Духовное развитие в первом детстве, с указаниями для родителей о его наблюдении 2007338372

Citation preview

ДШВНѲЕ Р13БІІТІЁ ВЪ ПЕРБОт) ртств^ СЪ ГіаіШіШК ДЛЯ РОДИТЕЛЕЕ 0 ЕГО НЛБЛЮДЕЕШ-

П е р е в о д ъ съ н ѣ м е ц к а г о

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Изданіе Алексѣя Альмедингена. 1891

Доаволено цензурою. С.-Петербургъ 12 Декабря 1893 годя.

2007338372 ТППО-ЛИТОГРАФШ

Ю. Я .

РаМАПА,

БАООКЙНАЯ

48,

(іт^

СОДЕРЖАН1Е, ІІРЕДИОЛОБІЕ. Стр.

I . Оргаиы ішѣшнихъ чувствъ новорожденнаго . . I I . Органпческія ощущенія, чувствовавія и темпераменхы въ періодъ кормленія грудыо. . . ІЛ. БЧ^ыя воспріятія н представленія IV. Происхождевіе воли V. Первое учеыіе дитяти VI. Разсудокъ безъ языка и языкъ безъ разсудка . V I I . Какъ дитя учится говорить ѴШ. Образовапіе высшихъ понятій IX. РазБнтіе самосознапія X. Условія душевнаго развитія

7 22 37 о7 76 95 114 135 153 168

Руководство къ веденію дневника о духовномъ развитіи маленьнихъ дѣтеіі съ рожденія:

Общія правила Отдѣльныя требованія

185 186—261

Р[РЕДИСЛ0ВІЕ. 3 января

1880

года я

сдѣлалъ докладъ в ъ

консерваторіи (8іа§ака(1епііе) в ъ Б е р і и н ѣ

о ду-

ховномъ развігтіи человѣка въ первые годы ж п з н и и скоро потомъ обнародовалъ его подъ заглавіемъ «Психогенеспсъ».

В ъ моей к н и г ѣ

«Дупіа

т я т п » , впервые явившеііся въ к о н ц ѣ 1881

дпгода

и въ третьемъ, переработанномъ п дополненномъ изданіи 1890

(у

года,

Фернау

въ

Лейпцигѣ)

въ

иартѣ

были подробно обработаны з а д а ч и ,

намѣченныя въ психогенесисѣ, т а к ъ что не будетъ слишкомъ много,

есяи я с к а ж у ,

что эта

новая вѣтвь физіологической психологіи теперь твердо

обоснована.

Изслѣдователи

нымъ спеціальностямъ,

особенно

по

врачи,

различлинг-

висты, педагоги, все болѣе обраш;аются к ъ н а -

блюденію время,

своихъ

когда

собственныхъ

послѣднія

дѣтей

учатся

въ

то

говорить,

и

м о ж н о предвидѣть не очень у ж е далекое в р е м я п о я в л е н і я о т д ѣ л ь н ы х ъ у ч е б н и к о в ъ по физіологіи и психологіи д и т я т и съ п е р в а г о до п я т а г о года. Но п р е ж д е ,

ч ѣ м ъ н а с т а н е т ъ это в р е м я ,

нужно

еще много поработать, именно н у ж н о возбудить и н т е р е с ъ к ъ этому предмету в ъ о б ш и р н ы х ъ к р у г а х ъ общества, а г д ѣ онъ у ж е есть, т а м ъ у с и л и т ь его. По

естественному

порядку,

наблюденіе

ду-

шевнаго развитія въ первые годы жизни чаще предоставляется другому.

Но

какъ

представить

усвояемой

чѣмъ

чтобы в в е с т и

трудную науку, нужно

матерямъ,

матерей

въ

либо столь

ученіе о психогенесисѣ,

имъ

формѣ у ж е

кому

въ

наиболѣе

имѣющіеся

удобо-

результаты

этой отрасли знаній.- Точно т а к ж е н у ж н о п р и в л е ч ь в н и м а н і е к ъ в а ж н о с т и ф а к т о в ъ этой, т ы с я ч е л ѣ т і я стоящею о т к р ы т о й и однако мало и з *слѣдованной и потому новой, области и д р у г и х ъ лицъ,

каковы учителя

и

учительницы,

роди-

т е л и , старшіе б р а т ь я и с е с т р ы . •

Б о л ь ш и н с т в о не п о н и м а е т ъ н а у ч н о й цѣнности

наблюденій н а д ъ дѣтьми д л я изслѣдованія д у ш и человѣка и не з а м ѣ ч а е т ъ п р а к т и ч е с к о й отъ

изученія

дѣтской

прекраснѣйшей

души

задачи,

которая

ствуетъ — для воспнтанія. отдѣльныхъ гостнымъ,

наблюденій потому

для

высшей

только

Самое

пользы суще-

записываніе

многимъ к а ж е т с я

что опи

и

тя-

низко ц ѣ н я т ъ нхъ

значеніе. По излолсеннымъ о с н о в а н і я м ъ , у с т у п а я часто п о в т о р я в ш и м с я запросамъ

и

желаніямъ,

я по-

п ы т а л с я в ъ н а с т о я щ е й к н и ж к ѣ соединить самое в а ж н о е , о чемъ п д е т ъ дѣло п р и развитіи д у ш и д и т я т и . Существенное содержаніе этого сочиненія то ж е самое, что п с д ѣ л а н н ы х ъ мною общедоступныхъ Берлинѣ.

докладовъ

лицеѣ

Викторіи в ъ

П р и этомъ я з а м ѣ ч у , что в ъ предла-

гаемой к н и ж к ѣ важно

въ

будетъ рѣчь

в ъ научномъ

не о в с е м ъ ,

или п р а к т и ч е с к о м ъ отно-

шеніи, н а п р и м ѣ р ъ в ъ ней не будетъ ся 0 религіозномъ

что

чувствѣ,

говорить-

р а з в и т і е котораго

п а д а е т ъ н а позднѣйшее время. Р а з в и т і е совѣсти,

появленіе

туемы

страстей

соотвѣтственно

недостаточности

не могли важности

быть

трак-

предмета,

по

достовѣрныхъ и связныхъ на-

блюденій объ этомъ.

И з ъ довольно объемистаго

достовѣрнаго матеріала, бранія

фактовъ,

наблюденіяхъ,

именно

изъ

основаннаго н а

въ

настоящей

моего со-

собственныхъ

книжкѣ

будетъ

представленъ выборъ, пригодный для практическаго употребленія. Д ѣ л о к а ж д а г о будетъ с о с т о я т ь ,

конечно,

не

в ъ т о м ъ , чтобы подтвердить в с ѣ мои ф а к т и ч е с к і я у к а з а н і я собственнымъ н а б л ю д е н і е м ъ ,

такъ

к а к ъ н е л е г к о подмѣтить законосообразность в ъ отдѣльномъ д и т я т и , каждое

мгновеніе

вниманія

и

которое быстро д в и г а е т с я , мѣняетъ

направленіе

свое в ы р а ж е н і б ,

то н е п о н я т н ы е з в у к и ,

своего

и лепечетъ какіе

Т о д ь к о т о т ъ м о ж е т ъ до-

стигнуть такой цѣли, кто, владѣя надлежащей ф и з і о л о г и ч е с к о й и психологической п о д г о т о в к о й , н е п р е р ы в н о и съ в е л и ч а й ш и м ъ

терпѣніемъ

нимается

п р е с л ѣ д у я однѣ

со многими д ѣ т ь м и ,

за-

и т ѣ ж е задачи. Знаніе человѣка пріобрѣтаетъ но т о т ъ ,

не

теоретикъ,

к т о в ъ ж и в о м ъ обращеніи с ъ людьми

в ы р а б о т а л ъ зрѣлое с у ж д е н і е и з а п а с с я

нѣкото-

р ы м ъ опытомъ. Хотя маленькое дитя и явлется во в с я к о е в р е м я предъ н а б л ю д а т е л е м ъ безъ м а -

лѣйшаго притворства, совершенно открытымъ ( в ъ буквальномъ и переносномъ смыслѣ слова), но и здѣсь предстоитъ болъшая

опасность приписать

д и т я т и гораздо больше, чѣмъ сколько оно имѣетъ на самомъ дѣлѣ, в ъ виду склонности большинства

людей

къ

приравненію

дѣтей к ъ взрос-

лымъ. Кромѣ того знаніе человѣка помогаетъ здѣсь на первый разъ мало,

потому что т у т ъ суще-

ствуетъ л и ш ь въ зародышѣ все т о , что в ы с т у питъ позднѣе частью в ъ скрытомъ видѣ, частью открыто.

Я,

напротивъ, н а ш е л ъ

очень полез-

н ы м ъ во многихъ случаяхъ наблюденіе не дресированныхъ молодыхъ ж и в о т я ы х ъ и сравненіе наблюденій, сдѣланныхъ надъ ними, съ наблюденіями н а д ъ

дѣтьми

для пониманія

природы

послѣднихъ и ожидаю болѣе благотворныхъ результатовъ отъ построенія

сравнительной

жи-

хологги съ изложеніемъ психогенетическихъ н а блюденій, чѣмъ отъ продолженія п р е ж н и х ъ болѣе с п е к у л я т и в н ы х ъ ученій о д у ш ѣ . Относительно обоснованія моихъ указаній в ъ отдѣльности я отсылаю к ъ упомянутому

сочи-

ненію « Д у ш а д и т я т и » . Настояш;ее

произведеніе

м о ж н о р а з с м а т р и в а т ь к а к ъ введеніе к ъ

назван-

ному сочинеыію. Сочинитель.

Висбаденъ, въ апрѣлѣ 1893 года.

I.

Органы внѣшнихъ чувствъ новорожденнаго. Міръ ВХ0ДИТ7) въ душу человѣка лишь дверью органовъ внѣшнихъ чувствъ, Если она закрыта, то онъ не можетъ войти въ нее, не можетъ вступить съ нею въ связь; міръ тогда не существуетъ для души, подобно тому, какъ это бываетъ во снѣ безъ грезъ. Даже лишеніе одного внѣшняго чувства необходимо влечетъ измѣненіе всего міровоззрѣнія человѣка. Слѣпые или глухіе люди, которымъ отъ рожденія недостаетъ одного изъ двухъ высшихъ чувствъ, не могутъ достигнуть вершины духовнаго развитія, которой нормальное дптя достигаетъ шутя. Слѣпому всецѣло недостаетъ не только свѣтовыхъ и двѣтовыхъ впечатдѣній, но въ его сознаніи отсутствуютъ еще и формы, насколько онѣ не могутъ быть пріобрѣтены осязаніемъ; буквы же и печатныя книги, эта, какъ-бы, память всего образованнаго человѣчества, доступны ему очень мало. Онъ подобенъ человѣку, рвущемуся впередъ, но который не можетъ двинуться, потому что ему недостаетъ для этого средствъ.

А глі^хой? Въ его сознаніи вполнѣ отсутствуютъ тоны, цѣлый міръ музыЕи и пѣнія, а также языкъ, жіівое слово, именно то, что приковываетъ человѣка къ человѣку и чѣмъ держится духовная жизнь всѣхъ наиболѣе высоко образованныхъ людей. Лишь въ несовершенной степени п то послѣ многолѣтнихъ трудовъ осязаніе и зрѣніе замѣняютъ глухорожденному недостатокъ слуха. Такимъ образомъ задача заключается прешд& Бсего въ томъ, чтобы съ ранняго дѣтства имѣть гото выми к ъ воспринятію впечатлѣній высшія чувства. Новорожденный вступаетъ въ свѣтлый н наполненный звуками міръ, но онъ не можетъ еще ни видѣть, ни слышать. Онъ еще не ощущаетъ, какъ будетъ ощущать позднѣе; отдѣіьные уколы бз^^лавкой часто не вызываютъ у него никакого обнаруженія боли и в ъ первыя мгновенія своего бытія новорожденный не умѣетъ надлежащимъ образомъ ни обонять, ни вкушать. Все, чему онъ позднѣе выучится, онъ долженъ пріобрѣсть путемъ опыта. Достойно замѣчанія, что упомянутыя послѣ всѣхъ вкусовыя ощущенія пріобрѣтаются прежде ощущеній другихъ органовъ, обыкновенно проходитъ немного дней до того времени, когда дѣти научаются различать кисюе, горькое и соленое отъ сладкаго. Вкусъ сладкаго съ самаго начала имѣетъ преимущество предъ другими ощущеніями въ опредѣленности, лицо маленькаго ребенка почти всякій разъ

выража,етъ удовольствіе, когда на языкъ кладутъ нѣсколько капель глпцерина или концентрированнаго раствора сахара. Еогда же кисточкой кладутъ на языкъ теплаго не разжиженнаго раствора хинина нли поваренной соли или когда натираютъ языкъ кристалломъ винной кислоты, то наступаготъ .іегкія отталкпвательныя движенія, причемъ дитя кричитъ п давптся, а на лпцѣ выражается величайшее неудовольствіе. Конечно, смѣшеніе мимическихъ вырансеній въ первое время жизни бываетъ часто, такъ что самый совѣстлпвый наблюдатель подчасъ усумвптся, дѣйствите.іьно ли надлежащимъ образомъ обособляются различные классы вкусовыхъ ощущеній. Къ тому же и нервный аппаратъ органа вкуса еще не вполнѣ выработанъ. Нервнымъ окончаніямъ въ нѣжныхъ вкусовыхъ сосочкахъ языка, вкусовымъ нервнымъ нитямъ, вкусовой сферѣ въ мозгу еще недостаетъ упражненія. Но что эти части начинаютъ правильно работать раньше всѣхъ другихъ органовъ внѣшнихъ чувствъ, это весьма полезно и для новорожденнаго дитяти и для новорожденнаго млекопитающаго, потому что, вслѣдствіе дѣятельности вкуса, рано становится возможнымъ различеніе здоровой ппщи отъ вредной, каковое различеніе быстро и непрерьівно утончается. Материнское, сладкое на вкусъ, молоко въ началѣ жизнп есть естественнаіі пища лишь по своему богатому содержанію молочнаго сахара.

По тѣмъ же основаніявіъ новорожденному дитяти полезно поразительно быстрое развитіе способности обонянія. Хотя непосредственно по рожденіи, и часто еще многіе днп послѣ того, дитя и не въ состояніи правильно отличать при каждомъ опытѣ пріятно и непріягно пахнущія вещества, хотя оно очень часто обоняемое принимаетъ за съѣдобное и сосетъ хорошо пахнущій гіацйнтъ, спустя цѣлые мѣсяцы порожденіи, однако вѣроятно, что различеніе по запаху, до прикосновенія губами, груди кормилицы отъ материнской, коровьяго молока отъ женскаго, возможно уже спустя одинъ день по появленіи на свѣтъ. Во всякомъ случаѣ нормальное дитя обоняетъ многое правильно спустя нѣсколько часовъ, а самое позднее — спустя нѣсколько дней по рожденіи, что видно изъ очень характернаго измѣненія лица дитяти, когда ему даютъ понюхать дурно пахнущее вещество и прикладываютъ к ъ непріятной груди кормилицы, между тѣмъ какъ оно, напротивъ, имѣетъ довольное выраженіе при обоняніи хорошаго молока, чистой и здоровой кожи. Съ значительно меньшей быстротой развивается третье изъ такъ называемыхъ низшихъ чувствъ — кожное чувство, хотя кожные нервы съ самаго начала владѣютъ большою возбудимостію. Различеніе холода, теплоты и прикосновеній всякаго рода въ первые дни жизни весьма несовершенно. Крики дитяти во время купанья въ холодной водѣ не дока-

зываютъ, что оно ощущаеті холодъ воды, но только то, что холодная вода возбуждаетъ неудовольствіе, подобно тому, какъ теплая очень рано вызываетъ выраженіе полнаго удовлетворенія. Но послѣдующее различеніо обоихъ названныхъ ощущеній посредствомъ чувства температуры, предпочтеніе прикосновенііі, вызываіощихъ пріятное чувство теплоты, нерасположеніе къ умываніямъ, влекущпмъ за собой непріятное чувство холода, могутъ выработаться только липіь упражненіемъ, смѣной двухъ протпвоположныхъ впечат.лѣній, которая дѣлаетъ возмоясноіі сравненіе. Безъ сравненія невозможно различать холодъ п тепло. При прикосновеніп ко всѣмъ возможнымъ мѣстамъ всеіі поверхностп тѣла оказывается, какъ мало въ началѣ жпзнп дптя способно отличать спльное давленіе отъ слабаго, раздраженіе, вызывающео боль, отъ индпферентнаго, холодную п сырую руку отъ теплой и сухоіі. Оно не защищается, не дѣлаетъ самыхъ обычныхъ рефлоктпвныхъ оборонрітельныхъ движеній при непріятныхъ впечатлѣніяхъ п не улыбается довольное при пріятныхъ. Всѣ эти раздиченія въ областп кожнаго чувстла осуществляются путемъ частаго и по счастью непз • бѣжнаго повторенія внѣшнихъ смѣняющихся впечатлѣній во время бодрственнаго состоянія. Но такъ какъ человѣкъ въ первое время своей жпзнп спптъ гораздо больше, чѣмъ бодрстауетъ, то время, остаю-

щееся ему ежедневно на изученіе различія впечатлѣній, нѣсколько коротко, а время обученія въ цѣломъ оказывается продолжительнымъ. Особенно это приложимо къ высшимъ чувствамъ, слуху и зрѣнію, отъ развитія которыхъ яаиболѣе зависятъ психическіе успѣхи дитяти. Каждое новорожденное дитя бываетъ вполнѣ глухо и такимъ остается иногда нѣсколько дней, прежде чѣмъ барабанная перепонка съ слуховыми косточками будетъ въ состояніи проводить наддежащимъ образомъ къ мозгу, долго остающемуся еще недостаточно развитымъ для слушанія, внѣшнія звуковыя впечатлѣнія. И въ дальнѣйшее время слухъ слѣдуетъ признать очень плохимъ, тугость же слуха по естественному порядку остается еще долго. Тугость слуха дитяти въ первое время жизни очень полезна ему: еслибы дитя могло слышать такъ же хорошо, какъ и взрослый, съ первыхъ дней своей жизни, когда оно болѣе всего должно пребывать въ нокоѣ, что-бы спо-^ собствовать питанію своего тѣла, образованію жира, затверденію костей, регулированію дыханія и дѣятельности сердца, то оно очень сильно безпокоилось бы, пугалосъ бы во снѣ и это могло бы подать поводъ къ сильнымъ, даже судорожнымъ движеніямъ. Только немногія дѣти слустя шесть часовъ по рожденіи въ состояніи обнаружить нѣкоторую способность слуха двишеніемъ вѣкъ, когда возлѣ самаго ихъ уха раздается необычайно сильный шумъ. При

этомъ остается еще неизвѣстнымъ, какая причина вызвала закрытіе вѣкъ: звукъ пли воздушный токъ. Послѣднее представляется невѣроятнымъ, такъ какъ всѣ безъ исключенія взрослые люди, при неожиданномъ трескѣ или другомъ нечаянномъ шумѣ, мигаіотъ, не замѣчая этого; при безшумномъ же потокѣ воздуха дѣлаютъ это только тогда, когда онъ бываетъ очень силенъ. Во всякомъ случаѣ ни одно дитя не въ состояніи въ первыя недѣли своей жизни изъ многихъ тысячъ ласкательныхъ словъ своей матери слышать что либо болѣе отдѣльныхъ звуковъ; о пониманіи ше, конечно, не можетъ быть и рѣчи. Но всѣ эти ласкательныя слова не остаются для дитяти потерянными, помощію ихъ оно рано прпвыкаетъ къ голосу своей матери 11 потомъ узнаетъ его легче, чѣмъ другіе голоса. Состояніе зрѣнія у новорожденнаго въ нѣкоторомъ отношеніи подобно состоянію слуха. Хотя новорожденный и не является въ міръ, какъ щенокъ иля котенокъ, съ еще не открывающимися вѣками и не можетъ быть названъ сдѣпымъ въ собственномъ слысдѣ этого слова, но однако онъ рѣшительно не въ состояніи видѣть. БольпГую часть дня глаза новорошденнаго остаются дѣйствительно закрытыми или, по крайней мѣрѣ, глазныя щели очень маленькими. Между тѣмъ болѣе точное наблюденіе показываетъ, что при проникновеніи умѣренно яркаго свѣта наступаетъ, спустя уже нѣсколько минутъ по

рожденіи, сокращеніе зрачка, что доказываетъ чувствительность глаза къ свѣту. Такимъ простымъ наблюденіемъ неопровержимо выясняется проходимость всего нервнаго пути отъ сѣтчатки по зрительному нерву до центральныхъ частей и отъ нихъ назадъ по двигательному нерву — двигателю глаза. Точно также легко убѣдиться и въ томъ, что у норнальныхъ дѣтей ослѣпительно яркій свѣтъ при открытыхъ глазахъ въ первый же день вызываетъ плотное сомкнтуіе вѣкъ, умѣренно же яркія поверхности—расширеніе глазной щели на одинъ миллиметръ. Такими фактами доказано, что чувствительность къ свѣту съ самаго начала присуща человѣку въ противоположность многимъ млекопитающимъ животнымъ. Но новорожденный не можетъ отличать одну краску отъ другой, не можетъ воспринимать границъ, разстояній, фигуръ. Все зрительное поле образуетъ одну смѣшанную массу болѣе свѣтлыхъ и менѣе свѣтлыхъ пятенъ, въ которыхъ распознаются лишь болѣе рѣзкія разлпчія свѣтовой снлы, цвѣтныя же, свѣтлыя и темныя мѣста переходятъ одно в ъ другое, такъ что ясно ничего на различается. Поэтому нѣтъ смысла спорить о томъ, видитъ-ли новорожденный двумя глазами одинъ предметъ или вдвойнѣ, видитъ ли его стоящимъ прямо или в ъ обратномъ положеніи и не смѣшиваетъ ли въ своемъ зрптельномъ полѣ лѣвое и правое. Онъ вообще не

впдитъ еще никакихъ предметовъ и очень медленно учится различать верхъ и низъ, влѣво и вправо, близко и далеко, пользуясь для этого движеніями предметовъ, движеніями собственныхъ глазъ и позднѣе опытами схватыванія. Но смѣна свѣтлаго п темнаго замѣчается только тогда, когда она захвавываетъ большія поверхности и производится съ опредѣленною, ни слишкомъ большою и нп слишкомъ малою, скоростію, причемъ свѣтлое, какъ, напримѣръ, близкое пламя лампы, бываетъ ослѣпительно свѣтлымъ. Тогда новорожденный сеіічасъ же это ощущаетъ, такъ какъ онъ быстро закрываетъ глаза. Еслп послѣдній фактъ не замѣчается съ самаго перваго времени, то есть основаніе сомнѣваться въ нормальности глаза п соотвѣтствующей части нервной системы. Бъ каждомъ свѣтовомъ ощущеніи, даже въ первомъ ощущеніи новорожденнаго, нужно различать три физіологическіе момента: раздраженіе внѣшняго конца зрительнаго нерва, сѣтчатки въ глубинѣ глаза, дадѣе распространеніе возбужденія по зрительному нерву до сложны.хъ центральныхъ частей и, наконецъ, превращеніе въ этихъ частяхъ нервнаго возбужденія въ свѣтовое ошущеніе. Всѣ три момента нервнаго возбужденія, вызывающаго свѣтовое ощущещеніе: периферическій въ глазу, проводящій въ нервѣ и центральный въ мозгу—въ началѣ жизни могутъ не дѣйствовать и потому относительно тѣхъ

дѣтей, которыя не реагируютъ на сильное свѣтовое возбужденіе, слѣдуетъ поставнть вопросъ: нормальныли у нихъ глаза, или достаточно ли развиты проводящія нити зрительнаго нерва, или соотвѣтственяыя части мозга? И дѣйствительно дѣти, родившіяся раньше надлежащаго срока за четыре—шесть недѣль, отличаются недостаточнымъ общимъ развитіемъ, необыкновенной вялостью, съ которою они реагируютъ на самыя различныя внѣшнія впечатлѣнія, медленностью, съ которою они смотрятъ, т. е. научаются понимать свои свѣтовьш ощущенія, такъ что можно предполагать, что ихъ зрительная сфера— задняя верхняя часть коры большого мозга—очень много отстала въ развитіи. Мозгъ новорожденнаго отличается отъ мозга взрослаго съ перваго же взгляда, не говоря уже о его меньшей величинѣ, гладкостью своей поверхности Главные бороздки и извивы хотя и не вполнѣ отсутствуютъ у Еоворожденнаго, но они неглубоки, отчасти едва замѣтны, вторичныхъ же и третичяыхъ бороздокъ почти совсѣмъ нѣтъ. Сперва на пятой недѣлѣ жизни появляются прибавочные бороздкп п извивы. Мозгъ новорошденнаго представляетъ собою какъ бы незаконченную модель мозга взрослаго человѣка въ уменьшенномъ масштабѣ, въ которой еще многое должно быть додѣлано—додолблено, допилено, доскоблено. Микроскопическое изслѣдованіе указываетъ на большія различія того и другого мозга въ

корковомъ слоѣ бодьшого мозга, въ такъ называемомъ сѣромъ веществѣ, считающемся матеріальной основой всей высшеі! духовной дѣятельности. Сѣрымъ оно называется потому, что, по сравненію съ проводящимъ бѣлымъ илп мозговой субстанціей, оно выглядитъ сѣрымъ отъ перевѣса въ немъ мозговыхъ клѣточекъ п тонкихъ отростковъ протоплазмы. Эти послѣдніе съ соединительнымп нптями или совершенно отсутствуютъ у новорожденнаго или же встрѣчаются въ очень маломъ чпслѣ, между тѣмъ какъ спустя шесть недѣль они бываютъ легче замѣтны; позднѣе, когда мозгъ вполнѣ вырастетъ, ихъ чпсло простирается, вѣроятно, до нѣсколькихъ сотенъ милліоновъ. Я не хочу вообще утверждать, что мозговыя клѣтки суть единственные или главные носитеди всѣхъ высшихъ духовныхъ явленій, потому что дѣти очень рано обнаруживаютъ положительные признаки с д у ши» и потому что у животныхъ съ очень немногими мозговымп клѣтками замѣчается много «инте.ілпгенціи»; но что у человѣка мозговыя кіѣтки необыкновенно быстро возрастаютъ въ числѣ вмѣстѣ съ возрастающимъ духовнымъ раэвитіемъ, это вѣрно, I I потому нѳльзя не приписать имъ важной роли во всѣхъ мозговыхъ функціяхъ, ш ж е т ъ быть, способствованія питанію мозга. Возможно, что именно онѣ служатъ органами для новообразованія протоплазмы, сѣтеобразно распространяющейся, въ тече2

ніе духовнаго развитія, въ необыкновенно тонкихъ нитяхъ сѣраго мозговаго вещества и что эта то протоплазма и есть истинный субстратъ духа и слѣдовательно «сѣдалище души». Что касается разумнаго различенія ощущеній въ области кашдаго органа внѣшнихъ чувствъ, то оно невозможно безъ развитія коры большого мозга; для того же, чтобы въ области каждаго чувства достигнуть хотя приблизительно такой остроты въ различеніи ощущеній, какая достигается ухомъ музыканта, нужны продолжительныя и основательныя упражненія при благопріятныхъ внѣшнихъ обстоятельствахъ. Кто можетъ отличить одно отъ другого тѣ разнообразныя обонятельныя ощущенія, которыя въ подавляющемъ множествѣ возникаютъ въ насъ во время ншости и въ позднѣйшей жизни? Ихъ невозможно обозначить словами. Дитя атому не научается, такъ какъ никто не заботится точно называть ему ни тоны при обученіи играть на фортепіано, ни хорошіе и дурные запахи. Въ такомъ же положеніи находится и органъ вкуса, отдѣльныя ощущенія котораго очень часто смѣшиваются съ обонятельными, какъ въ дѣтствѣ, такъ и во всю послѣдующую жизнь. Какъ часто говорятъ о хорошихъ, даже о прекрасныхъ на вкусъ кушаньяхъ и винахъ, когда на самомъ дѣлѣ они не имѣютъ никакого вкуса, а лишь пріятно пахнутъі Тоже самое можно сказать и по отношенію къ

осязанію. Для обознатіенія теыпературы, различенію которой мы не учимся спеціальныыи упраясненіямп. существуютъ лишь парныя слова: «горячо, тепло, такъ себѣ, прохладно, холодно», а потомъ нужно уже пользоваться термометромъ. Для изиѣренія различныхъ ощущеній прпкосновенія и мускудьнаго чувства у насъ нѣтъ инструмента, соотвѣтствующаго термометру, а лишь рядъ нера,')дѣльныхъ спутанныхъ обозначеній, въ родѣ «шероховатый п гладкій», «твердый и мягкій», «сырой и сухой», «острый и тупой», причемъ эти обозначенія относятся болѣо къ соединеннымъ ощущеніямъ осязательнаго и мускульнаго чувствъ, чѣмъ къ одному осязанію. По отношенію къ различенію и точному наименованію звуковъ и красокъ въ большинствѣ семействъ такжс пренебрегаютъ руководствомъ дѣтей въ первые годы жизни. Многія дѣти англійскихъ и американскихъ школъ были изслѣдованы относительно ихъ способности различать цвѣта и неожиданно оказалось, что большая часть ихъ была рѣшительно не въ состояніи, когда имъ преддагали легко распознаваемые образчики, правильно указывать основные, наиболѣе различные цвѣта, какъ красный, зеленый, синій, шелтый и обозначать яркость—бѣлый, сѣрый и черный. Заключить изъ этого къ цвѣтовой слѣпотѣ дѣтей было бы неправильно. Они просто не упражнялись, ихъ сѣтчатка была нормальна, ихъ зрительный

нервъ нормаленъ, но ихъ зрительная сфера не упрашнялаеь; они знаютъ слова, названія цвѣтовъ, имѣютъ правильныя цвѣтовыя ощущенія, но они не умѣютъ сочетать слова и цвѣта. Они не понимаютъ своихъ собственныхъ цвѣтовыхъ ощущеній. Таково же и малое дитя. Своему дитяти я ио цѣдымъ годамъ показывалъ цвѣтные образцы. Прежде чѣмъ оно могло говорить, оно было не въ состояніи узнавать зеленый цвѣтъ и синій съ такою же правильностью, к а к ъ красный, желтый, бѣлый и черный и смѣшивало зеленый и синій съ сѣрымъ. И позднѣе оно перемѣшивало названія. Всѣ дѣти, если они не получили спеціальнаго воспитанія своего цвѣтового чувства, обнаруживаютъ по отношенію к ъ нему до истеченія второго года большую неувѣренность и даже на третьемъ году такія колебанія въ сужденіи, что ихъ можно принять за слѣлыхъ к ъ цвѣтамъ. Но въ дѣйствительности дѣло идетъ по большей части не объ органическомъ недостаткѣ, но лишь о нерадѣніи родителей, если такое нераспознаваніе цвѣтовъ перейдетъ и на позднѣйшее время. Подобное-же явленіе замѣчается и по отношенію къ тонамъ. Ни одно дитя не является въ міръ абсолютно не музыкальнымъ, если только оно имѣетъ нормальный слуховой органъ. Недостатокъ въ различеніи тоновъ и звуковыхъ ощушеній можетъ имѣть своимъ источникомъ недостаточное упражнѳніе цен-

тральной части въ мозгу, именно слуховой сферы, которая воспринимаетъ возбужденія, идущія отъ уха, проходящія по слуховому нерву и влекущія за собою звуковыя ощущенія. Никогда невозможно утверждать, что дитя совершенно немузыкально, еслп ему съ раинихъ .іѣтъ и часто не представ.лялось случая различать тоны. Потомъ очень скоро окажется, будетъ-ли оио владѣть музыкальнымъ слухомъ, который по преимуществу есть результатъ упражненія, и имѣетъ-ли оно чувство для мелодіи п, слѣдовательно, память для послѣдовательны.хъ звуковъ. Если у дитяти есть сильное природное расположеніе, особепно подкрѣпляемое наелѣдственностью, то оно само очень рано начнетъ пѣть, часто ранѣе даже, чѣмъ говорить. Но еслп въ ранней юности недостаетъ случая раздичать тоны, недостаетъ у дитяти упражненія собственныхъ голосовыхъ связокъ, не смотря на лепетанье, если съ самаго ранняго возраста не обращаютъ вниманія на его слухъ, то съ нимъ легко случится тоже, что съ дѣтьии, объявляемыми слѣпыми къ цвѣтамъ, но которыя только никогда не практиковались въ раздиченіи цвѣтовъ: дптя будетъ признано безталаннымъ л вполнѣ немузыкальнымъ, не будучи таковымъ. Полніый недостатокъ музыкальнаго слуха и, слѣдовательно, способности различать извѣстную высоту тоновъ есть во всякомъ случаѣ аномалія, родъ глухоты по отношенію къ тонамъ, которая, будетъ-ли

она врожденная пли пріобрѣтенная, подобно неспособности различать одинъ отъ другого цвѣта, есть аномалія. Поэтому нужно требовать, чтобы въ школахъ для маленькихъ дѣтей, безъ вынудительныхъ обстоятельствъ внѣшняго рода, ни одно дитя съ самаго начала не освобошдалось отъ занятій пѣніемъ, а дома отъ музыкальныхъ упражненій, но лишь тогда, когда оно послѣ продолжительнаго опытнаго времени не окажетъ никакихъ успѣховъ. Конечно, не слѣдуетъ идти такъ далеко, какъ великій англійскій естествоиспытатель Ѳома Юнгъ, который въ началѣ настояп];аго столѣтія утверждалъ, что каждый здоровый человѣкъ можетъ научиться всему тому, чему вообще можетъ быть обученъ человѣкъ. Но что, относительно развитія органовъ внѣшнихъ чувствъ новорожденнаго дитяти, очень много погрѣшаютъ въ противоположномъ направленіи, это несомнѣнно.

П. Органическія ощущенія, чувствованія и темпераменты въ періодъ кормленія грудью. Кромѣ пяти спеціальныхъ чувствъ, которыя перерабатываютъ внѣшнія впечатлѣнія, существуютъ, какъ извѣстно, у взрослаго человѣка еще общія чувства, которыя служатъ посредниками тѣлесныхъ чув-

ствованій, напримѣръ страданія и удовольствія, благосостоянія и неблагосостоянія, коротко органическихъ ощущеній. Не можетъ подлежать никакому сомнѣнію, что новорожденный уже прнноситъ съ собою въ міръ готовые нервы, необходпмые для возникновенія ощущеній, возбуждаемыхъ внутренними раздраженіями. Кто захотѣлъ бы отрицать, что новорожденный испытываетъ жажду, вслѣдствіе огромноі! потери воды, выдыханіемъ и кожей? Крикъ, мгновенно прекращающійся вслѣдъ за предложеніемъ хорошаго молока, есть знакъ неудовольствія, возникшаго отъ потребности в ъ питьѣ и пищѣ. Уже очень рано голосъ маленькаго дитяти звучптъ иначе, когда оно кричитъ отъ голода и когда отъ боли. Если такія разлпчія органическихъ ощущенііі, съ самаго начала жизни, на лпдо, то однако ихъ опредѣ^сенное обособленіе столь же несовершенно, какъ у взрослаго, и ни одпнъ человѣкъ во всю свою дальнѣйшую жизнь не достигаетъ того, чтобы отдѣлять всѣ свои органическія ощущенія другъ отъ друга съ такою опредѣленностью и обозначать ихъ словами или знаками—напрпмѣръ нотами и цифрами—какъ различаются и обозначаются цвѣта и тоны, и точно относить ихъ къ опредѣленному мѣсту своего тѣла, какъ относятся осязательныя раздраженія. Подъ органическими ощущеніями я понимаю не

только головную боль, болѣзни зрѣнія, воспаленія, давленіе въ желудкѣ, колотье въ боку, тошноту, чѣмъ даже и здоровьш маленькія дѣти могутъ страдать точно такъ же, какъ и взрослые люди, хотя дѣти и не могутъ сказать этого, но также и ощущенія, соединенныя съ болѣзненными состояніями, каковы пресыщеніе и отвращеніе, голодъ и жажда, утомленіе и сонливость. Какъ трудно эти пары разъединить даже у взрослаго! У маленькаго же дитяти эти ощущенія перепутываются еще болѣе и никто не даетъ себѣ труда обособленно представить ихъ сознанію дитяти, потому что никто достаточно не оріентировался въ этой области органическихъ ощущеній, иначе онъ сдѣлался бы неисцѣлимымъ ипохондрякомъ. Между тѣмъ для наблюдателя было бы особенно интересно прослѣдить, какъ чувственныя впечатлѣнія, въ громадномъ количествѣ достигающія до ыаленькаго дитяти, мадо по малу приводятъ къ опредѣленнымъ ощущеніямъ и къ соединеннымъ съ ними чувствованіямъ въ средѣ спеціальныхъ внѣшнихъ органовъ. Очень скоро обнаруживается, что на первомъ планѣ въ ряду органическихъ процессовъ стоитъ питаніе. Голодное дитя бываетъ равнодушно ко всему, пока не будетъ удовлетворенъ его голодъ. Всѣ старанія отклонить его вниманіе отъ удовлетворенія потребности питанія въ то время, когда

оно шадно сосетъ, оказываіотся вполнѣ тщетными; вниманіемъ дитяти можно управлять лишь въ позднѣйшее время. А такъ какъ въ первые мѣсяцы жизни голодъ и жажда одновременно удовлетворяіотся молокомъ, то понятно, что чувственная способность различенія и развпвается прежде всего на этомъ. Различія вкуса первыхъ кушаній послѣ начала отученія отъ исключительной молочной діеты воспринимаются дитятей съ поразительною вѣрностью. Конечно, изъ того, что бываетъ достаточно одной щепотки соли, немного ревеннаго или лимоннаго сока, чтобы вызвать отталкивательныя движенія, какъ знакъ отклоненія предлагаемаго вещества, нельзя заключать къ наличностіі такихъ сердечныхъ двііженій, каковы отвращеніе, разочарованіе, гнѣвъ, потоыу что п безмозглые новорожденные при тѣхъ же обстоятельствахъ выполняютъ тѣ же отталкивательныя движенія п съ тѣмп же удивительными гриыасами, они точно также высовываютъ языкъ и закрываютъ глаза. Однако эти вкусовые рефлекеы образуютъ необходимую почву для позднѣйшаго появленія волненій въ области вкуса, можно даже сказать—вкусовыхъ чувствованій, которыя и у взрослыхъ, какъ извѣстно, весьма отчетливо отпечатлѣваются на лицѣ и съ трудомъ поддаіотся контролю. Въ подобномъ же положеніи находятся не выразймыя словами обонятельныя различія кушаній, у

грудного мдаденца прежде всего запахъ молока. Въ этомъ отношеніп взрослый человѣкъ по большей части остается всю свою жизнь на ступени младенца, мешду тѣмъ какъ возникающія посредствомъ обонянія чувствованія, симпатіи и антипатіи часто бываютъ непреодолимы и могутъ играть важную родь. Обонятельная лопасть въ человѣческомъ мозгу, по сравненію съ таковою большинства млекопитающихъ, мала и никогда не доходитъ до величины послѣдней, потому что интересъ къ обонятельнымъ ощущеніямъ въ человѣческомъ родѣ гораздо меньше, чѣмъ въ животномъ мірѣ. Слѣпыя и глухія дѣти часто владѣютъ болѣе тонкимъ обоняніемъ, чѣмъ имѣющія Бсѣ внѣшнія чувства, потому что, если недостаетъ одного какого либо чувства, то органы прочихъ чувствъ развиваются лучше вслѣдствіе болѣе частаго упражненія. Ощущенія, дѣлающіяся доступными маленькому дитяти посредствомъ кожи, очень скоро иопредѣденно распадаются на двѣ группы: на ощущенія прикосновенія и ощущенія температуры. Между органами первой группы преимущественное значеніе имѣютъ руки, которыя доставляютъ большее разнообразіе впечатлѣній, чѣмъ всѣ другія части тѣда, вмѣстѣ взятыя, въ томъ числѣ и ноги. Только губы и языкъ могутъ соперничать въ этомъ отношеніи съ кончиками пальцевъ. При сосаніи, которое составляетъ главное занятіе человѣка въ первое поду-

годіе и откуда запмствуется самое названіе такого младенца-сосунокъ, осязательные нервы губъ и языка упражняются долго и основательно. Здѣсь лежитъ источникъ величайшаго наслажденія, все равно прикладывается ли дитя къ материнской груди или снабжается соскомъ; на сосаніи концентрируется все содержаніе первоначальной духовной жизни и потому естественно, что дитя, получивъ возможность, по прошествіи первой четверти года, выполнятъ правильныя хватательныя движенія, тащитъ въ ротъ или по крайней мѣрѣ ко рту всѣ новые, маленькіе, подвижные предметы. Приэтомъ температура предметовъ имѣетъ большое значеніе. Если молоко хотя немного холоднѣе или теплѣе обыкновеннаго, то дптя отказывается отъ него. Если въ ваннѣ вода холоднѣе противъ обыкновеннаго хотя на одинъ градусъ, или немного теплѣе, нежели въ другпхъ случаяхъ, то дѣти, въ этомъ отношеніи въ Герыаніи, къ сожалѣнію, слишкомъ изнѣживаемыя, кричатъ такъ, какъ будто бы имъ причинили какую либо несправедливость, или какъ будто бы они чего испугались, и они очень скоро могутъ совершить такія настоятельныя движеяія, которыя не оставятъ никакого сомнѣнія въ существованіи непріятныхъ ощущеній вслѣдствіе охлажденія или очень сильнаго согрѣванія. Невозможно съ достовѣрностью узнать время появленія первыхъ настоящихъ чувствованій дитяти.

Относительно легче всего изслѣдовать у маленькихъ дѣтей страхъ въ его двухъ формахъ: боязни и испуга, и удтленіе, именно его воплощеніе въ выраженіи лица и его психогенетическое значеніе. Поучительно сравнить соотвѣтственныя состоянія у животныхъ. Если лягавый щенокъ въ комнатѣ своего хозяина удивляется пламени при первомъ растапливаніи камина, или если онъ пугается, когда лопается шарообразный, свободно двигавшійся, мыльный пузырь, или изумляется движеніямъ вѣера, который при складываніи кажется исчезающимъ, а при развертываніи опять появляющимся, то подобнымъ же образомъ относится и маленькое дитя, у котораго непонятное, непостижимое вызываетъ удивленіе въ буквальномъ смыслѣ слова. Но различіе между человѣкомъ и животньшъ на этой ранней ступени развитія неизмѣримо. Первое удивленіе дитяти ведетъ къ оцѣнкѣ необозримаго числа чувственныхъ впечатлѣній, которыя его маленькій мозгъ снабжаетъ какъ бы особенною печатью и потомъ связываетъ ихъ другъ съ другомъ, какъ воспоминанія, въ новыя мысли, между гЬмъ к а к ъ животное остается при простомъ удивленіи и даже это послѣднее очень скоро уменвшается отъ повторенія того же впечатлѣнія безъ какихъ либо дальнѣйшихъ психическихъ послѣдствій. Нормадьно развивающееся дитя также притуяляется отъ повторенія подобныхъ впечатлѣній, они теряютъ пре-

лесть новизны, возбуасдаіоп^ей удивленіе, но за то сопровождаются воспоминаніями, которыя остаются дѣятельнымщ и чѣмъ старше етановится дитя, тѣмъ ббльшее количество впечатлѣній всякаго другого рода, которыя слишкомъ тонки, чтобы пхъ замѣтйло животное, оставляетъ прочные слѣды въ душѣ дитяти, возбуждая дѣтское удивленіе. Напримѣръ, видъ въ снѣгъ упавшаго хромого нищаго, которому посторонній человѣкъ оказываетъ помощь, или кормленіе животнаго вызываютъ изумленіе. Такими опытами у нѣкоторыхъ дѣтей не только возбуждается состраданіе, но и закладывается, послѣ того, какъ пройдетъ минута перваго удивленія, основа той или другой добродѣтели, какъ благотворительность, щедрость, безкорыстіе, а съ другой стороны удивженіе предъ простыми, но дитяти еще совершенно непонятными явленіями, какъ летаніе мухи, ползаяіе улитки, паденіе игрушки со стола, отскакііваніе мяча при бросаніи его о стѣну, вызываетъ умственную дѣятельность. Жсканіе причины непонятнаго паденія, когда мячъ скатывается со стола, его столь же непонятнаго поднятія, когда зластическій шаръ ударился 0 земліо или когда рука бросила его, про должается у нѣкоторыхъ дѣтей многія недѣли, даше мѣсяцы. Эту школу удивленія каждый человѣкъ должеиъ заново пережить въ себѣ самомъ. Дитя, которое не въ состояиіи удивляться, которое собственно не оту-

пѣло—а такъ обыкновенно понимаетъ дѣло поверхностное сужденіе,—но сЪ малолѣтства не владѣетъ обычной, свойственной юности, воспріимчивостью, не можетъ ни при какихъ обстоятельствахъ разсчитывать на нормальное умственное и нравственное развитіе. При удивленіи дѣло состоитъ въ томъ, что новое зрительное или слуховое впечатлѣніе, рѣже осязательное, температуры, обонятельное или вкусовое, очень сильно дѣйствуетъ на соотвѣтствующій внѣшній органъ. Возникающее ощущеніе влечетъ за собою необыкновенно живыя чувствованія, выражающіяся вовнѣ при удивленіи широко открытыми неподвжжными глазами, позднѣе также поднятіемъ бровей, часто нахмуриваніемъ бровей, разинутымъ ртомъ, полною неподвижностью всего тѣла, удерживаніемъ рукъ въ томъ положеніи, въ которомъ онѣ находилисъ, прежде чѣмъ подѣйствовало впечатлѣніе, молчаніемъ и, если сіова готовы были вырваться, «нѣмотой». Если дитя обнаруживаетъ эти признаки удивленія по поводу совершенно невидныхъ, взрослымъ уже давно индиферентныхъ вещей и явленій, то родители имѣютъ основаніе радоваться этому. Во вторую четверть года, самое же позднее къ концу ея, эта фаза душевнаго развитія должна быть достигнута. Если-бы она наступила позднѣе или совсѣмъ не наступила, тогда все остальное духовное развитіе должно быть ненормальнымъ, потому что

все, что мы знаемъ, созрѣваетъ при помощи чувственныхъ впечатдѣній и потому когда онп отсут-' ствуютъ, когда возбуждаемость нервовъ чувствъ понижена иди совсѣмъ притуплена, тогда возникаетъ незамѣнимый недостатокъ. Страхъ также принадлежитъ къ могущественнѣйшимъ учителямъ дѣтства. Еслибы необразованныя кормилицы и няни не возбуждали въ дѣтяхъ страхъ слишкомъ часто и безъ всякой нужды, ради простаго развлеченія безъ воспитательныхъ цѣлей и потому совершенно непростительно, обманами о черномъ человѣкѣ, запираніемъ въ темную комнату, неожиданнымъ схватываніемъ сзади и другими неприличными «шутками», то во всякомъ случаѣ значительно большая часть человѣчества, особенно же женщинъ, не пугалась бы такъ легко отъ всякихъ ничтошныхъ происшествій, какъ это бываетъ теперь. Нужно различать страхъ наслѣдственный и пріобрѣтенный; оба выражаются у дѣтей одними итѣмн же знаками. Если у отдѣльныхъ дѣтей уже начетвертомъ мѣсяцѣ обнаруживается непреодолимое отвращеніе къ нѣкоторымъ животнымъ, какъ свиньи, кошки, собаки, даже голуби при первомъ взглядѣ на нихъ, то не легко указать причину пріобрѣтенія такой боязни. Дитя еще не знаетъ опасности и однако боится, немного позднѣе можетъ даже дрожать, блѣднѣть, сильно опускать углы рта, садиться на корточки, кричать или обращаться въ бѣгство, лишь

только завидитъ и заслышитъ паровую машину, •пронзительный свистъ которой уже самъ по себѣ у нѣкоторыхъ грудныхъ младенцевъ способенъ вызывать спльнѣйшій крикъ. Врожденнымъ такое дѣйствіе не можетъ быть, какъ и страхъ паденія при первой попыткѣ дитяти прямо ходить одному, или постоянный страхъ при видѣ моря, когда оно, гладкое п почти безшумное, предстаетъ взору во время отлива. Боязлпвыя и жеманныя матери имѣютъ боязливыхъ и жеманныхъ дѣтей, потому что ихъ поведеніе, ихъ частое вздрагпваніе, вскрикпваніе и бѣгство вызываютъ подражаніе в ъ д ѣ т я х ъ . Мужественныя матерп пмѣютъ мужественныхъ дѣтей, потому что онѣ своимъ примѣромъ воспитательно дѣйствуютъ на дѣтей; здѣсь, какъ и во всѣхъ другихъ областяхъ воспитавія, быть примѣромъ несравненно важнѣе, чѣмъ преподавать хорошія наставленія, чѣмъ награды или наказанія. Но есть такія дѣти, которыя помимо всякаго, благотворнаго или вреднаго, вліянія ближайшихъ лицъ, окружающихъ ребенка, пугаются легко и сильно. Пугливость зависитъ отъ темперамента, а темпераментъ существенно обусловливается возбудимостью органовъ внѣшяихъ чувсхвъ и опособностью нервнаго центральнаго органа впечатлѣнія внѣшнихъ чувствъ удѳрживать короткое или продолжительное время, въ интенсивной степени или слабо.

Указанными особенностями въ степени возбудимости и органической памяти различаются четыре темперамента, извѣстные, какъ особенные, почти двѣ тысячи лѣтъ и называемые: сангвинтескгй, холергсческій, меланхолическій и флегматическій. У большинства дѣтей эти темпераменты можно съ достовѣрностью распознавать очень рано, еп];е во вторув:» четверть года. Но у дѣтей одинъ темпераментъ можетъ какъ бы пополняться другимъ, подъ вліяніемъ внѣшнихъ обстоятельствъ, съ ббльшею легкостью, чѣмъ по.чднѣе у взрослыхъ, одинъ темпераментъ можетъ быть болѣе или менѣе замѣщаемъ другимъ, такъ что узнать темпераментъ зрѣлаго человѣка по поведенію дитяти въ первые три года рѣшительно невозможно; поговорка: если смолоду соколъ по поднебесью леталъ, то полетитъ и подъ старость (буквально: «нзъ чего хотятъ сдѣлать хорошій крючгкъ, то сгибаютъ заблаговременно») — конечно, справедлива, но здѣсь дѣло идетъ о періодѣ предшествующемъ летанію и потому въ практическомъ отношеніи важно знать, чѣмъ характеризуются физіологически четыре темперамента, принимаемые почти всѣми, но не опредѣляемые ближе. Въ двухъ темпераментахъ возбудимость и слѣдовательно воспріимчивость для впечатлѣній самаго различнаго рода, раздражимость велика, въ другихъ двухъ—мала, первое у сангвиниковъ и холериковъ, послѣднее—у меланхоликовъ и флегматиковъ. Продолжительность дѣй3

ствія каждаго впечатлѣнія, прочность, съ которой удершивается образъ въ памяти, или глубина впечатлѣнія необыкновенна въ двухъ темпераментахъ— меланхолическомъ и холерическомъ, вѣроятно потому, что органическое измѣненіе мозга, которое она влечетъ за собою, значительна; въ двухъ же другихъ темпераментахъ—сангвиническомъ и флегматическомъ глубина впечатлѣнія, напротивъ, мала. Такимъ образомъ получается сдѣдующее раздѣленіе темпераментовъ, заслуживающее вниманія какъ при обсужденіи натуры дитяти, такъ и при воспитаніи подрастающаго поколѣнія, особенно же при образованіи характера и при обученіи, какъ тѣлесномъ, такъ и духовномъ: Бозбудимость. Дѣйствіе. Сангвиники большая малое. Флегматики малая малое. Ходерики большая большое. Меланхолики малая большое. Въ виду многихъ переходовъ отъ одного темперамента къ другому, образованія изъ указанныхъ четырехъ элементовъ сложныхъ состояній и трудности, не смотря на все усовершенствованіе физіологическаго экспериментальнаго искусства помощью мѣры и числа, опредѣлить количественньш или постепенныя различія, естественно, что представленную схему свойствъ темпераментовъ невозможно достаточно обосновать безъ дальнѣйшихъ разсужденій въ отдѣль-

ныхъ случаяхъ. Я составилъ эту схему, яаблюдая взросдыхъ въ обществѣ и дѣтей въ дѣтской комнатѣ. Во всякомъ случаѣ она имѣетъ значеніе при обсужденіи природы дитяти и его предполагаемато духовнаго развптія. Необыкновенно живое дптя, которое поворачиваетъ голову на всякій піумъ, въ большомъ безпокойствѣ двигаетъ глазами, направляетъ свое вниманіе то туда, то сюда, много кричитъ и во время обученія искусству ходитъ не останавливается на одномъ мѣстѣ долѣе нѣсколькихъ мгновеній, слѣдовательно дитя явно сангвиническаго темперамента должно быть заботливо оберегаемо отъ ненужныхъ раздраженій. Оно должно быть пріучаемо къ умѣренному свѣту, тпшинѣ, къ неыу нп родные, ни другія дѣти не должны предъявлять такихъ требованій, какъ къ его антиподу—вялому, мало или совсѣмъ не обращающему на окружающее вниманія, очень долго и много безъ перерыва спящему маленькому флегматику. Что у сангвпника легко повлекло бы за собой увеличеніе его подвижности, судороги и другія задержки въ развитіи, то прямо приложимо къ флегыатику: частая смѣна дѣтскихъ игръ, возбужденіе свѣтомъ и звуками, обиліе холоднаго воздуха и воды, чѣмъ природная тяжеловѣсность флегматика до нѣкоторой степени уменьшится. Иначе нужно поступать съ холерическимъ ребенкомъ. К а к ъ важно для матери знать, что съ такимъ

мальчикомъ, который съ ранняго возраста подверженъ припадкамъ ярости, причемъ онъ бьется руками и ногами или въ упорной непреклонности распростирается неподвижнымъ и пугаетъ мать тревожной краснотой всей головы, свидѣтельствующею о приливѣ крови, нельзя обращаться сурово, бить его, чинить надъ нимъ насиліе, Такое дитя въ моментъ высшей своей ярости должно быть оставляемо одно и тодько незамѣтно наблюдаемо изъ сосѣдней комнаты, Если такое возбужденное дитя заявдяетъ о своихъ припадкахъ плотно закрытыми глазами, четыреугольнымъ ртомъ и очень непріятнымъ крикливымъ голосомъ, то лучше всего сейчасъ же предоставить его себѣ самому, посадивъ его на одѣяло на полу комнаты. Оно успокоится поразительно скоро въ отсутствіи другихъ, между тѣмъ какъ каждое, самое благожелательное, обращеніе къ нему легко вызрветъ ноБый припадокъ гнѣва. Я зналъ много случаевъ такихъ крикуновъ дѣтей съ чисто холерическимъ темпераментомъ, которыя разумнымъ воспитаніемъ были вполнѣ избавлены отъ этого недостатка. Нужно однако въ подобныхъ мѣропріятіяхъ строго сообразоваться съ личностью дѣтей. Случается, что дѣти, не предрасположенныя къ такимъ аномаліямъ, портятся непростительнымиошибками со стороны окружающихъ и кормилицъ, когда, напримѣръ, спокойно спящаго грудного младенца Іудятъ, чтобы его покормить, или когда ночью поз-

воляютъ ему непрерывно кричать, ни разу не освѣдомившись, чего ему недостаетъ, или когда его крѣпко спеленываютъ. Такими неправильными дѣйствіями значительно задерживается не только тѣлесное развитіе, но портится и очень рано складывающійся характеръ. Будить маленькихъ дѣтей я считаю вреднымъ въ обоихъ отношеніяхъ. Какого бы темперамента дѣти нп были, они, послѣ надлежащаго отдыха, самп пробуждаются отъ голода и даютъ знать 0 немъ голосомъ. На основаніи различія темпераментовъ, здѣсь у к а . заннаго, не трудно было бы поставить нѣкоторое количество педагогическихъ положеній для перваго года жпзни. Но мнѣ нужно прослѣдить развіггіе дѣтской душп въ другомъ направленіи и потому объ этомъ я оканчиваю здѣсь рѣчь.

ІН.

Пѳрвыя воспріятія и представленія. Въ противоположность слитному состоянію разума при началѣ жизни, спустя нѣсколько мѣсяцевъ начинается строгое различеніе разнообразныхъ прикосновеній, неодинаковыхъ температуръ п—посредствомъ мускульнаго чувства—различныхъ степеней давленія, тяжелаго и .легкаго, теплой влаги, сырой

прохлады, сухой теплоты, сухого холода, шероховатой твердости и мягкой гладкости, клейкаго и скользскаго. Все это и многое другое различается дитятей, какъ это можно замѣтить по поведенію дитяти, по тому, какъ оно уклоняется и какъ ищетъ, по его неописуемой и едва образно воспроизводимой физіономіи. Въ психогенетическомъ отношеніи это раздѣленіе впечатлѣній, дѣйствующихъ на органы внѣшнихъ чувствъ, тѣмъ важнѣе, что оно совершается до словеснаго обозначенія собственныхъ ощущеній членораздѣльною рѣчью. Разсудокъ уже развился немного безъ помощи словъ, даже безъ слушанія словъ, такъ какъ глухонѣмыя дѣти существенно не отличаются въ этомъ отношеніи отъ нормальныхъ въ первые мѣсяцы. Но что дѣйствительно разсудочная дѣятельность при различеніи всѣхъ тѣхъ чувственныхъ впечатлѣній уже существуетъ, доказывается ихъ распорядкомъ въ пространствѣ и времени. Первый актъ человѣческаго разсудка состоитъ въ томъ, чтобы привести въ порядокъ впечатлѣнія, дѣйствующія на органы внѣшнихъ чувствъ, прежде всего на кожу, а потомъ и на глазъ. Результатъ 9 Т 0 Г 0 распорядка грубаго матеріала всякаго опыта, именно одновременныхъ впечатлѣній на всѣ чувственньш области со стороны ихъ взаимныхъ отношеній, т. е. ихъ различія при подной одинаковости ихъ рода и сиды, мы называемъ щоот^ранствомъ.

Пространственныя представленія такъ крѣпко сростаются съ нашимъ мозгомъ, что мы совершенно не въ состояніи освободиться отъ нихъ послѣ того, какъ началась эта упорядочивающая дѣятельность. Два одинаково ясныя, одноцвѣтныя, вообще совершенно однородныя и одновременныя свѣтовыя впечатлѣнія различаются между собою только своимъ мѣстомъ; иначе ихъ не было бы два. Вещи постоянно представляются намъ однѣ возлѣ другихъ, однѣ надъ другими, однѣ позади другихъ. Четвертаго положенія не существуетъ въ дѣйствительности, оно есть только въ мысли. Мы находимъ постоянно наше собственное тѣло различныиъ слѣва и справа, сверху и снизу, спереди и сзади; точно также въ шарѣ, на поверхности котораго всѣ точки одинаковы, мы, вынуждаемые нашей врожденной организаціей, можемъ признать, сколько бы ни вертѣли шаръ, лишь три направленія и нзмѣренія и только эти три. Дитя узнаетъ эти пространственньш отношенія исключительно путемъ собственнаго опыта, именно чрезъ ошибки въ схватываніи, видѣніи, чрезъ наталкиванія, паденія, движенія глазъ и головы, а также путемъ наблюденія, что предметы при приближеніи и удаленіи становятся то свѣтлѣе, то темнѣе. Такимъ образомъ лишь мало по малу выясняется для него великое различіе между поверхностью и далекимъ тѣломъ, котораго нельзя коснуться. На вопросъ, возбуждавшій въ теченіе двухъ столѣіій

много споровъ: слѣпорожденное дитя, получившее возможность видѣть вслѣдствіе операти, въ состояніи ли непосредственно послѣ нея различать единственно лишь глазомъ шаръ отъ куба? давали и справедлпво—отрицательный отвѣтъ, но основанія отрицанія были недостаточно ясны, Именно предполагали, что различіе, о которомъ шелъ споръ, подобно различнію плоской тарелки и шара съ однимъ и тѣмъ же діаметромъ, узнавалось исключительно осязаніемъ. Дума.іи, что при видѣніи различныхъ формъ только по воспоыинанію осязательныхъ ощущеній было возможно воспріятіе различій формы. Насколько справедливо первое предположеніе, насголько же несостоятельно послѣднее, такъ какъ существуютъ очень многія формы, различіе которыхъ узнается единственно глазомъ безъ всякой возможности воспользоваться при этомъ чувствомъ осязанія. Неосязаемыя радуга и луна уже очень рано представляются дитяти круглыми, въ телескопъ первая плоской, а послѣдняя шарообразной, и предположеніе, что различеніе обоихъ родовъ круглоты возможно только чрезъ воспоминаніе объ осязаемыхъ круглыхъ вещахъ, напримѣръ о мячикахъ, должно быть признано по меньшей мѣрѣ иекусственнымъ. Нодобно тому, какъ слѣпорожденныя дѣти, никогда не учащіяея смотрѣть, едянственно лишь чрезъ осязаніе знакомятся съ различными формами тѣлъ, такъ и нормально видящія могутъ познавать

различіе формы недостижимыхъ небесныхъ тѣлъ к далеко лежащихъ земныхъ предметовъ только лишь зрѣніемъ, при надлежащемъ его упражненіи, при чемъ по недостатку среди земныхъ вещей предметовъ для сравненія при обсужденіи велпчины и разстоянія ближайшаго отъ насъ небеснаго тѣла—луны, посжѣдняя одному кажется такою же маленькою, какъ апельсинъ, другому—какъ тарелка, третьему— какъ каретное колесо, смотря по личному опыту. Сѣтчатка глаза есть таже кожа, правда такая, въ которой нервныя окончанія расположены гораздо плотнѣе, чѣмъ въ обыкновенной осязательной кожѣ. Если предметы не касаются непосредственно этой зрительной кожи, то они касаются ее, однако, исходящими отъ нпхъ эфирными колебаніями, которыя мы называемъ свѣтовыми лучами, потому что они вызываютъ ошущеніе свѣта. Какъ близки и родственны въ душѣ дитяти видѣніе и прикосновеніе, открывается изъ того, что маленькія дѣти въ то время, когда они учатся хватать, несутъ новые предметы, которые они схватили въ первый разъ, къ глазамъ, какъ будто-бы они хотѣли вложить ихъ въ глаза или въ глазъ. Комбинаціей осязате.іьныхъ п зрительныхъ воспріятій точно такъ же, какъ и ихъ раздѣленіемъ другъ отъ друга, медленно и постепенно вырабатывается пространственное воззрѣніе, между тѣмъ какъ мало по малу выясняется,

что для всѣхъ чувствъ есть только одно и тоже пространетво, въ которомъ располошены впечатлѣнія. Что искусно продѣлываетъ едва вылупившійся изъ яйца цьшленокъ — схватываетъ зернышко на землѣ, которое онъ видитъ въ надлешащемъ мѣстѣ, этому человѣческое дитя должно учиться въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ. У животнаго, съ момента рожденія, начинаетъ дѣйствовать вполнѣ готовый нервный механизмъ. У дитяти механизмъ еще не готовъ и совершенствуется лишь подъ вліяніемъ впечатлѣній отвнѣ. Ни одно новорожденное дитя не въ состояніи поднять съ земли просяное зернышко, какъ цыпленокъ, на которомъ отчасти еще осталась яичная скорлупа. Отсюда видно, что спорящія партіи нативистовъ и эмпириковъ, изъ которыхъ первые считаготъ представленіе пространства врожденнымъ, между тѣмъ какъ послѣдніе признаютъ его пріобрѣтеннымъ опытнымъ путемъ, обѣ справедливы. У существа, которое начинаетъ видѣть раньше, но въ позднѣйшей жизни не можетъ много улучшить свое видѣніе обученіемъ, нервный зрительный аппаратъ готовъ при рошденіи; напротивъ, у существа, которое въ теченіе цѣлыхъ годовъ постоянно улучшаетъ свое видѣніе обученіемъ, нервный зрительный аппаратъ при рожденіи несовершенъ, неготовъ, отчастя существуетъ лишь только въ видѣ способности, но въ тоже время въвысокой степени доступенъ развитію и притомъ менѣе пе-

риферическій глазъ, чѣыъ къ нему принадлежащая центральная мозговая часть, позднѣе зрительяая сфера, въ которой истолковываются образы сѣтчатки и собираются элементы будущаго пространственнаго воззрѣнія. Эта часть большого мозга, въ своемъ истинномъ значеніи узнанная лишь всяѣдствіе продолжптельныхъ экспериментовъ надъ животныиіг, у родившагося человѣка далеко такъ не выработана, какъ у цыпленка. Новорожденное дитя душевно слѣпо, я могъ бы сказать «пространственно слѣпо >. Оно можетъ ощущать свѣтъ, но не можетъ видѣть, не можетъ узнавать нпчего пространственнаго. Ухо даетъ для образованія представленія о пространствѣ очень мало, оно есть органъ чувата времени. При достаточномъ упражненіи ухо съ изумительною правильностью можетъ различать въ звукахъ двухъ - тысячную часть секунды. Но въ сущности всѣ внѣшнія чувства суть органы времени, только несовершенные, точно такъ же, какъ всѣ суть и органы пространства, только весьма неодинаковой тонкости. Никогда два ощущенія, прпнадлежащія двумъ различнымъ чувственнымъ областямъ, не могутъ вступить въ сознаніе совершенно одновременно. Никогда два впечатлѣнія, дѣйствующія на одно и тоже мѣсто какого - либо органа внѣшнихъ чувствъ не могутъ быть восприняты раздЬльно въ одно время, но лишь одно послѣ другого. Двѣ звѣзды, отображаю-

щіяся одновременно на одномъ элементѣ сѣтчатки, кажутся одной звѣздой, хотя бы онѣ и были удалены одна отъ другой на милліоны миль; два одноввеменные укола булавкой въ одно и тоже мѣсто кожи кажутся однимъ уколомъ и тоже слѣдуетъ сказать о всѣхъ органахъ внѣшнихъ чувствъ. Но если два совершенно одинаковыя, простыя, чистыя ощущенія, два свѣта, два тона, два укола въ томъже самомъ мѣстѣ признаются двойными, то они узнаются дитятей лишь одинъ послѣ другого, прежде третьяго въ мѣстѣ впечатлѣнія, будетъ-ли то кожная поверхность пли зрительное поле, или слуховая область, т. е. они различаются по времени. Но тогда дитя испытаетъ уже не ощущеніе, но образуетъ воспріятге. Совсѣмъ маленькое дитя не имѣетъ никакого чувства времени, съ первымъ воспріятіемъ оно начинаетъ развиваться. Воспріятіе существенно отличается отъ ощущенія присоединеніемъ къ послѣднему элементовъ пространства и времени. «Я воспринимаю нѣчто—вешь, яв.іеніе», строго говоря, значитъ: «я имѣю совершенно ясное и опредѣленное чувственное ощущеніе, строго отграниченное отъ каждаго другого чувственнаго ощугценія въ пространствѣ и времени». Мѣсто свѣтящейся точки, направленіе линіи, протяженіе поверхности, тѣла, которое дитя посредствомъ осязанія различаетъ отъ поверхности, измѣненіе мѣста точки, линіи, поверхности, тѣла, такимъ образомъ движеніе—ъсі эти резуль-

таты упорядотивающей разсудочной дѣятельностп образуютъ изъ ощущенія составную часть высшей мозговой дѣятельности, которая дѣлаетъ необходимымъ душевное развитіе. Простымъ воспріятіемъ, простымъ констатированіемъ предметовъ, которые въ неодолимомъ разнообразіи представляются постоянно то покоющимися. то двигающимися около насъ, у насъ и въ насъ, главный шагъ познанія еще не сдѣланъ. И если дитя въ первые мѣсяцы жизни при множествѣ своихъ чувственныхъ впечатлѣній не возвышается надъ простымъ воспріятіемъ ихъ, подобно животному, то оно однако очень рано приводится къ дальнѣйшему необходимому шагу всякого высшаго духовнаго развитія, который и дѣлаетъ сперва годными воспріятія для мышленія, слѣдовательно для высшей работы. Этотъ шагъ есть отысканіе причины воспринятаго. Послѣ того, какъ была усмотрѣна, напримѣръ, зеленая овальная поверхность влѣво вверху въ полѣ зрѣнія въ опредѣленное мгновеніе, т. е. воспринята, мало по малу наступаетъ высшая дѣятельность мозга, которая открываетъ, что причиной этого зрительнаго воспріятія былъ листъ дерева. Тогда воспріятіе становится представленгемъ. Чувственное ощущеніе, опредѣленное во времени и пространствѣ, слѣдовательно воспріятіе, чрезъ прибавку причины становящееся предметомъ познанія, мы называемъ «представленіемъ» или идеей пли мыслью. Представленія образуютъ единствен-

ное содержаніе всей высшей духовной жизни. Ихъ связь и раздѣленіе есть работа мышленія, ихъ воз никновеніе—лродуктъ опыта, наслѣдственнаго расположенія и отъ обоихъ зависимой фантазіи, ихъ уничтоженіе—слѣдствіе ослабѣвающей памяти. «Я нѣчто представляю». Это положеніе обозначаетъ актъ поставленія причины для воспріятія, все равно, окажется ли эта причина дѣйствительной или чистымъ произведеніемъ воображенія—сновидѣніемъ. Представленія нельзя еще признавать правильными лишь потому, что они часто подтверждаются на опытѣ, ни одна область наблюденія но можетъ считаться въ этомъ отношеніи болѣе поучительной, чѣмъ дѣтская душевная дѣятельность, потому что здѣсь легче и чаще, чѣмъ въ иной душевной жйзни, встрѣчаются заблужденія при отыскиваніи причинъ. Въ своей книгѣ «Душа дитяти» я привелъ тому множество примѣровъ и здѣсь хочу напомнить только объ извѣстномъ пріемѣ матерей и кормилицъ, которыя послѣ того, какъ дитя ударилось обо что нибудь, дуютъ на ушибленное мѣсто. Боль потомъ проходитъ и пррічиной облегченія дитя считаетъ дуновеніе и потомъ само дуетъ, хотя бы ушибло затылокъ, такъ что токъ воздуха никоимъ образомъ не можетъ достигнуть ушибленнаго мѣста. Но что боль въ обоихъ случаяхъ ослабѣваетъ и проходитъ, это и въ томъ и въ другомъ случаѣ есть слѣдствіе внушенія. На этомъ основывается одно

изъ важнѣйшихъ педагогическпхъ полошеній, которое касается управленія представленіями дитяти, Я охотно назову его началомъ отклоненія вниманія. Это начало имѣетъ высокое значеніе для всего душевнаго развитія, а во время наибольшей воспріимчивости, въ самой ранней взности его приложеніе имѣетъ рѣшаіощее значеніе. Ясно, что въ чистоыъ зеркалѣ дѣтской души матери легко могутъ вызы вать и добрые и худые образы, которые хотя отчасти, въ теченіе дальнѣйшаго развитія, и ослабляютъ другъ друга, но тѣмъ не менѣе остаются на короткое или болѣе продолжительное время, смотря по силѣ внушенія отдѣльныхъ привитыхъ или сообщенныхъ представленій и по силѣ памяти. Слово внушеніе (8и^ё'е8ѣіоп) едва ли можно перевести на нѣмецкій языкъ. Если вмѣсто него поставятъ выраженіе прививка или убѣжденіе, то передадутъ лишь часть его смысла. Для того образа дѣйствія, который внушается, особенно характерный признакъ заключается не только въ прочномъ воздѣйствіи или напечатлѣніи опредѣленнаго ряда мыслей, но и въ твердо съ нимъ связанномъ вынужденіи сдѣлать или оставить нѣчто опредѣленное. Въ другихъ своихъ сочиненіяхъ я подробно говорилъ объ этомъ, такъ какъ внушенія играютъ видную роль и въ другихъ областяхъ, свое наибольшее значеніе они и пріобрѣтаютъ сперва въ этихъ другихъ областяхъ, особенно же во врачебной практикѣ. Здѣсь же рѣчь

идетъ лишь объ опредѣляющемъ вліяніи, которое имѣетъ внушающее отношеніе къ дитяти въ первое время жизни на правильное образованіе его способности лредставленія. Невозможно путемъ наказанія или убѣжденія устранить или даже только измѣнить три выше охарактеризованные элемента духовнаго развитія дитяти— время, лространство и причину; но очень дегко связать съ ними извращенныя названія, вслѣдствіе чего произойдетъ путаница. Если бы кто либо попытался перемѣнить названія странъ свѣта и научить дитя, что востокъ есть западъ, то оно однако рукой правильно бы локазывало ту страну свѣта, въ которой восходитъ солнце, но называло бы ее извращенно. При продолженіи такихъ безсмысленныхъ опытовъ была бы внесена путаница не столько въ разсудокъ дитяти, сколько въ его память цри выборѣ словъ и знаковъ. Тоже самое можетъ быть и въ нравственной области. Если съ самаго начала внушаются дитяти ложныя представленія о моемъ и твоемъ, о позволенномъ и запрещенномъ, т. е. 0 правѣ и несправедливости, какъ это, къ сожалѣнію, часто и бываетъ по невѣжеству, то нравственныя понятія приходятъ въ колебаніе. Въ позджѣйшей жизни часто оказывается невозможнымъ совершенно изгладить причиненный вредъ, потому что строгое самовоспитаніе не можетъ достигнуть дѣли безъ предшествовавшаго воспитанія чрезъ дру-

гихъ. Поэтому я всегда выражалъ сожалѣніе, когда въ образованныхъ семьяхъ дѣтп долгое время оставались одни съ необразованнымп кормилицами, нянями п боннами, между тѣмъ какъ высокообразованные родитеіи не заботились своимъ лпчнымъ обращеніемъ съ дѣтьми создать необходимый противовѣсъ вліянію необразованныхъ приставнпцъ. Отцы слпгакомъ заняты внѣдома, а матерямъ мѣшаютъ такъ называемыя «обязанностп> къ обществу или • совершенно ненужныя путешествія. Если дитя выростетъ подъ вліяніемъ внушеній образованныхъ людей, то оно будетъ пмѣть меньше недостатковъ и больше преимуществъ въ то время, когда совсѣмъ оставптъ дѣтскую комнату. Естественно, оно будетъ меньше противодѣйствовать позднѣЁптмъ стараніямъ свопхъ воспитателей и учителей, еслп оно съ самого начала будетъ отучено отъ недостатковъ и ему будутъ въ добавокъ привиты разныя преимущества, напримѣръ повпновеніе. Велпчайшій недостатокъ нашего европейскаго воспитанія въ концѣ X I X вѣка состоитъ въ томъ, что въ первое время юношеской жизни мы слишкомъ мало физіологическп воспитываемъ, а въ позднѣйшее время слишкомъ много нефизіологпчески учимъ. Однако можно было бы, обширнымъ и методическимъ при- • лошеніемъ начала объ отклоненін внимаьія, уже во вторую и третью четверти года шизнп путемъ внушеній безъ словъ подготовить очень многое къ позд-

нѣйшему воспитанію посредствомъ словъ. Для этого нужно предусмотрительно и настойчиво въ надлежащее время повторять тѣ внушенія, которьм полезны для гармоническаго развитія. Напротивъ должны строго быть воспрещены нефизіологическія средства успокоиванія и развлеченія. Напримѣръ, непростительно сильное качаніе въ колыбели и дѣтской коляскѣ, повергающее грудного младенца въ состояніе оцѣпенѣнія, и производимое въ тѣхъ видахъ, чтобы дитя не безпокоило окружающихъ, въ высшей степени вредно. При сильЕомъ качаніи мозгъ еще въ пустомъ вверху дѣтскомъ черепѣ отталкивается туда и сюда, и если бы взрослаго, для его успокоенія, захотѣли въ его постели подбрасывать въ разныя стороны что дѣлаютъ съ дѣтьми въ люлькахъ и дѣтскихъ коляскахъ, какъ я часто видалъ, то взрослый, разсердившись, воспретилъ бы такое грубое обращеніе. Значительно меньшія качанія корабля въ открытомъ морѣ у многихъ вызываютъ морскую болѣзнь. Каковы должны быть въ отдѣльности тѣ первоначальныя спасительныя внушенія, какъ ыожно теялой, сухой, ыягкой гладкой рукой, упражненіеыъ органовъ внѣшнихъ чувствъ, идущимъ впередъ шагъ за шагомъ, безъ напряженія, позднѣе дружескими и однако рѣшительными словами, выраженіями лица и движеніями, много говорящимъ взглядомъ побуждать незанятое или нецѣлесообразно занятое дитя къ приличнымъ упражненіямъ, излагать все это

здѣсь не мѣсто. Я желаю только указать здѣсь на громадное значеніе воспитательнаго начала объ отклоненіи вниманія путемъ внушеній, которое вообп];е прилагается много, но методически очень мало. Нѣтъ ни одной области, въ которой бы это начало подтверждалось болѣе, чѣмъ въ трахъ дѣтей. Въ настояпі,ее время еш,е нѣтъ теоріи дѣтской игры и однако ни одинъ человѣкъ никакимъ путемъ обученія или самообразованія не изучитъ въ своей позднѣйшей жизни даже и прибдизительно столько, сколько узнаетъ дитя въ первые четыре года своей беззаботной жизни чрезъ воспріятія и представленія, пріобрѣтенныя въ игрѣ. Что взрослому въ дѣтской игрѣ представляется не заслуживаюпі;имъ ни маіѣйшаго внпманія, то для дитяти имѣетъ величайшее значеніе, всдѣдствіе своей новизны. Кусокъ дерева со шнурками, скорлупа орѣха, не имѣюп];ія никакой цѣны вещи, какъ голышп, древесные листы н содержимое бумажной корзины получаютъ великое значеніе вслѣдствіе живой дѣтской фантазіи, которая бумажные лоскутки преобразуетъ въ чашки и лодки, въ животныхъ и людей. Такое экспериментированіе маленькаго дитяти есть игра, но внутреннее сходство его поведенія съ поведеніемъ естествоиспытателя сейчасъ же становится очевиднымъ, стоитъ лишь побдиже всмотрѣться въ дѣло. Когда ведикаго Ньютона спрашивали, какъ онъ поступадъ, чтобы сдѣдать тѣ необыкновенныя откры-

тія, которыми онъ удпвилъ міръ, онъ далъ отвѣтъ, сдѣлавшійея знаменитымъ, что онъ воображаетъ себя дитятей, которое, играя на берегу моря, имѣло счастье найти нѣсколько болѣе красивыя раковины и болѣе пестрые камушки, чѣмъ какіе нашля его сотоварищи. Что онъ неустанно работалъ, былъ напряженно дѣятеленъ, комбинировалъ и анализировалъ съ полнымъ пренебреженіемъ своего собственнаго здоровья, до забвенія обѣда —• объ этоыъ онъ не упомянулъ. Очень легко пропустпть въ первой дѣтской игрѣ связанное съ нею большое духовное напряженіе. Какъ много тутъ комбпнируется, т. е. слагается изъ захватываемыхъ вещей, п анализируется — разбирается! Какъ много строится и разрушается, какъ много изслѣдуется! Какъ упорно, съ какимъ мускульнымъ напряженіемъ старается дитя проникнуть внутрь закрытыхъ вещей! Стремленіе раскрыть закрытое, понять тайное, отыскать причину совмѣстнаго существованія, причину шуыа, свѣтоваго эффекта, однпмъ словомъ ненасытимый наслѣдственный голодъ причинности находитъ въ дѣтской игрѣ свое первое удовлетвореніе. Отсюда возникаютъ пріятныя чувства, а неудовольствіе, причиняемое неизвѣстностью, исчезаетъ. Чѣмъ инымъ побуждаются мыслители и изслѣдователи всѣхъ областей науки къ своимъ скоро забываюш;имся усиліямъ? Если муки голода и жажды

во всѣ времена побуждали какъ людей, такъ и животныхъ, къ работѣ для устраненія непріятныхъ слѣдствій недостатка пищи, то во всѣ времена неудовольствіе, вызывавшееся недостаткомъ опыта и знаній, такимъ образомъ желаніе успокоить неодолимый голодъ причинности побуждало дѣтей и взрослыхъ къ высшей духовной работѣ. Что эта послѣдняя вѣрнѣе ведетъ къ побѣдѣ въ борьбѣ за существованіе, чѣмъ только физическая дѣятельность — такой мотивъ не сознавался. Игра дѣлаетъ счастливымъ дитя, а работа ученаго. Достоинство дѣятельности ученаго или, правильнѣе, изслѣдователя и мыслителя, открывателя п пзобрѣтателя, нпсколько не унижается подобяою параллелью, дѣятельность же играющаго дитяти возвышается, такъ какъ она, хотя и примитивнымъ образомъ, но точно также открываетъ и изобрѣтаетъ. Съ одной стороны дитя сосредоточиваетъ свое вниманіе часто продо.іжительное время на одномъ и томъ же предметѣ, оно можетъ въ теченіе получаса заниматься грубо вырѣзанной лошадкой; съ дрзтой стороны оно требуетъ смѣны дѣятельности, чтобы потомъ опять вернуться къ излюбленному предмету, который, правда, не представляетъ уже ничего новаго, но который остался пріятнымъ въ воспомпнаніи, потому что нѣкогда былъ новъ. Уже въ первую половину года природа дитяти обнаруживается этпми индивидуальными различіями.

Но какую школу проходитъ дитя въ игрѣ, то сосредоточивая свое вниманіе, то мѣняя предметъ упражненій—этотъ вопросъ психологически еще совсѣмъ не изслѣдованъ. Дѣти бѣдныхъ семействъ пользуются въ своихъ играхъ не имѣющими цѣнности естественными предметами и остатками игрушекъ богатыхъ дѣтей, между тѣмъ какъ эти послѣднія имѣютъ въ своемъ распоряженіи въ излишнемъ изобиліи дорогія машины, модели, цѣлый арсеналъ оружій и музеи игрушекъ вмѣстѣ съ соотвѣтствующими жилищами, лавками и т. п. Выгоду отъ этого получаютъ не дѣти, а продавцы игрушекъ. Дитя, выростающее среди изобилія игрушекъ, доходящаго до излишества, легко становится пресыщеннымъ и разсѣяннымъ, во всякомъ случаѣ не болѣе веселымъ, чѣмъ крестьянское дитя, снабженное немногими игрушками, но ростущее на свободѣ. Регулированіе духовной дѣятельности въ первые годы требуетъ заботливаго разсмотрѣнія предлагаемыхъ игрушекъ. Вообще весьма неправильно постоянно выбирать для дѣтей «самое новое», гораздо лучше мало по малу допускать немногія, доступныя пониманію дитяти игры, нежели безъ всякаго выбора наваливать на большіе столы въ вечеръ предъ Рождествомъ всякаго рода цвѣтныя, шумящія, легко разбивающіяся и скоро дѣлающіяся негодными игрушки. Что краски цвѣтныхъ игрушекъ ядовиты, объ^этомъ думаютъ. Но что маленькая душа потер-

питъ вредъ вслѣдствіе преувеличенныхъ подражаній занятіямъ взрослыхъ—объ этомъ многіе не думаютъ. Дитя не должно разсѣеваться, раздробляться, но долшно учиться съ удовольствіемъ, должно рано упражняться въ важнѣіішей для всей позднѣйшей жизни функціи мозга, которая состоитъ въ томъ, чтобы самостоятельно и настойчпво направлять вниманіе на опредѣленную цѣль. А этому дитя гораздо легче научается обстоятельнымъ занятіемъ съ двумя игрушками, чѣмъ быстрой смѣноіі многпхъ, которая легко путаетъ и пресыщеніемъ подрываетъ наивную радость по поводу простыхъ пгрушекъ. Къ этому еще присоединяется необходимость обращать вниманіе прп игрѣ даже самаго маленькаго дитяти на воздѣйствіе пгры на характеръ. Если дитяти даютъ случаіі при исканіи и изслѣдованіи, при поворачиваніп туда и сюда составныхъ частеіі его миніатюрнаго міра найти что либо правильное безъ большихъ поправокъ и помощи, то вмѣстѣ съ тѣмъ ему даютъ возможность не только укрѣпляться собственнымъ опытомъ, развивать свою силу сужденія упражненіемъ своихъ чувствъ, но и пріобрѣтать собственное убѣжденіе объ встинномъ и ложномъ и дѣйствовать сообразно съ нимъ, вмѣсто того, чтобы поступать безсмысленно противъ собственнаго убѣжденія. Всякій успѣхъ, достигнутый на этомъ пути, гораздо цѣннѣе навязываемыхъ взрослымп съ ранняго

времени поучительныхъ представленій, То, что видѣлъ самъ, напечатлѣвается прочнѣе, чѣмъ если узнаешь о томъ отъ другихъ, и старая поговорка: «обжегшись на молокѣ, будешь дуть и на воду» (въ подлинникѣ стоитъ: БигсЬ 8с1іа(іеп -то-ігй т а п кіи^) оказывается особенно справедливой въ дѣтской игрѣ. Простое приказаніе—оставить т о и э т о — дѣйствуетъдалеко не такъ внушительно, какъ хотя бы единичный собственный опытъ. Мое дитя, попавъ однажды своимъ указательнымъ пальцемъ въ пламя свѣчи, затѣмъ уше не совалось къ ней, между тѣмъ какъ прежде отставленіе горящей свѣчки, если дитя ею забавлялось, усиливало требованіе ея. Безъ вьшудительныхъ обстоятельствъ не нужно безпокоить дѣтей, которыя безмятежно играютъ, не нужно благонамѣренными поученіями препятствовать имъ учиться путемъ собственныхъ воспріятій; это не только обогащаетъ ихъ знанія, возвышаетъ ихъ силу, но и образуетъ еще ихъ характеръ, особенно если много дѣтей бываетъ вмѣстѣ и одно превосходитъ другое. Однако такое дѣйствіе игры обнаруживается лишь въ позднѣйшее время, которое я здѣсь не хочу болѣе разсматривать, чтобы не сдѣлать сочиненія очень обширнымъ. Игрѣ предшествуготъ многія вашныя ступени въ развитіи дѣтской души. Прежде всего нужно объяснить происхожденіе воли, которая обнаруживается

поелѣ того, какъ возникли первыя ясныя представленія движеній.

IV.

Происхожденіе воли. Воля человѣка есть величайшая сила на землѣ. Она не можетъ безпрепятственно повелѣвать грубой натуральной силой, но можетъ возвышаться надъ нею и сдѣлать человѣка готовымъ ко всему, такъ что его не застанетъ неприготовленнымъ неожиданное несчастье, сМерть и погибель. Старинное выран{еніо 0 духѣ, что онъ господствуетъ надъ матеріей, относптся прежде всего къ человѣческоіі волѣ, которая переставляетъ горы, соедпняетъ моря, побѣждаетъ земныя разстоянія паромъ и желѣзомъ, а равно и космическія, ставя себя въ связь съ отдаленнѣйшими міровыми тѣламп посредствомъ свѣтовыхъ лучей. Также отъ воли человѣка зависитъ его собственная судьба; не случайныя обстоятельства, не среда, не воспитаніе опредѣляютъ главнымъ образомъ жизненный путь человѣка, а собственная воля. Если она слаба, если подчиняется чужой водѣ, тогда ей 'недостаетъ самоопредѣленія, тогда не нужно удивляться ея слабости, такъ какъ она дѣйствуетъ не по своему желанію, но бросается, подобно мячу въ игрѣ. «Человѣкъ самъ создаетъ

свою судьбу» и «каждый своего счастья кузнецъ» только по собствѳнной волѣ. Такимъ образомъ вопросъ о волѣ имѣетъ существенное значеніе и въ практическомъ отношеніи каждому полезно знать, какъ возникаетъ воля, развивается и образуется. Едва ли можно найти большую противоположность, чѣмъ какую представляетъ съ одной стороны грудной младенецъ, вполнѣ безвольный, безпомощный и безсильный, а съ другой—твердый характеромъ и постоянно еще бо.ііѣе крѣпнущій мужъ, въ котораго превратился бывшііі младенецъ, мужъ въ разцвѣтѣ жизни, посреди борьбы противъ другихъ, часто даже противъ всѣхъ. И однако не только возможно наблюдать шагъ за шагомъ эту метаморфозу, какъ въ морфологіи точно прослѣдили превращенія покоющагося зародыша въ яііцѣ до появленія изъ него непохожей и живой птицы, но даже и сдѣланы уже многочисленныя наблюденія въ этомъ направленіи. Чтобы открыть происхожденіе воли въ дитяти, необходимо прежде всего знать, въ чемъ она выражается. Невозможно найти другого признака воли, какъ мускульное движеніе. Только движеніями дитя обнаруживаетъ свою волю. Но прежде ея возникновенія, дитя совершаетъ живыя движенія, такимъ образомъ нужно отыскать различіе между волевыми движеніями и первыми безвольными. Для этого необходимо прослѣдить причину ихъ, изъ большаго

числа причинъ движеній отыскать тѣ, которыхъ совершенно недостаетъ въ самое раннее время, и потомъ отдѣлить ихъ отъ всѣхъ другихъ, потому что онѣ влекутъ за собой произвольныя движенія дитяти. Причины движеній, которыя мало-по-малу ведутъ къ развитію дѣтской воли, суть представленія и прежде всего представленія движеній. При изслѣдованіи происхожденія волп особенную важность имѣетъ правидьное раздѣленіе всѣхъ движеній дитяти, чтобы изъ всей ихъ массы можно было выдѣлить возникающія вслѣдствіе представленій. Простымъ раздѣленіемъ на произвольныя и непроизвольныя дѣло нисколько не подвигается впередъ, такъ какъ задача заключается въ томъ, чтобы открыть, какъ произвольныя движенія возникаютъ изъ непроизвольныхъ. Ньшѣ никто не утверждаетъ, что произвольныя движенія существуютъ съ самаго начала. Новорожденное дитя не пмѣетъ никакой воли, какъ и не родившееся; подобно послѣднему, оно совершаетъ многочпсленныя, безцѣльныя, безпредметныя, неправильныя движенія, между которьпіи у новорожденнаго замѣчаются и поразительно симметрическія сокращенія мускуловъ, наступающія тогда, когда дитя вытягиваетъ и сгибаетъ руки и ноги, когда оно сосетъ и когда мигаетъ при неожиданномъ шумѣ. Къ указаннымъ движеніямъ нужно присоединить еще множество выразитедьныхъ движеній, каковы

сжиманіе рта, улыбка, наморщиваніе лба и т. п. Много позднѣе, именно во вторую четверть года, начинаются первыя попытки подражанія, послѣ того, какъ имъ предшествовали несовершенныя усилія отвѣчать нечленораздѣльными звуками на дружескія обращенія, и, наконецъ, появляются движенія, которыя можно признать результатомъ самостоятельнаго разсужденія. Гдѣ въ этомъ длинномъ ряду разнообразныхъ, по большей части незамѣтно образующихся, дѣтскихъ движеній находится внутренняя общая нить, которая связываетъ всѣхъ ихъ одно съ другимъ? Никакое старое или новое научное изслѣдованіе не даетъ рѣшенія 0 связи и различіяхъ всѣхъ дѣтскихъ движеній, которыя имѣютъ величайшее сходство съ движеніями молодыхъ животныхъ. Однако должно достигнуть свѣта въ темномъ лабиринтѣ, если только строго держаться непосредственной причины каждаго отдѣльнаго движенія. Какъ ни мало въ настоящее время можно сказать о немъ въ химическомъ, физическомъ или психологическомъ отношеніи, несомнѣнно однако, что въ физіодогическомъ смыслѣ всѣ причины движеній дитяти должны быть или внѣшнія, внѣ тѣла находящіяся, или внутреннія, закдюченныя въ тѣдѣ. Всѣ движенія человѣка совершаются или по внѣшнимъ или по внутреннимъ возбушденіямъ; возбужденія суть или аллокинетическія или аутокинетическія. Замѣчательныя подергивающія движенія, особенно

характерныя для новорожденныхъ дѣтей п животныхъ и соединенныя съ растопыриваніемъ пальцевъ на рукахъ и ногахъ, что нерѣдко можно видѣть во время купанья въ теплой ваннѣ, часто совершенно вялыя, а потомъ быстрыя движенія членовъ въ теплой поетели, точно также какъ и нѣкоторыя нзъ многихъ грпмасъ, которыя въ началѣ жизнп такъ забавляютъ окружающихъ и совершаются дптятеіі вполнѣ ненамѣренно, могутъ имѣть только внутреннія причины. Точно такія же подергивающія движенія членами совершаются хомякомъ, пробуждающимся отъ зимняго сна, п дипленкомъ, развивающимся въ наспженномъ яйцѣ, какъ это наблюдаютъ при надлежащемъ его освѣщеніи. Состояніе человѣка предъ появленіемъ на свѣтъ подобно зимней спячкѣ п рожденіе прерываетъ ее. Движенія, совершаемыя во время этого до.тгаго мозгового покоя, въ неодинаковыя паузы, какъ и первыя двпженія членовъ по рожденіи, суть импульстныя и пзъ нихъ то съ строгою постепенностью, путемъ выдѣленія и соединенія, приспособленія п конкурренціи и вырабатываются въ теченіе мѣсяцевъ позднѣйшія волевыя движенія. Къ вышеуказаннымъ элементамъ, для построенія прочнаго зданія движеній, совершаемыхъ по желанію, присоединяются и другіе. Если спльныя чувственныя впечат.іѣнія дѣйствуютъ на грудного младенца, то онъ совершаетъ унаслѣдованныя оборонительныя движенія, рефлексы, безъ участія въ нихъ

мозговой дѣятельности. Если слишкомъ яркій свѣтъ падаетъ на глазъ, то, какъ я уже говорилъ, дитя сейчасъ же суживаетъ зрачки, а при блистаніи и трескѣ наступаетъ закрытіе глаза. Если слишкомъ горькое веществс попадаетъ на языкъ, ка^къ хининъ, то появляются движенія, какъ будто дитя давится, а при погруженіи въ холодную воду наблюдаются гдубокія вдыханія со сдѣдующимъ за ними крикомъ. Можно укаэать еще рефлективныя движенія, наступающія съ машинообразною точностію, общія всѣмъ дѣтямъ земного шара и подчиненныя извѣстнымъ законамъ, причины каковыхъ движеній находятся внѣ тѣла. Рефлективное движеніе возникаетъ за внѣшнимъ воздѣйствіемъ, сейчасъ-же и одинаковымъ образомъ. Когда-же впечатлѣнія слишкомъ сильны, то начинаются общія судорожныя движенія, представляющія типическій примѣръ непроизвольяыхъ движеній. Рефлексы безъ участія жеданія встрѣчаются и у взрослаго чедовѣка въ теченіе всей его жизни, а когда онъ хочетъ ихъ совершить, то они уже не суть болѣе рефлексы. Лучшій актеръ не въ состояніи выподнить по произволу рефлективное движеніе такъ быстро и правильно, начать и окончить его съ такою почти непогрѣшимою увѣренностью, какъ дитя, которое еще не знаетъ никакого притворства и выполняетъ его безъ участія желанія. Третью группу движеній составляютъ также движенія совершенно непроизвольныя, но бодѣе запу-

танныя, нежели вышеназванныя. Она обнимаетъ выраженія инстинкта. Инстиштъ есть унаслѣдованная память. То, что предки въ безконечномъ ряду поколѣній находили въ своеіі жизни особенно подезнымъ и дѣннымъ для своего сохраненія и своихъ близкпхъ, тому они отдавали предпочтеніе, такъ что кромѣ оборонптельныхъ п другихъ врожденныхъ реф.лексовъ нѣкоторыя двишенія унаслѣдовалпсь легче просто потому, что они встрѣчались чаще, чѣмъ другія. Инстинктивныя движенія отлпчаются предъ всѣми другими дѣтскими движеніями полной координаціей и послѣдовательностію, а въ нѣкоторыхъ сдучаяхъ, можно почти сказать, своею логичностью. Самый поучительныіі примѣръ представляетъ сосаніе, которое не есть чисто рефлектпвныіі актъ, какъ часто утверждаютъ. Оно наступаетъ только прн опредѣленномъ настроеніи, не бываетъ у насыщеннаго и больного дитяти и не веегда у разсерженнаго, сосаніе есть самое полезное движеніе, которое только можетъ выполнять грудной младенецъ. Произволъ въ совершеніи его совсѣмъ не участвуетъ, потому что дѣти, родившіяся безъ мозга, сосутъ такъ же, какъ нормальныя, что я самъ наблюдалъ. Такія инстинктявныя движенія, которыя могутъ совершаться даже до рожденія, имѣютъ величайшее значеніе для будущаго развитія воли въ томъ отношеніи, что рано ведутъ къ задержкѣ рефлективныхъ движеній. Дитя, живо занятое сосаніемъ хорошаго

молока, часто не замѣчаетъ, что оно не совсѣмъ нѣжно касается чего либо, между тѣмъ какъ прежде при томъ же прикосновеніи оно совершало быстрыя зап],итительныя движенія. Если на первомъ планѣ бываетъ сильный импульсъ, тогда слабѣйшіе не могутъ уже имѣть двигательнаго вліянія, которое оказывали прежде. Это начало находитъ свое подтвержденіе въ изслѣдованіи дальнѣйшей группы дѣтскихъ движеній, именно подражательныхъ. Если дитя начинаетъ подражать тому, что_^предъ нимъ дѣлаютъ, то з^-же прежде подражанія у него должеаъ быть бо.лѣе или менѣе ясный образъ подражаемаго, слѣдовательно, представленіе 0 движеніи. Вмѣстѣ съ тѣмъ необходимо, чтобы большой мозгъ принималъ дѣятельное участіе въ подражаніп и былъ-бы свободенъ отъ задержива.ющихъ цредставленій; безмозглое дитя ничему не можетъ подражать, новорожденное также, потому что кора его большого мозга еще не развита; при подражаніи нужно хотя бы самое краткое разсужденіе: «какъ можетъ быть произведено движеніе?» Поэтому попытка удается только тогда, когда другія двигательныя представленія не вмѣшиваются и не задерживаютъ подражаніе. Но тогда уже достигнута извѣстная степень желанія, совершилось раздѣленіе и вмѣстѣ соединеніе связныхъ двигательныхъ представленій, что необходимо для возбужденія и сочетанія потребныхъ мускуловъ. Наконецъ, при пер-

выхъ удавшихся попыткахъ подражанія необходимо бываетъ приспособленіе, иначе видѣнное, какъ и въ первые мѣсяцы, останется безъ подражанія. Такимъ образомъ конкуренція всѣхъ возможныхъ импудьсивныхъ, рефлективныхъ, инстинктивныхъ и нѣкоторыхъ другихъ движеній служитъ знакомъ, что наконецъ одерживаетъ верхъ представленіе, какъ продуктъ размышленія. Тогда воля возникла. Первыя движенія, производимыя груднымъ младенцемъ съ яснымъ намѣреніемъ подражанія, суть выразительныя движенія.

Изъ этого краткаго изложенія важнѣйшихъ моментовъ развитія воли, которое подробно изложено въ моей книгѣ, «Душа дитяти», видно, что первенствующее значеніе имѣютъ представленія, сіѣдовательно разумныя воспріятія, образовавшіяся въ свою очередь изъ ощущеній органовъ внѣшнихъ чувствъ Импульсивныя движенія и рефлексы могутъ осуществляться безъ предшествующихъ представленій, также первоначальныя инстинктивныя движенія дитяти, но не первыя сознательныя подражанія. Вмѣстѣ съ тѣмъ становится понятно, какъ необыкновенно важно въ первоначальномъ воспитаніи еоздавать въ дитяти совершенно опредѣленныя ощущенія, воспріятія и представленія, упражнять въ опредѣленныхъ подражаніяхъ и устранять другія не-

свойственныя и вредоносныя представленія какъ для самого дитяти — и это прежде всего, такъ и для окружающихъ. Все первоначальное воспитаніе прямо пмѣетъ своимъ предметомъ образованіе воли и когда я прежде утверждалъ, что воспитаніе человѣка начинается съ перваго часа жизни, то я понималъ высказанную мысль въ этомъ именно смыслѣ. Воли тогда еще не существуетъ, но мы навѣрно знаемъ, что нѣкогда она будетъ, по крайней мѣрѣ съ тою же степенью достовѣрности, съ какою знаемъ, что каждое здоровое новорожденное дитя нѣкогда будетъ говорить. Но воля не возникаетъ изъ ничего. Слѣдовательно мы вынуждены въ интересѣ какъ самого новаго человѣка, такъ и его семейныхъ, направлять волю, пока она пускаетъ корни, по совершенно опредѣленнымъ путямъ и такимъ образомъ регулировать внѣшнія впечатлѣнія. Въ этомъ заключается главная задача воспитанія въ дѣтской коынатѣ, а между тѣмъ въ этомъ то и замѣчается недостатокъ больше всего, потому что воспитательницы, на рукахъ которыхъ въ Германіи дитя остается въ первое время жизни почти исключительно, не владѣютъ нужнымъ педагогическимъ опытомъ и знаніями. Какъ дѣйствуютъ совмѣстно врожденныя рефлективныя движенія, наслѣдственныя, но не врожденныя инстинктивныя движенія, къ которымъ, напримѣръ, принадлежитъ хожденіе, какъ первыя подражанія

сочетаются съ первоначальными вронденными, животными, импульсивными, безцѣльными вытягиваніями и сгибаніями членовъ, чтобы приготовить почву для развитія произвольныхъ движеній, объ этомъ въ отдѣльности нельзя дать достаточныхъ объясненій. За то по крайней мѣрѣ найденъ путь, ведущій къ цѣли. Легко сказать, но трудно исполнпть то, что составляетъ въ данномъ случаѣ сущность дѣла: зарождающуюся волю дитяти направлять, но не ломать. Нужно сгибать, но не ломать дерево въ питомникѣ, когда оно во внѣшнихъ вліяніяхъ встрѣчаетъ препятствія къ правпльному прямому росту; маленькому дитяти не оказываютъ никакой особенной услуги, еслп съ самаго начала тормозятъ у него естественное развитіе собственной воли излишними строгпми воспрещеніями и приказаніями, основанія которыхъ оно поЕять не въ состояніи. Такимъ отношеніемъ къ дитяти воспитывается одно изъ самыхъ нежелательныхъ свойствъ, нменно своенравіе въ самомъ худомъ смыслѣ слова. Еслп же, напротивъ, воспитатель или скорѣе воспитательница—такъ какъ мужчины мало занимаютея грудными дѣтьми—возможно раньше ничего не будетъ воспрещать безъ достаточныхъ основанііі и не будетъ излишне и безосновательно прпказывать, то въ днтяти вознпкнутъ такія двигательныя представленія, которыя не придутъ въ противорѣчіе съ недозволеннымъ и непріятными приказаніямп.

Итакъ природная своеобразность дитяти опредѣленнѣе выступаетъ въ его движеніяхъ, дѣйствіяхъ, маленькихъ геройскихъ подвигахъ. Едва ли кто будетъ спорить, что въ наше извращенное время въ высшей степени желательно не очень много дрессировать, а предоставить гіросторъ физіологическому естественному развитію. Но физіологическое воспитаніе основывается прежде всего на внимательномъ отношеніи къ тѣлесной основѣ всякой духовной дѣятельности, слѣдовательно къ центральной нервной системѣ. Чтобы руководить волей, нужно управлять двигательными представленіями дитяти. Чтобы смягчить или устранить дрессировальные фокусы, задерживающіе естественное развитіе, нужно бдительно слѣдить не только за дитятей, но и за имѣющеіі отношеніе къ нему прислугой. Но такое внимательное занятіе съ дитятей невозможно для самой любящей матери, такъ какъ мать имѣетъ еще и другія обязанности. Такимъ образомъ ей придется ограничиться возможно частымъ контролемъ. Она должна воспрещать все, что препятствуетъ или вредитъ развитію мозга, напримѣръ слишкомъ продолжительную игру въ сумерки, быстрое укачиваніе, постоянное ношеніе дитяти на одной рукѣ, совершенно неудобное крѣпкое пеленанье и другія важныя въ гигіеиичеекомъ отношеніи дѣйствія, а также отучать себя отъ привычки къ очень большой снисходительности. Въ воспитаніи дѣло очень много зависитъ отъ спо-

койствія и владѣнія собой при обращеніи прежде всего съ дитятей и постоянной справедлтости, мягкости и послѣдовагпелъпости, хотя бы дитя еще и ничего не нонимало въ подобныхъ вещахъ. Подробное излошеніе этихъ правилъ было бы здѣсь неумѣстно, но необходимо прибавить, что всякая попытка правильно руководитъ дѣтской волей останется безплодной, если не будетъ обращено вниманіе на здоровье мозга, о которомъ нужно заботиться прежде всего и съ величайшимъ стараніемъ. Пусть только подумаютъ о трудности, могущей превратиться въ невозмошность, воспитывать бодьное дитя. Вслѣдствіе особенной заботливости, которая оказывается больному дитяти ради его болѣзни, оно избаловывается и портится, п чѣмъ продолжительнѣе бываетъ такое состояніе, тѣмъ труднѣе становится изгладить слѣдствія изнѣженности и слишкомъ далеко идущаго состраданія, потому что тогда воля дитяти съ трудомъ поддается руководству. Вмѣстѣ съ охраненгемъ органовъ внѣшнихъ чувствъ и мозговой дѣятельности, пусть не забываютъ и о необходимости упражнять ихъ. • Водей мошно легко управлять тодько съ самаго начала и потому нужно ковать желѣзо, пока оно горячо. Будучи очень гибкой въ началѣ, дѣтская воля скоро становится довольно сильной, чтобы, подобно холодной наковальнѣ, упрямо выдершивать удары молота. Конечно, въ концѣ концовъ желаніе-

есть только въ высшей степени своебразное взаимодѣйствіе двигательныхъ представленій, какъ я пытался показать, но оно можетъ измѣнить существующія движенія, изолировать ихъ одно отъ другого, соединять въ одномъ дѣлѣ, повторять, усиливать и ослабдять, ускорять и замедлять. Всему этому каждый человѣкъ учится въ дѣтствѣ безъ руководства неисчислимымъ количествомъ неудачныхъ экспериментовъ, потому что каждый человѣкъ является въ міръ съ опредѣленными способностями ощущенія, вослріятія и мышленія, которыя начинаютъ дѣйствовать, вмѣстѣ съ врожденною способностью движеній, повидимому сами собой, на самомъ же дѣлѣ подъ вдіяніемъ первыхъ опытовъ. Потомъ развитію этихъ способностей помогаютъ указанія окружающихъ лицъ. Тогда дитя учится не только самостоятельно, какъ оно училось преимущественно, даже лочти исключительно въ первое время своей жизни, но и чрезъ воздѣйствіе со стороны окружающихъ. Важно знать, что оба рода обученія, оба рода приложенія мыслительной силы дитяти приводятъ къ одному и тому же, именно къ возбужденію внѣшними чувственными впечатлѣніямм двигательныхъ представленій, которьш въ свою очередь вызываютъ опредѣленныя движенія. Эти послѣднія становятся тогда желаемыми и обдуманными. Въ прежнія времена безъ достаточныхъ основаній полагали, что произвольныя дѣйствія возникаютъ

изъ врожденной чежовѣку и далѣе неразложимой способности желанія, что желаніе пріятнаго есть побудитель всѣхъ дѣйствій, всѣхъ произвольныхъ движеній. Съ такимъ предположеніемъ невозможно далеко уйти въ пониманіи происхожденія воли, такъ какъ стремленіе или желаніе есть только слово, которымъ загадка переносится съ одного мѣста на другое. Желаніе уже предполагаетъ объясняемое — хотѣніе, пожеланіе, требованіе, дѣтскую «способность владѣнія». ІІоэтому я придаю особенное значеніе тому, чтобы показать, какъ мало имѣютъ право считать желаніе чѣмъ то первоначальнымъ. Во всякомъ случаѣ физіологически дитя ведетъ себя въ первое время иначе, чѣмъ желающее существо. Оно не имѣетъ никакихъ представленій. Окружающіе дѣдаютъ выводы 0 душевномъ состояніи дитяти, напримѣрх, о непріятности, 0 неудовольствіи, можетъ быть о голодѣ только изъ движеній, посадки, мѣста и положенія дитяти. На основаніи собственныхъ субъективныхъ состояній они заключаютъ, не безъ помощи фантазіи, къ существованію подобнаго или того-же. самаго состоянія у своего дитяти въ началѣ его жизни. Какъ будто дитя уже знаетъ, что такое гододъ и уше имѣетъ предчувствіе о томъ, что помощью молока неудовольствіе можетъ быть устранено! Голодный новорожденный кричитъ не потому, что онъ хочетъ молока, но его крикъ есть просто выраженіе бо.іьшого неудовольствіе. Но тогда отчего-же онъ кричитъ? Пра-

вильный отвѣтъ можетъ быть только такой: потому что крикъ доставляетъ нѣкоторое облегченіе испытываемаго имъ неудовольствія; если-бы неудовольствіе усиливалось отъ крика, то дитя не кричало бы, такъ какъ сильное движеніе дыхательныхъ мускуловъ при громкомъ крикѣ, не выносимомъ по своей силѣ и продолжительности для самой матери, можетъ обусловливаться только возвышенной возбудимостью нервнаго центральнаго органа. Если питаніе тѣла понизилось отъ недостатка пищи, то центральные нервные двигательные аппараты становятси легче возбудиыыми, чѣмъ у сытаго дитяти, у мерзнущаго возбудимѣе, чѣмъ у находящагося въ пріятной теплотѣ, точно также у сырого, лишеннаго теплоты, возбудимѣе, чѣмъ у сухого. Такимъ образомъ то, что ложно принимается за выраженіе желанія, есть ничто иное, какъ необходимое слѣдствіе возвышенной возбудимости центральной нерввой системы; возбудимость ея поднимается ц падаетъ въ началѣ жизни, какъ это подтверждается сотнямн наблюденій надъ самымя различными породамяживотныхъ, преждевсего въ связи съ притокомъ йли отливомъ пищи и свѣжаго воздуха, съ согрѣваніемъ и пониженіемъ температуры, коротко въ связи съ наличностью или отсутствіемъ важнѣйшихъ внѣшнихъ жизненныхъ условій. Такимъ образомъ дитя поступаетъ такъ, что кажется какъ будто желающимъ, тогда какъ на самомъ

дѣлѣ оно не желаетъ. Но повторяющаяся смѣна большой подвижности при неудовольствіи, мадой — по устраненіи ея, именно во время насыщенія въ первые дни, оставляетъ слѣды въ центральной нервной субстанціи. Помощью ихъ дѣтямъ становится возможнымъ образовать ассоціацію воспоминанія о движеніи съ устраняющимъ неудовольствіе внѣшнимъ впечатлѣніемъ, именно связь тепловатаго, сладкаго, бѣлаго, жидкаго (молока) съ устраненіемъ голода. Такое же внѣшнее впечатлѣніе представляетъ способствующее чистотѣ теплое, небѣлое, несладкое, жидкое (вода при купаньи), равно гладкая, мягкая, теплая, бѣлая кожа матери. Подобнымъ собраніемъ самыхъ простыхъ опытовъ мало по малу пробуждается мышленіе, а повтореніемъ пріятныхъ и непріятныхъ фактовъ тѣ и другіе постепенно различаются, какъ истотники пріятныхъ и непріятныхъ чувствованій. Успѣхъ въ надежности того различенія называется упражненіемъ. Недостатокъ пріятнаго часто бываетъ весьма непріятенъдитяти, возбуждая неудовольствіе, такъчто скоро при помощи продолжающагося различенія свѣтлаго и темнаго, громкаго и тихаго, теплаго и холоднаго, сухого и сырого и т. п. дитя начинаетъ тщательно избѣгать всего, что нозбуждаетъ въ немъ непріятныя чувствованія, даже того, что только не доставляетъ ему удовольствія, уклоняясь отъ такихъ вещей, устраняя ихъ и совершая другія защитительныя движенія,

Бозникающія изъ врожденныхъ оборонительныхъ рефлексовъ съ присоединеніемъ къ нимъ представленій; съ другой стороны дитя приспособляется къ тому, что доставляетъ ему удовольствіе, вырабатывая наслѣдственное инстинктивное двишеніе схватыванія, захватываетъ многое, повертываетъ голову и направляетъ взгляды на предметы, возбуждающіе удовольствіе, начинаетъ двигаться въ соотвѣтственномъ направленіи. Тогда говорятъ, что дитя *ищетъ». Въ этомъ нѣтъ ничего мистическаго, никакого имманентнаго, трансцедентнаго шеланія, никакого стремленія, дѣйствующаго въ смыслѣ прежнихъ философовъ, но, говоря физіологически, въ сущности здѣсь дѣйствуетъ возбудимость протоплазмы нервной системы. Это и есть живое начало, присущее взрослому, существующее уже въ яйцѣ и въ дитяти и общее обоимъ. Это есть тотъ чувствительный двигатедь, который сначала приводитъ дитя къ несовершеннымъ движеніямъ, а позднѣе вызываетъ совершенныя представленія шелаемаго. Бодѣе подробное изслѣдованіе, на изложенныхъ основаніяхъ, процесса жеданія, тѣсно связаннаго съ размышденіемъ, завело-бы насъ очень далеко. Для пополненія представленнаго очерка о развитіи воли у дитяти нушно упомянуть, по крайней мѣрѣ, о нервыхъ попыткахъ управлять собою. Этотъ великій успѣхъ въ духовномъ развитіи обнаруживается задержками движеній, положитедьнымъ нежеданіемъ,

а не простымъ отпаденіемъ шеланія. Какъ долго дитя еще не въ состояніи понять чрезвьгаайно высокую цѣнность чистоты самойпо себѣ,—а это продолшается первыя три четверти года, по крайней-ше мѣрѣ, полгода—до тѣхъ поръ о задержкѣ рефлексовъ нежеланіемъ не можетъ быть и рѣчи. Но послѣ того какъ не одинъ разъ исоытаны непріятныя слѣдствія невоздержанія, а представленіе связи ихъ съ собственными дѣйствіями повторялось часто, естественно наступаетъ размышленіе, что невыполненіе извѣстныхъ двишеній и выдѣленій, отдыхъ и удобство связаны съ болѣе пріятными слѣдствіями, чѣмъ противоположныя состоянія, до сихъ поръ только и имѣвшія значеніе. Отсюда возникаютъ первыя усплія произвольно задерживать нѣкоторые рефлексыи инстинктивныя движенія. Этимъ полагается основа самообладанію. Было-бы совершенно неправильно думать, что движеніе, напримѣръ, ночной крикъ прекратился бы иди даже совсѣмъ не случился только потому, что для его возникновенія недостаетъ необходимаго побужденія, нѣтъ никакого представленія, вызывающаго крикъ. Напротивъ, оно на дицо и только подавляется, вытѣсняется и дѣлается недѣятельнымъ другой сильнѣйшей, во всякомъ случаѣ болѣе успѣшной, двигательной задержкой при конкуренціи всѣхъ двигательныхъ представленій. Здѣсь мы встрѣчаемся съ далеко идущуыъ развитіемъ дѣтской воли и притомъ пмѣющимъ велп-

чайшее педагогическое значеніе. Однако воспитательница долшна остерегаться слишкомъ туго и слишкомъ часто натягивать лукъ, потому что иначе неудовольствіе, соединенное съ каждымъ актомъ самообладанія, получитъ перевѣсъ надъ сознаніемъ его пользы. Покой, достигнутый путемъ произвольной задержки, самъ по себѣ заключаетъ что-то не дѣтское и дитя, которое постоянно-бы владѣло собой, не было-бы болѣе дитятей, какъ мужчина не долженъ былъ-бы болѣе и называться мужчиной, еслн не можетъ владѣть собой.

V,

Первое ученіе дитяти. Долгое время многіе находились въ заблужденіи, думая, что для перваго ученія дитяти нуженъ учитель или учительница, какъ будто бы дѣтскому мозгу могли быть напечатлѣваемы лишь готовыя мысли, а равно и представленія, развившіяся изъ чувственныхъ воспріятій взрослыхъ посредствомъ языка, при помошіи словъ, сначала произносимыхъ, потомъ написанныхъ или напечатанныхъ, какъ будто бы только такимъ путемъ духъ можетъ развиваться вполнѣ пра,вильно. Въ изложенномъ мнѣніи заклю^ чаетсягрубая, хотя часто и незамѣчаемая, логическая ошибка. Изъ того, что высшее образованіе не можетъ

быть получено безъ основательнаго обученія языку, заключили, что оно достигается только лишь изученіемъ языка. Еще и ньшѣ наши школы страдаютъ отъ этой ошибки. Въ первое время по рошденіи, какъ бы на разсвѣтѣ духовной жизни, словесное обученіе совсѣмъ не имѣетъ примѣненііі, единственно дѣятельнымъ бываетъ воззрѣніе, посредствомъ котораго дитя учится. Собственныя наблюденіе и чувствованіе, производимые опыты, напримѣръ, болп, когда дитя наталкивается на что либо, когда падаетъ или маленькой рукой касается горячаго чайника—таковы естественные учителя ыаленькаго дитяти. Лучшія наглядныя представленія окрушающихъ дитя предметовъ не сравняются въ своемъ педагогическомъ значеніи съ одниыъ предметомъ, который саыо дитя видѣло и осязало. Кто смотритъ на міръ чрезъ окрашенныя стекла, тотъ получаетъ о немъ извращенное понятіе. Желтые очки даютъ ландшафту и въ зимнее время теплый тонъ, синіе—въ полдневный лѣтній жаръ даютъ видъ холоднаго луннаго свѣта. Тѣ дѣти, которыя знакомятся съ міромъ изъ разноцвѣтныхъ рвущихся и не рвущихся книжекъ съ картинками и изъ измѣнчивыхъ, субъективно окрашенныхъ, рѣчей взрослыхъ, не могутъ получить о немъ правидьнаго понятія. Одни будутъ видѣть его въ болѣе свѣтломъ, а другіе въ болѣе мрачномъ свѣтѣ. Съ помощью образованія достигаютъ прежде всего твер-

даго міровоззрѣнія на основаніи собственнаго воззрѣнія. • Жначе невозможно получить подлиннаго образа міра, но только образъ образа, ошибочную копію. Жстина этого положенія, долженствуюп];аго имѣть рѣшающее значеніе для правильной постановки какъ домашняго такъ и школьнаго воспитанія, отъ элементарныхъ школъ до высшихъ, всего яснѣе открывается изъ изслѣдованія о томъ, какъ человѣкъможетъ учиться тому, что не можетъ сообщить еігу никакой языкъ, никакой образъ, никакая книга, никакое воспитательное вліяніе другого человѣка, въ случаѣ, если онъ не зналъ объ этомъ прежде. Различеніе красокъ, различеніе тоновъ, различеніе тепла и холода, вкусовыхъ и обонятельныхъ ощущеній, даже различеніе свѣтлаго и темнаго, праваго и лѣваго—всему этому ни одно дитя неможетъвыучиться посредствомъ словъ. Эта область, которою я долгое время занимался съ особенною любовью при наблюденіи маленькихъ дѣтей, слишкомъ велика, чтобы теперь можно было пройти ее по всѣмъ направленіяыъ; я ограничусь лишь приведеніемъ нѣсколькихъ примѣровъ. Какъ можно научить дитя различію краснаго и зеленаго? Можно выяснить эту разницу, если она уже ощущается, но собственно слова тутъ ни въ чемъ не помогутъ. Они касаются только названій и звучатъ различно въ различныхъ языкахъ, не имѣя никакого

отношенія къ самымъ ощуш;еніямъ цвѣтовъ. Какъ невозможно внушить дитяти, что красное и зеіеное суть тоже самое, или что квинта не отличается отъ октавы, точно также невозможно внушить ему путемъ словеснаго обученія различіе этихъ впечатлѣній, если оно родилось слѣпымъ къ цвѣтамъ или глухимъ. Тоже самое бываетъ и со всѣмп другими своеобразными ощущеніями. Бужно еамому пхъ пережить, самому перестрадатъ, чтобы знать пхъ. Это собственное переживаніе несравненно важнѣе д.ія всего обученія, для всего первоначальнаго воспитанія, чѣмъ воспроизведеніе того, что другіе испытали сами, чѣмъ усвоеніе изъ вторыхъ рукъ, прививаніе, чтобы не сказать, вдалбливаніе. Здѣсь имѣютъ полное значеніе прекрасныя слова Гете: «если вы этого не чувствуете, то вы этого п не достигнете». Необыкновенное возбужденіе, которое въ теченіе всего дѣтства поддержпвается непосредственнымъ разсмотрѣніемъ природы, особенно живой, ничѣмъ не можетъ быть замѣнено, Бьющій ключъ, древесныіі листъ, х.т&бный ко.лосъ, блестящій жукъ, ползущая улитка, даже отдѣльный волосокъ въ критическііі періодъ душевнаго развитія дитятп становятся для него источникомъ наслажденія, которымъ оно можетъ внимательно заниматься. Въ забавѣ малоцѣнными вещами во время игры, этой самой вліятельной школы для образованія разсудка и характера,

душа получаетъ всего болѣе матеріала для своего дальнѣйшаго развитія. Настояш;ее мышленіе не можетъ быть никому привито словеснымъ обученіемъ. Ни одно дитя не мошетъ быть наставляемо въ этомъ, мыслить каждое дитя учится точно такъ же, какъ видѣть и слышать. Въ началѣ развитія мышленія почти ничѳго нельзя сдѣлать, какъ только устранять препятствія, которыя задерживатотъ его, и не развивать преждевременно. Невозможно не позволить мыслить нормальному дитяти. Но болѣе тонкая выработка силы мышленія, т.-е. наслѣдственной способности соединять представленія, возникгаія отдѣльно, а соединенныя отдѣлять одно отъ другаго, возможна лишь посредствомъ обученія наблюденію и языкамъ, а не чрезъ одно занятіе языками. По крайней мѣрѣ исторія и дѣла мужей, обучавшихся односторонне, безъ достаточной наглядности, показываютъ, что если человѣкъ съ дѣтства собственнымъ опытомъ не ознакомился съ дѣйствительностью, то его мышленіе будетъ недостаточно, сужденіе неправильно и оріентировка въ мірѣ извращена. Но опасность грозитъ и въ томъ случаѣ, если добра дѣлается слишкомъ много. Далеко ушедшее въ настоящее время раздѣленіе работы, обусловленная имъ односторонность въ наблюденіи, занятіе дѣйствительными фактами только одного какого-либо рода дѣдаютъ не оеуществимымъ равномѣрное раз-

витіе, между тѣмъ какъ, если позже придется наверстывать пропущенное въ юностп, способность къ образованію уже утратится. Молодая рука легко усвояетъ всякое новое мастерство, старая совсѣмъ болѣе не усвояетъ. Если на большой фабрикѣ долгое время одинъ рабочій только рѣжетъ бумагу, другой только сгибаетъ, третій только складываетъ п т. д., то ихъ, бе.зъ ущерба для производства, нельзя внезапно обмѣнять ролями и употребить съ прежнпагъ успѣхомъ на другую работу, Большой вредъ односторонняго, преобладающаго, даже почти псключительнаго обученія, основывающагося на пнсьмѣ и чтеніи съ соотвѣтственнымъ запомпнаніемъ, слѣдовательно кн[іжнаго обученія, моясно до нѣкоторой степени пояснить физіологически. Я хочу коротко показать, въ виду педагогической важности дальнѣйшпхъ слѣдствій, какъ вознпкаетъ этотъ вредъ. Еслп въ постбднее десятплѣтіе значптельное число пскуеныхъ экспериментаторовъ, изъ которыхъ каждый думаетъ, что онъ одинъ только нашелъ истину, спорптъ 0 распредѣленіи различныхъ отправленій мозга по отдѣльнымъ частямъ мозговой субстанціп п если, безъ всякаго сомнѣнія, эта полемика, по отношенію къ частнымъ вопросамь, будетъ еще продолжительна, то не можетъ подлежать болѣе спору тотъ фактъ, что совершенно опредѣленныя области поверхности бо.іьшого мозга пріурочены къ совер6

шенно опредѣленнымъ областямъ органовъ внѣшнихъ чувствъ и родамъ движеній. Чтобы привести хотя одинъ примѣръ, слѣдуетъ вспомнить о побѣдоносноиъ опроверженіи многихъ нападокъ физіологомъ Германомъ Мункомъ, указавшимъ опредѣленную часть затылочной доли мозга какъ единственное мѣсто, въ которомъ находится зрительная сфера, гдѣ зрительныя впечатлѣнія перерабатываются въ зрительныя представленія. Это мѣсто есть не только единственное для переработки зрительныхъ впечатлѣній, но оно, какъ скоро возникло, не можетъ вьгаолнять никакихъ другихъ функцій, кромѣ относящихся къ зрѣнію. Если это мѣсто раздражается, то начинаются движенія глаза. Точно также невозможно болѣе сомнѣваться въ существованіи другого, съ болѣе давняго времени извѣстнаго центра въ большомъ мозгу, именно центра рѣчи, открытаго превосходнымъ парижскимъ врачемъ и изслѣдователеыъ Врока. Но это только примѣры. Хотя отдѣльные округи коры большого мозга и невозможно отграничить съ опредѣленностью оДинъ отъ другого, какъ на ландкартѣ съ строгою опредѣленностью отграничиваются отдѣльныя земли, такъ какъ округи мозга соприкасаются одинъ съ другимъ и даже захватываютъ другъ друга, подобно осязательнымъ округамъ кожи, однако же вѣрно, что образованіе мозговыхъ центровъ, т.-е. областей коры большого мозга, связанныхъ съ специфическою духовною дѣятельностью,

находится въ зависимости отъ упражненія, отъ очень частаго повторенія тѣхъ же самыхъ родовъ двпженііі и чувственныхъ впечатдѣній. Кто никогда не научится говорпть, тотъ вмѣстѣ не будетъ имѣть п центра рѣчп. Ни одно животное не владѣетъ пмъ, потому что нп одно не въ состояніп достаточно упражняться въ координпрованномъ употребленіи нервовъ п мускуловъ языка п гортанп, при употребленіп въ тоже время своего голоса для выраженія собственныхъ представленій. Микроцефалпческое дитя, черепъ котораго окостенѣлъ слпшкомъ рано, такъ что мозгъ не находитъ пространства для дальнѣйшаго роста, кретинъ, жизнеспособныіі, но несвѣдушіій въ языкѣ идіоть находятся въ томъ же положеніи: нервы и мускулы аппарата рѣчи, языкъ и гортань образованы, опі;упі,енія, воспріятія и представ.ленія на лицо, хотя они и останавливаются на низшей ступени развптія, но способности выражать свои умствепныя состоянія при помощп голосового аппарата и членораздѣльныхъ звуковъ, не смотря на вполнѣ хорошій слухъ, такимъ людямъ недостаетъ. Они не въ состояніи построить мостъ отъ слуха къ рѣчи, потому что ихъ мозгъ отказывается отъ этого. Мозгъ образуется сперва свою собственною дѣятельностью, а потомъ локолизируются п объединяются въ немъ функціи. Мозгъ съ самаго начала изобильно снабженъ расположеніямп учпться всему возможному, но только не каждый мозгъ въ

одинаковой степени, потому что наслѣдственность пграетъ здѣсь существенную роль. Изъ многихъ прекраснѣйшихъ способностей отца и матери часто ни одной не находится у дитяти, которое вмѣсто того унаслѣдовало отъ прадѣдовъ и прапрадѣдовъ другіе таланты. Сбтни различныхъ навыковъ, которые съ большею или меньшею легкостью пріобрѣтаются людьми въ юношескомъ возрастѣ, дѣлаютъ необходимымъ для каждаго изъ нихъ образованіе особаго центра въ мозгу, поврежденіемъ или разрушеніемъ котораго уничтожается возможность сохранять пріобрѣтенный навыкъ и такимъ образомъ продолжать соотвѣтствующую дѣятельность. Сказанное можетъ показаться страннымъ, но это справедливо. Приведенное положеніе примѣняется не только къ искусствамъ, пріобрѣтеннымъ съ трудомъ и усовершенствованнымъ культурнымъ человѣкомъ въ продолжительное время, но и къ менѣе увашаемымъ ручнымъ работамъ, каковы: шитье, вязанье простое и тамбурное, приготовленіе кружевъ, струганье, пиленіе, вырѣзаніе, доеніе и т. п. Къ чему умножать примѣры? Уже одного указанія на сравнительную физіологію мозга и на патологическую анатомію нервной системы человѣка, равно какъ и на экспериментальную физіологію мозга двухъ очень разумныхъ животныхъ, именно собаки и обезьяны, достаточно, чтобы сдѣлать яснымъ, что смотря по занятію, по преобладающей дѣятельности

животнаго или дитяти его мозгъ долженъ давать болѣе мѣста то этой, то той функціи. Слѣпорожденный не имѣетъ зрительной сферы и не пріобрѣтаетъ ее; глухорожденный не имѣетъ слуховой сферы. Эти относительно большія области мозга пустѣютъ или остаются отчасти свободными для иного употребленія. Извѣстно, что слѣпой владѣетъ болѣе тонкпмъ осязаніемъ, чѣмъ зрячій, и глухой лучше видитъ, чѣмъ слышащій. Слуховая сфера граничитъ съ зрительной сферой. Почти всѣ млекопитающія, какъ я упоминалъ, имѣютъ гораздо большія обонятельныя сферы, чѣмъ человѣкъ, потому что они гораздо чаще пользуются обоняніемъ, чѣмъ люди, и это свойство наслѣдуется потомствомъ въ увеличенной мѣрѣ. Новѣйшіе опыты клиницистовъ и анатомовъ установили тотъ фактъ, что при опредѣленныхъ задержкахъ зрѣнія существуютъ опредѣленныя поврешденія зрительной сферы мозга, точно такъ же, какъ при опредѣленныхъ задержкахъ двишеній членовъ въ совершенно опредѣленныхъ мѣстахъ центральной нервной системы, именно отчасти въ спинномъ мозгу, а отчасти въ головномъ совершаются измѣненія, которыя могутъ возникать вслѣдствіе задержки пптанія, отравленія, поврежденія, воспаленія. Всѣ эти новые опыты, по моему мнѣнію, пмѣютъ высокое значеніе для воспитанія и обученія нашихъ дѣтей. Ясно, что еслп мы будемъ дѣйствовать въ совершенно опредѣленномъ п постоянно

томъ же самомъ направленіи на впечатяительный, пластическій дѣтскій мозгъ, то онъ долженъ развиваться во всю жизнь односторонне и такимъ образомъ самое прекрасное свойство, какимъ только человѣкъ можетъ владѣть—гармоническое образованіе не можетъ осуществиться. Подъ гармоническою же духовной дѣятельностью я понимаю такую дѣятельность, при которой интеллектуальная и сердечная стороны остаются въ равновѣсіи, ни чувствованія не препятствуютъ разсудочной дѣятельности, ни оцѣпенѣлый интеллектуализмъ, къ сожалѣнію, очень часто встрѣчающійся нынѣ въ образованнѣйшихъ кругахъ общества, не принижаетъ достоинство чувства. Еромѣ того, гармоническое образованіе требуетъ еще, чтобы органы внѣшнихъ чувствъ и способность наблюденія были упражняемы въ достаточной мѣрѣ и чтобы тѣло, со всею совокупностью внѣшнихъ явленій, не оставалось въ пренебреженіи по сравненію съ духомъ. Уже въ отношеніи къ самому маленькому ребенку нужно обращать вниманіе на внѣшнія впечатлѣнія, дѣйствующія на него и, регулируя ихъ, вліять такимъ образомъ на выборъ того, чему онъ долженъ учиться. Такъ какъ выборъ матеріала для обученія имѣетъ большое значеніе и находится во власти сначала окружающихъ дитя лицъ, а позднѣе и во власти его самого, то ознакомленіемъ съ важностью этого дѣла необходимо должно возвышаться чувство от-

вѣтственности лицъ, избирающихъ матеріалъ. Въ настоящее время настоятельно необходимо при выборѣ какъ предметовъ обученія, такъ и при опредѣленіи его способовъ, имѣть въ вяду физіологію. Если этогоне случится если забудутъ, что для первоначальнаго духовнаго развитія, когда мозгъ дитяти только что образуется, ему не годятся ни односторонняя концентрація на чтеніи и письмѣ, и такимъ образомъ переполненіе мозга образами буквъ пли чиселъ, ни часто смѣняющееся занятіе тѣмъ, другпмъ, третьимъ, ведущее за собою ослабленіе ума, то не должно уже изумляться дурнымъ послѣдствіямъ, которыя возникнутъ какъ въ домашнемъ, такъ и въ школьномъ обученіи отъ допущенныхъ промаховъ. Врачамъ, особенно же директорамъ поликлпникъ и врачамъ въ домахъ для умалишенныхъ, часто приходится лечить болѣзни, возникающія вслѣдствіе очень продолжительнаго напряженія одноіі части нервной системы, вслѣдствіе чрезмѣрной односторонности. Нѣкоторыя изъ этихъ болѣзней остаются до настоящаго времени неизлечимыми, Но учителя, которымъ только въ исключительныхъ случаяхъ приходится набдюдать своихъ учениковъ въ жизни, по оставленіи ими школы, не замѣчаютъ по этимъ отдѣльнымъ сдучаямъ, что они, не жедая, даже не зная, провинились. Тѣ слѣдствія одностороннихъ занятій которыя вы-

зываютъ врачебныя заботы, отчасти соединяютъ подъ выраженіемъ «нейрозы занятій». Существуетъ значительное число судорогъ и явленій разслабленія, которыя, какъ судороги при письмѣ, шитьѣ, судороги телеграфистовъ причиняются слишкомъ большимъ упражненіемъ въ одной и той-же дѣятельности, въ которую вовлекается и мозгъ, такъ что нужны необыкновенное терпѣніе, большое остроуміе и немалое искусство, чтобы смягчить эти упорныя страданія. Но прежде чѣмъ дѣло зайдетъ такъ далеко, уже существуютъ нѣкоторыя ненормальности, которыя не обнаруживаются еще явно и которыя находятъ поразительными лишь тогда, когда ими, какъ эпидемическою нервозностью, одновременно поражается очень много лицъ, причемъ духовнаі^ѣя^ельность пострадавшихъ болѣе отклоняется отъ естественной дѣятельности сосѣдей и болѣе обращается къ фантасмамъ, чѣмъ дѣятельность здороваго человѣка. Такъ бываетъ и съ дѣтьми, которыхъ слишкомъ рано дѣлаютъ книжными людьми. Однако разъясненіе отношенія душевнаго развитія дитяти къ учебной реформѣ, которая, по счастью, признана необходимой съ біологической точки зрѣнія и становится постояЕНо настоятельнѣе, завело бы насъ слпшкомъ далеко. Я говорилъ объ этомъ не одинъ разъ въ нѣсколькихъ сочиненіяхъ и рѣчахъ («ВіоІо^ізсЬе 2еі1ііга§-еп», Вегііп, 1889). Тогр, что я сейчасъ сказадъ, достаточно, чтобы показать, какъ вдумчпво и

заботливо должна относиться мать къ нервной системѣ своего любимца уже съ самаго начала его ученія въ дѣтскомъ возрастѣ. 0 желудкѣ больше думаютъ, чѣмъ о мозгѣ. Повторяю, мозгъ не долженъ быть развиваемъ ни преимущественно въ одномъ направленіи съ преобладаніемъ одного занятія или одного изъ органовъ внѣшнихъ чувствъ, слѣдовательно односторонне, ни предложеніемъ духовной пищи изъ всѣхъ возможныхъ областей, такимъ образомъ диллетански. Дѣло сводится болѣе, чѣмъ къ простому «оставить развиваться», какъ объ этомъ выше не одинъ разъ было коротко и ясно упоминаемо. Въ началѣ жизни органическая основа душевной дѣятельности способна ко всему доброму п ко всему дурному, но закрыта, какъ цвѣтокъ въ почкѣ. Новорожденное дитя, какъ я указывалъ, въ состояніи ощущать свѣтъ, но не видѣть. Оно душевно слѣпо. Оно бываетъ въ состояніи очень скоро слышать все, обонять, вкушать, осязать, но оно душевно глухо, душевно не имѣетъ осязанія, т. е. оно ощущаетъ свѣтъ, звукъ, теплоту и впечатлѣнія на свою кожу, на всѣ свои органы внѣшнихъ чувствъ, но оно не понимаетъ всего этого, потому что полушарія его большого мозга еще не развиты. К ъ сожалѣнію, въ нѣмецкомъ языкѣ недостаетъ выраженій *) для такихъ состояній центральной анос*) Также и въ русскомъ.

Приы. пе-р.

міи («слѣпоты къ запахамъ», т. е. состоянія непониманія ощущеній запаха), центральной агеусіи («слѣпоты къ вкусамъ»), центральной анэстезіи («слѣпоты къ осязанію», т. е. состоянія непониманія осязательныхъ давленій), цеятральной акинезіи («слѣпоты къ движеніямъ»), хотя всѣ дѣти должны въ извѣстное время имѣть эти недостатки, такъ какъ посдѣдніе составляютъ необходимыя ступени развитія. Органы внѣшнихъ чувствъ дѣтей уже готовы, здоровы и восприеимаютъ самыя разнообразныя впечатлѣнія отвнѣ, ихъ нервы возбуждаются, но соотвѣтствующія имъ частп мозговой коры еще не споеобны къ проведенію впечатлѣній. Поэтому въ то время, когда дитя учитея видѣть и сдышать, ему нужно столько же предоставлять свободы, какъ и въ послѣдующее время. Вредъ, который происходитъ отъ поздняго начада методическаго обученія, во всякомъ случаѣ много меньше вреда, причиняемаго перераздраженіемъ при преждевременномъ начаиѣ ученія. Чѣмъ раньше не вполнѣ еще развитая центральная нервная еистема елишкомъ" сидьно завдекаетея въ работу, все равно — очень одностороннюю иля очень многосторопнюю, тѣмъ ранѣе она притупляется, тѣмъ меньше пластичности она сохраняетъ для позднѣйшаго времени. Но чѣмъ дольше она сохраняетъ воспріимчивость, тѣмъ продолжительнѣе бываетъ юность. Кто интересуется многимъ, тотъ имѣетъ

большое преимущество предъ индифферентнымъ человѣкомъ и въ старости остается еще юнымъ, между тѣмъ какъ равнодушный оказывается въ юные годы старикомъ. Умственная свѣжесть, это въ высшей степени цѣнное свойство, заключается въ способностп интересоваться многимъ и въ тоже время въ каждое мгновеніе съ полнымъ вниманіемъ обращаться постоянно къ одному предмету. Маленькое дитя не имѣетъ ни того, ни другого. Оно интересуется очень немногимъ помимо своего молока и въ первый годъ жизни не въ состояніи, не утомляясь, продолжительное время направлять вниманіе на одинъ и тотъ же предметъ. Этому оно учится безъ указаній взрослыхъ въ игрѣ, причемъ его впечат.лительность видимо возрастаетъ. Поэтому нужно совѣтывать не сокращать безъ нужды первое время ученія дитяти, когда оно учится въ такъ называемыхъ дѣтскихъ играхъ по большей части само, собственнымъ опытомъ. Пріученіе дитяти къ мышленію въ сущности заключается въ томъ, чтобы между безчисленными впечатлѣніями на органы внѣшнихъ чувствъ, слѣдующими одно за другимъ въ безпорядочной смѣнѣ, уразумѣть простыя, то сильныя, то слабыя, раздраженія. На это нужно много времени. Пониманіе начинается дѣятельностью низшаго интеллектуальнаго отправленія—различеніемъ, которое свойственно всѣмъ животнымъ, въ извѣстной степени даже

живому клѣточному содершанію растеній, Все живущее владѣеть способностью различенія. Живаяпротоплазма въ зеленомъ растеніи различаетъ, напримѣръ, свѣтлое и темное и поэтому днемъ находится въ другомъ состояніи, чѣмъ ночью. Малѣйшія живыя микробы очень тонко различаютъ свойства годной для нихъ питательной почвы отъ негодной и на первой размножаются быстро, вызывая этимъ опустошительныя болѣзни, на другой же размножаются мало или совсѣмъ не размножаются. Животньш посредствомъ живой протоплазмы клѣтокъ ихъ органовъ внѣшнихъ чувствъ различаютъ ощущенія, обусловленныя впечатлѣніями на ихъ кожу, глаза, уши, на всѣ орудія 'чувствъ, Человѣческое дитя тоже, Яо послѣднее идетъ дальше, между тѣмъ какъ оно гораздо тоньше, чѣмъ животное, посредствомъ живой протоплазмьі своего мозга различаетъ представленія, возникающія, изъ ощущеній, чувствованій, воспріятій. Что въ началѣ казалось одинаковымъ или очень сходнымъ, то мало по малу выдѣляется въ неодинаковое и неподобное. Я нашелъ, что гораздо легче открыть сходства различныхъ впечатлѣній, чѣмъ различія сходныхъ. Какъ часто сдучается даже взрослому перемѣшать двѣ физіономіи! При этомъ сходства обоихъ лицъ бросаются въ глаза, между тѣмъ какъ нужно болѣе продолжительное наблюденіе, чтобы дать себѣ отчетъ о несходствѣ ихъ или даже выразить его въ словахъ.

Для пониманія маленькихъ согласій дитя органпзовано гораздо лучпге, чѣмъ для пониманія маленькихъ уклоненій. Бутылку изъ подъ вина дитя принимаетъ за рожокъ, бѣлую свинцовую воду за молоко, и мать, упражняя свое дитя въ различеніи, забавляется смѣшеніемъ сотнп маленькихъ подобныхъ вещей и звуковъ. Такъ какъ отъ многихъ незамѣтныхъ согласій получается удовольствіе, консонансъ, отъ недостатка же согласія, нанротивъ, неудовольствіе, диссонансъ, какъ еще въ 1712 году замѣтилъ это относительно музыки великій Лейбницъ, то поэтому найденное согласіе получаетъ особенное преимущество, найденное же и навязывающееся "нарушеніе согласія отдѣльными чертамп менѣе привлекаетъ ввпманія. Эта неодпнаковая оцѣнка впечатлѣній укрѣплялась въ теченіе безчисленныхъ поко.тѣній наслѣдственностью, такъ что теперь дитя, учась мышленію, при разлпченіи представленій, охотнѣе соединяетъ и удерживаетъ сходные признаки, чѣмъ несходные, которые удовлетворяютъ менѣе и ни въ какомъ случаѣ такъ не радуютъ, какъ тѣ. При этомъ очень широко прилагается другая первоначальная разсудочная дѣятельность—сравненге. Она образуетъ основу всѣхъ позднѣйшихъ мыслительныхъ процессовъ. Поучительно и занимательно наблюдать, какъ маленькія дѣти сравниваютъ предметы, признанные

ими различными, какъ онн ставятъ ихъ другъ возлѣ друга, одинъ на другой и позади другъ друга, какъ они потомъ увеличиваютъ и уменьшаютъ ихъ разстояніе, оборачиваютъ и вертятъ то одинъ, то другой. Даже многократное выясненіе простыхъ пространственныхъ обозначеній, какъ, напримѣръ, словъ «по другому, кругомъ» 0 конусѣ, который долженъ быть положенъ въ ящикъ, нельзя выразить словами. Если дитя, не зная словъ, вертитъ конусъ, оборачиваетъ его, повертываетъ влѣво, вправо, наклоняетъ его вершиной внизъ, вверхъ, потомъ кладетъ поперегъ, то оно сравниваетъ. Оно мыслитъ, учится и подобными опытами мало по малу подготовляется сравнивать между собою болѣе сложные предметы, но не явленія, и не обстрактныя, отдѣленныя отъ предметовъ и явленій, высшія представленія, понятія. Для этой послѣдней работы требуется участіе языка. Въ цѣломъ первоначальное развитіе мышленія и ученія дитяти можно сравнить съ первымъ развитіемъ формъ животнаго образующагося въ яйцѣ. Первое, что происходитъ здѣсь, есть раздѣленіѳ однородныхъ, по крайней мѣрѣ, неразличимыхъ, образовательныхъ клѣтокъ на разнородныя, различія которыхъ съ теченіемъ развитія становятся постоянно больше. Если дифференцированіе совершается правильно, безъ задержекъ, то каждая группа по отношенію къ цѣлому имѣетъ опрѳдѣленную величину.

положеніе, отправленіе и тогда родится существо безъ недостатковъ. Если ясе гармоническое развитіе нарушается, то легко можетъ случиться, что одна группа образовательныхъ клѣтокъ выростаетъ быстрѣе, чѣмъ другія, и на счетъ этихъ послѣднихъ. Вслѣдствіе этого возникнетъ порча многихъ частей Бо время ихъ дифференцированія и чрезмѣрное, чудовищное развитіе одной части. Въ результатѣ, при содѣйствующихъ тому обстоятельствахъ, получптся нежизнеспособный отвратительный уродъ. Примѣненіе этого сравненія къ ученію дитятн понятно само собой изъ предшествующаго.

^"1.

Разсудокъ безъ языка и языкъ безъ разсудка. Если способность мышленія враждена каждому человѣку и въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія, то отсюда не слѣдуетъ, что она безъ языка можетъ достигнуть высокой степени развитія. Нынѣ еще многіе думаютъ, что безъ членораздѣльнаго языка, такимъ образомъ безъ словъ, не можетъ существовать никакого разсудка, никакого мышленія, даже никакой памяти. Но я показалъ уже, что тщательное наблюденіе маленькихъ дѣтей, особенно родившихся глухими, не учащимися обыкновенному языку, представляетъ надежное доказательство не-

справедливости этого школьнаго преданія. Дѣйствительно, не нужно даже ссылаться на умъ животныхъ, на многочисленныя, въ послѣдніе годы съ научной стороны обстоятельнѣе изслѣдованныя тш;ательныя наблюденія друзей животныхъ въ полѣ и въ лѣсу, въ зоологическихъ садахъ и акваріумахъ, достаточно быть внимательнымъ въ собственной дѣтской, чтобы собрать факты для доказательства ошибочности указаннаго мнѣнія. Если, напримѣръ, ешЕе совсѣмъ неговоряш.ее дитя ложкой, держимой въ правой рукѣ, ударяетъ по тарелкѣ, газетѣ, столу, прислушивается къ звуку, потомъ беретъ ложку въ лѣвую руку и повторяетъ тѣже акустическіе опыты, то уже въ этомъ заключается знакъ ума, ищущаго причяны явленій. Прнчина звука находится не въ правой рукѣ, не одна правая рука можетъ вызывать его, а при ударѣ по тарелкѣ дитя по большей части удивляется слѣдующему явленію: когда лѣвая рука ударяетъ по тарелкѣ, тогда правая, будучи не плотно на нее наложена, заглушаетъ звукъ, каковое явленіе повторяется и при обратныхъ условіяхъ, когда правая ударяетъ, а лѣвая накладывается. Такимъ образомъ Бполнѣ безсловесный ||грудной младенецъ размышляетъ. Когда дитя научилось ходить, но не умѣетъ еще говорить, тогда оно удивляетъ многими причудами. Когда оно съ высокой угловой полки хочетъ достатъ

сухарь и тщетно пытается достигнуть своей цѣли, тогда оно, безъ указаній, идетъ за скамейкой для ногъ, которую и приноситъ въ надлежащее мѣсто съ несказаннымъ трудомъ и безъ помощи или какихъ-либо указаній. Оно можотъ теперь весьма удобно схватить шелаемую вещь. Въ этомъ фактѣ обнаруживается весьма широкое разсужденіе, примѣненіе опытовъ, сдѣланныхъ безъ я з ы к а . Даже когда дитя заблуждается, и тогда дѣтская логпка при полномъ недостаткѣ языка есть знакъ развивающагося разсудка. Когда неговорящее дитя, напримѣръ, захлопнуло дверь, такъ что замокъ щелкнулъ, и каждый взрослый долженъ считать дверь плотно запертой, тогда дитя часто долгое время изслѣдуетъ запоръ пальцами п наваливаясь на нее всѣмъ тѣломъ; оно пзслѣдуетъ, дѣйствительно-ли заперлась дверь, оно сомнѣвается въ запорѣ, такъ какъ еще не знаетъ дѣйствія задвиікки. Когда лейка сдѣлалась пустой, тогда дитя, не смотря на это, продолжаетъ поливать изъ ней цвѣты, вѣроятно полагая, что если надлежащимъ образомъ держать лейку, то она вновь должна дать воду, такъ какъ прп поливаніи взрослыми, какъ оно видѣло, вода вытекала до самаго конца. Продолжаемое сосаніе пустого рожка, предварительно недостаточно наполненнаго, есть разумный актъ, потому что при продо.лженіи сосанія груди въ ротъ еще попадало немного молока, откуда несознате.льное ошибочное 7

заключеніе, что приборъ, при настойчиво продолженномъ сосаніи, дастъ новое молоко, не смотря на то, что онъ пуСтъ. Точно также поднесеніе оторвавшейся серьги къ ушной раковинѣ матери со стороны младенца, еш;е совсѣмъ не владѣюш;аго языкомъ, есть признакъ разумѣнія. Такъ какъ такого рода спутанныя прежнія наблюденія онъ начинаетъ связывать съ настоящими, то, значитъ, мыслительная дѣятельность ушла у него далеко. Открытіе такихъ фактовъ во второе полугодіе жизни доставляетъ особенное интеллектуальное удовольствіе. Кто наблюдаетъ внимательно и терпѣливо упражняется въ пониманіи выраженія дѣтскаго лица, тотъ долженъ придти къ убѣжденію, что каждый человѣкъ, задолго до изученія своего родного языка, даже прежде пониманія смысла словъ, во всякомъ случаѣ совершенно независимо отъ этого, обнаруживаетъ интеллигентныя дѣйствія, способенъ къ разсужденію и, что особенно важно, прямо въ этомъ отношеніи превосходитъ самыхъ способнѣйшихъ позвоночныхъ. Не нужно забывать, что у животныхъ самое поразительное въ ихъ разумной дѣятельности осуществляется помощію дрессировки со стороны человѣка, напримѣръ, счисленіе до пяти у большихъ обезьянъ, которыхъ Романесъ дрессировалъ при помощи соломинокъ и которыхъ можно дрессировать, и дѣйствія лягавой собаки при отыскиваніи и приноскѣ диьи. Индійскіе слоны, арабскія лошади, бер-

нардскія собаки и ручныя обезьяны, если они достигли выспіей ступени образованія своего разсудка, понимаютъ болыпе изъ человѣческаго языка, изъ приказаній своихъ господъ, чѣмъ ребенокъ словъ, говоримыхъ ему его матерью, хотя человѣческое дитя и превосходитъ уже тѣхъ животныхъ умомъ. Еще не свѣдущее въ языкѣ дитя владѣетъ болыпимъ умомъ, чѣмъ самое умнѣйшее животное во время наивысшаго своего духовнаго развитія, потому что дптя учится больше шивотнаго. На это можно возразить, что дитя научается разумнымъ движеніямъ только вслѣдствіе своего обращенія съ разумными говорящими людьми и притомъ исключительно вслѣдствіе того, что прислушивается къ разговору, который оно несознательно перерабатываетъ въ себѣ, такъ что на самомъ дѣлѣ лишь языкъ привелъ къ развитііо разумъ дитяти, еще не могущаго говорить. Въ виду такого соображенія чрезвычайно важно наблюдать такихъ дѣтей, у которыхъ нѣтъ возможности слышать рѣчь говорящихъ. Дѣти, рожденныя глухими, къ сожалѣнію, не представляютъ рѣдкости, и если такъ называемые глухонѣмые, которые, какъ извѣстно, не нѣмы, но только не умѣютъ говорить членораздѣльно и: издаютъ нечленораздѣльные звуки, позднѣе могутъ быть пріучаемы, посредствомъ труднаго обученія, къ разговору на пальцахъ, а отчасти и къ членораздѣльной рѣчи посредствомъ осязательнаго чувства языка и считыванія съ губъ.

то однако существуютъ многіе, выростающіе безъ обученія словесному языку. Эти послѣдніе, при попомощи зрѣнія и осязанія пріобрѣтаютъ больпіое число представленій и часто владѣютъ замѣчательнымъ умомъ. Они сообщаются между собою выраженіемъ лпца, жестами и разнаго рода совершенно непонятными постороннимъ знаками. Они владѣютъ въ высшей степени тонко выработанной мимикой, они суть пантомимы. Степень образованія, которой можетъ достигать такой глухонѣмой, во всякомъ случаѣ доказываетъ, что существованіе разсудка не связано съ слушаніемъ или изученіемъ членораздѣльной рѣчи. Столько же фактическими доказательствами, сколько и простьшъ выведеніемъ слѣдствій изъ неподлежащихъ сомнѣнію опытовъ учителей глухонѣмыхъ выяснено, что вообще образованіе простыхъ представленій и ихъ связываніе въ новыя, равно какъ и выдѣленіе отдѣльныхъ представленій изъ запутанныхъ, слѣдовательно мышленіе— не связано съ изученіемъ словъ, Въ своей вышеупомянутой книгѣ я показалъ, что самыя представленія составляютъ необходимое предварительное условіе пониманія первыхъ изучаемыхъ словъ и такимъ образомъ.обученія разговору. Если нѣтъ этихъ представленій, то становится невозможнымъ и образованіе языка, умственное же развитіе бываетъ очень малымъ, хотя и превосходитъ развитіе животнаго. Этотъ высшій 'животный умъ обнаруживаютъ тѣ

опустившіеся или одичалые, такъ называемые, людиживотныя, которые, къ счастыо, только изрѣдкавстрѣчаются въ культурныхъ странахъ. Чѣмъ шире распространяется цивилизація, тѣмъ рѣше дѣти, случаііно плн по злому умыслу оторванныя отъ чедовѣческаго обп],ества, могутъ вырастать въ пустынѣ и отчасти вмѣстѣ съ жпвотными. Немпогія повѣствованія 0 такихъ случаяхъ имѣютъ особенную цѣну, потому что никакой экспериментъ не можетъ замѣнить ихъ. Но, къ сожалѣнію, существующіе разсказы очень ненадежны и отрывочяы, они дошли къ намъ изъ предшествующи.хъ столѣтій и ученые физіологп п психологи не контролировали ихъ. Если, однако, многое въ этпхъ разсказахъ должно быть признано произвольноіі прибавкой фантазіи хроникеровъ, то все же еще остается довольно ддя признанія, что выросшія въ пустьшѣ дѣти во всякомъ случаѣ не вполнѣ теряютъ свои способности къ образованію п вообще не вполнѣ приравниваются къ животнымъ. Нѣсколько такихъ случаевъ описано въ мало обратившемъ на себя вниманіе сочиненіи профессора А. Раубера, явившемся въ 1885 году подъ заглавіемъ «Ношо заріепз гегиз или состоянія одичады.хъ и пхъ значеніе для науки, подитики и школы». Дзъ этихъ повѣствованій вообще открывается, что изъ дикихъ животныхъ, иди составляющихъ предметъ охоты, съ которыми выростали заброшенныя дѣти, упоминаются тодько водки и медвѣди; изъ домашнихъ живот-

выхъ, которыя пасутся на горахъ, только овцы и ресога (можетъ быть—козы). Земли, въ которыхъ въ. теченіе послѣднихъ пяти столѣтій были захватываемы такія дѣти животныхъ, лѣсныя дѣти, дѣти горъ или какъ бы ихъ не называли, суть Ирландія, Бельгія, Голландія (на рейнской прусской границѣ), Литва,, Траясильванія (на валашской границѣ), Венгрія, Франція (Шампань, Авейронъ, Пиринеи), и Германія (Гессенъ, Баварія, Ганноверъ). Въ виду географическаго различія земель, иаъ которыхъ исходятъ подобныя повѣствованія, различія времени, независимаго возникновенія разсказовъ другъ отъ друга при поразительномъ ихъ согласіи относительно поведенія найденышей, самому упрямому скептику должно показаться невѣроятнымъ, чтобы все дѣло было лишь сказкой. Повѣствованія заслуживаютъ очень основательнаго пзслѣдованія. Каждое повѣствованіе поучительно и показываетъ, какъ мало приложимы къ безкультурному изолированному человѣку слова Шиллера: «достоинство человѣка? Прошу васъ, ни слова объ этомъ больше! Дайте ему пищу, жилище, покройте его наготу, а достоинство придетъ само собою!». Для разрѣшенія обсуждаемаго вопроса важны нѣкоторыя частности, потому что онѣ показываютъ, что одичаніе, причиняемое отдѣленіемъ дѣтей отъ человѣческаго общества, не было, однако, на столько сильнымъ, чтобы подавить умственное развитіе, и что

тѣ дѣти животныхъ, которыя научились говорить, имѣли цѣлый рядъ представленій и практически оцѣнивали свои опыты, сдѣланные въ пустынѣ. ІІойманный въ серединѣ 14 столѣтія, не умѣвшій говорить, гессенскій мальчикъ бѣгалъ на четверенькахъ, но научился ходить прямо и говорить. Неумѣвшііі говорить бамбергскііі мальчпкъ обнаружилъ (въ концѣ 16 столѣтія) изумительныя ловкость и проворство въ прыганья и бѣганьи, оеобенно на четверенькахъ, но мало по малу, живя между людьми, усвоилъ благоприличное поведеніе и женился, слѣдовательно долженъ былъ выучиться ходить прямо п говорить. Не умѣвшій говорить ирландскій юпоша (въ 17 вѣкѣ) «блеялъ, какъ овца» п оставплъ свои животныя прпвычкп (вуіѵезіге іп§'етит) только по принужденію послѣ продолжительнаго времени, проведеннаго между людьми. Литовскій мальчикъ '(тоже въ 17 вѣкѣ) имѣлъ голосъ медвѣдя, но выучился, по одному разсказу о немъ, говорить, по другому—не выучился, и пріобрѣлъ искусство ходить прямо. Жзвѣстный Петръ Гамелнскій, найденный въ 1724 году, ходилъ прямо, но говорпть выучился, какъ кажется, мало, подобно мальчику пзъ Авейрона. Напротпвъ, дѣвочка изъ Сонги (1731) впо.лнѣ научилась говорпть, хотя сначала вела себя, какъ хищ-

ное животное, перегоняла и ловила бѣгущаго по полямъ зайца. 0 другихъ безсловесныхъ одичалыхъ дѣтяхъ не сообщается, что они не научились говорить, но не сообщается и того, что они научились говорить; повѣствованія очень скудны. Нзъ представленныхъ фактовъ открывается, что, при долголѣтнемъ отдѣленіи дитяти отъ другихъ людей, развитіе мозга, не смотря на громадное изощреніе органовъ внѣшнихъ чувствъ и мускудьную силу, отстаетъ весьма значительно, не вредя, одпако, его способности развитія. Несравненно труднѣе сдѣдать настоящимъ человѣкомъ одичалое дитя, чѣмъ развить съ самого начала обыкновенное дитя, потому что первое должно быть отучаемо отъ многаго такого, что у второго.^ существуетъ только въ видѣ предрасположенія и задерживается въ своемъ развитіи, и потому еще, что тонкое развитіе коры большого мозга, необходимое для высшей духовной дѣятедьности, у одичавшаго дитяти отстало вслѣдствіе недостатка впечатлѣній, именно достойныхъ подражанія человѣческихъ дѣйствій. Пластичность полушарій большого мозга съ теченіемъ времени доджна быда пострадать. Бодьшой мозгъ не могъ расти правильно, потому что ему недоставало надлежащеіі работы. Но если одичалыя дѣти не говорятъ, даже не смѣются и не могутъ прямо ходить, то, однако, они

могутъ съ большимъ искусствомъ и никогда не наблюдаемыми у человѣка проворствомъ, ловкостью п выдержкой, очень хитро отыскивать свою пищу п достигать вдобавокъ, правда очень низкой, ступени образованія, если съ ними заботливо обходятся и, что важнѣе, понемножку ихъ учатъ. Еслп-бы они совсѣмъ ве владѣли человѣческнмъ разсудкоыъ, ти достигаемое ими образованіе было бы невозможно, пначе и неразумныя животныя могли бы быть образованы подобнымъ же образомъ, что не удается, не смотря на большіе труды. Съ другой стороны эти дѣти животныхъ представляютъ доказательство необходимостп изученія языка для пріобрѣтенія полной умственной дѣятельности и сердечнаго развитія, которыя совершаются въ первые годы жизни именно посредствомъ изученія языка. Почти всѣ они потеряли способность образовать мысли, выходящія за ближайшую сферу явленій и возноситься къ высшимъ понятіямъ, къ высшему разуму. Что эта способность, дающая чедовѣческой жизни ея истинную нѣну, возможна лишь чрезъ изученіе языка и именно словеснаго языка, а не образнаго, не знаковаго или какого либо иного средства пониманія, этого никто не оспариваетъ. Однако не нужно думать, что съ полнымъ овладѣніемъ словеснымъ языкомъ дается въ тоже вреыя и совершенный разумъ. Бываютъ отличные музыканты, которые играютъ образцово, въ техническоыъ

отношеніи, и при томъ на прекрасныхъ инструментахъ, но эти музыканты поэтому еще не имѣютъ того, что въ музыкѣ называется душею. Встрѣчаются выдающіеся ораторы и ученые, нѣкоторые владѣютъ даже дюжиной различныхъ языковъ, но они поэтому даше и приблизительно не владѣютъ такимъ большимъ умомъ, какъ модчаливый мыслитель, знающій только свой родной языкъ, но свопми комбинаціями приводящій въ движеніе міръ. Такимъ образомъ быстрое изученіе дитятей языка, обширное знаніе словъ и готовое приложеніе заученныхъ выраженій еще не свидѣтельствуютъ о значительбенноіі умственной дѣятельностп. Напротивъ, слишкомъ многое говоренье указываетъ на малую интеллигенцію, потому что тогда остается меньше времени на размышленіе. Существуютъ случаи духовныхъ разстройствъ и аномалій, когда мужчины и женщины, подобно дѣтямъ въ извѣстную эпоху ихъ душевнаго развитія, съ повторяющеюся, невьшосимою для всѣхъ окружающихъ, послѣдовательностью произносятъ одно за другимъ безсмысленньш слова, частью монотонно, частью же выкрикиваютъ ихъ очень богатымъ модуляціями голосомъ, или напѣваютъ пли бормочатъ. Тогда и является языкъ безъ разсудка, говорильной машинѣ недостаетъ руководителя, у кучера выпадаютъ изъ рукъ возжи, лошади бѣгутъ и дѣлаютъ непозводительные скачки. У идіотовъ, напротивъ, недостаетъ языка по причинѣ недостаточ-

наго образованія мозга съ самого начала. Представленія, необходимыя для обученія словесному языку, могутъ совершенно не образоваться; тогда идіотъ останется на ступени нераззшнаго животнаго и напрасно было бы нскать у него признаковъ высгией разумноіі дѣятельности, какъ и у нормально органпзованнаго дитяти, которое вырастаетъ изолированнымъ, безъ образующихъ впечатлѣнііі человѣческой среды. Изъ изложенныхъ разсужденій видно, какъ незамѣнимо для развитія высшей духовной дѣятельности дптятн обученіе разговору. Оно не создаетъ разума, но безъ него разумъ не моліетъ развиваться. Слѣдуетъ признать, что для обученія разговору нужны условія двухъ родовъ: способный къ образованію мозгъ съ иадлежащими органами внѣшнихъ чувствъ и извѣстныя вліянія со стороны другихъ людей, которыя должны дѣйствовать на органы внѣшнихъ чувствъ и чрезъ нихъ на мозгъ. Подъ этими вдіяніями мозгъ во время своего роста образуется тоньше въ нѣкоторыхъ частяхъ. Какими-же свойствами должны владѣть представленія, которыя нужны при обученіи говорить, которыя дѣлаютъ возможной членораздѣльную рѣчь? На этотъ вопросъ можно отвѣтить удовлетворительно только тогда, когда будетъ открыта природа впечатлѣній, дѣйствующихъ на дитя до обученія говорить со стороны матери и другихъ семейныхъ.

именно старшихъ братьевъ и сестеръ. Эти вліянія нужно разсмотрѣть прежде другихъ, потому что безъ нихъ языкъ не можетъ образоваться. На первомъ мѣстѣ здѣсь нужно упомянуть выраженія лица и жесты, измѣненія мѣста и другія движенія окружающихъ дитя лицъ. Въ первую четверть года на дитя сильнѣе голоса дѣйствуетъ въ этомъ направленіи выраженіе лица матери. Уже на второй мѣсяцъ оно можетъ быть узнаваемо и локолизируемо вмѣстѣ съ голосомъ. На третій мѣсяцъ отдѣльныя дѣти увѣренно различаютъ, носитъ-ли ихъ мать шляпу или нѣтъ, и къ концу первой четверти года знаки пониманія накопляются необыкновенно быстро: дружеское выраженіе отличается отъ строгаго и веселое отъ серьезнаго. Медленное отклоненіе взора матери есть уже понятный знакъ неодобренія; едва замѣтное поднятіе угловъ рта, выражающее довольное настроеніе, дитя также понимаетъ и смѣется само. Тогда между матерью и ребенкомъ устанавливается общеніе душъ, мать думаетъ о дитяти и во снѣ, а дитя чувствуетъ безъ словъ, чего хочетъ его мать. Значительное число цѣлесообразныхъ • движеній окружающихъ, дитя понимаетъ, не тгѣя и малѣйшей возможности подражать имъ или выполнять подобныя имъ намѣренно. Взглядъ дитяти, наблюдающаго около себя поведеніе взрослыхъ, часто получаетъ вопросительное выраженіе, которое замѣчается уже на пятомъ мѣсяцѣ. Приходъ и уходъ, сидѣніе

н вставаніе, хожденіе и повертываніе въ высокой степени возбуждаютъ вниманіе грудного младенда. Кажется, какъ будто-бы онъ изучаетъ, какое значеніе могутъ имѣть всѣ эти перемѣны его зрительнаго поля. Когда-же онъ выработаетъ наслѣдствен ное, но не врожденное инстинктивное движеніе схватыванія, онъ вытягйваетъ руку, требуя чего либо, п осязаніемъ изслѣдуетъ не тодько неодушевленныя вещи, но и отдѣльныя части тѣла своего отца іі своей матери, дергаетъ за волосы и убѣждается, что они сидятъ твердо, дергаѳтъ за уши и взглядомъ преслѣдуетъ движенія руки, которая хочетъ что либо ему подать или отнять у него. Что въ первые два мѣсяца не производило ни малѣйшаго впечатдѣнія — быстрое движеніе рукой пли собственной головой противъ лица грудного младенца, то по истеченіи восьми недѣль вдругъ в ы зываетъ, какъ у взрослаго, миганіе. Этимъ ясно доказывается, что теперь младенецъ воспринимаетъ нѳожиданныя измѣненія въ евоемъ зрительномъ полѣ. Здѣсь дѣло касается очень быстраго отвѣтнаго движенія съ характеромъ рефлекса и притомъ пріобрѣтеннаго, только оно не одного порядка съ упомянутымъ вышѳ измѣненіемъ зрачка при неожиданномъ освѣщеніи глаза. Этотъ рефлексъ наслѣдственный и врожденный и ддя своего осуществденія менѣе нуждается въ высшихъ центрахъ мозга, чѣмъ тотъ другой дицевой рефлексъ, являющійся лишь

тогда, когда зритедьная сфера начинаетъ функціонировать, Я считаю поэтому невидное миганіе критеріемъ, помощію котораго можно опредѣлить начало высшей мозговой дѣятельности, особенно появденіе представленія о движеніи, потому что когда происходитъ закрытіе вѣкъ, котораго прежде не было, тогда должна возникнуть хотя бы короткая умственная дѣятедьность, вызванная измѣненіемъ въ зрительномъ полѣ. Раньше можно быдо смачивать глазъ и онъ не закрывался; теперь-же нельзя быстро прибдизиться къ нему, не вызывая закрытія вѣкъ. Но если одинъ разъ эта реакція началась, то она будетъ существовать всю жизнь и, какъ извѣстно, нужно очень много упражненія и самообладанія, чтобы не мигнуть при быстромъ движеніи чужой руки противъ собственнаго лица, если даже между обоими находится стеклянная пдастинка. Въ этомъ движеніи вѣкъ обнаруживается какъ-бы родъ защиты противъ непріятнаго впечатдѣнія. Каждое значитедьное неошиданное измѣненіе въ зритедьномъ подѣ, если оно имѣетъ даже и нріятныя слѣдствія, въ первое мгновеніе однако бываетъ непріятно по своей неожидаяности. И когда грудной младенецъ узналъ это, тогда тѣмъ самымъ онъ обнаруживаетъ умъ. \ Движеніе глазныхъ вѣкъ можно разсматривать какъ 1 первое обнаруженіе разума, какъ безсловесную рѣчь. Присутствіе разума дитя обнаруживаетъ потомъ

очень скоро цѣлымъ рядомъ другихъ движеній, которыя развиваются мало по малу изъ неупорядоченныхъ, безцѣльныхъ, отчасти импульсивныхъ, отчасти рефлективныхъ и инстинктивныхъ мускульныхъ сокращеній, которыя она приноситъ съ собою въ міръ. Такъ уже прямое продолжительное держаніе головы, чего сдѣлать ни одно дитя не въ состояніи ранѣе начала третьяго мѣсяца, есть выраженіе начинающагося, хотя и очень примитивнаго, мыгаленія, это доказываетъ, что уже сознанъ большой вредъ болтанія головой, падающей впередъ, влѣво, вправо и назадъ. Сила мускуловъ затылка уже прежде была достаточна, чтобы поддерживать голову, но не представлялось въ этомъ необходимости, какъ долго видѣніе и слушаніе, принятіе пищи и разнообразныя движенія членовъ могли совершаться съ достаточнымъ удобствомъ безъ участія движеній головы. Теперь же познается великая выгода вращеній головы, именно при взглядѣ влѣво и вправо, вверхъ и внизъ и съ этого времени (въ теченіе 16-й недѣли у отдѣльныхъ дѣтей) голова держится прямо и это держаніе есть дальнѣйшій безсловесный я з ы к ъ . Такой посадкой головы дитя к а к ъ бы говоритъ: «я хочу». Если изъ раннѣйшаго времени не могутъ быть приведены многія комбинированныя мускульныя движенія, какъ знаки развивающагося ума, кромѣ отклоняющаго трясенія головой и выпрямленія верх-

ней части тѣла безъ помощи, то тѣмъ болѣе такихъ фактовъ встрѣчается во второмъ полугодіи. Особенно же показываніе, развиваіощееся изъ схватыванія, первые опыты сидѣнія, стоянія и хожденія, избѣганіе угловъ стола и другихъ препятствій, первыя попытки подниматься и перешагивать порогъ и осмотрительность при этомъ, страхъ предъ паденіемъ—доказываютъ существованіе у многихъ дѣтей, задолго до обученія разговору, разсужденія и рѣчи безъ словъ. Точно такясе весьма вѣскимъ доказательствомъ образованія связей представленій ранѣе членораздѣльноіі рѣчи нужно считать быстрое усвоеніе маленькимъ дйтятей многихъ условныхъ выраженій лица, жестовъ и возни взрослыхъ. Конечно, пониманіе смѣха при улыбкѣ, опусканія угловъ рта при брани, крика и плача при ударахъ, обороны при стремленіи захватить не требуютъ особаго разсужденія, но кромѣ ихъ есть еще цѣлый рядъ запутанныхъ, именно къ концу перваго года жизни умножающихся, подражательныхъ движеній. Причесываніе и шитье, чищеніе и вытираніе, чтеніе и письмо, поклоны и пожатія руки, поцѣлуй и улыбка—все это вызываетъ болѣе или менѣе искусныя подражанія. И если смыслъ этихъ движеній отчасти не понимается, то уже самый фактъ подражанія, безъ какого-либо сопровожденія словеснымъ объясненіемъ со стороны родителей и безъ какого-либо даже одного сказаннаго

дитятею слова, внѣ всякаго сомнѣнія доказываетъ существованіе разсужденія, которымъ подготовляется пріобрѣтеніе словеснаго языка. Дѣтская фантазія овладѣваетъ каждымъ движеніемъ, которое можетъ служить ей поддержкой. Полное пониманіе большинства подражаемыхъ дѣйствій маленькій подражающій автоматъ пріобрѣтаетъ посредствомъ изученія словеснаго языка. Между тѣмъ уже задолго прежде существуетъ отрывочное пониманіе того, что дѣлаютъ взрослые и другія дѣти, и понятное говореніе безъ словъ. Воля дитяти, прежде чѣмъ оно начнетъ говорить, обнаруживается уже в ы раженіями лица. и отчетливою игрою движеній, въ которой принимаютъ участіе руки. При тихой игрѣ дитя многимп самостоятельными комбинаціями обнаруживаетъ, что оно имѣетъ представленія, соединяетъ и раздѣляетъ ихъ, прежде чѣмъ скажетъ хотя одно слово. П этотъ разсудокъ безъ языка уже въ первый годъ жизни ставитъ дитя высоко надъ тѣми достойными сожалѣнія больными, которые, вслѣдствіе поврежденія своего мозга, не могутъ болѣе правильно владѣть языкомъ, потому что они разстроены, потому что они не удерживаютъ боіѣе другъ возлѣ дрзта въ связи своихъ представленій и не могутъ болѣе правильно отдѣлять ихъ одно отъ другого. Ихъ языкъ безъ разсудка не имѣетъ никакого значенія, но дѣтскій разсудокъ безъ языка образуетъ основу всей высшей духовной жизни. 8

VII,

Какъ дитя учится говорить. Къ сожалѣнію, ни одинъ человѣкъ не помнитъ того времени, когда онъ не владѣлъ языкомъ, Хотя каждый образованный человѣкъ долгое время и съ большою ревностью трудился надъ изученіемъ родного языка и усовершенствованіемъ въ его употребленіи, однако никто не знаетъ, въ какомъ онъ былъ положеніи, преждо чѣмъ началъ это самообученіе, Невозможно получить разъясненіе о духовномъ состояніи дитяти во время пзученія языка и путемъ заботливаго распрашиванія, такъ какъ если оно знаетъ объ этомъ, то ничего не можетъ еообщить на словахъ; послѣ-же, когда дитя выучится говорить, воспомпнаніе о безсловесномъ состоянія погаснетъ. И, однако, какая противоположность, съ одной стороны между безсловеснымъ, безсильнымъ груднымъ младенцемъ, близко стоящимъ болѣе чѣмъ въ одномъ отношеніи къ животному, подобнымъ то жадной на пищу гусеницѣ, то вялому, спящему зимой, животному, а съ другой—увѣренно владѣющимъ словомъ ораторомъ, который не затрудняется въ выраженіяхъ и безъ какого-либо пособія, только своимъ языкомъ, посредствомъ колебаній своихъ голосовыхъ связокъ, сильно потрясаетъ слушателей! Я очень хорошо помню то время, когда я почти

ожедневно, послѣ несказанно трудныхъ, но безплодныхъ попытокъ научить моего сына хотя-бы однозіу слову, думалъ: . При наблюденіяхъ о томъ, какъ дѣти учатся говорпть, всего болѣе приходится имѣть дѣло съ очень частыми, случайными и каждый разъ короткими наблюденіями надъ однимъ и тѣмъ ше здоровымъ дитятей. Но оно, по минованіи первыхъ стадій, не долшно знать, что интересуются его несовершеннымъ языкомъ, иначе очень легко погибнетъ никогдане возвращающаяся дѣтская наивность, дѣтская естественность, исключающая всякое притворство

Тогда нарушится и естествеяный ходъ развитія обученія рѣчи. Первое, чѣмъ начинается пріобрѣтеніе языка, есть не первый крикъ новорожденнаго, какъ думали часто прежде, потому что этотъ крикъ не имѣетъ никакого другого значенія, кромІЬ рефлективнаго' какъ, напримѣръ, чиханье. Въ дѣйствительностп часто случается, что дѣти свое вступленіе въ міръ возвѣщаютъ не крикомъ, а чиханьемъ. Но когда разнообразныя сильныя впечатлѣнія смѣнили другъ друга, когда чувствованія, какъ голодъ, боль, холодъ съ одной стороны, сытость, удовольствіе, теплота-съ другой —различены, тогда крикъ получаетъ словесное значеніе, тогда легко можно бываетъ узнавать настроеніе по различію голоса. При боли голосъ бываетъ выше, чѣмъ при голодѣ, часто пронзителенъ, при «кукуреканіи» отъ радости, при смѣхѣ громче и совершенно другого оттѣнка, чѣмъ при крикѣ отъ холода и сырости. Но всѣ подобныя звуковыя выраженія тѣлесныхъ и скоро потомъ духовныхъ состояній совсѣмъ не входятъ составными частями въ членораздѣльный языкъ, но подобны жгівотному языку. Точно также ни малѣйшаго притязанія на словесное значеніе не могутъ имѣть слоги, какъ ба,ма, амъ, абъ, ге и иногда ре, по временамъ слышимые на седьмой и восьмой недѣляхъ, но до настоящаго времени не подвергнутые точному наблюденію относнтельно вре-

мени появленія. Эти слоги, равно какъ и позднѣйшіе звуки, встрѣчающіеся въ лепетѣ грудного младенца п не поддающіеся опредѣленію никакими средствамп, возникаютъ часто совергаенно слупайно и вначалѣ не имѣютъ никакого ббльшаго психогенетическаго значенія, какъ храпѣніе и неправильныя, лишь мало по малу координируемыя движенія рукъ и ногъ или личныхъ мускуловъ. Произношеніе звуковъ и простыхъ, составленныхъ изъ звуковъ безсмысленныхъ словъ, имѣетъ для грудного младенца то преимущество предъ упомянутыми мускульными движеніями, что звуки п слова акустически оказываютъ на него вліяніе. Ухо крпчащаго п лепечущаго днтяти- воспрпнимаетъ звуки, производимые гортанью и полостью рта; вслѣдствіе этого произносимые звуки стаиовятся источникомъ новаго удовольствія. Потому - то дитя и повторяетъ съ невыносимою для взрослыхъ настойчивостью одинъ и тотъ-же слогъ, одинъ и тотъ-же крикъ. Эти упражненія почти совсѣмъ не имѣютъ словеснаго значенія еще и въ третью четверть года жизни, но въ четвертую ихъ характеръ очень часто измѣняется и вліяніе произносимыхъ звуковъ дѣлается замѣтнымъ вслѣдствіе слышимыхъ словъ, произносимыхъ другими. Тогда наступаетъ критическій періодъ въ обученіи языку, который оканчивается въ тотъ день, въ который дитя въ первый разъ совершенно самостоятельно и притомъ пра-

віільно употребитъ слово изъ разговорнаго языка или пзъ жаргона кормидицы. Если теперь взвѣсить все, пто необходимо ддя того, чтобы говорить, то открывается, что прежде всего необходимо открытое ухо— У—для воспріятія п проведенія слышанныхъ словъ, долженъ суш,ествовать проходимый, начинающійся слуховымъ нервомъ пмпресспвныіі путь У / / , - к а к ъ его можно назвать Д.ТІЯ краткости. Звуковыя впечатлѣнія, достпгающія опредѣденнаго мѣста въ мозгу, акустическаго центра, ііди магазина звуковыхъ образовъ Д , доджны потомъ, въ формѣ нервнаго возбужденія, всего вѣроятнѣе въ формѣ колебанііі, чрезъ междуцентральныя ассоціч

онныя волокна, достигнуть дадѣе впереди расположенной части на поверхности большого мозга Ч, гдѣ изъ нихъ образуются представленія и гдѣ слышанное понимается, Отсюда, а отчасти и прямо отъ центра звуковыхъ образовъ Ц, идутъ волокна къ

упомянутому уже центру Брока въ лобной части мозга Б, гдѣ идеи превращаются въ двигательные импульсы: а) мускуловъ гортани, вызывающихъ расширенія и суженія голосовой щели посредствомъ голосовыхъ связокъ, б) мускулатуры языка, а равно и в) мускуловъ губъ. Это мѣсто и есть часто разрушаемый при апоплексическихъ ударахъ центръ, при поврежденіи или нарушеніи котораго, въ случаѣ разрыва маленькой жилы, языкъ мгновенно можетъ быть потерянъ частью, а иногда даже и вполнѣ. Въ первомъ случаѣ наступаетъ дисфазія, въ послѣднемъ—афазія. У дитяти этотъ центръ языка еще неразвитъ и когда дѣти вырастаютъ вдали отъ всякаго человѣческаго общества, тогда онъ точно такъ-же не развивается, какъ и прочіе, необходимые для членораздѣльноіі рѣчи, центры вмѣстѣ съ ассоціонными волокнами. Кто не выучился писать, у того въ мозгу не образуется центра писанія. Точно такъ-же, какъ позднѣе дитя учится писать, подражая образцу, такъ по истеченіи перваго года оно учится говорить, подражая слышимымъ звукамъ. Подражаніе есть та сила, которой совершается обученіе рѣчи, все равно, будутъ-ли разумные знаки, составляющіе языкъ, видимые или осязаемые или слышимые. Въ концѣ концовъ слово есть символъ, произведенный при посредствѣ осязанія языкомъ во рту, подобно жестикуляціи руками и смѣнѣ выраженій лица.

Если изслѣдователи языка еще горячо спорягъ о возможности происхождрнія языка изъ другихъ источниковъ, то подражаніе въ индивидуальномъ обученіи разговору есть и остается первымъ и важнѣйшимъ факторомъ. Никакое высокомѣрное или даже насмѣшливое отверженіе ономатопоэтическаго взгляда, *) прозваннаго Максомъ Мюллеромъ «гамъ-гамътеоріей», никакое самое ученое изслѣдованіе санскритскихъ корнеіі, никакой результатъ сравнительнаго языкознанія не въ состояніи поколебать фактовъ, которые каждый, тшательно наблюдающііі только своихъ, собственныхъ дѣтей, можетъ подтвердить, и м е н н о ^ что человѣкъ повтореніемъ слышанныхъ звуковъ до^ ; стигаетъ того, чтобы связывать звуки въ опредѣлен- і номъ сочетаніи съ опредѣленными представленіями, которыя онъ ими выражаетъ. Довольно замѣчательно, что колебанія барабанной перепонки, вызванныя при слушаніи звуковымп волнами, уже по истеченіи перваго года жизни, а часто и много раньше, съ величаіішею точностью переносятся на голосовыя связки сЛушающаго дптяти. Слышанный тонъ правильно напѣвается, слышанный звукъ правильно воспроизводится съ тѣмъ-же оттѣнкомъ, съ той-же высотой и приблизптельно съ тою-же точно силою, и поэтому путь отъ колеблю") Т. е. взгляда, прпзнающаго первыя е.іова человѣчеекой рѣчп подражаніемъ звукамъ природы. Прим. пер.

щейся барабанной перепонки чрезъ слуховыя косточки, овальное окошко, жидкость лабиринта, улитку, слуховой нервъ,"основаніе слухового нерва, ассоціонныя нити съ большимъ мозгомъ, слуховую сферу и двигатеіьные центры коры бодьшого мозга, а также и чрезъ двигательные нервы къ мускуламъ гортани долженъ быть свободнымъ. Весь процессъ воспроизведенія звука слагается изъ слѣдующихъ отдѣльныхъ фактовъ: прежде всего звуковыя колебанія, слѣдовательно сгущенія и разрѣженія воздуха; потомъ колебаніе твердыхъ тѣлъ, барабанной перепонки и слуховыхъ косточекъ; затѣмъ колебаніе жидкости и эластическихъ окончаній слухового нерва въ лабиринтѣ; потомъ возбужденіе нерва, наконецъ превращеніе его въ звуковое ощущеніе; изъ ощущенія возникаетъ представленіе звука я потомъ желаніе воспроизвести его содершаніе; далѣе слѣдуютъ двигательное приказаніе въ формѣ центробѣжнаго нервнаго возбужденія, мускульное сокращеніе, напряженіе голосовыхъ связокъ, суженіе голосовой щели, выдыханіе—тогда слышанный звукъ повторится. Какая цѣпь запутанныхъ процессовъ, которые всѣ долшны совершиться въ опредѣленной послѣдовательности, чтобы такое простое, повидимому, явленіе, какъ подражаніе слышанному звуку, напримѣръ А, могло осуществиться! Однако, это такъ и когда недостаетъ хотя-бы одного члена въ этой длинной цѣпи когда внутреннее ухо повреждено или слуховой нервъ.

не проводитъ или больпіой мозгъ не дѣйствуетъ или двигательные нервы мускуловъ гортани или самые мускулы или мускулы языка поражены, тогда звуковое подражаніе невозможно. тогда дятя не выучптся говорить. Вся тяжесть высшей духовной дѣятельности виситъ на весьма тонкихъ нитяхъ, на чрозвычаііпо легко разрываемыхъ нервныхъ волокнахъ! Само собою понятно, что вышоуказанное условіе обученія рѣчи не единственное, нельзя утверждать, что болѣе ничего не нужно для указанной цѣлп, какъ нормальная функція этого импресспвнаго проводящаго и экспрессивнаго путей. Но упомянутое условіе необходимо іі ни въ первобытныя времена безсловесный человѣкъ, ни предки его, близко стоявшіе къ животному, нп безсловосный грудной младенецъ нашихъ днеіі, который по своейі неспособностп говорить стоитъ блин{е къ животному, чѣмъ къ культурному человѣку, не моглп пріобрѣсти членораздѣльнаго языка съ поврежденнымъ аппаратомъ. Кромѣ того, при пріобрѣтеніи языка нельзя обойтись безъ начала чисто душевнаго, именно связп пріобрѣтеннаго подражаніемъ и самимъ дитятей произнесеннаго звука съ воспріятіемъ этого звука. Опытъ даетъ созрѣть опредѣленному представленію. Если звукъ, которыіі постоянно встрѣчался вмѣстѣ съ представленіемъ, воспринимается самъ по себѣ, отдѣльно, то въ памяти возникаетъ вновь и представ-

леніе, которое, съ своей стороны, даетъ поводъ къ произведенію, а слѣдовательно и къ припоминанію звука, такъ что если этотъ послѣдній на лицо, то можно быть увѣреннымъ, что дитя имѣетъ и звукъ и представленіе. Примѣръ объяснитъ дѣло. Мой маленькій сынъ дотрогивается рукой до затопленной печки, быстро отнимаетъ руку и очень громко и отчетливо произноситъ слово «горячо». Его лицо получаетъ такое выраженіе, которое можно было-бы обозначить словами «какъ озаренное». Это было первое слово на высоконѣмецкомъ языкѣ, которое онъ примѣнилъ самостоятельно и совершенно правильно. Звуковое впечатлѣніе «горячо» очень часто поражало его ухо и притомъ постояно въ связи съ представленіемъ высокой температуры. Теперь дитя самостоятельно производитъ опытъ, что предметъ неожиданно имѣетъ высокую температуру, получаетъ представленіе о жарѣ, а это послѣднее возбуждаетъ звуковое припоминаніе «горячо». Раньше дитя учили разнымъ словамъ, между ними и слову горячо. Эти слова дитя болтало безъ смысла и часто въ искаженномъ видѣ; раньше ошущался также жаръ или испытывалось чувство боли при прикосновеніи къ горячимъ предметамъ; теперь-же установлялась связь между обоими, такъ что еслп вблизи дитяти что-либо сжигали или брали чайникъ, оно говорило: «это очень горячо». Такимъ путемъ дитя узнаетъ большое число словъ

своего будупі;аго языка и вмѣстѣ научается обозначать ощущенія, чувствованія, воспріятія, представленія. Но это не единственный путь, ведущій къ указанной цѣли. Значительное число словъ употребляется ложно или въ изуродованномъ видѣ, съ удвоеніями, сокращеніями, безъ правильнаго смысла. Этотъ послѣдній выясняется повтореніемъ ошибочнаго прпложенія. Дптя, учащееся говорить, очень часто напоминаетъ невѣжду, который портитъ слова и употребляетъ ихъ въ извращенномъ смыслѣ, говоря «кониферы» вмѣсто «корифеи», «неожиданно» (аЪгирІ) вмѣсто «нелѣпо» (аЬзигй), «духовные (§еІ8І;1ісЬе) напитки» вмѣсто «спиртные (ё^еізіі^е) напитки». Третій факторъ при обученіи разговору — почти одновременное напечатлѣніе представленія и слова, какъ при слушаніи и видѣніи животныхъ—имѣетъ меньшее значеніе. Но не легко наблюдать вполнѣ первоначальныя образованія словъ такимъ путемъ, т. е. чистую онѳматопоэтику. По большей части дѣти называютъ животныхъ по голосу, напримѣръ «му-му, гамъ-гамъ, кукуреку, квакъ» не по своей; волѣ, но послѣ того, какъ они научились употребленію другихъ словъ и другіялица часто говорили имъ тѣ названія. Но я однако могу опредѣленно утверждать о вырашеніи «пипъ-пипъ» для обозначенія «птицы», что оно есть самостоятельное дѣтское изобрѣтеніе. Другія подражанія животнымъ голосамъ, пищащимъ, жужжащимъ,. трещащимъ, свистящимъ шумамъ по большей части

быстро замѣняіотся часто подсказываемыми словами и долго не употребляются, потому что они индивидуальны. Съ другой стороны большое неудобство при обученіи говорить состоитъ въ томъ, что родители, а еще больше няни, намѣренно не говорятъ съ маленькими дѣтьми обыкновеннымъ языкомъ, но особеннымъ, такъ называемымъ, дѣтскимъ. Такъ, обращаясь къ дитяти, не говорятъ въ первомъ лицѣ «я», а также во второмъ «ты», но тетка говоритъ о себѣ саыой «тетка» выѣсто «я»; дитя упомпнается въ третьеыъ лицѣ. Самыя странныя коверканія, особенно существительныхъ, предпочитаются правильнымъ словаыъ, напримѣръ «но-но» вмѣсто «лошадь», «мако» вмѣсто «молоко», «бай-бай» и «о-о» вмѣсто «постель». Съ совершенно излишнеіо, даже вредною послѣдовательностію изъ лепета грудного дитяти, взрослые, окружающіе младенца, берутъ чаще повторяіощіеся слоги и часто подсказываютъ ихъ дѣтямъ въ той или другой формѣ, въ связи съ болѣе обычныыи представленіями. Такиыъ путемъ затрудняютъ естествениое развитіе языка, потому что отъ всего этого позднѣе придется съ трудомъ отучать дитя, п что сначала находили забавнымъ, дѣтски наивныыъ, даже умнымъ, но что въ дѣйствигельности искуственио и аффектировано, то позднѣе осуждается какъ непридичное, наказывается и всячески устраняется. Къ чему этотъ балластъ? Дѣти никогда не должны

служить взрослымъ живой игрушкой въ ущербъ ихъ естественному развитію. Невозможно забыть, къ какимъ ужаснымъ заблужденіямъ привелъ дѣтскііі спортъ въ Римѣ при пмператорахъ, когда маленькія дѣти былн разтерзываемы львами на аренѣ для удовольствія публики. Новый родъ спорта—потѣшаться въ циркѣ выдрессированными п смѣшно одѣтымп маленыаіми дѣтьми — вноситъ зародышъ порчіі въ ихъ души. Къ числу того, что не только не должно забавлять семейныхъ, но и не вызывать подражаній, принадлежатъ также мѣстныя вырангенія (провиндіализмы) и неприличныя междометія, даже индивидуа.Ч[ьныіі образъ выраженія, акцентированіе и иногда удареніе голоса. Многія дѣти подражаютъ указаннымъ особенностямъ рѣчи съ большою точностію. Если не обратятъ на это вниманіе въ свое время, то позднѣе не должны удивляться неудовлетворительному, неясному, непріятному говору дѣтеіі. Хотя бы взрослые, окружаіощіе дитя, и не имѣлп намѣренія передать дитяти особениости своей рѣчи, слушаніе ея вызываетъ повтореніе такихъ особенностеіі, которыя и становятся привычкой. Полагаютъ, что позднѣе дѣти сами отучатся отъ нихъ, но подобныя привычки у очень многихъ сохраняются въ теченіе всей жизни. При этомъ не нужно забывать то, что я выше отмѣтилъ, какъ весьма вліятельную вещь въ первоначальномъ воспитаніи—внушаіощее дѣіі-

ствіе отногаенія матери къ дитяти. Каждое выраженіе лица, сказанныя слова, многія движенія членовъ, безъ намѣренія со стороны матери или кормилицы, служатъ для дитяти внушеніемъ, т. е. опредѣляютъ его представленіе и позднѣе дѣйствія. При этомъ особенно въ отношеніи къ обученію говорить важенъ недостатокъ пониманія слышаннаго и видѣннаго. Главное положеніе всего ученія о психогенезисѣ заключается въ томъ, что всѣ дѣти во время обучеченія рѣчи понимаютъ гораздо больше словъ, чѣмъ сколько сами могутъ произносить, но при томъ многія слова повторяютъ «механически», смысла ихъ не понимаютъ и лишь позднѣе начинаютъ соединять съ ними правильное значеніе главнымъ образомъ вслѣдствіе непріятныхъ опытовъ при извращенномъ, а также подъ вліяніемъ удовольствія и при нравильномъ приложеніи ихъ. Если сравнить недостатки языка маленькаго дитяти, отъ начала его жизни до пятаго года въ отношеніи слушанія и пониманія ему говоримаго, а равно относительно выговора и самостоятельнаго употребленія членораздѣльныхъ звуковъ, слоговъ и словъ для выраженія его собственныхъ представленій, съ тѣми недостатками въ языкѣ, которые пріобрѣтаются въ позднѣйшей жизни, то откроется удивительное согласіе. Когда взрослый вслѣдствіе апоплексическаго удара, поврежденія или какой-нибудь бодѣзни мозга, страданія органа слуха, нарушенія функцій

гортани, или языка и губъ, а также зубъ, лишается правильнаго употребленія языка, то очень точно наблюдавшіяся разными клиницистами разстройства рѣчи не только вообще сходны, но совершенно согласны съ недостатками въ рѣчи впервые учащагося говорить дитяти. Взрослый не гогоритъ болѣе правильно и не понимаетъ болѣе правильно, потому что механизмъ языка у него не нормаленъ. Дитя, напротивъ, говоритъ еще неправильно и понимаетъ еще рѣчь неправильно, потому что его маленькій аппаратъ рѣчи не вполнѣ образовался во всѣхъ своихъ частяхъ. У обоихъ соотвѣтственная извилина большого мозга неспособна къ проведенію возбужденій. У одного часы не идутъ, потому что они разбились и ихъ нельзя поправить, у другого они не идутъ и ихъ нельзя ноправить, потому что самые часы еще неготовы. ІІри этомъ нужно замѣтить, что каждый здоровый грудной младенецъ понимаетъ многія изъ звуковыхъ впечатлѣнііі живой природы и неодушевленныхъ вещей въ то время, когдаонъ еще почти ничему не можетъ правильно подражать. Онъ никогда не разовьется вполнѣ безъ обращенія съ взрослыми, безъ продолжительнаго упражненія въ отгадываніи смысла звуковыхъ впечатлѣній чѣмъ и докажетъ самымъ убѣдительнымъ образомъ важность послѣднихъ для духовнаго развитія вообще и для образованія мозга въ особенности. Отгадываніе совершается болѣе чрезъ пониманіе

жестовъ и выраженіе лица, сопровошдающихъ рѣчь говорящаго, чѣмъ чрезъ словесныя объясненія. Напротивъ, каждое здоровое дитя, прежде чѣмъ оно будетъ въ состояніи правильно подражать слогамъ, по своей волѣ образуетъ всѣ или почти всѣ звуки, имѣющіе встрѣтиться въ его будущемъ языкѣ, и кромѣ этихъ многіе другіе, образованіемъ которыхъ оно забавляется, но которые позднѣе затериваются безъ употребленія. Съ расточительною полнотою звуки языка образуются самымъ разнообразнымъ способомъ, Подъ вліяніемъ среды, языка, которымъ говорягь окружающіе, совершается выборъ, происходитъ несознательный подборъ, То, что для пониманія дитяти оказывается полезнымъ, остается; неполезное какъ-бы блекнетъ, отпадаетъ омертвелое, точно такъ же, какъ въ позднѣіішей жизни, вслѣдствіе безполезности, отпадаютъ храпѣніе, пискъ, воркованье, хрюканье, визжаніе и всѣ нечленораздѣльные звуки первыхъ мѣсяцевъ, многіе изъ которыхъ не могутъ быть и выражены словами. Здѣсь господствуетъ настоящая конкурренція всѣхъ звуковъ между собою и побѣдоносно переживаютъ долголѣтнее соревнованіе только тѣ звуковые образы, которые пригодны въ будущемъ языкѣ и обыкновенно приложимы въ материнской рѣчи. Угасаніе сокровиш.а дѣтскаго языка совершается вообще не въ опредѣленной послѣдовательности, какъ и пріобрѣтеніе звуковъ языка, кромѣ немногихъ,

которые у всѣхъ людей пріобрѣтаются въ той же послѣдовательности. Отдѣльные языки стишкомъ различны и вліяніе ихъ на дѣтей чрезъ окружающихъ лицъ у одного и того же народа слишкомъ неодинаково, чтобы преобладаніе совершенно опредѣленныхъ звуковъ надъ всѣми другими могло повторпться въ одинаковой послѣдовательности. Только (1, п и м — звуки, при которыхъ языкъ остается спокойнымъ во рту, встрѣчаются у всѣхъ народовъ ясно отпечатлѣвающимися прежде другихъ, а ком^инаціей ма, па, амъ, абъ, ама, папа, мама обозначаются прежде всего пища, успокоивающая непріятное чувство при голодѣ, напримѣръ молоко, пли источникъ его — грудь, а также и сама мать; но эти обозначенія исходятъ аервоначально не отъ самого дитяти, а отъ матери, повторяющей дѣтскіе звукп и слѣдовательно подражающей, которой потомъ съ своеіі стороны подражаетъ грудноіі младенецъ. Въ позднѣйшее время обученія рѣчи, когда мало по малу и съ постоянно возрастающеіі быстротой увеличивается запасъ словъ дитяти, различіѳ инднвидуумовъ бываетъ очень большимъ. Помимо того, что многія дѣти болтаютъ съ большою живостью и безсмысленно, чисто по обезьяньи, о томъ, о чемъ только гдѣ нибудь имъ удастся услышать, между тѣмъ какъ другія, болѣѳ вдумчивыя, усиливаются понять слышанное безъ попытокъ к ъ подражанію;

уже неодушевленная нѣмая обстановка каждаго дитяти имѣетъ большой значеніе для развитія рѣчи и именно для существительныхъ. Дитяти, выростающему въ равнинѣ, не легко удастся увидѣть горы и глетчеры, долины и пропасти; сьшъ земледѣльца скорѣе будетъ правильно называть все, что относится къ коровнику и амбару, чѣмъ дитя рыбака,. которому, напротивъ, легко назвать по имени всѣ части парусной лодки, прежде чѣмъ оно правильно начнетъ говорить. На повторительные вопросы о числѣ словъ, находящихся въ распоряженіи дитяти къ концу второго года его жизни, т. е. такихъ словъ, которыя дитя употребляетъ совершенно самостоятельно и правильно, нѣкоторыя, заботливо наблюдавшія своихъ дѣтей, матери дали списки, изъ которыхъ можно заключить, что словарь девяти ровно двухлѣтнихъ дѣтей—восьми дѣвочекъ и одного мальчика—обнимаетъ самое меньшее 173 слова и самое большее 1121 слово. Эти крайнія числа обусловлены, вѣроятно, болѣе способомъ наблюденія, чѣмъ различіемъ самихъ дѣтей, потому что въ одномъ случаѣ очень строго исключали всякое сомнительное выраженіе, а въ другомъ, напротивъ, были подчеркнуты слова словаря и дитя спрашивали, такъ что надлежащее слово могло встрѣтиться въ отвѣтѣ. Здѣсь, вѣроятно, сильно дѣйствовало внушеніе увеличить число словъ.

Прочія семь дѣтеіі владѣли запасомъ отъ 400 до ,500 словъ. Но если-бы, какъ въ одномъ много обслѣдованномъ случаѣ, дйтя не владѣло вполнѣ вѣрно на 24= мѣсяцѣ своей ясизни и 50 словами, то отсюда нельзя было бы заключить, что развитіе рѣчи у дитяти ненормально замедлилось. Прежде чѣмъ можно дѣлать опредѣленныя заключенія въ этой, до сихъ поръ не привлекавшей вниманія, области, нужно имѣть въ распорнженіи большое число такого рода наблюденііі, сравненныхъ между собою, болѣе точныя показанія о времени, въ которое совершалось пріобрѣтеніе словъ. Самъ я научился говорить къ концу третьяго года жизни, а дитя, о которомъ я упомянулъ и которое къ концу втораго года не владѣло болѣе чѣмъ 50 словами, мое собственное, которое •очень скоро наверстало пропущенное. При этомъ можно предполагать наслѣдственность своііства; но вообще наслѣдственность въ дѣлѣ обученія говорить имѣетъ мало значенія. Опытъ показываетъ, что любое, рано отдѣленное отъ родителей, дитя, въ силу необыкновенной пластичности всего аппарата рѣчи, можетъ выучиться какому угодно языку вмѣсто своего роднаго и владѣть имъ съ такимъ же совершенствомъ, какъ своимъ отечественнымъ. Представляется удивительнымъ, что каждый человѣкъ, являющіііся здоровымъ въ міръ, не обнаруживаетъ ни малѣйшаго слѣда членораздѣльной

рѣчи и, по прошествіи одного года, усвояетъ эту^ крайне сложную, функцію лишь отчасти, такъ какъ онъ можетъ пріобрѣсть ее только чрезъ обращеніо съ такими лицами, которыя уже владѣютъ этимъ преимуществомъ-—способностью рѣчи. Когда же мы отъ настоящаго времени отходимъ все далѣе и далѣе въ исторію человѣчества, то наконецъ доходимъ до поколбній, не имѣвгаихъ уже предъ собою образцовъ. Каждое преданіе — а языкъ есть преданіе — должно имѣть начало. Каково же было начало этого преданія, важнѣйшаго для всего человѣческаго рода, кто могъ бы высказаться объ этомъ рѣшительно? Одно несомнѣнно, что подражательность выработалась раньше рѣчи. Подражаніе звукамъ природы во всякомъ случаѣ имѣетъ значеніе въ происхожденіп рѣчп, но также и другой факторъ — одновременноепроизведеніе звуковъ многими индивидуумами, занятыми одною работою (Максъ Мюллеръ), которымъ потомъ подражали другіе, и третій факторъ — эксплозйвное. громкое выдыханіе при боли и при нѣкоторыхъ сердечныхъ движеніяхъ. Всѣ эти факторы должны были дѣйствовать вмѣстѣ, чтобы создатъ языкъ. Корни языковъ должны быть созданы подражаніемъ, а изъ нихъ потомъ, соединеніемъ словъ и дальнѣйшимъ дифференцированіемъ, въ заключеніе возникло это великое число языковъ, распространенныхъ теперь по земному шару и изучае-

мыхъ дѣтьми по подражанію окрушающимъ ихъ взрослымъ.

VIII.

Образованіе высшихъ лонятій. Простымъ усвоеніемъ сдовъ умственное развитіе дитяти не возвысилось-бы надъ тѣмъ первоначальнымъ состояніемъ, въ которомъ дитя находилось прежде. Слабая связь лервыхъ существитедьныхъ и прилагательныхъ въ предложеніи еще ничего не говоритъ за образованіе высшихъ нредставленій—отвлеченій. Когда дитя, сдучайно столкнувъ съ края стола свою чашку съ молокомъ, потомъ разсказываетъ своей матери: смоко-бухъ-веръ-паппа-уй», то оно не возвышается надъ состояніемъ всю жизнь остающагося слабоумнымъ субъекта, который говоритъ лодобнымъ-же образомъ: «молоко-прочь-коверъпала-фуй» (т. е. молоко пролилось на коверъ, пришелъ папа и сказалъ фуй). Ддя этого перваго времени образованія предложеній характерно опущеніе очень многихъ словъ, особенно частичекъ, соединительныхъ словъ, предлоговъ, а равно гдаголовъ и мѣстоименій. На самомъ дѣлѣ интелигентное дитя уже раньше сочетадо одно съ другимъ представленія и, подобно необразованному глухонѣмому, вырашало ихъ различньши не-

членораздѣльными звуками, какъ дѣлаютъ это и нѣкоторыя животныя. Различіе обусловливается большею ясностью способа выраженія, чѣмъ какими либо другими свойствами. Когда дитя начинаетъ выражать свои собственныя мысли заученными словами родного языка, тогда оно въ состояніи лучше отличать ихъ одну отъ другой, чѣмъ въ томъ случаѣ, если бы оно, было вынуждено сохранять порядокъ въ своемъ день ото дня увеличиваюпчемся сокровищѣ мыслей безъ этого важнѣйшаго вспомогательнаго средства для выдѣленія отдѣльныхъ признаковъ одного отъ другого и ихъ постояннаго раздѣленія. Но и выраженіемъ собственныхъ ощущенііі, воспріятійі и представленій осязаемыхъ и видимыхъ предметовъ еще не достигнуто образованіе высшихъ понятій. Для этого нужоы еще два отдѣльные, хотя и тѣсно связанные между собою, духовные процесса: памяти и ассоціаціи. Память словъ и вещей вообще не одна и таже. Возможно, какъ показываетъ примѣръ нѣкоторыхъ ученыхъ филологовъ, удерживать въ головѣ 20000 п 30000 словъ, вѣроятно - же вдвое болѣе, не будучи въ состояніи въ тоже время представить, что значитъ каждое слово. И наоборотъ, опытные естествоиспытатели въ состояніи припомнить многія тысячи различныхъ микроскопическихъ формъ одну з а д р у гоіі, когда они слышатъ ихъ названія, не будучи въ состояніи ясно для другихъ выразить ихъ раз-

личія словами. Но при первомъ усвоеніи предметовъ вещь и слово сочетаются твердо, такъ что дитя, слыша слово, сейчасъ-же имѣетъ предъ собою частью въ дѣйствительности, а частью въ своей фантазіи чувственное впечатлѣніе обозначенной этимъ словомъ вещи. Когда дѣло идетъ о чемъ либо видѣнномъ и осязаемомъ, тогда наступаетъ высшая степень дѣйствительности, вслѣдствіе сочетанія осязаемаго и одновременно видимаго объекта съ слышимымъ звукомъ. Я очень подробно говорилъ о томъ, что память дитяти въ отдѣльныхъ областяхъ органовъ внѣшнпхъ чувствъ слаба, и въ то время, когда дитя еще ничего не можетъ говорить, гораздо легче обнаруживается при соединеніи двухъ впечатдѣній, принадлежащихъ двумъ чувственнымъ областямъ, чѣмъ при ограниченіи одною областью. Новый наблюдатель, профессоръ Ыаркъ Бальдвинъ въ Торонто, привелъ особенно убѣдительное доказательство въ подтвержденіе того, что запоминаніе облегчается связью образовъ, принадлежащихъ областямъ двухъ органовъ внѣшнихъ чувствъ. Кормйлица семи съ половиной мѣсячнаго дитяти, прожившая съ дитятей пять мѣсяцевъ, оставила его на три недѣли и при возвращеніи была научена: 1) прежде всего показаться въ обыкновенномъ платьѣ, но ничего не говорить; 2) потомъ невидимой дитятею говорить обыкновеннымъ голосомъ; 3) наконецъ показаться и пѣть пѣсенку, которую дитя не сіыша.іо

въ теченіе трехъ недѣль. Въ первомъ случаѣ дитя какъ-бы вопросительно застыло, но не обнаружило никакого знака, что узнаетъ кормилицу, не выказавъ однако ни страху, ни антипатіи, какъ пря видѣ чужого; во второмъ случаѣ ничто не свидѣтельствовало объ узнаваніи, одного голоса такимъ образомъ было недостаточно; въ третьемъ случаѣ дитя вполнѣ узнало кормилицу. Слѣдовательно зрительный образъ, хранявшійся въ памяти (лицо), усилилъ слуховой образъ (мелодія) и это усиленіе можетъ быть взаимнымъ. Я опредѣленно могу утверждать, что при узнаваніи давно невидѣнныхъ людеіі у меня и у другихъ слушаніе голоса часто устраняетъ сомнѣніе при видѣ лица и наоборотъ. Тутъ встрѣчается настоящая ассоціація, съ которой языкъ ничего не можетъ сдѣлать, Но когда языкъ усвоенъ настолько, что услышан^ ное слово пробуждаетъ воспоминаніе о вещи, тогда достигнута достаточная подготовка, чтобы сдѣлать возмошнымъ при воспріятіи новыхъ предметовъ воспоминаніе о сііовѣ, которое прежде обозначало подобные предметы. Такъ слово будитъ воспоминаніе 0 прежнемъ опытѣ, а новый опытъ подобнаго рода, даже только съ однимъ подобнымъ признакомъ, будитъ воспоминаніе о словѣ, которое сочеталось съ такимъ опытомъ прежде. Если эта ассоціація воспомияаній съ настоящими впечатлѣніями такъ взаимна, какъ въ приведенномъ

сейчасъ пріімѣрѣ изъ жизни безсловеснаго дитяти, и если есть достаточныя основанія принять ее, то этимъ будетъ дано условіе для образованія высіпихъ представленій, не соотвѣтствующихъ прежнимъ опытамъ. Если новыіі образъ не соотвѣтствуетъ напечатлѣнному прежнему, такъ что старое слово не покрывается новымъ впечатлѣніемъ, тогда возникаетъ необходимоеть обозначить различіе и это различіе всегда есть нѣчто отвлеченное. Всѣ представленія суть или отдѣльныя лредставленія (спеціальныя), т, е. воззрѣнія, или всеобщія представленія (родовыя), т. е. понятія. У неговорящаго еще дитяти всѣ понятія, обозначаемыя лишь ономатопоэтически, естественно разграничены очень дурно, очень обширны и слѣдовательно бѣдны содержаніемъ, расплывчаты, потому что дитя располагаетъ лишь немногими словами и имп вынуждено выражать неопредѣленное множество чувственныхъ впечатлѣній и ихъ слѣдствііі. Напротивъ, у взрослаго ученаго мыслителя, понятія имѣютъ небольшой объемъ, строго разграничены и оттого болѣе цѣнны, т. е. болѣе опредѣленны по содержанію и ясны. Если дитя, на основаніи два раза сдѣланнаго опыта, напримѣръ такого, что два одинъ за.другимъ пришедшіе посѣтителя громко откашливалпсь, обоснуетъ обобщеніе, что всѣ мужчнны откашливаются, входя въ комнату, то оно будетъ разсуждать не на ложномъ основаніи, но липіь пра-

вильное положеніе примѣнитъ неправильно. Подобнымъ образомъ юный, еще не умудренный достаточно критикой и опытомъ противъ дѣтскаго заблужденія, изслѣдователь заключаетъ, напримѣръ, изъ факта спорадическаго присутствія іода въ деревѣ къ всеобщему распространенію этого металлоида въ растительномъ царствѣ, какъ будто-бы положенія общаго значенія можно выводить изъ немногихъ отдѣльныхъ случаевъ или законъ болыпихъ чиселъ прилагать къ небольшимъ числамъ. Жндуктивное выведеніе новыхъ истинъ изъ немногихъ отдѣльныхъ случаевъ или обобщеніе немногихъ собственныхъ наблюденій, которыя имѣютъ нѣкоторыя сходства, но число которыхъ невелико, составляетъ въ теченіе всего дѣтства главный факторъ при образованіи высшихъ понятій. Каждый легко можетъ объяснить истину этого положенія ежедневными примѣрами изъ жизни дѣтей. Напротивъ, не такъ легко усвоить мысль, что аб^страктное возникаетъ вслѣдствіе прежде упомянутаго различія новаго впечатлѣнія и воспоминанія стараго подобнаго, когда и то и другое впечатлѣнія, за отсутствіемъ собственаго слова, сохраняются въ памяти подъ однимъ и тѣмъ-же именемъ. Мнѣ кажется, что эта мысль нова. Всякій разъ, какъ образуется новое слово, возникаетъ абстракція, потому что необходимость обозначить особеннымъ выраженіемъ новое животное, новое растеніе, чтобы сохранять образы ихъ въ па-

мяти отдѣльно отъ другихъ подобныхъ, предполагаетъ сравненіе, обнаруживагощее различія признаковъ. Новое наименованіе бываетъ тѣмъ необходимѣе, когда дѣло идетъ не о столь бросающихся въ глаза натуральныхъ явленіяхъ, какъ растенія и животныя, но о мыслимыхъ геометрическихъ фигурахъ или сложныхъ числахъ и ихъ функціяхъ. Безъ знаковъ д.ія этихъ мыслевыхъ вещей, безъ буквъ и цифръ теорія чиселъ никогда не увидала бы свѣта; точно также вся метафизика и большая часть теологіи и философіи и не малая часть науки права были бы невозможны безъ выработаннаго при помощи словъ въ высшей степени тонкаго различенія признаковъ представленій, встрѣчающагося у культурныхъ народовъ. Между тѣмъ какъ дѣятельность въ противоположность къ знанію, искусство въ противоположность къ разлагающей наукѣ не нуждаются въ такомъ богатомъ сокровищѣ языка, звуковъ и чиселъ, чтобы вести къ высшему творчеству. По сравненію съ взрослымъ дитя имѣетъ то преимущество, что оно не отклоняется отъ непосредственно окружающей его дѣііствительности ни чрезмѣрнымъ культомъ абстрактнаго, ни слишкомъ частымъ напменованіемъ одноіі и той же вещи различными словами, ни слишкомъ да:геко идущимъ различеніемъ признаковъ подобныхъ понятііі, пока обученіе, и именно грамматикѣ, не вынудитъ дитя къ этому. Когда дитя научилось склонять и спрягать

и начинаетъ владѣть синтаксисозіъ, языкъ служитъ ему больше для выраженія его собственныхъ опытовъ, для сношенія съ другими, особенно сверстниками, нежели для сознательнаго образованія высшихъ понятій. Все, чему дитя выучивается относительно высшихъ понятій, внушено взрослыми или привито старшими братьями и сестрами и семейными, какъ нѣчто чуждое. Еслибы при этомъ обращалось побольше вниманія на надлежащее время для начала обученія, что часто пренебрегается, то нельзя было бы ыного возражать противъ того, что вмѣсто преобладающаго въ дѣтствѣ саыообученія началось обученіе чрезъ другихъ, такъ какъ языкъ уже пріобрѣтенъ дитятей и ему должны быть сообщены высшія понятія о Богѣ, безсмертіи, свободѣ, вѣчномъ, безконечномъ, ничто, смерти, далѣе объ обязанности, отвѣтственности, самообладаніи, добродѣтели и т. д. К ъ сожалѣнію, такое обученіе въ большинствѣ семействъ начинаютъ слишкомъ рано, такъ что гораздо раньше появляется слово, чѣмъ возможность уразумѣть связанное съ нимъ понятіе. Методъ, которымъ наиболѣе ^'•добно могутъ быть сообщены любознательному мальчику всѣ трудныя, абстрактныя понятія, неизбѣжныя въ каждой наукѣ для ея развитія, есть, несомнѣнно, генетическій и притомъ такой, что дитяти показываютъ, какъ первые открывате.та и изобрѣтатели цришли къ труднымъ абстрактамъ.

Въ этомъ состоитъ истинно реформаторское дѣло слишкомъ часто непонимаемаго Фребеля, что онъ самимъ дѣтямъ предоставляетъ изобрѣтать и открывать, что онъ воспитаніемъ или, точнѣе, своимъ воспитательнымъ пріученіемъ къ работѣ съ самого ранняго возраста способствуетъ самостоятельному развитію первоначальныхъ, унаслѣдованныхъ добрыхъ расположеній дѣтей, не навязывая имъ преждевременно ничего абстрактнаго. Поэтому же совершенно правъ былъ и педагогъ Гуго Герингъ, придававшій большое значеніе при воспитаніи физіологическимъ и гигіенмческимъ основамъ, когда онъ требовалъ, чтобы при началѣ школьнаго обученія дитя не училось выученному другимп, но само переживало бы то, къ пониманію чего оно руководится. При такомъ методѣ занятій удовольствія отъ обученія будетъ несравненно больше, нежели прн обычномъ доктринерскомъ или догматическомъ, и изученное запечатлѣется гораздо прочнѣе. Я самъ былъ не въ состояніи запомнить на продолжительное время рядъ безсмысленно соединенныхъ словъ; въ юности я ни разу не могъ надолго удержать таблицу умноженія вѣдьмы въ Фаустѣ Гете, хотя очень легко училъ наизусть баллады и другія связныя произве.денія, преимущественно же легко сохранялъ въ памяти данныя о времени и мѣстѣ. Мнѣ никогда не удавалось, не смотря на хорошую память, удержать

дольше, чѣмъ нѣсколько мгновеній, произвольно и безсмысленно соединенныя другъ съ другомъ слова абстрактнаго значенія. Однако, этого требуютъ отъ дитяти, когда оно заучиваетъ фразы и вокабулы, смысла которыхъ не понимаетъ. Для чего? это неизвѣстно, потому что единственный мотивъ, что дѣти должны учиться многому, чтобы потомъ изученное забыть, истинный другъ юношества не можетъ считать серьезнымъ. Дѣти сами собой, по подражанію, учатся слишкомъ многому, что они должны будутъ впослѣдствіи забыть. Психическій процессъ образованія понятій очень мало можетъ быть поясненъ физіологически ссылкой на то, что всѣ понятія, въ томъ числб и самыя высшія, не могутъ возникнуть прежде, чѣмъ имѣются на лицо многія чувственныя впечатлѣяія. Эти поелѣднія, преимущественно дѣйствующія на ухо я глазъ, а въ дѣтствѣ на чувствительные нервы кончиковъ пальцевъ, губъ и языка, какъ согласныя между собою, естественно очень часто возбуждаютъ одни и тѣ-же нервные пути и центральныя части въ мозгу. Напримѣръ, при слушаніи сказаннаго и какоіі-либо музыки окончанія слухового нерва во внутреннемъ ухѣ приводятся въ дѣятельность гораздо больше тонами одновязной и двувязной октавъ, чѣмъ какимъ либо инымъ расположеніемъ тоновъ. Самые низкіе и самые высокіе тоны не бываютъ слышны вслѣдствіе недостатка упрашненія, свойственнаго мно-

гішъ людямъ. Въ такомъ-же положеніи находятся свѣтовые лучи волнъ средней длины п температура,. равно далекая какъ отъ выспіихъ, едва выносимыхъ, степеней жара, такъ и холода. Вслѣдствіе того, что средняя сила чувственныхъ впечатлѣній въ скалѣ ощущеній каждаго изъ органов ь внѣшнихъ чувствъ встрѣчается съ самаго момента рожденія чаще, чѣмъ другія стопеші раздраікеиііі, весь нервный аппаратъ приспособляется къ неіі; нервныя волокна, начинающія дѣйствовать въ качествѣ проводниковъ, подъ вліяніемъ возбз^жденій средней силы, при такомъ положеніи легче работаютъ и, вѣроятно, представляютъ менѣе противодѣйствія уже бывшему, болѣе не новому раздраженію, такъ что въ центральной части легче образуются какъ-бы колеи. Связь различныхъ впечатлѣній между собоіо, напримѣръ осязательныхъ впечатлѣній съ зрптельными при хватаніи, звуковыхъ впечатлѣній еъ зрительными при разрываніи бумаги, осязательныхъ впечатлѣній съ звуковыми при хлопаныі рукамп, вкуса и осязанія при сосаніи молока, предполагаетъ еуществованіе въ мозгу органичеекихъ ассоціонныхъ путей. Эти поелѣдніе могутъ находиться или въ указанномъ ПІарко СаггеГоиг зепзіііі' или въ другой облаети или въ нѣсколькихъ мѣстахъ мозга, но слѣдуетъ признагь въ высшей степени вѣроятнымъ, что при сильномъ возбужденіи чувствительнаго центра происходитъ совозбуждепге его, вызываемое очень

часто общимъ, но на два чувства раздѣляющимся внѣшнимъ впечатлѣніемъ. Такимъ пониманіемъ пріобрѣтается физіологическая основа для стараго закона ассоціаціи идей. Можно легко себѣ представить, какъ отъ непроходимости одной изъ очень многочисленныхъ и необыкновенно тонкихъ связующихъ нитей и протоплазматической сѣти въ корѣ большого мозга, въ позднѣйшемъ возрастѣ ослабляется память и, при появленіи одного воспоминанія, дрзтое соотвѣтствующее болѣе не воспроизводится. Новое чувственное впечатлѣніе остается тогда изолрірованнымъ, или возбуждаетъ только такія припоминанія чрезъ совозбужденіе, которыя особенно твердо напечатлѣлись во время юности, между тѣмъ какъ прочія стираются слишкоыъ скоро и болѣе уже не приносятъ пользы притупленнымъ сферамъ зрѣнія, слуха и т. д. Нужно допустить, что эти сферы въ старости постепенно становятся менѣе способными къ проведенію возбужденій или вслѣдствіе недостаточнаго питанія, или уменьшенія пластичности ихъ протоплазмы, или пустѣютъ вслѣдствіе исчезновенія протоплазмы, между тѣмъ какъ въ дѣтствѣ онѣ, наоборотъ, еще неспособны къ проведенію возбужденій по несовершенному развитію, по недостатку матеріала для образованія тканей и недостатку именно годныхъ впечатлѣній, которыя начинаютъ достигать до нихъ лишь послѣ перваго мѣсяца жизни. Число и разно-

образіе чувственныхъ впечатлѣній внѣшяяго ыіра въ самой ранней юности остается тѣмъ же, что и въ глубокоіі старости, но способяость нервной субстанціи пользоваться ими несравненно меньше въ оба названные возраста, чѣмъ въ зрѣлые годы, Дитя еще не можетъ образовать изх нихъ понятій, старикъ боте не можетъ, Онъ «вновь сдѣлался дитятей», потому что кора его большого мозга точно такъ же не дѣйствуетъ, какъ и кора большого мозга у диТЯТИ-

Относительно начала образованія понятій заслуживаетъ вниманія согласіе, которое, вѣроятно, подтвердилось-бы всѣми семьями земнаго шара безъ исключенія, если-бы захотѣли дать себѣ трудъ точнѣе изслѣдовать поведеніе новорожденныхъ и грудныхъ дѣтей у дикарей, Между первыми представленіями, образуемыми дѣтьми, замѣчается даже тожество. Долгое время разсуждали о возможности, такъ на^ зываемыхъ, врожденныхъ идей, горячо спорили, могутъ быть онѣ или нѣтъ. Теперь вопросъ ставптся п'о другому, потому что нѣтъ сомнѣнія, что представленіе не можстъ быть врождено ни одному человѣку. Оно не можетъ возникнуть прежде, чѣыъ будутъ на лицо воспріятія, т. е. прежде, чѣмъ чувственныя впечатлѣнія различнаго рода не будутъ расположены во времени и пространствѣ. По достиженіи этой иервой ступени разсудочной дѣятельности, необходиыъ, какъ я показалъ, дальнѣйшій шагъ для образованія

представленія, именно изслѣдованіе причины воспринятаго. Новорожденный всего этого сдѣлать не можетъ. Онъ неспособенъ воспринимать что нибудь. Но если вспомнятъ, что всѣ новорошденныя первое время своей жизни проводятъ среди подобныхъ обстоятельствъ, самую большую часть 24 часовъ сутокъ спятъ, значительную часть своего бодрственнаго состоянія посвяш;аютъ сосанію молока, а остальное время бываютъ пассивными, такъ какъ въ это время ихъ моютъ, одѣваютъ, няньчаются съ ними, то будетъ видно, что первыя ощущенія и къ нимъ примыкающія воспріятія должны быть у всѣхъ дѣтей очень сходными, даже тожественными. То, что еоставляетъ средоточіе духовной жизни въ первые дни и даже недѣли, что далеко перевѣшиваетъ все другое, есть пища, или, говоря въ духѣ дитяти то, что устраняетъ непріятное чувство жажды и голода и оставляетъ во рту пріятное раздраженіе сладкаго, сосанія и умѣренной: теплоты. Однако, на этомъ основаніи невозможно признать врожденной идеей самое важнѣіішее представленіе,—молока, ее скорѣе можно бы назвать наслѣдственной. Но іі это выраженіе не было бы правильно, потому что ничто не врождено, кромѣ распомженія образовать такой-то умственный образъ. Врождена способность ощущенія, она же и наслѣдственна, врожденъ разсудокъ, очень рано приводящій молоко въ связь съ устраненіемъ голода, но ннчего не говорящій о его незамѣнимомъ достоинствѣ

въ качествѣ пищи. Разсудокъ также можно назвать наслѣдственнымъ, но его дѣйствія находятся въ постоянной зависимости отъ внѣшнихъ впечатлѣній и только потому, что эти послѣднія у всѣхъ дѣтей въ первое время жизни одинаковы, кажется, что нѣкоторыя изъ дѣятельностей разсудка врождены. Подобныя же явленія мы имѣемъ въ наслѣдственности зубовъ, бороды и двѣта волосъ, а также цвѣта радужной оболочки глаза. Очень часто находятъ у дѣтей зубы такоіі формы и такого расположенія, какъ у родителей и дѣдовъ, хотя врождены не зубы, а только способность къ нимъ. Очень часто форма и цвѣтъ бороды бываютъ наслѣдственными, но полная борода не врождена; почти всѣ дѣти родятся съ голубыми глазами, между тѣмъ нерѣдко наслѣдственный ихъ цвѣтъ—коричневый, сѣрый и зеленоватый. Тоже самое бываетъ и въ духовной области. Расположенія, которыя вмѣстѣ съ способностью ощущеній, какъ зародыши въ сѣмени, врождены въ строгомъ смыслѣ слова, ведутъ къ воспріятіямъ и представленіямъ, которыя никоимъ образомъ не врождены, но должны быть названы наслѣдственнымн потому, что они съ такою же необходимостью возникаютъ изъ этихъ расположеній, какъ зубы и волосы изъ своихъ наслѣдственныхъ расположеній. Часто просмариваютъ то обстоятельство, что какъ въ живой природѣ, такъ и въ неодушевленной необходимость образованія бываетъ неизбѣжной, какъ

скоро нужныя условія выполнены. Какъ металлъ,. нагрѣваясь, не можетъ сжиматься, а при охлажденіи расширяться, точно также врожденное расположеніе не можетъ не развиться, если даны внѣшнія условія развитія. Духовныя расположенія, талантъ, і'енііі, наслѣдственныя добрыя свойства характера, разъ вообще имѣются на лицо условія ихъ развитія. долшны развиваться съ тою же правильностью, съ какою хорошо устроенные часы, если они заведены и маятникъ приведенъ въ надлежащее двишеніе, долшны двигать часовую стрѣлку. Если Лихтенбергъ полагалъ, что не нушно говорить, «я мыслю», но «во мнѣ нѣчто мыслитъ», то это выраженіе имѣетъ особенное значеніе для первыхъ стуценеіі мышденія дитяти: нѣчто въ немъ должт мыслить. Подъ вліяніемъ внѣшнихъ впечатлѣній, дѣйствовавшихъ постоянно тѣмъ же самымъ образомъ въ теченіе безчисленныхъ поколѣній, какъ въ родѣ человѣческомъ, такъ и у млекопитающихъ шивотныхъ, дитя съ самаго ранняго времени своей жизни приспособило свой мозгъ къ постоянно одинаковому питанію молокомъ и ко всему, что съ этимъ связано, п потому не можетъ казаться удивитедьнымъ, что всѣ дѣти съ самаго ранняго періода своей шизни мыелятъ точно тоже самое и не отличаются одно отъ другого никакими «идеями». Различіе наступаетъ лишь съ того времени, когда обнаруживается расхошденіе ихъ расположеній. Но й оно очень мало по

сравненію съ огромной разницей мнѣній, знаній, свойствъ характера и страстей взрослыхъ людей. Въ духовной области во время обученія мальчиковъ и дѣвочекъ совергаается процессъ дифференцированія, который въ нѣкоторомъ отношеніи похожъ на дифференцированіе образующихся формъ въ животномъ и растительномъ царствахъ, на что я уже указалъ въ концѣ V главы въ другомъ смыслѣ. Сходство яицъ, зародышей часто бываетъ такъ велико, что никто не можетъ открыть между ними ни малѣйшаго различія не только по внѣшнему виду, но и путемъ точнаго микроскопическаго, физическаго и химическаго, изслѣдованія, и, однако, различіе формъ, даже у близнецовъ, становится очевиднымъ во время развитія и познаваемымъ безъ какихъ-либо особённыхъ средствъ изслѣдованія. Даже еще больше: на раннихъ ступеняхъ развитія животнаго яйца, во время появленія на немъ бороздокъ, частичные продукты и образующіяся вслѣдствіе возникновенія бороздокъ клѣтки такъ сходны, что никто не можетъ по нимъ догадаться, чтб изъ нихъ скоро выйдетъ, хотя бы дѣло шло объ органахъ внѣшнихъ чувствъ, органѣ движенія, дыхательномъ аппаратѣ или объ аппаратѣ питанія и т. д. Все сначала повидимому совершенно однообразно, во всякомъ случаѣ для человѣческаго глаза неразличимо, и, однако, каждая часть должна отличаться отъ другой наслѣдственными неискоренимыми признаками, иначе въ отно-

сительно короткое время развитія въ яйцѣ не моасетъ возникнуть столь далеко идущее разнообразіе всѣхъ внутреннихъ и внѣшнихъ частеіі образующагося организма. Совершенно подобное явленіе представляетъ душевная дѣятельность дитяти. Сналала душевный зародышъ — образно можно говорить о душевномъ яйцѣ —въ своихъ различныхъ частяхъ однороденъ для наблюдателя и различныя направленія будущаго развитія въ немъ еще не узнаваемы. Но мало-помалу они выступаютъ явственно, когда высшая дѣятельность органовъ внѣшнихъ чувствъ обособилась отъ общаго осязанія выдѣленіемъ спеціальныхъ ощущеній и ихъ воспріятіемъ. Но и тогда всѣ дѣти остаются еще похожими другъ на друга, потому что у всѣхъ эта первая духовная дифференціація совершается тѣмъ же самымъ образомъ съ неизмѣримо многихъ поколѣній. Твердость или постоянство — свойство, которое можно сравнить съ косностью въ неорганическомъ мірѣ и которое мы называемъ наслѣдственностью, выразилось такъ опредѣленно, что крайне маловажныя перемѣны въ обстановкѣ новорожденнаго человѣка ничего не могутъ измѣнить въ ней. Эти перемѣны, вмѣстѣ съ воспитательными средствами, начинаютъ вліять, измѣняя состояніе и характеръ человѣка, лишь въ дальнѣйшемъ періодѣ дѣтства и въ юности.

IX.

Развитіе самосознанія. Въ теченіе цѣлыхъ столѣтій такъ много разсуждали объ отношеніи сознанія къ самосознанііо и однако такъ мало достигли до чего либо общепризнаннаго, что нужно нзумляться почтп полному пренебреженію того единственнаго путн, который можетъ вести къ разрѣшенію разлпчныхъ мнѣнііі по спорному вопросу. Этотъ путь—тщательное наблюденіе дитяти въ критическое время, когда оно формально открываетъ само себя и отличаетъ себя отъ другихъ шивыхъ н неживыхъ тѣлъ. Но что значитъ здѣсь «оно» и «собя»? Нростымъ сочетаніемъ этихъ двухъ мѣстоименііі, обозначающихъ одно п тоже существо, именно дитя, не допущено-ли недоказанное предположеніе? Какой смыслъ можетъ имѣть вопросъ: когда дитя отличаетъ себя самого отъ другихъ? И какъ оно приходитъ къ этому? Что тутъ различающее? Что различаемое? Очевидно, нушно прослѣдить дѣтскую жизнь шагъ за шагомъ, начиная съ того времени, когда я отсутствовало, обращая особенное вниманіе на поведеніе дитятн при воспріятіи частей его собственнаго тѣла п постороннііхъ, взятыхъ въ руку, предметовъ. Прежде всего нѣтъ ни малѣйшихъ основанШ допускать, что Еан{дый человѣкъ приходитъ въ міръ съ готовымъ

самосознаніемъ. Еще меньше можно воспользоваться въ какомъ-либо отношеніи старымъ, теперь къ счастію уже устарѣяымъ, взглядомъ, что безсмертная душа въ моментъ рожденія какъ бы подстерегаетъ новаго, еще безсознательнаго, гражданина міра, чтобы навсегда овладѣть имъ. Продолжительные споры юристовъ, съ какого собственно времени можно считать человѣка отдѣльнымъ индивидуумомъ, для поставленяаго вопроса такъ же безплодны, какъ и спекуляціи прежнихъ, впрочемъ еще не совсѣмъ вымершихъ, философовъ объ абсолютномъ постоянствѣ души, существа независимаго и во всякомъ случаѣ отдѣльнаго отъ тѣла, которое есть только ея сосудъ. Безпристрастное физіологическоеизслѣдованіе взрослаго неопровержимо показываетъ сплошную зависимость каждой душевной дѣятельности, даже самой высшей, отъ нервной системы, особенно же отъ коры большого мозга. Если кора повреждается, то и душевная дѣятельность не моа^етъ оставаться болѣе нормальной. Но бываетъ почти полное угасаніе душевной дѣятельности безъ поврежденія мозга, именно во время сна безъ грезъ и дѣйствія хлороформа. Кто, желая спасти непрерывное существованіе самосознанія, доходитъ до отрицанія возможности сна безъ грезъ или обморока съ полнымъ безпамятствомъ,, тотъ долженъ будетъ представить доказательства. справедливости своего утвержденія. Если

ни непрерывное

продолженіе

сознательной

душевной дѣятельности во снѣ, ни независимость ея отъ очень тонко организованной ткани не могутъ быть доказаны—а такая непрерывность не имѣетъ мѣста у душевно больныхъ и загипнотизированныхъ,--то, оставаясь на почвѣ опыта, нуасно подвергнуть сомнѣнію и единство самосознанія. Если бы у насъ не было большого числа наблюденій о множественности сознанія, о двойномъ я, объ измѣненіи личности у загипнотизированныхъ и у нѣкоторыхъ пстерическихъ мужчинъ и женщинъ, которыхъ никакъ нельзя признать душевно больными, или если бы эти факты представляли непонятный рядъ заблужденій, то было бы достаточно совѣстливаго наблюденія надъ маленькими дѣтьми, чтобы доказать, что догматъ о неизмѣнности самосознанія, возникшій отъ самомнѣнія и самопревознесенія, несогласимъ съ фактами. Отвѣтъ на приведенные выше, въ видѣ возраженій, вопросы доказываетъ это. К а к ъ вообще дитя приходитъ къ сознанію о себѣ самомъ? Помощью какихъ средствъ оно отличаетъ себя отъ другихъ? Здѣсь прежде всего я долженъ обратить вниманіе на одно до сихъ поръ совершенно упущенное, какъ мнѣ кажется, изъ вида отношеніе всѣхъ маленькихъ дѣтей къ органамъ своего собственнаго тѣла. Каждое чувство у родившагося со всѣми оргаяами дитяти способствуетъ болѣе или менѣе различенію частей собственнаго тѣла отъ постороннихъ лидъ и

неодушевленныхъ предметовъ. Глазъ видитъ руки съ кистями и еще не могущими быть сосчитанными пальцами, ноги съ колѣнами, ступни и пальцы на ногахъ, егце менѣе могущіе быть сосчитанными, чѣмъ пальцы на рукахъ, и всѣ они движутся. Всѣ эти части тѣла видны ясно, такъ к а к ъ опредѣленное уже зрительное поле выступило изъ первоначально неясныхъ, переходившихъ одно въ другое, свѣтлыхъ и темныхъ, цвѣтныхъ и безцвѣтныхъ пятенъ; т а к ъ какъ началась аккомодація, т. е. способность видѣть одинъ за другимъ съ одинаковою яеностью предметы, находящіеся не на одинаковомъ разстояніи другъ отъ друга. Дѣтскііі глазъ видитъ также грудь и нишнюю часть тѣла, бока туловища, бедра, рѣже піечи, никогда не видитъ спины и головы, и только при закрытіи глазъ кончикъ собственнаго носа. Узнаваніе изобрашенія въ зеркалѣ относится къ позднѣйгаему времени. Одежда, въ которой дитя лешитъ въ постели или купается, бываетъ впдна и ея образъ на сѣтчаткѣ, т а к ъ какъ одежда вообще мало измѣняется въ первыіі годъ жизни, до.лженъ отпечатлѣваться съ такою ше твердостью, какъ и остающіяся неизмѣнными ло виду, пногда розовыя, иногда б.лѣдныя, но Бсегда подвижныя и съ одеждою движущіяся части собственнаго тѣла. Каждая часть тѣла въ отдѣльности мошетъ напечатлѣваться въ памяти лишь очень медленно съ помощью зрѣнія, съ постепен-

нымъ образованіемъ зрительноіі сферы, потому что, какъ я самъ наблюдалъ не одинъ разъ, на 13, 14, даже на 15 мѣсяцѣ и даже къ концу втораго года совершенно здоровымъ и хоропю развитыыъ дѣтямъ собственная рука кажется вообще чѣмъ то чужимъ. Ыа 14 мѣсяцѣ одБо ДИТІІ укусііло еебя въ верхнюю часть руки при слѣдующи.чъ обстояте.льствахъ: оно стояло прямо къ своей кроватп, держась обѣими руками за ея рѣшетку, и нѣсколько временп разсматривало руку; укусъ былъ такъ значителенъ, что слѣдъ зубовъ виднѣ.тся долгое вреыя и въ укушенноыъ мѣстѣ чувствовалась боль. Всѣ дѣти кусаіотъ по вреыенаыъ свои пальцы, яростно пытаіотся ихъ вырвать, тянутъ одной рукой пальцы другой съ такой энергіеіі, что подобныя двпженія едва-.ли допускаютъ какое-либо другое объясненіе, кромѣ того, что дѣти хотятъ вырвать пальцы; съ ногамп и еъ па.іьцами на ногахъ дѣти поступаютъ также. Маленькія дѣти ліобятъ тащить пальцы своихъ ногъ въ ротъ и разговариваіотъ съ ними, какъ съ посторонними игрушками, напримѣръ, предлагаютъ ногамъ свой сухарь, какъ будто бы онѣ могутъ участвовать въ обѣдѣ. Молодыя курочки точно такъ же клюютъ ногти своихъ собственныхъ пальцевъ на ногахъ, какъ пшеничныя зерна и чернпльныя пятна на столѣ. Иногда дитя старается всю ступню оторвать отъ ноги, когда ему, напримѣръ, говорятъ: «дай ногу», чтобы надѣть башмакъ или чулокъ. К ъ

этому-же разряду фактовъ принадлешитъ очень внимательное разсматриваніе дѣтьми рукъ и кончиковъ пальцевъ, замѣчаемое на 17 — 20 недѣлѣ жизни. когда попытки схватыванія еп^е несовершенны. Если попытка схватить оказалась неудачной. то дѣти разсматриваютъ свои руки, а если желаемый предметъ схваченъ вѣрно, то дѣти поперемѣнно разсматриваютъ то предметъ, то свои руки. Точно также разсматриваются пальцы, если кисти рукъ случайно пришли въ соприкосновеніе при многихъ безцѣльныхъ движеніяхъ руками. Такъ дѣЁсгвуютъ совмѣстно зрѣніе съ осязаніемъ со второй четверти года при познаніи частей собственнаго тѣла. Осязаніе даетъ въ этомъ отношеніи много матеріала. Когда дитя въ темнотѣ или прп закрытыхъ глазахъ касается своей кожи, то оно получаетъ два ощущенія прикосновенія: одно — въ осязающемъ пальцѣ, а другой—въ осязаемомъ мѣстѣ; если же оно, напротивъ, касается нредмета, не принадлежащаго ему, то оно имѣетъ лишь одно ощущеніе въ соприкасающейся съ предметомъ части своего тѣла. Если это раз.ігичіе повторяется очень часто, какъ это и бываетъ безъ исключенія у каждаго дитяти, то оно постепенно должно становиться яснѣе. Кромѣ того тѣмъ же путемъ дитя научается различать одну отъ другой особенныя формы частей своего тѣла, напримѣръ, круглоту подбородка и плоскостБ груди. Вольшая подвижность пальцевъ на но-

г а х ъ и м а л а я — т у л о в и щ а познается осязаніемъ. Къ этому присоединяется еще различеніе н е о д и н а к о в ы х ъ температуръ различныхъ мѣстъ тѣла. Если р у к а к а •сается груди, то она ощущаетъ менѣе те плоты, чѣмъ касаясь нишней части тѣла; во рту пальцы ощущаютъ бодьше теплоты, чѣмъ в ъ н о г а х ъ , а на лбу меньше, чѣмъ на плечѣ. Потомъ обращается в н п маніе н а неодинаковую твердость р а з л и ч н ы х ъ частеіі тѣла. Если рука попадаетъ н а голову, то она я с п ы т ы в а е т ъ большее противодѣйствіе, чѣмъ когда касается х)Стального тѣла. Такими различеніями в ъ области осязанія и температуры в ъ теченіе многихъ мѣсяцевъ ешедневно осязаемое собственное тѣло, в ъ н а ч а л ѣ естественно казавшееся осязанію чѣмъ-то постороннимъ, к а к ъ любоіі другой осязаемый теплый или холодный, твердый или мягкііі предметъ, долшно мало-по-малу терять прелестъ новизны и вмѣстѣ интересъ. Такимъ путемъ дитя постепенно привыкаетъ к ъ воспринятію частей своего тѣла, слѣдовательно к ъ себѣ самому въ противоподожность к ъ чушому, новому, измѣнчивому. Итакъ в ъ образованіи самочувствія участвуютъ д в а раздичные органа внѣшнихъ ч у в с т в ъ , о которыхъ нельзя сказать, чтобы они необходимо дѣйствовали совмѣстно, т а к ъ к а к ъ слѣпорошденные производятъ тѣше самые опыты своимъ осязаніемъ, к а к ъ и зрячія дѣти своимъ. Видящее я в ъ широкомъ смыслѣ

незавйсиыо отъ осязающаго я. Къ нимъ присоединяется еще слушающее я. Каждое дитя съ особеннымъ удовольствіемъ прислушивается къ ссбственному голосу, когда оно лепепетъ и крипитъ, когда оно смѣется и ликуетъ, но особенно когда оно старается подражать слышимымъ звукамъ. Что собственный голосъ до.лженъ производить на мозгъ дитяти другое впечатлѣніе, что онъ получаетъ въ его слуховой сферѣ другое значеніе, чѣмъ не отъ него самого происходящій шумъ или отвнѣ приходящій рядъ звуковъ, въ этомъ не можетъ быть сомнѣнія. Кромѣ того важно частое произведеніе шума и звуковъ руками дптяти, когда оно ударяетъ ими по какому-либо тѣлу, когда оно хлопаетъ руками и когда оно пользуется посторонними предметами, часто съ невыносимымъ упрямствомъ, для произведенія шума. Каждый внимательный наблюдатель можетъ замѣтить, что вниманіе дитяти особенно напрягается въ томъ случаѣ, когда оЬо само производитъ шумъ. Каждому маленькому дитяти доставляетъ гораздо больше удовольствія самому заставлять звучать какой-нибудь нравящіЁся инструментъ, дѣтскую трубу или барабанъ, чѣмъ слушать, какъ другіс дѣлаютъ музыку, самому плескаться въ водѣ, чѣмъ слушать, какъ другіе это дѣлаютъ. Какъ скоро наступилъ такой моментъ, то развйтіе сознательно слушающаго я уже совершилось. Но нужно имѣть въ виду, что оно можетъ образоваться совершенно независимо отъ смот-

рящаго и осязающаго я, потому родившіяся глухими дѣти ничего не знаютъ о слушающемъ я безъ всякаго вреда своимъ зрительной и осязательной сферамъ; напротивъ, эти послѣднія развиваются тѣмъ тоньше. Насколько участвуютъ въ развитіи самосознанія обоняніе и вкусъ, сказать трудно, такъ какъ оба чувства, наиболѣе субъективныя изъ всѣхъ, хотя начинаютъ дѣйствовать и очень рано, но изъ ихъ дѣятельности ясно не видно, насколько съ ихъ помощью, чрезъ накопленіе обонятельныхъ и вкусовыхъ впечатлѣній въ обонятельной и вкусовой сферахъ въ мозгу, дѣтское тѣло отличается отъ другихъ. Безъ всякаго сомнѣнія маленькому дитяти, какъ и взрослому, запахъ своеіі кожи и частей своей одежды менѣе непріятенъ, чѣмъ запахъ чужоіі кожи п чужого платья, и потому у грудного младенца, обыкновенно пахнущаго кислымъ молокомъ, обонятельныя впечатлѣнія, особенно непріятныя (напримѣръ, табака) могутъ вызвать сильное отвращеніе къ чужимъ. Но обоняніе такъ мало побуждаетъ къ самоизслѣдованію, характерному для человѣка, что едвали оно много способствуетъ развитію самосознанія. Прежде чѣмъ вкусъ можетъ получить значеніе въ разсматриваемомъ отношеніи, онь уже съ самаго ранняго времени доставдяетъ съ одной стороны самыя пріятныя ощущенія (сладкаго), а съ другой— въ высшей степони непріятное, при принятіи горь-

кихъ лекарствъ. Изъ органическихъ ощущеній чз-вство неудовольствія и по большей части боли есть самый дѣйствительный учитель при различеніи дѣтскаго я отъ другихъ, какъ уже мною упомянуто. Когда болйтъ палецъ отъ обжога о пламя свѣчи п рука отъ укуса, тогда дитя уже не сунетъ пальца другой разъ въ пламя и кусаніе пальцевъ скоро прекратится вслѣдствіе испытанной боли, между тѣмъ какъ дитя охотно будетъ брать въ ротъ и кусать чужіе пальцы и предметы подобной же формы, даже прежде чѣмъ показались зубы, и долгое время дитя скрипитъ первыми зубками, которые [для него являются новой игрушкой. Въ то время оно еще не открыло различія между всѣми частями своего организма съ одной стороны и съ другой — между предметами, къ нему не относящимися. Когда же оно впервые усвоитъ 'это различіе, по привычкѣ къ своей кожѣ, своимъ членамъ, тогда оно будетъ твердо удерживать его въ теченіе всей позднѣйшей жи&ни, по крайней мѣрѣ, пока его высшая мозговая дѣятельность останется яормальной. Конечно, при нѣкоторыхъ душевныхъ болѣзняхъ самочувствіе, пріобрѣтенное съ такимъ трудомъ путемъ самоизслѣдованія, боли, удовольствія и сравненія опыта всѣхъ пяти органовъ внѣшнихъ чувствъ, можетъ опять потеряться или извратиться, что доказываютъ частыя самоискалѣченія сумасшедшихъ, Затѣмъ привходитъ еще одинъ факторъ въ обра-

зованіе самосознанія — связь высшихъ нервныхъ центровъ въ головномъ мозгу съ низшими въ спинномъ мозгу посредствомъ продолговатаго мозга. Только такія шивотныя имѣютъ вообще самосознаніе, которыя владѣютъ цептрализованной нервной системой. Гдѣ ея нѣтъ, тамъ можетъ быть сознаніе, но не самосознаніе, а гдѣ централизованная нервная спстема развита, тамъ, по всѣмъ хирогапмъ экспериментальнымъ изслѣдованіямъ физіо.логовъ мы имѣемъ ле только право, но и обязанность различать разныя степени сознанія, смотря по сѣдалищу двпгательныхъ ймпульсовъ. Подобно тому, какъ раньше я указалъ, что сознаніе видяп];аго не необходимо тожественно съ сознаніемъ слыгаащаго, осязающаго, обоняющаго п вкушающаго. точно также сознаніе сппнного мозга пли продолговатаго мозга нуясно отдѣлять отъ сознанія коры полушарійі большого мозга, т. е. отъ настоящаго высшаго я. Извѣстно съ давняго времени, что хвостъ ящерицы, послѣ полнаго отдѣленія отъ тѣла шивотнаго, при возбужденіяхъ, вызывающихъ боль, извивается и совергааетъ цѣлесообразныя двпженія, какъ будто-бы тутъ было цѣлое животное. Тоше замѣчается кадъ угрями безъ головы, лягушками и другимп амфибіями безъ мозга, и даше у млекопитающихъ, по удаленіи всего мозга, профессоромъ Пфлюгеромъ и другими наблюдателями, констатировано большое

число въ высшей степени цѣлесообразныхъ движеній, особенно при раздраженіяхъ, вызывающихъ боль, Я самъ наблюдалъ у безголовыхъ новородившихся млекопитающихъ тѣже самыя движенія, какъ и у неповрежденныхъ животныхъ, равно мнѣ прпходилось видѣть и двигающимися и сосущими и кричащими какъ дѣтей, родившихся безъ мозга, такъ и нормальныхъ, Безмозглое дитя обнаруживало тѣже мимическіе вкусовьте рефлексы, какъ и нормальное, могло ощущать, какъ и то. Изъ этого слѣдуетъ, что у нормальныхъ дѣтей въ началѣ жизни для всей совокупности ихъ движеній нѣтъ необходимости въ главномъ сѣдалищѣ самосознанія — корѣ большого мозга. У новорожденнаго дитяти она развита очень скудно, дитя дѣйствительно не имѣетъ самосознанія и можетъ предоставить работу своимъ подчиненнымъ центрамъ въ продолговатомъ и спинномъ мозгу, не имѣющимъ ни воли, ни мысли. Новорожденный поэтому долженъ быть названъ неразумпымъ существомъ. Онъ становится самосознательнымъ существомъ очень медленно въ теченіе развитія его большого мозга. Но и на высшей ступени развитія въ годы полной зрѣлости дѣятельность подчиненныхъ центровъ сознанія не угасаетъ, потому что головной мозгъ не въ состояніи одинъ управлять всѣми зависимыми отъ центральной нервной системы процессами тѣла, каковы процессы питанія и выдѣленія, дыханія и дѣятельности сердца,

образованія теплоты, роста и т. д., всѣ эти функціи совершаются гораздо лучше безъ разсужденія, помимо вмѣшательства воли, даже по большей части безъ сознательнаго ощущенія, потому что тогда онѣ протекаютъ съ невозмутимою правильностью. Въ теченіо всей жизни онѣ остаются зависимьши отъ спинного и продолговатаго мозга. Какъ-же скоро нарушаются извѣстньш границы, отдѣляюіція полное здоровье отъ болѣзненныхъ состояній, то сознаніе большого мозга претерпѣваетъ измѣненіе и большинство людей оказьшается не въ состояніи точно описать мѣсто и родъ боли, напримѣръ при стѣсненіи сердца, при кодикахъ, при колотьяхъ въ боку, прп щемленіи въ желудкѣ. Такъ какъ сообщенія, посылаемыя отъ этихъ частеіі спиннымъ мозгомъ и периферическйми нервами въ головной мозгъ бываютъ рѣдки, а болевыя ощущенія не имѣютъ тонкихъ градацій, то я большого мозга не оріентируется такъ хорошо, какъ при обсужденіи измѣненій въ зрительномъ полѣ, при слушаніи новыхъ словъ и ыелодій, даже при осязаніи новыхъ холодныхъ или теплыхъ предметовъ, въ чемъ дать отчетъ гораздо легче. Вообще при обсужденіи этого труднаго вопроса о развитіи самосознанія, слѣдовательно я коры большого мозга, нужно постоянно помнить, что развитіе самосознанія не можетъ представлять собою чеголибо единаго, какъ предполагается понятіемъ о я, пріобрѣтеннымъ чистоіі абстракціей, но что, судя

по преобладающей дѣятельности той шіи другойсферы чувствъ, въ его развитіи преобладаетъ то одно, то другое направленіе. Собака имѣетъ болѣе острое обонятельное сознаніе, коршунъ—болѣе острое зрительное сознаніе, чѣмъ человѣкъ. Но за то человѣкъ владѣетъ однимъ свойствомъ своего центральяаго сознанія, которое въ такой же степени не принадлежитъ ни одному животному и которое именно и дѣлаетъ изъ человѣка человѣка—отвѣтственное существо, это свойство есть ішулируѣщая дѣятельность мозга. Вслѣдствіе того, что всѣ впечатлѣнія на органы внѣшнихъ чувствъ постепенно, смотря по своей приложимости для развитія духовной жизнп, ведутъ къ представленіямъ, которьш, частьжз перекрещиваясь между собою, частью восполняясь, вызываютъ произвольныя движенія, становится возможнымъ образовать движенія вообще въ соотвѣтствіи съ требованіями, которыя ставитъ человѣку міръ^ т. е. управлять ими и такимъ образомъ поступать разумно. Методически развивать это выдающееся свойство человѣка, которое, какъ сказано, совершенно отсутствуетъ у дитяти въ первое время жизни, съ постояннымъ обращеніемъ вниманія на физіологическое состояніе дитяти, есть одна изъ самыхъ высшихъ задачъ, которыя только человѣкъ можетъ себѣ поставить. Когда самосознаніе достигло такого развитія, что дйтя знаетъ, что оно дѣлаетъ и чего

оно не дѣлаетъ, тогда только оно можетъ быть приведено къ ясному сознаніго отвѣтственности зз свои дѣйствія, какъ слѣдствія имъ сдѣланнаго и не сдѣланнаго. Изъ знангя развивается тогда совѣсть. Однако изложеніе этоіі фазы духовнаго развитія у дитяти завело-бы насъ слишкомъ далеко. Это входитъ въ ученіе о воспитаніи. Въ заключеніе я лучше коротко представлю главный результатъ изслѣдоваЕ\Ш этоіі главы. Существуютъ многія степени сознанія, низшія и высшія, которыя имѣютъ различныя сѣдалища, у высшихъ животныхъ въ спинаомъ мозгу, продолго* ватомъ мозгу и головномъ мозгу. Самая высшая ступень, такъ называемое самосознанге, которое нѣтъ нужды непремѣнно связывать съ сильнымъ чувствомъ собственнаго достоинства, пмѣетъ свое сѣдалище въ сѣроіі субстанціи коры большого мозга. Поэтому совершеяно цѣлесообразно оно называется еамоеознаніемъ коры. Его величайшее значеніе заключается въ регулированіи двигательныхъ импульсовъ, исходящихъ отъ чувствительныхъ центровъ мозга. Двигательные-же импульсы въ концѣ концовъ возникаютъ изъ впечатлѣній на органы внѣшнихъ чувствъ, ведущихъ къ представленіямъ. Но этимъ нисколько не сказано, что отдѣльныя чувствительныя области, соединившись вмѣстѣ, производятъ одно общее я. Напротивъ, измѣнчивость характера большинства людеіі и сравнительно большая рѣд-

кость непреклонныхъ упрямцевъ, остающихся тѣмиже при всевозможныхъ обстоятельствахъ, говоритъ болѣе за измѣнчивость высшей центральной, регулирующей, самосознательной душевной дѣятельности. Само собой разумѣется, что сказаннымъ нисколько практически не унижается значеніе нраветвенной личности, отвѣтственности и самообладанія, потому что каждый человѣкъ, каждое дитя, какъ и каждая мать, никогда не имѣетъ болѣе чѣмъ одну совѣсть, и если самосознаніе или сознаніе я осязательной сферы не еоединяется необходимо въ общее я съ сознаніемъ зрительной сферы и слуховой, точно такъ же какъ обонятельной и вкусовой, въ чемъ нельзя сомнѣваться, то однако опытъ одной области легко можетъ встрѣтиться съ опытомъ другой п оба, при здоровомъ разсудкѣ, должны взаиыно исправлять и пополнять другъ друга.

X.

Условія душевнаго развитія. Предшествующія объясиенія нѣкоторыхъ важнѣйшихъ моментовъ душевпаго развитія дитяти очень коротки сравнительно съ трудностью и важностью задачи, въ нихъ обсуждавпіейся, но въ нихъ и не предполагалось псчерпать предметъ, а больше побудить къ собственному наблюденію и размышленію.

Они достаточны, чтобы указать пути и цѣли, на которыя нужно обратить вниманіе прежде всего. Основное условіе всего душевнаго развитія есть дѣятельность органовъ внѣшнихъ чувствъ. Поэтому я началъ изображеніемъ постепеннаго пробужденія дѣятельности органовъ внѣшнихъ чувствъ у новорожденнаго, который является на свѣтъ глухимъ, душевно-слѣпымъ, душевно ве осязающимъ, вообще не имѣющимъ души, но очень богатымъ духовными зародышами и расположеніями, которые онъ унаслѣдовалъ отъ своихъ предковъ въ большомъ изобиліп. Потомъ были разсмотрѣны постепенно выдѣ.іяющіяся одно отъ другого ощущенія и дифференциругощіяся изъ общаго тѣлеснаго чувства спеціальныя чувства. Эти чувства, по причинѣ связанныхъ съ ихъ дѣятельностью удовольствія и неудовольствія, опредѣляютъ первое поведеніе грудного младенца и вліяютъ на образованіе того или другого темперамента, наиболѣе зависящее отъ возбудимости н впечатлительности нервноіі системы. Относительно первой дѣятельности интеллекта было особенно отмѣчено, что она состоитъ въ распорядкѣ всѣхъ возможныхъ ощущеній пяти органовъ внѣишихъ чувствъ, но не органическихъ, во времени іі пространствѣ. Какъ скоро свѣтовое илп звуковое ощущеніе, осязательное плп температуры были познаны дѣтскимъ умомъ какъ временныя, находящіяся между двумя другимп и помѣщенныя

въ опредѣленномъ мѣстѣ или въ опредѣленномъ направленіи, тогда дѣтскій умъ возвысился до воспринятія. Но лишь съ нахожденіемъ причины для восприыятаго пря дальнѣйшемъ образованіи разсудка создается послѣдній и высшій умственный продуктъ въ тѣсномъ смыслѣ, который въ свою очередь, вслѣдствіе ограниченія конкретнымъ, становится воззрѣніемъ, а чрезъ отвлеченіе изъ нѣсколькихъ представленій общихъ признаковъ—понятіемъ, т. е. всеобщимъ представленіемъ. Соединеніе и раздѣленіе представленій составляютъ самую сущность мышленія. Имъ каждое дитя учится само собоЁ, такъ какъ каждое дитя, подобно всему живому, приноситъ съ собою въ міръ способность различенія. Съ способностью различать одновременно дана и способность сравнивать; въ первое время развитія ума обнаруживается замѣчательние преобладаніе объединенія сходствъ несходныхй вещей надъ выдѣленіемъ различій сходныхъ. Въ совершенно иномъ направленіи расширяетъ дитя, точнѣе его ростущій мозгъ, свои ясныя представленія, когда оно упорядочиваетъ первыя безцѣльныя и часто нецѣлесобразныя, врожденныя, импульсивныя движенія сообразно съ представленіями движеній, пріобрѣтенными путемъ воспріятія разумныхъ движеній другихъ. Рефлексы и инстинкты, а равно первоначальныя врожденныя, наслѣдственныя, импульсивныя движенія мало-по-малу оттѣсняются

на задній планъ и отчасти подчиняются подражательнымъ движеніямъ мускуловъ, особенно языка, и звуковыиъ подражаніямъ. Вслѣдствіе продолжающагося взаимодѣйствія двигательныхъ представленій, возбуждающихъ въ дитяти пріятныя чувствованія и устраняющихъ непріятныя, выступаетъ воля, и загадка, какъ изъ вполнѣ безвольнаго новорожденнаго во второмъ полугодіи возникаетъ существо двигающееся произвольно, покажется нѣсколько менѣе темной, если подумаемъ, что имѣть желаніе вообще никому невозможно безъ ясныхъ продставленій выполняемаго дѣйствія предь его выполненіемъ. Всего яснѣе развитіе и образованіе дѣтской воли обнаруживаются при обученіи говорить. Здѣсь неопровержимо доказывается ошибочность стараго ученія, что умъ возникаетъ впервые только лишь посредствомъ языка. Наоборотъ, учиться говорить можетъ лишь тотъ, кто владѣетъ умомъ въбольшей мѣрѣ, чѣмъ животное, потому что членораздѣльная рѣчь требуетъ постоянно двухъ условій: прежде всего слышанія и пониманія сказаннаго (или у глухорожденнаго воспріятія сказаннаго посредствомъ зрѣнія и осязаніл), потомъ выраженія собственныхъ представленій помощію совершенно опредѣленныхъ, координированнныхъ мускульныхъ движеній, съ процессомъ дыханія, а у большинства народовъ исключительно съ процессомъ выдыханія. Членораздѣльная рѣчь въ дѣломъ есть высшая

степень мимики. Еще и нынѣ необученныя глухонѣмыя дѣти руководясь большимъ числомъ жестовъ и въ высшей степени тонко выработаннымъ выраженіемъ лица, понимаютъ другъ друга подобнымъ-же образомъ, какъ въ давно прошедшія времена сообщались другъ съ другомъ незнавшіе членораздѣльнаго языка первобытные люди. И то, что намъ вообще извѣстно о древнѣіішихъ языкахъ, указываетъ на значительное согласіе ихъ по существу съ нынѣшнимъ дѣтскимъ языкомъ, такъ что можно сказать: весь человѣческій родъ въ дѣлѣ развитія языка прошелъ путь развитія, подобный тому, которыіі проходитъ ньшѣ каждое нормальное дитя, учащееся говорить. Точно также не можетъ быть сомнѣнія въ томъ, что необыкновенно благопріятствующее образованію сложныхъ представленій: и слѣдовательно высшихъ понятій пріобрѣтеніе языка совершается подобнымъ образомъ въ обоихъ случаяхъ, какъ у дикаря, такъ и у дитяти. Не знаніе словъ создаетъ разумъ, не оно облегчатъ мышленіе но богатство представленій и мыслей, которое вырастаетъ изъ соединенія и раздѣленія представленій, возникшихъ изъ воспріятій и ощущеній; а представленія, когда они строго отдѣлены одно отъ другого, становятся годными для абстракцій высшаго рода и для новыхъ сочетанііі; полное-же и строгое раздѣленіе ихъ возможно тодько при строгомъ обозначеніи, слѣдова-

тельно при запасѣ словъ и такимъ образомъ при языкѣ. Было-бы совершенно неправильно думать—на что нужно 3'казать еп^е разъ,—что возможно раннимъ и возможно обширнымъ напечатлѣніемъ словъ, да къ тому-же еш;е и различныхъ языковъ, дѣтскій умъ возвышается надъ обычнымъ среднимъ уровнемъ; только тогда, когда дѣло идетъ объ обозначеніи совершенно понятыхъ вещей, слова могутъ имѣть для умственнаго развитія указанную цѣну. Но совершенно понятнымъ очень малоразвитому дѣтскому мозгу бываетъ въ началѣ лишь легко воспринимаемое, наглядное, осязаемое, схватываемое и вообще непосредственно доступное чувствамъ, а не абстрактное, которое можетъ возникать только изъ наблюденій. Къ тому-же въ началѣ тѣ части мозга, о которыхъ я говорилъ, сферы зрительная, слуховая, осязательная, вкусовая, обонятельная, и тѣ округи большого мозга, которые управляютъ произвольными движеніями, или совсѣмъ не развиты или очень мало; а къ концу перваго года жизни мозгъ вѣситъ въ два съ половиной раза больше, чѣмъ при рожденіи. Съ года и во всю дальнѣйшую жизнь мозгъ увеличивается только на одну треть. Изъ этого уже можно заключить, насколько больше растетъ мозгъ въ первый годъ жизни, чѣмъ въ посіѣдующую жизнь. Свѣтъ, брошенный экспериментальною физіологіею, патологическою анатоміею и физіологіею человѣче-

скаго мозга на связь между ощущеніемъ, желаніемъ и мышленіемъ и даже извѣстными свойствами характера и свойствомъ поверхности большого мозга (у собакъ), даетъ возмошность проникнуть въ механизмъ перваго ученія дитяти. Каждая мать, каждыіі воспитатель маленькихъ дѣтеіі долшиы постоянно имѣть въ виду два основныя правила: во первыхъ оберегать органы внѣшнихъ чувствъ и нервную систему, и во вторыхъ упрашнять ихъ. Что касается способствованія и ограниченія, смотря по степени природныхъ дарованій, раньше или позже развивающейся способности образованія высшихъ понятій, то во всякомъ случаѣ съ дитятей, которое еще учится говорить, лучше бесѣдовать понятнымъ для него образомъ, чѣмъ искуственно шелать поставить его на одномъ уровнѣ съ собой примѣненіемъ искуственнаго дѣтскаго языка. Отъ этого языка дитя впослѣдствіи долшно будетъ отвыкать и если, напримѣръ, родители по отношенію къ дитяти не пазываютъ себя «я», но «папа и мама», какъ это обыкновенно бываетъ, и къ дитяти обращаются не во второмъ лицѣ, но называютъ его собственнымъ именемъ въ третьемъ лпцѣ единственнаго числа, то они затрудняютъ ему правильное употребленіе личныхъ мѣстоименій и вмѣстѣ съ тѣмъ вашное различіе между «моіі» и «твой». Правда, отъ этого не зависитъ, когда обнаружится такъ много обсуждав-

шееся абстрактное понятіе л, самосознаніе, существованіе я, но зависитъ, когда начнется правильное его обозначеніене и строгое отграниченіе. Постепенное образованіе чувства лпчности въ первьй п второй годы я приписалъ постепенному различенію частей собственнаго тѣла отъ чужяхъ тѣлъ и выдвішулъ на первый планъ, что если всѣ дѣтп безъ псключенія въ первое время эгоисты— они пспытываютъ состраданіе и переживаютъ сорадованіе, но постоянно п больше всего они жадно стремятся къ удовлетворенію своего голода и жажды и къ доставленію себѣ пріятныхъ состояній,—то однако онн не имѣютъ никакого общаго сознанія себя самихъ, но что различныя чувствительные центры и центры движенія въ началѣ дѣйствуютъ съ замѣчательною независимостію одинъ отъ другаго. Для надлежащаго сліянія различныхъ дѣтскихъ л, съ самого начала существующаго сознанія продолговатаго мозга, которое выдаетс-я въ процессѣ дыханія, и сознанія спинного мозга съ позднѣе вознйкающими осязательнымъ, зрительнымъ, слуховымъ я , для образованія индивидуальности съ твердымъ характеромъ п чувствительною совѣстью часто несравненно большое значеніе имѣетъ наслѣдственность, чѣмъ воспитаніе, на что я, въ заключеніе этого изслѣдованія, хотѣлъ бы указать съ особою настойчивостію. Однако я не могу согласиться съ Дарвиномъ въ томъ, что вліяніе воспи-

танія по сравненію съ насдѣдственностью до ничтожества мало, потому что важнѣйшая функція мозга—регулированіе многихъ процессовъ тѣла, связанныхъ съ мозгомъ посредственно или непосредственно чрезъ нервную систему, и всѣхъ дѣйствій, а равно и правильное раздѣленіе времени,-не можетъ быть вьгаолняема, даже и при выдающихся наслѣдственныхъ предрасположеніяхъ, безъ самаго заботливаго выбора впечатлѣній, дѣйствующихъ на органы внѣшнихъ чувствъ въ юные годы. Давно признано, что образованіе совѣсти, этого безпримѣрно тонкаго регулятора, прямо зависитъ отъ впечатлѣній въ юности, слѣдовательно отъ воспитанія. Особенно поучительный примѣръ этого представляетъ изсіѣдованіе мозга глухонѣмой и слѣпой Лауры Вридшманъ, родившейся въ 1829 году и умершей въ 1889 году. Будучи двухъ лѣтъ отъ роду, она вполнѣ потеряла лѣвый глазъ, но сохранила слабое ощущеніе правымъ глазомъ большихъ свѣтлыхъ предметовъ до восьмого года. Въ это время она вполнѣ ослѣпла и на правый глазъ. Языкъ былъ всецѣло потерянъ съ слухомъ въ двухлѣтнемъ возрастѣ, обоняніе и вкусъ отчасти. Это достойное сожалѣнія существо было воспитываемо сначало посредствомъ произвольныхъ осязательныхъ знаковъ, а въ 1837 году помѣщено въ институтъ слѣпыхъ въ Бостонѣ. Здѣсь дѣвочку воспитывалъ и обучалъ съ несказаннымъ терпѣніемъ директоръ С. Г. Гоуе,

привязывая названіе предмета, напечатанное выпуклыми буквами, къ самымъ предметамъ и давая осязать Лаурѣ обѣ вещи. Она связывала такимъ образомъ оба осязательныя впечатлѣнія одно съ другимъ. Потомъ онъ училъ ее, съ помощыо осязанія, составлять имя предмета изъ отдѣльныхъ буквъ и наковецъ, спустя долгое время, самымъ буквамъ. Когда она сдѣлала вашное открытіе, что «знакъ для предмета можетъ быть образованъ изъ отдѣльныхъ буквъ, ей неожиданно открылось пониманіе того, что она дѣлала; съ этого времени ее нужно было сдерживать ѳтъ занятій, чтобы она не. повредила ими своему здоровью». Хотя на восьмомъ году обонянія еще совсѣмъ не доставало, позднѣе, однако, она могла по обонянію узнать направленіе кухни и затѣмъ различала кислое лучше, чѣмъ сладкое и горькое. «Ея осязаніе было очень остро даже и для слѣпой; она была очень чувствительна къ сотрясеніямъ. Насколько можно было замѣтить, она никогда не грезила зрительными или слуховыми представленіями. Она располагала свыше чѣмъ 50 звуками, которыми могла обозначать знакомыхъ. Она была необыкновенно чистоплотна, любила порядокъ и отличалась хорошимъ нравомъ>. По ощущеніямъ сотрясенія она могла узнавать шаги, а иногда и голоса своихъ знакомыхъ; она говорила, что слышала ихъ своими ногами. По обоняніго она могла въ 1878 году узнавать нѣкоторые наиболѣе сильно пахнущіе цвѣты, но одеколонъ,

аммоніакъ и лукъ раснознавала только тогда, когда. они сильно пахли. Горькое и кислое она отвѣдываламенѣе охотнѣе, чѣмъ сладкоеи соленое. Е я осязаніе было вдвое, втрое тоньше, чѣмъ у другихъ людей. Я самъ видѣлъ факсимиле одного, напжсаннаго ею совершенно чисто, письма, и она сочинила даже маленькую поэму. Она находила гладкую палку. болѣе, красивой, чѣмъ шереховатую и палки съ правидьно раздѣленными сучками она предпочитала такимъ, у которыхъ сучки слѣдовали одинъ за другимъ въ неодинаковые промежутки. У этого существа, лишеннаго, кромѣ времени церваго дѣтства, зрѣнія и слуха вполнѣ, вкуса и обонянія отчасти, такимъ образомъ имѣвшаго почти одно чувство, но владѣвшаго очень тонкимъ осязаніемъ и досгигшаго однако, благодаря вообще заботливому воспитанію, [шестидесятилѣтняго возраста, изслѣдованіе мозга открыло, что тѣ части, которыя съ юныхъ лѣтъ: не могли быть приведены въ дѣятельность обыкновеннымъ порядкомъ, именно всѣ черепные нервы, были малы; вкусовой нервъ, слуховой и нервъ, двигающій глазное яблоко, были по-, вреждены; особенно повреждена (Тесьма зрительнаго, нерва,- Полушарія казались сзади нѣсколько сплющенными, затылочная доля мозга казалась съ правой стороны меньше, чѣмъ съ лѣвой, а правое клиновидное тѣло (Сппеиз) менѣе развитымъ, чѣмъ лѣвое. Это различіе области принад.лежащей зрительнымъ

сферамъ будетъ понятно, если вспомнить, что Бриджманъ была вполнѣ слѣпа на лѣвый глазъ со второго года, между тѣмъ какъ правымъ она «сохраняла нѣкоторое свѣтовое ощущеніе до своего восьмого года, во всякомъ случаѣ достаточное, чтобы продолжалось развитіе лѣвостороннихъ центровъ». Кромѣ того рейлевскій островъ былъ ненормально обнаженъ, соотвѣтственно уклоненіямъ отъ нормы, характеризующимъ глухонѣмого. (По Дональдсону). Всѣ указанныя и другія особенности мозга этого рѣдкаго и преимущественно Дональдсономъ заботливо изслѣдованнаго существа согласны съ воззрѣніями, изложенными задолго до ознакомленія съ нимъ, и съ опытами, произведенными въ новое время надъ животными различными наблюдателями. Если у новорожденныхъ кроликовъ удаляется одинъ глазъ, то, портятся соотвѣтствующія части мозга и у взрослато животнаго. Но какъ нн сильна наслѣдственность, какъ ни значительно ея вліяніе на образованіе всего органяческаго на каждомъ шагу, вліяніе внѣшнихъ обстоятельствъ въ психогенетическомъ отношеніи можетъ быть однако еще важнѣе, и здѣсь лежитъ центръ тяжести естественной, физіологической педагогики. Она должна прежде всего, путемъ посдѣдовательнаго соотвѣтственнаго выбора звуковыхъ и зрительныхъ впечат.тіѣній, а потомъвсѣмивозможными средствами, изъ безчисленныхъ наслѣдственныхъ расположеній осо-

бенно регулировать способность движеній, а позднѣе дѣйствій, годныя, способныя къ образованію, отъ безчисленныхъ предковъ доставшіяся расположенія развивать возможно полно и гармонично, и напротивъ, съ самого начала задерживать развитіе и какъ бы задушать въ зародышѣ вредныя, часто даже пагубныя расположенія, какъ для самого дитяти, такъ и для общества, въ которомъ оно ростетъ. Въ этомъ заключается смыслъ мносоаначущаго выраженія «управлять волей дитяти», что достигается лучше всего примѣненіемъ вышеизложеннаго принципа объ отклоненіи вниманія. Но если бы въ случаяхъ отчаянія, когда воспитаніе дитяти представляетъ по временамъ непреодолимыя трудности, захотѣли отдать дитя въ исправительное заведеніе и сложить руки съ плохимъ утѣшеніемъ, что «противъ наслѣдственности» ничего подѣлать нельзя, то отказались бы отъ большой выгоды, въ возможности полученія которой удостовѣряетъ опытъ. Именно при ясно выраженныхъ наслѣдственныхъ расположеніяхъ воспитаніе можетъ разрѣшить одну изъ благодарнѣйшихъ задачъ, между тѣмъ какъ оно будетъ благопріятствовать добрьпгъ расположеніямъ и бороться съ дурными, Дитя пьяницы или душевно больного можетъ имѣть превосходнѣйшія свойства характера, можетъ быть въ высшей степени талантливымъ, и такъ какъ никогда не будетъ того, чтобы такія дѣти болѣе не рождались,

что нельзя поставить никакихъ рѣзкихъ гранидъ меясду духовно больными и духовно здоровыми, что встушіеніе въ бракъ духовно неяормальнымъ людямъ закономъ не воспрещается, а болѣзнь мозга. какъ пьянство, часто возникаетъ послѣ заключенія брака, то нужно считаться съ даннымъ фактомъ. И здѣсь бываетъ тоже самое, что и съ вполнѣ здоровыми дѣтьми при воспитаніи въ семьѣ здоровыми родителями, т. е. дается слишкомъ много нефизіологическаго и слишкомъ мало физіологически необходимаго, чтобы сохранить духовное здоровье правильтік діэтетикой мозга. Когда эти знанія проникнутъ въ обширные круги, тогда юныя и неопытныя матери сами будутъ искать средствъ научиться необходимому съ цѣлью восшітанія своихъ маленькихъ любимцевъ въ первые годы жизни и не будутъ довѣрять ихъ въ такой большой мѣрѣ, какъ это дѣлается до сихъ поръ, наемной, необразованной прислугѣ. Меня такъ часто спрашивали, какъ можно надлежащимъ образомъ подготовиться къ наблюденію и контролированію духовнаго развитія маленькаго дитяти, что я не премину еще одинъ разъ указать на упомянутую во введеніи книгу «Душа дитяти» (Лейпцигъ, 1890). Теперь же я хочу закончить пожеланіемъ, чтобы всѣ родители, которые читаютъ эту книгу, ближе приняли къ сердцу не только то, ка-

кое благо и какой незамѣнимый источникъ счастья имъ данъ въ дѣтяхъ, но также и то, какъ велпка ихъ отвѣтственность.

П . ВЕДЕШЮ ДВЕВНЩ

§ ДУХОВНОМЬ РАЗВНТШ іШЕвШХІ. ДІТЕІ СЪ

Р О Ж Д Е Н І Я .

Обіція правила. Для каждаго дитяти нужно назначить особый дневникъ, въ который не слѣдуетъ заносить ничего друіого, кромѣ наблюденій, сдѣланны.чъ надъ дитятей. Яа каждый день назначается отдѣльная четверка, лучше всего съ напередъ напечатаннымъ числомъ. Задняя сторона листа остается неисписанной, чтобы позднѣе можно было вырѣзать листки съ замѣчаніями й болѣе подробными указаніями, раздѣленными значительнымь временемъ, и наклеить ихъ въ новую тетрадь. Такимъ образомъ будетъ механически соединено то, что связано по природѣ дѣла, и тогда получатся доступныя для обозрѣнія линіи развитія, которыя представятъ годный матеріалъ къ изученію постепеннаго раскрытія естественныхъ расположеній дитяти, Въ дневникъ не слѣдуетъ вносить ничего, въ чемъ самъ наблюдатель не убѣжденъ вполнѣ, что онъ не ошибся, наблюдая какое-либо явленіе. Всѣ выводы, предположенія, замѣчанія о томъ, чего дитя могло хотѣть, что чувствовать и о чемъ думать, нз^жно съ возможною тщательностью отдѣлять отъ

фактовъ и всего лучше заносить въ особую тетрадь. Всѣ сообщенія кормилицъ, нянекъ, прислуги о «разумности» и 0 другихъ мнимыхъ превосходныхъ свойствахъ грудного младенца и еще не свѣдущаго въ языкѣ дитяти нужно устранить, пока они не подтвердятся непосредственнымъ набдюденіемъ. Дневникъ долженъ содержать только достовѣрные факты. Тогда онъ будетъ такою записью наблюденій, которая можетъ имѣть научное значеніе. Сверхъ того • еще необходимо записывать каждое, самое даже незначительное, нездоровье, а равно сонъ, аппетитъ, жажду, утомленіе—въ тотъ самый день, въ которыіі наблюденіе сдѣдано. Есди родители ведутъ дневникъ сообща, То отецъ и мать должны собственноручно впиСывать свби на'блюденія, чтобы позднѣе не возникдо сомнѣнія о томъ, кто сдѣдадъ наблюденіе. Перерывы на нѣсколько' днеіі иДи недѣдь, само собою разумѣется, не такъ вредны ддя успѣха дѣла, "какъ записи подъ ложными датами, смѣшёніе различныхъ дѣтей, мѣстъ и временъ.

Отдѣльныя требованія. ; Тѣ, которые рѣшатся, съ возможною правильрсть ю, наблюдать своихъ дѣтеіі въ первые годы ихъ жизни, це занимаяс^ предварительно ни физіологіей ни психологіей, хорошо сдѣлаюуъ, есди посовѣтуются

съ хронологическимъ указателемъ, помѣщеннымъ въ третьемъ изданіи моей книги «Душа дитяти» (Лейпцигъ, 1890) въ формѣ прибавленія, съ указаніями на текстъ. Въ немъ найдутъ перечисленіе по краііней мѣрѣ нѣсколькихъ, легко доступныхъ наблюденію и однако ваасныхъ въ психологическомъ отношеніи, фактовъ (стр. 479 — 521), на каждыіі изъ 36 первыхъ мѣсяцевъ, вмѣстѣ съ таблицами для удобнѣйшаго опредѣленія возраста дитяти по днямъ, недѣлямъ, мѣсяцамъ и т. д. Тамъ же помѣщенъ алфавитный списокъ тѣхъ явленііі, которыя обнаруживаетъ дитя въ теченіе своего прогрессирующаго развитія въ первые годы, такимъ образомъ въ то время, когда оно дѣлается человѣкомъ, и который полезенъ для того, чтобы оріентироваться въ этоіі области наблюденііі (стр. 522-—539). Отсюда можно видѣть, о чемъ идетъ дѣло при психогенетическихъ занятія.хъ, Конечно, этотъ списокь будетъ понятенъ только при прилежныхъ справкахъ въ самой книгѣ. Онъ уже побудилъ нѣкоторыхъ къ наблюденіямъ. Чтобы облегчить еще больше родителямъ, которые заинтересуются дѣломъ, важное изслѣдованіе дѣтскаго ума не только въ теоретическомъ отношеніи, но и въ педагогическомъ, я даю ниже въ извлеченіи касательно наблюдаемаго предмета часть матеріала, расположеннаго хронологически и въ алфа-

вігтномъ порядкѣ * ) . Вопросы, здѣсь поставленные, избраны на основаніи многолѣтнихт> изслѣдованій и крптическаго анализа. При попыткѣ отвѣчать на нихъ лпшь при помощинепосредственнаго наблюденія, безъ всякаго другого руководства, конечно, возникнутъ сомнѣнія, какъ нушно понимать то или другое. Чтобы предупредить заблужденія въ пониманіи и ошибки при объясненіи воспринятаго, я могу только отослать къ упомянутому выше и въ текстѣ этой книги своему подробному сочиненію. Въ Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатахъ многія женщины, по иниціативѣ г-жи Ноѵѵез Вагиз въ Вашингтонѣ, старались поставить цѣлесообразные вопросы относительно психическаго развитія дѣтей въ пргаоженіи къ англійскому переводу «Души дитяти» (къ сожалѣнію, только второго изданія), и далв списки такихъ вопросовъ, которые въ сущности одинаковы съ моей работой. Чтобы вполнѣ удовлетворительно отвѣтить тѣмъ, которые еще продолжаютъ спрашивать, зачѣмъ предпринимать надъ маленькими дѣтьми столь многія, отчасти мелочныя, наблюденія, къ чему должны служить такіе дневники, необходима была бы объемистая книга. Физіологи и психологи по профессіи едва ли будутъ сомнѣваться въ цѣлесообразности предложеняыхъ здѣсь на выборъ—смотря по наклон*) Этотъ порядокъ, цонятно, не сохранился въ переводѣ. Прим. перев.

вости, обстоятельствамъ и индивидуальному расположенію—наблюденій, въ томъ, почему шелательно по каждому изъ многихъ спорныхъ вопросовъ располагать возможно наидостовѣрнѣйіпими рядами наблюденій. Въ случаѣ, если другіе не выполнятъ эту работу, я охотно ее сдѣлаю при четвертомъ изданіи и могущихъ случиться позднѣйшихъ расширеніяхъ моей книги, но въ такомъ объемѣ, насколько она представитъ не простое подтвержденіе изложеннаго въ моей книгѣ. Впрочемъ многія изъ здѣсь предложенныхъ и мною уже предпринятыхъ наблюденій, безъ отношенія къ какой бы то ни было теоріи, не лишены практическаго значснія для 63'дущей педагогики. Воспитательное искусство образовать характеръ въ первые три года жизни, о которыхъ только здѣсь и пдетъ рѣчь, не можетъ быть правильно поставлено безъ такихъ предварительныхъ занятій. На значеніе ихъ во врачебномъ отношеніи д-ръ Рёмеръ обратилъ вниманіе въ докладѣ ІІЬег рвусііораіійсііе Міпйеглѵеггі^кеііеп