/10/1737_type63374type63376type 63377type63381type82634_118097.shtml. 640

406

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

а именно: необходимость для Российской Федерации и США договариваться по вопросам обороны и безопасности. «Окно возможностей» в этом смысле открывалось после избрания на президентский пост в США Б. Обамы. В июле 2009 г. он совершил визит в Москву. Одной из главных тем на переговорах Президента Соединенных Штатов с Президентом России Д. А. Медведевым стало будущее ядерных арсеналов. По итогам встречи Президенты подписали «Совместное понимание по вопросу о дальнейших сокращениях и ограничениях стратегических наступательных вооружений». Это рамочный документ, где зафиксированы ориентиры для дальнейшей работы над текстом соглашения, которое должно было прийти на смену Договору об СНВ со сроком истечения в декабре 2009 г. «Совместное понимание» — документ в первую очередь политический, не накладывающий никаких юридических обязательств на подписавшие его стороны. В то же время данное соглашение позволяет установить, чего ждут друг от друга США и Российская Федерация. Речь, в частности, идет о намерении двух стран сократить в ближайшие семь лет почти в два раза количество ядерных боезапасов — до 1500–1675 единиц — и их носителей (ракет наземного базирования, на подводных лодках и стратегических бомбардировщиках) — до 500–1100 единиц642. Деятельность над новым Договором — по СНВ-3 — предполагала, чтобы российское руководство обращало пристальное внимание на основные принципы международной политики администрации Б. Обамы. В начале 2010 г. госсекретарь США Х. Клинтон перечислила в Париже шесть основных принципов этой политики: — основой безопасности являются суверенитет и территориальная целостность государств; — безопасность в Европе должна быть неделимой; — США будут твердо соблюдать свои обязательства по статье 5 Вашингтонского договора; — политика США в отношении Европы остается транспарентной, к чему Америка призывает и европейские государства; — народы разных стран имеют право жить без страха ядерной войны; — подлинная безопасность формируется не только из мирных взаимоотношений между государствами, но и из прав и возможностей для каждого гражданина643. Из других американских и евроатлантических источников следует, что к числу приоритетных направлений обеспечения глобаль642 См.: Агарков М., Баусин А. Ответно-встречная дипломатия // Эксперт. 2009. № 27. С. 21. 643 Цит. по: Колесниченко О. Вашингтон выбирает для себя новую азиатскую стратегию // Независимое военное обозрение. 2010. № 47. С. 11.

Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность США

407

ной безопасности Запад относит сегодня энергобезопасность (особенно актуальна для Западной и Центрально-Восточной Европы), а также борьбу с национальными вооруженными группировками, наркокартелями и другими носителями угроз нового типа. Успешно противостоять традиционным, а также новым угрозам национальной безопасности американцы могли во многом лишь при условии принятия конкретных мер по сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений. После длительной и напряженной совместной работы 8 апреля 2010 г. в Праге Президенты России и США подписали Договор между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений. Договор ограничивает, в частности, общее число развернутых ядерных боезарядов 1550 единицами для обеих сторон. Число развернутых межконтинентальных баллистических ракет (МБР), развернутых баллистических ракет на атомных подводных лодках (БРПЛА) и развернутых стратегических бомбардировщиков-ракетоносцев для России и США не будет превышать 700 единиц. При этом каждый тяжелый бомбардировщик засчитывается как одна единица. Договор не распространяется на боезаряды, находящиеся на долговременном хранении. Предусмотрен двусторонний обмен телеметрическими данными, полученными в ходе испытательных пусков МБР или БРПЛА644. Процесс ратификации Договора в американском Сенате и российской Госдуме был небезоблачным. Законодатели обеих стран сопроводили документ каждый своей резолюцией, отражающей собственное видение перспектив развития систем противоракетной обороны. Как известно, именно судьба американской ПРО в Европе значительное время выступала в качестве камня преткновения на пути заключения Договора о СНВ-3. В декабре 2010 — январе 2011 г. Договор был ратифицирован сторонами и является сегодня одним из принципиальных звеньев в мировой системе безопасности. Подписание и ратификация Договора о СНВ-3 наполнили политику «перезагрузки» конкретным содержанием, став ее важнейшим этапом. Российско-американские отношения в сфере безопасности все больше начали приобретать характер стратегических. В принятой Соединенными Штатами в мае 2010 г. Стратегии национальной безопасности прямо указывается, что США работают над строительством более глубоких и эффективных партнерских 644 См.: Договор между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических и наступательных вооружений. 8 апреля 2010 года. Прага // http: // news. kremlin. ru / ref_notes / 512.

408

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

отношений с ключевыми центрами влияния, а именно с Китаем, Индией и Россией. Признается, что на международной арене голос последней окреп645. Авторы Стратегии справедливо подчеркивают, что Российская Федерация и США как два государства, обладающих наибольшими запасами ядерного оружия в мире, вместе работают для продвижения режима его нераспространения. Они также стремятся уменьшить собственные ядерные арсеналы и взаимодействуют в вопросах выполнения другими странами своих международных обязательств по снижению уровня распространения ядерного оружия на планете646. Следующая цель, ставшая уже традиционной в подобного рода официальных документах американских властей, — совместная с Россией деятельность по пресечению экстремизма, особенно в Афганистане. Несмотря на позитивные сдвиги в российско-американских отношениях последних лет, судьба государств, расположенных на постсоветском пространстве, продолжает оставаться в поле зрения администрации Б. Обамы. Так, Стратегия ратует за поддержку суверенитета и территориальной целостности соседей России647. Речь, конечно, в первую очередь идет о Грузии. В целом американская Стратегия национальной безопасности 2010 г. представляет собой программу обновления США и сохранения глобального лидерства Америки. Свой новый лидерский стиль в январе 2011 г. представил президент США Б. Обама. Фундаментальные проблемы Соединенных Штатов никуда не исчезли. Мир изменился, признал Б. Обама, выступая перед американской элитой и 45-милионной телеаудиторией. И в этом мире лидерство США уже не безоговорочно. «В Южной Корее больше домов подключено к Интернету, чем у нас. Страны Европы и Россия инвестируют в автодороги и железные дороги больше, чем мы. Китай строит более быстрые поезда и современные аэропорты»648, — сказал президент Соединенных Штатов Америки. Расходы на НИОКР должны, по его мнению, вырасти до максимального уровня со времен космической гонки с СССР 1960-х гг.649 В то же время структурные изменения Вооруженных Сил России, начатые в 2008 г., через три года стали реальностью. Армии удалось выйти на оптимальную численность в 1 млн человек. Шесть военных округов были реорганизованы в четыре. Изменилась си645 См.: http://www.whitehouse.gov/sites/default/files/rss_viewer/national_security_ strategy.pdf. 646 См.: там же. 647 См.: там же. 648 Цит. по: Котов А. Перезагрузка Обамы // РБК daily. 2011. 27 янв. С. 3. 649 Цит. по: там же.

Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность США

409

стема управления войсками. Армейский потенциал включает межвидовые группировки войск на стратегических направлениях: юг, запад, центр, восток. В США документом, отражающим глобальные тенденции последних лет, стала Национальная военная стратегия. Она увидела свет в феврале 2011 г. В ней обращается внимание на поиск американцами форм взаимодействия с Россией в вопросах борьбы с терроризмом, укрепления режима нераспространения, освоения космического пространства и создания противоракетной обороны. Многозначительным представляется предложение в адрес Российской Федерации играть более активную роль в сохранении безопасности и стабильности в Азии650. Национальная военная стратегия США констатирует, что главная глобальная тенденция последних лет заключается в быстром превращении Азии в новый центр мира651. Руководители разведсообщества Соединенных Штатов не скрывают, что современная Россия в активной форме проявляет намерение вместе с США участвовать в разрешении международных конфликтов, и это рассматривается Белым домом как весьма положительный фактор652. Процесс российско-американского сокращения стратегических наступательных вооружений сопряжен с проблемой возможного взаимодействия США и Российской Федерации в области противоракетной обороны. Концептуально такое взаимодействие американцы выразили следующим образом: одним из преимуществ применения США гибкого поэтапного подхода в Европе является возможность участия России в ЕвроПРО при условии, что политическая обстановка позволит это сделать. Так, данные от российских РЛС по сопровождению ракет будут полезны и желательны, хотя функционирование американских систем не будет зависеть от этих данных. По мнению Пентагона, цель Соединенных Штатов состоит в вовлечении России в новую структуру сдерживания, которая направлена против вызовов международному миру и безопасности от небольшого количества государств, пытающихся найти нелегальные возможности для завладения оружием массового уничтожения653. 650 См.: http://www.jcs..mil//content/files/2011-02/0208110848002011NMS — 08 FEB 2011.pdf. 651 См.: там же. 652 Цит. по: Иванов В. Директор национальной разведки: Америка в опасности со всех сторон // Независимое военное обозрение. 2011. № 7. С. 1, 6. 653 См.: Обзорный доклад Министерства обороны США по программе ПРО. Февраль 2010 г. Ballistic Missile Defense Review Report // ФГУП «Институт стратегической стабильности» Госкорпорации по атомной энергии «Росатом». Февраль 2010 г. С. 48.

410

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

В 2009 г. американская администрация разработала концепцию минимального сдерживания, предусматривающую сокращение на 75% существующих стратегических сил США с одновременным ускорением развития противоракетных технологий654. Подобный подход Соединенных Штатов вызвал озабоченность у России, Китая и ряда стран Европейского Союза. В июне 2010 г. Б. Обама назвал себя «твердым сторонником сотрудничества с Россией в разработке систем противоракетной обороны»655. Он подчеркнул, что совместная с Россией противоракетная система может обеспечить большую безопасность для России и США656. Состоявшийся в ноябре 2010 г. саммит Совета Россия — НАТО провозгласил проект создания совместной противоракетной обороны Европы. Такой шаг был сделан несмотря на то, что в самом НАТО среди членов нет единой точки зрения по поводу характера и степени взаимодействия с Российской Федерацией. России есть что предложить партнерам по альянсу из своей боевой техники и систем обеспечения безопасности: зенитно-ракетные комплексы С-300 и С-400, современную систему ПРО Московского района А-135, эффективно работающие станции предупреждения о ракетном нападении. От того, какое качество обретут российско-американские отношения в сфере безопасности, зависит будущее отношений Россия — НАТО. На сегодняшний день имеется ряд очевидных препятствий, затрудняющих конструктивное сотрудничество двух сторон по созданию совместной ПРО. К ним относятся: — дефицит доверия Российской Федерации и НАТО друг к другу, сохранившийся еще со времен холодной войны; — расхождение сторон в оценках ракетных угроз; — равноправное участие россиян и членов НАТО в построении ЕвроПРО; — разные подходы России и НАТО к принципам построения европейской ПРО и ее архитектуре; — обеспечение технологической совместимости интегрируемых частей единой ПРО657. На ноябрьском (2010 г.) саммите НАТО в Лиссабоне принята новая Стратегическая концепция Североатлантического альянса. Анализ данного документа подтверждает то обстоятельство, что, несмотря на произошедшие геополитические и экономические 654

См.: Nuclear Posture Review Report. April 2010 // http://www.defense.gov. Барак Обама: Нужны варианты, при которых выигрывает каждый // Известия. 2010. 25 июня. С. 5. 656 Цит. по: там же. 657 См.: Есин В. Состоится ли проект ЕвроПРО? // Военно-промышленный курьер. 2011. № 2. С. 2. 655

Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность США

411

изменения, Российская Федерация продолжает рассматриваться альянсом в качестве основного объекта ядерного сдерживания. Одновременно признается, что целям общей безопасности в наилучшей степени отвечает твердое и конструктивное партнерство НАТО и Российской Федерации, основанное на обоюдном доверии, транспарентности и прогнозируемости658. Стратегическая концепция констатирует, правда, не конкретизируя, сокращение численности западного ядерного оружия в Европе со времен окончания холодной войны. При этом с Россией планируется сотрудничать в сфере создания совместной европейской ПРО. Однако беспокойство у натовцев вызывает сохраняющееся, по их мнению, превосходство Москвы в количестве тактического ядерного оружия659. С начала 1990-х гг. наша страна последовательно сокращает все виды тактического ядерного оружия (тактические ядерные авиационные ракеты и бомбы, соответствующие противокорабельные, противолодочные, противовоздушные ракеты, торпеды кораблей и подводных лодок, ракеты-перехватчики, зенитные ракеты и др.) наземного, морского и воздушного базирования. Размеры российских арсеналов тактических ядерных средств и единиц ядерных боезарядов не разглашаются, но, по экспертным оценкам, счет идет на тысячи. Американская администрация собирается начать с Российской Федерацией обсуждение проблемы тактического ядерного оружия. В свою очередь, российское военно-политическое руководство внимательным образом изучает натовскую практику реализации информационно-сетевой стратегии «управляемого хаоса» в ряде стран Азии и Африки. Таким образом, российско-американские стратегические отношения в области национальной безопасности на протяжении 2000-х гг. прошли через следующие этапы: — 2001–2003 гг. — время выстраивания российско-американского стратегического диалога в условиях повышенного уровня террористической угрозы в мире; — 2004–2008 гг. — годы снижения уровня взаимного доверия на почве неприятия Россией «оранжево-революционных» сценариев развития событий на постсоветском пространстве; — с 2009 г. по настоящее время — этап «перезагрузки» российскоамериканских отношений, включающий комплекс взаимных договоренностей по укреплению национальной безопасности двух стран. 658 См.: Стратегическая концепция обороны и обеспечения безопасности членов Организации Североатлантического договора. Утверждена главами государств и правительств в Лиссабоне. Ноябрь 2010 г. // http://www.nato.int/cps/ru/natolive/ official_texts_68580.htm. 659 См.: там же.

412

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

Ряд американских аналитиков признает сегодня, что сильная и активная Россия будет создана не по американским правилам (на основе свободного рынка и американской идеи демократии), а по российским (т. е. с большим присутствием государства в политике и экономике). Они также заключают, что серьезное присутствие Российской Федерации в странах ближнего зарубежья поддерживает там баланс сил и поэтому служит интересам Соединенных Штатов Америки660. Следует признать, что будущее национальной безопасности двух стран напрямую зависит от наличия у них стратегической концепции российско-американских отношений.

Ф. Г. Тараторкин

ГЛАВА 4 ОТ РОССИКИ К СОВЕТОЛОГИИ: ФОРМИРОВАНИЕ ОБРАЗА РОССИИ В БРИТАНСКОМ НАУЧНОМ РОССИЕВЕДЕНИИ В XX в. «Российская цивилизация» на пути к ХХ веку: образ России в период формирования научного россиеведения в Великобритании Образ «другого» в истории, еще в середине XX в., утвердившийся в качестве одной из основных исследовательских проблем в западноевропейской историографии661, в последние десятилетия привлекает к себе все более пристальное внимание отечественных исследователей662. Предметом изучения при этом становятся ар660

См., напр.: Грэм Т. После перезагрузки // Эксперт. 2010. № 35. С. 68. См.: Barraclough G. Main Trends in History. N. Y.; L., 1979; The Development of Modern Historiography / Ed. by H. Kozicki. N. Y.; L., 1993; Trevor-Roper H. R. History: Professional and Lay. Oxford, 1957; What is History. L., 1988. См. также: Истории ментальностей, историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. 662 После известных монографий А. Я. Гуревича особое место рассматриваемая проблематика занимает на страницах альманаха «Одиссей», издаваемого с 1989 г. См.: Ронин В. К. Франки, вестготы, лангобарды в VI–VIII вв.: политические аспекты самосознания // Одиссей: Человек в истории. 1989. М., 1989; Гинзбург К. Образ шабаша ведьм и его истоки // Там же. 1990. М., 1990; Оболенская С. В. Образ немца в русской народной культуре XVIII–XIX вв. // Там же. 1991. М., 1991. C. 160–185. См. также статьи С. И. Лучицкой, П. Фридмана, И. Е. Синицыной и др. в разделе «Образ “другого” в культуре». 661

Глава 4. От россики к советологии...

413

хаическое сознание663 и коллективные представления664, типы интеллектуальных образов и их взаимодействие665, варианты и схемы адаптации к восприятию инаковости666. И все же до сих пор недостаточно проясненным остается вопрос о специфике историографических образов, формирующихся в сфере научного знания, отличающейся особой диалогичностью. Если верно, что «диалогические рубежи пересекают все поле живого человеческого мышления»667, историографическое пространство оказывается наиболее «пересеченным» диалогическими взаимосвязями и взаимовлияниями (при том, что даже «между глубоко монологическими... произведениями всегда наличны диалогические отношения»668, пусть даже непроявленные, молчаливые), т. е. в конечном счете историографию можно воспринимать как систему диалога, в особенности продуктивного, в случае зарубежного россиеведения. Британской научной россике669 и советологии, изначально претендовавшим, по признанию У. Морфилла, на «активное формирование английских представлений о России посредством создания привлекательных и правдивых образов ее истории»670, в период формирования британского россиеведения приходилось соперничать с монополией ежедневных газет и аналитических журналов. Разумеется, основной задачей периодики было отражение политической конъюнктуры. Периодические издания никогда и не претендовали на выполнение специфически историографических функций и задач научной россики; со своей стороны, историки-россиеве663 См., напр., работы Т. В. Евгеньевой, И. Н. Ионова, Н. Н. Фирсова в сб.: Современная политическая мифология. М.: РГГУ, 1996. 664 Одним из современных примеров подобного исследования может служить книга А. Л. Ястребицкой «Средневековая культура и город в новой исторической науке» (М., 1995). 665 Подробнее о категории образа см. в кн.: Петровский А., Ярошевский М. История психологии. М.: РГТУ, 1994. С. 288–307; Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М., 1995, и др. 666 См.: Himmelfarb G. The New History and the Old. Cambr. (Mass.), 1987. P. 110– 123; Partner N. F. Making Up Lost Time: Writing on the Writing of History // Speculum. 1986. Vol. 61. № 1. P. 34–35. 667 Бахтин M. M. 1961 год: Заметки // Бахтин М. М. Собр. соч.: в 7 т. М., 1996. Т. 5. С. 330. 668 Там же. С. 336. 669 Из работ, непосредственно посвященных британской россике, можно назвать на сегодняшний день лишь монографии А. Н. Зашихина, в которых речь идет как о становлении публицистической, газетно-журнальной россики второй половины XIX — начала XX в., так и о формировании научного россиеведения в тот же период. См.: Зашихин А. Н. Глядя из Лондона: Россия в общественной жизни Британии второй половины XIX — начала XX в. Архангельск, 1994; Он же. Британская Rossica второй половины XIX — начала XX в. Архангельск, 1995. 670 Morfill W. R. Recent Trends in Our Academic World // Times. 1881. April 23. P. 6.

414

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

ды признавали, что «чем менее похожи будут наши комментарии на беглые и поверхностные исторические обзоры в газетах, тем с большим успехом будет развиваться наша деятельность»671. Ситуацию, однако, невозможно признать очевидной, ибо именно исторические обзоры, предпосылаемые журналистами (как правило, собственными корреспондентами изданий в Петербурге) в статьях по злободневным вопросам российской внутренней и внешней политики, оказывались часто наиболее мощным фактором формирования массовых представлений о русской истории. Заметим также, что первые профессиональные исследователи истории России У. Рольстон, Д. М. Уоллес, У. Морфилл много и плодотворно работали в жанре газетных и журнальных обзоров и даже, как замечает У. Морфилл, «с трудом могли отказаться от привычки смотреть на многое глазами журналиста, глазами газетчика и впоследствии»672, т. е. в «академический» период их научных занятий. Вышеназванные исторические обзоры стали появляться в периодических изданиях примерно в 20–30-е гг. XIX в. Тогда же начинает определяться и своеобразная тематическая специализация изданий. Так, “Times” уделяет особое внимание выяснению подробностей внутридинастических генеалогических связей Дома Романовых, и одним из выводов становится признание крайней запутанности монаршей генеалогии в России и того обстоятельства, что, «по сути дела, Россия переживает после Петра постоянный династический кризис, периодами более острый, как в середине прошлого столетия, а временами уходящий вглубь». Но главный вывод, который делает газета: «Российская династия — это слабая, подорванная и обреченная династия, лишь относительно достойная быть включенной в славный список европейских династий»673. “Fortnightly Review” видит своей целью «уяснение общего положения вещей в России, как оно сложилось со времен самой древней русской истории»674. Для достижения такой цели газета постоянно публикует одновременно с текущей информацией еще и тематические статьи, которые можно было бы назвать этнографическими. К. Ховард в 1880–1890-е гг. регулярно печатает многочисленные эссе о русских крестьянах. Все материалы, опубликованные по этому вопросу в “Fortnightly Review”, станут затем основой для большой книги К. Ховарда «Русский крестьянин», вышедшей в свет в 1907 г. Среди других материалов газеты — эссе с характерными названиями «Представляет ли русский купец угрозу Западу?», 671

Edwards H. S. A Response to Criticism // Daily Telegraph. 1900. No. 7. P. 22. Morflll W. R. Recent Trends... P. 6. 673 Так, первый из известных нам обзоров связан с реакцией на воцарение Николая I и нацелен на «объяснение некоторых трудных вопросов истории российской правящей династии» (Times. 1826. March 10. Р. 2). 674 Fortnightly Review. 1840. № 6. P. 18. 672

Глава 4. От россики к советологии...

415

«Российские бюрократы: кто они?», «Сибирь в истории России», «Дальний Восток в русской политике вчера и сегодня» и т. п. С течением времени “Fortnightly Review” более охотно предоставляет возможность высказываться по российской проблематике историкам675, в ряде случаев вполне иронически называя их статьи «просвещенным исследованием», «статьей, отвечающей самым строгим требованиям объективности и истины» и т. п.676 В каком-то смысле признанным лидером в 40–70-е гг. становится “Daily Telegraph”. На страницах этой газеты, несмотря на небольшой объем, материалы, содержащие экскурсы в русскую историю, появляются почти еженедельно. Есть в газете и постоянный автор подобных материалов — петербургский корреспондент Ч. Сароли677. В сентябре — декабре 1869 г. Ч. Сароли выступает с серией из 12 статей, объединенных темой «Русский национальный характер» (в 1871 и 1873 гг. Ч Сароли напечатает еще две подобные серии — «Принципы современной политики России»678 и «Россия и Запад»679). Суть позиции Ч. Сароли сводится к набору достаточно стереотипных для западноевропейских авторов того времени характеристик. Во-первых, он считал, что Россия никогда не преодолеет последствий «монгольской катастрофы», очень серьезно подорвавшей творческий потенциал нации. После монгольского нашествия, «сколь бы блистательным в ряде отношений... ни представлялся самый ранний период русской истории»680, Россия утратила способность к оригинальному политическому, социальному и экономическому развитию и оказалась обреченной на заимствование соответствующих западных образцов, причем заимствование «несерьезное, поверхностное, дикое», не затрагивающее тех глубинных пластов народного сознания, которые Ч. Сароли считает возможным назвать не иначе как «глубинным варварством»681. Во-вторых, по мнению Ч. Сароли, неспособность России творчески воспринять все многообразие достижений западной цивилизации приводит к тому, что «у русского человека вырабатывается привычка к зависимости, несамостоятельности, он привыкает быть забитым и лишенным инициативы»682. Отсюда особое тяготение русских к внеш675 См.: Wallace D. M. On the Crimean Crisis // Fortnightly Review. 1854. № 22. P. 3; Edwards H. S. Grand Duke Alexander // Ibid. 1869. № 1. P. 20; Howe S. My Experiences of Russia // Ibid. 1910. № 18. P. 8–9; № 19. P. 12. 676 [Editorial] // Wallace D. M. On the Crimean Crisis... 677 A. H. Зашихин подробно пишет о работе Ч. Сароли, явившейся обобщением его газетных выступлений ряда лет. См.: Зашихин А. Н. Указ. соч. С. 118, 122, 129–131. 678 См.: Sarolea Ch. Europe’s Dept to Russia. L., 1900. P. 60–89. 679 Ibid. P. 112–125. 680 Ibid. P. 53. 681 Ibid.P. 6. 682 Ibid. P. 6, 57, 113.

416

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

нему авторитету, влиятельной и подчас грубой силе государства, заменяющего собою все виды и формы общественных отношений и потому становящегося «таким безраздельным и абсолютным царством внешнего принуждения, каких не знал даже Древний Восток»683. И наконец, в-третьих, осознание политическими верхами Российской империи собственного подчиненного и зависимого положения в системе международных отношений вынуждает российских императоров прибегать к поиску политических решений, которые позволили бы поддерживать «иллюзию политического всемогущества и государственного величия» империи684. По этой причине внешняя политика России определяется набором политических конъюнктур, «ее нельзя спрогнозировать, рассчитать, Россию невозможно воспринимать как партнера наравне с другими европейскими державами, с ней лучше быть осторожнее — как с Востоком»685. В значительной мере Ч. Сароли задал своими обобщающими материалами тему, вариациями на которую прозвучат в 1880– 1890-е гг. многочисленные газетно-журнальные обзоры «на российскую тему»686. Важнее другое: Ч. Сароли (и одновременно с ним или вслед за ним Р. Скоукрофт687, Б. Хэйвен688 и др.) вырабатывает и своеобразный индекс фактов и событий российской истории, призванных подкреплять и иллюстрировать выдвигаемые тезисы. Так, деятельность Ивана IV приводит к мысли о неспособности русских к следованию «элементарной политической логике»689. Раскол XVII в. предстает наиболее убедительным доказательством неразвитости религиозного сознания русских, а также того, что «именуемое русским православием религиозное течение есть не более чем странная смесь христианской фразеологии с наиболее дикими проявлениями языческой темноты»690. Утрата независимости Новгородом в XV в. и Псковом в XVI в. свидетельствует о вероломности центральной власти, которой «не дано оценить всех несомненных преимуществ и всей непреходящей ценности свободных гражданских установлений»691, но в то же самое время именно затянувшаяся на несколько столетий цен683

Ibid. P. 124. См..: Sarolea Ch. The New Russian Emperor // Daily Telegraph. 1881. April 10. P. 1–2. 685 Sarolea Ch. Europe’s Dept to Russia... P. 52. 686 “Daily Telegraph” ведет в 1881–1884 гг. еженедельную рубрику именно с таким названием — “On the Russian Theme”. 687 См.: Scowcroft R. Those Who Never Agree: On History of Russian Diplomacy // Daily Telegraph. 1883. January 9. P. 12. 688 См.: Heaven U. A. Visit to Petersbourg // Ibid. 1884. February 26. P. 10. 689 Cм.: Sarolea Ch. Europe’s Dept to Russia... P. 120. 690 Le Quesne P. Church in Russia // Times. 1860. February 20. P. 16. Автор признателен канд. ист. наук М. В. Никулину за указание на этот материал П. Ле Кэйна. 691 Sarolea Ch. Europe’s Dept to Russia... P. 7–8. 684

Глава 4. От россики к советологии...

417

трализация земель вокруг Москвы и введение княжеского единовластия не сразу, а лишь путем постепенного собирания земель не позволили государству достаточно окрепнуть «для того, чтобы и впредь оставаться всегда сильным»692. К этому перечню можно прибавить традиционное противопоставление Николая I Александру I, причиной неудачи реформаторских замыслов и проектов которого явилось несоответствие их просвещенно-европейского пафоса «варварской политической реальности России»693, и т. п. Уже с начала 50-х гг. XIX в. эти и подобные им фактографические матрицы русской истории находят отражение в сфере, оказывающей на формирование образа России в сознании англичан воздействие не меньшее, чем периодика, — в сфере образования, в комплексах учебной литературы для университетов и школ. Здесь сразу обозначаются два подхода. Первый, наиболее традиционный, заключается в последовательном проведении при рассмотрении истории «третьих» стран формулы «Британия и остальной мир». Эта формула, которой до сих пор суждено играть определяющую роль в британской исторической науке694, отличается крайним исследовательским монологизмом: любое «иное», особое, непохожее не просто рассматривается по отношению к норме, т. е. соответствующему британскому образцу, как несовпадение с ней, недоразвитость, отклонение, ошибка; само изучение «иного» имеет смысл лишь постольку, поскольку оно позволяет акцентировать, оттенить, подчеркнуть и обосновать преимущество своего (заметим, что в общеметодологическом плане такой подход имеет полное право на существование в системе взаимодействия обобщающего и индивидуализирующего подходов в историческом познании695. В терминах же диалогической методологии М. М. Бахтина подобное отношение к «другому» как более или менее ценной проекции «своего» определяется как «отрицание вне себя равноправного и ответно-равноправного сознания»696 — признак крайнего монологизма). В русло такого имперского подхода попадали те факты и события русской истории, которые продемонстрировали бы учащимся 692

Ibid. P. 101 См.: Sarolea Ch. The New Russian Emperor. P. 2. 694 См. об этом: Зверева Г. И. Организация исторической науки в Великобритании в новое и новейшее время. М.: МГИАИ, 1986; Согрин В. В., Зверева Г. И., Репина Л. П. Современная историография Великобритании. М., 1991. С. 70 и след.; Шарифжанов И. И. Современная английская буржуазная историография: проблемы теории и метода. М., 1984. С. 16–21. 695 См.: Ионов Н. Н. Судьба генерализирующего подхода к истории в эпоху постструктурализма (попытка осмысления опыта Мишеля Фуко) // Одиссей: Человек в истории. 1996. М., 1996. С. 60–80. 696 Бахтин М. М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 369. 693

418

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

цивилизационные преимущества английской истории. В базовом для общеобразовательных школ викторианской Англии учебнике всемирной истории суть искомой антитезы сформулирована предельно четко: «Сила Российского государства оборачивалась слабостью, когда оно оказывалось не в состоянии умирить народные массы, а могло лишь подавлять их; его слабость оборачивалась силою, когда оригинальные произведения русской культуры появлялись почти каждый раз там, куда государство еще не успело проникнуть: в любом случае, в противоположность Англии, Российское государство никогда не могло вызвать к себе уважение и разумное повиновение своих подданных»697; более того, «в то время как в Англии достойный монарх в большинстве случаев осознается как лучший сын своей земли, как чистое и славное олицетворение народных сил и народного духа, в России таким олицетворением цодчас становится нечто совсем противоположное — Лжедмитрий, Разин, Пугачев, бунтари-раскольники, революционнее террористы (учебник вышел в свет первым изданием в 1879 г. — Ф. Т.) и подобные им символы хаоса и безначалия»698. Второй из названных нами подходов также основан на противопоставлении. Только в этом случае история России рассказана учащимся через систему более масштабных антитез — европейская цивилизация и неевропейский мир. Любопытно отметить, что в неевропейском мире Россия занимает значительное положение и играет ведущую роль, так же как Англия — в мире европейском, где она, по мнению автора одного из учебников, «всегда говорит от имени просвещенной Европы в целом»699. Почти единственным критерием периодизации русской истории в рассматриваемой категории учебных книг становится европеизация России и соответственно этапы и результаты такой европеизации. Так, в кембриджском курсе всеобщей истории период «относительного единства с европейским миром» (Русь X–ХIII вв.) противопоставляется «темным векам монгольского владычества и внутренней смуты», а эти последние — «обновлению исторической перспективы» Петром и его последователями700. Авторы же одного из оксфордских учебных пособий (1877 г.) настаивают на том, что в политике Россию всегда направляло «отношение к Европе — от изоляции и неприятия западного мира к более внимательному к нему отношению начиная с XVII в. и попыткам активного с ним взаимодействия после Петра»701. И даже позитивная оценка — всегда именно оценка! — итогов исторического развития России к 697 698 699 700 701

World History // M. Brockton, M. Morrough and others. L., 1879. P. 164. Ibid. P. 207. A History of England: Texts and Commentary. Oxford, 1901. P. VI. Cм.: An Unabridged Course of World History. Cambridge (?), 1891. P. 236. World History for Oxford Students. Oxford, 1877. P. 99.

Глава 4. От россики к советологии...

419

ХIХ в. определяется тем, что России удалось «в максимально возможной пока для нее мере приблизиться к достижениям и тенденциям развития западного мира, преодолев наиболее нетерпимые и дикие черты традиционного варварства»702. Частотный анализ словаря десяти учебных пособий, имеющих в своем составе главы по истории России, позволяет сделать вывод о преобладании сравнительно-оценочной лексики над аналитической: «в отличие от» употреблено свыше 2000 раз; «напротив» — более 1500 раз; «в противоположность Англии (Европе, Западу и т. п.)» — около 1000 раз и т. д. В начале 70-х гг. XIX в. в Оксфорде и Лондоне появляются первые обобщающие работы по русской истории, написанные профессиональными историками-исследователями лекционные курсы У. Рольстона и У. Морфилла703. В конце 1870-х гг. к их числу присоединяются работы Д. М. Уоллеса и Г. Дрэйджа704, в 1880-е гг. — исследования Г. Эдвардса и С. Боултона705, в 1890-е гг. — Г. Монро и Г. Тайрелла706, а впоследствии и работы С. Хау, Б. Пэйрса707 и др. В 1915 г. представители «академической россики» (это самоназвание первым ввел Г. Эдвардс в 1889 г.708) создают свой печатный орган — журнал “Russian History Review”, к тому же времени относятся и их нереализовавшиеся проекты научного сотрудничества с русскими историками709. Встреченные весьма враждебно в профессиональном сообществе (У. Морфилл даже говорил о «заговоре молчания» и «полнейшем непонимании» со стороны коллег-историков: «...необходимость постоянно оправдывать собственную исследовательскую деятельность и бороться за признание в научных кругах только сильнее сплотила немногих россиеведов»710), россиеведы почти не вступают в открытую полемику и почти не 702

Ibid. P. 96. См.: Ralston W. R. S. Early Russian History: Four Lectures Delivered at Oxford. L., 1874; Morfill W. R. Russia. L., 1875. 704 Cм.: Wallace D. M. Russia: 2 vols. L., 1877–1878; Drage H. On Russia Affairs. L., 1879. 705 Cм.: Edwards U. S. The Russian History. L., 1882; Boulton S. B. The Russian Empire: Its Origin and Development. L., 1882. 706 См.: Munro H. H. The Rise of the Russian Empire. L., 1899; Tyrell H. History of the Russian Empire. N. p., N. d. . 707 См.: Howe S. A Thousand Years of Russian History. L., 1915; Pares B. Russia and Reform. L., 1907. 708 См.: Edwards H. S. Rec. ad. op.: Boulton S. B. Russian Empire... // Times. 1889. December 14. P. 18. 709 Об этом см.: Тараторкин Ф. Г. А. С. Лаппо-Данилевский и проект создания «Истории России» на английском языке (1915–1918 гг.) // Археографический ежегодник за 1994 год. М., 1996. С. 270–273. 710 Materials for Dr. William Robert Morfill Biography. Oxford, 1912. P. 23–24. Автор признателен Дж. Эвансу за информацию об этом издании. 703

420

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

реагируют на разнообразные упреки в адрес своих работ как со стороны англичан, так и со стороны многочисленных российских рецензентов711. Но уже У. Рольстон и У. Морфилл, не говоря об их младших коллегах, считают своим долгом откликнуться на новейшие образцы газетно-журнальной и учебной «россики». Историографический анализ подобных откликов, никогда не попадавших на страницы самих обобщающих работ по русской истории («Спорить в научной работе позволительно лишь с научным оппонентом!» — отмечал У. Морфилл712), может привести в некоторое недоумение. На самом деле во всем комплексе исследований по русской истории от У. Рольстона до Б. Пэйрса мы находим прямое отражение многих из тех традиционных образов истории России, о которых говорили выше в связи с периодикой и учебной литературой. Здесь есть утверждение о том, что история государства и его институтов представляет собой «единственный ключ к пониманию русской истории» (С. Боултон)713. Здесь говорится о том, что России присущ особый тип исторического развития, характеризующийся «запоздалым усвоением плодов европейской цивилизации» (Г. Тайрелл)714, а главной исторической задачей России объявляется задача «вполне слиться с Европою» (Г. Дрэйдж)715. Не отрицают историки-россиеведы и того, что «периоды невиданного усиления государства почти всегда сопровождаются... упадком народного духа, но лишь подъем последнего гарантирует государству выживание в эпоху общих нестроений» (С. Хау)716, а основу населения в России составляют крестьяне, «легко переходящие от апатии к буйному веселью, от беспробудного пьянства к подлинной святости, от бунта к полному подчинению» (С. Боултон)717. Что же противопоставляют представители «академической» россики своим оппонентам, роль которых в формировании образа русской истории и соответственно современной России Г. Эдвардс называет решающей? Речь менее всего идет о том, каким образ русской истории должен быть, — в известном смысле он может быть любым; речь о том, как этот образ должен формироваться. И в данном случае острие полемики направлено историками-россиеведами против навязы711 Об этом см.: Тараторкин Ф. Г. Британская научная россика и русская историческая наука в начале XX в. // ФИШ: Журнал факультета истории, политологии и права. 1997. № 1. С. 26–30; Тараторкин Ф. Г. А. С. Лаппо-Данилевский и проект создания «Истории России» на английском языке (1915–1918 гг.) // Археографический ежегодник за 1994 год. М.: Наука, 1996. С. 270–274. 712 Materials for Dr. Willian Robert Morfill Biography ... P. 41. 713 Boulton S. B. The Russian Empire... P. 260. 714 Tyrell H. History of the Russian Empire... P. VII. 715 Drage G. Russian Affairs... P. 117. 716 Howe S. A Thousand Years of Russian History... P. 54–55. 717 Boulton S. B. The Russian Empire... P. 62.

Глава 4. От россики к советологии...

421

вания общественному мнению периодикой и учебной литературой таких представлений о русской истории, которые «при определенных условиях не могли бы даже рассматриваться всерьез»718. Каких условиях? Можно выделить как минимум три условия и принципа формирования образа русской истории. Прежде всего, по категорическому заявлению Г. Монро, «изучение истории России должно быть научным»719. Адекватное понимание такой исследовательской декларации осложняется двумя обстоятельствами. Во-первых, тем, что сам термин «научность» и категория научности в разных историографических и — шире — теоретических традициях наполняются разным содержанием (известно замечание С. С. Аверинцева: «...когда научность хотят похвалить, ее называют научностью; когда ее же хотят выбранить, ее называют “сциентизмом” или “позитивизмом” с прилагательным “бескрылый” или без него»720). Во-вторых, тем, что именно в ненаучности, проявляющейся в «недостаточном внимании к документам нашей истории»721, «увлечении образностью языка»722, недостаточном знакомстве с российской историографией723, обвиняют английских исследователей российские рецензенты их трудов. Сам Г. Монро противопоставляет ненаучному изучению русской истории, характеризующемуся выхватыванием «самых кричащих фактов, наиболее ярких примеров, в то время как эти же самые факты и примеры могут подтверждать или опровергать совсем противоположные тенденции и умозаключения»724, научное ее исследование, отличительной чертой которого называет «интерес к целому, к той общей картине, в которую складываются благодаря взаимосвязям и взаимным влияниям самые разные факты русской истории»725. Г. Эдвардс же, отвечая на упреки российских рецензентов, признает одним из условий научности исследования опору на источ718 719

Edwards H. S. A Response to Criticism... Munro H. H. Mr Sarolea writes on Russian History // Times. 1887. November 1.

P. 6. 720 Аверинцев С. С. Античная риторика и судьбы античного рационализма // в кн. Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996. С. 138. 721 А. Д. [Рец] // Русская старина. 1893. № 1. С. ПО. 722 В. М. [Ред.] // Современный мир. 1916. № 1. С. 235. 723 См.: Вернадский Г. В. [Рец.] // Русская мысль. 1915. № 2. С. 67. 724 Munro H. H. Mr. Sarolea Writes on Russian History. P. 6. 725 Ibid. В этой связи трудно не вспомнить известные слова С. Соловьева: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию, — вот обязанность историка в настоящее время» (Соловьев С. Соч.: в 18 кн. М., 1988. Кн. 1. Т. 1–2. С. 51).

422

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

ники и как предпосылку — знание русского языка. Но есть исследовательские ситуации, как в случае с изучением русской истории, когда уровень археографической разработки источников оставляет желать лучшего, а архивохранилища часто оказываются недоступны726, и тогда скудость источников может быть компенсирована внимательным и вдумчивым отношением к имеющимся и «отказом от непродуманных построений, способных очаровать читателя, особенно массового, своею эффектностью, но неспособных прибавить что-либо к искомой научной картине»727. Г. Эдвардсу вторит Г. Тайрелл: «Никто не станет оспаривать желательности самого широкого привлечения источников, но упрек в несостоятельности, недоказательности анализа все же серьезнее упрека в неполном освоении источников: писать же в чем-то иначе не означает писать хуже или менее научно»(!). И дальше: «Подменять же научный анализ броскостью произвольных построений вовсе негоже»728. Вполне понятно, что первая часть цитируемого фрагмента адресована российским рецензентам, вторая же — держателям «имагологической» монополии из среды журналистов и составителей учебных книг. Вторым условием научности и просто корректности формируемого образа русской истории историки-россиеведы считают переход к иному типу исторических аналогий и выстраиваемых на их основе типологических выводов Особое внимание уделяет этому требованию С. Хау, отмечающая, что «не все в истории России можно сопоставлять с историей английской или европейской»729. Если Б. Пэйрс в 1930-е гг. вообще призовет студентов, изучающих русскую историю, «не увлекаться аналогиями»730, то С. Хау ограничится напоминанием, что «по-настоящему интересно и перспективно изучать русского Разина не по аналогии или в противоположность английскому Уоту Тайлеру», а изучать Разина «как он есть» — для того чтобы избежать «насильственных сопоставлений и противопоставлений», подчас придающих русской истории особый колорит, но на самом деле «способных только затемнить и исказить ее»731. Наконец, третьим условием и требованием к формированию образа русской истории является «разделение изучения ее (России. — Ф. Т.) прошлого и сегодняшнего дня», т. е. отход от публицистичности. «Если прошлым и можно объяснить настоящее, что само по 726

См.: Edwards ff. S. A Response to Criticism... Ibid. P. 22. 728 Tyrell H. Main Directions of Our Research II Russian History Review. 1915. № 1. P. 106. 729 Howe S. Public Relations and Public Reactions on Russian History // Russian History Review. 1916. № 3. P. 4. 730 Cм.: Pares B. Selected Notes. Oxford, 1932. P. 67–68. 731 Howe S. Public Relations. P. 6. 727

Глава 4. От россики к советологии...

423

себе не вызывает сомнений, — отмечает Б. Пэйрс, — делать это нужно все же осторожно и тактично»732. Так, Г. Дрэйдж, полемизируя с Ч. Сароли, выражает недоумение по поводу нежелания последнего «видеть различие между анализом современности и исследованием истории»: у них, по Г. Дрэйджу, «разные сферы и методы исследования» — проиллюстрировать примерами из прошлого превратности текущего момента, специфику сегодняшнего положения вещей составляет «более удачу, чем задачу исторического знания»733. С. Хау, например, прямо называет стремление использовать исторический материал для того, чтобы «сделать необходимый и удобный образ сегодняшней России» нетерпимым, а результаты подобных построений призывает воспринимать как «очевидно фальшивые»734. Приведенные нами исследовательские декларации (справедливости ради следует заметить) во многом не оказали решающего воздействия на формирование образа истории России в обыденном сознании англичан. Не оказали отчасти потому, что механизмы и способы опровержения укорененных стереотипов восприятия не могли быть столь же эффективными, как механизмы и способы их насаждения — в печати и массовой учебной литературе (хотя Г. Эдвардс, получая в 1910 г. диплом почетного доктора Оксфордского университета, заявит, что ему и его коллегам «все-таки удалось продемонстрировать, что заинтересованное внимание к несходному историческому опыту плодотворнее ограничения сферой привычного»735). Не оказали, потому что просто не успели: с начала 20-х гг. XX в. более или менее безобидный образ «экзотического незнакомца» (Т. Шанин)736 начинает неотвратимо трансформироваться в совсем другой, закрепляемый, в том числе и историографически, образ — образ врага.

Образ Советской России в британском россиеведении ХХ в. В такой трансформации 1917 год не стал водоразделом ни в политическом, ни в историографическом плане. До середины 1920-х гг. британские россиеведы продолжают работать в основном в жанре обобщающих сочинений. В 1926 г. Бернард Пэйрс издает «Историю России», в которой впервые появляется тематика советской истории.737 Б. Пэйрс усматривает в новом этапе российской истории определенные эле732

Pares B. Selected Notes... P. 7. Draffe G. Russian Affairs... P. X. 734 См.: Howe S. Public Relations... P. 11. 735 Oxford Bulletin. 1910. Autumn. P. 36. Текст речи Г. Эдвардса любезно предоставлен автору Дж. Эвансом. 736 Шанин Т. [Предисловие] // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире / под ред. Т. Шанина. М., 1992. С. 30. 737 Pares B. A History of Russia. L., 1926. P. 347–388. 733

424

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

менты преемственности с дореволюционным периодом. Задолго до наступления эпохи «сталинского ампира» с ее культом новой государственности и жесткой централизации Б. Пэйрс предполагает, что «едва ли будет найдена достаточная альтернатива сильной центральной государственной власти, которая одна может быть способна удержать огромную территорию и население России»738. Не удивительно, что на новое издание «Истории России» не отреагировали в Советской России: отечественным историкам в тот момент было не до рецензий на зарубежные труды, таких рецензий в те годы было крайне мало. Удивительно другое: британские историки совершенно не заметили первого советологического опыта, включенного британским автором в курс русской истории. Три рецензии на книгу Б. Пэйрса 1926 г. обошлись без упоминания страниц, посвященных революции и первым годам советской власти739. Б. Пэйрс предлагает не интерпретацию, а общий фактографический обзор ранней советской истории. Он фиксирует события и факты, не допускает хронологических ошибок (не в пример некоторым другим советологам-первопроходцам, которые, как, например, известнейший Исайя Берлин, время от времени запутывавшийся в датах советской хронологии, в чем он сам с досадой признается740). Однако при этом Б. Пэйрс не дает никакого анализа сообщаемых им фактов. Более того, переходя от досоветской истории к истории советского периода, он применяет к Ленину и большевикам те же самые институциональные определения, которыми он описывает царское или Временное правительство: «центральная власть», «министры», «государственное управление» и т. п. Переход от описательно-фактографического к аналитическому изучению советской истории связан уже со следующим поколением британских россиеведов, в котором к 1950–1960-м гг. выявляются признанные лидеры и классики. Наиболее стройную концепцию новейшей истории России создает Э. Х. Карр. На протяжении почти 30 лет (1950–1978) он публикует «Историю Советской России» в 14 томах741. По мнению британских историографов Э. Эктона и П. Гэтрелла, «Карр относился к марксизму с сочувствием»742, что определило общую левизну его истолкования советской политической 738

Ibid. P. 387. Johnson D. A New Book by Professor Pares // Russian History Review. 1927. № 1. P. 65–67; Case R. D. [Pares B. A History of Russia. L., 1926] // The Slavic Studies Bulletin. 1928. Oxford, 1928. P. 254–255. 740 Berlin I. Diaries // In Honour of Sir Isaiah Berlin. N. p., 1990. P. 23. 741 Carr E. H. History of Soviet Russia. Vols. 1–14. L., 1950–1978. 742 Эктон Э., Гэтрелл П. Глазами британцев: современная английская историография России и Советского Союза // Россия XIX — XX вв. Взгляд зарубежных историков. М.: Наука, 1996. С. 31. 739

Глава 4. От россики к советологии...

425

истории. По этой причине британское академическое сообщество отнеслось к фундаментальному труду Э. Карра с некоторой настороженностью. И. Берлин (историк и философ значительно более правых и консервативных взглядов) упрекал Э. Карра в «преимущественном интересе и внимании к социально-экономическому измерению истории в ущерб многим другим не менее важным сторонам изучаемых фактов и феноменов»743. Другой рецензент — И. Дейчер — с противоположных (марксистских) позиций усматривал в многотомном исследовании Э. Карра невнимание к массовым движениям и народной борьбе и преувеличение важности структур государственного управления и правительственного аппарата («уникальность советской власти не в том, как и какой аппарат ей удалось создать, а в том, насколько органично и последовательно вызревали экономические предпосылки и массовая социальная база новой власти в России»744). При этом оба рецензента отдавали должное масштабности и беспрецедентности замысла Э. Карра и высокому профессионализму в реализации этого замысла. Многотомное исследование Э. Карра явилось, по сути дела, исследовательским проектом такого уровня и охвата материала, который редко оказывается под силу одному исследователю. Если Б. Пэйрс придерживается в изложении русской истории ХХ в. сквозной хронологии, в которой 1917 год почти никак не выделяется, то для Э. Карра Февраль и Октябрь 1917 г. приобретают всемирно-историческое значение. Он утверждает, что «русская революция 1917 года была поворотным пунктом в истории человечества, и, вполне вероятно, историки будущего назовут ее величайшим событием XX века. Историки еще очень долго будут спорить и резко расходиться в своих оценках ее, как это было в свое время с Великой французской революцией. Одни будут прославлять русскую революцию как историческую веху в освобождении человечества от гнета, другие — проклинать как преступление и катастрофу»745. Более того, по мнению Э. Карра, пафос «мировой революции», под влиянием которого разворачиваются основные события ранней истории Октября 1917 г., нельзя считать выхолощенной идеологической доктриной большевиков или в особенности троцкистов, потому что этот пафос находил отражение в реальных геополитических процессах того времени. Э. Карр отмечает, что «Гражданская война закрепила стереотип, который складывался в западном и советском мышлении с Октября 1917 года, о существовании двух миров, непримиримо противостоящих друг другу, — мира капитала и мира революции, 743 744

Berlin I. Russian Thinkers. L., 1978. P. 334. Deutscher I. The Recent Trends in the Soviet Studies // Soviet Studies. 1973. № 2.

P. 212. 745 Карр Э. Х. Русская революция от Ленина до Сталина. 1917–1929: пер. с англ. Л. А. Черняховской. М., 1990. С. 7.

426

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

предназначенного его уничтожить. В ноябре 1918 года, после падения Германии, Центральная Европа на какое-то время стала яблоком раздора двух миров. Забрезжившая революция в Берлине в январе 1919 года подкрепила и без того твердую уверенность большевиков в том, что смертный час капитализма пробил и революционная волна вот-вот покатится от Москвы на Запад»746. В изучении экономической и социальной истории Э. Карр придерживается традиционной для британского россиеведения методологии: он опирается на скрупулезное изучение фактов в их причинно-следственных взаимосвязях и воздерживается от широких обобщений там, где факты говорят сами за себя. Так, соглашаясь с тем, что политика «военного коммунизма» была разновидностью государственного террора, Э. Карр подчеркивает, что подобные устойчивые формулы не исчерпывают сути и не проясняют до конца характер «событий, которые подчиняются экстраординарной логике — логике революции, в которой переход от ужесточения режима власти к его либерализации нередко оказывается спонтанным, потому что происходит под влиянием факторов, действующих в данный момент, но уже перестающих действовать в какой-то следующий момент». Говоря о политике нэпа, Э. Карр отмечает не только в ней смелость «парадоксальной политической инициативы Ленина», пусть и вынужденной, но и видит в нэпе предпосылки для последующей коллективизации, поскольку разные варианты экономической политики советского правительства «в конечном счете восходят к пониманию необходимости решения острого аграрного вопроса, необходимости, с которой сталкивались все российские правительства, под каким бы флагом и в русле каких бы идей они ни действовали». Наконец, Э. Карр формулирует очень характерный для британской россики-советологии вывод: «Наши исторические данные доказывают, что нельзя недооценивать преемственность проблем, которые решает советская власть; корни и характеристики этих проблем сложились не в ходе и не в результате революции, а задолго до нее»747. Пристальное внимание к вопросам исторического континуитета, к проблеме непрерывности русского исторического процесса при калейдоскопической смене исторических декораций в разные эпохи присуще не только Э. Карру, но и его сверстнику и тоже классику британской советологии раннего периода — Леонарду Шапиро. Л. Шапиро утверждает, что советская автократия — это «не только новый тип, но и новый этап российской государственности, который появился не в пустыне, а унаследовал 746 747

Карр Э. Х. Указ. соч. С. 20–21. Carr E. H. History of Soviet Russia. Vol. 1. L., 1950. P. 163.

Глава 4. От россики к советологии...

427

некоторые существенные черты и особенности русской политической культуры»748. Тем же поиском элементов идейной и институциональной преемственности в досоветской и советской политической практике занят и Исаак Дейчер. В частности, в теоретических и политических сочинениях В. И. Ленина И. Дейчер выявляет «определенную генетическую связь с разными этапами радикальной политической мысли в России, по отношению к которой Ленин является явным преемником, развившим не только принципы марксистской социологии и политической экономики, но и идеи и образы русского политического радикализма»749. В этом смысле интересно и показательно историографическое высказывание Э. Карра, точно отражающее пафос и основную, так сказать, исследовательскую интуицию британских россиеведов: «Опасной ошибкой было бы воспринимать советскую историю в качестве социального эксперимента, начинающегося “с чистого листа”. При всем нигилистическом отношении ко многим ценностям и принципам прошлого советская доктрина развивалась и уточнялась в противостоянии и конфликте с царским режимом на протяжении нескольких поколений»750. Консервативную антитезу либералу Карру или марксисту Дейчеру сформулирует сэр Исайя Берлин, работы которого сегодня назвали бы культурологическими, потому что в наибольшей мере И. Берлина занимают вопросы интеллектуальной истории России и истории русской культуры. Если признать «Икону и топор» Дж. Биллингтона классическим образцом американского россиеведения в области истории культуры, то И. Берлина надо будет назвать «британским Биллингтоном». Оба автора основывали свою интерпретацию истории русской культуры на тщательном исследовании самого широкого исторического контекста, в котором русская культура формировалась и развивалась. При этом исходной идейной посылкой И. Берлина было принципиальное неприятие советской истории как идеологического феномена. И. Берлин подчеркивает, что «20– 30-е годы нашего столетия… тоталитарные режимы правого и левого толка грозили уничтожить гуманистические ценности как таковые, и хорошие и плохие, и не утверждали, как они все чаще и чаще дела748 Schapiro L. The Origin of the Communist Autocracy: Political Opposition in the Soviet State. 2nd ed. L., 1977. P. 20. Кстати, Л. Шапиро одним из первых начинает системно и постоянно применять к советской истории термин «политическая культура», точного определения которого он, однако, не дает. О «политической культуре» в россиеведческих исследованиях см. в кн.: Глебова И. И. Политическая культура России: Образы прошлого и современность. М.: Наука, 2006. С. 8–18 и др. 749 Deutscher I. The Unfinished Revolution: 1917–1967. Oxford, 1967. P. 44. 750 Carr E. H. History of Soviet Russia. Vol. 2. L., 1953. P. 28.

428

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

ют сейчас, что служат им лучше, чем мы»751. И. Берлин считает советский тоталитаризм «наиболее очевидным и прямым вызовом всему строю русской культуры, всем многовековым литературным и философским интуициям русского человека». Если в чем-то И. Берлин и готов увидеть элементы преемственности, то только в творческих личностях, осуществляющих нравственное сопротивление режиму. В 1945–1946 гг. И. Берлин работает в британском посольстве в Москве, что дает ему возможность встретиться с Анной Ахматовой и Борисом Пастернаком. И. Берлин в дальнейшем подробно опишет эти встречи в историко-биографическом ключе, но сначала, в 1945 г., И. Берлин, как и его предшественники-англичане в XIX в. (или его младший современник Р. Конквест, о чем мы скажем далее), даст экспертное заключение британскому Форин-Оффису: «Вот краткое содержание моего отчета британскому Министерству иностранных дел в 1945 году. Я написал, что, по-видимому, нет другой страны, кроме Советского Союза, где поэзия публиковалась бы и продавалась в таком объеме и где интерес к ней был так велик. Не знаю, чем это можно объяснить — врожденной чистотой вкуса или отсутствием низкопробной литературы. Этот интерес читателей, несомненно, является огромным стимулом для поэтов и критиков. Такой аудитории западные писатели и драматурги могут лишь позавидовать. Если представить себе, что произойдет чудо: политический контроль ослабнет и искусство обретет свободу, — то я убежден, что тогда в обществе — таком жадном до всего нового, сохранившем дух и жизнеспособность в условиях катастроф и трагедий, возможно, гибельных для других культур, — в таком обществе искусство расцвело бы с новой невиданной силой. И все же контраст между этим страстным интересом к живой и истинной литературе и существованием признаваемых и почитаемых писателей, чье творчество мертво и неподвижно, является для меня наиболее удивительным феноменом советской культуры тех дней». Как это часто бывает в истории зарубежного россиеведения, переход от поколения «отцов-основателей» советологии к следующим поколениям исследователей отмечен в Великобритании двумя тенденциями: во-первых, увеличением числа советологов; во-вторых, институционализацией советологии через систему исследовательских центров и научных периодических изданий752. 751 Берлин И. Европейское единство и превратности его судьбы // Неприкосновенный запас. 2002. № 1 (21). С. 131; Berlin I. Personal Impressions. L., 1980. P. 152–153. 752 Создаются центры российских и советских исследований в Бирмингеме, Глазго и Суонси, Британская ассоциация советских, славянских и восточноевропейских исследований, научные семинары в университетских центрах Оксфорда и Кембриджа. См.: Эктон Э., Гэтрелл П. Глазами британцев: современная английская историография России и Советского Союза // Россия XIX–XX вв. Взгляд зарубежных историков. М.: Наука, 1996. С. 29–30. Наиболее авторитетными изданиями в британской научной периодике стали “Slavonic and East European Review”, “Soviet Studies”, “Revolutionary Russia”’ и др.

Глава 4. От россики к советологии...

429

По мере институционализации британского россиеведения происходит «разукрупнение» исследований, на смену обобщающим курсам русской и советской истории приходят работы, посвященные более локальным темам. Данная тенденция не означает, что обобщающие работы перестают появляться. Просто одновременно с тематической специализацией происходит явно выраженная политизация научного россиеведения, причем этот процесс идет по нарастающей. В результате обобщающие работы нового типа постепенно все более трансформируются в политические памфлеты, обладающие экспертным значением, аналитическим потенциалом и не в последнюю очередь пропагандистским зарядом. Наиболее ярким примером такого типа исследований сами британские россиеведы считают работы Роберта Конквеста. В молодости Р. Конквест был членом Коммунистической партии Великобритании, но очень скоро разочаровался в коммунистической идее и перешел на позиции антикоммунизма. Впоследствии Р. Конквест становится одним из ведущих экспертов по России и СССР — как в академическом аспекте (он автор безупречных с точки зрения исследовательской культуры монографий753), так и в политическом смысле: историк работает в ООН, консультирует президента США Р. Рейгана в самый разгар холодной войны, когда, определив СССР как «империю зла», президент США выходит на линию лобового идеологического и политического столкновения с Москвой. В этот момент, в 1984 г., Р. Конквест создает уникальный в жанровом отношении текст — написанное профессиональным и первоклассным экспертом-историком пособие по технологии выживания в случае советского вторжения «What to Do When the Russians Come»754. Во всех исследованиях Р. Конквеста, наиболее известным из которых следует признать «Жатву скорби», посвященную трагедии коллективизации, автор последовательно проводит мысль, выходящую за рамки научного анализа и иллюстрирующую достигнутую к концу 1960-х гг. высокую степень политизации британской советологии: советская система неотделима от самых радикальных и нецивилизованных форм политического насилия, она по самой своей сути подразумевает репрессии и подавление свободы, являющиеся в СССР универсальными инструментами государственной политики. Определения «кровавый» (по отношению к Ленину), «варварский», даже «сатанинский» становятся элементами исследовательского словаря не только Р. Конквеста, но и других историков его поколения755. В отличие от предшественников, Р. Конк753 Conquest R. Lenin. L., 1972; The Soviet Political System. L., 1968; Kolyma: The Arctic Death Camps. L., 1977; The Harvest of Sorrow: Collectivization and the TerrorFamine. L., 1986. 754 Conquest R. What to Do When the Russians Come: A Survivor’s Guide. L.; N. Y., 1985. 755 Conquest R. Kolyma: The Arctic Death Camps. L., 1977. P. 26, 31, 55.

430

Раздел III. Россиеведение в США и Великобритании

вест говорит уже не о преемственности, а о радикальной смене направления и целей русского исторического процесса, поскольку «в XX веке Россия потеряла свою основную дорогу и продолжает блуждать в пространстве опасных и травмирующих социальных экспериментов»756. Р. Конквест утверждает, что «под тиранией Сталина и его приспешников было уничтожено все старое крестьянство, а вместе с ним вырублены и исторические корни русского, украинского и других народов»757. Р. Конквест одним из первых в британской историографии применяет в изучении русской истории своеобразный футурологический подход. Он говорит об обреченности советского строя758, о его неорганичности759, о неизбежности в СССР такого системного кризиса, который приведет государство к разрушению, а общество — к возрождению760. Заметим: подобные оценки звучат не в годы «перестройки» и не на грани событий 1991 г., а задолго до этих событий — еще в начале 1970-х гг. Симптоматично, что Р. Конквест в 1977 г. признает, что в плане советологических исследований явное предпочтение и первенство переходит к американским советологам761, но это не умаляет главной заслуги британской советологии, которая заключается в попытке и стремлении «дать общий обзор явлениям русской истории и увидеть в прошлой и современной истории России устойчивые черты и элементы единой цивилизации»762. Это очень точный опыт и пример историографической самодиагностики. Действительно, в изучении российского ХХ в. во второй половине прошлого столетия роль «первой скрипки» переходит к американской советологии.

756

Ibid. The Soviet Political System. L., 1968. P. 63. Конквест Р. Жатва скорби: Советская коллективизация и террор голодом. Лондон, 1988. С. 3. 758 Idem. The Soviet Political System. L., 1968. P. 108. 759 Ibid. P. 116. 760 Conquest R. Lenin. L., 1972. P. 8. 761 Idem. The Soviet Political System. L., 1968. P. 211. 762 Ibid. P. 5. 757

РАЗДЕЛ IV РОССИЕВЕДЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В ГЕРМАНИИ И ФРАНЦИИ

Б. Л. Хавкин

ГЛАВА 1 ГЕРМАНСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ РОССИИ Что представляет собой наша Родина? Каково ее место в мире? Что было с ней в прошлом? В чем особенность ее исторического пути? Эти вопросы не новы и не уникальны. В фокус общественного внимания они попали в XVIII–XIX вв. в связи со становлением государств-наций, сопровождавшимся поиском национальной идеи. Именно тогда «проснулись» так называемые «поздние нации» — русские и немцы. Россия и Германия с тех пор шли навстречу друг другу в историческом развитии. При всем несходстве исторических процессов в обеих странах их история тесно переплеталась, давая миру высочайшие примеры взаимного притяжения и отталкивания — от «сходства судеб» до двух мировых войн. В Германии изучали Россию на протяжении по меньшей мере трех веков. Немцы были и остаются одними из наиболее наблюдательных и глубоких зарубежных россиеведов. В Германии выходило и выходит в свет наибольшее в зарубежной Европе количество работ по истории, экономике, культуре России. Многие из них имеют не только историографическую, но и источниковедческую значимость — их авторы посещали Россию и оперировали как данными, почерпнутыми ими из прессы, нарративных и статистических источников, так и собственными наблюдениями и информацией, полученной от частных лиц — представителей различных слоев населения России. Россиеведение в Германии в разные периоды не только называлось по-разному, но и имело различные объекты исследования. Это связано с особенностями германской истории и спецификой отношений между нашими странами. В XVIII — первой половине XIX в. в германских государствах, а также на службе в России ученые-немцы, как правило, университетские профессора, изучали отдельные вопросы русской истории, литературы, географии и т. д. В середине и второй половине XIX в., когда пошел процесс объединения Германии, появился «Руссландфоршунг» (Russlandforschung) — «Изучение России». Так назывался общий интерес немцев к России и ее истории, который еще не сформировался как отдельная отрасль научных знаний. В конце XIX — начале XX в. «Руссландфоршунг» перерос в дисциплину «Остевропафоршунг» (Osteuropaforschung) — «Исследования Восточной Европы»; предметом изучения «Остевропафоршун-

Глава 1. Германские исследования России

433

га» было объективное, основанное на источниках, исследование Восточноевропейского региона, в котором исторически, политически и экономически доминировала Россия. В 1920–30-е гг. XX в. появился «Остфоршунг» (Ostforschung) — «Исследования Востока», прежде всего германского. Это была идеологизированная и политизированная дисциплина, которая расцвела в Третьем Рейхе. В период нацизма «Остфоршеры» в сотрудничестве с институтами СС «Aненэрбе» (Ahnenerbe) — «Наследие предков» стремились «исторически аргументировать» притязания «высшей арийской расы» на «жизненное пространство на Востоке» — Прибалтику, Украину, Поволжье и Крым763. «Остфоршеры» занимались археологическими, этнографическими, экономическими и другими исследованиями, как правило, служившими для обоснования германской гегемонии в России и Восточной Европе. После Второй мировой войны в Германии шел долгий и болезненный процесс «преодоления прошлого»764, в ходе которого «Остфоршунг» постепенно сошел с исторической сцены, а само это слово приобрело негативное значение765. Как отмечают российские специалисты по зарубежному россиеведению, «до середины 1960-х годов в немецкой исторической литературе действительно преобладали работы реакционно-консервативного направления, зачастую пропагандистские с элементом предвзятости. Это дало основание советским исследователям негативно оценивать западную историографию Советской России в целом, стремиться в любой монографии найти следы намеренного искажения истории советского общества. Поэтому в конце 1980-х годов обнаружились значительные пробелы в анализе зарубежного россиеведения, что требовало пе763 Unger C. R. Ostforschung in Westdeutschland. Die Erforschung des Europäischen Ostens und die Deutsche Forschungsgemeinschaft, 1945–1975. Stuttgart, 2007. S. 31– 37; Mühle E. Für Volk und Deutschen Osten. Der Historiker Hermann Aubin und die Deutsche Ostforschung. Schriften des Bundesarchivs. Düsseldorf, 2005. Bd. 65. S. 3. 764 “Bewältigung der Vergangenheit” (нем.) — преодоление, пересиливание, переосмысление прошлого. В России и Германии разные традиции обращения с прошлым: если в России принято им «гордиться», то в Германии — «преодолевать». См.: Борозняк А. И. Искупление. Нужен ли России германский опыт преодоления прошлого? М., 1999; Он же. Прошлое, которое не уходит. Очерки истории и историографии Германии ХХ века. Екатеринбург, 2004. 765 «Остфоршунг» подвергался резкой критике в советской историографии и историографии ГДР. См.: Пашуто В. Т., Салов В. И., Хорошкевич А. Л. Против фальсификации истории нашей Родины немецкими реваншистами. М., 1961; История ГДР в борьбе против западногерманского остфоршунга // История СССР. 1961. № 4; Тульчинский М. Р. Адвокаты реванша. Западногерманский остфоршунг на службе боннской реваншистской политики. М., 1963.

434

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

ресмотра отношения советских историков к западным немарксистским авторам»766. В 1950–1980-е гг. историческая наука на Востоке и Западе Германии развивалась по-разному. Если историография ГДР существовала в рамках марксистско-ленинской методологии и в основном, находясь под влиянием советской исторической школы, изучала классовую борьбу, социалистическое и рабочее движение (как в Германии, так и в России / СССР767), то в ФРГ постепенно возрождался «Остевропафоршунг». Западногерманские «Исследования Восточной Европы» включают комплекс лингвострановедческих дисциплин: истории, политологии, лингвистики, истории искусств, славистики, топонимики, антропонимики, социологии, демографии, этнологии, правоведения, религиоведения, географии и экономики стран изучаемого региона. В рамках «Остевропафоршунга» особенно внимательно изучается история Советского Союза и России. В 1950-е — начале 1960-х гг. министерства культов и просвещения всех федеральных земель ФРГ «в качестве существенного элемента политического воспитания» ввели в старших классах гимназий и в университетах изучение Восточной Европы. В настоящее время в ФРГ действует ряд научно-учебных центров по изучению и преподаванию «Истории Восточной Европы», и в частности России / СССР. Это университеты Гамбурга (1914 г.) и Майнца (1946 г.), Свободный университет Берлина (1952 г.), университеты Марбурга и Тюбингена (оба — 1953 г.), Геттингена и Кельна (оба — 1955 г.), Гиссена (1956 г.), Киля (1958 г.), Бонна и Мюнстера (1960 г.), Эрлангена-Нюрнберга и Франкфурта-на-Майне (1962 г.), Гейдельберга (1964 г.), Фрейбурга (1965 г.), Бохума и Ганновера (1967 г.), Заарбрюкена (1969 г.). За исключением еще одной кафедры в Свободном университете Берлина (1984 г.), новые профессуры но «Истории Восточной Европы» появились в университетах Дюссельдорфа (1973 г.), Бремена (1974 г.), Касселя (1975 г.), Регенсбурга (1979 г.), Билефельда и Констанца (обе — 1990 г.)768. В 1994 г. был основан Центральный институт изучения Центральной и Восточной Европы Католического университета Айхштетт-Ингольштадт, входящий в состав исторического факультета этого университета769. 766

Лукьянчикова М. В. Российская история XIX–XX вв. в трудах ведущих германских русистов Тюбингенской школы: автореф. дис. … канд. ист. наук / Лукьянчикова Мария Владимировна. СПб., 2010. 767 Дернберг С. Краткая история ГДР. М., 1965; Маникин А . В . Советская историческая наука в оценке историков ГДР // История СССР. 1981. № 2; Rosenfeld G., Schützler H. Kurze Geschichte der Sowjetunion. 1917–1983. Berlin (Оst), 1985. 768 Лукьянчикова М. В. Из истории развития германского россиеведения после Второй мировой войны // Актуальные проблемы современной науки и образования. Исторические науки. Уфа, 2010. С. 47–48. 769 http://www1.ku-eichstaett.de/ZIMOS/.

Глава 1. Германские исследования России

435

Исторические исследования в ФРГ, в частности по россиеведению, финансируют не только университеты, Германское исследовательское сообщество (Deutsche Forschungsgemeinschaft) и фирмы, но и фонды политических партий: Конрада Аденауэра (ХДС), Ганса Зайделя (ХСС), Фридриха Наумана (СвДП), Фридриха Эберта (СДПГ), Генриха Белля («зеленые»), Розы Люксембург («левые»). Эти фонды имеют свои представительства в России. В 2003 г. по инициативе двух крупнейших германских спонсоров гуманитарных исследовательских программ — фондов «Крупп» и «Цайт» — был открыт Германский исторический институт в Москве. Директором-основателем института стал профессор д-р Б. Бонвеч, председателем попечительского совета — профессор д-р Х. Альтрихтер (ФРГ), а его заместителем — академик РАН А. О. Чубарьян (Россия)770. Институт осуществляет поддержку российско-германских исторических исследований, устраивает конференции, семинары и коллоквиумы, вручает стипендии для аспирантов и докторантов, занимающихся историей российскогерманских отношений771. Тематика немецких исследователей, изучающих Россию, различна и охватывает все эпохи. Особое внимание уделяется экономической, политической и общественной структуре поздней Российской империи, причинам и характеру российских модернизаций, истории Первой и Второй мировых войн и внешней политике России и германо-российских отношений, истории СССР как исторического феномена, истории сталинизма, истории культуры (литературы, кино, музыки и т. д.), истории современности. Использование различных методологий, методик и приемов исследований с 1970-х гг. привело германских россиеведов, занимавшихся изучением традиционной политической истории (т. е. истории государства772), к исследованиям истории социальной, а также к междисциплинарному страноведческому и регионоведческому подходу. В конце 1980-х — начале 1990-х гг. появились новые направления россиеведения, такие как история советской повседневности и быта, гендерная история, философия русской жизни, история народов России773. 770

С мая 2010 г. Германский исторический институт в Москве возглавляет профессор д-р Н. Катцер. 771 http://www.dhi-moskau.org/. 772 Stökl G. Russische Geschichte. Stuttgart, 1990; Rühl L. Aufstieg und Niedergang des Russischen Reiches. Stuttgart, 1992. 773 Allenov S. Die Deutsche Historische Russlandforschung in der Rezeption der Russischen und Sowjetischen Historiographie // Hundert Jahre Osteuropäische Geschichte. Vergangenheit. Gegenwart und Zukunft (Hg. D. Dahlmann). Stuttgart, 2005; Лукьянчикова М. В. Основные этапы развития германского россиеведения в XX в. // Вестник Калужского государственного университета. Калуга, 2010. № 1.

436

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

Распад СССР и становление новой России поставили перед германскими специалистами по России новые задачи. Вновь встали вопросы о предмете и содержании дисциплины «История Восточной Европы», ее финансировании и перспективах774. С перестройкой в СССР началась «перестройка» и в германском россиеведении. Как отмечал профессор восточноевропейской истории в Университете Тюбингена Д. Байрау, «после развала СССР дисциплине “Восточноевропейская история” и другим “восточноевропейским наукам” как детям “холодной войны” и продуктам фантомной боли по потерянной родине был подписан смертный приговор. Но предмет и институт (в Тюбингене) выжили»775. Исчезло прежнее политическое влияние на предмет. Однако в свете европеизации и глобализации изменился и предмет исследований: Восточная Европа для Запада потеряла свою «экзотику» и «труднодоступность», которой она обладала во времена «железного занавеса». Сегодня можно утверждать, что германское россиеведение пережило кризис последних лет. В целом успешно, в частности в связи с расширением сотрудничества с российскими коллегами, ведутся исследования в университетах, институтах и центрах, продолжаются старые и создаются новые проекты. Особого внимания заслуживает многотомный Вуппертальский проект «Западно-восточные отражения», над которым под руководством классика русско-германской историографии и литературы ХХ в. Л. З. Копелева776 много лет работал Институт русской и советской культуры им. Ю. М. Лотмана Рурского университета (г. Бохум). Копелеву удалось сформировать коллектив единомышленников; среди них были Д. Херрман, К. Х. Корн, М. Келлер, М. Классен, Г. Кенен. После смерти Копелева в 1997 г. во главе Вуппертальского проекта встал известный исследователь российской культуры профессор Бохумского университета К. Аймермахер. Ведется интенсивная подготовка к выходу в свет новых томов, посвященных российско-германским контактам ХХ в. Серьезное внимание уделяется трагическим периодам Первой и Второй мировых войн. Важным обстоятельством стало привлечение к работе над про774 Osteuropaforschung im Umbruch? Osteuropaforschung — Gestern, Heute, Morgen. Ein Interview Mit Oskar Anweiler // Osteuropa. 1998. № 8–9. S. 759–766; Baberowski J. Das Ende der Osteuropäischen Geschichte. Bemerkungen zur Lage Einer Geschichtswissenschaftlichen Disziplin // Ibid. S.784–799. 775 Beyrau D. Das Institut für Osteuropäische Geschichte und Landeskunde an der Universität Tübingen ist 50 Jahre Alt Geworden. Цит. по: Лукьянчикова М. В. Из истории развития германского россиеведения после Второй мировой войны // Актуальные проблемы современной науки и образования. Исторические науки. С. 48. 776 Драбкин Я. С. Памяти Льва Копелева // Новая и новейшая история. 1997. № 6.

Глава 1. Германские исследования России

437

ектом российских исследователей (в прежних условиях это было невозможно)777. Вуппертальский проект состоит из двух серий: А («красной») «Русские и Россия глазами немцев» и Б («зеленой») «Немцы и Германия глазами русских». Эпиграфом к изданию стали слова Гете: «Не может быть и речи о том, чтобы нации думали одинаково; они должны только, сознавая себя, видеть одна другую, и если они не могут взаимно любить друг друга, то по меньшей мере должны учиться быть терпимыми»778. Во вводной статье «“Образ чужого” в истории и современности» Копелев писал: «Наша задача скромна: мы хотим познавать и познаваемое объективно описывать; мы хотим объяснять, просвещать. Наша цель проста: пробудить понимание человека человеком и народа народом. Эта цель всегда достигалась лишь временно, в благоприятный миг истории. На каждое поколение ложится забота всякий раз снова стремиться к взаимопониманию и добиваться его длительности»779. Первые представления о России и русских сложились у немцев еще в XVI в. на основе сообщений путешественников. Послы, купцы и солдаты-наемники (ландскнехты) сообщали о своих приключениях и наблюдениях в книгах и газетах-листовках. Как отмечал Копелев, «статьи подобного тематического комплекса — это важнейшие источники, сохранившиеся от того времени; в них содержится обильная информация, в которой впервые выходит на сцену европейский Восток и проявляются тенденции его восприятия. Ключевыми фигурами в процессе знакомства с ним являются Герберштейн и Олеарий; в их сочинениях мы находим детализированное изображение России. Эти путешественники… описывали прежде всего то, что представлялось “чужим”, казалось примечательным. Так возник образ “дикого московита”, не преодоленный, в сущности, и поныне. Царский произвол (например, в Польше и на Кавказе) и сталинский террор внесли свой вклад в обновление и укрепление этих представлений. Столь же устаревшие, сколь и “недопустимые” образы врага необыкновенно устойчивы»780. 777 Результаты нового этапа Вуппертальского проекта нашли отражение на страницах специального номера журнала «Родина», вышедшего в свет осенью 2002 г. под названием «Россия и Германия. ХХ век». 778 West-Östliche Spiegelungen. Russen und Russland aus Deutscher Sicht und Deutsche und Deutschland aus Russischer Sicht von den Anfängen bis zum 20. Jahrhundert. Wuppertaler Projekt zur Erforschung der Geschichte Deutsch-Russischer Fremdbilder unter der Leitung von Lew Kopelew. Reihe A. Bd. 1. München, 1988. S. 11. 779 Лев Копелев и его «Вуппертальский проект». М., 2002. С. 65. 780 Там же. С. 104–105.

438

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

Копелев понимал, сколь трудны пути, ведущие к сотрудничеству, взаимообучению и взаимопониманию народов, особенно в современных условиях, когда, по его оценке, ксенофобия «угрожает существованию целых наций и всего человечества»781. Руководитель многотомного коллективного труда был твердо убежден в том, что дух дружественных отношений между Россией и Германией «мог бы действительно оздоровить мир»782. Среди опубликованных в Вуппертальском проекте статей Копелева отметим текст о контактах Германии и России в эпоху Просвещения. Дар автора как историка и культуролога раскрылся в предлагаемых читателю образах поэта Пауля Флеминга, посетившего Россию в XVII в., ученого-энциклопедиста Готфрида Вильгельма Лейбница, разработавшего по просьбе Петра I проект развития науки и образования в России. Дарование Копелева как политического публициста ярко проявилось в диалоге с писателем и историком Гердом Кененом, продолжающим тематику бесед Копелева с писателем Генрихом Беллем783. Копелев подвергает резкой критике как ложную идеализацию Советской России, так и интерпретацию СССР в качестве «империи зла». Собеседники ведут заинтересованный разговор о воздействии русской революции на Германию и германскую культуру; о сегодняшних судьбах России и Германии; о сходных задачах народов обеих стран по преодолению «образов врага», извлечению уроков из общего прошлого. Немцы и русские веками находятся в диалектическом единстве и борьбе противоположностей. У И. С. Тургенева альтернативой русскому барину-сибариту Обломову выступает деловой и практичный немец Штольц. «Немец хитер — обезьяну изобрел», — гласила русская присказка. Западничество Петра I и ленинский завет «учиться у немцев» способствовали модернизации России, достигнутой путем неимоверного насилия над нацией, которого не выдержал бы ни один другой народ: «Что русскому здорово — немцу смерть». Германская попытка «понять Россию умом» сильнейшим образом повлияла на русскую историко-философскую мысль — от создателей «норманнской теории» русофилов Герарда Фридриха Миллера и Августа Людвига Шлецера до отца «научного коммунизма» русофоба Карла Маркса. Несмотря на современный процесс взаимопроникновения Запада и Востока — двух частей расколотого до Петра I европейско781

Лев Копелев и его «Вуппертальский проект». С. 114. Там же. С. 168. 783 Böll H., Kopelew L. Warum Haben Wir Aufeinander Geschossen? Bornheim — Merten, 1981. 782

Глава 1. Германские исследования России

439

го континента, ни в России, ни в Германии не умолкает диспут об особом характере русской и германской цивилизаций784. Большевистская революция подлила масла в огонь этого спора. Немецкий социолог и культуролог Альфред Вебер писал в 1925 г. о том, что «большевистская власть привела к реазиатизации России. Лишь по недоразумению эта страна примкнула на какое-то время к сообществу европейских наций; покидая Европу, она возвращается к самой себе»785. «Вернуться к истокам» предлагали русские славянофилы. При этом славянофильство было отражением немецкого «особого пути»786. Немецкие идеалисты компенсировали свое осознание политической отсталости и раздробленности Германии подчеркиванием своего «культурного превосходства»; культура — духовное понятие — противопоставлялась материальным ценностям западной цивилизации. Концепцию «особой духовности» развивал писатель «младоконсерватор» Томас Манн в «Размышлениях аполитичного»787. В России идею «особой духовности», только не немецкой, а русской, проповедовал Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя». Томас Манн писал о Германии как о вечно протестующей против Запада стране. Напомним, что Ф. М. Достоевский так описывал Россию: «Благодаря Достоевскому… сюда (в Германию. — Б. Х.) из России эхом возвращалось усвоенное некогда славянофилами наследие немецких же романтиков»788. Духовными исканиями Ф. М. Достоевского был увлечен Артур Меллер ван ден Брук — идеолог немецкого «революционного консерватизма». Творчество этого литератора во многом определяло облик немецкого национализма 1920-х — начала 1930-х гг., а его книга под названием «Третий Рейх» слыла манифестом провозглашенного им же германского «особого пути»789. Младший сын Томаса Манна историк Голо Манн рассматривал историю как область свободы. Но российско-германская история не свободна: она связана тысячью нитей с «осознанной необходи784 Люкс Л. Третий Рим? Третий Рейх? Третий путь? Исторические очерки о России, Германии и Западе. М., 2002. 785 Weber A. Die Krise des Modernen Staatsdenkens in Europa. Stuttgart, 1925. S. 119. 786 Luks L. Der Russische “Sonderweg”? Aufsätze zur Geschichte Russlands im Europäischen Kontext. Stuttgart, 2005. 787 Манн Т. Рассуждения аполитичного // Вестник Европы. 2008. № 24. 788 Алленов С. Г. Консервативная революция в Германии (К истории возникновения понятия и его ранних интерпретаций) // Исторические записки. Научные труды исторического факультета. Вып. 2. Воронеж, 1997. С. 123. 789 Алленов С. Г. Русские истоки немецкой «консервативной революции»: Артур Меллер ван ден Брук // Полис. 2001. № 3.

440

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

мостью» писать о социальных и личных трагедиях, заблуждениях и тупиках общественного развития, сплетении стран и человеческих судеб790. Символом общности судеб в сложной и противоречивой русско-немецкой истории в первой половине ХХ в. был Берлин. Этот город полон символических русско-немецких мест: купол Рейхстага, на котором в мае 1945 г. развевалось Красное знамя Победы; советский памятник в Тиргартене, сооруженный из мрамора бывшей Имперской канцелярии; памятник скульптора Вучетича советскому солдату в Трептов-парке; офицерское казино в Карлсхорсте под Берлином, где фельдмаршал Кейтель подписал капитуляцию Германии перед СССР и его союзниками. Но есть и другие, менее известные адреса из довоенного времени: легендарное кафе «Прагадиле» — место встречи русских писателей в изгнании; многочисленные адреса, по которым проживал Владимир Набоков; универмаг «КаДеВе», воспетый Владимиром Маяковским; кладбище при русской церкви в районе Тегеля; адреса русских ресторанов, театров, кабаре в Шарлоттенбурге и на Байрише-платц; Зоосад — обязательная цель прогулок всех русских эмигрантов в начале ХХ в. Русский Берлин, ушедший в историю и в новом качестве возрождающийся на наших глазах, блестяще описал профессор восточноевропейской истории университета Франкфурта-на-Одере Карл Шлегель791. «Сходство судеб» России и Германии особенно наглядно проявилось в ХХ в., когда поиски «особого пути» привели Германию к национальной катастрофе так называемого национального социализма, а Россию — к 74-летней консервации социализма интернационального, окончившегося распадом СССР792. И в России, и в Германии вследствие Первой мировой войны впервые в истории этих государств возникли демократические системы, которые вскоре стали жертвами двух противоположных тоталитарных идеологий, партий и диктатур. После краха «первой русской и первой немецкой демократии» Россия и Германия стали на путь поиска альтернатив демократически устроенным обществам и отстаиваемым ими либеральным ценностям. Результатом было возникновение тоталитарных режимов левого (большевизм) и правого (нацизм) толка. Цели, которых они 790 Chavkin B. Verflechtungen der Deutschen und Russischen Zeitgeschichte. Aufsätze und Archivfunde zu den Beziehungen Deutschlands und der Sowjetunion von 1917 bis 1991. Stuttgart, 2007. 791 Шлегель К. Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1918–1945). М., 2004. 792 Идеология «особого пути» в России и Германии: истоки, содержание, последствия. М., 2010.

Глава 1. Германские исследования России

441

пытались достичь, были сформулированы уже некоторыми радикальными мыслителями XIX в. По своему характеру эти цели были утопическими. Однако в XX в. выяснилось, что эти утопии не столь уж далеки от жизни, как представлялось ранее. Осуществление утопических грез XIX в. стало возможно не в последнюю очередь благодаря тому, что проводились они в жизнь действительно революционными методами. Уже Первая мировая война с ее тотальной мобилизацией и высокоразвитой технологией уничтожения людей показала, на каком хрупком основании до сих пор базировалась европейская цивилизация. И в России, и в Германии эта война расценивалась как начало и прообраз всех катастроф ХХ в. Большевизм и нацизм были обязаны своим возвышением именно этой войне. Однако Первая мировая война, несмотря на революцию в технике уничтожения, которая ей сопутствовала, не руководствовалась революционными целями. Цели участников войны, этой «мировой катастрофы», не взрывали рамок традиционной великодержавной политики. И только режимам, возникшим на развалинах европейского довоенного порядка, предстояло перевернуть все прежние представления о политике. Классический тезис: «Политика — искусство возможного» — был отвергнут ими. Прежнего скептического человека, доставшегося им от либеральных времен, они постарались устранить и создать вместо него «нового человека» — представителя «расы господ» (нацизм) или «класса-гегемона» (большевизм). Этот «новый человек» должен был слепо повиноваться вышестоящим и верить в непогрешимость вождя и его партии, сросшейся с государством. В то же время «большевистский режим не только существовал значительно дольше, чем другие революционные режимы современности, но и пережил почти на два поколения тоталитарные системы, возникшие в Европе в ХХ веке и уничтоженные в 1945 году. Большевистское государство за свою 74-летнюю историю должно было, в отличие от просуществовавшего лишь 12 лет Третьего Рейха, приспосабливаться к полностью изменившимся историческим условиям, иногда до неузнаваемости менять свой характер», — отмечает германский россиевед Леонид Люкс. Он подчеркивает, что «отличительной чертой российской истории с начала Нового времени являлось всевластие государства и безвластие общества. Лишь в редчайших случаях, во времена глубочайших кризисов государства, это соотношение частично или даже полностью менялось. В эти краткие моменты, как правило, и решалась судьба страны, судьба грядущих поколений. Именно в эти периоды освобождения

442

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

и закладывались краеугольные камни в фундамент грядущих изменений структур российской государственности»793. Важной темой размышлений германских россиеведов является так называемый комплекс России. Как отмечает современный германский специалист по России Герд Кенен, «образ “Востока” и России в сознании немцев не представляет собой «комплекс российской (а затем красной) угрозы». Этот комплекс было бы точнее определить как «колебание между страхом и восхищением, фобийным защитным отталкиванием и страстным притяжением, причем встречным и зачастую взаимопереплетенным»794. Во второе десятилетие ХХ в. в германском россиеведении ярко проявились антирусские и антисоветские фобии. Это было связано с формированием «образа врага», Первой мировой войной, в которой Германия и Россия сражались друг против друга795, и, конечно, с революциями 1917 г. в России и 1918 г. в Германии. В результате история германо-российских отношений предстает в довольно мрачном освещении. Дитрих Гайер, авторитетный специалист по истории Восточной Европы, в докладе «Восточная политика и историческое сознание Германии» (1986) отметил характерную для национального сознания немцев «сильнейшую вражду к России», заметно превосходящую противоположные тенденции. По его словам, в Германии русофобские тенденции превратились в элемент формирования буржуазных классов и образования нации. Традиционные представления немцев о культурной миссии на Востоке разрослись до гипертрофированных имперских планов и насчет восточного пространства, максималистские варианты которых учитывались в диктаторском Брест-Литовском договоре796. Веймарская Республика, строившая партнерские отношения с Советской Россией на основе Рапалльского (1922 г.) и Берлинского (1926 г.) договоров, ненадолго прервала традицию однозначно враждебного отношения к стране большевиков. Это и понятно: в основе партнерства Берлина и Москвы лежали взаимовыгодные военные контакты797. Фрейбургский консервативно мыслящий профессор Герхард Риттер лояльно относился и к Веймарской Республике и к Совет793

Люкс Л. История России и Советского Союза от Ленина до Ельцина. М., 2009. С.11–12. 794 Кенен Г. Между страхом и восхищением. «Российский комплекс» в сознании немцев. 1900–1945. М., 2010. 795 Die Vergessene Front. Der Osten 1914/1915. Ereignis, Wirkung, Nachwirkung. Hg. von G. Gross. München, 2006. 796 Geyer D. Ostpolitik und Geschichtsbewusstsein in Deutschland // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte. 1968. № 2. S. 150. 797 Groehler O. Selbstmörderische Allianz. Deutsch-Russische Militärbeziehungen 1920–1941. Berlin, 1992.

Глава 1. Германские исследования России

443

ской России. Ученый выступил за более тесную связь между двумя государствами, рассчитывая использовать ее для укрепления международных позиций Германии. Идею сближения Германии и России Риттер обосновывал исторически: в своем самом крупном произведении того времени — двухтомной биографии инициатора и руководителя прусских реформ начала XIX в. барона К. Штейна — автор представлял своего героя как сторонника союза с Россией798. Исторические связи Германии с Россией стали активно изучаться именно в Веймарский период. Историк Фриц Теодор Эпштейн, тогда еще ассистент профессора Рихарда Саломона799 в Гамбургском университете, в 1930 г. опубликовал записки о Московии немецкого авантюриста Генриха Штадена, с 1564 г. до середины 70-х гг. XVI в. жившего в Московском царстве в качестве государева опричника, а затем купца. Записки Штадена были изданы на языке оригинала, т. е. по-немецки800. Что касается отношения к современной ему России, Фриц Теодор Эпштейн писал о «комплексе русской опасности», в связи с чем призывал уделять более пристальное внимание политической и дипломатической истории, психологическим факторам. В основе аргументации историка лежит ключевая идея о том, что злобный «антибольшевизм» после 1917 г. во многом является измененной формой европейского, главным образом немецкого, «российского комплекса», возникшего еще в XIX в. Этот комплекс представляет собой «специфическое сочетание чувства культурного превосходства и политической неполноценности; со временем он превращается в комплекс агрессивных страхов и навязчивых идей, которые провоцируют экспансионистские мечты и колонизаторские фантазии»801. В Веймарской Республике активно действовали силы, опасавшиеся возникновения в стране «русской ситуации»; они делали это не в последнюю очередь с «оглядкой на Версаль», ставший символом поражения и национального унижения Германии после Первой мировой войны, и доходили до навязчивой идеи, будто государства Антанты собираются «заразить Германию бациллой 798

Ritter G. Stein. Eine politische Biographie. Stuttgart — Berlin, 1931. Nicolaysen R. “Vitae, Nicht Vita”: Über Vertreibung und Exil des Osteuropa-Historikers Richard Salomon (1884–1966) // Lebendige Sozialgeschichte: Gedenkschrift für Peter Borowsky. Wiesbaden, 2003. S. 633–658. 800 Epstein F. T. Heinrich von Staden. Hamburg, 1930; см. также: Штаден Г. Записки о Московии. Т. 1. М., 2008. Т. 2. М., 2009. 801 Epstein F. T. Der Komplex “Die russische Gefahr” und Sein Einfluss auf die Deutsch-Russischen Beziehungen des 19. Jahrhunderts // Deutschland in der Weltpolitik des 19 und 20. Jahrhunderts. Düsseldorf, 1973. S.143–159. 799

444

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

большевизма»802, чтобы уничтожить ее изнутри. Ведь именно так вильгельмовский Рейх поступил с Россией в 1917 г., используя для этого русско-германского революционера Парвуса803 и вождя большевиков В. И. Ленина804. Однако Советская Россия открыто выступила против Версальской системы, тем самым встав на сторону побежденной Германии. Такая политика Москвы спутала все карты: с одной стороны, большевики и созданный ими Коминтерн были нацелены на мировую революцию («Даешь Варшаву, даешь Берлин!»), с другой — Советская Россия помогала Германии «встать с колен» и «разорвать оковы Версаля». Как отмечают немецкие историки, политика СССР и Коминтерна в отношении Веймарской Республики зачастую совпадала с лозунгами немецких националистов. «Советским руководством проводилась широкомасштабная политика союзов и общих интересов в отношении различных слоев общества в Веймарской Республике, вплоть до народнически-националистических (фелькишских) кругов, рейхсвера, добровольческих корпусов и т. д. Все это дополнялось декларациями о культурной близости, которые иногда во многом совпадали с представлениями о немецкой культурной миссии на Востоке… Тем безбрежней становились ответные ожидания, связанные с немецкими преимущественными правами при “восстановлении России”. Если отвлечься от всех политических симпатий, то Советская Россия в любом случае воспринималась (в Германии. — Б. Х.) как державный комплекс, притягивавший к себе не только ипохондрические страхи, но и чрезмерные ожидания»805. В годы нацизма, когда вожди гитлеровской Германии требовали заново пересмотреть и переписать историю человечества, «место историографии, — как отмечал западногерманский историк Э. Ференбах, — занял миф крови и расы»806. Господствовавшая в Третьем Рейхе нацистская идеология, в концентрированном виде изложенная Гитлером и Розенбергом, была пропитана расизмом и великогерманским шовинизмом, антисоветскими и антисемитскими фобиями. Большевизм вписы802

Кенен Г. Указ. соч. С. 11. Chavkin B. Alexander Parvus — Financier der Weltrevolution und «Zuhälter des Imperialismus» // Forum für Europäische Ideen-und Zeitgeschichte. 2007. № 2; Хавкин Б. Л. Родина задешево для «доктора Слона»: Александр Парвус — финансист мировой революции и «сутенер империализма» // Родина. 2008. № 6, 7. 804 Scharlau W., Zeman Z. Freibeuter der Revolution. Köln, 1964; Солженицын А. И. Ленин в Цюрихе. Париж, 1975; Хальвег В. Возвращение Ленина в Россию в 1917 г. М., 1990. 805 Кенен Г. Указ. соч. С. 12. 806 Цит по: Мерцалов А. Н. Западногерманская буржуазная историография Второй мировой войны. М., 1978. С. 17. 803

Глава 1. Германские исследования России

445

вался Розенбергом в новый, расистски искаженный образ России: «Большевизм означает восстание монголоидов против нордических культурных форм, он является стремлением в степь, ненавистью кочевников против корней личности, означает попытку вообще вытолкнуть Европу. Одаренная многими поэтическими талантами восточно-балтийская раса (славяне. — Б. Х.) превращается — при смешении с монголоидами — в податливую глину в руках нордических вождей или еврейских либо монгольских тиранов»807. Розенберг подверг ревизии представления о Достоевском, который был для образованных немцев одним из самых любимых писателей и олицетворением России. По мнению Розенберга, многократно прославляемый психологизм Достоевского доказывает лишь то, что «в русской крови есть что-то нездоровое, болезненное, ублюдочное» и «все устремления к высокому всегда терпят крах». Розенберг считал, что «у русского человека, ставшего на рубеже XX в. чуть ли не Евангелием, честь как формирующаяся сила вообще не появляется». Персонажи Достоевского в конечном счете лишь «метафоры испорченной крови, отравленной души». Да и большевизм означает, что «Смердяков властвует над Россией». Германия должна освободиться от чар этого мира низших бесов: «Кому нужна новая Германия, отвергнет и русское искушение вместе с использованием его евреями»808. Впрочем, идеологические различия не помешали нацистам активно сотрудничать со сталинским режимом в краткий период «дружбы, скрепленной кровью» с августа 1939 по июнь 1941 г. 23 августа 1939 г. во время подписания германо-советского пакта о ненападении и секретного протокола к нему809 «Сталин демонстративно заставил рейхсминистра иностранных дел фон Риббентропа выпить за здоровье наркома путей сообщения СССР Лазаря Кагановича, о еврейском происхождении которого Риббентроп отлично знал. Позже Каганович прокомментировал этот тост Сталина следующим образом: “Тем самым Сталин хотел дать понять Риббентропу, что хоть мы и подписываем договор, но менять нашу идеологию не собираемся”. Общим знаменателем германо-советского альянса, заключенного в 1939 г., стал не антисемитизм, а военное противостояние силам демократии и 807

Rosenberg A. Der Mythos des 20. Jahrhunderts. München, 1930. S. 113. Ibid. S. 214; см. также: Кенен Г. Указ. соч. С. 386–387. 809 Chavkin B. Zur Geschichte der Veröffentlichung der sowjetischen Texte der deutsch-sowjetischen Geheimdokumente von 1939 — 1941 // Forum für osteuropäische Ideen- und Zeitgeschichte, 2006, №2; Хавкин Б.Л. К истории публикации советских текстов советско-германских секретных документов (1939 — 1941) // Великая Отечественная война: происхождение, основные события, исход. М., 2010. 808

446

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

чрезвычайно агрессивная имперская политика», — подчеркивает Л. Люкс810. «Нападение Германии на СССР в июне 1941 г. — при полном отсутствии предварительной идеологической подготовки — снова и мгновенно открыло шлюзы антибольшевистской пропаганды, — пишет Г. Кенен. — Геббельс цинично заметил в своем дневнике, что теперь следует опять поставить “антибольшевистскую грампластинку”… В грубых формулировках военных приказов и секретных распоряжений (начиная с “приказа о комиссарах”), как и в сопроводительной пропагандистской литературе, снова проявились гибкость и приспособляемость нацистской идеологии, которая в зависимости от автора, адресата и ситуации попеременно использовала стереотипы “еврейский большевизм”, “славянские недочеловеки” или “азиатчина” (она же “монголизм”), чтобы предложить каждому потребителю нечто по его вкусу»811. Основным содержанием социально-политического развития ФРГ второй половины XX в. явилось извлечение уроков из трагического опыта германской истории периода нацистской диктатуры. Но этот процесс не был прост и не соответствовал законам линейного развития; он имел «пульсирующий» характер. В послевоенной ФРГ, как констатировали берлинские исследователи П. Ян и Р. Рюруп, «удушливая атмосфера “холодной войны” не допускала возможности ощутить и разделить чужие страдания… закрывала дорогу к самокритичным оценкам экспансии против Советского Союза»812. Только в конце 1950-х гг. «преодоление прошлого» постепенно стало осознаваться в ФРГ как знак длительного, многопланового общенационального извлечения уроков из истории Третьего Рейха, как призыв к моральному очищению, к восприятию и осмыслению правды о фашизме и войне, как понятие-символ, порожденное чувствами стыда и ответственности за преступления гитлеризма. Осмысление зла, причиненного гитлеровским режимом, признание необходимости искупления преступлений, совершенных немцами против человечности, медленно пробивало себе дорогу в историографии и массовом историческом сознании ФРГ. Восприятие устрашающей правды о «войне на Востоке» вызывало своего рода аллергию и у историков, и у широких слоев населения Германии. Всемирно известный немецкий философ Т. Адорно сокрушался, что в западногерманском обществе, далеко за пределами «круга неисправимых», жива тенденция «оправдания задним 810

Люкс Л. История России и Советского Союза от Ленина до Ельцина. С.291. Кенен Г. Указ. соч. С.398 — 399. 812 Jahn P., Rürup R. Die Deutschen und der Krieg Gegen die Sowjetunion — Erobern und Vernichten. Der Krieg Gegen die Sowjetunion 1941–1945. Berlin, 1991. S. 17. 811

Глава 1. Германские исследования России

447

числом агрессии Гитлера против Советского Союза». Усматривая в этом опасный симптом коллективного «политического невроза», Адорно предупреждал, что забвение «нежелательного» прошлого «чересчур легко переходит в оправдание забываемых событий»813. «Порой мне казалось, — с горечью писал в начале 1980-х гг. Копелев, — что люди в ФРГ действительно ничего не знают о том, как истекали кровью Варшава и Киев, как должен был погибнуть от голода и стерт с лица земли Ленинград, кому обязан мир решающим поворотом в войне, достигнутым в руинах Сталинграда»814. «Преодолению прошлого» способствовал спор историков ФРГ о нацизме и войне, проходивший в 1986–1987 гг. В центре этой дискуссии оказались вопросы, связанные с Россией815. Инициаторами спора историков стали профессор Свободного университета в Западном Берлине Эрнст Нольте и профессор Кельнского университета Андреас Хильгрубер. Главную ответственность за преступления Третьего Рейха Нольте перекладывал на Россию и большевиков. Его тезисы, сформулированные в виде обращенных к читателю вопросов, звучали так: «Может быть, национал-социалисты, Гитлер прибегли к “азиатским злодеяниям” лишь потому, что считали себя и себе подобных потенциальными или реальными жертвами таких же “азиатских злодеяний”, осуществляемых другими?.. Разве большевистские “убийства из классовых соображений” не были логическим и практическим прологом “убийств из расовых соображений”?» По утверждению Нольте, Гитлер был всего лишь копией Сталина, Освенцим — «технически усовершенствованной» копией ГУЛАГа, а национал-социализм — непосредственной реакцией на большевистскую революцию в России816. Одновременно предпринимались попытки пересмотреть происхождение Второй мировой войны и геноцида по отношению к еврейскому населению Европы. Нольте и его сторонники объявляли эти преступления «ответом» на мифическое «объявление войны» Гитлеру со стороны международных еврейских организаций. Тезис о нацистской диктатуре как орудии «превентивного убийства» был органично дополнен установкой о «вынужденной» войне Гитлера против СССР. Историк Ханс Моммзен видел серьезную потенциальную опасность тезисов Нольте в том, что в ФРГ «оказалась зыбкой демаркационная линия» между респектабельной наукой и маргинальной 813

Adоrnо Th. Gesammelte Schriften, Bd. 10. T. 2. Frankfurt a. M., 1977. S. 560, 568. Eine Rede und Ihre Wirkung. Betroffene nehmen Stellung. Berlin, 1986. S. 43. 815 Boroznjak А. Erinnerung für Morgen. Deutschlands Umgang mit der NS-Vergangenheit aus der Sicht Eines Russischen Historikers. Gleichen, 2006. 816 Цит. по: Борозняк А. И. Искупление. С. 116–117. 814

448

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

неонацистской прессой817. Речь шла, по оценке историка Курта Зонтхаймера, о попытке сконструировать для немцев «подправленно-приукрашенную совесть»818. Историограф Фриц Фишер отметил, что под пером Нольте и его сторонников «национал-социализм и Гитлер удаляются из германской истории и именуются реакцией на большевизм, на преступления сталинизма», а Карл Дитрих Брахер подчеркнул, что «кровавые преступления одной диктатуры нельзя исторически оправдывать путем сравнения со злодеяниями другой диктатуры. Кроме того, сравнение диктатур вовсе не означает их отождествления»819. В 1986 г. вышла в свет брошюра Хильгрубера под названием «Двойной закат. Крах германского Рейха и конец европейского еврейства». В трактовке кельнского историка, в свое время немало сделавшего для выявления преступного характера германской агрессии против СССР, гитлеровский режим образца 1944–1945 гг. приобретал фальшивую маску «защитника Запада» от «азиатских орд». По утверждению Хильгрубера, германская армия, «самоотверженно сражаясь на Востоке», «спасала население Рейха» и всей Европы от «большевистского потопа», а поражение Третьего Рейха оказывалось равнозначным «поражению Европы»820. Несомненно, существовала прямая связь между спором историков в ФРГ и событиями, происходившими в СССР в период «перестройки». Почему разоблачения сталинизма — необходимые и благотворные — стали питательной средой для «обезвреживания» национал-социализма? Не по причине ли непростительной запоздалости и явной непоследовательности кампании по «преодолению культа Сталина» и сохранения в Советском Союзе сталинской командно-административной системы, «перестроить» которую так и не удалось? Честь немецкой интеллигенции была спасена философом Юргеном Хабермасом, опубликовавшим статью «Апологетические тенденции в германской историографии новейшего времени». Мартин Брошат, один из основателей Института современной истории в Мюнхене, сравнил выступление Хабермаса со «свежим порывом ветра, который очистил атмосферу… Сторонники ревизии истории “Третьего Рейха” хотят, чтобы у немцев исчезла краска стыда, чтобы немцы отказались от самокритичного восприятия собственной 817

Mommsen H. Suche Nach der “Verlorenen Geschichte” // Merkur. 1986. № 9/10.

S. 867. 818 819 820

Rheinischer Merkur. 21.XI.1986. Борозняк А. И. Искупление. С. 117–118. Там же. С. 119.

Глава 1. Германские исследования России

449

истории, которое является одним из лучших элементов политической культуры»821. Хабермас дал точную и яркую характеристику концепции Нольте, которая «позволяет лишить нацистские преступления их исключительности, представив их всего лишь как ответ на угрозу уничтожения со стороны большевиков. Освенцим утрачивает теперь свое значение зловещего символа преступлений германского фашизма и превращается всего лишь в техническое новшество, внедрение которого объясняется “азиатской” угрозой со стороны врага, все еще находящегося у наших ворот». Хабермас писал, что «в центре дискуссии находится вопрос о том, какие исторические уроки извлечет общественное сознание из периода нацистской диктатуры». Память о нацизме философ именовал «фильтром, через который проходит культурная субстанция, востребованная волей и сознанием»822. Новый импульс преодолению прошлого в ФРГ дала передвижная документальная выставка «Преступления вермахта», организованная в 1995 г. Институтом социальных исследований (Гамбург). Выставка взорвала привычные стереотипы о «чистом вермахте» и непричастности армейских кругов к злодеяниям нацистского режима823. Организаторам выставки удалось, как отметил историк Норберт Фрай, «сдвинуть с места процесс рефлексии, касающейся легенды о чистом вермахте», чего «вплоть до настоящего времени не удавалось сделать авторам научных исследований»824. Первый вариант экспозиции (1995–1999 гг.) был открытым вызовом привычным представлениям о «незапятнанной армии». Главное внимание было уделено фотографиям, запечатлевшим прямое участие солдат и офицеров вермахта (наряду с палачами СС и СД) в массовых казнях на оккупированных территориях СССР. Для второго, существенно переработанного, варианта выставки (2000–2004 гг.) была характерна подробная и доказательная презентация исторических документов. На стендах были размещены многократно увеличенные копии директив командования вермахта, касающиеся подготовки и ведения агрессивной войны против Советского Союза, криминального характера германского оккупационного режима825. Таким образом, в современной германской историографии утвердился тезис о том, что «нацистская Германия вела против СССР 821

Борозняк А. И. Указ. соч. С. 120–121. Die Zeit. 11.VII.1986; Ibid. 7.XI.1986. 823 Verbrechen der Wehrmacht. Bilanz Einer Debatte. München, 2005. 824 Die Zeit. 22.I.2004. 825 Verbrechen der Wehrmacht. Dimensionen des Vernichtungskrieges 1941–1944. Ausstelungskatalog. Hamburg, 2002. S. 308–328. 822

450

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

войну на уничтожение, обусловленную политическими, экономическими и расово-идеологическими факторами»826. Этот вывод основан на результатах многочисленных фундаментальных исследований германских историков827. Решающий прогресс в деле преодоления нацистского прошлого в ФРГ был достигнут в пограничной зоне между историческим знанием и общественным сознанием. В рамках каждого цикла развертывались дебаты, далеко выходившие за стены академического и университетского цехов, будоражившие общество, прямо влиявшие на направленность и характер исторических исследований, на их новую оптику. В ходе дискуссий неизменно ставились (но уже на ином уровне) «проклятые вопросы» — о национальной вине и национальной ответственности немцев828. Нравственный облик послевоенной Германии, по словам Александра Солженицына, был определен «нравственным импульсом», «облаком раскаяния», которое «наполнило ее атмосферу»829. Однако преодоление нацистского прошлого — это процесс, а не результат; трактовать его нельзя одномерно: ни в категории «постоянные провалы», ни в категории «неизбежные успехи». Расчет с наследием Третьего Рейха, противоречивый и незавершенный, можно назвать значимой победой гуманистической мысли и демократического действия. Политическая культура ФРГ смогла, если использовать формулу Льва Толстого, «подняться на ту точку, с которой видишь себя»830. Крушение Третьего Рейха произошло под воздействием извне, прежде всего — под ударами Красной Армии. Советский режим пал под тяжестью неразрешимых внутренних противоречий. В СССР при наличии «своего» Освенцима не было «своего» Нюрнберга. Немцы на западе Германии учились извлекать уроки из своей истории в обстановке иностранной оккупации, а затем формирования и совершенствования демократического гражданского общества, в 826 Юбершер Г. 22 июня 1941 г. в современной историографии ФРГ. К вопросу о «превентивной войне» // Новая и новейшая история. 1999. № 6. 827 “Unternehmen Barbarossa”. Hg. G. Ueberschar, W. Wette. Padeborn, 1984; Der Deutsche Oberfall auf die Sowjetunion. Hg. G. Ueberschar, W. Wette, Frankfurt a. M., 1991; Ueberschar G. Das “Unternehmen Barbarossa” Gegen die Sowjetunion — Ein Präventivkrieg? Berlin, 1996; Müller R. D., Ueberschar G. Hitler’s War in the East, 1941–1945. A Critical Assesment. Oxford, 1997. 828 Schildt A. Der Umgang mit der NS-Vergangenheit in der Öffentlichkeit der Nachkriegszeit. Verwandlungspolitik. NS-Eliten in der Westdeutschen Nachkriegsgesellschaft. Frankfurt a. M., 1998. 829 Солженицын А. И. Публицистика. Статьи и речи. Вермонт — Париж, 1989. С. 25, 53. 830 Толстой Л. Н. Божеское и человеческое. Из дневниковых записей последних лет. М., 2001. С. 305.

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

451

условиях деятельности государства, обладающего социальной ответственностью. На востоке Германии процесс демократизации и развития гражданского общества был подменен строительством «первого на немецкой земле рабоче-крестьянского государства» по примеру советской модели социализма. Что касается России, то, к сожалению, маршруты движения к гражданскому обществу у нас надежно заблокированы, а нерешенные социальные проблемы побуждают изгонять из коллективной памяти ужасы и злодеяния сталинизма831. Вновь и вновь поколения немецких граждан неизбежно возвращаются к проблеме, о которой в 1945 г. в нетопленой аудитории Гейдельбергского университета говорил великий философ Карл Ясперс: «Требование переплавиться, возродиться, отбросить все пагубное — это задача для народа в виде задачи для каждого в отдельности. [...] Без пути очищения, идущего из глубинного сознания своей вины, немцу не добыть правды. [...] Где подлинное сознание вины колет как жало, там само сознание поневоле преобразуется»832. Важен ли германский опыт для России? Поучителен ли российский опыт для Германии? Да, потому что переход наших стран от тоталитарных режимов к демократическому устройству — это незаконченные, разорванные в историческом времени и в историческом пространстве акты единой планетарной драмы — всемирного исторического процесса.

ГЛАВА 2 ФРАНЦУЗСКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ О РАЗВИТИИ РОССИИ XX — НАЧАЛА XXI в. Исследование и интерпретация российской истории осуществляется в работах французской историографии под влиянием оценочных подходов, имеющих как общий для всей зарубежной историографии, так и самобытный характер. Круг этих подходов, в свою очередь, имеет определенные предпочтения в выборе проблематики и источников исследовательской деятельности. Некоторые характерные для французской и в целом для зарубежной историографии развития России начала XX в. оценки были 831 Борозняк А. И. ФРГ: волны исторической памяти // Неприкосновенный запас. 2005. № 2–3 (40–41). 832 Jaspers K. Die Schuldfrage. Von der Politischen Haftung Deutschlands. München, 1987. S. 54, 80, 83.

452

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

сформированы под заметным влиянием представлений российских эмигрантов, вынужденных покинуть Родину после событий Октябрьской революции 1917 г. Впрочем, несмотря на значительное сосредоточение многих из этих людей на территории Франции, центром развития эмигрантского «россиеведения» впоследствии стали, прежде всего, США и Великобритания. Такая ситуация объяснялась двумя причинами. Во-первых, во французских архивах, имеющих так называемый публичный (общедоступный) статус, отложилось достаточно мало источников, отражающих развитие России и применительно к началу XX в., и по отношению к последующим десятилетиям. В процентном отношении, как показали проведенные исследования, объем этих источников значительно уступает численности хранящихся в российских государственных архивах документов по истории Франции. Французская архивная политика на протяжении длительного времени сосредоточена на организации систематического комплектования, стандартизированного научного описания и обеспечении своевременного доступа к документам национальных и департаментальных учреждений и в гораздо меньшей степени ориентирована на приобретение архивных собраний из других стран, что, например, было характерно для Советского государства в период 1920–1930-х гг. Поэтому документы, относящиеся к истории России и находящиеся в сфере институционального хранения, сосредоточены, прежде всего, в системе архивов Министерства обороны (сухопутных войск, флота и военно-воздушных сил) и Министерства иностранных дел. Ведомственная принадлежность этих архивных центров определяет, во-первых, тематику сосредоточенных в них документов, а во-вторых, практику доступа к ним исследователей, который является, согласно принятым ведомственным правилам, ограниченным и контролируемым. В системе Национального архива Франции документы по истории России представлены фрагментарно — в частности, они относятся к деятельности подвергавшихся частичной или полной национализации предприятий, работавших на территории Российской империи с 1860–1870-х гг. до событий Октябрьской революции 1917 г. и Гражданской войны. Что касается частных архивов представителей российских дворянских родов, то они не поддаются количественному учету по организационным причинам в силу их рассредоточенности и по юридическим причинам, связанным с обеспечением защиты права частной собственности. Второй причиной, по которой Франция не стала центром развития эмигрантской историографии истории России, стало то, что в соответствии с особенностями своей внешней политики в период

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

453

после Первой мировой войны данная страна не являлась активным участником международных политических столкновений, и в том числе холодной войны. В этих столкновениях идеологические мотивы часто даже преобладали над военно-техническими. Поэтому США и Великобритания, во многом определявшие направленность противоборства между Североатлантическим союзом государств и СССР, наиболее активно обращались к трудам эмигрантских авторов, формировавшим определенный, нередко политически ангажированный образ развития России и в период подготовки большевистской революции, и в десятилетия, последовавшие за ее завершением. Поэтому влияние эмигрантской историографической традиции в области россиеведения в сравнительно небольшой мере сказалось на развитии французской исторической мысли. Применительно к периоду второй половины XX в. прослеживается обратная тенденция, связанная с контактами отдельных французских историков с советскими учеными, занимавшимися преимущественно изучением развития России в дореволюционный период. В частности, автор двух обобщающих трудов по истории России, опубликованных в 1973 и 1986 гг. (в соавторстве с Ж.-Л. Ван Регемортером833), М. Ларан пишет в предисловии834 о своих состоявшихся контактах с академиком Н. М. Дружининым и П. А. Зайончковским, благодаря их за оказанную консультативную помощь. Еще более тесным сотрудничество французских и российских историков, в том числе применительно к изучению российской истории XX в., стало во второй половине 1980-х гг. и совпало по времени с начавшейся в СССР политикой в области «перестройки» и пропаганды нового политического мышления. Наряду с принятым в данный период курсом на постепенное свертывание стратегии холодной войны организационным фактором данного сотрудничества стала деятельность известного французского историка Н. Верта на посту атташе по культуре посольства Франции в Москве, который он занимал в период 1985–1989 гг. Написав несколько десятков исследований об истории России XX в.835, он стал ведущим исследователем данной предметной области во Франции и признанным на международном уровне советологом. Большой популярностью в СССР и затем в постсоветской России также стали пользоваться работы М. Ферро, ставшего почетным доктором РГГУ. Помимо специального исследования о 833 Laran Michel. La Russie, 1870–1970. Paris, 1973; Laran Michel et Van Regemorter Jean-Louis. La Russie, 1870–1984. Paris, 1986. 834 Laran Michel. La Russie, 1870–1970. Paris, 1973. 835 Верт Н. История советского государства. М., 1995; Верт Н. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. М., 2010.

454

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

жизни и деятельности Николая II836, вопросы изучения и интерпретации российской истории XX в. были частично затронуты им в книгах «Кино и история»837 и «Как рассказывают историю детям в разных странах мира»838. Следует также отметить, что эти два автора внесли заметный вклад в такую важную и признанную проблемной сферу научно-пропагандистской деятельности, как популярное освещение исторических событий (в частности, событий российской истории) на французском телевидении. Период 1990–2000-х гг. отмечен особенно тесными контактами между французскими и российскими исследователями советской истории, интенсивное развитие которых можно объяснить в первую очередь причинами научно-исследовательского характера. Они заключаются в сближении тематики проводимой учеными работы. Если в советский период на изучении различных аспектов сталинизма (идеологических, социально-экономических, политико-репрессивных) было сконцентрировано внимание прежде всего зарубежных авторов (в частности, еще в 1980-х гг. были опубликованы монографии Н. Верта «Быть коммунистом в СССР при Сталине»839 и «Повседневная жизнь русских крестьян от революции до коллективизации (1917–1939)»840, то в постсоветский период эта тематика стала едва ли не основной для отечественных авторов. И для русскоговорящих французских исследователей, и для российских историков одновременно открылись документальные фонды, свидетельствовавшие о ранее малоизвестных событиях истории СССР 1920 — начала 1950-х гг., что создало возможности для реализации совместных исследовательских проектов, реализуемых, что немаловажно, из средств международных фондов. Выводы, делавшиеся из изучения оказывавшихся в сфере доступа источников обеими (французской и российской) группами авторов, практически не отличались друг от друга, во-первых, по причине красноречивости самих материалов (в частности, данных о ставшем следствием коллективизации голоде 1932–1933 гг. и о политических, прежде всего так называемых московских, судебных процессах), а во-вторых, в силу выраженной антикоммунистической направленности большинства исследований отечественных авторов периода 1990-х гг. В качестве примера такого сотрудничества французских и российских историков можно привести продолжающие публико836

Ферро М. Николай II. М., 1992. Там же. 838 Ферро М. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М., 1994. 839 Werth N. Etre communist en URSS sous Staline. Paris, 1981. 840 Werth N. La Vie quotidienne des paysans russes de la Revolution a la collectivisation (1917–1929). Paris, 1984. 837

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

455

ваться работы из серии «История сталинизма», организаторами которой являются Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации, Государственный архив Российской Федерации, Фонд первого Президента России Б. Н. Ельцина, Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество «Мемориал», Институт научной информации по общественным наукам РАН и издательство «Российская политическая энциклопедия». Редакционный совет серии, в который среди зарубежных историков наряду с авторитетными специалистами из других стран входит пожизненный секретарь Французской академии Элен Каррер д’Анкосс, отражает его интернациональную научную направленность, связанную с максимально полным выявлением и изложением различных фактов, дополняющих уже сложившийся в среде профессиональных исследователей негативный образ сталинского политического режима. Всего в рамках обозначенной серии наряду с многими работами российских, американских и английских авторов были опубликованы две переведенные на русский язык монографии французских историков — книга Н. Верта «Террор и беспорядок. Сталинизм как система»841 и исследование С. Дюллен «Сталин и его дипломаты. Советский Союз и Европа, 1930–1939 гг.»842. Менее известная серия издания научных трудов зарубежных исследователей в области россиеведения, выпускаемая с 1990-х гг., — это «Российская история в зарубежной историографии». Актуальность ее появления была, очевидно, связана с тем, что в течение советского периода интеграционные процессы между советской и зарубежной историографическими традициями отсутствовали, а международное сотрудничество исследователей сводилось к обмену разными по своей методологической основе мнениями. В данном случае, конечно, нельзя учитывать контакты со специалистами из так называемых социалистических стран, ибо они находились под идеологической опекой официальных лидеров советской науки. Среди работ французских исследователей в рамках данной серии была издана книга Э. Каррер д’Анкосс, посвященная жизни, деятельности и политическим взглядам В. И. Ленина843. Следует отметить, что и в данном случае отстаиваемая в монографии концепция соответствовала теоретическим представлениям, которые стали преобладать по отношению к создателю Советского государства в период 1990-х гг. 841

Верт Н. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. М., 2010. Дюллен С. Сталин и его дипломаты. Советский Союз и Европа. 1930–1939 гг. М., 2009. 843 Каррер д’Анкосс Э. Ленин. М., 2002. 842

456

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

Помимо программы издания монографий, сотрудничество отечественных и зарубежных, в том числе французских, ученых с 1990-х гг. включает совместную работу по выявлению, комментированию и изданию источников по советской истории, осуществляемую по инициативе российских историков-архивистов (в частности, директора Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) С. В. Мироненко) и в ряде случаев при поддержке Посольства Франции в Москве. Большинство данных проектов относится к работе с документами периода 1920-х — первой половины 1950-х гг., исчерпываясь периодом XX съезда КПСС и первого выполнения его решений, связанных с частичным преодолением последствий «культа личности» И. В. Сталина и в особенности с реабилитацией жертв политических репрессий. Первый из этих проектов, организованный по инициативе ГАРФ, был посвящен социальным последствиям функционирования укрепившегося и достигшего кульминации своего развития в сталинскую эпоху тоталитарного политического режима и получил название «История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов»844. В рамках данного издательского проекта было подготовлено семь тематических изданий, в работе над первым из которых — «Массовые репрессии в СССР» — участвовал Н. Верт. Работа еще над одним серийным изданием, включавшим публикацию ранее неизвестных научному сообществу источников, возглавлялась ушедшим из жизни в 2004 г. В. П. Даниловым. Опубликованные в ее рамках сборники были посвящены истории коллективизации в СССР в более широком контексте отношений между партийно-государственными структурами и крестьянством. Помимо самих публиковавшихся документов, свидетельствовавших о многих умалчивавшихся в официальной советской историографии событиях (например, голоде 1932–1933 гг. и так называемом раскулачивании), в этих сборниках значительный интерес представлял комментарий, призванный, что вполне естественно, представить концепцию сборника и сформировать у читателя определенный подход к восприятию содержания источников. Он, так же как и в серийных монографических исследованиях, отражал сформировавшееся единство взглядов российских и французских исследователей на события сталинской эпохи и был направлен на преодоление сохранявшихся в сознании многих людей, в особенности придерживающихся коммунистических убеждений, идеологических мифов. Важно, однако, отметить, что публиковавшиеся сборники были востребованы и получали положительный резо844

История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов. Собрание документов: в 7 т. Т. 1. Массовые репрессии в СССР. М., 2004.

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

457

нанс, главным образом в рамках профессионального сообщества, и, следовательно, не оказывали ощутимого влияния на общественные настроения. Антикоммунистическая концептуальность не являлась определяющим свойством в основном для тех совместных исследовательских проектов российских и французских ученых, которые выходили за рамки освещения деятельности В. И. Ленина и функционирования сталинского политического режима. Как правило, такие проекты не были ориентированы на создание или развитие каких-либо концептуальных представлений об истории России, имея преимущественно справочно-информационный характер. К их числу можно отнести путеводитель «Источники по истории Франции XVI–XX веков в федеральных архивах Москвы»845, явившийся результатом совместной работы преподавателей и студентов Российского государственного гуманитарного университета и Национальной школы хартий Франции. В этом издании, представляющем собой описание фондов с содержащимися в нем источниками по тематике путеводителя, значительное место посвящено документальным собраниям, отражающим сотрудничество советских учреждений, а также деятелей политики, экономики, культуры с их французскими партнерами на протяжении XX в. При этом справочно-информационный характер данного издания подразумевает обращение уже самих ученых-историков к описанным в путеводителе фондам для формирования новых представлений и обобщений. К началу 1990-х гг. французские исследователи уже имели опыт организации и осуществления исследовательских проектов по изучению советской истории. В основном данные проекты осуществлялись совместно с учеными из других стран, находившихся в состоянии идеологической конкуренции с СССР. После так называемых бархатных революций в ряде стран Центральной и Восточной Европы (Польше, Чехословакии и др.), приведших к установлению антикоммунистических политических режимов, ученые из этих стран также стали активными участниками коллективных исследований, посвященных репрессивным аспектам политики Советского государства. Со своей стороны в 1990-е гг., как уже отмечалось выше, многие представители российской политической элиты активно поддерживали работу иностранных историков по выявлению и введению в научный оборот документов, разоблачавших различные направления внутренней политики СССР. 845

La France et les francaises en Russie. Guide d`orientation sur les sources des archives federales de Moscou. Paris, 2010.

458

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

Одним из наиболее примечательных результатов данной работы стало издание в 1997 г. в Париже справочно-научного исследования «Черная книга коммунизма: Преступления. Террор. Репрессии»846. Редактором этого исследования (в котором значительное место было уделено проявлениям «красного террора» в годы Гражданской войны; событиям коллективизации, сталинских репрессий — так называемого Большого террора, голода 1932–1933 гг. и борьбы с космополитизмом) был французский историк С. Куртуа, а авторами разделов являлись его соотечественники Н. Верт, Ж.-Л. Марголен, Ж.-Л. Панне, польский историк А. Пачковский и чешский исследователь К. Бартошек. Изложение событий советской истории, сочетавшее тесно связанные профессиональные и идеологические оценки, было помещено в контекст характеристики развития тоталитарных политических режимов Пол Пота в Камбодже и Мао Цзэдуна в Китае. Данное исследование впоследствии было широко распространено в мире, и, в частности, в 1999 г. появилось его издание на русском языке со вступительной статьей бывшего члена Политбюро ЦК КПСС А. Н. Яковлева под характерным названием «Большевизм — социальная болезнь XX века». Концепция развития советского общества в период с Октября 1917 г. до событий XX съезда КПСС, представленная в «Черной книге коммунизма», получила дальнейшее отражение в работах зарубежных, и в том числе французских, ученых в период 2000-х гг. В частности, в 2009 г. в Стокгольме была опубликована книга «Преступления против человечности при коммунистических режимах»847. Она включала многие данные и источники, представленные в предыдущих изданиях аналогичного содержания, наряду с некоторыми новыми выявленными материалами, относившимися главным образом к репрессиям в СССР 1930-х гг. Помимо коллективных исследований с учеными из других стран, французские ученые занимаются и собственными самостоятельными разработками, связанными с изучением советской истории. Среди собственно научных центров, не занимающихся целенаправленной образовательной деятельностью, наиболее значимой в области россиеведения является Школа высших исследований в области социальных наук. В ее рамках был организован Центр изучения России, Кавказа и Центральной Европы, сотрудники которого осуществляют свою работу по регионально-страноведческим направлениям. Итоги проводимых исследований приводятся и обсуждаются на заседаниях созданного в середине 1990-х гг. и активно работающего семинара «Советская история: источники и методы», возглавляемого в настоящее время А. Береловичем. Менее 846 847

Черная книга коммунизма: Преступления. Террор. Репрессии. М., 1999. The Crimes Against Humanity Under the Communist Regime. Stockholm, 2009.

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

459

активной, но также имеющей самостоятельное значение работой в области изучения советской истории занимается Национальный центр научных исследований Франции, сотрудником которого является, в частности, Н. Верт. Участие университетских структур в развитии французского россиеведения определяется на организационном уровне сложившейся практикой их функционирования. Как правило, специалисты, работающие в этих структурах, одновременно являются действующими преподавателями и научными сотрудниками на своих факультетах. Многие французские университеты в соответствии с имеющимися в конкретных регионах документальными ресурсами работы и, соответственно, сложившейся тематической направленностью подготовки научных кадров имеют при своих учебных подразделениях профильные научные центры. В частности, при историческом факультете Университета Нанта был организован Исследовательский центр международной и атлантической истории, возглавляемый в настоящее время М. Каталой. Под эгидой данного центра в сотрудничестве с представителями других научно-образовательных структур (в частности, Университетом Париж I и Университетом Ренна) публикуются сборники статей, посвященные истории внешней политики и международных отношений848. В центре внимания большинства исследователей находятся события XX в., и в особенности период так называемой холодной войны. С точки зрения изучения роли СССР в развитии мировой внешней политики наиболее популярными темами для исследований являются действия Советского государства по распространению и поддержке своего геополитического влияния на страны восточноевропейского региона в период, последовавший за окончанием Второй мировой войны. В то же время в изучении российской истории специалистами из Университета Нанта существует направление, связанное с изучением периода начала XX в. и предшествовавших ему столетий. О его наличии свидетельствовал, например, состоявшийся в мае 2009 г. коллоквиум, посвященный истории России и российскофранцузских отношений и организованный при участии Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ). Многие сообщения, сделанные на данном коллоквиуме, в том числе молодыми исследователями (магистрантами, докторантами), базировались на изучении больших массивов источников, хранящихся в Историческом центре архива Министерства иностранных дел Франции, находящемся в Нанте. Дальнейшее изучение этих ис848 Relations internationals et strategie de la guerre froide a la guerre contre le terrorism. Rennes, 2005; Securite europeene: frontiers, glacis et zones d`influence: de l`Europe des alliances a l’Europe de blocs (fin XIXe — milieu XXe siecle). Rennes, 2007.

460

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

точников и подготовка на их основе совместных научных исследований являются одной из главных целей организуемой совместно РГГУ и Университетом Нанта международной магистерской программы «История российско-французских отношений с XVII века до наших дней». Исследованием российско-французских экономических связей периода начала XX в. и предыдущих десятилетий XIX в. занимается группа французских исследователей (среди которых имеются работающие во Франции или эмигрировавшие в нее российские ученые) под руководством Д. Баржо, работающая в Исследовательском центре Университета Париж I. Представители этой группы, периодически обращающиеся в том числе к документам российских архивов (в особенности Российского государственного исторического архива), сосредоточивают свое внимание на деятельности французских предпринимателей в России, подчеркивая их нередко ведущую роль в развитии отдельных отраслей российской экономики, например транспортной отрасли. Многочисленные сообщения ученых из этого коллектива, прозвучавшие на Международном коллоквиуме «Франция и французы в России с начала XVII века до наших дней: каковы новые подходы для новых исследований?» (Париж, 25–27 января 2010 г.), будут опубликованы в середине 2011 г. в сборнике трудов этого коллоквиума. Наряду с обозначенными университетскими центрами исследованием источников по истории России XX в. занимаются отдельные исследователи из университетов Париж IV и Париж VIII, Лионского университета, Университета городов Монпелье и Бордо. При имеющемся многообразии научных школ французских историков, обращающихся к россиеведческой тематике, концептуальная и методологическая база их исследований является достаточно целостной и однородной. Более того, можно считать, что она характерна для зарубежной историографии российской истории в целом. С философско-исторической точки зрения в восприятии развития России в XX — начале XXI в. (более ранние периоды изучаются значительно реже и не являются объектом существенных дискуссий) французские исследователи формируют свои наблюдения и выводы в пространстве между двумя концепциями — тоталитаристской и ревизионистской. Как известно, тоталитаристская концепция (или теория тоталитарного синдрома), созданная в условиях развертывания холодной войны Р. Фридрихом и З. Бжезинским, базируется на утверждении, что в современном мире существует особый тип государств, обладающих постоянной потребностью к установлению геополитического контроля над другими странами.

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

461

Целью контроля при этом является неизбежное подчинение этих стран собственной политической воле. С позиций данной концепции остальные государства, придерживающиеся в своей идеологии представлений о необходимости мирного сосуществования различных народов, должны руководствоваться в своей политике принципами «защиты демократии» и максимально ограничивать пространство для воплощения государствами с тоталитарным синдромом своих геополитических амбиций. Победа демократических принципов при этом будет обозначать интенсивное ослабление экспансионистски настроенных стран за счет сокращения их внутренних мобилизационных ресурсов. По сравнению с тоталитаристской концепцией, опирающейся на глобальные политико-философские построения, ревизионистская концепция является более предметной и ориентированной на осуществление конкретно-исторических, эмпирических разработок. Своими корнями она уходит в сформированное французским философом О. Контом позитивистское учение о том, что социальные науки (к которым создатели позитивизма однозначно относили историю) могут и должны стремиться к получению точных знаний в той же мере, что и естественные науки. Наряду с опорой на этот постулат ревизионисты исходят из того, что получение абсолютно истинных знаний в результате исторических исследований не является возможным. По этой причине любые формулируемые выводы нуждаются в постоянной критической оценке на основании привлечения всех доступных источников. Оценивая историографическую значимость ревизионизма, важно учитывать, что при своих ограниченных объяснительных возможностях он по сравнению с марксизмом и тоталитаризмом обеспечил развитие микроисторического направления в изучении истории России и других стран. Некоторые французские ученые (например, Н. Верт849) пишут в своих современных работах о том, что открытие доступа ко многим ранее засекреченным документам из российских архивов лишило необходимых оснований утвердившееся разделение на обозначенные концепции. По их мнению, оно дало возможность любым владеющим русским языком исследователям приходить к объективным, документно обоснованным выводам о различных событиях, происходивших в России XX — начала XXI вв., и параллельно отказываться от сложившихся в условиях холодной войны идеологических штампов. Оценивая данное утверждение, важно учитывать, что россиеведение в целом не ограничивается совокупностью научных исследований и включает в себя, например, публикации в попу849

См: Верт Н. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. М., 2010.

462

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

лярных периодических изданиях, где, как правило, применительно к развитию СССР и современной России выстраивается схема исчезнувшей и пытающейся возродить свое влияние империи. Кроме этого, очень ограниченный круг французских ученых, в том числе по причине языкового барьера, имеет возможность постоянной работы с источниками российского происхождения. Поэтому большинство авторов в зависимости от своих предпочтений в пользу глобальных или микроисследований строят свои выводы на основе либо тоталитаристской, либо ревизионистской концепции. Помимо теоретико-исторических концепций, французская историография, как и историографические течения ряда других стран (например, США), базируется при оценке развития России в сравнении с другими странами на теории модернизации, сложившейся на рубеже 1960–1970-х гг. Эта теория, широко используемая практически всеми социальными науками, распределяет все страны мира по трем эшелонам модернизации. Как известно, это государства с передовым, естественным типом модернизации, страны с догоняющим типом модернизации и страны, которые могут развиваться только за счет поддержки других, более развитых государств. В зависимости от принадлежности к одному из этих типов проявляется способность к формированию на основе традиционной социальной системы индустриального, а в перспективе — и постиндустриального общества. В соответствии с обозначенной схемой французские и другие зарубежные ученые дают типологическую оценку развития России и других активно модернизировавшихся в XX в. государств применительно к различным значимым историческим вехам. Определенное влияние на развитие россиеведения во Франции оказывает цивилизационный подход, который в своей модификации базируется на исследованиях А. Тойнби. В рамках сложившегося деления народов мира на общества с «восточным» и «западным» типами цивилизационного устройства Россия как применительно к XX — началу XXI вв., так и по отношению к более ранним периодам оценивается как «евразийская империя». Этот подход, намеченный еще Г. В. Вернадским и другими представителями пражской исторической школы, характерен для исследований Э. Каррер д’Анкосс и, в частности, для ее книги «Евразийская империя: История Российской империи с 1552 г. до наших дней»850. Интерпретация евразийской теории применительно к развитию России в этой книге и других, менее масштабных исследованиях базируется на трех положениях: утверждении об азиатской, автори850

Каррер д’Анкосс. Евразийская империя: История Российской империи с 1552 г. до наших дней. М., 2007.

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

463

тарной природе российской социально-политической системы; тезисе о возможности эффективной модернизации данной системы только на основе заимствования черт европейской культуры в ее широком — социологическом — понимании и футурологическом положении о том, что Российскому государству всегда свойственно стремление восстанавливать свое влияние в мире за счет экспансий. Рассматривая общие положения данной «россиеведческой» концепции в контексте предыдущих изложенных концепций, легко увидеть ее тесную связь с «тоталитаристским» восприятием российской истории во французской и в целом в зарубежной исторической мысли большей части XX — начала XXI в. Завершая характеристику теоретико-методологических оснований развития французского россиеведения, нельзя не отметить и специфическую особенность, связанную с восприятием учеными из Франции истории России и других стран. Эта особенность базируется на представлениях так называемой школы Анналов, созданной рядом выдающихся ученых (М. Блоком, Л. Февром, Ж. Дюби) и ставшей одним из высших достижений в развитии французской историографии. С представлениями этой школы тесно связаны взгляды Ф. Броделя, творчески применившего на конкретном историческом материале теорию осевого времени, созданную К. Ясперсом. Сущность концепции школы Анналов и Ф. Броделя состоит в том, что каждое сложившееся общество имеет свою динамику линейного или циклического развития, основанную на своем пространственном размещении, восприятии окружающего исторического пространства (менталитете) и способности реагировать на складывающиеся исторические изменения в имеющемся временном диапазоне. Наиболее успешно данная концепция была апробирована применительно к изучению истории европейского средневековья, и в частности истории Франции периода V–XV вв. Она использовалась для реконструкции социально-культурной среды развития городов и в меньшей степени сельских районов. Что касается истории России, то применительно к ее исследованию концепции Анналов и Ф. Броделя использовались фрагментарно. Пространственный фактор, основанный на изучении географического положения и климата, являлся основой для объяснения внешнеполитической стратегии Российского и затем Советского государства. Его исследование, в частности, стало основой для вывода о постоянном стремлении руководителей этого государства сформировать «евразийскую империю» и о неспособности это сделать по причинам экономической и, как следствие, военно-индустриальной отсталости.

464

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

Сторонники этого вывода (в частности, Э. Каррер д’Анкосс) подчеркивали, что, только жертвуя частью своих геополитических амбиций, политические руководители России добивались своих наиболее масштабных модернизаторских целей851. В частности, по их мнению, В. И. Ленин и его соратники сумели привлечь на свою сторону немалое число соратников из окраин Российской империи, провозгласив принцип права наций на самоопределение и предоставив им право создавать собственные государственные образования на основе приобретения независимости от бывшей метрополии. Таким образом, утрата части трудноуправляемой для создававшегося Советского государства территории компенсировалась, с точки зрения французских исследователей, хотя бы частичным решением национального вопроса, являвшегося, по их же мнению, едва ли не основным источником революционных событий 1917 г. С другой стороны, политика И. В. Сталина по воссозданию империи была, с точки зрения французских авторов, эффективной лишь на кратковременный период в связи со спецификой своих методов. Н. Верт и другие авторы, уделяя в работах 2000-х гг. большое внимание ранее мало изучавшимся вопросам сопротивления нерусских народов, тактике государственного экспансионизма, судьбе так называемых наказанных народов в конце войны и в первое послевоенное десятилетие, неоднократно отмечали, что сталинский подход к ведению национальной политики базировался прежде всего на методах насилия и выборочной дискриминации выбиравшихся административным путем этнических общностей852. Слабость этого подхода объяснялась тем, что, во-первых, любой руководитель государства с меньшими харизматическими свойствами, нежели И. В. Сталин, не мог своим авторитетом поддерживать тоталитарную атмосферу в стране. Во-вторых, сами народы, которые, по оценке французских авторов, буквально загонялись в состав единого государства, были готовы вырваться из его состава при любом сложившемся для этого подходящем моменте. Одним из таких моментов стала перестройка, повлекшая за собой форсированный распад СССР. С точки зрения французских специалистов по истории международных отношений (например, С. Дюллен853) не обоснованные реальным положением в мировой политике геополитические амбиции отдельных советских руководителей ставили их в затруднительное положение в ходе наиболее значимых конфликтов и в 851

См.: Каррер д’Анкосс Э. Ленин. М., 2002. См.: Верт Н. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. М., 2010. 853 Дюллен С. Сталин и его дипломаты. Советский Союз и Европа. 1930–1939 гг. М., 2009. 852

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

465

конечном счете не приносили ожидаемого эффекта ни в военной, ни в дипломатической плоскости. В качестве примера применительно к истории XX в. часто приводится ситуация 1939–1940 гг., когда координировавшие внешнюю политику СССР И. В. Сталин и В. М. Молотов избрали тактику договорных отношений с Германией, стремясь направить ее Вооруженные силы против Англии и Франции и пренебрегая тем самым соображениями идеологической морали. В современной французской историографии такой выбор дипломатической стратегии объясняется агрессивными геополитическими намерениями в сфере сталкивания между собой ведущих европейских держав и подготовки собственного последующего вторжения в «обескровленную Европу» (С. Дюллен). Однако исследователи показывают, что подобная политика не помогла СССР избежать нападения со стороны Германии, находясь на начальном этапе боевых действий практически не подготовленным к предстоявшим жертвам. В целом, пространственный фактор в его географическом (геополитическом) понимании давал России, по мнению французских ученых, как преимущества, так и определенные недостатки. Что касается преимуществ, то они заключались в возможности перестраивать экономическую систему (в том числе в сырьевой сфере) применительно к любым — даже неблагоприятным — внешним условиям. В качестве примера такой мобильности известный историк и журналист А. Верт, который работал в качестве корреспондента канала Би-Би-Си в СССР в 1941–1945 гг. и затем переехал во Францию, приводил эвакуацию стратегически значимых советских предприятий за Урал в условиях начавшихся боевых действий против Германии854. Наличие масштабного сырьевого рынка природных ресурсов рассматривается в современных французских изданиях едва ли не как единственный аспект российской экономики, гарантирующий положительные перспективы ее модернизации по западной — рыночно-капиталистической — модели. Главным недостатком принято считать традиционно возникавшую завышенность внешнеполитических амбиций, которую французские историки рассматривают едва ли не как главную «болезнь» России наряду со склонностью к авторитаризму, коррумпированности бюрократического аппарата и (с точки зрения «массового» гражданина или обывателя) хроническому употреблению крепких алкогольных напитков. Эти амбиции, которые крайне редко оправдывались в сколько-нибудь длительной перспективе, обнаруживаются еще применительно к периоду Крымской войны, которая рассматривается практически во всей зарубежной историографии 854

См.: Верт А. Россия в войне. 1941–1945 гг. М., 2001.

466

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

(как в работах французских ученых М. Ларана855, М. Ферро856, так и практически во всей английской и американской историографии этих событий857) в качестве олицетворения несовершенства существовавшей в России того времени политической и экономической системы. В аналогичном, хотя и менее акцентированном, контексте (вероятно, в связи с тем, что Россия входила в блок Антанты) оцениваются попытки сыграть самостоятельную роль в годы Первой мировой войны, и в частности так называемый Брусиловский прорыв. Наконец, тезис о неоправданных геополитических амбициях в данном случае СССР является своего рода контрапунктом всей французской историографии событий холодной войны, где любые инициативные действия (вторжения в Чехословакию, Афганистан и другие страны) интерпретируются в негативном ключе как проявления неисчерпаемого «имперского сознания». Изучение российской ментальности, являющееся, как было отмечено выше, своего рода визитной карточкой французского россиеведения, отчасти пересекается с отмеченным широким применением пространственного подхода. Его истоки относятся еще к периоду конца XVIII — первой половины XIX в., когда в восприятии России иностранными исследователями было гораздо больше стереотипных убеждений, нежели в настоящее время. Уже тогда при осуществлении сравнений с наиболее развитыми европейскими государствами отмечалось, что значительная величина и неоднородность российской территории с точки зрения хозяйственного потенциала и, главное, комфортности проживания являются помехами психологическому развитию большинства населения. В этом смысле примечательно исследование М. Конфино «Коллективные черты сознания русского крестьянства после реформы 1861 года»858. В нем приводимые автором примеры и обобщения указывают на то, что психологические свойства российских земледельцев не претерпели существенных изменений даже после предоставления им личной свободы от помещиков. М. Конфино, проводя сравнение между крестьянами из наиболее развитых к концу XIX — началу XX в. европейских стран и из России, отмечает отсутствие у последних склонности к индивидуальному предпринимательству фермерского типа и, напротив, их устойчивое желание опираться на поддержку общины. Для такого одновременно практического и психологического пристрастия данный автор 855

См.: Laran Michel. La Russie, 1870–1970. Paris, 1973. См.: Ферро Н. Николай II. М., 1992. 857 См.: Ланской Г. Н. Социально-политическое развитие России конца XIX — начала XX века в английской и американской историографии 1960–1990-х годов: автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1997. 858 Confino Michel. Les mentalites collectives de paysans russes après la reforme de 1861. Paris, 1985. 856

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

467

обнаруживает давно сложившиеся предпосылки — объективную в виде трудного для земледелия контрастного и непредсказуемого климата и субъективную в виде описанной во многих литературных и публицистических произведениях инертности. По мнению М. Конфино и других французских исследователей (например, М. Ларана859, Н. Верта860), стремление к коллективизму и вытекавшее из него недоверие (а во многих случаях — неприятие) к индивидуализму в сельскохозяйственной сфере имели далеко идущие последствия в истории России уже применительно к XX веку. В комплексе они приводили наряду с авторитарной политической системой к непродуктивным результатам экономических реформ, ориентированных на внедрение в нужном для поддержания эффективности хозяйственной деятельности объеме капиталистических отношений. С данной точки зрения французскими исследователями оценивается аграрная реформа, начатая и в результате не завершенная П. А. Столыпиным. Иного рода драматическим последствием потребности крестьян в коллективном существовании и ведении хозяйства стала коллективизация. В исследованиях, написанных французскими авторами до начала 1990-х гг., данное явление оценивалось преимущественно с историко-психологической точки зрения. В них подчеркивалось, что, оказавшись в новых коллективных хозяйствах, крестьяне с малыми доходами, неспособные самостоятельно обеспечить себя, вернулись к естественному образу жизни. С экономической точки зрения данная историческая ситуация усилила отсталость российского аграрного сектора и вызвала один из наиболее устойчивых недостатков советской экономической системы. Однако в социально-психологическом плане коллективизация была вполне органична сознанию большей части крестьянства и потому осуществилась в СССР. В 1990-х гг., когда, как уже было отмечено выше, для зарубежных и российских ученых стали доступными многие архивные фонды, в оценке данного социального явления произошли очевидные сдвиги. Во-первых, коллективизация стала рассматриваться французскими исследователями как тяжелая социальная драма, имевшая глубокие антигуманистические проявления, в частности голод 1932–1933 гг. Во-вторых, она начала оцениваться в качестве одного из самых губительных для общества проявлений сталинского режима и в виде события, продемонстрировавшего наиболее отрицательные перспективы насильственной реализации положений коммунистической идеологии. Такой подход к оценке коллективизации оказался вполне органичным для тоталитаристской концепции в зарубежном россиеведении, о которой говорилось выше. 859

Laran Michel. La Russie, 1870–1970. Paris, 1973. Werth Nicholas. La Vie quotidienne des paysans russes de la Revolution a la collectivisation (1917–1939). Paris, 1984. 860

468

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

По сравнению с психологией российского и затем советского крестьянства черты мировоззрения других отечественных социальных групп исследованы как бы мимоходом. В основном при их изучении французские исследователи ограничиваются общими замечаниями, базирующимися на основных историко-социологических теориях. В частности, опора на теорию модернизации и связанную с ней стадиальную концепцию общественного развития (авторами которой являются, как известно, американские исследователи У. Ростоу и А. Гершенкрон) приводит их к выводу о том, что в России XX и начала XXI в. прослеживается сочетание черт индустриального и традиционного обществ. Оно обозначает, в частности, несформированность или, с точки зрения ревизионистской концепции, недостаточную эффективность демократических институтов, при которой связь между властью и заинтересованной в творческом контакте с ней активной частью общества находится на низком организационном и практическом уровне. Более того, при соответствующей политической необходимости представители государственного аппарата стремятся максимально затормозить любые попытки такого контакта, прибегая к различным, описываемым в том числе применительно к современной России, репрессивным действиям, особенно в отношении «несогласных» граждан. В среде квалифицированных рабочих, а также научно-технической и художественной интеллигенции критико-реформаторское отношение к советской политической системе и к постсоветской модели развития варианта 2000-х гг. рассматривается во французской научной литературе и периодической печати как локальное явление. «Сопротивление режиму», подробно описывавшееся в работах по истории сталинизма и периода до решений XX съезда КПСС; гораздо менее изученное в исторической литературе диссидентское движение и подробно представленное в современной правоцентристской периодической печати (газетах “Le Figaro”, “Liberation”) правозащитное движение оцениваются как заслуживающие поддержки в демократическом обществе проявления свободолюбия. Однако при этом подчеркивается, что данные проявления относятся к сфере альтернативной субкультуры и, следовательно, не оказывали и не могут оказать доминирующего воздействия на общую систему общественных отношений, существовавшую в советский период и имеющую склонность к реставрации в современной России. Следует отметить, что, как и в период 1950–1980-х гг., многие из этих наблюдений имеют под собой главным образом политическую и публицистическую почву. Она заключается в первую очередь в избирательном подходе к определению круга используемых источников. Как правило, французские историки, что является опре-

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

469

деленной традицией зарубежной советологии, мало или с заранее определенных критических позиций обращаются к документам официального происхождения — выступлениям руководителей государства, решениям коллегиальных органов власти и общественных организаций, придерживающихся официальной идеологической линии. В то же время с учетом традиций исторического развития России в XX — начале XXI в. именно эти источники в наибольшей мере, хотя и не всегда объективно, отражали различные аспекты политической, экономической и культурной жизни. Поэтому распространенное, в том числе в современной французской исторической мысли, скептическое отношение к данному массиву информационных ресурсов несколько снижает степень полноты выдвигаемых выводов и оценок. Еще одним важным аспектом изучения интеллектуальной истории России во французской историографии применительно к советскому периоду (применительно к постсоветскому периоду такие работы пока отсутствуют) и к последним десятилетиям, предшествовавшим событиям революций 1917 г. и Гражданской войны, является исследование сущности и развития социалистической мысли в России. Наиболее примечательными в этом смысле являются опубликованная в Париже книга К. С. Ингерфлома «Невозможный гражданин: А. И. Герцен и истоки русского социализма»861 и переведенная на русский язык монография Э. Каррер д’Анкосс «Ленин»862. Предваряя характеристику представлений, изложенных в этих исследованиях, следует отметить их некоторые общие черты, характеризующие восприятие русской социалистической мысли во французской и зарубежной историографии в целом. Во-первых, существенно, что социалистические убеждения российских общественных деятелей оцениваются большинством зарубежных ученых в сравнительном контексте с трудами К. Маркса. Большинство авторов подчеркивают, что футурологические положения марксизма были изначально ориентированы на оценку развития западноевропейских стран и перспективы существования в них капиталистической системы производственных отношений. Кроме этого, в сравнении с советской и в меньшей мере современной российской историографией в работах французских авторов акцентируется внимание на том, что сам Маркс исключительно скептически относился к перспективам эффективного развития и тем более модернизации России применительно к XIX веку и, вероятно, по отношению к более отдаленному будущему. В связи с этим исследователями делается вывод о глубокой и очевидной са861 Ingerflom Claudio S. Le citoyen impossible. A. I. Herzen et les raciness de socialism russe. Paris, 1992. 862 Каррер д’Анкосс Э. Ленин. М., 2002.

470

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

мобытности социалистических идей в России, об их тесной связанности с организацией общественных отношений в крестьянской и опосредованно с ней — в рабочей среде и о том, что русский социализм изначально был ориентирован не на теоретическое моделирование, а на воплощение в виде революционных действий. Как известно, высшей точкой развития социалистических идей в России стали события Октябрьской революции 1917 г., после которых руководители большевистской Коммунистической партии приступили к эксперименту по построению уникального на момент начала XX в. Советского государства. Данная точка зрения безоговорочно поддерживается в рамках французского и в целом зарубежного россиеведения, притом что в современной отечественной историографии рубежный характер большевистского переворота для развития российской истории нередко оспаривается и присваивается более длительному хронологическому промежутку — с 1914 по 1922 г. Для французских исследователей происхождение и реализация социалистических идей в любой стране, и в том числе в России, являются признаками социального драматизма и глобального общественного кризиса. Драматизм рассматривается в качестве ключевого понятия прежде всего под влиянием эмигрантской историографии, создатели которой испытали существенные материальные и психологические трудности в связи с первыми же политическими мероприятиями большевиков в сфере национализации объектов частной собственности и установления системы социально-политического неравенства на основе лозунга диктатуры пролетариата. Помимо этого, французские ученые и их предшественники из среды первой и второй волн русской эмиграции акцентировали внимание на тех значительных человеческих жертвах, которые были связаны с осуществлением большевиками своего плана создания социалистического и в перспективе — коммунистического государства. Подчеркивая неестественность этого плана исходя из практики мирового исторического развития в противовес так называемым европейским «буржуазным» революциям XVII–XIX вв., они отмечают, что с самого начала насилие над обществом являлось основным инструментом политики В. И. Ленина и его ближайших соратников. В частности, изучая историю формирования лагерно-исправительной системы СССР на основе введенных в начале 1990-х гг. в научный оборот массовых источников, Н. Верт863 подчеркивал неразрывную преемственную связь между сетью пенитенциарных учреждений, распространившейся по всей территории страны в период руководящей деятельности И. В. Сталина, и ее начальными 863

Верт Н. Террор и беспорядок: Сталинизм как система. М., 2010.

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

471

элементами, созданными на основании прямых указаний В. И. Ленина. При этом он, как и другие французские исследователи (Э. Каррер д’Анкосс864 и др.), подчеркивал, что допустимость террора и любых других форм политического насилия являлась изначальной идеей русского социализма, проявившейся вначале в рамках революционного народничества и затем вышедшей на практически широкомасштабный уровень в рамках Советского государства. Однако понятие драматизма применительно к изучению сущности и реализации социалистических идей в России не является для французской (равно как и для англо-американской) исторической мысли исчерпывающим и полностью самостоятельным. Оно напрямую связано с выявлением исконных черт отсталости в политической и экономической сферах — того, что представляет собой признаки традиционного типа общества (по концептуальным представлениям теории модернизации) и мешает прямому ускоренному переходу к социальной системе индустриального типа. В качестве примера подобной интерпретации российской истории можно привести, в частности, исследование М. Раеффа под названием «Понять старый российский режим: государство и общество в императорской России»865. И в самой данной монографии, и в развернутом предисловии к ней, написанном известным французским ученым А. Безансоном866, сохранение черт отсталости и безуспешные попытки их преодолеть рассматриваются как основная и, следуя англоязычной историографической терминологии, «генерализирующая» тенденция развития России, которая вела ее к социалистической революции. Выявлявшиеся черты отсталости в полной мере соответствовали представлениям французских специалистов в области социальных и гуманитарных наук о том, что отличает более развитые страны и общества от менее развитых. В первую очередь, в качестве такой черты выделяется система самодержавного управления, которая никогда без собственного внутреннего кардинального переустройства не станет совместимой ни с парламентаризмом, ни с демократической практикой формирования и реализации права. С другой стороны, источником российской отсталости применительно к периоду XX в. во французской, как, например, и в американской историографии, признается слабость и узость распространения 864 Carrere d`Encausse Helene. La pouvoir vonfisque: gouvernes et gouveranants en URSS. Paris, 1981; Carrere d`Encausse Helene. Le grand frere: l`URSS et l`Europe sovietisee. Paris, 1983. 865 Raeff Marc. Comprendre l’Ancien Regime russe: Etat et societe en Russie imperiale. Paris, 1982. 866 Besancon Alain. Preface // Raeff Marc. Comprendre l`Ancien regime russe: Etat et societe en Russie imperiale. Paris, 1982. P. 3–12.

472

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

идей либерализма в массовом сознании. Эта — вторая — черта имеет, с точки зрения многих ученых и публицистов, глобальные последствия на практическом и психологическом уровнях, выражающиеся в пассивности протестной активности общества и устойчивой неготовности воспринимать и применять на практике реформаторские идеи. Именно отсутствие развитой либеральной идеи в России открыло путь для вторжения социалистических и коммунистических убеждений, не побуждавших трудоспособных людей к созидательной инициативности в различных сферах общественной жизни и, напротив, насаждавших идеи коллективного равенства всех людей, за исключением правящей элиты. При этом существенно наблюдение французского социолога Ж. Блонделя о том, что и государство, и социальное большинство были одинаково заинтересованы в утверждении системы уравнительного доступа к распределению различных видов общественно значимых благ. Наконец, третьей и, пожалуй, наиболее объективной чертой отсталости России, создававшей предпосылки для распространения, по крайней мере на декларативном уровне, социалистических идей, французские исследователи считают тяжелое материальное положение многих массовых слоев населения. Каждый из этих слоев, исходя из мирового опыта революционных событий, мог стать движущей силой, своего рода социальным источником масштабных разрушений в рамках структуры общества и его институтов. Данные слои подробно характеризуются М. Раеффом и противопоставляются тем социальным группам (прежде всего, предпринимателям), которые, как правило, стремятся к реформаторскому способу исторической эволюции. Во-первых, среди этих слоев выделяется малообеспеченная часть крестьянства, которая в России в условиях малоразвитости фермерства и сохранения общинного строя являлась многочисленной по сравнению с аналогичной категорией жителей развитых европейских государств. Именно усилиями этого социального слоя, по наблюдениям М. Раеффа, организовывались восстания в сельской местности, главным проявлением которых было уничтожение личного недвижимого имущества более обеспеченных сельских жителей. Во-вторых, в качестве потенциально революционной группы населения данный ученый рассматривает студенчество. Хотя акцентированное отнесение данной группы к деструктивно настроенной части общества не сопровождается в исследовании М. Раеффа большим числом фактических аргументов, с точки зрения французских ученых (очевидно, в контексте майских событий 1968 г. в Париже и других крупных городах) студенчество традиционно представляет собой существенную революционную силу по причине недостаточной материальной обеспеченности и доступа к политическим благам.

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

473

Что касается представителей рабочего класса, то степень их революционности оценивается в новейшей и в сложившейся до начала 1990-х гг. французской исторической мысли по-разному. Исследования, созданные в 1970–1980-е гг. (в том числе рассматриваемая работа М. Раеффа, работы М. Ларана и Ж.-Л. Ван Регемортера867), трактовали социальную позицию российских рабочих в период начала XX в., руководствуясь уже сложившимися концептуальными конструкциями. В них отмечались низкий уровень жизни фабрично-заводских рабочих; преобладание среди них малоквалифицированных и, следовательно, низкооплачиваемых трудящихся. В связи с этими и некоторыми другими положениями (отсутствием развитой системы страхования в случае травматизма, низким уровнем медицинского обслуживания и т. д.) делался вывод о том, что угнетенное социальное положение не давало большинству рабочих иной возможности кардинально улучшить свое положение, кроме участия в социалистической революции. В новейших исследованиях по данной проблематике оценка рабочего движения в дореволюционной России и в СССР отличается большим разнообразием акцентов и заметной углубленностью. Наиболее примечательным из этих исследований является книга научного сотрудника Университета Париж I и Института славянских исследований Ж.-Л. Депретто «Рабочие в СССР. 1928– 1941»868, предисловие к которой написал известный специалист по экономической истории восточноевропейских стран Р. Гиро. Ее отличительная особенность от предшествующих исследований французских ученых по данной проблематике состоит в том, что в своих наблюдениях и выводах автор не ограничился приведением статистических показателей из архивных документов, опубликованных источников и исследований своих российских коллег о состоянии развития промышленности и материальном положении рабочих в период реализации первых трех пятилеток. На основании выявленных данных Ж.-Л. Депретто поставил актуальную для современного россиеведения проблему отношений представителей советского рабочего класса со структурами государственной власти и повсеместно создававшимися первичными ячейками Коммунистической партии. Исходным тезисом отстаиваемой французским исследователем концепции является то, что положение революционной программы большевиков о создании в качестве основы организации новой государственной власти системы диктатуры пролетариата осталось нереализованным. За это, по мнению Ж.-Л. Депретто, были ответ867 868

Laran Michel et van Regemorter Jean-Louis. La Russie, 1870–1984. Paris, 1986. Depretto Jean-Louis. Les ouvriers en URSS, 1928–1941. Paris, 1997.

474

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

ственны все три силы, которые должны были взаимодействовать между собой: государство, которое под руководством И. В. Сталина приобрело полицейско-бюрократические черты, партия, которая оказалась охваченной внутренними идеологическими разбирательствами и так называемыми чистками, и сами рабочие. Определение ответственности рабочих полностью укладывается в логику проанализированных выше рассуждений о драматизме и отсталости российского общества, поскольку, находясь в трудном социальном положении и неблагоприятных условиях производственной деятельности, трудящиеся не выражали активного протеста и массового стремления улучшить свою жизнь. Кроме этого, согласно наблюдениям Ж.-Л. Депретто и других французских исследователей, политическое руководство СССР постоянно находило идеологические ресурсы для отвлечения массового сознания от имевшихся материальных проблем и мобилизации населения на выполнение перспективных с административной точки зрения задач. Самой глобальной из этих задач было, конечно, построение коммунистического общества, но кроме нее, по оценкам исследователей внешней политики СССР 1930-х гг. (Ж. Видаля869, С. Дюллен870 и некоторых других), актуальными являлись идеологические ориентиры, связанные с мировой политикой. К ним вначале относилась идея организации мировой социалистической революции на основе солидарности потребностей рабочих всех находящихся на стадии капиталистического развития стран мира. Затем в условиях сохранявшейся геополитической напряженности в Западноевропейском регионе, в том числе в связи с установлением нацистского режима в Германии, самым значимым лозунгом, адресовавшимся обществу, стала идея необходимости защиты безопасности СССР, вынужденного находиться среди неприятельских государств. Впоследствии государственный патриотизм в разных контекстах стал компонентом официальной идеологии в условиях Великой Отечественной войны и борьбы с космополитизмом. Его ослабление, как показали исследования Н. Верта871, символизировало кризис государственного аппарата, нараставший с середины 1970-х гг. и повлекший за собой закономерный, с точки зрения французских ученых, распад Советского государства. Тема распада СССР, как исторически предрешенного неоправданными идеологическими амбициями, неразвитостью де869 Vidal Georges. Defence de l`Union Sovietique et communisme francais a l`interface du politique, du culturel et du militaire // Securite europeene; frontiers, glacis et zones d`influence: de l`Europe des alliances a l`Europe de blocs (fin XIX — milieu XX siecle). Rennes, 2007. P. 41–56. 870 Дюллен С. Сталин и его дипломаты. Советский Союз и Европа. 1930–1939 гг. М., 2009. 871 Верт Н. История советского государства. М., 1995.

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

475

мократического взаимодействия государства, партии и общества, отсталостью социально ориентированных отраслей экономики и пространственной неоднородностью явления, представляет собой магистральное направление французской исторической мысли. Значимость данной историографической темы не ограничивается тем, что с этим распадом были связаны многие нуждающиеся в детальном изучении события и процессы в различных сферах общественной жизни. Она имеет также идеологический смысл, связанный со стремлением показать естественность и перспективность только того пути исторического развития, который избрали для себя ведущие западноевропейские государства, включая Францию. Анализируя международный контекст распада Советского государства, французские исследователи уделяют основное внимание изучению обстоятельств распространения коммунистических идей и социалистической (в ленинском понимании) модели развития в европейских странах. Как отмечает исследователь из университета города Монпелье Ж. Видаль, первой задачей такого рода идеологической экспансии была организация взаимодействия с коммунистическими организациями в тех государствах, где они существовали и оказывали какое-либо влияние на политическую жизнь. В частности, данный автор прослеживает, как в период 1925–1934 гг. складывались контакты большевистской партии с руководителями Коммунистической партии Франции. На основании проведенного исследования дипломатической и межпартийной переписки он делает вывод о том, что эти контакты были полезны исключительно для Советского государства, так как они были связаны с поисками международных инвестиций в экономику СССР и с внесением вклада в официальное признание СССР наиболее развитыми странами мира. При этом наиболее значимым объектом изучения для французских исследователей является экспансионистская деятельность советского руководства в период, последовавший за окончанием Второй мировой войны. Данной тематике посвящены мемуарные источники (например, воспоминания В. Жискар д’Эстена872 в части, посвященной обсуждению польского вопроса в 1980–1981 гг. и ввода советских войск в Афганистан), статьи, посвященные частным аспектам формирования социалистического пространства в первые послевоенные годы (например, статья М. Аллара873 об обстоятельствах отказа Чехословацкой Республики от участия в программе «плана Маршалла») и масштабные исследования концептуального характера. К их числу относится, в частности, монография 872

Жискар д’Эстен В. Власть и жизнь. М., 1990. Allard Mathieu. La France face a la sovietisation de l`Europe de l`Est — le cas tchecoslovaque // Relations internationals et strategie de la guerre froide a la guerre contre le terrorism. Rennes, 2005. P. 13–28. 873

476

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

Э. Каррер д’Анкосс «Большой брат: СССР и советизированная Европа»874, а также рассматривавшаяся выше с точки зрения интерпретации «евразийского» учения во французском россиеведении ее же книга «Евразийская империя»875. Несмотря на жанровую с точки зрения источниковедения историографии неоднородность обозначенных работ, они практически едины по своей концептуальной направленности. Первый заложенный в них тезис посвящен обозначению устойчивых амбиций России в своем стремлении освоить вначале, как это было в дореволюционный период, славянское пространство, затем распространить идеи революции и социалистического переустройства в достижимой для этой цели части Европы, Азии, Африки и Латинской Америки и, наконец, в современный период попытаться вернуть себе доминирующее положение на постсоветском пространстве. При этом, что подтверждается материалами современной французской исторической публицистики, политически желаемая сфера влияния включает и государства, приобретшие суверенитет (например, Грузию с непризнанными большинством стран мира Абхазией и Южной Осетией), и желающие стать независимыми части Российской Федерации (например, популярную для журналистского исследования Чеченскую Республику). На основании данного тезиса делается в равной мере оценочный и футурологический вывод о том, что в период после окончания Крымской войны 1853–1856 гг. России ни в одном из ее геополитических форматов, включая советский, не удавалось в полной мере удовлетворять свои геополитические амбиции в отличие от ряда крупных колониальных держав. Второй тезис состоит в том, что, как и в своей внутриполитической деятельности, политическое руководство СССР опиралось в своих усилиях по формированию и закреплению вокруг себя дружественного социалистического окружения на насильственные милитаристические механизмы, самым ярко выраженным из которых являлась Организация Варшавского Договора. По оценке французских исследователей, разделяемой в зарубежной историографии в целом, применение этих механизмов было необходимо практически постоянно, о чем свидетельствовало подавление выступлений в пользу большей независимости от советского влияния в Восточной Германии, Венгрии, Чехословакии, Польше. Негативная оценка вторжений войск под руководством советских командующих была сформирована во Франции еще в период 1950– 1980-х гг., а в 1990-е гг. в связи с интеграцией исследователей из стран бывшего социалистического пространства в сложившиеся 874

Carrere d`Encausse Helene. Le grand frere: l`URSS et l`Europe sovietisee. Paris,

1983. 875

Каррер д’Анкосс Э. Евразийская империя: История Российской империи с 1552 г. до наших дней. М., 2007.

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

477

методологические рамки зарубежного россиеведения она дополнилась новыми деталями, основанными на публикации и изучении ранее неизвестных источников. Рассмотрение обозначенного тезиса приводит французских историков к выводу о том, что в связи с отсутствием развитых мирных средств влияния на других участников Варшавского договора судьба данного элемента послевоенного европейского устройства была предрешена, так же как и итоги развития Советского государства в целом. Третий тезис, выдвигаемый учеными из Франции в несколько менее акцентированной форме, относится к оценке событий холодной войны в целом. Истоки этого противостояния обнаруживаются французскими исследователями еще в рамках периода 1936–1939 гг., о чем свидетельствует, в частности, монография С. Дюллен «Сталин и его дипломаты. Советский Союз и Европа, 1930–1939 гг.»876. В это время, как отмечается в данном исследовании, в рамках советской дипломатии стал распространяться жесткий, в политически необходимых случаях — конфронтационный подход к организации контактов со странами, придерживавшимися капиталистической линии развития. Его внедрение имело под собой организационные основания, заключавшиеся в постепенном преодолении компромиссной тактики руководителя Наркомата иностранных дел М. М. Литвинова, осуществлении масштабных репрессий в отношении близких к нему работников дипломатического аппарата и активном внедрении в этот аппарат не всегда профессионально подготовленных, но проверенных в идеологическом отношении «выдвиженцев» из рабочее-крестьянской среды. Подчеркивая ошибочность такой стратегии, С. Дюллен и другие авторы приходят к выводу о том, что постепенно сложившаяся уже в ходе Второй мировой войны антигерманская коалиция могла оказаться только временной, поскольку при сохранении возглавлявшегося И. В. Сталиным политического режима СССР не мог пересмотреть свои ранее заявленные экспансионистские интересы. Избранная советским руководством стратегия соперничества в рамках холодной войны была, с точки зрения французской исторической мысли, неперспективной, прежде всего из-за недостаточности внутреннего потенциала развития той системы общественных (в особенности экономических) отношений, которая сложилась после завершения Октябрьской революции 1917 г. и Гражданской войны. Изучению этого потенциала и его оценке главным образом с критической точки зрения посвящена основополагающая для зарубежной советологии (в том числе французской) концепция общества зыбучих песков. Она была изложена на рубеже 1970–1980-х гг., 876

Дюллен С. Сталин и его дипломаты. Советский Союз и Европа. 1930–1939 гг. М., 2009.

478

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

т. е. в условиях нараставшего системного кризиса в развитии СССР, американским ученым М. Левиным, работа которого «Образование советской системы» была переведена в том числе на французский язык877. Существенным является тот факт, что во французском россиеведении практически не встречается работ (за исключением малозаметных публикаций сторонников Коммунистической партии), которые опровергали бы данную концепцию и не опирались бы на нее в своих основных положениях. Наряду с аргументами фактического характера представления о советском и российском обществе XX в. опираются также на теории английских и американских социологов, базовой из которых является созданная в 1970-х гг. Т. Шаниным теория «развивающегося общества». Она заключается в том, что в социальных системах, сохраняющих традиционные и модернизированные свойства, постоянно наблюдается сочетание архаических и более современных, например либеральных, слоев. Стремление государства сохранить стабильность в обществе и избежать радикальных изменений становится в этом случае причиной замедленного развития прогрессивных элементов и источником господства бюрократических структур, которые авторитарными средствами решают необходимые для себя управленческие задачи. По мнению французских ученых, обращавшихся к изучению различных периодов российской истории в рамках XX — начала XXI вв., неоднородность социальной структуры и поиск государственным аппаратом средств сочетать разные по масштабу преобразования с поддержанием общественной стабильности являлись устойчивыми, сложившимися чертами развития России в указанный период. В качестве первого периода, характеризовавшегося подобными чертами, рассматриваются 1905–1914 гг. В данный период, как отмечали А. Безансон, М. Раефф878 и другие авторы, события Первой русской революции стали источником политических изменений, заключавшихся во внедрении парламентаризма и многопартийности, и организованных П. А. Столыпиным аграрных преобразований. Однако, как подчеркивается во французской историографии, к последовательному осуществлению модернизации в этих двух областях оказались не готовыми ни социальное большинство в лице крестьянства, для которого община имела абсолютную ценность по отношению к сельскому предпринимательству, ни представители правящих кругов, отстаивавших необходимость сохранения самодержавно-монархического механизма. Подобное отсутствие фундаментальных сдвигов в среде общества и его основного института, каким являлось государство, поставило заслон для успешной модернизации и сделало неизбежным революцию. 877

Lewin M. La formation de systeme sovietique. Paris, 1987. Raeff Marc. Comprendre l`Ancien Regime russe: Etat et societe en Russie imperiale. Paris, 1982. 878

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

479

Следующий период, в рамках которого государство занималось поиском рычагов взаимодействия с обществом, был связан, по мнению французских исследователей, с деятельностью В. И. Ленина и его соратников по большевистской партии после завершения Октябрьской революции в условиях необходимости решать конструктивные политические задачи. По мнению Э. Каррер д’Анкосс, в период своей административной дееспособности почти до конца 1922 г. В. И. Ленин проявлял искусство управленческого прагматизма в решении национального вопроса, где он выступал последовательным противником идей «автономизации» окраинных регионов Советского государства, и особенно в решении экономических вопросов879. Отмечая отсутствие идеологических и социально-психологических предпосылок для сохранения на протяжении сколько-нибудь длительного времени курса новой экономической политики, французские исследователи отмечают решающую роль частичной, ограниченной модернизации советской экономики в самом начале 1920-х гг. в хозяйственном восстановлении страны после периода войн и революций. Окончательное создание ставшей для советского общества типичной конструкции с авторитарным (в отдельные периоды — тоталитарным) политическим режимом и внешне сплоченным, но внутренне неоднородным «обществом зыбучих песков» было связано, согласно концепции современного французского россиеведения, с итогами деятельности И. В. Сталина. Внутри этой конструкции прослеживались даже определенные противоречия, о которых Э. Каррер д’Анкосс писала в своей книге «Конфискованная власть: правления и правители в СССР»880. Они проявлялись в том, что многие представители общества, не относившиеся к среде партийно-большевистского руководства, испытывали потребность в частичном самоуправлении в рамках сформированной по итогам Октябрьской революции 1917 г. системы Советов. Только слияние структур ВКП(б) и затем КПСС с аппаратом государственной власти, скреплявшееся мощным репрессивным аппаратом в форме органов государственной безопасности и внутренних дел, могло до определенного и неотдаленного момента удерживать общественную стабильность в стране. О недолговечности такой системы отношений свидетельствовал, по мнению Н. Верта881, уже тот факт, что отдельные подвергавшиеся административному и, в частности, репрессивному давлению группы общества не были готовы фаталистически воспринимать насильственные действия властных структур и стремились к протестному 879

Каррер д’Анкосс Э. Ленин. М., 2002. Carrere d`Encausse. La pouvoir confisque: gouvernes et gouvernants en Russie. Paris, 1981. 881 Верт Н. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. М., 2010. 880

480

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

реваншу. Демонстрируя неизбежное в таком случае соседство государственного террора и социального беспорядка, Н. Верт приводил почерпнутые из ставших доступными в период 1990-х гг. источников данные о восстаниях в исправительных лагерях, коллаборационистских или пораженческих настроениях отдельных представителей населения в годы Великой Отечественной войны, нараставшем недовольстве депортированных в 1944 г. народов нежеланием государства вернуть их на территории исконного проживания. Основные процессы, происходившие в сфере отношений между государственным аппаратом и развивающимся по своим внутренним законам обществом в первые послевоенные десятилетия, наиболее подробно исследовались в работах М. Ферро и Ж. Сапира. М. Ферро в своей книге «От советов к бюрократическому коммунизму»882 исследовал процесс формирования советского государственного аппарата на основе так называемых выдвиженцев из рабоче-крестьянской среды, приток которых особенно усилился на фоне политических репрессий 1930-х и отчасти рубежа 1940–1950-х гг. В основе складывавшейся системы управления, которая, согласно выдвигавшимся идеологическим директивам, должна была стать организационной основой построения коммунистической системы, лежал принцип «институционального полиморфизма», имеющий в отечественной историографии с конца 1980-х гг. терминологический аналог в виде «номенклатурного» принципа создания и регенерации политической системы. М. Ферро писал о том, что в СССР в послевоенные годы, когда практика террора стала заменяться более мягкими репрессиями, стала действовать изложенная французским социологом П. Бурдье система «воспроизводства элиты», когда позиции представителей правящих кругов меняются в пределах одного замкнутого слоя административных должностей или передаются по наследству. Подобная практика, внешне сплачивая административный аппарат, на самом деле отдаляла его от реальных потребностей общества не только в материальном благосостоянии, но и при желании в политической социализации. Ж. Сапир в своем исследовании «Экономические изменения в СССР в 1941–1985 гг.»883 обратился к изучению конкретных хозяйственных преобразований, которые предпринимались представителями политического руководства СССР в период, последовавший за смертью И. В. Сталина. Главной причиной неудачи динамично начатых Н. С. Хрущевым в 1953–1958 гг. социальных в широком смысле реформ он считал волюнтаризм в принятии и реализации намечавшихся стратегических планов, который во многом объяснялся недостаточной компетентностью данного руководите882 883

Ferro Marc. Des soviets au communism bureaucratique. Paris, 1980. Sapire Jacque. Les echangements economiques en URSS, 1941–1985. Paris, 1989.

Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России...

481

ля во многих экономических вопросах и привел к расколу в рамках правящей элиты. Еще менее успешными Ж. Сапир называет хозяйственные реформы так называемого брежневского периода, поскольку они не имели, в отличие от преобразований Н. С. Хрущева, политико-идеологической составляющей и представляли собой постепенный переход от «просвещенного консерватизма» конца 1960-х гг. к «судорожному консерватизму» 1970-х гг. Констатируя применительно к периоду второй половины 1980-х гг. факт нарастания кризисных явлений в развитии государства и функционировании общества в СССР, Н. Верт называл в своей «Истории советского государства»884 преобразования, намечавшиеся М. С. Горбачевым, только «попытками» реформ. Современное российское общество и государство также не вышли, с точки зрения французского россиеведения, из сложившегося состояния «зыбучих песков», не преодолев прежних недостатков авторитаризма, низкой гражданской инициативности, недоверия к предпринимательской форме ведения хозяйства. В то же время в период 1990–2000-х гг. французские исследователи во многом благодаря активной работе с архивными документами и сотрудничеству с ведущими российскими историками ушли от упрощенной, идеологически схематизированной оценки многих фактов развития России XX — начала XXI в. и добились качественного прогресса в своем творчестве.

Библиография 1. Бурдье П. Социология политики. М., 1993. 2. Верт А. Россия в войне. 1941—1945 гг. М., 2001. 3. Верт Н. История советского государства. М., 1995. 4. Верт Н. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. М., 2010. 5. Дюллен С. Сталин и его дипломаты. Советский Союз и Европа. 1930–1939 гг. М., 2009. 6. Жискар д’Эстен В. Власть и жизнь. М., 1990. 7. История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов. Собрание документов: в 7 т. Т. 1. Массовые репрессии в СССР. М., 2004. 8. Каррер д’Анкосс Э. Ленин. М., 2002. 9. Каррер д’Анкосс Э. Евразийская империя: история Российской империи с 1552 г. до наших дней. М., 2007. 10. Ферро М. Николай II. М., 1992. 884

Верт Н. История советского государства. М., 1995.

482

Раздел IV. Россиеведческие исследования Германии и Франции

11. Ферро М. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М., 1994. 12. Черная книга коммунизма: Преступления. Террор. Репрессии. М., 1999. 13. Allard Mathieu. La France face a la sovietisation de l`Europe de l`Est — le cas tchecoslovaque // Relations internationals et strategie de la guerre froide a la guerre contre le terrorism. Rennes, 2005. P. 13–28. 14. Carrere d`Encausse Helene. La pouvoir confisque: gouvernes et gouvernants en URSS. Paris, 1981. 15. Carrere d`Encausse Helene. Le grand frere: l`Urss et l`Europe sovietisee. Paris, 1983. 16. Confino Michel. Les mentalites collectives de paysans russes après la reforme de 1861. Paris, 1985. 17. Depretto Jean-Louis. Les ouvriers en URSS, 1928–1941. Paris, 1997. 18. Ferro Marc. Le cinema et l`histoire. Paris, 1973. 19. Ferro Marc. Des soviets au communism bureaurocratique. Paris, 1980. 20. Ingerflom Claudio S. Le citoyen impossible. A. I. Herzen et les raciness de socialism russe. Paris, 1992. 21. Laran Michel. La Russie, 1870 — 1970. Paris, 1973. 22. Laran Michel et Van Regemorter Jean-Louis. La Russie, 1870– 1984. Paris, 1986. 23. Lewin M. La formation de systeme sovietique. Paris, 1987. 24. Raeff Marc. Comprendre l`Ancien Regime russe: Etat et societe en Russie imperiale. Paris, 1982. 25. Rapports secrets sovietiques. Le societe russe dans les documents confidentiels, 1921–1991. Paris, 1994. 26. The Сrimes Against Humanity Under the Communist Regimes. Stockholm, 2009. 27. Sapir Jacque. Les echangements economiques en URSS, 1941– 1985. Paris, 1989. 28. Vidal Georges. Defence de l`Union Sovietique et communisme francais a l`interface du politique, du culturel et du militaire // Securite europeene: frontiers, glacis et zones d`influence: De l`Europe des alliances a l`Europe de blocs (fin XIXe — milieu XXe siecle). Rennes, 2007. P. 41–56. 29. Werth Nicholas. Etre communiste en URSS sous Staline. Paris, 1981. 30. Werth Nicholas. La Vie quotidienne des paysans russes de la Revolution a la collectivisation (1917–1939). Paris, 1984.

РАЗДЕЛ V ПОЛЬСКИЙ ОПЫТ РОССИЕВЕДЕНИЯ

П. Глушковски

ГЛАВА 1 ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ РОССИЕВЕДЕНИЯ В ПОЛЬШЕ Польское россиеведение (rosjoznawstwo) занимается Россией комплексно: историей, географией, языком, современными проблемами, религией, «эмиграцией, культурой и литературой, искусством, театром, кино, музыкой, философией, политической мыслью, наукой, образованием, политической системой, внешней политикой и безопасностью Российской Федерации, а также действующими политическим партиями и СМИ»885. В связи с этим я постараюсь рассмотреть лишь главные тенденции развития и представить самые важные научные и дидактические центры россиеведения в Польше. Основное место будет отведено истории России после 1917 г., а также проблемам из прошлого польско-российских и польско-советских отношений, являющимися наиболее болезненными и дискуссионными на современном этапе взаимодействия двух стран. Россия всегда привлекала большое внимание поляков. В межвоенный период польское правительство опасалось СССР и поэтому хотело иметь максимум информации о своем соседе. Уже в 1925 г. в Польше был создан Восточный институт886 (Instytut Wschodni) — один из первых в мире центров, занимавшихся советологическими исследованиями887. Его главной целью являлась деятельность в среде поляков и российских эмигрантов888, а также проведение научных экспедиций и подготовка к печати источников и научных трудов. Основанная при Институте Восточная школа занималась исключительно дидактикой. Аналогичный институт был открыт в 1930 г. в Вильно (Вильнюсе). Сфера его деятельности включала подготовку специалистов по СССР, исследование экономики, политического строя и юридической системы Советского Союза. Научный уровень польской советологии до 1939 г. был одним из самых высоких в мире889. 885

Rosjoznawstwo. Wprowadzenie do studiów nad Rosją / Suchanek L. Kraków, 2004.

S. 7. 886 Понятие «восточный» означает все территории, расположенные к востоку от Польши. 887 Maj I. Działalność Instytutu Wschodniego w Warszawie. Warszawa, 2007. 888 Kornat M. W kręgu ruchu prometejskiego: Związek Zbliżenia Narodów Odrodzonych (1921–1923) i Instytut Wschodni w Warszawie (1925–1935) // Politeja. 2004. № 2. S. 349–391; Idem. Ruch prometejski ważne doświadczenie polityki II Rzeczypospolitej // Nowa Europa Wschodnia. 2008. № 2. S. 76–86. 889 Kornat M. Polska Szkoła Sowietologiczna 1930–1939. Kraków, 2003.

Глава 1. Особенности развития россиеведения в Польше

485

После Второй мировой войны поляки вели независимые советологические исследования на Западе. Самый крупный центр польской советологии — Восточный институт «Редута» (Instytut Wschodni “Reduta”) — находился в Лондоне. Во времена холодной войны выходцы из Польши и поляки считались на Западе лучшими знатоками России. Стоит упомянуть Ричарда Пайпса890, Збигнева Бжезинского891, Яна Либраха892 или Яна Кухажевского893, книга которого оказала заметное влияние на западное россиеведение. В указанный период в самой Польше россиеведение было сильно идеологизировано. Большинство крупных историков, занимавшихся Россией, избегали близкой к современности проблематики. Зато польское россиеведение успешно развивалось в области изучения языка, географии, литературы, кино, театра и в других сферах, не испытывавших сильного политического давления. Ситуация изменилась после 1989 г. Получив независимость от СССР, Польша внимательно отслеживала все перемены за восточной границей. В 1990 г. правительство Тадеуша Мазовецкого создало Центр восточных исследований (позднее — Центр восточных исследований им. Марека Карпия) (Ośrodek Studiów Wschodnich), который по сей день остается одним из самых крупных исследовательских центров россиеведения в стране (более полусотни аналитиков). Его главной задачей является анализ политических, экономических и социальных вопросов, а также мониторинг ситуации в Российской Федерации, странах Центральной Азии и на Кавказе. Большое внимание уделяется восточной политике Европейского Союза и проблемам энергетической безопасности в Европе. Центр активно распространяет информацию о России в польском обществе. Он издает бюллетень «Неделя на Востоке» (“Tydzień na Wschodzie”)894, в котором анализируются главные новости минувшей недели. В специальных журналах Центра публикуются комментарии и оценки самых важных с польской точки зрения событий в России. Все публикации Центра доступны в сети Интернет895. Некоторые из них выходят также на английском языке, благодаря чему являются важным источником, из которого ЕС получает сведения о России. Аналитические издания Центра в определенном смысле 890

Пайпс Р. Русская революция. М., 2005. Т. 1–3. Brzeziński Z. Dilemmas of Change in Soviet Politics. New York; London, 1966. Idem. Political power: USA / USSR (Similarities and Contrasts: Convergence or Revolution). Harmondsworth, 1977; Idem. The Soviet Bloc: Unity and Conflict. Cambridge, 1979. 892 Librach J. The Rise of the Soviet Empire: a Study of the Soviet Foreign Policy. New York, 1965. 893 Kucharzewski J. Od białego do czerwonego caratu. Warszawa, 1923–1935. T. 1–7. 894 http://www.osw.waw.pl/pl/publikacje/Tydzien-na-Wschodzie [17.01.2011]. 895 http://www.osw.waw.pl/pl/publikacje [17.01.2011]. 891

486

Раздел V. Польский опыт россиеведения

формируют представления поляков о современной России. Конечно, бюллетенями и сайтом Центра пользуются прежде всего профессиональные политологи. Однако затем они в более доступном виде транслируют информацию польскому обществу. Заслуживает внимания Польский институт международных дел (Polski Instytut Spraw Międzynarodowych), одним из направлений исследовательской деятельности которого является Россия. Он проводит анализ ситуации в странах Европы, оказывая влияние на польскую дипломатию. Институт издает ряд журналов, значимых для польского россиеведения: прежде всего, «Европу», «Международные дела» («Sprawy Międzynarodowe»), «Польский ежеквартальный журнал международных дел» («The Polish Quarterly of International Affairs») и «Польское дипломатическое обозрение» («Polski Przegląd Dyplomatyczny»). Журнал «Европа» выходит на русском языке. В нем публикуются не только научные статьи и рецензии, но также дискуссии по российской проблематике896. Этот журнал открыт и для российских авторов. В остальных из названных журналов большое место отводится польской и европейской восточной политике. Среди публикаций Института стоит отметить польские дипломатические документы 1918–1989 гг. Источники 1918–1939 гг. позволяют понять, какое место Советский Союз занимал в польской политике и как поляки представляли себе коммунистическую империю. Важным событием стала совместная публикация МГИМО и Польского института международных дел, посвященная причинам Второй мировой войны897. В стенах Института проходят встречи с известными российскими политиками. Россиеведение динамично развивается в Люблине, где в 1991 г. было создано общество Института Центрально-Восточной Европы (Instytut Europy Środkowo-Wschodniej), который десять лет спустя приобрел права научно-исследовательского центра. Основной интерес Института лежит в области изучения Украины и Белоруссии, однако заниматься этими странами без знания России невозможно. Его сотрудники придают большое значение влиянию России на страны региона898. Внимание Института привлекают также глобальные проблемы, в частности отношения России с Евросоюзом и США899, позиция России в мировой политике900. 896 Лазари А. де. Как справиться с российской историей? // Европа. 2009. № 2. С. 30–35. 897 Наринский М., Дембски С. Международный кризис 1939 года в трактовках российских и польских историков. М., 2009. 898 Raś M. Polityka Rosji wobec Europy Środkowo-Wschodniej. Lublin, 2010. 899 UE — USA — NATO, a Federacja Rosyjska. Rocznik Instytutu Europy ŚrodkowoWschodniej. 2010. № 3. 900 Curanović A. Aktywność Federacji Rosyjskiej w regionie Arktyki w kontekście rywalizacji mocarstw. Lublin, 2010.

Глава 1. Особенности развития россиеведения в Польше

487

Еще одним центром польского россиеведения является кафедра Центральной и Восточной Европы (Katedra Europy Środkowej i Wschodniej), открытая в 2005 г. в Институте международных отношений Лодзинского университета. Под руководством Анджея де Лазари здесь ведутся научные исследования в пяти направлениях: «Польскороссийские отношения. История и современность», «Коммунистический опыт России», «Идеи в России», «Евросоюз с точки зрения Центрально-Восточной Европы», «Культурное программирование европейских народов». Кафедра является координатором Междисциплинарной группы советологических исследований и Междисциплинарной группы религиозных исследований. Результатом работы первой группы стали 7 томов российско-польско-английского лексикона «Идеи в России»901. Большинство книг затрагивает философскую тематику в широком ее понимании; издаются книги по политологии902 и культурологии903. Руководитель кафедры занимается актуальной проблематикой польско-русской имагологии904. Одним из важнейших исследовательских центров россиеведения остается Польская академия наук. Специалисты по исторической и современной России работают во многих академических институтах. Стоит, прежде всего, отметить труды отдела сравнительных постсоветских исследований Института политических исследований (Zakład Porównanwczych Badań Postsowieckich Instytutu Studiów Politycznych PAN). Его заведующий Влодзимеж Марчиняк является автором книги о причинах гибели СССР и создания современной политической системы России905, а также одним из самых известных экспертов по Российской Федерации. Широкую известность приобрел его тезис о том, что российское государство представляет интересы Газпрома, а не своих граждан. В отделе работает также Войцех Матерски, сейчас директор Института политических исследований ПАН, автор целого ряда работ по истории польско-советских отношений906. В последние годы это научное подразделение занималось таким направлением, как трансформация политического строя в Российской Федерации и других бывших советских республиках. Совместно с Институтом социологии РАН отдел исследовал политические факторы современного развития Польши и России907. Вни901 Идеи в России // Idee w Rosji: leksykon rosyjsko-polsko-angielski. Warszawa; Łódź, 1999–2007. 902 Wyciszkiewicz E. Współczesna Rosja wobec Zachodu. Łódź, 2003. 903 Bäcker R., Lazari de A. Dusza polska i rosyjska. Spojrzenie współczesne. Łódź, 2003. 904 Lazari de A., Riabow O. Polacy i Rosjanie we wzajemnej karykaturze. Warszawa, 2008; Katalog wzajemnych uprzedzeń Polaków i Rosjan / Lazari de A. Warszawa, 2006. 905 Marciniak W. Rozpad imperium. Warszawa, 2001. 906 Materski W. Na widecie. II Rzeczpospolita wobec Sowietów 1918–1943. Warszawa, 2005; Idem. Mord katyński. 70 lat drogi do prawdy. Warszawa, 2010. 907 http://www.isppan.waw.pl/sprawozdania/spraw2009.htm [15.01.2011].

488

Раздел V. Польский опыт россиеведения

мания заслуживает также исследовательский проект Юзефа Фишера «Отношения Евросоюза с Восточной Европой и роль Польши в формировании восточной политики ЕС в XXI в.». Россией интересуются ученые из Института истории ПАН (Instytut Historii PAN im. T. Manteuffla). В частности, Анджей Новак, возглавляющий сектор истории России и СССР, является автором ряда книг о России908. В других подразделениях также идет активная работа по изучению проблем, непосредственно связанных с историей России и СССР, польско-российских и польскосоветских отношений909. Популяризации россиеведения в Польше способствовало создание Польско-российской группы по сложным вопросам, в состав которой вошли известные ученые. Результаты работы группы регулярно публикуются в польских СМИ. В конце 2010 г. увидела свет итоговая книга, в которую вошли статьи польских и российских историков по вопросам, ставшим «камнем преткновения» в отношениях двух стран в XX в.910 Издание позволяет сопоставить взгляды исследователей. Особое место в нем принадлежит Катыни, которая в представлении поляков является самым болезненным событием в истории Польши. С начала 1990-х гг. и по сегодняшний день Катынь остается одной из самых востребованных тем польского россиеведения. Россиеведение занимает видное место во всех крупных польских университетах. Примером может быть сотрудничающий с РГГУ Университет Миколая Коперника в Торуне. Несмотря на отсутствие отдельной кафедры россиеведения, соответствующие публикации выходят на нескольких факультетах университета. Лидером в этом отношении является Факультет политологии и международных исследований (Wydział Politologii i Studiów Międzynarodowych), декан которого Роман Бэкер занимается изучением евразийства и политической жизни Российской Федерации911. Большое значение имеют 908 Nowak A. Jak rozbić rosyjskie imperium? Idee polskiej polityki wschodniej 1733– 1921. Warszawa, 1999; Idem. Od imperium do imperium. Spojrzenie na historię Europy Wschodniej. Kraków, 2004; Russia and Eastern Europe: Applied “imperiology” / Idem. Kraków, 2006; Idem. Historie politycznych tradycji. Piłsudski, Putin i inni. Kraków, 2007; Idem. History and geopolitics: a contest for Eastern Europe. Warszawa, 2008. 909 Bułhak W. Dmowski — Rosja i kwestia polska. Warszawa, 2000; Kornat M. Polityka równowagi. Polska między Wschodem a Zachodem. Kraków, 2007; Studia z Dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej / M. Kamiński. Warszawa, 2008. Т. 43; Leinwand A. Czerwonym młotem w Orła Białego. Propaganda sowiecka w wojnie z Polską 1919–1920. Warszawa, 2008. 910 Торкунов А. В., Ротфельд А. Д. Белые пятна — черные пятна: сложные вопросы в российско-польских отношениях. М., 2010. 911 Bäcker R. Eurazjatyzm : zarys dziejów organizacyjnych i ewolucji myśli politycznej. Toruń, 1999; Idem. Nowy typ Homo sociologicus : koncepcja jednostki w doktrynie politycznej eurazjatyzmu — jednego z odłamów emigracji rosyjskiej. Toruń, 1999; Idem Rosyjskie myślenie polityczne za czasów prezydenta Putina. Toruń, 2007; Idem. Międzywojenny eurazjatyzm : od intelektualnej kontrakulturacji do totalitaryzmu. Łódź, 2000.

Глава 1. Особенности развития россиеведения в Польше

489

исследования Збигнева Карпуса, с начала 1990-х гг. занимающегося судьбами пленных красноармейцев в 1919-1924 гг.912 В сотрудничестве с Г. Ф. Матвеевым и Д. Наленч им подготовлен большой сборник документов913, позволивший максимально приблизиться к согласию касательно количества пленных и погибших в плену914. На историческом факультете университета плодотворно развиваются исследования по польско-советской военной истории. Советско-польская война стала очень популярной темой во всех университетах, но особого внимания заслуживают труды Вальдемара Резмера и Александра Смолиньского. Результаты своих исследований торуньские историки публикуют не только в Польше, но и в России915. Ярким примером в этом смысле является постоянный представитель Польской академии наук при Российской академии наук Мариуш Волос, который ежегодно публикует в России несколько статей по истории межвоенного периода и истории дипломатии916. Интерес торуньских историков к России не ограничивается первой половиной XX в. Их публикации затрагивают всю историю СССР и Российской Федерации917. Россиеведение развивается также на филологическом факультете Института славянской филологии, который, хотя и уделяет преимущественное внимание изучению русского языка и литературы, известен как один из научных центров исследования старообрядчества918. 912 Karpus Z. Jeńcy i internowani rosyjscy i ukraińscy na terenie Polski w latach 1918– 1924. Toruń, 2004; Karpus Z., Rezmer W., Klawon K. Tuchola: obóz jeńców i internowanych 1914–1923. Toruń, 1997–2007. Т. 1–3. 913 Красноармейцы в польском плену в 1919–1922 гг.: сб. документов и материалов. СПб.; М., 2004. 914 Матвеев Г. Ф. Еще раз о численности красноармейцев в польском плену в 1919–1920 годах // Новая и новейшая история. 2006. № 3; Он же. Jak zginęli sowieccy jeńcy // Gazeta Wyborcza. 2009. 31.VIII. 915 Rezmer W. Pokój czy dalsza wojna polsko-sowiecka? Toruń, 1998; Smoliński A. 1 Armia Konna podczas walk na polskim teatrze działań wojennych w 1920 roku: organizacja, uzbrojenie, wyposażenie oraz wartość bojowa. Toruń, 2008; Борейша Е. Польские историки: ученые, судьи и другие / Дурачинск Э., Сахаров А. Польша — СССР. 1945–1989. М., 2005. С. 406–422; Висневский Я. Польские военнопленные в Сибири 1914–1922 гг. / Поляки в истории российской провинции XIX–XX вв. Диалог цивилизаций. Тамбов, 2010. С. 284–288. 916 Wołos M. Francja — ZSRR: stosunki polityczne w latach 1924–1932. Toruń, 2004; Революционная Россия и польский вопрос. Новые источники, новые взгляды / под общ. ред. М. Волоса, А. Орехова. М., 2009; Волос М. Внешняя политика СССР в 1935–1939 годах: некоторые соображения // Вестник МГИМО — Университета. Специальный выпуск к 70-летию начала Второй мировой войны: «Завтра может быть поздно...» М., 2009. С. 166–176. 917 Golon M. Polityka radzieckich władz wojskowych i policyjnych na Pomorzu Nadwiślańskim w latach 1945–1947. Toruń, 2001; Głuszkowski P. Antyrosja — historyczne wizje Aleksandra Sołżenicyna. Próba polskiego odczytania. Warszawa, 2008. 918 Старообрядцы в зарубежье / Głuszkowski M., Grzybowski S. Toruń, 2010.

490

Раздел V. Польский опыт россиеведения

С 2010 г. Университет Миколая Коперника совместно с РГГУ реализует магистерскую программу «Историческая компаративистика и транзитология (Россия — Польша)», руководителями которой являются с польской стороны Томаш Кемпа, а с российской — Л. Е. Горизонтов919. Это первый польско-российский образовательный проект подобного рода. Свой вклад в развитие польского россиеведения вносят университеты в Варшаве, Кракове, Познани, Вроцлаве, Гданьске и Люблине. Помимо названных выше, на польское россиеведение оказывают влияние еще несколько научных и научно-популярных журналов. “Nowa Europa Wschodnia” («Новая Восточная Европа») охватывает всю проблематику России XX–XXI вв. Журнал стремится рассматривать Россию в глобальном контексте, сравнивая происходящие в ней процессы с переменами в странах Центрально-Восточной Европы. Одним из самых известных польских журналов в России является русскоязычная «Новая Польша», во главе которой стоит Ежи Помяновский — известный писатель, переводчик А. И. Солженицына. В журнале немало статей на исторические и историко-культурные темы, прежде всего, о прошлом польскороссийских отношений. В нем печатаются видные ученые двух стран920. Хотя «Новая Польша» адресована российским интеллектуалам, она также имеет значение для польского россиеведения. Несколько слов об эволюции россиеведения в Польше с точки зрения дидактики. В советские времена, подобно жителям всех стран социалистического блока, большинство образованных поляков понимали по-русски и имели всестороннее представление о СССР. Советский Союз зачастую являлся единственным местом, куда можно было выехать на стажировку. Советские студенты и туристы часто приезжали в Польшу, существовал обмен научными кадрами. Будучи «старшим братом» и образцом для подражания, СССР естественным образом привлекал внимание поляков. После 1989 г. начался спад интереса поляков к России. В 90-е гг. русский язык был практически удален из школьных программ. Русская филология и другие области россиеведения не пользовались спросом в университетах: студенты хорошо знали об отсутствии рабочих мест, предполагавших знание восточного соседа. Экономический кризис конца 90-х гг. в России не вселял надежд на быстрые перемены и развитие экономических контактов. Возрождение интереса к России началось на рубеже XX–XXI вв., когда последняя стала выходить из экономического упадка и с каждым годом увеличивалась торговля между двумя странами. 919 920

Głuszkowski P. Moskiewski partner // Głos Uczelni. 2010. № 1. S. 10. http://www.novpol.ru/index.php [19.01.2011].

Глава 1. Особенности развития россиеведения в Польше

491

На рынке труда Польши обнаружился дефицит мобильных русскоговорящих работников: молодые поляки вообще не знали русского языка, поколение тридцатилетних утратило полученные ранее навыки. Интерес к России не ограничивался одним русским языком. Многие захотели приобрести или пополнить свои знания в области литературы, музыки, кино и т. д. При новой конъюнктуре крупным университетам легко удалось расширить набор на отделения русской филологии. Хотя польское россиеведение к тому времени понесло большие кадровые потери, многие специалисты получили возможность вернуться к изучению российской проблематики. Помимо расширения набора на филологическую русистику, университеты стали предлагать комплексные программы в области россиеведения. Пионером в этом отношении был Ягеллонский университет в Кракове. Сегодня уже в нескольких университетах россиеведческие образовательные программы комплексного характера реализуются как в бакалавриате, так и в магистратуре (Университет им. Марии Кюри-Склодовской в Люблине, Силезский университет в Катовице, Опольский университет и др.). В большинстве случаев россиеведение развивается на основе русской филологии. К числу исключений относятся Краков и Гданьск, в университетах которых оно базируется сразу на двух факультетах — филологическом и историческом. В последние годы в Польше стало очень популярным последипломное образование. Многие выпускники университетов хотят расширять свои познания о России, находя это направление перспективным. Название образовательных программ может звучать по-разному. Например, на историческом факультете Университета им. Адама Мицкевича в Познани преподается курс «Знание о России и постсоветском пространстве». Большинство студентов, интересующихся Россией, поступают на отделение классической русской филологии. Сегодня ее можно изучать в 28 польских городах, а в некоторых из них, как, например, в Варшаве, Кракове или Люблине, — в нескольких вузах921. Это наилучший показатель интереса поляков к России. Еще десять лет назад все студенты, поступавшие на отделение русской филологии, владели русским языком. Сейчас почти половина начинает его изучение «с нуля». 4–5 пар занятий в неделю с опытными преподавателями и носителями языка позволяют уже через два года бегло говорить и свободно читать русскую литературу. На третьем курсе студенты-бакалавры должны определиться с профилем. В большинстве университетов выбор обычно делается в пользу истории и теории русской литературы, лингвистики, перевода или россиеведения. В ряде крупных университетов Россию также можно изучать в рам921

http://studia.biz.pl/rosjoznawstwo/ [19.01.2011].

492

Раздел V. Польский опыт россиеведения

ках программ по политологии, международным отношениям и истории. Одним из главных дидактических центров польского россиеведения является Центр исследований Восточной Европы (Studium Europy Wschodniej), созданный при Варшавском университете. Помимо России, Центр занимается Украиной, Белоруссией, Кавказом, Прибалтикой и даже Балканами. Первые попытки основать его предпринимались Яном Малицким еще в 1980-е гг., но реальных результатов удалось достичь только после смены политического режима. Первоначально деятельность Центра ограничивалась трехнедельными курсами Восточной летней школы для иностранцев. С 1998 г. производится набор студентов по трем специальностям, из которых две непосредственно связаны с Россией. В настоящее время открыт набор на шесть специальностей, в том числе «Восточная Европа», «Россия», «Центральная Азия», «Кавказ». Важно подчеркнуть высокий научный уровень преподавателей — элиты польского россиеведения. Преимуществом Центра является большое количество студентов из России. Силами учащихся издается бюллетень922. Еще одним ведущим дидактическим центром россиеведения в Польше является Институт России и Восточной Европы на факультете международных и политических исследований Ягеллонского университета. Студенты получают степени бакалавра и магистра на кафедре россиеведения. Помимо этого, есть возможность получить образование на кафедре византийско-православной культуры, а также в отделе истории и политической мысли России. В 2004 г. усилиями Института издан первый и пока единственный в Польше комплексный учебник по россиеведению923. Россиеведение в Польше достигло весьма высокого уровня. История Польши и России чрезвычайно тесно связана между собой. Поляки должны заниматься Россией, чтобы понять свою собственную историю и культуру. Польское россиеведение будет поступательно развиваться также потому, что Россия не только исторический сосед, но и один из самых важных экономических партнеров Польши. Кроме того, Польша рассчитывает играть особую роль в формировании и реализации восточной политики ЕС. Совершенно очевидно, что будущее польского россиеведения в большой степени зависит от состояния политических и экономических польско-российских отношений.

922 923

http://www.studium.uw.edu.pl/?id=243&bid=11&nid=2 [15.01.2011]. Rosjoznawstwo...

РАЗДЕЛ VI РОССИЕВЕДЕНИЕ В КИТАЕ И ТУРЦИИ

Ю. М. Галенович

ГЛАВА 1 РОССИЕВЕДЕНИЕ В КИТАЕ Четыре столетия тому назад произошла наша встреча с китайцами. С тех пор мы стали соседями. Знакомство друг с другом, стремление узнать и понять друг друга, найти пути обретения духовного взаимопонимания и установления приносящих пользу обеим сторонам самых разнообразных связей — это вполне естественное стремление людей. Предполагается, что это взаимное стремление. В то же время у каждой стороны есть свои особенности познания соседей. Одни проявляют своего рода международную общительность, другие предпочитают отгораживаться и сохранять иной раз предвзятое отношение «культурного превосходства центра» перед «периферией». Из интереса к соседям, интереса того или иного человека, той или иной общности людей, наций и их государств, из знакомства с соседями и размышлений на эти темы постепенно складывается страноведение, т. е. область знания, обслуживающая все эти интересы. При этом для нас знание о Китае и китайцах становится китаеведением. Для китайцев знание о России и ее людях становится россиеведением. Китаеведение и россиеведение в их сочетании, имея в виду и особенности обеих наших наций, и особенности взаимоотношений между ними, представляется отдельной областью научных знаний, которая имеет теоретическое и практическое значение. Это комплексная, весьма сложная область знаний, требующая изучения истории, культуры, религии, внутренней и внешней политики, экономики соседней нации в их взаимосвязи. Для жизни нынешних поколений людей в нашей стране важны обе эти сферы страноведения: и китаеведение, и россиеведение. В данном случае мы сосредоточимся на том, что собой представляет современное россиеведение в Китайской Народной Республике. Под современным россиеведением в КНР мы подразумеваем изучение в Китае России и двусторонних отношений Китая и России в последние два десятилетия, и в особенности в первом десятилетии нынешнего века. Речь идет о той области знания, для которой, если говорить о ее важности для обеих наших наций, в особенности для нашей нации, определяющее значение имеют идеология и пропаганда правящей

Глава 1. Россиеведение в Китае

495

в КНР Коммунистической партии Китая, кроме того, внешнеполитический курс КПК КНР в отношении нашей страны и, наконец, в частности и в особенности, пропагандистская направленность внутри КНР в расчете на ее население работы современных китайских специалистов по России. Исходя из того что Россия будет вечно оставаться соседом Китая, исходя из того что КПК стремится определять в едином порядке всю политику и пропаганду в отношении России внутри Китая, в двусторонних отношениях и на международной арене, сфера изучения России и отношений Китая и России приобретает для Китая, для китайцев, с точки зрения правящей в КНР Коммунистической партии Китая, партийно-государственное значение. Она встроена в идеологию, пропаганду (внутреннюю и внешнюю), внешнюю политику, в особенности в двусторонние отношения с нами, и представляет их неотъемлемую часть. У современного россиеведения в КНР есть та особенность, что это не только область знаний о крупной стране — соседе Китая, но и область знаний о стране, с которой в XX веке у Китая сложились уникальные отношения. Уникальность этих отношений состоит в том, что совпадают коренные интересы двух наших наций: вечный мир, полная самостоятельность и полное равноправие. Уникальность этих отношений состоит в том, что на протяжении ряда десятилетий XX столетия в наших странах правили или играли существенную роль Коммунистические партии с объединявшей их в той или иной степени идеологией. Эта уникальность состоит и в том, что над обеими странами на протяжении всей первой половины XX в. нависала в разной степени угроза агрессии со стороны Японии, угроза войны со стороны Японии, осуществлявшаяся Японией с разной интенсивностью и в различных формах в разные исторические периоды в отношении каждой из наших стран. Угроза со стороны Японии вызывала появление в обеих наших странах стремления защищаться и искать союзника при оказании отпора японской агрессии и ее опасности. Так появлялись совпадавшие интересы двух наших наций — России и Китая — в том, что касалось отражения угрозы со стороны Японии. Все это объединяло две наши нации. Наконец, уникальность наших двусторонних отношений состоит и в том, что если говорить о двух последних десятилетиях, то начиная с 1991 г. каждая из наших стран — Россия и Китай — идет своим путем в том, что касается общественного строя, политической и экономической структуры, духовного мира. В этой связи для руководства правящей в КНР Коммунистической партии Китая возникла задача осмыслить то, что произошло

496

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

в нашей стране. Имеется в виду исчезновение такого государства, как СССР, такой правящей партии, как КПСС. Все это требуется объяснить членам КПК и всему населению КНР. Цель при этом состоит в том, чтобы внушить им «правильность» и прежнего, и нынешнего пути КПК и «ошибочность» происшедшего в нашей стране. Такие сложные задачи встали перед КПК, ее идеологическим и пропагандистским аппаратом, и в частности перед россиеведением в КНР, начиная с 1991 г. К настоящему времени в Китае выработан взгляд на то, что произошло в нашей стране, на историю наших двусторонних отношений. Этот взгляд и разъясняют современные китайские специалисты по России. Они работают в различных партийных и государственных, а также научных и учебных учреждениях. Головными среди них являются следующие: – Академия общественных наук КНР, где сосредоточены исследования идейно-политического и исторического характера применительно к России и к тому, что именуется «мировым социализмом»; – Институт России, Восточной Европы и Центральной Азии Академии общественных наук Китая, который призван объяснять прежде всего современную ситуацию в нашей стране и в регионе, прилегающем к России: Центральной Азии и Восточной и Центральной Европе. Объединять усилия россиеведов в КНР призваны Китайское общество изучения отношений Китая и России и функционирующая с 2004 г. Китайская ассоциация по изучению России, Восточной Европы и Центральной Азии. Создание упомянутой ассоциации, в частности, отражает нацеленность в современной КНР на то, чтобы теперь ставить Россию в общий ряд с другими объектами изучения, не выделяя ее отдельно. Такой взгляд внушается населению Китая. Хотя на самом деле максимально возможное углубленное изучение именно нашей страны и наших двусторонних отношений продолжается в КНР без какихлибо перерывов. В КНР по плану, определенному соответствующими отделами аппарата ЦК КПК, издаются серии книг по истории и современному состоянию двусторонних отношений Китая и России, а также о современной России и ее истории. Для того чтобы дать возможность нашим читателям ознакомиться с современным россиеведением в КНР, мы расскажем о наиболее значительных работах китайских специалистов по этим

Глава 1. Россиеведение в Китае

497

вопросам и об основных направлениях их деятельности в настоящее время. Однако прежде чем обратиться к современному россиеведению в КНР, представляется полезным кратко остановиться на его истории. Итак, русские и китайцы встретились в XVII в. — сначала на просторах Дальнего Востока и Монголии, а затем и в Центральной Азии. В России начиная с XVIII в. стали активно изучать Китай. Значительные достижения в этой области имелись в XIX в. Существенную роль при этом играло то обстоятельство, что Россия, действуя активно, добилась разрешения иметь в Пекине Российскую духовную миссию, которая в XVIII–XIX вв. играла роль главного центра изучения Китая в нашей стране. В Китае дело обстояло иначе. Государственная политика была такова, что значительного интереса к внешнему миру не проявляли до тех пор, пока этого не потребовало практическое состояние отношений Китая с иностранцами. В XVIII в. в результате пребывания в Поволжье посланцев из Китая появилась всего одна работа, имеющая косвенное отношение к описанию состояния дел в России. В XIX в. несколько ученых представили свои сочинения, которые сегодня в Китае не считаются в достаточной степени ценными. В XX в. изучение России в Китае прошло несколько стадий. Вспышки первого интереса к нашей стране были связаны с Движением реформаторов на рубеже XIX–XX вв., Движением за новую культуру, Движением 4 мая 1919 г. Особый интерес в Китае к нашей стране возник тогда, когда в нас начали нуждаться две главные начиная с 1920-х гг. политические партии: Партия Гоминьдан Китая (ГМД) и Партия Гунчаньдан Китая (Коммунистическая партия Китая, или КПК). Каждая из этих партий искала свой путь решения проблем Китая и стремилась использовать помощь, поддержку и опыт нашей страны. 1920–1950-е годы были временем бума нашей страны в Китае. В эти годы и появилось россиеведение в Китае. Изучение России (СССР), как уже было сказано, было главным образом направлено на поиск и использование в Китае того из нашего опыта, что представлялось подходящим для решения китайских проблем. Свою роль сыграло и то обстоятельство, что мы были союзниками при отражении японской агрессии в 1930–1940-х гг. Власти Китайской Республики создали общество дружбы с нашей страной, в известной степени поощряли проявление симпатий к нашей стране в Китае.

498

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

Одновременно КПК в 1920–1940-х гг. была заинтересована в помощи и поддержке с нашей стороны, при необходимости использовала нашу страну как «тыл» и «укрытие» для своих функционеров и членов их семей, подчеркивала идеологическую близость с нами в то время, что также способствовало росту интереса к нашей стране, ее литературе и культуре. 1950-е годы, вполне естественно в ситуации того времени, стали десятилетием, с одной стороны, действительно искренней нашей помощи КНР, а также искренней благодарности за эту помощь со стороны благожелательно настроенных по отношению к нам китайцев и, с другой стороны, временем осуществления правящей в КНР Коммунистической партией Китая курса, выраженного в лозунгах: «Учиться у Советского Союза!», «Сегодня СССР — это наше завтра!». В соответствии со всем этим развивалось изучение нашей страны и осуществлялось распространение внутри Китая знаний о нашей стране и ее культуре. В 1960–1970-х гг. из-за политического курса, который проводил тогда в отношении нашей страны Мао Цзэдун, рамки китайского россиеведения сузились. Оно использовалось как инструмент практической и идеологической борьбы против нашей страны. С восстановлением нормальных отношений между нашими государствами в 1989 г., особенно с установлением отношений между РФ и КНР в 1991 г., современное китайское россиеведение стало занимать отведенное ему политикой правящей политической партии в КНР, т. е. КПК, постоянное и важное для КПК и КНР место в идеологической и пропагандистской работе партии. При этом, как уже упоминалось, стали отчетливо выделяться два главных направления в современном россиеведении в КНР. Первое направление: изучение истории и современного состояния наших двусторонних отношений применительно к нуждам идеологии и пропаганды КПК внутри КНР, в наших двусторонних отношениях, в двусторонних и многосторонних отношениях КНР и КПК с различными государствами и политическими силами и регионами, а также применительно к внешнеполитическому курсу КНР на мировой арене в целом. Второе направление: изучение истории и нынешнего состояния дел внутри нашей страны, применительно к нуждам идеологии и пропаганды КПК, главным образом внутри КНР. Общая идеологическая направленность изучения двусторонних отношений и нашей страны объясняются теперь главным образом уже не только интересом к нашему опыту. Дело в том, что нас теперь в Китае считают «учителем наоборот» (учителем того, чему не

Глава 1. Россиеведение в Китае

499

следует учиться) по сравнению со взглядом на нас образца Октября 1917 г. как на «настоящего Учителя». Необходимость изучения России объясняется заинтересованностью правящей политической партии Китая в том, чтобы сформировать приемлемую, с ее точки зрения, трактовку того, что произошло в нашей стране на рубеже 1980–1990-х гг. и в следующие два десятилетия, а также представить новую картину истории наших двусторонних отношений. Эта работа направлена на то, чтобы внушать населению КНР, что КПК всегда шла и продолжает идти «по правильному пути». Россия же, дескать, в 1991 г. «споткнулась» и «упала». Но теперь, по прошествии 10–20 лет, люди в России «одумались» и «переосмысливают» случившееся. Важно отметить, что именно такой подход, судя по всему, представляется в КНР общей основой взаимопонимания между официальными представителями КНР и РФ. Общее знакомство с современным россиеведением в Китае представляется целесообразным начать с рассмотрения трактовки в КНР вопроса об исчезновении СССР и КПСС. В 2006 г. в Китае был выпущен восьмисерийный пропагандистский документально-разъяснительный фильм под названием «Нужно проявлять предусмотрительность и принимать меры предосторожности заблаговременно: исторические уроки гибели КПСС». Тема фильма была определена в аппарате ЦК КПК. В название фильма заложена мысль, высказывавшаяся генеральным секретарем ЦК КПК Ху Цзиньтао. Пояснительный текст к этому фильму подготовлен 25 учеными под руководством вице-президента Академии общественных наук Китая Ли Шэньмина. Этот фильм в сети партийного просвещения был показан всей почти 80-миллионной аудитории членов Коммунистической партии Китая, а также в соответствующих партийных, государственных, научных и образовательных учреждениях. В 2007 г. издательством Академии общественных наук Китая была издана «Желтая книга» (именно этот цвет теперь выделен для обложек серий книг о нашей стране) под названием «Доклад о развитии (в 2006 году) России и государств Восточной Европы и Центральной Азии». Главный редактор этой книги, в работе над которой принимали участие десятки ученых, — директор Института России, Восточной Европы и Центральной Азии Академии общественных наук Китая Син Гуанчэн. В 2007 г. издательством Академии общественных наук Китая была выпущена «Желтая книга о мировом социализме. 2006 год: мировой социализм. Сводный доклад». Главный редактор книги — Ли Шэньмин. Основное содержание этого труда составляют рабо-

500

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

ты трех десятков китайских ученых о прошлом и настоящем нашей страны. В 2007 г. издательством Академии общественных наук Китая была издана монография Ли Шэньмина «Мирное развитие Китая и его международная стратегия», в которой был помещен сопроводительный текст к упомянутому восьмисерийному фильму об «исторических уроках гибели КПСС». В 2007 г. был издан «Сборник произведений Ли Шэньмина, отобранных им самим». Значительная часть работ этого автора касается нашей страны. В том же году тем же издательством был издан труд «Ветер истории: ученые Китая о распаде СССР и оценка ими истории СССР». Работа состоит из сочинений более 30 ученых Китая. Главный редактор — тот же Ли Шэньмин. Эти и другие издания дают относительно полную картину современного принципиального подхода к прошлому и настоящему СССР и России, к прошлому и настоящему наших двусторонних отношений, а также позволяют лучше уяснить себе некоторые стороны ситуации в КНР. Взгляды на Россию, изложенные в этих трудах, являются выражением позиции по отношению к нашей стране официальных кругов в Компартии Китая и в Китайской Народной Республике. В Китае практически нет других столь же компетентных авторов, и никто не выражает иной точки зрения. Когда мы говорим о современном россиеведении в КНР, то речь идет об уникальном, единственном в мире научном сообществе за пределами России. Это сообщество в организованном правящей партией порядке и в полном соответствии с выработанным партией политическим курсом максимально внимательно и полно изучает то, что происходит в нашей стране. Все это делается с позиций идеологии современной КПК. Здесь представляется нелишним напомнить, что современное китайское россиеведение — это практически почти единственный источник знаний о нашей стране, о взаимоотношениях нашей страны и Китая для 1 млрд и почти 400 млн жителей Китая, т. е. для одной пятой части населения Земли. Именно поэтому представляется полезным ознакомить читателей в нашей стране с этими взглядами в надежде, что это поможет лучше понять мысли и настроения соседа, искать пути к взаимопониманию между нами, будет вкладом в диалог с китайскими учеными. Кроме того, содержащиеся в данной работе имена современных китайских специалистов по России и названия их трудов придают данной работе характер своего рода малой энциклопедии современного китайского россиеведения.

Глава 1. Россиеведение в Китае

501

О Ли Шэньмине следует сказать особо. Он главный специалист Центральной группы ЦК КПК «по изучению теории марксизма и основных воззрений на строительство». Иными словами, речь идет о главном эксперте в аппарате ЦК КПК, или об одном из таких главных экспертов, которым в КПК доверено исследовать теорию марксизма, проблемы строительства в КНР социалистического общества и в целом развития социализма в современном мире. В предисловии к созданному под руководством Ли Шэньмина пояснительному тексту к упомянутому фильму о «гибели КПСС» говорится, что «и коллектив руководителей партии (КПК) третьего поколения, ядром которого является товарищ Цзян Цзэминь, и новый ЦК партии во главе с товарищем Ху Цзиньтао в качестве генерального секретаря уделяют самое пристальное внимание изучению причин распада СССР». Главная причина этого «распада» видится авторам фильма в том, что произошло внутри КПСС. Членов КПК предупреждают и призывают к бдительности. Утверждают, что им грозят две опасности: «прославление капитализма» и подмена марксизма и социализма «гуманным демократическим социализмом». Вторая опасность считается гораздо большей. В пояснительном тексте к упомянутому фильму, в частности, говорится: «Вместе с Ельциным, Сахаровым и другими Попов составил группу тех баранов-вожаков, которые идут впереди стада “демократов”, а также вместе с Яковлевым, Ельциным и другими стал именоваться одним из “отцов демократии” в России». Особую подозрительность в КПК вызывают, конечно, интеллигенты, особенно теоретики, молодые ученые. Именно в них функционеры КПК, занимающиеся пропагандой, предлагают видеть вероятных «баранов-вожаков стада демократов». В пояснительном тексте также говорится, что «руководители КПСС во главе с Горбачевым предали народ»; «после событий 19 августа (1991 года) настоящие коммунисты испытывали гнев и возмущение, и в то же время они были бессильны, ничего не могли поделать». Эпилог сериала называется: «Россия переосмысливает» или «Россия одумалась». Далее там говорится: «В 2001 году Путин, заняв пост Президента, неоднократно указывал, что необходимо покончить с “хаосом” в учебниках истории, нужно воспитывать молодое поколение в духе гордости за свое Отечество и историю Отечества». В 2009 г. в КНР издана в переводе на китайский язык «Новейшая история России. 1945–2006 гг.: книга для учителя» А. В. Филиппова (М.: Просвещение, 2007). Перевод на китайский язык выполнен

502

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

секретарем парткома Института изучения марксизма Академии общественных наук Китая У Эньюанем, специально приглашенным исследователем Центра изучения мирового социализма Академии общественных наук Китая Чжан Шухуа, а также Чжан Данянем и др. В предисловии к переводу У Эньюань и Чжан Шухуа отмечали следующее: «За те десять с лишним лет, которые прошли с момента распада СССР, в российском обществе, в том числе среди историков, произошли явные перемены в сфере идеологии. Все больше россиян стали выражать недовольство очернением периода, предшествовавшего распаду СССР, и отрицанием истории своей страны и требовать уважения к истории. В последние годы в соответствии с неоднократными требованиями Путина и других руководителей в России снова издаются материалы по истории, заново дается оценка истории СССР, заново оценивается роль вождей КПСС. 18–21 июня 2007 г. в столице России Москве состоялось Всероссийское совещание преподавателей по общественным наукам. В частности, обсуждался вопрос о новом издании учебника по истории России. 21 июня Президент России Путин в окрестностях Москвы лично принял часть участников совещания и побеседовал с ними. Путин указал на следующее: в прошлом в области общественных наук и в преподавании истории царил хаос; это привело и к хаосу в России и в содержании учебников истории, и при их издании; в результате оказалось невозможным объективно отражать факты новейшей истории, содержание многих учебников истории, имевших иностранную подоплеку, было наполнено обвинениями, порочащими Россию. Путин призвал работников науки и образования России усилить патриотическое воспитание учащихся в ходе обучения истории и общественным наукам. Путин предостерег издателей: необходимо нести ответственность за издаваемые учебники. Государство должно выработать единые научные критерии, поощрять написание и издание новых учебников истории. Недопустимо очернение и искажение истории российской нации. В июле 2006 г. Российская ассоциация вузовских преподавателей общественных наук санкционировала издание в качестве книги для учителей данного учебника новейшей истории России». В декабре 2007 г. китайские ученые — переводчики упомянутого учебника беседовали с руководителями исторического факультета МГУ. Заместитель декана факультета профессор Леонова, в частности, сказала, что «после распада СССР в обществе преобладал взгляд Горбачева, который огульно отрицал историю СССР, кри-

Глава 1. Россиеведение в Китае

503

тикуя в том числе и такие фигуры в истории СССР, как Сталин и Андропов. В настоящее время российские историки это переосмыслили». Автор учебника А. В. Филиппов сказал, что «в настоящее время в России ты можешь не соглашаться с этим учебником, но учить ты должен по этому учебнику». Китайские переводчики учебника подчеркивали, что видят в этом учебнике «искоренение смуты и возвращение к тому, что является правильным» в том, что касается огульного отрицания истории СССР во времена Горбачева. Они отметили, что не согласны с некоторыми положениями учебника, особенно с его идеологическим содержанием. Можно обратить внимание на прием, который используется в современном китайском россиеведении, но и не только, а вообще в сфере пропаганды. В КНР из всего стремятся выбирать то, что может быть использовано в подтверждение правильности трактовок, предлагаемых Отделом пропаганды ЦК КПК. В то же время всегда при этом имеются оговорки. Вот и в данном случае оговаривалось, что с «идеологией» в учебнике А. В. Филиппова китайская сторона не согласна. Конкретно разногласия не уточняются. Это оставляет руки свободными на будущее. Переводчики предлагали своим читателям в КНР обратить внимание на следующее. Во-первых, «Путин много раз высказывался относительно исторического материала, он принимал автора учебника». Во-вторых, «на Западе считают, что Путин заново дал оценку истории СССР и Сталину, “оправдал” историю СССР, что представляет собой “отступление от демократической системы”, а это означает отход Путина от Запада». Наконец, по мнению переводчиков учебника, самое главное — в том, что «по сравнению с периодом Горбачева в этом учебнике дана совершенно иная оценка важных фактов истории СССР и исторических фигур этого периода истории. Например, это касается причин распада СССР». Китайские переводчики привели оценку Путиным «распада СССР». Они также подчеркивали, что Горбачев, Ельцин должны нести главную ответственность за распад СССР. Переводчики также отмечали, что в учебнике положительно оцениваются громадные достижения Сталина, что автор учебника не согласен с тем, что чистки объясняются только жестокостью Сталина. Переводчики подчеркнули, что читатели в КНР могут, прочитав этот учебник, узнать о тех глубоких изменениях, которые произошли за последние 20 лет в идеологии общества в России.

504

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

Вице-президент Академии общественных наук Китая Ли Шэньмин подчеркивал важное, на его взгляд, событие в нашей стране: «В июле 2004 года Министерство образования России переиздало и распространило “Краткий курс истории ВКП(б) ”. В последние годы в России также изданы сочинения, в которых полностью положительно оцениваются громадные заслуги Сталина. “Генералиссимус Сталин” В. Карпова и “Сталин” Ю. Емельянова — наиболее значительные из таких книг». Те памятники Сталину, «которые были опрокинуты в 1950-х гг. и на рубеже XX и XXI вв., в некоторых местах снова восстанавливаются». Одним из пунктов грядущего «двустороннего взаимопонимания» между властями обоих государств — КНР и РФ — в трактовке Ли Шэньмина здесь предстает оценка сталинских репрессий. Предлагается считать их «необходимыми и оправданными действиями», направленными на «искоренение действительно существовавших и потенциальных ренегатов». Ли Шэньмин также писал, что в России сегодня есть те, кто предлагает «заново опубликовать в печати в России» те «Девять критических статей», с которыми КПК выступила в 1960-х гг., осуждая КПСС. В работах Ли Шэньмина также подчеркивалось, что современные журналисты из КНР говорили, что внутреннюю политику России они в своих СМИ показывают «позитивно», а внешнюю — «объективно». Это означает, что в КНР осуществляется пропагандистский курс внутри страны, направленный на то, чтобы подчеркивать все то, что есть возможность интерпретировать как подтверждение тезиса пропаганды КПК о том, что люди в РФ «одумались» и «переосмыслили» события 1991 г. В то же время в КНР крайне осторожно относятся к внешней политике современной России. Такой взгляд на Россию, выраженный, в частности, в рассмотренном выше фильме о КПСС и СССР, — это в одно и то же время и составная часть современной идеологии КПК, и составная часть политики в отношении нашей страны как в области двусторонних отношений, так и на мировой арене. В «Желтой книге» — «Докладе о развитии (в 2006 году) России и государств Восточной Европы и Центральной Азии», изданной в 2007 г. в Пекине издательством Академии общественных наук Китая, в частности, сказано: «“Теория опасности со стороны Китая” не представляет собой главного течения в китайско-российских отношениях. Однако каждый раз, когда в России принимаются важные решения в области политики в отношении Китая, эта “теория”

Глава 1. Россиеведение в Китае

505

становится в руках некоторых представителей тех сил, которые ненавидят Китай, выступают против Китая, тем средством, с помощью которого они создают беспорядок. Дело о продаже на аукционе акций “Славнефти” и скандал, выразившийся в изменении трассы китайско-российского нефтепровода, — все это свидетельствует о том, что «теория опасности со стороны Китая» представляет собой громадную угрозу отношениям стратегического партнерства между Китаем и Россией. А появление трений в отношениях Китая и России, в свою очередь, подливает масла в огонь “теории опасности со стороны Китая”». Из этого следует, что современное китайское россиеведение поддерживает все, что можно интерпретировать как согласие в России со взглядами, высказываемыми в Китае, и осуждает все то, что, с точки зрения китайской стороны, препятствует осуществлению предложений китайской стороны в ходе практического осуществления двустороннего сотрудничества. В 2007 г. в Пекине издательством Академии общественных наук Китая была издана книга под названием «Желтая книга о мировом социализме. 2006 год: исследовательский доклад на основе отслеживания (процесса развития и состояния) мирового социализма» (главный редактор — Ли Шэньмин). В этой книге, в частности, напомнили, что Дэн Сяопин указывал: «Беспорядки 1989 года в Пекине преподнесли урок», — и «при бесконтрольном распространении буржуазной либерализации... крах мог стать делом одной ночи!» И далее: «В вопросе о том, по какому пути идти, Россия стала для нас “учителем дважды”: во-первых, залп Октябрьской революции сказал нам, что только социализм может спасти Китай; во-вторых, удар колокола, свидетельствовавший о распаде Советского Союза, сказал нам, что Китай может развиваться только при социализме». Там же говорилось, что «если бы партия (КПК) отрицала Мао Цзэдуна, если бы она потеряла это знамя, избежать смуты было бы невозможно». Профессор Центра изучения марксизма Университета Цинхуа Лю Шулинь утверждал в статье «Новый анализ спорных проблем в оценке Сталина», что необходимо объективно оценить масштаб репрессий против «контрреволюционеров» в СССР, потому что «имело место серьезное раздувание этой проблемы». Именно в этом духе он рассматривал вопрос о «ликвидации сорока тысяч армейских руководящих работников», о переселении целых народов и о «так называемых судах по делу религиозных деятелей», а также вопрос о культе личности, о завещании Ленина и о «безумии Сталина».

506

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

Лю Шулинь утверждал, что китайские коммунисты во главе с Мао Цзэдуном дали научную оценку Сталину, и делал вывод: «История сдула мусор с могилы Сталина!» В этой же книге помещена статья «Нужно с уважением относиться к истории: о переиздании Министерством образования РФ “Краткого курса истории Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков)”» (автор — профессор Народного университета Китая Чжоу Синьчэн). В июле 2004 г., напоминает профессор, Министерство образования Российской Федерации переиздало «Краткий курс истории ВКП(б)» и направило эту книгу в качестве учебного пособия по курсу изучения истории в вузах России. Что касается Сталина, продолжает профессор, то «надо выделять три десятых и семь десятых в его деятельности: большее — это правильное, полезное, а меньшее, частичное — это и есть ошибки». В рассматриваемой нами книге напечатана также статья «Россия в глобализирующемся мире». Ее автор В. И. Добреньков — единственный некитаец по национальности среди авторов этого коллективного труда. Он бывший проректор МГУ, декан социологического факультета. В китайском россиеведении внимательно отслеживаются позиции всех российских авторов, которые затрагивают проблемы, интересующие Китай. При этом составляются два ряда имен: тех, кто поддерживает трактовки, выработанные в КНР, и тех, в ком видят «недругов» КНР. В 2007 г. в КНР была издана книга «Ветер истории. Оценка учеными Китая распада СССР и истории Советского Союза». Судя по статьям, помещенным в этом сборнике, в современной КНР подчеркивают не только свою преданность коммунистическим утверждениям, марксизму и социализму, но и утверждают, что и применительно к нашей стране социалистический строй и марксизм были и остаются верны, предлагают видеть происшедшие в нашей стране события как беду, как национальную катастрофу, как действия какой-то малой части людей в своих корыстных интересах, а действия большинства населения — как некое «затмение в умах». Но прошло (к моменту выхода в свет этой книги) уже 15 лет, и люди в России, как считают идеологи и пропагандисты КПК, «одумались»: «Они переосмысливают ситуацию. Большинство уже считает, что не следовало допускать распада СССР, жалеют о порядке, который был при Сталине, хотят снова жить в том же покое и под защитой мощного государства...»

Глава 1. Россиеведение в Китае

507

В современном китайском россиеведении четко видно желание пропагандистов КПК внушать читателям в КНР, что «народ России» с ними в их верности социализму и марксизму. Переходим к следующему разделу рассматриваемого нами сборника «Ветер истории». Этот раздел называется «Знакомство с историей Советского Союза заново». Первая статья — «В сегодняшней России издана и распространяется книга “История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс”» (авторы статьи — научные сотрудники Института политических наук Академии общественных наук Китая Чжан Шухуа и Сюй Хайянь). По их мнению, эта книга переиздана в Российской Федерации в качестве учебного пособия для вузов по указанию Президента Путина. Для авторов этой статьи очевидно, что мысли Сталина, содержащиеся в «Кратком курсе», послужат Путину компасом при определении пути будущего развития России. Автор другой статьи — Дуань Цицзэн из Академии общественных наук Китая — ссылается на мнение С. Кургиняна, говоря о ситуации в нашей стране. (Так выстраивается ряд имен тех, кого в КПК — КНР считают согласными с их мнением: В. Добреньков, С. Кургинян, Ю. Емельянов, В. Карпов.) Следующая статья — «Четыре привязанности Путина и оценка им Советского Союза» (автор — Ван Чжэнцюань — профессор Института международных отношений Народного университета Китая). По мнению профессора, все, что делал Путин после прихода к власти, скрыто или явно демонстрирует его «четыре громадных привязанности», порожденные историей его жизни. Это «громадные привязанности» к Советскому Союзу, к Санкт-Петебургу, к КГБ и к Ельцину. А особенность Путина в том, что он выбирает «рациональное зерно из прошлого» и «использует его в своих интересах». Еще одна статья — «Русские испытывают глубокую тоску по Советскому Союзу» уже упоминавшегося Чжан Шухуа и переводчика Генерального штаба Чжао Сяодуна с теми же утверждениями. Никто в России, по мнению авторов статьи, не радуется тому, что страна сошла с социалистического и марксистского пути. А отход от марксизма и социализма — горе для людей любой социалистической страны. Вместе с тем авторы рисуют Путина как лучшего представителя тех сил, с которыми у КПК и КНР существует глубокое взаимное понимание. Все, о чем здесь упоминалось, дает представление о том, в каком направлении работает пропаганда в КНР и какую роль при этом

508

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

играют китайские россиеведы. Кстати, их работа очень высоко оплачивается в КНР в настоящее время. Можно выделить некоторые направления в работе современных россиеведов в КНР в первом десятилетии XXI в. В КНР явно придается значение созданию «Историй взаимоотношений Китая и России». Книги на эту тему охватывают все 400 лет наших связей. Они предназначены для разных категорий читателей. Есть «Общая история отношений Китая и России» Хуан Динтяня, предназначенная для студентов вузов. Есть труд «Сто лет истории отношений России и Китая», по которому обучают молодых дипломатов в Пекинской дипломатической академии. Ее авторы — Ян Чуан, Гао Фэй и Фэн Юйцзюнь. Есть книга Цзян Чанбиня с предисловием в прошлом посла КНР в РФ Ли Фэнлиня «Эволюция восточного участка границы между Россией и Китаем». Возможно, этот труд используется при обучении в Партийной школе ЦК КПК, где работает ее автор. В нем особое место отводится трактовке «правоты» позиции китайской стороны по всем пограничным вопросам, в том числе подчеркивается, что острова у Хабаровска, дескать, «возвращены» Китаем. (Что касается Ли Фэнлиня, то он в одной из своих статей заявил, что Договор между СССР и КНР о дружбе, союзе и взаимной помощи, подписанный 14 февраля 1950 г., является «неравноправным».) Принципиальное содержание всех этих «Историй» одинаково. Суть его состоит в том, чтобы у читателей складывалось представление об истории как о практически непрерывных войнах или как о борьбе Китая против «агрессии» и «неравноправия» со стороны России с начала наших отношений в XVII в. веке и до конца XX в. В этих «Историях» утверждается, что Россия — досоветская, советская, да в известной степени и постсоветская — дескать, всегда, только в разной степени, пыталась «ущемить» интересы Китая, «ранить национальные чувства китайцев». Упоминание о «национальных чувствах» вводится с тем, чтобы максимально увековечить предвзятое недоброе отношение в Китае к нашей стране. Другим направлением работы современных китайских россиеведов является описание взаимоотношений между КПК и КПСС с акцентом на «правильности» позиции КПК и «ошибочности» позиции КПСС. В этих трудах всегда присутствует и пропагандируется мысль о том, что КПК, дескать, приходилось «давать отпор» «великодержавному шовинизму», «великопартийности», навязыванию принципов «партии-отца» и «единого центра» со стороны КПСС. Новым направлением в современном россиеведении в КНР предстает его центральноазиатский сектор. В работах на эту

Глава 1. Россиеведение в Китае

509

тему внимание уделяется истории каждого из центральноазиатских государств, их взаимоотношениям с Китаем и с Россией. При этом просвечивает стремление создавать представление об особых и отдельных отношениях между КНР и каждым из центральноазиатских государств. Россия при этом как бы «уплывает в сторону». Важным направлением современного китайского россиеведения выступает издание работ, основанных на ныне открытых в нашей стране архивах. Важно упомянуть, что центральные архивы КПК и КНР остаются закрытыми. В работах этого характера их авторы пытаются доказывать «правильность и обоснованность» своих трактовок с помощью обращения к архивам России и СССР. При этом принципиальный подход, т. е. осуждение действий и позиций нашей стороны и оправдание действий и позиций китайской стороны, особенно в том, что касается периода правления Мао Цзэдуна, всячески подчеркивается. Обращает на себя особое внимание то, что в современном китайском россиеведении для широкой аудитории продолжается описание войн. Издаются книги об «ответном ударе с целью самообороны» со стороны войск Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина в «китайско-советской войне», а заодно и в «китайско-индийской войне», и в «китайсковьетнамской войне». Само слово «война» на обложках соответствующих книг и футлярах киноверсий книг на эти темы вызывает большое беспокойство. Людей в КНР таким образом приучают к тому, что якобы «вполне нормально и естественно» ставить рядом слова «война» и «СССР», «война» и «Россия». Продолжается описание событий Второй мировой войны. Одним из центральных пунктов здесь всегда является утверждение о том, что в 1945 г. главное было не в том, что наша армия разгромила японскую Квантунскую армию и освободила северо-восток Китая от 14-летней японской оккупации, а в том, что СССР тогда «нанес ущерб национальному суверенитету» Китая с помощью тех решений, которые он в качестве их инициатора «навязал» на конференции в Ялте. Особое место занимает в современном китайском россиеведении вопрос о трактовке феномена СССР. Здесь предпринимаются попытки снизить значение помощи и поддержки КПК и КНР Советским Союзом. При этом забывается о дружбе между нашими народами и странами. Отдельно китайские россиеведы исследуют «эпоху Ельцина». Китайским читателям при этом внушается мысль о негативной роли Ельцина и «демократов» в нашей стране.

510

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

В те годы, когда Президентом РФ был Путин, в КНР издавалось много книг о нем хвалебного содержания. В последние годы появился труд о «Системе Медведев — Путин» такой же направленности. Вместе с тем в китайских СМИ проскальзывают и критические оценки тех или иных действий нашего государства, прежде всего применительно к сфере торгово-экономических отношений. В этом находит проявление важная особенность как внешней и внутренней политики Китая, так и идеологии и пропаганды в КНР. В Пекине предпочитают работать отдельно с разными категориями людей: с руководителями государств, с чиновниками, с участниками практических торгово-экономических, военно-технических, культурных и иных связей, с обществом или населением нашей страны, а также с другими государствами, народами и странами по вопросам, касающимся нашей страны; наконец, отдельно с членами КПК и с населением КНР. При этом также выделяется то, что предназначено для внутренней пропаганды в КНР, и то, что предназначено «для наружного употребления». Этим можно объяснить упоминание о Президентах России в разной тональности. Например, Б. Н. Ельцина критикуют за действия внутри СССР и России и одобряют его подход к взаимоотношениям между РФ и КНР. В. В. Путина критикуют за жесткость в практической политике в отношении КНР и хвалят за курс в политике внутри нашей страны. Думается, что также в соответствии с линией руководящих органов КПК меняется и место, которое китайские россиеведы отводят России в сознании своих читателей. Все чаще издаются труды, в которых о России говорится не отдельно, а «в ряду» других государств. В особенности это касается стран Восточной Европы и Центральной Азии. Наконец, недавно россиеведы в КНР обратились к толкованию «традиционной политической культуры России» и «русской национальной идеи». На этих темах представляется важным остановиться подробнее, имея в виду их большое значение. Мы также хотели бы дать возможность читателям познакомиться с типичным примером подхода современных россиеведов в КНР к нашей стране, ее истории и ее настоящему. В связи с состоянием и перспективами развития наших взаимоотношений существует необходимость внимательно изучать выводы ученых КНР относительно внешней политики России и откликаться на них. Тем более что это часть современной внутри-

Глава 1. Россиеведение в Китае

511

политической и идеологической жизни КНР в начале нынешнего столетия. Так, нельзя не обратить внимания на то, как в КНР трактуют в настоящее время то, что там именуется «традиционной политической культурой» России. Под политической культурой в данном случае, очевидно, имеется в виду идеология, состояние умов, образ мыслей, которые определяют внешнюю политику в России. В качестве отправного пункта примем высказывания руководителя Центра изучения международной стратегии Партийной школы ЦК КПК профессора Цзян Чанбиня, специализирующегося в области взаимоотношений Китая и нашей страны. Его соображения содержатся в статье под названием «История возвращения острова Хэйсяцзыдао (острова Большой Уссурийский у г. Хабаровска. — Ю. Г.)», помещенной в центральном пекинском внешнеполитическом журнале «Шицзе чжиши»924. Эта статья была опубликована в связи с завершением демаркации российско-китайской границы. Отметим, что в упомянутой статье разумное компромиссное решение обеих сторон относительно прохождения линии границы на островах у города Хабаровска трактуется как некая победа одной стороны над другой, водружение флага государства над «возвращенными» островами и как «возвращение» ею земель, которые другая сторона якобы в свое время «незаконно захватила и временно присвоила себе». В статье, в частности, говорилось о «традиционной политической культуре» России. Согласно трактовке Цзян Чанбиня, России начиная с Московского княжества XV в. и далее Царской России (имеется в виду Московское или Русское государство начиная с князя Ивана III Великого (1462–1505), фактически заложившего фундамент этого государства и именовавшего себя государем «всея Руси» задолго до первого «официального» венчания на царство Ивана IV в 1547 г.), Императорской России и Советской России присуща одна и та же «традиционная политическая культура». Иными словами, у России как нации на мировой арене на протяжении ее истории произошла смена ряда государственных устройств, но политическая культура, присущая нации и определяющая внешнюю политику государства, остается неизменной. Она сформировалась к XVI в. и действует вот уже на протяжении более пяти веков. Это и есть то, что в КНР некоторые авторы сегодня именуют «традиционной политической культурой» России. 924

Шицзе чжиши. 2008. № 21. С. 47–48.

512

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

Эта «политическая культура», по мнению китайского ученого, складывается из двух частей. Первая из них представляет собой внешнеполитическую стратегию и тактику государства. Собственно говоря, речь идет о государственном и национальном внешнеполитическом мышлении. При этом Цзян Чанбинь подчеркнуто не делает различия между внешнеполитической идеологией государства и нации в нашей стране. Иными словами, то, что обычно относится к области внешней политики того или иного государства, этот китайский россиевед приписывает России как нации, т. е. России как стране и народу, пытаясь представить ее как «политику на все времена». Это политическое мышление он характеризует с самого его возникновения и далее как «захватническое, агрессивное и экспансионистское». Девизом России в этом смысле, с точки зрения Цзян Чанбиня, выступает формула: «Что мое — то уж, конечно же, мое; а что [пока что] твое, то [со временем] тоже станет моим»925. При этом в качестве иллюстрации приводится история России, которая толкуется следующим образом. Московское княжество располагалось на территории всего 2,8 млн кв. км. Однако в результате проведения на протяжении пяти веков начиная с XVI в. экспансионистской политики Россия в советские времена имела самую обширную во всем мире территорию — 22,4 млн кв. км926. Россия превратилась в империю, которая приобрела все эти земли путем агрессии, захвата, войн и экспансии. Таким образом, имперское экспансионистское мышление — неотъемлемая часть «традиционной политической культуры» России. При этом возможно отягощение имперского мышления безмерным самомнением, возникающим у той или иной нации в связи с тем, что представляется ей «высшими достижениями» в истории человечества, например той или иной революцией. Буржуазное государство может быть заменено социалистическим государством, но его внешняя политика может определяться теми же государственными интересами, которыми определялась внешняя политика предшествующих, т. е. феодальных и буржуазных, государств. Другая часть этой «политической культуры» в трактовке китайского россиеведа — это господствующая в идеологии России религия, т. е. православие. Цзян Чанбинь подчеркивает, что после падения Византии в 1453 г. Россия присвоила себе роль лидера православия. При этом центральной идеей или девизом православия в России стало «из925 926

Шицзе чжиши. 2008. № 21. С. 48. Там же.

Глава 1. Россиеведение в Китае

513

бавление и спасение всего человечества»927. Иными словами, Россия, руководствуясь православием, намерена «спасать все человечество», т. е. «избавить его» от всех иных верований и подчинить его своей «единственно правильной» вере. Кстати, сам термин «православие» переводится на китайский язык, подчеркнуто приобретая следующее значение: «правильное восточное учение». Соединение экспансионистской внешней политики государства с религиозным сознанием, претендующим на то, чтобы «спасать все человечество» (т. е. «навязать всему человечеству свой образ мыслей»), и формирует, с точки зрения китайского россиеведа, «традиционную политическую культуру» России. При этом в новом свете в КНР трактуется и роль Октябрьской революции 1917 г., и политика Ленина в отношении Китая. Этот «новый свет» считается в современном Китае необходимым после исчезновения СССР и появления Российской Федерации. При этом оказывается, что речь идет не о чем-то новом, а об опубликовании того, что Мао Цзэдун говорил во времена своего правления и существования СССР (Мао Цзэдун умер в 1976 г.). Итак, в связи с этим приводится высказывание Мао Цзэдуна, который говорил: «В чем, собственно говоря, отличие Советского Союза от нас? Во-первых, в том, что Россия — это империализм. Во-вторых, в том, что к этому там добавилась еще и эта Октябрьская революция, в результате которой очень многие там, в России, очень уж возгордились; как говорится, высоко задрали свой хвост»928. Мао Цзэдун внушал китайцам, что Россия (досоветская и советская) — это империализм. В то же время он подразумевал, что Китай отличается от этой России, т. е. предлагал китайцам исходить из того, что Императорский Китай, Великая Цинская Империя — это не империализм. Мао Цзэдун трактовал сознание людей в России (досоветской и советской) как имперское мышление, непомерно отягощенное самомнением, порожденным и усиленным представлением о «всемирно-историческом значении Великой Октябрьской социалистической революции» для всего человечества. Китайский россиевед также считает, что В. И. Ленин критиковал экспансионистскую внешнюю политику России, в том числе в отношении Китая, только тогда, когда он шел к власти, т. е. до победы его революции. Придя к власти, российский лидер стал строить свою политику исходя из все тех же интересов Российского 927 928

Шицзе чжиши. 2008. № 21. С. 48. Там же.

514

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

государства. «Государственные интересы Советской России стали фактором, которым он руководствовался...»929 Иными словами, он фактически продолжил политику царской России. Цзян Чанбинь обращает внимание на то, что Ленин в связи с установлением советской власти во Владивостоке в 1922 г. послал по телеграфу свое приветствие, а также на то, что во Владивостоке до сих пор все еще стоит бронзовый памятник Ленину, на котором есть его слова: «Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский...»930 Попутно отметим, что в том же центральном внешнеполитическом официальном журнале КНР «Шицзе чжиши»931 читателям в КНР уже после демаркации нашей границы на островах у Хабаровска напомнили о том, что Владивосток — это лишь крохотная часть тех обширных земель, которые Россия якобы захватила у Китая. При этом были приведены слова «отца государства» Сунь Ятсена, который неоднократно требовал «вернуть Хайшэньвэй» (Владивосток) и призывал собрать 300-тысячную армию в этих целях. Все это происходит спустя несколько лет после того, как в 2001 г. был подписан Договор между РФ и КНР о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, в одной из статей которого сказано, что стороны с удовлетворением констатируют отсутствие взаимных территориальных претензий. В этой связи может возникать вопрос о том, не трактуется ли в современном россиеведении в КНР эта формулировка как имеющая отношение только к «территориальным претензиям» России. Из всего этого следует, что в КПК и в КНР сегодня считают себя «полностью свободными» от того «прошлого», которое когда-то связывало КПСС и КПК, КНР и СССР, от идеологии того периода, от представлений о дружбе, союзе и взаимопомощи тех лет и, в частности, пересмотрели отношение к позиции Ленина применительно к Китаю — собственно, отношение к Ленину. В связи с этим необходимо сказать, что, с нашей точки зрения, вне зависимости от идеологии, представляется отвечающим совпадающим национальным интересам России и Китая сохранять все то из истории взаимоотношений наших двух стран, что способствовало и может способствовать сохранению дружбы, добрых отношений между нашими двумя нациями, а не пытаться забывать о дружбе, союзе, взаимной помощи, не подвергать сомнению нашу искренность в отношениях с Китаем в 1920–1950-х гг. 929 930 931

Шицзе чжиши. 2008. № 21. С. 47. Там же. Там же. 2009. № 20. С. 58–60.

Глава 1. Россиеведение в Китае

515

Ранее на протяжении нескольких десятилетий в КПК подчеркивали, что они-то «сохранили меч Ленина» в противовес КПСС и СССР, которые «отбросили и меч Сталина, и меч Ленина»; противопоставляли взгляды Ленина, который якобы «обещал» «вернуть» Китаю земли, «захваченные» у него Россией, позиции последующих руководителей Советской России, которые «нарушили обещание» Ленина и «отказались возвращать земли» Китаю. Теперь, по словам Цзян Чанбиня, в КНР это представление о позиции Ленина считают «ошибочным», утверждая, что ни Ленин, ни кто-либо иной из советских руководителей в дальнейшем никогда не считали договоры о границе с Китаем «неравноправными» и не обещали «вернуть» Китаю «его» земли932, за что в КНР их всех и осуждают. Такая постановка вопроса направлена на то, чтобы в максимально возможной степени отделять и разделять наши две нации — Россию и Китай, русских и китайцев. Наконец, необходимо рассказать и о содержании статьи китайского россиеведа Ли Бо «Предварительные соображения относительно истоков великодержавного шовинизма русских, или идеи великого государства, присущей русским»933. Статья напечатана в журнале головного научного учреждения КНР, изучающего нашу страну. Автор считает, что русским присущ «великодержавный шовинизм» как «идеология русских», т. е. как русская национальная идея. С точки зрения редакции журнала, присоединяющейся к автору статьи, «в России сама идея великого государства имеет древние и глубокие корни». Автор статьи пишет: «Сегодня российские национал-патриоты... не отказываются от подобной великой мечты. Они постоянно провозглашают: “Нужно всегда помнить, что Россия с древних времен несет на своих плечах историческую миссию — брать на себя ответственность за решение задач, которые другие страны не в состоянии решить”, “Мир должен благодарить Россию за ее роль спасителя и освободителя. Россия в каждом столетии выполняет свою историческую миссию... И это естественная миссия России”». Ли Бо отмечает: «Председатель КПРФ Зюганов говорил: “Россия должна разрешать не только свои внутренние вопросы. Но она должна разрешать проблемы цивилизации всего мира… Можно без преувеличения сказать, что интересы всего человечества настоятельно требуют восстановления (в той или иной форме) могучего и великого геополитического блока, а после его восстановления Россия естественным образом должна стать его ядром”». 932 933

Шицзе чжиши. 2008. № 21. С. 47. Элосы Дун Оу Чжун Яньцзю. 2009. № 5. С. 25–29.

516

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

Ли Бо также писал: «Говоря в 1996 году о необходимости для России выработать новую национальную идею, тогдашний президент Ельцин заметил, что она должна вырасти на почве традиционной национальной идеи. Президент Путин в 2000 году в своем послании о положении в стране сказал, что “нечего специально искать национальную идею, она сама вызревает в нашем обществе”. А Медведев в своей предвыборной программе подчеркнул, что Россия за 10–15 лет имеет возможность стать одной из пяти крупнейших экономик, руководящих миром. Став президентом, он неоднократно делал акцент на том, что необходимо прилагать усилия, чтобы Россия стала сильным государством, способным нести серьезную ответственность за решение региональных и глобальных проблем. Бросая ретроспективный взгляд на историю России, можно сделать вывод о том, что чем серьезнее те трудности и провалы, которые переживает Россия, тем сильнее в ней стремление к ведущей роли и положению великой державы и тем отчетливее проявления ее великодержавной идеологии». Таким образом, говоря о современности, автор рассматриваемой статьи указывает на политические силы и на политических лидеров современной России, которые руководствуются упомянутой традиционной экспансионистской великодержавной идеологией русских, как нации, как страны и народа. Здесь он ставит в один ряд тех в России, кого он именует «национал-патриотами», а также председателя КПРФ Г. А. Зюганова, первого Президента РФ Б. Н. Ельцина, второго Президента РФ В. В. Путина, третьего Президента РФ Д. А. Медведева. Именно они, судя по тексту статьи, видятся ее автору главными проводниками осуждаемой им идеологии русских как нации, национальной русской идеи, т. е. великодержавного шовинизма русских. Россиевед из КНР Ли Бо заканчивает свою статью следующими словами: «Подводя итоги, то есть заново “определяя историческое место” своего государства, русские вплоть до настоящего времени по-прежнему не могут освободиться от своего сна о “великом государстве ”; представление о великом государстве и блестящие мечты о нем по-прежнему ни на йоту не испарились. Психология “великого государства” русских как народа, находившая мощное проявление в истории, идея великого государства, составляющая одну из частей ядра национальной идеи (идеологии) России, по-прежнему находит свое воплощение в современном реальном российском обществе и в его внешней политике, играя при этом особую роль». В связи с тем, что говорится в современном китайском россиеведении о нашей стране, можно обратиться к вопросу о том, как соотносится нынешний «китайский самобытный социализм» и Новая Свободная Россия.

Глава 1. Россиеведение в Китае

517

Марксизм и социализм в XXI в., если говорить об их существенной части, — это только те марксизм и социализм, которые существуют в Китае, в реалиях КНР и в идеологии КПК. Только КПК и КНР после исчезновения КПСС и СССР остались единственной практически значимой «опорной базой» социализма и марксизма в современном мире. Ноша социализма лежит теперь на плечах КПК. Осознать это и не потерять уверенность в выполнимости таких задач, как разработка обновленной теории марксизма и обновленного представления о социализме, было для КПК очень непросто. И среди множества задач одной из первостепенных была задача создания в конце XX и начале XXI вв. нового представления о нашей стране и налаживания новых отношений с Россией. На то, чтобы заложить фундамент этих новых отношений и этого нового представления, понадобилось 10–15 лет. И вот к 2005 г. эти задачи были в основном выполнены. Для этого понадобилось, в частности, принять тезис об отделении межгосударственных отношений от идеологии и в то же время придавать ей важное значение в оценке истории и нынешних отношений с другими странами, прежде всего, разумеется, с Россией и США. Компартия Китая сегодня может быть названа четырежды самой многочисленной в мире. Во-первых, она самая многочисленная в мире политическая организация. Во-вторых, она самая многочисленная правящая партия. В-третьих, она самая многочисленная коммунистическая партия. К этому можно добавить, что, в-четвертых, она это самая многочисленная политическая партия, руководствующаяся марксизмом. Двумя крупнейшими событиями XX в. оказались в определенном смысле Октябрьские события 1917 г. в России и августовские события 1991 г. в России — сначала возникновение первого в мире социалистического государства, а затем исчезновение первого в мире социалистического государства. Важно, однако, видеть, что это же исчезновение одновременно означало появление снова единственного в мире крупного социалистического государства — теперь Китайской Народной Республики. КНР внезапно оказалась в совершенно новой роли на Земле. Для КПК исчезновение КПСС и СССР явилось громом среди ясного неба. Теперь, по прошествии одного-двух десятилетий, в КПК осознали, что это навсегда или очень надолго. Там не питают надежд на восстановление в обозримом будущем СССР или России как социалистической страны с коммунистической партией в качестве правящей партии. Даже если бы это произошло, в КПК никогда не будут смотреть на ту или иную Россию «прежними глазами», т. е. всегда будут считать, что Китай «оказался на высоте».

518

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

В Китае сегодня исходят из необходимости сосуществовать с такой Россией, какой она стала после исчезновения КПСС и СССР. И если в КНР все еще в ряде случаев продолжают называть это государство Новым Китаем, то теперь этому государству приходится сосуществовать с Новой Свободной Россией. Взаимное приспособление требует времени, терпения, усилий и осознания того, что сосед таков, каков он есть. В то же время в XX в. само существование СССР и КПСС оказывало на несколько поколений китайцев постоянное идейное воздействие. Оно означало, в частности, что китайский марксизм и социализм не одиноки — что на практике есть другой, не только китайский, марксизм и социализм. И вот его не стало. Лидерам современного Китая понадобилось объяснять и самим себе — руководителям КПК, партийным работникам и всем членам партии, а далее — всему населению Китая свое понимание произошедшего в России. Понадобилось предлагать делать выводы из того, что произошло; понадобилось строить новое понимание марксизма и социализма в Китае и для Китая, во всем мире и для всего мира. Это потребовало большого времени — десятка лет. А тем временем жизнь шла — и в Китае, и в государствах, существовавших на территории бывшего СССР, и в остальном мире. Менялся мир, менялось общество в нашей стране, и в Китае оно тоже менялось. У Китая появилось новое лицо. Собственно говоря, Китай и внешний для него мир предстали друг перед другом со своими новыми лицами. Это лица незнакомцев. Это требует приспособления друг к другу. Этот процесс только начинается и, судя по всему, будет очень трудным, изобилующим неожиданностями, и длительным. Новый мир, новое общество в России, новое общество в Китае — все это требовало от КПК нового, творчески обновленного теоретического руководства — того, что ныне именуется там «китаизированным марксизмом», требовало новой практики социализма в Китае, которая именуется там ныне «самобытным китайским социализмом». Так появилось все то, о чем сегодня пишут в КНР научные работники и пропагандисты — члены КПК, с чем мы можем познакомиться, читая изданные в последние годы книги, знакомясь с текстом к созданному там многосерийному кинофильму о крахе КПСС и СССР. В них заложены главные оценки произошедшего и главные представления о современности. Предлагается видеть случившееся в нашей стране, да и в Монголии, странах Восточной Европы, не

Глава 1. Россиеведение в Китае

519

как крах там социализма, а как ошибку, допущенную в КПСС и в СССР, и состоявшую сначала в отклонении от социализма, затем в отходе от марксизма и социализма и, наконец, в предательстве социализма, т. е. в отказе от строительства социализма. Это трактуется также как проявление «ревизионизма», начатого Н. С. Хрущевым, которое дошло до стадии «гуманного демократического социализма» при М. С. Горбачеве. Именно это и привело к исчезновению КПСС и СССР. Марксизм и социализм предлагается считать верными в основном, в принципе. Нужно лишь уметь на практике правильно осуществлять и теорию марксизма, и его практику, сочетать марксизм с особенностями той или иной страны. В России этого сделать не смогли, хотя теперь крепки задним умом — переосмысливают случившееся в начале 1990-х гг. и начинают осознавать «правоту КПК», а в КНР сумели и продолжают руководствоваться марксизмом и строить социализм — так утверждают сегодня в КНР. Там видят себя идущими по пути социализма, а Россию — идущей по пути капитализма и относятся к России исходя из этого. В известном смысле это предполагает определенную борьбу социализма против капитализма в ее новых формах. В частности, в Китае употребляют термин «война мягкими методами», характеризуя политику США в отношении КНР. Представляется, что то же самое думают в КНР и о сути своих взаимоотношений с нашей страной. В новом свете предстают и история наших двусторонних отношений, и их современное состояние. В XX веке мы были союзниками в оборонительной войне против гитлеризма и японской агрессии, товарищами по революционной борьбе за свержение старого строя в своих странах, друзьями и добрыми соседями. Потом обстоятельства в обеих странах сложились так, что каждый стал решать свои проблемы своими методами, каждый из нас пошел своим путем. Мы идем разным путями уже два-три десятилетия. За это время и весь мир изменился, и общества в каждой из наших стран стали иными. Мы с удивлением обнаруживаем, что сегодня мы практически стали друг для друга незнакомцами, в каком-то смысле и степени даже чужими людьми. И нам предстоит знакомиться, приспосабливаться друг к другу и налаживать отношения заново. Итак, общества в России и в Китае — это уже другие новые общества. А многие специалисты (по Китаю в России, по России в Китае) — прежние. Они еще не успели обновиться, приспособиться к новой ситуации и новым проблемам. Они не успели осознать, что большинство и в России, и в Китае составляют уже люди новых поколений, которые считают все, что было до начала XXI в., дале-

520

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

кой историей. Эти современные люди в основном прагматичны и думают о выгоде сегодняшнего дня. При этом они весьма жестко относятся к внешнему миру. Связь времен в этой ситуации становится затруднительной. Переоценивать то, что представлялось традициями — добрыми и недобрыми, в двусторонних отношениях вряд ли стоит. Наши общества — российское и китайское — живут каждое своей жизнью. Причем в изменившемся и продолжающем быстро меняться мире. Однако мир изменился, общества изменились, но национальные интересы остались. Это мирные взаимоотношения, независимость и равноправие. Это выживание и необходимые для этого природные условия (воздух, вода, земля и т. д.). Это необходимость сохранять свою культуру, свой образ жизни. Это необходимость защищать себя. Приспособление наших двух наций друг к другу в нынешних условиях, с одной стороны, необходимо, вынужденно, а с другой стороны, предполагает большую свободу для каждого. Свободу и внутри каждой из стран. И в области идеологии и культуры, и в области политики на мировой арене. Здесь возможна гораздо большая гибкость, чем раньше. Тут нет обязательности и непременности, которые вытекали, в частности, из общности идеологии. Для новых поколений традиции прежних поколений, и прежде всего непременной дружбы, к сожалению, совсем не обязательны. Хотя ради укрепления духовного взаимопонимания помнить об этих традициях полезно. Идеология марксизма и социализма — это прошлое для нынешних и следующих новых поколений в России. И в Китае хотя и говорят о «китаизированном марксизме» и «китайском самобытном социализме», но на практике там важно лишь то, что сегодня представляется нужным и выгодным для нынешних и будущих китайцев. Старое по возрасту или по взглядам поколение в Китае все еще пытается утверждать свою правоту, критикуя Россию и взывая к чувству оскорбленного и униженного, с его точки зрения, достоинства китайцев, а также к утверждению осознания правоты в области идеологии. Но, судя по поведению нынешнего и, скорее всего, грядущих поколений тоже, — для них, и в Китае, и в России, область чувств и сфера идеологии будут отодвигаться на задний план. А на переднем плане будут оставаться материальные интересы, у каждой стороны свои. И молодые поколения каждой из сторон будут «зубами и когтями» бороться за то, что они считают своим. Очень жесткое отношение друг к другу, не исключающее столкно-

Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции

521

вений и на личном, и на общественном уровнях, — вот перспектива нашего будущего. Скоро станет ясно, что Россия для Китая, с точки зрения главенствующей в этой стране идеологии, — это такая же чуждая страна, как та же Америка. И в свою очередь, Китай для России, если говорить о соотношени идеологий, чувств и образа жизни, — то же, что Америка. Россия и Китай отдаляются друг от друга, становятся эмоционально и идеологически чужими. Вероятно, будущие взаимоотношения России и Китая — это идеологическое отчуждение при осознании необходимости вечного сосуществования — сосуществования российского и китайского национальных эгоизмов, отягощенных погоней каждого за своей материальной выгодой, сосуществования в качестве соседей по планете, находящихся по возможности в нормальных отношениях. И, конечно, в вечном мире между собой.

Литература Галенович Ю. М. Россия — Китай — Америка: от соперничества к гармонии интересов? М.: Русская панорама, 2006. Галенович Ю. М. Взгляд на Россию из Китая. Прошлое и настоящее России и наших отношений с Китаем в трактовке китайских ученых. М.: Время, 2010. Галенович Ю. М. Китайские сюжеты. Чем доволен и недоволен Китай. М.: Восточная книга, 2010.

А. Васильев, Д. Васильев

ГЛАВА 2 ПРОЛЕГОМЕНЫ К ИСТОРИИ РОССИЕВЕДЕНИЯ В ТУРЦИИ934 Научное россиеведение для Турции является сравнительно новым исследовательским направлением, и поэтому можно сказать, что изучение собственно России в Турции развито слабо. В учебной литературе и в отдельных исследованиях по истории России содержится либо простой пересказ определенных фактов и событий, 934

Настоящий материал имеет характер предварительного очерка и может быть в дальнейшем существенно дополнен.

522

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

либо же описания российской действительности через призму западных представлений о власти и собственности. При этом исследовательским приоритетом, практически основным направлением современного турецкого россиеведения традиционно остается изучение тюркских и мусульманских народов Российской империи, СССР и современной России, особенно в их связи с историей Турции и мусульманского мира. Можно назвать лишь единичные фундаментальные труды турецких ученых, изучавших непосредственно историю российской государственности. Тем не менее последние годы отмечены очевидной тенденцией роста общественного интереса к северному соседу и желанием лучше ознакомиться с историей, культурой и образом жизни россиян. На протяжении столетий между Россией и Турцией существовало геополитическое противостояние, которое приобретало константный характер по причине значительного числа земель, на владение или цивилизационную привилегию по отношению к которым претендовали оба государства. Это Крым, Кавказ, Балканы, Поволжье, Средняя Азия. При этом благодаря влиянию культурных и конфессиональных традиций интерес к соседу и стремление иметь разного рода информацию о нем в большей степени наблюдался в России, нежели в Турции. В целом вплоть до начала ХХ в. и политического сближения двух молодых республик, возникших на обломках империй, информацию о России и русских, которая сообщалась османскими путешественниками, дипломатами, военными, можно охарактеризовать как эпизодическую и спонтанную. Кроме того, следует отметить, что османских авторов интересовали прежде всего мусульманские подданные Российской империи тюркского происхождения. Пребывание этой части населения России в подданстве христианского православного государства вызывало порой даже некоторое недоумение в турецком обществе. Этому способствовала и определенная закрытость мусульманского духовного мира османов от мира «неверных». Вплоть до XIX в. османы вполне довольствовались информацией о северных соседях, почерпнутой из сочинений византийских, арабских и персидских географов. Какие-либо попытки собрать знания о Московии, ввести изучение русского языка Портой, в отличие от Посольского приказа935, не предпринимались и не поощрялись. Практические задачи решались благодаря тысячам русских невольников, быстро осваивавших турецкий разговорный язык. Их число в течение XVI–XVII вв., особенно гребцов в галерном флоте, на тяжелых кре935 Кононов А. Н. Очерк истории изучения турецкого языка. Л.: Наука, 1976; Мейер М. С., Фаизов С. Ф. Письма переводчика османских падишахов Зульфикарааги царям Михаилу Федоровичу и Алексею Михайловичу. 1640–1656. М.: Гуманитарий, 2008.

Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции

523

стьянских полевых работах требовало постоянного пополнения. Некоторым из них выпадал случай освободиться от неволи, приняв ислам, создать семью или поступить на службу, внося тем самым на бытовом уровне элементы славянской поведенческой культуры, элементы которой у жителей Османской империи отмечались многими современниками. В случае же государственной необходимости министр иностранных дел — реис-эфендий — и ведомства Порты пользовались информацией о православном мире от Константинопольской патриархии, которую постоянно навещали многочисленные паломники из Московии. Нередко, правда, при этом ощущалось греческое влияние патриаршей канцелярии, целенаправленно искажавшей сведения о русских и турках, доставлявшиеся к русскому и османскому дворам, о чем предостерегал русский посол в Константинополе П. А. Толстой936. Известнейшим османским географом конца XVII в. Эвлией Челеби были совершены путешествия от Крыма через Кавказ, донские степи до Поволжья и написаны повествования о странах и народах, городах, путях, обычаях и достопримечательностях, получивших название «Книга странствий». Увиденное им настолько удивляло путешественника, что его труд можно охарактеризовать как открытие совершенно незнакомых земель и народов. Начав с Черноморского побережья Малой Азии, Эвлия Челеби описал османские владения в Крыму (Кефе), Киев, Львов, Черкассы, Тамань, черкесов Адыгеи и другие народы Кавказа, донских казаков, калмыков, ногайцев, татар, города Поволжья и их облик. Русских он именует «московитами», а «русами» — украинцев, восхищается воинской стойкостью обоих. «Книга странствий» долго оставалась для османов основным источником сведений о северных соседях, их истории, обычаях, правителях. Особый интерес вызывали страницы, посвященные османской крепости — Азову и событиям, связанным с его осадой. Автор приводит сведения о Московии — «Мужикистане», используя информацию, полученную в путешествиях, и она приобретает поэтому несколько фантастический характер. Несмотря на то что сочинение Эвлии Челеби переведено и издано на русском языке, оно все еще недостаточно использовано как источник по истории россиеведения, созданный мусульманским автором — высоким чиновником Османской Порты937. Реформы Петра 1 — «Дели-Петро» («удалого безумного Петра») получили широкую известность в Османской Турции после не936 Шеремет В. И. Взаимные представления русских и турок (XVIII–XIX века) // Образ России и русской культуры в Турции: история и современность. М., 2007. С. 17–18. 937 Челеби Эвлия. Книга странствий Вып. 1. Земли Молдавии и Украины. М., 1961; Вып. 2. Земли Северного Кавказа, Поволжья, Подонья. М., 1979.

524

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

удачного Прутского похода и популярных до настоящего времени в Турции легендах о спасении русских войск якобы благодаря рыцарски романтическому поступку Великого везиря, командовавшего османским войском. Петровские реформы по западным образцам определили в восприятии турок все последующие события в России, и имидж страны довольно пренебрежительно оценивался почти два столетия. Часть сведений о России к тому же поступает к османскому двору от получивших прибежище после Полтавы у султана Карла XII вечных противников России — польской шляхты и крымского хана. Лишь турецкий первопечатник венгерского происхождения Ибрагим Мютеферрика положительно отметил Петровские реформы в таком сочинении, как «Основы мудрости и устройства народов»938. Обмен посольствами между московскими государями и султанами ведет отсчет с 1492 г. Донесения и рапорты послов обеих стран имели в XVI–XVII вв. в основном политический характер. Но в XVIII в. границы обеих стран начинают соприкасаться на еще большем пространстве. Выход России к Черному морю, присоединение Крыма и создание Черноморского флота порождают для обеих стран соперничество и сходные геополитические цели. Выход русской эскадры Г. А. Спиридова в Эгейское море и Чесменская победа над прославленным «крокодилом морских сражений» Хасаном-пашой Джезаирлы стали полной неожиданностью для османского двора, и Стамбулу потребовались подробные донесения о противнике939. Интересна записка турецкого министра Ресми-эфенди султану о ходе военных действий, где дается оценка военно-морского искусства русских в переводе О. И. Сенковского: «…Из Путурбурка, лежащего на краю моря, называемого Балтык, через Гибралтарский пролив москвитянин послал на воды Мореи и в Архипелаг несколько мелких военных судов вертеться между островами; в Англии и других землях нанял несколько кораблей, в Архипелаге нахватал барок и дрововозок и, одни нагрузив войском, другие — съестными припасами, в четыре или пять месяцев составил себе значительный флот из старого хлама. Когда этот флот появился, опытные знатоки моря предсказывали, что первая порядочная буря эту странную ладью опрометчивого гуяра, не знающего здешних вод, непременно истолчет в щепки и размечет по морю. Но по закону успехов, предопределенных бичу мусульман Екатерине, судьба и ветры постоянно благоприятствовали ничтож938 Nuhoğlu H. Osmanlı matbaacılığı. Anкara: Türkler Ensiklopedisi, 2002. T. 14. S. 927–932. 939 О сожжении турецкого флота при Чесме (из историографа Оттоманской империи Ахмеда Вассафа Эфенди) // Труды и летописи Общества истории и древностей российских. Ч. VII. М., 1837.

Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции

525

ному флоту, и с первого нападения уничтожил он наш прекрасный флот, столкнувшись с ним в Чешме, месте, лежащем насупротив острова Хиос… Для порядочного флота весьма трудно провести даже одну зиму в Архипелаге. Между тем при особом покровительстве судьбы неприятель три года сряду зимой и летом шатался по этим опасным водам без малейшего вреда и даже нашел средства запереть Дарданеллы своей [дрянной] эскадрой, так что ни один наш корабль не мог выйти из пролива. Всё это одна из тех редкостей, которые у историков называются ходисе-и-кюбра — великим событием, потому что они выходят из порядку натуры судьбы и в три столетия раз случаются»940. Ресми-эфенди перечисляет восемь особенностей военной тактики русских: «Первая их хитрость — нисколько не нарушая существующего мира, беспрерывно приготовляться к войне, но так, чтобы этого никто не мог приметить. Восьмая хитрость: с пленными мусульманами не употреблять ни жестокостей, ни побоев. Гяур позволяет им жить по своему обычаю и не говорит ничего обидного для их веры, многим даже дает свободу, чтобы они его бесполезно не обременяли... полагается главным правилом не стеснять ничьего вероисповедания». Это во многом контрастировало с тем, что было известно в России в то время о положении пленных русских моряков в Константинополе941. Примечательны заметки Ресми-эфенди о Екатерине, ее политическом таланте и русских: «…чрезвычайно подобострастны к своему женскому полу. От того-то они так удивительно покорны, послушны и преданы этой чариче (царице. — А. и Д. В.): они почти считают ее святой, около нее толпятся отличнейшие своими способностями и знаменитейшие люди не только московской земли, но и разных других народов, и, полные восторга к чариче, они все мечутся рвением положить за нее душу свою. Надо сказать и то, что она также претонкая женщина. Чтобы привязать к себе этих людей, она, оказывая являющимся к ней государственным мужам и воеводам более радушия, чем кто-либо им оказывал, осыпая их милостями, отвечая вежливостями, создала себе множество таких полководцев, как Орлуф или как маршал Румянчуф тот, что заключил мир с нами. При усердном содействии всех этих людей счастье ее развернулось, и она свободно поплыла по морю успехов до того, что сделалась как бы обновительницей русского царства»942. 940 Рассказ Ресми-эфендия Оттоманского, министра иностранных дел, о семилетней борьбе Турции с Россией. СПб., 1854. С. 75–76. 941 Васильев А. Д. Записки мичмана Николая Клемента «Год в плену у турок 1807 года» // Бюллетень Общества востоковедов РАН. Приложение 2. М., 2004. С. 35–82. 942 Рассказ Ресми-эфендия… С. 77–78.

526

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

Записка свидетельствует, как мало было известно Порте о России и насколько поверхностным было представление о ней. Пожалуй, именно победы России и угрожающее приближение ее границ к столице Османского государства стимулирует интерес турецкого высшего общества к северному соседу. Начиная с XVIII в. турецкие послы становятся заметными и активными действующими лицами в Санкт-Петербурге. Их подробные описания быта и нравов при русском дворе с интересом читаются в Турции. Наиболее известными стали отчеты послов Дервиша Мехмеда Эмин-паши и Мустафы Расыха-эфенди943. Турецкие послы знакомятся с оружейным производством в России, посещают судоверфи. Почти все они понимают, что Турция отстает от России в своей военной мощи. В донесениях осторожно высказываются предложения об улучшении отношений. Эти идеи подкрепляются наблюдениями о тесной связи в России верховной власти и церкви, понимание чего для турок ближе, чем европейская светскость. Можно заметить, что турецкие послы после пребывания в России проникаются симпатией к ее жителям. Они знакомятся с петербургским обществом, становятся гостями на балах, маскарадах. Примечательно, что впечатления о петербургских светских развлечениях — театрах, балах, званых обедах — сообщает секретарь почетного турецкого пленника — сераскера (командующего), четырехлетнее пребывание которого в плену в 1771–1775 гг. носило весьма вольный характер944. Конец XVIII столетия меняет политическую ситуацию в Европе, где обостряется соперничество империй. Султан и российский император чувствуют общую угрозу. Впервые в истории Россия и Османская Порта выступают в боевом содружестве. Объединенная эскадра под командованием Ф. Ф.Ушакова и адмирала Кадыр-бея ведет успешные боевые действия на море и на суше против французской Директории. Русско-турецкие десантные отряды штурмуют крепости на Ионических островах и в Италии945. В результате побед, восхищение которыми выражалось даже А. В. Суворовым, Селимом III и Павлом I составляется документ о создании демократической Республики Семи Островов, русские и турецкие ма943 Шеремет В. И. «Мужикистан» и «Туретчина» // Родина. № 5–6. 1998. С. 16–23. 944 Шеремет В. И. Взаимные представления русских и турок (XVIII–XIX века) // Образ России и русской культуры в Турции: история и современность. М., 2007. С. 27–29. 945 Тарле Е. В. Адмирал Ушаков на Средиземном море (1798–1800) // Тарле Е. Российский флот в Средиземноморье. М.: АСТ, 2009. С. 95–242; Васильев Д. Д. Император, султан и Ушак-паша // Родина. 2007. № 4. С. 50–54; Васильев Д. Д. Из истории Российско-Османского боевого содружества (по материалам Фонда Канцелярии адмирала Ф. Ф. Ушакова в РГА ВМФ) // Turcica et Ottomanica. Сборник в часть 70-летия М. С. Мейера. М.: ИВЛ РАН, 2006. С. 164–180.

Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции

527

тросы, солдаты и офицеры получают от обоих правителей награды. Русское военное искусство настолько высоко оценивается при османском дворе, что впервые в российские военные училища направляются турецкие офицеры946. Сведения о России, которые появляются в Турции от дипломатов и даже пленников, несмотря на сложные и противоречивые политические отношения государств, отмечены доброжелательным любопытством. Но, к сожалению, информация о северном соседе и противнике вплоть до начала XIX в. в османском обществе остается очень незначительной. Новое столетие несколько меняет ситуацию. Такое драматическое событие, как Крымская (Восточная) война, героическая оборона Севастополя и при этом готовность русского императора Николая I оказать военную помощь султану в отражении мамлюкской угрозы и гарантировать безопасность Османского государства вызывают в турецком обществе желание глубже познакомиться с российскими культурой, традициями и героями. В солдатской среде слагаются баллады о Севастополе и русских. Впервые на османский язык переводятся произведения русской литературы — севастопольский цикл и кавказские повести Л. Н. Толстого, проза А. С. Пушкина, стихотворения М. Ю. Лермонтова. Знакомство с образом жизни турок в ходе боевых действий, трофеи порождают в свою очередь и в России «оттоманскую моду». После поражения Турции в войне 1877–1878 гг. и возвращения в страну тысяч турецких военнопленных многие источники фиксируют их впечатления от сочувственного отношения к ним русского населения, гуманного отношения русских властей, лечения, питания и снабжения. Современники отмечают доброжелательность в отзывах о русских в самых разных слоях турецкого общества947. В конце столетия востоковед-просветитель О. С. Лебедева переводит на турецкий язык под псевдонимом Гульнар-ханым «Повести Белкина» А. С. Пушкина, знакомит турецких читателей с его биографией, публикует «Историю русской литературы от начала до наших дней» и удостаивается награждения Абул-Хамидом II орденом и благодарностью948. В русле реформ и общей европеизации, проводимых султанами начиная с первой половины XIX в., в столичном турецком обществе появляется мода на произведения драматургии, живописи и скульптуры. Особенно популярными при 946 Васильев А. Д., Васильев Д. Д. Преданность, человечность. Помощь // Родина. 2010. № 6. С. 46–47. 947 Елисеев А. В. По белу свету. СПб., 1896. Т. III. С. 335; Карцев Ю. А. Семь лет на Востоке. 1879–1886. СПб., 1906. С. 37–39. 948 Кононов А. Н. Биобиблиографический словарь отечественных тюркологов (дооктябрьский период). М.: Наука, 1989. С. 143–145.

528

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

этом становятся полотна К. Брюллова, И. Айвазовского, которым стараются подражать с различной степенью таланта. Можно предположить, что изменение отношения к России в положительную сторону в османском обществе повлияло на сдержанное отношение Порты к обращениям среднеазиатских ханств о предоставлении военной помощи в период присоединения их к России949. Точно такая же формальная поддержка лишь в виде награждения орденами была оказана султаном и Шамилю в ответ на его письма950. Хотя по-прежнему в Османском государстве всегда предоставлялось убежище участникам восстаний в Российской империи — булавинцам, полякам, туркестанцам, черкесам, крымцам. Начало XX в. ознаменовалось двумя Балканскими войнами Турции, в которых непосредственного участия Россия не принимала. В России собирались пожертвования в пользу пострадавших в этих войнах балканских христиан. Одновременно туркам было разрешено собирать у мусульман Поволжья пожертвования для помощи пострадавшим балканским мусульманам и турецким раненым951. Прогерманская ориентация Турции накануне Первой мировой войны и планы Антанты, предусматривающие передачу проливов под контроль России, ухудшили отношения между странами и повлекли на общей империалистической волне начало боевых действий. Произошел разрыв дипломатических отношений, прекратил свою деятельность Русский археологический институт в Константинополе. Предчувствие трагических событий лучше всего отражено в прощальных записях турецкого посла в СанктПетербурге Ниязи Фахретдин-бея: «Война с Россией? Зачем? Для кого? Мы только-только начали понимать друг друга…»952 Значительная часть территории Турции оказалась под российской оккупацией. Сокрушительное Сарыкамышское поражение, многотысячные жертвы и столько же турецких военнопленных, казалось бы, должны были резко обострить отношение к России в турецком обществе. Однако поведение русских солдат в турецких городах, их помощь мирному населению, строительные и восста949

Васильев А. Д. Взаимоотношения Османской империи и государства Якуббека Кашгарского // Восток. 2007. № 2. С. 13–23 950 Шамиль. Иллюстрированная энциклопедия. М.: Эхо Кавказа, 1997. С. 178– 181. 951 Васильев Д. Д. Секретные материалы о помощи российских мусульман Османской империи в период Балканских войн // Научный Татарстан. 2008. № 1. С. 14–16. 952 Шеремет В. И. Прощальная депеша турецкого посла. СПб.: Северный вестник, 1991. № 3; Он же. Босфор, Россия и Турция в эпоху Первой мировой войны. По материалам русской военной разведки. М., 1995. С. 92.

Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции

529

новительные работы положительно отмечаются турецкими исследователями этих событий953. Более чем трехлетнее пребывание русских войск в окрестностях Эрзурума, Карса, их повседневные контакты с местным турецким населением оставили свои следы даже в лексике, питании и поведенческих особенностях жителей северо-востока Анатолии. Дальнейшие события, повлекшие распад обеих империй, стали одинаково трагическими для России и Турции. Правительство Советской России и республиканское Анкарское правительство оказались одновременно перед противниками в лице империалистических европейских держав и монархическими силами. В этих условиях произошло совершенно естественное сближение молодых правительств, решивших забыть извечное противостояние и объединиться против общего противника. Тем не менее процесс нового сближения и созидания небывалых ранее добрососедских и дружественных отношений не проходил без осложнений. В Турции оказалась масса беженцев из России, среди которых оказалось много представителей интеллигенции и деятелей культуры. Стамбульское общество, где увлечение западной модой и образом жизни было весьма популярным, живо интересовалось новыми явлениями, принесенными русскими писателями, артистами, модельерами, рестораторами954. С середины 20-х — начала 30-х гг. Мустафа Кемаль (уже Ататюрк) внимательно следит за событиям в Советской России. Многие нововведения ему нравятся, и он внедряет их в быт новой турецкой столицы — Анкары. Среди них — Парк культуры и отдыха с парашютной вышкой, аналог Осоавиахима — Турецкое авиационное общество. Одна из приемных дочерей Ататюрка, легендарная турецкая женщина — военный летчик Сабиха Гекчен, чье имя носит один из аэропортов в Стамбуле, отправляется на учебу в Качинское планерное училище. Многочисленные визиты советских военных и политических деятелей оказывают влияние на военное и политическое строительство в Турецкой Республике. Отражением их вклада является скульптурная группа сподвижников Ататюрка на площади Таксим в Стамбуле, среди которых К. Ворошилов и 953 Aslan Y. Türkiye Komünist Teşkilatının Erzurum’a yönelik Faaliyetleri ve Karabekir-Suphi İlişkilerine bir Bakış. — “23 Temmuz Erzurum Kongresi ve Kurtuluştan Günümüze Erzurum Sempozyumu”, Erzurum, 2002; Ibid. S. 521–536; Kılıç S. Büyük Savaşta Erzurum’da Bulunan Almanların Bölgedeki İzlenimleri. S. 537–550; Vasilyev D. 20.Yüzyılın Başlarında Erzurum ve Cıvarı; Ibid. S. 469–498. 954 Утаургаури С. Н. «Белые русские» на Босфоре // Образ России и русской культуры в Турции: история и современность. М., 2007. С. 33–55.

530

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

С. Аралов. Турецкие политические деятели участвуют в работе и мероприятиях Коминтерна955. Несомненные симпатии Мустафы Кемаля к Советской России не остаются незамеченными его политическими противниками, которые упрекают его в большевизме и излишней доверчивости к «традиционному врагу и сопернику» Турции. В частности, именно это стало одной из причин конфликта Мустафы Кемаля с популярным и влиятельным генералом республиканского правительства Кязымом Карабекиром. Ататюрк чувствует эту опасность и желает предупредить ее развитие, но в России меняется руководство, и на смену эйфории от установления дружеских военных и торговых связей здесь также наблюдается охлаждение интереса и настороженность по отношению к соседу. Интересным примером этому является документ 1937 г. с секретным докладом о визите Мустафы Кемаля в Советское полпредство и его беседе с полпредом Караханом. Обижаясь на то, что не Сталин, «как вождь вождя», а Калинин поздравил его с годовщиной независимости, Ататюрк заметил Карахану, что является действительно большим другом Советского Союза, соблюдает эту дружбу как равный с равным, но что может поддерживать эту дружбу, только пока он жив, поскольку посредники только все портят, и настаивал на необходимости личной встречи со Сталиным956. На документе имеется указание Сталина Ворошилову, Кагановичу, Орджоникидзе, Литвинову ознакомиться с высказываниями «нашего “друга” Ататюрка». Сталин внимательно следит за деятельностью и реформами Ататюрка. И даже о таком событии, как его похороны 10 ноября 1938 г., на которых присутствовала российская делегация на кораблях Черноморского флота, Сталину предоставляется подробнейший рапорт (РГА ВМФ)957. 20-е годы ХХ в. стали важным периодом в изучении России в Турции. После установления советской власти в Поволжье, на Урале, в Туркестане, Крыму многие деятели бывших национальных правительств, спасаясь от физического уничтожения, перебрались в Стамбул. Их деятельность в Турции на долгие годы, вплоть до развала СССР и 90-х гг. ХХ в., предопределила определенные воззрения турецкой политической элиты и народных масс на происходящее в Советском Союзе, национальный вопрос и трактов955 Aydemir Ş. Enver Paşa. Makedonya’dan Orta Asya’ya. İstanbul, 2005. T. 3. S. 447–656; Тихонов Ю. Н. «Революционная миссия» Джемаль-паши в Афганистане (1920–1922) // Vitaleus. Сборник статей, посвященный 70-летию В. И. Шеремета. М.: ИВ РАН, 2010. С. 288–302. 956 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 388. Л. 9. 957 Васильев Д. Д. Предисловие в кн.: Александр Жевахов. Ататюрк. Серия «ЖЗЛ». М., 2008. С. 5–11.

Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции

531

ку внешней политики СССР в отношении мусульманского мира и Турции, в частности958. Благодаря знанию русского языка они стали в Турции своего рода интеллектуальными посредниками и трансляторами тех идей, которые рождались в России. Та информация о положении в Советском Союзе, которую они получали по различным каналам связи (в основном эти каналы были связаны с родственными и дружескими связями на территории России), зачастую не была критически и тенденциозно переосмыслена. Она получала негативную идеологическую окраску и в преувеличенном виде распространялась в турецком обществе и среди политической элиты. Такой подход к изучению России проявил себя и в первые годы после распада СССР, когда Турция, опираясь на информацию бывших эмигрантских кругов, попыталась выступить лидером тюркского мира, не имея зачастую достоверной информации о ситуации, сложившейся за десятилетия пребывания в составе Союза, в бывших тюркских республиках СССР. Многие деятели эмигрантских организаций представляли национальные регионы России как место постоянного многолетнего активного политического противостояния Москве, а в экономическом плане — как беспощадно эксплуатируемую центром нищую и необразованную окраину. Именно с такими представлениями турецкие власти пришли на постсоветское пространство и поэтому оказались неготовыми к встрече с реальным положением дел959. Это во многом продолжается и до сих пор: в частности, известия о запрете перехода на латиницу для Татарстана в 2008 г. были поданы представителями татарско-башкирской диаспоры в Турции как полный запрет на использование родного языка и диктаторскую и поработительскую политику Москвы и русских в отношении тюрок и широко растиражированы в экспертных кругах Турции960. 29 ноября 1924 г. в Берлине под председательством Зеки Валидова (З. В. Тоган) и бывшего руководителя кокандской автономии Мустафы Чокайоглу был проведен съезд эмигрантской организации Объединение национальных народных обществ мусульман Средней Азии. Организация была переименована в Общество независимости Туркестана, которое вскоре снова было переименовано 958

Заки Валиди Тоган. Воспоминания. Борьба мусульман Туркестана и других восточных тюрок за национальное существование и культуру. М., 1997. 959 Yalçin A. Tarih Perspektifinden Orta Asya’nın Geleceği // Avrasya Etüdleri, Ankara. 1994. № 1. S. 19–40; Saray M. Çarlık ve Sovyet Döneminde Rusların Türkler hakkındaki Görüşleri ve Siyasetleri // Avrasya Etüdleri, Ankara. 1994. № 3. S. 15–33; Bilge S. Bağımsız Devletler Topluluğu ve Türkiye // Avrasya Etüdleri, Ankara. 1995. № 4. S. 63–100. 960 См., в частности, доклад профессора Стамбульского университета Надира Дэвлета на экспертном совещании аналитического центра TASAM (при правящей партии Турции) по вопросам политического сотрудничества России и Турции в ноябре 2008 г.

532

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

в Национальное объединение Туркестана. Эта организация стала платформой, объединившей эмигрантскую интеллигенцию. Для освещения событий в тюркоязычных регионах СССР был создан журнал «Йени Тюркистан» (новый Туркестан), который выходил несколько раз в год на чагатайском и турецком языках (с использованием латинского алфавита) и нелегально через Иран и Афганистан распространялся на Кавказе, в Поволжье и Средней Азии. Кроме того, в Стамбуле издавались членами партии мусаватистов националистические журналы “Azeri Türk” («Азербайджанский тюрок»), “Odlu Yurt” («Родина в огне») и “Bildiriş” («Ведомости»). Их деятельность стала причиной дипломатических протестов со стороны наркома иностранных дел Чичерина. В 1925 г. вместе с давлением извне деятельность националистических обществ стала входить в противоречие с внешней политикой Ататюрка, направленной «на возвращение Турции уважения в международных делах и имиджа стабильного, предсказуемого партнера, лишенного империалистических намерений», которую проводил Ататюрк. В период с 1927 по 1931 г. деятельность эмигрантских журналов была приостановлена. Одновременно «Турецким очагам», как важному идеологическому и просветительскому инструменту, было запрещено действовать за пределами Турции. Негражданам Турецкой Республики, не проживавшим в регионе, где находился тот или иной «очаг», было запрещено вступать в «Турецкие очаги», а сами организации были поставлены под контроль Народно-республиканской партии961. В ходе этих преобразований Ататюрк под влиянием европейских научных трудов, в которых турки изображаются людьми второго сорта, решает создать в Турции Комиссии по изучению национальной культуры, языка и истории. Необходимо было найти, желательно в Анатолии, древние исторические корни турецкого народа. Эти шаги привели к конфликту между лидером тюркской эмиграции из России историком З. В. Тоганом и турецким руководством в 1932 г. Тоган, будучи представителем русской востоковедческой школы, выступил противником официальной версии турецких историков, одобренной Ататюрком, о приходе тюркских племен в Малую Азию еще в доисторические времена. В результате Валидов был вынужден уволиться из Стамбульского университета, уехать в Берлин, куда он смог вернуться лишь после смерти Ататюрка в конце 30-х гг. Можно сказать, что только с созданием научных комиссий по изучению языка и истории собственно в Турции наконец зарождается тюркология и начинается работа по 961

Жевахов А. Ататюрк. Серия «ЖЗЛ». М.: Молодая гвардия, 2008. С. 288.

Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции

533

изучению тюркских народов России, национальному вопросу и истории российско-турецких отношений. Именно с деятельностью комиссий по языку и истории (впоследствии переименованных в «Курумы»-общества) связаны исследования по истории и филологии тюркских народов России. Незадолго до своей кончины Ататюрк отвечает на вопрос, заданный ему молодым студентом, о политике Турции в отношении тюрок в России: «Подумай, что стало однажды с Османской империей? Что стало с Австро-Венгрией? Что сегодня осталось от Германии, которая страшила весь мир? Значит, ничто не является постоянным. Государства и нации должны постоянно это осознавать. Сегодня Советская Россия — наш сосед, и нам необходима эта дружба; но никто не может определенно сказать, что случится завтра. Подобно Османской империи, подобно Австро-Венгрии, (Россия. — А. и Д. В.) может распасться на несколько частей. Нации, которые она крепко-накрепко держит своей рукой, могут разбежаться, и в мире наступит новый баланс (сил. — А. и Д. В.). В тот момент Турция должна будет знать, что ей делать. В управлении у этого нашего друга есть наши братья, с которыми у нас единый язык и единая вера. Мы должны быть готовыми оказать им помощь. Быть готовыми — не значит только молча ждать этого дня; необходимо готовиться. Как нации готовятся к этому? Поддерживая духовные корни. Язык — один мост, вера — другой мост, история — третий мост. Мы не можем ждать, пока они сблизятся с нами; нам необходимо самим сближаться с ними. Кто это сделает? Конечно, мы. Как мы [это] сделаем? Ну, вот создается Комиссия по языку, Комиссия по истории. Эти вещи так легко не делаются. Эти вещи [являются плодами] глубоких размышлений государств и наций»962. Опасения Ататюрка подтвердились вскоре после его кончины. Отношения между двумя странами переживали охлаждение в течение достаточно длительного периода и переросли в весьма напряженные в послевоенный период в связи с проблемой проливов и рядом других причин. По словам одного из экспертов турецкого МИДа по изучению России, в послевоенный период холодной войны россиеведения в Турции в более или менее организованной форме вообще не существовало. Было даже опасно читать литературу о Советском Союзе и России. Излишний интерес к российской тематике мог стать причиной уголовного преследования. По словам того же эксперта, 962

Bozdağ, “Bir İnsan Dinini, Dilini, Milletini Değiştirebilir, ama Irkını Asla!” Dış Politika, 1990. Sayı 9. S. 168–169.

534

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

систематическое изучение России в Турции отсутствует и по сей день. Аналогичная ситуация складывается в Турции и с научным изучением США, стран Европы и Азии963. Несмотря на весьма сложную политическую обстановку, Турецкое историческое общество смогло выпустить несколько работ по истории тюрок. Наиболее авторитетным турецким ученым-россиеведом в Турции признается ныне покойный потомок татарской эмигрантской семьи профессор А. Н. Курат. Его перу принадлежит несколько работ по истории Поволжья964. Но настоящее признание принесла ему ставшая классической для турецких исследователей работа по истории России “Rusya Tarihi”, впервые изданная в Анкаре в конце 40-х гг. ХХ в. и претерпевшая уже несколько переизданий965. Еще одним исследователем, затрагивавшим тему России, стал Кемаль Карпат — турецкий историк, работающий в США. Его работы лежат в области исторической компаративистики. Одна из его крупных работ — исследования реликтов Османского наследия в мусульманском мире — содержит и материалы о культурных контактах мусульман Поволжья, Кавказа и Центральной Азии966. Изучением истории крымских татар и их культурного наследия, и в частности изучением деятельности Исмаила Гаспринского, занимался выходец из среды крымско-татарских эмигрантов С. Кырымэр967. Большое количество статей и публикаций по новой и новейшей истории Кавказа (особенно территории современного Азербайджана) и его отношений с Османской империей и Турцией подготовил историк азербайджанского происхождения М. Бала968. Историей Казанского ханства и Поволжья в Турции в середине ХХ в. занимался Б. Таймаз969. Наиболее крупные работы по истории народов Казахстана и Центральной Азии в Турции создал бывший перевод963 Rusya. Stratejik Çalışmaları 1. İstanbul: TASAM Yayınları, 2006. S. 9. Россия. Серия «Стратегические исследования». Вып. 1 / предисл. ред. Ихсана Чомака. 964 Kurat A. N. Türkiye ve İdil Boyu (Турция и племена Итиля). Ankara, 1966; Он же. Kazanlı Tarihçi Hadi Atlası // в сб. в честь турецкого ученого Решида Рахмети Арата. Б.м., 1966; Rus Hakimiyeti altında İdil-Ural Ülkesi, Dil ve Tarih-Cografya Fakültesi Dergisi (Журнал факультета языка, истории и географии). XXIII. Вып. 3–4. Ankara, 1965. С. 91–126. Kazan Türklerinin Medeni Uyaniş Devri, Dil ve Tarih-Cografya Fakültesi Dergisi XXIV. Вып. 3–4. Ankara, 1966. С. 95–124 и пр. 965 Kurat A. N. Rusya Tarihi. Ankara, 1948. 966 Karpat Kemal H. Ortadoğu’da Osmanlı Mirası ve Ulusçuluk. Ankara, 2001. (Османское наследие и национализм на Среднем Востоке). 967 Kırımer S. Kırım ve Kırım Türkleri., Türk Yolu, 1928; Он же. Gaspiralı İsmail Bey. İstanbul, 1934. 968 Bala M. Milli Azerbaycan Hareketi Berlin, 1938. (Национальное азербайджанское движение). 969 Taymas B. Kazan Türkleri. Ankara, 1966.

Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции

535

чик батальона СС «Туркестан», активный участник антисоветских организаций Б. Хайит970. Кроме того, в Турции была создана школа изучения памятников древнетюркской рунической письменности, крупнейшие коллекции которых находятся в музеях и на территории России. Крупнейшим турецким исследователем древнетюркских памятников стал член Общества турецкого языка Х. Н. Оркун971. Эта тематика приобрела в последнее время большую популярность в связи с поисками древних общих корней тюркских народов. В турецких научных кругах постоянно подчеркивается уважение к заслугам русских ученых, имеющих приоритет в исследованиях и внесших фундаментальный вклад в сохранение этого культурного наследия тюрков. Характеризуя в целом россиеведение в Турции в 50–70-х гг., можно заметить, что носило оно фрагментарный и случайный характер. Исследовательские приоритеты были сосредоточены в основном в сфере идеализированной трактовки средневековой истории тюркских народов СССР; вместе с тем отсутствие достоверных сведений о происходящем в России, невозможность изучения русского языка для знакомства с источниками и исследованиями и почти полное отсутствие информации порождали ряд исторических искажений, ошибок и призывов к сепаратизму и национальному обособлению тюркских народов. Новый этап в турецком россиеведении наступил с распадом СССР. Впервые у турецких ученых появилась возможность знакомиться с теми работами, которые публиковались на пространстве бывшего СССР. При этом вплоть до начала 2000-х гг. среди турецких исследователей также преобладал интерес к истории взаимоотношений государств Центральной Азии, Кавказа и Поволжья с Османской империей. Начали появляться и общие работы по истории мусульманского вопроса в России и СНГ. Весьма популярным в Турции исследователем вопроса о российской политике в Средней Азии, Персии и Афганистане и связях с османами стал профессор Стамбульского университета М. Сарай, выпустивший по данной тематике целый ряд весьма тенденциозных книг972. Одной из наиболее заметных научных работ этого периода стало исследование участия российских тюрок в революционных событиях 1905–1907 гг. и 1917–1918 гг., проведенное Н. Дэвлетом973. В то же время в Турции разрешается исследование 970 Hayit B. Ruslara karşı Basmacılar Hareketi. İstanbul, 2006. (Движение басмачей против русских). 971 Orkun H. N. Eski Türk Yazıtları. TDK. Ankara, 1987. 972 Saray M. Ruş İşgali Devrinde Osmanlı Devleti ile Türkistan Hanlıkları Arasındaki Siyasi Münasebetler. Ankara, 1994. 973 Devlet N. Rusya Türklerinin Milli Mücadele Tarihi. Ankara, 1999. (История национальной борьбы российских тюрок).

536

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

ранее запретных для турецких ученых тем. Результатом этого стала обширная монография турецкого ученого Явуза Аслана о деятельности Турецкой компартии в 20–30-е гг. ХХ в. и роли Мустафы Супхи в общественно-политической жизни Турции974. К началу 2000-х гг. турецкая элита убедилась в утопичности идей создания союза тюркских государств с участием бывших советских республик. Выявился целый ряд проблем в двусторонних отношениях Турции почти со всеми из них. При этом одной из важнейших проблем стали нехватка у Турции собственных компетентных (из числа граждан Турции) специалистов по Кавказу, Центральной Азии и Поволжью. Потерпели крах и идеи широкой экономической кооперации. Вместе с тем после финансовых кризисов в 1998 г. в России и в 1999 г. в Турции наметилось определенное сближение двух наших стран, а после прихода на пост Президента России В. В. Путина в 2000 г. он стал едва ли не самым популярным иностранным политическим деятелем для массы рядовых турок. Можно сказать, что с 2000-х гг. в турецком россиеведении начинается новый этап. Одновременно с ростом экономических связей России и Турции и развитием политического и гуманитарного сотрудничества в Турции стал пробуждаться интерес к истории двусторонних отношений России и Османской империи, началось переосмысление исторического опыта взаимодействия. Начали выходить в свет первые попытки проанализировать отношения России и Турции и в более широком плане — отношения «русского» и «тюркского» миров975. На полках появились турецкие переводы фундаментальных исследований российскими востоковедами по истории и филологии тюркских народов. Новым явлением стали исследования отдельных ключевых событий российско-турецких отношений, например работа турецкого историка Османа Кесе, посвященная анализу Кючюк-кайнарджийского мирного договора, процессу его составления и ходу выполнения976. На более научном уровне продолжается анализ отношений Турции и мусульман, например работы А. Андиджана о роли джадидизма во внутриполитической борьбе в Советском Туркестане в 20-е гг. XX в.977 Появляются работы на ранее запретные в Турции темы разгрома турецкой армии под Сарыкамышем978, а также о судьбе русских военнопленных в Турции в годы Первой 974 Aslan Y. Türkiye Komünist Fırkasının Kuruluşu ve Mustafa Suphi. Ankara, 1997. (Создание Турецкой коммунистической партии под руководством Мустафа Супхи). 975 Saray M. Rus-Türk Münasebetlerinin bir Analizi. İstanbul, 2004. 976 Köse O. 1774 Küçük Kaynarca Andlaşması (Oluşumu, Tahlili, Tatbiki). Ankara, 2006. 977 Andican A. Cedidizm’den Bağımsızlığa hariçte Türkistan Mücadelesi. İstanbul, 2003. (Туркестанская борьба от джадидизма к независимости). 978 Balcı R. Tarihin Sarıkamış Duruşması. İstanbul, 2006.

Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции

537

мировой войны979. В 2000-х гг. в Турции начинают складываться аналитические центры, которые в том числе пытаются понять стратегический курс России и перевести для закрытого пользования в интересах Турции некоторые важные документы российской государственной политики. В частности, один из ведущих центров ASAM (Евразийский центр стратегических исследований) предпринял попытку перевести на турецкий язык Конституцию Российской Федерации, а также военную доктрину980. В 2002 г. вышла аналитическая работа «Русская имперская стратегия», в которой с определенной долей симпатии к России рассказывается о попытках В. В. Путина вернуть России статус великой державы981. Одной из отличительных черт турецкого россиеведения в первом десятилетии XXI в. стала подготовка совместных с российским учеными аналитических работ о современном состоянии двусторонних отношений982. Распространенным новым явлением последнего времени стали обучение и стажировки турецких аспирантов и студентов-гуманитариев в России. По возвращении в Турцию они становятся востребованными специалистами с неплохим знанием русского языка. Проявлением этой тенденции стала публикация аналитических работ молодых турецких ученых983. Следует отметить, что в отличие от работ предыдущего периода, носивших тенденциозно-обличительный характер, данный сборник статей написан в сдержанно-дружественном ключе с определенной симпатией в адрес России. Интерес представляет тот факт, что и в настоящее время в Турции, как и в начале XX в., сложилась монополия выходцев из Центральной Азии и Кавказа периода 1990-х гг. на научное, зачастую непрямое посредничество (часто путем перевода научной литературы) между российскими и турецкими учеными. Вместе с тем основным сдерживающим фактором для турецких ученых продолжает оставаться незнание русского языка, незнакомство их с российскими научными трудами и зачастую основанное на этом предвзятое отношение. События самого последнего времени и очевидный рост интереса в современном турецком обществе к жизни россиян внушают все 979

Arslan N. Birinci Dünya Savaşında Türkiye’deki Rus Savaş Esirleri. İstanbul, 2008. Öztürk O. Rusya Federasyonu Askeri Doktrini. Ankara, 2001. 981 Caşın M. Rusya İmparatorluk Stratejisi. Ankara, 2002. 982 Özbay F., Kolobov O., Kornilov A. Çağdaş Türk-Rus İlişkileri. Sorunlar ve İşbirliği Alanları. İstanbul, 2006. (Современные российско-турецкие отношения. Проблемы и сферы сотрудничества). Данная книга является углубленным и переработанным переизданием монографии тех же авторов, вышедшей в 2004 г. на русском языке в Нижнем Новгороде. 983 Rusya. Stratejik Çalışmaları 2. İstanbul: TASAM Yayınları, 2009. (Россия. Серия «Стратегические исследования». Вып. 2). 980

538

Раздел VI. Россиеведение в Китае и Турции

же надежду на быстрое распространение знаний и исследований о России, ее истории, литературе и культуре. Представляют интерес в этой связи слова ведущего современного турецкого историка, директора султанского дворца-музея Топ-Капы, профессора Ильбера Ортайлы, высказанные им в 2007 г. на открытии Года культуры России в Турции: «Сильное влияние русской классической культуры на турецкую культуру проявляет себя и до сих пор: востребованность Тургенева, Достоевского, Толстого в нынешней Турции легко заметить, взглянув на полки книжных магазинов. С культурой и стилистикой модерна и авангарда турки познакомились также во многом через посредство русских. Истоки современной турецкой скульптуры, живописи, научной филологии также следует искать в России. Сегодня, когда на путях демократического развития мы достигли небывалой прежде доверительности в наших отношениях, мы с интересом смотрим на Россию. Наши лидеры добились многого в сфере упрочения долгосрочных экономических, технологических, научных контактов. Но народы ждут большего, тянутся к культуре соседа и готовы гуманитарно подкрепить высокие государственные договоренности. То же можно сказать и о турецких политиках: весь спектр самых различных политических сил Турции на удивление единодушен в одном вопросе — необходимости дружественных отношений с Россией. Подобный феномен единодушия дорогого стоит. За ним — опыт столетий, свидетельствующий в пользу добрососедства, за ним — и понимание современных реалий региона, от стабильности которого во многом зависят судьбы человечества. От Года российской культуры в Турции я жду, чтобы Кремль “приехал” в Топ-Капы, и жители Стамбула увидели экспонаты московских музеев в исторической резиденции Османов. Но еще большего я жду от перспективных программ нашего культурного взаимопроникновения. Мне бы хотелось создать Институт Пушкина в Турции и Институт Юнуса Эмре в России; давно назрела потребность иметь в Стамбуле русскую гимназию; турецкие и российские ученые, думаю, заинтересуются проведением на постоянной основе семинаров в глубинке, где культуры и традиции наших народов предстали бы в нестоличном формате. Ведь местная, народная культура дает самые очевидные проявления нашей этнопсихологической близости. Наши очень близкие по смыслу и форме поговорки — тому наглядный пример: “Намотай на ус”, “Чья бы корова мычала...”, “Гость в дом — счастье в дом”...»984

984

Ортайлы И. Феномен единодушия // Родина. 2007. № 4. С. 33–34.

РАЗДЕЛ VII ПРОБЛЕМЫ РОССИЕВЕДЕНИЯ НА СТРАНИЦАХ ЗАРУБЕЖНЫХ УЧЕБНИКОВ

А. М. Филитов

ГЛАВА 1 ИСТОРИЯ СССР / РОССИИ ХХ в. В ШКОЛЬНЫХ УЧЕБНИКАХ ФРГ И АВСТРИИ Как и чему учат школьников в различных странах — изучение этого вопроса вышло в Германии и Австрии на уровень самостоятельной и быстро развивающейся отрасли научного знания. Институциональную базу этой отрасли представляют Институт межнациональных исследований школьных учебников им. Георга Эккерта (Georg-Eckert-Institut für Internationale Schulbuchforschung) в Брауншвейге (ФРГ)985, два центра в Австрии — Институт школьного дела и сравнительных межнациональных исследований школьного образования им. Людвига Больцмана (Lüdwig Boltzmann-Institut für Schulentwicklung und international-vergleichende Schulforschung) и новообразованный в 1988 г. Институт по изучению школьных учебников и усовершенствованию учебного процесса (Institut für Schulbuchforschung und Lernförderung) в Вене (Австрия). Очевидно, если в Германии наблюдается процесс концентрации исследований в области «школоведения» (ранее наряду с Брауншвейгским центром там имелся самостоятельный Институт по исследованию школьных учебников (Institut für Schulbuchforschung e. V.) в Дуйсбурге, но в 1991 г. он прекратил свое существование), то в Австрии имеет место обратная тенденция — в сторону большего плюрализма. Эти научные центры вели и ведут большую работу по определению критериев оценки учебников и учебных пособий. Результатом этой работы стало создание так называемого Билефельдского стандарта (Biеlefelder Raster) в ФРГ, выделяющего пять позиций, по которым предлагается оценивать те или иные учебные материалы, а также Зальцбургского стандарта по анализу учебных трудов (Salzburger Raster zur Lehrwerkanalyse) в Австрии, где речь идет уже об 11 критериях, применимых к оценке учебников (1997). Под эгидой этих институтов, а также вне прямой институциональной связи с ними издан целый ряд работ, посвященных теоретическим проблемам школьной дидактики, где, в частности, большое место занимают и проблемы анализа школьной учебной 985 Институт издает с 1978 г. ежеквартальный журнал «Международное изучение школьных учебников» (Internationale Schulbuchforschung). С 2009 г. печатный орган Института получил новое название — «Журнал образовательных медиапродуктов, памяти и общества», издающийся на английском языке (Journal of Educational Media, Memory, and Society. Berghan Books, Oxford and New York).

Глава 1. История СССР / России XX в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии

541

литературы. Характерно, что в последнее время особый упор делается на методологию применения электронных средств обучения986. Учебники и учебные пособия по истории вызывают особый интерес исследователей, поскольку они имеют непосредственный выход на политическую злобу дня. Один из авторов наиболее значимого международного труда по школьной дидактике Р. Бамбергер отмечает в этой связи: «Исследование школьного учебника осуществляется прежде всего с общественно-критической и политической точек зрения. Поэтому на переднем плане стоит анализ содержания книг по истории, в первую очередь представленных там интерпретаций (исторических событий)»987. Несколько иного подхода придерживается венский ученый Х. Вольфрам; если судить по магистерским работам, подготовленным под его руководством в Венском университете, то на первом месте стоят задачи анализа учебников с точки зрения их структуры и внешних характеристик (количество разделов и глав, наличие иллюстраций, диаграмм, вопросов для самостоятельной работы, указателей и т. д.)988. Не отрицая значения такого формализованного и «деполитизированного» подхода, заметим, что все же гораздо больший интерес для читателя, не являющегося узким специалистом в области дидактики, представляют те труды, где проводится анализ содержательной стороны школьных учебников, а российского читателя, в том числе 986 Leo Kuhn (Hg.). Schulbuch — ein Massenmedien. München — Wien, 1977; Stein G. Schulbuchschelte als Politicum und Herausforderung wissenschaftlicher Schulbucharbeit. Stuttgart, 1979; Günther H. u. Willeke R. Was uns deutsche Schulbücher sagen. Еine empirische Untersuchung der genehmigten Deutsch-, Politik- und Religionsbücher. Bonn, 1982; Richard Olechowski (Hg.). Schulbuchforschung . Frankfurt am Main, 1995 (Schule — Wissenschaft — Politik. Bd. 10); Werner Schwendenwein. Theorie des Unterrichts und Prüfens. Wien, 1998; Richard Bamberger, Ludwig Boyer, Karl Stretovic, Horst Striekel. Zur Gestaltung und Verwendung von Schulbüchern. Mit besonderen Berücksichtigung der elektronischen Mеdien und der neuen Lernkultur. Wien, 1998; Hermann Astleitner, Jörg Sams, Josef Thonhauser. Womit werden wir in Zukunft lernen? Schulbuch und CD- Rom als Unterichtsmedien. Ein kritischer Vergleich. Wien, 1998. 987 Bamberger R. Methoden und Ergebnisse der internationalen Schulbuchforschung im Überblick // Olechowski R. Op. cit. S. 52. Школьный учебник выполняет три функции — политическую, информационную и педагогическую, отмечает автор, ссылаясь на своего коллегу Г. Штейна. Характерно, что политическая функция стоит на первом месте. 988 Примером может служить магистерская работа Андреасa Парта «Современные школьные учебники по предмету “История и обществоведение” в сравнении» (Part А. Aktuelle Schulbücher für das Unterrichtsfach Geschichte und Sozialkunde im Vergleich. Wien, 2000). В работе рассмотрено 36 австрийских учебников и учебных пособий, предназначенных для учащихся со 2-го по 8-й классы, однако читатель ничего не узнает о дающихся в них фактах и интерпретациях.

542

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

преподавателя истории и студента-историка, интересует в первую очередь то, как в этих учебниках освещается истории его страны. Значительный вклад в разработку этой проблематики в ФРГ и Австрии внесли в свое время исследователи левого политического спектра, которые приводили в своих книгах и статьях яркие факты влияния на школьную россику идеологии холодной войны, антикоммунизма, реваншизма и расизма989. Своеобразным итогом деятельности этой плеяды авторов можно считать защищенную в 1996 г. в Зальцбургском университете (Австрия) магистерскую диссертацию Георга Майра с достаточно красноречивым названием: «Предвзятые суждения и стереотипы холодной войны на примере образа Советского Союза в западногерманских правительственных заявлениях и школьных учебниках истории»990. Проанализировав шесть учебников, изданных в ФРГ в 1970–1972 гг, автор пришел к выводу, что лишь в одном из них (Й. Хоффмана и Ф. Балля — «Зеркало времен. От русской революции до современности»991) наличествуют «относительно сбалансированные» оценки советской истории. В своей работе он привел любопытное сравнение: при характеристике внешнеполитических целей двух главных соперников в холодной войне на долю СССР приходится 96% негативных оценок и только 4% — позитивных, в то время как на долю США, напротив, — 98,2% позитивных и 1,8% негативных992. Автор цитирует многочисленные высказывания авторов учебников о «красном терроре» и бедствиях, которые испытывало население в результате политики большевиков, и лишь одно — с «несколько более взвешенным» описанием индустриализации и коллективизации. Приведем его в полном виде: «С осуществлением первого пятилетнего плана (1928–1932), за которым последовали другие, началось построение советской индустрии. Применявшиеся при этом методы планирования и управления всеми хозяйственными процессами из государственного центра создали специфичную систему экономики, “центрально управляемое хозяйство советского типа”… Система эта, однако, сделала возможным 989 См., в частности: Bienko G., Jockers K. J., Steinfeld E., Stuckmann H. Schulbücher auf dem Prüfstand. Antikommunismus, Antisowjetismus und Revanchismus in Lehrbücher der Bundesrepublik. Dokumentation und Kommentare. Frankfurt am Main, 1972; Kühnl R. (Hg.). Geschichte und Ideologie. Kritische Analyse bundesdeutscher Geschichtsbücher. Reinbeck bei Hamburg, 1973; Lißmann H. J. , Nicklas H., Ostermann Ä. Feindbilder in Schulbücher // Friedensanalysen 1, Frankfurt am Main, 1975. S. 37–62; FüllbergStolberg C. Die Darstellung der UdSSR in Geschichtsbücher der BRD. Eine empirische Inhaltsanalyse. Göttingen, Zürich, 1981. 990 Mayr G. Vorurteile und Stereotypen im Kalten Krieg am Beispiel des SowjetunionBildes in westdeutschen Regierungserklärungen und Schulgeschichtsbüchern. Salzburg, 1996. 991 Hoffmann J., Bahl F. Spiegel der Zeiten. Bd. 4: Von der Russischen Revolution bis zur Gegenwart Frankfurt am Main, 1970. 992 Mayr G. Op. cit. S. 50.

Глава 1. История СССР / России XX в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии

543

сконцентрировать все ресурсы народного хозяйства на определенные выделенные центром проекты. Это было особенно важно ввиду тех условий, в которых проводилась индустриализация: почти полное отсутствие капитала, сосредоточение массы рабочей силы на селе, огромные пространства и расстояния… Наряду с индустриализацией проводилась коллективизация сельского хозяйства. Экспроприация крестьян, которые ранее находились в привилегированном положении, и сосредоточение их в крупных коллективных хозяйствах было призвано облегчить механизацию сельского хозяйства и высвободить рабочую силу для новых отраслей промышленности»993. В описании Великой Отечественной войны, как можно судить по той же работе Г. Майра, господствует схема, сводящая причины поражения вермахта к природно-климатическим факторам. Он приводит как типичный следующий отрывок из учебника «Становление истории. История нового времени до современности»: «В середине слишком поздно начатого наступления на русскую столицу (3.10) наступил период распутицы. Танки, орудия и обозы тонули в непролазной трясине, а когда через несколько дней наступило похолодание и немецкие танки снова смогли двигаться, температура упала уже к концу ноября до 30 градусов и ниже. Моторы не заводились, затворы винтовок и пулеметов, замки орудий примерзали. Снабжение из тыла прекратилось. Немецкие войска никоим образом не были подготовлены к этой русской зиме… 6 декабря элитные сибирские дивизии, наилучшим образом оснащенные для зимней войны — в меховых полушубках, ватных брюках и валенках, — перешли под Москвой в успешное наступление и вынудили немецкие войска отступить»994. В трактовках послевоенной истории Майр также выделяет примеры далеких от научного подхода, а порой и наивных суждений — в частности, о Хрущеве: «Будучи по происхождению сельскохозяйственным рабочим, он искал и находил поддержку со стороны масс, однако из-за своей крестьянской внешности (!) и импульсивных действий подвергался критике со стороны специалистов(!)»995 Общий вывод Майра категоричен: в западногерманских учебниках 50–60-х гг. образ Советского Союза — это образ «противника в холодной войне», он «отражает предвзятые суждения и стереотипы холодной войны»996. 993

Hoffmann J., Bahl F. Op. cit. S. 72, 74. (Цит. по: Mayr G. Op. cit. S. 60.) Engl J., Grünke G., Kistler H., Rost S. Geschichtliches Werden. Bd. 3. Geschichte der Neuzeit bis zur Gegenwart. Bamberg, 1971. S. 222. (Цит. по: Mayr G. Op. cit. S. 61.) 995 Tenbrock R. H., Goerlitz E., Grütter W. Zeiten und Menschen. Bd. 2. Die Geschichtliche Grundlagen der Gegenwart, 1766 bis heute. Paderborn, 1970. (Цит. по: Mayr G. Op. cit. S. 69; восклицательные знаки в скобках принадлежат австрийскому автору, что показывает его отношение к цитируемым высказываниям.) 996 Mayr G. Op. cit. S. 74. 994

544

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

Насколько изменились эти трактовки в наше время, после окончания холодной войны? К сожалению, нам не удалось обнаружить исследования новейшей учебной литературы ФРГ и Австрии, аналогичного тому, что предпринял Г. Майр в отношении западногерманской литературы 50–60-х гг. (включая, собственно, и начало 70-х). Автору этих строк пришлось поэтому заняться самостоятельным поиском, отбором и анализом соответствующих источников. К счастью, ему удалось обнаружить весьма представительную подборку немецких учебников в предназначенном для учителей зале Исторической библиотеки в Москве, а также некоторые образцы австрийской учебной литературы в фондах Национальной библиотеки в Вене, где он имел возможность работать в ходе научной командировки в августе 2010 г. Хотелось бы по этому поводу выразить благодарность сотрудникам этих библиотек, без помощи которых написание этой статьи было бы вряд ли возможным.

Австрийские учебники Главным объектом анализа были выбраны два учебника по предмету «История и обществознание / политическое образование» для 7-го класса средней общеобразовательной школы: «Образы времени: от конца Первой мировой войны до современности» (№ 1)997 и «Вчера — сегодня — завтра. Учиться у истории: XX век» (№ 2)998. Оба они изданы в первом десятилетии ХХ века и соответствуют утвержденным Министерством образования, науки и культуры учебным планам (соответственно 2002 и 2004 гг.). Для сравнения использовались (в значительно меньшей мере) два изданных ранее учебника для среднетехнических учебных заведений — «Современная история» (№ 3)999 и «Австрия и мировые события» (№ 4)1000. Все эти учебники схожи по внешнему виду (большого формата, в мягкой обложке, примерно 150–200 страниц), богато иллюстрированы, снабжены отрывками из первоисточников, научно-исторических трудов и статей из современной прессы, в них имеются контрольные вопросы и задания для самостоятельной работы, указатели, библиография и т. д. Приведем в сравнении структуру выбранных нами основных учебников: 997 Anton Wald, Eduard Staudinger, Alois Scheucher, Josef Scheipl , Ulrike Ebenhoch. Zeitbilder 7. Vom Ende des Ersten Weltkriegs bis in die Gegenwart. Wien, 2005. 998 Oskar Achs, Manfred Scheuch, Eva Tesar. Gestern — Heute — Morgen. 7. Klasse. Aus Geschichte Lernen. Das 20. Jahrhundert; Wien, 2005. 999 Christian Sitte, Josef Maderner. Zeitgeschichte. Lehr- und Arbeitsbuch. Wien, 1999. 1000 Anton Ebner, Franz Heffeter. Österreich und das Weltgeschehen. Wien, 1993.

Глава 1. История СССР / России XX в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии

№1 5 разделов 1. Межвоенное время — переломы и кризисы (8 глав) 2. Австрия — Первая Республика (8 глав) 3. Националсоциализм и Вторая мировая война (8 глав) 4. Мировая политика после 1945 г. (11 глав) 5. Социальное разнообразие мира (6 глав) За каждым разделом следует подраздел «Практикум политического образования», где раскрываются такие понятия, как «демократия», «идеология», «права человека» и т. д.

545

№2 6 разделов 1. Между войнами: развитие и конфликты (6 глав) 2. Австрия. 1918–1938 (7 глав) 3. Фашизм и Вторая мировая война (6 глав) 4. Эпоха конфликта Восток — Запад (7 глав) 5. Деколонизация и конфликт Север — Юг (5 глав) 6. Первые 50 лет Второй Республики (7 глав) За каждым разделом следует подраздел «Понятия и даты», в которых представлен, в частности, иллюстративнонарративный материал.

Истории СССР / России посвящены: Раздел 1 Глава 2 («Россия: от царизма к советской власти»), § 4 («Сталинизм — режим насилия в Советском Союзе»); глава 8 («Диктаторские системы в Европе»)

Раздел 1 Глава 2 («Революция в России») с двумя (полностью) приложениями: «Путь Ленина к диктатуре» и «Коммунистический Интернационал»

Раздел 3 Фрагменты главы 6 («Вторая мировая война»)

Раздел 3 Фрагменты главы 5 («Вторая мировая война»)

Раздел 4 Фрагменты глав 2 («Развитие холодной войны»), 3 («Закрепление блоков»), 4 («Размягчение блоков»), 5 («Кризисы эпохи конфликта Восток — Запад») Глава 6 («От Советского Союза к СНГ») с параграфами: «От сталинизма к гласности» и «Советский Союз распадается»

Раздел 4 Фрагменты глав 2 («Раздел мира»), 3 («США и СССР — две сверхдержавы»), 5 («Крах коммунистической системы»)

Ниже следует параллельный текст тех глав обоих базовых учебников, которые посвящены предистории и истории российских ре-

546

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

волюций начала ХХ в. Выбор их для воспроизведения был обусловлен тем соображением, что в учебнике № 1 это первая из двух глав, целиком посвященных нашей истории, а в учебнике № 2 — первая и единственная такая глава, причем именно в них впервые в достаточно отчетливом виде нашли свое выражение те концептуальные характеристики, на основе которых освещается история нашей страны последующих периодов. При переводе главы из учебника № 1 ради экономии места сделаны купюры там, где текст не представляет интереса с точки зрения анализа авторской концепции. Опущенные фрагменты отмечены отточиями. В случаях, когда такие купюры нарушают логику изложения, курсивом дается краткий пересказ опущенного текста. Перевод главы из учебника № 2, более компактной по объему, приводится в полном виде, без купюр. Наиболее явные фактические ошибки и неточности в текстах отмечены вопросительным знаком в скобках. №1 Россия — отсталая аграрная страна Большевистская революция 1917 года и захват власти в России коммунистами являются одними из важнейших исторических событий XX века. Предпосылки и причины этого коренятся в многочисленных неразрешенных кризисах, которые назревали в царской России еще за десятилетия до революции. Хотя Россия с XIX века входила в число пяти великих европейских держав, она оставалась и в XX веке отсталой в социальном и экономическом отношении страной. Более трети населения было неграмотным… Социальная структура России обнаруживает черты позднего феодализма. Экономическая власть находилась в руках небольшого слоя крупной буржуазии и располагавшего многочисленными привилегиями дворянства… Крестьяне получили, пр авда, некоторые личные свободы, но две трети земель из-за половинчатых реформ оставались во владении по-

№2 Перед Первой мировой войной Россия была под самодержавной властью царя и неповоротливой коррумпированной бюрократии, которая главным образом происходила из среды дворян, помещиков. В экономическом отношении Россия была отсталым аграрным государством: индустриализация в городских центрах только начиналась. Царская империя в кризисе Глубокие социальные противоречия в обществе — а в многонациональной России к ним добавлялись и конфликты на национальной почве — вызывали движения протеста. Участники их подвергались кров авым пр еследов аниям со стороны правителей и вынуждены были поэтому действовать в подполье или из-за рубежа. Среди противников царского режима образовались три группы. «Народники» требовали прежде всего улучшения положения кресть-

Глава 1. История СССР / России XX в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии

мещиков. Высокие налоги и большой прирост сельского населения (1860 — около 50 млн, 1900 — около 100 при общей численности в 130 млн) обостряли борьбу крестьян за свое существование. Следствием было массовое обнищание и возникновение сельского пролетариата. Отсталость России проявилась и в том, что там относительно поздно началась индустриализация (с 1870 г.). Развитие крупной промышленности в некоторых частях страны (Москва, Петербург, Баку, Донецкий бассейн, Польша) шло при усиливающемся участии иностранного капитала. К 1900 году фабричные рабочие составляли около 3% всего населения (из приведенной на той же странице диаграммы следует, что промышленных рабочих в 1913 г. было около 2%). Условия их существования были настолько жалкими, что это привело к возникновению пролетариата, который мог уже представ-лять угрозу для правительства. Политические партии против царизма Со второй половины XIX века в России стали создаваться политические группы различных направлений. Некоторые выдвигали либеральные идеи, другие имели социалистические и/или анархические представления. Общим у них была борьба против царизма. Участники этих групп, преимущественно молодые дворяне, сыновья священников и буржуа, почти все происходили из «интеллигенции» (т. е. интеллектуалов, т. е., к примеру, студентов, учителей, лиц свободных профессий). Самую большую партию представляли социал-революционеры. Это были

547

ян и стремились вернуть старые «добрые» времена. Анархисты намеревались сломать систему путем индивидуального террора и создать общество без властных структур. Социал-демократы России представляли интересы рабочих и опирались на идеи Карла Маркса. Образование российской социалдемократии произошло в 1893 г. (? — А. Ф.), параллельно (? — А. Ф.) возникла и группа «профессиональных революционеров». В 1903 г. на съезде в Лондоне партия раскололась на две группы — тех, кто ориентировался на реформы (они получили название «меньшевиков») и революционеров (названных «большевиками»). Во главе большевиков-радикалов встал Ленин. Это был сын чиновника, брат которого был казнен за участие в заговоре против царя, его настоящее имя было Владимир Ильич Ульянов. В сибирской ссылке он взял себе псевдоним Ленин (от названия реки Лены) и вскоре совершил побег за границу. Слабость царской системы отчетливо проявилась в ходе войны с Японией, которая завершилась в 1905 г. уничтожением российского восточного флота в битве при Цусиме. Вследствие этого поражения в России разразилась революция (1905). После того как в столице Санкт-Петербурге царские казаки жестоко расправились с мирной демонстрацией, в городах начались стачки и покушения, на селе крестьяне поджигали усадьбы помещиков. В конечном счете царь Николай II объявил о предоставлении гражданских свобод и созыве парламента (Думы). Введенное поначалу всеобщее избирательное право привело к созданию

548

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

умеренные социалисты, они выступали за индивидуальное или коллективное пользование земельными угодьями и потому находили поддержку со стороны крестьян… В 90-е годы в Москве и Петербурге возникли первые марксистские группы. К числу их активных участников принадлежал молодой адвокат Владимир Ильич Ульянов, взявший себе псевдоним Ленин… Представители различных социалистических групп основали в 1898 году «Российскую социал-демократическую рабочую партию». Делегаты были почти сразу арестованы. Поэтому с этого момента партия действовала в подполье и за границей. Новая революционная партия Ленина Ленин и прочие члены партии с 1900 года вели свою работу на территории Германской империи и поддерживали оттуда контакт с русским подпольем. Со времени II съезда русских социал-демократов в Лондоне (1903) они стали называть себя большевиками. Численно намного большей группой были меньшевики, которые представляли социал-демократические идеи. Большевистская партия вплоть до 1914 года оставалась маловлиятельной силой (около 24 тыс. членов в 1917 г.). Далее следует характеристика ленинского учения о «партии нового типа», причем отмечается, что: «Ленин, в противоположность Марксу и Энгельсу, считал, что не социально-экономическое развитие общества, а благоприятная политическая ситуация определяют момент начала революции». (Следует вр езка, где ученику предлагается ответить на вопрос

парламентского большинства из радикалов, после чего царь изменил избирательный закон и таким образом лишил оппозицию всякого влияния. Февральская революция Первая мировая война вновь обнаружила внутреннюю неустойчивость царского государства. Случавшиеся порой военные успехи достигались лишь массированным применением живой силы. После того, как в 1916 г. наступление генерала Алексея Брусилова на Карпаты закончилось неудачей, моральный дух российской армии сильно упал. Общее недовольство проникло и в правящие круги, не в последнюю очередь из-за того, что царская семья отдалась в руки знахарямонаха Распутина. Тот заявлял, что может вылечить от болезни крови на-следника престола, и вмешивался в политику. Распутин был убит офицерами из свиты царя. 26 февр аля 1917 г. (по действовавшему тогда в России юлианскому календарю; по нашему — 8 марта) в столице, переименованной в Петроград, начались стачки и волнения. Войска перешли на сторону восставших. Оппозиционные партии (буржуазные группы, типа вышедших из числа народников социалреволюционеров, а также часть социал-демократов) образовали временное правительство (? — А. Ф.). Царь вынужден был отречься. Россия стала республикой. Франция и Англия поддержали это новое республиканское правительство, поскольку оно показало свою решимость продолжать войну против центральных держав.

Глава 1. История СССР / России XX в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии

549

об основных проблемах, имевшихся Рабочие, однако, особенно на крупных предприятиях в Петрограде и в царской России.) Москве, где образовались «советы», в которых по большей части домиРеволюции свергают царя Проигранная война с Японией нировали большевики, выражали (1905) привела к первой революции, по-прежнему свое недовольство. в которой приняли участие все Солдаты на фронте устали от войны социальные группы, особенно и стремились домой, крестьянские рабочие, которые впервые в ис- массы требовали коренной земельтории стали избирать в городах ной реформы. своих представителей (советы). Германское верховное командоКогда забастовочное движение уже вание по-своему использовало эту грозило перерасти во всеобщую ситуацию: оно организовало перестачку, а Московский совет призвал возку в пломбированном вагоне к вооруженному восстанию, царь из швейцарской эмиграции вождя отдал приказ кровавым путем большевиков Ленина с его ближайподавить революцию. Он вынужден шим окружением через Германию был, однако, объявить о введении и Швецию. Оттуда он проник в наконституции, согласно которой ходившуюся тогда в составе России предусматривалось создание народ- Финляндию и взял на себя руконого представительства — Думы. водство революционным движеПоскольку большинство в ней было нием. Он потребовал передачи в оппозиции к правительству, царь государственной власти советам путем ряда мер парализовал дея- («Вся власть Советам»), незамедлительного окончания войны и разтельность Думы. Оппозиционные дела земли между крестьянами. силы были подавлены, советы распущены. Октябрьская революция: захват В ходе Первой мировой войны власти большевиками плохо обученная крестьянская по Последнее наступление, которое составу российская армия терпела буржуазное российское правительпоражения. Снабжение было на с т в о п о о б е щ а л о со ю з н и к а м , грани краха, население городов кончилось провалом. Немцы и голодало… 25 февраля (по старому австрийцы продвигались вперед, юлианскому календарю) 1917 г., как на фронте происходили братания и в 1905 г., войска получили приказ межу солдатами воюющих армий. стрелять по безоружным демон- Российскому премьеру Александру странтам. Однако они не повинова- Керенскому пришлось не только лись и присоединились к народу. обороняться против мятежа приверЧерез два дня управление государ- женцев царя, но и противостоять ством взяло в свои руки образован- агитации большевиков. Большеное из либеральных дворян и вики вначале поддержали Керенкрупных буржуа Временное прави- ского, но затем Ленин посчитал, тельство… (Советы) поначалу что пришло время для организации предоставили этому Временному путча против правительства. В лице правительству право руководить Льва Троцкого он нашел способстраной. ного военного организатора. 25 ок-

550

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

Другого мнения по этому поводу был Ленин, который в апреле 1917 года вместе с примерно 30 функционерами благодаря помощи германского верховного командования был в салон-вагоне доставлен в Петербург из своей швейцарской эмиграции. Далее следует характеристика апрельских тезисов Ленина: Республика Советов вместо парламентарной республики, никакой поддержки Временному правительству, а также требование окончания войны. Одновременно он требовал: отчуждения и огосударствления крупного землевладения; контроля и распределения всей продукции со стороны рабочих советов; ликвидации полиции и армии. Большевики отныне называли свою партию «Коммунистической», ее ближайшей задачей было установление «диктатуры пролетариата»… Далее приводится во врезках цитата из «Государства и революции», где речь идет о необходимости диктатуры на время «переходного периода» к коммунизму и «ограничении свободы для угнетателей». Ученику предлагаются вопросы: «Как долго длился этот “переходный период” в Советском Союзе? Каких общественных групп коснулись ограничения свобод?» После этих врезок следует краткое описание Октябрьской революции и первых шагов Советской власти: Большевики требовали немедленного окончания «империалистической войны». Новое Временное правительство намеревалось, однако, продолжать войну «до победного конца» на стороне держав Антанты.

тября 1917 г. (7 ноября по нашему календарю) большевики подняли восстание в Петрограде и с помощью перешедших на их сторону войск взяли штурмом Зимний дворец, резиденцию правительства. Керенский бежал на запад (? — А. Ф.). На следующий день власть в государстве взял на себя «Совет народных комиссаров» под руководством Ленина. Новое правительство обнародовало «Декрет о мире», который призывал все воюющие государства к немедленному перемирию и к «пролетарской мировой революции». Согласно «Декрету о земле» безвозмездно ликвидировалось право собственности помещиков и православной церкви. Затем последовала отмена частной собственности на средства производства (в промышленности и в банковской сфере). Через несколько дней было объявлено о предоставлении права на самоопределение национальностям Российской империи. Хотя Ленин с его четко выраженным стремлением к миру и к передаче земли крестьянам выражал общее настроение населения, он не имел за собой поддержки большинства. Это проявилось, когда состоялись выборы в Учредительное собрание, проведение которых обещал еще Керенский. Из 36,2 млн голосов 62% получили социал-революционеры и социалдемократы (меньшевики), 25% — большевики и 13% — остальные партии. Н е п ожел а в п р и з н а т ь в о т у м избирателей, Ленин приказал своей «Красной Армии» (? — А. Ф.) разогнать «учредилку», сославшись при этом на то, что советы уже взяли в

Глава 1. История СССР / России XX в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии

25 октября 1917 года… когда в Петербурге открылся всероссийский съезд советов, большевики нанесли свой удар: расположенные в Петербурге войска под руко-водством Троцкого вместе с Крас-ной гвардией (вооруженными отря-дами рабочих) заняли стратегически самые важные пункты и начали штурм Зимнего дворца, резиденции правительства. Премьер-министр — эсер Керенский бежал в располо-жение действующей армии, большинство министров было арестовано. Далее дается без комментария характеристика первых трех декретов советской власти — о мире, о земле и о «правах народов России» (имеется в виду Декларация прав народов России). Отмечается, что: До конца 1918 г. был издан еще ряд постановлений: об огосударствлении промышленности и торговли, национализации банков, отделении церкви от государства, введении бесплатного школьного образования. Путь к единоличному господству большевиков В начале параграфа говорится с явным неодобрением о роспуске Учредительного собрания и создании ЧК, которая: …могла выносить смертные приговоры и посылать людей в лагеря принудительного труда… Вслед за жестоким Брест-Литовским миром… последовало начало Гражданской войны. Граж данская война и военный коммунизм Монархисты (царские офицеры, помещики) и буржуа (фабриканты, банкиры), как, впрочем, и умеренные социалисты (? — А. Ф.) с

551

свои руки власть в стране. Так зародилась коммунистическая диктатура (январь 1918 г.). В результате разразилась ужасающая Гражданская война, которая глубоко потрясла всю страну. «Красные» (большевики) сражались против «белых» — коалиции приверженцев царя и противников большевиков, которой оказали поддержку войска союзников. Большевики намеревались осуществить свое обещание о выходе из войны. Заключение мира было им нужно еще и для того, чтобы иметь свободные руки против внутренних врагов в Гражданской войне. Сепаратный мир соответствовал также интересам центральных держав, которые хотели перебросить все свои силы для решающей битвы на Западе. Кроме того, их все больше беспокоила проблема коммунистической агитации среди собственных уставших от войны солдат и голодающего населения в тылу, агитации, которая находила благоприятную почву. После того как Антанта отвергла предложение Троцкого о заключении всеобщего перемирия, советское правительство в декабре 1917 г. заключило перемирие с Германией и ее союзниками… (с. 12–13). На следующих двух страницах представлена подборка плакатов: («Да здравствует авангард революции — Красный Флот» и «Тов. Ленин очищает землю от нечисти», репродукций (М. Шагал — «Война дворцам»), фотографий (голодающие в 1921 г.), текстов (Троцкий, Нольте, Леонхард). Ученику предлагаются вопросы: «Какие различия имеются между февральской и октябрьской революциями?

552

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

лета 1918 года стали пытаться путем вооруженной контрреволюции свергнуть власть советов. Эти «белые армии», образовавшиеся по большей части из бывших войск царя (? — А. Ф.), нашли поддержку со стороны США, Великобритании, Франции и Японии, которые со своими войсками с разных сторон вторглись в Советский Союз (? — А. Ф.). Однако поскольку союзные войска не имели никакой общей стратегии, то из этой Гражданской войны (1918–1920 годов) организованная Троцким Красная Армия после первоначальных неудач вышла победительницей. Кроме того, не только рабочие, но и крестьяне отвергали политику «белых»: те не признавали раздел земли и также применяли террор для утверждения своей власти… Ленинская новая экономическая политика Стимулом к отходу от военного коммунизма ст ало в о сст ание кронштадтских матросов… Крестьяне отныне могли сами продавать половину своих продуктов, вместо обязательных поставок были введены налоги, мелкая торговля и легкая промышленность были отчасти реприватизированы. К инвестированию в советские республики стали приглашать иностранные фирмы (как, например, Форда с его гигантским тракторным заводом)… За несколько лет российская экономика благодаря этой «смешанной системе» оправилась настолько, что, по крайней мере, смогла достичь довоенного уровня. Образованный в 1922 г. СССР (Союз Сов етских Социалистических Р е с п у б л и к ) п о в ел а к т и в н у ю внешнюю политику. Он добился

Почему большевики поначалу нашли б ольшую поддержку у населения? Почему коммунисты считали себя международной партией? Как большевики обосновывали свой разрыв с социал-демократами?» Предлагаются также два «проекта», т. е. задания для самостоятельной работы: «Путч — революция — контрреволюция: общее и различия» и «Программы и их воплощение в политике» (с. 13–14)

Глава 1. История СССР / России XX в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии

553

признания со стороны почти всех европейских государств и укрепил новые дипломатические отношения заключением ряда торговых договоров. Партия — единый монолит Х партийный съезд (1922 г. (? — А. Ф.)) принял важное решение: от-ныне каждому, кто высказал бы мнение, отличное от мнения партийных верхов, грозило исключение из партии… К моменту смерти Ленина в 1924 г. прежняя партия профессиональных революционеров превратилась в руководимый бюрократией единый монолит (с. 11–14)

Освещение последующего периода советской истории в обоих учебниках (соответственно на с. 34–36 и 24–25) различается прежде всего структурой. В первом изложение построено по схеме: коллективизация1001, индустриализация1002, террор и культ личности1003, а во втором вначале идет параграф о создании СССР (в учебнике № 1 об этом есть лишь краткое упоминание в предыдущей главе), затем о победе Сталина в борьбе за власть (в этом же параграфе очень коротко говорится об индустриализации1004), а самая объемная посвящена истории «трех волн чисток», под которыми понимаются гражданская война, коллективизация и «расправа 1001 Приводится цифра «11 млн погибших» в результате «сталинистской аграрной политики», причем до этого делается попытка как-то объяснить размах репрессий: «Крестьяне, прежде всего кулаки (средний слой крестьянства), сопротивлялись коллективизации: они поджигали урожай и убивали скот». 1002 Наряду с тезисами об ухудшении материального положения населения и росте социального расслоения отмечается, что «создание промышленных центров на Урале и в Сибири в период Второй мировой войны дало важное стратегическое преимущество». Цитируется ленинский лозунг: «Коммунизм — это советская власть плюс электрификация» (с. 35). 1003 Соответствующий параграф («Показательные процессы — чистки и террор») начинается 1934 годом, в котором выделяются два события: «Сталин издал закон, обязывающий родителей и детей доносить друг на друга» и «Один студент (? — А. Ф.) убил ленинградского партийного секретаря». 1004 Каких-либо фактов или цифр, в отличие от первого учебника, не приводится, зато констатируется: «Развитие советской промышленности не только предотвратило распространение на СССР мирового экономического кризиса, но и усилило симпатии к коммунизму у многих рабочих в Центральной и Западной Европе» (с. 25).

554

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

(Сталина) с прежними сподвижниками»1005. Таким образом, если в учебнике № 1 факт сталинских репрессий отделяется от феноменов индустриализации и коллективизации, то в учебнике № 2 феномен террора подается как главная и постоянная черта советской истории с самого ее начала, которой подчинены все остальные события и факты. Внешняя политика СССР периода 20–30-х гг. в первом учебнике не освещена вовсе, во втором упоминается лишь о поддержке СССР испанских республиканцев (она объясняется желанием Сталина оправдать свою политику как направленную на защиту от угрозы со стороны гитлеровской Германии) и о «пакте Гитлера — Сталина» (ученику дается понять, что сближение с гитлеровской Германией было давней целью Сталина, достижение которой стало возможным после того, как он устранил «всех своих врагов»). История Великой Отечественной войны в обоих учебниках представлена лишь фрагментарно, главное внимание уделено событиям на других фронтах Второй мировой войны. В учебнике № 1 (раздел 3, глава 6, § 6.2 под названием «От поворота в войне до тотального поражения») имеются подпараграфы «Война на уничтожение против Советского Союза» и «Преступления СС и вермахта» (с. 90–91). В первом очень кратко упоминаются битвы под Москвой (причины поражения — «ранняя зима» и нежелание Японии нападать на СССР, что позволило перебросить с Дальнего Востока «сибирские дивизии») и под Сталинградом (упоминается, что из 100 тыс. попавших в плен немцев «только около 6000 вернулись обратно после войны»). Во втором аргументированно разоблачается миф, согласно которому массовым террором на оккупированной территории занимались только эсэсовцы, а вермахт сохранил свою «чистоту». Численность потерь Красной Армии определяется в 13 млн 600 тыс. человек, а германской — в 4 млн 200 тыс., из них 230 тыс. австрийцев (с. 94)1006. При довольно корректном в целом описании военных событий авторы этого учебника не избегают отдельных ошибок, например в подпараграфе «Конец войны в Европе»: 1005 Авторы весьма вольно обходятся с количественными показателями: «Перед Второй мировой войной в тюрьмах и лагерях НКВД находилось около 8 млн человек разных социальных категорий, и еще 6 млн было в трудовых лагерях в Сибири… В результате “чисток”, “индустриализации сверху” и массового распространения принудительного труда изменилась социальная структура Советского Союза. Численность занятых в промышленности увеличилась с одной шестой (в 1913 г.) до трети населения (1937 г.)…» (с. 25). 1006 Ранее приводилась цифра «247 тыс. павших или пропавших без вести австрийцев» (учебник № 4, с. 76).

Глава 1. История СССР / России XX в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии

555

«Когда советские войска захватили Берлин, Гитлер застрелился в своем бункере… До этого он назначил своим преемником адмирала Дёница. 9 мая 1945 г. тот подписал заявление о капитуляции Германии (? — А. Ф.)» (с. 94). Помимо неверной информации о том, кто подписал акт о безоговорочной капитуляции с немецкой стороны, отсутствуют сведения о том, кто принял эту капитуляцию со стороны союзников и где происходило данное событие. В учебнике № 2 история Второй мировой войны, включая ее предысторию, излагается крайне лаконично — всего на двух страницах (в учебнике № 1 соответствующий объем текста больше примерно в 10 раз). Касательно войны с Советским Союзом упоминается только о поражении немцев под Сталинградом, в результате чего «1942 год в Европе стал поворотным пунктом в военных событиях» (поворотным пунктом войны в Азии называется победа американцев в битве за Мидуэй). О военных потерях дается следующая информация: «Война стоила жизни 55 млн человек, причем половина из них были гражданские лица. Советский Союз потерял около 20 млн человек, Польша и Германия — каждая около 6. Национал-социалистами было уничтожено свыше 6 млн евреев» (с. 77). В учебнике № 1 (правда, в следующем разделе, посвященном периоду после 1945 г.) приводятся другие цифры военных потерь СССР: «По оценочным данным, из жизни ушло по меньшей мере 25 млн» (с. 126). Несколько иные цифры фигурируют в нем (во врезке на той же странице) и в отношении жертв сталинизма: «1930/31: депортация 2 млн. крестьян с сотнями тысяч жертв. 1932/33: около 6 млн жертв голода в результате насильственной коллективизации. 1936–38: «большой террор» привел к вынесению почти 1,4 млн приговоров, причем около 700 000 были казнены… 1934–41: всего в лагерях 7 млн узников. 1941–43: около 600 000 погибло в лагерях. 1953: в лагерях 2,75 млн. узников». (Сообщается, что данные приводятся по «Черной книге коммунизма» 1998 г.) В освещении послевоенного периода оба учебника весьма близки и по содержанию, и по структуре. В обоих случаях вначале следуют главы о международной политике, а затем о внутриполитических событиях. Сравним разбивку на главы и параграфы в соответствующих разделах (в главах, не относящихся к советской / российской истории, разбивка на параграфы не приводится):

556

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

№1

№2

1. Международное право Правила ведения войны и поддержания мира Проблема (их) реализации Всемирный суд для (суверенных) государств? 2. Развитие холодной войны От многополярности к биполярности. «Железный занавес». Политика сдерживания США. План Маршалла 3. Закрепление блоков Уход Югославии СЭВ и НАТО «Отбрасывание» и «мирное сосуществование» Варшавский пакт 4. Размягчение блоков Недовольство в разделенном мире «Неприсоединившиеся страны» Германия от «доктрины Хальштейна» к «восточным договорам» СБСЕ Окончание конфликта Восток — Запад 5. Кризисы периода конфликта Восток — Запад Война в Корее (1950–1953) Германия — «яблоко раздора» Суэцкий кризис 1956 г. Кубинский кризис — холодная война грозит стать горячей Афганистан — «Советский Вьетнам» 6. От Советского Союза к СНГ 6.1. От сталинизма к гласности Последние годы Сталина Хрущев стремится к реформам в партии и государстве Реформы в экономике и в обществе Брежнев вновь укрепляет государственную власть Многонациональность и претензия русских на руководящую роль Плановое хозяйство и личное потребление

1. Последствия Второй мировой войны Решения, определившие характер послевоенного периода Основание ООН Раздел Германии Нюрнбергский процесс и денацификация Первые мирные договоры 2. Раздел мира на два блока Конец антигитлеровской коалиции Построение коммунистического блока США создают экономические и политические блоки Изменения в разрешении конфликтов Гонка вооружений и экономические кризисы проводят к окончанию конфликта Восток — Запад 3. США и СССР — две сверхдержавы США — бесспорная сверхдержава СССР — перенапряженная сверхдержава 4. 1968 год: прорыв молодежи 5. Упадок коммунистической системы Советский Союз в кризисе Попытка реформы путем «гласности» и «перестройки» 6. Долгий путь к единству Европы

Глава 1. История СССР / России XX в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии

557

Перестройка и гласность Выборы и новые партии Горбачев стремится демонтировать образы врага Развал экономического базиса 6.2. Распад Советского Союза Новая вспышка национальной проблемы Провалившийся путч ускоряет развал СНГ вместо Советского Союза 7. От «народных демократий» к лозунгу «Мы — народ» 8. США — страна неограниченных возможностей 9. Китай и Япония 10. Конец колониального господства 11. Глобальный мир и «третий мир»

Пересказ конкретных фактов и оценок, содержащихся в соответствующих главах обоих учебников, не представляется возможным из-за недостатка места. В целом можно сказать, что при освещении международных событий в обоих учебниках делаются попытки соблюдать определенный баланс: при резкой критике советской внешней политики отдельные критические замечания адресуются и США, например, за поддержку «диктаторских и коррумпированных режимов» (№ 1, с. 117); при общей положительной оценке плана Маршалла отмечается, что он «соответствовал интересам американских предпринимателей» и «в политическом отношении начал процесс размежевания двух враждебных группировок» (№ 2, с. 88–89). В трактовке внутреннего развития СССР для обоих учебников характерны однозначно негативные оценки, хотя порой можно обнаружить замечания, указывающие на стремление дать более сбалансированную картину послевоенного советского общества. Так, в учебнике № 2 отмечается: «Средний уровень жизни медленно рос… развивался образовательный сектор». Однако к числу «благополучных» членов советского общества авторы относят только три категории : это «верхушка партии, хозяйственных руководителей, армии, деятелей науки и искусства», «рабочие и инженеры на буровых установках (? — А. Ф.) или в Сибири» и группа «новых русских», занимавшихся «торговлей на черном рынке» (с. 127). Особенно жестко описывается советская национальная политика: «Русские выдвигали претензию на руководящую роль среди прочих наций. Они до-

558

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

бились этого в партии, органах управления, в экономике и в армии. Русский язык вытеснял другие языки в школах и в учреждениях. Это приводило к межнациональной напряженности» (с. 126). В учебнике № 1 чаще всего в положительном плане упоминается Горбачев и лишь однажды — Ельцин (в связи с его противостоянием путчистам в 1991 г.). Не упоминается и о роли последнего при ликвидации СССР и образовании СНГ. Нет и упоминания о Беловежском соглашении, отмечается, что СНГ «образовали в АлмаАте 21 декабря 1991 г. ведущие политики 11 советских республик» (с. 129). В учебнике № 2 Ельцин, напротив, упоминается чаще и подчеркивается его решающая роль как в подавлении путча, так и в создании СНГ: «12 республик (без уже объявивших о своей независимости прибалтийских государств) образовали по инициативе Ельцина “Содружество независимых государств (СНГ)”» (с. 101). О встрече в Беловежской пуще, впрочем, и тут не сообщается. Что касается учебников № 3 и 4, то в них советская / российская история представлена в гораздо меньшем объеме. В учебнике № 3, содержащем 13 глав, каждая из которых разделена на 5–10 параграфов, ей отведено только 4 небольших параграфа (2.1 — «Русская революция», 2.2 — «Россия становится Советским Союзом (СССР)», 9.2 — «Советская система господства» и 11.1 — «Конец Советского Союза»); столько же и в учебнике № 4, но в нем 30 глав и свыше 100 параграфов, так что удельный вес советской тематики там еще меньше (для сравнения — специальная глава посвящена «современной истории Африки»). Изложение крайне фрагментарно, особенно в учебнике № 4: об Октябрьской революции и Гражданской войне имеются лишь отдельные упоминания, более подробно рассмотрен период 1924–1939 гг. (2 страницы), событиям на советско-германском фронте посвящено несколько подпараграфов (в общей сложности меньше страницы) в главе о Второй мировой войне, на 2 страницах излагается тема советской внешней политики «послесталинской эры» и, наконец, на полстранице — история «последнего десятилетии СССР». Если говорить о содержательном аспекте, то оба учебника еще в большей степени, чем рассмотренные нами ранее, акцентируют отрицательные черты советского общества. Если привести начальные строки раздела о «русской революции» в учебнике № 3 («Хотя крепостное право было отменено почти полвека тому назад, крестьяне — более 90% населения! — жили в темноте и по большей части нищете. В банках и индустрии господствовали в значительной мере иностранцы, особенно немцы и французы. Представители российского верхнего слоя сохраняли статус феодальных господ. Многие их них имели большие земельные владения, которыми

Глава 1. История СССР / России XX в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии

559

они, как правило, сами не занимались. Они предпочитали жить в Санкт-Петербурге, поближе к царскому двору»), то нетрудно заметить близость к изложению в учебниках № 1 и 2. Даже в очень краткий текст проникают фактические ошибки: после свержения царя «республиканское правительство возглавил социал-демократ Керенский (? — А. Ф.)» (учебник № 3, с. 23), «Октябрьская революция в России усилила коммунистические партии в других европейских странах» (учебник № 4, с. 30), притом что компартии стали появляться только после 1917 г. Что касается истории Второй мировой войны, то учебник № 3 придерживается концепции двух «поворотных пунктов» — в Европе (Сталинград1007) и на Тихом Океане (битвы в Коралловом море и у Мидуэя). В нем отмечается, что «Советский Союз при всей той помощи, которую он получал в виде военных поставок из США, вынужден был вплоть до высадки союзников в Нормандии нести на себе основное бремя ведения военных действий» (с. 78). Менее внятна трактовка учебника № 4: после упоминания о том, что «осень 1942 года принесла с собой перелом в войне», говорится вначале о «битве при Гуадалканале», затем о наступлении англичан под Эль-Аламейном и лишь после этого — о событиях на Восточном фронте: «20 ноября русские части прорвали фронт немцев и их союзников севернее и южнее Сталинграда и окружили 6-ю немец№3

№4

«Наибольшего эффекта на продолжении длительного времени достигла деятельность партизанских групп в России… Особый эффект от действий российских партизанских отрядов в сравнении с партизанами в других странах был связан среди прочего с тем обстоятельством, что от регулярной армии и правительственного центра их отделяла только недалекая линия фронта, так что между ними поддерживался тесный контакт» (с. 82)

«Уже в 1939 г. образовались группы сопротивления в Польше. Начиная с 1942 г. движения сопротивления стали шириться во всех оккупированных вермахтом государствах. Особенно в лесах Советского Союза и Югославии образовались мощные группировки партизан, которые получали снабжение от союзников (? — А. Ф.) по воздуху» (с. 84)

1007 При упоминании о том, что из сталинградского плена вернулись всего 6 тыс. солдат, следует эмоциональная ремарка в скобках: «Из 20 генералов выжили 18!» (с. 78). Учебник № 1, заимствуя цифру вернувшихся из плена, о генералах ничего не говорит.

560

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

кую армию. В конце января 1943 г. остатки 6-й армии вынуждены были капитулировать… Поражение под Сталинградом стоило Германии материальных потерь в масштабе 6-месячного объема военного производства. Из примерно 250 000 человек, оказавшихся в котле, 90 000 попали в плен, остальные погибли или замерзли» (с. 72). Оба учебника отмечают роль партизанского движения в войне, однако акценты делаются разные. Сравним соответствующие отрывки из обоих учебников: Оба учебника большое место уделяют истории движения Сопротивления в Австрии. В учебнике № 3 отмечается попытка его участников наладить взаимодействие с наступающими войсками Красной Армии: «Майору Карлу Соколлу и обер-ефрейтору Кесу удалось вступить в контакт с советским командованием. Таким образом они хотели спасти Вену от участи стать ареной военных действий и подвергнуться разрушению. Эсэсовцы сумели еще до своего отхода (из города) схватить несколько австрийских патриотов и казнить их» (с. 90). Из этого изложения остается неясным, как конкретно выглядел план спасения Вены и был ли он реализован. Учебник № 4 дает более ясную картину, хотя без упоминания конкретных лиц: «Когда в конце марта 1945 г. советские войска приблизились к Вене, одна группа австрийского сопротивления вступила с ними в контакт. Имелся план захватить власть в городе путем переворота и без боя передать его Красной Армии. Акция, однако, была раскрыта из-за предательства» (с. 86). Сравнение между учебниками середины 90-х гг. (№ 3 и 4) и теми, что вышли десятилетием позже (№ 1 и 2), обнаруживает в освещении движения Сопротивления в Австрии любопытную тенденцию: ему уделяется гораздо меньше места, а в соответствующих разделах внимание учеников акцентируется на примерах «ненасильственного протеста», типа отказа от присяги (крестьянин Франц Эгерштеттер) или распространения пацифистских листовок (монахиня Реститута, музыкант Ф. Вильдганс). В качестве иллюстративного материала приводятся портреты этих лиц, к ним добавляются фото повешенных участников группы Соколла, однако нет ни одной фотографии ее руководителя. В учебнике № 2 (с. 75) приводится некое объяснение тому, что на задний план оттесняется история активного сопротивления, в частности деятельности партизан: «Поскольку их (партизан. — А. Ф.) борьба стоила жизни многим ни в чем не повинным людям, ее оценка доныне остается спорной» (там же). Соответственно, в этом учебнике вообще нет ни слова о военном сопротивлении. В учебнике № 1 о группе Соколла и неудаче его плана упоминается, но из контекста следует, что окружения и блокады Вены удалось избежать благодаря тому, что какой-то военный чин убедил Гитле-

Глава 2. Западное университетское россиеведение на рубеже столетий

561

ра в бессмысленности идеи обороны Вены (с. 104). Такой поворот в концепции новейших учебников следует считать явным регрессом. Прогрессом можно считать, с другой стороны, намного большее внимание, уделяемое этой проблеме в более новых учебниках истории СССР / России, и попытки более объективно и сбалансированно подойти к ее анализу (особенно это относится к учебнику № 1). Интересным представляется общий для австрийских учебников методологический подход, при котором национальная и всеобщая история рассматриваются вместе. В большинстве из них ощущается, правда, «австроцентризм» в ущерб освещению истории других стран (исключением является опять-таки учебник № 1). Вместе с тем во всех учебниках наличествуют фактические ошибки, что, видимо, в немалой степени обусловлено тем обстоятельством, что сами их авторы не принадлежат к числу авторитетных специалистов-историков. В текстах нет признаков того, что они подвергались какой-либо научной экспертизе или правке. Известные позитивные их характеристики в плане дидактики и занимательной подачи материала не компенсируют дефицита исторической достоверности и концептуальной целостности.

И. В. Курукин

ГЛАВА 2 ЗАПАДНОЕ УНИВЕРСИТЕТСКОЕ РОССИЕВЕДЕНИЕ НА РУБЕЖЕ СТОЛЕТИЙ В России сейчас обсуждается само понимание россиеведения. Необходимость подобного «тренда» — направления или дисциплины — уже явно назрела, однако не вполне ясно, чем он должен являться — совокупностью наук, изучающих языки, литературу, историю, мировоззрение, культуру народов России или синтезом различных областей знания. В последнем же случае речь идет о «концептуальной дисциплине», понимаемой как «компаративное (сравнительное) страноведение» с последующим «в перспективе выращиванием кустов концепций России»1008; об органическом соединении историософии России, русского языка и литературы 1008 Каганский В. Л. Методологические заметки о современном россиеведении // Кентавр: Методологический и игротехнический альманах. 2004. Вып. 33 // http://circleplus.ru/archive/n/33/8.

562

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

и «философии России»1009 или о научной и учебной дисциплине, которая «посредством комплексного подхода и ряда методов гуманитарного познания призвана решать задачу выявления и раскрытия онтологической сущности российской цивилизации»1010. Преимущественно практическую направленность научных штудий — в виде «формирования благоприятного имиджа России за рубежом и широкой просветительской работы в нашей стране» — выдвигает на первый план недавно появившийся Институт мирового россиеведения и политического консультирования при Политическом консультативном центре РФ1011. В то же время переводные учебные и монографические издания по русской и советской истории с начала 90-х гг. уже не являются редкостью в интеллектуальном пространстве России1012, и 1009 См.: Барулин А. Н., Князев Е. А., Князева М. Л., Чубайс И. Б. Отечествоведение: учебник для старших классов. М., 2004. 1010 Шаповалов В. Ф. Россиеведение как комплексная научная дисциплина // Общественные науки и современность. 1994. № 2. С. 37–46. 1011 http://pkc.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=23&Itemid=46. 1012 См., напр.: Карр Э. Х. История Советской России. Большевистская революция 1917–1923 гг. Кн. 1–2. М., 1990; Бжезинский З. Большой провал: Агония коммунизма // Квинтэссенция: Философский альманах. М., 1990; Верт Н. История советского государства. 1990–1991. М., 1993; Холмс Л. Социальная история России: 1917–1941. Ростов н/Д, 1993; Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993; Он же. Русская революция. М., 1994; Кросс Э. У Темзских берегов: Россияне в Британии в XVIII веке. СПб., 1996; Он же. Британцы в Петербурге. XVIII век. СПб., 2005; Коэн С. Изучение России без России: Крах американской постсоветологии. М., 1999; Ланкур-Лафферьер Д. Рабская душа России. М., 1999; Каппелер А. Россия — многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. М., 2000; Хоскинг Дж. История Советского Союза (1917–1991). Смоленск, 2000; Он же. Россия и русские: в 2 кн. М., 2003; Коллманн Н. Соединенные честью: Государство и общество в России раннего нового времени. М., 2001; Биллингтон Д. Икона и топор: Опыт истолкования истории русской культуры. М., 2001; Он же. Лики России. Страдание, надежда и созидание в русской культуре: С раннего средневековья до наших дней. М., 2001; Малиа М. Советская трагедия: История социализма в России. 1917–1991. М., 2002; Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. М., 2002; Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002; Виртшафтер Э. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. М., 2002; Такер Р. Сталин: история и личность. М., 2006; Франклин С., Шепард Д. Начало Руси: 750– 1200. СПб., 2009; Кип Д., Литвин А. Л. Эпоха Иосифа Сталина в России: современная историография. М., 2009. Чтобы не перечислять огромное количество публикаций, можно ограничиться ссылками на серию “Historia Rossica” издательства «Новое литературное обозрение», в которой представлены монографии российских и зарубежных историков, посвященные малоизученным, нередко запретным ранее темам и рассматривающие их с междисциплинарных позиций, в рамках новых методологических подходов, или недавно открывшуюся серию издательства «РОССПЭН» «Советская история в зарубежной историографии» и масштабный научно-издательский проект этого же издательства «История сталинизма», в рамках которого осуществляются подготовка и издание в России порядка сотни отечественных и лучших зарубежных исследований по истории данной эпохи.

Глава 2. Западное университетское россиеведение на рубеже столетий

563

количество их растет, что даже порождает у иных авторов ощущение опасности «интервенции» западной политической мысли. Однако свободная циркуляция знаний и идей является все же нормой для мирового научного сообщества, да и в нелегком процессе выработки адекватного представления о нашем труднопредсказуемом прошлом полезно прибегнуть к чужим суждениям и толкованиям — пусть и отнюдь не комплиментарным, порой предвзятым и даже недоброжелательным. При этом западная «россика», или “Russian Studies”, по-прежнему представляет собой широкий спектр исследований как в смысле глубины (от академических трудов до популярных статей), так и в смысле разнообразия предметов изучения, включая российскую историю, политику, литературу, язык, философию, музыку, кинематограф, театр, живопись, повседневную жизнь россиян в прошлом и настоящем и многое другое. Не претендуя ни в коей мере на полноту раскрытия данной темы в кратком очерке, можно отметить лишь некоторые характерные черты процесса изучения России в англоязычной (прежде всего американской) исторической литературе, который уже стал предметом изучения в отечественной науке1013. На создание исторических построений в американском россиеведении в последней трети XX в. во многом влияли политологические концепции, прежде всего теория тоталитаризма и сам дух холодной войны, когда многие русисты сформировались как эксперты во время службы в Вооруженных силах и работы в разведке; к тому же до 1958 г. научно-исследовательские поездки в СССР были невозможны. Вполне естественно, что предметом их изучения стали прежде всего российские и советские «верхи» и их политика — правители, войны, история дипломатии, политика Коммунистической партии. В некоторых отношениях данная историография являлась зеркальным отражением тематики официальной советской историографии, но с противоположными оценками и заменой белого цвета на черный и наоборот — так, например, если советская историография подчеркивала неизбежность революции, в либеральной западной историографии велся поиск альтернатив революционному перевороту1014. Однако и в этот период были опубликованы некоторые 1013

См.: Петров Е. В. История американского россиеведения: Курс лекций: учеб. пособие для вузов. СПб., 1998; Пивоваров Ю. С., Фурсов А. И. Россиеведение: на развилке дорог // Россия и современный мир. 2003. № 1 (38). С. 28–42; Лаптева Е. В. Американское россиеведение: стереотипы и мифы. Екатеринбург, 2004; она же. Американское россиеведение: образ России. Пермь; Екатеринбург, 2004; она же. Некоторые характерные тенденции в развитии американского россиеведения 1990-х годов // Отечественная история. 2004. № 2. С. 159–169. 1014 См.: Дэвид-Фокс М. Введение: отцы, дети и внуки в американской историографии царской России // Американская русистика. Вехи историографии последних лет. Советский период: Антология. Самара, 2000. С. 8–9.

564

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

классические труды, такие как «Икона и топор» Дж. Биллингтона и работа А. Вусинича по истории российской науки1015. Период 1970–80-х гг. можно считать временем расцвета ревизионизма и культивируемой им социальной истории, когда историки стремились объяснить историческую траекторию России через призму общественных отношений и социальных факторов: «Там, где “отцы” писали историю “сверху вниз”, “дети” писали ее “снизу вверх”»1016. В работах того времени было характерно повышенное внимание к структуре русского общества, специфике и развитии его слоев и групп. Перемены 1990-х гг. дали возможность западным ученым свободно работать в отечественных библиотеках и архивах, что существенно расширило возможности ученых и способствовало расширению тематики исследований — прежде всего интересу к «закрытым» прежде темам советской истории, к «имперскому пространству» России, изучению истории ее народов. Активизировалось сложившееся несколько ранее такое направление исследований, как политическая транзитология — исследование условий осуществления, путей и методов социальных и институциональных преобразований, связанных с продвижением от автократических, тоталитарных и авторитарных режимов к демократическим способам управления. В этом русле рассматривалась и Россия — как страна, медленно движущаяся по направлению к государству западного типа с соответствующей политической и культурной моделью. Однако разработки транзитологов (в том числе финансовых инвесторов, политиков, государственных деятелей) вызвали критику со стороны профессионалов-русистов за поверхностный подход, произвольный подбор и комбинирование фактов1017. Кроме того, на восприятие российской истории и культуры по-прежнему оказывают влияние сложившиеся в американском обществе стереотипы. Известный американский советолог С. Хантингтон в опубликованной в 1996 г. работе высказывает мнение, что «вера в то, что незападные народы должны принять западные ценности, институты и культуру, является аморальной в своем 1015 Billington J. The Icon and the Axe: An Interpretive History of Russian Culture. N. Y., 1966; Vucinich A. Science in Russian Culture: A History to 1860. Stanford, 1963. 1016 Дэвид-Фокс М. Указ соч. С. 11; Коэн С. Изучение России без России: крах постсоветологии. М., 1999. С. 9. 1017 Более успешной кажется транзитология, как экономическая дисциплина, предметом которой являются проблемы перехода от централизованно планируемой социалистической экономики к рыночной, рассматриваемые в тесной связи с политическими, социокультурными и другими аспектами. См., напр.: Наливкина Н. В. Американская транзитология о переходе России к рыночной экономике // Вестник Томского государственного педагогического университета. Серия «Гуманитарные науки, экономика, право». 2007. Вып. 9 (72). С. 58–60.

Глава 2. Западное университетское россиеведение на рубеже столетий

565

скрытом смыcлe»1018. К сожалению, стереотипные представления о России продолжают иметь место в работах американских исследователей, проявляясь иногда в скрытых формах. Главными чертами русских, по мнению американцев, являются эмоциональность, алогичность мышления, отсутствие рациональности; противоречивое сочетание жестокости, лени, доброты, терпимости, гостеприимства, широты натуры, подозрительности, религиозности, покорности, пессимизма и фатализма1019. Из стереотипов о России как об авторитарной державе на первом месте у американцев стоит тяга к страданию русского народа, который даже способен наслаждаться им. В этом смысле можно считать характерной работу специалиста по русской литературе Д. РанкурЛафферьера1020. Автор этих трудов утверждает, что «русская история дает нам бесчисленные примеры угнетения и унижения достоинства людей» — монголо-татарское иго, церковное и царское всевластье, партийный диктат, власть номенклатуры. Давление авторитарной и патриархальной тенденций выработало тип личности, которая действует, сознательно или бессознательно, против своих интересов: «Важная черта русских... тенденция к самоуничтожению и саморазрушающему поведению. Русские не просто страдают. Они культивируют страдание», — полагает исследователь1021. В итоге, по мнению Ранкур-Лаферрьера, формируется особый, рабский менталитет, бессмысленная жертвенность, глубоко чуждые западному исследователю. Он говорит об особом «языке тела» — насчитанные автором 75 поклонов в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» воспринимаются как символы унижения. В ассоциации Родины с матерью он видит основы эдипова комплекса, что позволяет ему говорить о распространении мужского мазохизма в России. Ситуация видится автором безнадежной: «У меня нет практических рекомендаций... мазохизм крайне трудно поддается лечению в клинических условиях». Тем не менее нет худа без добра, и, по мнению Д. РанкурЛафферьера, «красота мазохизма, как и всякая красота, оставляет след в душе и памяти исследователя этой проблемы»1022. Второе — третье место занимают фатализм и традиционализм русского общества и его культуры. Монотонность жизни России, ее традиционализм и приверженность старым ценностям высту1018 Foreign Affairs. 1996. Vol. 75. № 6. P. 41; Хантингтон С. Запад — уникальный, а не универсальный // Русский исторический журнал. 1999. Т. 2. № 1. С. 291–307. 1019 Лаптева Е. В. Россиеведение: стереотипы и мифы // Высшее образование в России. 2003. № 4. С. 126–131. 1020 См.: Ранкур-Лаферрьер Д. Рабская душа России. Проблемы нравственного мазохизма и культ страдания. М., 1999; Он же. Россия и русские глазами американского психоаналитика: В поисках национальной идентичности. М., 2003. 1021 Ланкур-Лафферьер Д. Рабская душа России. С. 9, 13. 1022 Там же. С. 237.

566

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

пают в глазах западных исследователей важной характеристикой России1023. Языковед Н. Райс указывает на обилие в русском языке слов, определяющих Родину как долгострадающую жертву: «грустная», «несчастная», «бедная», «измученная», «многострадальная», «обманутая», «беззащитная», «всепрощающая». В глазах американского исследователя русское чувство Родины и сама русская культура ассоциируются с несчастной женщиной-жертвой1024. Англичанка Э. Робертс в составленном не без доброжелательности, наблюдательности и чувства юмора «Ксенофобском справочнике по русским» считает, что традиционализм русских проявляется прежде всего в поведении: привычке жить вместе с бабушками, любить детей, животных и быть равнодушным к тем, кто управляет их жизнями1025. Американские же русисты полагают, что склонность русских к традиционализму выливается в ностальгию по патриархальному прошлому. Маститый историк Д. Кип считает, что несомненным признаком ностальгии по прошлому являются издание в России большого количества работ по древнерусскому искусству, коллекционирование предметов старины, возросший интерес к русской религиозной философии; по его мнению, «русские интеллектуалы стали видеть себя неославянофилами и начали оживлять старые дискуссии, которые вели уже не в аристократических салонах, а на кухнях»1026. Однако, согласно выводам отечественных исследователей, в глазах людей Запада жертвенность и покорность парадоксальным образом сочетаются в российской ментальности с уверенностью русских в своей уникальности и верой в особую роль России в мире, что можно считать очередным стереотипом: «Русские верят, что их судьба как нации — спасти мир. Это не имеет ничего общего с революцией. Это нечто, во что они верят с тех пор, как в XVI веке монах Филофей определил Москву как Третий Рим», «а четвертому не быть», — пишет уже цитированная выше Э. Робертс. Из других стереотипов можно отметить враждебность к другим культурам, отсталость, агрессивность, скрытность, замкнутость. Данные стереотипы восприятия в американском россиеведении построены на противопоставлении России Западу. Первая воспринимается преимущественно как страна азиатская. Если провести некоторый контент-анализ, на первом месте по частоте употребления в работах американских исследователей стоит сравнение России с Китаем; на втором — с императорской Японией. Затем 1023 1024

Лаптева Е. В. Россиеведение: стереотипы и мифы. С. 126–131. Ries N. Russian Talk: Culture and Conversation During Perestroika. Ithaca, 1997.

P. 102. 1025

Roberts E. The Xenophobe’s Guide to the Russians. L., l993. P. 13. Keep J. Last of the Empires: A History of the Soviet Union, 1945–1991. Oxford: University Press, 1995. P. 287. 1026

Глава 2. Западное университетское россиеведение на рубеже столетий

567

соответственно идут Оттоманская империя, Византия и Монголия. Р. Дэниелс утверждает, что Россия хотя и расположена в Европе, но никогда не была ее составной частью1027. Соотнесение России с азиатским миром коррелирует с суждениями об исконной отсталости страны. Иногда западные авторы не говорят прямо о том, что Россия (СССР) — азиатская страна, но перечисляют качества, присущие российскому обществу и культуре, характеризующие их как восточные. В работе Э. Берри указываются следующие российские черты: «византийский формализм и ритуализм, восточная духовная покорность», — т. е. те черты, которые невозможны при характеристике ни одной из стран Запада1028. Количество подобных примеров можно без труда увеличить. Однако даже в популярных очерках для широкой публики сейчас можно встретить и попытку понимания «чужой» для западного человека истории. Так, например, профессор Колумбийского университета Маршалл Т. По в небольшой книжке, призванной оценить роль России в мировой истории, смотрит на российский «этатизм» (“statism”) не как на принципиально противоположное европейскому миру явление, а как на единственный ресурс относительного бедного периферийного государства, которое в новое время стало единственной державой, «сумевшей защититься от западного империализма» и успешно модернизировавшей себя — пусть и с автократическим режимом и командной экономикой. Автор скептически оценивает даже распространенное суждение о предрешенности распада Советского Союза: проблему он видит в том, что советская элита сама «потеряла веру в русский путь», в то время как отсутствие внешней угрозы не требовало прежних усилий для мобилизации общества1029. Возвращаясь к более глубоким работам, можно отметить, что традиция сочинения «большой истории» не ушла в прошлое. Фундаментальная «История России» профессора Университета Беркли и президента Американской ассоциации развития славяноведения Николая Рязановского в 1993 г. вышла уже пятым изданием и переведена на разные языки мира. Выпущенная в 2003 г. «История России и русских» известного английского россиеведа, профессора Лондонского университета Джеффри Хоскинга охватывает прошлое и настоящее страны, начиная с восточнославянских племен и заканчивая избранием Президентом Владимира Путина1030. 1027 См.: Швецов B. B. С точки зрения Запада. Зарубежная общественно-политическая мысль об основных (переломных) этапах российской истории XX века. М., 1997. С. 130. 1028 Вепу Е. Transcultural Experiment: Russian and American Models of Creative Communication. Baissingstoke, l999. P. 45. 1029 Poe Marshall T. The Russian Moment in World History. Princeton, 2003. P. 63–64, 89. 1030 См.: Hosking G. Russia and the Russians: A History Cambridge, 2003. Русское издание: Хоскинг Дж. Россия и русские: в 2 кн. М., 2003.

568

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

По замыслу автора, стержнем этого труда стало обоснование тезиса о том, что создание империи препятствовало созданию нации, и имперская государственность в силу различных причин ослабляла национальное чувство, противодействовала ему: «По большому счету, России вообще никогда не было. Была Российская империя, был Советский Союз. Только сейчас, после 1991 года, впервые за всю историю наконец появилась Россия». Усилия, уходившие на сбор налогов и создание армии для нужд империи, требовали подчинения практически всего населения, особенно русских, интересам государства и, таким образом, затрудняли создание общественных ассоциаций, представляющих основу для национального самосознания в гражданском смысле. Строительство государства сделало необходимым заимствование чужой культуры, во многом чуждой традиции. В итоге возникло противоречие между путями «строительства» нации: «сверху» — путем «экономического и культурного патронажа» со стороны аристократии и приобщения подданных к «своему наследию» — и «снизу» — на основе «ценностей и достоинства крестьянской общины». Но «верхи» оказались не способны решить эту задачу, а выражавшая народные чаяния интеллигенция впитала имперскую культуру, но одновременно пыталась порвать с ней. В итоге «в течение XVIII–XIX веков имперское дворянство и крестьянство кардинально расходились в представлениях о власти, культуре и обществе». В настоящее же время происходит бурное и противоречивое создание русской нации. «Если я прав, — полагает Д. Хоскинг, — то выводы для современной России очень глубоки. Если она найдет свой новый образ, новое самосознание как национальное государство среди других национальных государств, то и автократия, и отсталость неизбежно исчезнут»1031. Вторым таким принципиальным тезисом можно считать утверждение, что Россия по разным причинам не имела возможности создать государство на основе институтов и законов, и вместо этого она создала свою государственность на основе личных, т. е. патронажно-клиентских, отношений на разных уровнях власти: «На этой основе была построена грандиозная империя. Но уже к середине XIX века эта система перестала быть эффективной». Самодержавие, по мнению Д. Хоскинга, являлось не признаком «азиатства» России, но было рождено потребностями империи и нуждалось в усилении по мере того, как империя все больше вступала в конфликт с национальным строительством. Однако его «экономическая политика, считавшаяся необходимой для поддержания 1031 Эту же концепцию автор развивал и в предшествующей работе: Hosking G. Russia, People and Empire, 1552–1917. L., 1998. Русский перевод см.: Хоскинг Д. Россия: народ и империя (1552–1917). Смоленск, 2000.

Глава 2. Западное университетское россиеведение на рубеже столетий

569

империи, систематически сдерживала предпринимательский и производственный потенциал народных масс»1032. Помимо указанного, можно отметить недавно вышедший в свет трехтомник «Кембриджская история России» и ряд других обобщающих работ1033, в том числе «Книгу для чтения по русской истории»1034. Появились серьезные работы по такой принципиально важной проблеме, как роль и влияние Золотой Орды в истории России1035. Традиционно исследуются сюжеты, связанные с созданием и развитием имперского пространства1036, бизнеса1037, реформ1038, историографии1039, культуры и искусства1040 в старой России, гендерные исследования1041. С середины 1990-х гг. в россиеведении появляются и новые работы, характеризующиеся отказом от явных идеологических и политических пристрастий. Американское россиеведение, как и историография в целом, в последние десятилетия активно осваивает методы общественных наук — социологии, политологии, социальной антропологии и психологии; наблюдается возросший интерес к локальной истории и микроистории. Современные исследователи считают возможным говорить о формировании нового направления в американском россие1032 См. интервью автора газете «Известия» 2001. 1 авг. // www.whiteworld.ru/rubriki/000108/003/01102605.htm. 1033 The Cambridge History of Russia. Cambridge; New York; Melbourne: Cambridge University Press, 2006. Vol. 1–3; Russia: A History / Ed. by Freeze Gregory. London, Oxford, New York: Oxford University Press, 1997; Waldron P. The End of Imperial Russia, 1855–1917. Basingstoke, 1997. 1034 Reinterpreting Russian History: Readings, 860–1860s / Ed. by Kaiser Daniel H.; Ed. by Marker Gary. New York, Oxford: Oxford University Press, 1994. 1035 См.: Hartog L. Russia and the Mongol Yoke: the History of the Russian

Principalities and the Golden Horde, 1221–1502. London; New York, 1996; Ostrowski D. Muscovy and the Mongols: Cross-Cultural Influences on the Steppe Frontier, 1304–1589. Cambridge, 1998. 1036 См.: Russia’s Orient: Imperial Borderlands and Peoples, 1700–1917 / Ed. by Brower Daniel R.; Ed. by Lazzerini Edward J. Bloomington, 1997; Khodarkovsky M.

Russia’s Steppe Frontier: the Making of a Colonial Empire, 1500–1800. Bloomington, 2002; Longworth Ph. Russia’s Empires: Their Rise and Fall: from Prehistory to Putin. London, 2005. 1037 См.: Grant J. Big Business in Russia: The Putilov Company in Late Imperial Russia, 1868– 1917. Pittsburgh, 1999. 1038 Russia’s Great Reforms, 1855–1881 / Ed. by Eklof Ben. Bloomington, 1994; Reform in Modern Russian History: Progress or Cycleї / Ed. by Taranovski Theodore. Washington, 1995. 1039 См.: Historiography of Imperial Russia: The Profession and Writing of History in a Multinational State / Ed.by Sanders Thomas. Sharpe, 1999. 1040 См.: Stites R. Serfdom, Society, and the Arts in Imperial Russia: the Pleasure and the Power. New Haven; London, 2005; Frame Murray. School for Citizens: Theatre and Civil Society in Imperial Russia. New Haven; London, 2006. 1041 Wagner W. Marriage, Property, and Law in Late Imperial Russia. Oxford, 2001; Gender in Russian History and Culture / Ed. by Edmondson Linda. New York, 2001.

570

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

ведении — «приходе истории культуры на смену социальной истории»1042. При этом необходимо учитывать, что в американской науке в понятие культуры исследователи включают проблемы, связанные с изучением общества, экономики, лингвистики, социальной антропологии и т. д. В рамках данного направления «культура» трактуется в антропологическом смысле — как система ценностей и понятий, а не как «высокая культура». Новая культурная история частично использует методы культурологии, а также других дисциплин: литературоведения, семиотики и культурной антропологии, т. е. занимается по преимуществу вопросами умонастроений, общественной идентификации, бытовой и популярной культуры1043. Здесь, пожалуй, можно выделить работы Шейлы Фицпатрик, выходящие уже вторым изданием, как отличное и всестороннее описание повседневной жизни в сталинском СССР, выполненные в строгой академической манере и без ненужных пропагандистских пассажей. Главной темой ее книг стало влияние государства на обычную жизнь, и понятие «сталинизм» для нее является прежде всего «комплексом институтов, структур, ритуалов, образующих в совокупности среду обитания homo soveticus сталинской эпохи». В итоге эти работы дают не только картину советской повседневности, но и концептуальное исследование социальных мифов (о светлом будущем, об отсталости, о завтрашней войне) той эпохи, которые успешно поддерживали советскую систему и были «частью повседневного опыта каждого человека в 30-е гг. Советский гражданин мог верить или не верить в светлое будущее, но не мог не знать, что таковое ему обещано». Само же это будущее автор определяет как «имперскую мечту, сосредоточенную на овладении географическим пространством и окружающей средой да на цивилизующей миссии в отношении отсталых жителей Советского Союза». В книгах Фицпатрик нашли отражение характерные черты советской жизни, включая развлечения, моды, условия труда, уровень жизни разных слоев общества, систему советских привилегий. Там нет речи о драме «большого террора», но у читателя складывается представление о ненормальности той повседневной жизни, которую чувствовали сами люди того времени1044. О трагических событиях 1937–1938 гг. рассказывает и только что вышедшая монография профессора Университета Карнеги — Мел1042

Дэвид-Фокс М. Указ. соч. С. 17; Лаптева Е. В. Американское россиеведение. 1970–2000 гг.: характерные черты социокультурных исследований: автореф. дис. … д-ра ист. наук. Тюмень, 2005. 1043 См., напр.: Neuberger J. Hooliganism: Crime, Culture and Power in St. Petersburg, 1900–1914. Berkeley, 1993; Adams B. Tiny Revolutions in Russia: Twentieth-Century Soviet and Russian History in Anecdots. New York; London, 2005; Morrissey S. Suicide and the Body Politic in Imperial Russia. Cambridge; New York; Melbourne, 2006. 1044 Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001, 2008; Она же. Сталинские крестьяне: социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М., 2008.

Глава 2. Западное университетское россиеведение на рубеже столетий

571

лон Вэнди Голдмэн. В ее книге речь идет не о советской верхушке, а о поведении рядового человека в условиях развернутой кампании по выявлению «врагов народа» — на конкретном предприятии, в конкретном коллективе. Автор этих строк мог оценить усилия исследовательницы, которой пришлось работать с непривычными источниками — протоколами партийных собраний, документами заводских архивов, многотиражной печатью — постигать трудности советского языка и поведения людей той эпохи. В итоге автору книги удалось проследить, как террор, развязанный сверху, «сползал» вниз через аппарат профсоюзов, поразив на своем пути ВЦСПС, фабричные комитеты профсоюзов и его рядовых членов. Террор повлек за собой массовую панику, изменившую взаимоотношения в каждом советском учреждении, на каждом предприятии. Никто не мог понять критериев, на основе которых выбирались жертвы, как и почему недавние друзья, родственники, знакомые, мужья и жены в один день объявлялись «вредителями» и как спасти себя: «Собрания превратились в “войну каждого против всех”. Никто не мог остаться незапятнанным — от директора завода до мастера цеха и токаря в калибровочном цеху. Набравший такую силу процесс поиска врагов вдохновлял “маленьких людей”, которые выступали против своих руководителей, сделал явным разделение на “маленьких” и “больших”, простой народ и начальников»1045. В качестве несколько более близкого автору этой статьи примера стоит привести развитие такого направления в истории России, которое можно определить как историческую антропологию1046. Еще в 1987 г. известный исследователь российского Средневековья профессор Гарвардского университета Э. Кинан выдвинул тезис о преемственности политической культуры со времен Московской Руси и вплоть до советского режима. В свете его теории генеральный секретарь и Политбюро оказывались «законными наследниками» московских царей и их бояр. Под «политической культурой» автор понимал «комплекс верований, практик и ожиданий, который — в умах русских — придавал порядок и значение политической жизни и… позволял его носителям создавать как основополагающие модели их политического поведения, так и формы и символы, в которых оно выражалось»1047. Своей задачей Э. Кинан поставил описать «фундаментальные черты русской политической культуры» и проследить ее развитие на протяжении пяти столетий — с середины XV до 50–60-х гг. XX в. 1045 Голдман В. Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий. М., 2010. С. 314. 1046 См.: Кром М. М. Историческая антропология: Пособие к лекционному курсу. СПб., 2004 // http://www.countries.ru/library/antropology/krom/index.htm. 1047 Keenan E. Muscovite Political Folkways // The Russian Review. 1986. Vol. 45. P. 115–116.

572

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

Конкретные выводы Э. Кинана (например, о самодержавии, являвшемся на деле не чем иным, как боярской олигархией) оказались несостоятельными, однако автор предложил вместо традиционного институционального подхода, т.е. истории учреждений (Боярской думы, приказов), антропологический подход, при котором основное внимание сосредоточивается на личных (в первую очередь, родственных) отношениях внутри правящей элиты, «неформальном» характере московской политической системы, при которой не было жесткой связи между реальной властью того или иного лица и его административной должностью; степень влияния определялась близостью к особе царя. Вышедшую тогда же монографию его ученицы Нэнси Коллман можно считать первой монографией по политической антропологии Московской Руси; эта работа была посвящена изучению политических отношений в Московском государстве, которые определялись не столько конфликтом монархии и сословий, сколько строились на личных связях — родстве, дружбе, зависимости1048. Другая фундаментальная работа того же автора посвящена изучению понятия чести в допетровской Руси. Отечественные исследователи рассматривали законодательные нормы и практику охраны чести прежде всего с точки зрения защиты существующей социальной иерархии и порядка. Н. Коллман, изучив порядка 600 судебных тяжб по делам об оскорблении чести, сосредоточила внимание на другой стороне проблемы: кто и как получал возмещение за бесчестье, а также то, что именно считалось бесчестьем. Такая постановка вопроса дает возможность выяснить социокультурные нормы и представления русских людей той эпохи о чести: что вкладывали жители Московии в понятие честь — законопослушное поведение, соблюдение моральных норм, благочестие. Кроме того, понятие «честь» ассоциировалось также с определенным социальным статусом, не допускавшим умаления, неповиновения должностному лицу и, наоборот, злоупотребления последним своим положением. В итоге, по мнению Н. Коллман, «защита чести создавала нормы и установления, которые связывали людей с обществом», укрепляли социальную иерархию и политический строй1049. Появившаяся позднее монография Валери Кивельсон представляет уже масштабное региональное исследование: автор изучает судьбы провинциального дворянства пяти городов Центральной России (Владимир, Суздаль, Шуя, Лух и Юрьев-Польский) от Смуты до кануна Петровских реформ. Для того чтобы понять московскую политическую систему, В. Кивельсон необходимо перенести внимание со столицы на провинцию и рассмотреть различные 1048 Kollman N. Kinship and Politics: The Making of the Muscovite Political System, 1345–1547. Stanford, 1987. 1049 Коллман Н. Соединенные честью: Государство и общество в России раннего нового времени. М., 2001. С. 248–249.

Заключение

573

аспекты жизни провинциального дворянства — службу, землевладение, семейно-родственные связи, отношение к центру. На основе обширного архивного материала автору удалось показать, что в заботе о повседневных нуждах дворяне обходили, а то и просто игнорировали закон. А местные власти закрывали на это глаза — иначе воевода просто не мог бы управлять при крайне малочисленном штате, находившемся в его распоряжении. Таким образом, московское самодержавие уживалось с некоторой «автономией» местного дворянского общества, но при этом сосредоточение основных интересов служилых людей в уездных рамках делало их равнодушными к политике общероссийского масштаба1050. В рамках избранного подхода получают объяснение такие черты московской политической системы, как протекционизм, взяточничество, кумовство: личные, неформальные связи в политике компенсировали слабость государственного механизма и служили формой адаптации общества к новым отношениям и явившейся бюрократии. В настоящее время историко-антропологическое направление получило большое распространение в американской русистике. Круг проблем, изучаемых под этим углом зрения, весьма широк: символика власти, религиозные и светские церемонии и ритуалы, народные верования, социокультурные нормы и ценности.

Заключение Модернизационные процессы в современной России нуждаются в изучении, причем с использованием зарубежного, социального, научного опыта и достижений гуманитаристики в других странах. Зарубежное россиеведение позволяет решать эту проблему. У россиеведческой проблематики имеется и геополитическое измерение. По мнению отдельных ученых, «Москва становится важнейшим центром мировой политики»1051 в силу ее геоэкономического и дипломатического веса на международной арене. За более чем 20 лет, прошедших со времени распада СССР, внушительно изменилась не только Россия, но и весь мир. Значительной экономической, политической мощи и культурного влияния достиг ряд незападных стран: Китай, Индия, Бразилия, Турция, ЮАР, не говоря уже о Японии и Южной Корее. Запад не может не замечать этих перемен, трансформируя свои экономические отношения. Россия также стремится вписаться в новую мировую экономическую политику. 1050 Kivelson V. Autocracy in the Provinces: The Moscovite Gentry and Political Culture in the Seventeenth Century. Stanford, 1996. 1051 Люттвак Э. В политике самое важное — знать, когда нужно остановиться // Свободная мысль. 2011. № 3. С. 17.

574

Раздел VII. Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников

Для западных стран (в частности, членов НАТО) сотрудничество с Россией имеет стратегическое значение, поскольку, по их мнению, оно содействует созданию единого пространства мира, стабильности и безопасности1052. В современном мире отношения стран в экономической, политической, военной, внешнеполитической и других сферах тесно взаимосвязаны. Применительно к группе стран или к одной отдельно взятой стране (в нашем случае это Россия) исследование ее прошлого и настоящего целесообразно вести на системном уровне, на основе потенциала такой учебно-научной дисциплины, как зарубежное россиеведение. В предлагаемом учебном пособии авторы попытались на материале разных стран — США, Великобритании, Франции, Германии, Китая, Турции, Польши, Австрии — показать современное состояние изучения в них российской (включая советскую) проблематики XX–XXI вв. Конечно, в будущем круг стран, где интенсивно изучают Россию, следует расширять, обращая при этом особо пристальное внимание на советский период ее истории. Именно советская эпоха вобрала в себя наибольшее количество искажений исторической правды. Поэтому в рамках зарубежного россиеведения может решаться комплекс вопросов по восстановлению исторической истины. Сказанное требует постоянного расширения источниковой базы зарубежного россиеведения. Она носит поистине глобальный характер и опирается, в частности, на данные Интернет-сетей, где порой спонтанно образуются комплексы уникальных материалов (архив WikiLeaks). Полезным станет перевод на иностранные языки (включая языки народов стран постсоветского пространства) лучших трудов отечественных россиеведов, а на русский язык — работ по зарубежной гуманитарной тематике (в том числе написанных в государствах СНГ, Балтии, а также Грузии). Как представляется, зарубежное россиеведение — «улица с двусторонним движением».

1052 Стратегическая концепция обороны и обеспечения безопасности членов Организации Североатлантического договора. Утверждена главами государств и правительств в Лиссабоне (ноябрь 2010 г.) // http:// www. nato.int/cps/ru/national/ official_texts_68580.htm.

СОДЕРЖАНИЕ Предисловие ...............................................................................................................3 РАЗДЕЛ I. Методологические основания и источниковая база зарубежного россиеведения Глава 1. Историко-документальное наследие россиеведения за рубежом ..............6 Глава 2. Зарубежное россиеведение и российское отечествоведение: пути взаимодействия................................................................................................ 59 Глава 3. Источниковедение российской эмиграции .............................................. 76 Глава 4. Документы из архивов отечественных органов государственной безопасности как источник по зарубежному россиеведению .............................. 108 РАЗДЕЛ II Феномен западной советологии Глава 1. Советология в контексте советской и постсоветской историографии ....... 170 Глава 2. Революция в России и СССР, 1917–1991 гг.: ключевая проблема в западной советологии ......................................................................................... 258 Глава 3. Россиеведение русской эмиграции (глава для учебного пособия магистратуры РГГУ «Зарубежное россиеведение») ................................................ 275 Глава 4. Западное экспертное сообщество: проблемы институализации ............ 309 РАЗДЕЛ III Россиеведение в Соединенных Штатах Америки и Великобритании Глава 1. Концептуализация политики США в отношении России в 2000-е гг........ 328 Глава 2. История России XX в. в США: темы и парадигмы ................................. 370 Глава 3. Современная Россия и национальная безопасность Соединенных Штатов Америки (по официальным и экспертным документам США) .................. 397 Глава 4. От россики к советологии: формирование образа России в британском научном россиеведении в XX в. ...................................................... 412 РАЗДЕЛ IV Россиеведческие исследования в Германии и Франции Глава 1. Германские исследования России ........................................................... 432 Глава 2. Французская историческая мысль о развитии России XX — начала XXI в. ... 451 РАЗДЕЛ V Польский опыт россиеведения Глава 1. Особенности развития россиеведения в Польше ................................... 484 Раздел VI Россиеведение в Китае и Турции Глава 1. Россиеведение в Китае ............................................................................. 494 Глава 2. Пролегомены к истории россиеведения в Турции ................................. 521 Раздел VII Проблемы россиеведения на страницах зарубежных учебников Глава 1. История СССР / России ХХ в. в школьных учебниках ФРГ и Австрии..... 540 Глава 2. Западное университетское россиеведение на рубеже столетий ............. 561

Учебное издание Безбородов Александр Борисович, Большакова Ольга Владимировна, Васильев Александр Дмитриевич и др. ЗАРУБЕЖНОЕ РОССИЕВЕДЕНИЕ

Учебное пособие Оригинал-макет подготовлен компанией ООО «Оригинал-макет» www.o-maket.ru; тел.: (495) 726-18-84 Санитарно-эпидемиологическое заключение № 77.99.60.953.Д.004173.04.09 от 17.04.2009 г. Подписано в печать 20.09.2013. Формат 60×90 1/16. Печать цифровая. Печ. л. 36,0. Тираж 100 экз. Заказ № ООО «Проспект» 111020, г. Москва, ул. Боровая, д. 7, стр. 4.