Борьба за жизнь. Записки из скорой 9785171205058

Table of contents :
Предисловие
Вступление
Трагические истории
Наркоманы
Нападение в парке
Между жизнью и смертью
Человек в окне
История Евы
Человек из офиса
Первый день в Лондоне
Происшествие на железной дороге
Должник
Багровый плюс
Потеря
Молодой человек с ножевым ранением
Не надо таких новостей
Взаимоотношения
Кризис
Потерянный ребенок
Досадная ошибка
Ни врачей, ни больниц
Лучшие подруги
Несчастные случаи
Красивая куртка в блестящей краске
Кровь и стекло
Застрявшая в банке
Ремень безопасности
Мистер Гобби
Кирпичная стена
Семейные ценности
История со счастливым концом
Школьница
Мать и дочь
Случай в роскошном доме
Неожиданное нападение
Фотоальбом
Случай на платформе
На волосок от смерти
Пришествие "Человека с топором"
Драма в супермаркете
Игла
Опасная близость
Выживший
Дэррил
Это не часто происходит с фельдшером скорой
помощи
Щекотливый момент
Родовые схватки
Сербитонские страсти
Колкая история
В Таиланде секса нет
"Улица коронации"
И другие истории
Переживания
Постоянные клиенты
Задумайтесь об этом
Советы людям, вызывающим скорую
Благодарности
Примечание автора
Об авторе

Citation preview

Лиза Уолдер

Борьба за жизнь. Записки из скорой (при участии Джеки Хаймс)

Lisa Walder with Jacky Hyams Fighting for your Life: a Paramedic’s Story © Lysa Walder and Jacky Hyams 2008/2011/2020 © М. С. Перекалин, перевод, 2020 © Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2021

*** Посвящаю книгу памяти Стивена Робери, Стивена Райта и Дороти Винтер – моих замечательных друзей, которые, к сожалению, ушли от нас слишком рано. Вы оказали большое влияние на всех, кто вас знал. Вы навсегда останетесь в нашей памяти.

Предисловие Когда живешь в столице, постоянно ощущаешь присутствие экстренных служб где-то рядом. Это и громкие звуки сирен машин скорой помощи, и жужжание вертолетов, кружащих над крышами домов в три часа ночи, и летящие на огромной скорости полицейские и пожарные машины, ревом моторов пробивающие себе дорогу по улицам города, превратившегося в одну сплошную пробку, к очередному месту происшествия, туда, где разыгралась новая трагедия. Гул и рев транспорта экстренных служб Лондона может нервировать и раздражать утомленных автомобилистов и пешеходов, отчаявшихся поговорить по мобильному телефону, или человека, страдающего бессонницей и ежечасно вскакивающего от каждого шороха. Однако это многообразие громких звуков стало надоедливой мелодией повседневной городской жизни и превратилось в такой же символ Лондона, как и красные автобусы, магазины на Оксфорд-стрит или черные такси, снующие туда-сюда по Шефтсбериавеню – одной из самых оживленных городских магистралей. Но что скрыто за всем этим – за тысячами звонков, каждый день поступающих на номер 999 в Лондоне, городе с почти 10-миллионным населением, который не засыпает ни на минуту? Что происходит в тот момент, когда бригада скорой помощи выезжает по вызову, чтобы зафиксировать то, что была получена травма, произошла драка, имеется угроза жизни, человек сошел с ума, а в некоторых случаях констатировать смерть? Кто эти люди, которые по долгу службы день и ночь ездят по городу, оказывая помощь жертвам преступников или тем, кому внезапно стало плохо? С какими угрозами они сталкиваются, отвечая на телефонные звонки, поступающие в службу экстренных вызовов? Публикуя заметки для газеты London evening standard, я в течение 4 лет делала интервью с людьми, занимающими различные должности в городских службах Лондона. Среди них была и Лиза Уолдер. Моими собеседниками были врачи, медсестры, работники скорой помощи, полицейские, спасатели. Это люди, которым по долгу службы приходится каждый день иметь дело с последствиями болезней, алкогольной и наркотической зависимости, преступлениями и стихийными бедствиями. Иногда в процессе работы, где в любую минуту дня и ночи может случиться все, что угодно, а твоя помощь может потребоваться как на многолюдных улицах Лондона, так и в городских пригородах, они сталкиваются с самыми гнусными проявлениями человеческого характера. Именно они останавливают кровь, вытаскивают осколки из тел, успокаивают напуганных или находящихся в состоянии шока, а если

повезет, они смогут спасти людей, которые без их усилий и своевременной помощи отправились бы в мир иной. По натуре я законченный циник, однако, не могу не отметить, что такие работники скорой помощи, как Лиза, восхищают преданностью своей работе, профессионализмом и, что важно отметить (это не будет преувеличением), скромностью по отношению к собственной значимости в жизни города. Как и многие другие ее коллеги, Лиза настаивает на том, что в работе спасателей и сотрудников службы экстренных вызов 999 нет места для личного героизма. Они точно знают, что эффективность работы зависит главным образом от скоординированной работы пожарных, полицейских, работников скорой помощи, пилотов вертолетов и врачей, а не от подвигов отдельных людей. Лиза – медсестра, работник скорой помощи, мама троих детей и жительница Лондона – подробно рассказала мне о работе скорой помощи и о медиках, обычных людях, готовых взять на себя большую ответственность, профессионалах своего дела, которые садятся в машину и выполняют свой долг во что бы то ни стало. А когда основные улицы нашего города время от времени превращаются в зону боевых действий, они сразу же окажут первую помощь, относясь с юмором к происходящему, но в тоже самое время проявляя квалифицированный и гуманный подход к делу, от которого большинство из нас отказалось бы. Среди историй Лизы можно найти рассказ про женщину, которую пытался зарезать муж, про девочку, обвиненную в том, что она ведет асоциальный образ жизни, про молодую девушку, которую оставили истекать кровью в южной части Лондона после хладнокровного удара ножом. Эти истории подобны сводкам с фронта и наполнены искренностью. Рассказ Лизы о буднях Лондонской службы бесплатной скорой медицинской помощи, самой большой подобной организации в мире, может ужасать, шокировать, наводить грусть, давать пищу для размышлений или просто поднимать настроение, но он также позволяет узнать нам много о человеческой природе и о нас самих, где бы мы ни жили. Эта книга знакомит нас с работой скорой помощи в Лондоне, но надо сказать, что все бригады, работающие в разных частях страны под эгидой министерства здравоохранения или организации «Скорая Помощь Святого Иоанна», также отличаются высоким профессионализмом и преданы своему делу. Ваша работа иногда бывает трудной, но мы можем вами гордиться. Не отводя взгляда, вы мужественно смотрите в лицо смерти, соприкасаясь с болью, шоком, асоциальным поведением, и рискуете собственной жизнью. Обычно вы делаете это шутя и с улыбкой на лице. Хочется каждому из вас сказать: «Спасибо». Вы говорите, что не считаете себя героями. Но для многих из нас именно вы олицетворяете образ настоящих героев.

Джеки Хаймс, Лондон, 2020 год

Вступление Мне всегда нравилось делать свою жизнь немного похожей на приключенческий роман. Думаю, именно поэтому я, будучи крайне наивной 16-летней девушкой, убежала из дома, чтобы присоединиться к бродячему цирку, к большому неудовольствию своей матери. Но разве можно в чем-то обвинять ее? Не все родители хотят подобной судьбы для своего ребенка. Напротив, отец, который некоторое время был странствующим музыкантом, с пониманием отнесся к моему решению вести кочевой образ жизни. За 4 года в цирке я выступала на трапеции, жонглировала, балансировала на огромном шаре, ездила верхом на лошади, играла в клоунском представлении роль человека, которого невозможно рассмешить. В одном спектакле мне доверили роль ведущей, так как я одна в цирке могла говорить по-английски без сильного акцента. За 4 года я объездила всю Британию, Ирландию и Европу. И я не только не сломала себе шею, но и не получила ни единой травмы. Однако когда мне исполнилось 20 лет, настало время уйти из цирка и начать новую жизнь. И я стала учиться на медсестру. Что заставило меня выбрать эту профессию? Честно говоря, я не помню, чтобы вообще сильно задумывалась над этим вопросом. Подозреваю, что я посмотрела слишком много эпизодов сериала «Катастрофа» про работу медиков. Уже через 3 месяца после начала обучения в медицинском колледже я наконец-то получила возможность самостоятельно ухаживать за ничего не подозревающими пациентами. Надевая в первый день дежурства шляпу с полями и шикарное длинное платье, я горела желанием спасти несколько жизней. Давая первое задание, старшая медсестра попросила меня помочь коллеге, дежурившей за занавеской у кровати какого-то пожилого пациента. – Привет! – радостно сказала я. – Мне сказали помочь тебе. – Отлично. Я ухаживаю за мистером Смитом. Можешь подмыть его? – Серьезно? – спросила я. Хотелось кричать от ужаса. Никогда раньше мне не приходилось мыть очень грязную попу взрослого человека. Как я уже сказала ранее, я была наивной девочкой. Как бы там ни было, я прилежно справилась с возложенной на меня обязанностью. Но в голове уже зрел план побега. Я решила, что скоро найду какую-нибудь другую работу, и успокаивала себя тем, что никогда больше не буду мыть попу другим пациентам. Но, несмотря на первый неудачный опыт, со временем мне стала нравиться

моя работа, и прежнее желание было отброшено. Перед окончанием обучения я некоторое время трудилась в отделении скорой помощи и поняла, что нашла в работе медсестры все то, что ожидала: она была захватывающей, непредсказуемой и заставляла выкладываться на все 100 %. Когда ты работаешь на скорой, то каждый день совсем не похож на предыдущий. Это было именно то, что мне больше всего нравилось. В период стажировки в отделении я должна была в один из дней познакомиться с работой бригады скорой помощи. Некоторые из коллегженщин призывали меня опасаться мужской части коллектива. – Это сборище донжуанов, – говорила одна. – Они просто настоящие свиньи, – наперекор ей говорила другая. – Держи ухо востро, иначе они сделают из тебя девочку на побегушках и заставят целый день заваривать им чай. В то время женщины работали в бригадах скорой помощи, но их было очень мало. Именно поэтому, когда я попала на станцию скорой помощи, я уже была сильно напугана. Переживая, что могу совершить какойнибудь поступок, недостойный профессии, я так сильно нервничала, что, сидя в общей комнате отдыха, молчала как рыба. Это было так не похоже на атмосферу, к которой я привыкла в больнице, где большинство сотрудников были женщины. А беседа двух коллег вовсе не была такой уж невинной. Один из медиков спросил, хочу ли я чаю. «Уж не розыгрыш ли это?» – подумала я и ответила: – Да, хочу. Но мои опасения были напрасны. Коллега просто протянул мне чашку с очень крепким чаем. Сделав глоток, я обожгла губы. Чай и вправду был очень крепким. Но меня всю трясло, и я не могла произнести не слова. Пока мы ждали первого выезда, я сидела в общей комнате, нервно натягивая юбку на колени. Наконец поступил вызов. Все поднялись на ноги. – Ты поедешь с нами? – спросил меня Стив, который был выше ростом, чем его напарник по имени Найджел. Мысленно благодаря судьбу за то, что мне не придется допивать такой крепкий чай, я согласилась. На тот момент я практически ничего не знала ни об одном из своих коллег. Впоследствии Стив стал моим мужем. (Бедный дурачок, как же долго он мучился от любви.) Включив спецсигналы, мы поехали на вызов. Это была, как мы называем, «настоящая работа». У женщины остановилось сердце. Прямо на улице. Я смотрела, как Стив вставил ей в рот трубку, чтобы обеспечить доступ кислорода в легкие. Это называется «интубация». Потом он установил канюлю в вену, чтобы через нее вводить лекарства в попытке запустить работу сердца. Одновременно я пыталась помочь, делая массаж сердца. Затем мы положили женщину на каталку и погрузили ее в машину скорой помощи. Мы отправили срочный вызов в

больницу, и Найджел, включив проблесковые маячки и сирены, довез нас туда. Всю дорогу мы со Стивом пытались реанимировать пациентку. Я раньше не сталкивалась ни с чем подобным, и весь путь до больницы адреналин в крови просто зашкаливал. Когда мы приехали, меня трясло как котенка. Прическа на голове испортилась, и я потеряла пару волос. От переутомления, полученного в этой поездке на расстояние в 12 миль, меня бросало в жар, а с тела градом лил пот. К тому же мои чулки порвались, а на коленях были ссадины, которые я получила, ударившись о тротуар. Я чувствовала себя как выжатый лимон, внутри все гудело. Но я была удовлетворена проделанной работой. К сожалению, как это часто бывает в таких ситуациях, женщина умерла. Но теперь я окончательно поняла, что хочу работать именно на скорой помощи. Это было мне по душе. После окончания учебы в 1993 году я получила диплом медсестры общей практики. Тогда, в начале 90-х годов, получить работу в отделении скорой помощи было совсем не просто. Все места были заняты. Я должна была записаться в лист ожидания отделения и начать работать медсестрой в терапевтическом отделении больницы. Поступая в терапию, я уже мечтала о том, что буду работать на скорой. В дальнейшем, обеспечив себе «запасной аэродром», я также отправила резюме в службу скорой помощи, и через полгода меня приняли туда. Наконец я вернулась к кочевому образу жизни. Но теперь я отложила в гардероб алмазное бикини, в котором выступала в цирке, и, став сотрудником Лондонской службы скорой помощи, примерила на себя теплые ботинки с металлическими носками. В апреле 1994 года я начала работать медицинским техником скорой помощи. В отличие от сотрудников других экстренных служб нашего города, которые первыми вступают в борьбу с чрезвычайными ситуациями, медицинские техники выезжают на все вызовы, поступающие в службу 999, выполняя основные реанимационные мероприятия, позволяющие привести человека в сознание, и делают дефибриляцию (приводят сокращение сердечной мышцы в норму), вводят человеку жизненно важные лекарства, выполняют другие лечебные манипуляции. Два года спустя я решила начать учиться на фельдшера, а в 2003 году прошла дополнительное обучение в университете, став одним из первых докторов неотложки в Лондоне. Мы, как и другие медики, выезжаем на все вызовы, поступающие в службу 999, но работаем на обычных машинах, используя в том числе и личные автомобили. Так как все доктора скорой помощи также выезжают на дом к пациентам в составе обычных бригад, то их часто направляют на особо срочные вызовы, например, если у пациента произошла остановка сердца или он получил травму, чтобы человек мог максимально быстро получить квалифицированную помощь. Автомобиль медика может ехать в потоке машин с достаточно большой скоростью, и благодаря этому врач сможет

приехать к пациенту раньше, чем скорая, и начнет немедленно оказывать помощь. Также доктор может выезжать на менее срочные вызовы, например легкие травмы или несерьезные заболевания, при которых далеко не всегда требуется госпитализация. В таких случаях он может провести полный осмотр на месте и часто оказать необходимую помощь или лечение, которое обычно производят в больнице. Мы возим с собой дополнительное оборудование для анализов и можем, например, сделать инъекцию антибиотика в домашних условиях. Кроме этого, многие доктора скорой помощи также работают в соответствующих отделениях больниц и травмпунктах. Поэтому мы имеем возможность работать совместно с врачами различных профилей, получая от них новые знания, которые затем используем, выезжая на очередные вызовы. Пожилые люди или те, кто в силу обстоятельств не может надолго уезжать из дома, очень рады тому, что на вызов приезжают квалифицированные врачи, ведь теперь им зачастую не приходится ложиться в больницу. В случае если необходимо продолжить лечение, врач скорой помощи может обратиться к специалисту общей практики по месту жительства, в поликлиники или другие медицинские организации. Оказывая помощь людям, помогая им избежать госпитализации и оставляя их дома счастливыми и светящимися от радости, ты чувствуешь особенное удовлетворение от собственной работы. В 2014 году я уволилась из Лондонской службы скорой помощи и теперь живу в старом загородном доме на холмах северной Тосканы (Италия), регулярно возвращаясь на работу в Центр неотложной помощи в южном Лондоне. Я хотела написать эту книгу потому, что понимала – медицина интересует очень многих. Общаясь с незнакомыми мне ранее людьми, я всегда видела большой интерес к нашей работе и желание узнать какойнибудь увлекательный медицинский факт. Хотелось бы отметить, что все мысли и переживания, высказанные и описанные в книге, являются сугубо личными и субъективными. Я не допускаю и мысли о том, что мои коллеги будут во всем со мной согласны. Но необходимо также сказать и о том, что истории, наподобие тех, которые вы прочтете на страницах этой книги, может рассказать любой из нас. Нам всем приходилось выезжать на вызовы, где мы иногда получали различные травмы, а происходившее вселяло леденящий кровь ужас, навевало грусть, а порой и поднимало настроение. Я ни в коем случае не собираюсь приписывать себе авторство этих историй, не имею никакого права на это. Мои соратники по бригаде – замечательные люди. Рассказывая анекдот коллегам и друзьям в комнате отдыха на станции скорой помощи, я смеюсь так громко и задорно, как не смеюсь больше ни с кем. Нам действительно очень хорошо вместе, мы много общаемся. Я думаю, сейчас очень мало коллективов, где царит такая же дружеская

атмосфера, как у нас. И это одна из причин, почему так много персонала состоит в отношениях или в браке друг с другом. Я готова поклясться в этом, потому что сама вышла замуж за Стива. Очень часто доктора встречаются или создают семьи с медсестрами или сотрудниками других экстренных служб, в этом нет ничего необычного. Подозреваю, это вызвано тем, что у нас много общего, например ненормированный рабочий график. Ну и конечно, то, что мы имеем дело с жизнью и смертью.

Трагические истории Наркоманы Принимая вызовы на выезд к наркоманам, у которых произошла передозировка героина, мы часто слышим такие слова, как «молодой человек потерял сознание» или «испытывает проблемы с дыханием» – передозировка наркотиков приводит к остановке дыхания. Ведь когда человек звонит в службу экстренной медицинской помощи по номеру 999, чтобы рассказать о случившемся, последнее, чего он хочет – открыто говорить правду. В таких случаях наркоманы больше всего беспокоятся о том, чтобы полиция ничего не узнала. Покупая героин на улице, наркоманы не знают его состав на 100 %, это может быть смесь нескольких веществ. К тому же они могут принять неправильную дозу. Через несколько секунд после того, как они введут в вену правильную, как они считают, дозу героина, лицо становится землистого цвета. Дыхание прекращается, что, в свою очередь, приводит к остановке сердца из-за недостатка кислорода. Во многих случаях передозировка героина может стать причиной мгновенной смерти. Но бывает, что дыхание прерывается лишь на короткий промежуток времени. Именно поэтому, если позвонить вовремя, есть шанс на спасение. В таких случаях мы делаем им инъекцию «Наркана» – лекарства, которое у нас всегда под рукой. Оно нейтрализует действие любого наркотического вещества, например морфина или героина, и может снять эффект передозировки за несколько минут. Однако к нашему удивлению, наркоманы не всегда испытывают благодарность и облегчение по поводу того, что мы смогли спасти их от гибели. Часто стоит только препарату подействовать, как наши пациенты, приходя в себя, выражают тревогу и негодование. По их мнению, они потратили деньги на героин, а мы приехали и «обломали им всю малину» только потому, что кто-то волнуется за их жизнь! Поразительно, не правда ли? Мы не можем сказать: «Простите, секунду назад вы были на волосок от смерти и все равно переживаете из-за наркотиков?» Но именно так они и думают.

Иногда они просто уходят от нас. Это гораздо опаснее, чем может показаться, так как героин, оставшийся в крови, выводится дольше, чем антидот, и существует вероятность того, что дыхание пациента снова остановится. Если мы чувствуем, что наркоманы хотят уйти от нас прямо сейчас – иногда это можно заметить по косвенным признакам, – возможно повторное введение «Наркана». Мы не хотим, чтобы пациенты теряли сознание. Для нас подобная плачевная ситуация – возможность проявить все свое мастерство. Но только при условии, что нам не будут мешать. Наркоманы нередко выкрикивают оскорбительные слова. Но со временем понимаешь, что они не адресованы лично тебе. Они направлены на тех, кто пытается вывести наркоманов из опьянения. Если доктор – женщина, то ее, скорее всего, назовут «гребаной глупой проституткой» или «тупой светловолосой коровой», если вы носите очки – «очкастым мерзавцем». Если же вы лысый (например, как мой муж), то вас обзовут «лысым придурком». Или как-то еще в этом роде. Агрессия и оскорбления могут быть гораздо сильнее, если вы пытаетесь помочь человеку, употреблявшему кокаин. Героин несколько более тяжелый наркотик, но невозможно найти общий язык с человеком, употреблявшим кокаин. Вы просто потратите время впустую. Вечером меня вместе с мужем вызвали по знакомому адресу. Унылый обшарпанный, обветшавший дом, который, казалось, не красили и не ремонтировали уже 100 лет. Развалюха-кровать, на столе разбросаны остатки завтрака. За столом, плотно прижав пальцы к губам, сидит человек неопрятного вида, небритый и нечесаный, похожий на грубияна Онслоу – персонажа Джефри Хьюза из сериала «Соблюдая приличия». Именно он вызвал нас сюда. Вся комната насквозь пропахла табаком, едким потом, во всей атмосфере сквозит отчаяние. – Вы сняли комнату в августе на две недели? – с ухмылкой спрашивает Стивен, пытаясь с помощью шутки разрядить обстановку. Мы понимаем, что чувство юмора очень может пригодиться. В поступившем на линию экстренной службы звонке говорилось о затрудненном дыхании, но я была более чем уверена, что у кого-то произошла передозировка героина. – Мы никогда раньше не приезжали сюда по какой-либо другой причине, – сказала я Стивену, пока мы в сопровождении «Онслоу» шли по обветшалому коридору в убогую комнатушку. Помещение насквозь пропахло марихуаной. У окна, развалившись на стуле, сидел парень на вид чуть старше двадцати. На него было неприятно смотреть: кожа красная как у пьяного, лицо и грудь покрыты засохшими следами рвоты. Рядом с ним стояло три человека – двое мужчин и девушка. Они выглядели как истуканы и не проявляли никаких эмоций: кайфовали от наркотиков. Один из мужчин указал на стул:

– Ему не очень хорошо, – сказал он таким тоном, как будто ничего особенного не произошло. – Нам пришлось откачивать его. – Когда он в последний раз разговаривал с вами? – спросила я, ставя сумку на пол. – Да всего лишь пару минут назад. Стив и я попытались поднять парня со стула и положить на пол, чтобы сделать искусственное дыхание. Но эта задача оказалась невыполнимой. Парень был тяжелым как камень и словно приклеился к стулу. И тут меня стали одолевать сомнения. Дело в том, что подобные признаки могут свидетельствовать о начале трупного окоченения, состояния, при котором все мышцы теряют гибкость и становятся каменными. Знание данного факта помогает достаточно точно установить время гибели, так как известно, что подобный процесс начинается примерно через 2 часа после смерти, а через 8–12 часов труп полностью коченеет. Значит, парень умер несколько часов назад, а никак не за несколько минут до нашего прихода. – Вы точно уверены, что он разговаривал с вами несколько минут назад? – спросил Стив. – Да, конечно. Он ходил туда-сюда и все такое. Верилось с трудом. Будучи медиками, мы знали, что это невозможно ни при каких обстоятельствах. Слишком много времени прошло. Вероятно, парень умер несколько часов назад. К нам на помощь поспешил другой медик, но мы остановили его. Слишком поздно. Пытаясь понять, что произошло, мы снова стали расспрашивать троицу о том, что случилось. На этот раз они запели старую песню на новый лад. – Ну, мы не спали всю ночь, разговаривали. Примерно в 6 часов утра мы увидели, что он не дышит. Мы откачали его, а потом посадили в кресло. Определенно, он был жив. Потом мы пошли в кафе, чтобы купить бутерброд с беконом и подкрепиться. Складно врут, не так ли? Как это возможно: бросить своего друга, находящегося при смерти, в одиночестве лишь потому, что тебе захотелось позавтракать? Но что бы вы ни думали об этих людях, они будут считать, что сделали все возможное. Мы ни минуты не сомневались, что они даже и не пытались привести его в чувство. Один короткий звонок на номер 999, сделанный без особого желания после возвращения из кафе, – вот, вероятно, и все, что они пытались предпринять. На самом деле смерть наступила за несколько часов до этого. Позже приехали полицейские, но, вероятно, они ограничились формулировкой «смерть произошла при загадочных обстоятельствах», так как нас ни разу не просили дать показания. Возможно, причиной смерти стала случайная передозировка наркотиков. К сожалению,

человек оказался в плохой компании. Его товарищи просто не поняли, что их друг умер. И в этом нет ничего удивительного. Большинство людей, увидев мертвого человека, не поймут, что произошло. Смерть, какой мы ее видим в кино или по телевизору, всегда связана с насилием: всегда нам покажут рану, откуда будет течь кровь. Смерть на экране или в книге – в большей степени драма. В реальности со смертью внешний облик человека не меняется. Она является тихо. Достаточно часто бывает так: ты приходишь в дом, и кто-то говорит тебе: «Она наверху, дорогой. Она отдыхает». Все очень спокойно. А на самом деле она давно умерла.

Нападение в парке Однажды, когда мы сидели на станции скорой помощи, мне стало так скучно, что хотелось провалиться сквозь землю. Некоторым людям нравится, когда вокруг ничего не происходит. В такие дни можно валять дурака, шутить с друзьями, смотреть телевизор, рассказывать друг другу сплетни. Но я начинаю впадать в уныние, когда все идет слишком буднично. Мне больше по душе ситуации, когда все время приходится преодолевать трудности и каждый день жизни ни капельки не похож на предыдущий. – Ах, вот бы прямо сейчас поехать на какой-нибудь необычный вызов, – пожаловалась я Каролине, своей коллеге, – такой, чтобы убежать от обыденной жизни. Я жду уже целую вечность, а ничего такого не происходит. Вместо ответа Каролина посмотрела на меня таким взглядом, как будто хотела сказать: «Ты что, совсем сошла с ума?» Моя коллега принадлежит к тому типу людей, которые предпочитают размеренный образ жизни. Сталкиваясь с такими как я, они всегда говорят: «Типун тебе на язык, ты понимаешь, что говоришь?» Не правда ли, дорогие читатели? И вот откуда не возьмись к нам поступил вызов из тех, что мы называем «несостоявшимися». Это значит, что кто-то позвонил на номер 999, сказал, что произошло ЧП, и сразу повесил трубку. В парке на юге Лондона произошло нападение на мужчину и женщину – вот и все, что было известно. Точная информация в какой части парка это произошло отсутствовала. Полиция уже выехала на вызов. Может быть, нам удастся встретить ее около одного из входов в парк? К тому моменту, когда мы приехали на место, в полицию уже поступило несколько звонков от пострадавшего мужчины, который звонил со своего мобильного телефона. Несмотря на все его попытки объяснить, где именно он находится, полицейские никак не могли его вычислить. Пострадавший говорил, что лежит рядом со сценой, но это никак не

помогало в поисках. Мужчина также заявлял полицейским, что ничего не знает о том, где находится его девушка. По его словам, на них напала банда афроамериканцев, при этом они похитили его спутницу. Лучше всего было зайти в парк через ближайший вход и двигаться по направлению к сцене. Взяв медицинское оборудование и фонари, мы пошли туда. В сопровождении полицейских мы вдвоем с Каролиной шли по темному и опустевшему парку, освещая себе дорогу. Но ни мужчины, ни его девушки, ни нападавших не было видно. Мы вернулись к полицейской машине за подкреплением. И тут поступила информация о том, что девушке всего 16 лет. Полицейские спрашивали мужчину, знает ли он, жива ли его спутница, но он не мог ответить ничего определенного, продолжая говорить, что ее избили и увезли. С каждой минутой ситуация становилась все более тревожной: мы искали девушку уже 20 минут, но ее и след простыл, мы не знали, в каком она состоянии и насколько серьезным было нападение. Но вот дело наконец сдвинулось с мертвой точки: один из полицейских нашел девушку и указал место ее расположения «в центральной части парка». Он сказал, что пострадавшая не дышит, у нее нет пульса, и сообщил начальству, что делает ей искусственное дыхание. В воздухе послышалось жужжание вертолета, поднятого на поиски испарившейся банды. Рядом громко ругалась группа мальчиков на велосипедах: – Что случилось? Кто-то умер? – спрашивали они злобными голосами. – Идите домой, – сказала я, – уже слишком поздно. Мне было тяжело говорить это. С каждой секундой времени на то, чтобы спасти молодую девушку, оставалось все меньше. Чем быстрее мы начнем ее реанимировать, тем лучше. Полиция направила нас в участок парка, заросший густым лесом. Туда действительно было трудно добраться: чтобы попасть в нужное нам место, пришлось перелезать через двухметровый забор. Когда наконец все препятствия были преодолены, мы увидели всего лишь одного полицейского, отчаянно пытавшегося сделать девушке искусственное дыхание. – Я нашел ее в таком состоянии, – произнес он, смотря на нас. Мы попросили его отойти и разложили медицинское оборудование. Обычному человеку это может показаться странным, но медики из службы экстренных вызовов обычно не применяют метод искусственного дыхания рот в рот, используя его лишь в том случае, когда речь идет о реальной угрозе жизни младенца или маленького ребенка. Объясняется это тем, что при использовании данного способа искусственного дыхания высок риск инфицирования. Но полицейский действительно хотел помочь, сделать хоть что-то полезное до нашего приезда. Теперь мы с Каролиной начали с помощью дыхательного мешка и кислородной маски закачивать девушке кислород в легкие, делая искусственную вентиляцию. На ее шее я заметила следы кровоподтеков, что является важной информацией для полиции: это может

свидетельствовать о том, что девушку пытались задушить. Потом Каролина, немало раздраженная тем, что над нами с жужжанием кружил вертолет, светивший ей прожектором прямо в глаза, начала делать пострадавшей непрямой массаж сердца. – Неужели вам так интересно знать, чем мы занимаемся? – ворчала она, взглянув на небо. Мы отчаянно пытались вернуть девушку к жизни. И – о чудо! – через 10 минут напряженной работы пострадавшая начала оживать: у нее появились пульс и сердцебиение, что давало какую-то надежду на счастливый исход. Но девушка все еще не могла дышать самостоятельно, поэтому мы продолжали закачивать ей кислород в легкие. К нам на помощь приехала еще одна бригада скорой, в этот же момент пожарные пытались разрезать ворота в парке. Тем временем где-то в другой части парка еще одной группе полицейских удалось найти пострадавшего мужчину. – Вы хотите осмотреть его? – спросили нас полицейские, связавшись по рации. Мы ответили отказом. На данный момент нас больше заботила девушка. Полицейские сообщили, что у мужчины нет видимых следов нападения. Машина, приехавшая, чтобы госпитализировать его, была отправлена обратно. Наконец, мы вынесли девушку из парка и повезли в больницу. Когда пострадавшую поместили в отделение интенсивной терапии, у нее все еще прощупывался пульс. Но беда была в том, что в попытке обнаружить девушку мы потеряли слишком много драгоценных минут. Поэтому даже если бы она осталась жива, это могло привести к необратимым изменениям мозга. В больнице было полно полицейских. Они пытались найти родственников пострадавшей. Мужчину в сопровождении полицейских доставили в другую больницу. У полиции уже появились сомнения относительно правдивости его рассказа о произошедших событиях. Подозрения зародились еще в тот момент, когда были обнаружены кровоподтеки на шее пострадавшей. И они только усилились после того, как мужчина описал нападавших. Его рассказ о том, что все они были одеты в тренировочные костюмы фирмы Nike, производил очень странное впечатление. Обычно люди, ставшие жертвами нападения, едва ли могут вспомнить марку кроссовок или верхней одежды, в которую были одеты преступники. К тому же, хотя мужчина утверждал, что его избили, на нем не было ни царапины, что могло бы свидетельствовать о правдивости сказанных им слов. Что же касается пострадавшей девушки, то она пролежала несколько дней в отделении интенсивной терапии в критическом состоянии. К сожалению, несмотря на все усилия лучших врачей, она умерла в

окружении родственников, круглосуточно дежуривших в ее палате. Вскоре у полиции появилось достаточно доказательств для того, чтобы предъявить мужчине обвинение в убийстве своей спутницы. Они подозревали его с самого начала, но позволили ему рассказать всю историю от начала и до конца, и мужчина все больше и больше выдавал себя. Он признался, что пригласил девушку на романтическую прогулку в парк, где они занимались сексом (мужчина настаивал, что это произошло с согласия девушки). Он утверждал, что после этого на них неожиданно напала «банда». Никто не может сказать точно, что произошло между ними в ту ночь в парке, но все указывало на то, что мужчина задушил девушку. К счастью, в суде согласились выступить две бывшие пассии обвиняемого. Они заявили, что мужчина также пытался задушить каждую из возлюбленных, после того как узнавал об их желании расстаться с ним. По итогам судебного процесса он был признан виновным в убийстве. Похоже, что погибшая девушка тоже пыталась порвать со своим убийцей, но за желание быть свободной ей пришлось поплатиться жизнью. По крайней мере, справедливость восторжествовала. Но я бы хотела, чтобы этот «необычный вызов» имел счастливый конец.

Между жизнью и смертью В реальность происходящего верилось с трудом. Я приехала в Норвуд – район на юге Лондона – и пыталась попасть внутрь старого обветшалого дома, построенного в викторианском стиле, который давно не ремонтировали; внешний вид строения говорил о том, что его лучшие дни безвозвратно ушли лет сто назад, а возможно, даже и раньше. Для того, чтобы открыть входную дверь, мне пришлось приложить неимоверные усилия: хозяин оставил ключ, привязав его к шнурку и положив в почтовый ящик, но я потратила массу времени на то, чтобы отыскать этот самый злополучный ящик. Когда же мне и моему напарнику Рику наконец удалось попасть внутрь дома, мы испытали сильный шок от увиденного. «Помойка» – вот наиболее точное слово, которое я могу подобрать для описания внутренней обстановки в доме. Возможно, сценаристам реалити-шоу «Жизнь семьи Гримм», где герои борются с беспорядком в доме, и вам, дорогие читатели, удастся найти что-нибудь поточнее. Во-первых, запах – этот удушающий запах смеси кошачьей мочи и человеческих испражнений, который сбивает тебя с ног, едва ты переступаешь порог. Со стен кусками отваливается краска. А на полу, насколько хватает взгляда, нет свободного места от разного рода мусора: коробок, старых газет, целлофановых пакетов, бумажных оберток, конвертов, пластиковых упаковок и всевозможного сора, который заносит с улицы ветер; в этом доме десятилетиями никто не убирал. А ведь кто-то тут живет. Здешняя кухня наверняка привела бы

ведущих британского шоу «Насколько чисто у вас в доме?» Ким и Агату в полный восторг. В этом доме они могли бы снять целый сезон своей программы. Тут и там виднелись въевшиеся пятна жира, грязные тарелки, мусор, от которого исходил зловонный запах, а также пустые консервные банки. Вы наверняка сказали бы, что этот дом насквозь прогнил, что здесь может произойти пожар и что жить здесь опасно. Довершали всю эту картину серые кошки, сновавшие туда-сюда. Интересно, как им удавалось выживать в этой грязи? Диспетчер, принимавший заявку на выезд по этому адресу, сообщил нам, что здесь живет старик лет семидесяти, испытывающий боли в груди и проблемы с дыханием. Также диспетчер предупредил нас, что мы сами должны войти внутрь. Пациент лежал в спальне на втором этаже, окруженный еще одной горой мусора, сора и огромного количества бумаги. Под ним валялась груда грязных, мокрых простыней, на которых были заметны следы мочи. У кровати стояло несколько стаканов, на дне которых виднелась плесень. Из одежды на старике были только трусы. Он очень тяжело дышал. В течение многих лет больной пытался выжить в этом мире мусора и беспорядка, но теперь болезнь взяла свое и его корабль жизни сел на мель, а дом затонул в пучине въевшейся грязи. – Я задыхаюсь, – увидев нас, прохрипел он. Мы с Риком попытались посадить больного, но скоро поняли, что это невозможно: старик был слишком слаб и его нужно было срочно везти в больницу. Но это было не так просто: мы потратили много сил, чтобы пробиться к нему через весь этот завал из коробок и хлама. Как он вообще тут передвигался? Он должен был ползать среди этого барахла. Я попыталась присесть на краешек кровати и заметила, что успела замочить свои брюки мочой. Мусора было так много, что я не могла твердо стоять на полу. – Мы заберем вас в больницу, – сказала я, стараясь придать своему голосу уверенность. Но сама я сильно нервничала, понимая, как тяжело будет вывести старика отсюда. О том, что он мог бы выйти своими ногами, не могло быть и речи. Но в то же время мы не могли использовать креслоносилки, представляющее из себя что-то вроде инвалидной коляски, так как из-за этого мусора и хлама оно бы не проехало никуда дальше входа и мы не могли гарантировать безопасность такой транспортировки для пациента. Поэтому мы были вынуждены позвонить диспетчеру и попросить пожарных о помощи. Для того чтобы старику было легче дышать, мы надели на него кислородную маску, после чего удалось узнать его историю. Много лет назад мужчина потерял жену и с тех пор редко выходил на улицу из-за плохого состояния здоровья.

– Мне помогают соседи, – сказал он. – А кто-нибудь еще за вами ухаживает? – спросила я. – Нет, – прохрипел старик. – Мне никто не нужен. Я не хожу в поликлинику и не принимаю никаких лекарств. Я могу сам о себе позаботиться. Сколько раз в своей жизни я слышала эту короткую фразу из шести слов «я могу сам о себе позаботиться». Снова и снова одинокие пожилые люди говорят нам, что они могут жить самостоятельно, хотя все свидетельствует об обратном. Те же самые слова слышат и их обеспокоенные родственники, люди, которые чаще всего и бьют тревогу, но в силу разных причин, в основном из-за того, что они живут далеко, не навещают своих родных. И такая ситуация может тянуться годами. Теоретически у этих пожилых людей есть все необходимое, чтобы спокойно доживать свой век. Но в реальности такая жизнь превращается в муку. Такой погром, какой я видела в тот день в доме у старика, я больше нигде не встречала. К счастью, вскоре приехали пожарные, так что теперь мы могли эвакуировать больного. С большим трудом четыре человека смогли положить его на носилки и затем, выстроившись в цепочку, передавали их из рук в руки. Пожарные решили, что лучше всего эвакуировать старика через раздвижное окно в спальне, которое мне удалось распахнуть, только приложив изрядное количество усилий – его давнымдавно никто не открывал. На улице уже собралось много пожарных, которые отнесли носилки в машину скорой помощи. – А как же мои кошки? – спросил меня старик. – Кто теперь будет их кормить? Я сказала, что зайду в соседний дом. Может быть, люди будут иногда приносить кошкам еду. – Хорошо, но только если они будут ставить миски у входа, – предупредил меня больной. Было понятно, что он не хотел пускать к себе никого, даже соседей. Перед отъездом я постучалась в дверь соседнего дома. Мне открыла хозяйка, приятная на вид полная блондинка. Ее семья уже давно переживала за жизнь старого соседа. Именно они и вызвали нас к старику: вот уже несколько дней они видели, что в его доме горит свет, но не слышали никаких звуков, которые могли бы говорить о том, что хозяин жив. – Он и слышать не хочет о том, чтобы купить телефон, – сказала она мне. – Старик не разрешает никому приходить и помогать ему. Кроме нас у него никого нет, – грустно сказала она, заверив нас, что позаботится о кошках. Справедливости ради стоит сказать, что соседи все же немного помогали старику, в течение многих лет собирая и принося ему еду.

В больнице нового пациента поместили в реанимацию. Наша работа также заключалась в том, чтобы обратить внимание соответствующих инстанций на те условия, в которых жил старик. Пожарные тоже заявили о том, что дом непригоден для жизни. В результате к решению данного вопроса удалось привлечь социальные и коммунальные службы. Но я продолжала следить за ситуацией. Через несколько недель я поинтересовалась у участковой медсестры этого района, как дальше развивались события. Она сказала, что в доме провели уборку и теперь туда снова вернулся хозяин. Кажется, он все-таки согласился на то, чтобы ему помогал соцработник. Так что, по крайней мере, эта история одинокого старика, не желающего ни с кем общаться, – худший пример подобного рода, который я видела в своей жизни, – не закончилась трагедией. В своей работе мы часто сталкиваемся с такими людьми, как этот пациент. Часто причина, по которой мы приезжаем к ним, сама по себе незначительна. Но стоит поговорить с пожилыми людьми, как становится ясно, что они видят других лишь 1–2 часа в неделю, все остальное время они сидят у себя дома, часто в полной тишине и одиночестве. Если вам много лет, вы плохо видите и слышите, такие простые радости жизни, как чтение книг или прослушивание радиопередач, будут вам недоступны. Если вы не выходите из дома, никто не приходит вас проведывать, вам тяжело передвигаться по комнате, а попытка разогреть суп или сделать бутерброд превращается в испытание, что же остается? Жизнь просто проходит мимо вас. Да, вы все еще живете, у вас есть телевизор, но на самом деле это нельзя назвать жизнью, правда? Главная причина этого – полное одиночество. Вы можете жить в абсолютно чистой квартире и иметь все необходимое, но тем не менее находиться в изоляции. Я не знаю, какой выход можно найти, чтобы избавить мир от такого одиночества, право, не знаю.

Человек в окне Ему было 26. Смерть застала его в той позе, в которой он был. Он стоял прямо, вытянувшись во весь рост, прислонившись к стене ванной комнаты. За свою жизнь я видела много умерших людей, но мало кто из них выглядел так, как этот парень, казалось, за его спиной торчит швабра. Это было ужасающее зрелище. Его ноги были покрыты темными пятнами, что объяснялось положением тела, в котором он умер, а также влиянием гравитации. В медицине это называется «трупными пятнами». Его лицо, плечи и туловище были абсолютно белыми. Протиснувшись сквозь толпу, я приложила к сердцу парня кардиомонитор – прибор, фиксирующий активность сердечной мышцы: на нем была ровная линия. Все кончено. Он умер.

Парень жил в самой грязной и захудалой муниципальной квартире, которую мне когда-либо приходилось видеть. Стены были измазаны следами крови и испражнений, весь пол был липким, черт знает от чего. Отвратительно. Везде, куда ни глянь, валялись пустые бутылки из-под пива марки Stella, водки и окурки от сигарет, обои были цвета табачного дыма. Здесь жил человек, который окончательно поставил на себе крест и только и делал, что пил днями напролет, иногда чередуя пьянки в кафе с запоями дома. К тому же в квартире было отключено электричество и царили холод и сырость, что делало обстановку еще более мрачной и ужасающей. – Он умер от естественных причин? – спросил меня полицейский. Не все было так просто. Когда примерно за час до описываемых событий я получила сообщение о вызове по данному адресу, там говорилось о том, что «человек, запертый в своей квартире, потерял сознание». Это довольно обычный случай, мы часто принимаем такие звонки от соцработников, которые, приходя в квартиры к пожилым людям, не могут до них достучаться. В этот раз у входа в дом меня ждали несколько соседей парня. Они позвонили по номеру 999, так как беспокоились о хозяине квартиры. Соседи провели меня к его двери на первом этаже. Одна из женщин в то утро проходила мимо окон его квартиры и обратила внимание на то, что парень смотрит на нее сквозь матовое стекло окна в своей ванной. Когда же она после обеда возвращалась домой, парень был там же. – Этот парень – беспробудный пьяница, он нигде не работает, но не доставляет нам никаких проблем, – сказала она мне. – Да, конечно, только по этому адресу постоянно приезжают полиция и скорая, – вмешался в разговор другой сосед. – Я могу показать фото. Выезды к алкоголикам – обычное дело для любого врача скорой помощи. Иногда медики даже помнят их имена. Но я никогда раньше не приезжала сюда. Сначала я сильно нажала на звонок, надеясь разбудить парня. Молчание. Еще и еще раз: дзинь, дзинь. Нет ответа. Теперь соседи стали подозревать неладное. – О нет, нет! Думаете, он мертв? – спрашивали они меня. – Не знаю, – ответила я, хотя сама догадывалась, в чем дело. Если он с раннего утра не выходил из ванной и не отвечал на мои звонки в дверь – это плохой знак. Я не могла попасть в квартиру раньше, чем приедет полиция. Как я ни старалась, не могла открыть дверь. Влезать в окна – это одно дело, а выбивать двери – совсем другое. Снова и снова я пыталась выбить дверь, но раз за разом отлетала от нее. Я испробовала последнее средство – резкий удар бедром, – но и оно не принесло успеха. По правилам мы не должны выбивать двери – это работа полиции. Иногда ты думаешь, что данный запрет – худшее, что есть на свете, но

у него есть свои причины. Нужно помнить о том, что за каждую дверь, которую выбивают в Лондоне (а таких очень и очень много), кто-то должен платить. Поэтому медик не вправе выносить двери по своему желанию. Позднее мы обнаружили, что на двери было пять различных замков. Понятно, что хозяин не жаловал здесь гостей, хотя его квартира находилась в хорошем доме. Но что бы ты ни делал, никогда не будешь чувствовать себя как у Христа за пазухой. Я начала было уже расстраиваться, но тут приехали трое полицейских. Один из них – молодой парень, который носил одежду 52-го размера, – навалился на дверь всем телом, но та все равно не поддалась. Другой полицейский более высокого роста нанес удар достойный боксерапрофессионала, Безрезультатно. Вдруг, словно по мановению волшебной палочки, из соседней квартиры вышел мужчина. Он закрыл свою дверь, и – о чудо! – я увидела у него в руках чемодан с инструментами. – Извините, у вас случайно не найдется лома? – спросил его полицейский. – Гмм… – ответ последовал не сразу, но в данной ситуации это было вполне объяснимо. – Да, найдется. Но он нужен мне для работы, – пробурчал мужчина. – Не волнуйтесь. Нам всего лишь нужно попасть в квартиру, – раздраженно ответил полицейский Мужчина нехотя открыл чемодан и протянул лом. Пока полицейский выламывал дверь, хозяин лома стоял неподвижно и не проронил ни звука. Он не испытывал никакого любопытства и нисколько не переживал за судьбу соседа, а лишь хотел поскорее получить свой инструмент обратно. К этому моменту к дому уже приехала бригада скорой помощи. Поняв, что хозяин квартиры мертв, мы пытались установить, что же здесь произошло. Всюду куда бы ни падал взгляд мы видели пятна крови. Было похоже на то, что парень, спотыкаясь, держась за стены и двери, ходил туда-сюда по квартире. Везде, даже на полу, были кровавые отпечатки от рук и ног. Это было очень странно, ведь при первом осмотре мы не нашли на теле никаких ран. Полицейские заподозрили, что парень умер при загадочных обстоятельствах, и мы не могли подробно обследовать тело, так как, возможно, эта квартира стала местом преступления. Если данное предположение было верно и парень был убит, то мы должны были снять обувь, чтобы не мешать проведению судебно-криминалистической экспертизы. Более того, если бы кто-то из медиков прикоснулся к телу, то полиции пришлось бы у всех нас снимать отпечатки пальцев. Осматривая гостиную, мы нашли причину появления кровавых следов: это был разбившийся стеклянный стакан. Он лежал рядом с диваном, который был весь запачкан кровью. Каким-то образом парень порезался

осколком стекла, пробившим артерию или вену. Скорее всего, это несчастный случай. И конечно, при повторном осмотре тела мы обнаружили след от пореза. С виду он был незначительным. Но именно этот порез стал причиной смерти. Наверное, поранившись, парень просидел на диване еще несколько минут: это можно было понять по внешнему виду дивана, впитавшего капавшую кровь как губка. Хозяин квартиры, конечно, был сильно пьян – пустые банки и бутылки служили тому доказательством, – но в какой-то момент он, несомненно, осознал, что у него сильное кровотечение. Все говорило о том, что, пытаясь найти спасение, он бегал взад и вперед по всей квартире, оставляя кровавые следы, пока через какое-то время не умер от сильного кровотечения. Полиция пришла к окончательному выводу, что это несчастный случай и никто не был причастен к смерти хозяина квартиры. Парень определенно страдал от алкоголизма, и вот трагический итог этой болезни – смерть в полном одиночестве, которая снится большинству людей в кошмарах. Позднее, в тот день, когда моя смена уже заканчивалась, я встретила свою подругу, врача скорой помощи, которая работала в том же районе, что и я. Я поведала историю про смерть молодого человека, страдавшего алкоголизмом. Только я начала свой рассказ, как она остановила меня: – О нет, не может быть, это же Гарри, я знала его! Моя коллега несколько раз приезжала к нему. Она сказала, что, хотя Гарри всегда был пьян, он никогда не был агрессивен, никого не оскорблял и они часто беседовали. Гарри рассказал доктору, что до 20 лет он жил нормальной жизнью, пока однажды на него на улице не напали неизвестные и не избили. В итоге Гарри оставили лежать на асфальте с пробитой головой. И с тех пор он окончательно потерял контроль над своим пристрастием к алкоголю. Пациент также рассказал моей подруге, что мечтал писать и петь свои песни, и однажды, когда они вдвоем ожидали приезда машины скорой помощи, даже спел ей. – Он пел лучше, чем все исполнители, которых ты слышала в шоу «Голос», – грустно сказала моя подруга. Когда работаешь врачом скорой помощи, то должен привыкнуть к тому, что тебе все время приходится иметь дело с алкоголиками, некоторые из которых звонят на номер 999 три-четыре раза на дню и неизменно отказываются ложиться в больницу. Вы можете годами наблюдать, как постепенно ухудшается их здоровье по мере того, как они продолжают убивать себя, принимая медленный яд. Но все, что врачи, как и любые другие медицинские работники, могут сделать в данной ситуации – это выполнять свою работу. Алкоголь является средством самоуничтожения. Когда по какой-то причине нам тяжело воспринять реальность, алкоголь позволяет убежать от нее. Но если вы подумаете об этом молодом человеке, у которого, как и у всех нас, в 20 лет были свои мечты и надежды, перестанете ли вы плыть по течению своей жизни?

История Евы Сообщение о новом вызове выглядело ужасающе: «Совершено нападение на женщину, нападавший нанес множественные ножевые ранения». Интуиция сразу же подсказала мне, что речь здесь идет о вопиющем случае домашнего насилия. В Лондоне женщины все время живут в страхе перед нападением со стороны абсолютно незнакомого человека. Но чаще всего в сообщениях о насилии, поступающих на номер 999, говорится о применении силы в отношении женщин со стороны их мужей, нынешних или бывших партнеров. К сожалению, несмотря на то, что сейчас активно проводятся кампании по противодействию домашнему насилию, примеров этого уродующего общество порока встречается еще слишком много. – Ну что ж, – вздыхая, говорила я своему коллеге Джиму пока мы надевали резиновые перчатки, – здесь может понадобиться наша помощь. Выйдя на улицу, мы увидели, что там уже везде стояли полицейские. Они жестами призывали нас идти вдоль по дороге в сторону дома, находившегося на полпути к шоссе. В саду у входа в дом также собралось множество полицейских в штатском. Перед тем, как мы вошли внутрь, они рассказали нам, в чем дело. Мужчина ударил свою жену на кухне ножом для разделки мяса. Пока женщина пыталась убежать, он глубоко ранил ее в спину, голову и предплечье. Настоящая кровавая бойня. Но женщина осталась жива. Нас сопроводили в гостиную, и, проходя по коридору мимо кухни, я увидела мужчину: он сидел за столом абсолютно голый, был закован в наручники, выглядел напуганным и дрожал, оглядываясь на окруживших его полицейских. Несмотря на то, что мужчина только что совершил страшное преступление, я сразу прониклась к нему симпатией. Его взгляд был полон смущения и беззащитности. «Может быть, хозяин дома сошел с ума?» – подумала я. В гостиной находилась несчастная женщина. Она была раздета и лежала на животе, прикрытая стеганым одеялом, которое на нее накинул один из полицейских. Женщина находилась в сознании, разговаривала с одним из офицеров и даже не плакала. Но посмотрев на нее, я ужаснулась: все вокруг было забрызгано кровью и это наводило леденящий ужас. Муж набрасывался на жену несколько раз и нанес многочисленные удары ножом по всему телу: в голову, плечи, руки. Всего она получила около двадцати ран: некоторые из них были незначительными, едва заметными, другие оказались достаточно глубокими, размером в несколько сантиметров. Через одну из обширных

ран на голове можно было видеть просвечивающий белый череп. Из этих порезов так сильно текла кровь, что невозможно было понять, какого цвета была кожа женщины – все вокруг было окрашено в красный цвет. На нас с Джимом, людей, привыкших видеть такое, от чего у обывателей встают волосы на голове, эта картина произвела шокирующее впечатление. От этого мне стало тяжело на душе. Как муж, который жил в одном доме со своей женой и, по-видимому, любил ее, мог совершить такое? Опустившись на колени и разговаривая с Евой (так звали пострадавшую), я была готова заплакать. – Вам где-нибудь больно? – спрашивала я женщину, стараясь сохранять вежливый тон. – Нет, не больно, – ответила она. – Пожалуйста, скажите, что с Джо? С ним все в порядке? – спросила Ева немного погодя жалостливым голосом. – Он не пострадал, – ответила я. Полицейские уже сообщили мне, что с Джо, 9-летним сыном пострадавшей, все хорошо. Когда все произошло, он был на втором этаже и подумал, что в дом забрались грабители. Мальчик позвонил по номеру 999 и не стал спускаться вниз. Когда он звонил нам, то не знал, что отец напал на мать. Но во всей этой наступившей суматохе никто не сказал женщине, что ее сын не был ранен и находился в безопасности. Как и все матери, она в первую очередь думала о сыне. Мы с Джимом начали помогать Еве как могли: вытерли глаза, рот и нос от крови, наложили повязки на раны. Затем мы завернули женщину в чистую простыню, накрыли одеялом и понесли к скорой. Полиция закрыла дверь на кухню, так чтобы муж и жена не могли видеть друг друга, а также ужасные последствия нападения мужчины. Включив мигалки и сирены, мы быстро довезли пострадавшую до больницы и передали ее хирургам. Там Еву отправили в операционную зашивать раны. Докторам придется очень потрудиться, чтобы вернуть женщине нормальный вид. На этом наша часть работы была закончена. Но эта история не из тех, о которых быстро забываешь в суматохе дел. Чтобы легче пережить увиденное и морально восстановиться, мы с Джимом обсуждали эту историю, пока ехали на скорой, и пришли к общему выводу, что женщине очень повезло. Полиция приехала всего через несколько минут после того, как сын Евы позвонил в службу экстренных вызовов. – Джим, представляешь, что бы могло случиться не окажись сына рядом? – спросила я. – Да, хорошо, что он был дома и, слава богу, мальчик не видел всего этого ужаса и не пострадал сам, – напомнил мне коллега. Позже в тот же день, снова вернувшись в больницу, я везла Еву из операционной в палату. Она сидела в кресле-каталке: все ее тело и лицо

были перевязаны бинтами, отчего женщина напоминала египетскую мумию, у которой были видны только глаза, нос и рот. Я представилась, и мы немного поговорили. До этой беседы я думала, что пациентка в течение долгого времени была жертвой домашнего насилия. – Ваш муж когда-нибудь был груб с вами? – спросила я. Слова, прозвучавшие мне в ответ, я буду помнить всю жизнь. – Дорогая, мой муж – самый милый и добрый человек, которого я когдалибо встречала. До сегодняшнего случая он не только никогда не бил ни меня, ни сына, но даже не угрожал нам. – А что произошло? – спросила я, еще не вполне осознав смысл предыдущего ответа. – Я не знаю, – грустно ответила Ева. – Он никогда раньше не вел себя так, с ним действительно что-то случилось. Я так волнуюсь о нем. Как это ужасно слушать. Вместо того чтобы беспокоиться о себе, женщина переживала за человека, от рук которого она чуть не погибла. Затем Ева рассказала мне все. Утром она проснулась довольно рано, оттого что на кухне что-то гремело и звенело. Сначала она решила, что муж готовит себе еду. Но звуки становились все сильнее, поэтому женщина решила спуститься на кухню и посмотреть, что происходит. Там она увидела, что вся посуда была разбросана по полу, а ее любимый муж, с которым она жила вместе вот уже 12 лет, стоит абсолютно голый, вытаращив глаза, и держит в руках нож для разделки мяса. Поняв, что ей угрожает смертельная опасность, Ева приготовилась бежать. Но муж напал на нее: стоя на одном месте, он размахивал ножом, раз за разом нанося им все новые и новые удары. Женщина истошно закричала, ей удалось убежать из кухни в гостиную и закрыть за собой дверь, так что ее муж остался в коридоре. В это время сын Евы Джо, находившийся на втором этаже и не видевший этого ужасающего зрелища, услышал шум и позвонил в службу экстренной помощи. Через несколько секунд нападавшему удалось открыть дверь в гостиную, где он снова попытался ударить свою жену, но был остановлен быстро приехавшими полицейскими. Рассказ Евы отложился в моей памяти. Через несколько месяцев, когда я парковала машину у отделения скорой помощи, ко мне подошла женщина. Я не могла вспомнить ее, пока она не назвала свое имя. Это была Ева. С того дня, когда я видела ее в последний раз, замотанную бинтами, женщина изменилась до неузнаваемости и отлично выглядела. «Где сейчас ее муж: в тюрьме или в психиатрической больнице? – подумала я. – Только не напоминай ей о нем». – Мой муж умер, – сказала женщина. Я была ошеломлена.

– У него была опухоль головного мозга, – объяснила она. – Врачи обнаружили ее во время обследования. Его состояние быстро ухудшалось. Он умер через несколько недель после того, как напал на меня. Я обняла Еву и выразила ей свои соболезнования. Оказалось, что нападение было первым реальным признаком того, что у ее супруга возникли серьезные проблемы со здоровьем. Вы видите, что она достаточно мужественная женщина, но судьба обошлась с ней несправедливо. Когда у вас неожиданно умирает муж, это уже само по себе достаточно печально, даже если он чуть не убил вас. Но мысль о том, что повернись все немного по-другому и тогда бы ребенок мог потерять обоих родителей, делает душевную боль невыносимой.

Человек из офиса После того, как я окончила курсы фельдшеров скорой помощи, моим первым серьезным испытанием стал инцидент в офисном здании в центре города. Двое пожарных уже выехали на вызов, в котором говорилось о ситуации, произошедшей на крыше козырька над центральным входом в здание, там, где был натянут тент. Мужчина выбросился сам или был выброшен из окна офиса и каким-то образом угодил прямо на этот тент: вот все, что мы знали. Не было никакой информации о том, на каком этаже это произошло. И никто из нас тогда не знал, кем был пострадавший. Мы добираемся до первого этажа и, таща наверх свое оборудование, вылезаем из окна, чтобы добраться до тента. Мужчина лежит на спине. – Похоже, он умер, – сказал мой коллега Кит. Двое пожарных склонились над мужчиной, пытаясь сделать ему искусственное дыхание или попытаться завести его сердце, используя стандартные методы, но безуспешно. Они слышали то, что сказал Кит, однако ничего не ответили. Я посмотрела вокруг: все выглядело как обычно, никаких следов крови. Не говоря ни слова, мы с Китом пришли на смену пожарным. Начав делать непрямой массаж сердца, я сразу поняла, что здесь что-то не так. – У него сломаны все ребра, – сказала я, – не чувствую никакого сопротивления, когда давлю на грудную клетку. Затем, наклонив мужчине голову, я попыталась дать ему немного кислорода. Только я начала давить на дыхательный мешок, как из ушей пострадавшего полилась кровь, которая испачкала мне брюки. Это плохой знак.

– Зачем мы все это делаем? – недовольно хмыкая, сказала я Киту. – Все бесполезно. Кит был старшим медиком скорой помощи и имел большой опыт. Он пожал плечами. – Лиза, пока мы точно не установим факт смерти, надо продолжать делать все, что в наших силах. Кит был прав: на тот момент мы могли строить свои выводы только на том, что видели. Мы продолжили поиск ответа на вопрос, умер пострадавший или нет, хотя ответ был очевиден. Проходившие мимо прохожие начали останавливаться и смотреть на нас, отчего я стала чувствовать себя участницей какого-то большого мероприятия, телепрограммы или реалити-шоу. Место, где происходили описываемые события, находилось недалеко от крытой автобусной стоянки. Один из прохожих, молодой отец, поставил своего сына на крышу этой стоянки, чтобы мальчик мог лучше рассмотреть то, как медики скорой помощи пытаются реанимировать бедного мужчину. Какое впечатление это должно было произвести на маленького мальчика? Да, мы привыкли к тому, что любопытство заложено в человеческой природе и прохожие будут смотреть на нас. Но ставить ребенка на крышу стоянки, чтобы он лучше мог рассмотреть, как люди ведут борьбу за жизнь человека, дни которого сочтены, – это уже чересчур. Я думаю, что вести себя так недостойно. Как бы реагировали на эту ситуацию люди, если бы пострадавший был их родственником или коллегой? Неужели они продолжали бы так же стоять и смотреть? Но вдруг, словно по мановению волшебной палочки, все изменилось: в воздухе послышалось отчетливое жужжание вертолета санитарной службы. Пилоты этой организации – профессионалы своего дела и могут посадить вертолет в любом месте, даже на крохотном пятачке. К общему восторгу толпы, они сели на близлежащем перекрестке. Теперь все люди, находившиеся в вертолете – два пилота, медсестра и доктор, одетые в оранжевые спасательные жилеты, – забрались на тент и стали помогать нам. Осмотрев мужчину, доктор сказал, что он мертв. Через несколько минут вертолет уже улетел на другой вызов. Все, что нам оставалось – убрать тело. Когда мы стали двигать его, то ясно увидели следы всех повреждений. Руки и ноги сгибались неестественным образом. Это было ужасное зрелище. Тело безвольно болталось и напоминало мешок в форме человека. Снаружи на нем не было никаких повреждений, однако внутри каждая косточка разломалась на мелкие кусочки. Мы положили тело погибшего на доски, сняли с него одежду и завернули в одеяло. Затем пожарные помогли спустить тело вниз по лестнице и погрузить его в стоявшую рядом машину скорой помощи. Толпа начала расходиться только сейчас. Работа на этом вызове, где я в первый раз столкнулась с такой серьезной травмой, была не из приятных. Меня поразило

непреодолимое влечение толпы поглазеть на разного рода зрелища, а также то, как сильно было повреждено тело, хотя я по наивности считала, что у мужчины не было серьезных травм, поскольку не видела следов крови. Позднее мы получили от полиции данные о погибшем мужчине. Ему было всего 30 лет, он работал служащим в одном из офисов этого здания. Погибший спрыгнул с крыши примерно с высоты 17 этажа. Он оставил там некоторые свои личные вещи и предсмертную записку, которую позже обнаружили полицейские. Это была моя первая встреча с подобным типом самоубийства, встреча, без которой можно спокойно прожить всю жизнь. Я привыкла к тому, что, если человек хочет покончить с собой, он примет слишком большую дозу лекарства или повесится, но не к тому, что человек выберет такой отчаянный и экстремальный способ, чтобы расстаться с жизнью. Несмотря на то, что я давно работаю на скорой помощи, меня до сих пор бросает в дрожь при воспоминании об этой истории. Всю жизнь «подушка в форме человека» приходит мне в кошмарных снах. Я все время задаюсь вопросом, что же заставило мужчину уйти из жизни именно таким способом? На следующий день после этого происшествия мне позвонила невестка, которая работает в здании, расположенном ровно напротив того дома, где происходили описываемые события. Она рассказала мне, что они с коллегами увидели, как что-то упало с крыши здания напротив. Потом они наблюдали за нашей работой и поняли, что мы пытаемся реанимировать человека, который упал с крыши. Невестка узнала меня. – Лиз, я поняла, что это была ты по твоей прическе, волосам, собранным в хвостик. Но мы не могли понять, зачем вы пытаетесь реанимировать человека, который упал с такой большой высоты. Я уже хотела позвонить тебе и сказать, чтобы ты оставила это бесполезное дело. Мы еще немного поговорили и решили, что омерзительная привычка людей с особым наслаждением следить за трагическими событиями (как у мужчины, который поставил своего сына на крышу автобусной стоянки) не свидетельствует о наличии большого ума и умения сопереживать в том случае, если речь идет о жизни другого человека. Затем я вспомнила еще одно разозлившее меня в тот день обстоятельство: какая-то «любопытная Варвара» из соседнего здания смотрела на нас в бинокль. – В течение своей жизни ты все больше узнаешь людей не с самой хорошей стороны, – сказала я своей невестке. – Я понимаю, что это часть нашей профессии. Но я не хочу слишком много думать об этом, иначе это вынудит меня уйти со своей работы. Как видите, я не ушла. Но все время нужно помнить об этой стороне человеческого характера.

Первый день в Лондоне Мой коллега Гэри работает медиком уже много лет, и эта работа ему порядком поднадоела. – Я все уже видел в профессии, – говорит он. Сегодня нас вызвали к молодому 21-летнему парню по имени Брикстон. Он не может ходить из-за болей в ногах. Умудренный опытом Гэри как всегда пожал плечами. – Ерунда на постном масле, – проворчал он, – мы просто зря потеряем время. – Никогда не знаешь, чего ожидать, – рассмеялась я в ответ. Мы приехали в большой многоквартирный дом. Двое соседей Брикстона – молодые парень и девушка, похожие на студентов, – проводили нас по лестнице в комнату к больному. – Мы итальянцы, – сказали они. – Брикстон живет на четвертом этаже в одной квартире с нами. Вчера он пришел больным с работы и уже целый день лежит в постели. Вот и все, что нам известно. В спальне, где лежал больной, стояла кромешная темнота: плотные занавески на окнах не пропускали даже малейший лучик света. Мы видели лишь силуэт пациента, так как он закутался с головой в простыню. Включив свет, я убрала простыню, чтобы взглянуть на парня. Все его лицо было покрыто сыпью фиолетового цвета, не бледнеющей при надавливании. Очень опасный симптом. Это действительно крайне плохие новости. Гэри также осмотрел больного. Может быть, он и был циником, но сегодня ему пришлось изменить свои взгляды. – О боже, какой ужас… – произнес он. Знакомый симптом. Это заражение крови, или, выражаясь научным языком, менингококковая септицемия. Смертельно опасная бактериальная инфекция. Мы внимательно осмотрели все тело больного: красноватая сыпь покрывала его с головы до ног. Молодой человек закашлял и проснулся. У него был смущенный вид. – Как Вы себя чувствуете? – спросила я. – У меня болят ноги, – парень говорил по-английски с сильным акцентом, – болят так сильно, что я не могу ходить. Чтобы мы могли забрать пациента отсюда и отнести к скорой, Гэри пошел за креслом-носилками – чем-то вроде инвалидной коляски. Увидев, что у больного сыпь, его товарищи были поражены. Кажется, молодой человек устроился работать шеф-поваром в один из ресторанов. Он приехал в Англию из Италии только за день до описываемых событий и даже не смог полностью отработать свою первую смену. Поздно вечером коллеги отправили парня домой, так как

поняли, что он сильно болен. Болезнь была чрезвычайно серьезной, удивительно, что за ночь ему не стало хуже. Боль в ногах можно объяснить нарушением кровообращения. Но при заболевании, вызванном данным типом бактерии, можно было ожидать появления рвоты, головокружения и сильной головной боли. Все это было очень печально. Больной – молодой итальянец – обладал такой красотой, что при одной мысли о том, что с ним происходит, внутри все разрывалось: у него были густые черные кучерявые волосы и выступающие скулы – все, что нужно настоящему сердцееду. Мы с Гэри не разговаривали об этом, потому что понимали: шансы пациента на выживание невелики. При таком заражении крови лучшее, чем он может отделаться – ампутация рук или ног из-за нарушенного кровообращения. Я очень сильно переживала за молодого парня, не имевшего ни малейшего представления о том, к каким последствия может привести сыпь. Не было особого смысла говорить ему об этом. Когда ты сообщаешь пациенту, что он, вероятно, умрет, надо делать это как можно более мягко и осторожно. Мы посадили парня на каталку. Он действительно невыносимо страдал и испытывал болезненные ощущения при каждом движении. Друзья молодого человека смотрели на то, как мы сажаем его в машину скорой помощи, не проронив ни слова. У пациента резко упало давление, его тело сотрясала дрожь. Все, что мы можем сделать, – вызвать по рации врача, который будет ожидать нас в больнице, приподнять пациенту ноги для улучшения тока крови и установить капельницу. Пока мы мчались по улицам, я тешила себя призрачной надеждой на то, что врачи в больнице дадут парню антибиотики и он выживет. «Мы скоро приедем», – сказала я сама себе. В такие минуты ты успеваешь испытать надежду, чувство отчаяния и полной обреченности. Наконец мы приехали. Дежурный доктор осмотрел больного и, поджав губы, сказал: – Да, все верно. Везите его в приемное, госпитализируем. Гэри загадочно молчал. Мы сделали все, что могли. Тем временем поступил следующий вызов: у пациента был простой вывих коленного сустава, что позволило нам немного отвлечься от той трагедии, которую мы только что видели. Но через час нам позвонили из диспетчерской и сообщили, что молодой итальянец скончался. Мои надежды оказались напрасными. Но где парень мог подхватить эту инфекцию? Это было неизвестно. Обычно эта бактерия может перейти от человека к человеку, если рядом кто-то сморкается или кашляет, не закрывая рот. Она также передается через поцелуй – такой способ заражения называют «прямой контакт». Парень мог заразиться в любом месте. А поскольку он кашлял, пока мы оказывали ему помощь, вероятность нашего заражения высока. Поэтому мы должны были срочно принять пивампициллин – сильный антибиотик,

который часто назначают людям, находившимся в тесном контакте с больными менингитом. Прием этого препарата снижает риск возникновения болезни. Однако через несколько часов после приема лекарства все выделения человека приобретают ярко-оранжевый цвет. Что бы ты ни делал – сморкался, плакал или мочился – несколько дней все будет оранжевым. Вспомнив про молодого итальянца, я прослезилась. Когда у тебя есть дети такого же возраста, как он, легко представить себя на месте его матери, обнимающей на прощание своего сына, полного надежд на лучшее и с нетерпением ожидающего поездки в большой город в чужую страну. В эти последние минуты перед расставанием в ее голове проносятся все страхи и надежды, связанные с ее отпрыском. А всего через 48 часов раздается страшный звонок, и ей сообщают, что сын умер. Настоящий кошмар для любой матери. Этот случай произошел за несколько лет до того, как врачи скорой помощи стали возить с собой в машине антибиотики для оказания необходимой помощи прямо на месте. Сейчас они имеют право делать уколы с антибиотиками во время вызова еще до госпитализации, то есть в тот момент, когда пациент больше всего в этом нуждается.

Происшествие на железной дороге В канун Нового года очень сложно успеть вовремя на вызовы. Мы стараемся делать все, что в наших силах, но в эти несколько часов до и после праздника движение на дорогах сумасшедшее. Одно из воспоминаний о работе в Новый год постоянно преследует меня. Я нередко выезжаю на вызовы вместе со своей коллегой по имени Аманда, с которой нас многое роднит, например то, что наши мужья тоже работают на скорой помощи и мы довольно часто попадаем в одну бригаду. В тот день наша машина стояла у районной больницы, и мы были готовы «подать зеленый свет» (нажать зеленую кнопку на планшете, что означает готовность принять новый вызов). Время уже подходило к полуночи, поэтому на улице на морозе у входа в больницу собралось много врачей скорой помощи, ожидающих окончания смены. Как только часы пробили двенадцать, мы бросились обнимать друг друга и поздравлять всех с праздником. Через несколько минут мы с Амандой приняли первый в Новом году вызов. – О боже, – сказала Аманда после того, как мы обменялись поздравлениями, – Лиза, взгляни сюда. Я посмотрела на экран планшета, на котором горела надпись всего из трех слов (трех внушавших ужас слов!), которые ты хочешь увидеть меньше всего, тем более в Новый год: «Человек на рельсах». Это значит, что кто-то попал под поезд.

– Сколько времени назад это произошло? – спросила я, когда мы ехали к железнодорожной станции. К счастью, мы находились не так далеко от места происшествия, и на дороге было мало машин. Мы надели резиновые перчатки: что-то подсказывало, что сегодня они могут понадобиться. На станции нас встретила группа мрачных работников железной дороги и несколько служащих транспортной полиции. Все произошло так: машинист предупредил сотрудников станции о том, что минуту назад он на что-то наехал. Это был скоростной поезд, он просто проезжал эту станцию и не мог здесь останавливаться. Это случилось буквально через несколько секунд после того как наступил Новый год. Жутко. – Мы думаем, что он на кого-то наехал и этот человек все еще лежит на путях, – сказали нам работники станции. В эту ночь было холодно и светила полная луна. Тем не менее полиции пока не удалось ничего обнаружить. Все собравшиеся на станции вышли на опустевшую платформу и, направив фонари на рельсы, стали искать тело. Скоро к нам присоединилась новая группа полицейских. Но все было напрасно. С платформы ничего не было видно. В течение нескольких минут нам с Амандой удалось согласовать с полицией следующий план действий: мы спускаемся вниз, идем по путям и ищем человека. К тому моменту подача электричества на рельсы была отключена. У нас все еще был шанс найти человека живым. Учитывая скорость поезда, они были очень призрачными, но тем не менее мы должны были рассматривать такую возможность. Времени рассуждать о том, в каком состоянии находится пострадавший, не оставалось. Мы быстро надели зеленые и красные жилеты со светоотражающими полосами, на голову – защитные каски. Мы всегда носим подобное снаряжение с собой как раз для таких случаев. – Это последний раз, когда я работаю в Новый год, – ворчала Аманда, пока мы спускались на рельсы. – Если бы за каждый раз, когда я произношу эту фразу, мне платили бы по 20 фунтов, я бы уже давно жила бы в Италии. Впрочем, я не хочу никуда уезжать. – Да, невеселая ситуация, – согласилась я. Пока все люди целуются, обнимаются, пьют шампанское и устраивают вечеринки, получая заряд хорошего настроения, мы идем по железнодорожным путям в поисках… но что мы ищем? Находящегося при смерти человека? Разорванное на куски тело? Мы не имели об этом никакого представления. Ситуация выглядела несколько сюрреалистично. Мы как будто превратились в героев какого-то фильма ужасов. Когда мы подходили к темной части путей, луна стала светить прямо в лицо. – Не хватает только встречи с оборотнем, – сказала я Аманде, чтобы хоть как-то скрасить мрачную обстановку. Холод пронизывал меня до костей.

– Да, и давно ли ты мечтаешь увидеть его? – ответила она, входя в темную часть перегона. – Не думаю, что буду в восторге, когда мы найдем то, что ищем. Неожиданно, пройдя примерно километр с высоко поднятыми фонарями в руках, мы остановились. Наконец нам удалось что-то найти. Похоже, что это были фрагменты селезенки. На ощупь они все еще были теплыми, и, так как ночь была очень холодной, от них шел пар. Пройдя еще немного вперед, мы увидели новую находку – на этот раз мужской тапок. Мы продвинулись еще дальше, и (о боже!) перед нами лежали кишки. Ужасное зрелище. Не говоря ни слова, мы продолжали идти дальше и скоро нашли останки тела, разбросанные по путям. Картина произошедшего стала ясна: мужчина бросился под поезд и его буквально разорвало пополам. Поэтому, когда мы, наконец, нашли тело, оно держалось лишь на коже. Все содержимое желудка мужчины разлетелось по путям. По иронии судьбы второй тапок остался на ноге. Мужчина пришел на платформу в пижаме, которую поезд разорвал в клочья. Если вы брезгливый человек, то не сможете работать медиком, иначе просто сойдете с ума. Вид разорванного тела оставлял жуткое впечатление. Его лицо было так обезображено, что невозможно было рассмотреть его черты. Какая беспощадно жестокая смерть. До какой степени отчаяния должен дойти человек, чтобы в последние секунды уходящего года стоять в полном одиночестве на платформе и решиться на подобное? На этом наша часть работы была закончена, и мы собирались на новый вызов. Конечно, увиденное потрясло. Но теперь никому здесь не нужна наша помощь. Убирать труп – дело полиции. Кто-то другой будет выполнять эту ужасную работу, собирая останки мужчины и затем передавая их в городской морг, а потом корнеру – следователю, изучающему обстоятельства внезапной гибели людей. Еще кто-нибудь будет заниматься другой ужасной работой: разыскивать семью погибшего, чтобы рассказать о том, что произошло. Безусловно, это было самоубийство. Погибший сознательно пошел на этот шаг. Когда мужчины хотят покончить с собой, они выбирают самый жестокий способ, чтобы сделать это. Может быть, он специально ждал, когда часы пробьют полночь, а возможно, это случайное совпадение. В конце концов, кто мог знать, что здесь в это время будет проходить поезд? Через неделю после происшествия мы получили информацию о погибшем. У него были серьезные проблемы с психикой: годами он то попадал в психиатрические больницы, то оказывался на улице. До этого случая он много раз пытался покончить жизнь самоубийством, но все его предыдущие попытки были безуспешны. В этот раз он решил сделать все наверняка. А история поисков человека в темноте будет вспоминаться мне еще очень и очень долго.

Должник На номер 999 поступил новый вызов: 33-летний мужчина получил травму головы. Звонок был оставлен на линии, так делается только в случае, если у пострадавшего происходит остановка сердца. Включив проблесковые маячки и сирены, мы выехали на место. У входа в дом с террасой, где жил пострадавший, нас встретила худая девушка с черными кучерявыми волосами на вид чуть старше 20 лет. Она была в истерике, не находила себе места от горя и еле могла сдерживать эмоции. – Он наверху… Думаю… он МЕРТВ! – громко кричала она нам вслед, пока мы поднимались по лестнице. Обычно на такие вызовы выезжают сразу две бригады скорой помощи, но в этот раз мы приехали первыми. Мужчина лежал на спине на полу в ванной. Большинство несчастных случаев, из-за которых люди обращаются в службу экстренной помощи, происходят в ванной, особенно если речь идет о сердечных приступах. Первое, что я заметила, – у мужчины были синяки под глазами, из носа и ушей текла кровь. Все выглядело немного странно. – Вы знаете, что здесь произошло? – спросила я девушку. Она нервничала, что было естественно в этой ситуации, но странно прижимала руку ко рту, словно не хотела сказать что-то лишнее. – Не знаю, – сказала она. – Когда я пришла домой, то нашла его в таком состоянии. Должно быть, его избили. Мы начали реанимировать мужчину: делали непрямой массаж сердца, пытались установить капельницу, чтобы ввести в организм необходимые препараты, вставляли трубку в рот, закачивая кислород, хотя понимали, что, скорее всего, ничего не удастся. – Не похоже, что его избивали, – сказал мой коллега Дейв. И он был прав: все стояло на своих местах, с полок ничего не упало, а на полу не было никаких осколков. Не было видно также и крови, кроме той, что текла по лицу. Девушка стояла рядом с нами молча, желая, чтобы мы поскорее закончили этот кошмар. Может быть, желание быстрее избавиться от этого состояния заставило ее все же заговорить. – Да, когда я вошла в дом, дверь была открыта, – сказала она. – По крайней мере, мне так показалось. Он будет жить? «Нет, дорогая, он уже никогда не будет жить», – ответил мой внутренний голос. Удивительно, но родственники и друзья больных всегда задают

тебе этот вопрос даже в тех случаях, когда совершенно понятно, что ответ будет отрицательным. Может быть, они хотят утешить себя или просто не знают, что сказать, но такова уж человеческая природа. – Сейчас он очень слаб, – стандартно ответила я, стараясь донести до девушки тот факт, который она еще не успела осознать. – В сущности он мертв, но мы пытаемся обеспечить мозг кислородом, чтобы, если удастся его реанимировать в больнице, повреждения мозга были минимальными. Но мы не можем сказать, почему он оказался в таком состоянии, у нас нет никаких предположений на этот счет. Ситуация выглядела очень странно. Рассказ девушки о том, что произошло, никак не сходился с нашими выводами. Дейв пошел к машине, чтобы принести дополнительное оборудование. Вернувшись, он подтвердил, что нигде в доме нет никаких следов взлома. Это было достаточно легко установить, так как размеры помещения были небольшими. – Лиза, не похоже, чтобы сюда кто-то врывался, – сказал мой коллега, качая головой. В это время к дому приехали полицейские, которым автоматически передали информацию о вызове, и стали допрашивать девушку. Позже они отвезли ее в больницу. Наша же работа на данный момент заключалась в том, чтобы отнести мужчину в машину скорой и, пытаясь его реанимировать, быстро довезти в больницу. Именно это мы и делали, но, когда прибыли на место, стало ясно, что все кончено. Разгрузившись, мы стали заполнять бумаги и готовиться к следующему вызову. Вдруг к нам подошла медсестра. – Не уезжайте, – сказала она. – Я только что поговорила с полицейскими. Похоже, мужчина, которого вы только что привезли, застрелился. – Застрелился? – растерялась я. Сейчас полицейские будут спрашивать нас о том, что мы увидели, когда приехали на вызов, и тому подобное. Но где же был след от пулевого ранения? Мы должны были его видеть, однако не заметили ничего, что могло бы натолкнуть нас на мысль о самоубийстве мужчины. Ничего. Вот как все произошло на самом деле: мужчина застрелился, пустив пулю в висок. След от выстрела был прикрыт волосами, а мы, будучи сбиты с толку рассказами девушки о том, что мужчина был избит, даже не посмотрели, что в голове есть пулевое отверстие. Мы не нашли его, так как не ожидали увидеть. Сегодня часто по телевизору приходится слышать, что где-то произошла стрельба, но на самом деле подобные случаи все еще происходят достаточно редко. К нам поступает мало вызовов, где говорится о том, что кто-то застрелился. Конечно, мы выезжаем туда, где происходят перестрелки, но обычно они не приводят к трагедии. К тому же в истории с мужчиной была еще одна странность: мы нигде не видели пистолета.

Позднее, когда мы приехали в участок, чтобы сдать отпечатки пальцев и дать показания, то узнали подробности этой истории. Мужчина убил себя, выстрелив в голову из небольшого ручного пистолета. Наличие синяков было вызвано тем, что пуля попала в висок. При первом разговоре с хозяйкой дома история о нападении не убедила полицейских, поэтому они продолжали допрашивать девушку, пока не восстановили полную картину произошедшего. Придя домой, она обнаружила, что мужчина лежит на полу в ванной и у него в руке был небольшой дамский пистолет. Увидев это, девушка запаниковала. Она призналась полицейским, что знала о том, что в случае самоубийства родственники пострадавшего не имеют никаких прав на получение страховки по потере кормильца. Поэтому девушка забрала пистолет у погибшего, спрятала его, а затем позвонила в полицию и на номер 999, сочинив историю о том, что мужчина был избит. Наконец, в разговоре с полицейскими девушка проболталась о причинах самоубийства, и они отпустили ее. Все случилось из-за долгов. Пара задолжала крупную сумму денег, и мужчина решил, что единственный выход из данной ситуации – самоубийство. Я тяжело переживала этот случай еще и потому, что во время общения с родственниками погибшего, приехавшими в больницу, я увидела среди них знакомого, которого иногда встречала, будучи школьницей. Я не стала с ним разговаривать: в этот тяжелый момент никому из родных погибшего было, конечно, не до ненужной болтовни, но вспомнила, что в юности знала этого человека в лицо, а также и погибшего мужчину. Получается, что мужчина, которого мы пытались реанимировать, не был мне чужим человеком. Я просто не узнала в нем одного из парней, которого в подростковом возрасте обсуждала с подругами. Вы, дорогие читатели, безусловно, знаете, как это бывает у детей: даже если ты не общаешься с каким-то мальчиком, но вы постоянно встречаете друг друга, то скоро у тебя появляется собственное мнение о его внешности и привычках. Жизнь несправедливо обошлась с этим человеком, и он не нашел другого выхода, как уйти в мир иной.

Багровый плюс Обычно врачи скорой помощи, приезжая на вызов, не ожидают увидеть сразу двух людей с остановкой сердца. Это происходит очень редко. Когда мы готовимся к работе, повторяем как мантру: если в доме один больной – входи осторожно, если два – будь очень внимателен и помни про опасность отравления угарным газом или другую угрозу жизни, если три – не входи, вызывай подмогу. В противном случае ты рискуешь разделить участь больных. Однажды осенью нас направили в дом, где у одного из жильцов произошла остановка сердца. Диспетчер сообщил, что на месте уже

находится один из наших коллег по имени Роб. В подобных ситуациях диспетчеры часто направляют две бригады на один вызов, так как, возможно, предстоит большой объем работы. Реанимационные мероприятия – тяжкий труд, и верите вы в это или нет, но среди людей, умирающих от остановки сердца, есть разные категории. Иногда человек может быть «недавно умершим» – это значит, что у нас есть шанс вернуть его к жизни, но мы должны мчаться на всех скоростях и как можно быстрее проводить реанимационные действия. Они могут быть настолько эффективны, что около 5–10 % таких пациентов восстанавливаются после лечения в больнице, но остальные 90–95 % «недавно умерших» требуют проведения реанимационных мероприятий как на месте, так и в машине скорой помощи во время транспортировки в больницу. Затем уже персонал клиники продолжает терапию, и в случае, если пациент проявляет признаки жизни, его направляют в реанимацию. Однако чаще всего такие пациенты умирают в течение 2–3 дней. Но среди британских медиков бытует и другое обозначение для безнадежных или уже умерших больных: «багровый плюс». В таких случаях реанимационные действия – пустая трата времени: более того, если мы проводим их, то даем ложную надежду семье и друзьям пациента. В этот раз, прибыв на место, мы обнаружили, что входная дверь открыта. Войдя внутрь, увидели на полу тяжело дышащую женщину без сознания. Роба нигде не было. Что здесь происходит? Через секунду Роб спускался по лестнице. – Хорошо, что вы приехали, – сказал он, – наверху был «багровый плюс», он только что умер у меня на руках. Дело было так: Роба вызвала женщина, сразу же направившая его наверх в комнату к мужу, который был при смерти. Поднимаясь по лестнице, коллега заметил, что она очень бледная. Мужчину, к большому сожалению, было уже не спасти: его тело окоченело. Роб вернулся на первый этаж, чтобы сообщить женщине печальную новость. К своему изумлению, он обнаружил ее без сознания, едва дышащей, ее лицо имело нездоровый лиловый оттенок. Роб смог перевернуть женщину на спину и вставить ей в рот трубку с кислородом, чтобы предотвратить западание языка и дать ей возможность дышать. Однако он был вынужден оставить пациентку и вернуться на второй этаж, чтобы забрать оборудование. Как раз в этот момент мы и вошли в дом. Теперь мы втроем стали реанимировать женщину. Но что же могло здесь случиться, что могло вызвать остановку сердца сразу у двух людей, находившихся в разных частях дома? – Очень необычно, что у двух людей в одном доме остановилось сердце, – сказала я, когда мы начали реанимировать женщину. – Может быть, они отравились угарным газом? – предположил Роб.

Он был прав. Я стала ходить по дому и открывать все окна и двери, которые видела. Затем, выйдя к машине, вызвала по рации еще одну скорую и бригаду пожарных. Нужно было исключить возможность отравиться самим. Угарный газ не имеет цвета, запаха, его нельзя попробовать на вкус, поэтому, возможно, он по-прежнему отравляет воздух в доме, поступая через неисправный водонагреватель. Отравление угарным газом может привести к аритмии, а в том случае, если у человека уже есть проблемы с сердечно-сосудистой или дыхательной системой, то риск того, что это произойдет, увеличивается в два раза. Я вернулась в гостиную и снова приступила к работе. У женщины произошла полная остановка сердца, она не могла дышать самостоятельно. Мы пытались ввести кислород в ее легкие. Затем я подняла глаза и увидела четырех человек, полностью одетых в костюмы химзащиты и дышавших через фильтры, производившие невероятный шум. Это были пожарные, своей экипировкой чем-то напоминавшие Дарта Вейдера из «Звездных войн». – Выносите женщину наружу и выходите сами, – предупредили нас они. Мы положили пострадавшую на каталку и вывезли ее наружу. Нам на помощь пришла еще одна бригада врачей. Пожарные вошли в дом, а мы поехали в больницу, по пути предупредив коллег о том, что, возможно, отравились угарным газом. По дороге у пациентки появился пульс. Теперь, после того как работа окончена, нужно было сдать анализы, чтобы определить, есть ли у нас в крови угарный газ. К счастью, все обошлось. Позднее мы узнали, что женщина умерла в отделении интенсивной терапии. Ей было всего 52 года. Полная картина произошедшего в тот день в доме осталась для нас не вполне ясна. Спустя какое-то время было выявлено, что в воздухе в комнате мужчины наверху содержалось некоторое количество угарного газа, но в гостиной на первом этаже его не нашли. Вероятно, в ночь перед трагедией женщины не было дома, она гостила у какого-нибудь родственника. Придя домой, она обнаружила, что муж лежит в спальне мертвый. У него уже были проблемы с сердцем, и угарный газ ускорил его кончину. Ну, а жена нашла в себе силы позвонить нам и затем умерла от шока. Какое ужасное совпадение! И какой ужасный трагический конец счастливой семейной жизни!

Потеря Все руки и одежда мужчины были в крови. Он стоял на пороге небольшого домика: это был приятный на вид типичный житель пригорода средних лет, чья тихая жизнь обрушилась в один миг.

– Думаю, вы опоздали, – говорил он, пока мы шли за ним в комнату. – Он умер. Здесь повсюду – на полу, на диване, на одежде пострадавшего молодого парня, лежавшего на диване, – была кровь. Ужасное зрелище. Мы с моим коллегой Джоном положили пациента на пол. Нельзя было терять ни секунды. Мы стали пытаться реанимировать мужчину, делая ему массаж сердца, чтобы улучшить кровоток. Также, чтобы удалить скопившуюся в его горле кровь, мы использовали аспиратор. Надев маску на больного, мы давили на дыхательный мешок, надеясь закачать немного кислорода ему в легкие. Но все было бесполезно: крови было слишком много и мы не могли остановить ее проникновение в дыхательные пути. Получалось, мы лишь качали кровь в легкие. – Лиза, нам лучше поменять мешок, – сказал Джон. Он был прав: дыхательный мешок до краев наполнился кровью. Мы подсоединили новый, но это не очень помогло: кровотечение было слишком сильным. По этой же причине не получалось интубировать больного. Тогда мы испробовали новый способ остановить кровотечение, хотя понимали, что шансов на успех практически нет: закинули ноги парня на диван и положили их на подушки, стремясь обеспечить приток крови к жизненно важным органам и немного повысить кровяное давление. Затем установили в его вене катетер, через который стали вводить препараты для нормализации работы сердца, а затем повезли больного к машине. Все действия мы выполняли механически, так как уже было понятно, что смерть больного неизбежна. Кровотечение длилось еще долго, пока пациент не умер. Мужчину звали Ян, а его отца, встретившего нас, Пол. Пока мы делали свою работу, Пол рассказывал нам предысторию случившегося. Уже около года Ян жил вместе с отцом, у которого умерла жена. За несколько дней до случившегося пациент почувствовал себя не очень хорошо, у него пропал аппетит. Но отец не подумал, что все настолько плохо. – Сегодня я пошел в туалет на второй этаж, а вернувшись, обнаружил, что Ян лежит на диване, а вокруг все залито кровью. Сначала я думал, что кто-то ворвался в квартиру и напал на него, так как крови было очень много. Но затем я понял, что она идет у Яна изо рта, – говорил Пол. Начиная с подросткового возраста Ян много пил. Но в отличие от своих собутыльников, которые с годами остепенились, нашли работу и распрощались с запоями, парень продолжал пить. И эта ситуация не изменилась, даже когда он стал взрослым. Из-за алкоголизма он потерял друзей, подруг, работу, а потом жену и сына. Его дом был продан. В конце концов ему стало негде жить, кроме как в отцовском доме. – Я знал, что сын в плохом состоянии, – сказал нам Пол. – Врачи неоднократно говорили Яну, что алкоголизм его погубит. Но он не мог избавиться от этого недуга.

Медики настойчиво советовали Яну бросить пить. Они знали, что его печень серьезно повреждена из-за употребления алкоголя. Кожа и глазные белки мужчины пожелтели, живот распух, а пищеварение ухудшилось. Нередко он был вынужден ходить в расстегнутых брюках, так как они ему слишком жали, а все из-за того, что печень была поражена и в брюшной полости скапливалась жидкость. – Что с ним? – спросил меня Пол, находившийся в состоянии шока, но тем не менее с интересом наблюдавший за тем, как мы кладем каталку с его сыном в машину скорой помощи. – Похоже, что у него повреждены вены в пищеводе, вот почему так много крови, – ответила я. Мы делали все возможное, но он был в очень тяжелом состоянии. – Никто никогда не думает, что придется хоронить своего сына, правда? – спросил меня Пол, когда мы собирались уезжать. В отличие от большинства родителей он, казалось, осознавал, что у Яна были серьезные проблемы со здоровьем. Может быть, потому, что его предупреждали врачи, или потому, что он был умным человеком. – Вам не придется этого делать, – ответила я. – Думаю, в больнице будет проведено все необходимое для погребения тела. Ян был мертв, и то, что мы увозили его в больницу, являлось чистой формальностью. Но я не думаю, что парень бы выжил, если бы мы приехали быстрее. Произойди подобная ситуация в больнице, тогда, быть может, хирурги, используя все свое оборудование, и спасли бы его. Но здесь, вдали от больницы, такой разрыв вен оказался смертельным. Все еще одетый в запачканную кровью одежду Пол сидел в больничной приемной, ожидая окончательного вердикта врачей, пока те заполняли необходимые бумаги. История Яна – классический пример смерти, вызванной чрезмерным употреблением алкоголя. Из-за тяжелого повреждения печени кровь окончательно перестала свертываться, поэтому началось внутреннее кровотечение. Скорее всего, это произошло за несколько дней до смерти. Сначала кровь стала поступать в желудок, но, вероятно, пациент не обратил внимания на то, что его кал стал более густым и темным, а это верный признак попадания крови в живот. Затем началось сильное кровотечение. Говоря простыми словами, мужчина умер от потери крови. Он скончался в 42 на глазах отца. Вернувшись на станцию скорой помощи, мы сняли халаты. Они все были залиты кровью Яна. Для нас это была тяжелая ночь. Но затем я подумала про Пола, возвращающегося в свой маленький загородный домик, где его ждет залитая кровью гостиная, длинные разговоры по телефону с шокированными друзьями и членами семьи, а затем похороны сына, который, наверное, не осознавал, какой страшный и

кровавый конец его ожидает. Не осознавал даже, когда врачи предупреждали его об этом.

Молодой человек с ножевым ранением Я сидела в машине, ожидая следующего вызова. А в это время где-то в городе только что был совершен жестокий акт насилия: на молодого человека напали какие-то люди и ранили его ножом. Начался отсчет критически важных минут. Сейчас организм пострадавшего отчаянно пытается использовать все ресурсы, чтобы выжить. Чувство страха и выброс адреналина приводят к учащению пульса и к тому, что кровь начинает двигаться быстрее, доставляя кислород в мозг и другие жизненно важные органы. А пока организм ведет внутреннюю борьбу со смертью (которая, возможно, уже почти проиграна, какой-то прохожий судорожно пытается позвонить по номеру 999 и несколько секунд, вероятно, кажущихся ему минутами, ждет, пока оператор соединит его с врачом скорой помощи. Затем, в независимости от того, насколько сильные эмоции испытывает звонящий, он пытается сообщить точный адрес места, где произошло нападение, сказать оператору, что, по его мнению, случилось, и, если это возможно, описать, в каком состоянии находится лежащий на земле человек. И это всегда самое сложное – оставить пострадавшего в одиночестве в тот момент, когда дорога каждая секунда. В ту ночь в Кройдоне, районе на юге Лондона, стояла холодная дождливая погода. Мы находились ближе всего к месту происшествия, но пока я получала через мобильный терминал информацию о новом вызове – «на молодого человека совершено нападение, он получил ножевое ранение», – несколько драгоценных минут были потеряны. Движение на дорогах было затруднено, а от места происшествия нас отделяла пара километров. Включив сирены и проблесковые маячки, мы помчались по мокрой дороге, обгоняя автомобили и зазевавшихся пешеходов, которые едва не попадали под колеса и совершенно не подозревали о том, что в голове у меня была лишь одна мысль: только бы успеть. Затем я испытала чувство полного разочарования. Я была уже почти на месте, когда получила новое сообщение от диспетчера: меня просили не рисковать своей жизнью, остановиться рядом с местом происшествия и ждать звонка о приезде полицейских, которые уже выехали по адресу. Я уже надела жилет, защищающий от ножевых ранений и дающий небольшую страховку в случае неблагоприятного развития событий. Стандартная мера предосторожности. В нашей профессии необходимо серьезно относиться ко всем рискам, независимо от того, какую роль они играют. В процессе работы врачи скорой помощи могут получить ножевые ранения или колотые раны, на них могут набрасываться с

кулаками или избивать ногами. Большинство из нас, кто годами выезжает на вызовы или работает в отделении скорой помощи, на себе испытали негативное влияние агрессии со стороны обычных людей: это зависит от того, к кому ты приезжаешь. Сидя в машине и ожидая звонка от диспетчера, я начала думать о том, что именно буду делать, когда окажусь на месте происшествия, однако в ту ночь я почему-то никак не могла представить себе, что меня ожидает. Насколько серьезные ранения получил пострадавший? Много ли крови он потерял? Находится ли он в сознании, и если да, то о чем думает? Говорит ли он себе, лежа на тротуаре, «все будет хорошо, скоро здесь будут люди, на помощь которых я смогу положиться»? Или он видит, что истекает кровью, и понимает, что эти минуты – последние в его жизни? О ком думает сейчас этот молодой человек, сожалея, что они не были в тот момент рядом с ним? О маме? Девушке? Или он думает, что это конец его жизни? Внезапно поступил звонок о том, что полиция уже прибыла. Я отправилась на место происшествия и, как обычно бывает в таких случаях, увидела, что на мостовой царит невообразимый хаос. Здесь было много прохожих, которым и в страшном сне не могло присниться, что они когда-нибудь в своей жизни станут свидетелями такого ужасного зрелища: все они кричали от отчаяния, и в этом крике слышны были беспомощность, ужас и даже злость. Когда я вышла из машины, взяла оборудование и направилась к пострадавшему мужчине, все взгляды обратились в мою сторону. Люди, как это обычно и бывает, смотрели на меня с особенной надеждой. «Раз скорая помощь приехала, значит, жизнь парня вне опасности», – думали они. Из собственного опыта я знала, когда речь идет о ножевых ранениях, такие надежды часто слишком высоки и, возможно, никто не услышит хороших новостей об этом парне. Одна девушка, стоявшая рядом с пострадавшим, всеми силами желая облегчить участь парня, прикрыла его раны своей курткой, пытаясь таким образом остановить кровь. Другой очевидец этих событий, тоже молодая девушка, начала оказывать пострадавшему первую помощь. Еле сдерживая слезы, она сказала мне, что недавно прошла курсы, но никогда не представляла, что ей придется применять полученные знания на практике. Девушка очень переживала, что могла сделать что-то неправильно. – Сразу после того как все произошло, он разговаривал со мной, а теперь замолчал, – всхлипывая, говорила она. – А за секунду до вашего приезда он, кажется, перестал дышать. – Вы все делали правильно, – ответила я и попросила девушку отойти. Затем, открыв аптечку, я достала свой набор, надела перчатки и приступила к работе. Пока парень, одетый в модную одежду, тщательно подобранную утром, а теперь вымокшую под дождем, неподвижно лежал

на земле, я проверила его пульс и дыхание – главные признаки того, что человек жив. Они отсутствовали. Поэтому я продолжила реанимацию. Я делала массаж сердца, чтобы обеспечить приток крови к мозгу и другим тканям. Одновременно я смотрела на лицо парня: оно не выражало никаких эмоций, а глаза были закрыты. Продолжая работать, я на секунду задумалась о том, какие мечты и надежды могли быть у этого парня и какие обещания он мог давать. Занимался ли он спортом, ходил ли по клубам, развлекаясь с друзьями? Есть ли у него младшие братья и сестры? Где сейчас его подруги? Кто любит и волнуется за этого молодого человека? И кого любит он? На секунду я уловила легкий запах дезодоранта, которым он побрызгался сегодня вечером перед выходом. Я была шокирована, когда поняла, что этим же дезодорантом пользуется мой сын. В этот момент на подмогу приехала еще бригада скорой помощи. Нам было не до разговоров. Мы все втайне надеялись на чудо. Только бы он стал дышать самостоятельно! Мы разрезали одежду парня и теперь могли подключить датчики, чтобы следить за его сердцебиением, но на мониторе была лишь ровная линия. Я вставила ему в рот трубку, чтобы закачать кислород в легкие. Далее этот кислород попадет в кровь и, благодаря тому, что мы постоянно делаем прямой массаж сердца, разойдется по всему организму. Я вставила катетер в его вену: через него в организм будут поступать препараты, позволяющие завести сердце. Если мы сможем провести реанимационные действия на хорошем уровне и парень выживет, то вероятность повреждения мозга из-за недостатка кислорода будет минимальна. Когда мы с трудом поднимали парня с холодного асфальта, аккуратно клали его на каталку и везли к машине скорой помощи, дождь все еще продолжал идти. Мы подключили его ко всем датчикам, показывающим сердечную активность, однако, несмотря на все наши старания, парень не подавал никаких признаков жизни. Мы предупредили работников больницы, что выезжаем, включили сирены и помчались по мокрым улицам, продолжая делать пациенту непрямой массаж сердца и нажимая на дыхательный мешок, качающий кислород ему в легкие. В больнице мы отвезли пациента в реанимацию, где нас уже ждала бригада врачей, и помогли им переложить мужчину на койку. Затем мы еще недолго побыли там, работая вместе с коллегами. В тот день я должна была записать данные этого молодого человека в его карточку в регистратуре. Когда медсестра протянула мне ее, я обратила внимание на то, что последний раз парень попадал в больницу в 7-летнем возрасте с жалобами на боли в животе. Какая разница по сравнению с тем, что произошло теперь! Ужасная ночь! Все наши усилия были бесполезны. Удар ножа был нанесен в грудь и пришелся парню в самое сердце. Он умер.

Через некоторое время я пришла в реанимацию попрощаться с умершим. Его тело лежало за занавеской. На нем больше не было модной одежды, парень лежал, накрытый лишь больничной простыней. Медики отсоединили от умершего катетер, извлекли из тела все трубки, и теперь оно лежало и казалось абсолютно идеальным. Крови было очень мало, не больше, чем мы видели, когда пытались его реанимировать: все повреждения и кровь остались внутри. Небольшое ранение на левой стороне груди, теперь прикрытое одеялом, – вот и все, что было видно. Полицейские начали поиск родных погибшего, чтобы сообщить им страшную новость и привезти в больницу на прощание. Их жизнь после этой ужасной ночи уже никогда больше не будет прежней. Я хотела уйти из больницы до того, как родные парня приедут сюда, так как для меня нет ничего хуже, чем такие встречи. Что может быть страшнее, чем видеть взгляды родственников умершего, приехавших в больницу для прощания с ним? Налив себе кофе, я пошла на улицу к своему автомобилю – который полицейские пригнали к окнам больницы, – чтобы почистить его и переложить туда медицинское оборудование. Затем, закончив заполнять необходимые бумаги, я ответила на вопросы полицейских, начавших восстанавливать картину произошедшего. К сожалению, это был далеко не первый случай в моей практике, когда я выезжала на вызов с сообщением о том, что на человека напали с ножом, закончившийся трагически. Не имеет значения, при каких обстоятельствах это происходило. Трагедия парня стала одним из самых страшных происшествий подобного рода, поскольку мы не смогли ничего сделать, а ведь приезжая на любой вызов, всегда стараемся сделать все, что в наших силах. К тому же сегодня мы приехали слишком поздно. Выехав из больницы, я снова вернулась к своему привычному режиму работы и была готова принять следующий вызов. Я поехала домой к 7летнему мальчику, у которого болел живот. Ситуация не выглядела серьезной. Но, осматривая ребенка и разговаривая с его взволнованными родителями, я не могла выкинуть мысли о погибшем парне из головы. Я стала размышлять о том, какая судьба ждет маленького мальчика, к которому я сейчас приехала. В такие ночи, как эта, когда ты видишь, как быстро и неотвратимо умирают люди в расцвете сил, всем сердцем начинаешь надеяться, что судьба других детей будет к ним более благосклонна.

Не надо таких новостей Как же я ненавижу рабочую смену с семи часов вечера до семи часов утра, особенно когда меня назначают старшей в бригаде из трех человек, как было вчера. Я уже много лет работаю в таких сменах от звонка до звонка, но до сих пор не могу привыкнуть к нарушению режима

сна. Есть люди, которые, приходя домой после таких смен, быстро засыпают, но я не из их числа. Вот почему вчера, еще до того, как принять первый вызов, я уже чувствовала себя уставшей. Всю ночь перед вчерашним дежурством я ворочалась в постели и не смогла поспать положенные 8 часов. Перспектива провести 12-часовую ночную смену, в которой может произойти все, что угодно, не добавляла мне хорошего настроения. Единственная приятная новость в данной ситуации состояла в том, что в этот раз нас было трое: водитель Тони и еще один человек, с которым у меня были хорошие отношения, – Джед, суховатый шотландец с отличным чувством юмора, проходивший курсы медбрата скорой помощи и попавший в нашу смену для практики. Он уже начал было рассказывать очередной анекдот, когда мы получили первый вызов за сегодня: мы поехали в дом к 15-летней девочке, у которой были проблемы с дыханием. Тони пошел прогревать машину, а Джед спросил меня: – Как думаешь, что произошло? – Гмм… Не знаю, может, астма, может, паническая атака, – ответила я, сохраняя рассудительность. Но все время пока мы ехали на вызов, я пыталась понять, что именно меня ждет. Конечно, в заявке указана причина, по которой человеку требуется помощь. Но не стоит делать конкретных выводов до тех пор, пока не исключил все остальные варианты. Мы остановились перед красивым домом с террасой. Дверь открыла женщина лет тридцати на вид – мама девочки. – Она выглядит очень спокойной, – сказала я Тони, – вероятно, у ее дочери паническая атака. Но в ситуации, произошедшей с 15-летней Сьюзен (так звали девочку), не было ничего хорошего. Она сидела на лестнице, плакала, очень тяжело дышала и хрипела. Это не очень хороший знак. Девочка была сильно напугана тем, что с ней происходило. Стало ясно, что ей что-то мешает дышать. Тони дал Сьюзен немного кислорода, и теперь я могла осмотреть девочку и оценить ритм ее дыхания. Насколько оно равномерно? Прерывисто ли? Лицо у нее было розовым (и это хорошо), однако тот хрип, который она издавала при выдохе, не считается нормальным ни в одном из медицинских учебников. Вынув фонендоскоп, я стала слушать девочку, пытаясь понять, попадает ли воздух в оба ее легких. Может быть, одно из них отказало? Судя по тому, что я слышала, воздух в легкие проходил нормально, тем не менее Сьюзен приходилось делать усилие, чтобы выдохнуть.

– У вашей дочери раньше случалось что-то подобное? – спросил Джед мать Сьюзен. – У нее астма, и она принимает препарат «Веролин». Но ей раньше никогда не было так плохо, – сказала она спокойным голосом. Чтобы помочь Сьюзен справиться с хрипом, мы решили дать ей «Веролин» из нашей аптечки – это мелкодисперсный спрей, помогающий устранить спазм дыхательных путей. Мы закапали его девочке в рот и нос через кислородную маску, которую надели на нее ранее. Но это не очень помогло. Сьюзен стала по-настоящему беспокойной. – Я не могу дышать! Я не могу дышать! – кричала она задыхаясь. С учетом того, что на девочке была кислородная маска, это производило особенно страшное впечатление. Джед пошел за коляской для транспортировки пациентов. Каким-то образом мы смогли посадить Сьюзен, находившуюся в полной панике, в коляску, замотать ее в одеяло и снова надеть на нее кислородную маску. Ситуация ухудшалась с каждой минутой. Мы никак не могли успокоить больную. Она стала совсем неуправляемой, и к тому же у нее появились серьезные проблемы не только на выдохе, но и на вдохе – верный признак того, что в мозг поступает недостаточно кислорода. Мама девочки проявляла удивительное спокойствие, беря ключи и надевая на себя куртку, пока мы везли Сьюзен к машине скорой помощи и пытались уложить ее на носилки. Но пациентка никак не хотела ложиться, она села на колени лицом к задней двери. Панике девочки не было предела. – Я не могу дышать! Я умираю! Я умираю! – кричала она задыхаясь. Это было ужасное зрелище. Сев рядом с ней, я попыталась успокоить ее, как только могла. – Посмотри на меня, Сьюзен, – сказала я. – Не напрягай свои легкие. Мы не позволим тебе умереть. Это все, что можно было сказать в создавшейся ситуации. В конце концов мы приехали сюда именно за тем, чтобы спасти девочку. Но мои слова не возымели действия. Как только мы отъехали в темную часть улицы, Сьюзен то всхлипывающим, то кричащим голосом, который перемежался с хрипящими вздохами, без конца повторяла следующие слова: «Я задыхаюсь! Я задыхаюсь! Не дайте мне умереть!» Затем девочка сорвала с себя кислородную маску, и у нее началась настоящая истерика. Вдруг ни с того ни с сего она ударила меня по лицу, заорав в полный голос: – Я умираю! Одетая в джинсы, майку и кроссовки Сьюзен казалась маленькой хрупкой девочкой, но боль от ее удара я ощущаю до сих пор.

– Посмотри на меня, милая, – сказала я. – Держи себя в руках. Если ты продолжишь кричать, будет только хуже. Но никакие слова не помогали успокоить девочку. Сьюзен просто обезумела от страха. Ее мать практически ничего не говорила и беспомощно смотрела на свою дочь. Вероятно, она даже и не могла себе представить, что все будет так ужасно. Я попросила Джеда отправить срочный вызов в ближайшую больницу и сообщить, что мы везем пациента, испытывающего серьезные проблемы с дыханием, будем на месте через несколько минут, что ситуация критическая и нас должен встретить врач. Сейчас уже приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы удерживать на девочке кислородную маску и трубку и при этом самой не выпасть из машины. Неожиданно я вспомнила, что в прошлом году выезжала на похожий вызов к 12-летнему мальчику, страдавшему астмой, у которого были похожие симптомы. Тот пациент умер. Он тоже кричал, испытывая проблемы с дыханием, и его крики можно было слышать, находясь на другом конце больничного коридора. Образ мальчика преследовал меня еще несколько недель после случившегося. «Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы девочка выжила», – молилась я, прекрасно понимая, что дети и подростки, страдающие астмой, вызывают особое беспокойство врачей, так как их состояние может ухудшаться очень быстро. Несмотря на то, что мы почти приехали, Джед все время кричал Тони: – Быстрее! Жми на газ! Еще две минуты… одна минута. Пока мой коллега давал указания, я получила возможность собрать все оборудование, чтобы выйти как можно быстрее. Во время поездки мы с Джедом несколько раз переглядывались. Нам не нужны были слова, чтобы понять: все идет по самому плохому сценарию. Наконец мы приехали. Джед выпрыгнул из машины и пошел открывать ворота больницы. Нас уже ждали врачи. Сьюзен все еще продолжала кричать. – Не дайте мне умереть! – задыхаясь, говорила она. Дежурный врач больницы посмотрел на меня таким взглядом, который я расценила как выражение уверенности в том, что у девочки паническая атака. Может быть, я ошиблась? Я всем сердцем надеялась, что это так. Эту надежду разделял каждый из врачей. Мы пошли в больницу вслед за дежурным доктором. Девочка попрежнему стояла в коляске на коленях, пыталась вздохнуть. Она обезумела от ужаса, и никто не мог ее успокоить. Мама пациентки попрежнему говорила очень мало. Время от времени она повторяла своей дочери: «Любовь моя, постарайся успокоиться, врачи делают все возможное», – или что-нибудь в этом роде, но, казалось, она делает все механически. Должно быть, происходящее представлялось женщине

чем-то из другой реальности. Всего каких-то два часа назад все ее мысли были заняты тем, что приготовить на обед, а теперь жизнь ее дочери висела на волоске. Мы оказались в реанимации. Обычно родителям разрешают оставаться в отделении со своими детьми – иногда противиться бывает невозможно. Мы стали помогать медикам, пытавшимся подсоединить провода от различных мониторов к девочке. Когда я старалась надеть на нее манжету тонометра, она ударила меня в живот, все еще сопротивляясь нашим усилиям. Неожиданно, о боже, она потеряла сознание, ее руки повисли, глаза закатились, она упала на спину и описалась, промочив свои джинсы насквозь. Таким образом организм девочки пытался всеми силами компенсировать нехватку кислорода, но его ресурсы истощились. В мозгу было недостаточно кислорода, чтобы поддерживать ее в сознании. Именно поэтому все так и произошло. Когда человек впадает в такое состояние, это значит, что его организм находится в полном изнеможении. В один момент все физиологические функции тела отключаются. – Черт, она не дышит, – сказал кто-то. «Слава богу, мы здесь», – подумала я. Ситуация выглядела катастрофически. Но, по крайней мере, здесь, в больнице, было все необходимое для лечения. Пока врачи вызывали подмогу для реанимации, мы, используя кислородную маску и дыхательный мешок, отчаянно пытались накачать легкие Сьюзен кислородом. Врач вставил ей в рот трубку, пытаясь защитить дыхательные пути от возможного попадания рвотных масс. Сейчас мышцы живота девочки были также полностью расслаблены, а в такой ситуации появление рвоты вполне вероятно, и это еще одно неприятное обстоятельство, с которым приходится сталкиваться медикам при реанимации человека. Наконец к нам присоединились 7 человек – бригада реаниматологов, педиатры и анестезиолог, – и мы продолжили реанимацию. Для того, чтобы человек сохранял жизнеспособность, необходимы два условия: он должен дышать самостоятельно и у него должен быть пульс. Дышать Сьюзен перестала, но пульс у нее все еще прощупывался, и это давало призрачные шансы на то, что она выживет. Мама девочки стояла тут же, она держала руку над ртом дочери, но ничего не говорила. Родственники пациентов часто не осознают, в каком тяжелом положении находятся их любимые. Почему они должны все понимать? Они никогда раньше не сталкивались с такими ситуациями и им не с чем сравнивать. Иногда, когда человек находится в критическом состоянии, как эта девочка, его родные настаивают, что будут находиться рядом с ним в реанимации и видеть все, что происходит, вне зависимости от того, что будет происходить. Но так как у меня были

предположения, что она примет мое предложение, и я хотела сделать так, чтобы она не увидела худших минут жизни ее дочери, я спросила, хочет ли она пойти в соседнюю комнату. Она согласилась. На этом моя роль в данной истории, если не считать заполнения бумаг вместе с Джедом, была окончена, независимо от того, чем все завершится. Мы сели в комнате ожидания для родственников пациентов. Я попросила маму Сьюзен рассказать о своей дочери, чтобы отвлечь ее от переживаний. Разговор на другие темы в таких случаях не поможет. Я задала ей вопросы, на которые родители обычно охотно отвечают, спросила, например, как дочь ведет себя в школе, есть ли у нее друзья. – Да, у моей дочери много друзей, она любит нетбол, своеобразную разновидность баскетбола. Она хорошая девочка, с ней никогда не было проблем, – грустно ответила мне мать Сьюзен. Я принесла ей чашку кофе из кофемашины. Женщина уже начала пить, и тут к нам вышли врачи. Интуитивно я заранее знала, что произойдет дальше. Мать Сьюзен тоже не сомневалась в том, что ей сейчас скажут. Она посмотрела на докторов и покачала головой. – Не надо, – произнесла она. – Не говорите. Я не хочу услышать эти слова. Она трогала лицо руками, словно пытаясь понять, реальность ли это или кошмарный сон. Затем она повернулась к стене. Ее голос был так же спокоен и лишь чуть-чуть прерывался. – Я не смогу слушать то, что вы хотите мне сказать. Пожалуйста, не говорите мне это. Я положила руку ей на плечо. В этой истории я была посторонним человеком, и все же сейчас мы вместе оказались перед лицом этой страшной трагедии, которая разделила жизнь женщины на «до» и «после». – Послушайте, Каролина, – сказала я ей, – вы должны это услышать. Женщина начала всхлипывать. Я тоже была готова заплакать. В своей работе мы можем сталкиваться с такими моментами не одну тысячу раз, но это не меняет дела: ты не можешь остановить слезы, текущие из глаз, слезы, которые связывают тебя с трагедией другого человека. Тогда доктор заговорил тоном, которым он обычно разговаривает с учениками. – Я должен сказать вам, что, несмотря на все усилия, нам не удалось добиться отклика от организма вашей дочери, – сказал он. На самом деле врачи все это время делали девочке непрямой массаж сердца, делали его, даже когда доктор произносил свою речь. Они знали, что все кончено, и просто тянули время, поэтому доктор мог произнести эти слова в любой момент. И они хотели дать возможность женщине последний раз обнять свою дочь, прежде чем все завершится.

Мы снова вошли в реанимацию. Все отошли в сторону, чтобы дать нам возможность побыть со Сьюзен. В горло девочки все еще была вставлена трубка, но теперь она выглядела спокойной, можно даже сказать, что у нее был нормальный вид. Мама девочки взяла девочку на руки, оплакивая свое горе. Я, в свою очередь, должна была уйти. Я не могла больше смотреть на эту картину и не могла остановить льющиеся из глаз слезы. Чтобы хоть как-то привести себя в порядок, я пошла в туалет, умыла лицо, а затем вышла на улицу к нашей машине. Тем временем Тони и Джед уже убрали в машине и сложили оборудование. Обычно после таких трагедий тебе приходится ехать на самые рядовые вызовы, например, к человеку, у которого произошло растяжение голеностопа или что-нибудь совершенно безобидное. Когда ты приезжаешь к ним, то хочется кричать: «Ваша травма ничто! Вы бы знали, что мне только что довелось пережить!» Но, конечно, ты молчишь. И никогда не знаешь, каким будет следующий вызов.

Взаимоотношения Кризис Поступил новый вызов с сообщением о том, что у 22-летнего парня произошла передозировка лекарств. Когда я приехала к нему домой, меня встретила молодая женщина с ребенком на руках. – Это мой молодой человек, – сообщила она мне. – Он взбесился, узнав, что я вызвала вас, – с этими словами она ушла в комнату и закрыла за собой дверь. Я вошла в крошечную спальню, почти все пространство которой занимала кровать. На ней лежал молодой парень, который с интересом смотрел на меня. Женщина говорила правду: по взгляду мужчины было понятно, что он не желает, чтобы ему кто-нибудь помогал. – Какого черта вы пришли сюда? – проворчал он, поворачиваясь лицом к стене и натягивая на голову одеяло. – Меня зовут Лиза. Ваша девушка волнуется за вас. Я приехала проверить, все ли в порядке, – сказала я приободряющим тоном. – Что случилось? – У меня передозировка, понятно? – парень был раздражен, в его голосе не слышалось ни капли сожаления. – Что вы принимали?

– Вот это, – он показал пальцем на маленькую упаковку «Ибупрофена», болеутоляющего и жаропонижающего лекарства. – Сколько? – Все что было. Упаковка была пуста. Но в ней только восемь таблеток. Это не слишком опасно. Из собственного опыта я знала, что в этом случае шансы отравиться или серьезно навредить своему организму достаточно малы. «Как он себя сейчас чувствует», – подумала я. – Черт побери, я что-то непонятно сказал?! – снова пробурчал парень. – Почему вы все еще здесь? Да уж, какой ворчливый тип. Он ни капельки не хочет, чтобы ему ктонибудь помогал. В тот день у меня было много дел, и я уже хотела уйти и оставить парня наедине со своими проблемами. Этот мужчина негативно настроен, а вокруг есть очень много людей, которым действительно требуется моя помощь. Но я должна была попытаться помочь ему. – Слушайте, – сказала я. – Если вы не хотите разговаривать со мной, то я уйду. Но не могли бы мы немного поговорить, чтобы я убедилась, что эти таблетки не нанесут вам никакого вреда? Мужчина нехотя согласился. Он рассказал мне немного о себе, своем состоянии здоровья и лекарствах, которые принимает. В таких случаях моя основная задача – позвонить в местное отделение Национальной информационной токсикологической службы (организации, предоставляющей данные о различных ядовитых и токсичных веществах), чтобы убедиться, что доза «Ибупрофена», которую принял парень, не причинит ему вреда. Я была уверена в своем выводе, но все же нужно соблюсти формальности. Однако только я начала набирать номер отделения службы, как парень прервал меня. «Я хочу с вами поговорить», – жестами показал он. Сейчас он выглядел уже более спокойным и был немного расстроен. Возможно, он перестал сердиться потому, что было понятно, что он не сделал ничего плохого. Звонок может подождать. – О чем вы хотите поговорить? – спросила я. Вместо ответа он начал плакать. Произошла очень резкая перемена: за несколько минут парень из раздражительного человека превратился в плаксивого. Я озадаченно смотрела на него. Было понятно, что что-то сильно беспокоило мужчину. – Простите, – сказал он. – Я не хотел с вами ругаться. Просто ужасно себя чувствую и не знаю, что делать. И парень изложил свою историю. Он находился в очень сложном положении. За два месяца до описываемых событий над его девушкой, которая недавно родила ребенка, серьезно надругались. Когда женщина однажды вечером шла по улице, на нее напала группа отморозков и по

очереди изнасиловала ее. Иск об этом даже еще не дошел до суда, когда молодые люди уже были осуждены по другому делу. Но по какойто причине мужчина считал, что девушка хочет от него уйти из-за этой истории. В то же время он винил себя за то, что не смог защитить ее. – Я подвел ее, – сказал мне мужчина. – Я знаю, она хочет уйти от меня и забрать с собой ребенка, потому что я подвел ее. А если мы расстанемся, то я не знаю, что буду делать. Я не представляю себе жизни без них. Закончив свой рассказ, парень снова заплакал. Он плакал так сильно, как будто громкий плач помог бы решить все проблемы. Мне было жаль эту молодую пару. Изнасилование ужасно само по себе, в каких бы обстоятельствах оно не происходило. Но тот факт, что молодой человек хочет причинить себе вред, пусть даже и незначительный, делал эту ситуацию еще печальней. К тому же мужчина был безработным. Раньше он трудился курьером, но потерял работу, потому что не приходил на смену вовремя. На этом фоне молодой человек начал пить и залез в долги. Рассказывая мне эту историю, парень превратился из грубого противного сумасброда в хрупкого ранимого человека, уверенного в том, что потеряет все, чем живет, хотя он ни в чем не виноват. Мужчина сообщил мне, что никому не рассказывал о своих терзаниях. Он держал все в себе и никак не мог решиться на разговор со своей второй половинкой. – Я очень люблю ее. И я не знаю, что буду делать, если она уйдет, – продолжал говорить парень. – Она говорила, что хочет расстаться? – спросила я. – Нет. Но она уйдет. Я знаю, она уйдет. Пока парень изливал мне душу, я слышала шум, говоривший о том, что девушка стоит за дверью. Может, мне стоит позвать ее сюда, чтобы мы вместе могли все обсудить? Когда я пригласила девушку войти в комнату, парень все еще приводил себя в порядок, вытирая слезы. Его возлюбленная по-прежнему держала ребенка на руках. – Можно я перескажу ей все, что вы рассказали мне? – спросила я. Парень кивнул. Я рассказала девушке о чувствах молодого человека, о том, почему он так расстроен, и о том, что он винит себя в том, что ее изнасиловали. – О Филл, я не обвиняю тебя, – сказала она, садясь на кровать и все еще прижимая малыша к себе. – Он боится потерять вас из-за той истории, – добавила я, уже понимая, что опасения мужчины безосновательны, просто он до сегодняшнего дня не мог никому все рассказать.

– Я люблю тебя, дурачок, – сказала девушка, и из ее глаз потекли слезы. – У нас есть сын, неужели я уйду от тебя? Мы решим все проблемы, – сочувствующе добавила она. Им удалось откровенно поговорить. Девушка заверила мужчину, что история с изнасилованием не повлияет на их отношения и она не уйдет от него, а парню в любом случае когда-нибудь предложат новую работу. Может быть, мужчина и не был достаточно уверен в себе, чтобы сразу осознать все то, что говорила ему девушка. По крайней мере, теперь между ними нет недоразумений и они могут начать планировать совместную жизнь. Взяв у девушки ребенка и прижимая к себе этого маленького пухлого мальчика с большими голубыми глазами, которому было примерно полгода, я вышла в соседнюю комнату. Теперь его родители спокойно разговаривали. Напряжение между ними спало. Когда я через 5 минут вернулась в комнату, мужчина выглядел удовлетворенным, от напряжения на его лице не осталось и следа. Пара сидела на кровати, держалась за руки. В Токсикологической службе мне подтвердили, что доза таблеток, которую принял парень, неопасна и нет необходимости везти его в больницу. Пара сообщила мне контакты своего врача общей практики, у которого они при желании могли бы получить необходимую консультацию. В течение двух месяцев в этой крошечной квартире с одной спальней в их отношениях развивался скрытый кризис, если так можно назвать возникшую ситуацию. Они жили вместе, но не разговаривали искренне. Девушка ошибочно полагала, что молодой человек выгоняет ее из дома, потому что он не мог принять факт изнасилования. А молодой человек, в свою очередь, отдалился от девушки, так как опасался, что она уйдет от него, а также и потому, что он почему-то взял на себя часть вины за тот ужасный случай. Как и большинство молодых людей, мужчина не мог доверить свои чувства никому, так как ему было слишком стыдно. Но пообщавшись с совершенно чужим человеком – женщиной, которая умеет сопереживать, – он преодолел себя. Однако если подумать об этой ситуации, то для женщины нет ничего хуже, чем такая жизнь. Вас удивляет, что они каждый день тратили много сил на то, чтобы смириться с этим? Я уверена, что до сегодняшнего дня они никак не могли пережить историю с изнасилованием и продолжать жить, как любящая семья. Им нужен был посторонний человек, чтобы разрушить стену молчания, возникшую между ними. Наша работа – это не всегда собственно врачевание. Иногда она заключается в том, чтобы выслушать пациентов, испытывающих недостаток в общении. Время от времени мы встречаем одиноких людей, которым необходимо просто немного с кем-то поговорить. Мы приезжаем к людям не для того, чтобы дать им совет или быть

посредниками в общении с другими людьми. Но иногда, чтобы помочь, нужно просто слушать другого человека. Я рада, что в моей практике были такие случаи.

Потерянный ребенок Сегодня я была в одной бригаде со своим мужем Стивеном. Мы редко работаем вместе. Но в этот Новый год наши дети остались с родственниками. Стива заранее назначили на эту смену, а когда его коллега отказался, то я вызвалась его заменить. По крайней мере, мы сможем встретить полночь вместе, независимого от того, с каким кошмаром нам придется столкнуться в первые часы Нового года. Начало Нового года было вполне обычным. Нас вызвали в один из торговых центров в Кройдоне к молодой девушке, лежавшей в собственной рвоте и с юбкой, прилипшей к бедрам. К тому же она обмочилась. Ее друзья, как это обычно бывает в таких случаях, настаивали, что их подруга выпила лишь пару рюмок алкоголя. Что ж, по крайней мере, это не та старая как мир сказка «в ее напиток что-то подмешали». Вы, дорогие читатели, не представляете себе, сколько раз мы слышали эту фразу. Я знаю, что иногда это оказывается правдой. Но это бывает далеко не во всех тех многочисленных случаях, когда людям приходит в голову использовать данную отговорку. Не успели мы привезти девушку в отделение скорой помощи, что само по себе напоминало сцену из фильма ужасов, как уже поступил новый вызов. Это было не совсем обычное происшествие для Нового года: у 24-летней девушки, находящейся в ночном клубе, возникло маточное кровотечение. Ночной клуб, безусловно, – одно из самых подходящих мест для встречи Нового года. Кровотечение может быть свидетельством серьезной болезни, а может окончиться ничем. Вы можете не верить, но в моей практике было много выездов к пациенткам с маточным кровотечением, где все завершалось вопросом, когда у женщины в последний раз были месячные, и ее ответом «примерно 4 недели назад». Месячные могут быть сильнее и продолжительнее, чем обычно, но в основном женщины звонят в экстренные службы с такими жалобами, когда у них наступает обычный период менопаузы. Наверное, многие думают, что если они вызовут скорую, то обязательно должны будут проходить тест на беременность. Пожалуйста, не спрашивайте меня, откуда у них такие мысли. В этот раз нам сообщили, что пострадавшая девушка находится на 10 неделе беременности. В этом случае кровотечение может свидетельствовать о выкидыше и, как следствие, о самом трагическом

сценарии. Время сейчас очень неподходящее, хотя, если подумать, то терять ребенка всегда тяжело. Персонал клуба встретил нас у двери качающегося в ритме танца помещения. Оно было до отказа набито людьми, в воздухе стоял шум и клубился дым; большинству посетителей было чуть больше двадцати, они были сильно пьяны и веселились так, будто от этого зависела вся их дальнейшая жизнь. Ничего не было слышно из-за оглушающего грохота, а к пострадавшей девушке удалось пробиться с большим трудом. Закон подлости врача скорой помощи состоит в том, что человек, к которому ты бежишь со всех ног, чтобы оказать помощь, обязательно находится в самом дальнем конце помещения или на самом высоком этаже. Когда мы все же добрались до женского туалета, где была пострадавшая, то увидели очень горькое зрелище. Девушка сидела на полу в одной из кабинок, обливалась слезами и была очень бледной. На полу было достаточно много крови, но еще больше было на обрывках туалетной бумаги, разбросанной по всему полу. Стив вышел из туалета. В ситуации, когда на вызов с сообщением о выкидыше приезжает бригада, в которой есть и мужчина, и женщина, то женщина всегда берет инициативу на себя. Я измерила девушке пульс и кровяное давление. Между ног у нее лежал тампон – кусок мягкой ткани, весь запачканный кровью. – Я думаю у меня выкидыш, – сказала женщина. Но я видела только большие сгустки крови. Возможно, она чувствовала, что это вот-вот случится. Девушка плакала не переставая. – Мой ребенок, – говорила она, – я не могу поверить в это… Это слова, которые всегда ранят твое сердце, независимо от того, сколько раз в жизни тебе приходится их слышать. Я старалась облегчить участь женщины, как могла. Стоя за дверью, Стивен пытался успокоить молодого человека пострадавшей, который тихо всхлипывал, ожидая свою возлюбленную. Тут же, в туалете, находились две молодые девушки, которые утешали нашу пациентку и помогали ей, как только женщина может помочь женщине в такие минуты. Я вышла из туалета. – Стив, можешь привезти коляску? – спросила я мужа, который, казалось, немного отвлекся, рассматривая проходивших мимо девушек в разномастных коротких и хорошо сидевших платьях со всевозможными украшениями. Протиснувшись сквозь толпу, Стив пошел к машине, и уже через несколько минут наша пострадавшая сидела в коляске. Мы могли идти. Но неожиданно я обнаружила в туалете среди всей этой грязи и крови плод – крошечный окровавленный кусочек плоти, напоминающий маленький мешочек, в котором еще час назад теплилась новая жизнь. Мешочек был очень маленьким, размером 3 сантиметра. Я аккуратно завернула его в небольшой пластиковый пакет: плод нужно отправить в

патологоанатомическую лабораторию. Когда я увидела это, сами собой в памяти всплыли похожие ситуации. Мне вспомнилось, как в похожем положении другая женщина, понимая, что в данной ситуации время дороже всего, сразу молча протянула мне плод, бережно завернутый в туалетную бумагу. Она отнеслась ко всей ситуации, как к свершившемуся факту, совсем не так, как девушка, к которой я сейчас приехала. Для любой мамы и любого папы наступают самые тяжелые минуты, когда ты понимаешь, что никогда больше не увидишь своего ребенка или не сможешь улыбнуться в ответ на его первую улыбку. Смерть еще не родившегося ребенка – это чрезвычайное происшествие в общем круговороте вещей. И большая трагедия. Мы вывезли женщину из туалета. Контраст между горечью этой ситуации и тем, что мы увидели в клубе, не мог не поразить нас. Весь мир вокруг, казалось, шумно отмечал наступление Нового года. Но для этой милой девушки в потрепанном и запачканном кровью черном вечернем платье и ее побледневшего и потрясенного случившимся парня этот веселый праздник ознаменовал горький конец. Какое ужасное испытание для этой молодой, полной надежд и планов пары! К скорой подошли друзья девушки и обняли ее на прощание. Она сидела на носилках, а ее парень в кресле впереди нее. Пара держалась за руки. Женщина все еще продолжала немного плакать. Мы со Стивом снова проверили ее пульс и давление. Физически она была в нормальном состоянии, ее ошарашила цепь произошедших событий. Мы отвезли пациентку в больницу. Вскоре я и Стивен выехали на новый вызов: двое братьев подрались в пьяном угаре, разбили зеркало, их подруги плакали и устроили скандал в отделении скорой помощи. Но постепенно все стало успокаиваться. Улицы быстро опустели. Через несколько часов наступит первый в новом году рассвет. Кто знает, что будет в будущем? Может быть, у этой девушки с ее молодым человеком будет много детей, а может быть, и нет. Но она никогда не забудет эту новогоднюю ночь – ночь, когда она потеряла первого ребенка.

Досадная ошибка Дом, куда я ехала на очередной вызов, находился на той самой улице, где я провела свои детские годы, всего через несколько строений от старого дома, в котором жила наша семья. «Может быть, там живет ктото, кого я могу знать, например один из приятелей моей мамы?» – думала я, сидя в машине.

В сообщении о вызове говорилось о том, что 82-летний старик потерял сознание, будучи запертым в своем доме. К моменту моего приезда в тот вечер полицейские уже открыли дверь в дом. Он был довольно большим, разделялся на две половины и стоял на углу улицы. У дома была большая пристройка. Я не смогла вспомнить его, но с того момента, когда мы жили здесь, прошло много времени. Дверь была распахнута, и, казалось, внутри находилось полным-полно полицейских. Двое из них забрались на второй этаж и переходили из комнаты в комнату, а остальные были внизу. Заканчивая осмотр очередного помещения, они переговаривались друг с другом. Очевидно, полицейские искали мужчину, но никак не могли его найти. Вдруг я услышала женский голос. – Пожалуйста, послушайте меня! Неужели меня никто не хочет слушать?! – кричала женщина. Голос доносился из боковой комнаты на первом этаже. Войдя туда, я увидела, что на кровати лежит пожилая женщина. Она была довольно сильно взволнована, и, несмотря на то, что она хорошо выглядела, нельзя было не заметить расстройство в ее глазах. – Почему меня никто не слышит? – спросила она протяжным голосом. – Приношу свои извинения. Но мы пытаемся как можно скорее найти мужчину, так как полагаем, что ему может быть нужна экстренная помощь. Никто вас не игнорирует специально. Ваш муж живет с вами? – Нет! Именно об этом я и пытаюсь им сказать, но никто меня не слушает! Мой муж мертв! Бедная женщина! Вполне возможно она бродила по комнатам в волнении в поисках своего мужа и, не видя его, решила, что случилось худшее. Каким шоком это должно быть для нее! – Понимаю вас, – сказала я. – Но сейчас очень важно как можно скорее найти вашего мужа. Может быть, мы сможем оказать ему помощь. – Нет, вы меня не так поняли. Он умер несколько лет назад. Я слышала, как полицейские производили невероятный шум, открывая и закрывая двери на втором этаже. Сюда также приехали бригада скорой помощи и мой коллега Пол на собственной машине. В доме было полным-полно сотрудников экстренных служб. Но я подозревала, что старушка говорит правду. – Можете ли вы рассказать о своем муже, пожалуйста? – спросила я. – Слушайте. Случилась ужасная ошибка. Это так нелепо. Пожалуйста, скажите им, чтобы ушли, я стесняюсь. Они не найдут здесь мужчины. – Подождите минуточку, я вернусь и поговорю с вами, – ответила я. Я пошла и объяснила полицейским, что поиски ни к чему не приведут. Они ответили, что подождут в саду у дома. Бригада скорой уехала, у них

был срочный вызов. Я попросила Пола спуститься вместе со мной к женщине, чтобы узнать, в чем дело. Мы сели у старушки в спальне, и она начала свой рассказ. Ее звали Джин. Она сильно извинялась за то, что из-за нее началась вся эта суета и в ее дом пришло много людей, перевернувших все вверх дном. – Мой муж умер 2 года назад, и с тех пор я живу одна, – сказала старушка. Ее дети много лет назад уехали в Австралию, и теперь дом, бывший когда-то шумным местом, где постоянно останавливались члены многочисленной благополучной семьи, большую часть времени оставался тихим и пустым. Не нужно внимательно осматривать помещение, чтобы понять, что оно содержится в чистоте и порядке и что это делается с большим вниманием и любовью. Из-за хронического ревматоидного артрита Джин уже не могла поддерживать блеск и великолепие дома самостоятельно. Она была настоящей хозяйкой этого места, но ей помогали многочисленные соцработники и уборщики, которые регулярно приходили к старушке, готовя ей еду и выполняя работы по дому. Если не считать детей Джин, приезжавших к ней один раз в год, женщине было почти не с кем поговорить. – Я пережила почти всех своих друзей, – грустно сказала она. Для условий, в которых жила Джин, все было организовано как нельзя лучше: телефон и другие вещи, которыми женщина пользовалась регулярно, лежали рядом с кроватью. Выключатели были везде, даже в часах. Но, безусловно, старушка была глубоко одинокой женщиной. Она так и не смогла оправиться после смерти своего мужа по имени Рон, с которым прожила в счастливом браке больше 50 лет. – За все годы я ни разу не ругалась с мужем. Мы жили ради друг друга и своих детей, – сказала Джин. К сожалению, Рон умер от внезапного сердечного приступа. Теперь у старушки появилось много свободного времени, и она большую часть дня проводила в мечтах и воспоминаниях о прошедшей жизни. Джин объяснила нам, что иногда она так сильно скучает по своему мужу, что представляет, будто он находится прямо здесь, в одной комнате вместе с ней. – Я понимаю, что это может показаться невероятным, но когда я вспоминаю своего мужа, он мне представляется как живой. Мне так хорошо, когда я знаю, что он здесь. Я не грущу, а чувствую себя счастливой, – сказала старушка. – А что произошло сегодня, Джин? – спросили мы ее. – Мне показалось, что я вижу Рона и он лежит на полу рядом с моей кроватью. Поэтому я подумала, что надо вызвать ему скорую.

Когда Джин дозвонилась до оператора и ее спросили, находится ли Рон в сознании и дышит ли он, старушка оглянулась и поняла, что мужа рядом, конечно, нет. – Какая же я глупая, – попеняла на себя наша собеседница. – Как я могла теперь сказать диспетчеру правду о том, что мужчина на полу – лишь плод воображения. Диспетчер решила бы, что я сошла с ума. Поэтому я повесила трубку. Джин не поняла, что ее звонок был обработан, а экстренные службы приведены в полную готовность и через несколько минут десятки людей уже выехали к ней на помощь. Я вышла в сад и поведала полицейским эту грустную историю. Затем мы с коллегой сделали старушке чай. Необходимо было дополнительно проверить Джин, выяснив, не страдает ли она от раздвоения личности или какого-либо другого заболевания, требующего госпитализации. Иногда при воспалении мочевыводящих путей или бронхите у пожилого человека могут быть галлюцинации, которые, однако, быстро проходят после курса антибиотиков. Но после того, как мы проверили пульс старушки и измерили ей давление, стало понятно, что она находится во вполне нормальном состоянии. Трагедия Джин, как и многих людей ее возраста, состоит в том, что она пыталась быть такой же боевой, как раньше, но никто не помогал ей справиться с тяжелой утратой – Джин было не с кем поговорить. Да, старушке, вероятно, было много лет, но она была очень погружена в себя. Прекрасно осознавая, что ее муж умер, Джин проводила часы, вспоминая счастливую жизнь в прошлом, ставшим для нее пугающей реальностью. Она просто не смогла смириться с тем, что все это безвозвратно ушло. Я спросила Джин, требуется ли ей психологическая помощь. – Дорогая, если это поможет, то я на все согласна, – ответила она. Я пообещала старушке, что помогу организовать ей психологическую помощь через местного врача общей практики. Когда мы уехали из дома Джин, я сказала Полу, что сочувствую женщине в ее грустной ситуации, где ты погружаешься в переполняющие тебя воспоминания, чтобы успокоиться. – В этом случае прошлое и реальность просто не сходятся у тебя в голове, правда? – спросила я своего коллегу. Но Пол, который был женат уже в третий раз, не так впечатлился этой историей. Он покачал головой. – Ну, знаешь… Конечно, эта женщина не сумасшедшая. Но я не знаю, что ответить. Пятьдесят лет – это долгий срок. Я не могу представить, чтобы кто-то из моих бывших жен воображал меня рядом с собой. Лиз,

мне кажется, что, когда я умру, они будут говорить что-то вроде: «Слава богу, этот любитель бургеров наконец-то сыграл в ящик».

Ни врачей, ни больниц Дверь в спальню была закрыта. Я снова постучалась. – Это скорая помощь, разрешите войти. Тишина. Затем послышался голос. – Я хорошо себя чувствую. Мне не нужна ваша помощь. Ему не следовало вызывать вас. Я переглянулась со своей напарницей по имени Кристина. Мы приехали к пожилой женщине, у которой были проблемы с дыханием. Ее сын – мускулистый парень в обтягивающей майке, чуть старше двадцати, настоящий качок – при встрече с нами был серьезен и немногословен. «Она наверху», – вот и все, что он сказал, несмотря на то, что именно он звонил в экстренную службу. Обычно люди стремятся дать как можно больше информации о пациентах, здесь же мы сами пытались попасть к нашему больному. Следующей заговорила Кристина. Она объяснила Айлин (именно так звали женщину, к которой мы приехали), сидевшей в комнате, что мы были бы очень рады уйти. – Но сначала нам нужно осмотреть вас и убедиться, что все в порядке, – закончила она свою речь. Никакого ответа не последовало. Дверь по-прежнему была заперта. Неожиданно на первом этаже зазвонил телефон. Мы услышали, как сын женщины громким голосом, ругаясь и сердясь, разговаривал по телефону. Затем он попросил нас спуститься. – Поговорите с моим братом сами, а? – сказал он. Кристина пошла к телефону, а я осталась стоять у двери, пытаясь убедить Айлин впустить нас. Она продолжала молчать. Я стала нервничать: может, пока мы тут стоим, женщина потеряла сознание. Может, она лежит на полу и ей нужна реанимация. Мы просто не знаем, в каком она состоянии. Тем временем Кристина вернулась обратно. Она сообщила, что звонил другой сын женщины, который был в ярости, узнав, что мы приехали. Он намекнул моей коллеге, что уверен в том, что его мама ни при каких обстоятельствах не будет ложиться в больницу. Нам не только строгонастрого запретили увозить женщину на скорой, но и сказали, что, если мы попытаемся сделать это до приезда второго сына Айлин, который был в пяти минутах от дома, нас ждут большие неприятности.

В данную минуту эти угрозы для нас ничего не значили. Мы все равно не могли ничего сделать. – Лиза, здесь реально происходит что-то ужасное, – сказала Кристина. – Сын женщины напугал меня. Это было ужасно. Мы были в растерянности. Нельзя было уйти, даже не осмотрев женщину. Неужели мы просто потеряли время впустую? Вдруг ей необходима срочная помощь? Ничего не было понятно. Но, к нашему удивлению, Айлин, наконец, открыла дверь. Она выглядела страшно больной, была бледной как приведение, ее волосы спутались между собой. Достаточно было посмотреть на женщину, чтобы понять, что у нее серьезные проблемы со здоровьем. Обессиленная пожилая пациентка упала на кровать, словно на то, чтобы открыть дверь, организм потратил последние силы. Ее губы и язык были бледнокремового цвета, что свидетельствовало о наличии сильной анемии – недостатке клеток крови, переносящих кислород по телу. К тому же Айлин очень тяжело дышала. Мы быстро начали работать. Сначала необходимо было определить уровень сахара в крови женщины. Но когда я стала брать кровь, то увидела, что она не красного цвета, как обычно, а больше похожа на земляничную воду. За все мои годы работы в медицине я видела такое в первый раз. Кристина тоже никогда раньше не сталкивалась с подобным и была шокирована. Что здесь вообще происходит? Я ничего не понимала, пока не выяснила, что из-за болезни в крови Айлин не осталось никаких кровяных телец. У женщины было сильное внутреннее кровотечение. Проведя тест на уровень кислорода в крови, я обнаружила, что он очень низкий. Женщине нужно в руки врачей, в больницу, прямо сейчас. – Давай закачаем ей немного кислорода в легкие, – сказала я Кристине. Но только мы надели на Айлин кислородную маску, как услышали на первом этаже шум. Это приехал второй сын женщины. Между братьями началась яростная ссора. Один из них хотел, чтобы мама уехала с нами в больницу, а второй твердо стоял на своем, говоря, что она не покинет своего дома. – Мама ни при каких обстоятельствах не поедет в больницу! – Но, Дейв, у нас нет другого выхода. Айлин тоже, конечно, слышала эту ругань. Я объяснила ей, что мы точно не знаем, в чем причина ее недомогания, но в больнице ей обязательно окажут необходимую помощь. Однако несмотря на то, что женщина была в очень плохом состоянии, она всеми силами упрямилась. – Дорогая, я поправлюсь здесь, дома, – говорила она тяжело дыша. – Но почему вы не хотите лечь в больницу? – спрашивала я.

– Дорогая, – ответила она, – много лет назад в больнице у меня умер сын. Я не доверяю врачам. Женщина сообщила нам, что с тех пор никогда не обращалась к докторам и ни разу не была в больнице. Теперь все стало складываться воедино. Женщина ненавидела больницы и врачей, обвиняя их в смерти своего ребенка – посттравматический синдром, от которого она до сих пор не избавилась. Но сейчас один из ее сыновей понял, что мама действительно испытывает серьезные проблемы со здоровьем. Тем временем звуки ссоры приближались, становясь все громче. Сыновья Айлин поднимались к нам и остановились на лестничной площадке, яростно ругаясь. Слышались звуки ударов кулаками. Стало страшно. Как бы мы с Кристиной не привыкли к тому, что люди ведут себя агрессивно, но все-таки мы были женщинами. Статус врача скорой помощи не избавляет тебя от опасений за свою жизнь. Мы были одни против двух молодых здоровых мужчин, которые становились все более разъяренными и могли бы легко прижать нас к стенке, если бы захотели. К тому же сама Айлин начинала нервничать все сильнее. Надеясь утихомирить сыновей женщины, Кристина подошла к двери спальни. В этот момент один из них окончательно вышел из себя. – Если кто-нибудь вывезет мою маму из дома, я с ним сделаю вот так, – пробив дыру в двери, закричал он. Затем он посмотрел на своего брата, и они снова начали ругаться, используя все бранные слова, какие только есть на свете. Это было пугающее зрелище, на которое нельзя было смотреть без боли. – Она умрет, если попадет в эту чертову больницу! – говорил один брат. – Нет, мама умрет, если ты помешаешь медикам! – отвечал ему другой. Затем старший брат, вконец рассвирепев, ворвался в спальню. – Вы можете оказывать маме любую помощь… ЗДЕСЬ, ДОМА! – рычал он. Стоявший за ним младший брат все еще пытался урезонить своего родственника. – Дай им спокойно сделать свою работу, – говорил он. Какой кошмар! Женщина срочно нуждается в госпитализации. Но мы не имеем права отвезти ее против воли, а это значит оставить ее наедине с сыновьями, которые были готовы убить друг друга. – Послушайте, – сказала я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Мы не доктора. Вашей матери срочно требуется переливание крови. Мы не можем провести его здесь. На одно мгновение я подумала: «Ура, наконец-то нам удалось их убедить», – но в ту же секунду взбешенный сын Айлин яростно ударил кулаком в шкаф. «Бам!» – и в шкафу образовалась дырка.

Так больше продолжаться не может. Айлин в очень плохом состоянии, а эти два чудака никак не могут прийти к общему мнению. Сейчас женщине пришлось тратить драгоценные силы на то, чтобы образумить своих сыновей. – Не ссорьтесь. Эти люди просто делают свое дело, – сказала она. Кристина посмотрела на меня. – Мне принести чемодан из машины? – спросила она. Моя коллега выглядела нормально. Она произнесла эту фразу таким тоном, каким обычно предлагают чай. Но я знала: она боится братьев не меньше, чем я. – Спасибо, Кристина, – ответила я. Это был наш условный сигнал. Много лет назад мы договорились использовать его в случае, если кто-то из нас окажется в неприятной ситуации, например, как в этот раз. Слова «принести мне чемодан» означали «уходим отсюда и вызываем по рации полицию». Братья стояли между нами и дверью из спальни, единственному пути к бегству. Старший из них, более злобный, проводил Кристину взглядом, но выпустил ее. Пока моя коллега вызывала полицию, братья продолжали выяснять отношения, крича друг на друга. Я смотрела на это одновременно со страхом и грустью, так как понимала, что доктор должен был осмотреть женщину гораздо раньше. Сыновья любили свою мать. Вероятно, они выросли, помня историю брата, которого, возможно, никогда не видели. И они следовали желанию Айлин. Но сейчас сыновья серьезно опасались за ее здоровье, разница была лишь в том, что один сохранил больше здравого смысла, чем другой. Дело было именно в этом. Но еще печальнее было слушать то, как больной женщине, которая едва дышала, приходилось убеждать своих сыновей не ссориться. Как же это ужасно! Через несколько минут послышались сирены полицейских машин. Обычно на такие вызовы выезжает сразу несколько нарядов, чтобы хотя бы один из них прибыл на место как можно быстрее. Парни, свирепея, спустились вниз на встречу с полицией, ожидавшей их у входа в дом. Сыновья Айлин сцепились с полицейскими. Они попытались не пустить их в дом, но полицейских было слишком много. Через несколько мгновений полицейские вошли в дом и задержали их. Теперь мы могли спокойно делать свою работу и перевезти Айлин в больницу. Она продолжала протестовать, но теперь делала это менее упорно. – Если вы меня увезете в больницу, я умру, – полушепотом говорила она. – Нет, дорогая моя, Вы умрете, если останетесь здесь, – отвечала я.

Обычно я никогда не говорю так с пациентами. Но скандал отнял драгоценное время. К тому же Айлин была сильно утомлена всеми событиями. – Тогда везите меня в больницу, – грустно сказала женщина. Я посадила Айлин на инвалидную коляску и отвезла ее к скорой, где находилась Кристина. Каким-то образом полиции удалось успокоить братьев. Мы были уже готовы уехать, когда один из полицейских подошел к нам. – Вы не против, если братья поедут с вами? – спросил он. – Нет, спасибо, – отказалась я. Они уже заставили нас пережить 20 ужасных минут, без которых можно было вполне обойтись. Нет, они не напали на нас, но все шло к этому. Братьев забрали полицейские, и они поехали вслед за нами в больницу, где женщину положили в реанимацию. Когда мы вышли из здания, с облегчением сняв с себя эту ношу и приготовившись ехать на новый вызов, то вновь столкнулись с сыновьями Айлин. К нашему удивлению, они никак не могли понять, почему мы не захотели посадить их в свою машину. – Вы вели себя так агрессивно, что мы начали опасаться за свою жизнь, – смело сказала Кристина. Я же решила просто промолчать в ответ на нападки парней. – Я никогда бы женщин и пальцем не тронул, ответил старший, наиболее агрессивный сын Айлин. Может быть, это и так, но полной уверенности у меня не было. Позднее мы узнали подробности о состоянии женщины. У Айлин была обширная раковая опухоль кишечника. Кровь, возможно, годами попадала в ее стул, но тем не менее, так как здоровье женщины ухудшалось постепенно, организм успел адаптироваться к этому. В больнице ее подлечили, сделали необходимое переливание крови и отпустили домой. Я уверена, что бы не случилось с женщиной дальше, сыновья будут поддерживать ее. Они должны принять все. Беда Айлин состояла в том, что ее опасения относительно больниц были безосновательны. Если в жизни человека наступает ситуация, с которой он не может справиться самостоятельно, то он просит помощи. Но иногда людям может быть неприятна сама мысль о том, что это нужно сделать. Если женщина годами твердила сыновьям фразу «ни врачей, ни больниц», разве есть что-то удивительное в том, что они будут уважать ее волю? Конфликт между братьями можно назвать битвой желаний и здравого смысла, если хотите. А молодые люди могут быть иногда очень агрессивны.

Лучшие подруги Передо мной предстала очень неприятная картина. Лицо девочки было ужасно бледным: лишь там, где ремень, который она использовала для удушения, перетянул сосуды, кожа имела розоватый оттенок. На ней была только ночная рубашка. Глаза вылезли из орбит, язык высунулся изо рта, казалось, что ее ноги были покрыты синяками и мелкими пятнышками, но на самом деле это трупные пятна. Уже началось трупное окоченение: тело было холодным и твердым. Я позвонила диспетчеру, чтобы сказать, что скорая помощь уже не понадобится. На место уже выехала полиция. Так как на языке юстиции такая смерть называется «гибелью при загадочных обстоятельствах», полицейские заберут тело на патологоанатомический анализ. Когда выезжаешь на вызов о самоубийстве, то всегда испытываешь очень тягостные эмоции, особенно если самоубийца еще молод, а рядом его родственники. Такую трагедию очень тяжело принять как свершившийся факт, тем более если причина ухода из жизни не вполне ясна. Например, по какой причине сводят с собой счеты подростки из интеллигентных семей, подающие блестящие надежды, живущие в комфортных условиях, окруженные заботой любящих родителей? Никто не знает ответа на этот вопрос. Часто люди обвиняют в росте самоубийств среди подростков тематические интернет-сайты и чаты, романтизирующие смерть, где дети приходят к мысли, что они могут получить свою долю славы, только если уйдут на тот свет. Однако я в этом не уверена. Иногда на решение свести счеты с жизнью могут повлиять алкоголь, наркотики или психические проблемы. Но это не всегда так и не может быть абсолютно верным объяснением. Иногда приходится сталкиваться с ситуациями, когда подросток идет на этот шаг, потому что не видит возможности жить дальше, не избавившись от тяжелых воспоминаний прошлого, которые так навязчиво преследуют его, что неважно, насколько ужасным будет конец. Это произошло в период между Рождеством и Новым годом, когда все уезжают из Лондона и можно ездить по городу часами, не опасаясь попасть в пробку. Я сидела в машине одна и решила посмотреть график смен на следующую неделю. Увидев на экране мобильного терминала вызовов надпись «19-летняя девушка повесилась», я вздрогнула. Успею ли я доехать до места, пока диспетчер будет вызывать бригаду скорой помощи по этому адресу в недавно перестроенный дом на окраине Кройдона? Оборудование для реанимации у меня всегда под рукой. Все случилось в крошечной однокомнатной квартире на верхнем этаже. Один из жильцов этого дома, мужчина средних лет, открыл мне дверь. – Девушку обнаружила ее подруга, – полушепотом сказал он.

Затем мужчина ушел к себе, и наверх я поднималась одна. Сначала я не увидела тела девушки, так как оно лежало в ванне и было полностью накрыто простыней. Ее подруга, совершившая это страшное открытие, сидела тут же, обливаясь слезами, и была совершенно опустошена случившимся. Кто на ее месте не испытывал бы подобных эмоций? Внешний вид подруги погибшей немного контрастировал с обстановкой этого довольно захудалого дома, в котором были лишь однокомнатные квартиры с общим туалетом и кухней. Это была довольно милая девушка с красивой прической и спортивным телосложением, одетая в облегающий костюм и туфли на высоких каблуках, – вероятно, работает в офисе. Осмотрев тело в ванной и сделав необходимые звонки, я поговорила с подругой пострадавшей. Ее звали Лиззи. В руках у нее было потрепанное письмо. Сев рядом с девушкой, я не могла не обратить внимания на большую фотографию в рамке, стоявшую на маленьком столике, – единственную в этой скромно обставленной комнате. Это было фото Лиззи. – Я пришла сегодня утром к себе домой и нашла под дверью это письмо, – всхлипывая, сказала Лиззи. – Я сразу поняла, что оно от моей подруги Дебби. Как только увидела, что на конверте нет марки, так писать может только она. Лиззи и Дебби были лучшими подругами в течение многих лет. Условия их жизни во многом отличались, но Дебби всегда сообщала подруге о своих планах. Лиззи дала мне прочитать последнее письмо. Оно было написано довольно аккуратным почерком, а слова в этой предсмертной записке подбирались с таким расчетом, чтобы читатель сразу понимал, что для автора письма все кончено. Дебби сообщала, что ей очень не хочется огорчать подругу, но она не может это терпеть. Ей было очень тяжело продолжать жить. Письмо начиналось такими словами: «Я покончу с собой, Лиззи. Вероятно, когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых». Затем Дебби выражала свою признательность Лиззи за долгую преданную дружбу, называя ее «единственным настоящим другом во всем мире». – Я не могу поверить в то, что ее больше нет, – сказала Лиззи. – Мне казалось, что если я приеду сюда вовремя, то смогу переубедить ее. Я пыталась позвонить ей по мобильному, но он был выключен. Поэтому я села на автобус и поехала сюда. По пути меня всю трясло, но звонить на номер 999 просто на всякий случай не хотелось. Когда Лиззи приехала, то один из жильцов, который как раз уходил на работу, пустил ее внутрь. Дверь в квартиру Дебби была открыта. И здесь, в этой маленькой квартире с общей кухней и туалетом, Лиззи нашла подругу: Дебби сдержала свое слово. Ее письмо не было пустой

угрозой или криком о помощи. Дебби повесилась в ванной комнате, затянув пояс от халата вокруг шеи. Сказав это, Лиззи снова начала безутешно рыдать. Я успокаивала ее как могла. Вид повешенного человека – мрачное зрелище, и было понятно, что должно пройти некоторое время, прежде чем картинки безжизненно висящего бледного тела подруги уйдут из ее памяти. Возможно, когда Дебби оставляла письмо под дверью подруги, то не думала о том, что Лиззи придет к ней домой и обнаружит мертвое тело, рассчитывая, что она позвонит по номеру 999 и труп найдут сотрудники экстренных служб. Постепенно Лиззи рассказала мне историю своей подруги. – Мы познакомились и стали близкими друзьями со времен средней школы, – говорила она. – В раннем детстве Дебби оказалась в детском доме. В 16 лет и я, и Дебби решили уйти из школы, но продолжали общаться. Я знала, что у моей подруги было слабое здоровье, доктор прописал ей антидепрессанты, но она перестала принимать их, говоря, что ей от лечения только хуже. Какое-то время она работала на ресепшен в гостинице, но не смогла удержаться на этом месте. Нередко Дебби говорила, что не представляет себя в роли жены и матери и не может заниматься домашними делами. Но разве вы бы в юности отнеслись к этому серьезно? Сама Лиззи родилась в семье любящих родителей, и у нее было двое младших братьев. Она работала секретарем в рекламной компании в Вест-Энде, наиболее престижной части города. В детстве Лиззи ходила в частную школу, но затем, когда ее отец потерял свой бизнес, вынуждена была перевестись в государственное учреждение. В отличие от подруги, у Дебби была ужасная жизнь. В детстве ее изнасиловал отец. Затем девочку забрали в детский дом, где один из работников продолжал ее насиловать. В конце концов Дебби удочерили, но у нее осталась психологическая травма. Она не чувствовала любви и уважения со стороны окружающих, пока не встретила Лиззи. Дебби привлекло в ней доброе отношение и чистое английское произношение, которое часто становилось объектом насмешек среди одноклассников. В таких случаях Дебби всегда была готова защищать подругу. Поэтому для Лиззи она была своеобразным ангелом-хранителем. – Дебби всегда говорила, что хочет во многом походить на меня, – грустно сказала моя собеседница. – Но я не могла в полной мере оценить смысл этих слов, потому что мне казалось, что у нее был твердый и несгибаемый характер. Но сама Дебби постоянно называла себя слабым человеком. Она всегда принижала себя. Я думаю, что Лиззи, не отдавая себе в этом отчет, приписывала подруге качества, которыми та никогда не обладала в достаточной мере: способность любить, принимать помощь и поддержку. К сожалению, они не смогли избавить ее от травмы, которую получила Дебби, подвергаясь в детстве насилию.

– Вам не в чем винить себя, – сказала я Лиззи. В этот момент к дому подъехали полицейские. Я собиралась уходить, Лиззи тоже вскочила со своего места. – Мне нужно позвонить на работу, – сказала она, прощаясь со мной. Спускаясь по лестнице, я слышала, как Лиззи объясняет своему начальнику, что произошло и почему ей нужен выходной. Понимая, что образ повесившейся подруги будет стоять у нее перед глазами, я надеялась, что он исчезнет достаточно быстро. К своему удивлению, через несколько лет я снова пересеклась с Лиззи. Она начала работать помощницей медсестры в больнице. Я поздоровалась с ней, но не заговорила. Может быть, Лиззи не хотела напоминать мне о том страшном дне. Но я рада, что она стала ухаживать за больными. Вероятно, помогая другим, она получает удовлетворение.

Несчастные случаи Красивая куртка в блестящей краске На языке сотрудников экстренных служб слово «травма» связано с несчастным случаем, а не с болезнью. Часто сообщая нам о несчастном случае, люди говорят: «человек попал под автобус» или «произошло падение с высоты». По какой-то необъяснимой причине большинство несчастных случаев, на которые я выезжала, были связаны с падениями с высоты. Часто после нескольких лет работы врачи скорой помощи понимают, что им раз за разом дают вызовы, связанные с одним и тем же типом происшествий. Некоторые из моих коллег замучились принимать роды, другие осознают, что их постоянно вызывают на дорожные аварии. В этом нет какого-то злого умысла или особой причины, так получается само собой. Что же касается меня, то за время работы мне много раз приходилось иметь дело с людьми, которые упали с лестниц, со строительных лесов, с крыш зданий. Сегодня нас вызвали к 49-летнему мужчине, упавшему с лестницы. Это было все, что мы знали, когда вдвоем с коллегой приехали к нему домой, где нас встретила его жена. Пострадавший лежал перед входной дверью, все его лицо было покрыто белой блестящей краской. Жена Брайана (так звали мужчину) объясняла, что «во всем виновата собака». Ха-ха, как такое может быть? – Брайан покрывал краской деревянную оконную раму на первом этаже, когда к лестнице подошла собака и задела ее. Мой муж обернулся, чтобы посмотреть, что происходит, и упал с высоты примерно 3,5 метра.

Банка с краской, которая ненадежно стояла на верху лестницы, упала вместе с ним, – объяснила жена. Теперь краска покрывала все тело мужчины. Его ботинки можно было угадать лишь по силуэтам. Краска была везде – на зубах мужчины, его ушах, во рту, ее пятна можно было увидеть на бетонных плитах перед домом. Мужчина не мог пошевелить руками, но, к счастью, был в сознании. – Ради Бога, вытри эту краску с моих глаз. Думаю, я сломал обе руки, – жаловался он жене, пока та входила и выходила из дома, вынося тряпки и полотенца для посуды, и пыталась собрать растекшуюся везде краску. Мы старались вытереть краску с носа и глаз мужчины как могли, но ее было слишком много. Хуже всего было то, что пострадавший испытывал боль и мы не могли подвинуть его, не причинив неприятных ощущений. Когда человек сломал обе руки, самое неудачное положение тела для него – лежать на животе лицом вниз. Первое, что было нужно сейчас пациенту, это шейный воротник, так как при падении с высоты он мог получить травму шеи. Воротник легче было надеть, если бы мужчина лежал на спине, но перевернуть его было очень тяжело. Нам требовалось больше людей. Мы позвонили диспетчеру и попросили вызвать еще одну бригаду скорой, но нам ответили, что в данный момент свободных нет. Поэму мы обратились за дополнительной помощью к пожарным. Брайан стонал и был очень измучен. Я сделала ему инъекцию обезболивающего в руку – единственный участок тела, куда я могла дотянуться со шприцем, хотя найти вены было очень тяжело, – и дала ему немного кислорода. В течение нескольких минут ему стало легче, и, наконец-то, приехала бригада пожарных. Они могли помочь нам перевернуть пациента: в то время как я с коллегой постепенно переворачивала мужчину на спину, они удерживали его в ровном положении, чтобы минимизировать возможный вред позвоночнику или шее, который он мог получить. Затем я смогла наложить на руку пострадавшего шину на случай возможного перелома. Но через некоторое время мужчина спросил меня. – Э, дорогая, а с рукой ты что-нибудь будешь делать? «Хорошо сделано, Лиза. Это просто твой звездный час, медик-Барби», – подумала я (Медик-Барби – мое прозвище среди коллег). Оказывается, я обездвижила не ту руку! Я наложила шину на другую руку, а это не так легко, если пациент весь измазался в блестящей краске. Мы тоже перепачкались ею так, что по приезде в больницу нужно было обязательно сменить обувь и брюки. Когда мы наконец погрузили пострадавшего в машину скорой помощи, к нам пришла его жена, попросившая, чтобы мы взяли ее с собой.

– Я неделями уговаривала его покрасить эти чертовы наличники, – грустно сказала она. Вероятно, теперь женщина чувствовала себя немного виноватой. – Да, как же, а я все не хотел начинать работу, правда? – прохрипел Брайан, когда машина тронулась. – Это все ты. Пока мы ехали в больницу жена и муж больше не ругались. По правде сказать, они вообще мало говорили. Это было не так плохо, ведь у мужчины были сломаны локоть и ключица, и ему было не до разговоров. Я готова биться об заклад, что Брайан будет потом тысячу раз вспоминать об этой истории, сидя с друзьями в пабе. И он никогда не перестанет подтрунивать над своей женой, напоминая ей о том, что случилось. Типичная история, не правда ли? Мужчина падает с лестницы, выполняя ту работу, которую он должен был сделать 100 лет назад. И что же он делает? Он говорит, что виновата его жена. Почему ему хоть раз не придет в голову выставить виновной собаку?

Кровь и стекло В городе стояло лето. Я только что вернулась из прекрасного отпуска, который провела на берегах озера Гарда в Италии в компании пяти подруг: он был наполнен солнцем, вином, купанием в озере, общением с прекрасными людьми и тому подобными вещами. По приезде из отпуска я испытывала легкую грусть, которая всегда появляется после возвращения к повседневной обстановке. Эх, почему я не живу в Италии! Сегодня к нашей бригаде присоединилась Элен – бывшая медсестра, а теперь исследователь. Ее задача состоит в том, чтобы отслеживать все действия врачей скорой помощи во время каждого вызова. Идея данного наблюдения – изучение механизма принятия спонтанных решений. Мы выезжаем в подобном составе примерно два раза в год, и иногда работа Элен может быть реально полезной для нас, особенно если она проведена скрупулезно. Сейчас шесть часов вечера. До окончания смены осталось всего 4 часа. Сегодня не произошло ничего интересного. Я уже думала отпустить Элен со станции скорой помощи, но тут мы получили серьезный вызов: у 40-летнего мужчины сильное кровотечение из раны на руке, похоже, повреждена артерия. Это значит, что человек может умереть от потери крови и умереть очень быстро. Элен согласилась поехать со мной. Уровень адреналина в крови зашкаливал, а сирены были включены на полную мощность. Этот инцидент произошел на производстве, а мы были недалеко от промышленного здания, где находился пострадавший мужчина. Когда мы подъехали к ограде завода, кто-то махнул нам изнутри и машина заехала

на территорию, к нашему удивлению, довольно близко от нужного нам здания. Мужчина сидел на стуле напротив стола, положив ноги на другой стул. Коллеги привели его с места происшествия. Один из них стоял рядом с пострадавшим, подняв его раненную правую руку высоко вверх. Другой смог наложить на нее наскоро сделанный из полотенца жгут. Я с некоторым подозрением отношусь к жгутам. Они то входят, то выходят из медицинской практики. Жгуты могут полностью перекрыть поступление крови в конечность, поэтому их нельзя накладывать надолго. – Как давно вы наложили жгут? – спросила я коллег пострадавшего, в тоже время вглядываясь в бледное лицо мужчины. С его лица капал пот. Да, он, судя по всему, находился в состоянии шока. Глаза начинали закатываться. – Я умираю, я умираю, – бормотал мужчина. «Боже, неужели это так», – подумала я. Было похоже на то, что мужчина вот-вот потеряет сознание. С другой стороны, это могла быть реакция на происходящеее, в том числе на вид собственной крови. Мы начали гонку со временем. Я стала измерять пациенту давление, слушая рассказ его коллег о том, что произошло. К счастью, они были умными людьми, готовыми быстро действовать. В сложившейся ситуации они не запаниковали и не потеряли хладнокровие. И это самое главное. – Я разговаривал со своей девушкой по телефону, как вдруг неожиданно услышал крик товарища, – рассказывал один из коллег мужчины. – Даже моя девушка слышала его. Сначала я подумал, что это просто шутка, и сказал своей собеседнице: «О, это Боб, он всего лишь хочет вызвать медсестру, чтобы развлечься». Я не сразу осознал, что он кричал: «Вызовите мне чертову скорую!» – на полном серьезе. Поняв это, коллега побежал на помощь Бобу, который был очень взволнован, и увидел, что из большой раны на руке его товарища хлещет кровь, заливая все вокруг. Боб нес большой поднос из зеркального стекла и нечаянно уронил его. Стекло разбилось, и осколок порезал запястье почти до кости. Кровь была повсюду: Боб определенно повредил артерию. В такой ситуации человек может легко умереть за несколько минут. Но к счастью, двое коллег Боба были не из робких. Они все сделали правильно: позвонили по номеру 999, перевязали рану полотенцем для посуды и положили ноги Боба на стул, подняв их кверху. В такой ситуации поднять ноги вверх – самое правильное решение: так кровь начнет притекать от нижних конечностей к жизненно важным органам. Действуя быстро, коллеги Боба сделали жгут, наложили его на руку, держа ее на весу. Тут к ним подошел еще один коллега, посмотрел на происходящее и сказал, что они все делают неправильно. – Остановитесь! Опустите руку ниже уровня сердца, – говорил он.

Но этот «совет» мог убить Боба. Слава богу, люди, помогавшие пострадавшему, ему не последовали. – Вы все сделали правильно, – сказала я. Коллеги Боба вздохнули с облегчением. Измерив давление, я обнаружила, что оно очень низкое, а пульс учащается. У мужчины определенно было состояние шока. – Продолжайте держать руку вверху, но сожмите сильнее, – сказала я, устанавливая в другой руке пострадавшего катетер, чтобы обеспечить поступление в организм необходимых препаратов. Элен, снова на время ставшая медсестрой, пошла к машине, чтобы взять сумку с лекарствами. К счастью, мы смогли вовремя оказать Бобу необходимую помощь, и его давление стабилизировалось. Теперь, когда мы подсоединили катетер и начали вводить препараты, он стал работать почти как шланг: ты начинаешь качать, и давление поднимается. И в этом вся соль. Благодаря лекарствам и товарищам Боба, продолжавшим удерживать его руку на весу, состояние мужчины нормализовалось: он прекратил потеть, давление выровнялось, а лицо приобрело нормальный цвет. Боб даже начал шутить по поводу происходящего – верный признак улучшения состояния. Нам на подмогу прибыла еще одна бригада скорой помощи, состоявшая из двух женщин, так что теперь наш пациент был окружен четырьмя представительницами прекрасного пола, уделявшими ему пристальное внимание. – Ну, скажите, ребята, разве мне не повезло? – говорил Боб, обращаясь к своим коллегам. – Меня окружают четыре прекрасных женщины. – Вам бы повезло еще больше, если бы вы не порезали руку, – отвечала я, когда мы вчетвером сажали мужчину в машину скорой помощи. Настроение Боба было хорошим. Но его жизнь все еще находилась в опасности. Жгуты нельзя накладывать надолго, потому что они прекращают кровоснабжение конечностей. Пока их не сняли, дорога каждая минута. Перед самым отъездом я успела быстро окинуть взглядом все помещение. Вы когда-нибудь были на скотобойне? Здесь было что-то похожее. Кровь была везде: на полу, на стенах, на потолке – добро пожаловать в Красную комнату. Вспомните обстановку из фильма «Техасская резня бензопилой», и вы достаточно точно представите себе всю картину. Я нашла тот осколок стекла, которым порезался Боб: там, где стекло повредило руку, на осколке остался кровавый след. По нему легко было понять, насколько глубокой была рана. Я подумала, что она была такой глубокой, что осколок мог повредить и кость. К тому же он был очень большим.

Пока мы были в пути, настроение у Боба оставалось по-прежнему довольно хорошим. Но в больнице жгуты пришлось снять, и у мужчины снова началось сильное кровотечение. Пациента направили в отделение экстренной хирургии зашивать рану. Наша работа была окончена. Когда мы приехали на завод, мужчина был буквально на грани жизни и смерти. Конечно, лечение изменило ситуацию к лучшему. Но мы ничего не смогли бы сделать, если бы не коллеги Боба, которые, без преувеличения, спасли ему жизнь. – Если бы коллеги пострадавшего послушались совета того глупца, то на следующей неделе были бы поминки Боба, – сказала Элен, когда мы приехали на станцию скорой помощи. Такие ситуации часто случаются в нашей работе. Приезжая на вызов, мы видим человека в ужасном состоянии, он вот-вот умрет. Но стоит слаженно и правильно сработать, как ситуация кардинально изменится. Скоро человек уже с радостью благодарит тебя за помощь. Скажите мне, дорогие читатели, в какой еще профессии можно встретить такую разительную перемену?

Застрявшая в банке Новый вызов: женщина застряла в лифте. Я вспомнила, как один раз со мной случился похожий случай, когда я торопилась к пациентке, находившейся в доме престарелых. Не успели мы добраться к больной, как застряли в лифте между этажами и нам пришлось вызывать бригаду пожарных, чтобы те вызволили нас. На это у пожарных ушло полчаса. За это время старушка умерла. Я приехала на вызов одна, но сотрудники других экстренных служб были также подняты по тревоге. Поэтому я была уверена, что когда доберусь до места, то там будут полицейские, медики и пожарные. Один из пожарных подробно рассказал мне в чем дело. Служащая банка в тот день перевозила сейф, битком набитый мешками с деньгами и валютой, в подвал. По какой-то необъяснимой причине она решила использовать для этого маленький служебный лифт. Сейф весил тонну, а лифт не был приспособлен даже для пассажирских перевозок, там не было достаточно места для того, чтобы человек мог спокойно стоять. Тем не менее женщина зашла в лифт, а коллеги завезли сейф, который буквально прижал ее к стене. Она стояла, наклонившись над сейфом, и практически не могла сдвинуться с места. Едва лифт начал спускаться вниз, как передние колеса сейфа попали в щель между первым этажом и лифтом. Сейф качнулся назад, и лифт застрял между этажами. И женщина тоже застряла, нижнюю часть ее грудной клетки сдавило сейфом. Это было очень опасно, к тому же вызволить ее из лифта было не так просто. Даже пожарные оказались в тупике. Как освободить женщину, не задавив ее?

Обстановка была напряженная. Вокруг ходили служащие банка, они были шокированы и по большей части молчали. На глаза менеджера наворачивались слезы. Мы не видели лица женщины полностью. Я попыталась прислониться к стене и поговорить с ней, но могла рассмотреть только глаза и лоб. Мы смогли просунуть ей кислородную маску, разместив ее на верхней части сейфа, чтобы дать женщине немного воздуха, потому что попасть внутрь и завязать маску на голове не получалось. Женщина находилась в сознании и была напугана. Кто бы на ее месте не испытывал таких эмоций? Я сама немного страдаю клаустрофобией, и мысль, что на ее месте могла бы оказаться я, приводит меня в ужас. Мы не могли надеть на пациентку измерительные приборы, поэтому невозможно было определить ее давление или пульс. Оставалось только успокаивать пострадавшую. – Мы все тут переживаем за вас, – сказала я ободряюще. Я понимала, что сейф сдавливает женщине грудную клетку. – Вам больно? – спросила я. От ответа у меня побежали мурашки по коже. – Сейф давит на меня. Мне больно. Я не могу дышать! – Все будет хорошо. Мы вас обязательно вытащим, – сказала я. Я старалась говорить спокойно и уверенно, но опасалась худшего – повреждения легких, разрыва печени или селезенки. Это тяжелые травмы. Перебрав все обычные способы вызволить человека из лифта, пожарные по-прежнему отчаянно пытались найти оптимальное решение в создавшейся ситуации. Проблема заключалась в том, что поскольку сейф был очень тяжелым, то даже малейшее его движение вперед приведет к тому, что он будет еще сильнее давить на женщину. Попытки поднять переднюю часть сейфа при помощи рычага привели бы к аналогичному результату. Мы же не могли дать пострадавшей обезболивающее, поскольку пробраться внутрь и установить ей катетер было невозможно. Все это время, пока мы ждали и не могли предпринять никаких активных действий, напряжение нарастало. Так прошло сначала несколько минут, затем час, два… – Посмотрите, вот ее фотография, – сказал один из ее коллег, протянув мне карточку, на которой была изображена сидящая в автобусе счастливая улыбчивая женщина. Сейчас она изо всех сил старалась сохранять оптимизм. Но я предполагала, что она уже отчаялась ждать. Иногда чем меньше ты

знаешь о человеке, тем лучше, особенно если жизнь этого человека висит на волоске. Тем временем пожарные установили генератор, позволивший запустить специальное оборудование, режущие и поднимающие механизмы. Они попытались с его помощью пробить несущие стены шахты лифта, но из этого ничего не вышло. Воздух от паров генератора стал душным, и к тому же агрегат издавал невыносимый шум. В попытке проветрить помещение банка, служащие открыли входную дверь. На улице царил полный хаос. Чтобы обеспечить возможность парковки больших машин со специальным оборудованием около здания банка, движение было перекрыто. Я села рядом с сотрудницей банка, которая была очень расстроена случившимся. На ее глаза наворачивались слезы. – Я чувствую себя очень виноватой, – говорила она всхлипывая. – Это все из-за меня. – Вы не правы, – отвечала я. – Такие истории иногда происходят. – Нет, это полностью моя вина, – отвечала моя собеседница, продолжая хныкать. – Это я направила свою напарницу в лифт. Что надо говорить в такой ситуации? «Вы полная дура, зачем так поступили?» или «Да, вы виноваты и будете вечно жить с этим ощущением»? Вместо этого я попыталась напомнить ей, что приехавшие пожарные – настоящие профессионалы своего дела. – Не переживайте. Пожарные делают все возможное и вызволят женщину, – сказала я ей. – Через несколько дней вы будете, смеясь вдвоем, вспоминать этот случай. Я не стала упоминать о том, что негативный вариант развития событий также был вполне возможен. Полицейские уже связались с родственниками застрявшей в лифте, и те ехали сюда. Наконец, пожарные нашли подходящее решение проблемы. Они могли вырезать дырку в сейфе и извлечь оттуда все деньги, и это должно было немного уменьшить его вес. Машина начала резать сейф, и уже через полчаса мы вдесятером выстроились в линию и передавали друг другу мешки с деньгами. В банке словно бы происходил рейдерский захват: вся мебель была убрана, чтобы освободить место для сотрудников экстренных служб, мешки с деньгами лежали в одной куче, а вход в здание охраняли полицейские. Затем появилась другая блестящая идея: если у сейфа отрезать и колеса, то мы сможем освободить пострадавшую. Она была принята. Но мы не знали, в каком состоянии находится пациентка, которая провела в лифте вот уже 2,5 часа. Поэтому мы на всякий случай подвезли к лифту каталку и оборудование для реанимации. Когда колеса сейфа были отрезаны, мы смогли отодвинуть его от женщины. Она рухнула на пол лифта и потеряла сознание.

Я вошла в лифт, послушала ее дыхание и дала ей кислород. Женщина дышала сама. Все было в порядке. Мы осторожно подняли ее, вывели наружу и положили на каталку, дали ей необходимые лекарства, вкололи обезболивающее. Пострадавшая пришла в себя. Она обливалась слезами. – Где моя мама? Я хочу к маме, – беспокойно стала спрашивать она, повторив эту фразу несколько раз. К тому времени полиция перенаправила родственников женщины в больницу, где они должны были ждать ее. Мучения закончились. Пострадавшую направили на лечение в травматологическое отделение ближайшей больницы. Позже один из пожарных признавался мне, что это был самый сложный вызов за все 15 лет его работы. Операция по вызволению девушки была настолько сложной, что на место был вызван оператор, чтобы снять учебный фильм для тренировки будущих пожарных. Многие кадры видео очень тяжело смотреть: на них показано со стороны, как люди достают сейф и готовятся освобождать бедную женщину. Пациентка провела ночь в больнице. Можно сказать, что она удивительно легко отделалась: если не считать нескольких синяков, у нее не было никаких травм. Но пострадавшая никогда не забудет эту историю, как не забудут ее и коллеги женщины. Я, как и другие, благодарна пожарным за их находчивость. Женщина была совсем рядом со смертью. Эта история не избавила меня от страха застрять в лифте или другом замкнутом пространстве. Но разве вы, дорогие читатели, можете меня в этом винить?

Ремень безопасности Один из моих самых близких друзей – пожарный, являвшийся свидетелем многих ДТП, – говорил мне, что со временем люди стали получать менее серьезные травмы. Он рассказывал, что много лет назад, когда использование ремней безопасности еще не было обязательным, выезжая на место аварии, произошедшей на относительно небольшой скорости, он встречал пострадавших, выброшенных на капот и находившихся в очень тяжелом состоянии. Иногда пассажиры, сидевшие на заднем сидении, пробивали головой лобовое стекло, на осколках которого оставались кусочки кожи, волосы или следы крови. Часто в таких авариях люди получали ужасные травмы головы и тела. К счастью, в наше время поездки на автомобиле стали гораздо спокойнее. В машине есть подушки безопасности, зоны деформации, ремни. Сегодня, если автомобиль, который едет на скорости менее 50 км в час, попадает в аварию, обычно самое серьезное повреждение для

пассажиров – это легкая травма позвоночника. Часто, приезжая на место ДТП, мы видим, что пассажиры и водители столкнувшихся автомобилей выходят из своих машин и разговаривают по мобильному телефону с друзьями и родственниками, рассказывая им о деталях произошедшего, и порой совсем не находят времени, чтобы поговорить с нами! Дети в специальных сиденьях переносят аварии легче всего. Уровень защиты в этих устройствах просто фантастический. Я не пытаюсь читать нотаций или упражняться в ораторском искусстве, так как не хочу придавать себе слишком большое значение, но есть такой тип водителей, которые заставляют меня рвать волосы на голове от возмущения, – это водители, ребенок или дети которых стоят или ползают на заднем сиденье. Эти люди – эгоисты, которые спокойно пристегивают ремнями себя, совершенно не заботясь о безопасности своих любимых маленьких пассажиров. Можно иногда также встретить водителей, которые пристегиваются сами, а на коленях держат своих детей, неважно под ремнем или поверх его: оба этих варианта несут страшную опасность для ребенка. Неужели они не понимают, что их дитя, сидящее между ними и ремнем, может быть задавлено во время аварии? Или что ребенок, находящийся поверх ремня, может в случае неожиданного столкновения упасть с коленей? Даже при небольшом ударе не пристегнутый ремнями безопасности ребенок обязательно вылетит со своего сиденья и будет лететь вперед, пока не остановится, ударившись о что-нибудь твердое и жесткое. Иногда их выбрасывает из машины. В таких случаях мы вынуждены искать детей и находить их без сознания на изгороди, в яме, канаве или чьем-нибудь саду. Если в результате аварии ребенок получает серьезные травмы или умирает, – очевидно, по причине того, что его родители пренебрегли мерами безопасности, позволив своему чаду ехать не пристегнутым или не посадив его на детское сиденье, – то мне очень трудно сохранить доброе выражение лица и успокаивать окружающих. Эмоции рвутся наружу, и я могу лишь с трудом сдерживать их. На вызов о ДТП я приехала первой. Было девять часов утра. Все случилось на улочке с довольно оживленным движением, используемой родителями и нянями в качестве наиболее удобного пути для поездки в близлежащие школы. Первый человек, сообщивший нам об этой аварии, сказал, что «имеются лишь повреждения автомобиля». Но нам поступило несколько звонков с информацией об этом происшествии. Другой из звонивших предположил, что кто-то мог получить серьезные травмы. Скорая уже выехала на место. Но когда я приехала по адресу, то увидела, что две столкнувшиеся машины вроде бы имели лишь минимальные повреждения. Все выглядело так, будто один из автомобилей, совершавший поворот, врезался в другой со стороны водителя. В одной из машин на водительском сиденье все еще сидела женщина, болтавшая по телефону. На ограждении рядом с другой

машиной сидела молодая женщина, державшая на руках ребенка. Ему было около 3 лет, и он спокойно спал в объятиях своей матери, чьи длинные светлые волосы падали ему на лицо, закрывая его. Отлично. Вроде бы никто не получил здесь травм, и это может быть очень простой вызов для нас. Когда я подошла к женщине с ребенком, представилась и спросила, не требуется ли ей какая-нибудь помощь, она посмотрела на меня и сказала: – Нет, нет, не нужна. Мы в порядке, полном порядке. Спасибо за это тупой корове, которая поворачивает и не видит, что происходит у нее перед носом. Все это время она разговаривала по своему чертовому телефону, – добавила она, укачивая свою дочь. Затем ко мне направился молодой человек. Он стоял перед нами суетясь: было понятно, что парень хотел со мной поговорить. Я подошла к нему, отвернувшись от женщины с ребенком. – Девочка находилась под сиденьем, – сообщил он. – Что, простите? – спросила я, не вполне понимая смысл его слов. Тогда парень рассказал мне все. Он двигался параллельно потоку машин и видел момент аварии. Звук удара при столкновении был достаточно громким. Мужчина подбежал, чтобы помочь. Сначала он, как и я, думал, что ничего серьезного не произошло и никто не получил никаких травм. Но тут мать ребенка закричала. – Моя дочь! Где моя дочь?! Мужчина посмотрел на заднее сиденье автомобиля. Но девочки нигде не было видно. – Я решил, что женщина находится в состоянии шока и что-нибудь перепутала, – сказал мой собеседник. Затем парень услышал какие-то слабые стоны, доносившиеся из-под переднего пассажирского сиденья. Там под чемоданом и частично прикрывавшими его куртками он нашел ребенка, который лежал, скрючившись, и едва дышал. Малышка сидела на заднем сиденье, не быв пристегнутой. Ударной волной ее подбросило в воздух, и она упала под переднее кресло. «О боже!» – подумала я. Это сильно меняло дело. Теперь я смотрела на ребенка, и ситуация действительно выглядела угрожающей. Малышка вовсе не спала – она тяжело дышала. В таком положении как это, когда у тебя нет подмоги, приходится рассчитывать только на себя и действовать очень быстро. Подойдя к матери, я попросила ее не двигаться и подержать девочку, пока я проверю ее дыхание. Стараясь не двигать малышку, я прижала к ее крошечному личику кислородную маску, а затем позвонила в полицию

и удостоверилась, что наряд уже вот-вот приедет. Я также вызвала вертолет, но, к сожалению, он не мог прилететь прямо сейчас. Я стала волноваться все сильнее. В аварии Джесс (так звали маленькую девочку) могла получить травму позвоночника или повреждения внутренних органов. Когда приедет скорая, нужно сразу же положить девочку на мостовую, а дальше мы сможем ее реанимировать. Через 5 минут громкий звук сирен возвестил, что бригада врачей уже приехала. Вместе мы смогли перенести девочку в машину скорой помощи и подготовить ее к отправке в больницу, надев воротник, фиксирующий положение шеи, и привязав девочку к спинальному щиту – специальному приспособлению для транспортировки людей с травмой позвоночника. Делая это, мы заметили, что живот малышки покрыт пятнами, а это признак возможного повреждения внутренних органов. Вероятно, ребенку потребуется срочная операция. Лежа в машине, девочка казалась крошечной. От вида ее бледного лица и звука тихих стонов у каждого из нас сердце обливалось кровью. Теперь стало понятно, что малышке очень плохо: здоровый ребенок ее возраста в такой ситуации всеми силами пытался бы снять воротник, слезть со спинального щита и в истерике звал бы маму. А как поступила мать ребенка? Прохожий, который видел момент аварии и позвонил по номеру 999, сказал мне, что, обнаружив своего ребенка под пассажирским сиденьем, женщина впала в сильную истерику. Затем она без особых мыслей взяла девочку на руки и села на ограждение, ожидая приезда полиции, осыпая проклятьями водителя второй машины и снова и снова повторяя: «Мы в порядке, в полном порядке». Она продолжала ругать водителя даже тогда, когда мы, включив сирены на полную мощность, торопились отвезти ее дочку в больницу. – Она разговаривала по своему чертовому мобильнику, дрянному телефону! – сердито повторяла мать Джесс. Я обменялась с женщиной всего несколькими словами, заверив ее, что девочка в больнице получит все необходимое лечение и обязательно поправится, и что, конечно, говорить за рулем по телефону неправильно. Но если бы женщина сажала свою дочь в детское кресло, то маленькая девочка, получившая сейчас множественные травмы, почти наверняка бы не пострадала. В такие моменты приходится говорить себе: «Лиза, держи себя в руках». Позже в больнице врачи обнаружили у Джесс внутреннее кровотечение в печени. Падая, девочка ударилась о сиденье. Позднее мне сообщили, что, несмотря на все усилия хирургов и врачей-педиатров, она умерла. Я никогда больше не видела мать Джесс и не знаю, привлекла ли ее к ответственности полиция. Но я хочу, чтобы вы, дорогие читатели, даже если ничего больше не вынесете из этой книги, пристегивали своих детей в машине и возили их в подходящем автокресле. Если ваш ребенок отказывается пристегиваться, оставьте машину и не ездите на

ней: все-таки ответственность за детей лежит, прежде всего, на ваших плечах. Раз за разом приходится сталкиваться с родителями, которые говорят: «О, мой маленький Джони ни за что не хочет пристегиваться, он всегда недовольно кричит. Разве я могу что-то с этим сделать?» Я скажу, что вам делать: повысить голос и заставить пристегнуться. В противном случае вы рискуете похоронить своего маленького Джони или до конца своих дней возить взрослого сына в инвалидной коляске, сына, который не сможет помыться или сходить в туалет без вашей помощи.

Мистер Гобби Работники экстренных служб стремятся привлечь внимание общественности к своей работе, это чистая правда. Когда полицейские приезжают на место происшествия одновременно с нами, они берут на себя толпу зевак или особо буйных жильцов соседних домов, которые мгновенно собираются, если что-то происходит. Но если их нет рядом, то обычные люди нередко создают проблемы для нашей работы. Они могут даже мешать нам, особенно, если это агрессивные типы, которые не умеют ничего другого, кроме как устраивать конфликты. Однажды я была одним из тех врачей скорой помощи, чью работу снимали для документального телевизионного фильма. В последний день съемок нас вызвали на место ДТП: 7-летний мальчик попал под машину, получив «серьезные травмы». Это означало, что произошло несчастье. Мы не знали, насколько сильным был удар и подбросило ли ребенка в воздух перед падением на землю. Если да, то он мог получить дополнительные повреждения, помимо тех, которые возникли вследствие наезда машины. К тому же, как и в других происшествиях, где травмы получают дети, ситуация может быть очень серьезной, потому что состояние ребенка может очень быстро ухудшиться. Достаточно часто до самых последних минут жизни они, в отличие от взрослых, не впадают в состояние шока, и поэтому смерть может наступить очень быстро, тогда ничего изменить уже нельзя. По пути на место я объяснила Энди, продюсеру и оператору фильма, который сопровождал меня, насколько серьезной может быть ситуация. – Нам, возможно, потребуется вертолет, – предупредила я. Энди был достаточно умным человеком, чтобы понять, что, вероятно, стоит остановить съемку. – Если честно, я думаю, мне не следует снимать это, – сказал он. – Показывать в фильме маленького мальчика, на которого наехала машина, – это неправильно.

Я вздохнула с облегчением. Если ситуация будет сложной, Энди сможет прийти на помощь. Когда мы приехали на место, вокруг мальчика уже собралась большая толпа. Он сидел тут же посередине проезжей части, плакал и выглядел очень расстроенным. Хорошо, что он был в сознании и не лежал на месте без движения. На теле пациента не было видимых повреждений. Тем не менее у него была достаточно сильная истерика, и он находился в состоянии шока. Нужно было подробнее узнать, как произошла авария, и понять, отлетел ли мальчик в сторону при столкновении с машиной или нет. Если да, то, несмотря на отсутствие внешних проявлений, он мог получить травмы внутренних органов или повредить позвоночник. Что же касается водителя автомобиля, наехавшего на мальчика, то она все еще сидела за рулем машины и плакала. Несмотря на то, что люди с любопытством смотрели на происходящее, поговорить с ребенком никто не решался. – Вот его мать, – вдруг сказал кто-то и указал мне на прекрасно одетую женщину, которой на вид было чуть больше тридцати, возмущенно разговаривающую по телефону и, к удивлению, не делающую ничего, чтобы успокоить своего расстроенного сына. Если судить о женщине только по тому вниманию, которое она уделяла мальчику, можно было подумать, что она для него абсолютно чужой человек. Такое отношение встречается редко. Большинство матерей в этой ситуации перестали бы разговаривать и обратили внимание, что приехала скорая. Но только не эта женщина. Это было очень плохо. Однако имелось и еще одно обстоятельство, отвлекавшее нас от работы. Тут же стоял какой-то толстяк неопрятного вида лет двадцати, одетый в бейсболку, джинсы и кроссовки, который определенно находился под воздействием алкоголя или наркотиков. Это был агрессивный тип: на такого человека достаточно взглянуть один раз, чтобы понять – жди беды. Стараясь помочь мальчику, я пыталась поднять ему голову, дабы удостовериться, есть ли у него травма шеи. В это время нарушитель спокойствия попер на Энди, который находился в нескольких шагах позади меня. Верзила увидел у него камеру. – Какого черта ты пришел сюда, грязный извращенец?! – ухмыляясь, зашипел он на Энди. – Какого черта ты притащил сюда камеру, когда должен помогать ребенку?! – Нет, брат, камера выключена, будь спокоен, – ответил Энди, совершенно потрясенный агрессивным поведением мужчины. Но мистер Гобби (именно так звали толстяка) не успокоился. Он продолжал метать громы и молнии, пока я безуспешно пыталась добиться от мальчика рассказа о случившемся. Ребенок только продолжал плакать, кричать что-то на иностранном языке и махать рукой своей матери. Но она по-прежнему не обращала на него никакого внимания, всецело занятая разговором. Я попыталась успокоить ребенка.

– Мама здесь, расскажи мне, что произошло, – сказала я. Однако у меня снова ничего не вышло. Мальчик продолжал плакать, а его мама словно улетела на планету мобильной связи. Мистер Гобби буквально взбеленился от ярости у меня над ухом. – Почему они послали сюда эту чертову бабу?! – шипел он совсем близко от нас, намереваясь устроить полный разнос. Энди старался успокоить мужчину как только мог. – Послушай, брат, – говорил он. – Она знает свое дело. Дай ей сделать свою работу. Но мы оба видели, в какой опасной близости от мистера Гобби, который уже приготовился нанести удар, мы находимся. Никто из толпы не сделал ничего, чтобы помочь нам. Они просто молча наблюдали за происходящим, а мать ребенка продолжала говорить по телефону, быстро тараторя. – Пожалуйста, скажите мне, что произошло? – спросила я у матери, утешая ее сына. Я начинала волноваться все больше и больше. Если мальчик получил повреждения внутренних органов, дорога каждая минута. Но женщина просто отмахнулась от меня. Это было ужасно. Никто не может объяснить мне, что произошло, а тем временем какой-то совершенно посторонний человек хочет ударить меня, а то и сделать чего похуже. – Оставь ее в покое и делай свою гребанную работу! – заорал на меня мистер Гобби. – Как я могу делать свою работу, если мне приходится ругаться с вами? – ответила я. Внутренне я нервничала все больше и больше. Нам требовалась помощь, и как можно быстрее. Я достала телефон. Вокруг творился полный хаос. Все происходило посередине проезжей части, где было много машин, водители сигналили на все голоса, а зеваки продолжали стоять на месте, ничего не предпринимая. Неужели они думают, что смотрят все это по телевизору? Неужели реальная жизнь настолько тяжела для них, что они не могут ее переносить? В этот момент у меня зазвонил телефон. Все еще придерживая голову мальчика (я прислонила ее к своему животу), я смогла ответить на звонок. – Вы ошиблись, – сказала я. – Не звоните по этому номеру, умоляю. В конце концов мне удалось дозвониться до диспетчерской, попросить помощи полиции, и как можно быстрее. Тем временем мистер Гобби устроил третью мировую с водителем, наехавшим на ребенка.

– Вы ехали очень быстро! Я видел, что это были вы. Все случилось из-за вашей чертовой машины! – орал он. По своей глупости женщина начала оправдываться. – Нет, клянусь, я не превышала скорость! – отвечала она. А мама мальчика все еще разговаривала по телефону. Слов было не разобрать. Но кто бы ни был на том конце провода, казалось, разговор интересовал женщину больше, чем ее покалеченный сын. Энди пошел к машине и принес одеяло, я же пыталась сделать так, чтобы мальчик не двигался. Затем он внезапно встал и, показывая на свою ногу, начал кричать с новой силой. – Ради Бога, выключите телефон и поговорите со мной! – заорала я на ухо женщине. Она посмотрела на меня. О, неужели она собирается поговорить со мной? – Я разговариваю с мужем, – ответила мама мальчика. Ну, конечно. Я еще и глупая. Твой сын лежит на дороге, возможно, он получил серьезные травмы. Но нет, пустая болтовня важнее всего. Тем временем Энди начал помогать мне, закатывая мальчику джинсы, и говоря то, что он видит. Я же удерживала пострадавшего, стараясь, чтобы он не двигался. На ноге у него был глубокий порез, однако, казалось, что все кости остались целы. – Хорошо. С минуты на минуту сюда приедет полиция, – сказала я достаточно громко, искренне надеясь, что мистер Гобби услышит эти слова. И знаете, что произошло дальше? Моя речь возымела должный эффект. Мужчина растворился в толпе. В этот же момент мама мальчика повесила трубку и решила поговорить со мной. Она вела себя достаточно вежливо и спокойно. Женщина с сыном переходили дорогу рядом с оживленным перекрестком, мальчик шел в нескольких шагах от матери. Машина, снижавшая скорость около выезда на шоссе, каким-то образом умудрилась наехать на ребенка, и он упал прямо на месте. Слава богу, мальчик не попал под колеса и также не отлетел от машины. Все выглядело так, как будто ему страшно повезло, ведь, похоже, он лишь поранил ногу. Наконец на место приехали полицейские, которые отрегулировали движение и объяснили собравшейся толпе, доставшей телефоны и снимавшей все происходящее, что бесплатное кино закончилось, пора расходиться и возвращаться к обыденной жизни или к телеэкранам. Народ нехотя рассеялся. Сегодня почти ни одно ДТП не обходится без присутствия фотографов с мобильными телефонами. Это ужасно. Приходится сталкиваться с ситуациями, когда человека переезжает грузовик, а все, выстроившись в

линеечку, фотографируют одеяло, в которое завернули труп. Обычно стоит только кому-нибудь вытащить телефон и начать снимать, как все остальные уже делают то же самое. Часто мне хочется задать вопрос, как бы они отреагировали на это, если бы сами лежали на мостовой. Бесчувственность и страсть к подглядыванию ужасают. Если ты не собираешься помогать – проходи мимо. К этому времени на место прибыла бригада скорой помощи. Мальчик уже успокоился и теперь сжимал руку матери. Я извинилась перед женщиной за то, что мне пришлось наорать на нее. – Я видела только то, что вы разговариваете по телефону, а никто не мог объяснить мне всю ситуацию, – сказала я. Женщина была очень вежлива и ответила, что понимает меня. – Но вы же понимаете, что я не могла не сообщить мужу о случившемся, – добавила она. Естественно, если бы жена не рассказала мужу все подробности произошедшего, у того возникли бы вопросы. Домашние обязанности иногда распределяются таким образом, что проинформировать мужа бывает важнее, чем успокоить кричащего ребенка. Позже мы с Энди обменялись мнениями о случившемся. Травмы ребенка оказались относительно легкими. – Жаль, что мы не снимали происходящее, – размышлял мой напарник. – Если бы это вошло в фильм, то было бы хорошим напоминанием публике о том, с какими трудностями сталкиваются работники экстренных служб, в особенности врачи скорой помощи, когда им приходится действовать в одиночку. Он был абсолютно прав. Если бы мальчик получил травмы внутренних органов, а мистер Гобби устроил драку, то эта история имела бы все шансы стать трагедией, особенно с учетом безразличия толпы, а также, я думаю, супружеских обязанностей других людей.

Кирпичная стена Вызовы к строящимся зданиям – не такая уж и редкость. Не стоит забывать, что это достаточно опасное место для работы. Но информация о сегодняшнем вызове выглядела особенно неприятно: 17летний юноша погребен под обрушившейся стеной. В сознании ли он? Я находилась в машине, которую обычно использую для работы, но она не приспособлена для таких вызовов, как этот (к примеру, у меня нет каталки), поэтому мой коллега Крис, который работал со мной в тот день для наработки опыта и практики, звонил по телефону, пытаясь узнать,

есть ли в данный момент свободный вертолет. Полиция, скорая и пожарные уже выехали на место происшествия. Когда мы доехали до строящегося здания в Кройдоне, где все и случилось, нас встретил прораб, который выглядел очень взволнованным: случившееся его действительно потрясло. Что-то подсказывало мне, что он никогда раньше не видел настолько ужасного несчастного случая. Надев каски, мы поспешили на место, где тоже несколько оторопели от увиденного. Часть стены длиной в 1,5 метра обрушилась прямо на молодого рабочего. К счастью, в этот момент он уже отходил от нее, поэтому оказался достаточно далеко от основного места обрушения. Парень упал на землю ничком, и его засыпало грудой кирпичей и щебня. К моменту нашего приезда коллеги смогли убрать большую часть завала, но ноги юноши оставались скрыты. Все было усыпано обвалившимися кирпичами, щебнем и строительной пылью, а посередине лежал молодой человек. Ужасное зрелище. Он мог легко здесь задохнуться. Вероятно, сразу после случившегося пострадавший потерял сознание, но к нашему приезду он пришел в себя. Его вид говорил о том, что он мог дышать самостоятельно. В тот день в здании было холодно и стоял невыносимый шум. Я присела на колени перед пострадавшим и спросила, как его зовут. – Пол, – ответил мужчина. – Тяжело ли вам дышать? – Нет, но когда я делаю глубокий вдох, мне больно. Я приложила фонендоскоп и послушала его дыхание. Пострадавший также жаловался на боли в спине. Наверное, он повредил позвоночник. Аккуратно проведя рукой по позвоночнику, я подумала: «Скорее всего, у него должны быть достаточно сильные боли в пояснице». Как же я надеюсь на то, что он не повредил позвоночник! – Вероятно, нам потребуется вертолет, – сказала я Крису, который принялся звонить, чтобы организовать эвакуацию пострадавшего. На вертолете прилетит доктор, и они вместе с пилотом смогут перевезти больного напрямую в травматологическое отделение больницы, например в Королевскую больницу Лондона в центральном районе Уайтчепел, где есть вертолетная площадка. В этот момент на место приехала еще одна бригада скорой, и мы стали работать вместе. Пока мы проверяли у пострадавшего давление и пульс, а затем надевали на него воротник и делали все необходимое для того, чтобы положить его на спинальный щит, юноша довольно живо болтал с другими медиками. Однако было заметно, что из-за болевых ощущений он совсем не хотел двигаться. Мы наложили на руку парня жгут и установили катетер для введения необходимых препаратов. Когда пострадавший лежит лицом вниз, сделать это не так легко. Мы ввели

ему и обезболивающее. Хотя парень стойко переносил все, было видно, что он испытывает сильные боли. Морфин принес ему быстрое облегчение: уже через несколько секунд можно было с уверенностью сказать, что юноше стало намного лучше. Хорошо, что на данный момент парень находился в сознании, но то, что он получил травмы головы и некоторое время был без сознания, факт довольно неприятный. Возможно, у него случилось кровоизлияние в мозг. Меня также беспокоило состояние его шеи. Конечно, мы не могли определить это на месте, но, вполне возможно, он серьезно ее травмировал. Теперь, когда приехала бригада, мы, по крайней мере, могли двигать пострадавшего, ведь для того, чтобы использовать метод переноски «log-roll» (без сгибания позвоночника), нужно присутствие 4–5 человек. Он заключается в том, что один человек держит голову пациента, а остальные выстраиваются вдоль тела и аккуратно поднимают его, что позволяет уберечь позвоночник человека от новых повреждений. Однако позже мы решили не двигать юношу до прибытия вертолета, просто на всякий случай. Если он получит дополнительные травмы, это может привести к полному параличу тела. А ведь парню всего 17 лет. Такой пугающий сценарий развития событий тоже необходимо было учитывать. Мы начали разрезать пострадавшему одежду, чтобы лучше рассмотреть полученные им травмы, а затем укрывали его одеялами, так как было очень холодно. Коллеги юноши собрались вокруг и наблюдали за нашими действиями; они практически ничего не говорили, молча переживая за пострадавшего. Они были здравомыслящими людьми и до нашего приезда укрыли пострадавшего куртками. Любой из строителей мог бы оказаться на месте этого молодого человека: чувствовалось, что они думали об этом. Один из строителей, пожилой мужчина, обратился к нам от имени всего коллектива. – Можете ли вы сказать, насколько серьезны его травмы? – спросил он. На тот момент я могла сказать лишь, что не знаю, какие именно травмы получил юноша. Я понимала, что последствия подобного несчастного случая могут быть различны, но не стала говорить об этом вслух. И речь здесь не только о том, выживет человек или нет. Если Пол повредил позвоночник, это может означать для него жизнь в инвалидной коляске и потерю множества функций. В случае же, если произошло кровоизлияние в мозг, возможно его повреждение, что также ужасно. Страшные перспективы для любого человека, даже если это уже не подросток, не правда ли? Вскоре после этого мои размышления прервал громкий шум вертолета службы экстренной помощи, пилоты которой могут, к всеобщему удивлению, посадить машину практически в любом месте. И уже через несколько минут мы видели, как два доктора и медсестра в оранжевых

спасательных жилетах спешат к нам на помощь, неся с собой тяжелое оборудование. Они сообщили полицейским по рации, где именно приземлятся, поэтому те смогли быстро довезти их на место. Среди прибывших был мой приятель Джек. Обменявшись приветствиями, мы начали перемещать пострадавшего на спинальный щит, чтобы затем его внимательно осмотрел доктор и подтвердил наши выводы, о которых мы уже сообщили ему. Готов ли Пол к перевозке на вертолете? Однако, судя по всему, в этом нет необходимости. Доктор сказал, что состояние Пола позволяет отвезти его в ближайший центр неотложной медицинской помощи на скорой. Это уже хорошая новость. Лица коллег юноши сразу же посветлели. Они помогли погрузить носилки в машину, и каждый получил возможность попрощаться с парнем, а также пожелать ему удачи. Пол был потрясен случившимся и выглядел бледным, но сообщение о том, что его состояние не настолько тяжелое, чтобы требовалась перевозка на вертолете, придало ему немного сил. Теперь парень выглядел гораздо более спокойным. В пути выяснилось, что Пол женат (и это в 17 лет!) и он хочет связаться с женой, чтобы та могла навестить его в больнице. Представляю, насколько она была близка к тому, чтобы стать молодой вдовой. Спустя 3 недели я, желая узнать о состоянии Пола, снова приехала к строящемуся зданию, где все случилось. Прораб узнал меня и сообщил замечательную новость: в результате инцидента Пол сломал лишь один позвонок, не причинив себе больше никакого вреда. Парень шел на поправку. – Он хочет вернуться на работу уже через 3 месяца, – добавил его начальник. Какой поразительный итог после всего, что случилось! Сразу и не поверишь, что в результате этого несчастного случая можно лишь повредить позвонок. Стой парень в другом месте, он был бы убит свалившимися на него кирпичами или получил бы серьезные травмы, значительно повлиявшие на его дальнейшую жизнь. Позже, обдумывая произошедшее, я пришла к выводу, что за свое спасение юноша должен проставиться на одну или две бутылки своим коллегам. Они не двигали его, сделав так, что он лежал на одном месте и находился в тепле. Вы, возможно, скажете, что это мелочи. Но иногда именно в таких незаметных действиях, которые люди могут сделать самостоятельно до приезда скорой, и заключается разница между трагическим исходом и счастливым концом.

Семейные ценности

История со счастливым концом «Пятимесячная девочка находится в ослабленном состоянии». Когда ты получаешь такие вызовы, как этот, то ты не обсуждаешь его со своими коллегами, кто бы ни был в одной бригаде с тобой, рассуждая, с чем это может быть связано. Ты просто едешь по адресу. Кому хочется видеть ребенка в тяжелом состоянии, а то и что-то похуже? Мы находились примерно в километре от дома, где жила малышка, а моя коллега Адель может ехать на машине со скоростью ветра. Подходя к лифту, мы услышали мужской голос, доносившийся из открытого окна. – Ну, где эта чертова скорая?! Мы переглянулись. Вызов был серьезным, и наверху нас ждал очень сердитый мужчина. В квартире на протертом диване лежала женщина. Она была болезненно худой, выглядела уставшей от жизни, хотя ей не могло быть больше, чем чуть за двадцать, и держала на руках ребенка, всхлипывая и постоянно повторяя: – Мое дитя! Мое дитя! Тут же в углу комнаты стоял мужчина – мускулистый волосатый монстр в клетчатой рубашке, руки сжаты в кулаки, а в каждом вздохе слышна злость. Неужели это отец ребенка? Должно быть так. Тем не менее, несмотря на всю свою желчность, он выглядел очень отстраненным и непричастным к происходящему. К тому же мужчина не делал никаких попыток успокоить или утешить мать ребенка. – Дайте мне девочку, – попросила я, и женщина протянула ее. О нет! Было похоже на то, что ребенок уже мертв. Ее крошечный ротик был открыт, но тело не двигалось, оно выглядело бледным, руки безжизненно висели плетьми, а голова откинулась назад. К тому же девочка очень мало весила: столько обычно весят новорожденные, а не пятимесячные младенцы. – Хорошо, идем отсюда, – сказала я Адель. Она побежала по лестнице, а я нажала кнопку вызова лифта. Когда мы с девочкой были в лифте, я дала ребенку пару маленьких глотков кислорода и массировала ей грудную клетку, отчаянно надеясь увидеть хотя бы еле заметные признаки жизни. «Чудо, пожалуйста, случись, сегодня, сейчас», – думала я. Слава тебе господи, чудо свершилось. Малышка сделала короткий вдох. Я еще раз нажала ей на грудь – снова короткий вдох. Так продолжалось до тех пор, пока не открылись двери лифта. Тем временем Адель уже открыла двери машины. Забравшись внутрь, мы продолжали давать малышке кислород и делать массаж грудной клетки, пытаясь облегчить дыхание. И наконец, она понемногу стала дышать самостоятельно. Малышка даже издала короткий звук, похожий на мяуканье, – в тот момент это был самый желанный звук для нас.

Мать девочки вслед за нами тоже спустилась вниз. Рядом с ней была ее подруга, которую мы даже не заметили, когда со всех ног бежали с ребенком к машине. Мама девочки все еще находилась в истерике и никак не успокаивалась. Подруга вела ее под руку и изо всех сил старалась привести женщину в чувство. – Девочка дышит, но ее нужно как можно скорее отвезти в больницу, – сообщила я им и добавила, – что произошло? Мама продолжала плакать. У нее была слишком сильная истерика, чтобы разговаривать. – Я не знаю, что случилось, – пожала плечами ее подруга. – Она просто позвонила мне и сказала, что малышка плохо себя чувствует. Придя к ней, я увидела, что ребенок ужасно выглядит, поэтому вызвала вас. – Этот мужчина наверху – отец малышки? – спросила я, удивляясь тому, что в службу 999 позвонили не родители девочки. – Да. Когда я пришла, его не было дома. Должно быть, он вернулся за несколько минут до вашего приезда. Объяснение звучало вполне правдоподобно, но времени продолжать разговор не было. Я села в машину, и мы поехали. Отъезжая, я заметила вдали проблесковые маячки. – На смену нам едет полиция, – сказала Адель, включая спецсигналы на нашей машине. Когда мы доехали до больницы, девочка спокойно дышала сама и даже немного поплакала – это тоже хороший знак. Но, конечно, она была в очень плохом состоянии. Мы рассказали персоналу больницы о том, что малышка нуждается в срочном лечении и находилась при смерти, когда мы ее нашли. Позже было установлено, что она весила так мало, потому что родилась на 3 месяца раньше срока. По факту на этом наша часть работы была окончена, мы с Адель могли заполнять бумаги и готовиться к следующему вызову. Но мы просто не хотели оставлять девочку, желая хоть как-то помочь ей преодолеть кризис. Мать девочки и ее подруга, приехавшие на попутной машине, были отправлены в комнату для родственников. Они находились в слишком возбужденном состоянии и не смогли бы наблюдать за работой медиков в реанимации. Через полчаса стало понятно, что с малышкой все будет хорошо. Когда мы наконец вышли в коридор, то столкнулись с тремя взволнованными полицейскими, которые спрашивали, сюда ли привезли маленькую девочку. Я кивнула. – Какие у нее травмы? Что сейчас с ней? – спросил один из них.

– По правде говоря, мы не знаем. Малышка просто очень слаба, – ответила Адель. – Есть ли у нее синяки? – уточнил он. – Нет, мы не видели никаких синяков. Но она была очень грязной и весит мало, просто кожа да кости. И попу ей давно никто не мыл, – сказала я. – Что-нибудь еще? – Ну… – замялась я, а затем, решив поверить интуиции, основанной на опыте, сказала: – Возможно, у нее сотрясение мозга. Но мы не утверждаем, что это так. Полицейские поблагодари нас и ушли. – Не похоже, что они оставят это дело просто так, не правда ли? – спросила Адель. Приехав через несколько дней в больницу, я спросила, чем все закончилось. Малышке сделали компьютерную томографию (КТ). Его результаты показали, что у нее все-таки было сотрясение мозга, возможно, даже не одно. Имелись также некоторые признаки кровоизлияния. – У этой девочки, наверное, поврежден мозг, – сказала я, разговаривая с Адель в тот вечер по телефону. – Ее ожидает ужасная жизнь. Через несколько недель мы получили новую информацию о состоянии малышки: она поправлялась очень быстро. Еще месяца два спустя мы узнали, что вся эта история стала предметом судебного разбирательства. Девочка же попала в заботливые руки и была вскоре удочерена. Судя по тому, что нам удалось узнать, мать и отец ребенка пытались переложить вину за то, что малышка получила сотрясение мозга, друг на друга и в конце концов понесли равное наказание. По крайней мере, теперь девочка оказалась в семье любящих ее людей и получила шанс на счастливую жизнь. Удивительно, но, даже съездив на сотню вызовов после этой истории, я не забывала об этой малышке, такой крошечной и так боровшейся за свою жизнь, несмотря на то, что ей не повезло при рождении. Образ девочки годами не выходил у меня из головы: я размышляла о том, как она живет сейчас и насколько сильно повлияла травма мозга на ее обычную жизнь. А затем произошло что-то совершенно поразительное. Я проходила курсы повышения квалификации специалистов скорой помощи, в частности должна была отработать в амбулатории, принимая детей. Чтобы я могла лучше познакомиться с особенностями этой работы и посмотреть на все своими глазами, педиатр-консультант предложила мне провести один день в поликлинике вместе с ней. Это был чудесный опыт. Мне нравится любая работа с детьми, и как только к нам пришли первые маленькие пациенты, день сразу же пошел

веселее. По окончании каждого приема педиатр давала мне наставления и делала замечания. Вдруг она сказала: – А сейчас, Лиза, к нам придет девочка с необычной историей. И она назвала необычное имя девочки, которое я никогда не забуду. Нет, не может быть! Я еще раз проверила возраст, посмотрев записи. Да, это она, я уверена, это она! – Над этим ребенком в детстве было совершено насилие. Имелись некоторые данные о том, что ее мозг поврежден, но она удивительно быстро поправилась и была удочерена очень заботливыми людьми. Замечательная девочка, – продолжала консультант-педиатр. Какие чудесные новости! От восторга у меня перехватило дыхание, и я почти потеряла дар речи. – Думаю, я знаю ее, – наконец смогла выдавить я из себя. – Когда мы привезли девочку, она была при смерти. Затем я рассказала коллеге, как все было. – Ну, что ж, сейчас вы с ней встретитесь, – улыбнулась она в ответ. Когда девочка вместе со своей мамой вошла в кабинет, меня переполняли эмоции. О, это был милый ребенок со светлыми волосами, чудесная шестилетка, улыбчивая и смешливая. Повреждение мозга не было серьезным. Да, ее IQ никогда не будет высоким, у девочки, возможно, будут проблемы с памятью и трудности в общении. Но когда она вырастет, то сможет найти работу и создать семью, у нее будет нормальное будущее. Мы договорились с педиатром о том, что не станем ничего говорить приемной матери о моем участии в прошлом девочки. Поговорив с мамой, я не могла не отметить, что она любит ребенка так, как если бы это была ее родная дочь. Я села к малышке и поговорила с ней. В руках она держала карандаши, книжку-раскраску и хотела, чтобы я помогла ей. Говоря с ней, я смотрела на то, как девочка внимательно подбирает цвета – обычная любимая девочка, пережившая худшее, что может выпасть на долю маленького ребенка, – и не могла нарадоваться на нее. По правде говоря, мне хотелось танцевать от радости. Это замечательное чувство. Позднее я позвонила Адель и сообщила ей потрясающую новость. Она тоже была вне себя от радости. Подумать только, какое удивительное стечение обстоятельств! – Знаешь, Лиза, – сказала она голосом мудрой совы. – А ведь так и должно было случиться. Я думаю, что так мироздание говорит нам, что наша работа необходима. Возможно. А может, это просто игра фортуны, давшей девочке второй шанс, в то время как многие люди бесцельно тратят свое время? Когда происходит драма борьбы жизни и смерти, большинство из нас, смотря на то, как мы несем свое оборудование, думают, что мы можем вылечить

все болезни. Но это не так. Наша работа учит тому, что жизнь может сложиться невероятным мистическим образом. Вопреки всему, снова и снова больной выздоравливает, пациент с тяжелейшими травмами поправляется, а умирающая на больничной койке старушка встает с постели без помощи врачей. Я никогда не спрашиваю, как и почему это происходит. Я просто благодарна, что иногда в жизни случаются хорошие вещи.

Школьница Этот вызов казался довольно безобидным. Случаи, когда 13-летние девочки падают в обморок, встречаются не так уж и редко, принимая во внимание, что подростки склонны к этому. Но бывают дни, когда самые обычные истории, с которыми ты имеешь дело регулярно, на поверку оказываются совершенно удивительными. Мы с моим коллегой Питом приехали в маленький, чистый и ухоженный дом в одном из спальных районов на юге Лондона. На пороге нас встретила пожилая женщина по имени Эдит. – Девочка лежит на диване, – сказала она. – У нее был обморок, но сейчас она постепенно приходит в себя. Я спросила женщину, приходится ли пострадавшая ей родственницей. – Нет, – ответила та. – Я не знаю ее. Она живет в одном из соседних домов, но я никогда с ней не общалась. Мы осмотрели девочку. Ее звали Эми, она упала в обморок в гостиной. На пострадавшей была ее школьная форма. – Как ты себя чувствуешь, Эми? – спросила я, опустившись перед ней на колени. – Хорошо, – с опаской ответила девочка. Мы с Питом не были так уверены в этом. Затем Эдит рассказала нам, как пострадавшая попала к ней. Старушка была дома и смотрела телевизор, как вдруг неожиданно раздался звонок в дверь. Открыв, она была поражена, увидев на пороге вялую, теряющую сознание школьницу и двух молодых парней, которые держали ее. – Я никогда раньше не видела этих молодых людей, а девочку знала только в лицо. Парни сказали, что нашли девочку лежащей на дороге и подумали, что она потеряла сознание. Потом они постучали ко мне в дом, поскольку он был первым попавшимся, прося о помощи, – сообщила Эдит. – Они также добавили, что им очень повезло застать меня дома.

Затем парни положили находившуюся в полубессознательном состоянии Эми на диван и быстро убежали из дома, не назвав своих имен и не оставив какой-либо другой информации о себе. Старушка была полностью ошеломлена произошедшим. Она, как и мы, не понимала, что же случилось на самом деле. Мы не были уверены, что Эми просто упала в обморок. Будучи врачами скорой помощи, мы чувствовали, что здесь не все так ясно. – Я несколько раз спрашивала девочку о том, что случилось, но, не добившись вразумительного ответа и узнав только как ее зовут, позвонила по номеру 999, – добавила Эдит. Странная история. Эми уже достаточно давно пришла в себя и могла бы что-то рассказать. Но девочка определенно не хотела распространяться о том, что произошло. Она уставилась на свои ногти и не смотрела нам в глаза. Пит спросил пострадавшую, может ли она вспомнить, что произошло до того, как она упала в обморок. – Нет, – ответила девочка. – С тобой раньше случалось что-то подобное? – Не знаю, не могу вспомнить, – уклончиво ответила наша собеседница. Постепенно мне удалось вытянуть из девочки немного информации: она здорова и не принимает лекарств от астмы или каких-либо других препаратов. Я обратила внимание на ее зрачки. Они были сильно сужены: в медицине это называется «точечные зрачки». Я попросила Пита внимательно посмотреть на них, включив карманный фонарик. Мы обменялись взглядами. Лекарства – вот причина. Но какие именно? И насколько большую дозу она приняла? – Эми, ты пьешь обезболивающие? – спросила я. – Нет, я ничего не принимаю, – серьезно ответила она. «Да, ты определенно что-то выпила», – одновременно прошептали мы с Питом. Все это было очень странно. Но когда ты имеешь дело с детьми, принимавшими лекарства, иногда приходится быть очень терпеливым, чтобы узнать правду. Девочка сказала только, что чувствует себя сейчас гораздо лучше, и уверяла, что у нее лишь небольшая слабость. Мы повезли Эми на скорой, оставив озадаченную Эдит одну. В пути я начала беседовать с девочкой, довольно аккуратно объяснив ей, что мы подозреваем, что она может что-то скрывать от нас. Также я добавила, что переживаю, что она могла получить передозировку какого-либо лекарства, например обезболивающего, и не хочет нам об этом рассказывать, боясь последствий, и что это может быть опасно для ее жизни.

В ответ Эми лишь рассмеялась. – Да не принимаю я никаких обезболивающих, честно вам говорю. – Хорошо, может быть, ты выпила что-то, не осознавая это? Повисло неловкое молчание. Я поняла, что попала в точку. Затем, успокоившись, Эми начала рассказывать свою шокирующую историю. В то утро она прогуливала школу и столкнулась с двумя молодыми людьми. Девочка не была хорошо с ними знакома, раньше они просто приветствовали друг друга при встрече. Но сегодня парни остановились и заговорили с ней. – Почему бы тебе не пойти к нам на пиццу? – предложил один из них. – Это здесь, недалеко. Эми согласилась, наивно думая, что это честные и благородные люди. После всей этой истории мы выяснили, что девочка была очень ранимой и имела проблемы в отношениях с отчимом. Она часто сбегала из дома и часами не возвращалась обратно, слоняясь по улицам, то и дело пропуская уроки. Девочка была отличной мишенью для этих двух парней, постоянно выискивающих таких подростков, как она. Придя в квартиру, они дали ей водки. Вскоре Эми стало плохо, она хотела уйти, но крепкие парни не дали ей этого сделать. Они заперли дверь. Девочка была напугана, у нее тряслись коленки, она не вполне владела собой, но не хотела показаться неблагодарной, поэтому сделала глоток водки. В этот момент парни напали на нее. Они схватили ее, связали руки и затем ввели ей что-то в вену через шприц. Эми упала на пол, потеряв сознание. Парни были местными наркоторговцами, а веществом, которое они ввели, был героин. Мужчины хотели подсадить Эми на иглу, чтобы она затем раз за разом приходила к ним за новой дозой. Таким образом, они затянут очередного постоянного клиента в гибельный замкнутый круг. Но с самого начала все пошло не по плану. Наркодилеры неправильно рассчитали дозу: когда ты даешь наркотик молодым, которые раньше не пробовали ничего подобного, то ошибиться довольно легко. Подростковый организм обладает высокой восприимчивостью к влиянию героина даже при небольшом количестве. И к тому же никто не знает точное содержание наркотика или того, с чем он был смешан, если покупает героин на улице. Парни сразу поняли, что если Эми не придет в себя, то это будет на их совести. И они запаниковали. Им не нужно было, чтобы девочка умерла здесь, в квартире, где они хранят наркотики. И конечно, они ни за что не стали бы звонить в экстренные службы. Поэтому парни вытащили Эми из своей квартиры и постучались в дом к ничего не подозревавшей Эдит, сочинив историю про обморок. Они избавились от своей жертвы. Даже если бы Эми умерла, преступники ни капельки не стали бы переживать из-за этого или испытывать угрызения совести.

Безусловно, девочка имела достаточный опыт уличной жизни, чтобы понимать, что ей собираются вколоть. Но как я поняла, она не осознавала, что была так близко от смерти. Измеряя Эми давление, я заметила у нее на локте небольшое красное пятно – след от укола шприцем. Затем я постаралась как можно лучше объяснить своей собеседнице, что даже небольшая передозировка наркотиков, таких как, например, героин, может привести к полной остановке дыхания. Еще хуже, если в этой ситуации человек теряет сознание и его начинает рвать (так тоже достаточно часто бывает при передозировке героина): он не сможет прочищать свои дыхательные пути и рвотные массы попадут в легкие, блокируя их. В результате туда не проходит кислород и наступает ужасная смерть. Эми, этот беззащитный ребенок, который был так близко от трагического конца, слушала меня внимательно, и я убедилась, что, по крайней мере, часть из моего рассказа отложилась у нее в голове. В этот раз ей очень повезло. Однако, когда мы с Питом доехали до больницы и передали девочку врачам для дальнейшего обследования, то я никак не могла почувствовать облегчение, думая о том, что ей удалось остаться живой, пройдя по краю пропасти, и продолжала волноваться за ее будущее. Мы написали в документах о нашей тревоге, и конечно, эту информацию передадут в социальные службы, но кто знает, какая судьба ждет Эми? Если эти два парня будут последовательно претворять свои подлые планы в жизнь, они, возможно, подцепят ее на крючок; девочка станет проституткой или даже попадет в тюрьму, а это значит, что еще одна человеческая жизнь будет загублена. Моя подруга Рут, которая работает в системе исполнения наказаний, говорит, что тяжелые наркотики – это бич человечества. Я никогда раньше не задумывалась об этом. Но после того случая я, кажется, стала понимать, что она имеет в виду.

Мать и дочь Дверь медленно открылась, и за ней показалась маленькая девочка, которой было не больше 3 лет. Она улыбнулась мне, и я вспомнила о прошлых временах, описанных в романах Чарльза Диккенса: историю маленького беспризорника, живущего в хаосе бедных кварталов Лондона. Малышка, одетая лишь в трусики и футболку, стояла на полу босиком, и между пальцев ее ног можно было видеть грязь. Но, несмотря на это, она была прекрасна и своими длинными темными волосами напоминала маленькую куклу. Мой коллега Боб и я не вполне понимали, по какой именно причине мы приехали сюда, в этот захудалый дом. Иногда поступающие к нам звонки содержат очень мало информации: «Мама плохо себя чувствует», – вот и все, что мы знали.

Маленькая девочка провела нас по лестнице в комнату. Ее мама, молодая худая женщина, которой было на вид около двадцати, лежала в постели среди сплошного мусора. В помещении стоял леденящий холод: казалось, здесь не топили целую вечность. Я нажала на выключатель, но лампочка не загорелась: неужели провода здесь были отрезаны? Спальня производила убогое впечатление: всюду лежали грязные простыни, воздух был затхлым, окна здесь никогда не открывали. Рядом с кроватью располагалась раковина, в которой были остатки рвотных масс. Во всей комнате сквозило чувство отвращения. Женщина уже давно не заботилась ни о себе, ни о своей дочери. Я взяла мать девочки за руку, она была горячей – пациентка лихорадила. На мой вопрос о том, что случилось, она ответила, что уже давно время от времени сильно болеет, но в этот раз чувствует себя особенно плохо. Так продолжается примерно 3 дня. – Мне нечего больше сказать вам, – добавила больная. – Я вынуждена ползком добираться до туалета. Это так ужасно. Глаза женщины потухли, а во рту пересохло. К тому же ее пульс был слишком частым, настолько, что было тяжело сосчитать количество ударов: возможно, причина заключается в низком давлении. Может быть, у нашей пациентки расстройство пищеварения? Я спросила женщину, ела ли она что-то такое, чем не питалась ее дочь, состояние здоровья которой вроде бы не вызывало опасений. Последовал отрицательный ответ. Я не стала говорить об этом больной, но за последние 2 дня ее дочь едва ли что-то ела. Дальше мы стали быстро перебирать продукты, которые могут вызвать сильное расстройство желудка. Ела ли женщина курицу, моллюсков или неоднократно разогретый рис? – Нет, я ничего этого не ела. У меня ноют бедра, ломит все тело и болит голова, – ответила мать девочки. – Возможно, у нее гастроэнтерит, – сказала я Бобу. Когда у человека поднимается температура, это может вызвать боль в суставах, а головная боль – следствие обезвоживания организма. Мой коллега измерил пациентке давление. Как мы и подозревали, оно оказалось очень низким. Больную нужно госпитализировать. – Кто может присмотреть за дочерью, пока вы будете на лечении? – спросила я. – Никто, – ответила пациентка, – моя мама откажется ее забирать. – Хорошо, – сказала я приободряюще. – А что если мы попросим ее за вас? Обычно в таких случаях мы не говорим родственникам напрямую, что надо забрать детей, но как правило они соглашаются, если нет других

вариантов. Женщина ничего не ответила. Она очень ослабла и была измучена болезнью. Ее дочь все это время сидела на кровати, засунув палец в рот и внимательно наблюдая за тем, что мы делали. Пытаясь найти телефон, я пошла на первый этаж. Даже по одному взгляду было видно, что жизнь в этой квартире крайне небезопасна для маленького ребенка: нет дверей на лестницу, в холодильнике нет ничего, кроме черствого хлеба и маргарина, никакой еды в шкафах. В ванной виднелся таз, наполненный грязной мыльной водой, тут и там были раскиданы бритвенные лезвия и упаковки от презервативов. К своему удивлению, рядом с телефоном я нашла листок, на котором был написан номер матери нашей пациентки. Набрав его, я начала играть обычную для себя в таких случаях роль, но была поражена ответом на том конце провода. – Я не приеду к дочери ни при каких обстоятельствах. Вы можете сказать ей, что у нее были шансы наладить со мной отношения, – ответила бабушка девочки. Не понимая, в чем проблема, я повторила свою просьбу еще раз. Но моя собеседница твердо стояла на своем: она не будет принимать никакого участия в жизни дочери. – Она никогда не изменит свой образ жизни. Я переживала за них, плакала ночами. Ребенок не должен был сталкиваться с теми людьми, которых его мать приводила домой. Но теперь я отстранилась от всего этого. Прошу прощения, мисс, если это звучит жестоко. Но такова моя позиция. Я пыталась убедить женщину изменить свое решение, говоря, что она должна сделать это только ради ребенка, что без ее помощи девочка попадет в детский дом, но ничего не упомянула о том беспорядке, который я обнаружила в доме. Однако по ответу женщины я поняла, что она осведомлена о состоянии квартиры своей дочери. – Тем лучше для нее. Там ее кто-нибудь воспитает, – сухо проговорила она и повесила трубку. Я растерялась. Иногда, чтобы забрать ребенка, соседи проезжают несколько километров, здесь же от него отказалась собственная бабушка, которая ясно представляла себе, в каком положении девочка оказалась. Наверху Боб устанавливал женщине катетер, чтобы вводить необходимые лекарства. Я не стала распространяться о разговоре с бабушкой, но не могла перестать думать о «тех людях в квартире». К чему жизнь подталкивает эту девочку. Наркотикам? Проституции? Или обоим этим порокам? Я сказала нашей пациентке настолько тактично, насколько могла, что ее мать не приедет. В ответ она начала плакать. – Если я попаду в больницу, у меня заберут дочь, да? – спросила она.

Это была суровая правда. Пока я пыталась убедить женщину в том, что с ее дочерью все будет нормально, она стонала от боли, говоря, что у нее сильно ноет живот. Последовали еще несколько вопросов. – Может, вы беременны? – Нет, последняя менструация была 2 недели назад. – Вы используете тампоны? – Да. – Вы уверены, что вытащили последний использованный тампон? – спросила я, внезапно поняв, что это может быть причиной плохого состояния пациентки. – Я не могу вам точно сказать. Я не помню. Все говорило о том, что у женщины инфекционно-токсический шок – очень тяжелое заболевание кровеносной системы, несущее угрозу жизни человека. Признаки данного заболевания – низкое давление, частый пульс, лихорадка – были налицо. Если мое предположение верно, то весь организм женщины поражен инфекцией. Пациентку надо срочно вести в больницу и лечить при помощи сильных антибиотиков. Может быть, она нуждается в интенсивной терапии. В противном случае женщина умрет. Я сказала об этом Бобу, и мы стали действовать быстрее. Впопыхах мы нашли какую-то одежду и обувь, надели ее на девочку и повезли вместе с матерью в отделение скорой помощи. Всю дорогу женщина не проронила ни слова, казалось, она уже смирилась со своей судьбой. Девочка же во время поездки оживленно болтала. Ей нравилось ехать на скорой и хотелось знать все про наше оборудование. – А это что такое? – спросила она, показывая на установку, с помощью которой мы прочищаем людям дыхательные пути. – Этим откачивают больных, – ответила я девочке. Она вытянулась, внимательно слушая. При взгляде на нее у меня разрывалось сердце. Эта милашка уже повидала немало из-за своей матери, не знающей, на что потратить собственную жизнь, и вынужденной в одиночку заботиться о ребенке, хотя и всем сердцем любившей свою дочь. Как мы и предполагали, у пациентки был инфекционно-токсический шок из-за оставшегося во влагалище тампона. Она просто забыла вынуть его. Это встречается не так уж и редко. Некоторые женщины запихивают новый тампон, не избавившись от старого. Тем не менее этот недосмотр, а может быть, беспечность, чуть не стоили больной жизни. К счастью, пробыв некоторое время в отделении интенсивной терапии, она поправилась.

Что же касается маленькой девочки, я знаю только то, что ее отдали временному опекуну. Если бы она провела еще хотя бы день в этой убогой квартире, не вызывая нас, то осталась бы голодной одичавшей сиротой, отрезанной от внешнего мира. За годы своей работы я уже не в первый раз приезжаю в семьи, где дети остаются без присмотра из-за распутного поведения матерей. О некоторых таких семьях у нас нет данных, потому что никто не бьет тревогу по поводу складывающейся ситуации. Конечно, бабушка этой девочки могла бы написать о положении своей внучки в соответствующие органы, но разве она будет по своей воле доносить на свою дочь? Поэтому такие истории и остаются в тени. Это часть нашей работы. Мы должны сообщать, если видим, что дети живут в обстановке, представляющей угрозу жизни. Таков наш долг: защищать детей. Каждую неделю от рук родителей умирает по два ребенка, и иногда нам приходиться оберегать их от таких родных.

Случай в роскошном доме Новый вызов: «Две девушки-подростка злоупотребили алкоголем. Одна из них находится без сознания». Все произошло в богатом особняке в престижном районе. У двери нас встретил Джек – мальчишка, которому на вид было лет четырнадцать. На вопрос о том, где его родители, он нервно ответил, что они уехали на ужин. Ранее в тот вечер Джек пригласил двух девочек из школы потусоваться, и они втроем пили алкоголь. Будучи на год моложе, чем хозяин дома, подруги Джека не имели совсем никакого представления о культуре питья. Мальчик, как это часто бывает, наливал им один стакан вина за другим. Сейчас одна из девушек после сильной рвоты лежала в ванной без сознания. – Похоже, что у нее расстройство кишечника, – с тревогой сообщил мне Джек. – Она ужасно выглядит. У второй девушки, находившейся в другой ванной, продолжалась рвота. Слава богу, у Джека хватило ума рассказать обо всем своей сестре Сьюзен, которая находилась в своей комнате и ничего не знала о том, что происходит. Она была немного старше брата и гораздо более рассудительной. Сьюзен решила вызвать нас, а также позвонила родителям девушек. – Сейчас мы заберем ваших гостей в больницу, – сказала я брату и сестре, пока мой коллега Стэн пошел на второй этаж, чтобы найти пострадавших. – Вам лучше позвонить родителям в ресторан и сообщить о том, что случилось. Они должны сейчас же приехать сюда.

Мы не хотим волноваться из-за того, что вы останетесь дома одни, когда уедем. При этих словах Джек сперва посмотрел на Сьюзен, а потом на меня и заговорил. Может быть, я не права, но мне показалось, что его голос дрожал. – Я не хочу звонить им. Отец убьет меня, когда узнает, что произошло. Он выйдет из себя. Сьюзен все это время смотрела в пол и не проронила ни слова. С одной стороны, она понимала, что другого выхода нет, но с другой стороны, хотела помочь своему брату, который и заварил всю эту кашу, поэтому именно он должен был получить по шее. – Слушайте, конечно, родители будут недовольны, но они же не могут сердиться на вас целую вечность. В конечном итоге все наладится, – сказала я. – Вы не знаете моего отца. Он убьет меня, – спокойным голосом ответил Джек. – Сьюзи, ты позвонишь родителям, ладно? – спросила я сестру мальчика. Работники экстренных служб часто сталкиваются с такой ситуацией как эта, особенно если приезжают к молодым людям, которые натворили каких-нибудь глупостей в родительском доме, как, например, в этом случае. Дом, в котором мы находились, был очень дорогим. Было похоже на то, что он был обставлен с вниманием к каждой детали. Чем больше денег вложено в особняк, тем больше будут возмущаться родители. Я надеялась, что в этот раз они будут больше обеспокоены тем, что произошло с их детьми, а не состоянием дома. Поднимаясь по лестнице, я слышала, как Сьюзен разговаривает с родителями по мобильному телефону. Они уже едут сюда. Это хорошо. За это время Стэн обследовал Кейт (так звали девушку, потерявшую сознание). Мы готовились перенести ее вниз, как тут появилась мать Кейт. Несмотря на то, что ее дочь находилась в тяжелом состоянии, женщина была достаточно спокойна. Я коротко объяснила ситуацию и заверила ее, что если мы положим девушку в больницу, то она быстро поправится. Женщина кивнула. – Я думала, она пошла в гости к Джемме. Джемма – еще одна гостья Джека – была ослаблена и шаталась, но тем не менее смогла медленно спуститься на первый этаж. Оказалось, что она тоже соврала родителям, сказав, что пойдет к Кейт. Только мы со Стэном посадили находившуюся без сознания гостью Джека в коляску, как к дому подъехала машина. Двери с грохотом

открылись. Затем в холле внизу послышался громкий зычный голос главы семейства. Сплошная ругань и крики. Потом через секунду удар руки о голову. Наконец мы услышали плач Сьюзи, пытающейся защитить себя. – Пап, я не знала, что они там делали, честно! – умоляющим голосом говорила она. Последовал еще один шлепок. – Это ужасно, – сказала я Стэну. – Неудивительно, что ребенок был так напуган. Я иду туда. Моим глазам предстала безобразная картина: огромный мужчина с красным лицом, который явно был пьян, его жена, тоже получившая свой удар и слишком напуганная, чтобы остановить мужа, и Сьюзен, всхлипывающая и прикрывающая рукой лицо, пока мать пыталась успокоить ее. Джек молча стоял тут же, он, конечно, сходил с ума от страха. Женщина тоже ничего не говорила своему разгоряченному мужу. У каждого душа от этого припадка ярости ушла в пятки. Но все это совершенно объяснимо. Мужчина выглядел так, будто в любой момент был готов взорваться. Даже мне стало страшно. Я попыталась как могла уладить ситуацию, но глава семейства все еще продолжал неистово ругать своих детей, костеря их всеми бранными словами, какие только есть на свете. – Мы можем поговорить об этом позже, а сейчас надо отвезти двух больных детей, – сказала я. Эти слова на некоторое время возымели успокаивающий эффект. – Прошу прощения, – произнес мужчина без особого сожаления. Затем он поднялся в ванную к Кейт и ее матери. Но стоило отцу Джека взглянуть на бледную и ничего не соображающую девочку, как он, уже спускаясь по лестнице, разразился новой тирадой из бранных слов в отношении своих детей. Сын и дочь рыдали навзрыд. Я и Стэн старались игнорировать этот беспорядок. Вместе мы усадили Кейт на стул завернули ее в одеяло, посадили обеих девочек и маму Кейт в машину скорой помощи, причем Кейт развернули лицом к стене, на случай если ее снова будет рвать. Затем были быстро проведены обычные манипуляции – измерение давления, пульса и уровня сахара в крови, – если ребенок выпьет много алкоголя, то показатель сахара может очень резко снизиться. Но сейчас все в норме. Мы могли ехать. Однако я боялась оставлять детей с этим мужчиной с красным лицом. – Прошу прощения, забыла кое-что в доме, – сказала я Стэну. Мой коллега понял, что это выдумка. Он давно работал со мной и знал, что я сильно переживаю по поводу увиденного. Поэтому я снова постучалась в дверь дома. Хотелось лишь убедиться в том, что все

немного успокоилось. С порога было слышно, как внутри все еще происходит ссора и разговор идет на повышенных тонах. Я постучалась в дверь. Никто не отвечал. Я постучалась сильнее, и примерно через минуту мне открыла дверь плачущая мать детей и знаками позвала меня пройти в гостиную, где стояли Джек и его отец. На щеке мальчика был большой красный след. К тому же он описался: его тренировочные штаны промокли насквозь, а спереди были видны пятна мочи. Скорее всего, он сделал это от страха, было понятно, что мальчик боялся гнева своего отца, перешедшего от слов к делу. На взгляд опытного врача это могло означать, что удар был настолько сильным, что Джек на какое-то время потерял сознание, а это привело к утрате контроля над мочевым пузырем. Но я ничего не сказала, так как не хотела смущать ребенка. Отец вышел. – Мне кажется, Кейт оставила здесь свой кардиган, – сказала я, притворяясь, будто что-то ищу. На самом же деле мне хотелось, чтобы Джек поехал в больницу вместе с нами. Он был пьян и нуждался в обследовании. Но, по правде сказать, меня больше заботила мысль, что мальчик мог получить травму головы. Ему было бы хорошо уехать куда-нибудь подальше от ужасного отца. Однако, даже будучи побитым, мальчик отказывался покидать дом. – Я не оставлю маму и Сьюзи наедине с ним, – говорил он. Мать Джека также считала, что ее сыну надо поехать в больницу. Она попыталась убедить его принять предложение, но сын был непреклонен. Поэтому я была вынуждена уйти и вернуться к машине. Стэн нажал на газ, и мы помчались по улицам ночного города. В пути я включила рацию и попросила диспетчера отправить наряд полиции по этому адресу, чтобы разобраться с насилием со стороны отца в отношении подростков. Когда мы приехали в больницу, девочкам довольно быстро стало лучше, они начали выходить из похмелья. Позже в тот вечер мне позвонили полицейские. Поднимая трубку, я думала, что меня попросят сделать что-то вроде отчета о случившемся, это довольно обычная практика для таких ситуаций, но в этот раз все было по-другому. Мне сказали, что, когда полицейские приехали на место, Джек стал категорически отрицать факт жестокого обращения или применения насилия и вся его семья согласилась с тем, что ничего не было. Я рассказала полицейским, что это неправда и мы слышали, как отец семейства ударил свою дочь, а затем видели след на щеке Джека, который мог нанести только сильный мужчина. На это мне ответили, что полиция работает только по заявлению, и если семья отказывается признавать случившиеся, то они ничего не могут сделать. Какая жалость. Я не сдалась, а написала сообщение о происшествии в социальные службы. Но через несколько дней они сказали, что не могут

предоставить информацию по данному вопросу и не будут принимать никаких дальнейших действий. Снова очень жаль! Иногда я проезжаю по улице, где стоит дом родителей Джека, и думаю о том, что, несмотря на внешнее материальное благополучие, внутри все живут в страхе с этим мужчиной. Было бы ошибкой связывать домашнее насилие или жестокое обращение с детьми с бедностью, плохими условиями жизни. Оно может быть в любой семье, и да, даже в таких презентабельных больших домах с усыпанными листьями дорожками, охраной и прекрасно обставленными комнатами.

Неожиданное нападение У маленького мальчика было лицо ангела: огромные карие глаза и длинные загнутые ресницы. Он был одет в повседневную одежду и казался милым и довольно спокойным ребенком. За исключением того факта, что какой-то любящий размахивать ножом маньяк только что непонятно зачем ударил его по лицу. Было половина двенадцатого вечера. Нас вызвали к торговому центру, где произошло нападение на 10-летнего ребенка. Мы знали, что у мальчика порезано лицо. Однако все это выглядело несколько странно. Что делает мальчик в общественном месте в середине недели в такое время? Неужели ему не надо завтра в школу? Первыми на месте оказались полицейские. Они накрыли рану на щеке ребенка тканью. Когда мы приехали на место, мальчик лежал на тротуаре в луже крови, а перед ним, держа ткань, сидел полицейский. – Вот его брат, – сказал он, показывая на более взрослого мальчика примерно 14 лет. – После нападения он бросился за сумасшедшим, который все это устроил. К счастью, догнать нападавшего ему не удалось. Полицейские рассказали подробности этого инцидента. Двое чернокожих мальчика стояли на улице у входа в магазин, когда к ним подошел молодой человек примерно 20 лет и стал страшно кричать и размахивать ножом, а затем ударил мальчика. В этот момент прохожий вызвал экстренные службы. Вокруг нас собралась небольшая группа зевак. Паренек вел себя так спокойно, что это просто обезоруживало. Нож вонзился глубоко в щеку, оставив большую рану. Жизни мальчика ничего не угрожало. Но ему, возможно, потребуется пластическая операция, чтобы убрать обезображивающие шрамы, максимально скрыв их. Сейчас рана выглядит ужасно, но когда хирурги зашьют ее, будет лучше, а так как парень еще молод, все заживет быстро. – Мы пошли в магазин купить чипсов, – сказал он мне, сидя в машине, пока мы ждали старшего брата.

Пришедший подросток чувствовал свою вину за то, что произошло. – Я должен был догнать этого негодяя, – сказал он мне. – И слава богу, что не догнал. Он мог убить тебя, – ответила я, внезапно почувствовав грусть от мысли, что жертвами этого неожиданного нападения стали дети. Но почему произошло это нападение? Об этом ничего не было известно. Старший из братьев уже сообщил полицейским контакты своей матери, и теперь мы ожидали ее в машине. Обычно в таких случаях родители очень волнуются и переживают, расстроенные новостями о том, что с их ребенком случилась беда, и стремятся поскорее его обнять и утешить. Но ведь жизнь никогда не бывает на 100 % такой, какой мы ее ожидаем, не правда ли? К нам подошла мать детей – 40-летняя дама, выглядевшая очень женственно. Прежде чем я успела это заметить, она сорвала со своего младшего сына повязку, закрывавшую рану. – О, что же они с тобой сделали?! – закричала женщина, заключив мальчика в свои объятия. Бедный ребенок был пристегнут ремнями к коляске. Но почему-то он никак не отреагировал на слова матери. Не было никаких слез или других эмоций. Это очень странно. Пытаясь оторвать мать от сына, я думала, что в этой сцене есть что-то жуткое. – Давайте поедем! Не трогайте рану, – умоляла я женщину, стараясь поправить повязку. Но она меня не слушала. Все ее внимание теперь было обращено к старшему сыну. Неожиданно женщина накинулась на него. – Это произошло по твоей вине, ведь так?! – закричала она, снова и снова хватая его за волосы. – Почему ты допустил это, а? Почему ты позволил им сделать это? – Нет, нет, мам. Прости меня! Прости меня! – пытался защититься парень. Но ярость женщины не ослабевала. Она пыталась снова и снова ударить сына. Это было ужасно. Ситуация вышла из-под контроля. Желая оттащить женщину, я схватила ее сзади. – Не бейте мальчика! Прекратите избивать его! – говорила я женщине. – Он мой сын! – Да, но вы не имеете права избивать его! – пыталась утихомирить ее я. – Оставьте меня в покое! – Я отпущу вас, если перестанете избивать сына. С неохотой я убрала руки. Но женщина снова заорала на своего ребенка. Мальчик начал хныкать, пытаясь не слышать ее ругани. Это было просто ужасно.

Мой коллега слез с водительского сидения, чтобы помочь мне. Только вдвоем мы смогли оттащить мать от сына и открыть дверь, чтобы выдворить ее из машины. Мы объяснили ситуацию находившимся на улице полицейским и сказали, что эта женщина не поедет с нами в больницу. Она продолжала кричать и ругаться, хотя служителям правопорядка удалось немного успокоить ее. Маленький мальчик у нас в машине, утомленный произошедшим, попрежнему вел себя очень тихо. Его старший брат тоже был очень расстроен и продолжал хныкать. Мать обвинила во всем, что случилось, именно его, и сейчас он действительно чувствовал себя виноватым. – Я должен был догнать его, – повторял он все время, пока мы ехали в больницу. По приезде ребят повели в кабинет ожидать приема. Позже, прибыв в эту больницу с другим пациентом, я поинтересовалась, как они себя чувствуют. – Все нормально, – ответила мне медсестра. – Мать больше не придет за ними. Но мне сказали, что кто-то, по-моему, тетя, должен прийти сюда. Позднее мы узнали, что у матери ребят уже давно наблюдалось психическое расстройство – это хоть как-то объясняет произошедшее. Также было получено сообщение, что напавшего на мальчика человека задержали при попытке сесть в автобус. Водитель увидел у него нож и вызвал полицию. Теперь преступнику больше не удастся никому причинить вреда. Хотя эта история закончилась хорошо, мне все-таки пришлось выполнить определенную работу. Вы, возможно, слышали ужасные истории про детей, гуляющих по лондонским улицам, но правда состоит в том, что в тот вечер я в первый раз в своей практике столкнулась с фактом нападения на невинного 10-летнего мальчика на улице в такое позднее время. Мне стало очень страшно за этого ребенка. Как же это должно быть ужасно, сначала получить такую резаную рану, а потом поехать в больницу без возможности оказаться в объятиях любящей матери. Мальчик также, наверное, должен был испугаться, когда, приехав в отделение скорой помощи, некоторое время не мог общаться со своим братом, который получил психологическую травму от самого близкого человека. Надеюсь, в конце концов они оправятся от всего этого. Если эти дети достаточно умные и стойкие духом, то в жизни у них все сложится хорошо. Мне действительно интересно, что станет с ними в дальнейшем.

Фотоальбом Достаточно часто люди спрашивают меня о том, каким был самый тяжелый вызов, на котором мне приходилось работать. Возможно, это

покажется удивительным, но он не связан с многочисленными следами крови или серьезными травмами, из-за которых я больше всего расстраиваюсь, хотя работа с жертвами насилия, испытывающими невыносимые боли, или умирающими может быть ужасной. И конечно, вид крайне измученных детей оставляет такое же тяжелое ощущение. Но иногда моральные переживания бывают столь же невыносимыми, как эмоции при виде человека, имеющего травмы или испытывающего боль. Если они имеют физическую природу, медик, работающий на скорой, зачастую, пока больного везут на госпитализацию, может предпринять конкретные действия для изменения ситуации, даже зная, что все усилия напрасны. Но когда эта боль связана с эмоциональными переживаниями, то ничто в целом мире не может избавить тебя от нее. Мужчина и женщина, звонившие в службу экстренных вызовов, очень долго извинялись за беспокойство. Они не хотели, чтобы мы приняли их за зевак, сующих нос не в свое дело. Но увидев лежащего на скамейке человека, муж и жена решили, что лучше всего позвонить по номеру 999. – Мы не знаем, что случилось с этой женщиной, – сказали нам они. – Мы боимся, как бы у нее не произошел сердечный приступ или что-нибудь в этом роде. Я со своим коллегой Ричардом выехала на место – торговый центр, где в теплый летний вечер всегда много народа. Звонившая нам пара, типичные покупатели, любящие ходить по магазинам поздними вечерами, входя в продуктовый отдел, заметили, что на скамейке у дверей лежит женщина. Когда же они через час возвращались этой же дорогой, то женщина все еще находилась на том же месте и не двигалась. Торговый центр уже закрывался, и множество людей уезжало домой. Пара подошла к ней и спросила, все ли в порядке. Но хотя глаза женщины были открыты, она ничего не отвечала. Прибыв по адресу, мы увидели, что пациентка лежит на боку и смотрит в одну точку. Ей было примерно 40 лет, она была одета в легкую красивую кофту поверх джинсов и футболку. Женщина не выглядела больной. Присев перед ней на колени, я представилась. Никакого ответа. От ее одежды мне в нос ударило кондиционером для белья. Волосы женщины были аккуратно уложены и недавно помыты шампунем. Она точно не бездомная или бродяга. К тому же в ее дыхании нет и намека на алкоголь. Но почему же она неподвижно лежит здесь, в этом торговом центре? Картина не складывалась. Мы быстро пробежались по списку возможных причин. Сердечный приступ? Диабет? Последний при резком понижении уровня сахара в крови может вызывать изменение сознания. Ричард тоже попытался вытянуть из женщины хоть какую-то информацию. Бесполезно. Я сказала ей, что хочу проверить уровень сахара в крови и необходимо, чтобы она прореагировала на мои слова. Все напрасно. Но все же женщина не отталкивала меня и не мешала мне

сделать простой тест на глюкозу. Она просто лежала неподвижно, молчала и никак не препятствовала нашим действиям. Уровень сахара был в норме. Зрачки двигались как обычно. Казалось, что она все же следит глазами за нашими действиями. Один или два раза я заметила, что у женщины текут слезы из глаз. – Вам больно? – осторожно спросил Ричард. Ответом была тишина. Мы находились в безвыходном положении. Если женщина не может или не хочет нам ничего сказать, то нам тяжело будет решить, каким должен быть следующий шаг. Мы попытались посадить ее. Как обычно, она не сопротивлялась. – Можете ли вы встать? – спросила я. К нашему удивлению женщина молча встала, позволив нам вывести себя из торгового центра и довести до машины скорой помощи. По крайней мере, мы сможем понаблюдать за ней в машине. По пути из магазина мы поблагодарили прохожих, которые, казалось, были очень встревожены состоянием женщины и благоразумно следили за нашими действиями на расстоянии, не так, как обычные зеваки. Положив женщину на сиденье машины, мы выполнили обычные действия – измерили давление, пульс и т. д. Все в норме. Я уже начала думать, не страдает ли наша пациентка психическим расстройством. – Не возражаете, если я посмотрю, что у вас в карманах? – спросила я. В тех случаях, когда больной не может ничего сообщить нам, мы осматриваем его карманы в поисках паспорта или документов, которые могут дать нам информацию о состоянии здоровья человека. Это было довольно странно, но у женщины не нашлось при себе сумочки с ключами или деньгами. Может быть, ее украли, пока она лежала там на скамейке? Но наконец-то в кармане кофты мне удалось что-то найти. Это был миниатюрный фотоальбом со снимками в пластиковых рамках. Может быть, мне удастся что-нибудь выяснить с его помощью? Первое фото – изображение женщины, гораздо более молодой, чем наша пациентка, гордо держащей на руках новорожденного сына. – Это вы? – спросила я хозяйку фотоальбома, надеясь вытащить ее на разговор. Нет ответа. Я продолжала быстро листать альбом. Там было много фотографий, типичных семейных снимков, в основном ребенка в разном возрасте. Сначала это карапуз в окружении рождественских подарков, затем малыш чуть постарше, плавающий на отдыхе в лягушатнике. Дальше ребенок летним днем в парке стоит в футбольной форме и готовится ударить ногой по мячу. Потом – стандартные школьные фото с короткой

стрижкой. Вот снимок, где женщина сидит на диване, обнимая светловолосого юношу. Ему здесь примерно 12 лет, как и одному из моих сыновей. А дальше характер изображений меняется. Мальчик по-прежнему улыбается мне, но, похоже, что он сидит на больничной койке. Становится больше снимков в больнице. Затем мальчик снят уже без своей замечательной светлой шевелюры. «Следствие химиотерапии, – подумала я. – О нет! Неужели у него был рак?» Переворачивая страницы, я как будто читала рассказ без слов. Каждый следующий снимок становится все трагичнее. Мальчик худеет. Его состояние ухудшается. На одной из фотографий он подключен к капельнице. Подросток улыбается, но он очень болен. Я определила, что здесь ему должно быть 14 лет. И наконец, последний снимок. Мальчик уже больше не улыбается. Его грустное лицо просто смотрит на фотографа, он выглядит изможденным, худым, это словно тень светящегося от счастья футболиста в парке. Только теперь я поняла, почему женщина молчит, не хочет разговаривать, стала очевидной ее отстраненность от жизни. Виной всему горе – глубокое, несравнимое ни с чем и неизлечимое горе от потери – потери своего любимого сына. Будучи матерью, я могла лишь отчасти представить себе ту боль и страдания, которые испытывает эта женщина, пережившая смерть ее прекрасного дорого мальчика; страдания, внешне проявлявшиеся лишь в немногочисленных слезах, текущих по ее щекам. Я думаю, что он умер утром в тот день. Хотелось как-то посочувствовать женщине, сказать ей что-нибудь. Но неожиданно я потеряла дар речи. Все слова, которые приходили мне в голову, были бы слишком заезженными и мелочными по сравнению с глубокой печалью этой женщины. Врачам скорой помощи часто приходится находить нужные слова для того, чтобы попытаться успокоить или утешить, а иногда и предостеречь родителей или родственников больных об опасности. Но сейчас для матери, которая неделю за неделей, месяц за месяцем наблюдала, как обожаемый сын угасает на ее глазах, нужных слов не нашлось бы и во всем мире. Я отложила фотоальбом в сторону. Все, что я могла для нее сделать – это подержать за руку, пока Ричард вез нас до больницы. По приезде я записала женщину в регистратуре и попрощалась с ней. Она продолжала молчать. Я понимала, что не существует анализа или исследования, которое бы показало, что с нашей пациенткой. Ей может помочь только хороший психолог, да и то лишь если она этого захочет. У меня было очень мало вызовов, после которых мне хотелось плакать. Но выйдя в тот момент из машины, я погрузилась в свои мысли. Меня окликнул какой-то человек, желавший поболтать со мной. Это был мой

знакомый медбрат, давно работающий на скорой помощи и заслуживший репутацию человека, который никогда не меняется в лице, на какие бы тяжелые вызовы его не направляли. Когда ты готова заплакать от событий, произошедших у тебя на вызове, этот мужчина последний, с кем хочется столкнуться. Но взглянув на него, я разревелась. – Что с тобой, любовь моя? – спросил он. Я извинилась и вкратце рассказала про женщину и ее фотографии, подозревая, что коллега будет журить меня за сентиментальность. Но он не стал этого делать и был удивительно вежлив. Мой товарищ все понял. – У всех нас были такие вызовы, – сказал он голосом мудреца. – Даже у меня! – Да ну! Не могу представить, что бы могло заставить тебя заплакать, – удивилась я. Мой собеседник заверил меня, что говорит правду. – Но если я расскажу о них, то мне придется тебя убить, Лиза, – добавил он. Конечно, это так. Такие воспоминания становятся нашей защитной оболочкой, вместе с униформой и спасательными жилетами – нашими доспехами, если их можно так назвать, которые должны всегда оставаться при тебе. Так что я поняла, куда клонит мой коллега. Если вы будете принимать историю каждого вашего пациента близко к сердцу, то не проработаете на скорой долго. После этого разговора коллега любезно пригласил меня выпить с ним чашечку чая. Возможно, то, что британцы пьют много чая – это отживший свое стереотип. Но одна чашка чая может сделать жизнь немного счастливей, чем раньше.

Случай на платформе Работа на скорой помощи в Новый год – это довольно странный опыт для медиков. Первую часть вечера тебе практически нечего делать, но ты хорошо понимаешь, что это затишье перед бурей. Затем через полчаса после полуночи начинается третья мировая война – своеобразная месть медикам от гуляк, с наплывом которых приходится иметь дело. Это абсолютная неразбериха, град нетрезвых, ничего не соображающих или агрессивных на слова людей, большинство из них в крови, рвоте или моче. Некоторые едва держатся на ногах, других приходится класть на каталку, у третьих есть беспокойные пьяные друзья или грубые родственники. Все ругаются и кричат.

Ожидалось, что в тот вечер, чтобы посмотреть на новогодние торжества, на вокзал Ватерлоо в Лондон должно было приехать полмиллиона человек. Я дежурила в медпункте, который мы развернули в свободной от полиции части станции, чтобы работать со всем потоком пьяных, развязно ведущих себя людей. Мы стали проводить такую практику недавно, потому что в праздники больницы перегружены гуляками. Когда рядом с наиболее людными местами «горячими точками» вблизи от центра есть подобные медпункты, это значит, что врачи могут сразу обследовать людей или же отправить их в больницу в отделение неотложной помощи. Ночь только начиналась, была примерно половина двенадцатого. Меня попросили оказать помощь женщине, находившейся на одной из платформ, у которой похоже была истерика. Вместе со своей коллегой Каролиной и медбратом из организации «Скорая помощь святого Иоанна» я поспешила к пациентке, протискиваясь через толпу. Здесь собралось уже больше народа, чем бывает в час пик или на футбольном матче, и люди продолжали прибывать, словно накатывающиеся на берег волны. Наконец мы пробились к нашей больной, которая сидела на скамейке. Рядом с ней стояли ее дети – 4-летний мальчик и девочка 6 лет. Их мать была худой, высокомерно смотревшей на все женщиной, чуть старше тридцати, с очень длинными светлыми волосами, одетой во все праздничное – плотное облегающее вечернее платье и меховую курточку: она определенно собиралась на вечеринку. Ее дочь тоже принарядилась: на ней была юбка с блестками и туфли на довольно высоких каблуках. – Это мамины туфли? – удивившись, спросила я девочку. – Нет, мои, – ответила она. – Можешь ли ты в них ходить? – спросила я, размышляя о том, сколько 6-летних девочек будут сегодня ночью расхаживать в туфлях на высоких каблуках. – Да, но мне больно ногам, – ответила она, показав кровавые следы на пятках. Однако у меня не было времени наложить девочке пластырь, так как у ее мамы была истерика, она рыдала навзрыд. Женщина также была сильно пьяна: от нее разило алкоголем. Очевидно, вечеринка началась для нее слишком рано. Так как женщина не могла связать и двух слов, то я узнала о том, что произошло, от ее дочери. Семья села на поезд от Кента до Лондона, чтобы посмотреть на фейерверк. – Когда мы были в поезде, у мамы началась истерика. У нее и раньше было такое, – сказала девочка. Пожалуй, я в этом не была бы так уверена. Думаю, она напилась до полусмерти и начала немного скандалить. Я почти уверилась в этом,

когда на моих глазах у женщины начался новый приступ «истерики»: она стала махать кулаками и стучать ногами. Версия девочки выглядела не очень убедительно. – Думаю, вам требуется наша помощь, – сказала я женщине. – К черту вашу помощь! Оставьте меня в покое и не трогайте моих детей! – заорала она. Вскоре у нее начался новый ложный приступ. В своей практике я сотни раз видела, как людей действительно хватает удар. Вторая попытка убедить меня в его реальности со стороны женщины, сопровождавшаяся более резкими движениями руками и ногами, не принесла успеха. Я испугалась. Будьте осторожны, дорогие читатели, – симуляция припадка не такая уж и редкость. Я даже видела случаи, когда люди изображают потерю сознания. Они делают это ради привлечения внимания, а когда на место приезжает медсестра или врач скорой помощи, забиваются в угол, чтобы сохранить правдоподобность ситуации. Часто ли так происходит? Боюсь, что да. Но мы же не можем просто сказать: «Это ложный припадок». Наша работа здесь – помогать людям. Каким-то образом, несмотря на все заверения, что помощь не требуется, нам с Каролиной удалось посадить ругающуюся женщину в вечернем платье в коляску и укрыть ей ноги одеялом. – Мы в порядке! Уходите прочь, нам не нужна ваша помощь! – шипела она на нас. Все это время дети пациентки молчали. Держа коляску, за которую также пытались схватиться и малыши, мы прошли через заполненный народом вокзал. Наш план состоял в том, что женщина поедет в больницу вместе с парнем из организации «Скорая помощь святого Иоанна». Все шло хорошо до тех пор, пока мы не дошли до машины. Мы пристегнули ребят, и я уже хотела предупредить мужчину, чтобы по приезде ктонибудь написал бумагу относительно наших опасений по поводу жизни детей со своей матерью, но он опередил меня и сказал, что они, вероятно, сами как-нибудь решат этот вопрос. – Но в этой ситуации, наверное, будет сложно найти человека, который сможет присмотреть за двумя маленькими детьми, – начала говорить я. И тут все пошло прахом. Женщина пришла в крайнюю степень ярости, начала вертеться, размахивая руками и ногами, кричать как резаная, ее глаза искрились. В пылу истерики она ударила своего маленького сына в подбородок, но тот, несмотря ни на что, почти не вздрогнул, продолжая спокойно сидеть на месте. Маленькая девочка все же пыталась успокоить свою мать: – Мам, мам, пожалуйста, не делай этого! – умоляла она.

Любому наблюдателю было бы больно смотреть на то, как дочь упрашивает мать прекратить этот кошмар. В моей голове сразу же возник вопрос, насколько часто детям этой женщины приходилось становиться свидетелями подобных сцен? – Вы не смеете забирать моих детей! – кричала «женщина в вечернем платье». Интуиция меня не подвела: это было не в первый раз. Все это уже происходило, и мать детей, возможно, понимала, если любого человека, под опекой которого находятся несовершеннолетние, найдут пьяным, то он, скорее всего, будет арестован. В таких случаях во главу угла ставится вопрос безопасности ребенка. Едва я подошла к маленькому мальчику, желая спросить, как он себя чувствует после того, как его ударили, как – бам! – женщина сильно стукнула меня сзади по голове ногой. Хорошо еще, что на ней были балетки, а не туфли на шпильках. Я упала на колени, но быстро оправилась от удара и попыталась урезонить пациентку. Каролина старалась помочь мне. – Посмотрите, ваши дети здесь, они едут с вами. Забирать их – не наше дело, – говорила она, стремясь остановить льющийся от женщины поток оскорблений. Но все тщетно. Странно: она продолжала кричать, но ее глаза все еще были плотно закрыты. И вдруг женщина неожиданно ударила меня ногой прямо в живот. Это ненадолго нарушило мое дыхание. «О нет, где же полицейские?» – думала я в тот момент, прекрасно зная, что в здании вокзала стоят ряды оцепления. Одновременно девочка не оставляла попыток остановить свою мать: – Мама, пожалуйста, не бей эту тетю… Мама, пожалуйста, не надо, – говорила она. Ее эмоции были такими горькими и так терзали мое сердце, что физическая боль отступала на второй план, но только до тех пор, пока «женщина в вечернем платье» снова не ударила меня, когда я попыталась успокоить ее маленького сына. На этот раз удар пришелся под лопатку. Она также начала бить Каролину. Ситуация вышла из-под контроля. Полицейские, находившиеся снаружи машины, услышали звуки драки. Один из них просунул голову в дверь. – Эй, мне сразу оформить на нее протокол, или вы повезете женщину в больницу? – спросил он. – У нее недавно было два припадка, и ее нужно госпитализировать, – предупредила его я. Но сама я была слишком потрясена случившимся, чтобы ехать вместе со своими коллегами. Каролина сказала, что заменит меня, и женщина

вдруг перестала кричать и успокоилась. Может быть, тот факт, что я схожу со сцены, умерил ее страх. Позднее коллега сказала мне, что всю дорогу до больницы она провела в крепких объятиях «женщины в вечернем платье». Странное поведение. Из того, что нам сообщили о дальнейших событиях, стало известно, как по приезде в больницу женщина напала на трех врачей и была арестована. Ее детей на время поиска опекуна разместили в безопасном месте. Может быть, сотрудники больницы вызвали к ним родственников, нам это неизвестно. Все закончилось очень грустно: желание посмотреть новогодний фейерверк обернулось для матери попаданием в полицейский участок, а дети, вероятно, попали к опекуну. Когда я проснулась на следующее утро, то не могла повернуть голову: шея была словно камень. Связано ли это со вчерашними событиями? Или здесь что-то серьезнее? Выпив обезболивающего, я решила, что верно первое утверждение. У меня не было серьезных повреждений. То, что произошло в тот день, можно назвать производственной травмой, которые за время работы получает любой врач скорой помощи, особенно на Новый год. Большинство из нас когда-нибудь да испытывали это на себе. Довольно часто приходится сталкиваться с руганью и угрозами в свой адрес. Но за все время работы на скорой случаи, когда меня били, можно пересчитать по пальцам одной руки – и это было худшее, что мне пришлось пережить. Коллеги, регулярно работающие по выходным, сталкиваются с проявлениями насилия гораздо чаще, чем я. Но я все еще вспоминаю тех детей. Было очевидно, что они привыкли к таким скандалам своей матери. Во время всей этой истории маленький мальчик был очень тихим и ни разу даже не пискнул. А поведение его сестры – 6-летнего ребенка, отчаянно пытавшегося повлиять на свою мать, – больше похоже на манеру подростка. И кто знает, были ли у женщины припадки на самом деле? Я почти уверена в том, что то, что мы видели – это игра плохого актера, когда человек то успокаивается, то вновь закатывает истерику, стремясь привлечь к себе внимание. Между прочим, это хуже всего, так как может свидетельствовать о том, что человек загнал себя в безвыходное положение и не знает, как из него выбраться.

На волосок от смерти Пришествие «Человека с топором» Когда речь идет о том, представители каких профессий чаще всего сталкиваются в своей работе с жестокими и опасными для общества людьми, то работники бригад скорой помощи отделений «неотложки», наряду с полицейскими, находятся в первых рядах. Такие встречи не

происходят каждый рабочий день. Некоторые из моих знакомых сталкивались с ними много раз, в то время как другие работают годами, практически не имея подобного опыта; это то, с чем нас учат справляться. Но даже в таких случаях иногда самые жестокие люди порой не показывают нам свое истинное лицо. А значит, мы не чувствуем опасность ровно до того момента, пока ситуация не заходит слишком далеко. К нам поступил вызов с ужасным сообщением о том, что человек пытался повеситься в нескольких шагах от торгового центра. Очень странно кончать жизнь самоубийством в публичном месте! Позднее в тот вечер мы получили следующую информацию о неудавшемся самоубийце: днем этот человек, лысый, чуть старше 60 лет, очень высокого роста (2 метра или даже выше), сидел на ограде перед торговым центром и затем попытался повеситься на ближайшем фонарном столбе. Но он не до конца продумал план самоубийства. Мужчина использовал для этого ремень от брюк: обмотав его вокруг шеи, он привязал его к столбу. Но, конечно, у него ничего не вышло – рост был слишком высоким, а пояс – эластичным. К тому же все происходило в очень людном месте. В дело сразу же вмешались прохожие. Они начали разговаривать с мужчиной и позвонили по номеру 999. К моменту нашего приезда горе-самоубийца был спокоен, он курил сигарету и разговаривал с полицейскими, которые и рассказали, что произошло. – Нет, – твердо сказал он. – Спасибо большое, но мне не нужна госпитализация. Мужчина был действительно расстроен тем, что из-за него все вокруг тратят свое время впустую. Он хотел пойти домой и лечь в постель. – Слушайте, вы могли поранить себе шею или еще что-нибудь. Вам будет лучше поехать на осмотр к врачу, – убеждала его я. Горе-самоубийца вопросительно посмотрел на меня, как будто бы все сказанное относилось не к нему, а всю эту рискованную операцию с повешением вблизи торгового центра затеял кто-то другой. – Хорошо, я поеду с вами, – нехотя сказал он. Здесь все не так просто, как кажется. Если человек пытался покончить с собой на глазах у множества людей, то у него имеются психические проблемы. Такое поведение точно нельзя назвать нормальным. Поэтому полицейские обязаны предложить нам сопровождение в качестве меры предосторожности. Но в тот вечер я вела себя как наивный медик-Барби. Хотя мужчина был мускулист и крепко сложен, он казался мне достаточно безобидным. Да, у него могут быть свои проблемы, но я не чувствовала опасности. Готова биться об заклад, со своей лысиной и ростом он выглядел как добрый товарищ и немного напоминал Блюфельда – персонажа из фильмов

о Джеймсе Бонде, который носит пенсне и постоянно гладит кошку. Мужчина не вызывал никаких опасений. – Нет, все хорошо, – сказала я полицейским. – Нам ведь не нужна их помощь, правда? – улыбаясь, спросила я мужчину. Он кивнул. Но когда мы ехали в больницу, мужчина ни с того ни с сего спросил меня; – Мисс, можно я возьму вас за руку? – Что случилось? – спросила я, протягивая ладонь. – Я боюсь… – ответил он с высоты своих двух метров. Затем повисла длинная пауза. – Э… Я боюсь, что меня везут не в больницу. – Отчего же? – невинно спросила я. – Понимаете… Когда-то мне запретили приходить в эту больницу. Мужчина говорил абсолютную чушь. Я начала думать, что он стесняется открыть мне правду, и выразила сомнение в его истории. Горесамоубийца выглядел немного легкомысленным, но совершенно неопасным. – Последний раз, когда я был там, мне сказали, чтобы ноги моей не было в этой больнице. – Не бойтесь, в этот раз я с вами, – быстро заверила его я. – А все-таки, почему вам запретили там появляться? – Ну… в прошлый раз я пытался убить врача. Я по-прежнему не верила во все это. Меня сбивало с толку его хорошее настроение. Поэтому я продолжила разговор. – Что же вы делали? – Я пытался отрубить ему голову топором. И нет, здесь – несмотря на все мое обучение, весь опыт общения с неуравновешенными людьми – я не забила тревогу и не начала волноваться. В нашей работе люди все время говорят странные вещи. Я решила, что если бы мужчина сейчас говорил правду, то он бы не сидел в кресле рядом со мной. Не правда ли, дорогие читатели? И вот мы приехали в больницу. Чтобы придать мужчине уверенности, я взяла его под руку. Это выглядело так, как будто моим спутником был Саддам Хусейн. Все люди, работавшие в отделении скорой помощи, человек десять, бегавших туда-сюда, посмотрев на нас, быстро попрятались, людей не стало видно. Двери кабинетов закрылись. Это что за шутки такие? Так мы дошли до полностью опустевшей регистратуры отделения скорой помощи. Там были только я и укрощенный мною «человек с топором».

Мне все еще казалось, что этот человек и мухи не обидит. Затем из двери соседнего кабинета высунулась голова медсестры, которую я знала как человека, которому можно доверять. – Вези его прочь отсюда! Я вызываю полицию! Поезжайте в другую больницу! Сейчас же! Мы не потерпим его здесь, – закричала она. – Но мы не поедем! Мы уже приехали сюда, – робко попыталась возразить я. Мужчина ничего не говорил. Он смотрел на меня, словно хотел сказать: «Ну, скажи им, чтобы меня пустили». Должно быть, после нашего приезда кто-то нажал тревожную кнопку, потому что еще до прибытия полиции охранники больницы скрутили мужчину. Они схватили его и надели наручники. Я осталась стоять на месте, совершенно потрясенная произошедшим. Все работники больницы продолжали сидеть в своих кабинетах. Затем ко мне подошла одна из медсестер. – Лиза, тебе вообще не стоило его сюда привозить, – убеждала она меня. – А что мне было делать с человеком, который пытался повеситься и, возможно, поранил шею, просто оставить его на улице? – спросила я, уже начиная сердиться. – Да ты, верно, не знаешь, что произошло здесь на прошлой неделе? Наконец до меня дошло. Во время тех событий меня не было в Лондоне, и я была, конечно, не в курсе новостей, распространявшихся по сарафанному радио среди медиков. Оказалось, что мой Мистер Безобидность был на самом деле настоящим Франкенштейном. На прошлой неделе он каким-то образом смог проникнуть в переполненное отделение скорой помощи в этой больнице, размахивая топором. Затем мужчина зашел в кабинет одного из врачей и начал угрожать ему. В ситуацию вмешалась смелая медсестра, ловким движением отнявшая у возмутителя спокойствия топор. Позднее он был арестован полицейскими, но в дальнейшем отпущен. Персонал больницы не мог отойти от шока, когда увидел, как я веду под руку недавнего нападавшего, улыбаясь во весь рот. В тот день я вернулась домой, сильно потрясенная произошедшим. Как можно быть такой беспечной? Я просто восприняла мужчину, как человека, которому можно доверять. И эта доверчивость могла мне очень дорого обойтись. Я пересказала эту историю своему мужу. – Ты слишком веришь людям, – сказал мне Стив. – На месте происшествия перед торговым центром были полицейские. Можно было бы поехать хотя бы с одним из них. Но я этого не сделала. Мне осталось не ясно, почему после инцидента в отделении скорой помощи мужчину так быстро освободили. Он до сих

пор живет в нашем районе. Его и поныне вспоминают бригады скорой помощи и персонал больницы. Врачи из другой бригады сказали мне, что им раз за разом приходится выезжать к нему домой. Доктора говорят, что у мужчины, скорее всего, какое-то личностное расстройство, а не психическое заболевание, поэтому этого человека нельзя вылечить с помощью лекарств. Личностное расстройство связано, скорее, с воспринятой моделью поведения, а не с дисбалансом химических веществ в мозгу, который можно изменить с помощью медикаментов. Медики, которые были в квартире у человека с топором, говорят, что она напоминает храм поклонения армии, где выставлена масса памятных вещей. Они также сказали мне, что хозяин квартиры любит ходить в военной форме. Вот такая история: и сумасшедший человек с топором может вести себя, как Мистер Безобидность. И находятся медики, которые ему верят. И в этом вся правда.

Драма в супермаркете За несколько дней до Рождества пришел вызов для всех сотрудников экстренных служб, находящихся на дежурстве. Отложив работу с бумагами, мы выехали на место: в популярном супермаркете в Кройдоне, 59-летний мужчина потерял сознание. Вот и все, что было известно. – Полагаю, что у него произошла остановка сердца, – сказала я своему коллеге Дейву, который в тот день работал со мной в одной бригаде. На улицах было много машин, а мы очень торопились: теория вероятности говорила о том, что у мужчины остановилось сердце. Когда мы находились на половине пути до места назначения, поступила новая информация от приехавшей в супермаркет медицинской команды быстрого реагирования, – да, они констатировали остановку сердца. Для врачей скорой помощи эта ситуация может быть достаточно сложной. Вполне вероятно, нам потребуется интубировать пациента или даже использовать электрооборудование. Поэтому мы с Дейвом на всякий случай обсудили наши предполагаемые действия. Перед супермаркетом было много людей, разгружавших с заполненных тележек продукты, поэтому чтобы подъехать максимально близко к входу в магазин, откуда мы бы смогли быстро пронести оборудование к месту происшествия, пришлось побороться. Но как только наша бригада оказалась внутри здания, сотрудники магазина отгородили ширмой небольшое пространство рядом с входом. Здесь же находился сотрудник организации «Скорая помощь святого Иоанна», зашедший в магазин купить себе сэндвич, как вдруг кто-то остановил его и попросил оказать пострадавшему помощь. Наш пациент лежал на полу на спине в

окружении медиков и сотрудников магазина и был без сознания. Он шел с тележкой, когда у него внезапно остановилось сердце: падая, мужчина ударился головой о стеллаж и теперь лежал без движения. Он не дышал, у него отсутствовал пульс. Работники магазина позвонили по номеру 999 и, следуя указаниям диспетчера, одна из сотрудниц супермаркета начала реанимировать мужчину, делая ему непрямой массаж сердца. Затем среди покупателей нашли медика, который стал откачивать мужчину, используя собственное оборудование – кислородную маску и дыхательный мешок: он старался наполнить легкие пострадавшего кислородом. Через несколько минут после этого на место приехал Стив, медик из команды быстрого реагирования. Он сразу же установил на грудь пострадавшего два электрода, подключил кардиомонитор – прибор для измерения сердечной активности – и определил, что его сердце бьется еле-еле, работая на последнем издыхании, и не качает кров в мозг и легкие. Спасти жизнь мужчины можно было лишь при помощи электрического импульса. Затем Стив сказал всем стоять спокойно и пустил удар током через электроды в область сердца (в медицине это называется «дефибриляция»). После первого использования электрошокера последовал один «тук»; дальше – тишина. Еще одна попытка: удар, и вот удача. С помощью разряда получилось вернуть сердцу нормальный ритм. Теперь оно снова билось самостоятельно. По факту мужчина был мертв, его едва ли можно было спасти. Но на месте оказался нужный человек, который в самый последний момент вмешался в происходящее. Тем не менее ситуация все равно висела на волоске: пострадавший находился без сознания и был очень слаб. Нам с Дейвом подробно рассказали о том, что именно произошло до того, как мы приехали. Несмотря на весь успех, имелся большой риск того, что сердце остановится снова, и мы должны были не допустить этого. Мы принялись за работу. Мы установили капельницу, значит, в случае чего я смогу дать ему необходимые лекарства. Нам удалось быстро сделать эту часть работы, поскольку мы заранее обсудили план действий. Нас было пятеро, и каждый должен был четко понимать, что надо делать. Время работало против нас. В любой момент сердце пациента могло снова остановиться. Его срочно надо было везти в реанимацию. Я бы хотела, чтобы медбрат из «Скорой помощи святого Иоанна» поехал в больницу вместе с нами, так как я буду за рулем, а Дейву требуется помощь, если с мужчиной что-то произойдет. Кроме того, у пострадавшего из раны на затылке шла кровь, ему нужно было прикрыть рану, пока мы доедем, и, вероятно, в дальнейшем зашить ее. Это можно было сделать потом, сначала требовалось как можно скорее отвезти нашего пациента в реанимацию.

В тот вечер удача, казалось, была на нашей стороне. Когда мы уже собирались уезжать, на место происшествия пришла жена пострадавшего. Ее вызвали сотрудники магазина, каким-то образом узнавшие нужный номер из карты постоянного покупателя, принадлежавшей ее мужу. Женщина была спокойна, поскольку была посвящена в план дальнейших действий. Но с другой стороны, она выглядела немного растерянной, так как ее супруг планировал пойти в другой магазин, и не могла взять в толк, почему он оказался здесь. – Может быть, там не оказалось кур? – постоянно повторяла она. Я постаралась объяснить женщине, что жизнь ее мужа все еще находится в опасности и что если она присоединится к нам, то будет ехать под постоянный звук сирен и вид проблесковых маячков. Иногда люди бывают очень недовольны этим обстоятельством, поэтому лучше предупреждать заранее. Затем к нам подошел посетитель магазина и сказал, что отвезет ее машину на безопасную стоянку и присмотрит за ней, пока мы будем в больнице. Это очень благородный поступок со стороны совершенно постороннего человека, и пораженная женщина была чрезвычайно тронута этим фактом. Кто говорит, что духа Рождества не существует? Я соприкоснулась с ним на своем опыте. Да, мы благополучно довезли мужчину и поместили в реанимацию, его сердце билось самостоятельно, у пострадавшего не было второй остановки сердца. Скан мозга, сделанный в больнице, показал отсутствие сильных повреждений. Пациент поправится. Работа по этому вызову заняла не более часа из моей смены. И это не такая уж необычная история для врача скорой помощи. Но для этой пары в тот день случилось маленькое чудо. Они теперь будут поособенному воспринимать Рождество. Благодаря решительным действиям посторонних людей мужчину начали реанимировать практически сразу после того, как он потерял сознание. По правде говоря, люди, у которых останавливается сердце, выживают только в том случае, если окружающие знают, как надо действовать. К тому же на место очень быстро приехал медик с дефибриллятором. Даже если бы служащие магазина сделали только массаж сердца, это было лучше, чем ничего. Диспетчеры службы экстренных вызовов всегда находятся на телефоне и готовы дать необходимые инструкции. После окончания этой истории я продолжаю размышлять о подобных вызовах, где ты часто понимаешь, что дорога каждая минута. Может быть, если бы реанимационные мероприятия не начались так рано, мужчина бы и выжил, но у него были бы сильные повреждения мозга. Нам, вполне возможно, пришлось бы восстанавливать его сердцебиение. И не только это. Мужчина не дышал 6 минут – эти долгие 6 минут. Дефибриллятор сделал свое дело и вернул его к жизни, но все время рядом с ним находились сотрудники супермаркета, которые не

дали смерти забрать его в мир иной. В этот час они были реальными героями. Этот предрождественский день запомнится им надолго.

Игла Со временем характер работы медика сильно изменился. Раньше бригада скорой помощи приезжала к пациенту, клала его на носилки, довозила до больницы и на этом задача была выполнена. Мой муж Стив говорит, что в прошлом все, что ты должен был иметь с собой – это водительские права и свидетельство о прохождении экзамена по оказанию первой помощи. Но эти времена давно прошли. Сегодня сотрудники скорой помощи в Англии обладают высокой квалификацией и глубокими знаниями по различным методам лечения, применению лекарств и способам спасения жизни, которые приходится применять до того, как человек попадет в больницу. Вместе с усовершенствованием технологий оказания медицинской помощи нам приходится получать новые навыки. Со временем ты понимаешь, что то, чему тебя обучили, ты применяешь лишь 1–2 раза за тысячу вызовов. В один из летних дней я работала одна на своей машине и получила вызов со следующей информацией: «38-летний мужчина испытывает боли в груди». Это может означать, что у него проблемы с сердцем или с легкими. Когда я приехала на место, в саду перед домом меня встретили пожилая женщина со светлыми волосами и мальчик 8 или 9 лет, который тревожно смотрел на своего отца, сидевшего на пороге. Сначала меня удивило то, что там не было входной двери. Но приглядевшись, я увидела, что она стоит у стены. Мужчина был очень высоким, носил футболку и джинсы, а на его руках виднелись многочисленные татуировки, у него был крайне жалкий и болезненный вид: лицо бледное, со лба капает пот. Пациент пожаловался на резкую боль в левой части груди. – Мы вместе с сыном вешали входную дверь в доме бабушки, когда я почувствовал себя плохо, – объяснил он. Кроме того, пару недель назад мужчина перенес бронхит и принимал антибиотики. Может ли боль в груди быть вызвана проблемами с сердцем? Или это следствие бронхита? Мне также не удалось определить, есть ли у пациента тромб в легких: я послушала его дыхание, и оно было чистым. Однако в том, как он сгибался пополам от боли, не было ничего нормального. К тому же мужчина дышал очень тяжело, поэтому я надела на него кислородную маску. В этот момент ко мне прибыла подмога: на машине скорой помощи приехали медсестра и медицинский техник. Мы положили мужчину в автомобиль и готовились уезжать, но тут ситуация резко изменилась. Пациенту стало гораздо труднее дышать, в перерывах между вдохами он

сказал мне, что испытывает невыносимую боль: на самом деле из-за боли и постоянных усилий, уходивших на вдох, мужчина почти не мог говорить. Чтобы внимательно осмотреть грудную клетку пациента, я быстро разорвала его одежду – положение мужчины говорило о том, что у него, возможно, коллапс легкого – состояние, когда в плевральной полости скапливается воздух, который не может никуда выйти. В этот момент в машину заглянула светловолосая старушка. – Что же вы делаете?! – закричала она, очевидно, встревоженная и удивленная происходящим. Мальчик же, в свою очередь, стремясь быть полезным, вытирал отцовские инструменты. Я пробормотала матери пациента несколько ободряющих слов, и она удалилась. Собираясь внимательно осмотреть грудную клетку пациента, я закрыла дверь машины. Если грудная клетка будет симметрична, то, скорее всего, причина не в коллапсе легкого. Трудность заключалось в том, что она целиком была покрыта татуировками, потому определение необходимого параметра представляло определенную сложность. Поэтому я немного отодвинулась назад и смотрела на нее из-за плеча мужчины. Да, левая сторона груди была немного шире, чем правая. В медицине это называется «гипертрофия». Очень плохие новости: значит, легкое с этой стороны груди не работает. Туда по-прежнему попадает воздух, но, оказавшись внутри, он выходит через отверстие и застаивается между неработающим легким и стенками грудной клетки. Это можно сравнить с тем, как воздух поступает в воздушный шарик, находящийся в банке из-под варенья: если в шарике есть дырка, то воздух будет в пространстве между шариком и банкой и не сможет оттуда выйти. И ситуация ухудшалась с каждым вдохом, поскольку мужчина вдыхал больше воздуха, чем мог выдохнуть. Его мучили страшные боли. Так он долго не протянет. – Я собираюсь понизить ваше давление, – сказала я мужчине. Все удивленно посмотрели на меня. Коллеги знали, что я имею в виду, а наш пациент – нет. И ему было не до лишних вопросов. Я должна действовать быстро. Вставлять шприц в плевральную полость, чтобы снизить давление, – это процедура не из тех, которые мы делаем каждый день. Некоторые из моих знакомых, работающих на скорой, никогда не проводили ее на практике, хотя нас этому обучают. Сама я хоть и выполняла данную операцию, но делала это лишь однажды, и тогда пациент был без сознания. В этот раз мужчина смотрел на меня взглядом, в котором читался немой вопрос: «Неужели этот вздох последний в моей жизни?» Такой взгляд нам меньше всего хочется видеть. Дыхание пациента в тот момент было очень поверхностным. Его легкие не могли двигаться из-за переизбытка воздуха.

– Я должна сделать это сейчас, – пришлось объяснять мне. – У нас нет времени, чтобы довезти вас до больницы. Я вставлю вам в грудную клетку шприц и уберу избыточное давление в легких. – Так сделайте это, – только и смог ответить мой собеседник Я использовала самую большую иглу, которая только имелась в нашей аптечке, – около 8 см в длину. Укол такой иглы, конечно, очень болезнен, но эта боль ничто по сравнению со страданиями мужчины. – Смотрите в потолок, – сказала я внешне уверенным голосом. Но про себя думала: «Лиза, ты не имеешь права на ошибку». Я вставила иглу таким образом, что она проходила через ребра к стенкам грудной клетки там, где скопился воздух. Сразу же послышалось долгожданное шипение, говорившее о том, что воздух по игле выходит из грудной клетки. Этот звук сказал мне о том, что я верно оценила ситуацию. Диагноз был поставлен правильно. Теперь с каждым новым вдохом мужчина чувствовал себя все лучше. С помощью иглы давление в груди удалось снизить. Я посчитала количество вдохов и выдохов – оно уменьшалось. Это тоже хороший знак. Сказать, что я почувствовала облегчение, значит не сказать ничего. Я посмотрела на лица своих коллег: они посветлели. Боль у мужчины постепенно уменьшалась. Но, снизив давление, мы лишь выиграли время. Теперь пациенту требовалось провести дренирование – операцию по удалению воздуха из легких путем прокола грудной клетки, которую делают лишь в больнице. Это надо было сделать в течение нескольких минут. Я открыла дверь машины, намереваясь быстро переговорить с матерью мужчины. Старушка рыдала навзрыд. Она не была посвящена во все секреты только что завершившейся маленькой операции и думала, что случилось худшее. – Он умер, да? – спросила она. – Нет. Ему немного лучше. Но нужно ехать в больницу, – ответила я. – Я не переживу смерти второго сына! Я не вынесу этого! – говорила она всхлипывая. Я понимала ее опасения. Но времени не оставалось. Поскольку у дома не было входной двери, женщина не могла поехать с нами и вынуждено осталась присматривать за мальчиком. Поэтому мы завели машину и помчались. У дверей больницы нас встретил доктор. Пока мои коллеги вытаскивали из машины носилки с пациентом, я кратко рассказал ему о ситуации. Мой собеседник был недоволен.

– Зачем вы использовали шприц? – резким голосом спросил он. – В большинстве случаев легкое, пережившее коллапс, восстанавливается самостоятельно. – Мужчине стало легче, – твердо ответила я, хотя в тот момент и стала сомневаться в правильности своего решения. Тем не менее я осознавала, что у пациента был не просто коллапс легкого: увеличившись в размерах, оно давило на сердце. Работа на этом вызове была окончена, и я пошла выпить кофе, все еще озадаченная мнением доктора. Вернувшись, я узнала, что во избежание худшего мужчину сразу же отправили на операцию. Медики были вынуждены делать дренирование сразу, даже не тратя времени на местную анестезию. Операция способствовала выходу воздуха более эффективно, чем игла. Уезжая на следующий вызов, я столкнулась с доктором, сомневавшимся в правильности использования иглы. – Вы были правы. У вас не было времени на рассуждения, – сказал он. После этого врач, стараясь показать, что он на самом деле очень приятный человек, хитро подмигнул мне. Когда мы привезли мужчину в больницу, у него был вполне нормальный вид, поэтому доктор не мог знать, что всего за несколько минут до этого пациент находился на волосок от смерти. Беда состоит в том, что врачи, работающие в больницах, не представляют себе, в каких условиях приходится трудиться бригаде скорой помощи или, если говорить точнее, что значит оказывать медицинскую помощь вне стационара. В их распоряжении всегда есть хороший свет, все вокруг стерильно чисто, а под рукой имеются сложные инструменты и люди, знающие, что делать. Они не знают, как это осматривать людей под оглушительный рев проезжающих мимо машин. Или как спасать человеку жизнь под взглядами полусотни зевак, постоянно задающих тебе «очень важные» вопросы вроде «Милая, вы собираетесь везти его в больницу?» или «Разве женщине можно водить машину скорой помощи?». В дальнейшем мужчина полностью поправился. Позже одна из медсестер этой больницы рассказала мне, что его мать действительно пережила трагедию. К сожалению, ее старший сын умер в том же доме в возрасте 45 лет от сердечного приступа. Наблюдая за тем, что происходило на ее глазах, она, должно быть, думала, что снова повторяется самый страшный кошмар ее жизни.

Опасная близость

На улице было темно и ветрено. Мы с моим коллегой Энди не имели ни малейшего представления о том, кто и зачем вызвал нас сюда. Нам лишь сообщили номер квартиры в небольшом доме. Такое иногда случается: люди звонят по номеру 999, говорят адрес и вешают трубку. Они сделали свое дело и не хотят больше быть с этим связаны. Входная дверь в квартиру была распахнута настежь. На диване в гостиной, наклонившись вперед, сидел мужчина. У него было спортивное телосложение и ему было около 40 лет – настоящий качок с очень непрезентабельной внешностью: нечесаный, небритый, одетый лишь в трусы, подпоясанные ремнем. Наиболее характерной чертой мужчины являлась покрытая густыми волосами спина. Прямо перед ним стоял журнальный столик со стаканами, пепельницей и парой бутылок водки. Одна из них, стоявшая ближе к хозяину квартиры, была пуста, другая выпита наполовину. Мужчина безотрывно следил за нами, однако продолжал молчать. По его внешнему виду мы поняли, что он сидит тут уже несколько часов, выпивая рюмку за рюмкой. Я попыталась заговорить с ним, задавая обычные вопросы: «Как вы себя чувствуете?» и «Что Вас беспокоит?». Но ответа не было. Мужчина просто сидел и молчал, смотря на столик перед собой. Это был трогательный, но грустный взгляд. И к тому же достаточно мрачный. Я присела перед ним на колени. От пациента сильно пахло алкоголем. Может быть, мне удастся из него что-то вытянуть. Энди остался стоять на месте, в его глазах отражался немой вопрос: «Что же нам делать, Лиза?» Я уже начинала задумываться о том, каким должен быть наш следующий шаг, как вдруг мужчина заговорил. Он качался взад-вперед, был сильно взволнован, не смотрел на нас и едва ли что-то соображал. Пациент говорил не таким голосом, каким обычно ведут разговор. К тому же он бормотал и произносил слова с сильным акцентом, поэтому понять его речь было очень сложно. Наконец мы смогли разобрать что-то про «голоса». – Они поселились во мне… они не любят меня… я причиню вам боль… убейте меня… – говорил он. О боже! Эти обрывки предложений сами по себе характеризовали мужчину как человека, который не в себе. И это очень страшно. За годы работы ты учишься распознавать эти сигналы: при пристальном взгляде в глаза мужчины становилось понятно, что он представляет опасность как для самого себя, так и для любого, кто попадется ему на пути. И практически в тот же момент, когда до меня дошло, что передо мной неуравновешенный человек, имеющий проблемы с психикой, я кое-что заметила. Это был нож, большой нож, вероятно, предназначенный для хлеба. Бормоча, мужчина крутил его в руках. Смотря пациенту в лицо, я не видела его оружия, поскольку он прятал руки под столом. Черт. Я посмотрела на Энди, зная, что он тоже все видел.

– Не волнуйтесь, пока мы рядом, с вами ничего не случится, – сказала я мягким голосом, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации, и решила, что попробую самый мягкий подход из возможных. Это лучший вариант. – Почему бы вам не положить нож на стол, и тогда мы сможем помочь? – спросила я. Голос не выдал меня. Про себя я молилась, говоря, «пожалуйста, пожалуйста, только бы у нас получилось». Удивительно, но моя тактика сработала. Мужчина положил нож на стол, взял пачку сигарет и закурил. Отлегло. Затем последовала новая порция непонятной ерунды, полной бессмыслицы. Но теперь мы уже увидели свет в конце тоннеля. Энди не тратил времени попусту. Он взял лежавшую на столике зажигалку, сказав мужчине: «Держи огонек, дружище». В тот момент, когда наш пациент поднес сигарету, чтобы прикурить, я смогла наклониться, прикрыть нож рукой и отложить его подальше. Затем я забрала его. – Энди, я быстро выйду, посмотрю, не приехала ли еще одна бригада, – сказала я, пряча нож у себя. Выйдя на улицу и открыв машину, я бросила нож между сиденьями: возможно, как улика полиции он не пригодится, но я не могла оставить его на улице, пусть даже и выбросив в мусорный ящик. Потом трясущимися руками я достала рацию и попросила полицейских срочно помочь нам. Я говорила спокойным голосом, но сама еще не пришла в себя. Мои колени продолжали дрожать. Было понятно, что это еще не конец истории. На столе в комнате стояли две бутылки водки, а в руках сумасшедшего, который в любой момент может окончательно слететь с катушек, это грозное оружие. Я вернулась. Мужчина немного успокоился: он не искал нож и не спрашивал, куда он делся. Итак, с ситуацией удалось справиться. У нас с Энди получилось найти правильные слова и убедить хозяина квартиры поехать с нами в больницу. Мы даже попытались уговорить мужчину одеться: на стуле, стоявшем рядом с гостиной, лежали куртка и брюки, но он оставил наши усилия без внимания. Взяв полураздетого и босого больного под руки, мы вывели его из квартиры. Но едва мы вышли на улицу, как увидели, что машины на улице встали в пробку: приехала полиция. Автомобиль двигался тихо, я попросила диспетчера, чтобы сирены были отключены, иначе мужчина мог запаниковать. И конечно, случилось именно то, чего мы ожидали. Увидев полицию, качок оттолкнул нас и стал кричать. – Зачем здесь они?! Почему полиция?! Мы не могли просто так передать его в руки служителей закона, произошел бы скандал. Однако по какой-то необъяснимой причине мужчина, казалось, доверял нам с Энди, и мы этим воспользовались.

– Все в порядке, дружище, они и пальцем тебя не тронут, – сказал мой коллега. Мужчина снова позволил взять себя под руки и довести до скорой. Полицейские посторонились, давая нам сделать свое дело. Успокоившись, мужчина послушно сел в машину. Слава богу, больница находилась за углом. Мы быстро доехали туда в сопровождении полиции и передали его врачам, не связанные больше никакими обязательствами и испытывающие облегчение оттого, что все так мирно закончилось. Закончилось для нас. Нам удалось перевести ситуацию в мирное русло, но позднее она вышла из-под контроля. Ночью в тот день мужчина окончательно слетел с катушек, выбежав на парковку больницы, и угрожал всем, кто пытался усмирить его. В конце концов его изолировали и отправили в психиатрическую лечебницу. Так проявляется острый психоз. Ранее у мужчины была диагностирована шизофрения. Он регулярно пил необходимые препараты, и все было хорошо до того момента, пока он не принял худшее из возможных в его положении решений – уйти в запой. Сложность с приемом лекарств для лечения психических заболеваний состоит в том, что, когда они дают реальные улучшения, люди начинают думать, будто могут обходиться без них, такова человеческая природа. И пациенты прекращают принимать их. Так начинается ухудшение. А употребление алкоголя приводит к обострению. Если бы мы знали, что у мужчины есть нож, то даже не стали бы заходить к нему домой: обезвреживать таких людей – работа полиции. Но, входя в квартиру, мы даже не подозревали об этом. Однажды, через несколько месяцев после этого случая, уходя с работы я столкнулась с одним из полицейских, бывших тогда в наряде. – Я помню, что именно вы забрали нож у того огромного турка, – сказал он. Затем мой собеседник поведал мне о том, как после данного происшествия написал письмо нашему начальнику, где назвал наши с Энди действия очень профессиональными. – Вам действительно удалось успокоить этого мужчину, – добавил он. – Спасибо, – ответила я, делая себе пометку не забыть передать Энди благодарность. Этот вызов был не из тех, с которыми хочется сталкиваться каждый день, не правда ли, дорогие читатели?

Выживший

У входа в торговый центр меня ждали двое охранников. Они помогли мне отнести оборудование, но всю дорогу пока мы шли в мужской туалет в дальней части здания, оставались мрачными и молчаливыми. – Чтобы добраться до мужчины, нам пришлось выбить дверь, – серьезным голосом сказал один из них. – Там мы нашли упаковку от шприца и сам шприц, торчавший у него из вены. Один из моих коллег нашел в кармане у мужчины проездной, и нам, по крайней мере, удалось узнать его имя. Охранник вздохнул, расстроившись из-за того, что какой-то потерявший сознание наркоман омрачил его безмятежный день. Пострадавшего звали Шон, и он лежал на полу в так называемой «спасательной позиции» – положении, применяемом для безопасного возвращения сознания у людей, позволяющем не захлебнуться рвотой и исключающем физические повреждения: человек лежит на боку, руки под головой, ноги согнуты. Ему было слегка за двадцать, он был одет в простую одежду и немного не брит. Меня больше всего волновало то, что парень был сине-фиолетового цвета – в его кровь, а значит, и в мягкие ткани, поступает недостаточно кислорода: в медицине это называется цианоз. Он дышал самостоятельно, пусть и очень медленно. Однако этого было недостаточно, чтобы парень находился в сознании. Оба зрачка были сужены. Я позвонила в диспетчерскую, попросила прислать на место еще бригаду скорой и опустилась на колени, чтобы помочь пострадавшему. Один из охранников помог мне перевернуть Шона на спину, и я, подняв ему голову и открыв рот, вставила пластиковую трубку для искусственной вентиляции легких – в медицине она называется «эндотрахеальная трубка для оральной интубации». Это приспособление оставит дыхательные пути открытыми и не даст языку закрыть их, в противном случае язык перекроет Шону дыхательные пути, что приведет к полной остановке дыхания. Охранник также помогал мне держать кислородную маску над носом и ртом Шона. Я приготовилась быстро сделать пострадавшему укол «Наркана» и нейтрализовать действие героина. Чтобы ввести инъекцию в нужное место – предплечье, – мне пришлось полностью отрезать рукав его тренировочного костюма. После попадания в организм препарат начинает действовать постепенно – это именно то, что нужно. В такой ситуации меньше всего хочется, чтобы через некоторое время героин снова влиял на человека. Побочный эффект «Наркана» состоит в том, что если пациент быстро приходит в себя, то у него начинается рвота. Препарат начал действовать. Шон стал дышать чаще, его зрачки расширились, а цвет кожи постепенно стал нормальным. Используя дыхательный мешок и кислородную маску, я стала закачивать в легкие кислород, чтобы он мог свободно дышать.

В этот момент на место приехала бригада скорой, которая привезла носилки, и мы были готовы отправить парня в больницу. Препарат начал работать. Пациент очень быстро пришел в сознание, встал и огляделся вокруг. – Что, черт возьми, здесь творится?! – сурово спросил он. Затем парень посмотрел на рукав своего костюма. – Нифига себе, что вы сделали с моей одеждой?! Она досталась мне по блату, не понимаете, тупицы?! – кричал он. Ну, приехали, снова-здорово! Вежливостью тут и не пахнет. Мы спасли парню жизнь, а он переживает за свой тренировочный костюм! – Все в порядке, Шон. Тебе было очень плохо, ты едва дышал, и мы пришли на помощь. Веди себя спокойнее, – ответила я. – Тупицы! – выпалил он и попытался уйти, шарахаясь то в одну, то в другую сторону, бубня себе под нос различные оскорбления в наш адрес. Один из медиков попытался убедить парня в том, что сейчас ему лучше всего отправиться в больницу. – Я только что оттуда! – сказал Шон. – Думаете, я поеду с вами, чтобы потратить свое время в этой дыре? О, неужели его только что выписали из больницы? – В какой больнице ты был, Шон? – спросила я. – Вы не понимаете! Утром меня выпустили из тюрьмы! – закричал он. Теперь я все поняла. Скорее всего, Шон длительное время употреблял героин. Вероятно, находясь в тюрьме, он не кололся, и сегодня, в первый день на свободе, решил устроить себе праздник. Достав героин из заначки, парень ввел себе ту дозу, которую считал правильной. Но он не учел того, что его организм полностью отвык от наркотиков. Поэтому доза оказалась слишком большой, а переносимость героина понизилась, и он оказался еще более восприимчив к одному из эффектов наркотика, которой приводит к замедлению дыхания или полной его остановке. Врачи скорой помощи знают, что у наркоманов со стажем, которые выходят из тюрьмы, это случается довольно часто. – Шон, можно мы сделаем тебе еще один укол «Наркана», чтобы полностью очистить твой организм? – спросила я. Героин действует на людей дольше, чем «Наркан», поэтому парень мог снова легко потерять сознание. Но как это обычно бывает в таких случаях, Шон наотрез отказался делать укол. – Нет! Почему я должен вас слушаться, тупицы?! Оставьте меня в покое! Вы уже испоганили мой костюм! Отстаньте от меня! – орал он.

Затем парень оттолкнул нас и бросился во всю прыть от охранников в сторону набитых битком павильонов торгового центра. Мы не пытались догнать Шона, хотя знали, что его жизнь все еще находится в опасности. Работники скорой помощи не имеют права лечить или удерживать людей без их согласия. Поэтому мы стали собирать оборудование. Подобные истории расстраивают медиков, но нам время от времени приходится сталкиваться с ними. Мы можем только надеяться, что если Шон снова потеряет сознание, то это кто-нибудь увидит и позвонит по номеру 999.

Дэррил Не знаю, благодарить мне судьбу за то, что я работала в тот вечер в одной бригаде с Саймоном, или нет. На дорогах было достаточно много машин, а мы мчались в самый захудалый квартал. Мы с моим коллегой старые друзья, много раз ездили туда на вызовы и никогда не видели ничего хорошего: наркотики, насилие или поножовщина – все виды преступлений, какие не назови, повидало это место. После драки или какой-то ссоры мужчина потерял сознание, вот и все, что мы знали. Полицейские были уже на месте. В квартире находилось всего двое – парень, которому было чуть за двадцать, и его мать. В экстренную службу позвонили соседи семьи, услышав особенно сильную ругань. – Мы хотели поговорить с парнем, но он неожиданно потерял сознание, находясь в спальне, – объяснял нам полицейский сложившуюся ситуацию, пока мы были в прихожей. Какой бы ни была ситуация, нужно было сначала осмотреть пациента, понять, дышит ли он. В спальне уже находились двое полицейских, которые безуспешно пытались привести его в чувство, я слышала их голоса через открытую дверь. Мать мужчины выглядела взволнованной: она курила так много, как будто от этого зависела ее жизнь. – Я думаю, что мой сын принял какие-то лекарства, – тихо сказала она. – Какие? – Не знаю. Наконец нам разрешили пройти в комнату. Дэррил лежал на кровати лицом вниз и был одет лишь в кроссовки и джинсы. Пока мы раскладывали свое оборудование, парень неожиданно пришел в себя, вскочил, постоял на одном месте, оглядел комнату безумным взглядом, и увидев, что вокруг собрались люди в униформе, а еще несколько человек заглядывают в дверь, больно ударил меня в грудь и прижал к выходу. Полицейские бросились вперед и схватили парня. Казалось, он немного успокоился. – Простите, – сказал Дэррил.

Затем он посмотрел на меня – единственную женщину в комнате. – О боже, я не осознал, что ты принадлежишь к слабому полу, милашка, – сказал парень. Если он пытается очаровать меня, то, по крайней мере, я могу воспользоваться этой ситуацией. Пока я и Симон обследовали парня и задавали ему обычные вопросы, он был в хорошем настроении. Дэррил сказал, что выпил несколько кружек пива, но отрицал то, что принимал какие-либо наркотики. Парня все еще беспокоило присутствие в комнате полицейских, на любой вопрос служителей правопорядка он отвечал резким тоном. К тому же в его глазах был заметен зловещий блеск, во взгляде читалось: «В этой комнате находится мой враг, одно неверное движение, и я разобью ему лицо». Пульс Дэррила под действием принятых им препаратов учащался. – Думаю, нам необходимо отвезти тебя в больницу для повторного обследования, – сказала я. Обычно это означает, что человек находится в тяжелом состоянии. Дэррил же чувствовал себя хорошо. – Нет, мне это не нужно. Я в порядке. Мне нужно идти на одну встречу, – сказал он. Время уже перевалило за час ночи. – Послушай, Дэррил, – начав говорить сладким голосом, заигрывала с ним я. – Разве встреча не может подождать до завтра? Тебе же важнее твое здоровье, правда? Парень вел себя со мной довольно дерзко, можно сказать, даже флиртовал, и я играла на его самолюбии, поскольку понимала, что так, вероятно, смогу контролировать его эмоции. Саймон тоже решил подключиться к уговорам. – Все будет в порядке, брат, тебе же не будет от этого хуже, – говорил он. Дэррил замешкался: он смотрел то на нас, то на ненавистного мужчину в полицейской форме. – Да, хорошо, я поеду, – сказал он, оглядев меня с головы до ног. – Если я буду с тобой, дорогая, то мне ничего не страшно. Естественно полицейские предложили свои услуги по сопровождению нашей машины. Посмотрев на Дэррила (его взгляд снова стал зловещим), я решила отклонить его. – Нет, мы доедем сами. Ты же будешь вести себя хорошо, Дэррил? – спросила я парня. Он улыбнулся. Мне следовало бы принять дополнительные меры предосторожности, но я этого не сделала. День был очень тяжелым, и я

устала. Уже после случившегося, анализируя поведение Дэррила, я поняла, что его улыбка означала: «Наконец-то я остался один». Но в тот момент я не осознавала этого. Полицейские, получив вызов на место драки, сели в машину, и уже через секунду их и след простыл. Саймон спустился к скорой, открыл двери и сел на водительское место. Когда мы с Дэррилом тоже забрались в автомобиль, парень заметил, что Саймон укладывает оборудование, но по какой-то причине стал вести себя так, будто никогда раньше в жизни его не видел. Еще одна черта, которая должна была насторожить меня. – Что он здесь делает? Кто он? – резким голосом спросил парень. Я терпеливо объяснила, что Саймон – мой коллега и друг, и это, кажется, немного успокоило моего пациента. Но его злобный взгляд все также можно было прочитать на лице. Чтобы отвлечь внимание парня, я начала измерять ему давление и пульс, который оставался очень частым. – Дэррил, ты точно уверен, что не принимал сегодня никаких лекарств? – настойчиво продолжала я задавать этот вопрос. Такая тактика обычно приносит необходимые результаты. – Да, видишь ли, у меня депрессия, – признался мой собеседник. Далее парень рассказал мне, как он занимается самолечением, употребляя гашиш, амфетамин, а также пьянствуя. – Доктор прописал мне транквилизаторы, но я не думаю, что они помогают, – добавил он. Часть пути мы разговаривали довольно вежливо. Парень флиртовал со мной, но я заверила себя, что в этом нет ничего плохого. Мы проехали половину дороги, и я уже успела поздравить себя с тем, что мне удалось успокоить парня. Вдруг неожиданно Дэррил расстегнул свой ремень, развернулся и сел на носилки прямо рядом со мной. Он не отрываясь смотрел мне в лицо и давил мне на плечи, прижав меня к себе так близко, насколько это было возможно. У него были сильные руки и крепкая хватка. Уже через несколько секунд я начала опасаться за свою жизнь. – Ты не против, если я буду держать тебя вот так? – спросил Дэррил, смотря на меня с вожделением, дыша мне в лицо алкогольным перегаром. Выражение его лица изменилось: смазливый парнишка превратился в грозного охотника. Я усиленно искала выход из создавшегося положения. «Спокойно, Лиза, – говорила я себе. – Скажи нужные слова, и все будет в порядке». – Тебе стоило бы сесть обратно на свое место, Дэррил, – проговорила я. – Если Саймон резко затормозит, ты упадешь отсюда. – К черту Саймона! – в голосе парня отчетливо слышалась ненависть.

Упс! Упомянуть имя Саймона в разговоре было глупо с моей стороны. Дэррил крепче сжал меня в объятиях. Сейчас он смотрел на меня со вполне очевидным сексуальным желанием, и на какое-то время я растерялась. Саймон должен был заметить, что мы поменялись местами, но в стекле заднего вида обзор ограничен. – Давай, садись на свое место передо мной, – я из последних сил пыталась отбиться от Дэррила. – Я хочу сидеть здесь, рядом с тобой, – ответил он, одновременно пытаясь дотянуться и потрогать мою грудь. Инстинкт, конечно, подсказывал мне, что я должна оттолкнуть своего ухажера. Но он был сильным, гибким и к тому же бог знает что выпил. После его следующего движения я почувствовала сильную боль в животе. У меня было желание позвать Саймона, но этим я могла лишь усилить агрессию Дэррила. Кто знает, на что еще он способен. – О, какая ты хорошенькая, как раз в моем вкусе, – сказал он, трогая мою грудь. Теперь парень пытался наклонить мою голову к себе и поцеловать. Я старалась из последних сил не допустить этого, одновременно пытаясь найти выход из создавшегося положения. Должно быть, мы уже почти приехали на место. Вот-вот что-то должно было произойти. «Все в порядке, Лиза», – сказала я сама себе, решив использовать элемент неожиданности. В тот момент, когда Саймон заезжал на парковку перед отделением скорой помощи, я резко подскочила к двери машины, вырвавшись из объятий Дэррила. Буквально через секунду после того, как мы остановились, я открыла дверь. – Сегодня в больнице очень много пациентов. Пойду узнаю, есть ли для тебя здесь место, – сказала я Дэррилу, вылезая из машины, а затем стрелой понеслась в отделение скорой помощи. Мое сердце стучало как бешеное. Мне очень повезло. Еще одна минута, и все могло бы закончиться очень плохо. Когда я подошла к охране отделения и коротко объяснила ситуацию, то у меня продолжали трястись колени. – Уверена, что этот парень может быть довольно опасен, – добавила я. Сотрудник службы безопасности уже достал рацию, чтобы вызвать подкрепление, как вдруг в отделение скорой помощи влетел Дэррил, кричавший во все горло: – Я убью кого-нибудь, черт побери! Теперь парень превратился в законченного маньяка, ревущее животное и окончательно слетел с катушек. К нему подбежали несколько охранников, а также пара медсестер, которые шли за ним следом и поспешили помочь. Дэррил продолжал орать.

– Я убью эту чертову сволочь! – кричал он. Произошла потасовка, но охранникам удалось усмирить парня и удерживать его до приезда полиции, прибывшей через несколько минут. Мы с Саймоном видели, как полицейский автозак с обезумевшим Дэррилом отъезжает от здания больницы. Потом мы вернулись в свою машину заполнять бумаги и готовиться к следующему вызову. – Саймон, мне нужно было предвидеть такое развитие событий, – сказала я, пока мы ожидали сигнала от диспетчера на новый выезд. – Ты могла бы понять, что этот парень опасен, просто взглянув ему в глаза, – ответил мне коллега. К сожалению, мудрость не всегда приходит с возрастом.

Это не часто происходит с фельдшером скорой помощи Щекотливый момент «Человек потерял сознание за закрытыми дверями». Причиной вызова с такой формулировкой может быть все, что угодно. Достаточно стандартной является ситуация, когда друг или родственник человека не может ни достучаться, ни дозвониться, а потом оказывается, что хозяина квартиры нет на месте. В таких случаях нам приходится выбивать дверь или влезать в окно, чтобы попасть в чей-то дом, где мы, вероятно, найдем пожилого человека без сознания. Иногда мы обнаруживаем трупы. Это ужасно, особенно в тех случаях, когда тела лежат в квартире месяцами, до тех пор пока кто-нибудь не учует специфический душок и не поймет, что здесь что-то не так. Летом трупный запах может быть особенно невыносим: жара ускоряет процесс разложения, а мухи, желающие полакомиться останками, непрерывно залетают в окна. Даже зимой, если в доме включено отопление, а окна закрыты, запах все равно жуткий. Ты можешь удалить его с одежды, куда он словно бы въедается после таких вызовов, но не всегда получается полностью стереть из памяти образ гниющего человеческого тела. Сегодня я работала на своей машине, и дом, куда нужно ехать, был мне знаком: по этому адресу располагается заведение наподобие хостела, где людям дают спальное место и завтрак, его основными клиентами являются алкоголики. У входа меня ждал Энди. Именно он и позвонил в экстренные службы. Мужчина выглядел взволнованным. – Здесь живет мой друг, его зовут Дэнни. Дверь его комнаты заперта на ключ. Обычно мы закрываем двери комнат друг друга на щеколду, чтобы можно было входить и выходить поодиночке. Я вышел в магазин, чтобы

купить себе немного пива, а когда вернулся, дверь оказалась заперта. Внутри работает телевизор, но мой друг не отвечает. Он не говорил мне, что собирается уходить. Дверь в небольшую комнату Дэнни не была самой неприступной в мире: она выглядела так, будто ее уже несколько раз ремонтировали: раму точно чинили не единожды и замок на ней стоял очень хлипкий. Я постучалась и позвала хозяина комнаты – ответа нет. Телевизор и вправду работал, но больше никаких признаков того, что там кто-то есть, не было. – Вы уверены, что Дэнни не выходил? – еще раз спросила я Энди. – Да, – ответил тот. – Я проверил это на ресепшен. Мой друг в комнате. Я уверен. Я тоже была почти уверена, что Дэнни находится в комнате и лежит без сознания. Или случилось худшее. Я связалась с диспетчером, попросила его на всякий случай прислать на адрес полицию и сказала, что буду выбивать дверь. Раз, два, три, удар – дверь распахнулась, и мы оказались в заваленной вещами, довольно грязной с запахом сырости комнате, в которой уместились одна кровать и столик. Хотя на дворе была уже вторая половина дня, занавески на окнах оставались плотно закрыты. На диване ясно виднелся силуэт человеческого тела. Я раздвинула занавески и увидела Дэнни: он был жив, сидел сгорбившись и молчал. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, в каком состоянии находился постоялец номера. Мы были немного шокированы, если не сказать больше. Дэнни был наполовину раздет. У его ног лежали сваленные в кучу джинсы и грязные трусы. Нет ничего удивительного в том, что он закрылся на ключ. Парня застали в один из пикантных моментов его жизни. Вокруг лежали использованные бритвы и пустые банки из-под пива. Причиной жалкого состояния Дэнни был припадок. Мужчина находился в сознании, но не мог говорить или реагировать на действия окружающих каким-либо другим способом. В его глазах я прочитала, что он очень расстроен. Затем наступил самый комичный момент: в комнату вошли двое полицейских. Возникла короткая пауза, пока они пялились на голые ноги Дэнни, его грязное нижнее белье, неожиданную пикантную сцену, осознавая, что происходит. – Батюшки, – сказал один из них, не в силах удержаться от едкого замечания. – Какая нелепая смерть, не так ли? Но Дэнни не умер. Я накрыла ему ноги одеялом и начала осмотр, пытаясь определить, что случилось. Тело мужчины наклонилось в одну сторону, лицо покривилось. Одна сторона тела ослабла. – Думаю, у него был инсульт, – сказала я собравшимся в комнате. Позднее я пожалела о том, что не нашла слов получше. Было видно, что они находили ситуацию достаточно комичной. У меня тоже есть чувство юмора, но я понимала, что Дэнни, несмотря на свое плохое

самочувствие, осознает, что происходит вокруг, и глубоко расстроен той злой шуткой, которую сыграло с ним тело в этот щекотливый момент. Поэтому я попросила полицейских выйти и позволить оказать пострадавшему помощь. Энди последовал их примеру. Я измерила Дэнни давление, пульс и уровень сахара в крови, параллельно говоря мужчине, что мы отвезем его в больницу и поможем ему, попытавшись определить природу его немного загадочной болезни. Пострадавший мог общаться со мной, моргая один раз, если хотел сказать «да», и два раза, если отвечал «нет». Таким образом, мне удалось получить немного информации о его здоровье. После этого я поставила ему капельницу и взяла анализ крови, чтобы его можно было исследовать, когда Дэнни будет в больнице. Пока я искала какие-нибудь рецепты и лекарства, мне даже удалось немного прибрать комнату, собрав весь мусор в одну кучу. Наконец приехали мои коллеги, и мы перевезли Дэнни в машину скорой помощи. Выйдя на улицу, я попрощалась с Энди, который обещал мне, что приедет в больницу проведать друга, «как только посмотрит футбольный матч». Хотя было понятно, что под этим он подразумевал фразу, «как только я выпью все пиво, лежащее у меня в комнате». Но, вызвав нас, он уже позаботился о своем приятеле. И это самое главное. Никто из нас не сказал больше ни слова о том, в какой обстановке мы нашли Дэнни. Были улыбки и удивленно поднятые брови, но все подробности остались в тайне. Если Дэнни поправится – а я надеюсь, что это произойдет, – они с Энди будут вспоминать эту историю за кружкой пива, а потом она сотрется из памяти. Порой реальная жизнь гораздо смешнее всех передач, которые можно увидеть по телевизору.

Родовые схватки Она сидела на тротуаре напротив паба рядом со своей подругой. Обе дамы были довольно крупные, возрастом лет 35 или около того. В этот день после обеда мы приехали на вызов на улице Хай-стрит в Норбери, районе на юго-востоке Лондона. «У женщины на 40-й неделе беременности начались схватки», – сообщил нам диспетчер. Когда мы остановились напротив женщин, обе резко встали. – Хм, для женщины, у которой начались схватки, она встала, по-моему, довольно легко, – сказала я своему коллеге Джино, когда мы вылезали из машины. – Согласен. Она поднялась как-то слишком легко, – ответил он. Затем, пока мы подходили к женщинам, более полная из них, которая, вероятно, и должна была стать матерью, посмотрела вокруг и громко сказала:

– Ну, уж это докажет им, правда? – Что вы имеете в виду? – спросил Джино. Мы уже начинали подозревать, что здесь что-то не так. Ожидалось, что женщина будет в крайней степени напряжения, а эта дама выглядела так, будто у нее и не было никаких схваток. – Докажу всем людям, которые думают, что я все вру насчет беременности. Вы же подтвердите, что это не так? Я уже представляю лицо своего доктора, когда он увидит меня с ребенком. О боже! Мы с Джино мысленно несказанно удивились тому, что говорила женщина. – Кто же сомневается, что вы беременны? – спросила я. – Все. В том числе и мой муж. Он говорит, что я слишком толстая, – ответила наша собеседница. Мужчина попал в точку. Его жена серьезно страдала от ожирения, у нее был огромный живот. – Можете ли вы показать свою медицинскую карту? – спросила я. Большинство беременных носят с собой свои медицинские карты. Врачи советуют так делать на случай, если начнутся схватки или понадобится срочная госпитализация. – У меня нет с собой никакой карты, не так ли, подруга? – ответила женщина. – Хорошо. Давайте мы отведем вас в машину для осмотра, – проговорила я, делая Джино знаки, чтобы он помог мне. – Они не верят, что я беременна, – снова повторила женщина. Для нее данная фраза, похоже, была чем-то вроде мантры. – Хорошо, у вас есть что-то, что может подтвердить беременность? Вы сдавали тест? – поинтересовалась я. Ответа не было. Внезапно лицо женщины исказила гримаса боли. – Ойййй! – застонала она, поглаживая свой живот. – Оооох! Я сейчас рожу! Все это выглядело так, словно находясь здесь, в машине скорой, женщина чувствовала себя обязанной симулировать схватки. Эта сцена была крайне неправдоподобной, ненастоящей. Но мы не могли просто взять и уехать. Неважно, насколько странной казалась ситуация, женщина и вправду могла оказаться беременной. Подруга нашей пациентки – рыжеволосая женщина в облегающем топе и легинсах какого-то грязно-коричневого цвета – помогла «беременной» сесть в машину. Затем она знаками отозвала меня в сторону.

– Знаете, моей подруге не верит даже ее собственный муж. Но я мать пятерых детей и, если встречу прохожую на улице, могу точно сказать, беременна она или нет. Так вот у подруги точно будет ребенок, – сказала она. Спасибо за пояснения. Это забавно, но, похоже, схватки прекратились. Подруга нашей пациентки сидела с чувством выполненного долга и улыбалась, смотря на «беременную». Джино предпринял еще одну попытку получить нужные нам данные, зайдя с другой стороны. – Вам делали УЗИ? – спросил он «беременную». Тут очень быстро последовал новый неожиданный для нас ответ: – Вы же знаете, что ребенок может находиться за органами, – ответила она. Безусловно, так бывает. Любой медик знает, что двухкилограммовый малыш может лежать за печенью матери, играя с ним в прятки. Но все ли дети так делают? Я терпеливо пыталась выудить хоть что-нибудь, задавая женщине вопросы. – Вы сдавали тест на беременность? Тишина. – Вы делали анализ крови? – Посмотрите на меня! – закричала пациентка, поглаживая себя по животу. – Неужели вы хотите сказать мне, что я не беременна? Подождите, скоро мой доктор увидит ребенка. – Ваша подруга не является его отцом, не так ли? – спросил Джино, думая, что юмор как нельзя лучше подходит для этой ситуации. Женщина засмеялась. Ее подруга тоже прыснула. – Нет, отец ребенка – мой муж, – ответила более полная женщина. – Но он говорит, что я толстая. Скажите, это правда? – Нет, – пролепетала я. Если все было так, как я думала, то лучше всего свести все к шутке. – Я не толстая и каждый день прохожу по несколько километров. Это все, – она показала на свой живот, – из-за ребенка. Так мы никуда не продвинемся. Внезапно у женщины начались новые схватки, она стала стонать и поглаживать живот, словно успокаивая своего неродившегося ребенка. У меня появилась замечательная возможность разгадать тайну – я быстро приложила руку к ее животу. Было понятно, что если бы схватки были настоящими, то он бы сильно колебался. Однако живот был мягким, его состояние – вполне обычным. – Ваш живот достаточно мягкий, – сказала я ей.

– Схватки прошли, – коротко ответила женщина. Обескураженные, мы с Джино выполнили обычные медицинские процедуры, померив пациентке пульс и давление. Все было в норме. Но что делать дальше? Будет ли глупостью везти женщину в родильный дом. Данные свидетельствовали о том, что у нее что-то вроде ложной беременности. Ситуация осложнялась еще и тем, что пациентка не приписана ни к одной поликлинике, у нее нет с собой медицинской карты и, самое главное, она не была беременна! Оставив двух подруг в машине, мы с Джино вышли на улицу, чтобы быстро обсудить ситуацию. Мой коллега сказал, что единственный выход – везти женщину прямо в больницу. Врачи поймут, что с ней делать. Я удивилась: неужели это все, чем можно помочь в данном положении? В моей практике никогда раньше не было ничего подобного. Уверена, что и мои приятели-врачи с таким никогда не сталкивались. Правда состоит в том, что отсутствие у женщины беременности – это лишь мое мнение. Чтобы подтвердить это, ей требуется пройти полное обследование у квалифицированного специалиста; необходимо, чтобы слова «вы не беременны» произнес другой врач. После этого пациентке понадобится психологическая помощь. Поэтому мы решили, что лучше позвонить в родильное отделение больницы и рассказать врачам о наших подозрениях. – Я приехала к женщине, утверждающей, что у нее начались схватки. Однако мне кажется, она не беременна, – объясняла я врачам. – Честно говоря, я не знаю, что делать. Можно мы привезем ее к вам для осмотра? – Не переживайте, приезжайте сюда, – ответили мне. Итак, мы повезли пациентку в родильный дом. Всю дорогу она смеялась. Ее подруга продолжала настаивать на беременности женщины. – Если это не так, то я съем свою шляпу, – говорила она, полностью поверив в фантазию своей «беременной» подруги. Передав пациентку врачу-акушеру, мы уехали готовиться к новому вызову, оставшись озадаченными, но испытав облегчение. Среди суматохи рабочих дней мы никогда не забудем об этом вызове. И конечно, когда я позвонила узнать подробности, то не удивилась сообщению о том, что «беременная» струсила. – Она так хорошо изображала схватки, все тужилась и тужилась, – вздыхая, говорила акушерка. – Но женщина не была беременна. Поэтому через какое-то время она разозлилась и ушла. Позднее, обдумывая эту историю, я пришла к выводу, что здесь осталось очень много вопросов. Я уверена, что персонал больницы передаст информацию о проблемах женщины ее терапевту, так что она получит необходимое лечение. Из тех ли она женщин, что воруют детей? Почему ее подруга была так убеждена в правдивости ее слов? Что думает об

этом муж, совершенно точно знающий истинное положение вещей? Слишком много вопросов. Эта история смешная и грустная одновременно. По какой-то причине женщина отчаянно хотела быть беременной и не могла смириться с тем, что это не так.

Сербитонские страсти Поступил вызов: «45-летний мужчина получил травму ноги в саду перед домом». Что вообще может делать человек в своем саду в Сербитоне, районе на юге Лондона, в три часа ночи? Может, он укачивал ребенка и неудачно упал? Или слишком много выпил? – Может быть еще вариант: мужчина – грабитель? – спросила я своего коллегу Джино, когда мы выезжали на тихую пригородную улицу. На дороге мы увидели женщину, с тревогой смотрящую вдаль. Она была привлекательна: кожа отливала сильным загаром, а из одежды в эту летнюю ночь на ней были лишь майка и шорты. Прежде чем мы успели что-либо сказать, женщина схватила Джино за руку: – Можете ли вы подойти к боковому входу и вести себя очень тихо, пожалуйста? – прошептала она. – Мы не должны никого разбудить. – Это ваш дом? – также шепотом спросил Джино. – Нет, я живу вон там, – ответила женщина, показывая рукой на соседнее строение. Может быть, из своего окна она увидела, как мужчина поранился, и теперь оказывает ему добрососедский жест? Тихо, насколько это было возможно, мы вошли через боковые ворота в сад длиной чуть более 30 метров. Перед входом находилось некое подобие игровой площадки с качелями и горкой. На траве под качелями сидел темноволосый мужчина лет сорока. На нем были только спортивные штаны. Уже издалека было понятно, что у него серьезный перелом – он находился в неестественной позе. Нога пострадавшего была повернута под странным углом, он не мог двигаться и изнывал от сильной боли. – Вы должны помочь мне, – громко прошептал мужчина. – У меня чертовски болит лодыжка. Можете ли вы прямо сейчас дать мне какоенибудь обезболивающее? Обычно в таких случаях мы проводим короткую беседу с пострадавшим, выясняя обстоятельства случившегося. Но казалось, что ни он, ни женщина не хотели давать нам дополнительной информации. – Чем вы занимались? – шепотом спросила я. Затем добавила, надеясь рассмешить кого-нибудь из них. – Неужели вы опробовали качели?

Но женщина ничего не ответила. Повисла неловкая пауза. – Я не знаю. Это как-то само получилось: раз, и голеностоп вывихнуло, – ответил мужчина, вздрагивая от боли и смотря на Джино. – Так у вас есть обезболивающее? – снова спросил он. Все это было очень странно. Обычно в похожих ситуациях невозможно заставить людей замолчать, они рады поделиться произошедшим. Но эти двое подозрительно молчали. Мы дали пострадавшему немного обезболивающего, а затем Джино пошел назад к машине, чтобы принести носилки и бинт; мужчина не мог никуда дойти самостоятельно. Пока мой коллега уходил, я шепотом задала несколько стандартных вопросов и получила некоторую информацию. Затем мы наложили шину на поврежденную лодыжку, зафиксировав ее. Мы делали все так тихо, как только могли. Наконец положили мужчину на носилки, отнесли в машину и начали заполнять обычные в таких случаях документы. Женщина захотела поехать с нами. – Вы живете здесь? – спросила я пострадавшего. – Э… да, – ответил он. – В какой квартире? – я постепенно догадывалась, что здесь произошло. Он ответил. Хорошо, следующий вопрос: – Это ваша жена? – Нет. – Можете ли вы назвать мне имя вашей жены и сказать ее номер телефона? – Вы ведь не собираетесь ей звонить, да? – вздыхая, спросил мужчина. – Нет, это нужно только для документов на случай, если потребуется связаться с родственниками. С неохотой мужчина сообщил мне эту информацию. О боже! Когда мы уезжали, жена мужчины внимательно смотрела на все из окна. Она была напугана до смерти. Супруги не обменялись даже и парой слов. Итак, в районе Сербитон раскрылся обман, не так ли? В кромешной тьме эти двое, замешанные в празднике ночной любви, оставляют свои постели и храпящих супругов. Надо отдать им должное: место их встречи, с одной стороны, было недалеко от их домов, а с другой – достаточно укромным. Очевидно, что их половинки не страдали бессонницей. Что же касается качелей… представьте себя на их месте и вы поймете, что они собирались делать. Оставив пару в больнице, мы с Джино изрядно посмеялись над создавшейся ситуацией. В связи с тем, что мужчине вскоре, возможно, потребуется операция, ему придется рассказать кое-что своей жене. – Как он будет объяснять появление травмы лодыжки среди ночи? – давясь от смеха, говорил Джино. – Если ты как обычно ложишься спать в

супружескую постель, то оказаться среди ночи в больнице – это ведь не очень хорошо, правда? Мы продолжали рассуждать на эту тему до тех пор, пока мой коллега не пошел выпить кофе. Я осталась в машине и заполняла отчет, как вдруг увидела, что женщина, которую мы только что привезли, стоит перед входом и нервно курит. Заметив меня, она затушила окурок и направилась в мою сторону. Я опустила стекло. – Могу ли я немного поговорить с вами? – спросила женщина. У нее был такой вид, будто она только что плакала. Я вышла из машины. Было понятно, что она хотела открыться и рассказать всю историю. У нее уже более двух лет были отношения с этим мужчиной, она страстно влюблена в него. Партнеры не имели детей. Женщина много лет жила со своим мужем, но была очень несчастлива. Однако ее любовник был упрям и не хотел разводиться с законной женой. Моя собеседница сказала, что иногда, когда их супруги уезжали по делам, им удавалось уединиться в отеле. Но сейчас было лето, и они рискнули встретиться в саду. – Прошу прощения, что вы застали нас в такой ситуации. Но я почти уверена, что, если его жена узнает о случившемся, то нашим отношениям придет конец, – сказала мне женщина. – Этот мужчина – любовь всей моей жизни. Я выразила своей собеседнице сочувствие. Но что можно посоветовать в такой ситуации? Прекратить отношения? Не встречаться в саду? Держаться подальше от качелей? Пойти на прием к семейному психологу? Я не знаю, чем закончилась эта история. Но воспоминание о страстях в Сербитоне еще долго будет жить в моей памяти.

Колкая история Было раннее лето, и стояла по-настоящему теплая ночь, одна из тех упоительных ночей, когда все находятся в хорошем настроении. Зимой скорые чаще всего выезжают на место ДТП или к пенсионерам, падающим и ломающим бедренную кость. Летом же более ожидаемы вызовы к отдыхающим на природе, несчастные случаи с рухнувшими с лестниц детьми и горе-ремонтниками или же инциденты, связанные с активным отдыхом в выходные дни. Поэтому, получив вызов с сообщением: «Человек на железнодорожной насыпи», – мы с моим коллегой по имени Лиам удивленно переглянулись, а затем начали обсуждать, что же это могло означать. – Кто-то спрыгнул с моста, – предположил мой напарник.

Как и я, Лиам много лет работал на скорой помощи и имел хорошую репутацию среди коллег. – Вероятно и так, но, возможно, он попал под поезд, – выдвинула я свою версию. – От удара его могло выбросить на насыпь. Работа на вызове могла оказаться просто ужасной. Но правда состояла в том, что мы действительно не знали, чего ожидать. Человек мог быть мертв, а мог быть едва жив и изуродован; любые догадки имели право на существование. Нас направили к мосту недалеко от станции Crystal Palace. Но подъехать к железнодорожной насыпи оказалось не так просто, как мы думали. После поворота с основной дороги мы потратили драгоценные минуты в поисках кратчайшего пути. Все было безрезультатно, поэтому нам пришлось остановиться и спросить дорогу у мальчиков, проезжавших мимо на велосипедах. Они нам показали забор, огораживавший железнодорожные пути. C помощью Лиама мне удалось без проблем залезть на забор. Я люблю лазить и чувствую себя словно та мышь в чане с молоком из притчи. Но это ограждение было довольно высоким, и когда я начала спускаться вниз, то осознала, что вся его поверхность острая и шероховатая, к тому же оно имело уклон в сторону путей. Оказавшись на земле, я могла видеть мост лишь в общих очертаниях. Вокруг меня были заросли ежевики и крапивы, выросшие выше колен, а, как известно, эти растения не из приятных. Это было забавно, но, чтобы пройти сквозь эту чащу, мне пришлось поднимать ноги очень высоко. На мосту уже собралось много полицейских. Я крикнула Лиаму, чтобы он шел к ним. Заросли были более высокими, чем я думала. Они были не только колючими, но еще и густыми. Вы не поверите, но я не видела ничего похожего на тело. Что бы это ни было, полицейские, вероятно, нашли его. Они кричали мне и энергично жестикулировали, показывая дорогу. Мой коллега забрал тяжелый чемодан с оборудованием, но идти от этого легче не стало. Сейчас я испытывала боль, и мне было уже не смешно. Я до смерти устала от ежевики. Она была повсюду, царапала и колола, а крапива сильно жалила меня через штаны. Все это слегка напоминало провал. И конечно, я не имела никакого понятия о том, что найду в конце пути. – Бери влево, – услышала я крики с моста от мужчин, с интересом наблюдавших за мной, с трудом пробиравшейся вперед. С меня градом шел пот, я была крайне раздражена, но понимала, насколько смешно это должно выглядеть со стороны: уставшая до смерти Лиза всеми силами пытается сохранить лицо. Я стиснула зубы: работа должна быть сделана в любом случае. Было еще светло, и я проделала такой трудный путь вовсе не для того, чтобы упасть в самом

конце. В таком случае в глазах наблюдателей, от души смеявшихся над увиденным, это стало бы настоящим выступлением стендап-комика. Что же я должна буду делать в случае, если человек все еще жив? Сможем ли мы вызвать сюда бригаду пожарных на подмогу? Неужели именно мне придется прерывать их отдых? Среди медиков и пожарных ходит шутка о том, что у нас гораздо больше дел (и это правда: парни, вы делаете важную работу, но вы не выезжаете на такое большое количество вызовов, как мы). Вот так я продолжала идти по колено в крапиве, являя собой настоящее посмешище. Когда я, топая, обходила дерево, мне с трудом пришлось взбираться на холм. Затем я увидела детективов. Значит, сюда приехали люди из уголовного розыска. «Это не шутки», – сказала я себе. Что же за ужас мне предстоит здесь найти? Либо тело, либо психически неуравновешенного человека, безуспешно пытавшегося покончить жизнь самоубийством, прыгнув под поезд. Как я сейчас вспоминаю, весь проход среди зарослей по этой насыпи занял у меня около 20 минут. Я видела вокруг себя лишь мусор: вставленные друг в друга стаканчики, использованные презервативы, пачки из-под сигарет и всякую всячину, которую годами оставляли здесь случайные путники, не слишком заботившиеся о состоянии окружающей среды. По крайней мере, здесь не было никаких поездов. Но если здесь лежит обнаженный труп (а звонившие нам мужчины, вероятно, имели в виду именно это), как они могли вообще оказаться здесь? Я вовсе не пугаюсь возможности обнаружить труп, это часть нашей работы. Меня больше заботил вопрос о том, в каком состоянии я найду тело, если оно вообще целое. Вот как бывает – вы даете клятву спасать жизни, а в итоге ищете тело на железнодорожной насыпи. Я начала двигаться вверх по холму по направлению к телу. И вот, боже, оно лежит рядом со мной. Человек, конечно, был мертв. В реальности нет никакой радости в том, чтобы лежать живым под жарким июньским солнцем на железнодорожных путях. Как оказалось, все совместные усилия медиков, полиции, сотрудников уголовного розыска были направлены на извлечение манекена, которыми обычно уставлены витрины магазинов. Кто-то скинул его с моста, возможно, с помощью тех же самых мальчиков на велосипедах. – Чертов манекен! – процедила я сквозь сжатые зубы. Как и следовало ожидать, все люди на мосту покатились со смеху. Это было действительно большое облегчение. Я бы, возможно, засмеялась и сама, если бы мне не предстоял такой же обратный путь через заросли. К тому же забор теперь казался еще более высоким. Но я смогла его преодолеть – иногда мое прошлое циркового артиста-акробата

действительно помогает. Я нашла несколько бетонных опор, поддерживавших забор, забралась на них, а затем спрыгнула. Лиам, конечно, как мог утешал меня, когда я жаловалась на колючки и порезы от ежевики и крапивы. – Ничто не могло остановить тебя в стремлении перелезть через этот забор, – напомнил он мне. Интересно то, что, как я отметила в написанном позже отчете об этом вызове, все обошлось без травм. Смех, да и только. Пусть же такие истории иногда происходят в нашей жизни, они помогают нам жить.

В Таиланде секса нет Начните работать медиком на скорой помощи и, вероятно, вы в скором времени получите какое-нибудь прозвище. Мое, как я уже упоминала ранее, – Медик-Барби. И нет, я не обижаюсь на это, все-таки шутка есть шутка, а если ты блондинка ростом 170 сантиметров, в этом есть определенное преимущество. Но бывают дни, когда мое поведение полностью оправдывает данное прозвище. Один из таких дней был вчера. Я выглядела полной дурой, так как долго не могла взять в толк, что имеет в виду диспетчер, сообщая: «Мужчина ранил себя, выстрелив из ружья зарядами для слизняков». Я, конечно, люблю ухаживать за садом, но тут попала впросак. Зачем вообще надо использовать ружье, если хочешь убить слизняков? Они двигаются медленно, и можно просто бросить заряды на землю. Находившийся в диспетчерской Брайан никак не мог понять, почему я не улавливаю смысл его речи. – Брайан, для чего людям такие устройства? Это же так глупо, – говорила я. – Можно просто положить заряд на землю. Брайан не отвечал. Он был слишком занят. Но Ян, мой коллега, с которым я в ту смену работала в одной бригаде, сказал мне прямо: – Ты глупая, это не ружье, чтобы отстреливать слизняков в саду. Это ружье, которое стреляет пулями, которые называются «слизняки», поняла? Ого! Значит, это может быть довольно опасно. Дорога была оцеплена. Поскольку инцидент был квалифицирован как «преступление с использованием огнестрельного оружия», мы сразу надели на себя защитные жилеты, хотя нас все равно попросили посидеть в машине перед поворотом к дому, где все произошло. Полицейские не могли допустить, чтобы мы приехали туда, пока мужчина не будет безоружен, а ситуация не станет безопасной. Должна сказать, мы довольно ясно осознавали, с какими трудностями нам придется столкнуться. Многие из

такого рода инцидентов не заканчиваются ничем серьезным: скорее всего, это блеф и там вообще нет оружия. Но в данном случае ни о каком обмане не было и речи, и скоро полиция дала добро на разговор с пострадавшим. Выстреливший в себя мужчина сидел на скамейке рядом с входом в многоквартирный дом и курил сигарету, перед ним стояла бутылка пива. Он был довольно непримечательным человеком около 50 лет с какой-то славянской фамилией. – Куда вы себе выстрелили? – спросила я с облегчением, не видя явных последствий какой-либо ужасной травмы. Мужчина показал пальцем на рот. Да, он говорил правду: с помощью фонарика я увидела кровь на его верхнем небе. – Я выстрелил в себя, – сообщил мне пострадавший. Казалось, он был в достаточной степени горд этим фактом. – Зачем вы это сделали? – спросила я. – Из-за жены, – ответил он. – Все бесполезно. – Что бесполезно? – невинным голосом спросила я. – Я хочу секса. Она не дает мне секса. Она – моя жена, и она должна заниматься сексом со мной каждый день. Заниматься, когда я хочу этого. Я говорил ей: «Я хочу секса, а ты не даешь мне. Я выстрелю в себя два раза». Поэтому я выстрелил в себя. Два раза. Секса по требованию нет, и поэтому муженек стреляет в себя. Ничего не скажешь, хорошо, что половина мужского населения в южном Лондоне не решает эту незначительную семейную проблему таким способом, иначе я была бы перегружена работой на десяток лет вперед. Осмотрев пациента более внимательно, я нащупала у него маленькую пулю. Она находилась под кожей в задней части шеи. – Мы должны надеть на вас воротник и отвезти в больницу, – сказала я мужчине. – Я в порядке, – настаивал он. – Если у вас в голове застряли две пули, вы не можете быть в порядке, – ответила я. Правда, я нашла только одну пулю, куда делась вторая, хоть убей, не могу сказать. – Ситуация может стать критической, если в рану попадет инфекция. Или же пуля может оказаться рядом со спинным мозгом. Мужчину не заботили опасности, с которыми он мог столкнуться. Пострадавший пристально смотрел на меня, и я ему нравилась. – Вы замужем? – спросил он сладким голосом.

Мой собеседник не обладал внешностью Джорджа Клуни. По правде говоря, тип это мужчины – один из наименее желанных у женщин южного Лондона. Без сомнения, он вел себя в отношениях с женщинами, как Казанова. – Да, замужем, – ответила я, надеясь, что это, возможно, заставит его замолчать. Но конечно, это прошло у него мимо ушей. Теперь мужчина попытался использовать все свое обаяние, чтобы завлечь меня. – Ах, какая вы хорошенькая английская леди. Лучше, чем моя жена. Она из Таиланда. Она плохая женщина из Таиланда. Не интересуется сексом. Но англичанки – другое дело, – добавил он. Да, он может продолжать жить надеждами. К этому времени полицейские получили возможность поговорить с «плохой» женой, находившейся в квартире. Слава богу, они забрали с собой небольшое духовое ружье, из которого были произведены выстрелы. – Вы должны дать мне свой телефонный номер, – потребовал «Мистер Нет Секса». – Вы его уже знаете, это 999, – ответила я стандартным образом на эту, как ни забавно, часто возникающую ситуацию. Она характерна для нашей работы. Так делают и все остальные женщины-врачи и медсестры. Теперь я знаю: твой пациент может быть самым нечистоплотным и неряшливым человеком на планете, но даже он будет убеждать себя в том, что у него есть шанс завоевать сердце человека, который за ним ухаживает, пусть ему и остается несколько дней до смерти. Раз за разом мы слышим вопрос: «Можно ваш номер, пожалуйста?» Он довольно безобиден. Все выглядит так, словно в тяжелые периоды своей жизни люди проявляют свое мужское начало, чтобы, возможно, отвлечься от произошедшего в их жизни. Я надеялась, что «Мистер Нет Секса» понял, что у него нет шансов завоевать мое сердце. Но нет, он продолжал вести атаку моей крепости с помощью обаяния. Нет ничего удивительного в том, что жена пострадавшего уже устала от его выходок. – Вы прекрасно выглядите. Любите секс? – спрашивал он меня. Я промолчала. Мой собеседник зашел слишком далеко. Неожиданно вся эта чепуха изменила его отношение ко мне. Удивительно, как перспектива взаимоотношений с совершенно незнакомой женщиной – неважно, насколько вы близки, – может облегчить дело. Теперь нерастраченная сексуальная энергия мужчины перешла в доверие к нам: он поменял свое решение насчет поездки в больницу, послушно позволив нам надеть на себя воротник и довести до машины скорой помощи. Ложась на носилки «Мистер Нет Секса» продолжал преследовать свою цель, засыпая меня вопросами вроде «Любите ли вы танцевать?», «Где вы живете?», «Не хотите ли выпить со мной?».

Мужчина был достаточно безобиден. Не уверена, но мне кажется, у него проблемы со здоровьем, возможно, психическое заболевание. После того как мы отвезли пациента в больницу, мы ничего о нем не слышали. Также мы совсем не видели его жену, что как нельзя лучше говорит об их взаимоотношениях. Между ними не было большой любви. – Эти двое не слишком ладили между собой, верно? – смеясь, спросил меня Ян, когда мы готовились к следующему вызову. И это все, что можно сказать об этой истории.

«Улица коронации» Раньше, выезжая на вызов, мы всегда отвозили человека в больницу. Конечно, ты должен был сделать все, что от тебя зависит, чтобы облегчить жизнь пациента, но основной задачей было передать человека в руки сотрудников больницы. Но сейчас бывают вызовы, где людям вовсе не требуется срочная госпитализация. Мы можем оказать человеку помощь здесь и сейчас. В таком случае я могу приехать к пациенту домой, провести необходимые процедуры и даже, возможно, поговорить с ним, выпив чашку чая перед тем, как уезжать по новому адресу. Время от времени попадаются такие несрочные вызовы, которые запоминаются тебе надолго. Вот один из таких. Пожилая женщина по имени Руби случайно порезала ногу. Подобная травма довольно распространена, если вам 70 или 80 лет. В этом возрасте кожа становится очень тонкой и ломкой, поэтому ее можно порвать или повредить даже в результате малейшего удара. Когда я выехала на одну из самых фешенебельных улиц района к Руби, стояла тихая ночь. Ее дом был удивительно большим: роскошный особняк с изумительным садом и отдельным подъездом. Меня встретила Клэр, дочь Руби. Улыбаясь, она проводила меня в большую гостиную к своей матери. Там, вальяжно развалившись, сидели подростки и смотрели телевизор. Увидев меня, они выключили его и ушли. Руби была седоволосой старушкой чуть за восемьдесят, она выглядела взволнованной. Когда я вошла, ее глаза расширились от удивления. – Как вы поранились? – спросила я. – Это же вы! – воскликнула старушка, широко улыбаясь мне, пока я раскладывала свою аптечку. – Да, это я, – весело проговорила я, думая, что наверняка старушка не вполне осознает происходящее после случившегося. Клэр объяснила мне, что у ее матери нет особых проблем с передвижением, но в тот вечер она ударилась ногой о журнальный

столик. У Руби был глубокий порез, из которого достаточно сильно текла кровь. – Вы хотите отвезти мать в больницу? – волнуясь, спросила меня Клэр. – Нет, я могу помочь ей здесь, – уверенно ответила я, открывая аптечку. Поскольку кожа пожилого человека очень хрупкая, то при лечении подобных ран не следует накладывать швы. В этом случае необходимо очистить место ранения, аккуратно вернуть кожный лоскут примерно туда, где он должен быть, зафиксировать, а затем забинтовать. – Руби, все, что вам нужно делать, после того как я закончу это, – держать ногу кверху, когда сидите за столом, – сказала я, приступая к работе и горячо надеясь на то, что Клэр прочитает мои мысли и пригласит выпить чашечку чая. Было уже восемь часов вечера, а с обеда я не выпила ни глотка. – Клэр, смотри, кто к нам пришел, – сказала Руби, которая была сильно взволнована и улыбалась будто сумасшедшая. – Да, мам, я знаю, это фельдшер скорой помощи. – Нет, глупенькая, ты что, не видишь, кто это? Это ведь актриса из сериалов «Улица коронации» и «Бродяги» – Ракель! Я посмотрела на Клэр с едва заметной улыбкой, выражавшей вопрос: «У вашей мамы все в порядке с головой?» У меня не было предположения о том, с кем меня перепутала старушка и адекватно ли она воспринимает действительность. Пожилые люди часто путают тебя с кем-то еще. До этого меня называли чьей-нибудь родственницей и даже путали с мужчиной (я надеюсь, что он был в униформе!). Но не с известной персоной. Это что-то новенькое. – Пойду поставлю чайник, – сказала Клэр, делая мне знаки, чтобы я вышла вместе с ней из гостиной. Она немного рассказала о своей матери. К моменту описываемых событий Руби жила в доме своей дочери уже больше года. У старушки было относительно хорошее состояние здоровья, и она много двигалась. Но иногда у Руби случались провалы в памяти. – Один раз она вышла на улицу в одной пижаме, и полицейские привели ее обратно, – сказала Клэр. – Наверное, будет лучше, если вы согласитесь с тем, что вы Ракель. Моя мама очень любит смотреть сериал «Улица коронации» и не пропускает ни одной серии. Если вы скажете, что это лишь ее фантазии, она просто не смирится с этим и сильно расстроится. Честно говоря, смотря на мать, я вижу, как эта фантазия действительно поднимает ей настроение. Давным-давно не видела ее такой веселой. Пусть будет так. Мы часто слышим оскорбления от людей, и с учетом этого выступить в роли героини любимой мыльной оперы, даже той, которая давно сошла со сцены, очень приятно. Нас обучают тому, как

сориентировать пожилых людей в сегодняшних событиях, но безобидное перевоплощение на короткое время ведь никому еще не повредило, правда? Я вернулась обратно, чтобы окончательно забинтовать Руби ногу. – Когда вы рядом, я лучше себя чувствую, – смеясь, говорила старушка. – Подождите, вот я расскажу о встрече с вами подружкам из досугового центра! Клэр, – позвала она находившуюся на кухне дочь, – принеси сюда все фотоальбомы со второго этажа! Через несколько минут в гостиную пришла Клэр с чаем, бисквитами и памятными вещами Руби, связанными с сериалом «Улица коронации». Они хранились в большом ящике. Тут были журналы и фотографии, посвященные популярнейшему британскому сериалу. От них веяло духом прошлого. Вынув подборку выцветших реклам девяностых годов с фотографией актрисы Сары Ланкашир в роли Ракель, Руби улыбнулась мне: – Вы не дадите свой автограф, чтобы я могла похвастаться в досуговом центре? – спросила она. Конечно я согласилась и как могла постаралась расписаться. Хотя я не могла вспомнить, как правильно зовут актрису – Сара Ланкшир или Сара Ланкастер. Руби сияла от счастья. Она уже и думать забыла про свою ногу. – После долгих лет жизни я наконец встретила Ракель, – довольным голосом сказала старушка. – Теперь я со спокойной душой могу умереть. – Вы будете жить, Руби, – сказала я, допивая чай и собирая вещи. – Думаю, вы будете вдохновлять нас на творчество. – Слушайте, – сказала старушка, пододвигая ко мне свою тарелку. – Возьмите с собой эти печенья с ванильным кремом, когда будете работать в баре. Вы должны быть сильной. То, как они общаются с вами, это просто ужасно. – И что с того, Руби? – спросила я улыбнувшись. Сейчас моя собеседница выглядела очень серьезной: – Ну, ведь чтобы сводить концы с концами вы работаете медсестрой, а потом еще стоите за барной стойкой, – объяснила она. – Они ведь вам мало платят, не так ли? – Да, мало, – согласилась я. – Спасибо за печенье с ванильным кремом.

И другие истории Переживания

Один из самых тяжелых моментов в нашей работе наступает тогда, когда тебе приходится видеть реакцию родственников или членов семьи пациента на известие о внезапной смерти любимого ими человека. Это может показаться удивительным, однако большинство людей воспринимают данное событие довольно спокойно и переносят его стоически. В отличие от того, что мы все время видим в фильмах или по телевизору, во многих случаях никто не начинает кричать или ударяться в дикую истерику. Естественно, мы видим слезы. Но так бывает далеко не всегда. Возможно, люди изо всех сил сдерживают свои эмоции, чтобы дать им волю, оставшись наедине с самими собой, я не знаю. Но даже с учетом этого, есть случаи, когда при виде шока и горя – а это в работе экстренных служб происходит довольно часто – ты можешь только качать головой от удивления, смотря на то, как люди необычным образом реагируют на происходящее. Однажды у нас возникла путаница. Мы с моим коллегой по имени Боб ехали на помощь другой бригаде. Сначала нам сказали, что живущая по этому адресу 65-летняя женщина получила травму ноги. Но когда мы были почти на месте, в диспетчерскую поступил еще один звонок из той же квартиры. В этот раз звонивший сообщал, что у 30-летней женщины произошла остановка сердца. – Похоже, произошло какое-то недопонимание, правда, Лиза? – спросил меня Боб. Дверь дома с террасой была распахнута настежь. В ближайшей к входу спальне два медбрата, Стив и Майк, пытались реанимировать женщину, лежавшую на полу рядом с кроватью. Здесь же сидела пожилая женщина в ночной рубашке по имени Дорис, которая, казалось, не обращала никакого внимания на настоящую драму, борьбу жизни и смерти с неясным исходом, разворачивавшуюся перед ее глазами. Все это было очень странно. В таких ситуациях обычно ожидаешь какого-то проявления эмоций, чувства тревоги или даже страха в ожидании того, что с твоим близким родственником может случиться худшее. Но к Дорис это не относилось. Несмотря на то, что у нее из колена шла кровь, она улыбалась и была разговорчивой. – Здравствуйте, пришедшие, – Дорис весело поприветствовала нас с Бобом как только мы вошли. – Здесь очень много людей, вы не находите? Мы поздоровались с ней в ответ. Но, конечно, первоочередной задачей было спасение женщины, лежавшей на полу. Стив, один из двух медбратьев, участвовавших в реанимации молодой женщины, быстро ввел нас в курс дела. Приехав на место, бригада обнаружила, что ситуация значительно отличается от того, что они ожидали увидеть. – Мы думали, что едем сюда помогать Дорис, которая повредила ногу, – сказал Стив, – но вместо этого мы нашли ее дочь в таком состоянии.

Клэр (так звали дочь Дорис) несла матери ее утренний чай, как вдруг внезапно у нее остановилось сердце. Женщина с грохотом упала на пол. У нее был открыт рот, и, падая, она каким-то образом оторвала зубами кусочек кожи с ноги своей матери. Врачи скорой помощи обладают огромным спектром навыков, и ничто, повторяю – ничто не может выбить их из колеи. Они могут приехать на какой-нибудь самый обыкновенный вызов вроде «человек испытывает боли в животе», а в итоге участвовать в появлении на свет близнецов. Они живут сегодняшним днем и конкретной работой. Поэтому сейчас мы встали на колени, отчаянно пытаясь реанимировать Клэр, но, к сожалению, все было безуспешно. В тот день было жарко, а откачивать человека – физически тяжелая работа. Некоторое время Майкл и Стив уже пытались сделать это, ожидая нашего приезда. Но теперь мы понимали, что все идет по наихудшему сценарию. Тем не менее мы с Бобом принялись помогать коллегам, делая все, что могли, но Клэр покинула этот мир. Было решено, что Майк и Стив продолжат реанимировать пациентку, пока будут ехать в больницу, но никакое чудо не могло вернуть ее к жизни. «Как это, должно быть, больно для матери видеть смерть своей дочери, – подумала я. – Как она будет жить дальше, когда узнает это?» Но мои волнения были напрасны. Как только Стив начал помогать Дорис, вытирая кровь с раны на ее ноге, она быстро начала разговаривать с ним таким доброжелательным тоном, будто он пришел задать ей самые обычные вопросы. Подобную беседу ведут незнакомые друг с другом люди, случайно оказавшиеся в одном автобусе: «Далеко ли вы живете?», «Есть ли у вас дети?», «Как вы думаете, перестанет ли идти на улице дождь?». Было тяжело поверить, что буквально в нескольких метрах от женщины две бригады врачей безуспешно пытались выиграть битву за жизнь ее дочери; битву, проигранную всего лишь несколько минут назад. Женщина не проявляла признаков ужаса или огорчения по поводу случившегося. Она даже не задавала никому из нас вопросов на эту тему. Казалось, Дорис была просто счастлива оттого, что ей есть с кем поговорить. Я не верила своим ушам и даже спросила Стива, понимает ли женщина, что ее дочь мертва. Он кивнул. Перед тем, как я приехала, коллеги объясняли Дорис, что ее дочь по факту умерла и что они пытаются сделать все возможное, чтобы реанимировать ее. Но мне по-прежнему казалось, что до нее не дошел истинный смысл этих слов. Мы с Бобом отвезли Дорис в больницу. Пытаясь донести до пациентки смысл того, что произошло, я старалась быть как можно более мягкой. Она оставалась такой же беззаботно веселой и улыбалась мне. Я не знала, чем это было вызвано, и начала подозревать, что моя собеседница имеет серьезные нарушения восприятия новой

информации – реальное положение вещей ускользало от нее. В сознании матери Клэр все еще оставалась жива. – Да, Клэр такая хорошая, она делает для меня все, она готовит еду и ходит в магазин, – говорила мне Дорис, а я думала о том, как же это все печально. Было понятно, что Клэр заботилась о своей матери больше всех и была ее главной опорой. Как эта женщина будет теперь жить дальше? Я никогда не узнаю об этом, потому что после того, как мы довезли ее до больницы, сразу же уехали на следующий вызов спасать жизнь другого человека. Но одно я знаю точно: Дорис никогда до конца не осознает, что ее дочери больше нет. По странному совпадению через 9 месяцев после описываемых событий я столкнулась с похожей или даже еще более необычной историей. Я была в составе бригады, приехавшей в квартиру, где ранее нашли молодого человека, лежащего без сознания. У него тоже внезапно остановилось сердце. Он страдал от очень редкой болезни – дефекта работы сердечной мышцы, называемого в медицине «Синдром удлиненного интервала QT», – которая не была своевременно диагностирована. Подобное нарушение сердечной деятельности вызывает изменение сердечного ритма. Смерть была очень быстрой и безболезненной, парень даже ничего не почувствовал. Ему ничем нельзя было помочь. Как только стало известно о его смерти, в дом сразу же стали приезжать родственники этого человека, многие из которых жили неподалеку. Каждый из них входил в дом потупив взор и выглядел встревоженным, а потом присоединялся к остальным, и они беседовали, утешая друг друга. Но затем начало происходить что-то очень странное: обсудив произошедшее, они пришли к выводу, что парень и не умирал вовсе. Они выглядели достаточно веселыми, как будто надеялись, что молодой человек поправится, хотя его тело лежало в соседней комнате. Это было в высшей степени удивительно. Как мы их не пытались уговорить, родственники отказывались пройти в комнату и посмотреть на умершего. Вместо этого, собравшись в гостиной, они начали молиться о воскрешении молодого человека. Мне нужно было получить некоторые данные об умершем парне, чтобы, по крайней мере, сообщить их его лечащему врачу. Поэтому я пришла в гостиную. – Не могли бы вы уделить мне немного своего времени, пожалуйста? – спросила я у одной из родственниц покойного, приятной на вид женщины, которая могла приходиться молодому человеку тетей. – Слушайте, мы сейчас будем молиться, – ответила она. – Он не умер. Дайте нам знать, когда он придет в себя.

Я удивилась такому коллективному отрицанию реальности. Вера людей – это их дело, и можно было ожидать, что некоторые из них в эти минуты будут молиться. Но родственники этого человека не принимали произошедшее. Я вышла из гостиной, но затем через некоторое время вернулась. Парень мертв, и формальности, связанные с этим, должны быть улажены. На этот раз взгляды всех собравшихся устремились в мою сторону. – Он не ожил? – спросила меня женщина, с которой я беседовала ранее. – Нет, молодой человек все еще мертв, – ответила я без тени сарказма в голосе. Прошло еще около часа, прежде чем мне удалось убедить одного мужчину выйти из комнаты и посмотреть реальности в глаза. Никогда ранее я не сталкивалась ни с чем подобным, как и мои коллеги, которым я рассказала эту историю. Бывают случаи, когда понять людей невозможно, как бы ты не пытался это сделать.

Постоянные клиенты Как и у любой другой организации, у нас есть свои постоянные клиенты. Некоторые из них звонят нам так часто, что я удивлюсь, если телефонная компания еще не предложила включить 999 в список номеров друзей и семьи, на которые распространяются особые скидки. Многих наших постоянных клиентов (их также называют «постоянными пассажирами») мы знаем по именам, часто знакомы с членами их семей и в курсе их биографий. С некоторыми из них мы знакомы так хорошо, что ожидаем, что они в любой день могут пригласить нас на свадьбу, бар-мицву (еврейский праздник совершеннолетия) или крестины. Почему же некоторые люди вызывают скорую помощь так часто? Этому есть множество объяснений. Среди таких пациентов, безусловно, есть люди, страдающие хроническими заболеваниями и часто нуждающиеся либо в срочном лечении на дому, либо, в случае ухудшения здоровья, в госпитализации. Иногда такие люди совместно со своими лечащими врачами составляют список необходимых процедур, которые могут быть им показаны. Такие списки значительно облегчают нам работу в случае выездов, особенно если пациенты имеют специфические заболевания или у них есть противопоказания по приему определенных препаратов. В подобных сопроводительных документах также может содержаться информация о конкретной больнице, куда надо везти этих людей. Вторая категория пациентов, которые часто вызывают скорую помощь – это одинокие люди, оторванные от общества. Они могут звонить в службу экстренных вызовов чаще, чем обыватели, имеющие

возможность выходить на улицу, даже если у них сейчас нет серьезных медицинских причин для этого. Большинство из них – пожилые одинокие люди. Нередко бывает так: приезжая к таким пациентам, ты понимаешь, что стал первым человеком, которого они видят за последние несколько дней. И даже когда понятно, что никаких медицинских причин для вызова у этих людей нет, они стараются уговорить нас побыть с ними, предлагая чай с пирожными. У таких людей может ничего не болеть, они могут жить в тепле и сытости, но в то же время истосковаться по человеческому общению. Типичным примером подобного рода является случай Мардж, приятной женщины, перешагнувшей 80-летний рубеж. Несколько лет назад у нее умер муж, постепенно она пережила всех подруг. Ее двое детей живут очень далеко и навещают мать один или два раза в год, помогая ей только тем, что оплачивают услуги людей, которые приходят к Мардж дважды в неделю, чтобы убрать дом или сходить в магазин. Мардж полностью ослепла, поэтому телевизор или чтение для нее недоступны. Она также страдает от шума в ушах, и поэтому может слушать радио лишь с большим трудом. Старушка не может часто выходить на улицу, и единственное, что ей остается – это днями и неделями сидеть в кресле в полном одиночестве. Только представьте себе это. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Мардж звонит нам регулярно. Она знает, что мы всегда приедем к ней и немного поговорим. Кто же станет возражать против такого разговора? Другие постоянные клиенты могут доставлять нам гораздо больше проблем. Например те, кто выпивает закупленный на неделю алкоголь за один день или даже быстрее, при этом страдая психическими заболеваниями. Это довольно сильно усложняет ситуацию. Выпивая, они ухудшают состояние своего здоровья, а контакт с ними требует ангельского терпения. Когда общение с друзьями уходит для этих людей в прошлое, от одиночества и отчаяния они звонят нам. В ряде случаев номер 999 единственный, по которому они могут позвонить, поскольку их телефоны отключены за неуплату счетов. Мы выезжаем на место и видим, что человек ведет себя очень резко, даже оскорбительно. Дальше происходит стандартный, повторяющийся из раза в раз разговор. – Мы заберем вас в больницу. – Я не поеду. – Хорошо, вы хотите нам что-то сказать? – Нет. – Тогда мы уезжаем. – Нет, я поеду в больницу.

– Собирайтесь. – Я передумал. В моем районе живут несколько людей, которые звонят в экстренные службы шесть раз на дню или даже чаще. Приезжая к ним, мы хорошо понимаем, что опять будем настойчиво убеждать их поехать в больницу, и знаем, что эта задача не из легких. Мы также знаем, что разговор будет сопровождаться оскорблениями и угрозами в наш адрес. Мы отдаем себе отчет в том, что отделение скорой помощи в больнице – не лучшее место для этих людей, и даже если мы отвезем их туда, они быстро сбегут оттуда и снова купят себе бутылку, чтобы оттянуться в оставшуюся часть дня. К тому моменту, когда мы напишем отчет об этом вызове, эти люди уже успеют напиться. Этот замкнутый круг очень хорошо знаком всем, кто работает на скорой, и сотрудникам отделений скорой помощи в больницах по всей стране. Мы каждый день играем с такими пациентами в подобную игру, все время боясь, что стоит нам только оставить их без присмотра, как они тут же отдадут концы. Врачи могут стать последними людьми, которые видят этих людей живыми, и тогда возникнут вопросы: а сделали ли мы все возможное для их спасения? Психиатрические службы тоже устали от звонков с вызовами к таким больным, потому что они не могут усидеть на двух стульях одновременно. Такие пациенты, безусловно, могут страдать от психических заболеваний, но психиатры не лечат алкогольную зависимость. Они предпочитают лечить трезвых людей. Поэтому таких больных выписывают, даже когда от них за километр несет алкоголем, и все начинается сначала. Тем не менее в некоторых случаях постоянные клиенты совершают настоящий прорыв. В нашем районе жил парень по имени Брайан, к которому в течение многих лет регулярно ездили медики. В определенные дни он мог быть довольно милым, и мне всегда удавалось наладить с ним какое-то подобие хороших отношений. По какой-то причине этот человек чувствовал ко мне особую привязанность. Он часто говорил многим моим коллегам (в том числе и моему мужу Стиву), что мы влюблены друг в друга, что я «часто забегаю его проведать» и что за бутылкой пива Stella мы вместе пережили много особенных моментов. Стив находил это довольно забавным и всегда, когда его посылали к Брайану, заигрывал с ним, не упоминая о том, что он мой муж (как считаете, дорогие читатели, не является ли это своеобразной ревностью?). Когда в прошлое Рождество я была на корпоративе и кто-то из коллег сказал мне, что мой «виртуальный любовник» умер, то я почувствовала сильную грусть. Кажется, никто из нас не мог сказать, откуда взялась данная информация, и не знал никаких подробностей произошедшего. Поэтому когда я в следующий раз оказалась возле дома Брайана в свободное от вызовов время, то пришла к его дому и постучалась в дверь. Выйдя и увидев меня, он очень удивился:

– Честно тебе говорю, Лиза, я тебе не звонил. В этот раз это был не я, – сказал он. Я рассмеялась и рассказала ему о слухе. – Брайан, никто из нас не видел тебя целую вечность! – Нет, я не умер, – ответил он. – Вот уже несколько месяцев как я бросил пить. Поэтому я не хочу звонить тебе и тратить твое время впустую. Затем парень пригласил меня в дом и познакомил со своей девушкой. Они сидели дома, смотрели телевизор и пили чай с пирожными. Нигде я не увидела никаких бутылок. Настоящий пример для подражания! Естественно, когда я вернулась на станцию скорой помощи и рассказала о своей поездке коллегам, мы все очень обрадовались. Никто из нас не мог представить, что Брайан перестал звонить нам, так как бросил пить. К сожалению, вскоре его отношения закончились, а вместе с ним и ушло в небытие и его желание покончить с пагубной привычкой. Таким образом Брайан получил от нас своеобразный титул «Самый верный постоянный клиент».

Задумайтесь об этом Некоторое время назад по телевидению и радио рассказывали о самых нелепых и бессмысленных вызовах, когда-либо поступавших в экстренную службу. Такие вызовы, как звонок от женщины, желавшей узнать, какой сегодня день, или от растерянного водителя, забывшего дорогу до дома, к сожалению, являются довольно типичными примерами совершенно бестолковых сообщений из тех, которые мы получаем. Люди думают, что наша организация оказывает помощь во всех случаях жизни. Они звонят потому, что помнят наш номер. Я не хочу брать на себя ответственность и запрещать кому-то в определенных ситуациях вызывать скорую помощь. Нередко пожилые люди или те, кто страдает хроническими заболеваниями, не хотят вызывать нас, потому что из выпусков новостей они знают, насколько сильно мы загружены. Эти люди не хотят, чтобы мы считали, что они зря тратят наше время. Когда же они все-таки вызывают медиков, иногда бывает уже слишком поздно. Я несколько раз выезжала к находившимся при смерти пациентам, чьи родственники говорили мне: «Извините нас за беспокойство. Мы знаем, что у вас очень много работы». При этих словах у тебя сжимается сердце. Тем не менее стоит сказать, что мы выезжаем на огромное количество бессмысленных вызовов. Я никогда не возьму на себя право решать, кому нужно оказывать помощь, а кому нет. Мы прикладываем все усилия и терпение, чтобы достойно обходиться со всеми пациентами, независимо от того, в каком положении они находятся. Однако после

окончания работы по такому бесполезному вызову, размышляя над произошедшим, я часто задаю себе вопрос: а зачем вообще эти люди звонили нам? Родители болезненных детей часто не могут определить, является ли сильный кашель их чад признаком обычной простуды или он свидетельствует о более серьезном заболевании: в тех случаях, когда они подозревают, что ребенок болен менингитом, это вполне понятно. Я знаю, что если мои дети будут чувствовать себя плохо, то я могу запаниковать и потерять способность мыслить здраво. Но очень часто возникают ситуации, когда ты задаешь себе вопрос, могут ли эти люди трезво оценивать ситуацию и помочь себе самостоятельно? Я вспоминаю, например, мужчину, который чувствовал себя достаточно здоровым, чтобы уехать на работу на целый день, но при этом настаивал на том, что должен ехать на обследование на скорой. У него не было никаких симптомов, кроме обычной простуды. Этот пациент также был убежден в том, что если он приедет в больницу на скорой, то его осмотрят в первую очередь: хотите верьте, хотите нет, но это распространенное заблуждение. В итоге мужчина лишь рассердил доктора. Такие люди достаточно сильно раздражают персонал отделений скорой помощи, особенно если у врачей много другой работы. Другой случай того же рода: у молодой студентки сильный кашель. Будучи больной, она доехала на автобусе из своего дома к подруге, которая живет всего в двух шагах от больницы. Они выпили чай и решили вызвать скорую. Один вопрос – зачем? Также был случай: парень вызвал скорую своей девушке. Диспетчер передал нам, что у нее «глубокий порез, сильное кровотечение», поэтому мы быстро выехали на место, включив сирену и проблесковые маячки. Когда прибыли по адресу, молодой человек стоял на дороге, изображая из себя, как мы это называем, «ветряную мельницу» – размахивал руками во все стороны. Пока мы ехали, все указывало на то, что ситуация в высшей степени чрезвычайная, поэтому мы взяли с собой все оборудование. И что оказалось в итоге? Девушка сидела в ванной, кончик ее пальца был замотан обрывком туалетной бумаги. Вот и все сильное кровотечение. Девушка просто порезалась о край бумаги. На этот вызов приехали два высококвалифицированных медика в доверху набитой оборудованием машине, которые были бы гораздо полезнее там, где речь действительно шла о жизни и смерти. – У вас всего лишь небольшой порез, – сказала я. – Надо было думать, прежде чем звонить по номеру 999. – Можете дать мне пластырь? – спросила девушка. – Здесь не нужен пластырь. Если хотите, можете сходить в аптеку на первом этаже.

После этого девушка взяла себя в руки. Она сказала, что запаниковала, увидев вокруг себя кровавые следы. Вспоминается еще история с совершенно здоровой женщиной, у которой начались преждевременные схватки. Она села в машину без нашей помощи и все те несколько километров, что мы ехали до больницы, смеялась и шутила, выбирая имя для будущего ребенка, а затем самостоятельно вышла. Она напомнила мне об еще одной беременной, вызвавшей скорую, несмотря на то, что жила напротив роддома. Она перешла со мной через дорогу, пока мои коллеги в целях экономии времени ставили машину на нужной стороне дороги. Но, по крайней мере, обе эти женщины реально были беременны. Один из моих самых запоминающихся бессмысленных вызовов связан с 44-летним мужчиной, жаловавшимся на приступы головной боли. Когда я приехала, то выяснилось, что он уже ходил с этой жалобой к своему терапевту. – Зачем же вы вызвали скорую? – спросила я. – Что сказал терапевт? – Ну, он дал мне эти таблетки, – ответил мужчина, показывая упаковку «Стеметила», обезболивающего препарата. – И когда вы в последний раз их принимали? – Я не принимал их. – Почему? – Понимаете, на упаковке написано: «Принимать каждые 8 часов». А у меня нет таблеток на 8 часов. Один из последних по времени, но от этого не менее запоминающийся из бессмысленных вызовов в моей практике – это история про двух «добрых людей», которые, проезжая на машине мимо скамейки, увидели лежащего на ней спящего маленького мальчика. Не остановившись и не разобравшись в чем дело, они быстро позвонили в службу экстренных вызовов и сообщили, что у мальчика остановилось сердце, хотя, когда они его увидели, они это только предположили. Я уже устала считать случаи, когда мне или моим коллегам приходилось будить заснувших на солнце людей только потому, что слишком встревоженные граждане, не зная реальности, вызывали скорую.

Советы людям, вызывающим скорую Бригады скорой помощи существуют для того, чтобы помочь людям, но есть несколько вещей, которые обычные люди могут сделать, чтобы помочь нам. За всю жизнь вам, возможно, приходилось вызывать скорую всего 1–2 раза за жизнь или вообще не приходилось этого делать. Но

если вам нужно будет звонить нам, то есть несколько способов облегчить работу медиков. Вы окажете нам большую услугу, если предоставите как можно более подробную информацию о том, где живете. Удивительно, но очень многие жители Лондона живут в домах без точного адреса – и это относится также к адресам компаний. Поэтому если вы знаете, что ваш дом очень тяжело найти, то дайте нам какие-то ориентиры. Может быть, рядом с тем местом, где вы живете, есть оживленный перекресток или достопримечательность. Даже сообщив марку и цвет машины, припаркованной рядом с вашим домом, можно помочь. И конечно, если в вашей квартире есть кто-то еще, будет лучше выйти и помахать нам. Однажды я выехала на вызов к человеку, жившему в многоквартирном доме, у которого произошло что-то, казавшееся неопасным для жизни (это предположение оказалось верным). Приехав на указанную улицу, я проехала ее от начала и до конца, но так и не нашла нужный мне дом. Тогда я позвонила в диспетчерскую, попросив, если это возможно, соединить меня напрямую со звонившим в службу экстренных вызовов человеком, чтобы получить дополнительную информацию. Мужчина сказал, что его дом находится рядом с таким же многоквартирным домом – очень полезная информация, ничего не скажешь. Что было еще более важно, мужчина не мог выйти на улицу, чтобы встретить меня. Поставив машину, я взяла свои тяжелые чемоданы и отправилась на поиски. Я просила нескольких прохожих показать нужный мне дом. Наконец какойто человек смог прямо ответить на мой вопрос: «Да, адрес этого дома правильный, но заезжать туда нужно с другой улицы». Когда я все-таки добралась до пациента и его жены, то сказала им, что о подъезде нужно было говорить при указании адреса. – Забавно, что и вы это говорите, – ответила женщина. – Люди часто не могут найти наш дом. Наверное, мы должны учесть это в будущем. Другое важное для нас обстоятельство, когда мы нашли ваш дом – это попасть внутрь. Часто, звоня в дверь, мы слышим: «Кто там?» И эти люди только что вызвали скорую. Неужели у них есть варианты, кто бы это мог быть? Мы отвечаем, что это скорая помощь. А затем ждем на пороге и продолжаем стоять до тех пор, пока не повернутся все ручки и, наконец, не забренчит связка ключей, открывая дверь. Еще несколько минут и мы в итоге оказываемся в квартире, похожей на настоящую крепость. Поэтому тот факт, что мы хотим, чтобы входная дверь была открытой или хотя бы не запертой, не обсуждается. Это экономит время. А время – самое драгоценное, что может быть у сотрудников экстренных служб. Также мы будем благодарны, если на время нашего приезда вы отведете своих домашних животных в другую часть дома. Не имеет значения, насколько сильно вы их любите. Иногда питомец направляет на нас свою агрессию, особенно в случаях, когда приходится лечить его

обожаемого хозяина. Однажды моего мужа Стива укусила собака, пытавшаяся защитить своего хозяина. Это было милое животное, но оно не понимало, что происходит, и было напугано. Если у вас есть время, напишите на листочке информацию об общем состоянии здоровья, лекарствах, которые вы постоянно принимаете, аллергиях на препараты и их аналоги. Данная информация не обязательна для нас, но она будет очень полезна. Не перемещайте своих больных друзей или родственников слишком много, если только обратное не несет риска для жизни. Класть больного на самое высокое место в квартире – тоже не лучшая идея. Если он уже лежит там – это хорошо. Но нет никакого смысла переносить пожилого человека или мускулистого игрока в регби, повредившего ногу, на три или четыре лестничных пролета вверх, поскольку в этом случае нам придется тащить его вниз на носилках. Пожалейте наши больные спины! Наша работа состоит не только в том, чтобы узнать правильный адрес. Значительную часть времени нам приходится проводить в дороге, поэтому другие водители тоже могут облегчить нашу жизнь. Вот несколько советов для них. Если вы двигаетесь в своем ряду и слышите сзади звуки сирен, побыстрее оглядитесь, чтобы понять, с какой стороны они доносятся. После этого лучше всего принять влево. Нам лучше ехать посередине дороги, чем прижиматься к заполненным машинами краям полосы. Это также уменьшает вероятность того, что скорая собьет пешеходов, переходящих дорогу в наушниках. Поэтому если машины с обеих сторон возьмут влево, то у нас появится достаточно пространства, чтобы ехать посередине полосы. Единственной остающейся в этом случае опасностью является вероятность столкновения с дорожным ограждением. Поэтому когда вы снижаете скорость и останавливайтесь, то, пожалуйста, не вставайте параллельно дорожному ограждению, в таком случае мы, возможно, не сможем объехать вас в образовавшемся промежутке. Если вас обгоняет машина скорой помощи, то обычно лучше всего остановиться. Когда кто-то продолжает движение впереди нас, часто оставляет лишь небольшое пространство, где мы не сможем проехать. Машины скорой помощи большие и тяжелые, и чтобы остановиться, а затем вновь набрать скорость, им требуется значительно больше времени, чем обычному автомобилю. Поэтому мы бы хотели двигаться с одной постоянной скоростью, особенно если везем больного человека. Когда у нас на борту пациент, находящийся в критическом состоянии, то, чтобы лечить или реанимировать его, нам нужно стоять и ходить в машине. В этих условиях внезапная остановка может привести к плачевным последствиям. Пожалуйста, не открывайте окна, говоря, что пропускаете нас. Эта привычка, которая свойственна в основном мужчинам, достаточно

сильно раздражает нас. Нам не нужно делать одолжений. Не будет преувеличением сказать: если вы не будете так делать, то мы проедем даже быстрее. Чтобы быть более внимательными к тому, что происходит на дороге, вы должны быть благоразумны и убрать весь шум. Если в вашем салоне оглушительно ревет музыка, то вам нужно чаще смотреть в зеркала. Еще одна привычка водителей, которая замедляет наше движение – это использование мобильного телефона за рулем. Нам приходится часто долго ехать на хвосте у водителей, разговаривающих по телефону во время поездки. Кажется, что они пребывают в блаженном неведении относительно тех трудностей, которые они создают нам, двигающимся за ними на расстоянии одного метра с включенной сиреной и проблесковыми маячками. Они также пренебрегают тем фактом, что когда выезжают на дорогу и начинают болтать по телефону, то окружающие смотрят на них со страхом и недоверием. Разговаривать по телефону за рулем – преступление, но люди продолжают его совершать. Предположим, на нашем пути встретился перекресток, где есть четыре полосы движения. Я могу дать практически 100 %-ю гарантию того, что, как только мы выедем на перекресток, другие машины, разъезжаясь, заблокируют нам выезд на любую из полос. Это немного напоминает игры «Тетрис» или «Четыре в ряд». В этот момент на светофоре загорается красный свет, и машины начинают останавливаться, оставляя нас позади себя без возможности занять какую-либо из полос. Но в этом нет ничего странного: каждый водитель хочет встать как можно ближе к светофору. Затем все понимают, что остальные водители тоже проехали чуть-чуть поближе к светофору, поэтому все подъезжают еще чуть ближе. Так продолжается до тех пор, пока кто-то не берет на себя инициативу и не прижимается к краю полосы перед всеми, наконец-то благополучно пропуская нас. Пешеходам также следует быть внимательными и не идти по дороге перед нами, если мы едем с включенными сиреной и проблесковыми маячками. Может показаться, что это само собой разумеющаяся вещь. Но поверьте мне, люди делают именно так. Это довольно любопытно: можно проехать много километров по пустой дороге, но все равно появляются люди, как будто их посылает сюда какая-то высшая сила, чтобы встретиться на пути в тот самый момент, когда мы будем проезжать здесь, но ни минутой позже. Не зная, смогут ли они перебежать дорогу, не попав под колеса, нам приходится снижать скорость только для того, чтобы затем снова набрать ее. Я видела, как перед нами таким образом шли родители с детскими колясками. И даже мать с тремя детьми. В конце концов женщина смогла приструнить своих чад и увести их с проезжей части. Они, как и я, напугались до смерти. Здесь же нужно сделать похожее замечание и для водителей: когда мы с ревом несемся по дороге, не выезжайте нам наперерез на своей

машине. Я убеждена, что некоторые водители делают так: когда они видят, что мы подъезжаем к перекрестку, то ждут до тех пор, пока не будут различать наши лица, а затем выскакивают на перекресток, что несколько напоминает игру в «слабо». Затем, быстро осознав легкомысленность своего маневра, они замечают нас и прижимаются к обочине, будто делая одолжение. Но этого слишком мало и иногда уже слишком поздно. Прошу, прежде всего, не выскакивайте у нас перед носом. Потому что если мы врежемся в вас сбоку, то вы и ваши пассажиры пострадаете гораздо больше, чем мы. Плюс если вы попросите нас посмотреть полученные травмы, то мы будем несколько расстроены этим фактом. Поэтому просто подождите, пока дорога станет свободна, и выезжайте после нас. Вы должны понимать, что это действительно важно.

Благодарности Прежде всего, мне бы хотелось выразить особую благодарность своей семье и друзьям, моему чудесному мужу Стивену и трем замечательным детям – Бену, Джеймсу и Кейт, – которыми я всегда буду гордиться. Я также хотела бы поблагодарить моих замечательных друзей и коллег по Лондонской службе скорой помощи, в частности тех, кто работал со мной в главном офисе организации, а также ездил со мной на вызовы по району Кройден, центру моей вселенной! Когда я была с вами, вы заботились о моем здоровье, угощая меня чаем, шоколадом, а в нерабочее время – вином. Когда было надо, вы меня поддерживали (вы и сами это знаете), а иногда смешили так сильно, что у меня болел живот, а из глаз текли слезы. Вы лучшие коллеги, о работе с которыми можно только мечтать. У меня нет никаких сомнений в этом. Хотелось бы также сказать «спасибо» всем замечательным сотрудникам Университетской Больницы Кройдена, где работали доктора и медсестры, с которых я в начале своей карьеры брала пример. Они вдохновляли меня на то, чтобы, изменяясь, я становилась больше похожей на них, и продолжают и по сей день влиять на мою работу. Некоторые из них работают там с первого дня моей карьеры, но я бы хотела отметить и новых сотрудников, с которыми работаю сейчас. Эти замечательные люди терпеливо отвечали на многочисленные вопросы, поддерживая меня в стремлении быть хорошим врачом скорой помощи. Также говорю большое спасибо сотрудникам медицинского факультета Университета Святого Георгия, где я недолгое время училась и работала. Данное издание этой книги посвящается памяти Стива Райта. В один день в апреле 1994 года мы вместе со Стивом поступили на работу в Лондонскую службу скорой помощи. Вместе с остальной группой мы прошли курс обучения в Bromley Training Centre. Когда мы, наконец,

смогли надеть такую желанную форму медика (в те времена это был ярко-зеленый комбинезон), то начали дурачиться, играя в медиков, разыгрывая и переигрывая все возможные и невозможные ситуации. У нас была даже своя песня под названием «Вы – наше солнце», которую мы спели в последний день учебы своим измученным педагогам. После окончания учебы меня вместе со Стивом направили на 6 недель на станцию скорой помощи в город Сент-Хелиер набираться опыта и получать боевое крещение. Стив всегда был настоящим мужчиной и с того времени все время заботился обо мне. Мы радовались каждой минуте, проведенной вместе, много шутили, чтобы пережить возникавшие в те времена трудности. Работа Стива в скорой помощи была яркой и разнообразной. Он никогда не пасовал перед трудностями. К сожалению, в августе 2009 года после непродолжительной болезни Стив умер. На его поминках яблоку было негде упасть: там были мотоциклисты, музыканты, даже работники вертолетной медицинской службы прилетели, чтобы отдать ему дань уважения. Все, кто говорил о Стиве, вспоминали его любовь к семье, профессионализм, желание жить и то, как он гордился своей работой. Они также вспоминали, что с его лица никогда не сходила лучезарная улыбка. Стив был живым символом того, каким должен быть медик, работающий в скорой помощи. И я признательна его родным, которые позволили мне посвятить эту книгу его памяти. Выражаю наилучшие пожелания представителям всех экстренных служб, работающих в стране, – медикам, пожарным, волонтерам и, конечно, полицейским, которые приезжают на место очень быстро, если нам требуется срочная помощь. Спасибо за то, что вы с нами! И наконец, хотелось поблагодарить пациентов, доверявших нам свои жизни в самых тяжелых ситуациях и вдохновлявших нас, стойко перенося все то, что выпало на их долю. Лиза Уолдер, Лондон, 2020 год

Примечание автора Сердечно благодарю вас, дорогие читатели, за то, что нашли время прочитать мою книгу. Если эти истории возбудили в вас желание стать медиком скорой помощи, я бы порекомендовала вам снова прочитать эту книгу от начала и до конца, а затем крепко задуматься. Если и после этого ваше мнение не изменилось, то для вас нет ничего лучше, чем зайти в мою группу в Фейсбуке «So you want to be a paramedic»: (www.facebook.com/groups/Paramedicwanabees).

Там вы найдете много информации о том, как ступить на путь вашей мечты. Вы сможете пообщаться с другими единомышленниками, размышляющими над тем, чтобы начать учиться на медика скорой помощи. Там вы найдете множество советов от студентов медицинских вузов, опытных практикующих врачей, уже неработающих медиков со всей Великобритании и не только. Я организовала эту группу, так как изначально писала эту книгу для моих друзей и детей, а молодые ребята, думающие посвятить себя медицине, стали, как это, наверное, неудивительно, «случайной» аудиторией. По совпадению в то же самое время произошли изменения, и работа специалиста скорой помощи стала престижной. К счастью для меня, эти молодые люди привыкли пользоваться Интернетом для поиска нужной информации. Если вы введете словосочетание «Медик на скорой помощи», то найдете информацию о моей книге, которая первоначально называлась «Работа в службе экстренных вызовов. Реальные истории из жизни медсестры скорой помощи». Постепенно я стала получать огромное количество писем от молодых людей и, чтобы иметь возможность подробно отвечать на них, создала эту группу. Могла ли я представить себе, что к 2020 году в группе будет состоять так много людей? Сейчас там 24 тысячи участников. Меня поддерживают замечательные админы, обеспечивающие нормальное функционирование группы. Шарлотта, Боб, Джон и Майкл, вы делаете отличную работу, удаляя оскорбительные комментарии, ненужную рекламу или спам, приходящий с подозрительных аккаунтов. Если в результате прочтения этой книги вы присоединитесь к нашей группе, думаю, будете рады. Пожалуйста, реализовывайте себя в новой профессии, дорога открыта.

Об авторе Лиза Уолдер родилась в Лондоне. Она оставила школу, чтобы присоединиться к бродячему цирку, и 4 года ездила по Европе, работая акробатом на цирковой арене. Легко поменяв профессию, она стала сначала медсестрой в больнице, затем медсестрой в скорой помощи, а после – доктором, посвятив более 20 лет своей жизни спасению людей. Лиза продолжает работать в Лондонском центре скорой помощи, а свое свободное время любит проводить в загородном доме в каштановых зарослях Тосканы с бокалом вина в руке.