В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет 9785002230785

Table of contents :
Намечая курс
Часть I
Ангелы Эдема
Вся тяжесть мира
Лунный свет в солнечном штате
Кожистые черепахи и медузы-корнероты
На краю
Животный магнетизм
К северо-востоку от лета
Часть II
Вид с Острова Черепахи
Часть III
Большой пляж
Летающие черепахи
Баха
Другой Гранд-Каньон
Белимбинги пляжа Джамурсба
Песнь для очарованных
Благодарности
Рекомендуем книги по теме
Комментарии

Citation preview

Животные (Альпина)

Карл  Сафина В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет

«Альпина Диджитал» 2006

Сафина К. В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет  /  К. Сафина —  «Альпина Диджитал»,  2006 — (Животные (Альпина))

ISBN 978-5-00-223078-5 Морские кожистые черепахи – невероятные существа, словно вышедшие из древних легенд. Их предки бороздили океаны более 200 миллионов лет назад, во времена динозавров. Они приспособились к самым неподходящим и суровым условиям и научились преодолевать гигантские расстояния от тропических областей до полярного круга, ориентируясь по внутреннему компасу и магнитному полю Земли. Они способны выдерживать более низкую температуру, чем большинство рыб, и нырять глубже, чем киты и морские котики. Но сегодня судьба этого стойкого вида во многом зависит от человека. Только два вида кожистой черепахи дожили до плейстоцена и застали ледниковый период. И лишь один из них выжил. Так что современной кожистой черепахе удалось пережить условия, которые около миллиона лет назад уничтожили всех остальных представителей ее семейства. Карл Сафина следует по маршрутам миграции морских черепах – от Калифорнии до Канады и самых отдаленных пляжей Папуа – Новой Гвинеи. Читая эту книгу, вы отправитесь в увлекательное путешествие по водным просторам нашей планеты, на которых разворачивается драма жизни черепах, мечрыб, акул, китов и людей. В этом путешествии вы познакомитесь с одним из самых удивительных существ, населяющих нашу планету, а также узнаете, как меняются океаны и как это влияет на природу и человека. Недалеко от берега, на мелководье, поблескивают спинки скатов, дозором проплывает стая длинноперых ставрид, можно различить парочку некрупных акул. Все они здесь по одной причине: детеныши черепах – прекрасный источник пищи. И когда одна из ставрид на секунду выскакивает из пенистых брызг, я понимаю, что только что прервалась короткая жизнь одной из плывущих в сторону океана малюсеньких черепашек. Для кого Тексты Карла Сафины

можно определить в отдельный жанр – «лирический нон-фикшн», в его книгах сливаются границы между научно-популярными текстами о животном мире и необыкновенными историями, раскрывающими уникальные личности животных. Вот чему научили нас черепахи: делай все что можешь, невзирая на то, что тебе противостоит. Хватайся за чудо жизни, не думая о том, что можешь потерпеть неудачу. Проиграешь ли, выиграешь ли, все, что ты можешь, – это стараться изо всех сил. Это все, что тебе нужно знать, чтобы жить на Земле.

ISBN 978-5-00-223078-5

© Сафина К., 2006 © Альпина Диджитал, 2006

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Содержание Намечая курс Часть I Ангелы Эдема Вся тяжесть мира Лунный свет в солнечном штате Кожистые черепахи и медузы-корнероты На краю Животный магнетизм К северо-востоку от лета Часть II Вид с Острова Черепахи Часть III Большой пляж Летающие черепахи Баха Другой Гранд-Каньон Белимбинги пляжа Джамурсба Песнь для очарованных Благодарности Рекомендуем книги по теме Комментарии

9 12 15 38 43 66 98 121 124 150 150 166 169 191 204 223 246 268 274 277

5

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Карл Сафина В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет

Переводчик Анна Ландихова Научный редактор Игорь Данилов, канд. биол. наук Редактор Олег Бочарников Издатель П. Подкосов Руководитель проекта А. Тарасова Ассистент редакции М. Короченская Арт-директор Ю. Буга Корректоры Е. Барановская, О. Петрова, Е. Рудницкая Компьютерная верстка А. Ларионов Иллюстрация на обложке Getty Images

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и  элементы, включая текст, изображения и  иное, не  подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно. Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность. © Carl Safina, 2006 © Карты. Jon Luoma, 2006 © Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2023

  ***  

6

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Для Пакситы и Александры Сама мысль, что земля вынашивает яйца, потрясает. Она заботится об  отложенных в  нее яйцах; любит  их, лелеет. Стало быть, у  нее есть энергия и  разум: я  совершенно не  задумывался об  этом раньше. Полагал матушку-землю чем-то неодушевленным, 7

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

неорганическим. А оказывается, что черепаха, непосредственная мать, бросает свое потомство, тогда как  земля и  солнце продолжают заботиться о них. И пока одна черепаха уползает прочь, другая – древняя черепаха, на  которой покоится мир,  – берет себе всех ее детенышей. В  земле нет для  них ничего смертоносного, ничего губительного. Семена, брошенные в  землю, прорастают. Яйца, отложенные в  нее, вылупляются, как только приходит время. ГЕНРИ ДЭВИД ТОРО. Дневники, т. 7 Он не испытывал к черепахам суеверного страха, хотя и плавал с охотниками за черепахами много лет кряду. Старик жалел их, даже огромных кожистых черепах, называемых луты, длиною в целую лодку и весом в тонну. Большинство людей бессердечно относятся к  черепахам, ведь черепашье сердце бьется еще долго после того, как  животное убьют и разрежут на куски. «Но ведь и у меня, – думал старик, – такое же сердце…» ЭРНЕСТ ХЕМИНГУЭЙ. Старик и море1

1  Теплокровной кожистую черепаху можно называть лишь условно, правильнее использовать термин «мезотермия», что подразумевает способность повышать температуру тела за  счет мышечной активности, крупных размеров и  уменьшения теплопотерь и неспособность поддерживать конкретную температуру. – Прим. науч. ред.

8

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Намечая курс  

В океане царит жизнь, которую лишь мельком удается порой увидеть воочию. То ли дело во сне. И пока перед нами проплывают наши сны, где-то в океанской глубине, скользя по волнам, ищут небесного вдохновения черепахи. Незамеченными появляются они с безмятежных берегов тропических бухт и  выныривают из  шипящей пены страшных водоворотов, чтобы подышать одним с нами воздухом. И с каждым глубоким выдохом они заявляют: «Жизнь продолжается». А с каждым вдохом обещают: «Жизнь будет продолжаться и впредь». Так говорят они первозданной тишине и немым звездам. В ночном мраке и при дневном свете вечно плывут черепахи, пришельцы из параллельного мира, удивительно чуждого и все же тесно переплетенного с нашим. Повинуясь течению, дрейфуют они в бурлящих волнах прибоя; но гонит их не любовь, не тоска и не разумный расчет, а мудрость, более древняя (и потому, возможно, более надежная), чем сами мысли. В лазурных водах теплых южных лагун и в неистовом холоде изумрудного океана прокладывают себе путь эти ангелы глубин  – древние, неподвластные времени прародители мира. Кожистая черепаха, названная так потому, что ее панцирь обтянут плотной кожей,  – последняя гигантская теплокровная 2 рептилия на Земле и самое близкое к динозаврам существо, сохранившееся до наших дней3. Ее предки видели взлет и падение империи динозавров. Представьте себе черепаху весом более трехсот пятидесяти килограммов – примерно такой будет средняя самка кожистой черепахи, но есть и те, которые весят более тонны. Чтобы как следует познакомиться с этим существом, нужно путешествовать не только в пространстве, но и во времени. Чтобы понять морских черепах и разобраться, что они значит для людей, я встречался и с теми, кто их обожествляет, и с теми, кто следит за ними со спутников, а также с теми, для кого за увлечением черепахами стоят лишь страсть и жажда наживы. В этих путешествиях я повстречал не только различных представителей животного мира, но и рыболовов, жителей деревень и ученых, которые связали свою жизнь с непростой судьбой этого вида. И  разумеется, нужно путешествовать вместе с  самой кожистой черепахой. Следовать за ней – значит испытать на себе все величие и широту океана, в котором разворачивается драма жизни морских черепах и на сцене которого акулам, китам, тунцам и меч-рыбам тоже отведены свои роли. Это значит различать в древнем шепоте веков долгую историю выживания этого удивительного существа. Моей главной целью, как и всегда, было исследовать, как меняются океаны и как это влияет на природу и человека. Путешествуя вместе с кожистой черепахой, я пытался разобраться, в чем причина принципиального различия в жизни двух океанов [1]. В Тихом океане количество кожистых черепах – главных героев этой книги – за последние два десятилетия сократилось на 95 %. Но что удивительно, в Атлантическом океане их популяция неуклонно восстанавливается, в некоторых случаях – в геометрической прогрессии. И сейчас многие люди бьются над тем, чтобы достичь такого же результата в Тихом океане. Сегодня океанские просторы бороздят представители семи видов морских черепах [2]. Вот они, от самой большой до самой маленькой: кожистая черепаха, зеленая (суповая) черепаха, 2  Теплокровной кожистую черепаху можно называть лишь условно, правильнее использовать термин «мезотермия», что подразумевает способность повышать температуру тела за счет мышечной активности, крупных размеров и уменьшения теплопотерь и неспособность поддерживать конкретную температуру. – Прим. науч. ред. 3  Биологически черепахи не являются самыми близкими родственниками динозавров, к которым гораздо ближе крокодилы и птицы. Птиц в настоящее время вообще относят к динозаврам. – Прим. науч. ред.

9

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

логгерхед, или головастая черепаха, австралийская зеленая черепаха, бисса, оливковая черепаха и атлантическая ридлея. (Никто уже не скажет, почему ридлею назвали этим загадочным именем4.) Эти виды встречаются в теплых и умеренных широтах по всей Земле, за исключением атлантической ридлеи, которая водится только в Северной Атлантике, и австралийской зеленой черепахи, которая обитает лишь у берегов Австралии. Морские черепахи – крупные животные. Даже самые маленькие ридлеи тянут килограммов на сорок, а взрослые особи зеленой черепахи и логгерхеда могут весить около двухсот килограммов. Но главный тяжеловес, чемпион сумо среди этих рептилий, – кожистая черепаха. В среднем она в два раза тяжелее самых крупных зеленых черепах и логгерхедов, а некоторые особи – даже в пять раз [3]. Впервые гигантская кожистая черепаха была научно описана в 1554 году в работе французского врача Гийома Ронделе «Книга о морских рыбах с подлинными их портретами и описаниями» (Guillaume Rondelet, Libri de piscibus marinis in quibus verae piscium effigies expressae sunt)[4]. Латинское название кожистой черепахи – Dermochelys coriacea – означает «черепаха с кожистым панцирем5». Кожа у нее темная, иссиня-черная в белесую крапинку, наподобие рисунка австралийских аборигенов. На толстом, как упругий щит, панцире расположено семь продольных гребней, своей формой весьма напоминающих обтекаемые гидродинамические зубчики акульей чешуи. И хотя панцирь – главная отличительная черта черепах и все морские черепахи, кроме кожистой, живут в твердом панцире, кожистые черепахи в каком-то смысле его не имеют. Их ребра не соединяются и не срастаются, но остаются в виде открытой решетки. Вместо твердого костного карапакса6, покрытого роговыми щитками, ее спина представляет собой мозаичный пазл из тысячи малюсеньких косточек (величиной в пару миллиметров), со слоем жира и соединительной ткани поверх него. На брюхе находится только хрупкий удлиненный костный овал с плотной и толстой (в несколько сантиметров) соединительной тканью внутри 7. У этой черепахи нет ни куполообразной спины, ни плоского живота. Она намного более округлая и по форме скорее напоминает бочонок. В некоторых языках она получила свое название именно из-за такой необычной формы – к примеру, на Карибских островах ее иногда называют «бочкой» или бочковидной черепахой. Кожистая черепаха – рекордсмен по многим параметрам. Она быстрее всех растет. Она самая тяжелая из всех рептилий и самая быстрая среди водоплавающих черепах. Она наиболее широко распространена по миру и может перемещаться на невероятные расстояния. И только ее из  всех пресмыкающихся можно назвать «теплокровной». Можно даже сказать, что она находится на полпути от рептилий к млекопитающим. Территория распространения кожистой черепахи настолько обширна, что соревноваться с ней в этом могут разве что некоторые виды китов. Но если говорить о расстояниях, на которые путешествуют отдельные особи, то тут, вероятно, ни один кит не способен с ними сравняться8. Да и какому киту такое под силу? Ведь кожистые черепахи пересекают целые океаны, а затем еще ползут к своему гнезду по суше. К тому же ныряют они намного глубже, чем некоторые киты9. И ни одно наземное животное, включая человека, не может назвать своим 4

 Известный защитник морских черепах Арчи Карр утверждал, что слово «ридлея» (ridley), вполне возможно, было распространенным во Флориде диалектным искажением слова riddle («загадка»). – Прим. ред. 5  Родовой эпитет Dermochelys происходит от греческого слова derma (δέρμα) – «кожа» и латинского chelys – «черепаха», а видовой эпитет – от латинского coriaceus («кожный»). – Прим. науч. ред. 6  Карапаксом называют спинной щит панциря черепах. – Прим. науч. ред. 7  Имеется в виду брюшной щит панциря – пластрон, который у кожистой черепахи сильно редуцирован, так что составляющие его палочковидные костные элементы образуют структуру в форме удлиненного овала. – Прим. науч. ред. 8  Самые длинные миграции среди всех млекопитающих совершают серые киты, которые в год проплывают до 12 000 км, тогда как кожистые черепахи в пересчете на год – 11 282,8 км. – Прим. науч. ред. 9  Кожистые черепахи могут погружаться на глубину 1200 м. – Прим. науч. ред.

10

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

домом и естественной средой обитания столь огромную часть планеты. Ведь черепахи заселили и тропики, и моря умеренных широт, и даже области, граничащие с Арктикой и Антарктикой. Казалось бы, при таком масштабном распространении и при всем многообразии мест, где они могут откладывать яйца, кожистые черепахи должны быть надежно застрахованы от вымирания. Но на самом деле у них тоже есть свои слабые места. Вместе с кожистыми и другими морскими черепахами я прошел вдоль побережья Атлантического океана от Южной Америки до канадских провинций Меритайм 10. А затем и через побережье Тихого океана: от  Центральной Америки на  север, к  Центральной Калифорнии, и на запад, к Новой Гвинее. Такой широкий ареал распространения кожистых черепах говорит о том, что еще тогда, когда главной опасностью для них были голодные динозавры11, мир уже становился тесным. Но теперь, продолжая жить, как и раньше, черепахи обращаются к нам с немой просьбой и надеждой, что мы поймем, пока не стало слишком поздно, как тесно все взаимосвязано на нашей покрытой водой планете. И как это ни парадоксально, сегодня им, древним мореплавателям, хозяевам океанов, видевшим закат динозавров и восход человечества, нужны мы – представители единственного на Земле вида, который стал угрозой для собственного выживания. Только мы можем помочь им проложить путь в будущее. По словам знаменитого поэта Билли Коллинза, поэзия должна взрывать тишину, возникать из тишины и оставлять ее за собой. Так же и морская черепаха возмущает морскую гладь, когда внезапно выныривает на поверхность и делает вдох. Мгновение – и океан вновь неподвижен. В этом поэзия черепахи: безмолвное красноречие посреди тишины, спустя миг не оставляющее за собой ни следа.

10   Провинции Меритайм включают три восточные провинции Канады  – Нью-Брансуик, Новую Шотландию и  Остров Принца Эдуарда. – Прим. ред. 11  Нептичьи динозавры вымерли 65 миллионов лет назад, в конце позднего мела. Остатки современных кожистых черепах известны из голоценовых археологических стоянок возрастом 6500–4000 лет. Другие ископаемые представители семейства кожистых черепах (Dermochelyidae) известны из позднего мела. – Прим. науч. ред.

11

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Часть I Атлантика  

12

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

13

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Места гнездования кожистых черепах

14

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Ангелы Эдема  

Тринидад «Добро пожаловать в  Матуру, на  родину кожистых черепах»,  – сообщает надпись на знаке, едва различимом в ночной темноте. Выехав из сонной деревушки на северо-восточном побережье Тринидада, мы движемся по грунтовой дороге, по обеим сторонам которой – густые джунгли, чей мрак нарушают лишь искры светлячков. Машина подскакивает на ухабах, и  Скотт Эккерт, человек с  коротко стриженной седоватой бородой, покрепче сжимает руль, вглядываясь в дорогие его сердцу места. Свет полумесяца очерчивает силуэт тропического леса на фоне неба, а выше мимо лунного серпа скользит полупрозрачная пелена облаков. Когда же внезапно лес уступает место пальмам, трепещущим на теплом ветру, шум джунглей сменяется рокотом прибоя. За поворотом, оказавшись наконец в финальной точке нашего пути, я с удивлением обнаруживаю, что в этом богом забытом месте под навесом от дождя припаркованы школьные автобусы. Не меньше полутора сотен человек, среди них дети и подростки, приехали в эту глушь с одной лишь целью: увидеть гнездящихся морских черепах. К  Скотту тут  же подходит поздороваться Абирадж Рамбаран, стройный темноглазый молодой человек двадцати пяти лет. Он один из  сотрудников организации «Искатели природы» (Nature seekers), которая устраивает эти выезды. Самой младшей искательнице из сегодняшней группы, Шатель, всего восемь. Из-под ее красной бейсболки торчат косички. С ней ее бабушка Савита. Мой фонарик выхватывает из прибрежной тьмы лишь густую мглу, пропитанную запахом моря. Дует порывистый ветер. Когда Христофор Колумб прибыл на этот берег, он решил, что это и есть путь в Эдем. Свое третье плавание он посвятил Святой Троице, и когда увидел на горизонте остров Тринидад, с возвышающимися над ним тремя скалистыми вершинами, то счел это знаком свыше. Позже он писал: «Бог сделал меня посланцем новых небес и новой земли… и туда Господь указал мне путь». В заливе Пария Колумб обнаружил пресную воду. Должно быть, его переполняло ощущение чуда: острову явно покровительствовал сам Господь. Море превратилось в пресный водоем! По всей видимости, Колумб считал, что Земля имеет форму женской груди. На месте соска – Эдемский сад, из которого проистекает большая река. Ни он сам, ни кто-то другой из его команды никогда не видел таких полноводных рек, как Ориноко. А обнаружив, что воды этой реки делают пресным сам океан, мореплаватель уже не сомневался, что где-то рядом раскинулись сады Эдема. Он назвал этот большой массив суши Tierra de Gracia – Земля Благодати. Мы называем его Южной Америкой. Колумб же считал его раем на земле. Над непроглядной темнотой океана с белеющими гребнями волн вспыхивают далекие молнии. Четыре человека патрулируют этот многокилометровый пляж, высматривая гнездовья кожистых черепах. Прошлой ночью не было ни одной. При сильном ветре и прибое черепахи не осмеливаются подплывать к берегу. Кожистые черепахи довольно тяжелые, так что, когда бушуют мощные волны, они берегут себя и не приближаются к суше, боясь расшибиться. Сегодня прибой все еще довольно сильный: он с ревом накатывает на берег и разбивается пенными бурунами. Обычно черепахи появляются еще до двух часов пополуночи. Уже полночь, но пока не видно ни одной. – Сейчас появятся, – убежденно бормочет Скотт. Начинается дождь. Я поднимаю капюшон дождевика и поворачиваюсь спиной к ветру. Ливни – еще одна причина, по которой черепахи могут не выйти на берег; им не нравится грязная пресноватая вода в устьях рек. 15

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Как правило, черепахи начинают выходить с началом сухого сезона. И пляж в это время обычно сильно расширяется. Но в этом году дождь льет не переставая, и все размыло. Никогда раньше не видел такой странной погоды, – говорит Абирадж. Полоса пляжа зажата между бушующим морем, кокосовыми пальмами и густыми джунглями. Там, где прибой прижимает нас к самым деревьям, мы ждем, пока волна сойдет, и перебегаем до того, как на берег обрушивается следующая. Один удар такой волны может сбить человека с ног. Темень, тяжелые волны прибоя. Мы осторожно идем вперед. Из ночного мрака навстречу нам выходит волонтер-дозорный. У него хорошие новости: на дальнем конце пляжа появилась самка. Где она, догадаться несложно: ее следы, похожие на тракторную борозду, ведут от линии прибоя на сухой песок, а затем к деревьям. Ее облик производит настолько ошеломительное впечатление, что на мгновение у меня перехватывает дыхание. Слово «черепаха» совершенно не передает того, что я чувствую, находясь перед этим гигантским черным монстром – живым напоминанием о незапамятных временах. Ее размеры кажутся мне невероятными, просто фантастическими, но в то же время она настолько грандиозна, что не возникает никаких сомнений в факте ее существования. Ее панцирь присыпан песком, словно сахарной пудрой, поэтому она немного напоминает огромный, трехсоткилограммовый десерт: высотой мне примерно по бедра, а длиной – с человеческий рост. Вот она лежит, словно только что приземлившаяся летающая тарелка из другой галактики, – невиданное чудо, падший ангел с растопыренными гигантскими ластами-крыльями. В нее просто невозможно поверить. Поддавшись зову материнского долга и отважившись на этот опасный путь, она очутилась в полном одиночестве здесь, на берегу, как мореплаватель, потерпевший кораблекрушение. Усилия, которые, судя по глубокой борозде, понадобились ей, чтобы доползти сюда, преодолевая собственный вес и силу земного притяжения, тот факт, что она остановилась, выбившись из сил, да и само ее появление здесь на склоне – все это кажется бунтом против законов разума и природы. Вскоре она выходит из оцепенения и принимается за то невероятное дело, ради которого родилась. Вытягивает передние ласты, словно крылья, вперед и вверх, сгибает их наподобие винта и запускает в песок. Теперь ее ласты взрезают землю, словно плуг. Она делает резкие выпады назад, поднимая над собой песчаные фонтаны. Так она создает углубление, расчищает место и усаживается, погружаясь все глубже во влажный песок. Отправляясь на берег, каждая самка сталкивается с уникальным набором препятствий. Может, берег окажется слишком крутым, волна – слишком сильной, а может быть, пляж будет слишком узким. Бывает, что море выносит на берег бревна, а то и непроходимые кучи мусора. А бывает и так, что на пляже уже поджидает человек с мачете. Я рад, что светит луна. Удивительно, но  черепаха действительно полностью обтянута кожей: щитков нет ни на ластах, ни на голове, ни даже на панцире. В ней нет твердости, характерной для других черепах. Передние ласты, широкими крыльями лежащие по бокам, составляют три четверти ее собственной длины, а их размах достигает около двух с половиной метров. Задние ласты совсем другие: эти перепончатые ладони нужны ей в качестве киля и весел. Мягкая кожа соединяет их с коротким хвостом в единый механизм. Если не считать продольных гребней, спина черепахи гладкая, как тугой кожаный переплет. Гребни на панцире сужаются кверху и заканчиваются острыми зубчиками, словно листья алоэ. Шея у нее массивная, голова – размером с футбольный мяч. Я ложусь на живот, складываю руки под подбородком на песке, тихо и неподвижно лежу в темноте, будто коряга, вынесенная морем. Я сзади нее, в паре метров – и, похоже, совершенно ей не мешаю. 16

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Она погружается все глубже, разбрасывает песок мощными гребками передних ласт, осыпая меня с ног до головы, а затем задними ластами расчищает себе место. Она наклоняется, плечи ее изгибаются, и вскоре обтянутый кожей панцирь замирает совсем недалеко от меня. Остановившись, черепаха смахивает тяжелые, студенистые слезы. Она делает вдох, а  затем продолжает зарываться глубже, разбрасывая вокруг песчаные комья. В воде она стремительна и невесома. Здесь же, на берегу, она внезапно стала весить полтонны. По ее усилиям чувствуется, как непривычна ей тяжесть собственного тела. Каждые пару минут она дает себе передохнуть: делает глубокий затяжной вдох, приоткрывает рот, чтобы втянуть очередную объемную порцию воздуха. Из верхней челюсти у нее торчат два больших и твердых «клыка» 12. Заостренный зуб, растущий из нижней, попадает как раз между ними. Когда черепаха дышит, ее панцирь вздымается; задними лапами она приподнимает себя, будто орудуя кузнечными мехами. Резкий вдох – и глухой рокочущий выдох. Наконец, когда ей удается как следует устроиться во влажном песке, она перестает работать передними ластами и делает передышку. Теперь она начинает копать задними, которые удивительным образом превращаются в  подобие широких лопаток. Она выгребает песок из-под себя, пока прямо под  хвостом не  появляется ямка сантиметров тридцать в  глубину. Затем снова меняет подход. Теперь она углубляет вырытую ямку: аккуратно зачерпывает пригоршни песка и складывает рядом с собой. Причем делает она это задними ластами, складывая их так, будто это руки в кожаных рукавицах, точно и  слаженно, подобно движениям слепого часовщика. Передние ласты она напрягает, чтобы удерживаться на одном месте. А задними, которые, как хобот у слона, обладают у черепах удивительной чувствительностью, продолжает мастерски орудовать. Я подползаю ближе. Она чередует ласты: сперва зачерпывает правым, затем левым, слегка поворачиваясь всем телом, чтобы попасть прямо в  ямку. Вот уже появилось углубление идеальной цилиндрической формы, на удивление округлое и глубокое. Поразительно, как деликатно касается она стенок ямы, ни разу не задев и не обрушив ее края. Кажется, человек от природы не обладает такой искусностью ни в одном деле. К нам подходят двое «искателей». Мы шепотом обмениваемся приветствиями. По рации они передают своей группе, что тут можно увидеть черепаху. «Она вырыла гнездо, сейчас будет нести яйца. Просто вау!» И они отправляются дальше в дозор по берегу. Наконец задний ласт уже может целиком спрятаться в  вырытой яме. И  снова черепаха меняет маневр: теперь она опускает ласт в  яму, достает оттуда полную пригоршню песка и быстрым движением выбрасывает наружу, вперед или назад. Замысловатое движение и довольно неожиданный прием. Она чередует ласты и глубоко хватает ртом воздух, так что затрудненное дыхание слышно даже сквозь рокот прибоя. Еще целых полчаса она без устали копает цилиндрическую яму: опускает, достает, отбрасывает, меняет ласт, затем снова опускает, достает… Вот уже она замедляется, дает себе больше времени на отдых и дышит еще глубже. Я слышу голоса и, обернувшись, замечаю людей, которые нашли нас в темноте по следу черепахи, тянущемуся от самой воды. Теперь она нежно поглаживает одним ластом стенки вырытой камеры, кончиком расширяет дно так, чтобы яма приобрела форму сосуда, сужающегося кверху. Согнув свои ладониласты, спрятанные в кожаные рукавицы, она аккуратно и тщательно выглаживает дно то одним, то другим ластом, расширяет свою камеру для яиц. И вот, в очередной раз запустив ласт внутрь углубления, черепаха нащупывает пустоту: она больше не достает до дна и не может зачерпнуть песок. Яма настолько глубока, что моя рука вошла бы туда по плечо. 12

 У кожистых черепах, как и у всех современных черепах, зубов нет. Здесь описываются зубоподобные выросты челюстей, покрытые роговым клювом. – Прим. науч. ред.

17

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

К нам присоединяется группа из двадцати человек разного возраста. Все они, во главе с восьмилетней Шантель и ее бабушкой Савитой, – тринидадцы. Все изумленно перешептываются. Шантель молча сидит на песке рядом со мной. Тем временем бабушка Савита тихонько направляет остальную толпу на место позади нас, чтобы не отвлекать гигантскую черепаху. Многие садятся. Скотт и Абирадж остаются стоять немного поодаль. Все рассаживаются, и в темноте слышен голос мальчика лет, наверное, семи. – Что это? – спрашивает он. – Это черепаха, – отвечает бабушка Савита. Пытаясь сопоставить в своем сознании знакомое слово и стоящего прямо перед ним великана, ребенок недоуменно переспрашивает: – Черепаха? Савита осторожно освещает тусклым фонариком хвост рептилии. И все тут же наклоняются вперед, чтобы посмотреть на камеру для яиц. Эти люди приехали сюда из далеких деревень от школ и церквей, некоторые даже во второй или третий раз. Они – наглядное опровержение стереотипа о том, что местным жителям развивающихся стран неинтересна природа. Проходит, наверное, минуты две, и вот появляются долгожданные яйца. В камеру падает сразу два яйца. Я тихонько отодвигаюсь, чтоб и  другие могли краешком глаза взглянуть, как гнездо заполняется яйцами. Черепаха тужится, в камеру падают сразу три яйца, и толпа ахает. Интересно, не мешаем ли мы ей. Но люди на берегу – залог того, что никто не придет ее убить. Так устроен мир: докучливая восхищенная толпа – вот цена, которую черепаха платит за свою жизнь. До того как в 1990 году возникла организация «Искатели природы», браконьеры убивали чуть ли не половину всех черепах, которые выходили гнездиться на берег Тринидада (ради мяса или сорока литров масла, которые можно добыть из одной рептилии). За  последние десять лет благодаря «Искателям природы» гнездование черепах своими глазами увидели семьдесят пять тысяч человек, и количество туристов неизменно растет. Теперь едва ли не каждый житель Тринидада знает об этих гигантских морских черепахах, которые находятся под угрозой исчезновения. Это значительно сократило браконьерство. «Искатели природы» принадлежат к главной организации по восстановлению популяции черепах в Карибском бассейне – «Сети по сохранению морских черепах большого Карибского моря» (Wider Caribbean Sea Turtle Conservation Network, WIDECAST). Каждый раз, когда черепаха изгибает хвост, она выталкивает из себя по два, по три, а то и по четыре яйца. Они кажутся не то бумажными, не то резиновыми. Скорлупа черепашьих яиц не хрупкая, как у птиц; она представляет собой нечто среднее между кожей и пергаментом. Если песок прохладный, то яйца пролежат в нем около двух месяцев, если горячий – около шести недель. За это время цепочка ДНК в оплодотворенной яйцеклетке превратит желток в морскую черепаху. – Если вы хотите потрогать черепаху или сфотографировать ее, то сейчас самое время, – тихо говорит бабушка Савита. Возможно, вы думали, что откладывание яиц  – самый ответственный и  деликатный момент в процессе гнездования. Но на самом деле кожистая черепаха сейчас будто находится в состоянии транса. За двадцать лет, с 1980-х до начала 2000-х, мировая популяция кожистых черепах сократилась примерно на 70 %[5]. В одном научном исследовании отмечается, что такой огромный спад произошел всего за четырнадцать лет; по приблизительным оценкам, количество взрослых самок резко сократилось со 115 000 в 1982 году до 35 000 в 1996-м[6]. В основном кожистые черепахи гибли, запутываясь в  рыболовных снастях. Кроме того, люди откапывали их яйца ради еды и для того, чтобы продавать под видом афродизиака. 18

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Поскольку сокращение популяции было таким стремительным, Международный союз охраны природы присвоил виду кожистых черепах статус «находящийся на  грани вымирания»[7]. Однако судьба этого вида по-разному складывается в двух океанах. Данные по главным гнездовьям морских черепах в Карибском заливе, Малайзии и Мексике, которые ученые тщательно собирали в течение нескольких десятилетий, а также с побережья Коста-Рики, которые поступали с начала 1990-х годов, говорят о следующем: количество взрослых самок в Тихом океане сократилось почти на 95 %[8] – с 90 000 особей в 1980-х годах до менее 5000 особей к началу нового тысячелетия. В Атлантическом океане, напротив, количество кожистых черепах остается довольно стабильным, а некоторые популяции даже начинают восстанавливаться. – В 1990-х количество черепах явно возросло по сравнению с тем, сколько их видели в  1970-х,  – говорит Скотт. Ежегодно на  пляжи Тринидада приплывает около шести тысяч самок, чтобы отложить яйца. Вывод Скотта таков: «В Тринидаде популяция черепах растет, в Гайане и Суринаме – без изменений. В северной части Карибского залива и во Флориде рост стремительный».

  ***  

Кожа на ее задних ластах очень мягкая; под ней сразу чувствуются длинные косточки фаланг. Голова – гладкая на ощупь. Шея и плечи – плотные, мягкие и теплые (теплее, чем песок). Если провести по ней ладонью, спина кажется твердой как камень; но достаточно слегка надавить пальцем, чтобы почувствовать над костями мягкую и податливую кожу. Скотт рассказал мне, что эти косточки не больше трех сантиметров в диаметре и сцеплены друг с другом, как маленькие детали конструктора. – Если на кожу надавить ладонью, то очертания этих косточек проступят на поверхности, словно пазл, который накрыли тканью, – говорит он. Про «панцирь» кожистых черепах часто говорят, что он на ощупь резиновый, но мне он больше напоминает гладкую и плотную поверхность каремата. Царапнешь его ногтем – и пойдет кровь. Когда около восьмидесяти яиц, каждое размером с бильярдный шар, заполняют песочное углубление, черепаха приступает к откладыванию еще пары десятков более мелких яиц. В этих странных небольших яйцах нет желтка и нет эмбриона. Их откладывают только кожистые черепахи, и функция их до сих пор неясна. Возможно, они создают воздушное пространство наверху гнезда, поддерживают нужный уровень влажности или защищают от насекомых и грибка. А возможно, что детенышам, которые рождаются с длиннющими ластами, так будет удобнее выбираться наружу. Точно этого не знают даже эксперты. Каждая кожистая черепаха гнездится в среднем около семи раз за сезон с интервалом в десять дней. И хотя в одном гнезде насчитывается всего каких-нибудь 65 или 85 яиц (в Тихом и  Атлантическом океанах соответственно), из-за частого гнездования им удается отложить в среднем 450–600 яиц за сезон. В этом смысле кожистая черепаха – рекордсмен. (Другие морские черепахи откладывают яйца всего два, максимум четыре раза, оставляя в каждой кладке около ста яиц.) Вполне возможно, кожистые черепахи способны давать больше потомства в год, чем прочие пресмыкающиеся или млекопитающие. Птицы не могут с ними даже конкурировать. Кожистые черепахи, эти самые бесстрашные из рептилий, предпочитают неприступные берега. Им нравятся открытые пляжи с зернистым песком и крутыми склонами, которые омывают волны прибоя. Такие пляжи, как правило, неустойчивы, поэтому даже при благоприятных условиях гнезда черепах часто смывает водой. Видимо, именно по этой причине черепахи стараются сложить свои яйца «в разные корзины», не полагаясь на сохранность берега. 19

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Сегодня она откладывает яйца здесь, а в следующий раз за два километра отсюда или за двадцать километров в той стороне, – объясняет Скотт. Почему черепахи выбираются на такой крутой предательский берег? Может быть, они боятся застрять на мелководье во время отлива из-за своих немаленьких габаритов? Ведь здешние черепахи любят появляться на берегу вместе с приливом, когда вода ближе всего подходит к местам гнездования. Кладка окончена, и теперь черепаха начинает закапывать яйца в песок задними ластами и присыпать их сверху. Она растопыривает ласт как лопаточку размером с теннисную ракетку и утрамбовывает песок. Она делает это с таким проворством, словно это не ласт, а рука в кожаной перчатке. Понимает ли она, что делает? Что она испытывает, когда совершает все эти действия? Откладывает яйца, которые больше никогда не увидит, оставляет потомство, о котором почти наверняка ничего не узнает. Все эти действия она должна совершить в определенной последовательности, каждое из них должно длиться строго отведенное время и привести к совершенно определенному результату. Понимает  ли она, зачем вообще все это нужно? Но  как ей это понять? Ведь все это она делает, подчиняясь внутреннему позыву, вероятно сходному с нашими собственными желаниями и потребностями: нам ведь тоже знакомо чувство, когда нами движет не разум, а нечто другое. Я пытаюсь найти аналогии, но, кажется, в человеческой жизни нет ничего в точности похожего на то, что происходит сейчас в голове у черепахи. А если что-то и есть, то черепаха, возможно, понимает больше, чем я предполагал. Такое тоже возможно. Теперь, закончив утрамбовывать гнездо, она внезапно делает передними ластами три мощных энергичных толчка и отбрасывает песок назад. Я за три метра чувствую ее тяжелые удары по земле. Взмахнув передними ластами, она с силой обрушивает их на берег, перемещает огромные массивы песка, заметает следы своего благородного подвига. Затем она отдыхает. В горле ее тяжело пульсирует дыхание. Внезапно что-то привлекает взгляд Скотта, и он подходит поближе: – Видите вот это? – Через все ее плечо к подмышечной впадине с мягкими складками кожи проходит розовая полоса. – Должно быть, здесь у нее в плече застрял крючок, и леска намоталась на ласт. Это могла быть ярусная сеть или сеть на омаров. Как бы то ни было, тут у нее типичный шрам от рыболовной лески. Один из наших провожатых добавляет, что однажды видел черепаху, которая проглотила часть рыболовной снасти с несколькими крючками. «Она вся была опутана леской, леска зашла ей в горло, а крючки торчали из-под хвоста». – Да уж, эти старушки многое повидали, – добавляет Скотт. Когда он подсчитал, что ежегодно от пятисот до шестисот черепах в Тринидаде запутываются в одних только жаберных сетях, он пошел разговаривать с рыбаками. Некоторых черепах удается освободить, другие тонут. Кого-то убивают ради мяса и масла. Однажды Скотт решил проследить за девятью кожистыми черепахами. Четыре запутались в сетях, даже не успев выйти из вод Тринидада, три из них погибли. Скотт дезинфицирует кожу черепахи в том месте, где собирается прикрепить металлическую бирку. Показывает нам, где именно: – Ни в коем случае не на мягкую кожу в основании ласта. Чуть подальше: вот здесь. Тут бирка не поцарапает ей кожу. П-образная скобка плотно обхватывает кончик ласта. Крепится она острым треугольным шурупом, который проходит сквозь ласт и защелкивается в специальном отверстии с другой стороны скобы. –  Когда прикрепляете бирку, обязательно убедитесь, что она смотрит острием вверх, иначе черепаха может поцарапать себе шкуру, когда вытянет ласты по швам. 20

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Скотт крепит бирку. Металлический шуруп прокалывает ласт, и я вздрагиваю. Но черепаха не реагирует. Должно быть, я переживаю за нее больше, чем она сама: черепахи с бирками часто возвращаются на тот же берег. Конечно, это большой прогресс по сравнению с убийством черепах ради их мяса. Пока я наблюдаю за ней и за людьми на берегу, я все время думаю о том, как по-разному может человек обращаться с  животными. Мы способны на  самую искреннюю доброту и  на такую  же сильную жестокость. И  то и  другое в  одинаковой степени естественно и  выучено на опыте. Она начинает ползти вперед, затем останавливается, поворачивается всем телом то в  одну, то в  другую сторону, разбрасывает по  кругу горы песка, делает взмахи ластами, как  ребенок, рисующий снежного ангела. Затем черепаха разворачивается, ползет немного вперед и снова начинает швыряться. В воздух при этом летит не только песок, но и кокосовые орехи. Мало-помалу она так запутывает следы, что уже невозможно понять, где на этом небольшом перепаханном участке пляжа находится гнездо. Ее глотка от напряжения наливается розовым цветом. И вот, спустя полтора часа с тех пор, как она взобралась на берег, ее движения в очередной раз меняются. Она перестает рыть песок, и становится понятно, что теперь она направляется к морю. С каждым рывком своих весел она продвигается вперед и устремляется прямиком к воде. С каждым толчком расстояние между ней и линией прибоя сокращается, пока наконец черепаху не начинают омывать волны. Когда она лежала в углублении, я еще не вполне осознавал ее невероятные размеры. Все знают, что у черепах плоский живот. А здесь, на ровном песке, внезапно становится видно, что она вовсе не плоская: достаточно встать с ней рядом, чтобы понять, что ее спина, словно бочка, возвышается над землей чуть ли не на метр. Бурлящая пена смывает с  нее песок, обнажая блестящую, словно отполированный камень, поверхность спины. Внезапно черепаха превращается в грациозное темное животное, вновь обретая дерзкую свободу невесомости. Сначала волна толкает ее назад, но уже следующая нетерпеливо затягивает в воду. И черепаха исчезает. Она пускается в обратный путь. Перед ней простираются три тысячи километров синевы, а  в моей голове вертится только одна мысль: «У  нее получилось. Несмотря на  отсутствие разума, у нее получается совершать это уже сто миллионов лет 13!» А я тем временем продолжаю стоять и прокручивать в голове свои хваленые мысли. Нам сообщают, что на берегу на большом расстоянии друг от друга находятся еще три черепахи. Подойдя к первой, я сразу понимаю, что она мертва. Череп ее проломлен в нескольких местах, как будто кто-то наносил ей по голове резкие удары. Шокирующее зрелище и невыносимая вонь. – Браконьеры, – говорит Скотт. – В дикой природе кожистым черепахам на берегу ничего не угрожает. По крайней мере сейчас, – подумав, добавляет он. – Когда-то давно их предкам, должно быть, приходилось иметь дело с тираннозаврами, скрывающимися в песчаных дюнах. –  Одна черепаха  – это еще ничего,  – причитает Савита с  характерным тринидадским акцентом,  – вот когда я была маленькой, тут творилось настоящее смертоубийство. Сейчас убитая черепаха  – редкость. Люди стали приезжать сюда, чтобы просто посмотреть на  них, на символ Тринидада. Смутное чувство приковывает мой взгляд к черепахе, появившейся вдалеке. Она остановилась в полосе прибоя. Волна ударяет в нее и разбивается вдребезги, словно врезавшись в  скалу. Эта черепаха вынырнула там, где берег очень крутой и  очень узкий. Если  бы она 13

  Примерно таков возраст древнейших известных морских черепах, тогда как  кожистая черепаха появилась гораздо позже. – Прим. науч. ред.

21

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

выбрала место правее или левее, то без труда миновала бы самые высокие волны. Но здесь берег зажат между морем и джунглями, так что за линией прибоя практически нет песка. Более мудрая черепаха поковыляла бы обратно в воду и вышла бы на берег в другом месте. Но эта продолжает взбираться на узкий крутой обрыв, туда, где уже начинается лес. Она поворачивается лицом к океану. Передними лапами черепаха стоит на плотном мокром песке. Своим девяностограммовым, чрезвычайно успешным мозгом она не может не понимать, что это явно не то место, где следует гнездиться. И все же она начинает делать углубление. Буквально в десяти сантиметрах от ее большой головы пенится кромка набегающей волны. Савита упирает руки в бедра и качает головой: – Это очень грустно. Раньше тут было еще добрых сто метров до воды. Никогда не видела такого берега. Даже не знаю, что теперь будут делать бедные черепахи. Неужели вот так все и будет продолжаться? Берег уже потерял облик, к которому привыкли черепахи. Отчасти это можно объяснить повышением уровня моря, отчасти – погодой и лунным циклом. Каждую ночь растущая луна притягивает волны все ближе к берегу. Они плещутся уже на такой высоте, что размывают корни пальм, полощут лесную растительность, разрушают гнезда и разбрасывают по воде яйца черепах. Кое-где берег уже наклонен под углом тридцать градусов. В некоторых местах образовались уступы высотой по колено. Иными словами, это гнездо обречено на гибель. Считается, что тут мы ничего не можем поделать. Однако из ста миллионов лет существования кожистых черепах мы изучаем их только последние лет тридцать. Все это время уровень моря повышается, а любой разговор сводится к тому, что никто никогда не видел берег таким размытым. Волна окатывает черепаху брызгами с ног до головы, а следующая захлестывает камеру для яиц. И хотя гребни стремительно набегающих волн бьют ее в морду, она все равно начинает откладывать яйца. Невыносимо смотреть, как она бессмысленно расточает свое отчаянное стремление плодоносить в таком неподходящем месте, особенно если учесть, какое невероятное пространство ей пришлось преодолеть, сколько опасностей встретила она на своем долгом пути. Вынырни она на сорок метров левее, и все было бы в порядке. Вынырни она здесь в прошлом году, все тоже могло бы пройти благополучно. Черепаха нравится Савите: – У нее такая красивая расцветка. Такие пятнышки. – Она еще маленькая, просто девочка… – замечает Скотт. Однако эта малышка весит не меньше двухсот килограммов. Возможно, она выбралась на берег в первый раз и не смогла сориентироваться от недостатка опыта. Мы совещаемся: Савита, Скотт и я. Конечно, мы не можем поднять это огромное создание и передвинуть в другое место. Но перенести яйца – это мы можем. Тем временем наша бестолковая черепаха уже закончила откладывать яйца и начала их закапывать. Однако из-за того, что вода нанесла в ямку много песка, яйца оказались очень близко к  поверхности, и, когда черепаха начинает утрамбовывать песок своим ластом, она тотчас разбивает яйца и пачкается в желтке. Полный бардак. Остальные яйца из гнезда вымывает водой. Мы со Скоттом стоим с задранными футболками, пока бабушка Савита и Шантель складывают туда яйца. Мы закопаем их в безопасном месте. Тем временем другая черепаха, которая тоже начала рыть яму в пределах досягаемости волн, все-таки одумалась и вернулась в воду, держа свои яйца при себе. НА РАССВЕТЕ ОБЕЗЬЯНЫ-РЕВУНЫ начинают оглушительный концерт. После ночи, полной красоты и недоразумений, мы в розовом свете зари покидаем берег. Я чувствую себя крайне изнуренным. Ночь ли закончилась, или начался день? Зависит от того, черепаха вы или нет, а я настолько устал, что уже не помню. Пока мы бездумно трясемся в машине по дороге 22

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

к городу, летучие мыши, прорезáвшие рассветные тени над водоемом, уступают место дневному патрулю коршунов, парящих в вышине.

Пляжи, где гнездятся кожистые черепахи Матура (Тринидад)  – население две тысячи человек  – оказывается типичным тропическим городком, в  котором лачуги с  жестяными крышами перемежаются понурыми деревянными домишками и  однообразными, вечно недостроенными модными апартаментами из бетонных блоков. Кажется, что большая – даже слишком большая – часть населения – это дети, которые снуют по улицам, словно стайки цыплят. Абирадж любезно приглашает нас в свой дом, который неспешно достраивает. Хоть он и живет один, пустынным его жилище назвать никак нельзя. В ванной поселилась древесная лягушка; из-под высокой жестяной крыши свисает пара летучих мышей, а на шторах удобно устроился красноногий паук-птицеед размером с человеческую ладонь. Насчет паука Абирадж говорит только: «Он уже два месяца бродит по дому – то на столе, то на кухне…» Никто из нас не решается выкинуть это волосатое создание на улицу: зачем портить веселье? Но даже рядом с  пауком-птицеедом здесь, внутри, гораздо безопаснее, чем снаружи. К  примеру, на  дороге неподалеку машина раздавила ямкоголовую гадюку 14, одну из самых ядовитых змей. Бóльшую часть дня мы спим под мерное постукивание дождя о жестяную крышу, заботливо не дающую промокнуть ни нам, ни дикой фауне, живущей в стенах этого дома.

  ***  

ВЗГЛЯНИТЕ НА  ЧЕРЕПАХУ. Ее фирменным знаком, конечно, является панцирь  – пожалуй, самая необычная броня в истории развития жизненных форм. Спину черепахи, карапакс, обычно формируют расширенные ребра, которые срастаются с позвоночником и соеди14

 Имеется в виду представитель рода Bothrops – американские копьеголовые змеи. – Прим. науч. ред.

23

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

няются между собой. Крупные пластины, называемые щитками, которые покрывают карапакс, состоят из кератина, так что это что-то вроде очень толстых ногтей. Брюшной щит, пластрон, формируется не из ребер, а из особых костных образований, которые бывают только у черепах. Черепахи  – древние, но  не примитивные существа. Им предшествовал длинный ряд предков-рептилий, у которых постепенно формировалось все более сильное защитное покрытие. Чтобы вырастить такой панцирь, черепахе пришлось полностью перестроить свое тело. Подобные изменения не происходят в одночасье: плечо сдвинулось внутрь под ребра, сформировался особый новый способ дыхания, ведь легкие оказались зажаты между двумя твердыми щитами. На всю эту радикальную перестройку ушло много времени, которого у черепах было как раз в достатке. Кости самых древних черепах находят в слое триасового периода: их возраст составляет около 210 миллионов лет15. От кого произошли черепахи, пока неясно: ученые спорят о том, кем были их непосредственные предки, однако уже в триасе они полностью сформировались и широко распространились по планете [9]. В те времена все было, одним словом, по-другому. Вся суша была соединена в один суперконтинент – Пангею. Приблизительно 200 миллионов лет назад, как  раз когда динозавры готовились к  эре своего правления  – юрскому периоду, отгремевшему лишь 145 миллионов лет назад, – появилась первая водная черепаха 16. Понятно, почему некоторые черепахи называются морскими, – это черепахи, которые живут в океане. Их конечности превратились в ласты и стали подобны крыльям или плавникам. К примеру, бугорчатая черепаха обитает в пресноводных бухтах и дельтах у южного и восточного побережий США. Вместо ласт у нее лапы, и она не относится к морским черепахам. Также существует пресноводная черепаха с ластами – и ее тоже нельзя назвать морской. Водную стихию освоили три независимые группы черепах; одна из  них  – во  времена юрского периода, две другие – в меловом периоде. У некоторых получилось приспособиться лучше, у других – несколько хуже. Некоторые виды морских черепах размножились, оставили в истории свой след и вымерли в процессе долгой эволюции [10]. Вот главный мотив и предостережение, которое повторяется в этой истории раз за разом: виды, приспособленные к определенным условиям, не могут выжить, когда мир резко меняется. Морские черепахи, внешне напоминающие современных, впервые начали бороздить воды океана немногим больше ста миллионов лет назад. В  то время еще не  существовало ни Средиземного моря, ни Северной Атлантики; Индия только собиралась столкнуться с Евразией (в результате возникла гряда Гималаев); Австралия все еще была прикреплена к Антарктиде; Аравийский полуостров не успел отделиться от Африки, а Северная Америка, Гренландия и Евразия были слиты воедино. И, несмотря на голодных акул, плезиозавров, ихтиозавров и мозазавров (а отчасти благодаря тому отбору, который устраивали им хищники), океанские черепахи процветали, образовали четыре семейства и множество разных видов. Одно из этих семейств породило архелона, самую большую черепаху, когда-либо существовавшую на Земле. Взрослая кожистая черепаха в среднем весит около четырехсот килограммов, размах ласт у  нее составляет около двух с  половиной метров  – и  это совершенно невообразимое существо. Архелон же весил две тысячи семьсот килограммов, а размах ласт у него достигал почти пяти метров! Все его тело в длину от носа до хвоста достигало четырех с  половиной метров, а  голова с  острым, как  у гигантского орла, клювом  – около девяноста 15  Есть еще несколько более древних проблематичных форм, у которых панцирь еще не сформировался и отнесение которых к черепахам спорно. Древнейшей из них является Eunotosaurus africanus из средней перми Южной Африки, возрастом около 260 миллионов лет. – Прим. науч. ред. 16  Большинство древнейших черепах, по-видимому, были наземными, хотя некоторые исследователи приписывают водные адаптации уже позднетриасовому Odontochelys semitestacea. Настоящие водные черепахи, освоившие пресные водоемы, появились в средней юре, около 165 миллионов лет назад. Видимо, уже начиная с поздней юры (около 150 миллионов лет назад), черепахи освоили сначала прибрежно-морские, а затем (с раннего мела, около 140 миллионов лет назад) и морские местообитания. – Прим. науч. ред.

24

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

сантиметров. Архелон мог бы полностью занять довольно большую комнату. Наверное, пляж под ним сотрясался, когда он выходил из воды, а копал он как паровой экскаватор. По мнению ученых, 65 миллионов лет назад на Землю упал астероид, приземлившись в районе Мексиканского залива – там, где сейчас находится полуостров Юкатан [11]. В результате произошла глобальная климатическая катастрофа, которая стерла с лица земли динозавров и птерозавров17, грозных океанских хищников мозазавров и плезиозавров, а также некоторых моллюсков, например спирально закрученных аммонитов (их отполированные окаменелые раковины теперь можно встретить во многих сувенирных лавках). Исчезли различные виды фитопланктона, многие млекопитающие и птицы – вероятно, вымерло около 85 % всех видов, существовавших на Земле. Морским черепахам удалось выжить. Но не без потерь: погибло семейство архелона и еще одно семейство черепах. В итоге до наших дней дошло всего два семейства морских черепах: это несколько твердопанцирных видов из семейства Cheloniidae и всего один вид, кожистая черепаха, из семейства Dermochelyidae. Кожистые черепахи отделились от твердопанцирных очень давно, около ста миллионов лет назад. После того как  вымерло семейство архелона, они разделились как минимум на шесть видов, будто занимая освободившиеся ниши. У предков современной кожистой черепахи панцирь был более плотным и костистым, а  спина  – более плоской. С  течением времени панцирь становился все тоньше, а  косточки под кожей – все меньше и многочисленнее, а потому гибче. Но и семейство кожистых черепах, в свою очередь, тоже сократилось – вероятно, из-за конкуренции с новыми видами морских млекопитающих. Только два вида кожистой черепахи дожили до  плейстоцена и  застали ледниковый период. И лишь один из них выжил. Так что современной кожистой черепахе удалось пережить условия, которые около миллиона лет назад уничтожили всех остальных представителей ее семейства. Сегодня все кожистые черепахи генетически очень близки друг другу. Возможно, когда-то они находились на расстоянии вытянутого плавника от полного исчезновения: выжила лишь одна крошечная популяция в Индийском океане, а затем это затерянное племя черепах-беженок вновь распространилось по всему миру.

  ***  

ОДНО ИЗ ДОСТОИНСТВ ПЛЯЖА в том, что он всегда находится в конце дороги. Мы со Скоттом и Абираджем возвращаемся на берег за пару часов до захода солнца. При свете дня сразу становится понятно, что это вовсе не тропическая идиллия, не пляж с белоснежным песком. Это дикое место, где встречаются суша и океан, – здесь они борются, сталкиваются и спорят за первенство. Кое-где волны до  того подточили берег, что на  нем образовался уступ, море вымыло из песка черепашье гнездо и разбросало яйца по пляжу. Внутри этих яиц – замершие, не успевшие развиться эмбрионы, прошедшие лишь три четверти пути к тому, чтобы стать детенышами. На мои вопросы по поводу дождя, эрозии и повышения уровня моря Скотт отвечает: –  Берега появляются и  исчезают. Морские черепахи пережили много климатических изменений; некоторые вымерли, некоторые до сих пор живы. Если изменения будут происходить медленно, черепахи смогут перебраться куда-нибудь в другое место. Но ключевые слова здесь – «если» и «смогут», – добавляет он. За последние сто лет средний уровень моря поднялся примерно на двадцать сантиметров. Это связано как с таянием ледников, так и с расширением океана в результате потепле17

 Они же летающие ящеры, группа, родственная крокодилам, динозаврам и птицам. – Прим. науч. ред.

25

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

ния. Темпы повышения уровня моря сейчас в десять раз выше, чем когда-либо за последние три тысячи лет, – иными словами, чем за всю историю цивилизации. Черепахи могут к этому приспособиться. Но смогут ли люди? И что будет с черепахами, зажатыми между разрастающимися городами, с одной стороны, и наступающими волнами – с другой? В небе над пляжем, растянувшимся на многие километры, парят стервятники. Их привлекает запах разбросанных яиц. Но есть еще кое-что. Весь пляж усеян пальмовыми ветками, корягами и мусором. Парочка стервятников пристроилась к пакету с мусором: они тычут в него клювами, словно это остов мертвого животного. – Мусора на берегу стало больше, – говорит Скотт, – не только здесь, а везде. Я вижу несколько бутылок, кусочки пластика, часть рыболовной сети, светящиеся палочки, которыми приманивали рыбу-меч к сети с наживкой, а потом бросили. Что ж, бывает и гораздо хуже. Абирадж говорит, что прохлада послеобеденного ливня, вероятно, побудит некоторых детенышей выползти из песка. Я с нетерпением жду появления маленьких черепашек. Когда приходит время, детеныши начинают царапать скорлупу изнутри острым выступом на  носу. Когда они вылупятся, этот «яйцевой зуб» у  них отпадет, как  у птиц. Братья и  сестры начинают проклевываться сквозь скорлупу почти синхронно, в  течение нескольких часов. Затем они день-другой отдыхают в песчаном гнезде, поглощают желток, готовятся и  набираются сил. Тем временем жидкость внутри яиц высыхает и  освобождает им место. В  отличие от  птиц, они вылупляются в  кромешной темноте, среди влажного песка и  копошащихся рядом братьев и сестер. Весь выводок приходит в движение. Маленькие черепахи усердно работают ластами по  нескольку часов подряд с  небольшими перерывами на  отдых. Чтобы выбраться из гнезда, может потребоваться несколько суток. От первого «проклевывания» скорлупы до появления детенышей на песке проходит от трех до семи дней – в среднем около пяти. Те, что оказались наверху, скребут песчаную крышу, остальные прорывают ходы вслед за ними. Песок постепенно сползает вниз, а выводок вместе с дном гнезда оказывается все ближе к поверхности. Проще всего тем, кто держится рядом с другими сородичами. Отстающим иногда приходится тратить в два раза больше времени, чтобы выбраться; многие из них остаются погребенными. В тех местах, где выводок уже близок к поверхности, на песке появляются характерные воронки. Детеныши изо всех сил стремятся наверх, но жара заставляет их остановиться. Если они подобрались к поверхности днем, им приходится подождать, пока песок не остынет. Если песок прохладный, значит, наступила ночь и, стало быть, на поверхности темно и безопасно. На некоторых пляжах песок все еще горячий вплоть до десяти часов вечера. Но прохладный дождь может обмануть черепашек. Они подумают, что уже ночь и пора отправляться в путь. Возможно, мы уже что-то пропустили. На песке я различаю зловещие следы растопыренных лап стервятников. Разглядывая  их, Скотт говорит приглушенным голосом, как  бы про себя: – Боже, что тут творилось… Теперь парящие неподалеку стервятники предстают в новом свете. – Видишь, они знают, – указывает на них Абирадж. – Должно быть, сегодня они загубили немало детенышей, – добавляет Скотт. Чуть дальше мы видим около полудюжины черных грифов, которые собрались вокруг воронки в песке. Появляются два детеныша, и грифы тут же их замечают. Один хватает черепашку. Второй тоже. Раньше я всегда думал, что стервятники кормятся смертью, а не несут ее. Размахивая руками, Абирадж бросается вперед, чтобы отогнать птиц. И они, тяжело хлопая крыльями, взлетают. Первый детеныш падает из клюва на спинку, у него разодраны шея 26

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

и плечо. Он двигается, но смертельно ранен. Второй мертв. Одна за другой появляются еще пять маленьких кожистых черепах. Им повезло, что они решили это сделать, пока мы рядом и можем их защитить. Они угольно-черные, с белесыми крапинками вдоль гребней на спинке и вдоль ласт, словно украшенные жемчужными нитями. Метрах в восьмистах от нас на берег внезапно планируют семь черных грифов и парочка грифов-индеек: очевидно, там начался выпускной у очередного выводка черепах. Мы срочно бежим по сыпучему песку к ним на помощь. На пляже тут и там валяются детеныши черепах с откушенной головой и без передних ласт, выеденные панцири, похожие на пустые кошельки. Скотт говорит, что никогда не видел такую бойню. – Они отрывают им головы, потрошат и выбрасывают. Так можно уничтожить весь выводок! Обычно я против того, чтобы лишать стервятников возможности немного закусить, но это переходит все границы, – взволнованно добавляет он. Когда мы подбегаем, стервятники уже кромсают тела детенышей, отрывают головы, чтобы залезть клювом внутрь панциря, выедают все самое лакомое. Гриф-индейка пытается съесть черепашку целиком. Проглотить ее он не может, но тут вмешивается небольшой черный гриф и отнимает добычу. Первая птица даже не пытается ответить на такую дерзость: похоже, эти стервятники уже успели как следует подкрепиться. Подойдя ближе, мы разгребаем гнездо, но находим там всего одного выжившего детеныша. На этот раз отставание обернулось удачей. Сначала он делает несколько кругов, чтобы сориентироваться, как почтовый голубь, а затем начинает карабкаться в сторону моря. Детеныш входит в воду решительно и смело – по крайней мере, не колеблясь и без малейшей паузы, – затем через полметра выныривает сразу за кромкой пены и поднимает голову из мутной воды. Ему придется справляться со всеми новыми опасностями одному. В небе над пальмами виднеется патруль стервятников. Может показаться, что они просто лениво скользят по упругим воздушным потокам, но на самом деле они зорко высматривают добычу, готовые в любой момент стремительно на нее наброситься. Действие снова перемещается туда, откуда мы только что пришли: десяток стервятников кругами снижается к месту, где, очевидно, новый выводок черепах карабкается навстречу миру, который уже готов устроить им теплую встречу. Все стервятники вихрем слетаются к этой точке. Глядя в бинокль, я различаю малюсенькие ласты, которые исступленно взбивают песок между растопыренными когтистыми лапами и страшными склоненными головами алчущих птиц. Большинство черепах попадает в клюв, как только появляется из песка. Стервятники вереницей выстраиваются между гнездом и водой и добивают детенышей, отчаянно стремящихся к океану. Наконец мы подбегаем, чтобы их отогнать. Они взлетают неторопливо, некоторые прихватывают с собой ужин и продолжают клевать и трепать извивающихся в когтях черепашек. Затем угрожающе приземляются всего метрах в пятнадцати от нас. Я оправдываю свое вмешательство в природу тем, что все это неестественно. Количество кожистых черепах снизилось из-за влияния человека, а количество стервятников возросло – из-за него же. Чем больше людей, тем больше мусора и тем больше стервятников. Но те двадцать восемь новорожденных черепашек, которым удалось выжить в первые полминуты своей жизни на поверхности, не спрашивают у меня оправданий, а смело ползут навстречу волнам, которые то подбираются к ним, то откатывают назад, подбираются и снова откатывают, будто подзывая к себе. И детеныши, переваливаясь через засохшие куски водорослей, бросаются по мокрому песку им навстречу. От гнезда до воды всего каких-то двадцать метров, но детенышам не так просто их преодолеть. Я стараюсь держать их в поле зрения и не давать бдительным и настырным стервятникам подлетать. 27

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Детеныши изо всех сил карабкаются по берегу, решительно направляясь в сторону океана. Первое побуждение черепахи, даже на  песке,  – это начать грести. Их передние ласты такие длинные, что с каждым рывком малыши приподнимают свое тело, как на костылях. Задними ластами они тоже отталкиваются от песка: сжимают и разводят их, продвигаясь вперед. Вздымаются и опадают маленькие тельца, каждое размером с ладонь. Они волнами движутся на своих крыльях по миниатюрным холмам и долинам пляжа, как стая птиц, чей полет сводится лишь к двум измерениям. Первый заплыв черепахи – заплыв сквозь песок – пожалуй, самый трудный в ее жизни. И  в этом первом штурме все зависит скорее от  удачи, чем от  умения. Только появившись на свет, они тут же сталкиваются со всевозможными трудностями. Их влажные серо-голубые глаза быстро покрываются песком. Но хуже всего ямы и рытвины, оставленные большими черепахами. Часть детенышей скатывается вниз. Но затем они все равно находят верную дорогу и ползут вперед. Некоторым приходится делать крюк, чтобы миновать корягу или пальмовую ветвь. Но и тут они не сдаются. Можно предположить, что иногда черепахи роют гнезда так близко к  волнам именно для того, чтобы потомству было проще невредимым добраться к воде. Нелегкий выбор между безопасностью яиц и близостью к океану. Одна черепашка перевернулась и, кажется, застряла. Бедняжка запуталась в небольшом мотке рыболовной лески; чем сильнее она старается освободиться, тем туже обвивают ее смертельные петли. Она даже до моря еще не дошла, а ее уже скрутила рыболовная леска, – что за мир мы построили! Стоя на коленях, я аккуратно распутываю леску. Но, выпрямившись, замечаю стервятников, которые воспользовались этой заминкой и тут же бросились на детенышей, которым, как казалось минуту назад, ничто не угрожало. Тем временем некоторые черепашки наконец добрались до океана, где грифы не представляют для них опасности. Но внезапно в трех метрах от меня, мелькнув в пенистом прибое, черный канюк выхватывает из воды шлепающего ластами начинающего пловца. С  того самого момента, как  будущие черепахи появляются на свет, у них нет никаких поблажек. И снова я беру на себя роль полицейского-регулировщика для птиц и черепах: поднятой рукой сурово останавливаю стервятников и одновременно указываю черепахам направление песочного выезда на бескрайнее синее шоссе. Достигнув твердого, влажного и раскатанного волнами песка, детеныши набирают скорость, как будто уже были здесь раньше. Наплывающая волна приподнимает черепашек с  песчаного берега, словно лопаточка для  печенья. Тогда они начинают энергично грести в  сторону горизонта. Прибой толкает их назад, некоторые переворачиваются. Но уже следующая волна помогает им выровняться, и, подхваченные зеленым океаном, они исчезают без  следа. В  уплывающих детенышах уже хорошо заметна целеустремленность, присущая взрослым самкам. С  первых секунд своей жизни они настолько хорошо ориентируются, что сам собой напрашивается вопрос: откуда детеныши знают, куда им нужно ползти? Увидеть море черепашки не могут, ведь они выныривают из гнезда в песчаном углублении. Но каким-то образом они сразу движутся к воде по прямой линии. Как? Впереди я вижу несколько парящих на  ветру пеликанов. Хорошенько разглядев их в бинокль, я начинаю понимать, что пеликаны парят не просто так, а ныряют за детенышами. Затем к ним присоединяется тройка великолепных фрегатов 18. Несколько раз птицам удается кого-нибудь ухватить. Они лениво кружат над морем, то и дело снижаясь, чтобы поймать детеныша, уже наметившего путь прочь от этого опасного побережья. Детеныши отправляются в путешествие в полной экипировке, бодрые и полные сил. Уже через несколько секунд после появления из  песчаного гнезда они знают, где именно океан, 18

 Великолепный фрегат – крупная морская птица семейства фрегатов (Fregatidae). – Прим. ред.

28

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

и  направляются в  его сторону в  полной темноте. Обычно они используют визуальные подсказки (экспериментально было установлено, что детеныши не могут сориентироваться, если им надеть на голову колпачок)[12]. Главный сигнал – яркое небо, которое, как правило, указывает путь от тенистых джунглей и песчаных дюн к океану. Чем темнее и естественнее берег, тем темнее пляж – и тем ярче звездное небо. Почувствовав, как прибой приподнимает его лапки, детеныш начинает грести и подныривать, чтобы попасть в отхлынувшую волну и не встретиться с бурлящим пенистым прибоем. Через несколько метров он выставляет голову из  воды и  тотчас направляется в  ту сторону, откуда движутся волны. Это и есть самый простой способ покинуть берег (в экспериментах черепашки начинали грести наобум, если в бассейне волны отключали). Именно со спуска к воде и выхода в открытое море начинается так называемый период бешеной активности у детенышей черепах, ведь и первое и второе требует от них энергичных телодвижений. Когда сыпучий песок и пена прибоя уступают место бездонному морю, детеныш начинает грести, чтобы как  можно дальше отплыть от  берега. Он гребет с  силой ракетного двигателя, которому надо преодолеть земное притяжение и доставить космический корабль на относительно спокойную орбиту. Шлепая ластами во  вздымающихся волнах, юные черепахи плывут прямиком прочь от берега, должно быть ориентируясь по магнитному полю Земли. Даже на большом расстоянии от побережья, когда беспокойный ветер меняет направление волн, так что по ним уже невозможно определить, где суша, черепахи продолжают двигаться заданным курсом. Они придерживаются его, даже когда суша остается позади и  скрывается далеко за  горизонтом, словно солнце в полночь. Период бешеной активности длится от одного до нескольких дней. Детеныши продолжают плыть в  направлении от  берега. Они неутомимо гребут всю ночь и  весь первый день и врываются во вторую ночь. Так они спасаются от крупных популяций вечно голодных морских птиц и рыб и выбивают у судьбы еще пару очков в свою пользу. Но вот посреди открытого синего моря «бешеный» период оканчивается, и детеныши могут передохнуть, продолжая при  этом двигаться в  направлении от  берега. По  ночам они отдыхают. Но  кожистые малютки отличаются непоседливостью и  полночи еще продолжают грести. Примерно через восемьдесят часов детеныши уже растратили всю энергию от съеденного желтка. Им нужно найти еду, да так, чтобы самим при этом не стать едой. В качестве пропитания во время путешествия в ход идут личинки крабов, креветки и маленькие медузы. Черепашки плывут часами. Время от времени они отдыхают, вытянув ласты вдоль тела, чтобы не  привлекать внимание хищников. Затем они снова плывут, и  плывут, и  плывут  – целую неделю. Детская вселенная черепах настолько таинственна, что ученые десятилетиями называли этот период «потерянными годами». Но на самом деле потерялись ученые; черепахи же все это время были дома. Нам еще многое предстоит узнать о том, где плавают юные черепахи и  сколько длится период их детства[13]. Исследователи черепах Тихого океана ничего об этом не знают до сих пор. Стоит только маленьким черепахам оставить какие-нибудь следы, как вечно меняющееся море их стирает. И все же мы знаем главную хитрость, которая помогает им выжить: им нужно отыскать плавучие бурые водоросли[14]. По крайней мере, в Северной Атлантике главным центром притяжения всех детенышей является Саргассово море – медленный круговорот воды, средоточие мощных антициклонических течений океана. Как дети в сказках улетают во сне туда, где их ждут волшебные приключения, так и  детеныши черепах попадают, следуя своему внутреннему компасу, в область океанских течений, которые приносят их в края, изобилующие пищей. Там они присоединяются к процветающему сообществу морских животных, которые 29

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

обитают среди плавучих водорослей, прячась в лиственном покрове у самой поверхности воды. Для детенышей здесь приготовлены всевозможные яства: медузы, креветки, улитки и их беспанцирные родственники – крылоногие моллюски, сальпы, черви, ракообразные, рыбья икра, морские коньки, крабы, мясистые наросты морских желудей, детеныши осьминогов, съедобная растительность, колонии гидроидных полипов и мшанок и, как это ни странно, насекомые, унесенные далеко от суши и попавшие в океан. Большинство морских черепах так или иначе следует этому плану. К примеру, детеныши логгерхеда покидают юго-восточное побережье США и попадают в течение Гольфстрим, которое несет их на северо-восток, к водорослевым плотам Саргассова моря. Там они медленно кружатся, пока их не сносит в сторону Азорских островов и не несет дальше, минуя Португалию, на юг – в сторону Канаров и островов Зеленого Мыса, вдоль подводного побережья Западной Африки. Немало логгерхедов, родившихся в Америке, попадает в Средиземное море [15] – в отдельных местах они составляют половину всех логгерхедов, которые погибают от рыболовных крючков. К тому времени, как детеныши снова начинают двигаться на запад, в Северную Америку, чтобы стать полноправными охотниками на криль континентального шельфа, проходят годы, а иногда и целое десятилетие. Черепахи биссы тоже приплывают в Саргассово море, прежде чем отправиться к коралловым рифам (точнее, к тому, что от них осталось). К ним они уплывают в довольно юном возрасте – около трех лет – и всю свою долгую оставшуюся жизнь питаются в основном губками, актиниями и морскими огурцами. Атлантическая ридлея гнездится в Мексике, но она тоже плавает там, где можно найти плавучие скопления водорослей. А иногда течение выносит ее мимо Флориды в Гольфстрим. Зеленые (суповые) черепахи растут медленно и в основном питаются растениями. Однако их детеныши тоже охотятся на пелагических моллюсков и мелких медуз. Где-то там плавают и кожистые черепахи. Где именно? Скотт Эккерт называет это «главной тайной в  истории морских черепах». Все, что мы знаем,  – это то, что детеныши около недели плывут прочь от берега. Затем человечество теряет их из виду; первые годы кожистой черепахи до сих пор остаются для нас абсолютной загадкой. К тому времени, как черепахи снова начинают появляться в нашем поле зрения, попадаясь в рыболовные сети, их панцири вырастают до семидесяти пяти сантиметров в длину. Другие виды черепах тоже возвращаются к берегу, в континентальные шельфы, и переключают свое внимание на морское дно: там можно встретить морские травы, криль и крабов – кому что по вкусу. Разумеется, это еще не взрослые черепахи, но они уже переросли прибрежных хищников и могут вернуться к континентальной границе, где много пищи и где они смогут быстро набирать массу. Ветреная путешественница, кожистая черепаха никогда не оставляет привычек своей бродячей юности: не покидает открытый океан и не селится в одном месте. Разумеется, здесь, как и везде в обширном многообразии великой природы, не все так четко и однозначно. Существует множество исключений: иногда черепахи появляются совершенно неожиданно, возвращаются раньше, остаются дольше или путешествуют дальше, чем ожидалось. Но общая схема черепашьей жизни такова: появление детенышей на берегу, детство в открытом океане, юность и взрослая жизнь в поисках пищи на дне континентальных шельфов (это касается всех, кроме оливковой и кожистой черепах) и, наконец, долгая миграция к местам гнездования каждые пару лет. Эти знания ученые добывали не одно десятилетие. Сейчас мы стоим на берегу острова под названием «Известное», и перед нами простирается то, что Исаак Ньютон назвал «великим неисследованным океаном истины». Все ниже опускается солнце, и все длиннее становятся тени. Внезапно в волнах возле берега появляется темный силуэт. Кожистая черепаха высовывает голову из  воды, и  один из туристов восклицает: – О боже! 30

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

В  четырехстах метрах от  нас пляж разворотила еще одна большая черепаха. Я вижу, как  длинный ласт взлетает в  воздух и  снова падает в  воду. Мне кажется, многие черепахи сейчас ждут наступления темноты. Представьте себе, как выглядит этот последний этап долгого путешествия. Волны, которые сопровождали черепаху многие километры, теперь накатывают на мелководье, и вскоре ее поднимает гребень волны, которая разбивается о песок на линии прибоя. Отхлынувшая вода немного замедляет черепаху, но она продолжает плыть, пока следующая волна не выносит ее на берег, а затем отступает, оставляя черепаху в мире, где царят трение и гравитация. Волны тянутся к ней одна за другой, и самка, пыхтя, начинает карабкаться на берег. Вчерашний мощный прибой затих, волны улеглись, и море сегодня неподвижно и спокойно, как  лунный свет. Вскоре после захода солнца нам сообщают, что дальше по  берегу видели по-настоящему гигантскую черепаху. Гигантская кожистая черепаха – тут будет на что посмотреть. Уже на подходе к указанному месту я вижу толпу людей, которые тихо сгрудились вокруг самки, роющей гнездо. Из залепленных песком черепашьих глаз текут густые, желеобразные слезы. В их гигантских уголках собрался гравий. –  Видите, слезы в  глазах? Но  она не  плачет: так она выделяет из  организма избыток соли, – объясняет наш гид Марисса. У  морских черепах и  птиц возле глаз расположены железы, которые фильтруют воду и  выводят избыток соли, так что животные могут пить сколько угодно морской воды: это не приводит к обезвоживанию. Так они приспособились к жизни в море. Вероятно, эти железы произошли от тех же слезных желез, которые эволюционировали в другом направлении, чтобы омывать соленой жидкостью наши глаза. Почки у рыб и морских млекопитающих прекрасно справляются с солью, в отличие от наших органов; поэтому человек, затерянный в открытом океане, почти наверняка умрет от жажды. Как обычно, Марисса предупреждает, что, пока черепаха не начала откладывать яйца и не сосредоточилась на этом процессе целиком, съемка со вспышкой запрещена. Наша черепаха поднимает голову, чтобы сделать глубокий вдох, и отдыхает. Затем в гнездо начинают падать яйца. И вот, в момент самого интимного ее контакта с землей, мы, папарацци, устраиваем канонаду фотовспышек. Фотографы подходят к черепахе с разных углов, одна местная женщина пытается заслониться от вспышек руками, и Марисса останавливает атаку. Кое-что встревожило Скотта. У  этой черепахи через весь панцирь проходит глубокая трещина – ее края можно нащупать пальцем. Она давно срослась, но, по мнению Скотта, это может быть след от мачете. Рыбаки иногда вырубают черепах из своих сетей. И вот, когда эти животные с отметинами от лески и шрамами от мачете выходят на берег, они сталкиваются с еще большим количеством людей. Должно быть, им кажется, что этот мир переполнен людьми. Теперь черепаха жадно глотает воздух. А  люди с  благими намерениями подходят поближе, чтобы потрогать ее ласты и  голову. Сегодня в  толпе намного больше детей; они с наслаждением гладят черепаху, касаются ее кожаной спины. Несмотря на всю бесцеремонность нашего любопытства, дети трогают черепаху с нежностью и уважением. Эта самка необычайно огромна. Одна лишь ладонь ее переднего ласта длиной в девяносто сантиметров и толщиной, пожалуй, сантиметров в тридцать пять. Длина панциря – 168 сантиметров. Скотт лишь однажды видел черепаху 172 сантиметров в длину, так что параметры этой близки к максимальным. Обхват – 125 сантиметров. Приблизительная масса – 500 килограммов. – Она огромна, – произносит Скотт. 31

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Пока черепаха наполняет гнездо яйцами и засыпает его песком, Марисса пытается зафиксировать один задний ласт и прочитать, что написано на бирке. Но черепаха очень активна, поэтому Скотт помогает Мариссе удержать ласт на месте. В бирке указано, что раньше рептилия гнездилась во Французской Гвиане. Я не теряю надежды, что, пока мы, люди, толпимся вокруг этих черепах, где-то там, в темноте и уединении, откладывают яйца другие черепахи, недостижимые ни для камер, ни для любопытства и желаний людей. 99,9 % всего времени, что кожистые черепахи жили на Земле (плюс-минус), никаких людей вообще рядом не было. Но времена изменились. Метрах в ста от нас, будто черная туча, направляется на берег темная черепаха. Патруль докладывает, что из воды вышла еще одна, а возле нее, как сообщает по радио один из «Искателей», роет гнездо третья. – Смотри, – показывает Скотт куда-то позади меня. В белой пене я вижу большое темное пятно: четвертая махина выходит из воды. Удивительно много черепах. Сегодня Скотт должен поставить на черепаху спутниковый передатчик. Пока выбранная для этой цели самка откладывает яйца, Скотт готовит крепление: три лямки, которые обовьют ее тело наподобие подтяжек и огромного ремня. «Подтяжки» спрятаны в гибкие и мягкие пластиковые чехлы, чтобы черепахе не натерло плечи или шею. Сам передатчик размером где-то с мой ботинок и своей обтекаемой формой напоминает рыбу: спереди выпуклый, а сзади сужается, плоское дно плотно прилегает к изгибу панциря. Гибкое эластичное крепление покрыто противообрастающим покрытием, чтобы к нему не цеплялись морские желуди и прочая живность. Соединяется крепление металлическим кольцом, подверженным коррозии, чтобы вся эта конструкция сама собой распалась примерно через год, когда сядет батарейка передатчика. Скотт уже отслеживал кожистых черепах из  Матуры. От  их путешествий просто дух захватывает: одна проплыла из Карибского бассейна мимо Большой Ньюфаундлендской банки в Канаде далее на восток, к банке Флемиш-Кап – по сути, середине Атлантического океана, – затем к Азорским островам, островам Зеленого Мыса и в Мавританию. Другая плыла против Североэкваториального течения, достигла Бискайского залива между Францией и Испанией, а потом уже отправилась мимо Западной Африки к островам Зеленого Мыса. Тысячи километров. Зачем странствуют кожистые черепахи? Чтобы питаться и размножаться. Вот две основные мотивации, которые есть у нас всех. Но в случае с кожистыми черепахами места, где они кормятся, и  места, где они размножаются, разделены тысячами километров. Между этими остановками они голодают и сжигают накопленный жир. Либо пир, либо голод. Так по большому счету и выглядит жизнь кожистых черепах. Все морские черепахи преодолевают большие расстояния между побережьем, где они откладывают яйца, и местом поиска пищи. Но «большие» – понятие относительное. К примеру, австралийскую зеленую можно счесть домоседкой, по меркам морских черепах: всю свою жизнь она проводит у северного побережья Австралии. А вот кожистая черепаха и логгерхед преодолевают путь через весь океан, от одного материка к другому. Бывает, что сотни километров они следуют прямым курсом, даже против течения. Черепахи не сбиваются в стаи. Каждая сама ведет свой корабль, следуя уникальному маршруту. Пока наша черепаха закапывает яйца, мы обвиваем ее ремнями и подтяжками закрепляем сверху передатчик. Все готово еще до того, как она засыпает песком камеру с яйцами. Скотт старается плотно и надежно зафиксировать ремни, но так, чтобы они не сковывали ее движений. Голова этой черепахи особенно красива: она глубокого сине-зеленого цвета и усыпана симпатичными крапинками. У черепахи пятнышки на спине, на ластах и на голове. Этот пуантилистический орнамент на  обтянутом кожей панцире, пятнистой полоской спускающийся 32

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

к  хвосту, усиливает ее сходство с  рисунками австралийских аборигенов, рассказывающих о Времени сновидений. На макушке на фоне темной кожи ярко выделяется необычное розовое пятнышко – отличительная черта кожистых черепах. Оно расположено как раз над самой узкой частью ее черепа; ниже находится светочувствительная шишковидная железа. Теоретически, обладая внутренним чувством времени и представлением о продолжительности дня, кожистая черепаха способна вычислить свое географическое местоположение. Мы со Скоттом еще не закончили прилаживать ремни передатчика, а черепаха уже устремилась в сторону океана с непреклонностью и неукротимостью потока вулканической лавы. Хоть она и медленная, мы поспеваем за ней с трудом. Скотт быстро делает все, что нужно. В глаза ей ударяет свет фонарика одного из туристов, и она прикрывает веки. Когда черепаха добирается до воды, уже почти десять часов вечера. Мы желаем ей счастливого пути. – Так интересно посмотреть, куда она поплывет, – говорит Скотт. – Я встречал совершенно потрясающие маршруты. Одна поплыла от банки Флемиш-Кап прямо на Канарские острова. Три тысячи километров по открытому океану! Если приложить линейку к ее маршруту на карте, вы сразу поймете, что лучше и придумать было нельзя, даже используя спутниковую связь и GPS. Я просто теряю голову, когда смотрю на путешествия, которые проделывают эти черепахи! А потом думаю: только бы им не попасть в сети у берегов Исландии или Африки. После этих слов мир внезапно представляется мне до странности маленьким и в то же время невероятно большим, ведь на этом тропическом берегу с теплым бризом и тенистыми пальмами Исландия кажется почти что другой планетой. Она действительно далеко. Но быть кожистой черепахой – значит все время перемещаться из одного мира в другой. Черепахи, которые гнездятся в Карибском бассейне, уплывают на восток. В северо-западной Атлантике или возле Канады не было замечено ни одной западноафриканской кожистой черепахи – они всегда уплывают на юго-запад, в сторону Аргентины и Уругвая. Ученые полагают, что тысячи черепах, пересекающих Гвинейский залив, гибнут в  рыболовных сетях [16]. Именно там чаще всего напарываются на  ярусную сеть оливковые и  кожистые черепахи; однажды только в одну сеть попалось сразу десять особей – своеобразный рекорд. (В среднем на тысячу крючков – то есть на одно судно в день – попадается одна черепаха. Все равно это очень много.) Ярусы  – это лески, растянутые на  сотню километров, с  которых свисают сотни или даже тысячи крючков с наживкой. Приготовление наживки, постановка ярусов и сам отлов – все это занимает около двадцати часов рабочего дня. Иногда рыбаки ставят донные ярусы на некоторые виды холодноводных рыб. Но черепахам больше всего угрожают дрифтерные сети, которые много часов плещутся в теплых и умеренных морях. Их ставят на тунца, мечрыбу, акулу, марлина и золотистого спара (также называемого дорадой). Именно с этим видом отлова связано сокращение популяций меч-рыбы, марлинов и акул, но, кроме того, в дрифтерные сети попадаются и черепахи. В линии прибоя появляется большое темное пятно, но оно слишком велико для черепахи. Мы уже начинаем обсуждать, что, возможно, это коряга, как вдруг понимаем: это две черепахи почти плечом к плечу выходят на берег. Скотт говорит, что ни разу такого не видел. Справа на расстоянии около сорока метров от нас, пошатываясь, выходит на берег еще одна самка. А слева, почти на таком же расстоянии, – две другие. Целых пять черепах в пределах девяноста метров! Теперь на пляже достаточно черепах, чтоб занять всех туристов, так что другие животные могут гнездиться в полном уединении. – Все еще не могу в это поверить, – говорит Скотт, – похоже, что усилия, вложенные в пляжи для гнездования, себя оправдали. Он вспоминает, что в  1980-х положение черепах Атлантического бассейна выглядело довольно плачевно: 33

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Теперь мы уже можем надеяться, что морских черепах удастся спасти. Все меняется. Черепахи  – живучие существа. Если выяснить, что им угрожает, попытаться это изменить и заниматься этим на протяжении двадцати лет, то остальную часть работы черепахи сделают сами. У них все получается. Так было с атлантической ридлеей и зеленой гавайской черепахой. Похоже, что и у атлантической кожистой черепахи все получилось. Это вселяет надежду на то, что и тихоокеанская справится. Внезапно из гнезда неподалеку от нас выбирается целая толпа черепах-малышей – сразу несколько десятков, словно муравьи из старого бревна, но это не муравьи, а вымирающие детеныши динозавров. Они быстро понимают, где океан, и начинают суетливо карабкаться в его сторону, на этот раз под покровом ночи и в отсутствие птиц. И хотя некоторые запинаются, теперь все они своими силами легко добираются к морю. В этом коротком забеге до океана детеныши-самцы последний раз бегут по твердой земле. А вот самкам, если только им посчастливится выжить, еще предстоит выйти на берег, чтобы произвести на свет новое поколение детенышей.

34

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

35

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Путешествие трех кожистых черепах длиною в год

36

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Метрах в пятнадцати из воды показывается еще одна черепаха, в то время как предыдущая закончила свое дело и начала спускаться. Два пыхтящих чудовища проходят настолько близко друг от друга, что им обоим приходится слегка изменить траекторию, чтобы избежать лобового столкновения на низкой скорости. При свете луны я вижу, как вдали еще одна черепаха разбрасывает песок. Действительно необыкновенная ночь: представительницы древнего рода одна за другой выползают из угольно-черного океана, словно из тени былых времен. Люди понемногу уходят с пляжа, и я наблюдаю за оставшимся древним чудовищем, сидя на коряге в полном одиночестве. Этот миг пропитан волшебством: мне нравится взгляд черепахи, ее тяжесть, то, как она роет гнездо, как пропахивают песок ее передние ласты, как она поднимает голову, как пульсирует ее горло, как лунный свет сверкает в ее слезах и на пятнистой коже. Я наслаждаюсь темнотой побережья, силуэтом джунглей на фоне бегущих облаков, мерцанием звезд и искрами светлячков в лесных тенях. Наслаждаюсь гребнями лениво накатывающих волн, которые тут же с гулким ревом пятятся назад. Не то чтобы с миром было все в порядке – вовсе нет. До этого еще далеко. Но прямо сейчас мне хорошо. Черепахам не исправить этот мир, но они помогают мне ненадолго забыть о его бедах и насладиться чудом. Перед самым рассветом мои мысли уносятся куда-то вдаль, вслед родившимся сегодня и спустившимся в воду маленьким черепахам, которые отринули наш суетный мир и вверили свое будущее бескрайнему океану. У них не было выбора. Все было против них: даже добраться до моря было для них целым подвигом, и они его совершили. Но это лишь первое препятствие. Куда они плывут в этом темном океане, в этих глубинных течениях бытия? Где они окажутся, когда взойдет заря их первого дня? А через год? Сколько из них доживет до своего первого дня рождения? Сколько доживет до пятидесяти лет? Мы не знаем ответов даже на эти элементарные вопросы. Возможно, дети из «Искателей природы» будут первыми, кто снова увидит этих детенышей. Перед ними появится огромная черепаха весом с полтонны: она вылезет на тот самый берег, с которого отправилась в океан, у того самого места, где родилась. А может, первыми ее увидят рыбаки. Мы не знаем будущего, и поэтому в нас тлеет надежда, что судьба будет к ним благосклонна. Стоя среди этой оравы неуклюжих рептилий, я понимаю, что, в сущности, они уже победили, что жизнь торжествует, что черепахи возрождаются, потому что ценности человечества изменились, – каким бы редким и невероятным ни было это событие. Каждую ночь все продолжает меняться к лучшему, и масса черепах на этом берегу тому доказательство. Ко мне подходит Скотт и, прервав мои мечтания, сообщает, что нам пора отправляться в путь. Он выглядит счастливым, ведь только что он видел, как на берег плечом к плечу вышло еще несколько пар черепах. По пути мы наблюдаем, как из воды выбирается еще одна темная фигура, и Скотт убирает коряги с ее пути. – Давай просто сядем и посмотрим на эту черепаху. Не так уж часто мне выпадает такая возможность, – говорит он. Проходит еще некоторое время, и мы покидаем берег с его размеренным прибоем, чтобы отправиться в сторону дороги к заре цивилизации.

37

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Вся тяжесть мира  

Колыбель цивилизации построена на  могилах черепах. Люди почитали и  уничтожали черепах, начиная с первобытных времен и заканчивая сегодняшним днем. На то у них были совершенно разные причины: от  полностью утилитарных (съесть черепаху, использовать ее панцирь) до  глубоко мистических[17]. Около шестидесяти тысяч лет назад люди, живущие в Южной Африке, выбрасывали кости черепах в мусор. Кости находят в мусорных кучах племен, которые семь тысяч лет назад обитали на берегах Персидского залива, а также многих других[18]. Существуют документальные свидетельства, ясно указывающие на то, что древние обитатели Аравийского полуострова, а  также Ближнего Востока и  Китая торговали черепашьими панцирями и мясом. В захоронениях Омана панцири черепах встречаются чаще, чем останки других животных. Захоронения с черепашьими останками были обнаружены и в Таиланде. Кости в таких захоронениях говорят о высоком социальном статусе покойного. Позднее изображениями черепах украшали стены месопотамских дворцов и цилиндрические печати. В VIII веке до нашей эры в городе Эгина были отчеканены первые греческие монеты в честь богини плотской любви и красоты – Афродиты. (Нам в США достаются только мертвые политики.) На одной стороне греческих монет было изображено священное животное богини – морская черепаха. Две тысячи лет назад самым распространенным товаром в регионе Индийского океана был панцирь биссы – возможно, древнейший предмет роскоши на планете и главный двигатель международной торговли тех времен. Две тысячи лет назад панцирь биссы продавали даже в самой глубине американских материков – там, где сегодня расположены штаты Огайо и Индиана. Изображения черепах, а  также сказания и  мифы о  черепахах встречаются по  всему [19] миру . Иногда это поучительные истории  – например, вот эта басня с  островов Палау [20]. Однажды рыбак заметил большую черепаху, это была бисса – настоящая находка! Он в спешке нырнул и не поставил на якорь свое каноэ. После ожесточенной борьбы он наконец вытащил черепаху на поверхность, но каноэ унесло течением далеко в сторону. Тогда он отпустил черепаху и отправился в погоню за каноэ, однако не смог его догнать. Пристыженный и обессиленный, он вернулся в деревню вплавь – без черепахи и без каноэ. Мораль такова: тот, кто берется сразу за несколько дел, не справится ни с одним. Изображения черепах встречаются в изделиях, вырезанных из камня, петроглифах, керамике и рисунках на пергаменте. Больше всего их в Центральной Америке. Среди всех изображений черепах и отсылок в мифах и искусстве особенно выделяется образ бога гор, грома и подземного мира, в которого верило племя майя. Этого бога изображали одетым в черепаший панцирь, точно так же, как бога Йауи, в которого верили миштеки и сапотеки – индейские племена, жившие на территории современной Мексики. Похоже, древние майя представляли Землю в виде круглой черепахи, которая плавает на поверхности моря. Люди многих культур верили, что наш мир покоится на спине черепахи – животного, которое будто создано самой природой для несения тяжестей. Мир держится на спине гигантской черепахи  – в  это верят многие народы Индии, Китая, Японии и  Северной Америки. В некоторых культурах считается, что черепаха и сама участвовала в сотворении мира. В индуизме огромная черепаха тащит на себе всю нашу вселенную, и каждые 4,23 миллиарда лет, когда Вишну превращается в черепаху, мир создается заново. Прочно закрепленный в пространстве силой своей всемогущей воли, черепаха Вишну несет на своей спине космическую гору, с помощью которой боги и демоны перемешивают мир, чтобы заново его сотворить. Черепаха как аватара Вишну – краеугольный камень всего творения. На спине у нее стоит слон, на котором, в свою очередь, покоится наш мир. 38

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Существо, похожее на кожистую черепаху, около 200 года н. э. впервые описал римский историк Клавдий Элиан, и по его путаному рассказу можно судить о том, каким волшебным и полным чудес казался мир путешественникам того времени, а также всем, кто слушал все эти рассказы о далеких странствиях. «А  еще в  Красном море водится обезьяна  – точно не  рыба, а  хрящеватый зверь без чешуи… Все остальное его тело покрыто оболочкой, такой же, как у черепахи… Тело у него такое же широкое, как у ската, и подобно оно птице, раскрывшей свои крылья. Плавает он – будто летает… и весь покрыт пятнышками». Плиний Старший, что для  него характерно, вносит еще больше путаницы в  легенды о черепахах[21]. Этот историк, пожалуй, заслуживает забвения: чуть ли не в каждом его утверждении есть ошибки. Впрочем, это весьма забавное и занимательное чтение, к тому же всегда полезно вспомнить, с  какой уверенностью можно порой утверждать откровенную чушь (утверждаю это с  полной уверенностью). Плиний пишет, что в  Индийском океане водятся черепахи такой величины, что из их панцирей можно строить жилища, и что люди в Красном море плавают на лодках из панцирей черепах[22]. Из его трудов мы узнаём, как используют мясо черепах местные жители: оказывается, будучи смешанным с мясом лягушек, оно отлично помогает от  укусов саламандр. Кровью черепах можно лечить плешивость и  всякого рода язвы на голове. Болят уши? Тогда смешайте черепашью кровь с женским молоком. Добавьте в  нее муку и  уксус  – и  полýчите средство от  эпилепсии. Если полоскать рот кровью черепах в течение года, то избавитесь от зубной боли. Одышка? Снова поможет черепашья кровь. Рези в животе? Этого вам лучше не знать. Соберите кровь черепахи в глиняный горшок, который ранее не использовался: ею вы можете лечить опоясывающий лишай, бородавки и рожистые воспаления (сильную сыпь бактериального характера с лихорадкой и рвотой, ту самую, которую назвали антоновым огнем). Теперь давайте перейдем к  черепашьей желчи: она поможет улучшить зрение, избавиться от шрамов, смягчить боль в миндалинах, справиться с любыми болячками во рту (особенно с болезненными нарывами) и в мужской половой системе, а также вылечить ангину. Нагноение в ушах? Если вы были внимательны, то, вероятно, уже сообразили, что нужно просто смешать желчь черепахи с уксусом и добавить змеиный выползок. Или же, если хотите, можно для начала долго варить черепаху в вине, а затем вместо желчи использовать готовый бульон. Если у вас проблемы с глазами, смешайте желчь черепахи с медом и намажьте этим глаза. Если нужно покрасить волосы, используйте желчь черепахи, смешанную с женским молоком. Я уже писал, что желчь отлично помогает от досаждающих саламандр? Что-то не так с ногами? Возьмите порошок из панциря черепахи, смешайте с жиром, вином и растительным маслом – отличное средство от нарывов и мозолей! Чрезмерный пыл римских ухажеров усмиряется очень просто: поскребите панцирь черепахи и подсыпьте порошок им в напиток[23]. (Упс! А что, если черепаха на самом деле – афродизиак?) Черепахи-спасительницы, черепахи, которые волшебным образом превращаются в людей, и люди, которые превращаются в черепах, – эти мифологические мотивы весьма распространены в Тихоокеанском регионе. Японские рыбаки, которые работали на Гавайских островах в конце XIX века, выцарапывали на панцирях черепах иероглифы в надежде, что животное однажды поможет им добраться до суши, если они потеряются в открытом море [24]. У жителей из таких далеких друг от друга мест, как Мексика, острова Фиджи и Новая Гвинея, существуют обряды призывания черепах  – для  охоты и  для поклонения. Туземцы Тихоокеанских островов полагали, что черепахи священны, даже божественны, что они обладают магической силой и необыкновенным умом. Забой черепах, раздачу мяса и саму трапезу сопровождали многочисленные церемонии и табу. Часто это было прерогативой высокопоставленных членов общины. Человека, который не поделился мясом черепахи, могли приговорить к изгнанию или смерти. Не далее как в 1974 году на островах Палау существовал закон: если убитую черепаху не приносили вождям, чтобы те честно разделили ее мясо, это влекло за собой 39

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

полный запрет на употребление морской пищи и других даров океана [25]. Это наказание распространялось даже на государственных служащих США, сотрудников «Корпуса мира», а также иезуитских миссионеров. А прочих представителей власти просили на время не вмешиваться. Через две недели после китайского Нового года деревенские жители островов Пэнху (Пескадорских островов) приносят своим храмовым божествам священные образы черепахи, чтобы те даровали им мир, удачу и процветание [26]. В течение трех дней в храмах круглосуточно толпятся прихожане с  подношениями: молят о  благосклонности богов, просят у  них совета или благодарят за оказанные милости. Самые распространенные подношения – рисовые лепешки в виде черепах. Некоторые оставляют золото или груды монеток, сложенных в виде черепашки. Также популярен обряд сжигания денег. Многие жители побережья Тайваня до сих поклоняются богине Мацзу  – покровительнице рыбаков, мореплавателей и  всех, кто живет возле моря. 13 августа 1999 года в гонконгском издании газеты Associated Press была опубликована такая заметка: Уполномоченными органами была освобождена черепаха, представительница вымирающего вида, из-за которой тысячи паломников стекались к  плавучему храму Тин Хау. На  прошлой неделе власти конфисковали из  храма, расположенного на  рыбацкой лодке, зеленую черепаху. Ей поклонялись, приписывая ей магические и защитные свойства. Прихожане Тин Хау, которые поклоняются богине моря Мацзу, обвинили правительство в  бесчувственности. «Они оскорбили мою веру»,  – говорит Яу Люн, хозяин плавучего храма на специально оборудованной лодке в зоне защиты от тайфунов. Четыре года назад рыбаки поймали маленькую черепаху и  решили ее вырастить. Вскоре они заметили, что черепаха обладает волшебной силой, и принесли ее в храм. «Перед тайфуном или непогодой, – говорит Яу Люн,  – черепаха начинает яростно бить ластами по  воде, окатывая водой всех вокруг. Она как  будто предупреждает, что не  следует выходить в море. Черепаха принадлежит храму Тин Хау, она была дана нам для защиты»[27]. Но, несмотря на тысячелетия торговли и поклонения, мы по-прежнему удивительно мало знаем о морских черепахах. Даже базовые факты об этих животных, их поведении и местах гнездования до недавнего времени были предметом споров, а некоторые детали не выяснены до  сих пор. Еще в  1959  году кожистую черепаху, замеченную на  острове Соэй, возле острова Скай в Шотландии, называли морским чудовищем не только в газетах, но и в научной литературе[28]. Вот что записано со слов одного из потрясенных свидетелей: «Мы остолбенели и наблюдали, как оно подплывало все ближе и ближе… словно ужасное чудовище из доисторических времен». Воображение художника, автора иллюстрации в газете, представило «чудовище» в  виде морской змеи (кого  же еще?), хотя оба свидетеля довольно точно описывают вынырнувшую из воды кожистую черепаху. В более трезвом описании второго свидетеля есть одно тонкое наблюдение: «Когда открылся рот… я увидел, что с нёба свисают наросты наподобие усиков». Теперь мы знаем, что эти наросты нужны черепахе, чтобы удерживать медуз. Никто в тот момент не сказал: «О, это большая черепаха – должно быть, кожистая!» Потому что за пределами тропического пояса люди все еще удивительно мало знают о морских черепахах. До 1960–1970-х годов ученым не было известно ни одного крупного региона гнездования кожистых черепах. До 1960-х годов никто не имел представления, что от температуры во время инкубации зависит пол их детенышей. Только в 1970-х годах ученые обнаружили, что черепахи мигрируют[29]. И еще в 1988 году не было доказано, что кожистые черепахи, гнездящиеся в  Карибском бассейне, заплывают в  умеренные широты. В  середине 1990-х годов никто не понимал, откуда маленькие логгерхеды взялись возле Мексики, ведь их ближайшим 40

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

местом гнездования считалась Япония, которая находится на расстоянии десяти тысяч километров[30]. Многие ученые не верили, что черепахи способны на такие далекие путешествия, и продолжали искать места гнездования в Америке. «Пересечение Тихого океана значительно превосходит известные географические масштабы миграции морских черепах», – писал один исследователь. (Всего через несколько лет специальные бирки и  спутниковые передатчики окончательно развеяли этот миф и показали, что японские и австралийские логгерхеды действительно пересекают Тихий океан. Оказалось, что почти все морские черепахи  – превосходные мореплаватели.) В  начале 1990-х годов никто не  имел представления, где обитают детеныши черепах, которые уже покинули места гнездования, но еще не выросли до размеров тарелки; о детенышах некоторых видов этих рептилий по-прежнему практически ничего не известно. А то, что самки возвращаются для кладки на тот же берег, где они сами вылупились из яиц, в 1990-е годы было всего лишь гипотезой (позже анализ ДНК подтвердил эту догадку)[31]. До второй половины XX века ученые спорили о том, действительно ли три вида морских черепах являются разными видами (не забывайте, что всего в мире существует семь видов морских черепах). Дискуссия о том, можно ли считать атлантическую ридлею отдельным видом, продолжалась вплоть до 1960-х годов. Никто не видел, чтобы она откладывала яйца, поэтому у многих возникла мысль, не разновидность ли это какой-то другой черепахи. Массовые гнездовья обоих видов ридлеи, когда десятки тысяч особей выходят на берег среди бела дня, повидимому, не  были известны ученым, пока в  1960-х годах в  их руки не  попала любительская пленка, отснятая в 1947 году и запечатлевшая крупное гнездовье атлантической ридлеи. До 1880-х годов науке была абсолютно неизвестна австралийская зеленая черепаха, а затем еще целых сто лет ученые спорили о том, является ли она отдельным видом. А не так давно – в 1996 году – вспыхнул яростный спор по поводу так называемой «черной черепахи» (изучите вопрос, и вы поймете, почему «яростный»). Является ли она отдельным видом, или это порода зеленой черепахи? (Генетический анализ показал, что это просто вариант окраса зеленой черепахи.) До 2005 года не было никаких подтверждений, что по крайней мере некоторые кожистые черепахи путешествуют от мест кормежки в одни и те же места гнездования и обратно. Примечательно, что в том же 2005 году в одной научной статье можно было прочитать следующее: «До конца пока не ясно, дрейфуют ли маленькие черепахи по течению, или же они способны самостоятельно плыть против него». Сегодня благодаря спутниковым передатчикам у нас есть ответ: маленькие черепахи плывут и по течению, и, если им нужно, против него. Наука не стоит на месте. Но правда в том, что черепахи раскрывают свои секреты медленно и неохотно. Многое еще до сих пор сокрыто «меж двумя пластинами панциря»19. Выпустите в океан черепаху размером с печеньице, и через несколько лет она вернется вас поприветствовать. Длина тела черепахи за время взросления увеличивается в тридцать раз. Когда взрослая черепаха впервые выходит на берег и касается брюхом песка, она чувствует на себе крепкую хватку гравитации и весь груз своего возраста, ведь масса кожистой черепахи увеличивается за время взросления в шесть тысяч раз. Не совсем понятно, в каком возрасте черепахи становятся взрослыми. Вероятнее всего, для кожистой черепахи этот возраст составляет двенадцать лет, а для атлантической ридлеи – всего семь. Зеленые черепахи и логгерхеды не откладывают яйца, пока не перейдут порог тридцатипятилетия. Вопрос о продолжительности жизни черепах пока остается без ответа; наука еще не настолько долго за ними наблюдает, чтобы проследить их полный жизненный цикл. Сколько раз самки отправляются откладывать яйца – тоже до сих пор неизвестно. Мы знаем об одной самке кожистой черепахи из Южной Африки, которая откладывала яйца на протяжении восемнадцати лет; на сегодняшний день 19

 Эта цитата – первая строчка из стихотворения Огдена Нэша:The turtle lives 'twixt plated decksWhich practically conceal its sex. (англ.). – Прим. ред.

41

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

это рекорд. Большинство исследователей сходятся на том, что по достижении половой зрелости черепахи живут еще по меньшей мере два десятилетия. Так что в среднем продолжительность жизни у черепахи должна составлять от сорока до шестидесяти лет. Несомненно, некоторые из них жили намного дольше, особенно в прежние времена, когда мир для них был более безопасным. Как и мигрирующие лососи, черепахи, как правило, оставляют потомство в тех же местах, где когда-то родились. Существо, которое после тридцати лет возвращается в исходную точку, – одно из самых потрясающих навигационных достижений природы [32]. Каким-то образом они понимают, куда им надо попасть. Но то, что они найдут на берегу, порой может очень их удивить. Сегодня береговая линия за десять лет из джунглей может превратиться в джакузи.

42

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Лунный свет в солнечном штате  

Флорида Муниципалитет Джуно-Бич, штат Флорида, с  его многоэтажками и  отелями, совсем не  похож на  заросшие джунглями морские пейзажи Тринидада. Зато изображения черепах здесь присутствуют на дорожных знаках, в честь морских черепах названы торговые центры и парки. Логгерхеды, зеленые и кожистые черепахи по-прежнему выходят на берег Джуно-Бич. Для кожистых черепах этот пляж – главный регион гнездования во Флориде. Но в этот раз они не торопятся. – У нас еще не чувствуется лета, – говорит Келли Стюарт, – за ночь на берег в среднем выходит по одной кожистой черепахе. Келли, энергичная темноволосая девушка, ищет кожистых черепах бессонными ночами не просто так: она пишет о них диссертацию в Дьюкском университете.

43

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Во Флориде появляется все больше черепах, – продолжает она. – Мы хотим понять, сколько особей выходит на берег, сколько кладок делает каждая из них, сколько вылупляется детенышей. Надо проследить миграционные маршруты кожистых черепах, выяснить, где они 44

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

плавают в промежутках между периодами гнездования, в какой среде обитают. А также исследовать их генетическую связь с другими черепахами в Карибском бассейне. Звучит амбициозно, – добавляет она со смущенной улыбкой, – но да, примерно таковы цели исследования. В 1990-х годах во всем штате насчитывалось не более двухсот гнезд. Затем эта цифра внезапно выросла до  четырехсот, потом  – до  пятисот, дальше  – до  тысячи. Сейчас количество гнезд колеблется в диапазоне от пятисот до восьмисот. Похоже, во всем Карибском бассейне становится больше гнезд. На закате мы заправляем наш внедорожник, и Келли вешает на шею маленький красный фонарик. Ведь ей и  ее коллеге Крису Джонсону предстоит объехать весь пляж, от  пролива Юпитер до пролива Лейк-Уорт, что рядом с портом Палм-Бич. Это около двадцати четырех километров. Прежде всего мы делаем ставки. Где сегодня появится первая кожистая черепаха? Моя версия – в два часа ночи у северной окраины пляжа. Крис отправляется на север. А мы с Келли едем патрулировать южную половину берега. С  собой у  нас бирки, кусачки для  навешивания бирок, рулетка, антисептик, контейнеры для забора крови, сухой лед для ее транспортировки, устройство GPS, телефон в водонепроницаемом чехле, камера и запас бензина. Я сажусь сзади на багажник, и наш внедорожник отправляется в путь. Келли гасит фары, ведь черепахи обожают темноту. Теплый бриз разогнал насекомых. Во тьме мы сворачиваем на юг и катимся на умеренной скорости по темному песку. Иногда Келли вскакивает на ноги и несколько километров проезжает стоя, пристально глядя на дорогу. Благодаря такой постоянной бдительности она еще ни разу не наехала на черепаху. Первые несколько километров мы проезжаем в темноте, потому что едем мимо государственного парка Макартура. А с южной стороны темные силуэты многоэтажек возвышаются в небе, подсвеченном человеческой активностью. Келли говорит, что дома выглядят темными по двум причинам: во-первых, половина жителей, как перелетные птицы, уезжают на все лето в менее жаркие края, а во-вторых, специально для черепах в городе действуют световые ограничения. Весь пляж изрезан ступенчатыми песчаными уступами вышиной в метр-полтора: вода вымыла целые полосы песка. Это может быть довольно-таки опасно для водителя, когда в предрассветный час падает концентрация внимания. Келли говорит, что обычно пляж в это время года гораздо ровнее, а  волны тише. Но  в этом году под  конец лета сильные ветра привели к эрозии берега. Три года назад инженеры засы́пали пятикилометровый участок пляжа новым песком; возможно, уступы образовались как раз в тех местах, где его вымыл океан. В десять часов вечера мы почти проносимся мимо совершенно незаметного среди вынесенных на берег водорослей логгерхеда, который и сам ими покрыт, будто камуфляжем. Келли останавливает машину возле черепахи и проверяет: – Да, она делает кладку. Но поскольку Келли исследует только кожистых черепах, мы отправляемся дальше. Кажется, что пляж совершенно безлюден. Однако на песке можно различить следы дневной суеты: будто толпа людей совсем недавно пронеслась по  нему, как  татаро-монгольская орда, волоча за  собой надувные мячи, матрасы и  доски для  сёрфинга. Теперь поверхность пляжа усеяна множеством лунок. Парк Макартура заканчивается тремя семнадцатиэтажками, а за ними расположился коттеджный поселок с несколькими сотнями домов. Поскольку все окна занавешены и фонари не горят, то кажется, что во всех этих зданиях никого нет. Это действуют световые ограничения для черепах[33]. Я спрашиваю Келли, так ли темно на пляже в другое время года. 45

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Что вы! Светло настолько, что можно всю ночь играть в волейбол! Возле многоэтажек по всему пляжу всю ночь горит такое количество уличных фонарей, что можно подумать, будто люди боятся нашествия с моря. Видели бы вы этот пляж в ноябре: море огней! Но когда нашествие черепах действительно происходит – свет погашен. Огни отпугивают от  берега мамаш-черепах[34] и  сбивают с  толку детенышей. Когда в 1980-х годах расплодившиеся многоэтажки осветили прожекторами пляж, жильцы, въехавшие в новые квартиры, стали находить детенышей в кустах у подъездов и в прочих местах, где им быть не положено. Сотни черепашек погибли под колесами автомобилей на освещенных парковках. Обеспокоенные жители обратились к властям. Сегодня обитатели побережья должны гасить свет по  ночам с  июня до  конца октября. Это не  закон штата, а  указ, который действует на  территории двадцати округов и  сорока шести муниципалитетов и, таким образом, охватывает 95  % территории гнездования логгерхедов и  зеленых черепах во  Флориде. В указе в общих словах говорится, что искусственный свет вредит морским черепахам, поэтому жители должны приглушать, выключать, экранировать или направлять его так, чтобы его не было видно с берега во время сезона гнездования. Все довольно просто. Через какое-то время мы замечаем самку логгерхеда, закапывающую гнездо. По ее следу мы понимаем, что черепаха забралась на рассыпчатый песчаный утес высотой в полтора метра. Некоторое время мы наблюдаем, как она не то катится, не то скользит обратно по рыхлому откосу к пенистой кромке океана. В полночь я пересекаю отметку еще одного года своей жизни, и Келли трогательно, хотя и несколько машинально поет мне «С днем рождения тебя». Я желаю себе набор кожистых черепах, можно без подарочной упаковки. А Келли на это отвечает: – Две черепахи – это уже будет хороший подарок! Если учесть, что в среднем мы встречаем одну кожистую черепаху за ночь. Мы проезжаем хорошо затененные десяти- или  двенадцатиэтажные здания, которые тянутся вдоль пляжа почти на два километра. Они стоят прямо на берегу, и бетонный фундамент порой находится метрах в восемнадцати от линии прилива. «Во все это вложены такие большие деньги! Можно не сомневаться, что они захватят берег раньше, чем он их», – думаю я. И в самом деле, перед некоторыми домами стоят массивные заграждения – по сути, целый бетонный пляж, неприступный для человеческих ног и черепашьих ласт. А вот самка логгерхеда решила повернуть назад, не справившись с другим неожиданным препятствием – шезлонгами. Лучшее место для гнезда – одновременно и лучшее место для принятия солнечных ванн. И хотя действуют световые ограничения, для шезлонгов никаких ограничений нет – они здесь перегораживают примерно 20 % пляжа. Келли говорит, что владельцы отелей и апартаментов не хотят сдвигать шезлонги даже на пять-шесть метров назад. На греческом острове Закинф, где сотни тысяч туристов ежегодно устраивают ночные вечеринки, владельцы курорта категорически отказываются уступать рептилиям – настолько, что даже Европейский суд объявил Грецию страной, безответственно относящейся к гнездовьям морских черепах. У одних существ нет выбора и голоса, другие же предпочитают притворяться глухими. В два часа ночи мы проезжаем мимо двух девушек, которые в чем мать родила смотрят в сторону моря, овеваемые морским бризом. – С ума сошли! Лично я мерзну, – кричит Келли, оборачиваясь ко мне. На южной оконечности пляжа, возле пролива, крупная отельная корпорация возводит пятиэтажный комплекс апартаментов. О чем они думали? Ведь фундамент зданий будет все время затапливать. А если начнется тайфун? В половине третьего у Келли звонит телефон. Крис нашел кожистую черепаху. Довольно далеко, с северного края пляжа, в двадцати километрах от нас. 46

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Ну что, помчали? – спрашивает Келли. И мы мчимся, притормозив лишь раз, чтобы не задеть броненосца. Подъехав, мы видим, что темная черепаха все еще роет гнездо. – Это Беатрис, – бросает Крис вместо приветствия. У всех черепах есть номера, но Крис и Келли дают каждой черепахе имя. – Последний раз мы видели Беатрис, – вспоминает Келли, – двадцать девятого апреля. Тогда мы и поставили ей бирку на ласт. Скорее всего, с тех пор она уже дважды где-то откладывала яйца. Сегодня Беатрис получит пожизненный «паспорт» в  виде малюсенькой вживленной бирки, а также спутниковый передатчик. Вживленная бирка – это стеклянный микрочип размером с рисовое зернышко; при воздействии электромагнитного импульса он выдает индивидуальный серийный номер. Такая бирка называется «пассивный интегрированный ретранслятор» (Passive Integrated Transponder, PIT); она остается с животным на всю жизнь. Келли и Крис уже отслеживали кожистых черепах с помощью спутникового передатчика. – Эрес поплыла к мысу Канаверал, а дальше мимо Чарлстона к острову Хаттерас. Затем, в сентябре, она отправилась на восток. Зиму и весь следующий год она провела в северной части Североатлантического круговорота. В январе-феврале снова сделала круг и приплыла обратно, – говорит Келли. Последняя спутниковая информация об Эрес: она покинула Чарлстон. – Мы надеемся, что она вернется сюда, чтобы откладывать яйца. Пока что все черепахи, которых мы отслеживаем, плывут на север и дальше вдоль побережья до острова Хаттерас. Там они пару месяцев тусуются, питаясь в основном медузами-корнеротами. Пара черепах отправилась в  центральную Атлантику. Одну мы нашли в  итоге у  западного побережья Африки, а другие поплыли к Большой Ньюфаундлендской банке.

  ***  

Дальше я еду с  Крисом. Дорога здесь пролегает совсем близко от  моря, и  вдоль нее тянется городская парковка. Не проехав и пары километров, мы встречаем двух логгерхедов. Поскольку Крис следит за состоянием этой популяции, он переписывает их номера, а затем спрашивает меня, трогал ли я когда-нибудь нос логгерхеда. – Он у них мягкий и податливый, – говорит Крис. Оказывается, он прав! В эту ночь Крис надеется встретить не менее пятидесяти логгерхедов. К концу сезона на этом девятикилометровом пляже будет не менее тысячи гнезд зеленой черепахи, пять тысяч гнезд логгерхеда и, наверное, около семидесяти гнезд кожистой черепахи. – На одну милю пляжа по тысяче гнезд – очень круто! – говорит он с восторгом. Внезапно дорогу нам преграждает волнорез метров сто в ширину. Сейчас прилив: Атлантический океан наталкивается на  трехметровую стену, волны бьются о  бетон. И  никакого пляжа. Приходится выехать на дорогу и объезжать дома. Черепахи так сделать не могут. Когда прилив не слишком сильный, у этой стены Крис часто находит черепах. Такую отмостку делают там, где зданиям уже явно угрожает эрозия. Вот так черепах – и даже людей – могут раздавить между недвижимостью и морем. Крис рассматривает берег в прибор ночного видения. Он надеется, что этой ночью поймает браконьера, который недавно раскопал три кладки. – Тут происходят удивительные вещи, – говорит Крис. Могу себе представить. 47

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

На мутно-зеленом экране прибора ночного видения мы замечаем только одного гуляку и двух рыбаков, а затем наблюдаем, как на берег выходит самка логгерхеда. Прибор привносит в происходящее дух какой-то особой секретности. Мы не просто наблюдаем за черепахой: мы шпионим за ней. Крис замечает, что для него все зеленые и кожистые черепахи выглядят одинаково, а вот каждый логгерхед, по его мнению, неповторим. – У них разная растительность на спине, разный узор из прилипших морских желудей. У некоторых очень широкая голова – просто гигантская. Внезапно из рации раздается потрескивание: Келли сообщает, что на южном конце пляжа на берег вылезает кожистая черепаха. – С днем рождения! – говорит Келли. – Вот и ваш подарок. От воды на берег тянется большой свежий след. Мы следуем за темной глыбой, которая устраивается на песке и начинает копать. – Карл, познакомьтесь с Джорджией, – говорит Келли, – Джорджия – большая девочка. Более того, Джорджия – самая большая черепаха, которую видели на этом пляже. Средняя длина панциря у черепах, которых измеряла Келли, составляет 151 сантиметр. А панцирь Джорджии достигает целых 168 сантиметров (и это если не считать головы, шеи и хвоста). Единственная короткая часть Джорджии – это ее передний ласт, от которого осталась только треть его изначальной длины. Сначала я думаю, что это укус акулы, но потом замечаю два розовых шрама на другом ее запястье: черепаха запуталась в леске. Второй, невредимый ласт – 125 сантиметров в длину. Окончив откладывать яйца, Джорджия медленно покидает гнездо. И хотя с правой стороны ей не хватает ласта, она умудряется ползти, наклонившись влево, словно привыкла компенсировать своим телом эту нехватку. Келли так хорошо знает своих черепах, что каждой ночью может угадать, кто вернется для очередной кладки. Сегодня она ждала Джорджию, а еще надеется увидеть Гидру, которая должна была явиться еще позавчера. –  Гидру мы впервые встретили пару лет назад. Но  когда я недавно снова ее увидела, у  нее были свежие кровоточащие раны с  плотными белесыми краями. Голова была сильно поцарапана, верхушка панциря стесана. В плече рана с кровянистыми выделениями и таким количеством мертвой ткани, что она просто смердела. Я слушаю Келли, глядя, как Джорджия маневрирует на своем изуродованном ласте, и мне в мой день рождения становится грустно, хотя и день-то еще не начался. – Может, Гидре в плечо попал крючок, так что за ней волочилась леска. И каждый раз, когда она поднимала ласт, леска сдирала ей кожу. Каждый раз, когда она делала вот так,  – Келли поднимает руку, – рана становилась все шире. – А что с другими? – У Седны в плече прощупывается что-то похожее на крючок – с петелькой на ножке и все такое. У Дельфинии были тяжелые раны и много ссадин, напоминающих порезы от рыболовной лески. Она вернулась с уже затянувшимися, но глубокими шрамами. – В прошлом году однажды приплыла Песка. Подойдя к ней поближе, мы увидели, что она вся опутана тяжелой и длинной леской из моноволокна, тянущейся из крючка, который впился ей в плечо. Она проглотила много этой нити. И что самое ужасное, нить проходила через нее насквозь и выходила из клоаки, откуда в этот самый момент падали в гнездо яйца. Мы обрезали много нити и освободили ее от крючка. Понадеялись, что остальная нить пройдет через тело и выйдет естественным путем. Исследователи экипировали черепаху спутниковым передатчиком и несколько месяцев следили за ее перемещениями, пока наконец не потеряли сигнал у Ньюфаундлендской банки, как раз в районе масштабного ярусного лова. 48

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Молчание между нами переходит в безмолвное горестное сетование. Келли добавляет: – У каждой пятой кожистой черепахи есть шрамы от лески. Все мои мысли теперь о страданиях этих невинных животных: они ранятся и калечатся так часто, неестественно и несправедливо. Многие черепахи заглатывают пластик, думая, что это еда. Согласно данным одного исследования, пластик находят во  внутренностях у  половины кожистых черепах[35]. После вскрытия мертвых кожистых черепах, найденных на пляже, по данным научного центра Marinelife Center в Джуно, в 70 % выясняется, что смерть наступила в результате непроходимости кишечника из-за остатков воздушных шаров, пакетов и прочего пластикового мусора. Одна черепаха выползла на берег с тянущейся за ней полиэтиленовой пленкой. Только после того, как какой-то человек выдернул из нее мусорный пакет, она смогла начать откладывать яйца. Кажется, вся эта боль – единственное, что мы возвращаем природе, не скупясь. Краешек неба уже начинает розоветь, когда мы, утомившись, наконец покидаем пляж. Однажды в 1960-х годах в такой же рассвет я вышел погожим осенним днем в открытое море из Бруклинской гавани в Нью-Йорке. Мне было четырнадцать, и я мечтал овладеть премудростями мореплавания, узнать от моих дядьев Cэла и Тони все, что только можно узнать об океане. Но на самом деле мы отплывали в океан всего на пару километров: в те дни за тунцом еще не приходилось ходить слишком далеко. Мы стояли на якоре недалеко от Хайлендс, НьюДжерси, и  для приманки то и  дело бросали кусочки рыбы в  воду за  кормой. Я с  нетерпением ждал, когда же удочка начнет изгибаться под весом пугающе сильной рыбы. С детским любопытством я вглядывался в бесконечную глубину за бортом, и вдруг, словно бы в доказательство моей фантазии о безграничных возможностях океана, в сорока метрах позади нас из воды вынырнул странный морской зверь. Он был настолько большой, что волны разбивались о его спину белыми бурунами. Я подумал, что он похож на автомобиль Volkswagen, плывущий у поверхности воды, когда зверь поднял свою фантастически крупную голову, сделал большой глоток воздуха и снова исчез. Я стоял как вкопанный, не веря своим глазам. Внезапно одна из наших удочек перегнулась через борт, а леска сильно натянулась. Но это был не тунец. Леска медленно протянулась через всю корму, и мои глаза полезли на лоб от удивления: перед нами была морская черепаха невиданных размеров. Она размахивала одним ластом, вокруг которого обвилась леска. Когда она стала тянуть удочку на себя, мой дядя Тони резко дернул рычаг катушки, и натянутая до предела леска лопнула. Так закончилась моя первая, исполненная благоговения встреча с самой большой черепахой на Земле – с кожистой черепахой, которая запуталась в рыболовной леске. Неужели это тот  же самый пляж? Настало субботнее утро, и  мы с  Келли не  можем найти парковочное место в парке Пролива Юпитера. Этот берег, столь любимый черепахами по  ночам, днем живет совсем другой жизнью. От  севера до  юга, от  пролива до  пролива он заполнен людьми из  апартаментов, отелей, ближних и  дальних частных особняков. Вместе с нами на берегу сотни людей, и каждому нужен кусочек этого пляжа. В песке, который сейчас топчут умасленные тела почитателей солнца, лежат и зреют яйца черепах, также исчисляемые сотнями. Сложно даже сказать, что более странно: черепахи, живущие рядом с людьми, или люди рядом с черепахами. Я спрашиваю, как так получается, что люди не затаптывают яйца в гнездах. – Не знаю, – отвечает Келли, – похоже, что пляжные одеяла, шезлонги и сами люди проблем не создают. А вот то, что зонтики втыкают в песок, – это не очень хорошо для гнезда. В  КНИГЕ БЫТИЯ ПЕРВЫМ СВОИМ СЛОВОМ БОГ СОЗДАЕТ СВЕТ. Это говорит о его первостепенном значении – особенно для нас, людей. До того как появился свет, мир состоял из тьмы. Наши прапрадеды воспринимали ночь совсем не так, как мы теперь. Для миллиардов людей, которые сегодня пользуются электричеством, свет, которым мы раз за разом рассеиваем тьму, ярче самого света звезд[36]. 49

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Я в городке Бока-Ратон, штат Флорида. Только что зашло солнце. Вокруг меня целые две дюжины девочек-скаутов. Мы собрались, чтобы выпустить заблудившихся накануне детенышей морских черепах, которых в Экологическом центре Гамбо-Лимбо поместили в специальный контейнер. Директор центра, доктор Кёрт Русенко,  – усатый худощавый ученый лет пятидесяти. Его диссертация была посвящена биохимии белков, но доктор Русенко устал от лабораторной работы и нанялся волонтером морского центра в Джуно-Бич. А потом осел здесь и начал следить за гнездованием морских черепах, а также соблюдением световых ограничений. Городские власти наделили его статусом черепашьего посла к домовладельцам, сделали законодателем по делам освещения. Кёрт ждет, когда мы с девочками-скаутами будем готовы приступить к делу. Девочкам, которые и сами вполне себе детеныши, не терпится начать. Перед нами простираются океанские волны. Наконец девочки перестают хихикать, и мы начинаем. Кёрт достает из контейнера трех детенышей и кладет на песок. Те начинают бежать, но не к морю, а на юго-восток. Одного даже приходится выпустить заново. Понятно, что поначалу они дезориентированы. – Лучше, чем обычно, – говорит Кёрт. – Они зашли в океан! – пищит от радости одна из девочек. – А этому дадите имя? – спрашивает Кёрт, доставая из коробки еще одного детеныша и протягивая восторженным девочкам. – Не стоит к ним привязываться, – мрачно замечает чья-то мама. Кёрт выпускает детенышей по три, по четыре штуки за раз, пока в контейнере не остается ни одного. Счастливые девочки и их мамы благодарят Кёрта и потихоньку расходятся, оставляя нас одних. – Невероятно, как сильно они ориентируются на свет, – говорит Кёрт, объясняя растерянность детенышей. Понятно, почему маленькие черепахи идут в  сторону света [37]. Ведь в  естественных условиях самое яркое пятно  – это горизонт над  океаном, а  самое темное  – песчаные дюны или джунгли. Идти на свет – верный способ попасть к воде. – Когда мы их выпускаем, они часто ползут к белым кроссовкам, брюкам или другим предметам белого цвета, – добавляет Кёрт. И рассказывает, что однажды видел фотографию с тремя сотнями детенышей, которые обуглились в пепле большого костра. Каждый месяц Кёрт следит за освещением на берегу: фонарями, витринами, уличными и ландшафтными огнями. Затем он звонит домовладельцам и вместе с ними проверяет все ночные осветительные приборы на участке, буквально каждую лампочку. – Не надо противопоставлять морских черепах и безопасность или комфорт. Дорожку к дому можно и подсветить, но только так, чтобы черепахи этого не заметили. Вплоть до недавнего момента в нашей биологической истории все искусственное освещение сводилось лишь к слабым огонькам, при свете которых наши предки могли различить разве что чумазые лица своих собратьев. Не считая мотыльков, летящих на пламя костра, природа ничего не замечала. Только после изобретения электричества, всего пару поколений назад, мы научились разгонять ночную тьму и  осветили Бродвей. Сегодня две трети населения США и половина населения Европы не видят Млечного Пути. В большинстве городов из-за ночных огней можно разглядеть лишь самые яркие звезды. Сегодня, когда мы с Кёртом проезжаем по берегу Бока в его четырехколесном автомобильчике наподобие гольф-карта, свет послушно погашен во всех апартаментах. Одна поразительно темная многоэтажка затеняет пляж от ночных огней. Она выкрашена светопоглощающей краской, окна тонированы и в большинстве своем занавешены. 50

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Хороший домик, – говорит Кёрт таким тоном, каким обычно хвалят собаку. – Вот так и нужно делать. Это единственное здание на берегу, перед которым детеныши всегда знают, куда им ползти. Тут рядом много гнезд. Чуть дальше мы видим обратный пример: многоэтажка светится огнями так, будто их по рассеянности просто забыли выключить. Яркость дается нам настолько легко, что нужно прилагать осознанные усилия, просто чтобы ночь обрела свои естественные цвета. Не так уж просто ей теперь наступить. Увидев следующее здание, Кёрт замечает: – Вот эту новую люминесцентную подсветку нужно убрать. Люди часто не понимают, что проблема не в свете, а в длине световой волны. Черепахи почти не видят свет при длине волны более пятисот пятидесяти нанометров. Это желто-красный спектр. Мы его видим, а большинство черепах нет. Во  всяком случае, они на  него не  реагируют[38]. Детенышам почти не  мешают желтые и красные источники света, ведь это может быть луна или восходящее солнце. То есть черепахам на берегу вредит искусственный свет всего видимого спектра, за исключением желтого и красного цветов. Кроме того, возникает вопрос энергосбережения. Только 10 % энергии, которую выделяет лампочка накаливания, преобразуется в излучение. Остальные 90 % теряются, превращаясь в тепло. Свет, как правило, измеряется в люменах. Лампа накаливания производит 20 люменов на один ватт. Ртутные лампы выделяют порядка 60 люменов, флуоресцентные – 100, натриевые лампы высокого давления  – 140, а  натриевые низкого давления светятся на  200 люменов. Эти лампочки дают столько  же света, сколько обычные, и  потребляют при  этом гораздо меньше электричества[39]. – Видите, подсветка на крыльце, – обращает мое внимание Кёрт. – Здесь стоят специальные защитные экраны для черепах. Но для экономии они поставили флуоресцентную лампочку, и она пробивает экран. Нужно попросить их установить лампочку другой формы, чтобы свет не выходил за пределы экрана. К счастью, здесь проблем с домоуправлением не будет. Они хорошо к нам относятся. Они знают, что мы можем выписать штраф, но я не хочу конфликтовать. Чуть позже Кёрт добавляет: – Это хороший дом. У всех энергосберегающие лампы желтого свечения. Раньше детеныши иногда шли к этому дому, но желтый свет они почти не замечают. У нескольких соседних домов окна погашены, но из-за того, что они стоят под углом к пляжу, стены отражают огни соседних улиц. – Из-за этого отраженного света здесь на пляже почти нет гнезд, – говорит Кёрт. Самка черепахи воспринимает освещенный песок скорее как океан, чем как сушу. Она ищет темный пригорок, над которым нависает темное небо с обрывками облаков: так выглядит дикий пляж, который обрамляют джунгли. Ее отпугнет даже небольшое количество света. А отраженные уличные огни делают стены зданий невыносимо светлыми. На сегодняшний день морские черепахи гнездятся во Флориде на четырех пляжах между городком Бока-Ратон и мысом Канаверал. Эти пляжи отличаются от соседних только тем, что на них темно. Восточное побережье Флориды – важнейший регион гнездования логгерхедов. Так что, если на этом густонаселенном побережье ночное освещение никак не ограничивать, это уничтожит один из самых важных черепашьих берегов. Любое строительство и перестройка домов на береговой линии в обязательном порядке должны быть согласованы с  Кёртом, который следит за  тем, чтобы световые ограничения не нарушались. Есть много вариантов: можно установить таймеры и датчики движения, можно выключать свет, можно уменьшить количество его источников, снизить энергопотребление, спрятать 51

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

или заслонить источники света, можно опустить их вниз, в углубление, наклонить их так, чтобы с пляжа их не было видно, или, наконец, изменить их цветовой спектр. – Лучше опережать события, – говорит Кёрт. – Обычно я предупреждаю: сделайте вот так, и не будет проблем. Не дожидаясь, пока я начну находить мертвых черепах. Теперь хозяева апартаментов сами звонят мне и спрашивают: «Мы делаем то и это, какие лампочки лучше использовать?» Как по мне, это значит, что все наконец работает. Утро. Мы возвращаемся, чтобы по  свежим следам на  песке зафиксировать последние кладки и появление малышей. Обходим пляж, как врачи из родильного отделения. По следу взрослой зеленой черепахи видно, где она вырыла гнездо. Повсюду следы енотов. И  хотя в нескольких местах они наугад выкопали ямки, яиц все же не нашли. Вот поэтому черепахи разводят такой беспорядок, когда зарывают яйца: так они скрывают точное местоположение камер со своими сокровищами. Кёрт сообщает удивительные новости: в парках стало неестественно много енотов – их численность поддерживают полные мусорные баки. Рядом с апартаментами мусорные контейнеры обычно закрыты. Так что в плане темноты и густонаселенности парки оказываются менее «природными», чем многоэтажки. Кёрт посыпает гнездо щепоткой какого-то порошка: – Перец хабанеро очень жгучий. Остроту перца хабанеро можно оценить по шкале Сковилла. Она показывает концентрацию капсаицина – химического вещества, которое активизирует рецепторы боли, из-за чего перец кажется острым на вкус. Соус Табаско, к примеру, доходит до отметки 5000 по шкале Сковилла. А хабанеро, который рассыпает Kёрт, получает на этой шкале 250 000 единиц. – Хорошая вещь. Правда, если дует ветер, перец может попасть в глаза. Даже если раскапывать гнездо гораздо позже, иногда можно почувствовать, что руки начинают гореть. Перец отпугивает млекопитающих, а черепах, похоже, совсем не беспокоит. В соседнее гнездо проникли огненные муравьи[40]. Они не могут прокусить скорлупу, но, когда детеныш проклевывается, залезают внутрь яйца, жалят, кусают и  поедают маленькую черепашку, оставляя в скорлупках миниатюрные скелетики. На это у Кёрта есть одно средство: он рассыпает яд по муравьиной дорожке, чтобы насекомые занесли его к себе в гнездо. Муравьи тут же начинают подбирать смертельную закуску. На гнезда черепах нападает огненный импортный красный муравей – «адский муравей» (Solenopsis invicta на латыни, что означает «непобедимый»)[41]. Этих муравьев в  США завезли из  Бразилии вместе с  саженцами и грунтом перед Второй мировой войной. Сегодня огненные муравьи распространились на территории юга США и каждый год причиняют миллиард долларов убытка. Муравьиная матка способна производить от полутора до пяти тысяч яиц в день. В США, в отличие от Бразилии, их численность не регулируется паразитирующими на них мухами 20, поэтому количество представителей этого инвазивного вида на единицу площади в США иногда в десять – пятнадцать раз выше, чем на родине. Перед лицом опасности муравьи становятся крайне агрессивны, а их укусы вызывают болезненные волдыри. При этом муравьи – кошмар не только для птиц и черепах. Они объедают посевы, убивают новорожденный скот, нападают на  фермеров, а  также защищают некоторых паразитов: червецов, щитовок и тлю, которая выделяет сладкую, столь любимую муравьями «медвяную росу»; муравьи разносят тлю, своих «коров», на новые пастбища. Более того, огненные муравьи ломают системы орошения, кондиционеры, светофоры, телефонные линии, посадочные огни в аэропортах, электрические насосы для нефти и воды: они перегрызают электроизоляцию и устраивают короткое замыкание. Огненные муравьи уже распространились в Пуэрто-Рико, Новой Зеландии и Австралии. Между 1990 и 1996 годами калифорнийская сельскохозяйственная инспекция уничтожала отряды муравьев каждые три

20

 Имеются в виду мухи рода Pseudacteon (мухи-горбатки). – Прим. науч. ред.

52

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

дня. К 1998 году муравьи все-таки отвоевали себе кусок «Золотого штата». Упорство вознаграждается. Теперь они отправились на Гавайи. Каждое черепашье гнездо Кёрт отметил колышком и  цветной наклейкой, так что все гнезда этого сезона можно легко окинуть взором. И вот что я замечаю: перед многоэтажками гнезд гораздо больше, чем в парке. Повторю это еще раз: черепахи чаще откладывали яйца перед домами, чем в парке. – Вот и подтверждение, что световые ограничения и правда работают! Из всех городов США в Бока самая высокая плотность черепашьих гнезд. Раньше парки были лучшим местом для  черепах, теперь  же они стали худшим  – из-за того, что низкая прибрежная растительность не заслоняет их от городских огней. Мрачные жилые комплексы теперь лучше затеняют пляж и защищают его от света, чем песчаные дюны. Поэтому многие черепахи предпочитают откладывать яйца возле пляжных апартаментов. – Боюсь, мы на пути к тому, чтобы потерять их совсем, – говорит Кёрт. – Сначала парки стали слишком светлыми, теперь строительство расширяется на север… Мы видим, что из гнезда выкарабкались детеныши, но их следы ведут не в сторону моря, а в сторону суши. Кёрт прижимается щекой к песку там, где была кладка. Ровно на уровне глаз детенышей находится волнорез с двумя флуоресцентными фонарями. – Мы их уже просили выключить огни этим летом, и они вроде бы согласились… – бормочет Кёрт. Но сейчас, хотя уже взошло солнце, мы видим, что огни на волнорезе горят. На песке под ними – следы детенышей черепах, ходивших кругами. – Зараза, – ругается Кёрт, – придется снова звонить руководству. Другие следы от этого гнезда тянутся к ярко освещенному зданию через дорогу. Обратно они уже не ведут, а теряются в траве. Выглядит это удручающе. Но Кёрт успокаивает меня: – Теперь такое случается нечасто, ведь действуют световые ограничения. – И добавляет, выпрямившись: – Исправить все это так же просто, как заменить лампочку. Лучше это, чем кое-что другое. И кажется, я начинаю понимать, на что он намекает. На ровной поверхности пляжа мы различаем множество запутанных и петляющих следов. Даже Кёрт не может понять, из какого гнезда вышли черепашки. – Вот это, – говорит он мрачно, – результат небесного свечения. До этого момента, если следы вели не к морю, они вели к источнику света. Детеныши не блуждали кругами. – Это уже совсем другая история, – бурчит Кёрт. – Это хаос. Когда детеныш вылупляется, его глаза находятся на  высоте полутора сантиметров над песком. И его непосредственный ориентир – это простирающееся впереди небо. Но если небо посылает ему запутанные сигналы, детеныш не в силах ответить на единственный и простой стоящий перед ним вопрос: «Где море?» Если ночью на берегу вы станете медленно оглядываться по сторонам – север, юг, запад, восток (в общих чертах, должно быть, так и видит мир малыш черепахи), то заметите, что самое яркое пятно – вовсе не горизонт над океаном, а небо над городом с подсвеченными облаками. Когда на пляже вводили световые ограничения, никто не мог предположить, что черепах будет сбивать с толку городское освещение. Вот как эту ситуацию описывает Кёрт: – Пару лет назад это свечение еще было менее обширным и уж точно более тусклым. Город в  основном освещали натриевые лампы высокого давления. Если посмотреть на  юг, в сторону Майами, в небе можно было заметить оранжевое свечение. Это было не так страшно. А сегодня город сверкает белыми огнями. 53

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

В нескольких кварталах Бока установлены стосемидесятиваттные галогенные лампы. – Они такие яркие, что вы не различите цвета собственной машины. И вправду. Фонари на улицах Бока-Ратона оснащены тремя совершенно новыми лампами. Некоторые направлены вверх, некоторые  – вниз; одни подсвечивают улицы, другие  – дома. Это довольно мило, если не думать ни о звездах, ни о черепахах. Можно даже спать, потому что со стороны домов на фонарях стоят специальные экраны, которые не пускают свет в спальни. Но лампы освещают небо, и облака пылают так, что видно даже с пляжа. – Вот это свечение – главная причина того, почему детеныши не идут прямо в океан, а разбредаются в разных направлениях, – говорит Кёрт. Я замечаю, что особенно ярко светится северная часть небосвода. – А это автомобильный рынок на трассе в паре километров отсюда, – объясняет Кёрт. Куда ни  посмотри, от  городского света нигде нет спасения. Свет, который исходит от улиц, магазинов и домов Бока-Ратона и тянется на тридцать километров к югу до ФортЛодердейла, стирает с облаков ночные тени и делает их отражением городской суеты. Небесное свечение  – ореол человечества, который постоянно расширяется. Согласно данным Международной ассоциации темного неба, девиз которой – «Carpe Noctem» («Наслаждайся ночью»), около трети уличного освещения тратится на подсветку атмосферы, и каждый год только в одних США на это уходит миллиард долларов. Чтобы произвести все это электричество, потраченное впустую, нужно сжечь шесть миллионов тонн угля. А в результате мы имеем глобальное потепление и потерянных черепах [42]. – В этом году много заблудившихся детенышей, – говорит Кёрт, понуро качая головой. – Хорошо, что вы это увидели. Все это ново для меня самого, и я пока плохо понимаю, что с этим делать. В конце концов мы находим гнездо. Оно в шести метрах от линии прибоя, то есть гораздо ближе к морю, чем любое другое гнездо на берегу. При таком расстоянии детеныши должны были оказаться в  океане уже через полминуты. Но  вместо этого их маленькие следы ведут в разных направлениях; совершенную навигационную систему сбили с курса несколько рассеянных тут и там фотонов. Уверенные движения ласт превратились в бессмысленное барахтанье, а стрелка легендарного внутреннего компаса черепах разболталась. Мучительно наблюдать, что из-за такой незначительной мелочи, как рассеянное свечение, нарушаются древние отточенные инстинкты. Мы посчитали все следы и идем к воде, чтобы выяснить, сколько детенышей добралось до океана, а скольких еще не хватает. – Многие не дошли, – говорит Кёрт, внимательно изучая песок с блокнотом в руке. Некоторые маленькие дорожки следов смело ведут в противоположную от воды сторону, к дюнам. Другие детеныши, словно им присудили незаслуженное наказание, долго тащились по сухому песку параллельно берегу, вместо того чтобы сразу свернуть в море. –  Такие следы встречаются все чаще и  чаще. Кажется, естественное свечение горизонта уравновешивается городскими огнями, и черепахи просто ползут посередине, разрываясь между двумя этими полюсами притяжения. Мы ходим вслед за  черепахами по  длинным извилистым дорожкам следов, которые должны были быть прямыми и короткими спусками к морю. В естественных условиях коллективная стремительная гонка к  воде не  дает хищникам погубить слишком много особей из одного выводка. Их безопасность – в количестве. Но только не здесь. Разделенные и потерянные детеныши становятся легкой добычей хищников. Следы ночной цапли среди всей этой неразберихи говорят нам о том, какая неминуемая судьба постигла некоторых из них. Одну такую маленькую черепашью дорожку пересекают следы лисицы. Очевидно, по счастливой случайности они разминулись, детеныш продолжил ползти и попал в автомо54

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

бильную колею. Доковыляв наконец до холма, поросшего травой, он сделал круг, развернулся к морю, но потом снова нарезал петлю. – Тут они начинают вертеться, чтобы понять, куда ползти, – отмечает Кёрт. – Это потому, что чем ближе детеныш подползает к кустам, тем больше он оказывается в тени и тем лучше чувствует океан. Но когда он выползает обратно на открытый пляж, подсвеченное небо снова сбивает его с толку, и он начинает ходить кругами. Наконец дорожка из миниатюрных следов длинной кривой линией тянется через берег и под углом выходит к морю. Всего в паре шагов от линии прибоя ее пересекает след другого детеныша. Тут обе черепашки уже могли бы проворно броситься в воду, но вместо этого они продолжали медленно ползти наискосок к линии прибоя. К  счастью, солнце, восходящее утром над  океаном, снова утверждает себя в  качестве главного небесного светила. Детеныши, которые пережили эту ночь скитаний, смогут наконец повернуть к воде, если у них хватит на это сил. К несчастью, утром их уже будут поджидать чайки и голодные пеликаны, к тому же хищные рыбы лучше видят при свете дня. След, по которому мы идем, в конце концов исчезает на гладком песке линии прибоя. Если эта черепашка переживет следующие два десятилетия, она сможет вернуться, чтобы найти темный участок пляжа. Сверившись со своим GPS, Кёрт отмечает, что детеныш прошел от гнезда 205 метров. У них есть определенный запас энергии, чтобы преодолеть прибой, добраться до открытого океана и  попасть в  Гольфстрим. Кроме того, они рождаются обезвоженными, и  им срочно нужна вода. – Этот по крайней мере добрался, – говорит Кёрт. – Другие детеныши в это время еще где-то топтались, взрывая сухой песок. Метров через сто мы видим, что еще трое пересекли линию прибоя и зашли в зону волн. – Видите, – объясняет Кёрт, поднимая голову, – вот это здание позади нас прекрасно затеняет ночное небо. Когда они оказались в тени этого дома, то быстро сориентировались. Проследив до воды последний след, Кёрт объявляет: – Двести девяносто пять метров! Такое расстояние понадобилось пройти маленькому существу от гнезда, которое находилось всего в паре шагов от воды. Все это время летней ночью детеныш просто искал темноту. На обратном пути мы пересекаем другие дорожки длиной от пятидесяти до ста восьмидесяти метров – столько сегодня пришлось пройти черепашкам вместо необходимых шести. Подумать только, как повезло взрослой черепахе, которой удалось прожить несколько десятков лет, совершить это непростое путешествие, выбраться на берег и сделать все возможное для того, чтобы отложить яйца. А детеныши, выкарабкавшись из гнезда, пережив непогоду, нападение енотов, лисиц и муравьев, рассчитывают в темноте на одну-единственную подсказку, которая не работает, потому что облака освещены. – Ну что ж, – говорит Кёрт, – детеныши из этого гнезда неплохо справились. Большинство из них даже добралось до воды. Далее на  север в  парке Ред-Риф, самом плотном ареале гнездования черепах в  БокаРатоне, отмеченные колышками гнезда встречаются буквально через каждые пару шагов. В парке есть холм десяти метров в высоту, на котором растут высокие казуарины, затеняющие и небо, и песок. Мамы-черепахи очень любят это место. Мы видим двух новых зеленых черепах, которые собираются рыть гнезда. Кроме того, мы натыкаемся на двух вылупившихся детенышей. У меня уже начинает сжиматься сердце, но здесь все черепашьи следы ровными дорожками ведут прямо в воду – именно так, как это и должно быть. – Вот этот высокий холм и казуарины заслоняют небо и отбрасывают плотную тень, – объясняет Кёрт. – Почти как многоэтажка. 55

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

То есть берег в парке – это почти так же хорошо, как многоэтажка! Мы дожили до того, что многоквартирные дома в местах обитания диких животных стали считаться знаком качества. – Кроме того, здесь они не насыпали новый песок, так что берег тут узкий. Похож на природный. Хорошо, что в этом мире искусственных берегов, фонарей, завезенных издалека деревьев и ослепленных черепах есть хоть что-то, похожее на природу. Шесть лет назад на одном побережье в парке насыпали столько песка, что оно расширилось на двести семьдесят метров. Деревья перестали защищать пляж от уличного освещения. От шестидесяти гнезд на том берегу осталось одиннадцать. На следующий год черепахи сделали больше гнезд, однако все детеныши – их было без малого тысяча шестьсот – не смогли понять, как попасть к морю. 75 % детенышей до океана так и не добрались. В следующем году энергетическая компания подправила угол падения света, и количество дезориентированных детенышей снизилось до тысячи двухсот, из них 25 % погибло. После этого департамент транспорта штата Флорида заменил все фонарные столбы на светоизлучающие диоды, встроенные в поверхность трассы. Теперь свет совершенно не видно с пляжа. Кёрт показывает мне эту дорогу: на ней видны светящиеся полосы, как в проходе кинотеатров. Есть и специальный знак «ЗОНА ОСВЕЩЕНИЯ ДЛЯ МОРСКИХ ЧЕРЕПАХ». – После того как установили эти лампы, ни один детеныш уже не ошибается, – утверждает Кёрт. Мы останавливаемся у  опустевшего гнезда логгерхеда внизу холма. Мне кажется, что следы черепашек выглядят отлично. Но Кёрт добавляет тоном истинного эксперта: – Детеныши все еще расходятся слишком широко, но в целом очень хороший след. Прямо к воде. Мы бредем домой. У моего спутника, доктора Кёрта Русенко, простой взгляд на темноту: – Это очень легко исправить. И довольно дешево. Сотни миллионов лет участок над горизонтом был самым ярким пятном в ночном небе. Чтобы помочь животным, нужно не так уж много. Люди сами в этом заинтересованы: они правда хотят наладить правильное освещение. Многие машут нам, когда встречают на пляже. Раньше мы видели гнезда, из которых абсолютно все детеныши направлялись в  сторону города. Сейчас такое уже не  встречается. Все намного лучше, чем десять лет назад. И я очень этому рад. ГОЛУБАЯ КУСТАРНИКОВАЯ СОЙКА, которая находится под  угрозой вымирания, приземляется на ладонь человека, берет предложенный орешек и улетает, получив желаемое. Эта ладонь  – щедрая рука Лью Эрхарта, почетного профессора Университета Центральной Флориды. Здесь все зовут его Доком. У Дока широкое добродушное лицо, а во всем, что он говорит, чувствуется вдумчивость ученого и терпеливость прирожденного учителя. Побережье штата Флорида от Мельбурн-бич до Вабассо-бич – главное место гнездования логгерхедов, зеленых и кожистых черепах. Пожалуй, во Флориде больше логгерхедов, чем где бы то ни было в мире. И с 1980 года их численность почти удвоилась. На этом участке они ежегодно оставляют от пятнадцати до двадцати тысяч кладок. С берега ежегодно уплывает около миллиона детенышей. В 1982 году во Флориде насчитывалось около трехсот гнезд зеленой черепахи, а уже к 2002 году их количество стремительно возросло до двух тысяч пятисот. Кожистые черепахи обычно предпочитают гнездиться южнее, но с 1994 года они регулярно приплывают и сюда. За последние пять лет кожистые черепахи установили местный рекорд, и теперь на этом небольшом участке гнездится 10 % всех кожистых черепах штата. И хотя за последние несколько лет количество кладок логгерхедов снизилось, Док говорит, что в целом цифры свидетельствуют о начале восстановления популяции. А что касается кожистой и зеленой черепах, то их количество, «несомненно, возрастает по экспоненте». 56

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Не знаю, совпадение это или нет, но именно здесь находится Заповедник дикой природы имени Арчи Карра. Этот человек в 1950-х годах почти единолично изобрел современную науку по изучению и сохранению морских черепах: во многом это его заслуга, что зеленые черепахи Атлантического океана перестали вымирать. Его книги по сей день остаются настоящей классикой, а его ученики и студенты стали выдающимися учеными. Со смерти Арчи Карра прошло уже несколько десятилетий, но он до сих пор считается святым покровителем черепах. В 1980-х федеральное правительство решило собрать воедино все неосвоенные участки земли, и таким образом получилось лоскутное покрывало длиной в 32 километра под названием «Заповедник дикой природы имени Арчи Карра». Это довольно необычный заповедник с вкраплениями домов и магазинчиков – едва ли его можно назвать «дикой природой». Вдоль пляжа тянется потрепанная двухполосная дорога с интенсивным движением, усеянная мотелями и виллами с почтовыми ящиками в виде аляповатых пластиковых черепах. Иногда среди всего этого возникают открытые пространства, которые тянутся на полтора-два километра, как будто для того, чтобы напомнить нам, как полуостров выглядел изначально. По мнению некоторых, здесь равнина выглядит так, как ее задумал Господь; но  по мнению других, менять окружающий ландшафт  – это их данное Богом право. Последнюю мысль прекрасно иллюстрирует шеренга одинаковых строящихся пляжных апартаментов. Если отсюда вы двинетесь на юг, то встретите еще больше людей и еще больше строек. Каждый год строительство забирается все дальше на север. Все всегда понимали, что заповедник пытается лишь замедлить ход времени. Логгерхеды гнездятся на более чем тридцати пляжах штата Флорида, но на пляжи заповедника приходится одна четвертая всех кладок. Для гнездования подходят многие побережья, но используются почему-то лишь несколько. И даже на этих пляжах черепахи часто роют гнезда скученно, оставляя нетронутыми километры берега по соседству. Почему некоторые пляжи так привлекают черепах? Есть предположение, что эти участки расположены рядом с течениями, которые могут быстро унести детеныша в места, где ему будут обеспечены хорошая кормежка и надежное укрытие от хищников. А на других пляжах выживаемость потомства будет такой низкой, что популяция начнет сокращаться. Черепахи обычно гнездятся на тех же берегах, где родились сами, или же где-то по соседству. За миллионы лет они сумели определить самые благоприятные места для гнездования, поэтому каждый такой пляж для них имеет большое значение. Если мы вспугнем  их, они не  смогут просто переместиться на  соседнее побережье, словно стая голубей. – Тут самая высокая плотность черепашьих гнезд во всей Северной Америке, – добавляет Док. – И в то же время тут очень много местных жителей, сёрферов, пляжников и рыбаков. Люди могут жить рядом с вымирающими животными. В других регионах эти черепахи вымирают из-за людей. Их можно спасти – этим мы здесь и занимаемся. Но трудности и вопросы, которые стоят перед черепахами, от этого никуда не исчезнут. Пожалуй, Мельбурн-бич – это лучший пример сосуществования людей и морских черепах. Но и здесь, как говорится, есть свои проблемы. В общих словах это можно назвать борьбой воды и песка. Из-за глобального потепления повышается уровень Мирового океана и, стало быть, меняется береговая линия. Люди стараются сохранить ее очертания. Но правда в том, что берег постоянно подвергается эрозии. Док знаком с этой проблемой не понаслышке. Недавно от пробоины в волнорезе пострадала его полевая станция, и лабораторию пришлось переместить. Теперь в том месте, где океан вымыл из берега глыбу песка, образовался двухметровый обрыв – словно кто-то взял себе девяностометровый кусочек торта. Берег меняется, песок уходит, а владельцы береговой недвижимости пытаются вернуть его назад. На оруэлловском языке инженеров это называется насыщением береговой линии [43]. 57

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Чтобы компенсировать масштабные вымывания, они насыпают вдоль берега песок с избытком; из-за этого одна часть пляжа становится слишком высокой, а другая – неестественно низкой [44]. Влияет ли это на черепах? – В первый год, – говорит Док, – половина самок, которые подошли к побережью, не захотели откладывать здесь яйца. Мы думаем, что самки ищут крутой берег. Крутой склон понижает шансы, что кладку затопит водой. – На второй год береговая линия выравнивается, и самки снова начинают откладывать яйца – если строители использовали хороший песок. Береговую линию здесь укрепляют каждые пять лет. Чтобы укрепить пляж длиной в  полтора километра, нужно восемьсот тысяч кубических метров песка. При  цене 6  долларов за кубический метр укрепление пляжей обходится США в 150 миллионов долларов ежегодно[45]. Эти расходы оплачивают налогоплательщики. Если вода подмывает дома, за это тоже платят налогоплательщики, даже если речь идет о дорогих виллах на берегу океана. Если берег неоднократно пополняют песком, его начинает не хватать на дне: там остаются только камни и глина. Округ Броуард, штат Флорида, собирается, цитирую, «возвести небольшие экспериментальные пляжи из молотого и полированного бутылочного стекла». За полмиллиона долларов правительство обещает насыпать на берег материал, который будет выглядеть и восприниматься на ощупь как песок. – Нет, это ужасно, – говорит нам один из посетителей пляжа, Роси, – мне нравится натуральный песок. Разумеется, многие, как Роси, будут недовольны действиями правительства округа. Власти и сами признаются, что, «возможно, будет непросто убедить людей согласиться заменить песок на стекло». Но если провести соответствующие разъяснения (за счет налогоплательщиков), то «это может решить проблему»[46]. – До тех пор пока у нас есть пирсы, штормы и океанские течения, люди будут требовать больше песка. А если насыпать качественный песок, будет больше детенышей, – добавляет Док. Всем морским черепахам для обустройства гнезд нужен глубокий и мягкий песок. Чтобы скорлупа и  эмбрион правильно сформировались и  развивались, необходима определенная влажность и температура. – Однако инженеры и городские власти отказываются обсуждать один важный момент: уровень моря повышается. Они делают вид, что проблема исключительно в песке, пытаются удержать на месте береговую линию, которая постоянно меняется. Так у них ничего не выйдет! – констатирует Док. Еще 15 000 лет назад (буквально вчера по меркам истории черепах) уровень моря был на 100 метров ниже, чем сейчас. Территория штата Флорида была в три раза больше. Бóльшую часть своей истории берег был вовсе не  там, где он находится сейчас. То  же самое можно сказать и о будущем. Все меняется. Сам по себе тот факт, что вода медленно подтачивает берег, – не проблема для черепах. Если бы на берегу не было домов, то никого бы не волновало, что береговая линия медленно меняется в своем – черепашьем – темпе. Ведь для того чтобы отложить яйца, черепахам нужны лишь берег и темнота. И на протяжении многих миллионов лет этот скромный набор требований легко удовлетворялся. Теперь же атлантическое побережье штата Флорида – яркий пример того, как можно поставить под угрозу такое, казалось бы, простое требование. А также свидетельство, что между гнездами людей и гнездами черепах началась война. Из-за глобального потепления повышается уровень моря, которое, в свою очередь, подмывает берег. Это заставляет людей укреплять побережье: строить бетонные конструкции, пытаясь вернуть береговую линию на  прежнее место. По  мнению Лью, за  всем этим стоит сложная экономическая дилемма: 58

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Если политики не решат проблему глобального потепления, то владельцы домов, стараясь сохранить свою недвижимость, будут из поколения в поколение требовать все больше песка и стен. Сегодня уровень Мирового океана повышается со  скоростью около 36 сантиметров за 100 лет. Но если вы думаете, что это похоже на то, как ванна по капле наполняется водой, и  что, когда вода дойдет, скажем, до  Манхэттена, у  всех будет время переставить машины, построить дамбы и как-то приспособиться, то вы очень сильно ошибаетесь. Скорее всего, берег затопит во время шторма, и это вызовет чудовищные разрушения. Новый Орлеан уже испытал на  себе нечто подобное. Там, где я живу, на  Лонг-Айленде в  Нью-Йорке, раз в  сотню лет случается наводнение, когда вода поднимается на три метра. Но если уровень моря будет расти, то уже к  2090  году потопы будут происходить раз в  тридцать лет. (Не  говоря о  том, что из-за повышения температуры воды возрастает сила ураганов.) Вот к таким выводам пришли ученые, а они до сих пор оказывались правы чаще, чем политики и климатические скептики,  – на  то они и  ученые, а  не пропагандисты. Когда уровень моря повысится примерно на 90 сантиметров, нижний Манхэттен будет затапливать каждый год. При сегодняшних темпах это случится только через триста лет, но есть и более экстремальные прогнозы, согласно которым уровень моря поднимется на один метр уже в ближайшие сто лет. Это маловероятно, но поскольку я живу на острове Лонг-Айленд в доме, который стоит на высоте два с половиной метра над уровнем моря, то считаю, что стоит как минимум обратить на такие прогнозы внимание. Все может произойти гораздо раньше, чем мы того ожидаем. В 2005 году Нью-Йоркская академия наук цитировала на своем сайте данные геологических исследований, согласно которым Нового Орлеана не будет уже через сто лет. Это произошло за три месяца до урагана «Катрина». После захода солнца мы с Доком Эрхартом отправляемся погулять. Тут нет города, нет подсвеченного неба. Благодаря световым ограничениям  – а  также ответственным местным жителям  – на  берегу, специально для  черепах, нет никаких источников света. И  животные не остаются в долгу: они выходят на берег прямо возле домов и в тени мотелей. Две темные человеческие фигуры спускаются по ступенькам отеля с маленьким красным фонарем в руках. Прохаживаясь ночью по пляжу с середины мая до конца августа, в любой момент можно встретить черепаху, которая делает кладку. Внезапный окрик Дока: «Осторожно!» – не дает мне споткнуться о голову возвращающейся в море самки логгерхеда. На пляже так темно, что даже огромная черепаха, присыпанная песком, сливается с тенями. Она театрально ускоряет шаг, прямо-таки припускает рысью слегка качающейся походкой, как у болотной черепахи; это совсем не похоже на изящный брасс зеленых и кожистых черепах. Только во Флориде вы можете споткнуться о логгерхеда. Они довольно редко встречаются в других уголках земного шара. В таком же количество их можно встретить разве что на острове Масира в Аравийском море, у побережья Омана, – там, где встает солнце [47]. В удачный год во  Флориде логгерхеды делают около 70  000 кладок. По  последней информации, на Флориду и остров Масира приходится 70–90 % всех гнездовий логгерхедов. Но на острове Масира количество гнезд по многим причинам начинает сокращаться: из-за рыбной ловли, езды по пляжу, освещенности, сбора яиц и т. д. Из всех черепах именно логгерхед предпочитает умеренные широты и поэтому гнездится в Северной и Южной Каролине; его гнездовья простираются на север вплоть до пляжей Средиземного моря и на юг вплоть до Южной Африки. В Тихом океане логгерхеды гнездятся только на побережьях Австралии и Японии. Их тихоокеанская популяция катастрофически сократилась, как и популяция кожистых черепах. Увидев усердно роющую самку логгерхеда, мы стараемся держаться на  расстоянии, потому что потревоженная черепаха может бросить неоконченную кладку и сбежать, не засыпав камеру и  оставив за  собой след из  свежих яиц. Очевидно, что логгерхед с  кожистой 59

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

черепахой – совсем разные звери. Гладкая чувствительная спинка кожистой черепахи совершенно не  похожа на  твердый чешуйчатый панцирь логгерхеда, покрытый губчатыми наростами, словно старая свая на причале. В этой влажной бахроме мерцает целая вселенная фосфоресцирующих организмов. Непередаваемое впечатление.. Целых 25 минут самка на берегу откладывает около 150 яиц: на два десятка больше, чем в средней кладке. Пока мы наблюдаем за ней, Док разражается импровизированной лекцией: –  Гнезда регулярно подвергаются морским штормам, наводнениям и  вымыванию, поэтому морские черепахи научились откладывать много яиц – намного больше, чем любые другие рептилии. Эта самка, должно быть, отложит этим летом не менее шестисот. Сухопутные черепахи к этой цифре не приближаются даже близко. Каймановая черепаха откладывает около дюжины яиц за раз, – продолжает мой проводник и с восхищением смотрит на черепаху. – Только представьте себе, сколько энергии уходит на то, чтобы создать эти яйца. А через двенадцать часов у нее снова будет всплеск прогестерона, из яичников выйдет новая партия яиц для следующей кладки. И ей надо будет снова выносить чуть более сотни зародышей. Удивительно, какое количество питательных веществ производит ее организм за такое короткое время. Ведь выработать желток совсем не просто! Трудно поверить, что сегодня ее организм потратит столько ресурсов, а через две недели она снова вернется сюда с еще одной драгоценной кладкой. Чтобы отложить сотню яиц за пару недель, ей приходится бешено расходовать запасы организма. Откладывание яиц настолько истощает черепах, что на следующий год они почти никогда не гнездятся. Им нужно время, чтобы восстановить ресурсы организма и отложить еще несколько сотен яиц. Когда еды не хватает, например во время Эль-Ниньо21, черепаха год-другой отдыхает. Если же погодные условия способствуют изобилию пищи в океане, количество гнездящихся черепах растет. Однажды Эрхарт и его коллега Джон Уайшемпел с удивлением открыли для себя исследования временны́х колебаний смены сезонов в Северной Америке и Европе. Леса начали зеленеть весной раньше, лето стало длиться дольше, чем обычно, птицы начали строить гнезда на две недели раньше, изменились периоды сезонных миграций. Тогда они проверили даты прибытия черепах, которые Док собирал на протяжении пары десятилетий [48]. – И оказалось, что и черепахи приплывают раньше, чем обычно, – рассказывает Док. Местная температура в мае повысилась на 0,8 ℃. Медиана дат гнездований тоже сдвинулась на целых десять дней! – Что это все означает, – рискует предположить Эрхарт, – будет зависеть от того, меняется ли место обитания черепах, когда они начинают гнездиться раньше срока. Если мужские гормоны не будут созревать одновременно с женскими, уменьшится количество оплодотворенных яиц. Если песок станет суше  – будет меньше детенышей. Или  же, как считает Лью: – Если песок будет горячее или если черепахи станут гнездиться раньше, пока он еще не нагрелся, изменится пропорция самцов и самок в выводке. У морских черепах, как у большинства черепах и ящериц, нет половых хромосом. Пол черепахи зависит от температуры окружающей среды в середине периода созревания эмбриона: чем теплее, тем больше самок сформируется в яйцах. Пропорция самцов и самок будет разной в зависимости от того, находилось ли гнездо в тени, гнездилась ли черепаха в начале сезона или в конце, а также в зависимости от географической широты, на которой расположена кладка. Кроме того, на пропорцию полов влияют многодневные ливни, так как они остужают 21  Эль-Ниньо (в переводе с исп. – «мальчик», «малыш») – периодическое резкое повышение температуры поверхностного слоя воды на востоке Тихого океана. Происходит, как правило, с интервалом от 3 до 7 лет. В результате вода перестает насыщаться необходимыми питательными веществами. – Прим. ред.

60

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

песок. Во Флориде в каждом из гнезд логгерхеда обычно 90–100 % самок. А вот в Южной Каролине и в Джорджии из гнезда выходит только 60 % детенышей женского пола. Стало быть, несмотря на  то что основная популяция логгерхедов находится во  Флориде, если погибнут северные логгерхеды, то все побережье лишится самцов, а значит, исчезнет целая популяция. В некоторых местах температура в гнезде для зародышей черепах близка к смертельной. Колин Лимпас, знаменитый австралийский эксперт по морским черепахам, полагает: – Если температура в гнезде становится выше 39 ℃, у детенышей появляются аномалии количества щитков, искривление позвоночника, болезненность и заторможенность. Кроме того, в кладке будут отсутствовать самцы. Ученый поделился со мной этими данными на конференции, и говорил он в основном именно об Австралии. На многих местных пляжах срубили затенявшие их деревья. В Сараваке (Малайзия) и Таиланде, где пляжи с каждым годом становятся все более и более жаркими, работники, движимые, разумеется, благими намерениями, переносят яйца подальше от браконьеров – на самые горячие, открытые солнцу участки побережья (что, конечно, тоже делу не  помогает). Из  яиц вылупляются только самки, и  общее количество особей в  популяции падает. – Если детеныши не вылупились, люди просто пожимают плечами и думают, что яйца, видимо, не были оплодотворены. Самка логгерхеда, за которой мы наблюдаем, не имеет ни малейшего понятия о том, о чем мы говорим. Она заканчивает свое дело, совершает все необходимое и возвращается в океан. Утро уже началось, и Док Эрхарт, предчувствуя жар восходящего над Флоридой солнца, повязывает себе голову платком, а затем надевает широкополую шляпу. Мы садимся в пикапы, которые повезут нас в залив Себастиан, где мы собираемся спустить на воду три лодки. Лодка доктора Эрхарта – обшарпанный, видавший виды тридцатилетний «Уэйлер» – довольно уродливое суденышко, как с гордостью заявляет сам Док. Две лодки нужны для ловли черепах, а третьей отведена роль плавучей лаборатории. Лагуна Индийской реки, что лежит между Мельбурн-Бич и  материком,  – это зеленая широкая бухта, продуваемая легким морским бризом. Нам составляют компанию две королевские крачки, пронзающие взглядом блистающую поверхность моря в поисках обеда. На дальнем берегу видны высокие здания и  машины, а  вот обширные плодородные угодья отсюда не просматриваются. Док изучает юных черепах, обитающих в лагуне. Еще до начала исследования он знал, что здесь черепах активно ловят и истребляют, – дошло до того, что на побережье их почти не осталось. Однажды в 1886 году местный рыбак поймал здесь 2500 зеленых черепах. Через пару лет ему за  целый год удалось добыть лишь 60. Отлов длился десятилетиями, зеленые черепахи едва не были полностью истреблены. В 1970-х годах Лью неожиданно для самого себя решил забросить в воду старую сеть для ловли черепах. И с этого дня жизнь его приобрела совершенно иной, как он выражается, «аромат»: –  Если  бы я тогда, в  первый  же день, не  поймал эту маленькую зеленую черепаху, то до сих пор бы, наверное, изучал скунсов. Мы заплываем на шесть с половиной километров вглубь лагуны. Медленно движемся на низких оборотах, окунув в воду сетку для ловли черепах длиной 460 метров. К сетке через каждые девять метров привязаны буйки, на которых она висит в воде, будто занавеска. Мои спутники говорят в  основном о  работе: как  однажды поймали крупного аллигатора и  трех с половиной метровую пилу-рыбу (теперь она уже на грани исчезновения). Черепахам нужен воздух, так что на  обеих лодках ловцы то и  дело вытягивают сетку наверх, перебирая руками, словно пауки. Чтобы проверить сетку по всей длине, уходит около двадцати минут. При второй проверке сетка туго натягивается: в ней отчаянно бьет ластами маленькая зеленая черепаха размером не больше тарелки и весом около пяти килограммов. 61

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

У  нее прекрасная юная головка и  чудесный сияющий панцирь, усыпанный великолепными звездочками. Этой милой, аккуратной черепашке не больше пяти или шести лет. Мы переворачиваем ее, и она успокаивается. У нее превосходные зубчатые челюсти – отличный инструмент для объедания водорослей[49]. Настоящих зубов у черепах не бывает, а форма челюсти напрямую связана с пищевыми предпочтениями. Зеленые черепахи, как правило, вегетарианки. Из-за такой диеты они медленно набирают вес. В некоторых регионах они растут 25 лет. А в западной части Тихого океана – целых 40 лет; и это, пожалуй, самый долгий период взросления среди животных на Земле. На  второй лодке команда поймала логгерхеда, мне показывают его издалека. По  контрасту с нашей зеленой черепахой логгерхед кажется желтым. И хотя соседнюю лодку от нас отделяет около 30 метров, Док Эрхарт тотчас определяет на глаз: – 56–57 сантиметров, вес – 30 килограммов. Логично было бы предположить, что в лагуне водятся черепахи, которые здесь же и роди[50] лись . Но это не так. Здешние черепахи могут оказаться как местными, так и чужаками, приплывшими через сотни километров океана. Генетические исследования, проведенные Доком и его коллегами, показали, что молодые зеленые черепахи, которые водятся в лагуне, происходят из различных мест Карибского бассейна, а также из Мексики, Коста-Рики, Суринама, Бразилии, с архипелага Лас-Авес, острова Вознесения в южной части Атлантического океана, из Гвинеи-Бисау (Западная Африка), Средиземного моря и, само собой, Флориды[51]. Затем в сетке обнаруживается скат – обыкновенный пятнистый орляк с метровым размахом крыльев. В основании его хлесткого хвоста – пять ядовитых шипов. Взяв кусачки, Док обращается ко мне извиняющимся тоном: – Мы убираем шипы – это слишком опасно. Когда скат наконец распутан и обезврежен, мы отпускаем его и ловим еще одну маленькую зеленую черепашку. Она бешено бьет ластами, извивается и шлепает себя по панцирю. Вот эти плоские, бьющие по воде ласты, пожалуй, самая удивительная особенность черепахи. В них те же самые кости, что в наших руках и ногах. Но там, где у нас кости длинные, у черепах они маленькие и укороченные. А наши запястья и щиколотки сделались у черепах, наоборот, плоскими и широкими. Пальцы на передних и задних конечностях удлинились почти до нелепости, так что занимают у них около половины длины ласт. Передние ласты превратились в «крылья» – основной двигатель, приподнимающий и толкающий черепаху вперед. Теперь это уже не маленькие плавники, как у болотной черепахи. А вот задние ласты отдыхают и выполняют разве что функцию киля. Грудные мышцы черепахи, благодаря которым двигаются передние ласты, составляют более трети всего ее тела; этим они похожи на плотные грудные мышцы летающих птиц. Передний ласт у черепахи снизу плоский, а сверху слегка выпуклый, подобно тому как устроено крыло птицы или самолета. Когда ласт (или крыло) движется сквозь частицы воды или воздуха, они рассеиваются по верхней, выпуклой поверхности, преодолевая более длинное расстояние. В результате повышается плотность частиц под крылом (или под ластом) – иными словами, это создает подъемную силу, выталкивающую черепаху или птицу вверх. Если черепаха хочет нырнуть, она выворачивает ласты практически вертикально, так что кончик ласта направлен на дно, а верхняя его часть смотрит прямо, как винт пропеллера. Стоит черепахе расслабить ласты, как подъемная сила снова выталкивает ее вперед. Мы помещаем в контейнер лимонного логгерхеда с заросшим панцирем, который напоминает днище какой-нибудь старой лодки. Мох на  панцире кишит ракообразными: тут и страшные, похожие на богомолов паразиты – морские козочки, и другие маленькие чудища. Чем-то его спина похожа на покрытую мхом кору старого дерева, но на самом деле она выглядит скорее болезненно. Жуткое зрелище. У  зеленых черепах такого не  бывает, и, конечно, у кожистых тоже. Кроме того, на ластах, на панцире и даже на языке и на нёбе у нашего логгерхеда растет несколько разных видов морских желудей. На логгерхедах обычно обитает более 62

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

сотни видов маленьких растений и животных. На некоторых из них, в свою очередь, растет чтото еще; иногда эти незваные пассажиры поедают друг друга. Как говорится, люди – не острова, но о большинстве логгерхедов этого не скажешь. В отличие от покладистых зеленых черепах, пойманные логгерхеды не успокаиваются в любом положении тела. Когда их ставят на ласты, они тут же пытаются выбраться из лодки. –  Следите, чтобы она не  убежала, но  смотрите, чтобы не  укусила,  – предупреждает меня Док. Своими челюстями логгерхеды давят раковины, так что палец они могут укусить очень даже ощутимо. – Логгерхеды – цепные псы среди черепах, – заявляет профессор. Питаются они морскими улитками и моллюсками. Животные, поедающие ракообразных, рано или поздно начинают конкурировать с человеком, поскольку промысловые суда и траловые сети превращают морское дно в  заводской цех. Логгерхеды со  всего атлантического побережья США предпочитают ловить мечехвостов. И хотя люди не едят мечехвостов, они все равно уже почти полностью истребили этих животных, используя их в качестве приманки для ловли морских угрей (которых тоже уже почти уничтожили). Пленников мы помещаем на третью лодку – стоящую на якоре плавучую лабораторию. Команда из шести лаборантов тут же принимается взвешивать, измерять, осматривать, ставить бирки и вносить в реестр прибывших черепах, а затем выпускает их на волю. Через некоторое время в сеть попадает зеленая черепаха с небольшой опухолью – фибропапилломой [52]. Края ее панциря обросли беловатыми наростами размером с виноградную гроздь; то же самое на передних лапах, в подмышках и у хвоста. Док говорит, что на его памяти бывало и хуже. Иногда такими опухолями, похожими на цветную капусту, обрастают глаза, и  черепаха не  может найти себе пропитание. Этим таинственным заболеванием, практически неизвестным до начала 1980-х годов, сейчас болеют многие популяции черепах в разных частях мира. Впервые болезнь выявили в 1982 году. А уже через три года опухоли были у половины черепах в лагуне. – Единственное место, где мы не встречали это заболевание, – порт Канаверал. И угадайте почему! Это место хорошенько промывается приливами и отливами. А к нам волны приносят сточные и канализационные воды, пестициды, удобрения, всю эту сельскохозяйственную дрянь… – восклицает Док. Чем больше загрязняется окружающая среда, тем больше опухолей. До сих пор не ясно, почему в 1980–1990-х годах они стали появляться по всему миру. Но в последнее время есть и хорошие новости: в дикой природе болезнь отступает. Черепахи, страдающие этим заболеванием, шли на поправку, а некоторые даже полностью излечились. Лет десять назад болезнь распространялась так быстро, что была настоящей смертельной угрозой для черепах. Но сейчас она, по всей видимости, сходит на нет, а в некоторых местах, похоже, даже совсем исчезла. Однако никто не может предугадать, чем все это закончится. Три пробоины в  черепашьей броне, похожие на  надрезы, которые оставляет на  коре дерева цепная пила, свидетельствуют о том, что черепаха попала под винтовой двигатель. Раны очень глубокие: когда зеленая черепаха дышит, видно, как двигается оболочка стенок ее тела. – Это, пожалуй, заживет, – говорит Док. – Черепахи невероятно стойкие существа. Зеленые черепахи гнездятся на территории восьмидесяти стран. Странствуя по теплым морям, они посещают более ста сорока различных государств. Два главных региона гнездования зеленых черепах – Национальный парк Тортугеро в Карибском бассейне, Коста-Рика, и остров Рейн в Австралии. Среднее количество гнездящихся самок там составляет примерно 22  000 и  18  000 в  год соответственно. На  каждое из  этих мест в  хороший год приходится по  100  000 гнезд. На  половине территорий гнездования зеленых черепах люди откапывают яйца, на одной четвертой ареала – убивают самок. Половина популяции погибает, запутавшись 63

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

в рыболовных сетях. А второй половине в разных странах угрожают сети добытчиков черепах. В Юго-Восточной Азии люди ежегодно съедают около 100 000 черепах. Жестокая охота продолжается и на Карибском побережье, в Никарагуа. Вдоль всего берега там можно встретить торговок с дымящимися котлами, прямо на улице продающих черепаший суп; тушками зеленых черепах в Никарагуа заполнены днища лодок и кузовы пикапов. Даже в Тортугеро попрежнему орудуют браконьеры. – Мне кажется, люди так и не осознали, что зеленая черепаха во Флориде едва не исчезла навсегда. В один год у нас появилось всего тридцать два гнезда. Когда в начале 1970-х вышел Закон об исчезающих видах, черепах осталось настолько мало, что ловцы, промышлявшие их добычей, просто обанкротились, – объясняет Док Эрхарт. – Но все изменилось. К началу 1990х годов законодательные меры по сохранению видов наконец принесли результаты. Популяция зеленых черепах начала восстанавливаться. В последние годы мы находим уже не менее ста, а по две с половиной тысячи гнезд за год на территории всего штата. И эта цифра растет в геометрической прогрессии. Мне кажется, это связано с тем, что закон 1973 года запретил отлавливать черепах ради мяса и яиц. Разумеется, браконьеры будут всегда. Но благодаря Закону об исчезающих видах люди перестали преднамеренно убивать черепах. Во Флориде зеленым черепахам это очень помогло[53]. Тем временем члены Конгресса США во главе с Ричардом Помбо работают над пересмотром Закона об исчезающих видах. Они хотят ограничить некоторые виды научных изысканий: генетические исследования и  компьютерное моделирование. Более того, в  группы, которые составляют планы по  восстановлению популяций, они собираются включить представителей деревообрабатывающей отрасли, мясозаготовителей и торговцев недвижимостью. А заодно и дополнить закон новыми требованиями, которые будут, к примеру, определять платежи для собственников земли. Все эти нововведения настолько изменят закон, что конгрессмен от демократов Сэм Фарр назвал новое постановление «дулом пистолета, приставленным к нашему виску, атакой на великое американское наследие». Осенью 2005 года Закон Помбо был принят палатой представителей Конгресса США большинством голосов от республиканской партии[54]. На дно нашей лодки падает, отцепившись от сетки, миниатюрный морской конек – живой грациозный знак вопроса. Здесь, во Флориде, мы стали свидетелями величия человеческого сострадания: люди гасят свет в  домах, чтобы уступить место своим пращурам и  отдать им должное. Но самое поразительное не то, что черепахи выходят на берег, а то, что они выходят на него до сих пор. Глубоко в душе мы знаем, кому он принадлежит. Растущие многоэтажки, сияние среди ночи и твердые берега – все это дисгармонично. Пляж меняется, и мы понимаем, что так быть не должно, потому что так было не всегда. Глубоко внутри мы боимся того, что ждет нас впереди. Волшебство и чувство единения с природой уступают место страху, который хорошо знаком каждому, кто был безнадежно влюблен, – страху навсегда утратить объект своей любви – по недосмотру, из-за ошибки или просто с течением времени. Здесь, возле многоэтажек, этот страх практически осязаем. Страх, что дело дойдет до критической точки, что дамбы вырастут раньше, чем опустеют прибрежные дома. Что в этой схватке со странным племенем обезьян, облюбовавшим берег, черепахи, скорее всего, проиграют. Хрупкому благоденствию этого рая не хватает стабильности, не хватает пусть даже и слабой надежды, что мир в порядке. Иными словами, я волнуюсь за черепах. Но и другие волнуются за  них, так что это немного успокаивает. Тревога одного человека легко переходит в  отчаяние, но, когда чем-то обеспокоена целая группа людей, это может посеять семена надежды. Люди здесь гасят свет ради черепах, ездят с наклейками «ЧЕРЕПАХИ ОБОЖАЮТ ТЕМНОТУ», а торговые центры называются «Логгерхед-Плаза». Разумеется, все могло быть намного хуже, и  во многих других местах так оно и  есть. Среди многоэтажек и  шезлонгов черепахи действительно как-то отходят на второй план. Когда позади черепах на берегу были 64

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

только темные джунгли и ночь, гудящая неиссякаемым многообразием жизни, в этом неразрывном единстве между живым существом и породившей его природой рождалось настоящее волшебство. Волшебство – это и есть простота гармонии. Там, где океан встречается с сушей, где они спорят друг с другом и танцуют свой вечный танец, сотни миллионов лет подряд появлялось одно существо – и все было в порядке. Ночь скрывала черепаху своей тьмой, берег был не слишком пологим, и даже песчинки были как раз такие, как надо. Все вокруг способствовало продолжению жизни, поэтому за все эти годы мир обточил черепаху, как море обтачивает гальку. Но когда берег приспосабливают к целям, для которых он не предназначен, когда землю заставляют обслуживать человеческие нужды, волшебство угасает. Но здесь, во Флориде, гармония сохраняется, и тому есть неоспоримое доказательство: черепахи тут до сих пор выходят на побережье. Пару лет назад на берегах Флориды можно было найти не более 500 гнезд кожистых черепах. На следующий год их было уже более 900. Недавно на международной научной конференции Келли Стюарт и Крис Джонсон выступили с докладом «Взрывной рост количества гнезд кожистой черепахи во Флориде» (Explosive Increase in Leatherback Nesting in Florida). Это что-то да означает.

65

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Кожистые черепахи и медузы-корнероты  

Южная Каролина Нашим глазам предстает величественное зрелище: внизу, словно сошедшие с  египетских пиктограмм, пролетают шесть белых ибисов. Самолет ласточкой скользит в  нежной дымке над просыпающейся Южной Каролиной. Сегодня вторник. Из иллюминатора небольшого самолета открывается прекрасный вид: достаточно высоко, чтобы понять, о чем думают птицы, но и достаточно низко, чтобы не терять из виду мельчайшие подробности ландшафта. По правому борту клубится дым из труб целлюлозных заводов. Мы забираем влево, оставляя позади коричневые пятна вырубок. Немного погодя пролетаем над причудливой мозаикой – над островками леса в окружении изумрудных болот, по которым, извиваясь, бегут ручьи, тем полноводнее, чем ближе они к тонкой каемке берега. Впереди до самого горизонта простирается необъятное цветущее зеленое лето. Пока мы летим в сторону океана, Салли Мерфи, официальный «координатор морских черепах» в Южной Каролине, рассказывает мне о своей работе. За последние два десятилетия Салли, пожалуй, приложила больше всего усилий, чтобы черепахи атлантического побережья и Мексиканского залива перестали задыхаться в сетях для ловли креветок. Здесь это главная причина их гибели, связанная с человеком. Сегодня Салли летит со своей командой к океану, чтобы подсчитать кожистых черепах, которые поздней весной собираются тут в открытом море. (Например, те кожистые черепахи, которых считала Келли Стюарт, после гнездования отправляются на север и часто останавливаются в Южной Каролине.) Кроме того, Салли много работает с гнездящимися на здешних берегах логгерхедами. – Посмотрите туда! – я слышу в наушниках ее голос с характерным южным акцентом. – Это мыс Ромен. Главный регион гнездования логгерхедов к северу от мыса Канаверал во Флориде. В этих краях температура немного ниже, потому здесь гнездится лишь 6 % от всей прибрежной популяции логгерхедов, но именно из этих гнезд появляется бóльшая часть самцов. – Тут очень много енотов, так что яйца мы помещаем в инкубаторы. Если популяция североатлантических черепах и начала восстанавливаться, то все благодаря Салли и ее коллегам, которых можно пересчитать по пальцам одной руки. Однако сама Салли не считает это успехом. Двадцать лет она бьется за то, чтобы логгерхеды не попадали в сети для ловли креветок, но количество гнезд на побережье все равно падает. В 1980-х годах, когда Салли только начала свое исследование, на островах Кейп ежегодно появлялось около двух тысяч шестисот гнезд; теперь же эта цифра упала до восьмисот [55]. Салли не отрывает глаз от иллюминатора: – Смотрите, тут ползла самка логгерхеда! Из воды след ведет к рыхлой куче песка, а затем заворачивает обратно к прибою. – Это типичный след логгерхеда, – объясняет мне Салли. – Она сделала кладку. Иногда, особенно в начале сезона – в такое время, как сейчас, – черепахи ползают по берегу, но гнезд не роют. Через пару секунд она добавляет: – Здесь тоже полз логгерхед, а вот следы кабана. С  начала 1990-х годов все ловцы креветок обязаны ставить на  свои сети специальные заслонки для  черепах, поэтому я спрашиваю: почему  же логгерхеды в  последние годы стали здесь реже гнездиться? Может быть, дело в естественном вымирании старых черепах? Или еноты и кабаны разоряют гнезда? Вода размывает берег? Или всё вместе? 66

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Нет-нет! – моментально отвечает Салли. – Вымирание связано с рыбной ловлей. Если говорить о заслонках для черепах, то их стали ставить в 2003 году, а не в середине девяностых, когда закон только появился. Я уже собираюсь как следует расспросить Салли, но она, поглощенная видом из окна, восклицает: – Все-таки ранним утром здесь потрясающе красиво! И действительно: солнце еще не поднялось над горизонтом, и все побережье залито его косыми золотыми лучами. Салли поднимается в воздух пару раз в неделю. Это нужно для исследований: она считает плавающих и гнездящихся черепах, а также тех, кого море выносит на берег, кому ни плавать, ни гнездиться больше не суждено. Сегодня к ней присоединился ее муж Том. Он тоже работает биологом в Южной Каролине и занимается вымирающими видами птиц: американскими клювачами и белоголовыми орланами. День обещает быть ясным. Мы летим на шестиместном двухмоторном Aero Commander Shrike, который уже пережил тридцатилетие, но недавно был обстоятельно отремонтирован. Наш пилот – Джон Мэдден, инспектор по охране дикой природы. Через плечо у него перекинут ремень с пистолетом в кобуре. Последний член нашей команды – Дюбойс Гриффин, исследовательница, недавно защитившая диплом магистра экологии. Перед тем как совершить взлет, Мэдден говорит в микрофон: – Проверка безопасности: у всех вас имеются спасательные жилеты, а между сиденьями вы найдете спасательный плот. На это Салли отвечает только одно: – Прямо на нас нацелен твой пистолет. В тишине и покое за окном болотистые луга постепенно сменяются мутными речушками, разделенными длинными полосами песчаных пляжей, по которым перекатываются неровные серо-зеленые буруны илистого прибоя. Мы надеваем спасательные жилеты. Салли раздает фляжки со сжатым воздухом, которые используют в качестве запасных баллонов аквалангисты. Миновав линию прибоя, мы отправляемся в полет над открытым океаном. Сегодня мы будем исследовать участок у берегов Южной Каролины: от границы со штатом Джорджия до границы Северной Каролины. Будем считать черепах, попадающих в поле зрения на двух поперечных отрезках: прибрежном, на расстоянии два километра семьсот метров от берега, и на более дальнем, на расстоянии пять с половиной километров. Легкий юго-восточный ветерок покрывает океан мелкой рябью, превращая ровную поверхность в  сверкающее поле. У  побережья ярко-зеленую воду порой прорезают грязнокоричневые ленточки – это речные притоки, словно анаконды, выползли поплавать в океан. Том смотрит на дисплей GPS и объявляет: – Так, подлетаем к первому отрезку. Океан усеян десятками рыболовецких лодок. Они курсируют по серебристой воде далеко и вблизи, неторопливо движутся, широко растопырив по бокам живописные аутригеры; их сети поднимают за собой шлейфы грязи, похожие на хвосты комет, бороздят мелководье и соскребают с него океанских жуков – всеми любимых креветок. До сих пор ловля креветок была разрешена только в федеральных водах, а в водах штата (в  пяти километрах от  берега)  – запрещена. Сегодня первый день, когда креветок можно отлавливать возле берега, поэтому все лодки тотчас устремились сюда, чтобы успеть первыми. Впечатляющее зрелище. Здесь много местных, но есть и те, кто приплыл из Мексиканского залива, – это довольно крупные суда. На борту у них есть холодильники, так что они хоть шесть недель кряду могут оставаться в  море и  тащить за  собой свои немаленькие сети. Местные рыбаки называют их «траулеры-верзилы». Они появились здесь лишь с конца 1990-х годов. 67

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Зачастую ими управляют американцы вьетнамского происхождения, и  вместе с  капитаном на корабле иногда проживает все его семейство. Специально для меня Том сообщает в микрофон: – Чтобы подзаработать, этим ловцам с крупных судов приходится тянуть сеть по двадцать четыре часа в сутки. Ночью они порой не проверяют улов по шесть часов; за это время запутавшаяся черепаха захлебнется. До начала XX века рыбаки обычно ловили креветок неводом, который забрасывали вручную на мелководье. Траловый лов распространился после Второй мировой войны. Сегодня же стоит только открыться сезону отлова, как траулеры общими усилиями буквально процеживают воду и выбирают со дна всех креветок. Они работают настолько усердно, что уже через пару дней после открытия сезона на дне ничего не остается; тогда заезжие корабли уплывают. Но сейчас в океане пока еще много креветок – и очень много лодок. – Кожистая черепаха у поверхности, – объявляет Дюбойс. Я думал, что легко буду замечать гигантских черепах с воздуха, но огромную сине-черную кожистую почему-то пропустил. Том ставит отметку на планшете: – Есть одна! Между прочим он рассказывает, что заметил много медуз-корнеротов, когда плавал здесь на прошлой неделе в своей лодке. Это довольно массивные существа, весом около килограмма. В этих краях кожистые черепахи питаются практически одними медузами. В желудке медузы всегда найдется краб или какая-нибудь другая живность, так что черепаха не испытывает недостатка в питательных веществах. То, как  похожи между собой все морские черепахи, намекает, что у  них были общие предки. Главная причина расхождения  – разные способы добычи пропитания [56]. Каждый из  видов по-своему использует океан. Рацион черепах из  разных уголков мира впечатляет своим разнообразием и  включает некоторые формы жизни, казалось  бы наименее пригодные в пищу. Зеленые черепахи щиплют траву. Логгерхеды разгрызают крабов. Ридлеи тоже в основном жуют крабов, а также криль, икру, улиток, червей, желеобразных сальп и морских асцидий. Зеленые австралийские черепахи питаются морскими перьями и другими мягкими кораллами, а также морскими огурцами. А вот биссы и кожистые черепахи едят животных, смертельно опасных для других обитателей океана. Биссы плавают в коралловых рифах теплых морей и предпочитают поедать губок, но не мягких, как у вас в ванной, а твердых губок, чье тело состоит из переплетенных стекловидных капсул с токсичными веществами. Кожистые черепахи, в свою очередь, прекрасно питаются ядовитыми медузами и не страдают от их укусов благодаря иммунитету. (Однажды я видел, как синяя акула по ошибке заглотила любимое лакомство кожистой черепахи – волосистую цианею – и тут же выплюнула ее, будто это была не медуза, а огнемет.) Должно быть, в плейстоцене, когда мороз сковал океан льдом, оставшиеся в живых кожистые черепахи жили в условиях жесткой конкуренции за еду. Они победили лед, поедая огонь: научились питаться жгучими медузами, которыми брезгуют почти все другие животные. – Когда кожистая черепаха встречает большую медузу, – рассказывает Том, – она сначала подбирается к ней поближе, потом открывает рот и – ам! – втягивает ее внутрь. Затем закрывает глотку и выпускает через ноздри две струи воды. Медузы почти полностью состоят из  воды, так что, пока кожистая черепаха наестся и  попросит счет, проходит немало времени. Они питаются и  днем и  ночью. Считается, что юные кожистые черепахи, которым нужно быстро набрать вес, каждый день съедают столько же еды, сколько весят сами. Разумеется, чтобы насытиться, кожистой черепахе нужно проглотить немало медуз, и тут ей помогает необычайно длинная глотка. Пищевод у черепахи идет ото рта до хвоста, затем заворачивает обратно еще на три четверти пути к голове и выходит нако68

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

нец в желудок – такая вот корзина для продуктов, встроенная внутрь организма. На внутренних стенках пищевода имеются направленные к хвосту плотные шипы; когда черепаха находит участок океана, богатый провизией, она может хорошенько набить брюхо. Люди тоже едят медуз – в Китае, да и не только там. Некоторые лодочники считают, что ловить медуз прибыльнее, чем креветок. – Медуз кромсают, высушивают… Есть пара рецептов, – говорит мне Том. – Нельзя отлавливать то, чем питаются вымирающие виды. Такую практику надо пресекать, – резюмирует Салли. Мы видим, как  в шлейфе мутной воды за  крупным креветочным траулером резвятся дельфины; они хватают рыбу, которая погибла в  сетях. Салли объявляет, что с  ее стороны появилась еще одна кожистая черепаха. Первую я пропустил, но эту замечаю сразу: она сияет, как черная жемчужина посреди горохового супа. Дюбойс тут же объявляет: – Каретта у поверхности. Я секунду размышляю о  том, почему кожистых черепах они называют кожистыми, а логгерхедов – латинским термином «каретта». Эту я, по идее, должен легко заметить, но у меня не получается. – Видите? Вон там, прямо у конца крыла! Я обвожу взглядом мерцающие гребни пенистых волн. Черепахи, конечно, большие животные, но океан велик; я могу как следует рассмотреть только небольшую полоску внизу под нами. Вода рябит барашками волн и беспрестанно мерцает. Мы на высоте около трехсот метров и движемся со скоростью двести километров в час. На самом деле все эти оправдания требуются только мне; профессионалы тотчас замечают черепах. Когда мы подлетаем к острову Хилтон-Хед-Айленд, Дюбойс подмечает еще одну – кожистую. В ответ на мое замечание, что рептилий тут все-таки довольно много, Салли говорит, что почти все кожистые черепахи уже переместились в другое место. Неделю назад, седьмого мая, здесь заметили рекордное количество кожистых черепах – целых 190, что само по себе потрясающе. – Но то, что мы видим сегодня, тоже довольно необычно, – поспешно добавляет Том. –  Были годы, когда мы не  встречали так много черепах даже в  самые лучшие дни,  – говорит Салли. Так проходили и целые десятилетия. С 1850 по 1980 год в Южной Каролине было замечено всего восемь кожистых черепах. В начале 1980-х годов аэросъемка, которая производилась от мыса Хаттерас (штат Северная Каролина) до города Ки-Уэст (штат Флорида), зафиксировала всего одну кожистую черепаху на четыреста восемьдесят миль. Зато три недели назад Салли и Том видели по двадцать восемь кожистых черепах на каждые два километра. Означает ли это, что количество черепах неожиданно выросло? Ии они просто приплыли туда, где внезапно обнаружилось много еды? –  Медузы-корнероты были здесь всегда, задолго до  всплеска рождаемости кожистых черепах, – отвечает Том. Иногда эти медузы достигают невероятных размеров. Однако их тоже не всегда настолько много. – Если нужно оценить количество плавающих медуз, исследовательское судно закидывает в воду сеть на полчаса. А затем мы вручную считаем всех угодивших туда медуз, – говорит Том. – Их может быть всего десять, а может быть и восемнадцать тысяч – вот такой разброс. Однажды мы наткнулись на такую концентрацию медуз, что сетка переполнилась буквально за десять минут, канаты порвались, и все медузы вывалились в море.

69

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Сначала мы думали, что черепахи здесь останавливаются во время весенней миграции, после гнездования, – признается Салли. – Но потом заметили, что среди кожистых встречаются малыши и самцы. – Некоторые до сих пор считают, что к нам приплывают кожистые черепахи, мигрирующие на север. Но их не настолько много, – говорит Том. – И передатчики показывают, что некоторые черепахи сами приплывают к нам с севера. Сегодня здесь – главное место скопления черепах. Южная Каролина стала для кожистых черепах одним из немногих оазисов обильной кормежки во всем Атлантическом океане. Эти крылатые перелетные кони глубин могут остановиться здесь, отдохнуть, набрать вес, подкрепившись созданиями, которые состоят в основном из воды, а затем отправиться в путь. – В начале восьмидесятых, когда на пляжи стало выносить много мертвых черепах, – рассказывает Салли, – это были в основном логгерхеды. Кожистые почти не встречались. Иначе они тоже попали бы в креветочные сети и захлебнулись. – То есть их вообще тогда здесь не было, – заключает Том. – Затем, в 1987-м и 1988-м, они стали попадаться. Одна, другая… И вдруг, в 1989-м, внезапно люди стали замечать их тут и там! И в океане, и мертвых на берегу. Как будто черепахи приплыли и говорят: а вот и мы! Салли признает, что в Карибском заливе популяция кожистых черепах тоже возросла: – Но сюда они приплыли настолько неожиданно! Мне кажется, это не связано с ростом популяции. Я думаю, они плавали где-то в других местах, а потом переместились сюда – вот мы их и увидели. А причина? – Причина – Североатлантическая осцилляция, – заявляет Салли. Том смеется; он в этом совсем не уверен. Но Салли настаивает: – Кожистые черепахи стали подплывать к берегу, когда западная Атлантика потеплела. Представьте себе, что в районе Западной Африки по часовой стрелке вращается большая масса сжатого воздуха, а в районе Исландии против часовой стрелки – крупная масса разреженного воздуха. Эти воздушные массы – что-то вроде сцепившихся шестеренок, которые гонят воздух на восток. Соотношение сил этих громадных воздушных масс колеблется: если верхние усиливаются, нижние ослабевают. Это называется положительной фазой колебания. Чем больше перепад давления, тем больше воздуха и тем быстрее он проходит сквозь шестеренки. Из-за этого климат существенно меняется: зимы на восточном побережье США становятся более теплыми и влажными, а в Северной Канаде и Гренландии, напротив, холодными и сухими; в Северной Европе удлиняется вегетационный период, а в Индии сокращается сезон дождей. Западные ветра усиливаются, через Атлантический океан движутся сильные холодные бури, которые смещаются со своей привычной траектории на север. Из-за бурь в суровых северных морях уменьшается количество одноклеточных растений – фитопланктона, из которого состоят плавучие пастбища для  крошечных веслоногих ракообразных. С  истончением слоя фитопланктона количество веслоногих уменьшилось на 20 %. А поскольку веслоногие – основная пища мальков, то в результате сокращается популяция рыб. Медузы едят и веслоногих, и мальков, так что в результате сократилось и количество восточноатлантических медуз. С силой осцилляции связана и температура поверхности океана. Есть основания полагать, что немалую роль в этом сыграла деятельность человека, потому что парниковые газы от сжигания нефти и угля подогревают температуру поверхности тропических морей. И действительно, за последние три десятилетия у Североатлантической осцилляции обнаружилась одна поразительная особенность: положительная фаза колебания стала доходить до небывалых 70

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

значений. Это началось как  раз с  зимы 1989  года, когда Салли стала встречать все больше кожистых черепах. – Усиление западных ветров привело к тому, что ускорился весь североатлантический круговорот. В результате Гольфстрим слегка сдвинулся на север, ближе к нашему побережью, – рассуждает Салли, – Или же кожистые черепахи, отправившиеся на восток за медузами, их там не нашли и вернулись на запад. Не знаю. Но я точно знаю, что повышение температуры воды совпало с появлением кожистых черепах у наших берегов. Иными словами, на то, что мы наблюдаем здесь сегодня, повлияли климатические процессы, происходящие в тысяче километров отсюда, а может быть, даже человеческая деятельность. Келли Стюарт проследила путь нескольких кожистых черепах, которые из Флориды приплыли в Южную Каролину, задержались там немного, а затем отправились дальше на север. – Пожалуй, сегодня здесь самое плотное скопление кожистых черепах во всем мире, – резюмирует Том.

  ***  

Мы долетаем до границы штата Джорджия. На пять километров проникаем вглубь него и, развернувшись, летим обратно на север вдоль воображаемого поперечного отрезка. Мы летим по невидимой линии, разделяющей местные и федеральные воды. Возле берега плавает столько рыболовецких суденышек, что я перестаю высматривать черепах и  начинаю считать лодки. Одна, две… три, четыре, пять… шесть, семь, восемь… Чтобы понять, где проходит водная граница штата, даже не нужен GPS. С прибрежной стороны от нее так много кораблей, что они сами очерчивают эту границу. В рубке каждого из них сидит капитан и следит по GPSтрекеру на экране, чтобы его судно, не дай бог, не пересекло границу штата, прочерченную на электронной карте. Они прекрасно знают, где находятся. За нами по поверхности моря следует тень от самолета. Глубина воды всего шесть метров. Сетка одного из суденышек подняла со дна какое-то особенно тяжелое пятно взвеси, как будто по дну проехал дымящий паровоз. За сетью другого, словно кружевная вуаль, тянется стая ныряющих крачек. Они тоже подъедают остатки. Из-за шлейфов грязи и мутной воды, которые стекают в море по речушкам, океан начинает напоминать мраморный кекс с вкраплениями темного теста. Бóльшая часть моря приобрела цвет кофе со сливками; логгерхед и атлантическая ридлея с воздуха кажутся точками более темных кофейных тонов. Не так-то легко заметить их на фоне моря, особенно если учесть, что ридлеи часто довольно маленькие. Атлантическая ридлея произошла от оливковой черепахи порядка четырех миллионов лет назад, когда Панамский перешеек сомкнулся, отрезав одну из популяций оливковой черепахи от ее собратьев. Ридлеи появляются на свет только в Мексиканском заливе и в основном только на одном пляже. Малыши плывут вдоль восточного побережья Америки на север, к  заливу Кейп-Код. Их маленькие, широкие и  плоские панцири, напоминающие по  форме тарелки, позволяют им быстро маневрировать и  вертеться на  одном месте; это их главное преимущество в охоте за любимым лакомством – крабами. (Если вы когда-нибудь во время подводного плавания гонялись за голубыми крабами, то должны знать, что умение разворачиваться на 180 градусов в этом деле очень пригодится.) Кроме того, ридлеи едят мидий, гребешков и улиток. Атлантическая ридлея была неизвестна науке до 1880-х годов[57], пока рыбак из Флориды Ричард Кемп не отправил один экземпляр этой черепахи гарвардскому специалисту по пресмыкающимся. Никто еще не видел, как эта черепаха гнездится, и бóльшую часть следующего века ученые считали, что это какой-то гибрид, «черепашья помесь». Несколько ученых занимались поиском мест гнездования этих черепах вплоть до 1960 года. Но тщетно. Одному пилоту по имени Андрес Эррера в 1940-е годы не давали покоя слухи, что где-то в Мексиканском 71

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

заливе между апрелем и июлем гнездится целая куча морских черепах. Он взял с собой другафотографа и в течение 23 дней курсировал вдоль всего побережья протяженностью 145 километров. Солнце, волны, песок – и никаких черепах. На 24-й день фотограф отказался лететь. Эррера решил предпринять еще одну попытку в одиночестве. Должно быть, черепахи знали, что фотограф остался на земле, потому что глазам Эрреры открылось невероятное зрелище: десятки тысяч ридлей, выходящих из воды. К счастью, у пилота была с собой видеокамера. Не помня себя от восторга, он стал снимать, как они выходят, ползут, копают, откладывают яйца и закапывают свои гнезда. Он запечатлел на пленке около 40 000 черепах, а также людей, которые собирали целые горы яиц. Ученые не знали, где гнездятся черепахи, но местные еще как знали. (И никто никогда не скажет, сколько черепах гнездилось на этом берегу пятьдесят или  сто лет назад.) На  этом Эррера успокоился, показал пленку семье, друзьям и  поставил кассету на  полку. Все это случилось в  1947  году. Тем временем великий Арчи Карр искал места гнездования атлантической ридлеи во Флориде, Мексике и Центральной Америке, но все напрасно. Кроме того, за этой черепахой гонялся доктор Генри Хильдебранд. В 1960-х годах он узнал о существовании фильма Эрреры, к тому времени уже целых тринадцать лет пылившегося на полке. Вместо того чтобы гоняться за черепахой, он стал гоняться за пленкой. Можете себе представить его лицо, когда мерцающий проектор, как по волшебству, вывел на экран дрожащее черно-белое изображение Мексиканского залива, от края до края заполненного атлантическими ридлеями и стоящими рядом людьми, в то время как многие ученые сомневались в самом факте существования этого вида черепах. Когда исследователи черепах наконец добрались до берега, собирание яиц уже дало свои плоды. Вместо 40 000 черепах на пляж теперь выходило не больше двух тысяч. Ученые включились в работу, экологи подняли шум, но местные продолжали раскапывать яйца. Работникам службы охраны природы удалось спасти лишь треть. За следующие два десятилетия, к началу 1980-х годов, благодаря всевозможным стараниям многих людей количество разоренных гнезд с трехсот сократилось до нуля. Ридлея, «черепашья помесь», которая никому не была интересна, наконец стала знаменитой – она вошла в десятку видов, находящихся на грани полного исчезновения. Во всем океане было меньше 600 взрослых самок этого вида, а креветочные траулеры ежегодно уничтожали в районе 5000 атлантических ридлей, включая молодых особей и самцов[58]. Но тут вмешалась другая сторона человеческой природы: люди стали охранять пляжи и бороться за то, чтобы на всех креветочных сетях в обязательном порядке были установлены заслонки для черепах. Благодаря тому что люди принялись охранять яйца, в океан ежегодно стало уплывать 20 000–30 000 детенышей. Если в 1960-х годах популяция каждый год сокращалась на 10–15 %, то к середине 1980-х темпы снизились до 2–3 %. Видимо, так атлантическая ридлея и была спасена от полного исчезновения за эти десять лет. Тем временем борцы за сохранение природы достигли первых успехов в решении проблем с креветочными траулерами. Популяция атлантических ридлей, которая в  середине 1980-х сократилась до  самого минимума, стала резко расти и за 1990-е годы увеличилась в десять раз. В 2002 году черепахи устроили первое за несколько десятилетий массовое гнездование – так называемую аррибаду, и теперь каждый год в океан отправляется не меньше полумиллиона детенышей атлантической ридлеи. Так случился один из величайших поворотов в истории исчезающих видов. – В такой воде невозможно увидеть коричневых черепах, – сокрушается Салли, но через пару минут радостно добавляет: – Зато черных видно: вон одна кожистая! Я насчитал пятьдесят один креветочный траулер, и это только в моем поле зрения. – Еще одна кожистая у поверхности, – сообщает Тому Дюбойс. Я и прошлую кожистую черепаху не заметил, и эту среди пенистых гребней различить не могу. 72

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– И еще одна, – снова показывает Дюбойс. Я вытягиваю шею, стараясь разглядеть среди блестящей ряби хоть что-нибудь. – Видите вон ту черную точку? Это она! – показывает мне Дюбойс. Я стараюсь проследить за ее пальцем и упираюсь наушниками в стекло иллюминатора. – Теперь уже слишком далеко, – говорит девушка, откидываясь на спинку кресла. Затем она снова начинает высматривать черепах и утешает меня, говоря, что предыдущая и вправду была слишком уж далеко. Внезапно она снова сообщает: – Кожистая под водой! Эту черепаху я и правда вижу: черная клякса с крыльями в толще воды. – С кожистыми черепахами вся хитрость в том, – поясняет Салли, – чтобы настроить глаз исключительно на черный цвет. Не смотреть на пену. Не разглядывать, что там плывет. Нас интересует только черное. И нужно не просто глядеть в окно, а постоянно водить глазами из стороны в сторону и все время быть начеку. Это непросто. Во  многом потому, что глаз отвлекается на  бесчисленные лодки: их я насчитал уже 150 штук. После залива Винья вода явно становится чище. И вот я наконец с удовольствием сообщаю команде: – Кожистая черепаха! Салли похлопывает меня по колену и поднимает вверх большой палец, что помогает мне восстановить самооценку. И когда Дюбойс замечает еще одну кожистую черепаху, я тоже ее вижу – кажется, мне удалось понять, в чем тут фокус. Том объявляет, что остался последний участок внешнего отрезка, за которым пролегает граница штата. Салли прищуривается и заявляет, что видит еще одну кожистую черепаху. Она похожа на черный миндальный орешек с крыльями. Распластавшаяся в воде и неподвижная, она кажется неживой. Но тут она взмахивает ластами, делает глоток воздуха, и я понимаю, что она просто нежится на солнышке, подставляя ему свою широкую темную спину. Дюбойс указывает на четыре коричневых ромба в воде: это скаты-бычерылы. И пока я рассматриваю скатов, она объявляет: – Каретта – только что нырнула. Прямо под  нами Салли замечает кожистую черепаху. Эту я вижу довольно четко: ее голова выныривает на поверхность среди искрящихся волн. Проходит четыре минуты – двенадцать километров морского сияния, которое сопровождается гулом мотора, – и снова появляются судна ловцов креветок. Я с гордостью замечаю вдали под поверхностью воды кожистую черепаху: размытая клякса, как будто капля чернил попала в море. Затем мы видим еще двух черепах: обе плывут навстречу траулеру. Биологам, а также охотникам-аборигенам хорошо знакомо чувство внутренней гармонии, которое возникает при взаимодействии с дикой природой: в этом чувстве всегда присутствует нечто духовное. Но тут из-за лодок мы все время испытываем напряжение. Растянутые повсюду сети не оставляют почти ни единого шанса созданиям, которые пытаются выжить на глубине. И тогда становится отчетливо виден весь парадокс этого промысла: не так важны сами креветки, как их отлов. Теперь кожистые черепахи встречаются нам все чаще и  чаще, примерно раз в  десять секунд, то есть где-то по три-четыре на каждые полтора километра. Каждый из нас замечает их; так мы летим несколько километров. Даже Салли и Том поражаются их количеству, хотя, пожалуй, никто не видел с воздуха столько черепах, сколько видели они. Вид из окна заполнен судами. Они повсюду, и за каждым, как за садовой улиткой, тянется грязный след. Заглянув в  свои заметки, я вижу, что на  каждую замеченную мной черепаху приходится по шесть судов. Это не обязательно значит, что лодки численно превосходят черепах. Корабли заметить гораздо проще, а многих рептилий мы наверняка пропустили: тех, что 73

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

плыли вдалеке от самолета, или тех, что были глубоко под водой, когда мы над ними пролетали. Но, глядя на медленное и безжалостное движение лодок, я невольно спрашиваю себя, сколько скатов и черепах еще до наступления темноты познакомится с внутренним устройством креветочной сетки. Да и как им этого избежать? Словно бы в ответ на мои мысли, Салли качает головой в наушниках: –  Посмотрите, сколько лодок. Можно не  сомневаться, что у  некоторых черепах день не задался. Сегодня каждая сетка должна быть оборудована специальным устройством (в  просторечии его называют заслонкой для черепах, или TED – turtle excluder device). Черепахи всетаки попадаются в сети, но теперь хотя бы могут из них выбраться. Завязнув в сетке, черепаха пытается из нее выплыть. Спустя некоторое время она устает и погружается все ниже и ниже. Наконец она достигает выпускного устройства на дне, заслонка открывается, и черепаха оказывается снаружи. Но к этому моменту она наверняка совершенно выбивается из сил. В придонные сети для ловли устриц, камбалы, гребешков и кальмаров тоже порой попадаются черепахи. Такие лодки тянут свои сети по дну, часами не выгружая улов, поэтому черепахи могут захлебнуться. Время от времени на берег выносит тушки рептилий, причину гибели которых установить невозможно. Салли видела кожистых черепах, которые запутались в леске ловушек для крабов. Она видела и черепах, выброшенных на берег по естественным причинам. Однако, несмотря на все трудности, эпопея с заслонками для черепах на восточном побережье США увенчалась успехом. И конечно же, в этом большая заслуга женщины, которая сейчас сидит рядом со мной и смотрит в иллюминатор. К концу 1970-х годов морские черепахи вошли в список вымирающих животных. Американские исследователи, занимавшиеся этой проблемой, установили, что каждый год в сетях для  ловли креветок оказывается около 47  000 черепах, при  этом 12  000 из  них погибает, захлебнувшись. В начале 1980-х годов Национальная служба морского рыболовства разработала специальное устройство наподобие клетки с автоматической дверцей, благодаря которому 97 % черепах выбираются наружу, а все креветки остаются внутри. Это решило бы проблему. Но устройство было громоздким, и ловцы креветок отказывались им пользоваться. Они сопротивлялись правительственному предписанию и не понимали смысла всей этой затеи. Национальная служба морского рыболовства всегда видела свое предназначение в том, чтобы продвигать коммерческую рыбную ловлю, а не в том, чтобы следить за сохранностью морских существ (хотя в долгосрочной перспективе сохранение видов полезно для рыболовства). Поэтому правительство настаивало на  добровольном использовании заслонок для  черепах. В  результате предписанию последовали лишь 2 % всех рыбаков. Но это был первый шаг. Чтобы сделать второй, понадобилось еще целое десятилетие. И все это время на берег выносило захлебнувшихся черепах. В 1986 году ловец креветок по имени Синки Бун сконструировал специальную решетку с автоматической дверцей, которая помогает избавиться от медуз-корнеротов. Решетка была сделана так, чтобы медузы ударялись об  автоматическую дверцу и  выскальзывали наружу, а  креветки оставались внутри. Это устройство, которое получило название «переключатель Джорджия», изобретатель хранил в строгом секрете. Салли сразу поняла, что нечто подобное и нужно для спасения черепах. С  тех пор как  правительство США впервые заговорило об  этой проблеме, на  берег вынесло еще 100 000 мертвых черепах. И вот, когда защитники природы – включая организацию «Сохранение океанов» – поднажали, через несколько месяцев, в июне 1987 года, Служба морского рыболовства потребовала, чтобы все суда, которые ловят креветок на юго-востоке США и в Мексиканском заливе, установили специальные заслонки для черепах (TED). Ловцы креветок стали протестовать. Через месяц Сенат США отсрочил действие указа. Штат Северная Каролина возбудил дело против Министерства торговли США, что еще силь74

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

нее замедлило принятие любых постановлений о защите черепах. Представители штата Луизиана подали в суд, чтобы аннулировать федеральный указ, но проиграли. Затем они приняли закон, в соответствии с которым органы штата не вправе принуждать рыбаков ставить заслонки для черепах на креветочные сети. Салли начала подсчет черепашьих гнезд с воздуха в 1980 году. В середине десятилетия стало очевидно, что популяция логгерхедов Северной Каролины стремительно сокращается: на 25 % за семь лет. Посмотрев свои подсчеты, Салли пришла к выводу: нет времени ждать шагов правительства – пора действовать. Поскольку рыбаки не хотели ставить на свои лодки устройства, разработанные федералами, Салли решила, что лучше использовать для  этого эффективный «переключатель Джорджия» Синки Буна – устройство, которое тоже может спасать черепах из креветочных сетей. В 1988 году под давлением Салли Комиссия по сохранению дикой природы и морских ресурсов Южной Каролины одобрила указ, требующий устанавливать в креветочных сетях заслонки для черепах, но исключительно в водах штата, то есть в пределах пяти километров от берега. Ловцы креветок жаждали расквитаться с Салли за все эти хлопоты и проблемы. Рыбаки Южной Каролины дважды пытались ее засудить, дошли даже до Верховного суда. Но черепахи выиграли, и, несмотря на продолжающиеся возмущенные вопли рыбаков, в конце 1988 года закон вступил в силу. Главная претензия ловцов креветок была в  том, что нельзя перекладывать проблемы целого штата на плечи простых рыболовов. (Скажу даже больше – проблемы целого мира.) И в этом они были правы. В Луизиане в судебном порядке удалось приостановить федеральные указы. Кроме того, Конгресс США отложил действие закона в связи с грядущими поправками к Закону об исчезающих видах. В этих новых поправках говорилось, что выполнение указа об установке заслонок на креветочные сети в федеральных водах можно отложить на восемь месяцев, а в водах штата – на двадцать месяцев. По данным исследователей, каждый месяц около тысячи черепах погибало в рыболовных сетях. Получается, что Конгресс, воспользовавшись Законом об исчезающих видах, приговорил к преждевременной смерти многие тысячи представителей одного из этих видов. Будто чтобы попрощаться, обреченные черепахи явились нам в последний раз. Осенью 1988 года на берега Флориды вынесло сотни их мертвых тел. Это побудило власти штата принять срочный указ: заслонки для черепах теперь должен был установить каждый, кто рыбачит в здешних водах. Из двадцати пяти утонувших черепах, на которых Салли и ее коллеги в свое время прицепили передатчики, лишь четверть вынесло на берег. По официальным оценкам, на берегу было найдено только 13 % из всех погибших. Об этих ничтожных процентах все и говорили, однако это была лишь вершина айсберга. В 1989 году Луизиана снова подала иск, чтобы отменить вступление в силу федерального указа. Его снова отложили, и это дало ловцам креветок из Южной Каролины возможность уйти от более строгих предписаний. А поскольку федеральный закон еще не был принят, ничего соблюдать не требовалось. Черепахи продолжали гибнуть, и 1 июля 1989 года Управление рыболовством Министерства торговли США наконец взялось за дело и ввело в действие закон, требующий устанавливать заслонки для черепах на креветочные сети. Справедливость торжествовала ровно десять дней. Затем поднялся шум. Сначала служба береговой охраны объявила, что в связи с применением устройств необходимо решить «проблему водорослей» (указ приостановлен). Через десять дней указ снова начал действовать: оказалось, что нет никакой «проблемы водорослей». Рыбаки Мексиканского залива тут  же начали блокировать бухты, срывать навигацию и совершать другие хулиганские поступки. Уже можно было услышать, как из мегафонов раздаются возгласы: «Федеральное правительство попирает наши права!» Губернатор штата Луизиана Эдвин Эдвардс высказался следующим 75

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

образом: «Возможно, некоторым видам суждено исчезнуть. Если перед нами стоит выбор, кому жить – рыбакам или черепахам, то прощайте, черепахи!» (Позже его посадили за коррупцию и мошенничество, но я уверен, что про черепах он не врал.) Спустя два дня протестов Управление рыболовством Министерства торговли США, которому закон и так никогда не нравился (ведь оно было создано для того, чтобы защищать права свободной рыбной ловли), склонилось под напором настойчивых рыболовов и приостановило действие указа. Тогда экологи тоже подали в суд. Если отбросить в сторону эмоции и риторику, они рассуждали следующим образом: рыбаки пользуются природными ресурсами, которые принадлежат народу, и народ имеет право требовать, чтобы в процессе этого пользования не пострадали виды, которым угрожает исчезновение. И экологи выиграли. Федеральный судья приказал министру торговли «немедленно ввести ограничения, необходимые для спасения черепах». Министр подчинился, но с оговоркой. Благодаря новым поправкам рыбаки получили возможность в  любой момент с  легкостью уклониться от  исполнения указа. Предписание гласило, что нужно либо поставить на сети заслонку для черепах, либо проверять улов каждые 105 минут – требование, исполнение которого почти невозможно проверить. Экологам опять пришлось обращаться в суд. Тем временем в апреле 1990 года в Государственном совете по исследованиям Национальной академии наук вышла статья «Исчезновение морских черепах: причины и предотвращение», в которой подчеркивалось, что «главная причина смерти детенышей, молодых черепах и гнездящихся самок в прибрежных водах – случайное попадание в сети креветочных траулеров. На этот фактор приходится больше смертей, чем на все остальные факторы, связанные с деятельностью человека, вместе взятые». Спустя месяц федеральный указ наконец-то вступил в силу. Количество выброшенных на берег черепах тут же сократилось и в течение всего лета было минимальным. Но с начала сентября до конца года смертность снова побила рекорды. Почему? Потому что, как это обычно и  бывает, указ о  защите черепах был несовершенным и  требовал устанавливать заслонки только с мая по август. Летом черепахи выжили – благодаря новым устройствам, но осенью погибли – благодаря недальновидности правительства. Только в 1992 году требования стали круглогодичными. Да и то не совсем. Федеральное правительство ввело обязательные требования, но предоставило рыбакам еще два года на их исполнение. Первого декабря 1994 года, через 24 года после того, как атлантическая ридлея была названа вымирающим видом, на всем побережье, от Южной и Северной Каролин до Техаса, ограничения наконец вступили в силу. –  В  Мексиканском заливе рыбаки были в  бешенстве,  – вспоминает Салли с  оттенком ностальгии. – Они говорили: «Это уж слишком!», «Пусть правительство оставит нас в покое!». Но требования все-таки соблюдали, и скоро количество захлебнувшихся черепах сильно сократилось. Однако был один вид, который по-прежнему страдал от креветочных сетей, – кожистые черепахи, популяция которых по загадочной причине лишь недавно начала расти. Тогда количество погибших черепах достигло рекордных показателей: в 1991 и 1992 годах волны выносили десятки их трупов на побережья штатов Джорджия и Южная Каролина. Кожистым черепахам заслонки в  сетях просто не  помогали: проем, через который черепаха должна была выбраться наружу, был слишком узким для ее размеров. – Когда в конце 1980-х годов сертифицировали первые устройства TED, – рассказывает Салли, – проемы были довольно большими, и они работали. Через них могли пройти даже огромные кожистые черепахи. Но в требованиях ничего не говорилось о том, насколько широкими должны быть эти проемы! И вот рыбаки, больше переживая о своих креветках, чем о спасении черепах, стали делать заслонки все меньше и меньше. 76

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– В 1992 году, когда стало очевидно, что нужно утвердить размер проема, кто-то (разумеется, это была не я) прописал в федеральных требованиях ширину – восемьдесят девять сантиметров – и высоту – тридцать сантиметров. Это просто смешно! Взрослой черепахе никогда не пролезть в такой проем. А в Мексиканском заливе минимальная высота должна была составлять всего лишь двадцать пять сантиметров – в такое отверстие не пролезет даже взрослый логгерхед и  зеленая черепаха. Сквозь него могли пройти только атлантические ридлеи и черепахи-малыши. Взрослая кожистая черепаха ни за что бы туда не протиснулась. Я была очень расстроена. Закатила истерику Управлению рыболовством по поводу величины проемов, потому что каждое лето мы находили на берегу мертвых самок с яйцами. Я так и не выяснила, кто и  почему установил, что высота проемов должна составлять всего двадцать пять или  тридцать сантиметров, но  ужасно бесилась. Гнездящихся логгерхедов становилось все меньше и меньше, и море выносило на берег десятки тел кожистых черепах. Тем временем люди стали спрашивать: «Ну и когда же будет результат от этих TED?» А я отвечала: «Никогда! Потому что у них слишком маленькие проемы». Девять ночей подряд мы с волонтерами выходили на берег. Мы измерили восемьдесят девять гнездящихся логгерхедов. Абсолютно все самки были выше тридцати сантиметров, девять процентов – выше сорока сантиметров, а некоторые доходили и до пятидесяти. Еще бы! Девяносто процентов всех плавающих в океане черепах – детеныши. Но половина из тех, что погибли, были больше тридцати сантиметров в высоту. То есть можно утверждать, что небольшие черепахи проходят через заслонку, но многие взрослые особи застревают и гибнут. Вот и ответ на вопрос, почему гнездящихся самок становилось все меньше, несмотря на TED. Правительство не хотело вводить новые требования по ширине проемов и потому ничего не предпринимало для решения проблемы в течение трех лет. Наконец федеральные власти пошли на сложное, трудоемкое и дорогостоящее решение: если аэросъемка фиксировала более десяти кожистых черепах в пределах отрезка длиной 50 морских миль, правительство на две недели закрывало до 10 морских миль береговой линии в один градус широты (60 морских миль) для тех судов, которые добровольно не поставили устройства с проемом нужного размера. Что может быть проще, не правда ли? В  конце 1999  года Шэриан Эпперли и  Венди Тиз из  Национальной службы морского рыболовства опубликовали отчет «Оценка размеров проема TED относительно черепах, которых выбрасывает на берег в Северо-Западной Атлантике» (на тайном языке черепаховедения «выбрасывает» означает «выносит на берег мертвыми»). Авторы пришли к выводу: «Если бы смертность черепах тех размеров, которые не проходят в стандартный проем TED, сократилась, это привело бы к рекордным годовым темпам увеличения популяции. Сокращение смертности взрослых и юных черепах из-за креветочных траулеров положительно скажется на всех видах и подвидах морских черепах. А чтобы снизить смертность, нужно увеличить высоту проемов TED». В итоге они предложили «использовать параметры кожистых черепах для траулерных сетей на всех территориях и независимо от сезона. Такие устройства помогут всем видам черепах, включая кожистых». Иными словами: заслонка слишком мала. В  последующие четыре года их организация продолжала возмущаться неуклюжими мерами властей, всеми этими частичными закрытиями берега и  добровольным использованием устройств нужного размера. Какими бы несовершенными и дорогостоящими ни были эти меры, они все же привели к тому, что кожистые черепахи стали тонуть реже, но ситуация была далека от идеала. В мае 2000 года Салли и Том стали замечать столько черепах, сколько нужно для закрытия берега, почти при каждом полете. Когда они внезапно заметили целых двадцать восемь черепах на четырнадцать километров – невиданная прежде цифра, федеральные власти закрыли берег на две недели. Однако следующий полет не состоялся из-за ремонта самолета, и власти моментально открыли прибрежную зону. 77

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– И сразу после этого, – вспоминает Салли, – на наших берегах появились все эти погибшие логгерхеды и кожистые черепахи. Четыре года прошло с тех пор, как их сотрудники составили отчет и заявили о проблеме! И лишь через четыре года правительство решило увеличить размер проема, причем всего лишь до сорока сантиметров, – не перестает возмущаться Салли. – И я им говорила, что это создаст еще одну проблему. Я хотела, чтобы размер проема был установлен раз и навсегда, билась за то, чтобы TED подходил для кожистых черепах. С 5 по 19 мая 2002 года на берега Джорджии вынесло 93 мертвые кожистые черепахи. 20 мая Южная Каролина снова оказалась на первом месте по смертности. На этот раз губернатор подписал указ, требующий расширить проемы до пятидесяти трех сантиметров, при полном одобрении рыбаков. Через четыре дня, сочетая, по своему обыкновению, мучительную неэффективность с необъяснимой медлительностью, Служба рыболовства потребовала установить проемы нужного размера, но только на территории от песчаной косы Кейп-Фир, штат Северная Каролина, до города Сент-Огастин, штат Флорида, и только на следующие 30 дней. Федеральное правительство не  решалось требовать устанавливать устройства нужного размера по всему восточному побережью США и в Мексиканском заливе вплоть до августа 2003 года. Позже было доказано, что эта задержка в четверть столетия была абсолютно бессмысленной. Рыбаки и сами оценили пользу TED: эти устройства не просто освобождали черепах, но и помогали избавиться от мусора и прочих ненужных предметов. На самом деле рыбаки боролись не с устройствами как таковыми. Они боролись за свои привычки и за то, чтобы им не указывали, что делать. – Лето 2003 года уже можно назвать летом с TED, – говорит Салли. – Мы шли к этому двадцать с лишним лет. Сегодня взрослые черепахи уже могут выбраться из сетки. Посмотрим, что будет дальше. Есть ли надежда? Салли утверждает, что атлантических ридлей с каждым годом становится на 10 % больше. Потрясающие темпы для вида, который в середине 1980-х чуть не исчез с лица земли. – Атлантические ридлеи – маленькие по размеру, поколения у них сменяются в два раза чаще, чем у логгерхедов. Время покажет, чем это обернется для логгерхедов. Но что важно, – с радостью отмечает Салли, – на берегу больше не увидишь столько мертвых крупных самок. Раньше у меня разрывалось сердце, когда я встречала на побережье прекрасную большую старую черепаху лет пятидесяти – нагруженную яйцами, без единой царапинки, но мертвую. TED сильно помогли самкам, которые плавают в наших водах, – признает Салли. – Три года назад треть всех найденных тел составляли взрослые самки логгерхедов. В этом году нам попалась только одна. А количество плавающих кожистых черепах сегодня уже несравнимо с количеством захлебнувшихся. Однако Салли не  собирается впадать в  сентиментальность. Я спрашиваю ее, чувствовала ли она, что рискует, когда боролась за черепах. – Раньше, – отвечает она, – когда я спускалась к докам, рыбаки кричали и возмущались минут двадцать кряду. Потом успокаивались. На слушаниях по TED для кожистых черепах они материли меня сорок пять минут подряд. Один сказал, что пошлет мне конверт с белым порошком. Другой спросил, есть ли у меня оружие для самообороны. Да они просто маленькие плаксы и скандалисты! А полицейские – те еще трусы, если позволяют людям так вести себя на слушаниях. Но больше я такого не выдержу. Двадцати лет мне хватило. Вид у Салли все еще боевой. Но я полагаю, что однажды она взглянет на себя в зеркало и сможет честно сказать: «У меня получилось». Салли сделала все, что могла. Рядом с ней за черепах сражались защитники природы, правительство и даже люди из рыболовного бизнеса. Но мне кажется, что никто в этой борьбе 78

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

не был так упрям и так настойчив, как Салли. Никто другой не тянул на себе все эти заботы так терпеливо и упорно, подобно странствующей черепахе. Нам еще многое предстоит сделать. Нужно добиться, чтобы заслонки для черепах стояли в траулерных сетях в остальной части мира, где есть теплые моря; чтобы черепахи не погибали от лески и жаберных сетей; а также стабилизировать климат на нашей планете. Я замечаю каретту, и Салли соглашается: – Крупная зрелая коричневая самочка логгерхеда. Пролетая по воображаемым линиям, мы неожиданно попадаем в условное воздушное пространство штата Северная Каролина. И хотя перед нами по-прежнему простирается небо, дальше мы не полетим. – Мыс Хаттерас – одна из главных отправных точек для логгерхедов и кожистых черепах, плывущих на север. Мы не знаем, что с ними происходит дальше. Никто не следил. Поборов любопытство, мы разворачиваемся и летим в сторону берега. Итак, пока что мы, к нашему удовлетворению, увидели 46 благополучно плавающих кожистых черепах. Количество лодок на этот момент – 213. Когда мы пролетаем над диким, нетронутым побережьем, Салли говорит: – Обратите внимание, это самый красивый берег во всем штате. Эта часть Южной Каролины и есть то самое «белое пятно на карте», о котором говорил Альдо Леопольд. В своей философской книге «Календарь песчаного графства» 22, повествующей о ландшафте, человечестве и «поиске надежной шкалы ценностей», Альдо Леопольд задается вопросом: «Зачем нужны сорок свобод, если на карте не осталось ни единого белого пятна?» Но он даже и представить себе не мог, что через полстолетия после его смерти на восточном побережье США следы деятельности человека заметнее всего будут не на земле, которой посвящено его знаменитое эссе «Этика земли» (The Land Ethic), а в открытом океане, изборожденном бесконечными сплетениями кильватерных струй. Кожистая черепаха ныряет в нефритовых волнах, и в этот момент ее замечает Салли. – Есть, – отчеканивает Том, заглянув в GPS и сделав пометку на планшете. Так мы и летим еще несколько километров. В час пополудни мы пролетаем над последней точкой отрезка и поворачиваем домой, в сторону зеленого побережья Южной Каролины – к ее соленым затопленным лугам, лесистым островам и вьющимся лентам ручьев. Салли рассказывает, что когда-то на месте этих заповедных берегов были плантации. – В этих низинах можно встретить водоемы плантаторов. Здесь они выращивали рис, индиго и хлопок. Раньше здесь почти до самого океана была трясина, поросшая кипарисами. А  потом ее вручную расчистили и  выкопали водоемы,  – сообщает Салли, не  проговаривая всего, что это означает. Тут до сих пор на виду стоят хибарки трудившихся на плантациях рабов, как будто даже природа отказывается их себе забирать. И  вот, когда взлетно-посадочная полоса уже цепляется за  колеса самолета, на  нашем счету 861  километр, 55 удивительных кожистых черепах и  целых 344 креветочных траулера. До того как Салли начала свою борьбу, сочетание такого количества лодок и черепах в одном и том же месте на следующий день непременно привело бы к десяткам мертвых тушек на берегу. Во многих частях мира так и происходит. Но здесь, с тех пор как Салли добилась установки заслонок для кожистых черепах, такого не бывает. –  От  этих полетов болит спина,  – постанывает Салли, вылезая из  самолета.  – Всем кажется, что это весело, но четыре часа наблюдений в самолете – это как восемь часов в стоматологическом кресле. Нельзя оторваться ни на секунду: все время следишь глазами за бликами на воде. Когда я наконец вылезаю из самолета, то чувствую себя изможденной. 22

 Леопольд А. Календарь песчаного графства. – М.: Мир, 1980.

79

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

ЭВОЛЮЦИЯ НЕ ИЗБАВИЛА ЧЕРЕПАХ от водной поверхности: они должны дышать, и, если их надолго силой погрузить в  воду, они захлебнутся. Если черепаха попала в  сеть и  вынырнула через пятьдесят минут, она будет в  порядке. Через девяносто минут в  крови закончится кислород, повысится уровень молочной кислоты, и к тому времени, как черепаху вытянут на палубу, в 70 % случаев она будет уже мертва или без сознания. После того как ее поднимут на поверхность в таком состоянии, еще с полчаса она будет дышать тяжело и часто, а высокий уровень молочной кислоты сохранится в крови еще на 20 часов. Даже если погружение длилось менее получаса, уровень молочной кислоты будет высоким в ближайшие десять часов. Так что у выловленной черепахи не получится пару минут подышать воздухом и снова опуститься на глубину. Ей понадобится длительный отдых, если она не хочет погибнуть [59]. У морских черепах есть две основные особенности, которые помогают им нырять. Вопервых, у них есть специальные методы хранения и использования кислорода, если его станет очень мало во время очередного затяжного погружения. А во-вторых, у них имеются резервные запасы кислорода на случай, если он закончится совсем. За один вдох морская черепаха способна обновить около 80 % воздушного запаса своих легких (человек – только 10 %). Таким образом, за пару вдохов, на которые уходит всего дветри секунды, легкие полностью опорожняются и наполняются заново. Затем, пока черепаха не дышит, ее легкие извлекают из воздуха кислород; делают они это настолько тщательно, что следы кислорода можно лишь едва-едва различить в  выдыхаемом воздухе даже с  помощью специальных приборов [60]. Морские черепахи ныряют и  днем и  ночью: бóльшую часть времени они проводят под  водой. Часто они делают один-единственный резкий выдох, затем стремительно выныривают, делают глубокий вдох и снова исчезают. Конечно, если черепаха решила погреться на солнышке, то она часами будет оставаться на открытом воздухе. Кожистые черепахи проводят у поверхности больше времени, чем другие, – 20–45 %. В  среднем морские черепахи ныряют от  трех минут (например, так делает кожистая, когда плывет у поверхности) до получаса (как бывает, когда черепаха охотится)[61]. Черепаха может провести под  водой до  шестидесяти минут, а  порой и  более длительное время (так, логгерхеды и зеленые черепахи в холодных водах иногда неделями находятся в спячке 23 на дне океана). Морские черепахи ныряют на ту же глубину, что и самые отважные представители китов и морских котиков[62]. Атлантическая ридлея опускается на глубину 30 метров, бисса – глубже 60  метров, зеленая черепаха  – на  120  метров, австралийская зеленая  – на  150, логгерхед  – на 240, оливковая черепаха – на 270 метров. Большие киты и императорские пингвины обычно ныряют на глубину от 90 до 450 метров, а некоторые представители морских котиков способны погружаться в глубь океана на целый километр. Кожистая черепаха – чемпион по нырянию на глубину среди животных, которые дышат воздухом. Тут она вне конкуренции: глубина погружения может составлять до 1,2 километра. И хотя она довольно редко ныряет настолько глубоко, все же это на 60 метров глубже, чем рекорд кашалота[63]. На такой глубине давление поднимается от 103 Па прямо под поверхностью до 12 410 Па – приблизительно до 120 атмосфер. Представьте себе этот холод, темноту и невероятное давление. Большинство черепах просто замерзло  бы на  такой глубине, а  человека давление раздавило бы. На глубине порядка 90 метров легкие у черепах сжимаются. Возможно, именно из-за высокого давления на глубине у кожистой черепахи такой гибкий панцирь – его не раздавит во время погружения. Из легких воздух попадает в укрепленную хрящами трахею – это

23

 В состоянии спячки черепахи переходят на анаэробное (бескислородное) дыхание. – Прим. науч. ред.

80

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

защищает черепаху от «кессонки»24, ведь глубоко под водой кислород не сможет поступать в кровь из легких. (Водолазы знают, что стремительный подъем на поверхность воды может спровоцировать декомпрессионную болезнь. Пока водолаз на глубине, растворенные в крови газы находятся под  высоким давлением, но, когда он начинает всплывать, давление падает, газы начинают пузыриться и вспенивают кровь. Водолаз ощущает нестерпимую боль, разрушаются стенки клеток, что может привести к параличу или даже смерти.) Ныряя, большинство видов черепах получают кислород напрямую из легких, так же как и люди. Но перед глубоководными кожистыми черепахами встает вопрос: откуда брать кислород, если легкие сжимаются? И черепахи нашли выход – они делают запасы растворенного кислорода прямо в  крови. Более того, в  крови и  тканях организма они могут запасти даже больше кислорода, чем в собственных легких. Так же поступают и глубоководные млекопитающие. Иногда животные выдыхают лишний воздух из легких прямо перед погружением, чтобы тот не мешал плавать глубоко под поверхностью. И получается так, что у кожистых черепах и морских котиков легкие меньше по размеру, чем можно было бы подумать. Но при этом у кожистых черепах самая высокая среди рептилий плотность красных кровяных телец – примерно такая же, как у млекопитающих. Легкие логгерхедов могут переносить на 25 % больше кислорода на килограмм легочной ткани, чем легкие кожистых черепах, – именно потому, что во время ныряния логгерхеды хранят воздух в легких, а не в крови. Зато кожистые черепахи могут запасти в два с половиной раза больше кислорода в крови и тканях организма. Но раз получается, что в отрыве от атмосферы кожистые черепахи почти не используют свои легкие, то не имеет смысла качать через них столько крови. Как только черепаха погружается в воду, ее сердечный ритм падает примерно на треть и остается медленным, пока она не всплывет. Иногда во время подводного плавания сердце черепахи бьется всего один раз в минуту. По сравнению с другими морскими черепахами у кожистой очень большое сердце. Поначалу может показаться, что ее сердечно-сосудистая система работает неправильно: некоторое количество насыщенной кислородом «красной» крови из легких внутри сердца смешивается с  венозной кровью, очищенной от  кислорода в  тканях организма. У  человека это считалось бы серьезным расстройством и имело бы крайне неприятные последствия. Но ведь людям не нужно нырять на глубину и задерживать дыхание, чтобы выжить. То, что для нас было бы серьезным нарушением работы сердечно-сосудистой системы, для черепах – полезный механизм адаптации. Нет никакого смысла качать кровь к легким, в которых нет кислорода, – можно просто перегнать ее из одной камеры сердца в другую и перемешать. Затем эта смесь из венозной и артериальной крови, минуя легкие, поступает к другим тканям. Так кровь циркулирует по организму и постепенно перерабатывается: клетки черепашьей мускулатуры раз за  разом выцеживают из  нее остатки кислорода. Когда  же черепаха снова поднимается на поверхность, сердце вновь начинает качать отработанную кровь в легкие, чтобы та обогатилась свежим кислородом. Эта способность встречается и у некоторых других животных 25. Но  кожистая черепаха, используя легкие во  время ныряния по  минимуму, способна чаще погружаться на бóльшую глубину. Можно сказать с уверенностью: по сравнению с другими морскими черепахами у кожистой самая совершенная система работы сердечных клапанов [64].

24

  «Кессонка»  – кессонная (декомпрессионная) болезнь  – заболевание, возникающее главным образом из-за быстрого понижения давления окружающей среды, например при всплытии, в результате которого газы, растворенные в крови и тканях организма (азот и др.), начинают выделяться в виде пузырьков в кровь, что приводит к ее вспениванию и разрушению стенок клеток и кровеносных сосудов, которые блокируют кровоток. – Прим. науч. ред. 25  Переброс венозной крови в большой круг кровообращения, минуя малый (легочный) круг, осуществляется через отверстие между желудочками сердца – паницциево отверстие. Такой механизм, помимо кожистой черепахи, используется крокодилами. – Прим. науч. ред.

81

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Размер имеет значение. Чем больше тело животного, тем больше у него объем крови, но медленнее обмен веществ. Получается, если вы крупное животное, то крови у вас много, а кислорода требуется мало. Это обычно позволяет крупным животным нырять глубже, чем мелким, и  дает преимущество тем видам, которые умеют накапливать кислород в  крови. У логгерхедов резервы кислорода в легких заканчиваются через полчаса, а у кожистых черепах запас времени в два раза больше. Зафиксированный рекорд принадлежит черепахе, которая опустилась на глубину около 37 метров и оставалась под водой на протяжении целых 67 минут. Если же этот способ хранения кислорода не сработает, у кожистой черепахи есть запасной вариант: ее мозг способен выдержать длительное кислородное голодание. Если мозг млекопитающих вроде китов и аквалангистов перестает питаться кислородом, организм довольно быстро выходит из строя. Это останавливает всю мозговую электрическую активность, словно кто-то переключил рубильник и погасил свет. Смерть наступает в считаные минуты. Если же морской черепахе не хватает кислорода, она может временно уберечь свой мозг с помощью анаэробного гликолиза. Анаэробное дыхание – это запасной генератор вашего тела. Он подпитывает клетки энергией, когда на обычные химические реакции кислорода уже не хватает. Разумеется, это не  очень эффективно; в  крови начинает накапливаться молочная кислота, от  которой надо будет избавиться позже. (Именно из-за анаэробного дыхания у  вас могут болеть ноги после долгой пробежки. Но в случае необходимости оно спасет вам жизнь: лучше боль в ногах, чем смерть в пасти у гиены.) У млекопитающих анаэробное дыхание снабжает кислородом периферическую мышечную систему, но не мозг. А вот морские черепахи способны до такой степени замедлить обмен веществ в мозге, что достаточно будет только анаэробного дыхания. Лучше быть тупым, чем мертвым. Ведь у всех есть свои пределы. В 4 ЧАСА УТРА КРЕВЕТОЧНЫЙ ТРАУЛЕР «Билли Б» мирно стоит у причала, окутанный утренним туманом. Его аутригеры сложены, как складывают руки в молитве; над палубой подвязаны сети, которые обдувает приатлантическим бризом. Ветер приносит насыщенный запах почвы с обширных заросших берегов. В тени у свай лениво плещутся черные волны отлива, они мерно бьются о корпус судна, заставляя его то вздыматься, то ниспадать, будто во сне. На борт уже поднялся тридцатилетний матрос Диан Уайт, а за ним Бойс Гэррик, в два раза его старше. Бойс – высокий седой мужчина с квадратным подбородком и лицом, испещренным морщинами; одет он в кожаную куртку. Диан же до крайности молчаливый человек, из тех, кто никогда не заговорит первым; он похож на сына чересчур сурового отца, на корабельный призрак или кошку, которая тихо устроилась на палубе среди всех этих снастей и веревок. Мы договаривались встретиться в четыре утра, и в семь минут пятого Бойс уже начинает ворчать, что капитан опаздывает. Через минуту появляется наш шкипер, Ричард Болдуин, и бодро сообщает: – Я немного припозднился, больно уж не хотелось вставать. Пришлось немного повоевать с будильником. За весь этот день я так и не смог понять, почему нужно было так торопиться, назначать точное время встречи, да еще и в такую рань. Но я был рад взойти на корабль, прежде чем солнце взошло на небо. Рад был увидеть, как заново прорисовывается мир, как он оживает в первых косых лучах солнца еще до того, как утро обесцветит его краски. Отточенными движениями Болдуин заводит машину. Бойс и  Диан выбирают тросы по бокам корабля, и Болдуин с легкостью отправляет двадцатидвухметрового тридцатишестилетнего «Билли Б» плыть по течению. В рубке лицо Ричарда Болдуина освещается неярким светом радара, эхолокатора, радионавигационной системы «Лоран», GPS и планшета с беспроводной мышью. 82

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Когда я был маленький, у нас было только радио. И все. Чтобы понять, куда плыть, мы все время измеряли лотом глубину. И шли так: ну, скажем, десять минут на двадцать восемь градусов, дошел до глубины четыре с половиной метра – все, надо поворачивать на юго-восток. Короче, было непросто. – Секунду капитан размышляет, затем поправляется: – На самом деле сейчас все еще сложнее, но всю работу делают машины. Теперь каждый может быть капитаном. Он явно недооценивает необходимые для этого навыки. Среди влажного ночного тумана ручной прожектор Болдуина освещает заросшие берега по краям канала. – Темная ночь сегодня, – говорит Болдуин. В устье реки виднеется отмель. – Мы заходим в реку Ашепу. Рассеянный луч прожектора выхватывает из темноты множество поплавков на воде. – Это всё ловушки для крабов. Маленькие рыбки, привлеченные тусклым светом нашего фонарика, серебряными каплями мечутся в бегущих волнах мутноватой реки Ашепу. Болдуин – ловец креветок во втором поколении. Ростом 170–175 сантиметров, крепкий, но вовсе не грузный. – Я стал помогать отцу, когда мне было всего двенадцать. В 1974 году окончил школу и с тех пор рыбачил. Ничем другим и не занимался, поэтому не с чем сравнивать. Это правда, но не вся. Болдуин (нелегально) охотился вместе с отцом на аллигаторов, а также выкапывал черепашьи яйца (тоже нелегально). – Отец посылал меня выкапывать яйца с наволочкой от подушки. Раньше семьи черных тоже питались яйцами черепах. А сейчас это стоит десять тысяч долларов. Мне такое не по карману, – подмигивает Болдуин. Добывать черепашьи яйца в Южной Каролине было запрещено еще до  выхода Закона о  вымирающих видах, но  именно после его принятия штрафы стали по-настоящему серьезными. И хотя капитану не с чем сравнить свою профессию, все же он понимает, за что ее любит. – Каждое утро мы смотрим на восход солнца. На других работах надо отмечаться, когда пришел. Но в то же время, – кивает он задумчиво, – иногда мы работаем по выходным. Раньше я порой вкалывал тридцать дней кряду без перерыва. А сейчас больше десяти дней подряд я на работу не выйду. Больше просто не выдержу. Но мне нравится искать креветку. В этом деле я всегда стараюсь быть лучшим. Ладно, ставим ворота на аутригеры, – кричит Болдуин команде и тут же объясняет мне: – Мы всегда делаем это здесь, на тихой воде. Капитан глушит мотор, но волны отлива продолжают толкать судно все дальше и дальше по течению. Я выхожу из темной рубки на хорошо освещенную палубу, где визжащие лебедки и двое молчаливых мужчин выполняют свою работу. С  обоих боков у  лодки торчит по  длинному стреловидному аутригеру. Они медленно опускаются в воду, и лодка начинает слегка трястись. За каждым аутригером тянется по две сетки. Диан и Бойс ставят на каждую сеть тяжелое деревянное устройство с металлической рамой – «траулерные ворота». Благодаря им сетка, выскребающая морское дно, не сможет захлопнуться. Когда устройство готово, лебедка отрывает его от палубы и переносит на канатах к самому концу опущенного аутригера. На каждой сетке установлена специальная заслонка, TED, – наклоненная решетка, которая пропускает креветок, но задерживает черепах, чтобы те смогли выбраться наружу. Мы плывем по течению вдоль окаймленных лесами запруд. Не видно ни единого огонька, как если бы все это происходило сотню лет назад. Болдуин живет в такой глуши, что до ближайшего города больше 60 километров. Вчера, когда я шел сюда пешком 28 километров, мне на дороге встретилось столько же медноголовых щитомордников, сколько и автомобилей: и тех и других по паре.

83

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Здесь настолько темно, что отлично виден Млечный Путь, несмотря на  туман. Диан и Бойс тихо сидят в потемках на камбузе: я вижу это по огонькам их горящих, как индикаторы, сигарет. Вот что Болдуин рассказывает о своих помощниках: – Бойс со мной уже десять лет. А черный паренек только пришел, ему пока что нужно все объяснять. Мы проплываем по протоку, соединяющему реку Ашепу и Эдисто с внутренним береговым каналом. Официально этот проток называется канал Фенвик, но местные по-прежнему называют его Госканалом. – Когда его копали в 1940-х годах, – говорит Болдуин, – черные, которые жили на южной оконечности этого полуострова, оказались отрезаны от остального мира. Вот так вот. Моста нет. И никакой компенсации, ничегошеньки они не получили! Вот уже показались сверкающие огни берега Эдисто-бич. –  Мы подплываем с  обратной стороны пляжа,  – объясняет мне капитан.  – Видите, на береговой линии темно. Свет гасят для черепах. Для гнездования, ну, вы в курсе. Раньше там на улицах повсюду горели фонари. А теперь, из-за кампании по спасению черепах, которую устроила Салли, их везде тушат. В половине шестого утра мы покидаем русло реки Эдисто и выходим в открытый океан; в темном небе только начинают прорисовываться смутные очертания облаков. На несколько секунд переменчивое небо становится розовым, словно заливается девичьим румянцем. Впереди на  расстоянии двух-трех километров можно различить силуэты других креветочных траулеров. Мы замедляемся до черепашьей скорости и закидываем сети. Процесс настолько сложный, со  всеми этими лесками, веревками и  лебедками, что я не  до конца понимаю, что происходит. Все приходит в опасное движение: крутятся вьюшки, натягиваются тросы, веревки змеятся по палубе, наматываясь на колесо. Отвлекаться нельзя: и оглянуться не успеешь, как заработаешь серьезную травму. Наконец сочный оранжево-красный шар поднимается над горизонтом и заливает океан волнами света. Мы разворачиваем по две сети на каждом аутригере: всего четыре. Каждая сеть оснащена «воротами», которые держат ее открытой, и «полозьями», которые не дают ей отклониться в сторону. Теперь мы медленно, со скоростью два узла, начинаем волочить сети по дну, словно на неспешной прогулке. Перед главным тралом закинута еще одна маленькая сетка – так называемая «пробная». Ее легко вытянуть и закинуть, так что с ее помощью шкипер может оценить улов и понять, пора ли вытягивать сети, или лучше отправиться в другую сторону. – Мы попробуем пройти по краю мелководья, – объявляет Болдуин. Мне он объясняет, что креветка песку предпочитает грязь. – Прямо здесь хороший участок с грязевым дном. И  вот мы медленно прочесываем участок длиной не  более пятидесяти километров. Конечно, эта неспешная прогулка не сравнится с ловлей крабов в Беринговом море, но и здесь природа бывает довольно жестокой. Недавно поднялся торнадо, и в водоворот засосало креветочный траулер; погибла жена капитана. Пока сети делают свою работу, у Болдуина есть немного времени на разговор. Впрочем, на это у него времени всегда хватает. – Прошлый год был удачным, – начинает он приподнятым тоном. Да ну? Что же делает год удачным для ловли креветок? – Нужно, чтобы в июне, июле и августе была хорошая погода. Креветка обычно мечет икру весной, затем отложенные личинки плывут вверх по течению к истокам рек. Там, у истоков, достаточно прохладно  – как  раз то, что нужно молодой креветке. Температура воды не должна надолго подниматься выше 32 ℃. Погода должна быть мягкой, а также нужен дождь. Мне кажется, что в основном от этого зависит наш осенний улов. Нужен дождь, постоянный дождь, чтобы вода каждую неделю поднималась на пять – семь сантиметров. Если зима будет слишком холодной, то зимующие креветки просто не выживут. Мягкая погода, вот в чем весь 84

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

секрет. В основном мы ловим атлантическую белую креветку: добрые две трети всего улова. Это выгодно. Обыкновенная креветка стоит меньше, она не такая качественная и хуже замораживается. К тому же она маленькая: штук семьдесят на полкило, а белой – около тридцати. Вот сейчас, пока еще май, мы ловим в основном атлантическую белую креветку. В июне, июле, августе будем ловить обыкновенную. А потом аж до января снова начнем ловить атлантическую белую. В январе отправляем судно на пару месяцев в ремонт. У капитана Болдуина пунктик по поводу всего, что так или иначе влияет на его заработок. Иными словами, есть две группы врагов: те, кто мешает ему в Америке, и те, кто мешает ему из-за рубежа. – С этим согласятся все, кто занимается креветками. Мы в большей опасности, чем черепахи. Экологи нас ненавидят. Но главное, что сегодня влияет на добычу креветок, – это цена. Самая большая проблема – импорт; он сбивает цену. Китай, Вьетнам, Индонезия, Эквадор – в основном страны третьего мира, в которых дешевая рабочая сила. Пару лет назад они стали ввозить фермерскую креветку по бросовым ценам. И у них подходящий климат; некоторые там собирают урожай по два раза в год. Нам пришлось опустить цену вдвое. Если нам не удастся снова ее поднять, то я скажу так: у нас остается всего пара лет. Или все это просто закончится. Содержание такого судна стоит слишком дорого. Цена на  топливо в  этом году совершенно заоблачная. У нас в 1980 году было 1400 человек с правами на управление судном, а сегодня 400. Раньше было семнадцать лодок из Эдисто, теперь – две. Мне повезло, что у меня есть магазин в порту. В розницу я получаю с фунта креветки на 40–50 центов больше. А эти крупные компании, которые продают все через оптовиков, – я вообще не знаю, как они справляются. Когда устройства TED стали обязательны, ловцы креветок добились от Конгресса США принятия закона, который запрещает импорт креветок из других государств, если только в этих странах не действуют аналогичные требования. (Оцените иронию.) Изначально Госдепартамент США собирался ввести этот закон только в  Западной Атлантике и  в Карибском бассейне, но по инициативе экологов его действие распространилось на импорт со всего мира. В 1996 году несколько азиатских компаний подали во Всемирную торговую организацию иск против США. И США проиграли дело[65]. Всемирная торговая организация постановила, что Штаты должны разрешить ввоз креветок из  стран, которые не  требуют ставить на  траулерные сети специальные заслонки. В 1999 году по телевидению выступили активисты в костюмах черепах и обвинили Всемирную торговую организацию в том, что она любой ценой поощряет экономические интересы неких неизвестных дельцов. В суд подали апелляцию, и на этот раз США выиграли дело. Первый проигрыш был связан вовсе не с тем, что США старались защитить окружающую среду, а  с тем, что они делали разграничение в  отношении стран  – членов ВТО. Странам Западного полушария, главным образом Карибского бассейна, США предлагали техническую и финансовую помощь и долгий период перехода на устройства TED. Поэтому ВТО потребовала от США, чтобы они вели более гибкую политику и предложили техническую помощь всем странам, которые в ней нуждаются. Эту историю до сих пор часто понимают неправильно; на самом деле результат принес пользу экологическому движению. После рассмотрения апелляции эксперты из ВТО подтвердили: «Страны имеют право использовать торговые механизмы для защиты окружающей среды и вымирающих видов. ВТО не обязана предоставлять им это право». Удалось бы отменить изначальное решение, если бы по телевидению во всем мире не стали показывать активистов в черепашьих костюмах? Не уверен, но, скорее всего, да. И все же мне понравились и костюмы, и тот энтузиазм, который проявили активисты. В США разрешен импорт креветок из целого ряда стран. Многие из них ввозят креветок, ловля которых не представляет никакой угрозы для черепах, – пойманных в холодных морях или выращенных на специальных фермах. Сейчас с требованиями хорошо справляется Австралия. Но другие страны далеко не столь покладисты – даже в тех случаях, когда США 85

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

идут на уступки. В 2005 году в Коста-Рике провалилась инспекция причалов, хотя о ней было объявлено заранее. В Тринидаде и Тобаго тоже не смогли соблюсти установленные требования. Между тем эти страны для черепах имеют огромное значение. Ничего не получилось и в Индии, где обитает крупнейшая популяция оливковой черепахи в Восточном полушарии и где ежегодно на берег выносит десятки тысяч черепах, погибших в траулерных сетях [66]. Такая же ситуация в Индонезии, хотя именно там находится самая крупная популяция кожистых черепах в Индийском и Тихом океанах. Страны, которые не  соответствуют требованиям США, по-прежнему могут импортировать креветок в  прочие государства. Если не  считать Австралии, на  свете довольно мало мест, где экономика, законодательство и желания людей сделали ловлю креветок безопасной для черепах. Рэндалл Арауз, защитник океана из Коста-Рики, написал в своем блоге: «Я провел исследования во всех странах Центральной Америки, и нигде в этих странах не используются заслонки для  черепах». Тем не  менее недавно власти США выдали сертификаты на импорт Белизу, Колумбии, Эквадору, Эль-Сальвадору, Гватемале, Гайане, Мексике, Никарагуа, Панаме, Суринаму, Таиланду, Нигерии и Пакистану – было установлено, что «программа по защите черепах в этих странах сопоставима с американской». Кроме того, Государственный департамент сертифицировал шестнадцать стран, в холодных водах которых обитает небольшая популяция черепах. В этот список попали Аргентина, Дания, Исландия и Новая Зеландия. Кроме того, разрешение на импорт удалось получить «восьми странам и одной экономической платформе», как следует из вымученного текста Госдепартамента, на том основании, что у них креветочная ловля малоразвита и осуществляется вручную или же креветки выращиваются на фермах, – это Гонконг (именно он назван «экономической платформой»), Китай, Ямайка, Перу, Шри-Ланка и др. Болдуина совершенно не беспокоит, что ловля креветок в этих странах может уничтожить морских черепах. Его беспокоит, что она может уничтожить его самого. Некоторое время шкипер молчит, а я разглядываю воду сквозь лобовое стекло капитанской рубки. В утреннем солнце кучка суденышек перед нами выглядит довольно мило. Они выставили свои аутригеры, как будто протянули руки, готовясь принять то, что ниспошлет им сегодня море. Воцаряется тишина, и мне кажется, что Болдуин удивляется своей судьбе, которая позволила ему выжить и по-прежнему заниматься креветочной ловлей. Но у благосклонности судьбы, как выясняется, есть свои пределы. – Мой сын тоже много плавал. Он тоже стал бы ловцом креветок, если бы я ему помог, – говорит он и, словно продолжая какой-то внутренний диалог, с грустью добавляет: – Когда мой младший сын повзрослеет, я брошу рыбачить. Люди, которые работают в море, в лесу или на морозе, теперь довольно часто принимают такие решения, разрывающие поколенческие традиции. В сердцах у них копится тяжесть и боль, жизнь омрачается предчувствием надвигающейся бури, которая подпитывается глобализацией, жадностью, близорукостью, провинциализмом и устаревшими методами использования ресурсов, не учитывающими природных ограничений. Рев бури становится все ближе и  страшнее, и  наконец налетает ураган: он сметает с  лица земли источник заработка этих людей, разбивает о камни их собственные жизни, а их дети и местные сообщества обломками разлетаются по всему свету. Не  то чтобы креветочный лов не  создавал никаких проблем. У  чиновников, рыбаков и  защитников окружающей среды было много разногласий по  поводу черепах, рыб и  других морских обитателей, которые попадают в  мелкие сети. Отец Болдуина ожесточенно боролся против правительственных указов, которые требовали от него устанавливать заслонки для черепах. Болдуин недоволен рыболовецкими организациями, и это чувство напоминает затопленную плотину, которая вот-вот прорвется. 86

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Они обращаются с океаном так, как будто это пруд, – говорит он. – Так не пойдет! Здесь слишком много воды. Они даже не подозревают, что здесь происходит. Было время, когда Ричард Болдуин и сам был против защитников и обожателей черепах. У него интересная точка зрения на этот вопрос: –  Мне в  сети больше трех-четырех черепах в  год никогда не  попадалось. Если они были в плохом состоянии, без сознания, мы их переворачивали на спинку, легонько стучали по груди и оставляли на палубе. Как правило, они приходили в себя. Многих так удалось спасти. За все тридцать лет, что я плаваю, с тех пор как окончил школу, у меня точно захлебнулись всего штуки три-четыре. В большинстве случаев мы оставляли их полежать, и они приходили в себя. И вот в 1976–1977 годах начались все эти проблемы: теперь их нельзя было оставлять на палубе, потому что вышел Закон об исчезающих видах. Если у вас на судне обнаружат черепаху, то вас оштрафуют. Получается, что они заставили нас выбрасывать черепах в воду. Но черепахам-то от этого лучше не стало! На  одно из  первых собраний пришла Салли. Она была молодая и  вспыльчивая. Она встала перед рыбаками, которых там собралось, наверное, под две сотни, и заявила, что мы устроили бойню. Она была дерзкой! И умела настоять на своем. Сказала, что мы все – убийцы. Наверное, это был первый раз, когда мы вообще услышали, что у черепах есть проблемы. – При воспоминании о том, как они с Салли были по разные стороны баррикад, Болдуин качает головой и улыбается. – У меня теперь к Салли уже нет никаких претензий, но, скажу я вам, некоторые недолюбливают ее до сих пор. Первым штатом, который попал под действие указа об установке TED, была Южная Каролина,  – продолжает рассказывать капитан.  – А  первыми устройствами были такие тяжелые ящики вроде клетки с распахивающейся дверцей; их нужно было ставить внутри сетей. Потом появились эластичные TED. Мы попробовали забросить одну сетку с устройством, а вторую, нелегально, без него. В итоге первая забивалась травой и грязью, из-за чего терялось 30–40 % улова. Мы не могли этого стерпеть. В то время я был президентом Ассоциации креветочной ловли, и мы устроили крупную демонстрацию в Чарльстоне. Двести рыбаков. Я даже не  знаю, сколько власти потратили на  эту штуку, но  она просто не  работала! (Салли знает: 4,5 миллиона долларов.) В итоге рыбаки сами разработали устройство, которое мы используем сегодня. Мы называем его «снайпер» – перекладины идут вот под таким углом. Трава и всякий мусор попадают на перекладины, скользят вниз и свободно выходят из сетки. Думаю, с этим устройством нет никакой потери улова. Я был одним из главных борцов с заслонками для черепах. Но теперь я ими вполне доволен. Теперь – я уже говорил это Салли – я буду ставить TED, требует этого закон или нет. Это просто-напросто эффективней. Они позволяют избавиться от всякого крупного мусора, мечехвостов и прочих тварей, которые раньше застревали в сетях. Когда TED были меньше, ко мне в сети попадались кожистые черепахи, но в эти большие проходят даже крабовые ловушки. Ну, и кожистые черепахи, конечно. Никто не хочет, чтобы весь этот лишний груз оставался в сетке и давил креветок. Если у вас есть TED, то мусор больше не вредит вашему улову. И у креветок более товарный вид. Болдуин берет понюшку табака и  тянется к  радиомикрофону. Он вызывает шкипера соседнего судна. Они немного болтают о погоде, улове и ценах. Когда Болдуин кладет трубку, я рассказываю, что слышал о мертвых черепахах, которых до сих пор выносит на берег. Неужели кто-нибудь все еще плавает без устройства? – Это было бы глупо. Я так на это смотрю: если кто-то делает то, что идет вразрез с защитой черепах, он ставит под угрозу весь наш промысел. Вот так вот. Уверен, что есть люди, которые не ставят устройства или ставят нелегальные. Но они сами себя губят. Я так думаю. Он угощается еще одной щепоткой табака и добавляет: 87

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Но если в округе слишком много катеров, то, возможно, черепахи раз за разом попадаются в сети, и у них заканчиваются силы. Знаете, одна сеть поймала, потом другая – это, пожалуй, может ее прикончить. Креветочный промысел в теплых водах по всему миру уничтожает множество черепах – возможно, сотни тысяч каждый год. Но черепахи также попадаются и в рыболовные снасти, и в сети для ловли устриц. За последние годы с июля по ноябрь только между Нью-Джерси и Северной Каролиной в тяжелые металлические сети для ловли устриц ежегодно попадает более семи сотен логгерхедов. Пятьсот из  них, как  правило, погибает. По  новым правилам проем устричной сетки должен быть оборудован специальными цепями, которые будут пропускать устриц и не пропускать черепах: вот так вот просто [67]. Иногда проблема решается, если хотя бы обратить на нее внимание. В заливе Кейп-Код кожистые черепахи регулярно погибают, запутавшись в сети для ловли омаров. И разумеется, черепахи гибнут от жаберных и ярусных сетей. Болдуин немного поправляет курс, выравнивает судно и, передохнув, продолжает рассказывать: – Во всем винят ловцов креветок. Но с тех пор как мы начали использовать TED, черепах стало больше. Чем больше черепах, тем больше разных, ну знаете, трагедий. Какую-то задавило катером, какая-то попалась на крючок или в ловушку для крабов, проглотила пенопласт или пластик и так далее. Но при чем тут ловцы креветок? Черепахи и так и так от чегонибудь помрут. Если бы не было людей, все равно повсюду были бы мертвые черепахи. Мертвых людей, к примеру, мы вокруг не видим только потому, что у нас их принято хоронить. Наше судно уже привлекло внимание нескольких дельфиновых чаек, королевских крачек и парочки дельфинов-афалин. И они принимаются за свою обычную работу: плывут по нашему илистому следу, выхватывая из воды пораненных, оглушенных и уплывающих в разные стороны рыбешек. В шесть утра Бойс начинает готовить завтрак: креветки с кукурузной кашей и подливкой. – Бойс – отличный кок, он мог бы стать шеф-поваром, – с воодушевлением хвалит его Болдуин. Пахнет и  правда восхитительно. И  на вкус тоже чудесно. Я думал, что просто заодно попробую креветок, но это оказалось истинным наслаждением! Сразу же после завтрака Болдуин приказывает команде проверить пробную сеть. Птицы дерутся за место позади катера. В сетке обнаруживается россыпь морских звезд, а также плеяда морских крабов и камбала под названием тринектес пятнистый, несколько семисантиметровых горбылей и крупных креветок – сантиметров 15–20 в длину. Креветки отправляются в корзину. А остальное Диан, взяв широкую метлу, отправляет через шпигаты в море. Другое судно вызывает Ричарда по радио: сообщают, что только что отпустили черепаху из пробной сети. Их вытравливают гораздо чаще, поэтому в пробных сетях меньше трех с половиной метров шириной не обязательно ставить заслонки для черепах. – В Джорджии у одного парня стояла пробная сеть шириной четыре метра восемьдесят сантиметров. А TED на ней не было. Береговая охрана забрала у него тонны креветки. Потерял на прибыли тысяч восемь и еще пятнадцать просадил на штрафы. Сам Болдуин с  таким решением согласен, но  вообще ловцы креветок не  в восторге от Службы береговой охраны. –  Скажем, в  округе плавает пятнадцать катеров. Если береговая охрана швартуется к какой-нибудь лодке, остальные тут же сматывают удочки и удирают! Никому не нужно, чтобы к ним пришли на борт с проверкой и стали придираться по мелочам: тут у вас не горят сигнальные огни, тут проводка не так выглядит или масло в трюме. – Болдуин поворачивается ко мне: – Вы когда-нибудь видели, чтобы в трюме не было масла? Однажды они сидели у меня на борту четыре часа и ждали, чтобы к ним на вертолете подлетел один парень, потому что 88

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

не верили, что у меня стоит легальное устройство TED. Что мне в тот день удалось заработать? Когда они высадились, как раз был самый разгар ловли. А к тому времени, как они наконец убрались, волна уже спала. Я был просто в ярости. В семь часов пробную сетку снова поднимают. В ней оказывается некоторое количество разных представителей животного мира, но креветок всего две. Болдуин жалуется, что прилив слишком слабый и ветер к тому же дует с неправильной стороны. – Западный ветер гонит креветку к берегу. Как может ветер, который дует в одну сторону, пригнать креветку в другую? –  Когда ветер с  запада, волны бегут в  направлении от  берега, а  на глубине, заполняя свободное место, волна бежит на запад и гонит с собой креветку. Мы медленно движемся к мелководью, легко различимому по линии бурунов на расстоянии 11 километров от берега. На наших качающихся аутригерах отдыхают рассевшиеся в ряд пестроносые крачки с желтыми кончиками на клювах и в маленьких взъерошенных черных шапочках. Балансируя, они синхронно наклоняются то вперед, то назад, как будто участвуют в забавной балетной постановке. Удобно устроившись на канатах, наслаждаются беззаботной жизнью и ацтекские (смеющиеся) чайки. Они в полном брачном оперении: красные клювы, глянцевые черные головки, красиво подведенные белым брови. И всю дорогу до пристани смеются. На расстоянии полтора – три километра от берега мы встречаем еще пять креветочных траулеров. Болдуин ставит ступни на штурвал и рулит ногами, периодически сплевывая в свой кофе и болтая по радио. Жизнь прекрасна. В основном шкиперы болтают о деньгах, начиная от цены на топливо и заканчивая тем, как подорожала медицинская страховка. К десяти часам на нашем счету расстояние не больше двух километров в длину и полутора километров в  ширину. Но  мы, беспощадные убийцы креветок, плаваем туда-сюда, как будто вспахиваем морское дно плугом, движемся в желобе меж двух мелководий. Главные сети мы не проверяли, но, глядя на скудный улов в пробной сети, Болдуин качает головой: пока что там наверняка тоже не  на что смотреть. Возможно, сегодня мы все-таки наткнемся на скопление креветок, которое Болдуин пропустил вчера, и позавчера, и за день до того. И которое пропустили все другие траулеры. – Я так скажу: нам повезет, если сегодня мы соберем пару бушелей, – замечает он. Пока судно тянет сеть, Бойс и Диан бездельничают. Они молча сидят за столом в камбузе и не сводят глаз с телевизора с выключенным звуком. Вдруг без какой-либо связи с предыдущим разговором Болдуин спрашивает, смотрел ли я фильм «Форрест Гамп». – Там, когда креветка падает на палубу, сразу видно, что ее поймали давно. Что креветка уже дохлая. А знаете еще «Идеальный шторм»? Там тоже все неправда. Лучше бы эти парни уважали океан и как следует следили за погодой. В пол-одиннадцатого, когда море утратило свои пастельные тона и превратилось в сверкающий диско-шар, Болдуин снова замедляет ход корабля. Бойс и  Диан переходят из  камбуза на палубу, и раздается жалобный визг лебедок, вытягивающих основные сети. На концах аутригеров появляются заслонки, канаты подтягивают полные сети ближе к корпусу корабля. Под аккомпанемент всего этого оглушительного механического шума крачки и чайки стремительно ныряют за рыбой, выпадающей из сетей. Крупные гладкие афалины, которые следовали за нами, подбирая остатки, теперь скользят рядом с катером, вспенивая мутную воду. Их сильные упругие тела без всякого напряжения выхватывают из воды раненую рыбу, будто уплетают попкорн. Они, как и тысячи других дельфинов, пристроившихся к креветочным траулерам, знают, что лучшее еще впереди. И вот наступает момент, которого все ждали: мы смотрим, что удалось поймать. Для коммерческой рыбалки этот момент напрямую связан с деньгами. Лязг лебедки – это звук кассо89

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

вого аппарата, а рыба блестит серебряной монетой. Канаты вытаскивают первую сеть – она висит над палубой, обремененная ценным сверкающим грузом. Капитан Болдуин тянет шнурок, открывающий сетку, и улов вываливается на палубу, которая тут же исчезает под мерцающим богатством разнообразной морской живности. Кажется, что креветок тут очень мало. Небольшой холмик из  обитателей морского дна потихоньку скользит, расползается, а  затем замирает. Из  насыпи задыхающейся рыбы начинают выползать крабы. Никто даже не  думает о  том, что этих скромных представителей морского сообщества нужно вернуть в воду, пока они еще живы. Сочувствия к ним не больше, чем к сваленной куче щебня. Все четыре сетки свалены на  палубу, и  я стою среди множества умирающих морских существ. Хорошо, что мы позавтракали до того, как вытянули сети. Одному очень удачливому скату удается соскользнуть в океан через шпигат – так в бильярде редкий шар случайно попадает в лунку после первого же удара. Никаких гарантий, что он выживет завтра. Диан откладывает в сторону несколько небольших мертвых акул. В его семье их едят: не хотелось бы, чтобы добро пропало даром. Затем они с Бойсом усаживаются на низенькие табуретки и начинают прочесывать улов. Если приноровиться и попытаться не замечать ничего лишнего, то становится понятно, что креветки довольно много. Ну как много: в куче, которую я наугад пинаю ногой, из ста тридцати девяти животных я насчитал двадцать одну белую атлантическую креветку (одна из семи). Среди прочих умирающих существ я вижу нескольких молодых макрелей, умбрин, горбылей и рыб с незатейливым названием «пятно» 26. Вижу ротоногих (также известных как раки-богомолы), медуз, молодых акул, которых Диан не взял: начиная от новорожденных малышей размером с ладонь и заканчивая пятикилограммовыми особями. Есть и необычные виды: например, несколько малоголовых молот-рыб. Губки. Крабы. Мшанки. Еще крабы. Морские звезды. Сельдь. Еще немного крабов. Ящероголов. Какой-то мелкий морской петух. Молодой луфарь. Кальмар. Плоская серебристая рыба селена с выпуклой головой. Еще одна плоская рыба – пятнистый тринект. Серебристая океаническая сельдь и песчаные доллары (морские плоские ежи). Рыбы-ежи. Мерлузы. Скаты-бабочки. Анчоусы. Рыбы-сабли. Помпаны. Множество особей нескольких видов, с которыми я незнаком. И двадцать одна креветка. В другой куче, на которую я наткнулся, оказались четыре рака-богомола, медуза, кальмар, краб, 71 мелкая рыбешка и четыре белые атлантические креветки. Из всех видов рыболовных снастей у креветочных траулеров самая низкая эффективность в плане соотношения желаемого (креветки) и получаемого улова (все остальное). А среди всех креветочных траулеров худшие из худших плавают в тропических широтах – они попусту уничтожают больше всего океанской живности. Если вы когда-нибудь окажетесь на борту креветочного траулера в Тринидаде, то увидите, что на один килограмм выловленной креветки приходится пятнадцать килограммов уничтоженных морских существ. В самом лучшем случае в море выбрасывается четвертая часть улова. В одних только США погибают миллиарды молодых луцианов и групперов, которые могли бы вырасти, занять свое место в море, стать добычей рыбаков и накормить семьи. Сегодня половина всей креветки, которую мы едим, выводится в неволе. Как правило, это еще хуже, чем креветочная ловля. Чтобы соорудить запруды для выращивания креветок, люди разрушают береговую линию с ее обитателями. Они не только убивают дикую природу и уничтожают болота, но и выживают протестующих и доведенных до нищеты рыбаков с их мест, где они кое-как добывали себе пропитание. Лишь немногие креветочные фермы используют воду из запруд и продукты жизнедеятельности креветок в качестве удобрения, чтобы вырастить на них какой-нибудь урожай. То, что должно быть правилом для всех креветочных ферм, на самом деле встречается крайне редко. 26

 Рыба-пятно (англ. Spot fish) – небольшая морская рыба семейства горбылевых (лат. Leiostomus xanthurus). Свое название получила из-за темного пятна на чешуе рядом с каждой жаброй. – Прим. ред.

90

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Отходы, как  и красота,  – в  глазах смотрящего. Даже сейчас почти все, что лежит на палубе, съедобно. Но почти никто в Америке ничего из этого не ест. На деле все эти живые существа погибнут еще до того, как креветка будет собрана, а остальное можно будет выбросить в море. Только кувыркающиеся за  кормой бездельники-дельфины проявляют более высокий уровень интеллекта и видят в наших отходах прекрасные яства. Когда с палубы через шпигаты им на ужин начинают выдавать сотни килограммов рыбы, они выглядят благодарными и довольными. Тут же налетает сотня-другая возбужденно кричащих пернатых. Чайкам и крачкам, наверное, кажется, что креветочные траулеры – это такие кормушки для птиц. А дельфины, наверное, думают, что наши сети – это плавающие мешки с кормом. И возможно, их восприятие гораздо точнее, чем мнение людей, которые наивно полагают, что ловят креветок. Причем надо учесть, что здесь креветочная ловля приблизилась к  своему совершенству. Помимо заслонок для черепах, в сетях на креветочных траулерах теперь должны стоять маленькие открывающиеся рамы, через которые могут выбраться случайно попавшиеся рыбы. Рыбаки называют эти устройства для уменьшения прилова «птичками» (из-за того, что аббревиатура BRDs27 звучит как английское слово «птицы») или «рыбьими глазами». TED выпускает крупную рыбу, акул, больших крабов, скатов и, конечно, черепах, а «птички» – еще 20 % более мелких рыбешек. По мнению Салли, вместе они спасают от смерти 70 % морских обитателей, угодивших в сети. Болдуин считает иначе. – Через заслонки и «рыбьи глаза» может сбежать разве что 50 % лишнего улова – и это в лучшем случае, – говорит он. Несмотря на все эти сокращения прилова, в Южной Каролине рыбаки оставляют себе только 25 % всего, что оказывается на палубе[68]. Три четверти выбрасывается в море. Хотя уже к началу 1990-х годов стало ясно, что креветочные траулеры понапрасну убивают миллиарды мелких рыбешек – луцианов, макрелей, океаническую сельдь, правительство продолжало вилять вплоть до 1997 года и только затем объявило о необходимости устанавливать устройства для сокращения прилова на судах в Южной Атлантике. Затем чиновники еще долго оттягивали время, и лишь в 2004 году эти устройства стали обязательными и в Мексиканском заливе. При этом нигде в мире нет такой продуманной системы контроля креветочной ловли, как в США. Похоже, в других странах нет строгих законов, которые требуют устанавливать заслонки для черепах и устройства по сокращению прилова. Если бы не это, погибало бы в дватри раза больше животных[69]. Когда я смотрю на  всех этих издыхающих в  конвульсиях существ на  палубе корабля, то не могу поверить, что на этих сетях стоят устройства TED и BRDs, которые спасают 50– 70 % морской живности. Мне кажется, что цена, которую океан платит за то, чтобы мы могли поужинать креветками, все еще слишком велика. Я даже не говорю о том, что сети в некоторых местах повреждают океанское дно  – особенно там, где растут кораллы. Поэтому я никогда не покупаю креветки. В 11 часов меня уже начинает распирать справедливый гнев, и тут Болдуин объявляет: – Дешевле стать на якорь, чем этим заниматься. Возвращаемся! Шестьдесят килограммов двадцатисантиметровой креветки, которые отобрали Бойс и Диан, – это слишком мало. Учитывая цену на топливо, такой улов себя не окупит. Чтобы ловля креветки приносила прибыль, за одну поездку нужно заработать не меньше тысячи долларов (в районе двухсот килограммов креветки). В это время года Болдуин рассчитывает собирать по 10–12 корзин креветки за день, а осенью надеется удвоить улов. Капитан говорит, что и завтра не выйдет в море. Нужно, чтобы переменился ветер. 27

 Bycatch Reduction Devicе (англ.). – Прим. ред.

91

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Все? Больше не тянем? Не вытравливаем пробную сеть? Несмотря ни на что, мне это нравилось. Медленный ход корабля, ацтекские чайки и морские свиньи, качающиеся аутригеры и свита из пестроносых крачек в растрепанных колпачках. Мне нравится, как лодки рассекают морскую рябь. Все это прекрасно. И я по-настоящему рад был здесь оказаться. Если бы мы не убивали при этом столько животных, которых вовсе не нужно убивать, это была бы сущая идиллия. На западном побережье водится так называемая калифорнийская креветка. Чтобы поймать ее, креветочные траулеры до недавнего времени убивали в районе тридцати килограммов рыбы на один килограмм креветки. Но теперь для поимки этого деликатеса рыбаки уже не тянут сети. Они используют ловушки, в которых погибает лишь мизерная доля прежнего прилова – 0,01–0,02 %. Мне хочется это видеть. Мне хочется, чтобы за борт не выбрасывали груды мертвой рыбы. Тогда я с удовольствием снова начну покупать креветку. И тогда все эти бездельники – птицы и дельфины – вернут себе присущую их природе дикость, а мы здесь, на борту, вернем себе свое достоинство. Я чувствую, что у всех у них – птиц, дельфинов, шкипера и его команды – совсем другое мнение на этот счет. И хотя о характере дельфинов и о том, что думают птицы, я могу только догадываться, капитана я могу спросить напрямую. Что же думает шкипер о только что выброшенной за борт рыбе и другой живности? –  Не  думаю, что это проблема,  – говорит Болдуин без  обиняков.  – Вот уже тридцать лет я этим занимаюсь, и мне не кажется, что вылавливаемой рыбы стало больше или меньше. Мы стараемся, чтобы на килограмм улова приходилось около килограмма прилова. Если бы в наши сети попадалось много луцианов, полосатых лавраков, морских окуней, океанической сельди и  такого рода рыбы, вот тогда я  бы понял, что что-то пошло не  так. Но  для нас  же будет лучше, если на палубе станет меньше рыбы, – продолжает он. – Некоторые ребята ставят в  сеть дополнительные балки. Лично я использую сеть с  более крупным плетением, чтобы сквозь ячейки проходили маленькие рыбешки. Есть еще так называемая просечно-вытяжная сетка. Она хорошо подходит для TED. Там большие ячейки. Говорят, что такая сеть выпускает много рыбы. Я ни разу не пробовал – креветка тоже ведь может выскользнуть. Не думаю, что когда-нибудь придумают такую сетку, чтобы мы могли ее тянуть, а попадалась бы только одна креветка. Если придумают, то, конечно, все возьмут ее на вооружение. Как было с TED. Мы плывем в сторону залива, к уютным каналам и широким зеленым заводям, через которые нам проще будет вернуться на сушу. Птицы и дельфины уже понимают, что на сегодня кормежка окончена. Повозка с едой возвращается в свой порт. Полуденное солнце нещадно сверкает в воде, а Болдуин тем временем рассуждает о своей профессии: – Все говорят, что ловцы креветок уничтожают океан и тому подобное. Но ведь мы прочесываем одно и  то  же место год от  года. Некоторые суда плавают тут уже шестьдесят лет. Понимаете? Я занимаюсь этим всю жизнь и не замечаю, что живности стало меньше. Иногда я вижу на палубе рыбу-пятно или горбыля. Но то же самое случалось и в дни моей юности. Лет через сто, вероятно, мало что изменится. Но весь этот прилов не пропадает зря, нет. Посмотрите на чаек, им ведь тоже нужно чем-то питаться. Что будет, если мы вдруг не выйдем в море? Если мы не вернемся и ничего им не выбросим, то мы, получается, убьем их, разве не так? Диан убирается на камбузе; в котелке с едой еще осталось немного кукурузной каши, и он поворачивается к нам, жестом предлагая поесть. Еда, как и большая часть улова, отправляется за борт. Если мы привыкнем к такому расточительству, то рискуем обеднеть. Когда Диан так же безмолвно показывает, что собирается выбросить недоеденных креветок, я не  выдерживаю и даю понять, что избавлю их от такой судьбы. У нас серьезные разногласия по поводу случайного прилова. Я уверен, что растрата приведет к нужде. Но после многолетней борьбы, судов, протестов и благородного гнева Салли 92

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

рыбаки здесь по крайней мере больше не вредят черепахам. Спустя два десятилетия согласие было наконец достигнуто. Это был долгий путь: Болдуину и его приятелям-рыбакам пришлось пережить болезненные моменты. Они изменили свою систему ценностей и свое мировоззрение. Теперь Болдуин и черепахи вместе борются за выживание в мире, где далеко не все приняли новые методы креветочного лова. Можно не сомневаться, что будущее готовит немало испытаний, которые снова потребуют изменений. Возможно, любителям черепах придется полюбить и ловцов креветок. Такой поворот мне кажется справедливым. После разговора о выброшенной рыбе Болдуин помалкивает. Но тут ему в голову приходят новые мысли: – Вот, к примеру, TED! Понятно, что они нам нужны, с учетом того, сколько здесь появилось кораблей, в том числе очень больших… Но если бы не было TED, то черепахи вряд ли бы вымерли. По крайней мере, на нашем веку. Но их бы стало меньше, это да. – На секунду капитан Болдуин философски задумывается. – Но то, что траулеры уничтожают океан… Тут я не согласен, – негромко бурчит он себе под нос. Я ПРОСЫПАЮСЬ С ПЕРВЫМИ ЛУЧАМИ солнца в шестнадцати километрах от берега в открытом море и отваживаюсь взойти на палубу. В западном небе, еще окрашенном фиолетовыми красками ночи, громоздятся синие вершины грозового шквала, такие высокие, что ловят отблеск восходящего солнца. Внезапно грузная, нависшая над морем туча прорывается электрическими разрядами молний, слишком далеких, чтобы был слышен гром. Единственные звуки – ритмичный плеск волн о нос корабля. Когда день уже готов воспрянуть ото сна, а полная луна еще виднеется в бледнеющем небе, капитан Джефф Джейкобс разворачивает корму к серебряному восходу, замедляет судно «Леди Лиза» и приказывает: – Отлично, давайте! С  обоих боков корабля команда погружает в  зеленые волны по  пробной сети, чтобы узнать, что творится на глубине 15 метров. Первое сияние восходящего солнца подсвечивает кильватерную струю, и мы начинаем медленно двигаться в направлении берега, едва различимые в сонном утреннем тумане. Этот более глубокий судоходный канал недалеко от Чарльстона нравится черепахам, так что здесь мы и будем на них «охотиться». На борту корабля находится ведущий специалист Фил Майер из департамента природных ресурсов Южной Каролины, ветеринар Эл Сегарс, научный ассистент Джулия Бёрд, а также студенты ветеринарного факультета Кэрин Фейн и София Чанг. Эл и Фил – большие, крепкие парни. В 1980-х Фил служил наблюдателем на японском дрифтерном судне, которое ловило летающих кальмаров в  северной части Тихого океана. (Эти кальмары совершают огромные прыжки и используют крылья, прямо как летающая рыба.) – Они длинные, в человеческий рост, и с маслянистым вкусом. Довольно аппетитные, если вам когда-нибудь доведется попробовать… Он помнит времена, как в сети попадались птицы, лососи и прочие виды рыб, а также синие и сельдевые акулы и даже морские котики. Эл – ветеринар, специалист по диким животным. Его обычно вызывают в случае крайней необходимости вроде массового выброса китов на берег. Джулии двадцать шесть, она с детства обожает черепах, а теперь эта любовь привела ее к написанию магистерской диссертации по экологической политике и защите окружающей среды. Все они одеты в шорты и футболки или майки без рукавов. Девушки кажутся дружелюбными и жизнерадостными, но Эл предупреждает: – Они вовсе не застенчивы. Если сейчас мы выловим двухсоткилограммовую черепаху, они собьют вас с ног. Наши сети похожи на  те, которые используют креветочные траулеры, только в  наших крупные ячейки, которые пропускают бóльшую часть морских обитателей, включая креветок. И, поскольку мы ловим черепах, на них нет заслонок, которые обязательно должны сто93

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

ять на  сетках креветочных траулеров. Ловцы креветок должны избегать черепах  – мы  же, ловцы черепах, стараемся избегать креветок. Так что черепахи, по идее, будут нам попадаться с такой же частотой, с какой они попадаются в сети без устройств TED. В большинстве стран мира креветок все еще ловят именно так. Но есть одно различие: чтобы черепахи не захлебнулись, каждые полчаса мы вытравливаем сети. Я нахожусь на борту одного из немногих исследовательских кораблей, которые занимаются изучением численности черепах в океане. Как правило, плотность популяции рассчитывается по количеству гнезд на берегу. Здесь больше всего распространены логгерхеды. При этом численность гнездящихся самок логгерхеда, в отличие от всех других видов морских черепах, в этой части Атлантики стабильно падает вот уже два десятилетия кряду. Должно быть, путешествие получится интересным. С 1980 года количество логгерхедов Южной Каролины сократилась на 60 %: с пяти тысяч гнезд за сезон до менее двух тысяч. Большинство ученых полагают, что в годы перед принятием закона об обязательной установке заслонок в сетях погибало слишком много черепах. Старые особи умерли естественным образом, а новые не пришли им на смену. В результате количество кладок сократилось. В голосе капитана Джеффа звучит сожаление: –  Когда ловцы креветок слышат о  вымирании черепах, они этому не  верят. Ведь они видят все больше и больше черепах, видят их повсюду! Эл помогает мне понять, в чем главное различие: –  На  пляжах юго-восточного побережья США за  последние годы сильно сократилось количество взрослых гнездящихся самок. Но наше исследование касается молодых черепах. Молодых невозможно подсчитать на суше: они не выходят на берег. Логгерхеды становятся половозрелыми в возрасте от двадцати до сорока лет – в среднем около двадцати пяти. – Мы хотим подсчитать, сколько здесь сейчас юных черепах, – рассказывает Эл. – И тогда будем понимать, сколько гнездящихся самок будет через пятнадцать – двадцать лет. – И если у юнцов какие-то проблемы, то мы сможем сразу им помочь, – добавляет Фил. – Или, к примеру, если из-за глобального потепления температура песка вырастет на пару градусов, – продолжает рассказывать мне Эл, – то из яиц на берегу начнут вылупляться только самки. Так что если мы не узнаем пропорцию полов среди плавающего молодняка, то можем оказаться в ситуации, когда среди взрослых черепах не останется самцов. Если мы будем полагаться только на подсчет кладок, мы не узнаем об этой проблеме, пока самки не начнут откладывать неоплодотворенные яйца. И хотя до совсем недавнего времени заслонки для черепах были слишком маленькими для  взрослых особей, все-таки эти устройства используются уже целое десятилетие. Стало быть, юные черепахи должны были выжить. Итак, вопрос: достаточно ли здесь юных черепах, выживших после попадания в сети, чтобы через несколько лет популяция могла размножиться, а количество гнезд – увеличиться? – У меня такое впечатление, что да, – рискует предположить Эл. – Здесь сейчас полно молодняка, выжившего благодаря заслонкам для черепах. Этот канал не зря называется судоходным: тут постоянно маячат гигантские контейнерные суда. Увидев их за несколько километров, мы стараемся увильнуть, но следом за одним судном сразу плывет другое. Есть в них что-то безжалостное и зловещее, как в тех опасностях, что таит природа, в потоках лавы или наводнениях. Их нельзя образумить, нельзя уговорить. Они не могут изменить курс, чтобы с нами не столкнуться. Остается только лавировать среди них на свой страх и риск, словно среди возвышающихся айсбергов. Чтобы увильнуть от очередного грузового судна, мы на несколько минут раньше вытравливаем сеть. Джулия бросает веревку с кошкой из хвостовой части корабля, чтобы зацепить леску (сахарный конец), соединяющую веревки (ленивые концы), на которых держится сетка. 94

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Если потянуть за сахарный конец, можно достать ленивые концы. Мы подтягиваем их к лебедкам, которые поднимут по сетке с обоих боков корабля, а затем вытянут улов на палубу. Смысл в том, чтобы получить доступ к сеткам и их содержимому, не поднимая их на борт, – так будет гораздо проще снова опустить их в воду. Из сетей на палубу падает несколько морских звезд и песочных долларов, а также мечехвост, гладкий скат-бабочка и  американский хвостокол («Осторожно, хвост!»), несколько бронзовых молот-рыб с  этими их безумными глазами. Среди всего этого разнообразия мы обнаруживаем тридцатикилограммового логгерхеда. Сначала мы выпускаем на  волю уязвимых жаберных животных, а затем принимаемся за черепаху. Фил и София помещают нашего логгерхеда с желто-лимонной головой на что-то вроде деревянной подставки, которая фиксирует голову рептилии в опущенном состоянии. Эта штуковина похожа на средневековое орудие пыток, но на деле она успокаивает нашего пациента. Однако внезапно один из студентов, будто прочитав мои мысли о пыточной подставке, подходит с иголкой к черепахе и говорит: – Мы вампиры! Нам нужна кровь! До этого момента мне не встречались начинающие ветеринары. Эл спокойно объясняет мне, как будто ничего особенного не происходит: – Тут две мышцы, которые управляют головой. Надо подойти сбоку, с любой стороны, – он щупает черепаху, демонстрируя мне, как  это делается,  – и  вы почувствуете… Только наденьте перчатки, чтобы не занести бактерий на кожу черепахи! …Вы почувствуете комок мышц, который мы используем в качестве ориентира. От него надо продвинуться на одну треть расстояния от панциря до головы. Вот тут вена. Действительно, я нащупываю вену. Кэрин дезинфицирует место укола антисептиком и набирает в несколько колбочек венозной крови для анализа. Ученые собираются изучить индикаторы здоровья иммунной системы и стресса, а также узнать пол черепахи (по уровню тестостерона), ведь юные черепахи разных полов внешне не отличаются друг от друга. Еще они измерят концентрацию вредных веществ в крови: производных ДДТ, полихлорбифенила, диоксинов и других примесей. – Мы берем кровь, – объясняет Эл, – чтобы ответить на вопрос, насколько вредные вещества подтачивают здоровье черепахи, как хорошо она справляется с инфекциями. Затем Эл проверяет кожу, рот и глаза, ищет раны и пятна нефти или мазута. – Мы заметили, что чем ближе черепаха находится к местам промышленных выбросов – возле Чарльстона, Саванны или  где угодно еще, тем выше у  нее уровень вредных веществ в крови. Но знаете, я много раз рассказывал людям о влиянии выбросов на черепах, и многие наивно полагают, что они воздействуют только на тех, кто живет в особенно загрязненных местах. Люди думают так: «У меня в крови наверняка нет никакой ртути и прочих вредных примесей». Они просто об этом не задумываются. Играют себе в гольф, или что они там делают… При этом я часто провожу лекции для богатых пенсионеров. И они не могут поверить, что от того, что они едят тех же самых крабов и моллюсков, которых ест черепаха, в их организме тоже наверняка накапливаются все эти токсины. Более того, в  человеке их даже больше, чем в черепахах, потому что в пищевой цепочке мы стоим выше. Да, мы, люди, добавили в черепашье меню много разной гадости – гораздо более вредной, чем фастфуд, который мы скармливаем собственным детенышам. И хотя черепахи выдерживают нападения акул и удары лодок, они весьма чувствительны к химикатам. Они не знают, что нужно уплывать подальше от нефтяных пятен, они дышат дымом на поверхности воды. Часто бывает, что черепахи кормятся там, куда вместе с пищей течением сносит плавучий мусор, пятна нефти и куски мазута. И все это попадает в их организм. По данным одного исследования, во Флориде у 65 % логгерхедов во рту, пищеводе или желудке были найдены следы мазута. Иногда юнцы так испачканы мазутом, что не  могут усваивать пищу. Нефтепродукты могут 95

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

повредить их кожу, кровь, иммунную и  пищеварительную системы и  солевые железы. Чем меньше кровяных телец, тем меньше кислорода поступает в мышцы, а это мешает охотиться и нырять. Неочищенная нефть закупоривает солевые железы черепахи на две недели, а это означает, что черепаха в океане может умереть от обезвоживания. В одном японском исследовании говорилось, что 26 из 36 обследованных зеленых черепах (72 %) заглатывают куски пластика, леску, пенопласт, резину и/или ткань. Из 54 юных кожистых черепах в Средиземном море у 80 % в организме были обнаружены мазут, бумага, пенопласт, крючки, леска и обрывки сетки. Другие исследования привели к очень похожим результатам, ведь в океане все перемешано. Из пятидесяти детенышей, пойманных недалеко от Флориды, треть уже успела наесться пластика и синтетических волокон. Черепахи могут поглощать токсины из пластика. Заглатывание пластика и  латекса (от  воздушных шаров, которые черепахи принимают за  медуз) мешает им усваивать нормальную пищу [70]. Другие последствия могут быть менее очевидными. Фил берет планшет, фотографирует черепаху и  присваивает ей идентификационный номер. Черепаха шлепает ластами. Ученые суетятся вокруг нее, как экипаж механиков. Они собираются закрепить на ней передатчик. Кожистым черепахам нужны для этого ремни, а вот другим, у которых есть твердый, как ногти, панцирь, достаточно просто клея. Джулия прижимает к черепахе заранее приготовленный передатчик и выдавливает клей под его основу. Где-то через час после того, как черепаха попала на борт, исследователи аккуратно опускают ее в воду на специальных лямках. Не из соображений заботы – черепаху можно было бы просто бросить в воду с небольшой высоты, а из-за прибора. Передатчик стоит около четырех тысяч долларов; год работы со спутниковыми данными – еще примерно столько же. – Так интересно узнать, куда же она теперь поплывет, – говорит Фил. – Кажется, зимой они добираются к краю Гольфстрима или отправляются на юг, но точно мы не знаем. В следующем улове черепах не оказалось. Но когда мы проверяем сети в третий раз, то обнаруживаем по левому борту двух черепах. – Если сравнить, сколько черепах можно было отловить в 1970-х, 1980-х и сейчас, то можно сказать, что их количество увеличилось примерно в десять раз, – говорит Фил. В десять раз?! –  Да,  – отвечает Фил после короткой паузы,  – сейчас юных черепах намного больше, чем было двадцать лет назад и чем можно было бы ожидать даже по самым оптимистичным оценкам. Это самое важное, что мы узнали во время исследований. – Даже несмотря на то, что устройства TED до недавнего времени были слишком малы для взрослых черепах, детенышей они выручают уже начиная с 1990-х годов. Но пока на берегах не появится больше гнездящихся самок, успокаиваться рано, – добавляет Эл. – Берег – это главная лакмусовая бумажка, – соглашается Фил. Я как раз стою у фальшборта, когда из воды показывается черепаха. Она делает короткий вдох и ныряет – можно подумать, что прямо в пасть нашей сетки по правому борту. Через несколько минут в том же месте выныривает следующая: будто для того, чтобы мы уж точно поймали хотя бы одну. Но когда мы вытравливаем сетку, она оказывается пустой. Черепахи просто дразнили нас, словно хотели напомнить: даже если в море полно юных черепах, это еще ничего не гарантирует. Эти подросшие юнцы бóльшую часть времени проводят в теплых и южных водах. Если же они и отправляются на север, то чаще всего остаются плавать в зоне континентального шельфа. Но, как сказала Салли, «мыс Хаттерас – это главный перевалочный пункт для всех логгерхедов и кожистых черепах, которые отправляются на север. У нас нет ни малейшего представления о том, что с ними происходит дальше. Никто еще не исследовал этот вопрос». Именно этим я и собираюсь заняться. Я тоже хочу отплыть от побережья и отправиться подальше на север, прочь от суши, сделать несколько набегов отсюда к канадской границе. Моя 96

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

первая остановка – на расстоянии более 150 километров от берега. И если там я не встречу кожистых черепах, то отправлюсь еще дальше на север, к холодным морям, которых не выдержит ни один логгерхед, чтобы узнать, что значит быть кожистой черепахой.

97

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

На краю  

Банка Джорджес – Рыба! Франклин смотрит вверх, затем на воду и снова вверх: – Это рыба или акула? В  сорока метрах от  нас водную поверхность, будто стеклорезы, бороздят по  траверзу два светлых плавника. Спинной плавник заострен, а хвост слишком уж плотный для акулы. Артур на капитанском мостике уже поворачивает штурвал, когда с высоты «вороньего гнезда» доносится команда Джима: – Пока еще нет! Проходи рядом, а потом поворачивай! Двигайся против волны! Франклин уже стоит на специальном подиуме, на шесть метров выступающем над поверхностью моря. Он спокоен и расслаблен, в руках у него гарпун. Мы разворачиваемся. Самые самонадеянные убийцы в океане – меч-рыба и человек – движутся прямо друг на  друга. В  этом и  заключается хитрость  – двигаться прямо на  рыбу. Разумеется, она тут же замечает корпус корабля, но дело в том, что в естественных условиях у нее нет врагов подобного размера. Зато она много раз подбирала раненую сельдь за таким же огромным горбатым китом, когда тот выплескивал из себя целые озера воды, проглоченные вместе с косяками рыбы. На скорости пять-шесть узлов мы резко сокращаем расстояние. Но синевато-фиолетовая меч-рыба не меняет курса, она вообще никак не реагирует. Меня потрясает, какой у нее длинный и широкий нос. Впрочем, Франклин предупреждал меня: – Не смотрите на нос, не смотрите на глаза или на хвост. Смотрите только на основание верхнего плавника. Вот в это место нужно попасть копьем. Если отведете глаза, обязательно промахнетесь. Я оглядываю всю рыбу целиком, и  мне совершенно не  верится, что все это огромное и прекрасное существо можно как следует рассмотреть за считаные секунды. Франклин попрежнему расслабленно держит в руках гарпун. Внезапно он на мгновение зависает над спиной рыбы, когда корабль проплывает прямо над ней, и всаживает гарпун в нужную точку; бронзовое острие вонзается глубоко в плоть. Не  происходит ничего из  того, что я ожидал. Никаких брызг, ударов мечом, борьбы и отчаянных попыток спастись. Никаких криков. Пораженная рыба лишь ложится на бок, будто ее оглушили; чешуя отливает сталью, громадные пустые глаза смотрят вверх. Франклин загнал гарпун в ее толстую спину настолько глубоко, что тот прошел насквозь и пробил брюхо. Острие отсоединяется от гарпуна, и рыба уходит под воду, утягивая за собой стометровую веревку и буйки, прикрепленные к наконечнику. Мы поднимем ее на борт попозже, когда это будет безопасно. За все годы, что плаваю по морям, я впервые вижу меч-рыбу на свободе. Живой мне довелось ее наблюдать чуть меньше минуты  – вот и  все, что вам нужно знать о  состоянии Мирового океана. Франклин выравнивает сильно погнутый ствол гарпуна, вставляет новый наконечник и снова заступает на вахту в рубке. Никто не дает ему пять, не поздравляет: все тут же принимаются заниматься своими делами. Удивительная сдержанность, если учесть, что на суше эти люди многие месяцы только и говорят что о своей неизменной страсти – охоте на меч-рыбу. – Ха! А мы как раз о вас говорили, – сказал мне Франклин, когда я позвонил ему пару месяцев назад. Я видел его лишь однажды, во время короткой встречи двумя годами раньше. 98

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Вот это да! Так часто бывает. Элис иногда говорит о нашей дочке, и вдруг – раз! Она звонит. Или иногда я вспоминаю о своем друге… Мой отец мог подойти к кому-нибудь и сказать: «Похоже, вы из Массачусетса» (или из штата Мэн или типа того) – и оказывалось, что человек действительно оттуда! Даже не знаю, как это объяснить. Иногда мне кажется, все дело в том, что мы охотимся на меч-рыбу. Можете даже не  сомневаться, что в  охоте на  меч-рыбу есть что-то загадочное. Среди людей, которые промышляют рыбной ловлей, это считается наивысшим ремеслом. Нужно пересечь невесть сколько квадратных километров синего океана, выследить изящную голубую рыбину длиной три метра, а  затем поймать тот короткий миг, когда она решила подремать у поверхности после обеда. Это все равно что искать иголку в стоге сена на спор за целое состояние. Тут нужно не просто быть профессионалом. Нужны сверхспособности. Нужно быть суеверным, соблюдать ритуалы, ощущать Высшую силу. Кроме того, нужно действительно много знать и уметь. И вот тогда меч-рыба с глухим стуком упадет на палубу. Для этих людей поймать меч-рыбу – значит отстоять свое место среди живых, получить предназначенное, вступить в контакт с чем-то очень глубоким и значимым. – У человека с гарпуном должна быть душа. Он чувствует благоговение перед творением Божиим, – говорит Франклин.

  ***  

«Джоэл Трой» – крепкий корабль для ловли омаров, пятнадцать метров в длину и семь в ширину. На мачте на высоте двенадцати метров находится «воронье гнездо» – наблюдательный пункт, а на носу – шестиметровый подиум, с которого охотнику проще кидать гарпун. Корабли, на которых охотятся на меч-рыбу, в профиль напоминают ее саму: мачта и длинный подиум в носовой части – будто высокий рыбий плавник и длинный нос. Хозяин лодки  – Артур Джаккард, с  ним работает его двадцатилетний сын Джастин. Но когда корабль выходит на охоту за меч-рыбой, капитаном фактически становится Франклин Дантремон. Ему пятьдесят девять, и он легенда местного сообщества. Именно он отдает приказы, куда плыть, где искать рыбу, когда менять место охоты. Все основные решения на нем. С собой он берет Джима Кроуфорда, непревзойденного следопыта, который все время проводит в «вороньем гнезде» и высматривает плавники. Он почти ни с кем не рыбачит, кроме Франклина. –  Другие парни не  знают, где искать рыбу. Они просто следуют за  Франклином. Есть всего пара человек, которые могут с ним сравниться. Джим – коренастый мужчина не старше пятидесяти лет с густыми усами. Он смотрит на меня сурово: – Вы бывали раньше на банке Джорджес? Это место – живое. Я люблю странствовать, но здесь, в поисках рыбы, я чувствую себя дома. Что  бы ни  делал Джим  – рыбачил, готовил или  смеялся, во  всей его манере чувствуется какая-то глубокая осознанность, как будто он очень старается всегда быть здесь и сейчас. Как будто плавание для него – священная медитация и он наслаждается буквально каждым моментом происходящего. Здесь он совершает свое паломничество. Я и правда никогда раньше не бывал на банке Джорджес, а между тем это одно из богатейших в плане биологического разнообразия мест океана, а также ворота в северные урожайные моря, куда отправляются кожистые черепахи. Добраться сюда непросто, и мне повезло, что я плыву на борту с теми, кто знает эти края как свои пять пальцев. Пожалуй, дело не в том, что каждый охотник на меч-рыбу должен быть на ней помешанным, а в том, что только такие выдерживают и остаются. Все, кому это не очень важно, кто видит в этом исключительно источник заработка, быстро сходят с дистанции. А вот моим спутникам гоняться за этой рыбой 99

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

просто необходимо. Это помогает им понять себя и мир, напоминает о том, кто они такие. Охота для них – не источник дохода, а метафора самой жизни. Артур улыбается, и на его широком лице в уголках глаз собираются морщинки: – Все деньги, которые я зарабатываю на ловле омаров, я спускаю на охоту за меч-рыбой. Устричная ферма, в которую вложил свои деньги Джим, исчезла в результате эпидемии завезенной болезни под названием MSX. Сначала эта зараза бушевала на северо-востоке США, затем попала в Канаду. Несмотря на это – или даже благодаря этому, – Джим говорит: – Для меня охота на меч-рыбу значит больше, чем деньги. – Для меня охота на меч-рыбу – это как ходить в церковь, – вторит ему Франклин в своей характерной манере, растягивая слова. Когда мы обсуждали с ним утренние события, он сказал: – Раньше это была обычная рыбалка. Все зависело от ловкости охотника, а не от умения ставить крючки или волочить сеть. Такой она и осталась. Без самолетов все вновь стало гораздо проще. Когда меч-рыбы стали исчезать, охотники начали нанимать для выслеживания самолеты. Затем меч-рыб стало настолько мало, что самолеты перестали окупаться. – И рыбалка снова стала такой, какой была во времена древних римлян, – драматично восклицает Франклин. – Все то же самое. В  США и  Канаде практически никто больше не  охотится с  гарпуном. Эти ребята  – последние в своем роде, настоящие мастера умирающего искусства. Охотники на меч-рыбу – единственные люди на Земле, которые до сих пор добывают крупную дичь с помощью ручного копья для метания. Они наследники длинного ряда охотничьих культур, которые уже ушли в небытие – либо потому, что истребили всю свою дичь, либо потому, что сам мир вокруг них безвозвратно изменился. Так было, например, с охотниками на мамонтов и бизонов, прибрежными китобоями, инуитами – охотниками на тюленей, племенами маори, которые охотились на птицу Мао, племенами масаи, охотившимися на львов, танцующим индейским племенем чумашей, которое тоже охотилось на меч-рыбу. И теперь – с нашими гарпунерами. Они жрецы исчезающего обряда. Последние в своем роде. Все то же самое. Всю ночь мы плыли в сторону от Новой Шотландии и теперь встречаем рассвет в ста километрах от  берега. В  свете восходящего солнца не  видно ничего, кроме воды. Я стою на крыше рубки. Франклин обычно находится либо здесь, либо на подиуме. Иногда он сидит внутри штурманской рубки с большими окнами: слушает радиоприемник, следит за эхолокатором, температурой моря, положением корабля на спутниковой карте. Впрочем, привела его сюда не электроника из космического века, а вся его жизнь. – Когда я был ребенком, – рассказывает он, – дамы вокруг меня все время слушали радиопереговоры моряков. Мы всегда знали, что рыба пришла на верх банки Браун или на угол банки Джорджес. Мы расставляли картонные коробки и представляли, будто охотимся на меч-рыбу. В игре я обычно был метателем гарпуна. И остается им полвека спустя. Джастин и Артур стоят на узком фанерном капитанском мостике, который возвышается в четырех с половиной метрах над моей головой. А еще через десять перекладин над ними находится «воронье гнездо» Джима – вертящееся сиденье с удобным поручнем, чтобы не вывалиться. По десять часов в день мачта раскачивает его на высоте тринадцати метров над морской рябью, притом что именно там самое безжалостное солнце и  самый пронизывающий ветер. Джим высматривает торчащие из воды плавники, но лучше всего он умеет замечать рыбу под водой. Из этой вечно торчащей наверху тройки рыбаков Джим – самый помешанный. Мечрыба не дает ему покоя. Он все время хочет взять ее след, словно охотничья собака. Наверное, когда он сидит там, согнувшись, на своем узком местечке с поручнем и следит за поверхностью моря (ближе, дальше, в глубину), он мог бы стать отличным объектом исследования син100

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

дрома переизбытка внимания. В любой момент из воды может показаться плавник, в любой момент может мелькнуть отблеск рыбьей чешуи, прежде чем вновь скроется в танцующих бликах переливающегося бриллиантами океана. Мы находимся над северо-восточной оконечностью банки Джорджес, на краю СевероВосточного канала, хотя все подъемы и спуски этой банки пролегают глубоко под корпусом нашего корабля. Однако к банке нас привели именно очертания морского дна; рыбы, птицы, морские млекопитающие и черепахи преодолевают тысячи километров монотонного океана, лишь бы сюда попасть. В открытом океане вся жизнь сосредоточена по краям: на границах водных масс и течений, на хребтах затонувших гор и ущелий, на крутых оползающих склонах континентальных шельфов. Все это есть здесь – на банке Джорджес. Хотя земля и скрыта здесь глубоко под водой, именно на этих затонувших склонах на краю шельфа океан встречается с континентом. Мы же просто собираемся воспользоваться изобилием жизни, которая подпитывается энергией этого взаимодействия. Франклин с удивлением обнаруживает, что температура на поверхности воды выросла до 16 ℃. Пару часов назад, когда мы только отправились в путь, приборы показывали 15 ℃. Даже небольшая разница в  несколько десятых градуса влияет на  распространение морских обитателей. На прошлой неделе у южной оконечности банки, в Каньоне корсаров, вода была намного холоднее. –  Теплая вода только прибывала к  шельфу, но  на самой банке, на  ее краю, вода еще была холодной, – говорит Франклин, немного обескураженный такими изменениями. – Первая рыба, которую я заколол, плавала в одиннадцатиградусной воде. Это довольно холодно. На краю еды было очень много, но желудок у рыбы был совершенно пуст. Она только-только приплыла на банку. Франклин обнаружил меч-рыбу на холодной стороне банки. А на втором корабле, в пяти километрах от нас, в теплых водах заметили черепах. – Там как раз мой брат Альвах. Поговорите с ним. Франклин берет рацию и вызывает Альваха. Мы видим его судно. Альвах рассказывает, что на прошлой неделе действительно видел много черепах: – Так много кожистых я раньше никогда не встречал. В основном они плавали на самом краю банки. Корабль осторожно прокладывает курс между плавучим ковром аскофиллума на севере и саргассовыми водорослями на юге. Путь проходит по границе двух больших водных массивов. Здесь встречаются два крупных фрагмента подвижной мозаики океана: глубокий океан соприкасается с краем континентального шельфа. Голубые прибрежные воды не спешат смешиваться с зелеными водами на краю банки – они задерживаются на границе, будто не желая друг в друге растворяться. – Нам нужно найти участок, где вода холоднее и зеленее, – говорит Франклин. – В этой ясно-голубой воде Гольфстрима нам к рыбе не подобраться. У нас появился птичий эскорт: десятка два больших пестробрюхих и серых буревестников, подобно маленьким альбатросам, плавно скользят над  волнами. Эти птицы мигрируют на большие расстояния: лето проводят здесь, а зимой перемещаются в места гнездования в далекой Южной Атлантике, около мыса Горн. А качурки Вильсона, которых здесь тоже немало, гнездятся вдоль берегов Антарктики. Температура поверхности моря упала до 14 ℃. Это как раз то, что нужно Франклину. Он старается вести судно по холодной стороне линии перепада температур. Меч-рыба, как и остальная живность, будет собираться там, где встречаются два водных массива. Эти водные границы напоминают передний край лесного пожара. С  одной стороны  – зола и пепел, истраченное топливо и остывший огонь; с другой стороны – нетронутые запасы горючего материала. А  на границе, там, где огонь встречает новое топливо, бушует пламя. 101

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

В  море языки пламени  – это микроскопические одноклеточные растения, так называемый фитопланктон, которому нужны питательные вещества и  свет (топливо и  огонь). Там, где питательные вещества поднимаются ближе к  солнцу, фитопланктон разрастается. Течение приносит на  склоны банки Джорджес много пищи из  глубин  – топлива  – и  оставляет его на мелководье, близко к свету, – там, где водоросли могут фотосинтезировать. Происходит зарождение жизни: зеленые растения используют энергию солнца, чтобы объединить углекислый газ с водой и получить сахар. (В качестве побочного продукта они выделяют кислород, благодаря которому на Земле существует все многообразие животного мира, и мы в том числе.) Благодаря сахару растения используют новые питательные вещества и разрастаются еще сильнее. Фитопланктон служит основой пищевой цепочки. Здесь, в открытом океане, чем вода прозрачнее и чище, тем меньше в ней жизни. А вот зеленая вода становится источником и прародительницей всех водных пищевых цепей. В голубом океане пожар светится зеленым. Я никогда раньше не видел, чтобы вода настолько далеко от берега была такой зеленой. Это столкновение двух водных масс одновременно и главный источник жизни в море, и серьезное испытание на прочность. Все обитатели океана, которые становятся добычей морских хищников, питаются фитопланктоном. Цвет этой воды – свидетельство ее жизненной силы. Можно сказать, в этом банке (банке Джорджес) деньги – это зелень. Если вам нужны еще доказательства, то посмотрите вокруг. По правому борту в километре от нас, словно провозглашая небу хвалу, выныривает из воды гигантский кит, а затем со всей силы вонзает свое грузное тело в полные пищи глубины океана. Вместе с водой он заглатывает миллионы мельчайших созданий, которые всю свою короткую жизнь питались только фитопланктоном. Я не утверждаю, что все морские существа проводят бóльшую часть жизни в зеленой воде. Верблюдам тоже ведь нужны пища и  вода, но  живут они при  этом в  пустыне. Точно так же и многие морские обитатели приспособились к более скудным водам. Все они – голубой тунец, желтокрылка, большеглазый тунец, марлин, меч-рыба, большой кит, акулы, альбатросы и буревестники – своего рода океанские верблюды, путешествующие на большие расстояния по водным пустыням. Под такое определение подходят и некоторые черепахи, более всего – кожистые. Однако даже верблюдам нужно время от времени набираться сил в оазисе, и потому многие крупные мигрирующие животные встречаются здесь, на банке Джорджес. В  нескольких метрах от  нашего корабля выныривает огромный лоснящийся финвал, и мы плывем по его следам, в бурлящей воде, которую он, всколыхнув, оставляет за собой. По далеким фонтанчикам можно догадаться, что где-то впереди тоже плавают киты. Это место и есть пищевая цепочка: жизнь здесь варьируется от микроскопических клеток до самых крупных животных, когда-либо существовавших на  Земле. Именно поэтому сюда устремляются кожистые черепахи, меч-рыбы и  все остальные. Но  здешнее пиршество отнюдь не  пикник, не пасторальная вечеринка – это жестокая бойня. Так что неудивительно, что в здешних ущельях рыщет самый страшный хищник всех времен. Вот он – в капитанской рубке, на «вороньем гнезде» и с блокнотом в руках. – Отличная погодка для появления плавников, – замечает Франклин. Такое изобилие бывает здесь только пару недель в году, в начале лета. Затем теплая вода, которая подошла к краям шельфа, распространяется по всей банке, температурная граница размывается, и все это скопление жизни рассеивается по мелководью. Рыбы и черепахи уходят на север и на восток, а осенью мигрируют еще дальше. Вот почему сюда часто заплывают именно крупные рыбы и животные: оазис рождается и умирает, а им нужны большие запасы энергии, чтобы путешествовать на дальние расстояния. На прошлой неделе условия были просто прекрасны. На этой они все еще хороши. На следующей неделе, если ветер начнет размывать границу водных масс, все поменяется. Так что команде нужно успеть как следует поохотиться. 102

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Из-за трения на  границах течений возникают штилевые пятна, скопления водорослей и мусора. Я замечаю большую желтую медузу, похожую на пульсирующее пятно ржавчины. Это цианея (неофициальное название – «львиная грива»), которой питаются кожистые черепахи. Температура воды снова поднялась до  16  ℃. Мы отошли от  края банки Джорджес, и теперь, пока наш корабль прокладывает свой путь вдоль склона континентального шельфа, от дна нас отделяет триста или четыреста морских саженей воды. Когда мы снова заплываем на мелководье, пристраиваясь к краю банки, вода холодеет на полградуса, а на мониторе эхолокатора появляются зеленые точки – это большие косяки мелкой рыбы, которая проплывает на средней глубине под днищем корабля. – Прямо сейчас вся эта рыба на глубине сто саженей, – говорит Франклин. Завеса жизни на краю водных масс – своего рода буфетная стойка банки Джорджес. Красные точки меньшего размера обозначают более крупных плавающих животных: это может быть тунец, черепаха или  меч-рыба. На  палубе данные эхолокатора и  датчика измерения температуры не  видны, зато тут можно воспользоваться более старомодными методами. Границу между массивами воды отмечают кружащие над ней морские птицы, снующие у самой поверхности теплолюбивые рыбы, а также штилевые пятна и пласты водорослей. Держитесь той стороны, где вода зеленее. Мы возвращаемся туда, где загарпунили первую меч-рыбу, в надежде, что встретим еще одну. Веревки с  буйками плывут рядом, оставляя за  собой колышущийся след. На  глубине 180 метров под нами тянет леску, будто несет свой крест, пойманная меч-рыба. В отличие от прочих видов морского промысла, здесь не бывает случайных жертв. Охотники не  трогают того, что им не  нужно: никакой мелкой рыбешки, никакого неликвида  – ни птиц, ни млекопитающих, ни черепах. До изобретения ярусного лова рыбу убивали гарпуном – это был рациональный и точный промысел, нацеленный на конкретную добычу. Ярусный лов не достиг таких высот до сих пор. И все же именно гарпун убивает самых невероятных из всех морских созданий. Можно лишь надеяться, что, пока весь этот странный груз веревок удерживает рыбу-меч на плаву, она не чувствует боли. Она будет тянуть свою ношу, пока не погибнет от усталости, потери крови и удушья. Падение скорости само по себе лишает ее кислорода. Теперь уже не существует гладиаторских боев, когда рыба тянет рыбака, а он убивает ее ударом гарпуна в сердце или в жабры, а затем вытаскивает на поверхность. В те дни рыба могла перевернуть столик на палубе или пробить обшивку днища, поранив моряков, которых порой не спасали даже специальные металлические защитные пластины. В наши дни гладиатор умирает один: в темноте, на глубине сотни метров под мерцающей поверхностью океана. Вдруг из этой сверкающей глади выскакивает стая дельфинов-белобочек: они устремляются за кораблем, как будто намечают по воде пунктирную линию. Их гладкие, качающиеся на волнах тела без всяких усилий выскакивают то у носа корабля, то в кильватере. Оказавшись над водой, дыхала с точностью механизма заглатывают ровно столько воздуха, сколько нужно для  того, чтобы кровь насытилась достаточным количеством кислорода и  все эти веселые скáчки продолжались. Затем, не прерывая плавной траектории, они уходят под воду и выпускают под поверхностью длинные струи пузырьков. Здесь, на краю банки, собралось еще тринадцать охотников за меч-рыбой. Из рации доносится смесь английского и акадийского французского28. Мы стараемся держаться восточнее, ближе всех к солнцу. Проплываем мимо еще одного ковра плавучих водорослей, мимо пластиковых бутылок из-под молока, появившихся здесь после завтрака. Проходит время, а мы всё медленно движемся по кромке водных масс под мерное гудение мотора. Взгляд моряков хватается за любой движущийся объект, как хватается за игрушку 28

 Один из диалектов французского языка Канады. – Прим. ред.

103

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

котенок. Из воды высовывает большой треугольный плавник луна-рыба, заключенная в свое удивительное луноликое тело весом в четверть тонны. Ее черные плавники частенько распугивают отдыхающих на северных пляжах. – Им повезло, что их никто не ест, – кричит Джим, – а то мы бы их тоже нечасто встречали. На луну-рыбу падает тень от корабля, и она машет нам плавником, как будто говоря: – Почему «до свидания»? Привет-привет! Внезапно наш корабль поворачивает, и я, почувствовав скачок адреналина в крови, начинаю понимать, что охота на крупную дичь, по-видимому, запускает какие-то первобытные психологические механизмы. Артур кричит с мостика: – У меня тут рыба или акула! Но для Франклина настолько очевидно, что это акула, что он несколько раз взглядывает на мачту и переспрашивает: – Мы точно смотрим на один и тот же плавник? Перед нами крупная синяя акула: над водой плавно скользит верхний плавник, за ним виляет хвостовой. Она наслаждается теплом воды у поверхности. Через полчаса мимо пролетает обыкновенный буревестник. Он парит, взмахивая время от времени обоими крыльями, и, судя по времени года, направляется в сторону Великобритании. К позднему утру над водой начинают охоту птицы. Словно два торчащих плавника, плывут друг за дружкой две качурки. Я развлекаю себя, считая в уме пары качурок. Однако ни мечрыбу, ни кожистую черепаху что-то нигде не видать. Франклин сидит как на иголках. Затем начинает звонить на другие корабли. Рыбу удалось поймать только двум. Температура воды – 17 ℃. – Здесь слишком теплая вода, – ворчит Франклин, – она вся перемешалась и разлилась. Теплая вода перетекает через края банки: в некоторых местах граница перепада температур уже размылась. На прошлой неделе вдоль температурной границы плавало много мечрыбы и кожистых черепах; теперь же они начали разбредаться на свои летние пастбища. –  На  прошлой неделе тут всюду кипела жизнь аж до  самой линии Гааги29,  – говорит Франклин. – Морских свиней было столько, что меч-рыбу почти невозможно было разглядеть. А еще луна-рыба – парочку особей можно встретить и сейчас, но большинство переместилось на банку. Франклин решает поднять рыбу на  палубу, пока он еще не  решил, куда плыть. Когда снасти проверяли последний раз, мы заметили, что передний буек ушел под воду. – Эта рыба тянет как следует, – сказал тогда Франклин. Теперь же буек вяло качается на волнах, и леска провисла. Джастин вытаскивает из воды флажок и буйки, ставит веревку в гидравлическую лебедку для ловли омаров. В колеблющейся воде натянутая леска будто идет волнами. Наконец из воды показывается гигантская туша, и мы понимаем, что наша темно-синяя рыба все еще жива. Вымотанная почти до полного изнеможения, она обескураженно описывает в воздухе медленный полукруг. Франклин поддевает ее крюком, а Джастин приматывает хвост к лебедке, с помощью которой вытаскивает рыбу на палубу. – Да уж! – одобрительно кивает Джастин по поводу ее размера; это его любимая фразочка на все случаи жизни. Рыба больше, чем казалась поначалу. Весит она около девяноста килограммов. Больше половины длины туловища занимает широкий меч; из-за изогнутого клином верхнего плавника и жесткого хвоста в форме широкого серпа она кажется еще крупнее. 29

 Линия Гааги отмечает границу водных угодий США и Канады в Атлантическом океане. – Прим. ред.

104

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– В Нью-Йорке такое не каждый день увидишь, а? – улыбается Джастин. Кажется, этому необычайно прекрасному существу здесь не  место. Не  только здесь  – на палубе, но и в сегодняшнем дне. Какими бы древними они ни были, черепаха и акула выглядят привычно и обыденно, а поэтому вполне современно. А вот меч-рыба кажется диковинным пережитком иных времен – как если бы на вокзале вдруг появился рыцарь с копьем для турниров. Меч-рыба – гиподермическое животное. Она – самая необычайная из всех мечерылых рыб; ее оружие всегда при ней, в каждый момент ее жизни. В природе она и охотник, и добыча: ее обоюдоострый меч способен и  разить, и  защищать. По  характеру своему она, как  правило, агрессивна, самоуверенна и никогда не забывает об оружии, которое несет впереди себя. Рыбаки во всем мире совершенно справедливо считают эту рыбу опасной. (Я знаю человека, который видел, как, уже будучи на крючке, меч-рыба перевалилась через борт рыбацкой лодки и, проколов легкое рыбака, пригвоздила его к деревянной рубке. Франклин рассказывает, что однажды корабль стал тонуть и он полез искать пробоину. Оказалось, что это меч-рыба пробила носом деревянное дно толщиной шесть сантиметров[71].) В 2005 году на Тирренском побережье в Италии был замечен сорокакилограммовый логгерхед, который «плыл с явным трудом». В его панцире была небольшая рана, в которой ветеринары обнаружили обломок носа мечрыбы длиной двадцать три сантиметра[72]. Удивительно в мече то, с каким изяществом эта рыба его носит. Заберите у единорога рог – и все увидят, что это обычная лошадь. Но у меч-рыбы забрать ее меч невозможно. Это важная часть головы, а не какой-нибудь дополнительный аксессуар. Кажется, будто все ее тело формировалось вокруг меча. Верхний плавник, выступающий вперед, подобно ятагану, тяжелая масса, расположенная прямо позади ее острого клинка, – все это делает ее не рыбой, а баллистической ракетой, живым кинжалом. И  все  же главная странность вовсе не  в мече, а  в громоздкой челюсти и  пугающих глазах. Огромные сине-зеленые, цвета темной воды глаза занимают на ее голове непропорционально много места. Их размер говорит о том, что животное способно охотиться ночью и на большой глубине. Диковинная нижняя челюсть как будто не сходится с верхней, и рыба не может до конца закрыть рот. Заостренная нижняя челюсть выглядит слишком маленькой и узкой на фоне большого и широкого основания носа. Как будто кто-то приложил к взрослой сандалии детскую, или как будто челюсти принадлежат двум существам разных габаритов. У нее нет зубов, поэтому все, что попадает в ее рот, должно быть уже оглушенным или разрубленным на удобные для поедания куски. Плавники у нее жилистые и неподвижные, в отличие от тунцов и марлинов, у которых плавники колючие и способны сокращаться, и от кожистых плавников акул. В основании хвоста у нее с обеих сторон есть по жесткому клиновидному килю, который уменьшает сопротивление воды при каждом поперечном гребке. Только в  беспредельном разнообразии жизни, которая таится в  океане, мог появиться крупный хищник столь необычной формы. Но хотя особенности строения меч-рыбы кажутся нам странными, именно они уже около 50 миллионов лет30 помогают ей держаться на вершине пищевой цепочки. Значит, это работает. Джастин вспарывает рыбе горло. Палубу обагряет бьющая фонтаном кровь. Несколько минут рыба бьется в медленных судорогах, пока ее кожа утрачивает синий оттенок и становится бурой. Ее тело, такое удивительно гибкое в воде, на палубе выглядит даже не как мертвая туша, а как бревно. Хотя рыба кажется плотно сбитой, все же на животе у нее есть складки, в которых она могла бы запасти еще жира. Она приплыла сюда, чтобы хорошо отъесться за лето, но этого уже не случится. В желудке у нее обнаруживается не меньше четырех десятков корот30  Возраст древнейших известных на сегодняшний день ископаемых меч-рыб составляет около 15 миллионов лет, но некоторые схожие виды (например, Hemingwaya sarissa, останки которой были найдены в Туркменистане) восходят к гораздо более ранним временам, вплоть до 60 миллионов лет назад. – Прим. ред.

105

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

коперых кальмаров и шесть-восемь рыб: она явно умела добывать себе пищу. Среди съеденных и уже наполовину переваренных жертв – сельдь, нечто похожее на морского угря и какая-то большая рыба, возможно, двухкилограммовая мерлуза, но уже не поймешь. Бьющееся сердце меч-рыбы Джастин кладет на лед. – На вкус они обалденные! – говорит он. Из всех съедобных частей рыбакам обычно достается только сердце. Они не могут просто взять и отрезать себе кусок килограммов на пять: тогда не получится продать всю рыбу целиком. Никто не решится резать рыбу, которая стоит больше тысячи долларов. Джастин даже не помнит, когда он в последний раз ел стейк из меч-рыбы: кажется, лет восемь назад. Франклин обдумывает, куда направить корабль. Джим наливает себе чашечку чая и предлагает: – Может, через канал на край банки Браун? – И он показывает куда-то за горизонт, на участок океана в сорока километрах отсюда, как будто речь идет о ларьке за углом. Но Франклин все же решает поискать на углу банки Джорджес и доплыть до каменного выступа на дне, который рыбаки называют Ущельем Бездельника. Франклин готов поклясться, что вся рыба, которая плавала здесь на прошлой неделе, все еще кормится где-то рядом и не ушла на банку Браун. Он также готов поклясться, что у самых крутых склонов ущелья вода сохранила отчетливую разницу температур. Если меч-рыбы и  кожистые черепахи могли  бы думать, то именно так они бы и решили. Если же они не умеют думать, то наверняка все равно поступили так, как считает Франклин. Солнце уже перекатилось через зенит, а по спутниковой карте на планшете мы видим, что подошли к Ущелью Бездельника. На поверхности ничего не поменялось: как была вода, так повсюду и осталась вода. Но для обитателей океана изменения столь же очевидны, как горы среди равнин – для жителей суши. Мы разворачиваемся над невидимым склоном так, чтобы солнце било нам в спину. Море здесь зеленого оттенка. Мы не одни: другие рыбаки тоже решили попытать удачу в этом месте. Они плавают вокруг ущелья кругами в паре километров от нас. Рация ловит переговоры ярусных судов, которые находятся еще дальше, на краю широкого массива чистой двадцатиградусной воды, которая вытекает из Гольфстрима и медленно движется по спирали в сторону банки Джорджес. Ярусники ловят в основном большеглазого тунца, которого можно дорого продать в Японию. Тамошние торговцы, как пираньи, по кусочку откусывают от  далекого Атлантического океана, постепенно уничтожая в  нем всю крупную рыбу. По капле утекает время. Гудит мотор. Луна собирает океан в складки, а мы пересекаем серебристые ленточки ряби, едва заметные волны на мерцающей поверхности воды – единственное доказательство, что внизу по склону струятся волны прилива, запускающие подводную живую электростанцию, которая насыщает океан энергией. Спустя примерно минуту из глубин вырывается финвал, будто гигантское извержение вулкана из плоти. Франклин пристально смотрит вокруг: рядом с китами часто встречаются и меч-рыбы. Глядя на меня, он широко улыбается. Сорок пять лет он занимался коммерческой рыбной ловлей и теперь понимает, насколько здесь хорошо, потому что ему есть с чем сравнить. Десятилетиями он тянул придонные сети, ходил на траулере за устрицами, ставил ловушки на омаров, донные сети на треску и морских окуней, охотился с гарпуном на мечрыбу, а также ловил ее леской. Многое из того, что он видел на других промыслах, включая груды бессмысленно убитой мелкой рыбы, заставило его остановиться. – Чертовски здорово быть здесь! Несколько лет назад, когда я лежал в раковом отделении, я не мог думать ни о чем другом, кроме охоты на меч-рыбу. Спасибо тебе, Господи! – говорит Франклин и уже без улыбки серьезно добавляет: – Не знаю, говорят, Господь призывает лучших. Может, он хочет, чтобы я еще немного поохотился на меч-рыбу. 106

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Наступает самое жаркое и самое сонное время дня – именно сейчас самая высокая вероятность встретить меч-рыбу. Франклин говорит так: – Океан велик, а рыбы мало. Но никогда не знаешь наверняка, никогда не знаешь наверняка… Нам все реже попадаются бурые дельфины и птицы, и Джим становится еще внимательнее. Каждый раз, когда я смотрю на него, сидящего в «вороньем гнезде», он выглядит так, будто только что кого-то заметил. Он вытягивает шею и наклоняется всем телом то в одну, то в другую сторону, исследуя глазами простирающийся внизу океан. Я стараюсь не уступать ему в бдительности. Сейчас самое время для появления черепах, и если здесь есть хотя бы одна, то я уверен, что замечу ее. Внезапно Джим кричит: – По правому борту, по правому борту! Я успеваю обернуться и  вижу вдалеке хвостовой плавник горбатого кита. Ближе, в нескольких сотнях метров от нас, луна-рыба с плеском бьется об воду, поднимая фонтан брызг. Все это я вижу. Но не вижу, на что указывает Джим. В четырехстах метрах от нас Джим заметил небольшие поднимающиеся над водой плавники. Теперь и я их вижу. Но они на таком расстоянии, что трудно разобрать, действительно ли это меч-рыба. С ловкостью, достойной человека более юных лет, Франклин спешит на подиум в носовой части корабля. Он хватает гарпун и вскидывает взгляд наверх. – А у тебя зоркий глаз – для такого старого хрыча! – говорит он Джиму. Мы приближаемся к рыбе под прямым углом. Требуется недюжинная сноровка, чтобы подиум оказался ровно над тем местом, где в нужный момент будет проплывать рыба. Длина гарпуна – всего три метра шестьдесят сантиметров. У охотника на плывущем корабле будет только один шанс попасть, при этом он должен вогнать наконечник достаточно глубоко, чтобы рыба не сорвалась. На моих глазах с геометрической точностью разворачивается роковая сцена. Мы движемся прямо, рыба тоже. Векторы наших движений филигранно пересекаются в  тот самый момент, когда Франклин находится над головой рыбы. Как будто она сама пошла на эту жертву, будто все это было предопределено. Франклин поражает меч-рыбу с такой силой, что она заваливается на бок и некоторое время, оглушенная, качается на волнах. Затем, будто признавая свое поражение, она выравнивается, ныряет и медленно исчезает из виду. – Прямо! – командует Джим, и Артур дает задний ход, чтобы тот не наткнулся на леску гарпуна, а Джастин карабкается на палубу, чтобы ее разматывать. За стрелой гарпуна тянется свернутая в корзинке 180-метровая леска. На конце у лески три буйка, привязанные на расстоянии нескольких саженей друг от друга: один – для ловли омаров и еще два – размером с баскетбольный мяч. Кроме того, есть еще радиолокатор – вертикальный шест с алюминиевым ромбом на конце. Буйки не дают меч-рыбе делать резких движений и сорваться с крючка. К тому же в пятнадцати метрах от наконечника на леске висит пара колец от тяжелой железной цепи – это балласт, чтобы рыбе было сложнее держаться на воде, она быстрее выбилась из сил и испустила дух. Довольный своим блестящим ударом и уверенный, что меч-рыба не сможет сорваться и ускользнуть, Франклин начинает напевать: «Имею радость в сердце моем…»31. Джастин закидывает радиолокатор, и  мы собираемся на  палубе у  закинутой снасти. Яркие буйки приветливо подмигивают из-под воды, превращая морскую гладь в абстрактное полотно, аллегорию печальной борьбы, которая ведется сейчас на глубине. Сердце рыбы пронзил зазубренный бронзовый наконечник размером с пряжку от ремня. 31

 Христианский гимн. – Прим. пер.

107

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

C тех пор как мы подцепили вторую рыбу, прошло уже сорок минут, и теперь мы медленно прочесываем этот трехкилометровый район, надеясь, что где-то здесь притаилась еще одна – специально для нас. Франклин замечает, что температура поднялась до 18 ℃ и вода пошла складками. Он жалуется, что чем теплее вода, тем более настороженными становятся меч-рыбы. И действительно, пока охотник с соседнего судна спешит занять позицию на носу, рыба стремительно уходит на глубину, и гарпунеру остается только развести руками. Франклин командует Артуру наматывать круги неподалеку. Какой бы прыткой ни была эта рыба, он надеется, что она все-таки всплывет на поверхность где-то в зоне досягаемости. Если Франклину кажется, что где-то рядом есть рыба, он начинает плавать кругами, как будто рано или поздно добыча сама поплывет ему в руки. Часто именно так и происходит. – По правому борту! Три часа! – кричит Джим. Артур резко берет вправо. – Отлично! Пять корпусов на два часа. Метрах в сорока пяти от нас я вижу жесткий кончик хвоста и верхний плавник. Франклин хватает гарпун. – Один час! Три корпуса! Теперь прямо! Рыба ныряет и скрывается в сияющих бликах. – Идет прямо по солнцу, нужно с минуту подождать… – говорит Джим. Я прищуриваюсь, вглядываясь в сияющее хрустальными осколками море. Франклин караулит рыбу, как  кошка у  мышиной норы: хладнокровный и  готовый к броску. Артур держит одну руку на штурвале, вторую – на рычаге управления. Мы поджидаем волну прилива. Другое судно метрах в четырехстах от нас тоже ждет эту рыбу и считает ее своей законной добычей. Внезапно я вижу плавник как  раз там, куда смотрю. Артур дергает за  рычаг, и  судно трогается вперед. Рыба слегка виляет в сторону. – Спокойно, спокойно, – наставляет Джим. – Обойди кругом, чтобы солнце было сзади. Артур ведет судно по длинному полукругу. Рыба разворачивается, рассекая волны острым плавником. Артур подстраивается за ней. – Вот так, Артур. На один корпус, подбавь газу! – говорит Джим. Судно плавно движется вперед, примерно в два раза быстрее человеческого шага. Слегка встревожившись, рыба ныряет и  набирает скорость. Артур прибавляет ход, устремляется за ней, но рыба исчезает из виду. Через секунду Джим снова кричит: – Прямо по курсу, под водой! Прямо под поверхностью океана вновь появляется ярко-синяя меч-рыба. Время будто застывает, Франклин снова оказывается над рыбой и в напряжении замирает. Артур замедляет судно, чтобы Франклину было проще прицелиться. Он бросает гарпун, но промахивается буквально на сантиметр. Раздается всплеск – и рыба исчезает. Мне кажется, что Франклину удалось бы попасть в рыбу, если бы Артур не изменил скорость движения судна. Но ни у кого претензий друг к другу нет. Франклин, широко улыбаясь, смотрит на мостик: – Каждый раз, когда вижу, как она бьет хвостом, я мечтаю, чтобы у меня было столько же силы! Затем он приказывает Артуру заложить еще один круг. Но Джим считает, что уже хватит мучиться с этой рыбой. К тому же от соседнего корабля ей тоже удалось уйти. 108

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

–  Меч-рыба делает что хочет,  – говорит мне Франклин и  командует наверх:  – Ладно, давайте найдем другую. Незадолго до восьми вечера команда принимает решение, что на сегодня охота закончена. Мы сразились с тремя рыбами: двух поймали, третью упустили. Я поражаюсь, как  рыбаки находят буйки с  уловом уже после захода солнца, ведь они оставили их дрейфовать по волнам много часов назад. – Это вообще не проблема, – показывает мне карту Франклин. – Если вы знаете, что оставили флаг вот здесь, и знаете, что был прибой, то можете легко рассчитать, где окажутся буйки через несколько часов. А если волна поменялась, то они будут здесь: иногда за восемь, реже за двенадцать километров. Для  меня флажок, плавающий в  волнах за  восемь километров,  – это безвозвратная потеря. Тем более что у других рыбаков такие же снасти, а на радаре не будет видно, где чья. Для Франклина это рутина. Он лишь пожимает плечами. На его исписанной карте отмечены рыбацкие места: северо-восточный пик, Ущелье Бездельника, Китовый хвост и так далее. Но больше всего потрясает то, что весь край континентального шельфа сдан в аренду нефтяным компаниям. И хотя на обе стороны банки – и канадскую, и американскую – наложены моратории по бурению, границы аренды все равно нанесены на карту, словно бы для того, чтобы все привыкли к самой идее. Стоит ли говорить, что нефтяные компании борются за отмену мораториев. Франклин редко злится, но тут просто закипает: – Участок на банке Браун, где они хотят бурить, – это место, где мечут икру все наши омары. Если там произойдет разлив нефти, весь бизнес загнется. Но им плевать. Они думают только о нефти и газе и хотят просто убрать нас с дороги. Чертовы ублюдки! Мы находим шест с радаром и вытаскиваем рыбу на борт. – Благодарим Бога за сегодняшний улов и надеемся, что завтра поймаем не меньше, – нараспев декламирует Франклин. В полдесятого солнце окончательно растворяется в алых облаках на западе. Никто не становится на ночную вахту; кораблей тут настолько мало, что беспокоиться не о чем. Безопасности ради мы отгоняем судно на шесть километров в сторону от других кораблей, глушим двигатель и отправляемся спать. Всю ночь напролет корабль дрейфует, а мы плаваем на волнах своих снов. Утренняя заря приносит такой плотный туман, что у меня тут же становятся мокрыми волосы и рубашка. Мы едва различаем воду, что уж говорить о рыбе. Так что завтрак, который состоит из тостов, бекона, оладий, жареной картошки и чая, растягивается аж до десяти часов. Пока Джим орудует у плиты, на камбузе начинаются политические разговоры. Канадцам интересно поболтать об  американском правительстве. Они не  могут понять, как  это может быть, что человек проиграл выборы, но все равно стал президентом. Я растерянно пытаюсь объяснить им, что такое избирательная коллегия. Но канадцы все равно не понимают: разве это не насмешка над принципом «один человек – один голос»? И почему граждане не вышли на улицы, когда случился политический раскол, Верховный суд прекратил пересчет голосов во Флориде и назвал победителем того, кто фактически набрал меньше голосов, то есть члена правящей партии32? Почему американцы не протестуют против того, что у них украли голосование? Почему в Америке так дорого стоят рецептурные препараты? Почему нет государственной медицинской страховки? Внезапно Джим со  странным комментарием: «А  она умеет готовить!»  – ставит перед Артуром полную тарелку еды. И хотя с виду Артур довольно внушительных размеров, все же он смотрит на меня с немым вопросом: «Как можно все это съесть?» Но я в него верю. Для этой 32

 Имеются в виду президентские выборы 2000 года, на которых основная борьба происходила между республиканцем Джорджем Бушем – младшим и демократом Альбертом Гором. – Прим. ред.

109

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

задачи он находит разумное решение: поливает стоящие перед ним оладьи большим количеством сиропа, чтобы они хорошенько размягчились, как будто устраивает бомбардировку перед штурмом. – Да уж, ты на крючке у тетушки Джемаймы33, – говорит ему Франклин. Франклин сидит на своем капитанском кресле с тарелкой на коленях и, доедая сосиски и оладьи, смотрит на радар. Он что-то говорит с набитым ртом и тыкает вилкой в экран радара, на котором видны точки – другие корабли, плавающие где-то в тумане. Внезапно он вспоминает Хилари Клинтон: – Не понимаю, почему люди ее ненавидят. Как по мне, она просто образованная женщина. Наконец Джим тоже садится за  стол. Он берет себе одну большую оладью, вырезает из нее середину и выливает туда столько сиропа, сколько я вообще никогда не видел ни у кого на тарелке. Цунами из сиропа покрывает оладью так, что она вот-вот начнет тонуть. Тревога! Тревога! Но Джиму удается избежать катастрофы: с ловкостью бывалого моряка он спокойно отправляет завтрак в рот. В половине одиннадцатого туман окончательно окутывает все вокруг: я даже не могу разглядеть края нашего судна. Франклин расстроен, но все же он на всякий случай хочет остаться на краю водного массива. За ночь волны вынесли нас на верхнюю границу банки, и теперь, двигаясь по радару и спутнику, мы рассекаем непроницаемый туман, пока на радаре вновь не появляются стаи рыб, жмущиеся к пологому склону. Тут мы снижаем скорость, и в наше воображение врывается образ невидимой меч-рыбы, разрезающей плавниками туманную дымку наших грез. По радару видно, что рядом курсирует еще не менее двадцати кораблей, что довольно опасно в такой непроглядной пелене. Франклин ворчит. Наши охотники с их ястребиным зрением в тумане видят не лучше, чем сокол, которому надели на голову колпачок. Белизна для них все равно что тьма. Из-за того, что ничего не видно, приходится отложить все обычные дела – так бывает, когда из-за снега не нужно идти в школу. Члены экипажа начинают примерять на себя новые роли. Джим идет на подиум и тренируется обращаться с гарпуном, вонзая его в туманную воду. – Как же мне научиться метать гарпун, когда осталось так мало меч-рыб? – жалуется он. – Я впервые занял место гарпунера, когда мне было девятнадцать, – вспоминает Франклин. – Передо мной человек промахнулся три раза подряд. А следующие тринадцать раз я попал. В тот раз Франклин заколол пятьдесят шесть меч-рыб. Джастин сидит в одиночестве на задней палубе, в руках у него бумага и карандаш; он сочиняет мелодию под гитару. Артур достает пакет чипсов и газировку, и мы лениво жуем, медленно дрейфуя сквозь молочно-белую мглу. Я даже не понимаю, зачем вообще мы кудато плывем. – Может, сегодня мы случайно наткнемся на меч-рыбу, – обнадеживает Джим. – Всегда нужно полагаться на волю Бога, – добавляет Франклин. Ничего не видно, но зато рация не умолкает. Болтают о рыбе и тумане, кто-то говорит, что вчера видел черепах – коричневых логгерхедов. – Я видел большую темную, – говорит кто-то другой, – такую продолговатую, с гребнями. Кожистую. Кто-то другой говорит: – Да, вчера за краем банки, в том маленьком каньоне, в семистах – восьмистах метрах, было много кожистых черепах. Как раз там, где мы поймали рыбу. 33

 «Тетушка Джемайма» (Aunt Jemima) – торговая марка, выпускающая оладьи, сироп и прочие продукты для завтрака. – Прим. пер.

110

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Еще кто-то докладывает, что заметил кожистую черепаху на востоке, в сорока километрах отсюда, как раз над трещиной в южной оконечности банки Браун. Сегодня, разумеется, никто ничего не видел. – Однажды был туман, и мы ничего не видели аж до пяти часов пополудни. А к концу того дня мы встретили тридцать меч-рыб, двадцать пять прикончили, – хвастается Франклин. Джим вспоминает, как в 1970-х годах он порой встречал в море одновременно пять мечрыб и мог выбрать добычу покрупнее. Тогда «крупные рыбы» действительно были крупными, потому что у них была возможность подрасти. В одном таком путешествии на палубу корабля подняли пятьдесят одну рыбину по сто пятьдесят килограммов чистого веса (чистого – то есть без головы, внутренностей и плавников). Это значит, что каждая целая рыба весила не меньше ста восьмидесяти килограммов. На другом корабле поймали сорок семь меч-рыб по сто пятьдесят четыре килограмма чистого веса. Следовательно, в среднем каждая из них весила около двухсот. – Это было в 1976 году, – уточняет он. Сегодня такие цифры немыслимы. Мало какая рыба успевает дорасти до такого размера. – На рыбу до сорока пяти килограммов мы даже не тратили время, – добавляет Франклин. – Это считалось позором. Хотя на ярусных лодках я ловил и малышей. В середине 1970-х годов Франклин раз шесть отправлялся в плавание капитаном ярусного судна. У него в альбоме есть фотография его молодой жены Элис, которая одной рукой держит за нос меч-рыбу, едва доходящую ей до пояса. – Как они вырастут, если такими маленькими попадут на крючок? – говорит он. Джим видел (да я и сам их встречал) контейнеры на сорок пять килограммов, в каждый из которых помещалось несколько тушек меч-рыбы. Те, кто занимается ярусным ловом, считают, что рыба в сорок пять килограммов – настоящая удача. Однако меч-рыбы такого размера еще детеныши. Неудивительно, что охотники с гарпунами сетуют на то, что им достается лишь 10 % квоты на отлов, остальное же уходит на ярусный лов. Охотники с радостью бы его запретили. Надеюсь, я никого не обижу, если скажу, что с 1960-х годов, когда стал популярен ярусный лов, популяция акул, марлинов и некоторых видов тунца сократилась на 90 %. Самый пессимистический прогноз: великие гладиаторы будут постепенно исчезать, пока не вымрут совсем. Но  на самом деле есть и  хорошие новости. После того как  экологи стали судиться с рыбаками за нелегальный отлов большого количества молодой рыбы, а прославленные повара стали бойкотировать торговцев меч-рыбой, правительства нескольких стран уменьшили квоту на ее отлов. К тому же в США запретили ярусный лов в южных регионах, где часто встречается этот вид. Хотя представители коммерческого ярусного лова и их лоббисты отчаянно противостояли этому запрету, все же он спас много молодняка, что сегодня можно заметить по количеству рыбы в океане. Это определенно было важным поворотом, началом восстановления популяции. Странно, но рыба больше не хочет подходить близко к берегу, и многие коммерческие суда не видели ее уже десятилетиями. Каков главный секрет хорошего охотника на меч-рыбу? – Иметь веру, – отвечает Джим. – Быть терпеливым, – считает Франклин. – Быть вместе с Франклином, – говорит Джастин. Если охотник решается заглянуть в  огромные глаза этой рыбы и  она тоже смотрит на него, значит, он промахнется. Иногда рыбаки видят рыбу и просто плывут ей навстречу. Это ошибка – нужно, чтобы солнце оставалось у вас за спиной, тогда вам не придется всматриваться в мерцающие блики. Поэтому потерпите, развернитесь и подойдите к ней с правильной стороны. Корабль должен находиться между морскими валами. Если рыба нервничает, обойдите ее кругом – это собьет ее с толку. Если рыба плавает кругами, направьте судно в центр этого 111

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

круга. Если рыба плывет перпендикулярно к траектории корабля, держите курс на кончик ее носа, а не на середину тела. Если рыба внезапно вынырнула из воды прямо перед вами, когда корабль плывет на холостом ходу, не пытайтесь сразу же за ней угнаться. Дайте ей отплыть на некоторое расстояние, потому что звук запуска мотора ее напугает. Если рыба под водой, а вы проплываете над ней, это не значит, что она находится там, где вы ее видите: помните про дифракцию. Прицельтесь ей в брюхо – и вы попадете в спину. Если угодить рыбе гарпуном в голову, она разъярится и станет кидаться на вас со своим мечом. Обхватывайте гарпун пальцами, никогда не кладите на него всю ладонь, потому что, если вы попадете в кость или корабль качнется, вы сломаете себе запястье. В половине шестого мы натыкаемся на призрака: два плавника возвышаются над серебристым клочком воды, который будто  бы парит в  облаках и  зовет нас к  себе. Джим тут  же запрыгивает на подиум, а рыба вновь скрывается в тумане. Одинокий призрак во мгле. Долгие часы скуки, прерванные двадцатисекундным возбуждением. И так целый день. Да уж, сейчас не 1976 год. Мы не встретим тридцать рыб до заката. Как-то раз Франклин заколол больше пятидесяти меч-рыб за день: вся команда была настолько измучена охотой, погрузкой и потрошением, что дозорные перестали обращать внимание на рыбу, которая все появлялась и появлялась среди волн. За один сезон охоты он однажды загарпунил шестьсот меч-рыб. Секундудругую перед глазами Франклина проносится вся его жизнь. Затем он говорит: – От этих историй кровь бежит быстрее. – Они делают нас моложе, но они же нас и старят, – замечает Джим. Туман темнеет и становится будто бархатным. Опускается темнота. На  следующий день Франклин поднимает меня с  койки в  семь утра. Видимость прекрасная, в пределах нескольких километров. Наш корабль плывет посреди стаи южных китов с характерными черными обтекаемыми хвостами и спинами без торчащего плавника. Этим животным не везет: они стали жертвами многочисленных бед и среди всех видов китов Атлантического океана находятся в наибольшей опасности. Плывут они в сопровождении качурок и буревестников, выставив вперед свои шершавые тупоносые головы, испускают клубы белого пара, поворачивают массивные спины, устремляя к солнцу кончики хвостов. Из капитанской рубки, спотыкаясь, выходит Артур и выковыривает сигарету из, как он заявляет, последней пачки, которую он купил в своей жизни. На канадских сигаретах всегда пишут предупреждение: «Ежегодно от табакокурения умирает количество человек, сравнимое с населением небольшого городка. Примерные показатели смертности в Канаде: убийства – 510, алкоголь – 1000, автокатастрофы – 2000, самоубийства – 3000, табакокурение – 45 000». Артур прикуривает, возможно, одну из  своих последних сигарет. Кроме того, на  упаковке печатают фотографии изъеденных болезнями десен с подписью: «Осторожно, сигареты вызывают заболевания ротовой полости. Табачный дым вызывает рак, заболевания десен и потерю зубов». Или вот еще (таким же крупным шрифтом, что и название марки): «Табакокурение приводит к импотенции». И пояснение мелкими буквами: «Сигареты могут стать причиной импотенции из-за снижения притока крови в пенис. Это может вызвать проблемы с эрекцией». Очевидно, канадские бюрократы стараются скорее защитить народ от последствий избыточной жадности, чем от нее самой. Джим вынимает из футляра солнечные очки, купленные лет тридцать назад. Аккуратно разворачивает салфетку и бархатную подложку, протирает стекла, смотрит на свет, затем снова протирает. – Глаза – это наживка, – говорит он, – это они выуживают меч-рыбу. Взбираясь наверх, он говорит мне: – Может, высмотрите сегодня для нас чертову рыбу – денег подымем! В ответ я предлагаю ему высмотреть для меня чертову кожистую черепаху. 112

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

  ***  

К половине десятого мы уже охотимся на небольшом клочке океана диаметром в шесть километров, в плотном окружении других кораблей – до некоторых не больше восьмисот метров. Если меч-рыба вдруг отважится высунуть из воды свой плавник, она тотчас будет замечена. Весь этот флот собрался на северо-восточной оконечности банки: на глубине 115 саженей дно здесь круто уходит наверх. Со всей остальной банкой этот участок соединен гребнем, проходящим на глубине 150–300 саженей. А в сотне метров над этим гребнем поверхность воды покрывается рябью и барашками пены. Прибой выталкивает воду с морского дна наверх, поближе к солнцу; и если всмотреться в самую глубину, то можно заметить, даже несмотря на отражение голубого неба, что у воды нефритовый оттенок, как будто там на дне горит зеленый огонь. Течение с силой толкает на подводный гребень огромную массу воды, и она стремительно растекается по нему во все стороны, поэтому здесь собираются самые разнообразные живые организмы: одноклеточные растения, стайки веслоногих рачков, каждый размером с муравья, мелкий криль наподобие креветок, а также сельдь, макрель и кальмары. Плодородный оазис посреди океанской пустыни. Ради этого стоит отправиться в путешествие самым крупным и самым голодным морским охотникам: черепахам, китам, тунцам – и, конечно же, людям. За  пределами этой области не  видно ни  одного корабля, а  вот те, что плавают здесь, едва ли не трутся бортами. Мы можем отплыть километров на восемь и не участвовать в этом соревновании, но тогда мы ничего не поймаем. На одном корабле заприметили рыбу и караулят ее. Но когда она снова выныривает на поверхность, то становится добычей другого гарпунера. – Сейчас все настроены очень враждебно, потому что рыбы мало, а счетов, которые предстоит оплатить, много, – объясняет Франклин и добавляет: – Хорошо бы отыскать такое же местечко для личного пользования! Но сбыться этому не суждено. Мы все здесь друг другу соседи: большой охотничий лагерь на качающихся волнах синего моря, маленькая плавучая деревня. Вот, к примеру, одна рыбацкая лодка подходит к нашему кораблю – на мой взгляд, угрожающе близко, – чтобы одолжить у нас стакан сахара. Мешочек с сахаром приземляется на соседнюю палубу, и команда кричит нам «спасибо». На том корабле накануне ставили придонную сеть, поэтому через наш борт вскоре перелетает несколько замороженных морских окуней, вызывая ответные благодарности. – Свинину сегодня не размораживаем, – говорит Джим. Аминь. Утро плавно переходит в  ослепительный полдень. Птицы отдыхают. Эфир наполнен нескончаемой болтовней. На  одном корабле отчитываются, что «не  видели никого, кроме китов». Какой-то шкипер докладывает, что видел двух черепах, «но других, не кожистых». Сообщают о  необычном улове: гигантская самка акулы-мако массой около 450  килограммов. В желудке у нее «остатки не менее четырех меч-рыб», из которых самая большая – килограммов на  тридцать. Не  считая мечей и  хвостов, «где-то 50–60  килограммов свежего рыбьего мяса». Из всех океанских созданий только мако славится тем, что охотится на мечрыбу. И  делает она это мастерски: из  глубины внезапно выныривает голубая тень и  одним сокрушительным ударом отрывает меч-рыбе хвост, разом лишая ее руля и  гребного винта. В природе встречается немного ситуаций, в которых с такой точностью и таким коварством являет себя первобытная сила: меч-рыба, этот агрессивный и вооруженный хищник, внезапно превращается в беспомощную массу окровавленного мяса. Один из рыбаков рассказывает, что однажды его отец собирался бросить в меч-рыбу гарпун, «но тут появляется мако и отрывает рыбе хвост». Тогда рыбак выловил покалеченную рыбу и вытащил на палубу, а мако продолжала нарезать круги, наверняка недоумевая, что за инопланетное похищение здесь произошло. 113

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Воздух застывает, и океан погружается в небывалую тихую умиротворенность. Длинные волны раскачивают корабль, словно колыбель. Штиль играет нам на руку: в спокойной воде легче заметить плавники. Джим докладывает из своего «вороньего гнезда»: – Ничего особенного не видно. Луна-рыба, вот и все. – Времени много. Ни-ко-гда не знаешь. Еще очень рано, – отзывается Франклин. – Некоторые люди падают духом, если не поймали рыбу до четырех часов. – И ничего не получают, – отвечает Джим. Я снова прошу Джима поискать для меня кожистую черепаху. Он кивает. Мы подходим к подводному склону, и океан под нами мелеет на сто саженей каждый километр. От  этого вода на  поверхности сильно волнуется и  бурлит. Вскоре мы замечаем, что вокруг необычайно много млекопитающих. Стоит только обернуться, и видишь скользящих по воде или выскакивающих из нее дельфинов. Плавно кувыркаются гринды, показывая из воды свои черные спины с высокими плавниками. Слева от нас откуда-то из глубин вырывается финвал, поворачивает увесистые бока и  выпускает клубы пара. Прямо перед носом корабля выныривает еще одна самка финвала с детенышем, причем так близко, что мать торопливо бьет по воде хвостовыми плавниками, чтобы уйти от корабля на более комфортное расстояние. – Видеть всю эту жизнь – вот что для меня важно. Зачем бы я еще сюда приплывал? Благодарю Господа за то, что Он снова позволил мне здесь очутиться! – говорит Франклин. – Я их прямо чую! – кричит сверху Джим. Франклин согласен: условия «лучше некуда». – Важно верить, что поймаешь ее, – говорит Франклин тоном умудренного старца. – Я знаю, что она покажется, это может произойти в любой момент. Те, кто рыбачил с Франклином десятки лет назад, до сих пор рассказывают легенды о том, как он часами кружится на небольшом клочке океана, пока там не начинают появляться мечрыбы. В итоге Франклин всегда получает больше, чем тот, кто решил уплыть куда-нибудь, где вода мокрее. Вдруг Артур замедляет ход корабля. Франклин забирается на подиум, но ничего не замечает. Он смотрит на меня, но я пожимаю плечами: никто из нас не видит, из-за чего мы притормозили. Мы смотрим наверх. Джим в «вороньем гнезде» тоже недоумевает. – Артур, что там? – спрашивает Франклин. Но Артур не уверен, что именно он увидел. Джастин считает, что была меч-рыба. Море вокруг нас, кажется, усеяно дельфинами. Франклин вопросительно смотрит наверх. Так проходит несколько минут. – Опытный охотник на меч-рыбу не притормаживает, когда в воде плеснул хвостом бурый дельфин, – ворчит Франклин себе под нос и идет в капитанскую рубку. И вдруг Джим кричит: – На восемь часов! Вижу рыбу под водой! Скорее, скорее! Франклин спешит обратно на подиум и замирает с гарпуном в руках. –  На  два корпуса впереди. Под  поверхностью. Сильнее на  бакборт, десять градусов на  бакборт,  – напряженно говорит Джим. Артур медлит, и  тогда Джим кричит:  – Бакборт, Артур! Артур выворачивает штурвал влево. – Ладно, отлично! Теперь смотри сюда, смотри сюда. Видишь ее? Артур отвечает «нет», он не видит. И никто из нас не видит. Эту рыбу видит только Джим. – Ладно, чуть-чуть на штирборт. Она недалеко – на два корпуса. Рыбу по-прежнему никто не видит. – На один корпус. Прямо. Немного на бакборт. Артур, видишь? 114

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Артур ничего не видит, он просто крутит штурвал, как ему командуют. – Полкорпуса! Как  такое может быть? До  меч-рыбы остается полкорпуса, и, кроме Джима, никто  – ни Артур, ни Джастин на мостике, ни я на крыше рубки, ни Франклин на подиуме – ее не видит. – Смотрите, близко, близко! На глубине два метра, – кричит Джим. И тогда Артур вдруг говорит: – Ага, я вижу! Крупная меч-рыба небесно-голубого цвета внезапно появляется из ниоткуда у самых ног Франклина. Она большая. – Хорошая рыбина! – кричит Джим. Животное поднимается все выше, пока плавник едва не задевает прозрачную гладь. Артур направляет нос корабля так, что он нависает прямо над  широкой спиной мечрыбы. Она слегка набирает скорость и начинает уходить вниз. Франклин бросает гарпун. Сраженная тяжелым ударом, рыба кренится набок, ее чешуя блестит серебром, будто подает внезапный сигнал тревоги. Артур резко включает задний ход. –  Ну и  крутой  же Джим, да?  – говорит ошеломленный Джастин.  – Увидеть рыбу под водой, ничего себе! И Франклин с улыбкой до ушей одобрительно кивает: – Джим – подводный человек. Затем он поздравляет Джастина, ведь именно он, в конце концов, первым заметил рыбу. Меч-рыба проводит свою жизнь под водой, иногда довольно глубоко. Но все эти рыбы, решив погреться на солнце, совершают одну и ту же ошибку, которая обычно стоит им жизни: они поднимаются слишком близко к поверхности. И теперь, когда уже слишком поздно, пойманная нами рыба опускается на глубину. Она уходит вниз на добрую сотню саженей, опустошая корзину с леской. На своем веку я убил немало рыбы, и теперь мой внутренний охотник тоже приходит в возбуждение и чувствует прилив адреналина. И хотя любителю природы остается в этом действе лишь роль наблюдателя, есть еще кое-что, что мне нравится в происходящем. Необычайное зрелище, которое устраивают эти неолитические охотники, окутано тайной величия самой природы и продолжает многовековые традиции; оно пропитано подлинной духовностью, которую пробуждают к жизни Франклин и Джим. Но больше всего меня восхищает их неподдельное мастерство. Эти парни сами творят свою удачу. В тот момент, когда напряжение доходит до высшей точки, они сохраняют спокойствие, и течение времени будто бы замедляется. В их действиях нет ни позы, ни притворства. Все предельно честно. Вы ищете рыбу. Если вы видите рыбу, вы приближаетесь к ней и пытаетесь ее заколоть. Если вы промахнулись, рыба уплывет. Никто не пытается красоваться, да это и невозможно. Здесь нет места для самообмана. Все просто и открыто. Блеф, манипуляции и завышенные притязания – всем этим заражена земля, но здесь все настолько аутентично, что любые уловки тут же выходят на чистую воду. День оказался удачным: то тут, то там моряки ловят свою добычу. В двухстах метрах от нас меч-рыбу пронзает Альвах, брат Франклина, и тут же становится в позу победителя, подняв гарпун двумя руками над головой (должно быть, во времена охоты на мамонтов делали так же. В носовой части корабля в кресле-качалке сидит Франклин, и ему не терпится снова начать охоту. Ему скоро шестьдесят лет, но  он по-прежнему молод: глаза горят озорством, а в уголках губ затаилась уверенность в победе. Кажется, что его изнутри освещает радость дней, украденных у самой смерти. Он зарабатывал себе на жизнь, убивая животных. Затем начал с чистого листа, победил рак и пагубные привычки, осознал принцип: «Что нас не топит, помогает держаться на плаву». И теперь его не берет уныние. На его улице всегда праздник. 115

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Ни до ни после я не встречал человека, который бы ценил каждый прожитый день так, словно он дарован ему чудом. Почему большинство из нас предпочитает блуждать в тумане, когда солнце светит прямо над головой? Мы пересекаем поток водорослей, среди которых то тут, то там медленно плывут ушастые аурелии. Должно быть, где-то здесь скрывается и кожистая черепаха. Однако вместо черепах в  потоке плещется пара пластиковых стаканчиков и  несколько пустых контейнеров изпод моторного масла. Здешние моряки даже не  думают о  том, чтобы взять с  собой мешки для мусора, ведь самая большая помойка мира находится у них буквально за окном капитанской рубки. Вчера Артур выбросил за борт целлофановый пакет из-под хлеба. Когда Франклин сказал, что черепахи часто принимают пластик за медуз, Артур удивился. Кроме того, с какого-то далекого праздника в мусорный поток занесло несколько полуспущенных воздушных шаров: они тоже похожи на медуз и вполне могут привлечь черепах. К нам подплывает «Рвущийся в бой»; однорукий капитан этого корабля и Альвах, брат Франклина, хотят переброситься с нами парой слов. Оказывается, они только что видели кожистую черепаху менее чем в двух километрах отсюда. – Я такой крупной черепахи никогда не видел, – говорит Альвах, – сначала я подумал, что это спасательный плот. Весит, наверное, около 700 килограммов. Два с половиной метра в длину. Мы обошли ее кругом, но потом она нырнула. Так что ищите. Вон там! Через два часа терпение на корабле заканчивается у всех, кроме Джима. Наконец Джим издает победный крик: в  четырехстах метрах от  нас водную гладь рассекают два плавника, которые явно принадлежат не акуле. Когда мы приближаемся к рыбе, она принимает неверное решение – поворачивает в нашу сторону. И вот, когда нос корабля уже нависает над ней, рыба снова делает неверный ход: изгибает свое тело, чтобы выписать пируэт и уйти в сторону. Так она оказывается прямо под Франклином, и ему удается вогнать лезвие до упора. Гарпун так глубоко входит в ее тело, что она тут же теряет равновесие и валится набок. Артур дает задний ход. Джастин, как обычно, травит снасть, но рыба не двигается. Ее тело без сознания повисло на цепи, она качается в прибое, то и дело выставляя на поверхность острый нос, словно слишком поздно выброшенное знамя капитуляции. – Я слышал хруст, будто сломал ей кости, – оборачивается к нам Франклин. – Джастин, осторожно! – предупреждает Джим. – Держись подальше от этих веревок, она, может, еще проснется. Но рыба не просыпается. – Теперь вы видели все, Карл, – говорит мне Франклин. – Вот эта последняя – специально для вашей книжки. Так заканчивается полная опасностей жизнь одного из самых жестоких обитателей океана. Карьера этой хищной рыбы-копьеносца окончилась всего пару минут назад – и вот она уже бесчувственно падает на палубу. Ее тело изгибается, жизнь все еще течет по его жилам. Оно меняет цвет: из темно-синей, цвета ночного неба, с серебристыми бликами на боках, рыба становится бронзовой. Надвигающаяся смерть окрашивает ее в серый оттенок. Артур командует Джастину перерезать рыбе горло. Пока этого не сделано, обоюдоострый меч еще может кого-то ранить. Но Джастин колеблется. Сначала он подходит к ней с ножом, потом решает, что нужно взять другой. Подходит с другим – и снова отступает, потому что рыба дергается и ее начинает бить дрожь. Наконец моряк наносит ей смертельный удар; ее огромный нос ударяется о доски, и она умирает в расплывающейся луже собственной крови, извиваясь всем своим огромным телом, с грохотом обрушивая на палубу то нос, то хвост, а ее гигантские глазища едва не выскакивают из орбит. Из ее глотки извергаются рыба и криль. Но к тому времени, как кровь на палубе сворачивается и превращается в густую красную краску, рыба замирает. Теперь ее хамелеоновая свето116

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

чувствительная кожа исписана странными рисунками, как будто на рыбе отпечаталось все, что недавно к ней прикасалось, даже веревка от гарпуна, след от которой тянется через морду. Рыба выглядит мертвой. Из нее вытекло столько крови, что можно констатировать смерть мозга. И все же, когда я дотрагиваюсь до одного из ее боков, тонкая чувствительная чешуя колеблется под моими пальцами. На человеческом теле нет столь трепетного, податливого участка кожи. Это жутковато. Животное бьет предсмертная дрожь, большой набухший глаз дергается. Кожа снова наполняется живительным цветом индиго, снова серебрятся бока и брюхо. Может показаться, что в этот момент перед глазами у нее пролетает вся ее жизнь и она уплывает куда-то вдаль, за горизонт огромного, теплого, залитого солнцем океана. Огромные глаза меч-рыбы – свидетельство того, что она относится к визуальным хищникам. У этой рыбы отличное зрение и быстрая реакция. Однако иногда меч-рыба охотится ночью или на глубине, где даже днем света не больше, чем звездной ночью. (В 1967 году мечрыба протаранила исследовательскую подводную лодку «Элвин» на глубине 600 метров. Ее меч застрял в корпусе лодки, так что рыбу пришлось транспортировать на берег, где исследовательская команда ее и съела.) Более того, на глубине холодно, что также замедляет реакцию и снижает видимость. Но у меч-рыбы имеется не одно лишь смертоносное оружие на носу: другое спрятано внутри ее черепа. Это уникальная мышца, которая сжигает энергию, но производит не движение, а тепло для обогрева мозга и глаз, необходимое в тех ситуациях, когда рыба охотится на ледяной глубине. Благодаря этой системе обогрева рыба лучше видит, это дает ей преимущество перед жертвой, мозг которой тоже замерзает. В клетках этой необычной мышцы нет белков, которые сокращались бы, приводя ее в движение. Поэтому вся энергия, как в электрическом утюге, превращается в тепло. Разница между обычными мышцами и этим нагревателем в голове меч-рыбы чем-то напоминает разницу между топкой паровоза и обычной печью. Это неподвижное скопление мышц окружает жировая прослойка, которая одновременно теплоизолирует его и снабжает энергией. Подогретая кровь попадает в мозг и глазные сосуды меч-рыбы и поддерживает в них температуру до 15 ℃ выше температуры окружающей ее воды[73]. Клетки сетчатки глаза рыбы собирают свет, затем нервы посылают сигналы в мозг с  регулярными интервалами, словно через затвор кинокамеры. Низкие температуры замедляют «скорость затвора» сетчатки, и мозгу приходится долго дожидаться следующего оптического сигнала. При температуре 22 ℃ глаза меч-рыбы различают сорок световых импульсов в секунду. Но если они охладятся до 10 ℃, рыба будет различать не больше пяти вспышек в  секунду  – как  если  бы вам показывали фильм, в  котором убрали семь кадров из  восьми. Но благодаря встроенному обогревателю рыба даже на глубине в сотни метров видит в десять раз лучше, чем без него. Темнота тоже уменьшает «скорость затвора». На глубине 500 метров так темно, что система обогрева уже не дает никаких преимуществ. Так что меч-рыба предпочитает не опускаться на такую глубину. Похожие мышцы есть и у других марлиновых рыб, но у меч-рыбы они развиты лучше всего34. Это позволяет ей подстерегать своих жертв там, где нет других охотников. В океане побеждает тот, кто держит голову в тепле. Когда же рыбе нужно согреть все свое тело и переварить пищу, она поднимается наверх, ближе к поверхности. В этот момент ее может настичь гарпун. В двухстах километрах от суши на палубе нашего корабля порхает бабочка. День клонится к вечеру. Мы снова начинаем поиски. Я ищу кожистую черепаху, они – меч-рыбу. Джастин видит всплеск, но Франклин говорит, что это бурый дельфин. Через некоторое время Джастин снова кричит: – Вот только что был всплеск, и это никакой не чертов дельфин! 34

 Марлины относятся к отряду марлинообразных (Istiophoriformes), тогда как меч-рыба – к отряду скумбриеобразных (Scombriformes). – Прим. науч. ред.

117

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

И хотя никто пока не знает, что видел Джастин, Франклин тут же направляется на подиум в носовую часть корабля. В четырехстах метрах от нас ныряет кит. Франклин просит Артура сделать круг и  проплыть по  бурлящему следу кита. Каждый снова задумывается о  своем. И вдруг волшебные глаза Джима снова вступают в игру: – Меч-рыба! Прямо тут, под водой. Артур, не двигайся с места! Я заглядываю за борт и прямо перед собой вижу огромную меч-рыбу цвета молочного шоколада. Она беззаботно виляет хвостом на двухметровой глубине. Окрас у нее все еще глубоководный: должно быть, она только что поднялась из недр океана. Рыба устремляется вперед, и Джим командует: – Ладно, Артур, давай теперь за ней! Артур дает газу, через выхлопную трубу на  крыше рубки вырывается черное облачко переработанного дизеля. Мы плывем вслед за рыбой в сторону большого ковра плавучих водорослей. Рыба ныряет, и даже Джим с его глазами не может проследить за ее движением под водой. Корабль останавливается. Джим крутит головой то вправо, то влево, как сокол на шесте. – Иди сюда, иди, – шепчет он. Проходит минута. Две. Корабль качается. Три. Волны бьют о борт. Четыре. Море мерцает. Пять. К нам подплывает другой корабль в надежде перехватить рыбу, которую мы подстерегаем. Джим и Франклин, которые прекрасно знают новоявленных соперников, в ответ могут только выругаться. – Ладно, давай немного отплывем, может, она появится, – говорит Джим. И только мы начинаем маневр, как Джим снова вопит: – Вот она! Вот она! Двести метров на два часа. Франклин бежит на свое место, но Джим берет свои слова обратно: – Нет, не она. Это акула. Синяя акула. Извини. Внезапно на поверхность выныривает настоящая меч-рыба и медленно по дуге уходит вправо. Артур слегка подправляет курс, и Франклин оказывается как раз позади рыбы; ее это пугает. Когда подиум нависает прямо над ней, ее плавники слегка уходят под воду, и рыба резко рвется вперед. Когда Франклин опять нависает над ней, она уже на глубине три метра и вот-вот уйдет в сторону. И в тот момент, когда Джим кричит: «Погоди!», Франклин бросает гарпун. Обычно охотники на меч-рыбу стараются не делать этого до самого последнего момента. Это был отчаянный бросок, ведь Франклину нужно было учесть искривление света под водой. Животное никак не обнаруживает себя; ничто не указывает на попадание, и, когда круги от гарпуна на воде разглаживаются, рыбы уже не видно. – Ты попал? – спрашивает Джим. Франклин уверенно кивает. Несколько секунд Джастин держит ослабленную веревку, но внезапно она натягивается, что может означать только то, что рыба со всей силы тянет ее вниз. – Черт, у него получилось! – вырывается у Джима. Но Франклин раздосадован: – Надо было подождать буквально секунду. Так она может сорваться. Сам не понимаю, как я, черт возьми, попал. Прямо в брюхо. Если она сорвется, то умрет. Джастин заканчивает вытравливать веревку, бросает в воду буйки и шест с флажком. 118

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Становится прохладнее, и меняется освещенность. Чем ближе к горизонту солнце, тем лучше видно китов. Каждый раз, когда я обвожу взглядом большую круглую сцену, в которую превратился теперь весь мир, я вижу фонтан, изгиб черной спины, задранный вверх хвостовой плавник, а иногда сразу два или три. Франклин украдкой наблюдает за мной из-за рубки и одобрительно кивает. Раньше люди здесь убивали китов гарпунами, а теперь просто любуются на них. Времена меняются. – Спасибо, что заглянул к нам, – говорит Франклин. – Господи, я правда этому рад. Мы в правильном месте, и сегодня выдалась хорошая прогулка. Одна из лучших. Рад, что мы здесь остались. Затем он хлопает меня по плечу, и я неожиданно чувствую себя частью команды. Мы находим первый флажок и начинаем травить леску. Это рыба, которую сначала заметил Джастин, Франклин ему не поверил, а Джим затем увидел ее под водой. Джим спускается с «вороньего гнезда» первый раз за двенадцать часов. За весь день он только раз дал глазам отдохнуть – в тот короткий миг, когда Артур вел корабль прямо на рыбу, а Франклин собирался нанести удар. В этот момент Джим просто наблюдал. Забравшись рано утром к себе в «воронье гнездо», он только и делал, что высматривал меч-рыбу либо следил за ней. – Неплохой денек, да? Хорошо все-таки быть живым, – говорит он мне, едва его ботинки касаются палубы. Именно об этом я думаю, когда из воды появляется мертвая меч-рыба. Это самая большая из пойманных нами особей, и у всех она вызывает восторг. Артур втыкает в нее крюк с бороздкой, Джастин обхватывает веревкой основание раздвоенного хвоста и поднимает ее лебедкой на палубу, распоров об борт одну жаберную крышку. Он вонзает в нее нож и спускает кровь. Когда животное кажется уже мертвым, Джастин трогает ее носком ботинка. Рыба поднимает хвост и шлепает им о палубу. Она выглядит такой же большой, какой и казалась, когда была в воде. – Надо же, какое Божье создание! – восклицает Джим. В длину она более трех метров. От вилки хвоста до крайней точки нижней челюсти – 230 сантиметров. Меч, основание которого не меньше 12 сантиметров в ширину, в длину тянет еще на 90 сантиметров. Расстояние между кончиками полумесяца ее хвоста – 96 сантиметров. Спинной плавник возвышается на 47 сантиметров. Каждый из глаз по 9 сантиметров в диаметре: едва ли от такого глаза можно укрыться. Вес? – Примерно 150 килограммов, – прикидывает Джим, склонив голову набок. Джастин замечает, что за эту рыбу можно выручить неплохие деньги. – Да, – задумчиво кивает Джим, ковыряясь в зубах зубочисткой, – пожалуй, пару тысяч. Одна меч-рыба порой окупает целый день охоты. Немногие рыбаки могут этим похвастаться. Из прошлой поездки мои товарищи привезли девять рыбин чистой массой 802 килограмма (без  голов и  внутренностей). И  цена была неплохой  – $14,8 за  килограмм. Сначала оплачиваются налоги. Из того, что осталось, каждый член команды получает по 20 %. На  корабль тоже уходит 20  % (иными словами, хозяину корабля достается 40  % выручки). Франклин говорит, что пара рыбин окупает топливо и харчи. Еда для одной поездки стоит $450. В последнем путешествии они израсходовали 710 галлонов топлива на $1,100. Так что, пожалуй, одна эта рыба покроет все издержки. Джастин надевает ботинки и комбинезон. Отрезает грудные плавники и, как лесоруб, обрезающий сучья, отделяет от туши хвост и спинной плавник. Затем делает надрез в основании черепа, хватает рыбу за нос и тянет вверх, так что внушительная голова отрывается от тела. После этого Джастин подпирает рыбу так, чтобы она лежала брюхом вверх. Вспарывает его и вынимает внутренности. – Многие берут с собой пилы и топоры, – говорит Франклин, восхищенно глядя на Джастина. – А посмотрите, как он мастерски орудует одним ножом! 119

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

В животе у рыбы обнаруживается сорок два короткоперых кальмара, еще с полдюжины мерлуз, а также скумбрия и несколько селедок. Кальмары целые, рыбы разорваны пополам. Кроме того, в брюхе у нее довольно много червей-паразитов. Из заполненной кровью впадины в теле рыбы Джастин достает острие гарпуна. Когда он вываливает внутренности наружу, все системы органов, управлявшие когда-то ее телом, оказываются в море, а буревестники и глупыши устраивают дикое пиршество. Тем временем мы подплываем ко второй снасти, леска которой натянута под весом рыбы молочно-шоколадного цвета  – жертвы отчаянного удара Франклина. Он говорит, что рыба была ранена не смертельно, поэтому ее нужно вытягивать не лебедкой, а вручную. Из кровавого облака, оставшегося после первой рыбы, появляется вторая. Она едва жива: бессильно хватает ртом воздух и дергает крепкими плавниками. Действительно, пробив кожу, острие гарпуна вошло в мышцу совсем неглубоко. Длина рыбы вместе с мечом составляет 271 сантиметр. На спине у нее есть и какой-то старый шрам, похожий на отметину от гарпуна. Джим тут же принимается разделывать вторую рыбу. Он весь сияет и счастлив, как свинья в грязи. А вокруг с криками, похожими на звуки детских пищалок, бранятся буревестники. Они летят вслед за кораблем и, когда что-нибудь особенно сочное падает в море, собираются в большие шумные стайки, рвут на части внутренности и поглощают кальмаров. За ужином только и разговоров что о прошедшем дне: как Джим увидел рыбу на глубине, как Франклин тут же убил ее, как мы остановились из-за кита и вдруг обнаружили рыбу с шоколадным окрасом, как Франклину следовало бы повременить и не бросать гарпун и как рыба все-таки удержалась на леске. Моряки вспоминают прошлое – времена, когда меч-рыбы было настолько много, что разделка, чистка и заморозка продолжались всю ночь. Джим говорит, что нет ничего хуже, чем работать ночью после тяжелого дня. Согласен, нет ничего хуже. Они говорят о рыбалке и кораблях; о рыбе, которую они поймали и которую упустили; о качке и о волнах. О судах, затонувших из-за того, что были перегружены добычей, в те далекие времена, когда такое количество рыбы еще можно было поймать. Вспоминают тех, чей пепел развеян по банке Джорджес. Вспоминают забавные случаи, когда на берегу нервные девушки заявляли о «пропавших без вести» кораблях, а парни просто задерживались в море, потому что не хотели упустить хорошую погоду. Вспоминают тоску по суше, когда в конце путешествия земля уже видна на горизонте и начинаешь вести обратный отсчет в минутах. «Такое нетерпение идет не из головы». Я с увлечением слушаю. Все это поможет мне связать повествование и запечатлеть эти образы в памяти. На юго-востоке появился атмосферный фронт с плотными тучами. Это значит, что послезавтра или даже завтра край банки Джорджес на несколько дней превратится для меч-рыбы в заповедник. Сюда приплывет много рыбы, здесь будет много еды и почти никакой конкуренции. Затем подует сильный южный ветер, погонит по банке теплую воду, и все, что здесь собралось, расплывется по  океану щедрыми плодами середины июля. А  сезон охоты уйдет в прошлое. Зная о  таком прогнозе, половина кораблей разворачивается к  северу и  отправляется в  десятичасовое путешествие к  дому. Но  другая половина остается. Дует неподходящий для рыбалки ветер, и нас накрывает шквалом дождя. Объявляют: «местами проливные дожди и грозы». – Ладно, – говорит Франклин, – мы поступим, как делают «Анонимные алкоголики», – примем групповое решение. Как по мне, здесь нечего обдумывать. Все мы помешаны на океане. Поэтому мы принимаем единогласное решение остаться и посмотреть, чем нас встретит утро. Пока что я не видел в океане ни одной кожистой черепахи. И если завтра на рассвете море будет спокойным, то последние охотники на мамонтов двадцать первого века снова станут у бортов. Снова лучшие глаза будут высматривать сверху добычу. Но не будем загадывать наперед. 120

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Животный магнетизм  

Жизнь морской черепахи – вечное перемещение от гнездовий к далеким местам кормежки и  обратно. Один такой цикл зачастую занимает несколько лет. В  отличие от  птиц, которые мигрируют с севера на юг по известным и четким траекториям, морские черепахи, родившиеся на одном и том же берегу, могут отправиться в совершенно разные стороны и оказаться на расстоянии тысяч километров друг от друга, а затем снова вернуться на тот же берег. Во время всех этих многомесячных или даже многолетних блужданий черепахам просто необходима способность ориентироваться в океане, который нам кажется настолько однообразным, что парализует человеческое мышление. Данные со спутниковых передатчиков показывают, что черепахи неделями плывут в одну сторону практически по прямым траекториям. Сомнений не остается: черепахи знают, куда направляются. Они обладают теми же пятью органами чувств, что и мы, а плюс к тому у них есть и несколько своих. На воздухе их зрение затуманено – примерно как у нас в воде. При этом у черепах очень острый нюх: это помогает им находить не только пищу, но и подходящее место для гнезда на берегу. Но самое главное для перемещений на далекие расстояния: черепахи чувствуют магнитное поле Земли[74]. Есть у них своего рода «картографическое чувство», благодаря которому они определяют свое текущее местоположение по отношению к другим объектам. (Однако, если черепаху поймать и переместить, она может сбиться с пути. Возможно, чувство местоположения отчасти связано с непрерывным запоминанием всего маршрута путешествия: так человек, чтобы не заблудиться в незнакомом городе, предпочитает возвращаться в отель знакомой дорогой [75].) Но есть еще кое-что необычное: на самой узкой части темного матового черепа кожистой черепахи расположен уникальный орган – почти прозрачное розовое пятно35. Это в буквальном смысле окошко в мозг, возможно, помогает черепашьему эпифизу обрабатывать информацию о количестве света и длине светового дня. Настроив таким образом биологические часы, животное может лучше определить свое географическое положение в пространстве. Многие животные обладают способностями, которые нам кажутся почти экстрасенсорными. Они могут сориентироваться в пространстве, построить маршрут и добраться к цели, которая находится на расстоянии тысяч километров. Птицы для этого используют несколько сигналов, включая положение звезд и, возможно, поляризацию света. Многие животные ориентируются на запах, особенно это касается коротких расстояний. Так, приближаясь к местам нереста и  гнездования, лососи и  морские черепахи начинают их чуять [76]. Но  кроме того, некоторые млекопитающие, многие птицы, рептилии, лягушки, саламандры, рыбы, насекомые и  даже некоторые бактерии чувствуют магнитное поле Земли. Все эти существа чутко реагируют на мельчайшие изменения магнитного поля. Как они это делают, мы пока не можем понять до конца. Многие десятилетия ученые бились над этой загадкой и только сейчас приходят к примерному пониманию [77]. Магнитное поле возникает из-за циркуляции расплавленного железа в  жидком ядре Земли. Механическая энергия превращается в  электрическую; так  же работает, к  примеру, автомобильный генератор. Некоторые свойства магнитного поля варьируются в разных точках земной поверхности. «Наклонение» магнитного поля меняется в зависимости от широты, т. е. силовые линии пересекают поверхность Земли на разных широтах под четко определенными углами: от нуля градусов на экваторе (тут магнитное поле параллельно поверхности) до девя35  Это розовое пятно называется теменной глаз – непарный светочувствительный орган некоторых бесчелюстных, рыб, земноводных и рептилий. Воспринимает интенсивность света (но не может давать изображение) и работает как эндокринная железа, участвуя в регуляции многих суточных и сезонных ритмов, а также, возможно, в терморегуляции. – Прим. науч. ред.

121

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

носта градусов на магнитных полюсах. Кроме того, магнитное поле обладает напряженностью, которая тоже строго определенным образом зависит от географического положения. Собственно, эти не меняющиеся на протяжении долгого времени значения наклонения и  напряженности магнитного поля и  служат подсказками для  животных. (Раз в  несколько миллионов лет магнитные полюса меняются местами, но это уже другая история.) Подсказки эти имеют мало общего с компасом, которым пользуются люди. Стрелка компаса просто всегда указывает на Северный полюс, а линии равного наклонения и напряженности магнитного поля образуют что-то вроде сплошной координатной сетки. И хотя эти линии не такие ровные и четкие, как меридианы и параллели на наших картах, они образуют уникальную комбинацию в каждой точке земной поверхности. (Уместно сравнить эти линии с сигналами, которые используются в радионавигационных системах: они расходятся от базовых передатчиков, но, пересекаясь, образуют в каждой точке свою уникальную комбинацию, так что человек с приемником всегда может точно определить свое местоположение.) Иными словами, вся информация – на поверхности. Черепахи просто умеют ею пользоваться. Исследователи черепах из  Флориды Кен и Кэтрин Ломанн проводили эксперименты с детенышами логгерхедов в закрытом бассейне. С помощью специального оборудования они генерировали искусственные магнитные волны разного наклонения и напряженности, имитируя магнитное поле Земли в разных частях Северной Атлантики. В  природе детеныши логгерхедов, появившись на  свет на  берегу океана, сразу же отправляются к огромному, растянувшемуся через бóльшую часть Северной Атлантики водовороту Саргассова моря и остаются там примерно на десять лет. Когда в  рамках эксперимента ученые создавали магнитное поле с  таким  же наклонением, как у северной границы Североатлантического круговорота, детеныши черепах начинали плыть на юго-юго-запад. В природе это помогло бы им вернуться ближе к центру кругового течения. Если ученые индуцировали поле с таким же наклонением, как на южной границе течения, детеныши начинали грести на северо-восток. Если напряжение магнитного поля было таким, как у берегов Северной и Южной Каролины, черепахи плыли строго на восток. Когда напряжение равнялось показателям у берегов Западной Африки, они плыли на запад. То есть каждый раз они стремились оказаться ближе к  центру Североатлантического круговорота. А вот если ученые включали поле, похожее на то, что существует внутри самого течения, детеныши переставали плыть в какую-то конкретную сторону. Мне кажется, это совершенно потрясающий факт. Маленький детеныш, только что вылупившийся из яйца, обладает прекрасно работающей системой навигации с многоступенчатым механизмом корректировки, которая работает с самых первых минут, с самых первых шагов по песку, – и все для того, чтобы в ближайшие несколько лет он не сбился с пути. Когда детеныши покидают берег и, как нам кажется, отправляются в неизвестность, им даже не нужно думать о том, что делать дальше. Внутри каждого из них включается автопилот. В конце концов, миновав сотни и тысячи километров, они вернутся на это побережье, чтобы оставить потомство. Если это самка, она наверняка снова поднимется на тот же берег, где появилась на свет, и замкнет собой цепочку жизни[78]. Многие места гнездования черепах – крохотные изолированные уголки Земли. Навыки ориентации позволяют некоторым животным не только находить регионы размножения, но и возвращаться к  привычным местам кормежки  – рифам или  плавучим полям водорослей. Но чтобы точно попадать в нужное место, черепаха должна четко понимать, где именно она находится в данный момент [79]. Чтобы добраться до нужного места, черепахе необходима внутренняя карта, какое-то понимание направлений. Способность животных чувствовать и распознавать направления можно назвать одной из «самых таинственных загадок» в их поведении [80]. Ученые предложили две гипотезы, чтобы объяснить, как животные могут чувствовать магнитное поле Земли. Согласно первой, кристаллы магнетита взаимодействуют с  нервной 122

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

системой, так что у животного появляется нечто вроде внутреннего компаса. По второй версии, некоторые виды животных могут видеть магнитные поля. У кого-то может быть и то и другое. Чтобы увидеть магнитное поле, нужен свет, пусть даже очень слабый. Однако в условиях лаборатории детеныши черепахи даже в полной темноте ориентируются по магнитному полю и меняют направление движения при изменении его характеристик. Это означает, что черепахи так или иначе чувствуют магнитное поле и ориентируются по нему даже без визуальных подсказок. У морских черепах, а также у птиц, пчел, лосося и некоторых других видов в теле есть крошечные кристаллы магнетита в  виде миниатюрного магнита с  двумя полюсами. Ученые так до конца и не выяснили, как они работают. К примеру, у форели клетки, содержащие магнетиты, расположены на морде и соединены с ответвлением третичного нерва. То же самое можно наблюдать и у птицы под названием рисовый трупиал: к клюву с магниточувствительными клетками подходит ответвление третичного нерва, который реагирует на  изменения напряженности магнитного поля. Таково примерное строение животного компаса. Возможно, однажды мы поймем, как именно работает этот тончайший внутренний механизм, благодаря которому морские черепахи и другие животные ориентируются в пространстве, но у нас самих он напрочь отсутствует[81]. А пока нам остается следовать по миграционным маршрутам кожистых черепах, которые уже отправились дальше на север, и надеяться, что мы сможем их догнать.

123

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

К северо-востоку от лета  

Остров Кейп-Бретон Мы редко слышим слово «мороз» в одном предложении со словами «морские черепахи». Однако вот же: вчерашний прогноз погоды обещает мороз. Когда я вступаю в это звенящее хрустальной чистотой утро, в небе поет голубая сойка. Нейлс-Харбор, деревушка с аккуратными цветными домиками, за которыми сразу начинается дремучий лес, стоит на 47-м градусе северной широты, возле северо-восточной оконечности острова Кейп-Бретон, который, в свою очередь, находится на северо-востоке канадской провинции Новая Шотландия. Август закончился всего три дня назад, но  солнце, кажется, преждевременно склонилось в сторону зимы и светит так тускло, будто само это место лежит к северо-востоку от лета. До побережья Канады практически не добирается жара и духота, да и о тепле тут слышат очень редко. Ничто здесь не напоминает знойную истому тропических островов. Едва ли такое место ассоциируется с черепахами. И действительно: твердопанцирные зеленые черепахи, логгерхеды, биссы и ридлеи – все они остались далеко позади, на юге или в открытом океане. И только кожистая черепаха, единственная в своем роде, проникает так далеко на север и в то же время так близко к континенту. Несмотря на свой мягкий панцирь, она оказывается самой стойкой. Животные мигрируют лишь по одной причине: чтобы найти что-то, что находится в другом месте. Этим «чем-то» может быть либо корм, либо размножение. Здесь они ищут еду. Кожистые черепахи не боятся канадских холодов потому, что этот «холодильник» размером в пять тысяч километров напичкан медузами: волосистыми цианеями («львиными гривами») и ушастыми аурелиями. В некоторых участках северного ареала кормления кожистых черепах еды на континентальном шельфе так много, что на каждый квадратный метр приходится по одному блюду, которым можно закусить, – самый настоящий банкет из медуз [82]. Мы на берегу, пока еще нет и семи утра: золотое солнце стоит низко, в океане штиль. По сентябрьскому светло-голубому небу плывут легкие облачка. И хотя согласно календарю летняя погода должна держаться в этих краях еще три недели, тяжелое осеннее небо предрекает неизбежные перемены. Вокруг небольшой бухты расставлены ловушки для крабов; тут же висит знак кооперации рыболовств Виктории с изображением американского омара, краба-стригуна и меч-рыбы. Капитан Блэр Фрикер, как и все, кто плавает в этих водах, много лет не видел меч-рыбы. Если охотники с банки Джорджес говорили о снижении ее численности, то здесь, возле берега, речь уже идет о  полном ее исчезновении. И  все-таки научный руководитель нашей группы Майк Джеймс кивает в сторону капитана: – Если хочешь найти кожистых черепах, отправляйся в путь с охотником на меч-рыб. Они все видят! Майк, компанейский высокий голубоглазый блондин, пишет кандидатскую диссертацию в Университете Далхаузи в Новой Шотландии. Блэр включает зажигание «Морской ласточки III», и  ее громкий дребезжащий мотор прогревается, пока мы готовимся к отплытию. Блэру за тридцать, на нем зеленая кепка, зеленый непромокаемый плащ и зеленые резиновые сапоги. Проводить нас приходит другой видавший виды моряк; он старше и  помогает Блэру составить прогноз погоды. Это веселый говорливый дядечка, который лишь отчасти находится здесь и сейчас этим морозным утром – в основном его голова занята образами прошлого. Отвязывая канаты нашего корабля, он говорит: 124

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Когда мы с отцом охотились на меч-рыбу – году, скажем, в 1950-м, – мы редко видели морских черепах. Может, одну в год. Но как перестали охотиться, то стали замечать по пятьшесть черепах в день. И вот что я скажу: черепах стало намного больше, чем было раньше. Меч-рыба, она-то конечно… Но черепах тут сколько угодно, будьте уверены! Звучит неплохо. Мы отчаливаем, и  «Морская ласточка III» выходит из  бухты. Наша немного обшарпанная простенькая девятиметровая шхуна совершенно лишена изысков. Все в ней кажется уменьшенным, все сделано из самых тонких и легких материалов: маленький деревянный подиум в носовой части, который выступает вперед только на три метра (изначально тут стоял охотник на меч-рыб, но теперь площадка предназначена для ловли черепах), палуба и  рубка из  фанеры. И  даже бортики капитанского мостика выглядят так, будто они не выдержат веса взрослого мужчины, алюминиевая рама мостика только на три метра возвышается над водой, а ее швы чуть ли не кричат о том, что их нужно укрепить и поставить трубы потолще. Я с радостью отмечаю про себя наличие спасательного плота: хоть судно и кажется вполне пригодным для однодневного путешествия в хорошую погоду, сама мысль о жутких штормах возле острова Кейп-Бретон заставляет содрогнуться. – Наплыв черепах и правда можно почувствовать, – говорит Майк, бодро обсуждая планы на сегодня. – Иногда они являются среди ночи. Но надолго не задерживаются. Через неделю их уже не будет. Майк считает, что перемещения кожистых черепах связаны с  перемещениями медуз. Но здесь, в отличие от других мест, медуз на поверхности воды не видно. Если вам и удастся заметить медузу, то только в челюстях черепахи, которая вынырнула с ней из глубин. Вода сейчас прогрелась до максимума, и медузы крупнее, чем когда-либо. (Они живут не больше года: зимние холода их убивают[83].) – Я имею в виду исполинских медуз, – говорит Майк, – у «львиной гривы» зонтик размером с крышку от мусорного бака, а отростки длиной с черепаху. Волосистые цианеи и правда бывают удивительно крупными. Их зонтики иногда достигают двух метров в диаметре, а отростки, по некоторым данным, – семидесяти пяти метров в длину. Это самые большие «настоящие» медузы в мире (т. е. относящиеся к типу стрекающих – Cnidaria, к которому также принадлежат кораллы и актинии; у всех у них в щупальцах есть маленькие клетки с ядом, которым они поражают своих жертв и обжигают невезучих пловцов). «Львиные гривы», ушастые аурелии и прочая крупная жгучая пища кожистых черепах относятся к классу сцифоидных (Scyphozoa). Обычно они расцветают (вырастают из своей первой, придонной, фазы жизни) к поздней зиме. Жизненный цикл медуз может показаться очень необычным. Росток превращается в свободно плавающую медузу; на протяжении весны и лета медуза питается зоопланктоном и растет. Максимум через восемь месяцев она приобретает внушительную форму, размножается и погибает. Ученые точно не  знают, как  живут медузы в  этих краях. Положившись на  данные о  глубине ныряния черепах, можно предположить, что медузы плавают на  глубине от  12 до 50 метров. Не такое уж большое расстояние, если подумать: примерно как пересечь лужайку. Но поскольку мы, люди, не видим сквозь воду, подводное путешествие черепах окутано тайной. Как они находят себе корм в тех местах, куда не проникает свет? Неизвестно. Как они распознают и как используют течения? Неизвестно. Как долго они живут? Неизвестно. Что происходит с детенышами? Неизвестно. Где собирается и как ведет себя их еда? Неизвестно. – Что я люблю в своей работе, – говорит Майк, небрежно опершись о край борта, – так это выяснять основные факты об этих животных. Черепаха, на которую поставили передатчик в Джуно-Бич, во Флориде, весной появляется у нас, прямо в этом районе. Здесь мы встречаем кожистых черепах, на которых поставили бирки во время гнездования в Тринидаде, Панаме, Коста-Рике, Французской Гвиане и Суринаме. Мы вытаскиваем на палубу животных, приплыв125

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

ших со  всей Западной Атлантики. Значит, здесь находится очень важный ареал кормления черепах. Поздней весной кожистые черепахи прямиком с  юга направляются в  канадские воды, а затем уплывают на северо-восток[84]. И, как я понял на банке Джорджес, это вовсе не означает, что их легко найти. Шотландский шельф тоже довольно широкий, и черепахи рассеяны по его территории. Однажды Майк на  протяжении двадцати одного дня не  видел в  океане к  югозападу от Новой Шотландии ни одной черепахи. – Можете представить, как я расстроился, – вздыхает Майк, – но потом я оказался здесь, и все изменилось. География влияет на все. Между островом Кейп-Бретон и островом Ньюфаундленд пролегает канал Св. Лаврентия – крупная впадина на дне океана шириной 240 метров. Когда уровень моря был метров на сто ниже, чем сейчас, здесь находилось устье большой реки, которая теперь называется рекой Св. Лаврентия. Черепахи движутся по каналу четко вдоль острых вершин края континентального шельфа и попадают в самое узкое его место во всей канадской части океана – всего в тридцати километрах от бухты Нейлс-Харбор. – Просто невероятно, что край шельфа оказался так близко от берега, – восклицает Майк. Но это не единственная причина, почему здесь много черепах. –  Кожистые черепахи приплывают сюда, в  пролив Кабота, потому что сама форма рельефа подсказывает им, что дальше плыть некуда и что здесь много еды, – продолжает объяснять Майк. Заплыв так далеко, черепахи обнаруживают, что дальнейший путь на север им преграждает остров Ньюфаундленд. К тому же в залив Св. Лаврентия тут вливаются потоки речной воды, так что лучшего места кормежки не сыскать. Здесь много медуз, ведь океанскую воду обогащает глубоководный канал, омывающий край шельфа. Кроме того, питательные вещества несет и река Св. Лаврентия, впадающая в залив. Сочетание всех этих благоприятных факторов привлекает сюда массу кожистых черепах. К концу лета океан просто кишит ими. Порой мои спутники видели по двадцать – тридцать кожистых черепах в день: просто невероятная цифра для корабля, у которого нет вспомогательного наблюдения с воздуха. – В этом месте в это время года, вероятно, самая высокая в мире концентрация кожистых черепах, – говорит Майк и добавляет: – Сами увидите, что я имею в виду, если повезет с погодой. Накатывает легкая волна, и от грохота дизельного двигателя начинает вибрировать корпус корабля. Прямо по курсу – утреннее солнце; океан настолько спокойный, насколько возможно в этих водах. Однако прогноз уже портится: ветер, который обещали только к полудню, начинает крепчать уже сейчас. На юге возвышается нагорье Кейп-Бретона, его далекие лесистые склоны синеют в утреннем свете. Мир кажется здесь распахнутым и необъятным; тут пустынно, хоть и чувствуется присутствие цивилизации. И все же тяжелая рука человечества не миновала эти места (как, впрочем, и любые другие). Несмотря на  начало сентября, море не  бороздят другие корабли. Рыболовецкие суда Кейп-Бретона стали жертвами сокращения численности рыбы и уже отправились на покой: они пришвартованы у пристани, а то и вовсе вытащены на зиму на берег. Здесь больше не рыбачат ни ради еды, ни ради удовольствия. Впрочем, эта беда оборачивается для черепах большим плюсом: в отличие от побережья Новой Англии36 и Большой Ньюфаундлендской банки здесь кожистые черепахи поздней осенью не попадаются в рыболовные снасти. – Тут у них прибежище, безопасное место, где можно откормиться, – говорит Майк. Сетка для  ловли черепах лежит наготове. Она напоминает сачок для  ловли бабочек из юрского периода: прямоугольная сеть полтора на два метра, с ручкой длиной в два с поло36

 Новая Англия – регион на северо-востоке США. – Прим. пер.

126

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

виной метра. Сетка крепится к раме на липучках: под весом самой большой на свете рептилии она должна отстегнуться и сомкнуться над чудовищем, заточив его в мешок, который крепко привязан к лодке веревкой. Мы собираемся совершить марш-бросок на шестнадцать километров к месту, где вчера были замечены черепахи. Все занимают лучшие места для  наблюдения. Судно устроено довольно рискованно: палубной лестницы на мостик нет. Чтобы туда попасть, нужно, осторожно ступая, обойти рубку по  краю корабля, затем стать на  крышу, дальше  – на  фанерное крепление шаткого алюминиевого мостика. Все это можно проделать легко и безопасно, но только когда корабль стоит в бухте и надежно пришвартован. Несмотря на то что двигатель рычит довольно громко, мы ползем на скорости восемь узлов, т. е. примерно шестнадцать километров в час. От дизеля столько шума, что мы решаем помолчать: говорить мы не можем, каждый сам по себе, хотя все мы и стоим довольно близко друг к другу. Тянутся минуты, слышно только дребезжащее рычание натруженного мотора и  плеск рассекаемой воды. Через час я различаю на горизонте блестящее белое пятнышко, напоминающее птицу. Приглядевшись в бинокль, я обнаруживаю, что это стая северных олушей. Их несколько десятков. Они кружатся, прижимают свои почти двухметровые крылья и стрелами падают в воду, поднимая фонтаны искрящихся брызг. На горизонте появляется трехмачтовый парусник, он плывет мирно и величаво, словно памятник древности. Ему очень идет это одиночество, этот первозданный пейзаж, эти поросшие лесом скалистые мысы, не тронутые рукой человека. А может быть, это призрак корабля, оставившего в воде свой пенистый след четыреста лет назад, в те времена, когда под килем плескались огромные стаи атлантической трески. Это был самый прибыльный и важный рыбный промысел за всю историю человечества. Он соединял заокеанские народы и подпитывал амбиции целых государств, но в итоге привел к тому, что сегодняшним ясным утром тут нет ни одного рыбацкого корабля. Сегодня здесь разрешено отлавливать только омаров, крабов-стригунов и  небольшое количество атлантического палтуса. Блэр пытается перекричать двигатель и говорит, что с тех пор, как отсюда прогнали рыбаков с траловыми сетями, палтуса становится все больше. Появилось много мелкой рыбы («мелкие» – это четыре с половиной килограмма, потому что палтус может весить и четверть тонны). Теперь на палтуса ставят придонные сети с леской длиной около восьми километров и тысячами крючков с наживкой. В этих краях действует десятилетний запрет на ловлю тресковых рыб, но для тех, кто охотится на палтуса, допускается прилов трески: не больше тонны в неделю. Когда квота исчерпана, корабль должен прекратить отлов. Однако, как говорит (точнее, все еще кричит) Блэр, некоторые рыбаки, чтобы продолжать охоту на палтуса, «разрезают треску, перед тем как выбросить ее за борт: рыба тонет, и патрульный корабль не видит, сколько трески погибло». Охотиться на омаров можно с 15 мая по 15 июля, причем ловить их в это время разрешается сколько угодно. Сезон ловли крабастригуна длится с 15 июля по 15 сентября, но на них устанавливается индивидуальная квота. В этом году Блэр исчерпал свой ежегодный лимит за девять дней. После рыболовецкого сезона в  океане пусто, как  в первый день Творения. Рыбаки не выходят в море ради удовольствия. Никто не плавает на парусниках и не рыбачит со спиннингом. Блэру трудно себе представить, что в заливе Кейп-Код столько прогулочных яхт, что иногда они сталкиваются с черепахами. Майк показывал ему фотографию с черепахой, изрезанной так, будто она попала под нож для нарезки яиц, и все равно Блэр не может себе даже вообразить такое скопление кораблей. Прогулочные яхты, в которых люди просто катаются для удовольствия, – здесь ничего подобного не бывает. Что же рыбаки делают большую часть года? – Пьют пиво, смотрят телик, пристают к женщинам, – объясняет Блэр. 127

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Поскольку Нейлс-Харбор – это скорее поселение, а не город и людей тут (Блэр пожимает плечами) «человек четыреста», то подозреваю, что дело ограничивается первыми двумя пунктами. Кроме того, зимой Блэр охотится на гренландских тюленей: отстреливает их на льдинах или в воде. Я не решаюсь спросить, но он объясняет: – Пристреленные в воде не тонут, особенно в начале зимы, когда у них еще много жира. Тюленей убивают ради шкур: мех отправляют в Китай, остальное выбрасывают. В половине девятого Блэр сбавляет ход. Мотор переходит с рева на негромкое ворчание, а нас переполняет волнующее предвкушение: наконец мы на месте. Мы приплыли в точку, где недавно видели черепах: восемьдесят саженей воды под голубым небом. Мы автоматически начинаем искать черепах и, поскольку теперь стало тихо, замолкаем. Тщательно разглядываем морщинистую поверхность воды, проверяем каждый барашек пены. Блэр поворачивает небольшой деревянный штурвал, чтобы развернуть корабль к северозападу, оставив за спиной восходящее солнце и поднимающийся ветер. Тогда нам не придется щуриться и будет легче двигаться вперед. Мы идем на малом ходу, тащимся со скоростью пешехода. Трое из нас высматривают черепах с фанерного капитанского мостика. В лучах яркого солнца море отсюда кажется зеленым. Когда  же солнце снова прячется за  завесой облаков, океан приобретает глубокий темно-синий оттенок. На горизонте виден остров Св. Павла, известный бурным прибоем и неприступными скалами. – Там никто не живет, но много кто погиб, – замечает Блэр. А Майк говорит, что в этом месте сейчас кормится одна из его черепах с установленным на спину передатчиком. Впереди, в тридцати километрах от берега, возвышается трехсотметровый силуэт мыса Кейп-Норт. Там, около мыса, на горизонте видна полоса необычных облаков, словно бы обозначающих край небесного континента. Однажды Блэр действительно почувствовал, что небеса тут совсем близко: это случилось в тот день, когда волны вдребезги разбили его лодку. Чтобы охватить более широкую область, а также чтобы избавиться от выхлопных газов, которые постоянно окутывают наш корабль и вызывают тошноту, мы начинаем двигаться зигзагами. Вот мимо нас в сторону юга пролетает гагара, пытается убраться подальше от зимы, пока еще держится лето. Я застегиваю молнию на куртке, чтобы укрыться от холода. Хотя сейчас только сентябрь, на мне три верхних слоя одежды. В придачу к обычным штанам я надел еще флисовые, а также обул высокие резиновые сапоги. Кожистые черепахи бороздят эти просторы в основном в период между июнем и октябрем. Но вот что удивительно: теперь их можно встретить в канадских водах почти каждый месяц. – Зимой их мало, но несколько плавают, – объясняет Майк. Одну кожистую черепаху, замерзшую, покрытую мокрым льдом, видели возле острова Ньюфаундленд. Комментарии тут излишни, но Майк все равно произносит: – Возможно, мы недооцениваем их устойчивость к холоду. За сотни километров к югу отсюда логгерхеды, ридлеи и зеленые черепахи замерзают и теряют сознание, а иногда и погибают, если не могут осенью выбраться из заливов, когда температура воды падает до  10  ℃. Но  для кожистой черепахи препятствием может стать только настоящий мороз. Эта черепаха плавает возле айсбергов в Баренцевом море, в соленой воде, при 0 ℃. У Майка есть фото, как на снегоход грузят мертвую черепаху, а вокруг видны сугробы. Это выглядит неправдоподобно, похоже на  коллаж, шуточную рождественскую открытку. Наверное, она погибла, заблудившись в Нортумберлендском проливе в январе, но черепаху любого другого вида холод одолел бы намного раньше. Среди всех рептилий именно кожистые черепахи обладают уникальной способностью нырять в пробирающую до костей студеную воду [85]. Этих черепах замечают у берегов Ислан128

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

дии, Аляски, Норвегии и даже за полярным кругом на уровне 71° северной широты. Мало того, на мысе Дорсет, что на острове Баффинова Земля (это северная сторона Гудзонова пролива, примерно 65° с. ш.), были найдены наскальные рисунки с изображением кожистой черепахи, которая, должно быть, потрясла воображение того инуита, который с  благоговением изобразил ее на сланцевом камне[86]. Пока рыбалка не уничтожила тихоокеанского голубого тунца, рыбаки Северного моря вылавливали представителей этого великолепного вида вплоть до самой Норвегии, и время от времени в их сети попадались и кожистые черепахи [87]. Все молодые черепахи, которых Майк встречал в  этих краях, были не  меньше метра в длину. Более мелкие не вынесли бы холода. Чем больше и чем круглее тело черепахи, тем лучше оно сохраняет тепло. Именно поэтому кожистые черепахи обладают такой цилиндрической формой. Вот и ответ на вопрос, почему они такие крупные: чтобы добираться до источников пищи, недоступных другим холоднокровным рептилиям. (Кроме того, только у кожистых черепах на  костях имеются толстые хрящи, пронизанные кровеносными сосудами,  – ровно такие же, как у млекопитающих. Кровь поставляет в черепашьи кости питательные вещества, и черепаха растет быстрее.) Выходит, что кожистая черепаха – самая крупная в мире рептилия, если не считать выращенных в неволе гребнистых крокодилов. Рекорд поставил самец кожистой черепахи, который был найден на берегу Уэльса в 1988 году. Это животное весом 916 килограммов и размахом ласт 277 сантиметров захлебнулось, запутавшись в сетях, поставленных на моллюсков-букцинов. Длина его тела от носа до хвоста – 259 сантиметров[88]. Откуда такая масса, если черепаха питается только медузами? Благодаря своему размеру кожистая черепаха обладает самым широким ареалом обитания среди животных (не считая некоторых видов больших китов). Для мигрирующих животных размер – это время. А время – это расстояние. Огромное тело позволяет преодолевать невообразимые расстояния от одного оазиса с  пищей до  другого, не  останавливаясь и  не пополняя запас энергии. Анчоусу не  под силу пересечь океан в погоне за следующей порцией еды; а вот кожистая черепаха на это вполне способна[89]. Мы ищем черепах уже ровно час, и вот наконец Блэр уверенно заявляет, что видел одну впереди – в паре сотен метров прямо по курсу. Я ничего не замечаю. Тогда он заводит рычащий двигатель, и мы подплываем поближе. Но я все равно ничего не вижу. – Черепахи здесь иногда уходят в воду минут на семь, – говорит Майк, – мы на днях пятнадцать минут ждали, пока одна такая вынырнет. И вот мы ждем. Разворачиваемся навстречу пенистым волнам и медленно ползем вперед, чтобы ветер не сдувал нас слишком далеко. Блэр уверен, что он что-то видел. – Или черепаху, или тюленя, но тюленей здесь обычно не бывает. Когда через пятнадцать минут никто не появляется, мы перестаем ждать. Майк уверен, что Блэр действительно видел черепаху. Иногда они просто ускользают. Через полчаса появляются дельфины-белобочки. Они ритмично выныривают из воды, как будто прошивают себе морской путь. Мы поворачиваем к юго-востоку, но океан здесь превращается в зыбь из мелких пенных барашков. Так продолжать поиски невозможно, поэтому мы снова отклоняемся к северу и идем в направлении движения волн. В одиннадцать часов я замечаю двух сереньких птиц – это круглоносые плавунчики. Их шейки уже побелели к зиме, и они качаются на волнах среди барашков. Гнездятся они в тундре. Здесь, посреди открытого океана, эти небольшие, изящные береговые птицы кажутся крайне неуместными. И все же именно здесь, словно отбывая незаслуженное наказание, они проводят зиму. 129

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Двигатель гудит, корабль мерно покачивается, и  спустя некоторое время я вынужден напомнить себе, что никогда не увижу первую черепаху, если закрою глаза. В полдвенадцатого Блэр замечает греющуюся на боку луну-рыбу. Эта живая стокилограммовая масса, лежащая на поверхности, больше похожа на отражение полной луны, чем на рыбу. Через двадцать минут Блэр замечает еще один плавник. Это уже не луна-рыба. Видно верхний плавник и хвост, причем хвост жесткий. Взволнованный капитан подгоняет корабль, ведь он уже много лет не видел ни одной меч-рыбы, а это вполне может быть она. Свою последнюю меч-рыбу Блэр заколол в  1986  году. Он уже десять лет не  встречал этих животных, но  страсть его настолько сильна, что на  борту корабля я замечаю не  один, не два, а целых три гарпуна, причем один из них – с наконечником, леской и привязанными буйками, готовый к использованию, если вдруг Блэру вновь посчастливится встретить мечрыбу. Капитан находится в постоянной погоне, как будто ищет потерянную часть себя; а сейчас, возможно, он вспугнул привидение. Однако я вижу, что он ослеплен собственной надеждой: верхний плавник закруглен, так что это наверняка акула. Тут больше всего шансов встретить синюю акулу, но таких жестких хвостовых плавников у нее не бывает. Это у акул-мако, больших белых и китовых акул жесткие плавники. Подплыв поближе, мы понимаем, что это и есть китовая акула. Потрясающее создание в четыре с половиной метра, а весит, наверное, пару тонн. – Это самая маленькая китовая акула из всех, что я видел, – говорит Блэр. В  этих краях, где черепахи весят по  полтонны, четырех с  половиной метровую акулу можно, конечно, назвать маленькой. Когда корабль подходит ближе, юный гигант лениво уходит под воду. Его темная тень разрастается все шире и шире и наконец сливается с другими морскими тенями, как растворенная в воде капля чернил. Блэр разочарован: – Теперь для такого рыбака, как я, невеселые времена: выходишь в море, и вот они – вымирающие виды, а меч-рыбы нет. Мы целую неделю выходим в море, а что увидели – одну акулу? Раньше мы встречали по пятьдесят, шестьдесят акул в день: мако, синих акул, сельдевых… Но когда появились ярусоловы, рыбы с каждым годом становилось все меньше. Кажется, теперь везде так, – говорит он и внезапно спрашивает меня: – Как считаете? Я киваю. Везде, где я был, все более-менее одинаково. Это так. Но если черепах сегодня здесь больше, чем пятьдесят лет назад, значит, пока еще есть надежда. Может быть, через пятьдесят лет дети этих людей все еще будут рассказывать истории о меч-рыбах, акулах и черепахах. Все зависит от того, оставим ли мы океан в покое и дадим ли ему просто делать то, что он считает нужным. Еще через час мы внезапно слышим треск и  звук глухого металлического удара. Это неожиданно треснули два из четырех сварочных швов нашего хлипкого мостика, и нам приходится карабкаться вниз, пока он не обрушился окончательно и не опрокинул нас за борт или на палубу. Вот так бесславно заканчиваются наши поиски, и мы спешим домой, чтобы вызвать сварщика. БУШУЕТ ЛИВЕНЬ, ПРИЖИМАЯ К ЗЕМЛЕ ДЕРЕВЬЯ, а сварщик говорит, что доберется к нашему мостику только к утру, если повезет. Без сварщика и с этой ужасной погодой положение у нас безвыходное. Я иду в коттедж, который снимает Майк. Детство Майка прошло в глубине материка, в Онтарио. Там зародился его интерес к пресноводным черепахам, так что в Новую Шотландию он приехал для того, чтобы исследовать американскую болотную черепаху, которая тоже находится на грани вымирания. Вскоре до него долетели соблазнительные слухи о том, что рыбаки якобы видели в океане кожистых черепах. Майка эта новость страшно заинтриговала, однако никто из ученых не верил, что в этих местах могут водиться черепахи, так что Майка 130

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

никто не поддержал. Считалось, что кожистые черепахи очень редко заплывают в канадские воды. По всей Новой Шотландии и возле острова Ньюфаундленд было зафиксировано всего восемьдесят таких случаев, и это за период, длившийся больше столетия, – начиная с 1897 года. По мнению тогдашних ученых, особи, которые сюда все-таки добрались, просто потерялись и  были обречены на  гибель. В  1981  году один исследователь писал: «Нет никаких доказательств, что заплывшие так далеко на север кожистые черепахи способны найти дорогу на юг для дальнейшего размножения». – Я не знал, как к этому подступиться, – рассказывает Майк. Ученые отворачивались от него, заявляя: «Морские черепахи живут в тропиках, вам надо ехать туда». И тогда Майк решил: «Прежде чем я вернусь к работе над болотными черепахами, надо хотя бы поговорить с рыбаками, которые видели этих величайших из черепах». Он спросил рыбаков, и  они ему ответили. Однажды летом, получив небольшой грант от Всемирного фонда дикой природы, Майк объездил всю Новую Шотландию. Он обошел триста рыбацких пристаней, опросил толпы рыбаков, расклеивал на стенах причалов, рыбзаводов и прибрежных кафешек плакаты с надписью: «Разыскивается кожистая черепаха». Он раздавал рыбакам фотоаппараты и просил их выслеживать рептилий. –  Рыбакам я говорил так,  – вспоминает Майк.  – «Большинство людей не  верит, что в здешних прибрежных водах водятся черепахи. Докажите, что они неправы». Через несколько дней начали раздаваться звонки. В первый же сезон Майку сообщили о замеченной черепахе больше двухсот раз; часто к сообщению прилагалась подтверждающая фотография. После этого Майк отправился на ежегодный Международный симпозиум по изучению морских черепах и  представил там доказательства, что летом кожистые черепахи обитают в канадских водах. Научное сообщество было потрясено. Благодаря этой конференции Майк смог связаться с ведущими исследователями морских черепах. – Я знал, что Скотт Эккерт занимается спутниковым слежением за черепахами. Так что я гонялся за этим человеком, чтобы хотя бы пару минут с ним поговорить. Со Скоттом Майк обсудил установку передатчиков на самцов: в местах гнездования это сделать невозможно. – И заметьте, – говорит мне Майк, – к тому времени я в глаза не видел ни одну кожистую черепаху, но после нашей встречи Скотт прислал мне передатчик. Теперь перед Майком стояла задача поймать черепаху, которая весит полтонны, в воде глубиной в сотню саженей. – Рыбаки говорили мне: у тебя не получится к ним подобраться, – вспоминает Майк. – Даже не пытайся. Они кусаются. Оторвут тебе руку! Но Майк все же решил попробовать. Дело шло медленно, но  он уже слышал про  черепах с  острова Кейп-Бретон. Поэтому приехал в  Нейлс-Харбор со  своей сеткой из  юрского периода на  крыше автомобиля и  стал просить всех подряд помочь ему поймать черепаху. – Все думали, что я псих, – рассказывает Майк. – А некоторые считают так до сих пор. Но однажды Майка послали к Блэру Фрикеру и его брату Берту. – И вот когда они отсмеялись, – вспоминает Майк, – то сказали: «Без проблем». На следующий день они шли в море охотиться на палтуса и назначили Майку встречу в три часа ночи у корабля. По дороге Майка остановил полицейский на КПП, чтобы проверить на наличие алкоголя в крови. Увидев гигантскую сетку на крыше автомобиля, полицейский пришел к  очевидному выводу, что Майк  – псих. Но  безумие еще не  преступление, так что Майк избежал ареста. В первый же день он увидел в море пять черепах. 131

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

сен!

– Впервые я хорошенько рассмотрел живых, плавающих в океане черепах. Я был потря-

Мы сидим за его компьютером, и Майк продолжает рассказывать: – Сначала мы представляли себе это так: все кожистые черепахи приплывают в Канаду в определенное время года, словно по миграционному коридору, а затем в определенное время уплывают тем же самым путем. Мы думали, что это регулярная и упорядоченная миграция. Я начинаю представлять, как черепахи стройными рядами плывут по океану, будто птицы по перелетному маршруту. –  Я хочу показать вам, что на  самом деле все совсем не  так. Вот…  – Майк передвигает курсор, и на экране появляется океан, исполосованный линиями, напоминающими спагетти. – Это актуальные маршруты, полученные с одиннадцати устройств, которые мы установили на черепах в этом году. Они всё еще работают, это обнадеживает, – говорит Майк как бы в сторону. Затем наводит курсор на один из маршрутов и показывает его на экране: – Ну вот, к примеру, одна черепаха. В пять часов тридцать одну минуту сегодня утром она находилась на координатах 41°31´ и 65°31´. Примерно на этой же широте расположен Нью-Йорк, только черепаха плывет в открытом море и направляется в сторону Бермудских островов. Самая быстрая черепаха из тех, за которыми следит сейчас Майк, движется со скоростью 120 километров в день. – Здесь, пока они заняты кормежкой, вы такого не увидите. Так быстро они движутся только поначалу, чтобы отплыть от шельфа. Затем плывут со скоростью тридцать – сорок километров в день. Майк изучает маршрут, который ведет на юг, и несколько неожиданно произносит: – На юге кожистые черепахи совсем другие. Они не ныряют так, как здесь, не всплывают так, как здесь. Вы сейчас увидите! И он нажимает на график. –  Вот данные об  одной черепахе, за  которой мы следили. Тут, на  севере, где у  них кормежка, четверть дня она проводила на поверхности воды. Затем, смотрите, она направилась на юг. Это та же самая черепаха, хотите верьте, хотите нет, но теперь она вообще почти не бывает у поверхности: проводит наверху от одного до трех процентов дневного времени. Там вы никогда не сможете поймать черепаху в море, никогда их не увидите, потому что бóльшую часть времени они прячутся под водой. Я пододвигаю стул поближе к  экрану компьютера. В  1950-х годах доктор Арчи Карр пытался проследить за черепахами, привязывая к спинам самок, которые покидают побережье, воздушные шары с гелием. Если бы он сидел сейчас здесь с нами, у него бы челюсть отвисла. – Здесь, в местах кормежки, она ныряет где-то минут на двенадцать. Но как только покидает северный ареал – смотрите! Совершенно другое поведение. Теперь под водой она проводит около тридцати минут подряд. Это не значит, что она все время на глубине. Во время миграции черепаха может долгое время плыть всего в метре от поверхности воды. Чем дальше на  юг, тем глубже ныряют черепахи. Здесь, на  севере, бóльшую часть времени они ныряют неглубоко, в среднем примерно на двадцать – тридцать метров. Но в южных водах они порой уходят очень глубоко под воду, как, например, здесь, – на 450 метров. Я смотрю на Майка. Четыреста пятьдесят метров убийственного холода и тьмы. Человек бы тут же скончался на такой глубине. Но Майк просто качает головой и говорит: – Я это объяснить не могу. Тогда я спрашиваю его, что черепахи делают по ночам. – Согласно нашим данным, им нет особой разницы, день или ночь. А что насчет разницы между самками и самцами? 132

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– У самцов такие же марафонские заплывы, как и у самок. Они собираются в местах гнездования, потому что именно там проще всего встретить пару. Самая жестокая вещь в спокойной жизни морских черепах – это спаривание. Самцы преследуют самок, кусают их и пытаются ухватить их закругленными клешнями на концах длинных передних ластов (эти клешни есть у всех черепах, кроме кожистых). Если самка не заинтересована, она сопротивляется, выкручивается, прикрывается задними ластами и  ныряет на дно[90]. Другие самцы пытаются атаковать и сбить противника. Самки, как правило, готовы к спариванию за месяц до периода гнездования и в день непосредственно после кладки. Если самка не против и ничто не мешает партнерам, самец подкладывает свой чрезвычайно длинный хвост под  панцирь самки, направляет пенис и  впрыскивает сперму в  ее клоаку. Объятия могут длиться часами: видимо, поэтому возникло представление, будто черепашье мясо повышает сексуальную активность. Сперма хранится внутри самки вплоть до наступления овуляции. И самцы, и самки имеют множество половых партнеров, так что детеныши из одной кладки могут быть детьми разных отцов. Майк переводит курсор с одной линии на другую, и на экране высвечиваются маршруты разных черепах. – Сейчас у нас две в заливе Св. Лаврентия у Мадленских островов. Несколько возле острова Св. Павла. Еще парочку мы отметили в июле: они плыли с юго-востока Новой Шотландии, теперь они тут. Вот эта черепаха меня по-настоящему удивила, – Майк показывает мне прошлогодний маршрут одной черепахи и откидывается на спинку стула, пока я рассматриваю ее путь. Из Новой Шотландии черепаха направилась на юг, с восточной стороны обогнула Бермудские острова, затем попала в  Карибское море, обошла Кубу и  плыла на  север по  краю Гольфстрима, пока не оказалась на краю шельфа в ста километрах от Нью-Джерси, в районе Гудзонского каньона. После этого она поплыла дальше на север и добралась до Новой Англии. Майк выводит на экран еще один маршрут: – А вот огромный самец, у него весьма необычные маршруты. Мы не замечали, чтобы кто-нибудь проделывал такие же путешествия. Вот здесь мы прикрепили к нему передатчик. Он направился прямо в залив Св. Лаврентия, вокруг острова Принца Эдуарда. Но затем он три раза пытался попасть на юг через пролив Кансо. До 1960 года тут действительно можно было проплыть, но теперь пролив перекрыт, свободного течения больше нет. Этот самец трижды приближался к дамбе, будто рассчитывая ее преодолеть. Затем он просто направился к берегу, как будто искал привычный короткий путь, в конце концов развернулся и уплыл в Карибское море. Майк снова наклоняется к изогнутым линиям, которые прочерчивают на карте океана маршруты невообразимых путешествий. – Смотрите, вот еще один интересный маршрут. Эта черепаха проделала длинный путь: отсюда мимо Карибского моря она проплыла около восьмисот километров вдоль берегов Южной Америки, повернула обратно на  север, миновала Бермуды и, обойдя Кейп-Бретон, попала в залив Св. Лаврентия. Она провела здесь лето, а затем снова отправилась на юг, в центр Атлантического океана. Но оказывается, в этом нет ничего необычного. Когда-то считалось, что кожистые черепахи, которые откладывают яйца в Карибском бассейне, путешествуют вдоль побережья США. Майк обнаружил, что это не так. Черепахи, которые начинали свой путь отсюда, плыли прямо на юг, через глубокие воды открытого океана, а затем возвращались в места гнездования. – После откладывания яиц, – объясняет Майк, – они снова плывут через открытый океан, а вовсе не вдоль побережья США. В это же самое время года некоторые кожистые черепахи Карибского бассейна оказываются в водах Великобритании. Возможно, среди них есть и те, что гнездятся в Африке. 133

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Но вот что я думаю, – отмечает Майк, – каждая черепаха всегда возвращается на кормежку в одно и то же место. Судя по тому, что мы видели, вряд ли черепахи, на которых мы здесь ставим бирки, внезапно когда-нибудь отправятся в Европу. Выходит, что именно здесь, – добавляет  он,  – крайняя точка маршрутов всех черепах, за  которыми мы наблюдали. Если они уплыли отсюда, значит, северная кормежка для них закончена. Они отправляются в путь и больше сюда в этом году уже не вернутся. И похоже, что черепахи, которые плавают на прокорм в Канаду, обязательно приплывут сюда снова. Такому большому животному нужно много еды. Как они находят скопления медуз? Майк поднимает палец, как будто хочет сказать: «Рад, что вы спросили». Он выводит на экран маршрут черепахи, которая описывает две большие петли вокруг северо-восточной оконечности банки Джорджес – в устье Северо-Восточного канала, как раз там, где он соединяется с краем шельфа. Я смотрю на этот маршрут и не могу понять, зачем черепаха двигалась по такой странной траектории. – Вы смотрите и не понимаете, зачем черепаха это делала, – говорит Майк. Он нажимает на вкладку и показывает мне карту, на которой показана температура на поверхности воды. – Видите, она все время плавала у края теплого кругового течения. Иногда они плавают по краям холодных течений. Эти течения – обрывки Гольфстрима. Они медленно закручиваются спиралью в сторону континента, словно водные циклоны. Мы видели такие на склонах банки Джорджес. На границе, где холодные массы воды встречаются с теплыми, благодаря силе трения скапливается пища для черепах. В таких местах синяя океанская вода перемешивается с зеленой: опытные рыбаки без труда замечают эти границы, а также их видно на спутниковых фотографиях. Некоторые морские птицы чуют такие места за многие километры, как антилопы гну из Национального парка Серенгети чуют в бескрайнем ясном небе запах дождя, хотя он в этот момент идет очень далеко. Вскоре в таких местах появляются и другие животные, которые становятся звеньями длинной пищевой цепи: медузы, кальмары, мелкая рыба. И, как мы уже видели, эти животные в  свою очередь привлекают дельфинов, китов, тунца  – и, конечно  же, кожистых черепах и меч-рыбу. – Вот почему кожистые черепахи запутываются в ярусных сетях, поставленных на мечрыбу, – заключает Майк. На  северо-восточном участке Большой Ньюфаундлендской банки под  названием Флемиш-Кап, в том месте, где холодное Лабрадорское течение встречается с Гольфстримом, возникает резкий перепад температур. Там скапливается такое количество пищи, что кожистые черепахи и меч-рыбы неизменно туда стремятся. В этом месте ярусоловы поднимали на борт минимум по одной черепахе каждый раз, когда вытравливали сеть. Майк показывает на экране сразу двадцать семь маршрутов черепах, и весь этот серпантин каким-то волшебным образом складывается в научное знание. Теперь я вижу, зачем черепахи преодолевают такие расстояния. Ясно зачем: существует лишь несколько мест, в которых год за годом скапливается достаточно пищи, чтобы привлечь черепах со всего океана. Черепахи направляются сюда за кормом, как верблюды в пустыне на водопой. Их жизнь – сплошное бесконечное странствие, путь к далекой цели. Все эти места – пролив Кабота, глубокий подводный склон между северо-восточной оконечностью банки Джорджес и юго-западным краем Шотландского шельфа, Большая Ньюфаундлендская банка, чуть менее плодородная область к  югу от  полуострова Кейп-Код, побережье Южной Каролины и  Джорджии (ранней весной, пока канадские воды еще чересчур студеные), куда я летал с Салли Мерфи, – своего рода океанские загоны для черепах, их кормовые угодья. В западной части Северной Атлантики этим дело и ограничивается. Единственное 134

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

место, куда еще отправляются черепахи, – это гнездовья. В остальное время они мигрируют между этими двумя точками. – Наши черепахи разбрелись по всей Западной Атлантике, – соглашается Майк, – но, как видите, все, что им нужно, – это вода выше 40° северной широты и берег, на котором можно отложить яйца. Так что здесь, в  прибрежных водах Канады, собираются черепахи, которые приплывают с банки Джорджес, затем отправляются на север и на восток, чтобы кормиться, кормиться и еще раз кормиться. А потом все они снова плывут на юг. Среди пустых и бесплодных просторов океана есть всего несколько оазисов, к которым и устремляются наши морские кочевники, эти великие путешественники, которые пытаются выжить, двигаясь от одного водопоя к другому. И так появляется великая цепь бытия: черепахи, рыбы, морские птицы и люди. Майк кликает мышкой, и на экране снова появляется северо-западная часть Атлантического океана. Но теперь вместо черепашьих маршрутов карта густо усеяна точками. – Тут показана расстановка ярусных сетей. Каждая крапинка – это рыболовецкое судно с ярусной сетью. Каждая сеть – это леска длиной около 48 километров, на которой висит около тысячи крючков с наживкой. Обычно такую сеть ставят на ночь. Рыбачат на расстоянии 120–200 километров от берега, там, где континентальная плита под водой резко уходит вниз вдоль неровного края океанского бассейна. Карта настолько густо покрыта многочисленными точками, что они наслаиваются друг на друга и на краю континентального шельфа сливаются в одно крупное пятно: в этом месте океан буквально напичкан крючками. Майк показывает мне другие данные: –  Вот тут видно, сколько черепах поймано на  один миллион крючков, поставленных на тунца и меч-рыбу.

135

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

136

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Гольфстрим и места гнездования кожистых черепах По краю шельфа, у берегов американских штатов в центре Атлантики, и на юге до Новой Англии, куда мигрируют черепахи, на миллион крючков приходится лишь несколько десятков 137

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

пойманных кожистых черепах. Зато на Большой Ньюфаундлендской банке, куда черепахи стекаются на кормежку в течение нескольких месяцев… – Видите? Сотни черепах на миллион крючков. И это только кожистые. – Он кликает мышкой. – Смотрите, что с логгерхедами: тысячи черепах на миллион крючков. В Западной Атлантике Большая Ньюфаундлендская банка – место, где черепахи попадаются на крючок чаще всего. Ярусный лов меч-рыбы и тунца начался в 1950-х годах, а в 1960-х стал распространяться по всему миру. По 30 % мирового ярусного лова приходится на Японию и Тайвань. На каждую из прочих стран мира – не больше семи процентов. В океане ярусные сети вылавливают 85 % всей пойманной меч-рыбы, а также 60 % большеглазого и длинноперого тунца ежегодно – суммарно более 680 000 тонн рыбы. За последние десятилетия количество вылавливаемой рыбы резко сократилось, но количество рыболовных судов, напротив, стремительно возросло [91]. Каждый день рыболовецкие корабли сорока разных стран, вышедшие в море за тунцом и меч-рыбой, опускают в воды Мирового океана 160 000 километров лески с четырьмя миллионами крючков – 1,4 миллиарда крючков в год. И это не считая кораблей, которые рыбачат в  холодных труднодоступных широтах  – ловят нототениевых рыб (которые продаются под видом «чилийского окуня»), палтуса и разные виды трески, а также мелких судов, которые рыбачат в теплых морях и добавляют к общему счету еще много миллионов крючков. И через это минное поле плывут черепахи. Даже если черепаха движется со скоростью один километр в час, за две недели она может преодолеть около 300 километров. При этом ей нужно миновать огромное количество рыболовных сетей, сосредоточенных в основных ареалах кормежки. И Большая Ньюфаундлендская банка, и острова Кабо-Верде, которые так часто посещают кожистые черепахи, – все это места, где ведется масштабный ярусный лов. Черепахи, которые мигрируют в основные регионы гнездования, до сих пор сохранившиеся в Тихом океане, – т. е. в Новую Гвинею, – тоже вынуждены проплывать через мясорубку в районе между Индонезией и Филиппинами. После откладывания яиц тихоокеанские черепахи отправляются на восток, в Северную Америку, и снова попадают в лабиринт из ярусных снастей в районе экватора. Многие черепахи, которые бороздили  бы океан еще несколько десятилетий, просто-напросто запутываются в сетях. Однако быть пойманным  – еще не  обязательно означает быть убитым. Исследователи из Дьюкского университета в 2004 году установили, что кожистые черепахи и логгерхеды, которые достаточно велики, чтобы запутаться в ярусных сетях, в среднем попадаются в них хотя бы один раз в два года своей жизни. Ученые пришли к выводу, что сети ежегодно останавливают 50 000 кожистых черепах и четверть миллиона логгерхедов. Сколько из них погибло в Атлантическом океане – подсчитать не удалось; в Тихом количество погибших в сетях логгерхедов доходит до четырех тысяч, а кожистых черепах – примерно до двух тысяч в год. Каждый год больше черепах гибнет, чем откладывает яйца, причем среди жертв есть и детеныши. В ярусных сетях оказываются и млекопитающие. Но сколько таких несчастных животных по  всему миру и  как это влияет на  численность популяций, пока не  знает никто. Вот только один пример: в районе Гавайских островов в сети ежегодно попадает несколько десятков млекопитающих [92]. Среди них есть и довольно распространенные, и малоизвестные виды, например короткоплавниковая гринда, тупорылый ремнезуб, малая косатка, серый дельфин, афалина, дельфин-белобочка, узкорылый и  длиннорылый дельфины, горбатый кит и  кашалот. Конечно, это не сравнится с тем, как в 1960–1980-х годах в сетях для ловли тунца ежегодно погибали сотни тысяч дельфинов, и все только для того, чтобы люди могли съесть сэндвич с тунцом. Но все равно это довольно удручающие цифры. Океан превратился в паутину из ярусной лески. Как  мы видели, многие черепахи, которые запутались в  сетях, несут на  себе весьма наглядные свидетельства этой встречи. Майк снова кликает мышкой и открывает фотографии. 138

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Когда мы увидели это животное, – говорит он, открыв первый снимок, – его голова была оттянута вправо. Мы выловили его и обнаружили, что в плече у черепахи застрял крючок, а в желудке где-то пять метров лески. Нам не хотелось сильно тянуть за леску, ведь мы боялись навредить еще больше. Когда мы все-таки потянули, леска сразу же вышла. Это напомнило мне черепаху по имени Песка у Келли Стюарт на Джуно-Бич. У нее тоже в плече торчал крючок, и она проглотила длинную леску. Я спрашиваю Майка, попадались ли ему еще такие случаи. –  Была еще одна с  крючком в  плече,  – говорит Майк.  – У  них часто бывают шрамы от лески вокруг головы и на плечах, ссадины на передней части панциря. Я бы сказал, что такие следы есть у пятнадцати процентов всех черепах. Что касается того, как часто кожистые черепахи запутываются во всевозможных лесках и веревках (швартовых тросах от парусников, рыболовецких снастях, леске от буйков на крабовых ловушках), Майк говорит вот что. Если леска зацепилась за ласт, кожистая черепаха начинает паниковать, от этого леска затягивается все туже и завязывается в узел[93]. Иногда черепаха тянет за собой зацепившуюся ловушку на омара, та в свою очередь цепляет еще одну, черепахе приходится тащить все это за  собой, и  в результате она тонет. Майк слышал, что в Новой Англии рыболовецких снастей так много, что преодолеть такое препятствие черепахам бывает непросто. Он открывает новую фотографию: – Вот это животное было все опутано тридцатью метрами шестимиллиметровой лески. Если черепаху освободить и все конечности у нее в порядке, то она оправится довольно быстро. Но если черепаха была перетянута леской слишком долго, это может стоить ей ласта. Майк показывает курсором на  черепаху, у  которой отсутствует левый передний ласт, и говорит: – Вот эта осталась жива. Кажется невероятным, что кожистая черепаха может выжить без переднего ласта. Это как птице выжить в дикой природе без крыла. – Могу только сказать, что задние ласты – превосходный руль, – говорит Майк после некоторого раздумья. – Выглядит она здоровой. Но без одного ласта она не сможет сделать кладку. Видите белый рубец в основании оставшегося ласта, рядом с шеей? Должно быть, она вся была перетянута леской. Затем, все еще вглядываясь в фотографию, он говорит: – Она, должно быть, счастливица! Ни одно другое животное наверняка бы не выжило. Среди черепах, которых выносит на  берег, погибшие от  сетей встречаются довольно часто. – Если веревка гибкая и ее можно завязать в узел – ведь для того и нужна веревка, – то она может опутать и черепаху. Непонятно, что с этим делать. Никто не хочет убивать животных, но рыбакам нужно зарабатывать себе на хлеб. И это тоже справедливая цель, – объясняет Майк. – Рыбаки канадского побережья Атлантического океана обычно хорошо относятся к кожистым черепахам и стараются аккуратно их освободить, чтобы те не пострадали [94]. Я очень рад это слышать. Но черепахи не могут полагаться на доброжелательность рыбаков, если леска их убивает. У рыбаков должно быть нечто большее, чем просто хорошие намерения. Нужны новые изобретения, новые техники ловли, новые инструменты и новая мотивация. По-прежнему неизвестно, сколько черепах, которых вытащили из лески, потом погибает. Тот логгерхед и  оливковая черепаха, из  которых извлекли проглоченные крючки, остались живы. Первый прожил еще как минимум 458 дней, вторая – 193 дня, затем их передатчики отключились. Так что некоторые живут еще долго, но можно не сомневаться, что отнюдь не все. В 2001 году Национальная служба морского рыболовства США пришла к выводу, что поло139

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

вина из всех освобожденных черепах умирает от ран, нанесенных леской и крючками[95]. А значит, ярусный лов США в Атлантическом океане убивает примерно 150–500 кожистых черепах в год. Но это была лишь приблизительная оценка. К тому же новые техники лова могут снизить ущерб, сократить количество травм и повысить долю выживших. На тех кораблях, где используются новые крючки, а также специальные приспособления, помогающие черепахам выжить или избежать ярусной сети, животные погибают довольно редко. К примеру, в 2001 и 2002 годах на атлантических ярусных судах США в ходе экспериментов федеральные инспекторы установили, что новые техники ловли позволяют сократить смертность черепах. Из трехсот пойманных кожистых черепах и трехсот логгерхедов мертвой оказалась только одна. А вот в бразильском исследовании по прибытии на берег было обнаружено, что погибло 15 % всех пойманных логгерхедов и 10 % кожистых черепах. ПОХОЖЕ, ОСТАВШУЮСЯ ЧАСТЬ ДНЯ, на которую уже не возлагали никаких надежд, судьба будет к нам более благосклонна. К полудню обещанный ветер с дождем почти прекратился, а  к трем часам пополудни сварщик водрузил отремонтированный мостик на  палубу и даже неплохо его укрепил. К нам присоединяется брат Блэра по имени Берт. У нас есть пять часов светового дня, и мы собираемся выжать из них все возможное. Всего пять минут спустя после выхода из  бухты нас приветствует крупная луна-рыба размером с капот автомобиля, похожая на круглый дверной коврик, – еще одна галлюцинация, порожденная недрами океана, еще одно подводное чудо. Еще через пять минут выгнутым плавником уже машет нам вторая. Если мы встретили этих рыб так быстро, значит, шансы увидеть черепаху высоки. Это воодушевляет. Хорошо, что океан сейчас гладкий. И хотя облака постепенно рассеиваются, небо пока еще затянуто, поэтому вода кажется светлой, но не блестит. Такие погодные условия как нельзя лучше соответствуют понятию «идеальный». Вчера нам приходилось искать иссиня-черную черепаху в иссиня-черном море, покрытом пенистыми волнами. Это было непросто. Сегодня нам нужно искать иссиня-черную черепаху в серебристом море, гладком, как застеленная кровать. – Теперь различить голову черепахи не так трудно, – заявляет Майк. После грозы небо и  облака озарены драматическим сиянием, которое можно увидеть только в открытом океане. В этом изменчивом свете все происходящее представляется исключительным и неповторимым: сам воздух заставляет пережить всю полноту момента здесь и сейчас, раствориться в происходящем, напоминает о том, что не каждому выпадает счастье сделать хотя бы глоток такого воздуха. Я сижу на крыше рубки, трое моих спутников стоят на мостике прямо у меня над головой. К  этому времени мы прошли уже одиннадцать километров и  пока не  увидели ничего нового, так что я начинаю сомневаться, доберемся  ли мы хоть куда-нибудь. А  может быть, стоило остаться у берега, рядом с рыбой-луной? По крайней мере, там была какая-то жизнь. Но затем я замечаю в воде что-то темное и оборачиваюсь на других членов команды, которые стоят сверху. Они тоже это видят. Корабль поворачивает к темному пятну. Внезапно оно поднимает из воды голову, а затем черную спину. Тюлень. Вода покрывается едва заметной рябью: это косяки мелкой рыбы («Макрель!») прижимаются к поверхности, опасаясь того, что прячется под водой. Страх перед акулами и мечрыбами, доставшийся по  наследству, заставляет их волноваться без  всякого повода. Когда к ним приближается лодка, некоторые несутся прочь как сумасшедшие. Если бы они хоть чтонибудь соображали, то приветствовали бы людей как своих освободителей, ведь мы – враги их врагов. Но нам они тоже не верят. Внезапно перед нами появляется большой пестробрюхий буревестник и  ныряет под воду – туда, где на клочке воды диаметром 45 метров появилась зыбь. Скоро мы видим еще 140

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

одного буревестника в небе над бескрайним океаном. Вчера их не было и в помине. Эти двоюродные братья альбатросов прилетели ночью, оседлав обрывки того самого урагана, который бушевал в небе всю ночь и все утро. Рядом машет крыльями качурка Вильсона, которая тоже прилетела только сегодня и, скорее всего, не останется до завтра. Она парит низко над водой, перебирая по  ней своими лапками, и  выискивает планктон. Мне нравится это мимолетное сопровождение: птицы, как и мы, тоже заняты поисками. Еще сорок минут мы плывем по безмятежному океану под изменчивым небом, и вдруг Майк кричит, указывая куда-то вдаль. Мне достаточно одного взгляда, чтобы тотчас безошибочно определить, кому принадлежит эта мелькнувшая на поверхности иссиня-черная голова размером с арбуз. Через секунду она с тяжелым всплеском уходит под воду. Берт тут же взбирается на подиум в носовой части корабля; в руках у него сеть из юрского периода. Позади суетится Майк: он становится на носу с веревкой, которая затягивает сетку. Блэр глушит мотор, и мы дрейфуем посреди полного штиля. Проходит шесть минут. Берт говорит: – Наверное, она там что-то ест, а то бы уже поднялась. Десять минут. – Не могла же она всплыть в такой гладкой воде, чтобы мы бы ее даже не заметили? – спрашивает он Блэра. Шестнадцать минут. Берт что-то бормочет себе под нос, опускает сеть и возвращается на мостик. Блэр прибавляет ходу. Для человека, который держит на корабле гарпун для рыбы, которую он не видел уже десяток лет, мне кажется, Блэр как-то уж слишком нетерпелив. Лично я  бы подождал еще минут десять. Но тут есть особый подход, как объясняет мне Майк. – Если стоять на одном месте, пока черепаха плывет на север – ведь они здесь, как правило, плывут именно туда, – к тому моменту, когда она решит вынырнуть, мы ее потеряем. Поэтому нужно медленно двигаться на север и надеяться, что мы ее не пропустим. Наверное, Майк замечает в моих глазах недоверие, потому что признает: – Эта, кажется, плыла на юг, так что… Ну, прочешем всю эту область. Если тут была одна черепаха, будут и другие. Легкий порывистый ветер приносит небольшой дождь. Скоро он становится таким сильным, что застилает собой скалистое побережье, которое внезапно выросло перед нами несколько минут назад. Вместе с угасающим светом улетучиваются мои надежды найти черепаху, и мечты сменяются мраком. Через десять минут Блэр внезапно переходит на нейтральную передачу: похоже, он чтото увидел. Мы внимательно разглядываем море впереди корабля, по бортам и позади. Спустя пару минут Блэр снова запускает двигатель, чтобы продолжить движение, и вдруг, едва успев это осознать, я кричу: – Вон, вон! Пятнадцать метров на одиннадцать часов! Еще до того, как я выговариваю все эти слова, корабль уже движется на черепаху. И она исчезает. Но меньше чем через минуту снова выныривает, теперь еще ближе. Берт и Майк карабкаются на свои места. – Готовы? – кричит Блэр. – Да! – уверенно отвечает Берт. Черепаха прямо перед кораблем. Она поднимает свою большую голову, словно механический монстр, и показывает из воды панцирь с гребнями на спине. Мы медленно следуем за ней. 141

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Немного поближе, Блэр, – говорит Берт. Когда подиум нависает над животным, Берт опускает сетку в воду прямо перед черепахой. Она пугается и ныряет в отверстие сетки. Когда эта громадина отрывает своим весом сетку от рамы, Майк затягивает веревку. – Тяни, тяни! – кричит Берт, – Не дай ей уйти под судно! В какой-то момент возникает суматоха, веревка цепляется за раму, но ребята быстрыми и четкими движениями, без ругани решают эту проблему. Черепаха, пойманная в мешок, бьется всем телом. – Крупный экземпляр, – говорит Берт. Длинный хвост говорит о том, что перед нами самец. – Да, немаленький, – соглашается Майк. Небольшой комментарий: двадцатидвухкилограммовая каймановая черепаха, пойманная в водах большой континентальной реки, считалась бы огромной, гигантской – настоящим монстром. Все бы отмечали ее силу и предупреждали об опасности, которая грозит пальцам, рукам и ногам тех, кто к ней приближается. Здесь же, увидев черепаху весом 360 килограммов, лишь пожмут плечами и скажут: «Да, немаленькая». Человеческий мозг постигает реальность с помощью сравнений. Я вижу таких черепах относительно редко и потому был потрясен – как и всегда. На мой взгляд, несправедливо называть эту черепаху гигантской. Давайте сойдемся на том, что она абсолютно колоссальна! – Здесь, на севере, где они кормятся, они примерно на треть тяжелее, чем на берегу, – объясняет Майк. К осени черепахи набирают жир, шеи и хвосты у них раздаются в размерах. Наверное, поэтому эта черепаха кажется мне большой даже по сравнению с гнездящимися самками, которые, как теперь оказывается, «тощие», притом что даже самая маленькая кожистая черепаха напоминает танк. Ребята крепко привязывают сетку к борту корабля, чтобы великий и ужасный зверь, которого нам, как это ни странно, удалось изловить, спокойно лежал в ней и мог дышать. Несмотря на сетку, черепаха продолжает грести; время от времени поднимает голову и со свистом выдыхает, выпуская из ноздрей две брызжущие струйки. Берт решает, что черепаха в хорошей форме: кожа блестит и шрамов на ней не видно. – Действительно, чисто, – соглашается Майк. Он берет сканер, внешне напоминающий утюг, и  начинает искать на  теле животного вживленную бирку с передатчиком. Мало кому повезло увидеть кожистую черепаху, и почти никому никогда не удавалось взглянуть на  нее снизу. Докладываю: брюхо у  нее светлое с  темными отметинами. Когда я робко приближаюсь, чтобы лучше его рассмотреть, Майк успокаивает: – Они никогда не кусаются. Я наклоняюсь к  черепахе и  в полной мере пользуюсь предоставленной возможностью погладить гладкую, прохладную, чистую кожу. Судя по тому, что в ответ изо рта у самца выпадают куски медузы, поглаживание едва ли приносит ему удовольствие. Хотя, возможно, это вовсе не потому, что он расстроен, а потому, что мы поймали его с полным ртом еды. Черепахе придется пройти еще через ряд неприятностей. Для анализа ДНК Майк соскабливает два небольших кусочка плоти с края переднего крыловидного ласта самца – это поможет определить его происхождение. Пробы отправляются в пробирку с фиксатором, а в море стекает несколько капель крови. Но не страшно. Здесь уже почти не осталось акул. Берт ласково поглаживает мраморную голову чудовища. Затем в мощную мышцу его плеча Майк вживляет крохотную бирку-передатчик. Чтобы ее считать, нужен специальный сканер, поэтому Майк ставит на ласты еще и обычные бирки. 142

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Мы отвязываем сетку. Ячейки расправляются, и черепаха, все еще находясь внутри, расставляет ласты и пытается плыть вперед. Мы с Майком хватаем ее за задние ласты и пытаемся повернуть головой вниз в надежде, что сетка соскользнет с нашего животного. Это довольно утомительно, странно и не то чтобы очень эффективно, но все же Берту и Блэру удается за это время снять бóльшую часть сетки, освободив бьющие по воде ласты и голову. Черепаха выпускает из  носа струи воды, и  Берт срезает последние нити, застрявшие в  зубастых челюстях, стиснутых буквой «W». Освобожденная черепаха спокойно выныривает на  поверхность довольно близко к кораблю, глубоко вдыхает и замирает. Бросает на меня взгляд, а затем, подняв свои крылья, подобно Пегасу, покидает нашу компанию. Мы прервали рабочий день этого динозавра в общей сложности на двенадцать минут. Я благодарю Майка, Блэра и  Берта за  слаженную командную работу. Майк светится от удовлетворения и торопится: – Давайте найдем еще одну, пока штиль. А  чудесное существо, которое мы встретили столь невероятным образом, продолжает свою непостижимую жизнь. Оно покинет зеленые, освещенные солнцем воды и нырнет в темную глубину. Там оно задержится на какое-то время, охотясь за своей острой жалящей пищей, а затем снова вернется наверх, где сквозь толщу воды пробиваются тусклые лучи. И прежде чем вынырнуть на  поверхность, оно выпустит ноздрями воздух, чтобы сразу  же вдохнуть, как только голова покажется из воды. Его мир состоит из контрастов: из света во тьму и снова на свет. Чистый экран синего и зеленого цветов да лучи солнца, которые освещают ему путь на поверхность. Это мир из самых первоначальных элементов, он практически лишен изображений и звуков. И все же оно откуда-то знает, куда ему плыть, и находит достаточно пищи и энергии, чтобы продолжать свое грандиозное путешествие. И  если быть до  конца откровенным, то надо признать, что его жизнь полна не  одних лишь загадок. Это монотонная и, пожалуй, довольно скучная жизнь – по крайней мере, на наш вкус. Огромные просторы океана напрочь лишены визуальных деталей: это как путешествовать внутри огромной синей палатки. И поскольку на зрительном уровне ничего не происходит, первостепенное значение обретает ритм. Ритм гребков, ритм ныряний и отдыха, ритм вдохов и выдохов. Гребок, движение, течение и сопротивление океана. Еще гребок. На глубину, еще глубже. Гребок. Темнота и тонны воды давят на грудь. Минуты идут, дыхание приостанавливается. Подъем, все легче и легче, грудь расширяется, давление отпускает. Выдох. На поверхности воздух освещен луной. Еще один день окончен. Вдох. Гребок и движение. Гребок. Голубое утро и лучи солнца, танцующие в толще воды. Гребок. Вперед и вглубь, вверх и вперед. В бесконечном течении проплывает черепаха по величественной сцене, бороздит потоки времени в океанской вселенной. Под водой кожистая черепаха выглядит по-настоящему внушительно. Гребет она только передними ластами, задние использует в качестве киля. Если черепаха тронулась с места, даже если сделала всего пару гребков, вы ее уже не догоните. Потрясающе, как проворно она движется, почти не прилагая усилий. Все движения идеально выверены и отлажены. Даже когда нужно изменить направление, она делает это плавно и без малейшей задержки. Взглянув на вас через плечо, черепаха не будет торопиться, чтобы уйти в сторону: она просто парит по волнам, а затем ныряет на глубину. Можно потрогать панцирь, но, если вы дотронетесь до ластов, больше вы ее не увидите. Под водой черепахи синеватого цвета, а узор в крапинку на панцире – прекрасный камуфляж. Стоит немного отплыть – и черепаха уже сливается с окружающей средой. Она не исчезает во мраке, а как бы растворяется в воде прямо на ваших глазах. Кожистая черепаха не может прекратить свои странствия. Если поймать и поместить ее в аквариум, она все равно будет плыть и в конце концов расшибется о стекло. Эти черепахи не распознают препятствий. Не видят никаких барьеров. Ведь в океане их не существует. 143

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Уже шесть часов вечера, и освещение становится коварным. Наши глаза, выискивающие черепах, начинают уделять слишком много внимания плавучим корягам. Внезапно Берт прибавляет газу. Я вскидываю взгляд на мостик. – Еще одна черепаха! – кричит Блэр. Он спускается вниз, забирается на подиум и готовит сети. Черепаха тем временем исчезает из виду. Судно дрейфует. – Длинное погружение, да? – говорит Берт минут через десять. – Темнеет. Мне кажется, мы его упустили, – говорит Майк. Но Блэр продолжает стоять и ждать. – Сейчас стемнеет, Блэр, – зовет Берт. Блэр не  двигается. Но  спустя минуту признает, что становится темно, оставляет сеть и слезает с подиума. И мы разворачиваемся носом к бухте, до которой остается пятнадцать морских миль. Я стою на палубе, прикрыв голову от брызг капюшоном, и таращусь на серые пенистые волны. Внезапно судно поворачивает на штирборт и прибавляет ходу. Блэр на мостике указывает вперед, Берт уже карабкается на подиум, а Майк готовит веревку. Впереди, на  расстоянии тридцати метров, среди бликов заходящего солнца прямо под волнами можно различить плывущую черепаху. Когда мы подплываем поближе, она все еще у поверхности. Блэр равняется с черепахой и направляет лодку так, чтобы Берт на подиуме оказался прямо над ней: теперь черепаха плывет под носом корабля и Берт смотрит на нее сверху вниз. Когда животное выныривает за следующим глотком воздуха, Берт бросает сеть, и через мгновение черепаха аккуратно проскальзывает через рамку и попадает в сетчатый мешок. Майк ликует, а Блэр кричит: «Тяни, тяни!» – и дает задний ход, чтобы веревка покрепче затянула сетку. У этой черепахи есть бирка. Это значит, что у нее есть история. Поэтому Майк хочет провести дополнительные измерения; стало быть, этого бегемота надо поднять на палубу. Я вцепляюсь в сетку, Берт держит веревку. Волны гулко бьются о корму; все усложняет качка. Майк опускает большой откидной трап, Берт фиксирует веревку в лебедке, и гигантская черепаха начинает подниматься. Должно быть, ей кажется, что кто-то помогает ей забраться наверх по скользкому обрывистому берегу из пластика. Мы кряхтим, надрываемся, но наконец втаскиваем ее на борт. Вот она лежит на фанерной подставке, с нее капает морская вода. Пахнет она как открытые устрицы. Она испражняется водянистой жидкостью кофейного цвета, при этом изо рта у нее тоже вытекает жидкость похожей консистенции. Кажется, такая бесцеремонная транспортировка вызвала у нее расстройство желудка. Она издает пугающий гортанный звук, что-то вроде негромкого рева. Внезапно все ее тело раздается в размерах от набранного в легкие воздуха. На заднем левом ласте стоит бирка с номером «T13708». – Из Тринидада! Из Матуры! – восклицает Майк, которого переполняют эмоции. – Это невероятно! Ведь это единственный берег с черепашьими гнездами, где я был! Потрясающе! О боже! А вот несколько чаек, которые прилетели к нашему дрейфующему кораблю в надежде, что мы выбросим лишнюю приманку для ловли крабов, совсем не в восторге. Мир меняется, и вчерашний опыт не всегда помогает отыскать еду сегодня. Иногда оказывается, что жизнь преподала нам не те уроки. 144

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Майк не замечает разочарованных чаек и ставит на правый задний ласт черепахи новую бирку прямо рядом со шрамом от старой. На переднем правом ласте у нее не хватает полукруглого кусочка размером с ладонь, как будто в детстве ее укусила небольшая акула. Чтобы хорошо грести, морским черепахам нужны мощные плечевые мышцы, поэтому прятать голову и конечности в обтекаемый панцирь им довольно некомфортно. В результате это океанское животное, закованное в броню, оказывается уязвимым перед акулами. Черепахи с такими отметинами на ластах встречаются довольно часто. Но в жилах у них течет в десять раз больше фибриногена, чем у нас, так что кровь быстро сворачивается и кровотечение моментально останавливается[96]. Благодаря этому черепахи даже могут пережить потерю конечности. Затем Майк поднимает черепахе хвост и ставит ей градусник. – Хорошо, что это самка. У самцов такие мускулистые хвосты, что им почти невозможно измерить температуру. Могу себе представить, как они сопротивляются, ведь этот термометр не похож на те, что вы можете купить в аптеке. Это анальный зонд длиной около 30 сантиметров. Но теперь у нас есть интересные данные: ее температура 25 ℃, что гораздо выше температуры воды у поверхности (16,5  ℃) и  тем более на  глубине. Если даже она ныряет неглубоко, температура там все равно падает примерно до 14 ℃. Чем глубже, тем холоднее. Холоднокровным рептилиям не стоит даже пытаться выжить в таких условиях. Кожистые черепахи могут сохранять постоянную температуру тела около 25–29  ℃ на всех широтах, от тропиков до заполярных территорий – даже там, где вода достигает 5 ℃ [97]. Такой холод погубил  бы других морских черепах, а  человека в  считаные минуты довел  бы до переохлаждения и смерти. В одной книге говорится, что кожистая черепаха «больше похожа на кита-рептилию, чем на черепаху»[98]. В процессе эволюции она приспособилась к самым неподходящим и суровым условиям: может даже показаться, что она наполовину млекопитающее. Уровень метаболизма у нее, конечно, не такой, как у млекопитающих, но в три раза выше, чем у других рептилий. А может быть, она все еще продолжает эволюционировать. Кожистые черепахи вырабатывают тепло, затем сохраняют его за счет большого размера, теплоизоляции и необычной системы кровообращения. Тепло вырабатывается специальными тканями, а также в процессе пищеварения и при работе мышц. Чтобы оно не уходило в океан, у черепах есть еще кое-какие хитрости. Во-первых, это немалые габариты. Во многом именно впечатляющие размеры позволяют им заплывать так далеко на север. Чем больше животное, тем меньше поверхность его тела по  отношению к  массе. А  чем меньше поверхность тела соприкасается с холодной водой, тем медленнее оно остывает, и наоборот. Вот почему маленькие кожистые черепахи подолгу остаются в теплых широтах. И, видимо, по этой же причине они растут быстрее, чем прочие морские рептилии: им нужно поскорее набрать вес, чтобы отправиться к своим основным источникам пищи. Кожистые черепахи превосходно умеют обогревать свое тело и  не выпускать тепло наружу. Для этого у них есть два вида жировых прослоек. Верхний – теплоизолирующий белый жир, наподобие подкожного жира морских млекопитающих. И второй – бурый слой, пронизанный кровеносными сосудами. Этот жир обладает особыми свойствами: он вырабатывает тепло. Похожая жировая ткань есть только у некоторых млекопитающих и птиц, которые переносят холодные зимы. Больше ни у кого из рептилий нет ничего подобного[99]. Один слой белого жира теплоизолирует важные органы, а второй прикрывает шею от холода, словно шарф. Система кровообращения у  кожистых черепах может качать кровь в  двух направлениях: от  кожи  – для сохранения тепла – и обратно к коже – для охлаждения. Вот почему шея гнездящихся черепах приобретает розовый оттенок. В холодной воде клапаны перекрываются, и кровь удерживается глубже в  тканях и  органах. У  млекопитающих такая  же терморегуляция. Именно поэтому вы чувствуете озноб, когда окунаетесь в холодный бассейн или море, но со временем привыкаете. По этой же причине у пловцов в холодной воде часто бледнеет кожа. 145

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Ласт – единственная тонкая часть массивного тела черепахи. Только ластам при погружении в прохладную воду угрожает переохлаждение. Но у черепахи есть два адаптивных механизма, которые помогают с этим справиться. Во-первых, в основании каждого ласта у черепахи расположен противоточный теплообменник, который помогает сохранить тепло в туловище, а холод – в ластах[100]. Это плотный пучок из семидесяти вен и двадцати артерий. Как видите, тонких вен гораздо больше, чем толстых артерий, так что можно быть уверенным, что все тепло уйдет по венам обратно к телу. А по артериям в ласты течет уже охлажденная кровь. Во-вторых, у кожистых черепах есть еще совершенно уникальная химическая устойчивость к воздействию холода. Обычно химические реакции в мышцах животных ускоряются в тепле и замедляются при низкой температуре: вот почему на холоде пальцы коченеют и утрачивают ловкость (попробуйте-ка завязать узелок на морозе). К примеру, у зеленой черепахи, как и у прочих животных, мышцы лучше работают в тепле. Но кожистые черепахи могут плавать даже с холодными ластами и при таких температурах, которые для какой-нибудь тропической черепахи стали бы смертельной угрозой [101]. В мышечных клетках кожистой черепахи уровень метаболизма остается стабильным независимо от того, плывет она при температуре 5 или 38 ℃. Более того, благодаря специальным липидам ласты черепахи не замерзают даже в студеной воде, которая заморозила бы ткани других рептилий или млекопитающих [102]. Такой удивительно стабильный механизм работы мускулатуры может помочь исследователям выяснить, как бороться с дегенеративными заболеваниями мышечной системы. Вот еще одна причина беречь кожистых черепах. Коротко говоря, даже если кожистая черепаха плавает в районе полярного круга, холод ее не берет. Сочетание большой массы тела, системы обогрева, плотной теплоизоляции, уникального кровообращения и устойчивости к химическому воздействию холода позволяет кожистой черепахе не перегреваться на знойном берегу и не переохлаждаться в ледяном океане. Похожая комбинация крупного размера и системы сохранения тепла (так называемая гигантотермия37), вероятно, когда-то позволила динозаврам расселиться в самых разных регионах нашей планеты, даже около полярного круга. Наша уникальная кожистая черепаха – одновременно кит и динозавр. Еще она напоминает мне длиннокрылого альбатроса, который странствует на дальние расстояния. В 1973 году в  отчете об  открытии у  черепах противоточного теплообменника почтительно сообщалось: «Они не только способны выдерживать невероятный перепад температур между внутренними частями тела и внешней средой… но и, в отличие от других рептилий, обладают двумя адаптивными механизмами сохранения тепла: теплоизоляционной прослойкой жира и противоточным теплообменником… Из всех рептилий кожистые черепахи ближе всего к птицам и млекопитающим 38». Мы ослабляем сеть. Черепаха не  без нашей помощи скользит по  трапу вниз, а  затем, с грохотом бултыхнувшись в воду, исчезает в пелене маленьких пузырьков. Когда она всплывает снова, я залезаю на  подиум. Берт разворачивает корабль так, что я оказываюсь прямо над ней и могу прекрасно разглядеть, как плавно, без малейших усилий это гигантское животное уплывает прочь. Свет, отражаясь в зеленой воде, окутывает ее мягким сиянием. Она с легкостью гребет против течения, будто парящий на ветру альбатрос. Затем ныряет глубже и исчезает из виду. – Ну все, пусть плывет, – говорит Берт. Но черепахе не нужно наше разрешение.

37

 Гигантотермией называется повышение температуры тела, связанное с увеличением его размера, а терморегуляционный комплекс кожистых черепах лучше описывается термином «мезотермия». См. примечание [1]. – Прим. науч. ред. 38  Имеется в виду только близость по физиологическим особенностям, а не по родству. – Прим. науч. ред.

146

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

В гаснущем свете дня всего в четырех километрах от гавани мой взгляд внезапно застывает в одной точке. Среди волн я вижу узнаваемый черный силуэт. «Черепаха!» Берт до  отказа поворачивает штурвал, а  кожистая черепаха любезно поджидает нас у поверхности. Она с видимым удовольствием поедает «львиную гриву» размером с пирог. В воду падают кусочки щупалец и зонтика медузы. Предыдущая черепаха казалась гигантской, но при виде этой просто невозможно поверить собственным глазам. – О, это большая! – поворачивается ко мне взволнованный Майк. – Боже милостивый! – вырывается у Блэра. У большинства черепах, плавающих на поверхности, спинка находится вровень с водой. У этой же тело такое толстое и выпуклое, что напоминает старинный багажный сундук с «Титаника». Едва Берт взял в руки сетку, как черепаха оказалась прямо у него под ногами. Самка. Черепаха ныряет. Черной волной надвигается на нас сумрак ночи. Луна в третьей четверти уже виднеется в розоватом вечернем небе. Спустя пару минут Берт кричит: – Одиннадцать часов, в тридцати метрах! Нельзя терять ни секунды. – Я никогда не видел настолько огромную черепаху! – кричит Блэр с высоты. Мы подплываем ближе, и Берт опускает сеть в воду прямо перед носом животного. Мы отлично подошли и идеально выбрали ракурс. Но черепаха едва влезает в сетку. Она задевает рамку своими боками, а головой и плечами расшатывает плетение. Берту уже не нужно кричать свое «Тяни, тяни!». Майк изо всех сил хватается за веревку, но  у него не  получается обхватить черепаху сеткой, так что мы с  Бертом бросаемся ему на помощь. – Она как целый корабль! – кряхтит Майк. Наши совместные усилия, задний ход корабля плюс ее отчаянные попытки плыть вперед – все это в итоге приводит к тому, что морское чудище проскальзывает в сетчатый рукав. – Вау! Вот это здоровяк, – говорит Майк, глядя на нашего зверя, и торжественно добавляет: – Могу поспорить, что если мы его взвесим, то побьем все рекорды. Он смотрит на трап, весы и лебедку, задумывается на несколько секунд, снова смотрит на черепаху и озвучивает мысль, которая, видимо, пришла в голову нам всем: – Не выйдет! Предыдущая черепаха была гигантской: мы подняли ее на трап из последних сил, но ни капли не сомневались, что все-таки можем это сделать. А теперь мы полностью уверены, что эту поднять совершенно невозможно. – Хорошо, что нам платят за каждый килограмм, – посмеивается Блэр. – Посмотрите, какая она широкая, – благоговейным шепотом добавляет Майк. Берт только качает головой. – Я уверен, что она побьет рекорд той черепахи весом 915 килограммов, которую вынесло на берег в Уэльсе. Майк пытается разглядеть, есть  ли на  ней бирки, но  ее просто невозможно сдвинуть с места. Такого гиганта нельзя просто так потянуть за задний ласт и как следует рассмотреть. Вы тянете, но ничего не происходит – с таким же успехом можно попытаться сдвинуть с места рубку корабля. К тому же становится темно. Мы все наклоняемся над бортом, вцепившись в сетку, и пытаемся повернуть черепаху весом около тонны, но, скорее, это она поворачивает нас. Корабль слегка качается, рукава у нас становятся мокрыми, а волны, бьющие о корму, 147

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

окатывают нас брызгами и стекают с волос. Технически мы ее поймали, но едва ли контролируем ситуацию. Похоже, что ни на одном из ее ластов нет бирок. Майк вытягивается изо всех сил, чтобы достать электронным сканером туда, где может стоять бирка-передатчик. В сканере садится батарейка, Майк осыпает его проклятиями, а затем говорит: «Извините, что выругался». Очень по-канадски. Майк вставляет в сканер новую батарейку, но никаких бирок не обнаруживает. Этому монстру удавалось скрываться от людей несколько десятилетий. Где она появилась на свет? Кто еще мог ее повстречать? Чтобы измерить ее длину, нужно просунуть мерную ленту под сетку и протянуть вдоль панциря. А  это не  так просто, как  может показаться, потому что у  нее нулевая плавучесть и волна не качает ее так быстро и сильно, как наше судно. Так что временами, когда прибой поднимает нас вверх, нам приходится отпускать сетку. Наконец траектории движения лодки, океана и черепахи идеально совпадают друг с другом, и мы успеваем аккуратно и тщательно ее измерить. Точная, установленная научным методом длина панциря составляет 168,5 сантиметра. Добавьте к этому еще около 60 сантиметров головы. Хотя ее панцирь ненамного длиннее, чем у тех черепах, которых я видел в Тринидаде и во Флориде, она выглядит гораздо крупнее. Никто из нас не может дотянуться и измерить ее в ширину, так что Берт меряет расстояние от центрального гребня до края панциря и умножает его на два. Получается, что ширина панциря приблизительно равняется 132 сантиметрам, как у весельной лодки. Перед нами черепаха, чей панцирь, голова и хвост будут выступать за пределы фанерного листа 120 на 240 сантиметров. Кажется, ширина ее ластов составляет сантиметров этак 360. Я полагаю, что их размах, по самым скромным оценкам, достигает 240 сантиметров, а Майк считает, что и всех 280. И добавляет себе под нос: – Должно быть, она гнездится уже лет пятьдесят. В самом деле, эта черепаха наверняка прошла длинный жизненный путь. Наверное, она плавала в  море еще тогда, когда пестициды, пластик и  ярусные лодки не  были ежедневной угрозой выживанию для морских обитателей по всему миру. Если судить исключительно по ее весу, срок жизни этой черепахи, должно быть, приближается к естественным пределам. Как она обошла все крючки и сети, всех браконьеров и собирателей яиц? Сколько раз ей удалось разминуться со смертью? Все, что мы знаем, – это то, что она прожила долгую жизнь. Она громко фыркает. Воду пересекает дорожка лунного света. На палубе горят огни. Сейчас немногим больше восьми часов. Майк вживляет ей передатчик и сканирует его, чтобы убедиться, что он работает. На экране сканера появляется номер: 132332652. На юго-восточном крае неба восходит Марс; тем временем Майк прикрепляет еще одну металлическую бирку на  задний ласт черепахи. Последнее, что нужно сделать: Берт берет пробу тканей, чтобы, когда черепаха уплывет, мы смогли узнать о ее происхождении больше, чем знаем сейчас, пока она еще с нами. Затем Блэр объявляет: – Ладно, теперь давайте попробуем ее освободить. Следи за тем ластом! Черепаха выпускает из ноздрей струйки воды и набирает в легкие добрую порцию воздуха. Мы ослабляем затяжку на конце сетки и начинаем расширять отверстие. С большим трудом и промокнув до нитки, мы стаскиваем сеть с ее ласт и головы. Чем свободнее она себя чувствует, тем сложнее приходится нам. Освободив передние ласты, черепаха начинает выкручиваться, делает мощные толчки и наконец выскальзывает из сетки, окатив нас брызгами с ног до головы.

148

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Майк совершенно потрясен размерами этой черепахи. Она снова выныривает. Это просто непредставимо. Ее спина мощной глыбой торчит над водой, так что она напоминает весельную лодку, резво плывущую по волнам. Берт нажимает на  газ. Нос нашего судна разворачивается в  сторону огней бухты и  деревни. Открывается вид на  лесистый берег с  покрытыми тенью холмами. Бухта НейлсХарбор, зажатая между сушей и океаном, мигает закатными огнями: это горят окна домов, в которых наверняка есть интернет, горячая вода, мороженое и книги. Берт открывает пластиковый контейнер и достает оттуда пиццу и безалкогольные напитки – по бутылке на человека. Здесь, посреди континентального шельфа, в окружении огромных рептилий, внезапно начинается морская вечеринка с привкусом наступающей зимы. Отлично, как по мне. «За черепах!» – мы чокаемся бутылками газировки и вдыхаем сладкий воздух с ароматом дизеля. Мы все еще посреди мира черепах, гигантских акул и лун-рыб. И пусть наша любовь к этим морским монстрам поможет возродить других великанов: меч-рыбу, голубого тунца и акулу-мако. Пусть она поможет им спастись от челюстей самого страшного в мире хищника. Тучи на западе расходятся, чтобы мы могли полюбоваться последними лучами солнца. Серебристое море теперь переливается пастельными розовыми тонами. А мы направляемся в сторону холмов, облаченных в остатки дневного света. – Наверное, я никогда больше не встречу таких больших черепах, – говорит Майк, качая головой.

149

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Часть II Между двумя океанами  

 

Вид с Острова Черепахи  

Мифы о происхождении мироздания из разных уголков обеих Америк сходятся в одном: мир был сотворен черепахой. И поскольку никакого главного текста нет, каждый новый пересказ фактически становится новой версией мифа. В них, как и в древнеримской и древнегреческой мифологиях, а также в историях про обожествленных звезд современности, нереальные персонажи наделяются вполне человеческими качествами: ревностью, яростью, печалью, щедростью и нуждой. Что мне особенно импонирует в этих мифах, волшебная сила созидания в них принадлежит не далекому богу, сидящему на небесах, как это представлено в западном монотеизме (если не принимать во внимание скрытый политеистический христианский пантеон). Нет, в американских мифах сверхъестественными становятся сам мир и все, кто в нем живет. В некоторых уголках Северной Америки бытовало поверье, что однажды в древние времена, еще до появления людей, Небесный вождь вырвал с корнем большое дерево, и под ним образовалась нора. Жена вождя заглянула в эту нору и увидела звезды, мерцающие в темноте. Она наклонилась, чтобы хорошенько их рассмотреть, и упала. Все ниже и ниже падала она, пролетая между звездами. Тогда ее увидели животные, плавающие в великих водах подземного мира. Они быстро посовещались и решили, что Утка и Гагара должны остановить падение женщины своими мягкими крыльями, а  приземлиться она должна на  спину Черепахи. Пока Небесная женщина отдыхала и спала, Выдра, Бобер и Ондатра нырнули на дно космического моря за кусочками грязи, чтобы покрыть ими спину Черепахи. Земля на спине Черепахи стала расти, и очень быстро там появился целый огромный мир. Потекли ручьи, выросли кусты и деревья, трава, кукуруза и другие растения, так что, когда женщина проснулась, она обрадовалась и благословила этот мир. С тех пор он так и плавает на спине Великой Черепахи в необъятном море, и зовется он Островом Черепахи [103].

  ***  

Существовали и другие способы объяснить происхождение мира. Эти истории рассказывались много столетий подряд, и в каком-то смысле их сочинение продолжается до сих пор. 150

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Пожалуй, Пифагор был первым, кто обосновал и записал мысль о том, что если Солнце и Луна круглые и тень Земли во время затмения тоже круглая, то и Земля должна, по всей видимости, иметь круглую форму. Две с половиной тысячи лет назад это было передним краем науки. По легенде, около двух тысяч лет спустя юный Христофор Колумб заметил, что в море из-за горизонта сначала появляются мачты кораблей, а уж потом они сами. Из этого он сделал вывод, что Земля имеет форму сферы и, если отправиться на запад, рано или поздно можно приплыть на восток. В те времена, когда европейские корабли, расправив паруса, отправились на запад и на юг, теплые моря еще кишели черепахами: их количество, вероятно, измерялось тогда миллиардами. Вполне возможно, что на каждую теперешнюю черепаху тогда приходилось по сотне. Ведь только за последнее столетие многие популяции сократились на девяносто процентов. Сегодня мы с  трудом можем представить себе то изобилие животного мира, которое царило в океанах в начале Нового времени. К примеру, в ходе своего второго путешествия, в 1492 году, Христофор Колумб делает следующее наблюдение: «В пределах двадцати лье… море вокруг кишело черепахами… их было так много, что казалось, корабль сейчас сядет на них, как на мель, что он купается в них…» Десятого мая 1503 года, во время своего четвертого путешествия, Христофор Колумб заметил, по словам его сына Фердинанда, «два низеньких островка, которые, как и окружающий океан, были заполнены черепахами… настолько, что казалось, на берегу не черепахи, а камни»[104]. Эти острова были названы Тортуга – острова Черепахи. Позже их переименовали в Каймановы острова. Тут существовали, пожалуй, самые крупные за всю историю гнездовья зеленой черепахи. Зрелище этого изобилия способствовало частому (и всегда ошибочному) представлению о том, что дикая природа неисчерпаема. К тому времени племена аборигенов уже сократили количество нескольких гнездящихся популяций. Но это было ничто по сравнению с той расправой, которую вскоре устроили черепахам европейцы. Особенно тяжко пришлось животным Карибского бассейна в эпоху колонизации. Вскоре после появления европейских поселенцев зеленые черепахи – основная и любимая пища моряков – стали объектом неистовой торговли. В результате в этом важнейшем регионе гнездования черепах одна за другой начали исчезать целые популяции [105]. Вот что писал один из поселенцев на Бермудских островах в 1610 году: «На берегах… черепахи, рыба и дичь водятся в таком изобилии, словно это прах земной». В 1620 году, всего через одиннадцать лет после начала колонизации, живность на Бермудских островах сократилась настолько, что ассамблея издала закон, защищающий маленьких черепах (возможно, это был первый правовой акт по защите окружающей среды в Новом Свете): АКТ СУПРОТИВ РАСПРАВЫ НАД  МЛАДЫМИ НАШИМИ ЧЕРЕПАХАМИ Принимая во внимание большую растрату и злоупотребление… которое учиняется развратными и неосмотрительными особами… которые при выходе в море… хватают без разбору всякую черепаху, и старую и младую, и большую и  малую, и  убивают ее, забирают и  поглощают, что способствует угасанию потомства столь прекрасной рыбы… то… отныне и  впредь пусть ни  один человек… не  помышляет убить или  привести к  смерти… малых черепах восемнадцати дюймов в ширину или в диаметре…[106] За преступление назначался штраф – пятнадцать фунтов табака (половина шла правительству, половина – информатору). Несмотря на запрет, истребление продолжалось, и к концу XVIII мощный поток гнездящихся черепах истощился до нескольких капель, а затем и те пересохли. К 1800 году от бермудских зеленых черепах практически ничего не осталось (парочке удалось дожить до 1930-х годов). Но и после того, как «прах земной» превратился в пепел, люди продолжали ловить черепах в водах Бермудских островов. И только через два столетия, 151

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

в 1973 году, Бермуды наконец даровали черепахам защиту. (В 1960-х и 1970-х годах на островах выпускали детенышей, но все попытки восстановить гнездовье пока провалились.) В 1655 году, когда в британской колонии на Ямайке стало не хватать еды, адмирал отослал один из своих кораблей на Каймановы острова за черепахами. С тех пор для гнездящихся самок они превратились в бойню. Один человек по имени Эдвард Лонг в то время писал: «Подтверждаю, что судна, которые сбивались с  пути из-за тумана, устанавливали курс по  звуку, которые издают эти животные, когда плавают, и таким образом попадали на Каймановы острова… Каждый год этот брег походил на мелководье с сельдью… По соизволению милостивого Господа… когда прочие плоды земли иссякают, мы можем в избытке получить пропитание в этом неиссякаемом источнике черепах и яиц, которые производятся тут каждый год словно специально для нас». Верные родным местам, которые не подводили их в течение тысячелетий, зеленые черепахи возвращались сюда снова и  снова, но  оказалось, что берег их предал. Самок, вышедших на побережье копать гнезда с мая по сентябрь, внезапно переворачивали на спину; впервые за всю свою долгую жизнь они не могли достать ластами до песка или воды. В 1670 году на Каймановых островах круглый год ловили черепах сорок судов из Ямайки. Когда закончился сезон гнездования, они отправились за черепахами в места кормежки, на заросшие мелководья, в низины и песчаные отмели. Всякий раз, когда моряки поднимали бокалы на Новый год, тринадцать тысяч черепах отправлялись на корм ямайским поселенцам. К 1711 году черепахи Карибского бассейна оказались на грани вымирания, чего не мог предположить ни  сам Колумб, ни  кто-либо другой из  его команды. Правительство Ямайки запретило собирать яйца черепах со всех островов в своей юрисдикции, включая Каймановы острова. Но за нарушение этого запрета ни разу никого не наказали как на берегу, так и на рынках Ямайки. Черепахи здесь были основным мясным блюдом. Местные поселенцы жили и работали на Каймановых островах, добывая на обед и ужин плоть этих древних мореплавателей. И в конце XVIII века зеленые черепахи Каймановых островов наконец сдались. Теперь на  берег выползало всего несколько самок за  год, чтобы отложить обреченные на  разорение яйца. Восемь или девять кораблей все еще продолжали обслуживать аппетиты Ямайки, но теперь они охотились у коралловых рифов Кубы. К 1830 году черепахи Кубы тоже были истреблены, и центр охоты сместился на побережья Никарагуа и Гондураса. К началу XX века охотникам удалось уничтожить и эти популяции, так что дальше они обратились к тихоокеанскому побережью Мексики. Изначально зеленые черепахи в Карибском бассейне исчислялись десятками или даже сотнями миллионов[107]. Наверняка их было больше, чем американских бизонов, в те дни, когда на просторах Нового Света раздались первые выстрелы. Черепахи так и не вернулись в места гнездования на Бермудских и Каймановых островах. Сегодня численность карибской колонии составляет всего пять процентов от количества зеленых черепах в доколумбовы времена [108]. Тем не менее все семь видов морских черепах пережили XX век и вошли в XXI. Вопрос в том, справятся ли они дальше. Эксперт по черепахам Джим Спотила подсчитал, сколько взрослых особей в популяциях всего мира было изначально. Зеленых черепах, по  приблизительным оценкам, было около шестисот миллионов. Оливковых черепах – полмиллиарда. Логгерхедов – десятки миллионов. Бисс – четыре-пять миллионов. Кожистых черепах по всему миру насчитывалось, наверное, от одного до пяти миллионов. Теперь от большинства популяций осталось меньше пяти процентов. Сегодня мы с облегчением слышим, что количество самок атлантической ридлеи возросло с  трехсот особей до  двух с  половиной тысяч. Этот результат был достигнут большим трудом, и  облегчение 152

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

оправданно. Но это всего лишь бледная тень на фоне тех пятисот тысяч ридлей, которые населяли Землю раньше. В  давние времена черепахи играли важную роль в  океанской экосистеме. Сегодня не менее важную роль играет их отсутствие. Раньше зеленые черепахи подчищали низины, заросшие водорослями. Теперь низины все больше зарастают и  гниют. Главная еда бисс в Карибском бассейне – губка под названием хондрилла (Chondrilla nucula) – теперь заполонила все коралловые рифы. В Белизе ее называют «одной из самых больших угроз для кораллов». По самым скромным оценкам исследователей Карибского бассейна Карен Бьорндал и Джереми Джексона, численность бисс до прихода европейцев на Американский континент составляла 540 000 взрослых особей. Сегодня их 27 000. По мнению Бьорндал и Джексона, «фактическое исчезновение морских черепах должно было привести к серьезным изменениям в структуре и функционировании морских экосистем, в которых они обитали» [109]. Кожистые черепахи едят медуз, медузы питаются мальками, а мальки вырастают во взрослых рыб, которых едим мы. То есть чем меньше кожистых черепах, тем больше медуз и тем меньше, в свою очередь, рыбы. Насколько велики цифры? Точно сказать невозможно, ведь у нас нет океанов, полных рыбы и черепах, чтобы можно было сравнить. Но дело в том, что на морской глубине, там, куда мы не можем заглянуть, по принципу домино происходят многочисленные изменения. Несомненно, раньше популяции черепах были значительно более многочисленными, но важны тенденции. К примеру, зеленые черепахи Флориды, которые почти исчезли к 1980-м годам, теперь оставляют по меньшей мере 2500 гнезд в год, и их количество стремительно растет. С популяцией зеленых черепах Карибского бассейна дела тоже обстоят лучше, чем в 1970– 1980-х годах. В 1980-х на восточном побережье Мексики ежегодно появлялось всего несколько сотен гнезд, теперь  же там можно насчитать около 3000 кладок. На  карибском побережье Коста-Рики состояние популяции этих черепах тоже значительно улучшилось [110]. На прославленном берегу Тортуги с 1970-х годов до 2004 года популяция увеличилась в пять раз. Сейчас там откладывают яйца 37 000 самок – это около 100 000 кладок, т. е. 10 миллионов яиц. Сейчас это, пожалуй, самая большая популяция зеленых черепах в мире, несмотря на то, что браконьеры регулярно разоряют гнезда и убивают взрослых животных, а также на то, что ягуары ежегодно поедают несколько дюжин гнездящихся самок. И даже несмотря на то, что тысяч десять больших и маленьких зеленых черепах попадают в суповые котлы никарагуанцев. Вот главный вывод, который можно сделать из  истории морских черепах Атлантики: несмотря на  все трудности, в  последние десятилетия их положение все-таки улучшилось. С Тихим и Индийским океанами все обстоит иначе. Начнем с того, что в Атлантическом океане морские черепахи гнездятся чаще и откладывают больше яиц, чем в Тихом. Кожистые черепахи в среднем делают кладки на побережье Атлантического океана раз в год, а на побережье Тихого – только раз в четыре года. В Атлантическом океане их кладки насчитывают по восемьдесят пять яиц, а в Тихом – шестьдесят пять[111]. То же самое и с зелеными черепахами. Во Флориде и на Карибах они гнездятся раз в два-три года. В Тихом океане черепахи растут медленнее, позже становятся взрослыми и яйца откладывают только раз в четыре-пять лет. Логгерхеды в Атлантическом океане тоже откладывают яйца каждые три года, а в Тихом – каждые четыре. Возможно, это связано с тем, что на широких просторах Тихого океана черепахам труднее найти еду. На тихоокеанском побережье кожистые черепахи откладывают в каждое гнездо на две трети меньше яиц. К тому же каждая самка делает за свою жизнь вполовину меньше гнезд. В тяжелые времена это вполне может иметь серьезные последствия. А если учесть современное рыболовство, строительство на берегу и браконьеров, времена сейчас действительно тяжелые. К примеру, за последние десятилетия популяции зеленых черепах в Тихом, Индийском океанах и в Средиземном море сократились на 30–98 %. Разумеется, даже в Тихом и Индийском океанах есть свои победы – в тех местах, которые известны своими природоохранными 153

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

инициативами. Это Галапагосские острова (тут ситуация стабильна), Австралия (популяция выросла на 50 %) и Гавайи (после принятия Закона об охране вымирающих видов популяция увеличилась в  три раза)[112]. Однако во  всей Юго-Восточной Азии люди ежегодно съедают 100 000 молодых зеленых черепах; при таком уровне потребления популяция неизбежно будет сокращаться. (Кроме того, в разных частях Азии люди употребляют в пищу сухопутных и болотных черепах[113]. Десять миллионов вымирающих видов черепах, среди которых есть и азиатская коробчатая, ежегодно продаются в Китай. Рядом с крупными городами и поселениями черепахи полностью истреблены. В Азии существует девяносто видов черепах, и половина из  них находятся под  угрозой вымирания.) Главным местом истребления морских черепах в Индонезии на сегодня, пожалуй, можно назвать остров Бали. Каждый год на местные рынки там попадает около 20 000 зеленых черепах. Корабли прочесывают море от Борнео до Сулавеси в течение двух месяцев, пока их трюмы до краев не заполнятся черепахами. В результате места гнездования находятся под угрозой исчезновения во всем этом регионе. Торговля черепахами глубоко укоренена в местных традициях и обычаях, и ее не получится остановить просто так. Индусы с острова Бали считают черепах священными животными, но все равно их едят. Среди охотников преобладают мусульмане: им нельзя есть черепах, но можно убивать. Каждый добропорядочный хозяин дома на Бали желает видеть блюда из черепах на свадьбе, торжествах, связанных с беременностью жены, во время кремации и освящения храмов, церемонии подпиливания зубов (хорошо хоть не пломбирования), а также во время прочих ритуалов и обрядов перехода. Черепаха символизирует авторитет и богатство. Балийцы считают, что это неотъемлемая часть жизни индуса. (В Индии, откуда произошел индуизм, черепахи не приносятся в жертву как священные животные.) Один капитан доказывал мне, что добыча черепах положительно влияет на экологию, ведь иначе его работники занимались бы пиратством и рыбалкой с использованием взрывчатых веществ на коралловых рифах. Один из его матросов рассказывал, что до того, как стать охотником на черепах, он каждый день бросал в море по пятьдесят самодельных бомб. Подрывал кораллы, чтобы потом собрать с поверхности воды убитую рыбу[114]. – Если будет другая работа, на которой можно будет нормально зарабатывать, то я сменю профессию, – сказал он мне. – Но пока что я могу только ловить черепах. Один бывший охотник стал работником центра разведения черепах на Бали. Он рассказывал, что воспоминания об убийстве черепах преследуют его по ночам. Умирает черепаха так же, как делает и все остальное в своей жизни, – медленно. Часто даже после того, как ей перерезали горло и вскрыли панцирь, она не погибает и продолжает двигаться. – Для черепах это пытка, – сказал мне этот бывший охотник. – Если бы они умели говорить, то, наверное, взмолились бы, чтобы их не трогали. Поэтому есть все основания полагать, что кожистые черепахи в  Индийском и  Тихом океанах могут окончательно исчезнуть. Из Индии кожистые черепахи ушли еще в 1930 году, на  Шри-Ланке их количество сократилось почти до  нуля в  1994-м. Небольшая популяция, которая гнездилась в Австралии, вымерла к 1990 году. Пал и бывший главный оплот кожистых черепах в западной части Тихого океана – популяция, живущая в Малайзии [115]. В 1950х годах там обитали тысячи особей, а теперь их количество можно пересчитать по пальцам одной руки. Малайзия была домом 10 000–15 000 взрослых самок кожистой черепахи. Из них ежегодно откладывали яйца около трех тысяч, в  результате на  берегу оставалось несколько миллионов яиц. И вот в течение пятидесяти лет местные стали собирать все до одного яйца на берегу. Когда ввели запретительные меры и стали выращивать яйца в искусственных инкубаторах, было уже слишком поздно. При инкубации не были выдержаны нужные температуры, так что получались либо самки, либо бесплодные черепахи-гермафродиты. Когда через много лет эти животные отложили яйца, из них никто не вылупился. В 1970-х годах появились новые траловые сети, и в это же время количество гнездящихся особей снова резко сократилось – 154

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

примерно на 20 % в год. Затем появились японские дрейферные сети длиной в 64 километра, и скорость падения увеличилась до 30 % в год. Плюс прибавьте к этому смертность от жаберных сетей и рыбоуловителей. В последние годы количество гнездящихся самок – две за целый сезон. Популяцию просто-напросто истребили. В  Индийском и  Тихом океанах у  кожистых черепах есть последняя цитадель – северо-западная оконечность Новой Гвинеи, где ежегодно гнездится от 500 до 1500 самок. Но и эта популяция сокращается. Из 1400 самок, которые обитали здесь в 1980-х годах, по грубым подсчетам, осталась лишь половина. Это тоже очень плохо, но все же не такое стремительное падение, как в других местах [116]. В восточной части Тихого океана дела ничуть не лучше. В 1990 году на ключевом побережье Коста-Рики гнездилось около 1400 самок кожистой черепахи. Через десять лет на берег вернулось только сто самок, а в 2005 году – меньше пятидесяти. Популяция сократилась более чем на 97 %. В начале 1980-х годов на мексиканском побережье Тихого океана гнездились приблизительно 75 000 самок кожистой черепахи. К концу 1990-х их осталось 250 – на 99 % меньше. (Оценка численности черепах, сделанная в  начале 1980-х, была приблизительной. Но даже если количество черепах было в десять раз меньше, все равно популяция сократилась на 97 %. Но есть и вероятность, что в 1980-х годах ученые насчитали меньше черепах, чем их было на самом деле.) На одном мексиканском берегу в начале 1980-х гнездились тысячи самок. Через два десятилетия туда вернулись только четыре. В Атлантическом океане кожистая черепаха держится гораздо лучше [117]. В Центральной Америке гнездится 2600 самок в год: количество гнезд остается стабильным либо сокращается незначительно. Самок, которые выходят на берега Карибского бассейна (1100), Флориды (250), Бразилии (50), становится только больше. В Конго и Габоне, на западном побережье Африки, обитает вторая по величине популяция кожистых черепах (10 000 самок). (Все эти цифры указывают на общее количество самок, которые выходят на берег во время сезонов гнездования. Речь не идет ни о ежегодном количестве самок, ни о ежегодном количестве гнезд. У каждой самки между сезонами гнездования есть перерыв в несколько лет, но в сезон каждая самка делает около семи кладок.) На западном побережье Африки все еще гнездятся значительные популяции логгерхедов, оливковых черепах, бисс и зеленых черепах. На некоторых побережьях местные жители убивают ради еды две трети всех самок. В Гане есть один участок берега, где местные обожествляют черепах, и это заметно по высокой плотности их гнезд на берегу. В последние годы численность кожистых черепах западного побережья Африки довольно стабильна[118]. Самая большая в мире популяция самок (14 000) гнездится на побережье от Тринидада до Французской Гвианы. Именно в Тринидаде на берег выходит наибольшее количество кожистых черепах в мире. Учитывая все, что мы знаем о сокращении популяций черепах по всему миру, об их уязвимости и о том, как трудно восстановить исчезнувшую колонию, важно отметить две вещи. Во-первых, во  многих регионах мира люди продолжают убивать черепах, выкапывать яйца и ставить рыболовные снасти так, как будто не будет никакого завтра. И во-вторых, у людей, которые пытаются спасти черепах, все-таки это получается. Некоторые популяции восстанавливаются, и таких немало. Отдельные популяции зеленой черепахи, логгерхеда, биссы, кожистой черепахи, а  также атлантической ридлеи в  Западной Африке стали даже более многочисленными, чем были в  1980  году, а  некоторые, как  мы уже говорили, увеличиваются по экспоненте. После десятилетий чрезмерного лова в западной части Тихого океана восстанавливается популяция оливковой черепахи. Когда мы наведаемся в Тихий океан, то узнаем об этом больше. Все эти факты доказывают, что некоторые люди не учатся на своих ошибках, но другие все-таки учатся. Все, что мы делаем, имеет значение: как хорошее, так и плохое. ВО ВСЕМ МИРЕ ПЯТНАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК ЛОВЯТ РЫБУ НА ПРОДАЖУ. Это одна из самых опасных профессий: она приводит к смерти в 18, а то и в 30 раз чаще, чем другие. Ежегодный общемировой улов оценивается на сумму 80 миллиардов дол155

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

ларов. Однако рыбы становится все меньше, и рыбакам с каждым годом все сложнее зарабатывать, а механизация приводит к безработице. Многие крупные ярусные суда едва выходят в прибыль или даже работают себе в убыток. В среднем ярусное судно на Атлантическом побережье США и в Мексиканском заливе теряет $7000 в год [119]. И в этой ситуации внезапно появляются защитники окружающей среды – как правило, белые и  сытые люди  – и  просят, вернее, даже требуют, чтобы рыбаки использовали новые и незнакомые снасти, переоборудовали свои суда и заменили крючки. Или вообще перестали рыбачить. Но если, к примеру, гавайские ярусные суда перестанут выходить в море, 1600 человек потеряют работу. Поэтому политики никогда не согласятся запретить этот промысел. На законодательном уровне предлагается действовать иначе. Хоть черепахи и  мирные животные, именно они запустили Закон об  охране исчезающих видов. Если какие-либо действия федерального правительства могут повлиять на один из «исчезающих» или «находящихся под угрозой исчезновения» видов, Служба рыболовства и дикой природы США или Служба национальных морских рыболовств производит «биологическую оценку» и говорит, действительно ли тот или иной вид деятельности «угрожает существованию» этого вида. И если да, то правительство должно предотвратить угрозу. Сам прославленный Соломон подивился бы такой мудрости. Но ни федеральное правительство, ни сами граждане отнюдь не Соломон, поэтому возникают спорные моменты. Чаще всего это происходит так: правительство придерживается самого оптимистического и самого поверхностного взгляда на проблему, в то время как защитники окружающей среды пытаются посмотреть на нее широко и не упустить ни одной детали. В случае с ярусным ловом на Гавайях в период между 1985 и 1995 годами Служба рыболовства вынесла не меньше пяти «биологических оценок» [120], и ни разу не обошлось без требований и претензий. В 1985 году Служба ограничила рыбалку 320 километрами от берега и установила квоту: не более 50 подобранных логгерхедов и кожистых черепах и не более 25 убитых особей каждого вида. На юридическом языке «подобранные» – это в том числе те, которых поймали и отпустили. Из-за того, что в 1980-х годах на восточном побережье США и в Мексиканском заливе популяции рыбы стали резко сокращаться, многие корабли переместились на Гавайи. В результате Служба рыболовства вынесла еще одну «биологическую оценку», снова сузила ареал рыбной ловли и указала, что рыбаки имеют право поймать 25 черепах и убить только по одной особи каждого вида – логгерхеда, кожистую и зеленую черепаху. Когда же Служба рыболовства наконец признала, что промысел касается широкой полосы океана, простирающейся на сотни километров от Гавайских островов, то в 1993 году она вынесла еще одну оценку: «рыбалка не ставит существование черепах под угрозу» – по крайней мере, на протяжении ближайших 12 месяцев. Подобное ограничение по времени было просто абсурдом, но Служба, видимо, надеялась выиграть время или провернуть какую-то свою махинацию. Чиновники, кажется, проверяли и другие границы на прочность: они подняли дозволенное количество пойманных черепах до 752 особей, а количество убитых – до 299. Осмелев от того, что ей все сходит с рук, в 1994 году Служба увеличила квоту на пойманных черепах до 849 в год, а убитых – до 129. В 1996 году исследователи начали бить тревогу. Были опубликованы исследования, в  которых ясно доказывалось, что популяция кожистых черепах в Тихом океане значительно меньше, чем считалось раньше, и если так и будет продолжаться, то через пару десятилетий они просто вымрут. В 1998 году биологическая оценка снова установила, что ярусный лов на Гавайях, «как представляется, по-прежнему не угрожает существованию» черепах. Квота на пойманных черепах снова повысилась до 955, а убитых – до 184. По  тому, с  какой мучительной дотошностью правительство вело эти фальшивые подсчеты, можно понять, насколько далеко оно было от решения реальных проблем. Вместо того 156

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

чтобы заниматься пустыми формальностями, стоило бы потратить эти десять лет на защиту видов, которым угрожает исчезновение. Но Службе рыболовства, по всей видимости, казалось, что она держит ситуацию под контролем. Она вяло подписывала смертные приговоры, делая все, чтобы рыбная ловля могла продолжаться без помех и неудобств, – и надеялась, что никто ничего не заметит. Но  люди заметили. Защитники природы подали в  суд. Они требовали признать, что, во-первых, последняя «биологическая оценка», согласно которой морским черепахам ничего не  угрожает, идет вразрез с  научными данными, а  установленные квоты по  отлову черепах являются «произвольными и необоснованными». Во-вторых, Служба не рассматривает, как того требуют обстоятельства, суммарный эффект всех факторов, которые влияют на популяции черепах, и не делает ничего, чтобы остановить или предотвратить угрозу вымирания этих видов. В-третьих, Служба игнорирует собственных правительственных экспертов и официальный план по восстановлению популяций. И в-четвертых, она нарушает закон, когда подписывает разрешение на убийство представителей вымирающих видов, в то время как ученые бьются над тем, чтобы остановить их вымирание. Но суд не удовлетворил ни одно из четырех требований и решил дело в пользу правительства. Судья согласился с экологами лишь в отношении одной технической детали: он решил, что, пока отчет о влиянии на окружающую среду не оформлен, нужно включить в него еще несколько пунктов. Отчет о  влиянии на  окружающую среду  – это большой проект, обычно растянутый на несколько сотен страниц описаний и аналитики. Его готовят несколько месяцев, а то и лет. Судья приказал Службе рыболовства исследовать способы уменьшить прилов черепах. Он постановил, что на всех ярусных судах должны быть установлены отсекатели лески, устройства по извлечению крючков и сетки для поднятия черепах, чтобы увеличить количество выживших особей. И, что довольно удивительно, он приказал Службе проанализировать, какие участки океана можно закрыть для рыболовства, чтобы принести черепахам максимум пользы. Итак, в 1999 году по указу судьи сотни квадратных километров северной части Тихого океана закрыли для гавайских ярусных судов. Больше нельзя было рыбачить между 30° и 44° северной широты и между 137° западной и 173° восточной долготы. Охота на меч-рыб была полностью запрещена. Приманки на меч-рыб ставят довольно близко ко дну – как раз там, где плавают черепахи. Поэтому в сети на меч-рыб обычно попадалось в десять раз больше черепах, чем в сети на тунцов. А поскольку ярусные суда ежегодно топили около 3000 альбатросов, этот закрытый участок на севере стал большим благом еще и для птиц. Количество задушенных черепах и альбатросов резко сократилось. Такое масштабное ограничение заставило всех застыть с открытым ртом. Некоторые экологи решили, что это, возможно, первый шаг к полному запрету ярусной ловли по всему миру, ведь в 1990-х годах указом ООН уже запретили дрифтерные сети. Хотя многое изменилось, кое-что по-прежнему осталось неизменным. Гавайские охотники на меч-рыбу либо переключились на тунца, либо переместились в Калифорнию и продолжали охотиться оттуда. Кроме того, запрет не действовал на суда из других стран. – Мы выходим на рыбалку наравне с иностранными кораблями, – рассказывал газете Los Angeles Times Лог Гнуен, который перебрался со своей двадцатипятиметровой лодкой из Гонолулу в Калифорнию. – Они едят черепах. Мы о них заботимся. Так почему им можно рыбачить, а нам нельзя? В апреле 2004 года решение судьи утратило силу, и ограничение было снято. Но правила изменились. Правительство в два раза уменьшило квоту на меч-рыбу. Теперь на рыболовных судах следовало использовать большие скругленные крючки, а в качестве наживки – рыбу, а не кальмаров. Исследования в Атлантическом океане, проведенные за время ограничения лова в Тихом океане, показали, что использование этой снасти на 90 % сокращает прилов 157

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

логгерхедов и на 65 % – прилов кожистых черепах. Капитаны и владельцы судов должны были пройти специальные мастер-классы, чтобы научиться пользоваться устройствами для извлечения крючков. К каждому судну, которое отправлялось на охоту за меч-рыбой, от государства был приставлен специальный проверяющий. И если наблюдатель отмечал, что поймано 16 кожистых черепах или 17 логгерхедов – неважно, мертвых или живых, – правительство запрещало ярусный лов меч-рыбы до конца года. Национальная служба морских рыболовств долго шла к  этому решению, начиная от халатного разрешения поймать 955 и убить 184 черепахи, которое было издано в 1998 году. Теперь опасность угрожала гораздо меньшему количеству черепах. Когда начался сезон рыбной ловли, новые ограничения казались победой. Кимберли Дэвис из Фонда дикой природы в  пресс-релизе высказалась следующим образом: «Новые строгие меры по  защите морских черепах  – это уникальная возможность доказать, что современные методы ярусного лова не будут угрожать выживанию одного из самых древних представителей животного мира нашей планеты». Но экологи, подававшие иск, были разочарованы. Они надеялись, что ограничение станет постоянным, что это первый шаг к полному запрету ярусного лова по всему миру. По их мнению, открытие зоны Тихого океана было шагом назад, даже притом что рыбалка теперь длилась только половину сезона и всюду были наблюдатели, количество пойманных и погибших черепах строго ограничивалось и все такое прочее. Более того, экологи решили, что те, кто поддержал новые меры защиты,  – предатели и  марионетки (даже Фонд дикой природы и Институт голубого океана – организации, с которыми я связан тесными отношениями). Лично я считаю, что судебные процессы – это пинок, который был просто необходим циничному и ленивому правительству, которое не может понять, что регулирование торговли в сфере дикой флоры и фауны (в сфере природных ресурсов) напрямую связано с доверием народа и будущим наших детей. Но экологи, которые подавали все эти иски, кажется, не осознали собственной победы. –  Вот еще один пример того, как  администрация Буша манипулировала наукой ради интересов индустрии,  – говорит Тодд Штейнер, директор Turtle Island Restoration Network, один из тех самых авторов судебного иска. – Эти сети и крючки – орудия массового уничтожения. Меня такая риторика поразила: мне-то как раз казалось, что произошел редкий случай, когда администрация Джорджа Буша не манипулировала наукой в угоду интересам индустрии, не пыталась выставить черное белым. Похоже, что ярусные суда просто не были в поле зрения Буша. Все, что он знал об океане, – это то, что по нему плавают авианосцы, и еще из-за него трудно добраться до нефти. (Администрация Буша крайне враждебно относилась к науке и  окружающей среде. Среди прочего она одобрила бурение газовой скважины на  острове Падре – одном из основных регионов гнездования атлантической ридлеи. Но не будем забывать, что все эти «биологические оценки», которые позволяли убивать все больше и больше животных, были вынесены при  администрации Рональда Рейгана, Джорджа Буша и  Билла Клинтона. Из этого можно сделать вывод: слепота в отношении океана присуща обеим парламентским партиям.) Мне кажется, правительство в 2004 году взяло под контроль ярусные сети потому, что за этим делом следил судья и наблюдали экологи. Кроме того, наука к тому времени по-настоящему изменилась. В 2000 году в передовом научном журнале Nature была опубликована работа профессора Дрексельского университета Джима Спотила и еще нескольких экспертов. Статья называлась «Тихоокеанские кожистые черепахи на грани вымирания». В ней были приведены графики, отражающие сокращение популяций, и данные о высоком уровне смертности взрослых особей[121]. Статья обвинила во всем этом ярусные суда и привлекла широкое внимание. Ученые подсчитали, что количество взрослых самок кожистых черепах сократилось с 91 000 158

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

в 1980 году до 3000 в 2000 году. Чтобы снова разрешить охоту на меч-рыб, Службе рыболовства нужно было избежать новых судебных исков. Поэтому ей пришлось учесть свежие научные данные о черепахах и обратить внимание на современные техники рыбной ловли, которые помогают снизить количество убитых рептилий. Теперь все было по-другому. Рыбаки на креветочных траулерах годами боролись с заслонками для черепах, а когда все-таки начали их использовать, то потребовали, чтобы подобные ограничения распространились и на траулеры других государств. Так новые правила заставили рыбаков на ярусных судах мыслить в международном масштабе. Вот что говорила по поводу закругленных крючков и устройств для освобождения черепах Китти Саймондс, исполнительный директор Управляющего совета рыболовств западной части Тихого океана: «Чем раньше мы поймем, что все эти снасти работают, тем скорее их примут прочие страны» [122]. Вот оно, настоящее лидерство! Почему это было важно. На Гавайях было около 100–150 ярусных судов; эта цифра постоянно меняется. Кажется, что это много, но на самом деле это лишь малая часть (4 %) 4000 ярусных судов, которые рассекают воды Тихого океана[123]. У Японии примерно 1500 ярусных судов, у Тайваня – 1800. Кроме того, в океане промышляют Китай, Корея, Австралия, Фиджи, Новая Каледония, Французская Полинезия, Мексика, Гватемала, Коста-Рика, Эквадор, Перу и другие страны. И теперь некоторые американские ученые, экологи и представители Службы рыболовства нацелились на эти оставшиеся 97 % кораблей. Кажется, экологи-активисты не вполне осознали, как многого они добились и какие процессы запустили. Некоторые продолжали подавать иски и требовать наложить полный запрет на ярусный лов. Но все они не понимали одной вещи, о которой упомянул профессор Дьюкского университета Ларри Краудер в  интервью Los Angeles Times: «Проблема логгерхедов и кожистых черепах не решится, даже если запретить всю рыбную ловлю в США. Нужно экспортировать новые техники за рубеж. Запрет экспортировать невозможно». Тем временем ярусные суда, которые плавали по краям теплых течений в Атлантическом океане, тоже попали в переделку из-за черепах. Официальные наблюдатели прилежно фиксировали, сколько черепах попалось на крючок и застряло в сетях. Когда Служба рыболовства сложила эти цифры вместе, то обнаружила, что там ежегодно отлавливали 1000 логгерхедов и 800 кожистых черепах. По приблизительным оценкам, половина из них умирала, включая тех, кого выпускали с серьезными повреждениями и проглоченными крючками. В официальном отчете говорилось: «Стоит отметить, что размер прилова, полученный по  данным наблюдателей, значительно превосходит цифры, которые фиксируют сами рыбаки в бортовых журналах. Это показывает, что метод получения информации на основе самоотчетов имеет свои ограничения». Проще говоря, рыбаки врут[124]. А вы что думали? Несмотря на то что рыболовная промышленность всячески пыталась скрыть этот факт, вскоре уже невозможно было игнорировать несколько тысяч мертвых черепах в год. Служба рыболовства и так уже мучилась, пытаясь решить ситуацию на Гавайях. В 2000 году была вынесена «биологическая оценка» об «угрозе вымирания»: «Рыбная ловля угрожает существованию кожистых черепах и логгерхедов Атлантического океана». Десятилетиями ничего не делалось, и вот наконец настало время принятия решений! Ищите, и  обрящете. Первое решение, которое предложила Служба рыболовства,  – закрыть для рыболовных судов значительную часть Большой Ньюфаундлендской банки. Поначалу речь шла о  56  000 морских квадратных миль океана, но  позже запрет распространился на всю территорию под названием Дальний северо-восточный участок площадью около 2,6 миллиона морских квадратных миль – вплоть до Азорских островов. Хотя американские корабли вылавливают всего 30 % меч-рыбы и 20 % тунца, им принадлежит не меньше 10 % всех ярусных сетей. Стран, которые претендуют на свою долю атлантического пирога, даже больше, чем государств, у  которых есть физический доступ к  океану. Вот эти страны: Тай159

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

вань, Корея, Китай, Япония, Россия, Бразилия, Тринидад, Марокко, Кипр, Венесуэла, Мексика, Куба, Великобритания, Бермуды, разные страны Карибского бассейна, Канада, Белиз, Франция, Ирландия, Португалия, Экваториальная Гвинея, Испания и наш дорогой друг Ливия. Корабли всех этих стран имели право рыбачить где угодно и наверняка были рады отсутствию американских конкурентов. На этот раз Служба рыболовства решила честно взять на себя ответственность согласно Закону об охране исчезающих видов, проанализировала имеющиеся данные и сделала все, что могла. И на этот раз в суд на нее подали представители рыболовной промышленности. Я нахожусь в здании суда в Бостоне, где как раз начались прения сторон. На этот раз экологи помогают правительству защищаться, как будто они старые приятели. Моника Гольдберг – юрист от организации по защите природы Oceana. В зале суда на удивление светло. Он находится в новом здании с видом на живописную бостонскую бухту, где на якоре мирно стоят корабли. Единственная буря, которая ожидается сегодня, разразится в этой комнате. Из двухсот американских кораблей в Атлантическом океане, которые пользуются ярусными сетями, на Большой Ньюфаундлендской банке рыбачит не более дюжины. Но именно на эту дюжину приходится 75 % пойманных логгерхедов и 40 % пострадавших кожистых черепах. Вот почему все внимание сосредоточено на этом регионе. Адвокаты от правительства показывают большую карту, на которой обозначены места, где черепахи попадаются в  ярусные сети. В  каждом месте, где была поймана черепаха,  – неважно, отпустили ее или  она умерла,  – стоит красная точка. Их много в  Мексиканском заливе. Край континентального шельфа, который примыкает к восточному побережью, тоже усыпан красными точками. Но на Большой Ньюфаундлендской банке эти отметки сливаются в сплошное кровавое пятно посреди океана. В  зале суда на  задних скамьях сидят несколько рыбаков. Их представители одеты в костюмы. На самих рыбаках свитеры, как и на мне. Рядом с каждым юристом – по молчаливому сотруднику. Иногда они делают какие-то пометки, а иногда что-то предлагают. Пока мы ждем начала процесса, ко мне обращается один из рыбаков: –  Прочие страны уже заглядываются на  американскую квоту меч-рыбы. Если мы ее не выловим, они сделают это за нас. – Из-за этих запретов мы свою рыбу отдадим другим странам, – возбужденно говорит другой. – Мы, по крайней мере, разумные люди, а если квота перейдет к ним, разве они будут соблюдать ограничения? Тут он прав. Американское правительство, несмотря ни на что, может обеспечить выполнение установленных правил. Большинство стран едва ли могут даже их установить. Запрет, с которым борются сегодня рыбаки, отнюдь не первый. За последние несколько лет Служба рыболовства закрыла большие участки океана у юго-восточных штатов и в Мексиканском заливе, чтобы защитить меч-рыбу. В любое время года закрыт участок размером с Флориду и еще один – размером с Луизиану. Каждый год на три месяца закрывается участок, равный по площади Джорджии и Южной Каролине, вместе взятым, а в июне – отрезок океана размером с Нью-Джерси и Коннектикут. Все эти запреты явились результатом судебных исков от разных экологов, среди которых был и я (поэтому рыбаки меня знают). Природоохранные организации подавали иски против Службы рыболовства из-за того, что она разрешала ставить ярусные сети в местах обитания подрастающей меч-рыбы, которую убивали и в большом количестве выбрасывали за борт. Количество выброшенного молодняка было весьма существенным. За  пять лет до  запрета рыбаки ежегодно ловили от  54 до  73  тысяч особей меч-рыбы, при этом 20–30 тысяч молодняка гибло и выбрасывалось за борт из-за маленького размера. В первые же годы после закрытия южных участков количество убитого молодняка сократилось до 13–14 тысяч в год. 160

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Рыбаки боролись против каждого ограничения не на жизнь, а на смерть. Но шаг за шагом проигрывали. Кроме того, им повредила дурная репутация: знаменитые шеф-повара решили публично бойкотировать меч-рыбу, пока продавцы не  уменьшат квоту на  ее отлов. Теперь рыбаки боятся за свое будущее сильнее, чем когда-либо. Они считают, что Службу рыболовства захватили экологи, которые больше заботятся о меч-рыбе и черепахах, чем о людях, и которые не имеют ни малейшего представления о том, что значит рыбачить в международных водах, где США в меньшинстве и где любой запрет будет лишь подарком для прожорливых соседей. Судья опаздывает на целый час. – Простите, – говорит она, – мы с девяти часов выбирали присяжных заседателей. Это очень важное, хотя и очень скучное занятие. Прения открывает Джордж Маннина, адвокат рыболовной ассоциации Blue Water. Национальная служба морского рыболовства закрыла участок моря возле Большой Ньюфаундлендской банки для американских кораблей, чтобы защитить черепах. Собственники рыболовецких кораблей просят суд отменить запрет. Что важно разъяснить: хотя Служба рыболовства и закрыла банку, три года назад началось исследование новых крючков и новой наживки, на которые ловится рыба, но не ловятся черепахи. Чтобы провести необходимые эксперименты, правительство наняло ярусные суда: они могут рыбачить на этом закрытом участке с новыми крючками и имеют право продавать свой улов. Но эксперимент не будет длиться вечно, так что рыбаки хотят, чтобы участок снова официально открыли. Маннина собирается убедить судью, что запрет рыбачить рядом с  банкой  – это самоуправство, не подтвержденное ни законом, ни научной необходимостью. И он уверен, что доказать это будет легко. Адвокат театрально расписывает, какая тяжелая и  опасная работа у  его клиентов, как  трудно им зарабатывать на  жизнь. Местами его реплики напоминают сцены из  фильма «Идеальный шторм». Он, не  скрываясь, пытается вызвать у  судьи сочувствие, рассказывая о работающих матерях с сыновьями-подростками. Судья – маленькая бодрая дама лет сорока; темные волосы доходят ей до плеч, на которые сегодня надета черная судейская мантия. На Маннине темный костюм, он носит очки с тонкими дужками, его серебристые волосы идеально причесаны. Он вышагивает по залу и активно жестикулирует, разворачивая перед публикой свои аргументы. – Мои клиенты – не звери, – говорит он, – они не убивают черепах специально. Да, они могут случайно убить одну-другую, но это не ставит под угрозу существование всего вида. Доводы правительства, по его мнению, обладают некоторой «поверхностной привлекательностью», но «это песня сирены, которая ведет к неправильным выводам». Он заявляет, что мы не можем точно знать, что происходит с черепахами, потому что наука еще до этого не  доросла. Кроме того, добавляет  он, Служба рыболовства особенно обеспокоена судьбой небольшой группы северных логгерхедов, которые гнездятся на территории от севера Флориды до обеих Каролин. Но у правительства нет ни малейших юридических оснований выделять именно эту популяцию. С научной точки зрения этот аргумент звучит абсурдно. Но мы ведь не на академической конференции. Его аргументация строится на обвинении, что ответчик – т. е. Служба рыболовства – пытается защитить группу черепах, которая нигде формально не обозначена в качестве вымирающей популяции согласно Закону о  защите вымирающих видов. (Юридически весь вид рассматривается как одно целое, и, по мнению правительства, нужно заботиться обо всех популяциях этого вида.)

161

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Судья внимательно слушает его, подперев щеку ладонью. Время от времени она меняет позу, задает вопросы, просит пояснить те или иные моменты, попивает воду из стакана и чтото пишет в ноутбуке. Затем Маннина обращается к Службе рыболовства, которая решила, что дюжина кораблей в океане «ставит под угрозу» существование логгерхедов. Креветочные траулеры, говорит Маннина, убивают тысячи логгерхедов (так было до того, как правительство потребовало ставить заслонки для черепах с широкими проемами). Однако Служба рыболовства считает, что траулеры «не представляют опасности» для существования этого вида. А вот ярусные сети, в которых запутывается «всего-то несколько сотен» черепах, почему-то называют смертельной угрозой. «В этом нет никакого смысла», – говорит Маннина. И садится на место. За  решениями Службы рыболовства стоят разумные основания, и  это вовсе не  самоуправство, разъясняет представитель организации. Траулеры обязаны устанавливать на свои сети специальные заслонки для черепах, которые не дают им захлебнуться. А на ярусных судах для спасения черепах не делают ничего – по крайней мере пока. Адвокат Службы рыболовства обращает внимание судьи на  кроваво-красное пятно на карте возле Большой Ньюфаундлендской банки, т. е. на место, где ярусные сети убивают больше всего черепах. Он хочет напомнить суду, что из нескольких сотен ярусных судов американского флота, которые бороздят воды Атлантического океана, именно несколько десятков, которые рыбачат на банке, ответственны за 70 % прилова логгерхедов и 40 % прилова кожистых черепах. Он берет карту и кладет ее на стол перед судьей. Маннина тоже помогает развернуть карту на столе. Адвокат, представляющий правительство, моложе Маннины, не такой волевой и не так похож на типичного юриста. Но его аргументы тоже по-своему убедительны. Он указывает, что Маннина затушевал несколько важных моментов: к примеру, не упомянул, что креветочные траулеры обязаны использовать заслонки для черепах. Кроме того, он указывает, что существуют разные фазы жизни и взросления черепах. Убивать их до того, как они достигнут полового созревания, – значит ставить под угрозу жизнь целой популяции. Далее свои показания дает Моника Гольдберг, выступающая на стороне Службы рыболовства. Уверенная, в костюме, с ровной спиной, она говорит прямо с места, уперев кончики пальцев в стол. Она уверена, что рыбаки – вовсе не плохие люди; им просто не повезло, и во время работы им приходится убивать редких животных. Но такие ситуации строго регулируются законом. Она уверена, что, если закрыть этот участок океана для нескольких рыболовецких судов, Служба выполнит свои обязательства и сможет предотвратить угрозу вымирающему виду. Мне становится неловко, что рыбаков назвали именно так – «несколько рыболовецких судов». Но  Гольдберг указывает на  важную мысль: люди могут переехать в  другое место, а черепахи нет. Она объясняет, что северные гнездовья логгерхедов – главный регион всего побережья, на  котором рождаются самцы. Она говорит судье, что не  хотела  бы вдаваться в подробности. Но судья, глядя на довольно сложную таблицу, которую ей предоставили юристы от правительства и на которой статистика обозначена буквами греческого алфавита, говорит: – Ничего не имею против подробностей. Лично мне нравится лямбда. После этой внезапной неформальной реплики по залу прокатывается смех. Юристы впечатляюще выполняют свою работу и излагают аргументы без вспомогательных бумажек. Пока Гольдберг говорит, один из клерков передает судье записку с вопросом. – Вы согласны с тем, что креветочные траулеры не представляют угрозы для черепах? – спрашивает судья. Гольдберг переводит взгляд на клерка и начинает объяснять ситуацию; тот отводит глаза. 162

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Маннина решительно возражает. Он повышает голос и  снова настаивает, что забота об отдельной популяции не может быть основанием для действий правительства, потому что в Законе о вымирающих видах учитываются не популяции, а целые виды. Он заявляет, что если гнездящиеся самки составляют всего 1 % от популяции, то в Атлантическом океане должно обитать по меньшей мере 4,5 миллиона логгерхедов. И те несколько сотен, которые случайно попадаются в ярусные сети, просто капля в море относительно общего количества. Он снова подчеркивает, что креветочные траулеры, по оценкам Службы рыболовства, «не представляют опасности» для черепах, хотя и убивают тысячи особей. – Так как же может быть, что ярусные суда, которые случайно убивают всего-то несколько черепах, такую опасность представляют? – Возможно, у вас есть другие аргументы, но вы не можете предъявлять правительству претензию, что оно могло поступить по-другому, но не поступило, – говорит судья. – Вы обвиняете правительство в серьезных нарушениях. Вот и доказывайте это. Тут недостаточно просто бродить вокруг да около. Ни  капельки не  смущенный, Маннина отвечает, что, поскольку Служба рыболовства не использовала всей имеющейся у нее информации, ее действия следует считать произвольными и необоснованными. Ведь это и есть самоуправство – заявлять, что ярусный лов представляет угрозу для черепах, а креветочный лов нет, говорит он. Изложение аргументов с обеих сторон занимает около часа. Когда мы выходим из здания суда и подзываем такси, Моника говорит мне: – Мне кажется, его аргументы все-таки не соответствовали нужным стандартам. Впрочем, увидим через пару дней. А по поводу рыбаков, которые получают оплату за тестирование новых снастей и при этом могут продавать пойманную рыбу, Моника говорит: – Неплохо так подзаработали! Но я уверен, что рыбаки с ней бы не согласились. Отсутствие ясной картины будущего изматывает в эмоциональном плане. Ко мне подходит Джеймс Буди, рыбак из округа Бьюфорт, что в Южной Каролине. – Я видел, что вы написали о ярусной ловле. Читал в книжном магазине. Я был так возмущен, что, разумеется, книгу не купил. Но приятно с вами познакомиться! – Очень любезно с вашей стороны, – говорю я, смущенно потупившись. Позже мы получаем решение судьи под таким заголовком: «СУД УТВЕРДИЛ РЕШЕНИЕ О ЗАКРЫТИИ ЯРУСНОЙ ЛОВЛИ». Как и на Гавайях, закрытие Северной Атлантики предполагало, что однажды океан снова откроют. Служба рыболовства утверждала, что это произойдет, если удастся переоборудовать рыболовные снасти так, что смертность черепах значительно сократится. Результаты экспериментов с новыми техниками ловли оказались весьма многообещающими. Исследователи пытались придумать такое сочетание формы крючка и наживки, чтобы тунец на них ловился, а черепахи нет. Обычные крючки сделаны в форме буквы J, а насаживают на них кальмаров. Теперь приманкой стала скумбрия, а новые крючки сделали в форме буквы G (так называемые округлые крючки). Трудно поверить, что такая снасть вообще работает. Острие крючка изгибается внутрь, в сторону ножки, а потом еще немного, так что указывает вниз. Представьте, что большой палец вашей руки – это ножка крючка (а ноготь – это ушко, через которое продевается леска). Теперь сгибайте указательный палец в сторону большого до тех пор, пока кончик указательного пальца не окажется в самом основании большого. Вот так выглядит округлый крючок. Странно, да? Но  это очень хитрая конструкция. Крючок не протыкает плоть, а просто скользит до нужного места в углу рыбьего рта. Закрепившись там, он уже не может соскользнуть: ему не позволит закрученное внутрь острие. Если же 163

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

рыба потянет за крючок, то зазубрина на крючке крепко вопьется в нее. Такой крючок обычно не повреждает горло и внутренности. Если рыба заглатывает его и начинает вырываться, крючок скользит у нее внутри, как стальное кольцо, пока острие не цепляется за уголок ее рта. Все просто и аккуратно. Из-за того, что такие крючки не повреждают ни внутренности, ни жабры, ни глотку рыбы, их оценили любители рыбалки по принципу «поймал – отпустил». Я ловил на них полосатого окуня и голубого тунца. Они хороши в деле [125]. Округлые крючки сократили прилов логгерхедов на 90 %, а кожистых черепах – на 65 %. Такую статистику показывали крупные крючки размера 18/0. Скумбрия в качестве наживки тоже помогла сократить прилов логгерхедов. Крючки в форме буквы J часто застревали у черепах в глотке, и в результате многие из них умирали. Округлые крючки в 90 % случаев цепляются за челюсть черепахи, а оттуда их легко вытащить без особых повреждений. В 2004 году после удачных экспериментов Служба рыболовства разрешила открыть Большую Ньюфаундлендскую банку и северную Атлантику. Но они потребовали, чтобы все американские ярусные суда использовали только округлые крючки, чтобы рыбаки были обучены спасению черепах, а на каждом судне были специальная сетка для поднятия черепах и приборы для  извлечения крючков. Вот это и  нужно было сделать уже давно: помочь ярусным судам работать чисто и безопасно, а не прикрывать их, находить оправдания и лоббировать рыбную промышленность, вместо того чтобы охранять народное достояние. Через год после того, как океан был открыт для рыболовства, мне написал мистер Буди. Он рассказал о том, как переживал закрытие Атлантики, исследования по спасению черепах, ограничения на ловлю меч-рыбы, открытие участка и новые правила, введенные ради защиты черепах: Лично я был рад работать со  всеми, кто участвовал в  этом деле: с  экспертами по  черепахам, биологами, статистиками, специалистами по  снастям и  рыбаками. Мы добились невероятного сокращения прилова черепах. У нас получилось ввести в обиход безопасные способы рыбной ловли, которые теперь распространяются по всему миру. Как вы знаете, американские корабли – это лишь мизерная часть всех ярусных судов мира. Но инструменты, которые мы разработали, делают рыбалку проще и  безопаснее  – как  для черепах, так и  для самих рыболовов. Сейчас в  США все ярусные суда обязаны использовать округлые крючки. Я надеюсь, что благодаря вашему интересу к  черепахам вы начнете продвигать эту технику рыбной ловли по всему миру. Настоящие улучшения начнутся только тогда, когда эти крючки будут введены повсюду, а  не только в  Америке. Кстати, у  этих крючков есть еще одно преимущество: они улучшают качество улова, так как  рыба чаще оказывается на  палубе живой и  невредимой. А  рыбакам это только выгодно. К тому же восстанавливается популяция североатлантической мечрыбы: за последние несколько лет мы заметили, что в сети теперь попадаются уже довольно крупные экземпляры. Хотя наш улов все еще регулируется жесткими квотами, охота на  меч-рыбу среди рыболовов-любителей растет  – это говорит о восстановлении популяции. Это хорошая тенденция, о которой я говорил вам еще в зале суда, и она продолжается. С наилучшими пожеланиями, Дж. Б. Способы рыбной ловли, которые приносят меньше вреда птицам и  черепахам, теперь распространяются по миру. Проводятся международные конференции, капитаны делятся друг с другом своими наработками, ведутся учебные программы по обмену опытом, например программа Southern Seabird Solutions, которая стартовала в Новой Зеландии. Ученые, спонсиру164

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

емые США, вместе с рыбаками тестируют новые крючки и наживки, а также исследуют возможности рыбной ловли на разных глубинах. Природоохранные сообщества и организации, такие как Фонд дикой природы, международная ассоциация BirdLife, Институт голубого океана, Межамериканская комиссия по  тропическому тунцу и  Совет по  организации рыбалки в западной части Тихого океана, ищут новые эффективные способы рыбной ловли. Разумеется, капитаны ярусных судов правы, когда утверждают: чтобы новые техники рыбалки принесли результат, их нужно распространить и на другие страны. Но правы и экологи, которые считают, что США должны сначала сами сделать все возможное, а затем попытаться передать свой опыт другим, даже если для этого потребуется обращаться в суд. Другой вопрос в том, сколько у нас времени. И когда в погоне за черепахами мы попадаем на побережье Тихого океана, то понимаем: времени у нас немного.

165

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Часть III Тихий океан  

166

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

167

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Места гнездования кожистых черепах на побережьях Тихого океана

168

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Большой пляж  

Коста-Рика Вдоль пологого северо-западного побережья Коста-Рики полумесяцем изгибается песчаный пляж длиной в  пару километров. Это Плайя-Гранде  – Большой пляж. Он находится в провинции Гуанакасте. Его пастбища, поросшие акациями, и мягкий «средиземноморский» климат, напоминающий одновременно Калифорнию и Восточную Африку, привлекают сюда ковбоев, искателей приключений, а также земельных спекулянтов. На север и на юг от этого сонного уголка пляжи осаждают целые толпы туристов. Грохот строительства перемежается шумом прибоя. И к пляжу, и к новомодным виллам, многие из которых еще не достроены, ведут одинаковые пыльные дороги. Полоса джунглей, которая тянется вдоль пляжа, нашептывает о чуде, которое можно тут же и приобрести, судя по табличкам о продаже недвижимости, которые прибиты прямо к деревьям на обочине дороги. Напряжение возникает тут по  трем причинам. Во-первых, Плайя-Гранде  – это самое большое место гнездования кожистых черепах на Тихоокеанском побережье обеих Америк. Во-вторых, вопрос о том, является ли Плайя-Гранде национальным парком, или же этот лакомый кусочек нужно отдать застройщикам, – предметом ожесточенных юридических споров. И в-третьих, здешние кожистые черепахи, как и все другие, которые гнездятся на восточном побережье Тихого океана вплоть до Мексики, похоже, обречены на вымирание. И если они исчезнут тут, то исчезнут и во всей тропической зоне восточной и южной части Тихого океана, а это огромная часть Земли. С тех пор как я начал свое путешествие в поисках черепах, я пытался понять: действительно ли в Атлантическом океане их количество не меняется или даже растет, а в Тихом стремительно падает? И если это правда, то что можно сделать, чтобы спасти тихоокеанских черепах? Здесь, в  Коста-Рике, кожистых черепах называют «бауляс» (baulas)  – «сундуки» поиспански. К заповеднику «Ля Бауляс», т. е. Национальному морскому парку кожистых черепах, относятся одна прибрежная скала (на которой нет черепах), две речные дельты, поросшие мангровыми деревьями (где тоже нет черепах), и  одно побережье под  названием Лангоста (на котором черепахи еще есть, но их очень мало). Это довольно странно, но именно здесь, на берегу, где гнездится больше всего черепах, «заповедником» называется всего лишь небольшой участок пляжа шириной пятьдесят метров вдоль полосы прибоя. Странный размер этого «заповедника» отражает глубокое расхождение в понимании того, для чего нужна эта полоска песка. Для некоторых пляж – священная земля, абсолютно необходимая для выживания кожистых черепах. Для других пляж всегда будет приятным местом для отдыха у ласковых волн океана, даже если черепахи, о которых они только слышали, и вовсе перестанут выходить на берег по ночам, нарушая мечты застройщиков. Именно тут гнездится самая большая популяция кожистых черепах в восточной части Тихого океана, но все-таки это понятие относительное.

169

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Плайя-Гранде и окрестности Американский ученый профессор Фрэнк Паладино объясняет: – Сейчас пик сезона, поэтому за ночь появляется пять-шесть черепах. Раньше каждую ночь на берег выходило около сотни. Фрэнку очень нравится предложение расширить территорию заповедника. Но  тогда в него придется включить несколько деревенских домиков и пару прибрежных вилл. Фрэнк похож на танцующего медведя в теле человека. Он работает здесь с конца 1980х годов вместе со своим верным товарищем Джимом Спотилой. Каждый год сюда приезжает исследовать черепах не меньше ста человек (если считать студентов и волонтеров). Получается, что людей здесь больше, чем черепах. – Раньше на берегу было полно черепах, – говорит Фрэнк. – А теперь мы патрулируем берег всю ночь и ждем, пока появится хотя бы одна. В конце 1980-х годов, когда Паладино и Спотила только приехали сюда, им приходилось платить браконьерам, чтобы попасть на пляж. Ученые изучали черепаху, которая делала кладку, а  рядом браконьеры откапывали яйца других черепах. Когда исследователи оканчивали работу и  уходили, браконьеры забирали все яйца, которые отложила и  та черепаха. Конечно, ученым это не нравилось, но главными тут были браконьеры. 170

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

В  2000  году Спотиле и  Паладино удалось шокировать публику статьей в  престижном научном журнале Nature, которая называлась «Черепахи Тихого океана на грани исчезновения». В статье они показали, что за десять лет количество гнездящихся черепах сократилось на 90 %. Во всем Тихом океане за два десятилетия самок стало меньше на 97 %: с 91 000 их количество снизилось до менее 3000. С точки зрения истории видов все выглядит так, будто кожистые черепахи в Тихом океане просто внезапно испарились. – Ведь это произошло всего за двадцать лет, – качает головой Фрэнк, – просто невероятно! В полночь на море воцаряется штиль. Воздух теплый, волны тихие, их негромкий рокот сопровождается гулом ночных насекомых из темного подлеска. Мерцает набегающий прибой; каждая волна, разбиваясь о берег, на короткий миг вспыхивает приглушенным фосфоресцирующим сиянием, которое тут же гаснет, и вот уже новая волна лижет своим языком песок. Мы идем в темноте. – Открытый песчаный пляж на этом побережье – большая редкость, – объясняет Фрэнк. К примеру, если обойти этот мыс с севера, там весь берег закован в потоки застывшей лавы. Вертикальные утесы возвышаются над океаном, словно крепость, не подпуская черепах близко к берегу. – А здесь у нас, – Фрэнк останавливается и обводит берег рукой, – как раз то, что они ищут! Больше всего гнезд в середине пляжа – там, где темнее всего. В трех километрах к югу, где побережье вдается в море, стоит сверкающий огнями город – Тамариндо. – Представьте себе, там кругом огни! В середине 1980-х там не было никаких огней, только гнездящиеся черепахи. В  полвторого ночи сквозь похожие на  бумагу облака проглядывает ломтик серебряной луны. Вскоре небо проясняется настолько, что видно Южный Крест и Полярную звезду. До этой ночи я даже не думал, что небо может быть настолько большим. Через двадцать минут на темной поверхности воды, прямо рядом с отступающей волной, я различаю темную кляксу. Десять минут она ползет по песку какие-то несчастные восемнадцать метров, затем растворяется в темной чаще. Мы оставляем ее, чтобы она могла спокойно сделать кладку. Берег патрулируют две команды скаутов с  лицензиями туристических гидов. Одна команда ведет группу туристов, которые остановились в  отелях того самого сверкающего огнями Тамариндо. Другая команда из города Матаполо, она сопровождает туристов из штабквартиры этого странного заповедника. Вдали вылезает на берег еще одна черепаха. Мокрые гребни на ее спине блестят в сиянии бледной луны, а морской прибой приглушенно напевает свою монотонную убаюкивающую песню. Появляются еще шестнадцать туристов с  гидом без  униформы. Здесь много парочек, которые держатся за руки. Есть семьи с детьми. Примерно половина – из Коста-Рики, в основном из города Сан-Хосе. Для жителей столицы кожистые черепахи – такая же экзотика, как и для  гостей из  Америки или  Европы. Все тихо стоят, пораженные внезапным появлением гигантского темного зверя. Гид тоже молчит, освещая красным фонариком ямку для  яиц. Слова здесь излишни. Одна из женщин наклонилась и приобняла сына одной рукой, глядя, как яйца падают в волшебную камеру. «Вау!» – вырывается у стоящего рядом со мной мужчины. Доллары, которые можно заработать на  туристах,  – хорошая мотивация, чтобы заботиться о  черепахах и  защищать берег. Кажется, что чудо жизни ценно само по  себе, но  на самом деле вопрос в том, кто платит. В этом сезоне на Плайя-Гранде четыре тысячи туристов потратят $80 000 на посещение заповедника и оплату экскурсий. Добавьте сюда отель, расходы 171

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

на еду и мелкие покупки – примерно по $500 на человека, – и в итоге сумма дойдет до 2 миллионов долларов. Берег Матуры в Тринидаде, где я впервые в жизни увидел кожистых черепах, получил статус охраняемой территории в 1990 году. Теперь туда каждый год приезжает более 10 000 отдыхающих с деньгами, чтобы посмотреть на черепах. Если судить в общемировом масштабе, в тех местах, где черепахи стали главной туристической достопримечательностью, прибыль в три раза больше, чем там, где местные едят черепашьи яйца и самих черепах. К тому же в этих местах черепашьи популяции сокращаются на две трети, а там, где на черепах приезжают полюбоваться туристы, – только на 15 %. Это не значит, что туризм – это по определению благо. Часто люди мешают животным, часто вместе с ними на берегу появляется лишний свет. Но похоже, что хорошо налаженный туристический бизнес выгоден как людям, так и черепахам. И все же у этого пляжа есть то, чего нет у многих других: он и сам по себе прекрасно привлекает людей. Черепахи ему для этого не нужны[126]. Когда черепаха заканчивает кладку, экскурсанты отправляются по  пляжу в  обратный путь. А она, как обычно, начинает расшвыривать кучи песка, издает глубокий рык, ее глотка наливается кровью, панцирь вздымается, и она рисует на песке цифру восемь, чтобы скрыть место кладки. Это по-настоящему эпическое зрелище. Логика ее действий уходит корнями в глубокую древность, но понимает ли она, в чем смысл этого мучительного испытания? Мне хочется думать, что она инстинктивно чувствует: она откладывает яйца, чтобы произвести потомство. Но как она может это понять? На самом деле у нее едва ли есть хоть какое-нибудь представление о том, в каком процессе она участвует, помимо смутного ощущения, стремления, таинственного желания совершить определенный набор действий, смысла которых она не понимает. Но разве можно осуществить нечто настолько сложное, настолько критически важное так, будто это простая физиологическая потребность? Неужели эта вековая материнская мудрость – всего лишь набор автоматических последовательных действий? Неужели у нее нет никакой цели? Неужели это просто гормоны управляют ее поступками, как таймеры и переключатели – бытовой техникой? Если даже она что-нибудь думает или чувствует, то наверняка не помнит себя от напряжения и странности всего происходящего. Фрэнк изучал уровень гормонов у гнездящихся черепах и говорит, что их могут раздирать противоречивые желания. Во время кладки у черепах наблюдается высокий уровень гормонов, связанных со стрессом. –  После многих лет, проведенных в  океане, гормоны внезапно заставляют их плыть к берегу и спариваться с самцами. Затем яйца спускаются по яйцеводу, попадают в скорлуповую железу и готовятся к выходу. Черепаха ощущает запах суши, и, когда гормональное стремление покинуть океан становится настолько сильным, что ему уже невозможно противостоять, она вылезает из воды. Пожалуй, любой подросток испытывал сильнейшие гормональные импульсы, которые мы называем влечениями. По  крайней мере в  этом мы с  черепахами устроены одинаково. Порой эти импульсы берут верх над  разумом и  ведут к  противоречивым желаниям, которым мы не в силах противостоять. Гормональные побуждения становятся сильнее сознания, и человека несет. Но, во всяком случае, мы, люди, всегда понимаем, почему нас вдруг кудато понесло. Или нет? Может быть, и не понимаем. Гормоны, которые побуждают нас к размножению, как правило, вызывают сильное желание совершить определенные действия. Наши поступки ведут к продолжению рода, но мы совершаем их вовсе не за этим. Мы совершаем их, потому что нас принуждают к этому гормоны. И когда мы им подчиняемся, они вознаграждают нас чувством удовлетворенности и сильного наслаждения. Гормоны приучают нас стремиться к этому наслаждению снова и снова. А все остальное, что мы знаем об этом поведении и его последствиях, мы можем узнать только через обучение. Эта логика отнюдь не очевидна, ведь 172

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

не случайно считается, что некоторые люди в древности не видели связи между спариванием и деторождением. Разве черепаха может быть умнее? Но даже если сложный процесс гнездования – это всего лишь автоматическая программа, которой управляют гормоны, то это невероятно точная программа, для осуществления которой требуются немалая настойчивость, олимпийские усилия и тончайшая чувствительность. И все эти качества следует применять в определенное время и в строгой последовательности. Могут ли гормоны контролировать такой сложный набор действий? – Между разными типами поведения – например, сначала освободить место для кладки, потом начать копать – уровень одних гормонов опускается, а других поднимается, – объясняет Фрэнк. – И только когда все закончилось и уровень гормонов падает, черепаха начинает осознавать, что происходит вокруг нее. Это довольно круто. Все это очень напоминает человека. Уже почти четыре часа утра, и  черепаха с  шумом ковыляет в  сторону моря, выбрав (или откуда-то получив) новое направление. Блестящая волна окатывает ее панцирь, и в следующее мгновение она просто исчезает из виду. Тем временем часы в гнезде уже отсчитывают ход будущей жизни. На обратном пути мы встречаем знакомую самку по имени Броукен, которая получила такое имя, потому что не  может выкопать гнездо39. У  Броукен все ласты целы, но  все-таки с ней что-то не так. Суставы ее заднего левого ласта распухли от ревматоидного артрита, а в правом заднем ласте, похоже, не в порядке кости. Она не может копать. Ее ласты не зачерпывают песок. Когда ей как-то все-таки удается зачерпнуть немного песка, она задевает второй ласт, и все высыпается. Возможно, Броукен получила свою травму, когда была еще ребенком. Может, ее схватил краб или клюнула птица, пока она торопилась к морю из своего гнезда. А может быть, дело в возрасте. Что еще хуже, у этого несчастного животного, страдающего от артрита, еще и проблемы с откладыванием яиц. Много ночей подряд она вылезает на берег, чтобы освободиться от бесценных яиц, но по какой-то причине не может их отложить. Она снова и снова поднимается на побережье и роет гнездо, тратя на это еще больше усилий, чем здоровые черепахи. За весь сезон у нее все-таки получилось оставить несколько кладок. Происходит это так: она раз за  разом выходит на  берег, и  лишь на  четвертую ночь ей удается отложить яйца в камеру, которую заранее выкапывают ее друзья – люди. Сегодня первая ночь нового цикла, поэтому, несмотря на наши усилия, она уходит ни с чем. Мы покидаем пляж, когда первая обезьяна-ревун подает голос из чащи, а ее рев смешивается с рокотом прибоя. Пару часов мы решили подремать, а потом вместе с Фрэнком отправились на прогулку. За пляжем дорогу перелетает несколько белогрудых сорочьих соек. Тут много домов, большинство из них продается, и множество незастроенных участков – все выставлены на продажу. Из листвы доносится воркование инкской горлицы. – Видите, они убрали всю растительность перед домами? – спрашивает меня Фрэнк. Видно, что под посаженными пальмами специально разровняли песок. Кое-где весь песок ушел на бетон, и остались одни камни. – Черепахи сюда больше не забредают, – ворчит Фрэнк. – Если здесь начнется стройка, то мы потеряем Плайя-Гранде. То же самое случилось с Тамариндо. И с Фламинго. Это были лучшие черепашьи пляжи. Были… Фрэнк раздраженно вздыхает. По пути назад он рассказывает:

39

 Broken (англ.) – сломанная, разбитая. – Прим. пер.

173

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

–  Дело в  том, что среди владельцев этих домов нет ни  одного костариканца. В  большинстве своем это американцы: они ждут, что дома поднимутся в  цене, чтобы продать  их. Или сдать туристам. Потому что костариканцы по таким ценам снимать, конечно, не будут. То, что когда-то было устьем небольшого ручья, превратилось в грязную парковку, поросшую сорняками. Среди грязи возвышается рекламный щит с надписью «Готово к застройке». Ворота соседнего дома украшены кованым изображением кожистой черепахи. Надеюсь, что в один прекрасный день эта черепаха не окажется последней черепахой в Плайя-Гранде. В  десять часов утра наваливается душная январская жара. Я устраиваюсь в  кресле на тенистой террасе. Фрэнк отрезает мне кусок арбуза, и мы молча едим, прислушиваясь к морскому бризу. Волны бьют о берег, гулко стучат бамбуковые подвески. Кажется, вокруг царит ленивая расслабленность. Но на самом деле здесь уже началась схватка со временем. – Если мы не защитим этот берег за ближайшие пару лет, то кожистые черепахи, скорее всего, вымрут, – считает Фрэнк. Здесь, на  Плайя-Гранде, есть два вида течений. Первое связано с  движением солнца и луны; вода то отливает, то приливает на берег, принося с собой черепах. Второе течение – это растущий поток прибывающих людей. Какой из них победит на этом маленьком пляже и в других местах? Это и есть сюжет драмы, которая разворачивается прямо у нас на глазах. Но вот на террасе появляются три человека, и сразу чувствуется присутствие командного духа. Если берег и удастся уберечь от застройщиков, то лишь благодаря Фрэнку и этим троим парням. Ротни Пьедра, директор Национального морского парка Лас-Бауляс, приехал сюда в  1994  году. Марио Боза был тогда министром экологии; именно ему принадлежит идея создать в Коста-Рике систему природных заповедников. Он же в конце 1980-х годов пригласил в Плайя-Гранде Джима Спотилу, чтобы тот занялся здесь своими исследованиями. Спотила в своей фирменной широкополой шляпе совсем не похож на типичного активиста. Это скромный усатый мужчина за пятьдесят – среднего роста, в очках, тихий, добродушный и по-отечески заботливый как со своими черепахами, так и с детенышами-студентами. Когда он пришел вчера, то тут же раздал аспирантам глиняные свистульки в форме черепашек, и зал наполнился радостным гулом, которого не услышишь даже от целого хора настоящих черепах. Если бы кто-нибудь решил спросить его, что такое чистое наслаждение, то получил бы незамедлительный ответ: заниматься наукой и наставлять студентов. – На земле нет такого животного, которое могло бы сравниться с кожистой черепахой, – говорит он мне. – Другие черепахи тоже хороши, но все-таки не настолько![127] Кожистая черепаха – воистину царское создание. Мне кажется, это самое прекрасное существо на Земле. Это самое крупное животное в дикой природе, к которому можно подойти и оно на вас не нападет. И конечно, они похожи на динозавров сильнее, чем любые другие виды, которые остались на нашей планете. Спотила был первым, кто осознал, в каком критическом состоянии находятся тихоокеанские кожистые черепахи [128]. В 1988 году в Плайя-Гранде можно было насчитать 1400 гнездящихся самок в год. К началу 1990-х их количество сократилось до нескольких сотен. Но благодаря данным о  перемещениях черепах Спотила знал, что время от  времени самки могут делать восьмилетние перерывы между гнездованиями. Выбирая между голосом разума и голосом надежды, он предположил, что какие-то океанические условия – возможно, теплое и бедное пищей течение Эль-Ниньо – заставляют черепах держаться подальше, в более прохладных и урожайных водах. – И мы ждали целый год, – вспоминает он специально для меня, – ждали, что сюда приплывут тысячи черепах. Но к середине 1990-х стало очевидно, что они уже не вернутся. Популяции быстро сокращались. Если построить график, получится линия, которая через пару лет должна будет прийти к нулю. Другими словами, если так и будет продолжаться… 174

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Спотила продемонстрировал этот график на международной конференции по изучению морских черепах. Некоторые эксперты возразили ему: «Как вы можете быть уверены, что они вымирают? Возможно, происходят какие-то более сложные процессы». – Я уверен, что они вымирают, потому что об этом свидетельствуют цифры, – ответил Спотила. Этот график, словно линия на песке, стал призывом к спасению тихоокеанских кожистых черепах. А для Спотилы это был Рубикон, после которого он из ученого превратился в зоозащитника. Фрэнк кивает на Спотилу и говорит мне: – Джим – провидец. Он увидел проблему раньше, чем кто-либо другой. Его игнорировали, но в итоге он оказался прав. – Сейчас, когда побережья под нашей защитой, есть надежда, что в будущем что-то изменится к лучшему, – присоединяется к разговору директор парка Ротни Пьедра. – Я на это надеюсь, потому что в Мексике гнездится очень мало самок. – В начале 1980-х в Мексике гнездились десятки тысяч кожистых черепах, – объясняет мне Фрэнк. – Там было три пляжа, и на каждом не меньше черепах, чем на этом побережье в самые лучшие годы. Теперь черепахи там практически не появляются. У нас по крайней мере есть жизнеспособная популяция, а вот в Мексике, судя по всему, с этим покончено. Мексиканские и коста-риканские черепахи обитают в одном океане, поэтому наверняка сталкиваются с одинаковыми опасностями. Почему же в Мексике не осталось ни одной, а у нас пока не все так плохо? Наверное, дело в побережье. В Мексике долгое время было очень много браконьеров, которые выкапывают яйца. У них там как на Диком Западе. В Мексике много берегов, которые трудно охранять, да и небезопасно. А это место находится под защитой уже с середины 1990х годов. Кроме того, у нас есть питомник, где мы храним яйца, а потом каждый год выпускаем в океан тысячи детенышей. Может быть, на берег возвращается лишь один из тысячи, но мне кажется, что мы по крайней мере замедляем падение численности. Так что, – заключает Фрэнк, – судя по всему, это единственный берег с жизнеспособной популяцией во всей восточной части Тихого океана. Это побережье имеет такое огромное значение не потому, что тихоокеанские кожистые черепахи находятся на грани вымирания, а потому, что здесь осталось больше черепах, чем в любом другом месте. По последним оценкам, во всем мире обитает около 35 000 взрослых самок кожистых черепах. Из них лишь меньше тысячи гнездится в восточной части Тихого океана. В западной части тоже свои напасти. На другие пляжи черепахи перестали выходить изза шума, браконьеров и расширяющейся застройки. Поэтому все надежды на восстановление сейчас зависят от того, смогут ли черепахи по-прежнему гнездиться на Плайя-Гранде. – Самое главное, – подчеркивает Пьедра, – это земля без домов. Покупать дома очень дорого. Мы лучше будем покупать ту землю, где сейчас гнездятся черепахи, только чтобы там ничего не строили. – Если парку удастся выкупить тенистую часть берега, то черепахи наверняка будут продолжать выходить. Но времени мало, – добавляет Фрэнк. Хочу напомнить, что имеется в виду под этими словами: всего за двенадцать лет популяция кожистых черепах сократилась на 90 %. Но даже если черепахи вымрут, Фрэнка это не остановит. –  Если в  Тихом океане кожистые черепахи исчезнут,  – объясняет  он,  – мы привезем яйца из Атлантического и выпустим детенышей на берег здесь. Если есть подходящие пляжи, черепах всегда можно вернуть. А если не будет пляжей, не будет и черепах. –  Про  рыбалку тоже забывать нельзя,  – добавляет Спотила.  – Во  Флориде черепахи фактически исчезли, затем в середине 1990-х годов государство запретило жаберную ловлю, и теперь там каждый год гнездится где-то пятьсот особей. С рыбалкой надо бороться в меж175

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

дународном масштабе: по всей Латинской Америке до сих пор ставят жаберные сети. Но я согласен: не будет этого берега – не будет и черепах. Все это меня слегка озадачивает. В середине 1990-х эти парни приложили немало усилий, чтобы создать Национальный парк кожистых черепах. В 1995 году президент подписал соответствующий закон. Но если все понимают, насколько важен этот парк для сохранения черепах, почему у него такая странная форма? Почему осталось так мало от парка? –  Парк был создан для  того, чтобы защитить от  высоких приливов береговую линию шириной двести метров, – отвечает мне Марио Боза. – Но вместо того чтобы написать «двести метров от пляжа в глубь материка», они написали «двести метров от пляжа в сторону моря» – глупая ошибка. – Думаю, это сделали специально, – говорит Спотила. – Просто ошибка! – настаивает на своем Боза. – Там должно было быть «от пляжа двести метров в сторону материка». Так что территория национального парка по большей части находится в волнах прибоя. Теперь становится понятно, откуда в Плайя-Гранде такие проблемы с недвижимостью. Но ведь это все произошло в 1990-х. Почему же до сих пор ничего не исправили? – Потому что это только одна из проблем в нашей стране. Таких проблем – тысячи, – объясняет Боза. Чтобы купить побольше земли для парка, правительству нужно откуда-то взять деньги, а  их нет,  – и  неважно, что речь идет о  национальном заповеднике. Пока Фрэнк и  Спотила пытаются собрать нужные средства через Фонд кожистых черепах, чтобы выкупить побольше земли, Пьедра пытается задержать выдачу разрешений на строительство, а Боза намеревается внести поправки в законодательство, чтобы расширить заповедник и включить в него все территории на сонном берегу Плайя-Гранде, которые пока еще не застроены. Неудивительно, что у этих ребят появились недоброжелатели, так что теперь они предпочитают не гулять ночью поодиночке. Если  бы закон изначально был сформулирован корректно, на  песчаном холме просто-напросто не было бы всех этих домов. Но сейчас они там, другие продолжают строиться, и похоже, что весь остальной пляж тоже на это обречен. Так что тут происходит соревнование: одни собирают деньги, чтобы защитить пляж от застройки, а другие тем временем зарабатывают на продаже недвижимости. Я замечаю, что Боза, который в свое время занимал должность министра экологии, разочарован тем, как правительство медлит с решением этого вопроса. Туристы ежегодно привозят сюда около миллиарда долларов. Они вносят наибольший вклад в экономику страны, и большинство из них приезжает, чтобы посмотреть на природу и посетить заповедник. –  Если вы посмотрите на  цифры, то скажете: «Да тут все решено»,  – говорит  он.  – Там сразу видно, сколько прибыли приносит нашей экономике природа. Пока парки будут под защитой, туристы не перестанут приезжать в Коста-Рику. Все вроде бы отлично. Но это так не работает. Если вы отправитесь в Институт туризма и попросите у них денег на защиту заповедников, они скажут, что денег нет. Даже если они получают сотни миллионов с туристических налогов. Если вы пойдете в Министерство народных дел и скажете: «В заповедниках нужно построить хорошие дороги», вам ответят: «Есть и другие цели». Законодатели до сих пор не понимают, что, защищая природу, они защищают курицу, которая несет золотые яйца. Или как там у вас говорят по-английски? – Гусыню. – Да, гусыню! Но я не сдаюсь, ведь у нас в стране высокий уровень образования, высокий уровень осознанности в плане окружающей среды. В некоторых странах всего этого не хватает. В Никарагуа, например. 176

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

А я в этот момент думаю о маленькой банановой республике под названием Вашингтон, округ Колумбия. Но разве справедливо, что правительство насильно выкупает землю у собственников? Боза отвечает мне без малейшего колебания: – В этой стране сотни идеальных пляжей, на которых можно строить, – и я не преувеличиваю. А защитить мы пытаемся только четыре пляжа: Санта-Роза, Остионал, Кабо-Бланко и Плайя-Гранде. И все! Можно строить дачи, апартаменты, отели, что угодно – а можно сохранить национальный парк. Но то и другое сделать невозможно. Все просто! Я видел лица людей, которые наблюдают за черепахами, – продолжает он. – Кожистая черепаха, которая роет гнездо и откладывает яйца, – это феноменальное зрелище. И чтобы сохранить этот бесценный ресурс, нам нужно защитить пляж. Это делается не в пику частным интересам. Это делается в интересах народа. Вот в чем дело. – Тут Боза наклоняется ко мне и стучит пальцем по столу: – Народный интерес против частного. – Что особенно страшно, – добавляет Спотила, – так это то, что с отелями этот пляж стоит намного больше, чем с черепахами. На самом деле вопрос вот в чем: имеют ли другие виды право на жизнь или нет? Если да, пожалуйста, стройте отели, но не там, где живут черепахи. Воцаряется неловкое молчание. Спотила вздыхает: –  Да, это очень приятное побережье. Понятно, почему люди хотят построить здесь дом. Когда я собираюсь сюда приехать, то начинаю отсчитывать дни до момента, когда снова смогу взойти на  берег с  этими чудесными черепахами. Это настоящее счастье! Хорошо  бы они не вымирали. Несколько лет назад, когда огни Тамариндо еще не были такими яркими, здесь можно было гулять и чувствовать, что находишься на краю мира, среди дикой природы. Но все равно это очень хороший берег. Здесь еще есть что спасать. – И какой прогноз? – спрашиваю я. – Лично я не перестану бороться, – говорит Фрэнк. – И должен заметить, что дело сдвинулось с мертвой точки. Здесь много неравнодушных людей, которые нас поддерживают. Но нам нельзя медлить. В 1988 году здесь была одна тысяча четыреста самок. А сейчас черепах около сотни. Мы дошли до черты. Некоторое время Джим Спотила многозначительно молчит. На  него находит какое-то оцепенение, как будто часть его сознания унеслась куда-то далеко. Затем он тихо говорит: – Мы не собирались спасать черепах. Просто так получилось. Мы занимались наукой, а вокруг была куча черепах. И вдруг в один прекрасный день оказалось, что мы есть, а черепах уже нет. В такой момент начинаешь понимать, что от тебя тоже многое зависит. В ГОРОДЕ ТАМАРИНДО ЕСТЬ ОКОЛО ДЕСЯТКА БОЛЬШИХ ОТЕЛЕЙ – с казино, парой сотен номеров и всем, что полагается. «Барчело» – один из таких отелей. Здесь есть номера для  сёрфингистов, множество баров, одно или  два интернет-кафе и  аренда катеров для  спортивной рыбалки. Если стоять на  берегу и  смотреть направо, вы увидите каменистый берег, который упирается в  сияющий пляж Плайя-Гранде. Люди, которые отдыхают на берегу, – сёрфингисты с валяющимися рядом досками, подростки, играющие в мяч, женщины с детьми в тени пальмовых деревьев – просто хотят хорошо провести выходные, а вовсе не замышляют дьявольский план с целью уничтожения черепах. Держу пари, что ни один человек на этом пляже и понятия не имеет, что несколько лет назад здесь гнездились черепахи, что все эти камни раньше были покрыты песком, но затем песок собрали, чтобы сделать бетон и построить отели. Я иду по пыльной дороге обратно к Плайя-Гранде и чувствую, что в голове у меня все перемешалось. – Им нужно определиться с границами. Невозможно говорить о продажах, когда не знаешь, где заканчивается участок, – так считают Джон Лахуд и Алисия Карвальо, двое тридцати177

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

летних американцев, владельцев агентства недвижимости Pura Vida, которое находится неподалеку от черепашьего пляжа. – На самом деле нам нравится идея расширить национальный парк. Нам бы хотелось, чтобы и через двадцать лет здесь был тихий уголок. Просто скажите нам, что происходит. Отель Villa Baula («Дом черепах») рекламируют в  качестве экологичного домика на берегу. Мы с Марио Арайо, менеджером отеля, сидим в бамбуковых креслах у залитого солнцем цветочного сада. – Основные ценности нашего заведения – уважение природной среды и чувство признательности к ней, – рассказывает он с официальными интонациями в голосе. – Чтобы пляж был не засвечен и черепахи могли чувствовать себя комфортно, мы сохранили полог зеленой растительности перед фасадом. Специально поставили тусклые лампочки в фонари на дорожке перед входом и направили свет вниз. Мы вовсе не хотим, чтобы этот райский уголок превратился в очередной Тамариндо. Он делает глоток кофе и продолжает: – Если черепахи вымрут, это будет огромная потеря. Великолепные создания! А если эти существа, которых называют последними динозаврами на Земле, снова станут многочисленными, это будет прекрасно. Всем от этого будет хорошо. Но люди приезжают сюда по многим причинам, не только ради черепах. И если черепахи исчезнут, это не сильно отразится на туризме. Возвращаясь домой по  лесной тропинке, я встречаю человека, который подметает дорожку у своего дома, а рядом стоит табличка с надписью «Черепашьи экскурсии». Парня зовут Брэндон, ему тридцать четыре года. Стройный, с большими карими глазами. Когда я спрашиваю его о планах расширить национальный парк, чтобы защитить черепах, он отвечает как бы мимоходом: – Я люблю черепах, потому что они приносят мне прибыль. Но я против того, чтобы ради парков экспроприировали частную собственность. Я важнее, чем какая-то чертова черепаха! Раньше он служил в Вооруженных силах США. – В Америке сейчас такая тенденция: получать выгоду от экспорта низкооплачиваемых рабочих мест за рубеж. Вся чертова американская экономика США продает себя всему миру за бесценок. И еще я ненавижу войну. Поэтому я здесь, – он внимательно смотрит на меня, наклоняется и нарочитым шепотом сообщает: – Но я облажался! Я переехал в место, которое хотят заграбастать под национальный парк. Работаешь, работаешь, а они потом все забирают! – раздраженно жестикулирует он. – Этот директор парка, Ротни! Мы с ним, знаете, как кошка с собакой. Он пытается мне приказывать, что мне, черт возьми, делать! Вроде бы мой фонарь в четырехстах метрах от берега распугивает черепах. Если у тебя другой взгляд на мир, то всё! У тебя проблемы! А зачем им расширять парк? Допустим, какой-то парень работает в канадском банке, приезжает сюда и разглядывает черепаху. Ему объясняют: «Вот столько яиц, вот такая большая…» Это что, как-то поможет чертовым черепахам? Вот уж не думаю. Просто люди, которые устраивают все эти курсы, хотят как следует нажиться на туристах. Если бы им действительно было интересно образование, они бы не брали за это плату. Слышите? Если бы они правда любили черепах, то оставили бы их в покое, а не водили бы к ним толпы каждую ночь. Так что не надо мне тут врать! Мне плевать, если даже все черепахи помрут! Каждый день какой-нибудь вид вымирает. Вот что, по-вашему, случилось с динозаврами? Он говорит, что живет здесь уже тринадцать месяцев – примерно на сто миллионов лет меньше, чем черепахи. Но настроен он, похоже, более решительно, чем все черепахи, вместе взятые. ПРОБЕГ НАШЕГО ДРЕБЕЗЖАЩЕГО ФУРГОНА переваливает за 314 000 километров. Мне объясняют, что он tiene muy fuerte («очень сильный»). Но мне кажется, что этот шатающийся и скрипящий пропыленный фургон больше полагается на удачу (suerte), чем на силу 178

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

(fuerte). Изящные длиннохвостые королевские тиранны и большие питанги озирают свои владения с тянущихся вдоль дороги проводов. Поскольку окна в машине открыты, нас овевают жаркий ветер, клубы дорожной пыли, аромат банановых деревьев, запах свинарника, выжженной травы и коровьих пастбищ, обнесенных колючей проволокой. Переключившись на низкую передачу, мы переезжаем через мелкий ручей, а затем направляемся вверх по склону к дощатому домику с жестяной крышей. Пожилую женщину – Донью Эсперансу – мне представляют как крестную мать всех черепах. Это маленькая, приземистая, коротко стриженная старушка с морщинистой кожей, как у самих черепах. Судя по внешности, она та еще штучка: застиранная футболка, моток веревки на плече и старый-престарый шрам на голени. Внутри в  полумраке на  гвоздике над  малюсеньким столом висит небольшая дощечка. Эсперанса так гордится ею, что снимает с гвоздя и показывает нам, но прочесть написанные слова не может: за всю свою жизнь она так и не научилась грамоте. Это благодарность от Министерства природных ресурсов и окружающей среды за вклад в сохранение черепах. Мы идем в ее грязноватый дворик под раскидистым манговым деревом. Донья Эсперанса достает сигарету, хватает ее своим почти беззубым ртом, усаживается в кресло и скидывает с ног пыльные сандалии. Маленькая девочка взбирается ей на колени и, развалившись, усаживается на хрупкой Эсперансе, так что той приходится вытягивать шею и смотреть поверх головы ребенка. «Это моя внучка», – объясняет Эсперанса. Девочку она забрала к себе, когда ту подкинули на соседское крыльцо. Про Эсперансу ходят такие слухи: что она получила шрамы, когда дралась мачете с браконьерами, и  что она одним ударом кулака может уложить человека на  лопатки. Вот мы и решили расспросить живую легенду о том, что из этого ложь, а что правда. – Когда я только приехала в Плайя-Гранде, – вспоминает Донья Эсперанса, – тут стояло всего три дома. Мне было двадцать восемь. Все это происходило сорок четыре года назад. – Мой муж возделывал землю. У него был мачете. Вот так мы и жили. Каждую субботу мы садились на лошадь и ехали за рисом, бобами, мясом и всем остальным… Даже в 1980-х годах в Плайя-Гранде не было ни водопровода, ни освещения, ни дорог. И никто не знал, что там есть черепахи. Время от времени люди встречали «лора»: – Оливковых черепах называли «лора», потому что они напоминают попугаев 40. Потом мы заметили, что там есть и «бауляс». Мы стали ходить на берег за яйцами. Ну, кто-то комуто рассказал… Мы ели только яйца, матерей-черепах не трогали. И отовсюду стали приходить люди. А было начало 1980-х. А никаких законов, что нельзя брать яйца, тогда не было. Мы брали сколько хотели. Обычно мы набирали яйца из трех, четырех или пяти гнезд, – продолжает она. – Собрать все яйца из гнезда не так-то просто. Все приезжали на побережье на лошадях, а потом увозили яйца домой. Они очень хороши для выпечки: можно делать хлеб и всякие булочки. Но вот лет двадцать назад появилось новое веяние. Люди стали говорить, что черепашьи яйца усиливают мужскую потенцию. Как виагра. Вскоре появился человек на грузовике и предложил денег всем, кто принесет ему яйца. Их продавали в барах сырыми. Говорили, что самые крупные черепашьи яйца делают мужчину невероятно привлекательным, настоящим мачо. К нам присоединяется приемный сын Эсперансы – Дон Чико. Он всего на пять лет ее младше, но  выглядит, пожалуй, даже старше. Маленького роста, кожа  – как  холст, натянутый на проволочный каркас, стекла очков плохо скрывают катаракту. Я пытаюсь вовлечь его

40

 Lora – «попугай» в переводе с испанского. – Прим. ред.

179

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

в разговор и спрашиваю, действительно ли яйца повышают мужскую силу. Он хитро улыбается и медленно поднимает руку, сжав кулак. – Люди раньше думали, что яйца черепах, устрицы и некоторые виды рыб – натуральная виагра. – Теперь люди знают, что это не так, – объясняет мне Эсперанса, – так что сейчас яйца едят гораздо меньше. –  Некоторые до  сих пор так думают,  – возражает ей Чико.  – Парочка тут приходила за добычей. Я сказал им: «Больше никогда». Раньше тут было очень дикое место, – вспоминает Чико. – Люди не только приезжали сюда за яйцами, но и ловили рыбу и устриц, искали мед. Тут было множество способов добыть себе пропитание. Олени и краксы. Было больше ручьев, больше питьевой воды. Теперь лес вырубили под пастбища. Когда вода пересыхает, олени и прочие животные уходят прочь. – Они называли меня первым егерем, – вспоминает Эсперанса. – Но когда я начала подсчитывать гнезда, это место еще даже не было заповедником. Я не умею писать, зато умею считать. Начиная с ноября каждую ночь черепахи выходили на берег – сто двадцать, сто сорок, сто пятьдесят  – и  так несколько месяцев подряд. Но  в конце концов на  пляже не  осталось ни единого яйца. Самая масштабная торговля яйцами на побережье продолжалась около десятилетия. – Когда я поняла, что надо заботиться о черепахах, то стала ездить на лошади и считать следы, присматривать за черепахами, хотела их защитить. Поначалу меня невзлюбили. Много раз угрожали расправой. Но к 1988–1989 году уже все поняли, что собирать яйца теперь можно только нелегально. Когда сюда начали приезжать скауты с палатками, чтобы подсчитывать черепах и охранять их, браконьеры стали уходить. Эсперанса продолжала свои подсчеты целых десять лет. А что насчет всех этих шрамов, включая вон тот чудовищный шрам на ноге, который Эсперанса получила в знаменитой драке с браконьером? Она посмеивается и рассказывает следующую историю: – Вот как все было. Однажды мы спустились в устье, чтобы ловить рыбу-робало. Это крупная рыба. Тогда у нас не было ни сетей, ни крючков – только шест с гвоздем, наподобие копья. Тут подплывает большая рыбина. Я попадаю копьем прямо ей в голову и кричу другу, чтоб он мне помог. «Есть! Есть!»  – Тут Эсперанса показывает, как  она жестами подзывает друга. – Рыбу мы вытащили, выпотрошили и продали. Позже мы опять пришли на то место с фонариками – надеялись, что ночью поймаем кого-нибудь еще. С собой у нас были копья и мачете. Я освещаю воду фонарем, и тут ко мне на свет плывут сразу три рыбины. Одной рукой я держалась за мангровое дерево, чтобы не поскользнуться в грязи. И вот, когда одна рыба была уже близко, я как замахнусь своим мачете… Тут Эсперанса показывает, как она замахнулась. – Но из-за воды рыба оказалась совсем не там, где я думала, и я врезала себе по ноге. Порезала ее очень глубоко. Меня посадили на лошадь и наложили жгут. Но к доктору было не попасть: машины ни у кого не было. Так что рану посыпали табаком. Я пролежала в постели целых четыре месяца! Вот такая история,  – заканчивает Эсперанса и  с довольной улыбкой смотрит на свой шрам. –  А  что  же с  поломанным пальцем?  – спрашиваю  я.  – Мы слышали, что вы ударили браконьера. Эсперанса снова смеется в ответ и демонстрирует нам сросшийся под диким углом мизинец правой руки. – Это зять мой. Я его не любила. Однажды он заорал при мне на мою дочь. Я подошла и… – тут Эсперанса бьет кулаком по воздуху, – дала ему как следует. Руку себе разбила, но он зато быстро убежал. 180

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

И снова она смеется: видимо, удовольствие от этого поступка оказалось сильнее боли. – Я попадала в разные стычки, – говорит она, как будто не желая менять тему. – Если человек нарывается, то он получит. Однажды пришла женщина, искала мою невестку, а той не было. Она разозлилась и попыталась меня ударить. – Эсперанса откидывает голову назад: показывает, как она удивилась и попыталась уклониться от удара. – Вот что бы сделали вы? Я схватила ее за волосы и разбила ей нос головой. А потом врезала кулаком. Тогда снова разбила руку. Это было года два назад. Я здесь уже давно, – продолжает рассказывать Эсперанса, прокручивая в голове воспоминания. – Когда-то здесь было много черепах. Потом пришли биологи. Мне кажется, что черепах стало меньше из-за бирок, которые на них вешают. Мне кажется, черепахам это не нравится, вот они и не возвращаются назад. Лично я так думаю. Раньше мы трогали и гладили черепах, показывали им cariño, нашу любовь. Черепахам нравится, когда их гладят. А теперь никто больше не проявляет к ним нежность. Теперь до них дотрагиваются только для того, чтобы поставить номер, взять кровь, повесить бирку. Эсперанса показывает, как ученые протыкают кожу черепахи. – Теперь прикосновения причиняют им только боль. А еще их фотографируют со вспышкой, внезапно и грубо. – Эсперанса несколько раз быстро хлопает ладонью, чтобы показать, как работает вспышка. – Вот это я правда ненавижу. Мы никогда так не поступали с черепахами. Но затем голос Доньи Эсперансы смягчается, и она говорит: – Сначала мы даже не подозревали, что, если собирать яйца, это кому-то навредит. Черепах было так много. Когда вы берете еду с полки в магазине, вы же не думаете, что она когданибудь из-за этого закончится. Мне жаль, что их теперь так мало. Я и сама когда-то выкапывала много яиц. Это правда. Но потом я перестала зарабатывать на черепахах. Мы вместе с парой человек брали с собой рис, бобы и немного мяса, собирали дождевую воду и ночевали на берегу в палатках. Мы были стражами черепах. Все было очень просто. НА НИЗКОМ ДЕРЕВЯННОМ ЗАБОРЧИКЕ висит вывеска питомника черепах, нарисованная от руки, а внутри, будто сад, разбитый на берегу под открытым небом, рядами лежат маленькие круглые защитные клетки с бирками. В 1998 году, «когда кризис уже был в самом разгаре», как говорит Паладино, команда ученых стала перемещать кладки кожистых черепах сюда, на защищенную территорию, и вручную зарывать яйца в песок. Каждая кладка закрыта от насекомых мелкой сеткой, чтобы отгонять мух, которые норовят отложить свои яйца в песок над черепашьей кладкой: личинки, вылупившись, прорывают ходы к яйцам и едят их. Кругом поджидают опасности. Еноты и скунсы, которые раньше встречались здесь редко, а теперь расплодились, получив круглогодичный источник пищи в виде мусора. Собаки. Теперь, когда черепах так мало, а млекопитающих много, в искусственных кладках выживает в два раза больше детенышей, чем на берегу, где им угрожают хищники, прибой и другие напасти. Самое главное – следить за температурой в гнезде, чтобы все черепахи в выводке не были одного пола. Каждый год в питомнике вылупляется около четырех – пяти тысяч детенышей. До начала 1990-х годов почти все гнезда разоряли, но после создания парка браконьерство практически прекратилось. Теперь каждый год в Тихий океан выходит столько же детенышей, сколько выходило в начале 1990-х (когда гнездящихся самок было почти в пятнадцать раз больше, но еще не существовало ни парка, ни питомника)[129]. – Надеюсь, мы добьемся здесь такого же результата, как в Санта-Крус, – говорит Фрэнк. На этом карибском острове в течение двадцати лет почти все черепашьи кладки перевозили в защищенный питомник, и в результате популяция стремительно выросла: с тридцати самок до двухсот. Половина гнездящихся самок в  Плайя-Гранде появляется здесь в  первый раз. Можно с уверенностью сказать, что они выжили исключительно благодаря природоохранным мерам. 181

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Было бы прекрасно, если бы история на этом и закончилась. Но ежегодно погибает около 15– 20 % всех гнездящихся самок – уровень смертности в два раза выше, чем нужно для поддержания стабильной популяции. Если ничего не изменится, популяция обречена [130]. Исходя из  данных о  смертности взрослых особей, Фрэнк и  Спотила сформулировали гипотезу, которая в доступном виде звучит так: «Похоже, что они умирают в океане из-за рыболовных сетей. У  нас нет точных доказательств, но  нам кажется, что проблема заключается именно в этом». Чтобы популяция долгоживущих животных не вымерла, нужно, чтобы каждый год выживало около 90  % взрослых особей. На  взросление уходит много лет, а  детеныши погибают очень часто. Популяции растут, когда у них высокий уровень выживаемости взрослых особей – к примеру, как у кожистых черепах на острове Санта-Крус. Но если этот уровень опускается до 80 % и ниже, это значит, что популяция каждый год терпит невосполнимые потери. Это верный путь к вымиранию. Именно это сейчас и происходит с кожистыми черепахами и логгерхедами в Тихом океане. Черепахи умирают по двум причинам: естественным и связанным с человеком. Как нам известно, с природными опасностями они справляются весьма неплохо, но дополнительную смертность от рук человека пережить уже не в силах. Как я уже упоминал, смертность взрослых особей в Тихом океане в два раза превышает уровень, на котором популяция может оставаться стабильной. Многие до сих пор едят черепах. В местах, где этого не делают, например в США, растет популярность морепродуктов, а это значит, что в море выходит больше кораблей, больше черепах натыкается на ярусные, жаберные сети и траулеры. Они попадаются в сети для меч-рыбы, акулы и тунца[131]. Страны, которые ставят больше всего ярусных сетей в Тихом океане,  – это Япония, Тайвань и  Корея. В  сумме каждый год тысячи кораблей закидывают в море семь сотен миллионов крючков на леске от 60 до 90 километров длиной[132]. Это серьезная угроза. Но все ли черепахи погибают в рыболовных сетях? Сегодняшний высокий уровень смертности во многом связан с разорением гнезд, которое происходило еще в 1980-х годах и из-за которого популяция потеряла львиную долю молодняка [133]. Я осматриваю гнезда этого питомника, который внушает много надежд. Чем больше детенышей вылупится из них, вырастет и вернется сюда, чтобы отложить яйца, тем сильнее снизится общий уровень смертности популяции. Сможет ли этот прирост компенсировать сокращение количества старых особей и предотвратить вымирание черепах? После заката сумерки приносят на побережье прохладу, и в питомнике начинается ночное дежурство. К забору подбирается целое семейство енотов: они тоже интересуются гнездами, хотя и с более практической целью. Сказать, что маленьким полосатым любителям яиц здесь не рады, – значит сильно приукрасить тот прием, который им оказывают. Сегодня на страже питомника стройная женщина в линялой футболке и желтых шортах, с собранными в пучок темными волосами. Ее зовут Пилар Сантидрин Томилло. Мы называем ее Биби. Она из Мадрида. Через какое-то время Биби со своим небольшим красным фонариком обходит все гнезда и объявляет: – В двух гнездах детеныши. Она поднимает защитные экраны, с аккуратностью кондитера поднимает малышей и кладет в ведро. Каждый из них весит около пятидесяти граммов. Чтобы превратиться в трехсотшестидесятикилограммовую взрослую особь, им предстоит стать в шестьдесят четыре тысячи раз тяжелее. Человеку для этого пришлось бы набрать просто невообразимую массу – около двадцати тысяч килограммов. Нам хочется, не откладывая, выпустить новоиспеченных детенышей навстречу их судьбе. Как мотыльки ничего не знают о пламени, так и юные черепахи, ничего не зная о море, беспокойно к нему стремятся. Шансы выжить – один к тысяче. Что ж, поехали! 182

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Неся в  ведрах маленьких «тортугитас» (tortuguitas), мы проходим шестьдесят метров по берегу и выбираем произвольную точку, чтобы не приучать рыбу к ночным трапезам в одних и тех же местах. Мы останавливаемся на сухом песке, не доходя до приливной волны. Возможно, путь к морю помогает черепахе запомнить, куда ей в конце концов предстоит вернуться (если, конечно, хоть кто-нибудь из них до этого доживет). Для начала мы засыпаем песком все крабьи норы поблизости. В ближайшие несколько минут крабы не будут тащить черепашек в свои смертельные обиталища. Мы слегка наклоняем ведра к тусклому полотну песка, и на нем появляются первые темные фигурки черепах. Оказывается, что некоторые детеныши не сразу могут понять, где море. Наверное, все дело в огнях домов к северу от питомника. Малышам, только что вышедшим из темного гнезда, эти дома кажутся яркими, ведь глаза у них настолько зоркие, что могут ориентироваться по свету звезд. Но скоро они все-таки находят нужное направление. То поднимаясь, то падая в ямки следов, которые днем оставили сёрфингисты, маленькие левиафаны семенят ножками в сторону моря по мокрому песку. Рожденные во тьме, темные черепашки растворяются в темном море. А мы тем временем рассчитываем, смогут ли они выжить в этой гонке. Однако они поставили всё на то, чтобы выжить. Глядя на них, невозможно поверить, что они последние в своем роде. Ведь каждым своим движением они утверждают себя в этом мире, с жадностью гонятся за жизнью. Они вовсе не выглядят истощенными или обреченными. Лишь на нас лежит груз понимания того, что, как это ни жутко, решительно всё сейчас против этих невинных существ. Они ничуть не уступают детенышам, которые родились тысячи или миллионы лет назад, в те времена, когда на берег выходили толпы матерей-черепах. Они – новое поколение. Последняя надежда мира. Иногда взрослые оливковые черепахи тысячами выбираются на берег и устраивают зрелищное массовое гнездование, которое называется «аррибада». Но многие выходят и поодиночке, как эта, которая только что закончила кладку. Эта тридцатикилограммовая черепаха длиной девяносто сантиметров кажется крошечной по сравнению с кожистыми, которые какникак в десять раз крупнее. Ее удивительный куполообразный панцирь, внешне напоминающий шлем, кажется просто-таки игрушечным. Из-за своего маленького веса черепаха не  может хорошенько утрамбовать песок над кладкой с помощью задних ластов, поэтому она делает это брюхом, двигаясь всем телом. Она раз за  разом ударяет животом о  песок, уплотняет и  разравнивает место над  кладкой. Несколько раз она переносит вес тела с одного бока на другой. В сравнении со своей огромной кузиной оливковая черепаха кажется гимнасткой. Нижняя часть ее панциря бьется о  песок с глухим звуком тамтама. Затем она моргает и покачивает шеей, испачканной в песке. Теперь ей нужно пробежать сто пятьдесят метров до моря. И она бодро отправляется вниз по склону пружинистым шагом. Двигается она совсем не так, как кожистые черепахи, – ее покачивающаяся походка скорее напоминает сухопутных собратьев. – Вот и отлично, – говорит довольный Фрэнк. Кажется, что каждая черепаха, которую он видит, убеждает его, что этот мир еще не совсем обречен. К полуночи появляется первая кожистая черепаха. Это Броукен. Она снова скидывает песок в ямку, которую роет для нее Джим Спотила. В тот момент, когда гнездо достигает нужного размера, Броукен слегка наклоняется вперед, и под ее весом одна из стенок камеры обрушивается. Кладку она не делает. – Это всего-навсего вторая попытка, – говорит Джим, – обычно на четвертый раз у нее все-таки получается. Наверное, она еще не готова. Ей, видимо, нужно еще подкопить окситоцин. 183

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

И  снова мне кажется диким, что такие жизненно важные действия этой кожаной махины определяются всего лишь уровнем гормонов. Но мы отличаемся друг от друга только на  поверхности. Окситоцин, который так нужен ей, чтобы отложить яйца, вырабатывается в  шишковидной железе, которая есть и  в «рептильной» части нашего собственного мозга. Тот же самый гормон запускает сокращение матки при родах. Медики используют его для раскрытия шейки матки, чтобы облегчить роды. Он также вырабатывается при  совокуплении и вызывает сокращение мышц влагалища при оргазме. Окситоцин связан с чувством любви, дружбы, доверия и семейными узами. Он же отвечает за материнский инстинкт – как у людей, так и у других животных. Нерожавших самок разных видов млекопитающих окситоцин заставляет заботиться о чужом потомстве, чего они в норме не делают. А если рецепторы окситоцина в мозге матери искусственным образом заблокировать, она потеряет интерес к своему детенышу. Выработку окситоцина стимулирует кормление грудью: под воздействием гормона молочные железы матери наполняются молоком, а матка немного сокращается [134]. Всходит созвездие Скорпиона. Я патрулирую берег вместе с волонтером по имени Стив. Он психиатр из Калифорнии, из города Висейлия, и приехал сюда через волонтерские туры организации «Земной дозор» (Earthwatch). Мы молча бредем по южной части пляжа и слушаем белый шум темного прибоя. Ночь освещают огни Тамариндо. Они резко бьют по глазам, не дают им привыкнуть к темноте, притягивают взгляд и засвечивают менее яркие звезды. Мы доходим до края патрулируемого участка и поворачиваем обратно, в темную часть пляжа. В этот момент на пляже Тамариндо кто-то запускает фейерверк. Без десяти пять. Впереди мы видим, как черепаха роет гнездо. – Когда они выходят, это что-то доисторическое, – говорит Стив, который обычно неразговорчив. – А эти панцири с гребнями. Как трицератопсы. Вы их трогали? Чувствовали, какие мягкие? Какая теплая у них кожа вокруг шеи? Потрясающе! Мы ждем, когда она закончит рыть камеру и начнет делать кладку. – Вот, послушайте! Дышит… – говорит Стив. Она издает низкий глубокий звук, похожий на мычание коровы. В свете тусклого фонарика я различаю не так давно заживший шрам в основании правого переднего ласта – это розовая полоска сантиметров десять в ширину. Когда черепаха выходила на берег в прошлый раз, шрам был совсем свежим и кожа свисала по краям. Теперь он зажил, кожа в этом месте огрубела, но черепахе по-прежнему тяжело пользоваться ластом. В этот раз моя официальная обязанность – подсчет яиц. Так что я поворачиваю кепку козырьком назад, цепляю на  лоб красный фонарик и  достаю счетчик. Нужно подползти как можно ближе. Обычно кожистая черепаха прикрывает кладку задним ластом, поэтому для правильного подсчета нужно немного отодвинуть его в сторону, чтобы в камеру попадало немного света. Поначалу это довольно трудно. Когда держишь в руках неожиданно мягкий, как замша, задний ласт, в нем можно нащупать косточки фаланг. Ее хвост оказывается прямо у меня перед лицом. Я со своим фонариком так низко наклонился над камерой для яиц, будто вот-вот в нее соскользну. Яйца пахнут океаном. За десять минут она откладывает восемьдесят четыре крупных яйца. Некоторые яйца без  желтка, это уникальная особенность кожистых черепах, и  выглядят они даже более странно, чем обычные. Они размером с  горошину и  бесформенные, словно расплавленное маршмеллоу. Она заканчивает кладку, когда первые звезды уже начинают гаснуть, а  мир застывает на границе между восходом и лунной ночью. Оказаться на рассвете рядом с черепахой на берегу, когда можно разглядеть цвета и детали, удается довольно редко. 184

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

В свете восходящего солнца можно увидеть еще одну розовую полоску шрама, в основании левого переднего ласта. Что же помогло ей выжить и добраться до берега – удача, милосердие рыбаков – или же все дело в ее «бесполезности»? Черепаха пыхтит и ворочается всем телом, прикрывая песком результаты своей работы. Ее глаза слегка вращаются, словно во сне, а по обеим сторонам морды, будто лава, текут густые слезы. К нам присоединяется один из аспирантов: – Обратите внимание, что внизу ее шея наливается кровью – там, где находится горловая или ключичная зона. Они могут подстраивать свою сердечно-сосудистую систему для терморегуляции. Другими словами, когда черепахе становится жарко, ее горло вспыхивает румянцем, и воздух помогает ей охладить кровь. Ночью это довольно трудно заметить. Пение птиц возвещает начало нового жаркого дня. Вскоре в дозор выходят пеликаны. Солнце встает над горизонтом у нас за спиной. Волны прибоя озаряются его сиянием, но береговой склон по-прежнему в тени леса. Элегантная крачка замирает на секунду, а затем ныряет и вытаскивает из воды серебристую рыбешку. Черепаха еще продолжает засыпать кладку, а на побережье уже появляются первые сёрфингисты и отдыхающие. Мимо проходит юная парочка с выражением утомленного безразличия к миру (на пляже динозавр – да подумаешь). Впрочем, рядом стоит человек с маленькой внучкой: кажется, что это чудовище их потрясло. Представляю себе, как испугалась эта девочка, ведь черепаха доходит ей до плеч. Должно быть, спустя много лет она расскажет своим друзьям, как дедушка ее успокаивал, и задумается, остались ли еще на Земле такие существа. Уже совсем рассвело, когда наша мамочка наконец омывает морской водой свою морду. Она медлит и опаздывает, но все-таки успевает войти в воду до того, как становится слишком жарко. Набегающая волна приподнимает ее, и нашим глазам открывается зрелище, которое редко можно увидеть при свете дня: двигаясь почти под самой поверхностью, черепаха вращает ластами и быстро движется вперед – гораздо быстрее человека, со скоростью, пожалуй, девять километров в час. За ней на воде остается пенистый след. Вот она приподнимает над водой свою огромную голову, чтобы глотнуть воздуха, и снова отправляется в путь. Я мельком различаю ее в сотне метров от берега на гребне волны: она снова поднимает голову для следующего вдоха, а затем исчезает из виду. Черепаха плывет домой. ИНОСТРАННЫЕ ТУРИСТЫ, КОТОРЫЕ ХОТЯТ посмотреть на гнездящихся черепах, должны заплатить пять долларов за вход в парк плюс стоимость экскурсии. Здесь работают две ассоциации экскурсоводов: первая – из Тамариндо, который находится к югу от пляжа, и вторая – из города Матапало, расположенного в нескольких минутах езды к северу, за холмом. Местные до сих пор приезжают на пляж с городской площади на лошадях, и от этих хулиганов больше шума, чем от редких проезжающих машин. – Спасибо Господу за черепах, – говорить Айданиэль Контрерас, глава ассоциации экскурсоводов Матапало, – пока они приплывают, все будет хорошо. – В прошлом, – говорит вице-президент ассоциации Лора Джен, – нам казалось, что черепахи – это просто источник яиц. Теперь мы знаем, что, если заботиться о черепахах, это принесет пользу и людям. После того как ассоциация выплачивает зарплату экскурсоводам и покрывает все расходы, она еженедельно отправляет около пятидесяти долларов в местный гражданский фонд. В деревенском зале для собраний не хватало туалетов – их удалось закупить на деньги от черепах. Вокруг здания начальной школы не было забора, и дети выбегали на проезжую часть – деньги от черепах и тут пришли на помощь. А теперь в церкви нужен громкоговоритель. Контрерас снимает очки и трет глаза: 185

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Черепахи – вот о чем мы думаем. Десять лет назад их здесь было много, и все было по-другому. На местном уровне мы делаем все что можем, но они страдают от загрязнения и рыбной ловли. – Если мои дети не застанут черепах, это разобьет мне сердце, – говорит Лора. ВОЗВРАЩАЯСЬ ОБРАТНО В ПЛАЙЯ-ГРАНДЕ, я внезапно попадаю на родео. Тут еда и праздничная атмосфера, кое-кто уже выпил, а туристов не очень много. Я вместе с кучкой местных жителей прижимаюсь к деревянной ограде. Наездники выходят на арену с помпезностью, какую следует ожидать от любителей родео в  небольшом городке на  Диком Западе. Их представляют публике через громкоговоритель, высокопарными гиперболами расписывая, что эти мужики олицетворяют собой «все лучшее в человечестве». Те раскланиваются и уходят. Через несколько минут открываются ворота, и на арену врывается здоровый бык с наездником на спине. Брюхо быка стянуто подпругой в самом чувствительном месте. Из-за этого сбитое с  толку животное встает на  дыбы и  лягается. Обычно не  проходит и  десяти секунд, как всадник спешивается либо бык сбрасывает его на землю. Тогда на арену выбегают десятки зрителей и начинают раззадоривать быка: бегают за ним, бросают в него стаканчики с водой, куски картона и прочий мусор. Но как только бык фыркнет в их сторону, они тут же удирают обратно и прячутся за ограду. Наконец всадник на коне загоняет быка назад, и на арену врывается новый наездник. Вот бык сбросил со  своей спины одного из  наездников; тот рухнул прямо на  спину и ударился головой о деревянную стену. Он ошарашенно растягивается на земле и цепляется за ограду. Его оттаскивают в сторону. Последнее, что мы видим, – его ноги, исчезающие в воротах, из которых он появился незадолго до этого. Тем временем бык обходит площадку кругом, распугивая улепетывающих от него пьяных крикунов. Вскоре на арену выезжают два конных всадника, ловят быка на лассо и отправляют в загон. Пока пойманного быка ведут на веревке, балагуры смелеют, подбираются к нему сзади и бросаются мусором. Но стоит быку развернуться в их сторону, как они тут же отбегают в сторону. Бык единственный, кто сохраняет достоинство. Единственный, в чьих действиях есть хоть какой-то смысл. Люди живут на  этой планете всего 100  000  лет  – и  по большому счету нам еще многое предстоит исправить. Черепахи, с которыми мы путешествуем, живут на Земле побольше нашего: к нашему сроку надо добавить еще три ноля. У них в резюме – целых 210 миллионов лет. Они хорошо знают, как выживать в этом мире. И, как мне кажется, дело вот в чем: они выбрали для себя мирный способ сосуществования и спокойный жизненный ритм. Я думаю, что, если людям удастся прожить еще сто миллионов лет, вряд ли кто-нибудь будет скакать на спинах быков. Речь даже не о том, что у животных тоже есть права. Скорее, я верю, что у людей есть достаточно разума и великодушия, хотя это еще и предстоит доказать. Черепахи, казалось бы, глупее нас, но они никогда не совершают бессмысленных поступков. Они не очень энергичны, но и не тратят энергию понапрасну. У них недостаточно интеллекта, чтобы указать на жадность или угнетение, предрассудки или идеологию, но все-таки они и не делают несчастными ни других, ни самих себя. Черепахи не беспокоятся о будущем, но ничего из того, что они делают, не ставит это будущее под вопрос. Черепахи не думают о своем потомстве, но они делают все, чтобы оно появилось на свет и выжило. А мы хоть и заявляем, что любим своих отпрысков больше всего на свете, на самом деле изо дня в день крадем их будущее. Конечно, черепахи не могут научить нас быть черепахами, но они могут научить нас оставаться людьми. Все сто миллионов лет своей жизни они копили эту мудрость. А чему могли бы мы научить черепах? Лично я не могу себе представить. К ЮГУ ОТ БЫВШЕГО МЕСТА ГНЕЗДОВАНИЯ черепах, где теперь находится город Тамариндо, раскинулся пляж Лангоста. Тут до сих пор иногда появляются черепахи. Как раз 186

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

туда мы и направляемся. Наконец-то уходят на задний план огни и грохот Тамариндо, и мы окунаемся во мрак. Под бездонным, усеянным мириадами разных созвездий небом веет прохладный бриз. Резкий и поразительный контраст. Рядом со мной аспирант Брайан Уоллес и двадцатилетний молодой человек с дредами по имени Роберто – уроженец Карибского побережья Коста-Рики. Роберто связан с черепахами с пятилетнего возраста. Сначала они были его заработком: он раскапывал и продавал яйца. В восемь лет он сам перешел на другую сторону: по-прежнему продолжал раскапывать гнезда, но затем перепрятывал яйца так, чтобы другие браконьеры их не нашли. Теперь он хочет стать ученым. Роберто подает нам знак подождать на сыром берегу мелководной лагуны, которую нам нужно пересечь, чтобы добраться до пляжа Лангосто. Сам он заходит в воду по пояс, чтобы добыть гребную лодку. От каждого его движения в воде остается фосфоресцирующий след. – Вот ведь странное место, – шепчет мне Брайан, – тут все по-другому. При свете звезд мы видим, что к Роберто подплывает небольшой (где-то метр двадцать сантиметров) крокодильчик – либо лагарто (Lagarto), черный кайман, либо гребнистый крокодил (Crocodylus porosus). Когда Роберто поворачивается к нему, тот погружается в воду. Там, где есть метровый крокодил, может объявиться и двухметровый. Но Роберто, вместо того чтобы забраться в лодку и грести, усаживает туда меня и Брайана, а сам идет вброд по грудь в воде и тянет лодку за собой. Мы в целости и сохранности пересекаем лагуну, идем вверх по склону и внезапно оказываемся на побережье, гораздо более диком, чем я ожидал. На юге весь берег, насколько хватает глаз, окутан бархатной тьмой. В паре километров отсюда виднеется лишь один-единственный тусклый отблеск лампочки или фонаря. Затем побережье застилает кромешная тьма, которая кажется вечной и  беспросветной. А  за ней глазам открывается только бесконечная чернота океана, уходящая в мерцающую бездну космоса. В  отличие от  широкой полукруглой бухты Плайя-Гранде, пляж Лангоста выходит в  открытый океан. Здесь сверкает и  грохочет первозданный прибой; до  этого пляжа еще не докатилась цивилизация. Мы шагаем на юг. С одной стороны – непроницаемый лес, с другой – шелестящая полоса прибоя. Здесь, в темноте, на диком берегу, очень легко перепугаться. У Роберто в запасе есть несколько страшных историй. Он рассказывает, что однажды патрульные видели в  темноте горящие глаза и с тех пор не ходят сюда поодиночке. В 1994 году на пляж Лангоста все еще выходило около восьми-девяти черепах за ночь. Один раз вышло даже сорок восемь. А через десять лет редко появляется больше одной. И в эту темную ночь мы не встретили ни одной черепахи. В каком-то смысле это и есть самая страшная из всех историй. Сразу после рассвета на линии прибоя снуют кулики, отражаясь в набегающих волнах. Я прогуливаюсь вдоль берега, рассматриваю ракушки и чувствую себя счастливым оттого, что появился на этой прекрасной планете. Пока мы бродили по берегу, ни одной черепахи не показалось. Пока мы спали, черепахи не выходили из океана. Вот наступает блистательное утро, и мы видим, что на пляже ничего не изменилось. Если мы упустим черепах в этот решающий час на их долгом пути, то страшную историю о могущественной кожистой черепахе теперь всегда будут рассказывать так: «Берег был пуст». Будет ли кто-нибудь скучать по кожистой черепахе? Конец существования вида приходит так же мирно, как восход. Тут нет последней битвы, нет последнего рубежа, нет расцвета перед самым концом. Всего один последний выдох, а за ним – пустота. Нельзя оплакать собственный уход. Вся скорбь и все результаты достаются лишь нам, но мало кто ощущает эту потерю. Будут расти отели, будут приезжать туристы, любоваться 187

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

плавным изгибом пляжа, как ни в чем не бывало наслаждаться морепродуктами и довольными уезжать домой. В полосе прибоя снуют камнешарки, хлопая крыльями. А на песчаной глади после отхлынувшей волны носится белая американская цапля. Может показаться, что она в своих желтых тапочках гоняется за привидениями, но на самом деле цапля ловит рыбу, которая, словно жители Флатландии 41, лишилась третьего измерения и оказалась заточенной в лужице морской воды. Прямо перед нами по небу скользит силуэт птицы фрегата в виде огромного арбалета, что сразу заставляет вспомнить, насколько опасен этот мир. Даже парящие на ветру пеликаны с их печальными глазами и смешными мешками для ловли рыб живут убийством. У них нет выбора. Но они не стремятся совершать зло. С тех пор как самая первая клетка поглотила другую, чтобы присвоить глюкозу, которую та упорно и старательно синтезировала, Земля перестала быть безопасной. Черепахи откладывают по сотне яиц за раз42, потому что шансы выжить у  каждого детеныша невысоки. Но  мы, называющие себя человеком и  sapiens, всетаки можем попытаться стать мудрее и человечнее. Если два одинаковых корабля отправятся из одной и той же гавани по курсу с разницей в несколько градусов, то в результате они пристанут к совершенно разным берегам. Нам просто нужно подправить курс. В ЧАС ПОПОЛУНОЧИ НА ПЛАЙЯ-ГРАНДЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ БРОУКЕН: следуя своей упрямой и настойчивой натуре, она возвращается на берег четвертую ночь подряд. Она представляется мне последней кожистой черепахой, которую забросило на этот берег, испещренный человеческими следами; древним животным, которое тщетно пытается посеять на этом пляже новые ростки своего вида. Однако мысли о  гибели кожистых черепах преждевременны. Бывает, что виды, которые уже считались обреченными, вновь возрождаются. На протяжении двух десятилетий ученые полагали, что вымер белоспинный альбатрос. То же самое было и с кергеленским морским котиком, численность которого теперь превышает миллион. Есть множество животных, которым удалось вернуться с  того света благодаря бесконечному упорству и  каждодневной выдержке. И хотя с тихоокеанскими кожистыми черепахами сегодня беда, это не значит, что завтра они не  выползут из-под обломков и  не возродятся. Конечно, прошли те дни, когда на берег выходили тысячи черепах, но вполне возможно, что они снова вернутся в будущем. Есть несколько причин полагать, что все не так уж плохо. Ведь на самом деле никто не знает, что происходит с детенышами, и, может статься, они – как это случилось в Карибском бассейне – начнут массово выходить на берег через несколько лет, чтобы отложить яйца. Браконьерство тут под контролем, и программа по защите детенышей способствует росту количества гнезд и яиц. Каждые несколько лет благоприятные океанические условия способствуют тому, что наступает «удачный год» и на берег выходит много самок, которые раньше тут не появлялись. Так что все здесь ожидают урожайного года и надеются, что в питомнике появится больше гнезд. Новые технологии рыбной ловли уже пришли на  берега Латинской Америки и далекие тихоокеанские острова; благодаря этому смертность черепах снижается. Конечно, никто не ждет, что в следующем году или даже в ближайшем десятилетии на берег выйдет целая тысяча черепах, но ситуация начнет меняться в лучшую сторону. Уже есть хорошие новости: в ответ на судебный иск, поданный Фондом черепах и группой экологов, Конституционный суд Коста-Рики вынес решение в пользу кожистых черепах и приказал приостановить строительство на расстоянии 125 метров от берега. Это поможет сохранить в этом регионе важнейшие гнездовья.

41

 Отсылка к одноименному научно-фантастическому роману Эдвина Э. Эбботта. – Прим. ред.  Такая стратегия размножения характерна именно для морских черепах. Кладки других черепах гораздо меньше. – Прим. науч. ред. 42

188

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Броукен бессильно покачивает своим покалеченным задним ластом. Брайан Уоллес наклоняется всем телом вперед, ложится на живот и старательно копает камеру для яиц. Всетаки мы, люди, очень противоречивые существа: то жестокие, то милосердные, то равнодушные, то внимательные, то вестники смерти, то ангелы-хранители. Я подхожу к Брайану, и он шепотом делится со мной: – Из нее уже текло, когда я ее встретил. Она пыталась копать гнездо. Я подумал: «Пусть сегодня у тебя получится отложить яйца». И  ей это удается. Она наконец преодолела все препятствия, сделала все возможное и выполнила свое предназначение – хоть и не без нашей помощи. Я поворачиваюсь лицом к морскому бризу и переключаю внимание с одной черепахи на весь наш огромный мир.

189

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

190

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Летающие черепахи  

Мексика – Когда я осваиваюсь, приборная панель исчезает, ветровое стекло исчезает, я просто сижу и смотрю, – говорит Сэнди Лэнхем, стройная, подтянутая женщина лет пятидесяти, любительница медленных и низких полетов. Вокруг раскинулся прекрасный пейзаж. Уже после взлета я поражаюсь возрасту нашего самолета – ему уже сорок семь. Выглядит он… в целом выглядит он довольно старым. Желтокоричневая краска выцвела, и теперь он похож на тусклого шмеля (между прочим, тоже летающего вопреки всяким ожиданиям). – Нет, у «Сессны-182» никогда не было поломок в полете, – успокаивает меня Сэнди, – крылья не отваливались, ничего такого… Что ж, это обнадеживает. –  А  когда откажет двигатель, я все  равно смогу спокойно приземлиться где-нибудь на дороге или пляже. В смысле «когда»? – Так или иначе, двигатель новый. И, чтоб вы знали, он уже хорошо показал себя в деле, так что на него можно положиться. Это хорошо, когда можно на кого-то положиться. –  У  старого самолета есть свои преимущества. К  примеру, закрылки у  него открываются рычагом. В новых самолетах все закрылки электрические и моторчик быстро перегорает. А датчик топлива здесь – это просто маленький поплавок. Но в Мексике это как раз то, что нужно. Сэнди зарабатывает перевозкой мексиканских исследователей, изучающих все что угодно: от планктона до китов. Так что следующие ее слова меня удивляют: – Мне здесь многого не хватает. Просто в голове не укладывается: например, я намотала тысячи километров, исследуя черепах, но я ни разу не видела, как черепаха откладывает яйца. – При этих словах Сэнди переводит взгляд на меня. Пролетев сто двенадцать километров над Калифорнийским заливом, мы поворачиваем на юг и парим в голубой дымке над обширным побережьем Нижней Калифорнии и голыми скалами песчано-рыжего цвета. Вскоре мы оказываемся на высоте 365 метров над бухтой ЛаПас, связываемся с диспетчером и готовимся к посадке и встрече с нашим научным руководителем. Чтобы утихомирить непослушные локоны, Лаура Сарти повязала густую копну волос банданой. Она сотрудничает с  Министерством окружающей среды Мексики. На  прошлой неделе она ездила в Папуа – Новую Гвинею, чтобы научить тамошних биологов подсчитывать гнезда кожистой черепахи с воздуха. На этой неделе она будет учить этому меня. Подсчет гнезд кожистой черепахи вдоль тихоокеанского побережья Мексики – от южной Бахи до границы с Гватемалой – займет у нас десять дней. Лаура своими глазами видела, как кожистые черепахи в Тихом океане стали исчезать. – С 1993 года, – говорит она с характерным испанским акцентом, – кожистых черепах становилось все меньше и меньше. Такая тенденция – вниз… Она показывает рукой: – Резко вниз[135]. Согласно прошлогоднему исследованию, в  Мексике количество кожистых черепах достигло исторического минимума. Говорят, что в этом году на берег придет больше черепах из-за низкой температуры в океане. Видимо, это будет хороший год. А значит, говорит Лаура, мы увидим, сколько осталось кожистых черепах. 191

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Увидим, насколько он хороший. Мы отрываемся от  земли в  бухте Ла-Пас и  взмываем в  синее утреннее небо. Вскоре внизу расстилается волнистый бархатный ковер пустыни. Снижаемся до 60 метров над землей – это довольно низко – и начинаем осматривать пляжи Нижней Калифорнии. Береговая линия пестрит маленькими домиками, курортными виллами и  статусными апартаментами. Песок на берегу изрыт следами от вездеходов – много кругов и беспорядочных узоров. Из-за этой визуальной неразберихи следы черепах разглядеть непросто. – Вечно эти квадроциклы портят картину! – жалуется Лаура. Берег становится скалистым, встречаются твердые известняковые породы. Сэнди уклоняется от пролетающего мимо фрегата. При скорости три километра в минуту на такой малой высоте кажется, что мир вокруг движется очень быстро. Берег постепенно переходит в розоватые пустоши, затем – в известняковые скалы, а вслед за этим – в осыпающиеся валуны и булыжники, которые усеивают берег моря. Следующая полоса песчаного пляжа тоже изрыта многочисленными следами: внедорожников, квадроциклов и людей, которые выгуливают своих собак. При этом – ни одной черепахи на многие километры. В Мексике кожистых черепах называют «лауд» (Laúd). Лаура говорит, что имя это происходит от названия одного старинного инструмента 43. И она наспех рисует его на листочке, чтобы показать мне. Уд – это струнный инструмент с большой круглой декой, который обычно ассоциируется с арабской культурой. Добавьте к уду голову и ласты, и получится la oud, т. е. Laúd. С берега в небо, словно выстрелили из пушки, взлетает туча птиц. Внезапно я замечаю в песке ямку и слышу в наушниках голос Лауры: – Похоже на гнездо, Карл. Старое. Мы его посчитаем. В пределах километра мы замечаем еще пару гнезд. И вскоре насчитываем уже целых девять, причем некоторые из них довольно свежие. В городе Кабо-Сан-Лукас отели возвышаются над гаванью, которая заполнена яхтами. Рядом с частными особняками и небольшими дворцами, что пристроились на скалах, виднеются плавательные бассейны. – Тридцать лет назад, – говорит Лаура, – тут был всего лишь маленький рыбацкий поселок. А теперь все побережье застроено. Полностью. Кивком головы Сэнди указывает на четырех серых китов, медленно плывущих рядом с линией прибоя. Несколько катеров в океане тянут траулерные сети для ловли креветок. Лаура говорит, что последние десять лет от них требуют использовать заслонки для черепах. А они их ставят? – Да. Ставят, – Лаура убежденно кивает, – но иногда они держат отверстия закрытыми. Но все стало намного лучше, – добавляет она. – Когда мы исследовали берег в первый раз, двенадцать лет назад, на некоторых побережьях рядами валялись панцири и кости черепах. Теперь такого уже не увидишь. На следующем берегу, который не застроен, следы и гнезда кожистых черепах появляются гораздо чаще, чем мы ожидали. По словам Лауры, здесь тоже собираются строить отели. – Губернатор говорит: какой смысл охранять берег, если никто им не любуется? Мы пролетаем у края мыса и поднимаемся вверх, чтобы перелететь через новый песчаный гребень, за которым снова откроется бухта, – и так далее и так далее. На протяжении многих километров мы непрерывно ищем следы черепах. Пролетаем над бесконечными пляжами

43

 Одно из английских названий кожистой черепахи – luth – происходит от названия того же музыкального инструмента – лютни. – Прим. науч. ред.

192

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

и молчим. Сэнди направляет самолет вдоль линии прибоя. Лаура всматривается вниз. Я тоже смотрю. Гудит мотор. Если долго вглядываться в блестящий от солнца песок и сверкающую воду, начинают болеть глаза. Но Лаура никогда не теряет бдительности. Чем дальше на  север, тем меньше встречается гнезд. Тут пролегает северная граница гнездовий лаудов. Зимой песок здесь достигает предельно низких температур. На океанском побережье Нижней Калифорнии детеныши вылупляются из яиц только в том случае, если они были отложены в более теплое время в конце сезона (в октябре или в марте). Тихоокеанские ветры, которые дуют в середине зимы, слишком холодные для эмбрионов. А на стороне Мексиканского залива условия лишь немногим лучше. К полудню мы пролетели пятьсот шестьдесят километров вдоль неровных контуров изрезанного побережья и насчитали 107 гнезд лаудов – намного больше, чем ожидалось. –  Прошлый год был самым худшим за  двадцать лет,  – говорит Лаура,  – там, где мы сегодня насчитали сотню, было ноль. За следующие несколько дней мы должны облететь еще тысячи километров и понять, действительно ли год выдался удачным по всему побережью. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В  БАЙЕ КАЗАЛСЯ МНОГООБЕЩАЮЩИМ, но  наши надежды не оправдались. Пару дней назад мы пролетели над мексиканским побережьем несколько сотен километров – от города Лос-Мочис до Масатлана – и не нашли ни одного гнезда кожистой черепахи. Вчера, пролетая от Масатлана до Мансанильо, к концу дня мы насчитали всего двадцать семь гнезд. С самого утра я сгораю от нетерпения, потому что сегодня мы полетим над лучшими во всей Мексике пляжами кожистых черепах, среди которых будет и знаменитый Мексикильо, растянувшийся на семнадцать километров. Как и в случае с Плайя-Гранде, «лучший» тут – понятие относительное. В конце 1980-х годов кожистые черепахи ежегодно оставляли в Мексикильо около пяти тысяч гнезд. В прошлом году их было всего двадцать девять. Это были гнезда четырех, максимум пяти самок. Однако в этом году Лауре доложили, что на этом побережье, как и везде, количество кладок резко увеличилось. Но не обошлось без проблем. Два месяца назад вооруженные люди отобрали у исследователей, работавших на берегу, все вездеходы. Два морских пехотинца отправились на поиски, но неизвестные открыли с берега огонь: один человек погиб, второй был ранен. На этой неделе во время перестрелки на дороге был убит полицейский. Лаура говорит, что это местные наркодилеры воюют с пришлыми. Полицейского они убили, чтобы заявить: мол, мы здесь власть. Напряжение нарастает, биологи напуганы и растеряны. – Они чувствуют, что их бросили, нервничают и боятся. Но все-таки продолжают работу по спасению черепах. Никто даже не знает о них, но они настоящие герои. Эта ситуация возникла не вдруг. Несколько лет назад вооруженные люди ночью задержали исследователей черепах на пляже Мексикильо, забрали квадроциклы, а одну сотрудницу изнасиловали. Вскоре Лаура сама везла запасные квадроциклы, но по дороге ее грузовик остановили. К счастью, она вместе с двумя другими экологами отделалась лишь ограблением: у них забрали грузовик, оба квадроцикла, деньги, компьютер, бумажники и документы. Все это кажется бесконечно далеким от экскурсионных туров в Плайя-Гранде и от «Искателей природы» в Карибском бассейне, с их организованными церковью туристическими группами, которые благоговеют перед черепахами. Последние несколько дней Лауре все время звонят расстроенные сотрудники из Мексикильо. Она пытается организовать для них военную охрану и собирается прилететь к ним сама. В ответ на предложение сотрудника уехать в знак протеста, если правительство не пришлет солдат, Лаура говорит: – Я с уважением отнесусь к вашему решению, но в знак протеста можно только остаться. 193

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Все эти проблемы ставят под вопрос наш сегодняшний полет. Но войны наркоторговцев не могут помешать Лауре. – Мы все равно подсчитаем гнезда. Затем мы вернемся и подсчитаем еще раз. Потом можем снова пролететь, – объясняет она и добавляет с неуместным, на мой взгляд, энтузиазмом: – У них хорошие дальнобойные пушки. Но я думаю, что все будет в порядке. Если заметим какую-то угрозу, то просто свернем в сторону океана. Ладно? В десять утра шасси самолета отрываются от земли. Диспетчер говорит Сэнди держаться на  высоте сто пятьдесят метров над  землей. Она соглашается, но, как  только мы покидаем окрестности аэропорта, снижается до шестидесяти. В это утро океан tranquilo; ровную поверхность воды не тревожат ни ветер, ни волны. Влажный воздух синим цветом окрашивает контуры гор. Вода неподвижна; ее зеркальную гладь нарушает лишь пара маленьких рыбацких лодок. Пока еще мы не добрались до главного пункта назначения – Мексикильо. Если забыть о связанных с ним проблемах, Мексикильо – один из ключевых пляжей: здесь исследователи подсчитывают черепашьи гнезда прямо на  местности и  на протяжении всего сезона. Если, к примеру, с воздуха Лаура насчитает на этом пляже в два раза меньше гнезд, чем работники на земле, то для того, чтобы оценить количество черепах на всех остальных пляжах, Лаура удвоит данные, которые весь сезон собирала с воздуха. Тем временем за первые сорок километров мы находим сорок гнезд лаудов. Затем Лаура начинает отмечать по гнезду каждые десять – пятнадцать секунд. Я отмечаю наше местоположение и записываю в блокнот, сколько гнезд мы насчитали. За первый час гнезда этого редкого зверя встретились нам сто тринадцать раз. Лаура довольна. Внезапно я замечаю, что светлый песок внизу буквально напичкан гнездами, но оставили их не кожистые черепахи. Это пляж Колола – самое большое гнездовье черной черепахи в Мексике. (Помните, что в Мексике зеленые черепахи имеют темноватый окрас, так что их даже стали называть черными.) Я с изумлением вижу, что берег под нами буквально испещрен сотнями следов черных черепах. – Испортили такой симпатичный пляж! – шутит Сэнди. Лаура показывает мне, как определять виды черепах по их следам. У кожистых широкие и массивные отпечатки, которые ведут к куче раскиданного песка, среди которого и находится гнездо. След черной черепахи, или Prietas, как ее называют в Мексике, – это неровная линия, будто изрешеченная пробными отверстиями. Оливковая черепаха, которую тут зовут Golfinas, оставляет маленький след, в конце которого находится аккуратно прикрытая ямка гнезда, или nido. Среда обитания черепах заканчивается там, где пляж встречается с горами, где вырастают впечатляющие утесы высотой в девяносто метров. А дальше начинается серия величественных бухт с береговой линией, изрезанной отвесными гранитными скалами. – Preciosa44, – вздыхает Сэнди. Но вот скалы заканчиваются, и впереди начинает маячить Мексикильо. Сэнди поднимается на триста метров над землей, чтобы осмотреть окрестности. – Кто живет в этом большом особняке на вершине холма? – спрашивает она. – Никто, – отвечает Лаура, – владельца убили. Застрелили на улице. – Я не вижу ни людей, ни грузовиков, – говорит Сэнди, – давай вернемся и начнем считать. Сэнди начинает круто снижаться по спирали. Я замечаю двух маленьких черных черепах, которые резвятся неподалеку от береговой линии. А вот в волнах прибоя блестит спина крупной кожистой черепахи. Лаура замечает оливковую ридлею. Да здесь полно черепах! 44

 Preciosa (исп.) – красота. – Прим. пер.

194

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Показав всем – друзьям и врагам, что мы тут, мы начинаем снижаться к берегу. На этом пляже так много гнезд, что их просто невозможно сосчитать. Лаура молчит, прижавшись лбом к стеклу иллюминатора. Кепку она повернула козырьком назад, палец беспрерывно нажимает на счетчик. – Muchos nidos!45 – говорит она в микрофон. Я замечаю в океане примерно по одной кожистой черепахе в минуту, т. е. по одной на три километра. Когда мы облетели пляж целиком, я насчитал вдвое больше черепах, чем их вообще выходило на берег в прошлом году. Наркобароны не  показываются, но  из лагеря на  пляж выходят биологи, размахивая руками. На песке они написали S.О.S. Я подозреваю, что если это шутка, то лишь отчасти. Сэнди пролетает прямо над ними и снижается. Вибрируют крылья самолета, и мы через стекло машем биологам в ответ. Недалеко от берега, на мелководье, поблескивают спинки скатов, дозором проплывает стая длинноперых ставрид, можно различить парочку некрупных акул. Все они здесь по одной причине: детеныши черепах – прекрасный источник пищи. И когда одна из ставрид на секунду выскакивает из пенистых брызг, я понимаю, что только что прервалась короткая жизнь одной из плывущих в сторону океана малюсеньких черепашек. Когда мы долетаем до конца пляжа, Лаура объявляет свой результат: 193. Мы снова пролетаем над берегом, и получается примерно столько же: 186. По сравнению с прошлым результатом (19) в этом году гнезд в десять раз больше. А значит, кожистые черепахи загнаны в угол, но не побеждены. Но 200 гнезд – это еще не 5000, которые были здесь несколько лет назад. Даже цифра от команды полевых биологов – 400 гнезд – не идет ни в какое сравнение. Хотя в прошлом году они насчитали всего 29. То, что мы видим сегодня, – лишь остатки былого величия. Смогут ли эти угли снова разгореться, или их потушит ветер, этого мы пока не знаем. – Каждый удачный год не такой хороший, каким был предыдущий, – говорит Лаура, – А каждый плохой год становится худшим в истории. Этот год удачный, но он самый плохой из всех хороших лет, что у нас были. И все же получается, что вымирание угрожает черепахам не настолько сильно, как это казалось в прошлом году. Предстоит еще много работы. Еще осталось немного времени, чтобы обучить рыбаков, отвадить браконьеров, выкупить пляжи для  гнездовий. Есть еще время, чтобы спасти кожистых черепах. Лаура показывает на компьютере графики развития популяций морских черепах. Тут все основательно перемешано. Лучше всего на тихоокеанском побережье Мексики справляются оливковые черепахи. С 1960-х по 1980-е годы они ежегодно выкапывали на берегах Мексики 200 000 гнезд. Когда в 1990 году закрылся убойный цех, на котором черепах убивали ради кожи и прочего, количество оливковых черепах стало резко расти. Теперь на тихоокеанском берегу Мексики они ежегодно оставляют около 1,4 миллиона кладок. Что касается зеленой (или черной) мексиканской черепахи, за последние двадцать лет ее численность была низкой и постепенно сокращалась, однако в последние несколько лет опять начала расти. А так как десять – двадцать лет назад дела шли плохо у всех мексиканских черепах, то улучшение у этих двух видов вселяет надежду, что и общая тенденция изменилась. Виды, которые на тихоокеанском побережье Мексики сейчас действительно не в лучшем положении, – это кожистые черепахи и биссы. Популяция биссы сейчас практически сошла на нет: они делают меньше двадцати кладок в год. Биссы иногда бывают ядовиты из-за того, что питаются токсичными губками, поэтому люди редко употребляют их в пищу, но, на свою беду, эти черепахи оказались слишком кра45

 Muchos nidos (исп.) – много гнезд. – Прим. пер.

195

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

сивыми. Целое тысячелетие люди охотились за их панцирями, из которых можно создавать любые изделия, как из пластика. В Японии, где панцирь биссы (который там по ошибке считают панцирем сухопутной черепахи) называется «бекко» (bekko), это искусство достигло наивысшего развития. Зародилось оно в начале XVII века, в эпоху Эдо. Художники и ремесленники превращали панцири биссы в гребни для волос и украшения невиданной красоты. Не всякая женщина могла себе их позволить: в основном их носили жены феодалов и так называемые гейши. К концу XIX века знаменитые японские бекко были представлены на заморских выставках. Это были украшения, портсигары, ювелирные изделия, модели кораблей и проч. Однажды в Японии я видел красивейшее изделие бекко – петуха с роскошным трехметровым хвостом, полностью сделанным из панцирей биссы (должно быть, на это ушли десятки черепах)[136]. В 1977 году большинство стран решили прекратить торговлю биссами и их панцирями. Это было узаконено Конвенцией о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения (англ. Convention on International Trade in Endangered Species of Wild Fauna and Flora, CITES). Именно благодаря этому договору удалось остановить продажу слоновой кости, что спасло немало слонов. Однако Япония, которая была центром этой торговли, конвенцию не подписала. В 1970-х годах Япония ежегодно импортировала около сорока тысяч килограммов черепашьих панцирей. В 1980-х годах она ограничила импорт до тридцати тысяч килограммов. Из одной биссы среднего размера получается примерно один килограмм панциря (по большей части ловят черепах, которые еще не достигли зрелости). Получается, что на одну Японию уходило 750 тысяч черепах за двадцать лет. В некоторых странах популяция биссы сократилась до предела. И только после этого Япония, будто обидевшись на природу, перестала ввозить панцирь биссы. Однако она неоднократно пыталась заставить страны CITES разрешить ей хотя бы торговлю с Кубой. Подобные предложения поступали несколько раз, и пока ни одно из них не получило удовлетворения. (Кроме того, Япония демонстративно игнорирует еще один общемировой запрет и продолжает в больших количествах убивать китов, руководствуясь ошибочным представлением о национальной идентичности, подобно тому как в США настаивают, что «растрачивать энергию – часть американского образа жизни». Разница только в том, что в Америке все действительно любят тратить энергию попусту, а вот в Японии практически никто не ест китовое мясо. Так что еще неизвестно, что хуже.) Пока многие страны в Карибском бассейне стараются восстановить популяции местных морских черепах, переговоры Японии и Кубы приводят к тому, что нелегальные убийства продолжаются: браконьеры набивают склады панцирями в надежде, что однажды торговлю снова откроют. И все это время продолжается контрабанда. График популяции тихоокеанских кожистых черепах за последние двадцать лет, который показывает Лаура, демонстрирует уже знакомое нам падение. Тихоокеанские логгерхеды гнездятся только в Японии и Австралии, но многие из них приплывают на мексиканские берега. С этими тоже все плохо. А  вот графики с  атлантического побережья выглядят совсем по-другому. Популяция зеленых черепах Карибского бассейна быстро растет. Кроме того, из катастрофического состояния постепенно выходит атлантическая ридлея. Между 1960-ми и 1980-ми годами они ежегодно оставляли всего несколько сотен гнезд[137], а теперь их уже около восьми тысяч. При таких темпах теоретически эта цифра может подняться до десятков тысяч, как это было когда-то в прошлом. В некоторых регионах Карибского бассейна растет даже популяция биссы. Что до лаудов, Лаура открывает сразу несколько графиков: –  Посмотрите на  Карибский бассейн. Теперь взгляните, как  быстро растет популяция на Виргинских островах. А затем сравните это с Тихим океаном: например, в Малайзии популяция резко падает. В 1970-х годах тут каждый год были десятки тысяч гнезд, как в Мексикильо. А теперь – пфф! Ничего! 196

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

  ***  

Мы вылетаем из аэропорта Зихуатанейо. Лаура говорит: – Сегодня очень солнечный день. Сегодня мы снова надеемся увидеть много гнезд кожистых черепах. Так и получается: мы начинаем считать их, как только самолет взмывает над пляжем, – одно или два в минуту. И вдруг Лаура говорит: – Шесть мертвых оливковых черепах. Сэнди смотрит вниз и  говорит, что она уже давно не  видела, чтобы останки черепах лежали такими кучами. Через десять минут мы опять видим тушу, которой лакомятся стервятники. Мы огибаем мыс, и снова гнезда лаудов попадаются почти каждый километр. Лаура увидела еще трех мертвых взрослых кожистых черепах. Принято к сведению; позиции отмечены. Здесь поселилось нечто, несущее смерть. Я спрашиваю Лауру: неужели всех этих черепах убили люди? Внезапно она отводит взгляд от окна – отвлекается впервые за всю неделю – и смотрит на меня так, будто не верит, что такой вопрос можно задать всерьез. – Ну конечно же люди! – отвечает она и снова начинает тщательно рассматривать побережье. – Тут хуже, чем в Мичоакане. Muy broncos – много жестоких людей. Закон для них не писан. Делают что хотят. Убивают черепах на пляже. Людей на дорогах. Это наркоманы и бунтари. Тут все по-настоящему плохо. Через пять-шесть минут посреди гнезд мы видим еще одну мертвую черепаху. Гнезда лаудов продолжают появляться через каждый километр или около того. Мы летим со скоростью три километра в минуту, так что зевать нам некогда. Я замечаю шесть креветочных траулеров. На одном совсем недавно вытянули сеть, и теперь вслед за ним тянется стая морских птиц: они препираются и бьются за кучу мелкой рыбешки, которую вывалил за борт один из матросов. Несколько дней назад в Масатлане Альберто Абреу, генетик и друг Лауры, рассказал нам, что на этом побережье стали часто ловить креветок. – Там ходит очень много кораблей. Дело в том, что в деревне наступил кризис: население растет, а земли на всех не хватает. Поэтому люди наводняют побережье: рыбачат и торгуют наркотиками. Это не рыбаки старой закалки. Это люди, которые привыкли быть вне закона. Когда в  сети попадают черепахи, некоторых они продают, а  других просто выбрасывают за  борт. В этом году за неделю в одном месте на берег вынесло пятьдесят черепах. Двадцать пять лет назад мы думали, что если мы будем защищать черепах на берегу, то спасем мир. Теперь мне кажется, что нужно работать с причинами бедности населения. Через пару километров мы видим, как  четыре человека и  мальчик выкапывают яйца кожистой черепахи возле останков двух взрослых оливковых. Их лошади терпеливо ждут неподалеку. Кажется, что мы летим очень быстро, но  мир движется со  скоростью 9000 новорожденных в час, т. е. больше двух младенцев в секунду46[138]. Каждый год на Земле появляется 76 миллионов новых людей47. Это на два миллиона больше, чем население Нью-Йорка, Токио, Пекина, Рио-де-Жанейро, Мехико, Москвы, Дели, Лондона и Каира, вместе взятых[139]. Рождаемость постепенно будет падать, но к середине столетия на Земле ежегодно будет появляться

46

  Сейчас статистика несколько другая: по  данным 2022  года, каждый час рождается 18  350  человек, примерно 5 в секунду. – Прим. ред. 47  В 2022 году родилось больше 160 миллионов человек. – Прим. ред.

197

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

34 миллиона человек. В 2050 году население Земли возрастет до 9,1 миллиарда 48[140]. Причем бóльшую часть нагрузки примут на себя самые бедные и наименее развитые страны мира. И все это напряжение будет искать выход в тех местах, где ресурсов побольше[141]. Несколько дней назад я спросил Лауру, из-за чего, по ее мнению, популяция кожистых черепах в Тихом океане так сильно сократилась. Может, из-за рыбной ловли, браконьерства, убийства самок ради еды или всего, вместе взятого? Многие защитники окружающей среды и некоторые ученые считают, что в этом виновата ярусная ловля. Косвенное доказательство – совпадение по времени. Сокращение популяции кожистых черепах произошло как раз в тот момент, когда распространился ярусный лов. Ярусные суда действительно убивают черепах, в этом сомнений нет. Одни считают, что всему виной ловля меч-рыбы в Калифорнии и Южной Америке. Сети убивают черепах, тут тоже все верно. Другие полагают, что причина в том, что происходит на пляжах, где гнездятся черепахи. Так что мне стало интересно, что по этому поводу думает Лаура, которая живет этим делом. – Лауды стали исчезать резко и внезапно, поэтому причина наверняка в том, что черепахи в какой-то момент почти перестали гнездиться. По мнению Лауры, все началось за десять – двадцать лет до того, как ученые заметили, что на берег перестали возвращаться взрослые самки. Из-за браконьерства рождаемость детенышей сократилась практически до нуля. Но ведь местные и раньше знали, что тут гнездятся черепахи. Почему же браконьерство внезапно стало такой огромной проблемой? – Дороги, – неожиданно для меня отвечает Лаура. – В 1960-х построили много новых дорог, ведущих в  штаты Герреро и  Оахака. В  1970-х годах провели дороги в  Мичоакан. У  людей из  других регионов появилась возможность быстро добраться до  берега, покупать яйца, а затем перепродавать их в городах. Все это я уже слышал. От дремучих лесов на северо-западе США до коралловых рифов Микронезии, от  американского тунца до  носорогов, от  медведей до  черепах  – везде одно и то же. Когда в какое-то место внезапно издалека приходят новые рынки сбыта, которые подпитываются деньгами и ненасытным спросом, то уже существующая, но умеренная эксплуатация природы превращается в лесной пожар. И тогда исчезают целые популяции. – Когда увеличился спрос на яйца, – продолжает Лаура, – бывало так, что гнездящуюся самку убивали до того, как она успевала отложить яйца. Если ждать, пока она закончит, то велика вероятность, что пропустишь следующую черепаху. Но поскольку каждая самка каждый год возвращается в одно и то же место и поскольку убить черепаху – значит уничтожить все яйца, которые она могла бы отложить во все последующие годы, то получается, что браконьеры перерезают горло не только черепахам, но и самим себе. В результате разрастается бедность, запускается порочный круг уничтожения природы, отчаяния и сужения спектра возможностей. В долгосрочной перспективе преступление никогда не приносит желаемого результата. Но здесь и сейчас оно может показаться наилучшим выходом. Теперь под руководством Лауры работники природоохранных организаций защищают все самые важные пляжи тихоокеанской Мексики, а также парочку пляжей поменьше. – Сейчас мы охраняем где-то семьдесят пять процентов гнезд на побережье, – считает Лаура. – А двадцать пять процентов остаются без надзора. Думаю, что они полностью разграблены. Все черепахи, живущие в  океане, когда-то выбрались из  песчаного гнезда где-то на берегу. Они относятся к тем немногим животным, чьи предки вышли на сушу, а потом снова вернулись в океан. Последняя особенность, указывающая на то, что когда-то черепахи были 48

 По последним прогнозам ООН – до 9,7 миллиарда. – Прим. ред.

198

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

сухопутными животными, – необходимость возвращаться на берег, чтобы отложить яйца. Эта особенность и оказалась их ахиллесовой пятой. Антей  – сын богини земли Геи и  бога морей Посейдона  – был великаном и  получил необыкновенную силу от соприкосновения с матерью-землей. И убить его можно было, лишь разорвав эту связь. Именно так и поступил Геракл – приподнял его высоко в воздух. Замените браконьеров на  Геракла, и  станет понятно, что кожистая черепаха похожа на  Антея. Стоит лишить этого царя морей контакта с землей, забрать из песка его яйца – и могучий великан пошатнется, несмотря на всю свою выносливость и способность выживать в течение тысячелетий. Ураган может смести сотни черепашьих гнезд, уничтожить яйца на целом участке побережья. Но ураган никогда не разрушает каждую кладку каждой черепахи на каждом берегу. Такое могут сотворить только люди. Лаура борется с этой человеческой бурей. Каждый раз, когда мы приземляемся, чтобы подзаправиться, она отвечает на эсэмэски и звонки. Лаура – полевой генерал защитников природы. Она рассылает биологов в регионы гнездования черепах по всей стране, разносит хорошие новости, поддерживает боевой дух перед лицом настоящих опасностей и разочарований. Никто не ждет, что Лаура Сарти сама будет спасать черепах. Весь этот берег с озабоченными экологами, отвоеванными гнездами и украденными яйцами – смесь противоречивых целей и мотивов. Здесь замешаны самовнушение, апатия и жажда наживы. И все это определяет судьбу черепах. Сэнди считает, что вовсе не обязательно все время верить в победу. Иногда выстоять и пережить период отчаяния помогает злость. Это чувство мне хорошо знакомо, и я решаю, что все это надо хорошенько обдумать. Я и правда многого добился с помощью гнева. Это действительно возможно, если не заходить слишком далеко. В районе Акапулько берег внешне ничем не отличается от предыдущих, но на нем нет следов черепах. Долгое время мы летим в тишине и пустоте; так тянется километр за километром. Под нами расстилаются разнообразные пейзажи: прибрежная равнина расчерчена плантациями кокоса; на речных берегах приютились соломенные хижины; на песке лежат ялики, которые тут называют «pangas». В Плайя-Вентура снова появляются гнезда кожистых черепах, словно внезапный тропический ливень. Лаура считает гнезда группами: – Одно… пять… одно… шесть… девять… нет, двенадцать… Сэнди постоянно жмет на двухкнопочном GPS-устройстве кнопку «сохранить текущее местоположение» и  одновременно управляет самолетом, а  я пытаюсь записывать данные. На  отрезке пляжа длиной двадцать шесть километров нам удалось насчитать целых двести пятьдесят кладок. В  Тьерра-Колорада из  открытого лагеря с  травяными настилами выбегают несколько наблюдателей и приветственно машут нам руками. В отличие от экологов Мексикильо, они пишут не S.О.S., а «Hola! Хотим прокатиться!». Возле небольшого скалистого мыса мы снижаемся, и дальше на нескольких пляжах Лаура насчитывает еще триста четыре гнезда. К  этой цифре мы прибавляем пять мертвых самок; в этом сезоне они могли уже отложить около двадцати кладок – 7 % от общего числа на этом участке. В полвторого, когда мы приземляемся в Пуэрто-Эскондидо, чтобы немного передохнуть, я снимаю тяжелые наушники, и  мои уши снова принимают прежнюю форму. Мы с  трудом вылезаем из тесной кабины самолета. Сегодня мы встретили почти 1500 гнезд кожистых черепах.

199

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

По заниженным меркам последних лет, это впечатляющая цифра. Мы даже не надеялись на такое, хотя и знали, что в этот хороший год тихоокеанские кожистые черепахи могут подключить свои скрытые резервы. Когда в 1981 году знаменитый исследователь черепах Питер Причард проверил слухи о том, что на тихоокеанском побережье Мексики гнездятся кожистые черепахи, он написал: «Мы не ожидали, что гнезд будет так много и ареал гнездования будет таким широким». По его оценкам, на побережье гнездилось около 70 000 самок. Но множество тушек убитых черепах говорило об «удручающе высоком уровне браконьерства». Хорошо, если бы все это осталось в прошлом. Но браконьеры до сих пор убивают так много самок, что это вызывает беспокойство. Сегодня популяция уже не сможет справиться с таким высоким уровнем смертности. Мы ловим такси, чтобы доехать до города. Таксисты, как правило, осведомлены обо всем, поэтому из любопытства я спрашиваю, можно ли где-нибудь отведать черепашьего мяса. – Нет, – говорит он, – туристов мы в такие места не возим. Первый запрет на употребление черепашьих яиц в Мексике был принят в 1927 году. – Яйца сейчас достать труднее, чем раньше, – сетует наш водитель. – Теперь, если брать из первых рук, они стоят пятьдесят песо за дюжину. А в ресторане – сто пятьдесят песо 49. В  1972  году Мексика ввела запрет на  ловлю черепах, употребление их мяса в  пищу и использование шкур (с определенными исключениями). Водитель говорит, что никогда особо не любил черепашьи яйца. – Мне больше нравится мясо, – говорит он, – если тонко нарезать, сбрызнуть лимоном, оставить на сутки подсохнуть, а потом поджарить на гриле. В 1990 году в Мексике полностью запретили использовать любые органы и части морских черепах. – Вкуснее всего с тортильей и небольшим количеством сальсы! В 1994 году все черепахи оказались под защитой мексиканского законодательства. С тех пор прошло уже десять лет, и наш таксист жалуется: – Я уже почти год не пробовал черепашьего мяса. ВЕСЬ БЕРЕГ ОТ  КРАЯ ДО  КРАЯ усеян гнездами черепах. Пляж Эскобилла в  штате Оахака – не просто главное место гнездования оливковой черепахи в Мексике. Это крупнейшее гнездовье морских черепах во  всем мире. Больше него только пляж Остинол в  КостаРике. Во время массовых гнездовий, которые тут называются «аррибада», за три дня на берег выходят около пятисот тысяч оливковых черепах[142]. Сначала они собираются за пределами пляжа, затем срабатывает какой-то механизм, и они начинают штурмовать побережье, словно происходит высадка в Нормандии. Питер Причард, главный эксперт по черепахам, писал так: «Если вы никогда не видели аррибаду, обязательно посмотрите. Когда попадаешь на  берег, где тебя толкают черепахи, куда бы ты ни сел, это весьма воодушевляющий опыт». Во многом аррибада по-прежнему остается таинственным явлением. Массово выходят на берег только оба вида ридлей. Многие другие откладывают яйца поодиночке. До начала аррибады черепахи неделями собираются около берегов, а потом что-то разом заставляет их лезть на сушу. Ученые до сих пор спорят о том, что именно запускает этот механизм. Из всех черепах только у ридлей есть ароматические железы. Вполне возможно, что все они получают химическое послание: «Всё, идем!» До начала 1970-х годов ученые не имели никакого представления об аррибадах. Хотя оливковые черепахи гнездятся на тропических берегах Тихого и Индийского океанов, а также в  южной части Атлантического, аррибады они устраивают всего на  нескольких пляжах. В последние десятилетия XX века из-за сбора яиц и траулерных сетей в Никарагуа, Сальва49

 Примерно $15. – Прим. авт.

200

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

доре, Гватемале и других местах аррибады резко сократились или вообще исчезли. Единственный регион, где оливковые черепахи теперь устраивают подобные зрелища, если не считать Мексику и Коста-Рику, – это индийский штат Орисса, где они выходят на берег в трех местах. Индийская популяция оливковых черепах тоже резко пошла на убыль. В 1990-х годах в Индии насчитывалось 600 000 особей, а сегодня их всего 135 000[143]. Большую часть черепах (около 10 000 ежегодно) убивают рыболовные суда и траулеры, плавающие рядом с гнездовьями черепах в Индийском океане. Однако индийские капитаны траулерных судов отказались ставить заслонки для черепах. Народы, живущие на берегах Индийского океана, едят черепашье мясо, кормят им животных, используют черепах в качестве афродизиака, делают из них медицинские препараты, наживку для ловли рыбы, а также кожаные изделия. В Индии и в Пакистане черепашьи яйца скармливают скоту, верблюдам и козам. (В Иране местные, живущие на побережье, тоже едят черепашьи яйца, используют их в качестве обезболивающего и афродизиака, скармливают верблюдам и овцам [144].) В Малайзии тоже гнездятся оливковые черепахи, но их количество быстро снизилось, как это уже произошло с кожистыми: раньше здесь было около 250 000 гнезд, а теперь меньше двухсот. В  1950-х годах в  восточной части Тихого океана у  берегов Мексики обитало более 10 миллионов оливковых черепах. Мы пролетаем над бойней, которая закрылась в 1990 году. В этом месте ежегодно убивали по 80 000 черепах. Начиная с 1960-х годов несколько миллионов самок оливковой ридлеи убили только для того, чтобы получить тонкую полоску кожи у ластов. В основном эта кожа отправлялась в Европу и там становилась итальянскими туфлями или чем-то в этом роде. В результате прекратились три из четырех аррибад на мексиканском побережье. Сохранилась только одна – здесь, в Эскобилле. Но и тут к концу 1980-х годов количество гнездящихся самок тоже резко сократилось. Когда бойню наконец удалось остановить, популяция оливковых черепах начала стремительно расти: буквально за десятилетие их количество увеличилось в пять раз. Старания тех, кто создавал питомники и охранял гнезда, были вознаграждены, и  на берег ежегодно стало выходить до  полумиллиона самок. Общее количество гнезд за сезон в последние годы достигло 1,2 миллиарда. Это лучший результат во всем Тихоокеанском регионе. Даже в середине дня некоторые черепахи все еще на берегу: одни копают, другие откладывают яйца. Самый плотный участок раскинулся на 6–8 километров. Похоже, что количество обеспечивает безопасность: одновременное нашествие помогает дать отпор врагам. Если ваше гнездо – одно из сотни тысяч, то маловероятно, что хищники съедят именно его. Но тут есть и обратная сторона: черепахи мешают друг другу. Их настолько много, что одни особи разрушают гнезда других и разбивают их яйца. На пляже в таком количестве разводятся грибок, бактерии и насекомые, что детеныши появляются только из одного яйца на сотню. Хищники и  падальщики выкапывают яйца и  охотятся на  детенышей целыми неделями. Если у  оливковой черепахи, которая гнездится самостоятельно, детеныши вылупляются из 80 % яиц, то во  время аррибады потери составляют целых 90–98  %. Так что аррибада кажется хорошей идеей, которую довели до абсурда. Возможно, что несколько лет такие гнездовья дают очень удачный результат, но затем появляется слишком много черепах, и тогда из-за отсутствия детенышей популяция на много лет угасает. Тогда, возможно, несколько одиноких самок формируют ядро для новой аррибады в другом месте, и цикл начинается снова. Но точной информации у нас нет. Здесь, как и во многих других вопросах, связанных с черепахами, их жизнь простирается в прошлое и в будущее далеко за пределы тех коротких десятилетий, что их изучают биологи. А тем временем местные замечают миллионы яиц у себя на заднем дворе. И думают, что могут найти этим яйцам лучшее применение, если уж черепахи настолько их не берегут. И при этом им говорят, что черепахи считаются вымирающим видом. В Коста-Рике, где в какой-то момент разрешили брать яйца на побережье Остинол, столкнулись с неочевидной проблемой: 201

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

легальная торговля тут же становится прикрытием для продажи точно таких же нелегальных яиц, взятых от тех популяций, которым действительно угрожает вымирание. И тут же встает болезненный вопрос: а как следует использовать природу в бедных странах? Он настолько же трудный, как и все остальные проблемы, с которыми сталкиваются ученые и защитники дикой природы. ЗАВТРА НА РАССВЕТЕ Сэнди уже не сможет сказать, что никогда не видела, как черепаха откладывает яйца. Недавно мы прибыли в лагерь на побережье Барра-де-ла-Крус и пересели на вездеход. За рулем Лаура. Мы мчимся навстречу ночному ветру по мокрому песку вдоль линии прибоя. Целую неделю мы провели в воздухе, и теперь широкий песчаный берег впечатляет насыщенным запахом моря и прибрежной растительности. Я потрясен тем, в какой глуши мы оказались. Нет ни одного огонька: ни с одной, ни с другой стороны пляжа, ни позади – на холмах, которые освещает луна. Примерно в километре от лагеря мы останавливаемся, заметив свежий след. Чуть выше черепаха роет камеру для яиц в сухом песке, она забралась уже довольно глубоко. У Сэнди падает челюсть. – Не могу поверить, не могу поверить… – шепчет она, не отрывая глаз от черепахи. – Подумать только, она плавала, такая невесомая, летела сквозь воду! Все это время мир вокруг нее находился в движении. Когда она выныривала на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, в небе наверху качались звезды и Луна. И вот, после стольких лет в этом колеблющемся подводном мире, она выходит на берег. Море под ней мельчает, отходит последняя волна – и вот она садится на мель. Только подумайте! Луна у нее над головой застывает. Звезды замерли на месте. Мир впервые остановился, словно фотография девочки на качелях. Некоторое время Сэнди молчит, затем продолжает: – Когда заходишь на посадку, наступает момент, когда смотришь на полосу прямо перед собой и понимаешь, что шасси вот-вот коснется земли. Тогда немного приподнимаешь нос самолета и ждешь первого удара. Если вы вдруг забыли опустить шасси, то посадочная полоса внезапно оказывается прямо под самым брюхом самолета и асфальт приближается к ветровому стеклу. Пропеллер вдруг натыкается на что-то твердое, на что он не должен был наткнуться, и самолет со скрипом и шумом замирает на месте. Садится на мель. Примерно так, должно быть, она себя сейчас чувствует. Мы с Сэнди оба понимаем, что нам не преодолеть границу, разделяющую океан нашего опыта с диким и странным миром другого существа. Тут наше мышление упирается в стену, которую не может преодолеть. Как мы оказались в одном месте – это уже загадка. Думаю, ответ отчасти заключается в том, что все мы совершаем одно и то же паломничество. Каждый из нас привносит что-то свое в этот мир, чтобы жизнь по-прежнему продолжалась. Вот почему мы здесь. Нас привела сюда надежда. К  моему удивлению, Лаура говорит, что если мы не  заберем яйца в  питомник, то их заберут браконьеры. – Какие браконьеры? Ведь здесь никого нет! Лаура смеется: – Они здесь. Они уже знают, что она копает гнездо. Сюда приходил мужчина с ведром для яиц и сказал мне: «Ладно, ты первая нашла». Здесь недалеко деревня, и тропинка ведет прямо к  берегу.  – И  она кивает в  сторону расщелины между песчаными холмами, которая скрывается в тенистой растительности. – Они как призраки. Вы их не видите, но они здесь. Всегда. Так что Лаура достает большой полиэтиленовый пакет и складывает в него яйца лауда, как только они падают в ямку. Питомник внушает надежду. Но мне неловко из-за того, что мы 202

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

вмешиваемся в происходящее. Яйцам не место в питомниках – это так же ясно, как то, что на побережьях не место браконьерам. Когда черепаха заканчивает кладку, она закапывает пустую камеру, ничего не подозревая. Затем, тяжело дыша, направляется к морю. Сэнди ползет на карачках рядом с ней, не отрывая от нее глаз. На берег обрушивается сильный и высокий прибой. Первая же волна оказывается такой мощной, что тут же подхватывает черепаху под брюхо, и та начинает плыть, а отступающая волна затягивает ее все дальше в океан. Вот в свете луны показывается на поверхности ее голова. Но тут набегает следующая волна, и больше мы ее не видим. – Это было потрясающе! – говорит Сэнди. – Мне очень понравилось. В  3  часа 18  минут Лаура завозит нас с  Сэнди в  лагерь. Тут можно растянуть одеяло прямо на берегу и видеть сны о гигантских черепахах. А Лаура исчезает во тьме: она знает, что на пляже могут быть другие кожистые черепахи, которые нуждаются в ее помощи. Я устал и поэтому проваливаюсь в sueño, свои сны, быстрее, чем черепаха исчезает в океанских волнах. И я мечтаю о том, что однажды черепах здесь будет намного больше.

203

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Баха  

В рыбацкой деревушке Сан-Карлос на полуострове Баха прямо за школой валяется целая груда черепашьих панцирей. Такие склады тут можно встретить в каждом городке. По оценке доктора Уоллеса Николса, на полуострове Баха люди до сих пор съедают около 30 000 черепах в год. Рыбаки говорят, что и того больше. Из десяти черных черепах с передатчиками трех убивают в течение года. А вот какую историю рассказывает Хавьер Мирамонтес: – Однажды я поймал черепаху – логгерхеда. Она лежала у меня во дворе. И тут я увидел у нее на ласте что-то блестящее вроде металлической бирки. Присмотрелся, а там было написано «Аквариум Окинавы Экспо 532». Я повесил бирку себе на связку ключей. Черепаху мы съели. А бирка пять лет висела у меня на связке. Однажды я пошел в школу: ученики делали там презентации для местных. Один школьник рассказывал о черепахах. О том, что, по мнению некоторых ученых, логгерхеды, которые приплывают в Баху, на самом деле родились в Японии и возвращаются туда для гнездования. Ученые пришли к такому выводу, потому что других гнездовий, насколько нам известно, в океане у логгерхедов нет. Но исследователи, рассказывает школьник, пока еще не получили четких доказательств, что это так. Тут я лезу к себе в карман… И в тот же миг ученые получают доказательство! Хавьер отдал бирку учителю. Учитель написал письмо доктору Николсу, американскому биологу и специалисту по охране природы, – автору гипотезы о том, что логгерхеды приплывают в Мексику из Японии [145]. Когда Николс получил письмо, он как раз находился в Японии, на том самом берегу, где из яиц вылупляются детеныши черепах. В то время всех детенышей отправляли в аквариум Окинавы, а через год школьники выпускали их в океан. Такая отсрочка позволяет юным черепахам достаточно вырасти и окрепнуть, чтобы миновать клювы многочисленных птиц и челюсти береговых хищников, для которых только что вылупившийся детеныш всего-то легкая закуска. Однако через шесть лет, когда черепахи добрались до берегов Мексики, они оказались в сетях Хавьера и других рыболовов, вся эта идиллия закончилась. Их становилось все меньше. Скоро ученые поняли, что не одна и не две черепахи, выпущенные японскими школьниками, плывут прямиком в суповые котлы рыбаков Бахи. Постепенно появлялись всё новые и новые доказательства, что случай Хавьера – типичная ситуация, что эта черепаха вовсе не заблудилась. Черепаху с такой же японской биркой нашли и у берегов Сан-Диего. В 1995 году японский рыбак обнаружил в своей сети захлебнувшуюся черепаху, которой поставили бирку 478 дней назад, за 10 600 километров от Японии – в мексиканской Бахе [146]. Следующие доказательства принесла ученым черепаха Аделита [147]. Ее поймали недалеко от побережья Бахи в 1986 году. Весила она тогда три килограмма шестьсот граммов. Десять лет ее держали в неволе и изучали. В августе 1996 года морские биологи Антонио Ресендис, Уоллес Дж. Николс и Джефф Семинофф прицепили к ней передатчик и выпустили в Тихий океан. До этого момента единственным источником информации о том, как в Тихом океане плавают логгерхеды, была бирка на ключах Хавьера. Сразу после того, как ее отпустили, Аделита проплыла вперед ровно столько метров, сколько могла проплывать в бассейне, где ее держали десять лет. Затем она остановилась и замерла. Когда диких черепах выпускают на волю, они никогда не останавливаются. Когда Аделита снова начала плыть, она отправилась на запад. Включились инстинкты: определить местонахождение, добыть себе пищу. К декабрю она уже была у Гавайских островов. А через четырнадцать месяцев после освобождения – у берегов Японии. Две недели ее передатчик молчал. Затем ученые получили серию сигналов, которые указывали, что Аделита мчалась с  такой скоростью, какую ни  одна черепаха явно развить 204

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

не могла. Эти сигналы двигались прямо к Сендаи, ближайшему рыболовному порту. Аделита потрясла научное сообщество своим путешествием длиной в двенадцать тысяч километров. Она по прямой переплыла весь Тихий океан, чтобы попасть к местам гнездования своих предков. Ее маршрут был лишь чуть-чуть длиннее кратчайшего пути между Бахой и  Японией. В первые годы своей жизни Аделита пересекла океан на восток, угодила в сеть мексиканских рыбаков и десять лет жила в неволе. Затем она получила второй шанс, отправилась обратно в Японию и снова угодила в сеть, из которой уже не выбралась живой. Синьор Мирамонтес больше не ловит черепах. Он больше не рыбачит. Теперь он продает лодочное оборудование и учит детей. Он вырос на материке, в штате Синалоа. Когда ему исполнилось пятнадцать, отец сказал: – Улов уже не тот, что раньше. За нами идет голодная смерть. И, чтобы сбежать от голодной смерти, в 1979 году семья переехала сюда. – Тут было много еды, – вспоминает Хавьер, – три человека могли выловить двести – триста килограммов моллюсков. Омаров было так много, что креветки никого даже не интересовали. А теперь и рыбаков, и ловушек такое количество, что в этом году – первый раз за все время – улов крабов серьезно сократился. Теперь уже мы стараемся не ловить слишком много гребешков. Пытаемся создать новую этику охраны природы. Молодые рыбаки нас тоже поддерживают. Все, кто охотился раньше на черепах, бросают это дело и примыкают к нам. Мы столкнулись лицом к лицу с реальностью. Такое сокращение улова должно нас чему-то научить. Сегодня в Сан-Карлосе все еще есть песчаные дороги, заборы из рыболовной сетки, многочисленные нелегальные лачуги и лошади, которые пасутся на пустырях, заваленных пластиковым мусором. Городу критически не хватает средств. Большой мурал, изображающий восходящее солнце, кита и гигантскую черепаху, – самое яркое место во всей округе. Но  идея о  том, что не  стоит употреблять в  пищу мясо черепах, большинству людей в Бахе все еще кажется полной бессмыслицей. Для многих рыбаков освободить черепаху, которая сама угодила в сеть, – все равно что достать из печки праздничную индюшку и выбросить в мусорное ведро. Для некоторых это вопрос возмещения ущерба: «Черепахи вымирают? Ладно, но если я освобожу черепаху, кто вернет мне 150 долларов?» НЕ  ДЛЯ ВСЕХ ЮНЫХ ЛОГГЕРХЕДОВ СЕВЕРНАЯ ЧАСТЬ ТИХОГО ОКЕАНА  – всего лишь путь к Бахе. В открытом океане к востоку от Японии находится еще один ареал их кормежки[148]. В 2005 году океанолог Джефф Половина вместе со своими коллегами объявил, что они нашли еще одно место скопления черепах с помощью спутниковых передатчиков. Гольфстрим огибает юго-восточное побережье США и на 35° с. ш. поворачивает в океан в районе мыса Хаттерас. Течение Куросио протекает вдоль Японских островов, минует их тоже примерно на  35° с. ш., а  затем движется на  восток и  переходит в  Северное Тихоокеанское течение. Примерно на 155° в. д. Куросио встречается с подводной горой под названием «возвышенность Шатского»: тут течение раздваивается. В результате турбулентности в этом месте появляются водовороты и завихрения: вода перемешивается и выносит наверх питательные вещества, что вызывает цветение планктона. Вот почему весь этот регион – к востоку от подводного Гавайского хребта и до линии перемены дат, т. е. меридианы 180° долготы, – самое плодородное место во всей северной части Тихого океана. Края океанских течений – словно русло крупной реки. Но поскольку течение не ограничено берегами, по краям возникают водовороты, волны и вихревые потоки, которые растягиваются на многие километры и смещаются в зависимости от сезона. В первой половине года самое плодородное место находится между 30° и 40° с. ш. Летом этот участок сдвигается на север, выше 40°, и выходит за пределы основного течения. Одно время года сменяет другое, а  черепахи плывут то на  север, то на  юг, все время двигаясь по  линии максимального скопления планктона. Логгерхеды предпочитают обитать там, где температура поверхности и концентрация планктона меняются довольно резко, – там, 205

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

где прохладные водные массы уходят под теплые и на поверхность выплывает большое количество пищи. В меню логгерхедов, кормящихся в открытом океане, входят брюхоногие моллюски янтины, которые плавают на плотах из пузырьков, желеобразные парусницы (официально известные как Velella velella – излюбленное лакомство брюхоногих моллюсков), странные плавающие хищные улитки Pterotracheoidea, а также более привычные для нас крабы и морские уточки, прилипающие к плавучим корягам. Черепахи способны плыть быстрее течения, двигаться навстречу потоку воды и искать себе в нем пищу. Если черепахам нравится какоенибудь место у кромки течений и водоворотов, они могут оставаться там неделями и месяцами. Когда же плодородные границы течений растворяются (часто это происходит в летнюю жару), черепахи отплывают на  600  километров, чтобы снова отыскать прохладную воду на  какомнибудь другом краю. Они стараются плавать там, где температура у  поверхности держится в диапазоне 15–20 ℃. Летом они мигрируют к 40° с. ш., а зимой возвращаются к 30° с. ш., преодолевая в поисках пищи около 2000 километров. Все эти путешествия с остановками могут длиться десятилетиями, пока черепаха окончательно не повзрослеет. К нашим земноводным нередко присоединяются и прочие любители поживиться чемнибудь у кромки течения: моллюски, нерестящиеся японские анчоусы, сардины, длинноперый и голубой тунец, белоспинный, темноспинный и черноногий альбатросы и множество других существ – как хищники, так и добыча. Как и логгерхеды, все эти удивительные животные бóльшую часть года обитают в  восточной части течения Куросио, а  летом вслед за  планктоном перемещаются на север. В результате этот регион действительно превращается в горячую зону, где беспрестанно кипит жизнь. И все это изобилие и многообразие историй рождаются просто потому, что именно здесь течение встречается с подводной возвышенностью. Об  этом секретном плодородном участке знают все, и  капитаны рыболовецких судов не исключение. Люди давно ловят тунца и другую морскую живность в этом быстром течении, а  также там, где оно протекает через Гавайский хребет. В  снасти этих кораблей часто попадаются и черепахи. Юные логгерхеды в северной части Тихого океана ищут себе пропитание у поверхности воды. Примерно 40 % времени они проводят у поверхности и не охотятся глубже пятидесяти метров. Глубина имеет важное значение: ярусные суда, которые охотятся на меч-рыбу, часто ставят сети как раз там, где плавают черепахи. Именно потому в такие сети попадается в десять раз больше черепах, чем при ловле тунца. На эту рыбу сети обычно ставят гораздо глубже: на глубине 100 метров или около того[149]. Рынок меч-рыбы живет за счет американцев: именно они потребляют 75 % общемирового улова меч-рыбы. Однако ловля тунца перевешивает по объему: каждые шесть из семи ярусных сетей в мире ставят на тунца, причем значительная часть улова затем отправляется в рот любителям суши. Если бы все было наоборот и спрос на меч-рыбу был больше, то положение черепах было бы намного хуже. Видовые различия во  многом возникают из-за того, что отдельные виды выполняют в своих сообществах разные роли. Логгерхеды и оливковые черепахи занимают в океане разные экологические ниши, хотя мы без  специальных инструментов вряд  ли смогли  бы увидеть разницу. Оливковые черепахи обычно плавают южнее логгерхедов, в более теплых водах Тихого океана. Они предпочитают держаться между 8° и 31° с. ш. в диапазоне температур от 23 до 28 ℃. Получается, что оливковые черепахи обитают в более широком ареале субтропических вод, и, вместо того чтобы искать пропитание на поверхности, они ныряют глубже, чем логгерхеды, и в целом проводят больше времени под водой. Поедают кузовковых рыб, сальп и светящихся в темноте пиросом (или огнетелок). У поверхности они проводят только 20 % своего времени, а 50 % – глубже сорока метров под водой[150]. Решение тут может быть только одно: нужно понять, что делают черепахи и что делают рыбаки. Соединив одно с другим, можно придумать что-нибудь третье. РЫБАЦКАЯ ДЕРЕВУШКА ПУЭРТО-АДОЛЬФО-ЛОПЕЗ-МАТЕОС находится на  северной оконечности бухты Магдалена, поросшей мангровыми деревьями. Вдоль всей 206

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

бухты с  ее суетливым берегом, куда рыбаки свозят свой улов, а  затем чистят и  продают, на 43 километра растянулся длинный узкий остров Магдалена 50. Между двумя его скалистыми берегами простираются песчаные холмы. Его внутреннее побережье образует обширную бухту, а внешний край ограждает ее от Тихого океана. Мы берем вездеход. Я вместе с сыном смотрителя маяка Владди де ла Тобой и аспирантом Калифорнийского университета в Санта-Крузе Хойтом Пекхэмом. Они работают в рыбацких деревушках – помогают людям осознать бедственное положение черепах. А те, в свою очередь, помогают моим друзьям осознать бедственное положение… местного населения. Самая распространенная черепаха здесь – это логгерхед. Почти все мексиканские логгерхеды гнездятся на берегах Японии (лишь небольшая группа приплывает из Австралии). Количество логгерхедов в этом регионе падает так же стремительно, как и количество кожистых черепах. В Японии сейчас гнездится не больше полутора тысяч логгерхедов. С 1950-х годов их количество упало на 90 %. Австралийские логгерхеды тоже находятся под угрозой [151]. И хотя логгерхеды северной части Тихого океана гнездятся в Японии, их судьбой во многом распоряжаются рыбаки с Бахи. Множество молодых особей собирается прямо у этого побережья. Жаберные сети превращают древнюю эпопею о путешествиях и выживании в хронику вымирания. Рыбацкие лодки, которые плавают вдоль этого берега, ответственны за львиную долю смертей логгерхедов, которые погибли по вине человека в Тихом океане. Но поскольку молодняк по количеству превосходит взрослых в пропорции тысяча к одному, местные рыбаки попрежнему регулярно встречают логгерхедов. Иногда в сети на палтуса за один день попадаются десятки черепах. И рыбаки говорят: «Смотрите, как их много! Как может быть, что они под угрозой исчезновения?» Линия прибоя усеяна трагическими свидетельствами былой жизни. В основном это миллионы пелагических красных крабов [152] – миниатюрных существ размером с большой палец, которые напоминают маленьких омаров. Они разбросаны по  всему берегу на  многие километры вперед. Сколько хватает глаз, тянется широкая полоса из высушенных на солнце панцирей. Все эти легионы павших лишь малая толика целой армады крабов, которые населяют местные прибрежные воды: просто этим не повезло оказаться слишком близко, и волны выбросили их на сушу. Эти стаи привлекают сюда логгерхедов из самой Японии. Здесь, в бухте Магдалена, обитает самая многочисленная популяция крабов. Печальная ирония заключается в том, что этот прекрасный источник пищи притягивает логгерхедов со всей северной части Тихого океана именно туда, где их уже поджидают рыболовные сети. Детеныши логгерхедов, которые приплывают сюда из  Японии, обычно остаются здесь надолго – до двух десятилетий. Они плавают и нагуливают жирок до тех пор, пока инстинкт размножения не погонит их обратно в Японию или пока смерть не выбросит их на этот пляж. Вопрос в том, что произойдет раньше. Владди, которому еще нет и двадцати, рассказывает: –  Раньше меня звали в  гости есть черепашье мясо, но  с тех пор как  я работаю с Caguamas51, я его в рот брать не могу. Я им говорю: ешьте без меня. Я не имею права им это запрещать. Я просто говорю своим друзьям-рыбакам: «Caguama сейчас в беде. Если поймали – отпустите их». А они мне: «Когда мы достаем сеть, многие уже мертвые». Когда Хойт и Владди только начинали здесь работать, ученые не знали, что в этом регионе погибает множество черепах.

50

 Не путать с одноименным островом в Чили. – Прим. ред.  Caguamas (исп.) – логгерхеды. – Прим. пер.

51

207

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– В прошлом сезоне мы за четыре месяца, с мая по август, нашли здесь – на берегу длиной 43 километра – триста пятьдесят трупов черепах, – рассказывает Хойт. Почти все они – молодые логгерхеды. Сопоставив свои каждодневные подсчеты с тем, что удалось вытянуть из рыбаков, Хойт пришел к выводу, что каждый год в сезон ловли жаберными сетями погибает около 1800 логгерхедов [153]. И это только в окрестностях деревни ЛопесМатеос. Другого места с такой высокой смертностью логгерхедов нет нигде в Тихом океане [154]. – Когда я это узнал, я был потрясен, – говорит Хойт. Проехав по берегу чуть больше километра, мы тут же находим первую черепаху. Ее внутренности разбросаны по песку, на котором видны следы койотов, которые явно радовались своей неожиданной удаче. Поскольку на берег ежедневно выносит такие останки человеческой деятельности, береговая линия стала идеальным местом кормления стервятников, которые, видимо, начали верить, что океан специально о них заботится. На каждом шагу песок усеян норами береговых крабов, которые всегда процветают там, где бушует смерть. Под действием гнилостных бактерий, которые, как в инкубаторе, развелись под палящим солнцем Бахи, черепаха «запекается», т. е. начинает определенным образом разлагаться. Она разбухает, кусочки панциря заворачиваются и отслаиваются; в некоторых местах трескается кожа, под которой видны струйки крови и сукровицы. Все это сопровождается невыносимой вонью. Радость для мух, надежда для червей. Хойт обходит берег каждый день. – Это вчерашняя, – говорит он. – Здесь они быстро разлагаются. Ко мне приходит внезапное осознание: каждый день мы живем и дышим только потому, что наша иммунная система сдерживает это нашествие гнили. Достаточно отключить ее всего на день, и мы под этим солнцем превратимся в протухший коктейль. Хойт переворачивает раздувшуюся черепаху. Ее голова с открытым ртом безвольно свисает вниз, ласты растопырены в стороны. Он оставляет на ней красную метку, чтобы не посчитать снова при следующем обходе. Рядом лежат другие случайные жертвы рыболовных сетей: рыба-еж и детеныш морского льва без головы. Следующая тушка – черная черепаха. Каждый корабль с жаберными сетями в среднем вылавливает четыре такие черепахи в неделю. Почти все они погибают. Однажды на одном корабле за неделю выловили семьдесят черепах. –  Мы не  могли даже предположить, что местное рыболовство в  такой короткий срок может повлиять на весь вид в целом океане, – говорит Хойт. Часто жаберными сетями рыбачат маленькие суденышки, даже не имеющие лицензии, но из-за них многие прибрежные воды становятся для черепах настоящими минными полями. Улов на таких кораблях, как правило, не документируется, и сколько у них было выброшенного прилова – тоже никому не известно. Несмотря на недостаток информации, все же можно с уверенностью сказать, что по всему миру жаберные сети убивают десятки тысяч черепах. На  корабле из  Французской Гвианы команда Фонда дикой природы только в одной сети обнаружила сразу двенадцать кожистых черепах; лишь одна из них выжила. В Тринидаде, где мы встретили кожистую черепаху со старым шрамом на спине, ежегодно погибают сотни самок: не только оттого, что тонут, запутавшись в сетях, но еще и оттого, что рыбаки вырубают их из сетей, чтобы от них избавиться. 22 июля 2004 года в мексиканской газете La Jornada вышла статья о том, как в акульей сети недалеко от города Оахаки было найдено 125 мертвых черепах. Кожистые черепахи и логгерхеды попадают в дрифтерные сети, которые по-прежнему используются в Калифорнии. Чтобы снизить риски, в теплые годы, когда к берегу приплывает больше всего черепах, правительство закрывает ловлю в некоторых регионах. На восточном побережье США черепахи часто попадаются в жаберные сети, которые ставят на морского черта (удильщика). В попытках найти решение рыбаки стали использовать сети с более жесткими ячейками. Даже сети, безопасные 208

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

для большинства видов черепах, которые используют для ловли крупных стай тунца, в восточной части Тихого океана ежегодно убивают больше сотни оливковых черепах. Кроме того, черепахи часто запутываются в выброшенных за борт веревках и обрывках сетей. Некоторым так и не удается выпутаться. Однажды я видел оливковую черепаху, которая застряла в веревках среди кучи плавучего мусора в нескольких сотнях километров от берега. Мы ее освободили. Но можно с уверенностью сказать, что каждый год по всему миру так погибают тысячи особей. Еще один логгерхед. Это крупный детеныш размером почти со  взрослую черепаху. С точки зрения восстановления популяции это самый важный возраст: черепаха уже пережила детство, а весь длинный период размножения еще лежит впереди. Но она погибла. Она была достаточно взрослой, чтобы получить бонусные мили для путешествия в Японию, но вместо этого ей достался билет в город Койотов. Падальщики сделали всю грязную работу и  вскрыли ей брюхо. Однако благоразумно решили не соваться внутрь. Хойт щелчком открывает свой перочинный ножик: – Мы думали, что здесь они в основном едят крабов. Собственно, за этим логгерхеды сюда и плывут. Но посмотрите, видите тонкие косточки и хребты? Она ела рыбу. – И, взглянув на меня, Хойт добавляет: – Но черепахи ведь не умеют ловить рыбу! Они едят ее из рыболовных сетей. Иногда можно увидеть, что они плывут за бортом и ждут, когда что-нибудь выбросят за борт. Околачиваются рядом с лодками и сетями. А заканчивается все вот этим! Тот, кто живет за  счет отбросов, сам становится отбросами. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Рядом лучи иссушающего солнца превращают в  мумию другую, куда более взрослую черепаху. В ее пустых глазницах жалобно свистит ветер, поднимающий тучи песка. Она попала на крючок и запуталась в ярусной леске, приделанной к буйку из пенопласта – почти такому же большому, как ее панцирь. Из-за этого она не могла нырять и боролась с буйком до последнего, пока не умерла от голода. А буек так и остался крепко привязан к ее высохшему панцирю. Сегодня я видел больше мертвых черепах, чем за всю свою жизнь, и, кажется, уже привык к этому зрелищу. Их вид и запах больше не кажутся мне необычными, что само по себе очень странно. Человек так быстро ко всему привыкает. В этом и заключается глубокая ирония человеческих эмоций: когда одна трагедия разрастается в целую гору чудовищных ошибок и смертей, мы приспосабливаемся к ней и, вместо того чтобы бить во все колокола, спокойно наблюдаем за происходящим. Уходит одно из величайших созданий нашего мира: прямо сейчас, прямо здесь, труп на трупе. Но рыбаки пожимают плечами, и политики пожимают плечами, а священники, как всегда, даруют свое благословение: «А что можно сделать? Людям же надо есть!» У  крупного морского льва дыра в  спине. Владди делает вид, будто стреляет: «Паф!» Рыбаки не любят морских львов. Следующий гость на нашем пляжном пиршестве de la muerte52 – дельфин. Похоже, он тоже погиб в сетях местных рыбаков. Теперь лежит на берегу и медленно иссыхает; потрескавшиеся от солнца губы сморщились, обнажив гримасу зубов. Трудно себе представить более жуткое зрелище. Есть в этом солнечном морге и рыба – неприглядного вида длинноперая ставрида. Ее крупное и когда-то прекрасное тело теперь сплошь покрыто червями. Рядом с ней – североамериканские звездочеты, морские ежи и множество других мелких существ с плавниками, которых доставили на берег специально для вас, и все благодаря торговой марке «Людям же надо есть!».

52

 De la muertе (исп.) – смерти. – Прим. пер.

209

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Впереди, в пенистом прибое, мы видим характерный желтый корпус еще одного логгерхеда. От набегающей волны его голова бьется о песок. Хойт втыкает крюк в его плавник и вытаскивает тушу из воды. Длина панциря – семьдесят четыре сантиметра. Вырастая до восьмидесяти сантиметров, логгерхеды уже начинают гнездиться в Японии. Этому не хватило всего шести сантиметров. Взрослым черепахам, наверное, уже около двадцати лет. Их численность зависит от того, что происходило двадцать лет назад. Это как будто окно в прошлое, звездный свет, который долетает до нас спустя тысячелетия. А их смерть – окно в будущее. Эти логгерхеды, вынесенные на берег, олицетворяют собой вымирание – последние дни этой популяции на Земле. Как и в случае с кожистыми черепахами, время еще есть, но ситуацию нужно круто изменить как можно скорее. Для существа, которому удавалось выживать в течение сотни миллионов лет, такое резкое и стремительное исчезновение равносильно ядерной войне, которая вмиг уничтожила бы все наши города. Для них это холокост, и мы в этом виноваты. Когда мы встречаем на берегу еще две тушки, Хойт хмурится, и я понимаю, что он всетаки к этому не привык. –  Приходить сюда каждый день и  видеть огромные трупы вымирающих животных  – это… – он оглядывается на меня, – очень тревожит и выводит из равновесия. Хойт помечает туши краской и оттаскивает подальше от линии прибоя, прямо на крабовый вал, который тянется вдоль моря, словно бесконечный придверный коврик. Здесь, среди изобилия пищи, ради которого черепахи пересекли целый океан, теперь будут покоиться их безжизненные тела. Мы отстаем от расписания и с поднимающимся прибоем мчимся так, что чуть не взлетаем, подобно тулесам и кроншнепам, которые патрулируют берег. Стрелка спидометра поднимается выше восьмидесяти километров, мы несемся по рассыпчатому песку навстречу морскому бризу. Наконец берег остается позади, а  мы взбираемся на  сухой песчаный гребень, за которым открывается поросшая колючками и усыпанная костями пустыня. Трясясь и подскакивая на низкой передаче, вездеход переваливает через горы, и перед нами открывается рыбацкий лагерь Сан-Лазаро, приткнувшийся около края бухты Магдалена. Как и другие лагеря вокруг этой бухты, он представляет собой скопление лачуг – временных жилищ рыбаков, которые приехали сюда на несколько недель из городов Лопес-Матеос и СанКарлос. В кучу свалены рыболовные снасти разной степени испорченности. В грузовик, приехавший сюда по той же дороге, сваливают и обкладывают льдом скорпену, палтуса, желтохвостую лакедру, хипсипопса и корвину. Никто не подсчитывает, сколько рыбы ежедневно ловят в таких небольших укромных лагерях. Из одной панги53 выгружают скатов. Из другой – целую кучу маленьких акул-молот. Все это привлекает внимание тощих собак, детей, да и меня самого. Маленькие акулы такие мелкие, что, если брать их за  хвосты, одной рукой можно поднять от  четырех до  восьми туш. Кажется, они выгрузили шестьдесят молодых акул, каждая из которых весит примерно по два с  половиной килограмма. Я слышал, что лет десять назад выгрузить из  лодки акулу-молот можно было только вдвоем. Но теперь такие попадаются очень редко. Хойт говорит, что следующий лагерь находится в  одном из  самых прекрасных мест на Земле. Но на машине к нему не подобраться, поэтому мы просим местного рыбака нас подбросить. И действительно, пейзаж вокруг лагеря выше всяких похвал. Между зелеными мангровыми зарослями к морю течет красивейший ручей. По краям его гладкой нефритовой поверхности вздымаются белые буруны. К югу от залива простираются песчаные дюны, а за ними

53

 Panga (исп.) – открытая лодка наподобие ялика. – Прим. пер.

210

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

открывается ландшафт, испещренный трещинами и крутыми склонами, который будто столетиями жил в ожидании капли дождя. Кажется, время над этим местом не властно. Ценное рыболовное оборудование свалено тут вперемешку со всяким мусором: ловушки, буйки, сети, солнечные батареи, бутылки из-под алкоголя и ящик, в который аккуратно сложены пустые канистры из-под машинного масла. На побережье плещутся дети. – Представьте только, сколько здесь раньше было черепах! – говорит Хойт. Двадцать пять лет назад в этой бухте можно было встретить тысячи рептилий. – Раньше их было полно по всей лагуне, не то что сейчас, – рассказывают рыбаки. Но нельзя впадать в уныние. Уныние смерти подобно. Поэтому я говорю Хойту: – Давай представим, сколько их будет здесь в будущем, когда ваши усилия увенчаются успехом. В этом лагере останавливаются только охотники на акул. Не имея ни радиосвязи, ни специального навигационного оборудования, они отплывают на  60–80  километров от  берега на своих открытых яликах под названием «панга» и остаются там на всю ночь, выставив сети с наживкой на крючках, как в старые времена делали трапперы, промышляющие пушниной. Они разрешают Хойту подняться на борт. – Жутковато! – сообщает он. К сетям привязаны якоря и флажки с буйками из кусков пенопласта и пустых пластиковых бутылок, которые обмотаны использованными мешками из-под риса. Они ловят здесь акул – лисью и сельдевую акулу, мако и акулу-молот. Кроме того, в сети и на крючки попадаются несколько видов черепах. На  веревках, натянутых между шестами, сушатся куски засоленного акульего мяса, словно белье под безжалостным солнцем Бахи. На песке разложены акульи плавники. Мануэль Лучеро, который среди охотников на акул в свои пятьдесят считается самым старшим, сматывает веревку. Он говорит Хойту, что они получают примерно два доллара за фунт мяса. – А работы довольно много, знаешь ли, – засолить все это, засушить. А плавники? – А эти по сорок долларов за фунт. Есть разница! – Иногда даже по пятьдесят. Если продавать по два доллара, все это было бы невыгодно. Но поскольку за плавники платят по сорок долларов за фунт, то получается, что акул убивают в основном ради них. Так же как и черепах. Высушенное акулье мясо продается в  самой Мексике. Тут оно называется machaca: по вкусу оно напоминает подсоленные опилки с запахом рыбы. Его часто кладут в тако. А вот плавники отправляют «в Сан-Франциско, Сан-Диего – словом, в основном в США». В каждой миске супа из акульих плавников обитают призраки погибших черепах. Этот суп готовят из говяжьего или куриного бульона, в который для наваристости добавляют хрящеватые части акульих плавников. И вот ради этого к 1980-м годам человечество почти на 90 % уничтожило множество акульих популяций по всему миру. Сеньор Лучеро охотится на акул всего шесть лет. До этого он ловил омаров и прочую подобную живность. Заготовка акульих плавников здесь – довольно новый промысел. В прошлом году Лучеро поймал двух трехсоткилограммовых больших белых акул. Везде, где акулы становились объектом современного рыболовства, за десять – пятнадцать лет их популяции были практически истреблены. И насколько я понимаю, это место не станет исключением [155]. Лучеро говорит, что рыбалка идет довольно неспешно. По его словам, особенно высоко ценятся акулы-молот: у  них очень крупные спинные плавники. Любуясь футболкой Хойта, 211

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

на  которой изображено несколько молотоголовых акул, Мануэль начинает прикидывать, сколько денег можно было бы выручить за такую добычу. На  берег возвращается панга; в  ней рыбак и  его сынишка лет десяти. На  мальчике спасательный жилет, а на мужчине – ярко-оранжевый полукомбинезон. Всю ночь они рыбачили далеко от берега, доверив свои жизни одному-единственному навесному мотору. Лодка до краев заполнена акулами среднего и довольно крупного размера. Сначала рыбак выгружает акулу-мако – стальную, лоснящуюся рыбу-метеор, охотника на меч-рыб, одного из самых искусных и опасных хищников на Земле. Плотная великолепная туша с глухим звуком падает на мокрый песок. Это юная самка весом около 60 килограммов. Самки не начинают нереститься, пока не достигнут трехсот кило. Затем мужчина выуживает из  лодки гибких синих акул, цепляет их багром и  тащит на берег. Затем он выгружает еще одну мако – примерно пятьдесят килограммов весом. Третья тянет где-то на сорок пять. А вот четвертая совсем малышка – всего девять кило. В движениях рыбака сквозят нарочитая уверенность и достоинство человека, который занимается тяжелым и опасным делом, который гордится, что выжил и принес домой добычу, и хорошо осознает, что за ним наблюдают люди. Его работа не имеет ничего общего с офисной рутиной. Уверен, что после тяжелого рабочего дня, поразив крупную добычу, он все еще чувствует, как в крови плещется адреналин. Это чувство хорошо мне знакомо – кажется, оно ничуть не  изменилось с  тех пор, как  люди жили племенами и  охотились на  крупную дичь. Но если вспомнить, сколько акул-молот можно поднять одной рукой, и взглянуть на этих малышей мако, то становится понятно, что такой образ жизни уже сходит на нет. Не знаю, что ждет в будущем сына этого рыбака, но мне кажется, что ему не доведется пойти по стопам отца. Теперь лодка пуста, а  на песке выложены десять синих акул, в  среднем по  два метра длиной, и четыре акулы-мако, чьи оскаленные челюсти присыпаны песком. Мужчина точит нож, а затем отсекает акулам-мако их плавники, которые совсем недавно бороздили океан. Отделяет головы и выбрасывает внутренности в плещущие волны. Вода вокруг ялика окрашивается кровью. Это привлекает мелкую рыбешку, которая тут же как одержимая бросается на потроха. Мне рассказывали, что двадцать лет назад такое количество крови могло привлечь на мелководье акул. На столе растет груда спинных, грудных, брюшных, анальных и хвостовых плавников. По восемь от каждой акулы, т. е. восемь умножить на четырнадцать – сто двенадцать плавников. Когда мы возвращаемся в Лопес-Матеос, я понимаю, что это был длинный прекрасный день, в котором было много мертвых черепах, мертвых акул, мертвой рыбы – и много печали. И словно для того, чтобы вернуть меня к жизни, в вечернее небо взлетают первые козодои.

  ***  

ЖАБЕРНЫЕ СЕТИ, В КОТОРЫХ ЗАДЫХАЮТСЯ ЧЕРЕПАХИ, часто ставят рыбаки на маленьких яликах-пангах. Я оказался на одном из них. Капитану Хосе Пара около сорока лет. Он носит красную кепку, бандана прикрывает его шею от припекающего солнца, а на лице красуются просоленные усы. С нами на борту матрос Куко, он где-то в два раза младше капитана. Они забросили сети в  16  километрах от  берега на  глубине около 45  метров. Компаса нет, мы ориентируемся по углу солнца над горизонтом в заливе. Жилетов и радио тоже нет; на борту нет никакого спасательного снаряжения. Ялик рассекает носом встречные волны, а его потертое дно из  стеклопластика изгибается и  трясется, внушая некоторую тревогу. Рыбаки не умеют плавать и немного побаиваются воды. Когда что-то начинает барахлить в двигателе, я 212

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

понимаю, что инструментов у нас тоже нет. Хосе останавливает лодку, ковыряется перочинным ножом в проводке, и мы плывем дальше. Немного поблуждав, мы замечаем красный флаг на  бамбуковом шесте, привязанном к буйку. Он показывает, где поставлена сеть. Куко хватается за шест и начинает сматывать веревку. Спустя некоторое время на поверхности показывается якорь, потом снова веревка. Нас окружают пеликаны: сеть еще не вытянули, а они уже понимают, что им наверняка достанется своя доля добычи. Когда сеть наконец-то появляется на поверхности, capitán помогает матросу затащить ее в лодку. Буквально тут же на борту оказывается небольшой палтус меньше трех килограммов. Выглядит он так же, как всякая камбала. Одна сторона пустая, как будто это чистый холст, другая обтянута красивой кожей цвета темного мрамора; возле рта застыли оба глаза, словно на картине Пикассо. Через пару минут на борт падают еще два палтуса, а за ними – электрический скат. Затем следует рыба-лопата с пустыми глазницами. Какой-то морской стервятник успел выесть ей глаза. На  борту оказывается все еще живая скорпена: жабры вызывающе раздуты, ядовитые шипы на спине торчат вверх в надежде отомстить. Хосе оглушает ее битой. Эта рыба вполне съедобна. Вытянутые снасти громоздятся на дне лодки. Длина одной сети – 240 метров, а у Хосе их две. У  каждой с  одного края подвешен груз, который тянет ее на  дно, а  с другого привязан буек, чтобы сеть висела в воде наподобие занавески. Каждая полупрозрачная сеть – малый кирпичик в Стене Голода, с помощью которой человечество по всему миру прерывает жизни морских обитателей. Еще через несколько минут сеть приносит тихоокеанского карася и маленького палтуса – горбыля, которых здесь называют сhano. Еще спустя двадцать пять минут непрерывного травления на борту оказывается бычерылый скат шириной около метра от кончика одного крыла до кончика другого, а также три палтуса, спинорог длиной не более 60 сантиметров и еще один карась. Когда весь улов оказывается на борту, Хосе направляет лодку назад, а Куко, сидящий на носу, снова опускает сеть в воду, словно кто-то нажал кнопку обратной перемотки на видеоплеере – с той лишь разницей, что рыба обратно в океан, конечно, не отправляется. Палтуса ловить выгодно: за килограмм можно получить от пятнадцати до двадцати песо, т. е. где-то два доллара за фунт. Другие виды пойдут всего за четыре песо. В удачный день Хосе и Куко могут наловить сто килограммов палтуса. Но в последнее время им перепадает не больше двадцати. Из второй сети, которая стоит через несколько сотен метров, в лодку падают маленький скат и приземистая рыба, чей рот ощетинился игольчатыми зубами. Этот вид относится к звездочетовым: свое название они получили потому, что лежат в засаде на морском дне и смотрят наверх, будто изучают небо. Рыба вся испещрена отметинами от сетей: она явно пыталась вырваться наружу. Ее естественный окрас – это светло-голубые пятнышки на темном фоне, словно ночные звезды, к которым всегда направлен ее взгляд. – Они могут биться током, – говорит капитан Хосе. Честно говоря, я не удивлен. Звездочетовых много в тех местах, где я вырос, и я не раз чувствовал жжение от их прикосновений. Хосе быстро устраивает короткое замыкание своей битой, и рыба наконец-то отправляется считать звезды. Куко достает из сети калифорнийского гитарника и делает вид, будто перебирает струны. Всем хочется быть смешными. Эти скаты выглядят как сплюснутые акулы. Они плоские, цвета мокрого песка. Но от невидимой сети капитана Хосе никакой камуфляж не спасет. Едва взглянув на это создание, Хосе говорит только одно слово: «Machaca» – так здесь называют высушенное мясо акул и скатов. 213

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Выброшенного лагарта тут  же подхватывает пеликан. А  вот маленький скат, который в воде оказался живым, теперь медленно уплывает прочь: голодные, но осторожные пеликаны не решаются его клевать. На дно ялика падают еще два калифорнийских гитарника и два морских окуня. Электрический скат, который до этого лежал тихо, начинает биться в предсмертных судорогах, и его крылья целую минуту содрогаются в конвульсиях. На борту оказываются еще два маленьких палтуса, и мы вспоминаем, за какой рыбой, собственно, мы вышли в море. Затем идут два гитарниковых ската, один из которых немного странной формы и окрашен иначе. Рыбаки шутят, что это просто другой вид гитары. Но мой внутренний натуралист не  успокаивается, пока я не  нахожу в  справочнике, что это… так, дайте-ка найду нужную страницу – ага! – короткорылый гитарниковый скат. Он присоединяется к остальному улову. Следом сеть приносит бычью акулу. Ее морда напоминает по форме кулак, а на спине грозно выпирают два плавника. Ее выпускают в море. Еще два палтуса и четыре гитарниковых ската обрушиваются на груду улова, вызывая тщетный протест среди всех этих задыхающихся морских обитателей. Маленький морской петух, еще несколько теперь уже знакомых рыб и один крепкий скат-орляк. Жабры несчастных пойманных рыб работают изо всех сил, пытаясь добыть из воздуха хоть немного кислорода, и от этого рыбы только быстрее устают и задыхаются. Вскоре к улову присоединяется еще один звездочет; тот факт, что он смотрит в небо, кажется провидческим. Внезапно в сети показывается метровый палтус весом около пяти с половиной килограммов, и Хосе приходит в немалое возбуждение. Он пытается поскорее проткнуть эту рыбу крюком, чтобы не упустить самый крупный улов сегодняшнего дня. Когда ему это удается, он гордо поворачивается ко мне и становится в классическую позу рыбака, чтобы как следует покрасоваться. Я старательно демонстрирую восхищение. Теперь по палубе бренчит уже целый ансамбль скатов-гитарников, да так громко, что я начинаю думать, что мы лишили океан всех этих песен. Может показаться, что мы охотимся на палтуса, поскольку это выгодно. Но на самом деле мы ловим все, что попадает в сети. К  десяти часам утра рыбаки заканчивают работу, и  мы немного отдыхаем, пока ялик покачивается на  волнах. Сети снова спущены в  воду. Я чувствую облегчение оттого, что сегодня мы не увидели ни одного мертвого логгерхеда. Рыбаки поливают себя морской водой, а потом пытаются соскрести грязь с липких комбинезонов. Весь наш улов весит около 90 килограммов. Мы открываем крекеры и достаем свежие фрукты. – Это самое прекрасное время дня – время, когда можно поесть! – говорит капитан Хосе. А еще он говорит, что это время черепах: им нравится нежное прикосновение солнца, и они начинают появляться на поверхности. НА УЛИЧНОЙ ВЕРАНДЕ МАЛЕНЬКОГО деревенского ресторана передо мной сидит человек, которого назвали в честь святого Франциска, покровителя животных. Все знают его по кличке Гордо[156]. Своей смертью ему обязаны многие тысячи черепах. Гордо ставил сети на черепах около двадцати лет. У него широкое лицо, толстая мясистая шея, поросшая серебристой щетиной. Сидит он немного ссутулившись, фланелевая рубашка расстегнута. Грузный и неопрятный, словно карикатура на себя самого, – то ли старый приблудившийся пес, то ли потерявшийся щенок. Гордо провел шесть месяцев в тюрьме и теперь, видимо, наслаждается свободой. Он чувствует себя наказанным и даже немного ошеломленным, потому что тот вид свободы, которым он способен наслаждаться, – свобода ловить и продавать черепах – теперь кажется недостижимым.

214

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Мне и правда тяжело, – говорит Гордо неожиданно мягким голосом и смотрит на меня кроткими глазами. – Я привык к деньгам, к хорошим машинам. Кооператив рыбаков хочет для меня самого худшего. Они знают, что я угрожаю будущему их детей. (В  1997  году члены рыбацкого кооператива убили браконьера, совершавшего набеги на места обитания омаров и абалонов в районе лагуны Сан-Игнасио.) По оценке самого Гордо, он ежегодно убивал не меньше тысячи черепах. Что же нужно знать, чтобы быть хорошим охотником на этих рептилий? – Хороший ловец черепах должен знать, где они водятся. Это непросто. Они довольно смышленые – одни из самых смышленых животных во всем океане. Не каждый может их поймать. Нужно знать, где они плавают, как они плавают, как используют течения. Мне пришлось их как следует изучить. Я много часов плавал на моторной лодке и изучал, как они живут. Летом они приплывают в лагуны, чтобы кормиться в теплой воде. Зимой они отправляются в  открытый океан на  прохладные мелководья. Нужно знать все их маршруты. Когда я был мальчишкой, – говорит Гордо, – мы все ели Caguama. Это было нормально. С этим не было никаких проблем. Гордо вошел в этот промысел по стопам своего отца. В мае 1990 года президент Мексики Карлос Салинас де Гортари ввел законодательный запрет на ловлю черепах, а также их транспортировку, употребление в пищу, продажу и нанесение им какого-либо вреда. За нарушение закона полагался крупный штраф и тюремное заключение. Президентский указ сменил название профессии Гордо с «ловца черепах» на «браконьера». Гордо не становился преступником: его сделали преступником. Однако закон не предусматривал консультаций по смене профессии. И то, что черепахи сменили свой статус, не очень-то повлияло на спрос. Охотники на черепах вроде Гордо задержали дыхание и тихо нырнули на дно – туда, где на трассе нет огней, где руки измазаны грязью черных рынков, на которых также можно сбыть наркотики и оружие. Гордо установил важные контакты с  влиятельными покупателями, которые связаны с  политической верхушкой Тихуаны и  Энсенады недалеко от  границы США. Он переплавлял черепах на корабле, вез их машиной или отправлял пассажирскими автобусами, укладывал живых черепах в грузовые контейнеры: одну к другой, ласты привязаны к спине. Все это, конечно, было незаконно, но не очень сложно. Много лет подряд никто не мог его разоблачить, и он легко зарабатывал крупные суммы. Ему помогали местные. – Даже полиция мне помогала, – хвастается Гордо. – Чтобы быть хорошим браконьером, первое, что надо знать, – это как контролировать представителей власти. Всех. Государственные чиновники, федералы, дорожная полиция, армия, – загибает он пальцы. – Я всегда сотрудничал с властями. Босс в Тихуане всем им платил. Мы спрашиваем его, за сколько можно продать живую черепаху. – Где-то от двадцати до пятисот долларов за одну. А как можно договориться с военной таможней? – С помощью рации и взяток. А ночью можно поехать по секретным дорогам. Наркотики были замешаны в деле? – Конечно. Часто это была плата. А кто покупает нелегальных черепах? – Влиятельные чиновники, политики, наркобароны, рестораны. А вы думали кто? Сам факт, что черепах нельзя покупать легально, делает их такими привлекательными. Это знак для тех, кто хочет сказать: «Мне закон не писан». Это еда, которая в Мексике вызывает больше всего эмоций. Она затрагивает самые глубинные человеческие побуждения: страх опасности, сексуальность, власть. Некоторые до сих пор настаивают, что черепашьи яйца дают mucho palo – буквально «толстую палку», а иными словами – долгую эрекцию. Гордо говорит, 215

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

что если бросить черепаший пенис в бутылку с белым вином и дать ему так постоять десять – двадцать дней, то получившийся афродизиак можно продавать по пятьдесят долларов за стакан. – Я однажды попробовал, и результат был впечатляющий, – сообщает он. Впрочем, итог его жизненного пути не особенно впечатляет. Жена его бросила, пока он сидел в тюрьме. Сбережений у него нет: – Все черепашьи деньги я тратил на женщин, наркотики и машины. Для своих сорока лет Гордо выглядит не очень. У него есть некоторые проблемы со здоровьем, чему способствует избыточный вес, а также то, что он постоянно курит и пьет. Несколько лет назад, когда Гордо гнал на катере, нагруженном черепахами, он неожиданно столкнулся с одним из серых китов, которые приплывают для спаривания в лагуну Сан-Игнасио. От столкновения его швырнуло о борт лодки настолько сильно, что теперь у него неизлечимая травма бедра, он стал хромать. Киту это тоже вряд ли пошло на пользу. До того как Гордо арестовали, его бизнес всегда был востребован в Страстную седмицу. (Многие католики перед Пасхой постятся, а поскольку черепахи плавают, то их считают рыбой, не мясом. Эта удобная неточность приговорила многих черепах к смерти во имя воскрешения и вечной жизни.) Гордо отдал приказ, и ему отловили пятьдесят семь черепах. Он обрадовался такому большому улову и решил сам отвезти черепах в Тихуану. Он отправился в путь по проселочной дороге и удивился, когда наткнулся на военный блокпост. Солдаты спросили Гордо, что он везет. – Ничего, – ответил тот. – Откройте фургон. – А как насчет десяти тысяч песо? – Нас тут девять человек. – Пятнадцать тысяч. Молчание. – Тридцать тысяч. Тут они решили посовещаться и приняли такое решение: – Вы арестованы. Гордо считает, что их подкупили конкуренты из другого лагеря, которые хотели от него избавиться. А может быть, местные рыбаки просто устали от Гордо. Рыбаки из кооперативов, которые соблюдают законы, не любят браконьеров, потому что браконьеры по определению забирают из местных водоемов черепах, рыбу, моллюсков, омаров – все, что им не причитается. Кроме черепах, военные конфисковали его грузовик. Гордо арестовали уже в  четвертый раз. Каждый раз это происходило из-за черепах, но только теперь он остался в тюрьме надолго. – В прошлом все получалось уладить за пару дней благодаря моим связям в правительстве, – говорит Гордо. – Но там произошли изменения, и теперь мои друзья уже были не у дел. Пока мой собеседник ковыряется в ухе зубочисткой, я спрашиваю, что же стало с его покупателем, когда Гордо оказался в тюрьме. – У нее много других источников и никаких забот. У нее все схвачено по всей дороге до Мехико. Гордо говорит, что она предложила ему заплатить штраф, чтобы он выбрался из тюрьмы и вернулся к перевозкам. – Но тогда я был бы перед ней обязан, и мне пришлось бы продолжать с ней работать. А я решил, что лучше уж брошу это дело. Теперь мне, как и черепахам, лучше быть на свободе. Но он и сам, кажется, не очень уверен в том, что говорит. Он отхлебывает своего пива. 216

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Я даже не знаю, как я попал в такую историю, – жалеет себя Гордо. – Тяжело чистить омаров весь день напролет. Руки поцарапаны, а денег мало. Я знаю очень влиятельных наркобаронов. Продавал им черепах. Но лучше уж я буду страдать, чем на них работать. Кажется, Гордо так и не может определиться со своим будущим. Покупательница пытается снова завлечь его в этот бизнес. Ее внимание явно льстит Гордо. – Вот этим утром она звонила. Потому что я действительно хорош в этом деле, – заявляет он, светясь от гордости. Конечно, это очень заманчиво. Сейчас Гордо разделывает омаров и зарабатывает на этом примерно двадцать долларов в день. Если он будет продавать черепах, то сможет просто плавать и зарабатывать по четыреста долларов в день. – Не знаю, что я буду делать, – озабоченно говорит он сквозь облако табачного дыма. – Если снова попаду в тюрьму… Если Гордо снова займется продажей черепах, то может угодить в тюрьму на куда более долгий срок. Поэтому он взвешивает все за и против. – В тюрьме можно достать все: наркотики, проституток, кабельное ТВ, но есть одно но, – добавляет он мрачно. – Там все время присутствует напряжение. Можно просто сойти с ума от этого давления. Вокруг все время опасность и насилие. Драки, поножовщина – да куча всего. Там у вас нет друзей, семьи, свободы. В тюрьме я решил, что оно того не стоит: одни сплошные проблемы. Оказывается, родственники поддерживали Гордо, когда он был в тюрьме. Навещали его, приносили черепаший суп. С тех пор как он забросил свой промысел, в лагуне стало больше черепах, признается Гордо. В конце концов в этом и заключается весь смысл. Но он, похоже, не может смириться с введенными ограничениями и упущенными возможностями. – Пару недель назад я плавал на лодке, увидел черепаху и поставил сеть. Я поймал тринадцать черепах! Но оставил только одну – просто для еды. Если судить только по фактам, Гордо – маньяк, страдающий компульсивной зависимостью от убийства морских черепах. Но когда он сидит напротив, я вижу просто грустного человека, который влез в проблемы и у которого осталось не так уж много возможностей. Если мы хотим, чтобы черепахи выжили, то нам нужно понять, как можно помочь ему решить эти проблемы. Чтобы остановить его, следует выяснить, чем его может заинтересовать наша точка зрения на меняющийся мир. А для этого нужно понимать, чем он живет и что его ограничивает. В  странах, где необходимые законы приняты и  соблюдаются, любой человек может заявить о правонарушении и отстаивать свои права в суде. В других странах, т. е. почти везде, наша единственная надежда – человечность, которой мы все обладаем. Тот, кто видит в других людях врагов, делает их одновременно и больше, и меньше, чем они есть на самом деле. Гордо говорит, что он банкрот. Сегодня после работы он получил двести песо. Он дал немного денег ребенку, купил сигарет, и у него осталось сорок песо – это примерно четыре доллара. – Докурю эту пачку и брошу, – говорит он и вынимает еще одну сигарету. Точно так же он обещает, что больше не будет продавать черепах. Он даже публично высказался в поддержку запрета. Говорит, что хочет, чтобы все видели, что он изменился. Что хочет теперь спасать морских черепах и подавать пример для молодых поколений. Через пару минут мы уйдем. И возможно, я больше никогда не встречу Гордо, но я точно знаю: покупательница будет ему звонить. УЧЕНЫЕ ИЗ ДЬЮКСКОГО УНИВЕРСИТЕТА, которые определили, что ярусные суда ставят в теплых широтах 1,4 миллиарда крючков, посчитали только крупные корабли со сложной оснасткой  – «промышленные» ярусники, а  маленькие «кустарные» суда не  учитывали. 217

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Но если вы поедете на юг от границы США, то будете удивлены: там плавает множество – просто бессчетное количество – маленьких суденышек. Многие из них ставят ярусные и жаберные сети, причем лодки не превышают семи метров в длину, управлять ими могут всего два человека, а улов очень редко где-то учитывается. В  Коста-Рике на  конференции по  морским черепахам я слышал, что в  стране есть восемнадцать ярусных кораблей плюс больше пятисот маленьких ярусных суденышек, так что в общей сумме в океане оказывается 70 миллионов крючков в год [157]. Как правило, они ловят рыбу дорадо, которую иногда здесь называют по-гавайски – Mahimahi. В исследовании, авторы которого насчитали в океане 1,4 миллиарда крючков, ловля дорадо вообще не учитывается, но при этом на нее охотятся по всему тихоокеанскому побережью Центральной Америки вплоть до Перу. Помимо самой рыбы дорадо, у берегов Коста-Рики в сети чаще всего попадаются черепахи: по пять черепах на каждую тысячу крючков. На самом деле это какие-то астрономические цифры. В японские ярусные сети на тысячу крючков приходится всего 0,1 черепахи. До закрытия северной части Тихого океана гавайские ярусники ловили по 0,07 черепахи на тысячу крючков. После того как ввели ограничения, на тысячу крючков стало попадаться 0,0002 черепахи: одна особь на полмиллиона крючков. Рыба дорадо обитает у поверхности воды – это одна из причин, почему в этих сетях запутывается так много черепах. Но все же черепахи, которые попались в ярусные сети на дорадо, могут вынырнуть на поверхность и продолжать дышать. Рыбаки, если не страдают от голода, часто их освобождают. Черепахи могут выжить, если не проглотили крючок и не получили сильных травм. Вот где пригодились бы закругленные крючки, которые просто слегка цепляются за челюсть [158]. Мартин Холл, опытный ученый от Межамериканской комиссии по тропическому тунцу, стал главным апостолом и святым покровителем закругленных крючков. Он с небольшой группой исследователей объездил все рыбацкие деревушки от Мексики до Перу, подобно бродячим артистам из прошлого с чудесными представлениями: устраивал мастер-классы, подогревал интерес к защите морских черепах, рассказывал поучительные истории и предупреждал публику о том, что может случится с рыболовством, если кожистые черепахи продолжат вымирать. В разговорах с рыбаками он чаще всего использует слово «бедность». Они живут в другом мире: он настолько же далек от кораблей с кондиционерами, тренажерными залами, системами GPS и  спутниковыми телефонами, насколько тележка, запряженная ослом, далека от  автомобиля BMW. Их лодки – это открытые со всех сторон стеклопластиковые суденышки длиной около семи метров с одним-единственным подвесным мотором. Они вездесущи и почти всюду выглядят одинаково. Называют их pangas или fibras. Эта скорлупка чем-то напоминает тюремную камеру: каждая поездка похожа на тюремное заключение строгого режима, во время которого вдобавок можно утонуть. Если взять с собой десять пластиковых канистр с топливом, каждая на десять галлонов, можно ловить рыбу примерно в ста километрах от берега. У большинства из них нет никакой навигационной системы: они прокладывают курс по компасу. У них нет радио. Это не для слабых духом. И дело не в том, что они все такие смелые. Просто они в ловушке бедности. Сюда жизнь приводит тех, у кого нет других возможностей. Там, на солнце и на ветру, вдалеке от суши, они могут оставаться на протяжении нескольких дней. Насаживают наживку, забрасывают свои несколько сотен крючков, урывками дремлют на  своих сиденьях и  усердно отгоняют от  себя мысли о  том, что будет, если начнется шторм, что-нибудь случится с мотором или встретятся пираты, которые снимают с лодок двигатели и оставляют рыбаков дрейфовать по океану навстречу верной смерти. Если дорадо подходит близко к берегу, они могут вернуться на сушу в тот же день. Но если они уплыли далеко или решили половить тунца, тогда несколько рыбаков на fibras нанимают двадцатиметровый корабль-bote, чтобы он на две недели оттащил их на сотни километров от берега. За это они отдают владельцам судна 45 % своего улова. 218

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

И вот в этот мир, в котором люди борются за свое существование, врывается кандидат наук Мартин Холл: приносит странные новые крючки и новости о том, что черепахи вымирают. Он должен каким-то образом заставить всех этих рыбаков поверить ему, разделить его опасения и взять на себя некоторые обязательства. Это очень трудная задача. Возможно, Мартин – единственный человек в мире, которому это по силам. Он родом из Аргентины, но много лет жил в Ла-Холье, штат Калифорния, когда работал в Межамериканской комиссии по  тропическому тунцу, поэтому хорошо знает всех игроков: правительство, рыбную промышленность, защитников природы, ученых, администрацию и семьи бедных рыбаков, к которым приходит поговорить. Он со своей командой хочет убедить рыболовов использовать новые крючки и документировать полученные результаты. Не похоже, что рыбаки, живущие в подобных условиях, начнут заботиться о черепахах просто потому, что это хорошо. Пробовать новые виды крючков из чистого любопытства они тоже вряд ли станут. – В США для рыбака крючки почти ничего не стоят, – говорит Мартин, – но в некоторых странах один крючок – это пять-шесть обедов. Но нам нужны цели, которые объединяют, а не разъединяют людей. Такую работу нужно вести в каждом поселении и с каждым человеком лицом к лицу. – В большинстве случаев наши знания об этих рыбаках сводятся к нулю. Мы не знаем, что они ловят, где и когда. В Латинской Америке у лодок даже нет никаких лицензий и соблюдение правил рыболовства практически никто не контролирует. И что же делать? В рыбацких сообществах, говорит мне Мартин, роль лидера обычно играет женщина. Она принимает деловые решения, она думает о будущем. Вот поэтому важно работать со всей семьей. Мартин выглядит как  латинос и  с рождения говорит по-испански. Думаю, он знает, что делает. Прежде всего он очень сочувствует рыбакам и  их семьям  – в  этом его оружие, а не только в научных знаниях. Удивительно, с каким искренним энтузиазмом он обращается к толпе. Я знаю Мартина уже десять лет. Он не всегда разделял взгляды экологов о том, что проблемы требуют безотлагательных решений. Он очень опытный человек: методичный, организованный и слегка консервативный. Однако в данном случае Мартин согласен, что медлить больше нельзя. – Нам уже нужно изучать ситуацию, чтобы понять, сколько в сети попадается прилова, – говорит он, – мы видим, что кожистые черепахи вымирают. Поэтому наша цель – ни одной мертвой черепахи. Мартин с несколькими своими помощниками ездит по рыбацким деревням от Мексики до Перу, проводит встречи в пыльных залах или под навесами на побережье. За первые полчаса Мартину нужно убедить рыбаков, что существует проблема, что она затрагивает их личные интересы и что с ней нужно разобраться. Он втолковывает им научные данные, показывает графики вымирания, рассказывает о том, как ярусные сети убивают черепах. Хотя многие заявления слишком раздуты, говорит он людям, есть очень прочные доказательства, что кожистые черепахи вымирают. К примеру, в отличие от тихоокеанских акул, кожистые черепахи выходят на берег, а значит, их можно просто сосчитать. – То, что вы видите на этих графиках, – чистая правда. Тут настоящие цифры. Это не чьето мнение. Если счет в футболе 3: 0, то спорить с этим бесполезно. Счет показывает, кто выигрывает, а кто проигрывает. Неважно, как хорошо играла какая-то команда. Данные о численности черепах точно такой же счет. Важно только одно: изменится ли он, пойдут ли цифры вверх, начнут ли кожистые черепахи побеждать в этой игре? В море за вами никто не следит, – признает Мартин. – Но счет невозможно подделать. Кто-то будет по-прежнему считать черепах на берегу. Все, что мы можем сделать, – попытаться изменить счет. Важны только эти цифры. Заканчивая свою речь, Мартин с сочувствием обращается к интересам самих рыбаков: 219

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Если черепахи будут по-прежнему вымирать, вам крышка. Осталось не так-то много времени, чтобы найти решение. Черепахи не будут ждать. У вас нет пятнадцати лет. Десяти тоже. Возможно, нет даже пяти. Нужно не только все изменить, но и сделать это невероятно быстро. Рыбаки уже знают, что norteamericanos54 запретили ловлю тунца сетями, в которых погибают дельфины. Они знают, что из-за черепах США не импортируют из некоторых стран креветки. Так что они понимают, что эти безумные гринго могут опять выкинуть что-нибудь эдакое. Теперь они начали переживать из-за черепах и ярусных сетей. Они знают, что США уже закрыли некоторые зоны для рыболовства, чтобы спасти черепах. Они понимают, что люди могут перестать покупать улов у рыбных хозяйств, которые связаны с убийством морских черепах. Они видят, что для них это реальная угроза, и быстро понимают, что к чему. Но рыбаки, которые рыбачат в прибрежных водах и используют всего каких-то триста крючков в день, ловят от силы двух кожистых черепах в год. Так что им трудно понять, что главная проблема именно в них. Поэтому Мартин говорит им: да, другие рыболовства тоже убивают черепах, но вас этот факт никак не спасет. Попытайтесь решить свою часть проблемы. Не тратьте время и энергию на то, чтобы обвинять других. Вы и ваша страна можете стать лидерами. Все это можно решить. Что же нужно делать? Мартин со своей командой вносят пакеты с закругленными крючками. Тысячи крючков. А также раздают устройства для снятия крючков. Затем помощники Мартина остаются изучать эффективность крючков в одном месте, а сам Мартин едет дальше и проводит мастер-классы для новых рыбаков. Рыбаки из Эквадора, которые ловят тунца и дорадо, опробовали один большой закругленный крючок и один поменьше. Они выяснили, что при ловле тунца большие крючки сокращают прилов черепах на 90 %, а маленькие – на 44 %, а при охоте на дорадо – на 37 и на 16 % соответственно. Но шансы выжить после поимки у черепах выросли еще сильнее, потому что они редко глотают такие крючки. При ловле тунца закругленные крючки сокращают смертность морских черепах на 60–90 %, а при ловле дорадо – на 40–90 % в зависимости от величины крючка. Все это прекрасно, но рыбакам по-прежнему надо ловить рыбу. На закругленные крючки попадается примерно столько же тунца, сколько на J-образные. А вот улов дорадо уменьшается на целую треть – вполне достаточно, чтобы рыбаки захотели вернуться к своим старым добрым крючкам. Мартин только что закончил свой мастер-класс в Бахе и спешит в Южную Америку. Он написал мне из Перу: «Ситуация улучшилась, но окончательное решение мы пока не нашли». Это поиск компромисса, хоть и не идеального. Хотел бы я, чтобы ярусный лов никогда не изобрели. Но, работая с рыбаками, я научился понимать, что следует признавать все точки зрения – рыбаков, черепах, защитников природы. Рыбаки тоже могут внести вклад в решение проблемы. Если экологи попробуют запретить ярусный лов по всему миру, они, скорее всего, проиграют и ярусные сети в большинстве стран будут ставить, как и раньше. В некоторых странах даже планируют расширить, а не сократить ярусный лов. Поэтому важно сделать его как можно лучше и безопаснее для черепах. ПУЭРТО-МАГДАЛЕНА  – единственное настоящее поселение на  острове Магдалена. Это крошечный городок из  нескольких десятков лачуг, едва  ли больше крупного рыбацкого лагеря. Сегодня здесь праздничное настроение: идет детский футбольный матч. Местная команда против Сан-Карлоса. В таких местечках, как Сан-Карлос, Лопес-Матеос, Пуэрто-Магдалена, и прочих бедных сообществах, которые держатся только на рыбалке, очень трудно донести до людей идею, что 54

 Norteamericanos (исп.) – американцы, жители США. – Прим. ред.

220

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

нужно защищать съедобных морских животных – таких, как черепахи. Но бывает, что в разговоре всплывают некоторые намеки: – Да, когда я был маленький, черепахи были тут повсюду. Каждая беседа напоминает подъем на высокую скалу. Взрослые, как правило, замечают, что черепахи стали редкими животными. Но при этом они до сих пор регулярно их встречают. Они видят, что в море стало меньше рыбы, омаров и авалонов. В каком-то смысле нет ничего особенного в исчезновении черепах. Просто так устроен мир. Единственный в городе ресторан украсил свою наружную террасу панцирями черепах. Вид крупных панцирей причиняет особую боль, ведь когда-то это были гнездящиеся самки. Но и на маленькие смотреть невозможно, ведь эти черепахи так и не успели вырасти. Один из панцирей принадлежал очень большой черной черепахе, которую съели где-то в прошлом году. Должно быть, ей было пятьдесят или шестьдесят, и за свою жизнь она путешествовала к местам гнездования множество раз. В этом же самом ресторане висит вывеска, нарисованная от руки. На ней изображена черепаха и надпись: «ЗАЩИТИТЕ НАС». Вывеска совсем свежая. Черепах недавно убрали из меню. Родриго Рангель Ачеведо вырос в этой деревушке. Он бывший рыбак, его отец тоже был рыбаком. Теперь он координатор Groupo Tortuguero – сетевой организации, которая занимается защитой черепах. – Я никому не говорю: не ешьте черепах. Я говорю только: помните, что черепахи вымирают, а нам повезло, – объясняет он. На футбольном поле начинается перерыв. Внезапно на вездеходе на траву выезжает самая большая и красочная черепаха, которую я когда-либо видел, и приветственно машет рукой. Мальчики в яркой футбольной форме, а затем и вся местная ребятня устремляются за этой сказочной черепахой. Родители выстраиваются в очередь, чтобы их фотографировать. Черепаха для детей – это сюрприз, тайна и волшебство. Кто же все это устроил? (Хойт Пеккхэм. Тот самый, который считает мертвых черепах. Это он надел костюм черепахи.) И вот посреди всей этой радостной суматохи дружелюбный незнакомец начинает раздавать детям бумажки и просит их придумать для гигантской черепахи имя. Выиграет тот вариант, который получит больше всего голосов. А еще, говорит он, важно заботиться о черепахах, потому что они сейчас в беде. Руки жадно хватают странные бумажки, где можно написать имя и отдать обратно этому странному человеку, который приехал сюда с гигантской черепахой откуда-то издалека просто для того, чтобы с ними поговорить. Конечно, все это мишура, но за ней скрывается важное послание. Теперь уже и  взрослые сфотографируются в  обнимку с  разноцветной черепахой. Никто не хочет остаться в стороне.

221

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Глубоководный каньон Монтерей и его окрестности

222

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Другой Гранд-Каньон  

Залив Монтерей – Если лягушка танцует, не поплывем, – заявляет Скотт Бенсон. С самого рассвета он сидит в своей лаборатории и следит за погодой в море по буйкам и спутниковой карте температуры морской поверхности. Вся аппаратура настаивает на том, что погода паршивая. И теперь, прежде чем принять окончательное решение, он собирается проконсультироваться с лягушкой. Флюгер в форме лягушки, который стоит у здания Морских лабораторий Мосс-Лэндинг, не то чтобы пляшет, но нервно дрожит. В такт покачиваются почтившие нас своим присутствием цветы дикой моркови: они словно подговаривают лягушку зажечь как следует. Бриз, дующий так низко над землей, не сулит ничего хорошего для прогулок на лодке и поисков черепах. Десять узлов – это, конечно, не сильный ветер, но только если вам не нужно целый день высматривать в море головы черепах. Если ветер достигает всего пятнадцати узлов, от силы трения на волнах появляются пенистые гребни. Тогда искать черепах там, где их и так мало, станет просто невозможно. – Условия не идеальны, но… – Бенсон немного колеблется, а затем говорит: – Нужно на всех парах отправиться на север – там ветра не будет. А самолет потом нас догонит. Вот такая у меня мысль, если вы не возражаете. Мы не возражаем. Мы – это Скотт Эккерт, исследователь генетики черепах Питер Даттон и капитан, Джон Дуглас, которого все зовут Джей Ди. План в том, чтобы за пару недель поймать несколько кожистых черепах, которые в Тихом океане встречаются все реже и реже, прикрепить к ним передатчики и узнать, откуда они приплыли и куда направляются. Логично было бы предположить, что сюда, в Центральную Калифорнию, они приплывают летом из Мексики, а зимой снова возвращаются туда для гнездования. Но вполне возможно, что это ошибочное предположение. У ребят, которые сейчас со мной рядом, есть все основания предполагать, что на самом деле все совсем по-другому.

  ***  

Мосс-Лэндинг – последняя бухта изрезанного побережья Калифорнии, где еще сохранилась набережная рабочего поселка в духе Стейнбека: старинные лодки для ловли лосося, сейнеры с сардинами, причудливые коттеджи с яркими цветниками, оттеняющими разрушенные склады и заросли сорняков. Из бухты открывается ровно такой же вид, как из всех бухт, где вы с берега смотрите на  океан. Но  на самом деле это необыкновенное место. Глубоководный каньон Монтерей тут подходит почти прямо к причалам. Стоит отплыть на пару километров от пляжа, и глубина воды будет уже несколько сотен морских саженей. Обычно подводные каньоны находятся за много километров от побережья. Но Монтерей, эта глубоководная версия Большого каньона, подбирается прямо к пляжу. В результате эти воды изобилуют таким количеством пищи, что обитатели океана готовы плыть к этому месту сотни тысяч километров. Мы загружаем в лодку сеть, передатчик и отплываем. Облака плотным слоем висят так низко над землей, что закрывают верхушки мачт парусников. Положительная сторона тумана в том, что он обычно сопутствует штилю. Однако бриз сегодня нас не щадит. К тому же температура опустилась так, что можно увидеть пар от  собственного дыхания. На  мне футболка, фланелевая рубашка, толстовка и непромокаемая куртка. Но из-за влажности я все равно зябну. Сегодня последний день августа. 223

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Как только мы выходим из гавани, нас встречают пенистые метровые волны. У нашей девятиметровой «Шейлы» квадратная носовая часть, которая опускается вниз, как у военного десантного корабля; это для  того, чтобы затаскивать на  борт крупных черепах. Из-за этого корабль страшно качает на волнах. Джей Ди начинает сомневаться, что нам удастся увидеть хоть одну черепаху. Но Бенсон напоминает: мы плывем к северной оконечности бухты, где рельеф должен защищать от ветра. Когда мы сидели в лаборатории, эта идея казалась прекрасной. Здесь же, посреди вспененного волнами океана, перспектива постоянной качки внушает уже меньше энтузиазма. Кроме того, самолет, скорее всего, не сможет взлететь из-за тумана. Мы отплываем от берега на несколько километров и берем курс к северу, на глубоководье. Можно примерно определить, в каком месте каньона Монтерей находятся кожистые черепахи, если учесть погодные условия, предпочтительную глубину, время года и расположение температурных границ в океане. Но, приплыв в указанную точку, все равно придется искать, искать и  еще раз искать… А  если это не  поможет  – переместиться в  другую точку и  снова искать. Если бы сейчас шел 1980 год, когда, согласно подсчетам, кожистых черепах в океане было в двадцать раз больше, чем сейчас, то мы бы, конечно, быстро их увидели. Но сейчас нам бы не помешал самолет. Поскольку его нет, приходится положиться на волю случая. Скотту Бенсону уже сильно за сорок. В нашей команде он главный эксперт по океану Центральной Калифорнии. – Чтобы предсказать, где именно в заливе находятся черепахи, нужно собрать воедино все знания о том, как они реагируют на течения, ветра и температуру. Это весьма непростая задача, но мне нравится этим заниматься! Здесь, как и в прочих местах кормления, к примеру у мыса Бретон, кожистые черепахи появляются тогда, когда температура воды приближается к  16  ℃. А  это происходит здесь в самом конце лета, вот как сейчас, когда прекращаются морские ветры и теплая вода подступает совсем близко. Сейчас есть только один маленький теплый участок воды около Давенпорта. Как раз туда мы и направляемся. Главный вызов для  Бенсона в  том, что здесь все совсем не  так, как  в Атлантическом океане. Черепах тут настолько мало, что было бы совершенно бессмысленной тратой времени плавать на  медленной небольшой рыбацкой лодке, как  я плавал у  мыса Бретон с  Майком Джеймсом, Блером и Бертом Фрикерами. Но даже и с самолета вы не увидите здесь десятки кожистых черепах, как Салли Мерфи, летающая у берегов Южной Каролины, – от силы однудве. Чтобы найти кожистых черепах в этих водах, вам потребуются скоростное судно, постоянная поддержка с воздуха и сложные спутниковые карты температуры поверхности воды, которые обновляются каждый день. Так было не всегда, но судьба тихоокеанских кожистых черепах, похоже, стремительно меняется. Всего пару лет назад эта самая команда обнаружила множество особей в заливе Монтерей. Сначала они одновременно увидели четырех, а уже через неделю на их счету было сорок пять попыток поймать черепаху (опыта у них не было, так что поймали они только двух). В прошлом году они провели здесь втрое больше времени, но встретили всего десять черепах (а поймали троих). Пока команда набиралась опыта и научилась ловить черепах, в океане их стало встречаться все меньше и меньше. В прошлом году морской ветер долго не унимался и теплая вода из океана все никак не  могла подойти близко к  побережью. Возможно, черепахи просто решили не  выходить на берег. Или мы не видим их, потому что их больше нет? Может быть, они просто не приближаются к суше из-за погоды или Эль-Ниньо? 224

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Питер Даттон – аккуратный мужчина с темными вьющимися волосами и подстриженной бородкой – работал с черепахами в Тихом и Атлантическом океанах, в Северной и Южной Америке и даже Азии. Он один из самых серьезных ученых-практиков из всех, кого я встречал. Вот его ответ. – В Тихом океане кожистые черепахи действительно вымирают, – говорит он с невозмутимостью человека, которому приходится примириться с тяжелым диагнозом. – В Атлантике природоохранные программы начались раньше, и кое-где действительно наблюдается положительный эффект; некоторые популяции уже начали восстанавливаться. Но все дело в цифрах. Нужно, чтобы из года в год выживала определенная доля взрослых и чтобы самки откладывали много яиц. В Атлантике черепахи сейчас гнездятся достаточно активно, чтобы компенсировать смертность взрослых особей от рыбной ловли. А в Тихом океане, даже если мы будем защищать каждое яйцо, ситуацию это не спасет, потому что самок и яиц здесь очень мало. Многие винят в сокращении численности черепах ярусные сети, – говорит Питер, переходя к сути дела. – В Атлантике можно встретить много взрослых самок с ранами от лески и рубцами от крючков… Но там, где мы много работали (к примеру, на острове Санта-Крус в Карибском море), уровень выживания гнездящихся черепах довольно высокий, около девяноста процентов. Благодаря тому что гнезда в течение двадцати лет находились под бережной защитой, популяция стала быстро расти. Что же касается пляжей в восточной части Тихого океана, мне кажется, мы недооценили роль браконьеров. Когда я приехал в Мексику и начал работать с Лаурой Сарти, если черепаха выходила на берег, ее тотчас встречал браконьер, а рядом стояли биологи и выпрашивали одно или два яйца для инкубатора. За последние несколько лет все, конечно, поменялось в лучшую сторону, но это случилось совсем недавно. Я думаю, что падение численности произошло по двум причинам. Во-первых, годы браконьерства на тихоокеанских пляжах лишили черепах молодняка, в популяции образовалась дыра. Это поставило взрослых особей в критическое положение. А во-вторых, в 1980-х годах их что-то окончательно прибило – скорее всего, это были дрифтерные сети. В западной части Тихого океана в то же самое время наблюдается схожая картина: массовый сбор яиц, масштабная рыбная ловля и  падение численности черепах. Поэтому мне кажется, что неправильно называть ярусный лов единственной причиной. Это не значит, что он сам по себе не представляет никаких проблем. Тихоокеанская популяция сейчас такая маленькая, что убийство даже одной черепахи имеет огромное значение. Но я полагаю, ситуация не так критична, как может показаться. Ведь в последние годы все больше яиц находится под защитой, а значит, много детенышей выживет. Интуиция мне подсказывает, что крах, который мы сейчас наблюдаем, – это результат тех бед, которые произошли в 1980-х годах. Осталось очень мало гнездящихся самок, и это очень плохо. И все же, если гнезда можно защитить, если детеныши выживут, то – судя по тому, что я наблюдаю в последние двадцать лет в Карибском бассейне, – тихоокеанские кожистые черепахи начнут возрождаться. В  1960-х и  начале 1970-х я был подростком и  играл на  ударной установке. Это были времена рок-музыки, но мне больше нравился джаз. Это было прекрасное время, но я многое пропустил. Колтрейн умер раньше, Майлз Дэвис стал выступать очень редко, Мейнард Фергюсон и  Бадди Рич отжигали, но  на их концерты было тяжело попасть. И  вот когда пошли разговоры, что все эти группы снова будут играть, мне так захотелось поверить в это! Хотя, с другой стороны, где группы, а где черепахи. Ветер заметно стих, и  пенные гребни улеглись, словно поверженные противники. Мы продолжаем двигаться к  небольшому участку теплой воды, который Бенсон обнаружил на своих спутниковых картах. Забравшись на крышу рубки, где навстречу дует сильный ветер, мы собираемся выслеживать добычу. Скотт Эккерт одет так, будто собрался на Южный полюс: непромокаемый комбинезон с капюшоном, опущенным до самого носа, и спасательный жилет для тепла. 225

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Питер говорит, что это все-таки лучше, чем сидеть за компьютером. Окончательно задубев от этого лета в заливе Монтерей, я прячу подбородок в два поднятых воротника и соглашаюсь, хотя сидеть у компьютера было бы теплее. По пути нам встречаются стаи серых буревестников: сначала сотни, а затем целые тысячи птиц парят на  ветру. Через несколько километров буревестников становится еще больше, и вскоре птицы заполняют все пространство вокруг – их здесь не меньше двадцати тысяч. Движимые инстинктом, о котором мы даже не подозреваем, они прилетели сюда из Новой Зеландии, пересекли Тихий океан по невидимым для нас меткам и теперь парят над нами плотным облаком трепещущих крыльев и голодных голосов. Внезапно стая улетает прочь, как будто мы вышли из облака. И вдруг на много километров мы не встречаем ни одной птицы. Температура воды у  поверхности моря  – 14  ℃. Слишком холодно. Надо искать воду в районе 16 ℃. Черепах так мало, что мы не можем позволить себе отклониться от инструкции. Бенсон спускается в рубку и просит Джей Ди немного прибавить скорость, чтобы поскорее добраться до той теплой зоны, которую было видно на карте. Я тоже спускаюсь, чтобы взять еще одну куртку. В руке у нашего капитана чашка с горячим кофе. Буквально через секунду дверь снова открывается, и внутрь заходит Скотт Эккерт. Плотно затворив ее за собой, он говорит: – Ох, мне бы нужно согреться! За ним входит Питер: – Как-то холодно! Напоминаю, что это конец лета. Считается, что Марк Твен с присущей ему ядовитой иронией писал об этом побережье так: «Моей самой холодной зимой было лето в Сан-Франциско». Море по-прежнему волнуется, все вокруг приобретает серо-зеленый оттенок. Поверхность пуста и непроницаема. Бенсон замечает пару розовоногих буревестников. В отличие от своих серых собратьев, эти птицы больше похожи на альбатросов: они легко и изящно скользят по воздушным потокам, словно хорошие вести. Появление буревестников – хороший знак. Ведь они любят открытый океан. Значит, океанская вода здесь подступает ближе к берегу и создает узкую полосу воды с такой температурой, которая лучше всего подходит для черепах. В отличие от банки Джорджес, здесь граница водных масс определяется скорее ветром, а не рельефом дна, поэтому она часто смещается. Но наша базовая стратегия здесь точно такая же: найти плодородный участок океана, попасть туда и искать свою добычу. Большинство животных поступают точно так же. Бенсон радуется зарослям бурых водорослей в воде: – Значит, на этом участке океана накапливаются питательные вещества. Все это говорит нам о том, что мы подходим к границе водных масс. – Появилось несколько ушастых аурелий, – кричит Скотт Эккерт. Питер Даттон добавляет, что только что видел первую компасную медузу (Chrysaora), которую также называют «морской крапивой». Это любимая закуска кожистых черепах в здешних краях. – Мы как раз рядом с нашими прошлыми местами. Здесь нам когда-то повезло, – рассказывает Бенсон. Вот и еще одна компасная медуза около тридцати сантиметров в ширину – танцующий гриб, за которым тянутся жгучие трехметровые щупальца. Кожистые черепахи лакомятся ими на завтрак, но вам такое блюдо вряд ли понравится. Компасная медуза не в чести у опытных моряков, ее особенно недолюбливают. Ловцы крабов иногда даже намазывают себе лица вазелином, чтобы какое-нибудь оторванное и прилипшее к сети щупальце не обожгло им кожу. Один ученый как-то сказал: «Конечно, эти медузы играют важную роль в экосистеме, но лично 226

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

для меня они как заноза в заднице». Кусочки компасной медузы попали ему в глаз, и стрекательные клетки продолжали время от времени испускать ядовитые вещества даже неделю спустя. Капитана одного исследовательского судна, на котором я однажды плавал, медуза ужалила в руку. Через два дня на ней стала отслаиваться кожа. Мы пересекаем плотное скопление дрейфующих фрагментов ламинарии – полосу шириной несколько метров. С одной стороны от нее вода гладкая и спокойная, а с другой подернута рябью. Когда мы ее пересекаем, температура поверхности меняется на несколько десятых градуса; это указывает на то, что здесь встречаются две водные массы. Попав на другую сторону границы, мы словно проходим через ворота и оказываемся на пастбище. Теперь везде, куда ни глянь, плавают ушастые аурелии – они встречаются каждые два-три метра. Появляется еще одна группа медуз: это сальпы, прозрачные мешочки размером с кулак с ярко-розовыми внутренностями, – здесь их тоже очень много. Компасных медуз и тех уже немало: примерно по одной на расстояние с корпус корабля. – Это хорошо, – говорит Бенсон. Чудесная страна медуз заканчивается спустя десять минут. Затем мы снова пересекаем полосу водорослей. Ушастые аурелии и прочие виды медуз исчезают, будто по мановению волшебной палочки. Единственная постоянная вещь в море – это перемены. Здесь все меняется год за годом, день за днем, метр за метром, минута за минутой. Бенсон кричит с крыши: – Сейчас 15,2 градуса! Вода нагревается. И каждые десять минут начинают появляться маленькие луна-рыбы размером с блюдце. По мнению Бенсона, это тоже хороший знак, ведь их появление указывает, что прибрежная зона здесь переходит в открытое море. Он считает их частью «черепашьего сообщества». Все согласны, что в этом месте собралось много разной живности; условия здесь самые что ни на есть подходящие. Единственная проблема в том, что черепах теперь стало очень мало. – Я БЫЛ НАИВНЫМ ПАРНЕМ-РЫБАКОМ. Я думал, что все в порядке, – признается Брюс Робисон, когда тридцатитрехметровое исследовательское судно «Пойнт Лобос» отдает швартовы и отплывает от берега. – Я решил заниматься медузами. Они намного интереснее. Робисон  – старший научный сотрудник Исследовательского института океанариума бухты Монтерей (Monterey Bay Aquarium Research Institute). Институт специализируется на  мягкотелых животных, обитающих в  открытом океане между поверхностью и  глубиной в  одну тысячу метров. Робисон полностью окунулся в  исследования глубоководного мира, в котором нет четких границ. Он совсем не похож на тот мир, который хорошо знаком большинству не только обычных людей, но и океанологов. Но именно этот мир, эту иную вселенную бороздят в своих глубоких погружениях кожистые черепахи. У Робисона добрые серо-голубые глаза, его обветренное лицо обрамляют седые волосы и просоленная борода. На нем потрепанная синяя куртка и джинсы. Мы болтаем и попиваем чай и кофе на камбузе корабля. На стенах висят фотографии, которые отдают дань уважения красотам подводного мира: переливающимся разными цветами кальмарам, малиновым крабам, а также причудливым глубоководным рыбам и медузам. Робисон работает в институте с момента его основания – с конца 1980-х годов. В течение десяти лет он тесно сотрудничал с основателем института Дэвидом Паккардом. – С ним было невероятно интересно работать, – с нескрываемой симпатией вспоминает Брюс. – Он хотел, чтобы мы отбросили рамки, которые ограничивают науку и мешают идти вперед. Он говорил нам: «Если у вас не бывает неудач, значит, вы продвинулись не слишком далеко». Дэвид Паккард был очень любопытным человеком, его интересовало буквально все. И как только не выражалась эта его любовь к природе! Он хотел, чтобы мы вывели нашу науку на следующий уровень. Вот поэтому мы здесь. 227

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Мирно покачиваясь на волнах, корабль приближается к месту в двадцати километрах от берега. Я чувствую, как он движется: медленно и враскачку. Наш путь займет примерно полтора часа. Мы собираемся отправиться к участку океана глубиной тысяча шестьсот метров. Робисона не интересует все, что находится на морском дне и в его толще. Он занимается беспозвоночными, которые обитают на средних глубинах, имеют мягкое тело и почти не изучены наукой. Одна из проблем в том, поясняет Робисон, что этих животных нам почти не с кем сравнивать. – Они сформировались совсем недавно. Точно не известно, насколько быстро меняются эти существа и меняются ли вообще. У нас нет подходящей системы отсчета. Рыболовные сети обычно разрывают на  части все эти нежные формы жизни, которые дрейфуют в толще воды, позволяя течению нести их хрупкие тела. Поэтому если вас интересуют эти студенистые существа и их образ жизни, то вам придется придумать какой-то другой способ исследования. По этой причине Робисон начал совершать глубоководные погружения на мини-субмаринах, а также использовать беспилотные подводные аппараты, или ROV (англ. remotely operated vehicles). И вот уже восемь лет он плавает сюда два раза в неделю и ведет поистине инновационные исследования в области биологии. – Когда мы впервые заглянули в глубину бухты Монтерей, мы были просто потрясены увиденным изобилием. Мы совершенно этого не ожидали, – говорит Робисон и размахивает руками, будто отгоняя свои прежние представления. До него никто никогда не рассматривал эту среду обитания настолько близко. Робисон и его коллеги сделали ряд открытий, которые он резюмирует примерно так: – Сразу стало видно, что вся эта жгучая слизь, которая попадается в сети, имеет огромное значение. Как ни крути, середина океана – то, что находится между поверхностью и дном, – самое большое жизненное пространство на планете Земля. Здесь живут самые крупные живые сообщества; их совокупная масса превышает все остальные. И очень странно осознавать, что медузы – главные животные на Земле. Впереди появляется кашалот; за последние пятнадцать лет наш капитан видел их всего дважды. Кит делает пару глубоких вдохов, медленно-медленно выгибает спину и, устремив в небо хвостовой плавник, с силой вонзает в океан свое огромное тело. Через несколько минут впереди появляются два синих кита – самые крупные животные на Земле; их длина достигает тридцати метров. Они резко выбрасывают в небо фонтаны так высоко, будто произошел взрыв; струи воды ближе к вершине раздаются в ширину, напоминая огромные снопы пшеницы. У  них сияющие небесно-голубые спины и  невероятно широкие хвостовые плавники (даже по сравнению с гигантским кашалотом). Я еще ни разу не видел синего кита, а теперь в моем бинокле сразу два. Потрясающе. В отличие от кашалотов, которые обычно охотятся на крупных кальмаров, синие киты предпочитают мелкую живность: в  основном это розоватые существа длиной полтора-два сантиметра, отдаленно напоминающие креветок с выпуклыми темными глазами. Это криль. Китам нужно много еды, и  здесь, на  краю каньона Монтерей, они могут ее найти. Ночью огромные стаи криля поднимаются из глубины, чтобы пастись на полях растительного планктона у поверхности. Течение потихоньку сносит криль в сторону от подводного края каньона, и когда они пытаются опуститься обратно на дно, то оказываются на глубине всего каких-то ста саженей (182 метра). В результате на дне появляются огромные бурлящие облака криля. И тут из темноты на краю каньона внезапно появляется бульдозерная пасть кита. Синие киты существуют благодаря любопытному механизму экономии энергии. Они могут поддерживать такую большую массу благодаря сокращению пищевой цепочки. Между сахаром, который вырабатывается под  воздействием солнечного света, и  самым крупным в мире животным находится одно-единственное промежуточное звено – криль. Криль поедает 228

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

одноклеточные водоросли, а затем киты получают прямой доступ ко всей этой энергии. Таким образом, с экономической точки зрения криль – что-то типа оптовиков, которые поставляют солнечную энергию из фитопланктона прямо на вершину пищевой цепи, не обращаясь к услугам других посредников в экосистеме. Жизненный цикл криля составляет один год; до второго дня рождения обычно доживают только единичные экземпляры. Живи быстро, умирай молодым, помогай синим китам. Но криль достается китам только потому, что выбирает совершенно неверную стратегию поведения. В течение дня он собирается в стаи, и кит может просто подплыть и сразу проглотить большую порцию еды. Если бы криль не сбивался в кучу, то киты не могли бы его съесть – они бы тратили больше энергии, чем получали. Так почему же криль не рассеивается по океану, чтобы себя обезопасить? Бальдо Моренович из Калифорнийского университета в Сан-Диего объясняет, что у криля много разнообразных врагов: его едят морской окунь, лосось, скумбрия, хек, камбала, отдельные виды акул, кальмары, сардины и некоторые морские птицы. Даже многие медузы убивают криль, особенно их крупные представители. Он – универсальная валюта, которая повсюду в ходу, своего рода евро открытого океана. На самом деле киты – наименьшая из проблем; остальные хищники съедают гораздо больше криля. И чтобы уберечь себя от легионов хищников поменьше, которые охотятся на отдельных особей, криль применяет наилучшую защитную тактику – собирается в стаи. И киты этим пользуются. Стоит поработать здесь пару лет, как  сказали мне, и  вы начнете разбираться в  жизни залива  – поймете, чего, где и  когда здесь ожидать. Жизнь ушастой аурелии и  компасной медузы, как и жизнь всего вокруг, подчиняется сезонным колебаниям. Откуда они приплывают? Этого Брюс Робисон не знает, но в свою очередь задает вопрос мне: – Откуда, черт возьми, они вообще могут приплывать? Он не уверен, что они берутся откуда-то извне. Вполне возможно, они появились прямо здесь – из полипов на морском дне, которые дожидались подходящего часа, чтобы вместе с  течением подняться на  поверхность. Скорее всего, они растут так быстро, что нам начинает казаться, что они откуда-то приплывают. – Они почти полностью состоят из воды, поэтому легко увеличиваются в размерах. Им не нужно много белков, не нужна сложная структура. Капитан жмет на рычаг тормоза. Мы на месте. Поверхность моря – ровная лазурная гладь. Над  судном кружат два симпатичных черноногих альбатроса, будто они решили прилететь в гости из моего предыдущего путешествия55. Теперь мы просто дрейфуем во внешней части залива Монтерей, почти в километре над дном каньона. В море можно миновать целые километры, не замечая никаких изменений. Но попробуйте погрузиться на километр в глубину, и давление, температура, уровень кислорода изменятся так радикально, словно вы провалились в волшебный колодец и попали в другой мир. Сегодня мы собираемся заглянуть в этот колодец. «Вентана» («окно» по-испански) – так называется наш подводный беспилотник, который сейчас готовится к погружению. Слово «обтекаемый» – это не про него. Аппарат совсем не похож на подводную лодку. Это квадратная механическая штуковина размером примерно полтора на полтора метра. А весит она где-то 450 килограммов. Снаружи корпуса расположены ряды разнообразных индикаторов, трубки для  забора материалов, всасывающие цилиндры, роботизированные клешни, топливные механизмы для  шести двигателей, загадочные узлы гидросистем, переплетение трубок, лески и проводов. Кроме того, у «Вентаны» есть лазеры для измерения длины, датчики уровня кислорода, глубины, температуры, хлорофилла, электрического тока и пройденного расстояния. «Вентана» подсоединена к судну тросом и может 55

 См. предыдущую книгу автора: Сафина К. Глазами альбатроса / Пер. с англ. Елены Борткевич. – М.: Альпина нонфикшн, 2022.

229

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

работать на глубине до 1850 метров. Длина троса составляет 2500 метров. Провода и оптические волокна, по которым передаются данные, защищены трехслойной обмоткой из кевлара. Трос смотан на катушке и медленно разматывается при погружении. Крайне важно, чтобы он не был натянут. Стоит ему порваться – и потонут два миллиона долларов. Пожалуй, самая важная аппаратура «Вентаны»  – это камеры. Вот сейчас, к  примеру, на объективе за 5000 долларов появилась новая царапина. – Когда это случилось? – На прошлой неделе. – Чертовы геологи. В четверть десятого мы отцепляем стропы; кран поднимает «Вентану» с палубы и погружает в сине-зеленое море. Она дрейфует на поверхности, словно огромная оранжевая черепаха, и волны омывают ей спину. Пилот спускает ее на глубину около десяти метров, чтобы проверить плавучесть. Кажется, все в порядке: погружение начинается. Брюс говорит, что для «Вентаны» это погружение – 2343-е по счету. –  Больше, чем у  всех других крупных беспилотников, вместе взятых,  – добавляет он с гордостью. Сегодня «Вентана» первый раз выступит в роли искусственного аналога кожистой черепахи. Цель сегодняшнего погружения  – глубина 1000  метров. Робисон собирается начать с 50 метров, затем перейти на 100, 200, и так вплоть до 1000 метров. На каждом промежуточном этапе «Вентана» в течение десяти минут будет двигаться по кругу со скоростью один узел и записывать видео. И хотя все это кажется совершенно грандиозным, кожистые черепахи ныряют еще глубже. Зафиксированный рекорд этих рептилий составляет 1200 метров. (Кожистые черепахи с датчиками глубины несколько раз в год погружаются на глубину более 700 метров.) Никто не знает, насколько глубоко на самом деле ныряют черепахи. Тысяча двести метров – кажется, это глубоко. Но если своими глазами посмотреть, как выглядит мир на такой глубине, тогда начинаешь понимать, что это невероятно глубоко. Мы скоро в этом убедимся. Пока «Вентана» движется к нужной глубине, Робисон ведет меня в диспетчерскую. Это темный, как бездна морских глубин, закоулок, расположенный в носовой части корабля. Здесь сидят четыре человека и внимательно следят за двумя десятками тусклых экранов. На голове у них наушники с микрофонами, так что они могут комментировать то, что видят при погружении, и их слова автоматически записываются на видео. –  Если вдруг вам захочется сказать что-нибудь грубое и  оскорбительное, то имейте в виду, что все пойдет на запись, – предупреждает Робисон. Крейг Доу, оператор «Вентаны» в обычной серой рубашке, никогда не говорит, что ведет «Вентану» или управляет ею. Для него она «летает». Итак, что это за экраны? –  Вот этот, с  маленькой диаграммой на  сетке, показывает ориентацию «Вентаны» по отношению к кораблю. Этот передает сигналы эхолокатора; его можно вращать. Видите эти маленькие импульсы? Они сигнализируют о том, где сейчас трос. На другом экране мультики-диаграммы показывают ориентацию «Вентаны» по сторонам света, угол тангажа56 и крена, а также включены ли огни. Другие экраны передают сигналы с видеокамер: они показывают, что у «Вентаны» впереди, а также сам аппарат. Изображения, полученные в диспетчерской, передаются в Океанариум залива Монтерей, и посетители видят там то же, что и ученые на корабле. Хотя многочисленные преимущества таких глубоководных исследований кажутся очевидными, оператор Доу подмечает, что и тут приходится идти на некоторые компромиссы:

56

 Угол тангажа – угол между продольной осью судна и горизонтом. – Прим. ред.

230

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Раньше океанографы работали прямо на борту корабля. Можно было упасть, захлебнуться. Волны могли смыть человека за борт, он мог угодить в сеть. А теперь мы восемь часов сидим взаперти в темноте, смотрим на экраны телевизоров и поглощаем вредную пищу.

  ***  

Пятьдесят метров. Доу останавливает «Вентану». Теперь она готова начать горизонтальное движение. Концентрация кислорода – 2,14 миллилитра на литр. Это уже намного меньше, чем на поверхности, где кислорода 6 миллилитров. Голос Робисона в наушниках звучит так четко, будто мы в студии звукозаписи. – Пока мы опускаемся, следите за кислородом, – говорит он, – сначала он упадет, а затем немного повысится. Температура упадет и выровняется. Повысится содержание соли в воде. «Вентана» начинает движение вперед. И вот медленно, словно наступила заря времен, на моих глазах прямо из ничего рождается целая вселенная. Мы попадаем в галактику, испещренную белыми яркими пятнышками, которые похожи на звезды. Они проплывают мимо нас бесконечным потоком. Что это за звезды? Они называются морским снегом. Это звездная пыль самой жизни, маленькие частички и останки существ, которые давно погибли, эхо прошлого существования, которое течет по бескрайнему пространству океана, словно радиоволны Большого взрыва. Или более прозаично: – В основном это детрит, остатки фитопланктона, слизь, кусочки живых существ, фекалии и прочий мусор, – говорит специалист. – Пройдут годы, прежде чем все это осядет на дно. Там есть что-нибудь живое? Робисон колеблется: – Ну, не совсем, но оно покрыто бактериями. У нас ведь нет четкого определения живого. Давайте погасим огни. Видите, как  светятся бактерии? Этот свет, который испускают живые существа, можно встретить по всему океану. Биолюминесценция. По большому счету никто не знает, для чего это нужно. Робисон проводит так чуть ли не каждое утро – для него это все равно что сидеть за компьютером с чашкой кофе. Но меня это зрелище завораживает. На самом деле эти частички дрейфуют очень медленно. Но  из-за движения «Вентаны» возникает впечатление, что они быстро проносятся мимо нас. Робисон может не раздумывая определить виды живых существ, которые нам встречаются. Все они довольно необычные: гребневики, сифонофоры, несколько медуз и аппендикулярий. Представьте себе обычное животное: голова, тело, хвост… А теперь забудьте! Все это осталось на  поверхности. Сквозь эту галактику проносятся инопланетные существа, словно эмиссары Федерации из «Звездного пути». Устроены они настолько необычно, что мне трудно даже разглядеть существ, которых Робисон так легко идентифицирует. Он решает помочь мне: – Тут четыре основные формы: кляксы, веревки, точки и пули. Хоть этот метод и  примитивный, он все-таки помогает мне понять, на  что именно я смотрю. Итак, передо мной веревка толщиной с карандаш и длиной сантиметров тридцать: рядами выстроились маленькие плавательные колокола, с  которых свисают длинные нитищупальца с ядовитыми жалами. – Это сифонофора под названием Nanomia bijuga, – говорит Брюс. – Возможно, они съедают больше криля, чем киты и лосось, вместе взятые. Они очень успешны, чрезвычайно многочисленны и  играют важную роль в  экосистеме. И,  – тут в  его глазах загорается огонек,  – почти никто не знает, что они вообще существуют. 231

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Оказывается, есть много такого, о существовании чего я тоже не подозревал. Я никогда даже не слышал о многих обитателях морских глубин. Не имею о них ни малейшего представления. Редко получается разом получить столько новой информации. Значит, день прожит не зря. Брюс считает, что медузы «намного сложнее и гораздо интереснее, чем мы предполагали». К примеру, у синего кита пищевая цепочка очень короткая. А у медуз вместо пищевых цепочек целые пищевые сети. Например, группа животных, называемая оболочниками, в которую входят аппендикулярии, сальпы и бочоночники, поедает фитопланктон и морской снег [159]. Тем же самым заняты и крошечные панцирные ракообразные: веслоногие рачки, криль и другие. А хищные медузы, такие как компасная, охотятся на обе эти группы. – Получается, что энергия фитопланктона поступает к хищным медузам по двум основным каналам. И чтобы окончательно вас запутать: есть три основные группы хищных медуз: сифонофоры, гребневики и типичные медузы с зонтиком и щупальцами. – И что же происходит? – риторически спрашивает Брюс. – Сифонофоры поедают медуз и гребневиков. А гребневики поедают других гребневиков, а также сифонофор и медуз. Кроме того, медузы поедают сифонофор, гребневиков и других медуз. Сложность этих хищнических отношений поистине поразительна. Забудьте о понятии «пищевая цепочка»; они все конкуренты и все друг друга едят! Все здесь устроено по принципу матрешки. Но дальше – хуже. К примеру, существует три группы сифонофоров. У одних нет плавательных колоколов: они могут только дрейфовать; газовая железа не дает им утонуть. У другой группы есть плавательные колокола, но нет газовой железы, и они все время должны плавать. А есть те, у кого есть и газовая железа для поддержания плавучести, и плавательные колокольчики. Они могут контролировать свою плавучесть и плыть в ту или иную сторону. Некоторые из них вырастают до огромных размеров. – Некоторые сифонофоры достигают сорока метров в длину, – говорит Робисон. – Да-да. Мы измерили их лазерами. Это самые длинные животные в мире из тех, что нам известны. Подчеркните слово «известны». Любой сразу поймет, насколько все это сложно и какой длинный путь прошла эволюция медуз, хотя мы привыкли считать их примитивными. Медузы были первыми животными, которые научились целенаправленно передвигаться. И  хотя это может показаться чем-то элементарным, должен вам сказать, что целенаправленное движение очень важно. Именно так можно описать лучшие дни моей жизни. Стоит только задуматься, и тут же становится ясно, какого высокого уровня развития достигли позвоночные, морские черепахи и птицы. У них есть мозг, множество сложных сенсорных систем, способность ориентироваться в  пространстве, инстинкты, мысли! Я горжусь, что я позвоночное. Однажды, говорю вам, позвоночные будут править миром. Десять минут прошло. Можно двигаться дальше. Теперь по команде Доу «Вентана» летит на глубину 100 метров. У меня такое чувство, как будто мы проникаем все глубже в подсознание самой Жизни. – Отлично, это домик с живой аппендикулярией. Она использует его, чтобы фильтровать пищу. Видите, там кормится одно животное? Крошечное существо в форме головастика сидит под просторным навесом из слизистой вуали, которую само же и выделило, и слегка колышется, притягивая частички еды в свое обиталище. Пока мы наблюдаем за аппендикулярией, сзади парит одинокий кальмар, как человек, который топчется позади репортера, надеясь попасть в кадр. Перед объективом он краснеет. За ним, как пешеходы по многолюдному тротуару, плавно проплывают другие кальмары. Эти животные выглядят знакомо: посреди всей это странности их вид даже немного успокаивает. Тем не менее аппендикулярия ближе к нам, чем может показаться. В ее хвосте есть хорда, первый зачаток спинного мозга, а значит, она относится к типу хордовые – как и мы, 232

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

позвоночные. Но, что еще более странно, личинки прозрачных медуз сальп тоже имеют рудиментарный спинной мозг, указывающий на  то, что у  нас, позвоночных, когда-то в  далеком прошлом был с ними общий предок. – Когда мы забрасывали сети, – говорит Робисон, – все эти нежные создания, конечно, распадались. Раньше мы даже не могли узнать, что существуют какие-то аппендикулярии. Их миллиарды, но обнаружить их удалось только в 1960-х годах, когда появились первые подводные аппараты. Эти существа особенно интересуют Робисона. Когда домик аппендикулярии засоряется разными частицами, она его меняет, причем это происходит несколько раз в  день. Старый домик довольно быстро тонет. Брюс считает, что из-за этого на глубине должно накапливаться много углерода. – В этих желеобразных штуках хранится огромное количество углерода, а их количество никто не может даже себе представить. А ведь это может изменить наши представления о самых разных явлениях, включая темпы изменения климата [160]. Мы этого не учитывали. Возможно, аппендикулярии помогут спасти нас от нас самих и от углекислого газа, которым мы засоряем атмосферу и океан, – заявляет он. Углерод, который оказывается на морском дне, на долгие тысячелетия надежно изымается из атмосферы. Мы тратим огромные запасы углерода, которые содержатся в ископаемом топливе: в нефти, угле и газе. От того, как и куда движется углерод, зависит скорость изменения атмосферы, потепления климата и повышения кислотности океана. Закисление океана нарушает нормальное образование раковин и кораллов [161]. Робисон изучает этот неучтенный источник углерода и подсчитывает его количество в домиках аппендикулярий, поэтому ему нужны образцы. Даже если бы углекислый газ вообще не влиял на климат, он по-прежнему оказывал бы на  мир определенный эффект. Он изменяет химический состав океана, закисляет морскую воду, так что она растворяет кораллы, а также раковины многих животных, состоящие из карбоната кальция [162]. Сейчас океаны поглощают примерно одну метрическую тонну углекислого газа на одного человека в год. Каждый час человечество выбрасывает в воздух миллион тонн углекислого газа. Это намного больше диапазона естественной изменчивости, поэтому некоторые ученые называют наше время «беспрецедентным». Раньше такого никогда не происходило. До  того как  400  миллионов лет назад сушу начали колонизировать первые растения, концентрация диоксида углерода была еще выше – вероятно, где-то в двадцать раз. А 100 миллионов лет назад, когда появились первые кожистые черепахи, она была выше в 3–10 раз. Но в пределах существования человечества она никогда еще не была такой высокой. Важно отметить: вряд ли pH океана когда-то был ниже, потому что в прошлом, когда содержание двуокиси углерода в атмосфере увеличивалось, это происходило достаточно медленно. У океанов было время полностью его поглотить; отложения карбоната кальция постепенно растворялись, и кислотность океана приходила в норму. Больше всего это повлияет на  водоросли и  животных, которые делают себе раковины и опорные структуры из карбоната кальция. К ним относятся многочисленные фотосинтезирующие организмы, которые составляют основу пищевой цепочки, а также морские звезды, ежи, моллюски, устрицы, рифовые кораллы. Крабы и омары строят свои панцири из хитина (из  этого  же материала состоят наши ногти), но  укрепляют карбонатом кальция. Раковины из  карбоната кальция обычно не  растворяются потому, что вокруг них находится морская вода, насыщенная карбонат-ионами. Но растущие выбросы углекислого газа запустили целый каскад изменений, и  в результате карбонатов в  океане становится все меньше и  меньше. Теперь сделать раковину для животного станет труднее, на это уйдет больше энергии. А кроме того, сформировавшиеся оболочки начнут медленно растворяться в кислой воде. Если количество углекислого газа в  атмосфере удвоится по  сравнению с  доиндустриальным уровнем, 233

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

кораллы и другие существа не смогут больше наращивать такие толстые и прочные оболочки. (В 1750 году концентрация углекислого газа в атмосфере составляла около 280 частей на миллион; сегодня – около 380. А к 2100 году, если мы не сократим потребление нефти и угля, она, скорее всего, будет равняться 1000.) Если содержание карбонатов в океане снизится на 30 % (а это произойдет, когда удвоится количество углекислого газа), то на 30 % замедлится рост кораллов. Чем выше уровень углекислого газа, тем тоньше их скорлупа. В результате в океане сократится уровень биоразнообразия; различным морским обитателям станет не хватать пищи, поскольку пострадает основа всей пищевой цепочки. Кроме того, ослабленные кораллы и  рифы будут страдать от  штормов[163], которые, в  свою очередь, усилятся из-за глобального потепления, вызванного сжиганием нефти и угля. В 2005 году Королевское общество пришло к выводу: «Если химический состав океана изменится, некоторые элементы важных и обширных экосистем столкнутся с серьезными проблемами… В результате изменений в атмосфере морские экосистемы станут менее устойчивыми и более уязвимыми для других воздействий на окружающую среду (таких, например, как  изменение климата, ухудшение качества воды, вырубка лесов в  прибрежных районах, отлов рыбы и выбросы вредных веществ). Если нам не удастся значительно снизить выбросы CO2 в  атмосферу, то в  океанах будущего для  многих видов и  экосистем, которые мы знаем сегодня, больше не будет места… Помимо климатических изменений, закисление океана – еще одна важная причина, почему необходимо снизить глобальные выбросы углекислого газа. Нужно сделать это уже сейчас, чтобы избежать риска нанести океану непоправимый ущерб». Наш оператор Доу управляет рукой-манипулятором для  сбора образцов с  помощью джойстика, но что-то ему мешает. – Давайте, кальмары, убирайтесь отсюда. Он пытается поймать кого-то всасывающей трубкой, но  этот кто-то настолько легкий и бестелесный, что от одного движения руки распадается на части. – На самом деле, Карл, обычно мы неплохо справляемся, – говорит мне слегка раздраженный Доу. – Но эти домики аппендикулярий – самое сложное, что нам попадалось. Несколько причудливых равноногих ракообразных «ходят» по воде на длинных конечностях, словно пауки на суше. В поле зрения показывается поразительно красивый студенистый гребневик овальной формы; его реснички мерцают и переливаются всеми цветами радуги. Брюс указывает на толстую цилиндрическую сальпу: – Эту мы уже видели. Это новый род и новый вид, мы его еще не назвали и ничего о нем не публиковали. Они плавают только на средних глубинах; остальные сальпы перемещаются вверх-вниз. В яркий ореол света нашей камеры опять попадают любопытные и дружелюбные кальмары. Иногда они заглядывают прямо в объектив. Можно было бы подумать, что животные, живущие в темноте, избегают света. Но тогда непонятно, почему некоторые из этих живых существ, которые лишь ночью, подобно вампирам, выплывают на поверхность, а днем опускаются на дно, чтобы спрятаться от солнечных лучей, теперь плывут навстречу освещенному аппарату. Когда на  200  метрах глубины беспилотник снова начинает горизонтальное движение, Робисон говорит: – О-о, посмотрите на эту наномию – она поймала криль. Помните, я говорил, что они конкурируют за криль с лососем и китами? Теперь вы видели то, о чем практически никто не знает. Сейчас она выпрямится и втянет этот криль в один из своих желудков. Вокруг аппарата теперь плавает множество наномий: они дрейфуют, раскинув свои жалящие нити, словно миниатюрные ярусные сети, и делают подводный мир более опасным местом. – А вот и хетогнат, «морская стрелка». 234

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Эти своеобразные черви тоже хищники. Робисон говорит немного зловещим тоном: –  Здесь встречаются гигантские аппендикулярии; некоторые из  них строят огромные сооружения для кормежки – более метра в ширину. Их тут довольно много. (Оказывается, «гигантский» размер для этих существ – шестьдесят миллиметров.) – О, видите? Это был маленький осьминог. Затем «Вентана» отправляется вниз через невидимую границу: переходит из  верхней части открытого океана, эпипелагической зоны, в которой много солнечного света, в мезопелагическую область, которая находится на глубине между 200 и 1000 метров. Тут света мало, он слишком тусклый и слишком слабый для фотосинтеза. Основное различие состоит в том, что наверху одноклеточные водоросли и другие растения имеют доступ к солнечному свету, из которого они получают энергию. Здесь же, внизу, все отправляются наверх за едой по ночам. Некоторые живут за счет убийства, другие питаются падающей сверху мертвой органикой – морским снегом. Пока Доу спускает «Вентану» вниз на глубину 300 метров, мы продолжаем осмотр достопримечательностей. На 220 метрах появляется крупная и плотная синяя акула, она обнюхивает все вокруг, словно бигль. Акула довольно активна, несмотря на температуру (8,3 ℃). Это пугает кальмаров, и они исчезают в облаках чернил. Возможно, акула чувствует электрическое поле вокруг «Вентаны» и считает ее живой, а значит, съедобной. Робисон не замечает акулу, его взгляд поглощен циклосальпой, которая, как вам скажет любой в этой комнате, представляет собой скопление из нескольких сальп, спирально скрученных в единый узел. Внезапно Брюс говорит: – О, смотрите: это прототип существа из фильма «Чужие»57. Этот амфипод делает углубления в сальпах или долиолидах и откладывает в них свои яйца. Когда личинки вылупляются, то пожирают своего хозяина изнутри. Брюс рассказывает, что у долиолидов самый сложный цикл половой жизни среди всех животных на Земле. – В Сан-Франциско они бы чувствовали себя как дома, – шутит Доу. – Черт, но там действительно все сложно! Поколения чередуются: то бесполые, то способные спариваться. Яйца и сперма соединяются в открытой воде и образуют особей, которые отпочковывают других особей, производящих яйца и сперму. Но могут быть и дополнительные этапы – некоторые происходят параллельно, другие последовательно, включая промежуточные поколения организмов, которые кормят или  перемещают особей, способных к  спариванию. Но что еще хуже, так это то, что не все долиолиды играют по одним правилам. У некоторых видов есть промежуточные стадии, которых нет у других. Так что в мире долиолид продолжить свой род – не такая уж простая задача. Брюс считает чудом, что долиолиды во всем этом разобрались. Но лично мне кажется еще большим чудом то, что во всем этом разобрались биологи. В морской метели на глубине 300 метров мы различаем группу светящихся анчоусов. Их назвали так из-за световых органов. Здесь они, наверное, едят криль. – Там плывет вниз огромный дом аппендикулярии. – Еще один хетогнат. – Еще наномия. И  так продолжается еще некоторое время. Большинство существ, которых мы встречаем,  – крохотного размера. Но  Робисон продолжает безошибочно определять виды организмов, которые кажутся мне просто размытыми пятнами на  экране. Это немного похоже

57

 Имеется в виду Королева Чужих из фильма Джеймса Кэмерона 1986 года. – Прим. ред.

235

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

на видеоигру: назовите то, что на вас плывет. Мне остается только выразить Робисону свое восхищение его способностью идентифицировать размытые пятна. Доу в наушниках смотрит на меня и кивает. Но Робисон говорит: – Так в любом деле. Просто нужно натренировать глаз. Чем глубже мы спускаемся, тем больше вокруг морского снега – этих падающих остатков жизни из верхних слоев океана. Наверное, тому есть своя причина. Мимо объектива проплывает креветка с очень длинными усиками, похожими на лыжи, которые тут как нельзя кстати: ведь вокруг действительно полно «снега». В  перерывах между горизонтальными путешествиями «Вентаны» мы болтаем о  кино, ремонте автомобилей и обо всем, что относится к жизни на поверхности, на суше, среди людей. На глубине 350 метров температура 7,6 ℃, но кальмары все равно довольно активны. Не понимаю, почему считается, что динозавры наверняка были медленными, раз известно, что они были холоднокровными. Достаточно посмотреть на этих стремительно передвигающихся холоднокровных кальмаров. Новая глубина – 400 метров. Кислород 0,71, температура 6,96 ℃. Между делом Брюс представляет мне парочку «рыжих» аппендикулярий. – Мы были первыми, кто открыл их для науки, – говорит он. – У них уже есть латинское наименование, но «рыжими» их называть все-таки проще. Кроме того, здесь много темных крошечных ракообразных – веслоногих. Эти животные – важнейшее звено пищевой цепочки в океане. Среди кальмаров есть как привычные нам виды, так и весьма странные, например прозрачные. У одного такого кальмара, размером с большой палец, один глаз маленький, а другой – большой. Есть у него и светообразующие органы, с помощью которых он может скрыть свой собственный силуэт: он слегка подсвечивает свой живот и поэтому не отбрасывает тени. Почему же у него разные глаза? – Непонятно, – отвечает Брюс, – нам все время попадаются особи, которые смотрят большим глазом вверх. У этого глаза желтый фильтр. Некоторые биолюминесцентные животные скрываются от хищников, подсвечивая свой силуэт, так что они становятся незаметны на фоне тусклого света, падающего сверху. Но  с помощью правильного фильтра их все-таки можно разглядеть. Значит, кальмар смотрит вверх своим большим глазом для того, чтобы разоблачить существ в биолюминесцентном камуфляже. А маленьким глазом он смотрит в сторону тусклого света, чтобы вовремя заметить хищников или добычу. Если понаблюдать за всеми этими животными в естественной среде обитания, то начинаешь понимать, почему у них такой причудливый облик. Например, почему у кальмаров странные глаза и так далее. Как правило, у нас еще нет ответов на такие вопросы. Но тем интереснее их искать! Брюс говорит, что существует несколько видов прозрачных кальмаров. – Их легко распознать. Но посмотрите на этих креветок! У них у всех прозрачные тела с кроваво-красной пищеварительной железой. – Представьте себе, насколько надо бояться хищников, чтобы достичь такого уровня прозрачности, имея твердую оболочку. А им это удалось! Внезапно в поле зрения, словно космические пираты, врываются полчища кальмаров. Они набрасываются на креветок, волоча за собой их длинные усики. – Смотрите, это как в «Звездном пути», – восклицает Брюс. – Круто! Никогда не видел, как они это делают. Появляется крошечный кальмар со светоизлучающими органами вокруг глаз и плавником, похожим на хвост кита. Я спрашиваю Робисона, как он называется. – Не знаю. Никогда такого не видел. 236

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Здесь, на  400  метрах, нам встречается маленькая и  почти прозрачная личинка рыбы. При нашем приближении она внезапно сворачивается в бублик. Как странно! Брюс объясняет мне, что это вовсе не странно: – Она сворачивается, чтобы сымитировать колоколообразную форму ядовитой медузы. При тусклом свете такая стратегия работает. На мелководье такого не встретишь: там хищник ясно видит, что перед ним рыба. И на большой глубине, куда свет совсем не доходит, тоже. На 500 метрах кислород падает до 0,44, а температура – до 6,09 ℃. Все окрашивается в сине-черные краски ночи. – О! Ярко-синий сифонофор, – говорит Брюс, – потрясающе! Затем мы встречаем атоллу, очень красивую пульсирующую медузу с красноватым зонтом. На 600 метрах попадается кальмар, получивший свое имя за прекрасные темные глаза. Встречаем яркую малиновую медузу, крошечную сифонофору по прозвищу «ракета» и розовоглазую «креветку-опоссума», которая держит своих детенышей в мешочке. Глубина 700 метров. Кожистая черепаха несколько раз в год ныряет и на бóльшую глубину. Если вы любите медуз и вам приходится нырять в темную холодную воду за глубоководными медузами, то возникает вопрос: как вы заметите свою добычу? По запаху? В черепашьем мозгу имеются довольно большие обонятельные доли – вероятно, что у них хорошее обоняние. А может, они пользуются зрением? Ведь потревоженные медузы часто светятся. Возможно, черепахи ищут их по характерному свечению? Тогда это объясняет, почему черепах привлекают светящиеся палочки, которые охотники на меч-рыбу крепят к ярусным сетям. Глазницы у кожистых черепах по сравнению с другими видами довольно большие. Концентрация кислорода здесь составляет всего 3 % от уровня на поверхности: 0,19, а на поверхности – 6,0. Брюс объявляет: – Теперь мы в самой середине слоя с минимальным уровнем кислорода. Кислорода в океане и так намного меньше, чем в воздухе, но здесь его еще меньше, чем где-либо в океане. Удивительно, но ниже этой зоны уровень кислорода снова начинает расти. Почему же здесь его так мало? Вот что на это отвечает Брюс: – Нет ни одного удачного объяснения. Может быть, дело вот в чем: здесь, в заливе Монтерей, на поверхности очень много органики. Падает очень много «снега». Оказавшись на дне, он начинает разлагаться под воздействием бактерий и других организмов. На эти процессы тратится кислород. В самом глубоком месте, где живых существ все еще довольно много, они поглощают из воды практически весь кислород. Это и есть зона кислородного минимума. Толщина этой зоны варьируется: в одном месте она может достигать 200 метров (как в заливе Монтерей), а в другом – 600 метров. Ниже этого уровня условия настолько экстремальны, что выжить там могут лишь немногие организмы. Потребление кислорода там меньше – стало быть, он остается в воде. На этих глубинах вода в основном движется горизонтально и очень медленно; выше и ниже слои практически не перемешиваются. Так что кислород почти не распространяется. Здесь, на  этой удушающей глубине, живет маленький, но  кровожадный вид Vampyroteuthis Infernalis, буквально «кальмар-вампир из ада». Слегка приукрашивая, Робисон описывает его как «бессердечного хладнокровного хищника, высасывающего чужую кровь». – Прямо как моя бывшая жена, – бормочет Доу. Кислорода тут и так мало, поэтому мне не хочется развивать эту тему. Я замечаю, что здесь, внизу, видно гораздо меньше живых существ. –  Ясное дело!  – говорит Брюс.  – Тот, кто приспособился к  жизни на  такой глубине, обеспечил себе надежную защиту от большинства хищников: им здесь просто дышать нечем. Но мало кто может выдержать такую нагрузку. 237

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

И  все  же кальмар-вампир припас пару козырей в  своих восьми рукавах. У  него есть несколько уникальных адаптивных особенностей: низкий метаболизм, при котором расходуется мало кислорода, а также крупные кислородные жабры. Его голубая кровь, в химическом составе которой присутствует медь, эффективнее связывает кислород, чем кровь любого другого вида кальмаров. А ткани, насыщенные аммонием, точно соответствуют плотности окружающей воды, поэтому кальмар сохраняет нейтральную плавучесть, не прилагая к этому почти никаких усилий. Однако даже здесь у кальмара-вампира есть свои враги. К примеру, морской слон. Его не  слишком заботит, сколько в  воде кислорода: он просто задерживает дыхание. Но  у вампира есть свои способы защиты от млекопитающих и других хищников, которые погружаются сюда на короткое время. Своим телом он излучает голубоватый свет, который маскирует его силуэт. Здесь так темно, что обычные защитные чернила кальмаров совершенно бесполезны, поэтому вместо них вампир испускает светящееся облако плотной слизи. Это ослепляет врага на несколько минут и дает вампиру возможность ускользнуть в темноту. Ему даже не нужно уплывать слишком далеко и тратить на бегство ценный кислород. На глубине 900 метров уровень кислорода снова поднимается до отметки 0,30, а температура снижается до 4 ℃; сюда не доходит 99 % солнечного света, который проникает через поверхность океана. Брюс вспоминает о рыбе-сове, которая тоже любит медуз. У нее двойная сетчатка «для  сбора света на  фотонном уровне». Электронный заменитель глаз «Вентаны» находит прожорливого хищника – угреобразную рыбу из рода Serrivomer. – Видите, как она плавает головой вверх? – спрашивает Робисон. – Даже здесь ее глаза собирают достаточно света, чтобы разглядеть силуэты добычи или  же выискивать существ, которые могут сами генерировать свет. Берегись, вампир! На глубине 1000 метров мы пересекаем границу между мезопелагической и батипелагической зонами. – Сюда свет с поверхности не проникает совсем. Вверху так же темно, как и внизу. Здесь, на  глубине, обитает совсем другая группа живых существ. Животные, которые плавают ниже 1000 метров, не перемещаются вверх или вниз. Некоторые из них – хищники, но  в конечном итоге все они зависят от  падающего «снега», от  вечного детритного дождя, от пыли, которая падает с залитой солнцем синей изогнутой поверхности нашей Земли. Мы останавливаемся, и взгляд «Вентаны» фокусируется на одном студенистом существе. – Это рыба-капля? – Не думаю. Может, желейка, но нет… Перед нами плотная мясистая медуза с зонтом, похожим на шляпку гриба, и толстыми щупальцами, как у кальмара. – Точно, желейка, – решает Брюс. Желейка – родственница ушастой аурелии и жалящих медуз наподобие компасной. – Вот еще один новый род и новый вид. Его открыли Джордж и Кевин. О другом животном, длиной 60 сантиметров, Брюс говорит: – Ой, а это что? Сифонофора, но, похоже, совершенно новая. У нее переплетенные щупальца. – Такого еще не было. – О нет! Пожалуйста, только не еще один вид! – стонет Доу. – Посмотри, какой фиолетовый… Он совсем другой. – И, чтобы никто не сомневался, Робисон поворачивается ко мне и задает риторический вопрос: – Вы когда-нибудь видели такое раньше? Никто не видел! Они решают поймать это безымянное существо, но Робисон предупреждает: 238

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Ни одно существо, живущее на глубине трех тысяч футов, не готово к тому, что его потревожат. Некоторые организмы настолько хрупкие, что их может разрушить даже свет. Даже если ловля добычи прошла идеально, организм не всегда попадает к ученым в целости: его могут разрушить даже просто перепады температуры. Оператор Доу снова пускает в  ход механическую руку «Вентаны». Каждый раз, когда животное касается сборной чашечки, от  него отламываются кусочки. Наконец Доу удается поместить в чашу бóльшую часть этого существа и захлопнуть крышку. Появляется еще одна сифонофора: одна часть ее тела напоминает прозрачную гремучую змею, а вторая – боа из красных перьев. Никто не знает, что это за вид: она появляется и тут же исчезает. Вот и все. Космическое путешествие закончилось. Мы ставим на плеере диск классического рока и расслабляемся. «Вентана» летит домой. В 03:05 «Вентана» всплывает на пенистую поверхность океана, на воздух и солнечный свет, словно большая кожистая черепаха. Единственная разница в том, что сегодня «Вентана» опустилась всего на 1000 метров. А кожистые черепахи могут нырять на глубину как минимум 1200 метров. ТЬМА ЕЩЕ НЕ СМЕНИЛАСЬ РАССВЕТОМ, а меня уже приветствует Бенсон: – Лягушка застыла! – Что, на улице стыло? – Нет, наша лягушка застыла! Хотя прогноз сулил сильный ветер, воздух стал тихим и неподвижным, как будто специально для нас. Решив, что это неспроста, мы срочно спешим на судно. Прямо у причала появляется большая пульсирующая компасная медуза. – Это знак! Чувствую, нам повезет. Какую-нибудь зазевавшуюся черепаху ждет удивительный день, – восклицает Питер. Звучит довольно смело. Как только корабль отходит от причала, Бенсон вспоминает, что в заливе в последние пару дней образовалось несколько четких фронтов. Холодный шлейф не дает теплой воде перетечь в южную бухту. Но по компьютерной карте отчетливо видно теплую зону к северу, как раз напротив берега. Вода там около 16 ℃. Это идеальная температура. Мы отходим от пристани, в рубке светятся приборы. После ночной охоты на сардин рыболовный сейнер58, осевший глубоко в воду, возвращается к берегу с набитым брюхом. (В трюме у него может поместиться шестьдесят – семьдесят тонн рыбы, изъятой у природы, причем этот улов пойдет на корм даже не людям, а скотине. Когда вы едите мясо, вы пробуете на вкус океан.) С  рассветом в  океане воцаряется такой штиль, что видно плавающих рыб. Наверное, это анчоусы; они покрывают рябью поверхность воды, словно капли дождя. Воздух заметно теплеет. Сегодня все по-другому. Менее чем в паре километров от берега мы пересекаем массовое скопление компасных медуз. Их сотни, и они хорошо различимы в косых лучах утреннего солнца. Затем, миновав полосу чистой воды, мы входим в очень плотный слой медуз. В этот раз они больше и гораздо ближе к берегу. Пару дней назад этих существ здесь просто не было. Какое-то время везде, куда ни глянь, – и на поверхности, и в глубине – видно множество пульсирующих медуз. Иногда сразу десять штук, а иногда плотность такая, что видно сразу несколько десятков. Кожистой черепахе стоит только сюда доплыть, и хороший обед ей обеспечен. Еще одно различие: несколько дней назад тут были в основном аурелии. А сегодня из двадцати медуз девятнадцать компасных. Размеры этих дрейфующих убийц варьируются от самых миниатюрных, по 8–10 сантиметров в ширину, до весьма внушительных, с диаметром зонтика около 90 сантиметров. 58

 Сейнер – судно для лова рыбы снюрреводом, или кошельковым неводом, который также называют сейной. – Прим. ред.

239

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Карин, жена Бенсона, сообщает по рации, что в течение часа поднимет с земли команду воздушного наблюдения. Все складывается неплохо. К  длинному косяку мелкой рыбы, растянувшемуся на  пять километров, спускаются чайки, крачки и пеликаны. Причем последние уже настолько сыты, что просто садятся на воду. Рядом выписывает плавный зигзаг бледный хвост голубой акулы, словно в  напоминание о былых тучных временах. – Все это напоминает прошлый год, когда здесь было много черепах, – говорит Бенсон. Еще одно отличие сегодняшнего дня  – буревестники. Мы отплыли от  берега уже на восемь километров, и всех буревестников, которых я видел, можно сосчитать на пальцах одной руки. Куда же они делись? К северу рваной линией движется десяток бакланов Брандта. Вода под ними настолько неподвижна, что в ней можно увидеть их отражения. Через пару километров мы встречаем серых буревестников. Их очень много – около трех тысяч. И все они просто спокойно сидят на воде. В воздухе ни малейшего движения. Может, поэтому они и не взлетают: нет ветра, который можно было бы оседлать. Во всяком случае, похоже, что они сыты. Впереди мы встречаем еще одну стаю буревестников, тысяч пятнадцать. Они спокойно качаются на волнах в ожидании ветра, который подаст сигнал, что пора подниматься. Там, где они сидят, медуз нет вообще. Медузы могут роиться там, где совершенно нет птиц, а птицы могут собираться в местах, где нет ни одной медузы. Так из разнородных кусочков и складывается мозаика океана. И где-то по улицам этого огромного водного города, вероятно, странствует гигантская черепаха. Мне кажется, я чувствую ее присутствие. За поверхностью воды мы наблюдаем с крыши рубки. Примерно в восемь тридцать Бенсон кричит Джей Ди: – Поверни, пожалуйста, на девяносто градусов вправо; мне кажется, я видел черепаху. Несколько мгновений судно качается на  длинных покатых волнах, и  вдруг впереди из воды появляется нечто не только с кожистой спинкой, но и с белыми боками: это плавает автомобильное колесо с накачанной камерой. Карин снова звонит из аэропорта. Южную часть залива окутал туман, и самолет не может взлететь. – Если бы у нас было чистое небо и спокойное море одновременно, то считай, что выпал флеш-рояль, – замечает Бенсон. Ближе к полудню мы у берегов Ано-Нуэво, но вода все еще прохладная – 14,3 ℃. Корабль продолжает двигаться на север, и около Пескадеро температура воды поднимается до 15 ℃. Впереди я вижу стаю серых дельфинов: двадцать спинок, прорезающих стеклянную гладь океана. Их белесые головы, испещренные царапинами, что часто встречается у представителей этого вида, поблескивая, выныривают из воды. Мы останавливаемся, чтобы понаблюдать. Море вокруг корабля постепенно успокаивается. Здесь так спокойно и тихо, что, когда дельфины, устремляя вперед свои носы, показываются на поверхности, мы легко можем расслышать их дыхание. В этой дымке и тишине я начинаю чувствовать себя так, словно плыву по течению среди бесконечности, растворяюсь в громадном прекрасном мире, пропитываюсь им насквозь. В паре километров из моря на фоне горизонта, затянутого облаками, выныривают чьи-то темные массивные спины. А затем один за одним к небу вздымаются невероятные Т-образные лезвия-хвосты – своеобразные эмблемы горбатых китов. Над тем местом, где только что ныряли киты, сотнями носятся буревестники. Есть и стая возбужденных морских львов  – их так много, что это место напоминает ковер коричневых водорослей. Львы едят сардин, которые явно уже не достанутся ни цыплятам, ни свиньям. Когда мы подплываем поближе, то видим восемь белокрылых морских свиней. Эти плотные черно-белые животные то и дело выныривают, оседлав волну перед носом корабля. Выглядит это так, словно впереди у нас мчится полицейский эскорт. 240

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

У меня захватывает дух от того, как много здесь разнообразной жизни. Скотт Эккерт понимает, о чем я думаю: – Здесь хорошая вода. Все, что нужно, сосредоточено прямо здесь Ясно, что птицы, дельфины, морские львы и киты – все они решили, что здесь правильное место. Кожистым черепахам оно тоже вполне могло бы понравиться. Наш корабль набирает обороты. Внезапно из воды выныривает сразу несколько китов: такое впечатление, что у океана разом снесло крышу. Киты выталкивают на поверхность свои огромные шишковатые головы, затем над волнами появляются изгибы костистых спин. По-видимому, тут собрались на кормежку горбатые киты – редкое зрелище. Они помогают друг другу: с усердием собирают косяки рыб в плотные шары, а затем плывут прямо сквозь них, открыв гигантские челюсти. Складки на шее у них раздуваются, как мешочки для рыбы у олимпийского пеликана. Когда киты разбивают гладь океана, в воду тут же ныряют десятки морских львов, которые охотятся на растерявшуюся мелкую рыбешку. Кроме того, в эту свалку все время врываются буревестники: мгновенно приземляются, затем проскальзывают в зазеркалье, ныряют за своей добычей под воду. Киты работают слаженно, как пловцы в синхронном плавании, – то поднимают хвосты над поверхностью, то вместе исчезают на глубине. Внезапно, стоя у перил на носу корабля, мы замечаем прямо перед собой китенка. Он небольшой, метров шесть в длину, и плывет буквально под нами. – Должно быть, мама где-то рядом, – говорит Джей Ди. С ревом, не заставив себя долго ждать, выныривает гигантская мамаша. Прохладный воздух наполняется брызгами пара, который она выдыхает. Серая стена ее округлого тела похожа на корпус перевернутого корабля. Она так близко, что мы слышим шум воды, стекающий с ее тела, слышим низкий гул, с которым она наполняет свежим воздухом свои легкие. Она больше, чем наш корабль. Мама-кит выгибает спину и поднимает большой хвост. Затем оба они, кит и китенок, ныряют и скрываются из виду, оставляя на поверхности блестящую рябь, которая медленно сходит на нет, как будто море постепенно восстанавливает свою текстуру и контуры. – Непревзойденное зрелище! – восклицает Бенсон. А Эккерт говорит: – Ладно, они сделали мой день. Теперь дело за кожистой черепахой. И внезапно нам начинает казаться, что мы идем по следу: на волнах колеблется компасная медуза без щупалец, ротовых лопастей и целого куска шляпки. – Что она пытается нам сказать? – смеется Питер. – Что сегодня мы наконец встретим кожистую черепаху, – говорит Бенсон, практически напевая. К нам приближается самолет. Вскоре мы уже его видим. Теперь у нас есть поддержка с воздуха. С самолета сообщают, что впереди, возможно, плывет черепаха. – Есть кожистая черепаха. Записываете координаты? – хрипит трубка. Джей Ди вводит значения широты и  долготы в  GPS-навигатор, и  вот мы уже плывем со скоростью двадцать четыре узла, а Скотт и Питер готовят большую сетку. Расстояние – три километра, при этом самолет кружит над животным на высоте сто двадцать метров. Мы подходим поближе, Бенсон сидит на носу с сеткой наготове и напряженно ждет. Радио снова оживает: – Она по курсу один час. Еще немного. Карин направляет самолет: – Хорошо, «Шейла Би», стоп машина! 241

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Черепаху видно с самолета еще до того, как она всплывет на поверхность, – когда она движется под волнами. – Первая четверть по правому борту! И вот наконец мы видим ее на поверхности. Но недолго. – Нырнула. Сообщу, когда снова появится, – обещает радио, а затем наступает тишина. Через несколько минут Карин прерывает напряженную паузу: – Поднимается… Теперь черепаха всплывает рядом, всего в пяти метрах от нас. Не так быстро. Она делает короткий глоток воздуха и погружается. Примерно через минуту черепаха снова появляется справа от нас. У нас есть шанс ее поймать, и мы начинаем двигаться навстречу. Черепаха плавно ныряет вниз под небольшим углом. Мы все еще можем ее разглядеть. Она разворачивается и уходит под дно корабля, как будто специально. Еще минута. – Левый борт. Чуть ниже поверхности, – радостно сообщает Карин. – Двадцать метров. Медленно. Десять метров. Очень медленно, иначе ты ее переедешь. Черепаха всплывает прямо перед нами и снова ныряет. Эта черепаха явно не хочет с нами общаться: она не остается на поверхности, пока мы рядом. Несмотря на то что сегодня в нашем распоряжении корабль, самолет, спутниковые системы навигации, радио, куча людей с учеными степенями и общим опытом длиной в сто лет, эта черепаха побеждает нас в нашей собственной игре. Она побеждала и в гораздо более тяжелых ситуациях. Она – одна выжившая из тысячи и явно родилась не вчера. Пусть у нее небольшой мозг, но она прекрасно понимает, что в кораблях нет ничего хорошего. Она хочет, чтобы мы убрались прочь. Она выныривает в шести метрах от носа корабля. Делает вдох и исчезает. Скотт говорит: повторив эти схему несколько раз, черепаха должна утомиться. Я настроен скептически и пытаюсь посчитать время ее погружения. Сорок три секунды… – Вот она, вот она! В шести метрах от нас. Вдох и вниз. Сорок шесть секунд… восемь метров справа от нас. Вдох и вниз. Шестьдесят одна секунда… прямо впереди. Она не устает. Она поймала ритм вдохов и погружений, который может поддерживать еще долго. У  ее игры есть план, и  она не  собирается от  него отходить. А  мы лишь можем надеяться, что если будем все ждать и ждать, то однажды она вынырнет и нам повезет. Над нашими головами кружит самолет. Бенсон говорит: – Вижу, она опять приближается. Это хорошо. Он бросает сетку прямо перед черепахой и… промахивается! В самый последний момент черепаха уворачивается и удирает влево. Кольцо сетки скользит по ее спине, но сама она оказывается вне досягаемости. Ладно, говорим мы. Черепаха упрямая, а  мы терпеливые. Но  теперь, когда черепаха почувствовала прямое прикосновение, она меняет план действий. Теперь она хочет окончательно от нас отделаться. Ускоряется, меняет направление, и расстояние между нами начинает расти. Следующий вдох она делает уже на расстоянии шестидесяти метров от нас: на такой большой дистанции она уже может вдохнуть настолько глубоко, что легкие полностью насытятся кислородом. С самолета передают, что она делает сильные, длинные гребки и стремительно уплывает. Поймать ее стало еще сложнее. Чтобы продолжать погоню, нам нужно сделать несколько крутых поворотов. Когда она снова всплывает, расстояние между нами оказывается больше в пять раз. Но поскольку она гребет изо всех сил да еще и меняет направление, то времени на вдох остается совсем мало. Наконец она устает. 242

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Теперь она выныривает в двенадцати метрах перед нами. Дистанция сокращается. Бенсон бросает сеть… Но тут черепаха сбивает сетку с кольца и минует ловушку. Пока Бенсон снова пытается закрепить кольцо, черепаха всплывает практически рядом с нами. – Она играет с тобой, – передает сверху Карин, – снова ушла. Скоро три часа дня, и  экипаж самолета сообщает, что солнечные блики мешают им выслеживать черепаху. – Теперь мы можем видеть черепаху только под определенным углом, – сообщает Карин по радиосвязи. – Мы не можем держать ее в поле зрения постоянно. Наступает пауза, затем Карин говорит: – Ладно, она перед носом. В двадцати метрах. Держитесь этого курса. Десять метров. Рядом! Еще немного вперед. Снова она выныривает вне досягаемости сетки. – Мяу! – недовольно восклицает Карин, которой теперь уже, словно кошке, не терпится поймать эту мышь. Наше терпение подходит к концу. Кожистая черепаха проплывает прямо перед носом корабля, под поверхностью. Бенсон предельно сосредоточен, он энергично жует жвачку, готовясь бросить сеть. – Плывет к поверхности, – передают с самолета. – Так, хорошо. Осталось немного. Давай, давай! Но  кожистая черепаха не  собирается попадаться в  нашу сеть: она выныривает далеко впереди, где Бенсону ее не достать. Полтора часа назад мы думали, что эта паразитка у нас в кармане. Спустя столько времени преимущество все еще на ее стороне. Но  следующая реплика Карин становится для  всех сюрпризом. Большим сюрпризом, если честно. – Ой, – радостно потрескивает ее голос в рации, – у нас другая черепаха! В сотне метров по левому борту. Мы тут  же бросаем первую кожистую черепаху, как  горячую картошку. Про  себя все рады, что можно прекратить преследование, не признаваясь в проигрыше. Когда эта новая черепаха выныривает, Скотт поворачивается ко мне и говорит: – Видели, какая большая? Святые угодники! Эта черепаха гораздо крупнее и  плохо понимает, что мы собираемся делать. Первая попытка почти удалась, но мимо. – О, близко! – комментирует Карин сверху. На несколько минут черепаха скрывается из виду. Ждем. – Давай! Прямо перед носом, – кричит Карин. Тут Бенсон, повернувшись к нам, сообщает новость: эта черепаха и есть та, первая! А вторая с тех пор так и не показалась. Идеальный угол. Идеальное направление. Давай, Бенсон! Бенсон напрягается и очень неловко пытается поймать черепаху как раз в тот момент, когда она резко ныряет вниз. Сеть опускается, Джей Ди дает задний ход. Внезапно леска натягивается, причем очень сильно. Но один ласт черепахи оказался снаружи, и она бешено бьет им по воде. Мы все перегнулись через борт и пытаемся натянуть на этот неугомонный ласт сетку. Сотовый телефон Бенсона выскальзывает из рубашки и с аккуратным «хлюп» отправляется на самое дно. Когда черепаха выкручивается, разворачивается, ныряет и  теряется из  виду, Бенсон разражается ругательствами. Возможно, говорю я, черепахе срочно понадобилось ответить на звонок. 243

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Проходит шесть минут. Мы в трех километрах от того места, где впервые встретили эту черепаху, и солнце уже склоняется к закату. У самолета осталось топлива на двенадцать минут, затем он вынужден будет приземлиться. Сейчас почти пять вечера, а  до дома осталось восемьдесят километров. Посоветовавшись, мы решаем, что на сегодня хватит. Джей Ди поворачивает штурвал в направлении дома и выжимает газ. Сегодня мы потратили много времени и денег и упустили свой шанс. Все чувствуют себя немного подавленными. Мы с грустью спешим домой на полном ходу и чуть не проносимся мимо кожистой черепахи, беззаботно жующей компасную медузу на поверхности моря. Кусочки жалящих щупалец и зонта отправляются вниз медленным снегопадом, которому очень обрадуются мягкие неразумные существа беспросветных глубин. Корабль поворачивается и останавливается, а черепаха доверчиво и любознательно плывет прямо к нам – вдох, взмах ластами, еще один глоток воздуха, еще один взмах поближе. Когда она выныривает, Бенсон бросает сеть прямо на нее. И вот после непродолжительной борьбы мы приветствуем на борту самку весом триста сорок килограммов, которая получает бесплатный передатчик. Опуская ее в воду, мы понимаем, что это был долгий день. До пристани плыть еще два с половиной часа. Но теперь уже это будет приятная прогулка. ВСЕ КОЖИСТЫЕ ЧЕРЕПАХИ, которых отслеживала эта команда ученых, вскоре покидали бухту Монтерей. – Они приплывают сюда, когда уже нагуляли жир, и мигрируют дальше. Мы недолгое время видим их, а затем они уплывают, – говорит Питер. Но вот куда именно они уплывают, многих очень удивило. Все предполагали, что кожистые черепахи отправляются к берегам Калифорнии из Мексики, остаются на лето и потом снова плывут на юг. Но вот что обнаружили Эккерт, Бенсон и Даттон: кожистые черепахи с передатчиками отправились отсюда на юго-запад и плыли дальше, мимо Гавайских островов. По всей видимости, их конечной целью были воды Новой Гвинеи  – для  этого им пришлось проплыть одиннадцать тысяч километров. Затем, когда Даттон и Бенсон отправились в Новую Гвинею и поставили передатчики на самок, которые там гнездятся, более половины из них направились на восток через Тихий океан, в сторону Северной Америки. Одна провела несколько месяцев в шестидесяти километрах от побережья Орегона, а затем отправилась на юго-запад, миновала Гавайские острова и снова двинулась в путь. Тот факт, что кожистые черепахи, которые питаются на западном побережье США, родились в песках Новой Гвинеи и Соломоновых островов, стал одним из самых удивительных открытий в истории океанической экологии. Это означает, что будущее черепах в заливе Монтерей зависит от рыбной ловли в странах Тихоокеанского бассейна, от правительственной политики стран Азии в области лесозаготовок на пляжах, где гнездятся черепахи, а также от того, как жители Новой Гвинеи обращаются с гнездящимися самками и их яйцами. Кроме того, это означает, что количество прибывших гнездящихся кожистых черепах на индонезийских берегах частично зависит от калифорнийских законов о жаберных сетях и от японских ярусников. Это означает, что мир одновременно и больше, и меньше, чем можно было подумать. Ученые, конечно, догадывались об этой связи еще до того, как Скотт Эккерт, Питер Даттон и Скотт Бенсон проследили путь монтерейских черепах в Азию. В 1995 году Даттон начал анализировать ДНК черепах, пойманных гавайскими ярусными судами. Он, как  и многие, считал, что кожистые черепахи северо-восточной части Тихого океана происходят из популяции, гнездящейся на территории от Мексики до Коста-Рики. Логично было предположить, что летом они плывут на север, а зимой – на юг. Первый полученный образец ДНК черепахи, пойманной на Гавайях, показал, что она действительно вылупилась на восточном побережье Тихого океана. В этом не было ничего удивительного. В следующем образце были обнаружены 244

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

генетические маркеры, которых нет у черепах, гнездящихся в Мексике или Коста-Рике. Вместо этого они совпадали с образцами, которые Питер привез из Папуа – Новой Гвинеи. Даттон подумал: «Хм, похоже, гавайские суда отлавливают черепах, родившихся и в восточной, и в западной частях Тихого океана». Поводом для  этой догадки послужили два первых образца. Но  потом ученых ожидал настоящий сюрприз: все остальные образцы ДНК кожистых черепах, взятые в северной части Тихого океана, с рыбацких лодок бухты Монтерей, с западного побережья и даже с Аляски, – всего около шестидесяти образцов – показали, что черепахи родились далеко отсюда, в западной части Тихого океана. Оказалось, что та первая черепаха, вылупившаяся в Америке, была чистой случайностью! Поначалу Даттон недоумевал. Затем он поехал в Монтерей, где вместе с  Бенсоном и  Эккертом решил поймать в  океане двух кожистых черепах и  установить на них передатчики. Один передатчик вышел из строя через несколько месяцев. Другой работал в течение двух лет. За это время черепаха пересекла Тихий океан. В тот раз она не стала гнездиться, однако плавала к северу от Новой Гвинеи – неподалеку от Марианской впадины, самой глубокой точки Мирового океана. А затем отправилась обратно на восток. – Это заставило меня полностью изменить свои представления и обратиться к исследованию других территорий, – сказал мне Питер. – Все сосредоточились на Мексике и КостаРике. Я же настаивал: чтобы сохранить черепах в водах США, нужно работать в том числе в таких местах, как Новая Гвинея.

245

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Белимбинги пляжа Джамурсба  

Новая Гвинея Уормон, Новая Гвинея. Не  прошли мы и  двухсот метров, как  Питер Даттон замечает темный контур черепахи в прибое. Медленно, шаг за шагом ползет по песку ее тень. И соединяется с  еще более густой бархатной тенью первозданного леса. Вместо того чтобы за  ней идти, мы тихо садимся посидеть на песке. Местные курят и жуют орех бетель, бормоча что-то на своем языке. Наши голоса сливаются с ритмичным шипением прибоя. Пусть она спокойно начнет копать, а потом уж мы приступим к работе. Учет черепах на этом пляже проводится едва ли не впервые. Ученые буквально в прошлом году поняли, что Уормон является важным для популяции лежбищем кожистых черепах. До этого никто не обращал на него внимания. Несмотря на то что пляж выходит в открытый океан, вода здесь на удивление спокойная – такая, словно ее специально усыпили. Прибой – если это можно так назвать – не бьется о берег, а нежно поглаживает его, как большая кошка, сонно вылизывающая языком своего котенка. Волны мирно поднимаются и опускаются, подобно дыханию спящего ребенка. Я всегда представлял себе Новую Гвинею диким и экзотическим местом, чудом сохранившимся до нашего времени. Восьмичасовое плавание совершенно не развеяло эту мою фантазию. От порта Соронг мы проплыли 240 километров и за все это время не увидели на берегу ни единого домика, ни единой струйки дыма. Над океаном возвышался первозданный лес; горы хребет за хребтом уходили к белым клубам облаков. С берега можно было увидеть, как стаи желтоперого тунца, вспенивая воду, обрушиваются на блестящие косяки летучей рыбы и надо всем этим снуют толпы кричащих крачек и фрегатов. По дороге мы не встретили ни единого рыболовного судна. Лишь изредка в поле зрения попадала фигура человека, идущего по пляжу пешком, точно так же, как его предки ходили тут пятьдесят тысяч лет назад. Так мы и плыли, пока не подошли к участку пляжа под названием Уормон. Тихий океан был настолько тих, что корабль удалось подвести практически к  самому берегу. Он стоял, слегка покачиваясь на легких волнах, пока мы перетаскивали сумки и снаряжение на пляж, испещренный следами кожистых черепах. Большой гористый полуостров Чендравасих находится в  северо-западном углу Новой Гвинеи. Мы высадились на его северном побережье, можно сказать, прямо под экватором. Этот берег с его бескрайним лесом, извечным шепотом волн и длинными пустынными пляжами кажется одним из самых первозданных и нетронутых мест на планете. Тут не работает сотовая связь, нет интернета, сюда не  доходят новости цивилизованного мира о  бомбах в  Лондоне, здесь нет ни водопровода, ни холодильника, ни льда, ни туалетной бумаги. У людей здесь нет ни земли, ни машин, ни телег, ни вьючных животных, ни колес, ни обуви. От постоянных прогулок по лесу и по песку ступни их ног стали грубыми и широкими. (Они всегда путешествуют босиком, даже когда нужно отправиться на лодке в далекий Соронг, чтобы встретиться там с городскими чиновниками.) Гуляя по пляжу с местными, я часто отставал и даже терял их из виду, и тогда они с легкостью ласточки, нарезающей в небе круги, возвращались, чтобы узнать, что меня так задержало. Летающие на самолетах, скользящие по поверхности моря и путешествующие пешком собрались здесь вместе лишь по одной причине: нас позвали черепахи. То, что хотят поведать нам эти животные, можно услышать лишь здесь – в нетронутом, первобытном месте. И вот мы пришли и ждем, что они нам скажут. Прежде всего это дикое место обладает невероятным богатством возможностей. Если дороги нет, то кто знает, куда она приведет? Доступны все варианты: как хорошие, так и плохие. Люди могут жить той жизнью, для которой они рождены, а могут выбрать другую. Лес может сохраниться, а может исчезнуть. Черепахи могут выжить, а могут и вымереть. В этот мир могут 246

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

прийти технологии, возможности, образование и все сложности нашего мира. А может быть, они будут держаться подальше еще пару тысяч лет: кто знает? Поглотит ли здешнюю землю вражда, или, может быть, тут воцарится мир?

247

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

248

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Тихоокеанское путешествие кожистых черепах продолжительностью около одного года

249

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Хочется думать, что мы несем сюда малую частичку мира и он наступит здесь навсегда. Черепахи собрали здесь людей со всех уголков планеты. В шести палатках расположилась наша международная команда из  США, Индии, Канады и  Индонезии, включая и  коренных папуанцев. Здесь находится последнее из сохранившихся больших гнездовий кожистой черепахи в западной части Тихого океана. Крайне важно его сохранить. Однако местные жители заявили, что и у них тоже есть свои потребности. Мы приехали за  час до  заката и  разбили лагерь на  высоком крутом берегу, поставив палатки на мелком сером песке. С деревьев доносятся крики гекконов, похожие на треск цикад, только такой, будто к нему подсоединили электроусилитель. Около кроны стремительно пролетает невероятно крупный черный попугай с алыми пятнами на морде – черный какаду, а затем пропадает в поглотившем его огромном лесу. В горах стоит шум оттого, что с неба падают большие белые хлопья снега, тут же мгновенно тают в кронах джунглей – это большие желтохохлые какаду. Теперь на береговой линии нет ни единого огонька искусственного света. Куда ни глянь, всюду сплошная чернота. Единственное исключение – ходовые огни дальнего грузового катера в море. Как мне сказали, за пляжем, всего в восьми километрах отсюда, приютилась деревня под названием Вау, в которой живет сотня жителей. Но здесь ничто не намекает на ее существование. С нами Скотт Бенсон и Тета Хитипью – талантливая индонезийка тридцати с лишним лет, сотрудница Всемирного фонда дикой природы. Нас встречает группа представителей местного населения. Среди них Нимброт Уэбло и Дорсина Джоксон – они были наняты для наблюдения за гнездованием черепах. Примерно столько же местных пришло из любопытства. Переждав ливень, в сумерках, под густыми облаками, мы отправляемся патрулировать пляж в самое темное время ночи. Прошла всего пара минут, а уже чувствую, будто оказался в другом мире. Новая Гвинея – второй по величине остров планеты (после Гренландии). В политическом плане она разделена на две примерно равные части, принадлежащие разным странам. На востоке – независимая страна Папуа – Новая Гвинея. А на западе, где мы сейчас находимся, расположена провинция с таким же названием – Папуа (бывшая Ириан-Джая). Бóльшую часть провинции Папуа покрывает густой тропический лес, а на самых высоких горных вершинах лежат нетающие снега. С политической точки зрения Папуа – это часть Индонезии. Мы находимся на расстоянии трех тысяч километров к северо-востоку от Джакарты. Многие регионы Индонезии населены довольно густо, она четвертая по численности населения страна в мире (после Китая, Индии и США). Например, население Явы – сто человек на квадратный километр. Но в провинции Папуа самая низкая плотность населения в Индонезии. В прибрежной зоне, как показывает карта ООН, она составляет от 0 до 2 человек на квадратный километр, а в целом в провинции Папуа живет менее трех человек на квадратный километр. Тета Хитипью, чья сигарета светится сейчас прямо передо мной в темном влажном воздухе, говорит, что в ближайшем поселении к западу от нас – Варманди – около дюжины домохозяйств. Папуа – самая большая провинция Индонезии, на нее приходится 20 % всей сухопутной территории государства. Но в демографическом, культурном и биологическом смысле она не похожа на остальную часть страны. Этнически Папуа и остальная часть Новой Гвинеи – часть Меланезии, в которую также входят Фиджи, Соломоновы и прочие близлежащие острова. Тут живут темнокожие люди с вьющимися волосами и африканскими (не азиатскими и не полинезийскими) чертами лица.

250

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

251

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

С  биологической точки зрения Новая Гвинея находится к  востоку от  линии Уоллеса, названной в честь Альфреда Рассела Уоллеса, блестящего (если не сказать больше) полевого биолога, который был современником Чарльза Дарвина, но совершенно независимо открыл объединяющий принцип всех видов жизни, а именно эволюцию и естественный отбор [164]. Линия Уоллеса – это самая четкая биологическая граница на Земле. Она отделяет животных и растения Азии от животных и растений Австралийского региона. Разграничивает два совершенно разных мира. По одну сторону от нее – мир обезьян, по другую – мир древесных кенгуру. Линия Уоллеса проходит между островами Бали и Ломбок, затем между островами Борнео и Сулавеси, а дальше, изогнувшись, она тянется с юго-восточной стороны Филиппин. В плейстоцене, во время ледникового периода, когда уровень моря был на сотни метров ниже, чем сейчас, острова к западу от линии соединялись и представляли собой единый массив суши. Сюда спокойно добирались животные и растения из материковой Азии. Но в Австралию, Новую Гвинею и на соседние острова попасть они уже не могли, так как эти регионы были тогда отделены глубоководными проливами. Никому не под силу было пересечь эту границу: ни тиграм, ни белкам, ни слонам, ни фазанам, ни множеству прочих животных, ни семенам растений. Точно так же и кенгуру, опоссумы и яйцекладущие млекопитающие, которые живут в Австралии, не могли попасть на соседние территории. Вот почему животный мир по разные стороны от этой черты так сильно различается. 252

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

А вот люди могли пересечь линию Уоллеса. Чтобы попасть в Австралию и Новую Гвинею, им нужно было преодолеть десяток проливов, отделяющих эти земли от Азии. О том, какое значение имели эти водные преграды для культурной эволюции человека, много писал биолог Джаред Даймонд и другие ученые. Нечто судьбоносное произошло с человечеством в период между ста тысячами лет назад, когда нигде в мире еще не было ни искусств, ни сложных орудий труда, и сорока – тридцатью тысячами лет назад – временем, которое в Европе нам знакомо по многочисленным артефактам и археологическим свидетельствам. Принято считать, что культурный расцвет начался в Африке или на Ближнем Востоке, а затем распространился в другие края. Однако это смелое предположение не учитывает один неудобный факт: современные люди приплыли в Австралию раньше, чем попали в Европу. Это произошло примерно шестьдесят тысяч лет назад. Преодоление барьера Уоллеса, подобно высадке на  Луну, стало гигантским знаковым шагом для всего человечества. Никакому другому крупному млекопитающему никогда не удавалось пересечь эту линию. Не получилось это и у первых людей с острова Ява (Homo erectus) миллион лет назад, хотя с их земель открывался прекрасный вид на Уоллесию (линию Уоллеса с прилегающими к ней островами). Во время ледникового периода они могли добраться по суше до острова Бали. Но чтобы продвинуться дальше, им пришлось бы перемещаться с острова на остров. А для этого они должны были научиться мореплаванию. С Бали прекрасно видно остров Ломбок. (В  Индонезии семнадцать тысяч островов, и  многие из  них хорошо видно с соседних.) Неважно, как именно первые люди добрались до острова Ломбок – может, их случайно принесло туда на грубо сколоченном плоту, а может, они плыли туда специально, – важно лишь, что там они обнаружили настоящий рай, в котором не было тигров, соперников и врагов, нашли безопасные земли, где жили доверчивые животные, у которых было вкусное мясо. Они обнаружили за границей Уоллеса мангровые заросли, изобилующие пищей, самые богатые в мире коралловые рифы, собирающие вокруг себя много мелководной рыбы. И как бы первобытные люди ни переправились через пролив, их открытия привели к возникновению новых способов обработки еды и дальнейшим изменениям в человеческой культуре. На каждом островке происходило одно и то же. Добравшись до одного острова, люди замечали следующий и делали все более совершенные лодки. Каждый новый остров превращался в поле для соперничества и межплеменной войны, что, в свою очередь, запускало развитие мореплавания. Люди снова и снова отправлялись на поиски пропитания и безопасных убежищ. Хотя предположения о том, как люди преодолели линию Уоллеса, и могут показаться не более чем увлекательной спекуляцией, все же перед нами неоспоримый факт: люди пересекли открытый океан и попали в Австралию за несколько десятков тысяч лет до того, как в Средиземном море и  других уголках мира появились первые свидетельства мореплавания. Итак, шестьдесят тысяч лет назад первые новогвинейцы и австралийцы лидировали в области инноваций, а возможно, и в сфере искусства. Джаред Даймонд обобщает эту гипотезу следующими словами: «Возможно, Уоллесия была горнилом человеческого творчества, и, возможно, когда наши предки пересекли эту черту, они миновали невидимую линию, отделяющую обезьяну от человека». Меня как человека, который тоже буквально только что пересек линию Уоллеса, не слишком волнует, так ли все было на самом деле, – мне нравится сама возможность рассуждать о таких гипотезах. Хотя люди и живут здесь уже шестьдесят тысяч лет, морские черепахи бороздили местные пляжи задолго до этого. Они обитают здесь в тысячу раз дольше. Чтобы разобраться, куда черепахи отправляются отсюда, мы принесли три спутниковых передатчика и три всплывающие спутниковые метки. Передатчики отслеживают черепаху почти непрерывно, т. е. всякий раз, когда она поднимается на поверхность. Всплывающие метки собирают данные о глубине, на которую погружается черепаха, ее температуре и местоположении, затем в определенный, 253

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

заранее запрограммированный момент они отключаются и, плавая на поверхности, передают все собранные данные на спутник. Кожистая черепаха, которую Скотт Бенсон проследил вплоть до Орегона, получила свой передатчик на этом берегу в июле 2003 года. Она переплыла Тихий океан и в октябре 2004 года была уже возле штата Орегон. Затем она повернула на юго-запад, миновала Гавайские острова, перезимовала и снова направилась на северо-восток. Прошло 616 дней, и в ее передатчике села батарейка. По пути на северо-восток она встречала других черепах с передатчиками на спинах, установленными в заливе Монтерей. Двигались они на юго-запад. Мы всё еще ждем, когда начнет откладывать яйца черепаха, которую нам так легко удалось обнаружить. Можно вспугнуть черепаху, пока она выбирается на берег и даже когда она копает, но, как только яйца начинают падать внутрь камеры, черепаха становится настолько невозмутимой, что с  ней можно делать что угодно. Это состояние исследователи называют трансом. Именно в этот момент можно надевать на нее ремни, ставить на них приборы – и это ее ничуть не остановит. Но когда мы подходим ближе, чтобы рассмотреть, что там за мелькание теней, и слегка подсвечиваем фонариками черепаху сзади, становится понятно, что она копает как-то неправильно. Все ее конечности целы, но она не так ставит задние ласты. Усердно гребет то одним, то другим, однако песок не зачерпывается, не собирается в ее ласт. Мы решаем дать ей немного больше времени. Над океанским горизонтом вспыхивают далекие молнии. Проходит еще полчаса, но камера для яиц по-прежнему не готова. В тот момент, когда мы уже решаем ее оставить, она сдается сама и начинает закапывать ямку, хотя не отложила ни одного яйца. Впрочем, закапывать у нее тоже не получается. Поскольку с дорогими передатчиками и так может возникнуть куча проблем, мы решаем дождаться идеальной черепахи. «Нам жаль, дорогая, что у тебя сегодня ничего не выходит, – говорим мы ей, – но нам нужно двигаться дальше». Затем отправляемся дальше по пляжу, а Тета рассказывает мне, что люди, которые здесь живут, находятся на стадии перехода от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству. Они до сих пор ставят силки на диких животных, но уже разбивают заросшие лесом огородики, на которых сажают богатую крахмалом пальму саго, корнеплоды, таро и маниоку, а также фрукты – банан, папайю, ананасы и другие, о которых я даже ничего не слышал. Они выращивают кукурузу, какао и кокосы, меняют их на деньги, за которые могут купить растительное масло, рис, мыло, сахар и кофе. Из мяса они едят кабанину и оленину (оба вида животных были завезены сюда людьми), а  также мясо варанов, опоссумов, валлаби, казуаров, какаду, большеногов и прочих птиц. Раньше существовала традиционная церемония, в которой мужчина взывал к черепахам, чтобы они назвали ему точное время, когда выйдут на берег. Теперь эту церемонию уже не проводят. Люди здесь перестали есть яйца черепах. В деревне, где мы побывали чуть попозже, держат «домашний скот»: это два маленьких злобных диких кабана и два оленя на привязи. Все это напоминает диораму в историческом музее под названием «Рассвет одомашнивания». Тета объясняет: хотя диких свиней иногда выращивают ради денег, в основном люди держат их как символ богатства и в качестве приданого. Женщина может одной грудью кормить своего ребенка, а другой – купленного на днях поросенка. Столкнувшись с современным миром (с электронной техникой, книгами, фотоаппаратами, палатками, лекарствами от малярии и репеллентами), местные жители стремятся приобрести как можно больше его богатств. Для этого им нужны деньги. Деньги возникают, когда благодаря человеческой энергии природные ресурсы превращаются в продукты. Особенно любят разбрасываться деньгами лесозаготовительные компании. Один из признаков перенаселенности нашей планеты – это то, что даже в местах, где людей очень мало, леса уничтожаются ради продажи на далекие рынки, где уже невозможно насытить спрос местной 254

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

древесиной. Новая Гвинея и окружающий ее Меланезийский архипелаг составляют крупнейший регион дикой природы в тихоокеанской Азии. На Филиппинах уже уничтожено 97 % леса. Северо-западная часть тихоокеанского побережья США потеряла уже 95 % лесных массивов (бóльшую часть этой древесины в виде сырых бревен сбывают напрямую в Японию, в то время как американские корпорации винят в закрытии лесопилок защитников окружающей среды). В Суматре и других регионах Индонезии леса были вырублены подчистую в 1980-е и 1990е годы. Поскольку в Суматре лесов уже не осталось, лесорубы стали присматриваться к широким массивам дремучих джунглей Папуа. На протяжении многих лет в Индонезии вспыхивают конфликты из-за незаконной вырубки леса и связанной с этим коррупции. Вооруженное противостояние подливает масла в давнюю борьбу за автономию региона. В нескольких километрах от главного черепашьего пляжа находится небольшая вырубка, к которой ведет грунтовая дорога, прорезающая лес и уходящая налево, к пляжу. Там валяются большие спиленные бревна, которые не дадут пройти ни одной черепахе. Справедливости ради, эти несколько акров – всего лишь крохотное пятнышко по сравнению со всеми дикими лесными зарослями. Но, учитывая все, что мы знаем о вырубке, говорить так – значит уподобляться доктору, который заверяет пациентку, что у нее всего лишь маленькая раковая опухоль в правом легком. Эксплуататоры не гнушаются хорошо оплачивать эксплуатацию. Даже если люди понимают, что рабочих мест хватит всего на несколько лет, пока не закончатся ресурсы, настоящее обычно кажется более убедительным, чем будущее. То есть получается, что защитникам природы приходится соревноваться в финансовом отношении с крупными корпорациями. А у экологов обычно нет на это средств. Но у них есть одно довольно значительное преимущество – в отличие от лесозаготовительных и горнодобывающих предприятий, которые оставляют за собой разрушенные пустыри и людей, лишенных идентичности и будущего, защитники природы действительно заботятся о людях, об их естественных потребностях. До сих пор деньги природоохранных организаций обычно шли на сотрудников. Мало кто платит местным жителям за сохранение и защиту природы. Но все это можно исправить, если перенаправить средства и продемонстрировать, что заботиться об окружающей среде выгодно не только для природы, но и для людей. Меня, как и многих других экологов, не очень привлекает идея платить людям за то, что они просто не вырубают деревья и не уничтожают дикую природу. Но поскольку наши конкуренты разбрасываются деньгами и собираются вырубать леса, нам лучше поскорее адаптировать нашу идеологию к новым вызовам. В Соединенных Штатах охрана окружающей среды опирается на законы и постановления, за которыми стоят суды и прочие правовые институты. Но в остальном мире это не работает. Остальной мир чаще всего опирается на обычаи, традиции сообщества и материальные чаяния местного населения. Защитники окружающей среды, которые понимают, что и как работает в этом мире (Питер и Тета, например), а также экономисты из таких сообществ, как Conservation International, теперь полагают, что любые долгосрочные планы защиты природы должны опираться на пакет льгот для сельских жителей, который профинансируют крупнейшие природоохранные организации и учреждения наподобие Всемирного банка. Некоторые местные жители уже чувствуют себя оскорбленными, что мир заглянул сюда только для того, чтобы позаботиться о черепахах, а вовсе не о людях. В школы здесь ходит менее половины населения. Местные жители хотят дать образование своим детям. Им нужен доступ к рынкам. Они хотят того, что есть у других. Они живут в прекрасном месте у океана, имея очень много свободного времени. Но даже в раю людям может чего-то не хватать. Люди так устроены, что раз за  разом изгоняют себя из  Эдема, потому что у  них всегда остаются желания, недоступные небесам. 255

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Один из  наших местных патрульных сообщает, что нашел еще одного пэнью белимбинга . Эта черепаха чувствует себя прекрасно, но уже почти закончила кладку. А нам нужно найти такую, которая все еще будет копать, потому что для  установки ремня передатчика нужно примерно столько же времени, сколько белимбингу нужно для того, чтобы отложить яйца. За  последние пару лет Скотт Бенсон был здесь уже несколько раз, включая и  первые несколько месяцев этого года, поэтому он знает, что ищет. Когда предстоит работа с черепахой, нужно, чтобы все оборудование было разложено и подготовлено еще до того, как в камеру начнут падать первые яйца. Иначе, когда команда будет натягивать ремни, черепаха начнет закапывать кладку, бить длинными передними ластами и дергаться во все стороны. Из этого ничего хорошего не выйдет. А когда дело касается ремней передатчика, Скотт – перфекционист. К тому же один передатчик стоит 4000 долларов, а одна всплывающая метка – 3500 долларов. Прибавьте к этому командировочные расходы и зарплаты сотрудникам, и вы поймете: хоть черепахи получают электронные устройства бесплатно, нам это обходится в  солидную сумму денег. Так что мы продолжаем искать нужную черепаху. На  этом берегу черепахи гнездятся круглый год  – не  так, как  в других регионах. Но, судя по данным передатчиков, особи, которые гнездятся в начале года, обычно отправляются на юг, в окрестности Новой Гвинеи, и не уплывают слишком далеко. Нам же нужны черепахи, которые откладывают яйца в июне, июле и августе: именно они часто пересекают северную часть Тихого океана и приплывают к западному побережью США. Неужели у этих более ранних и более поздних черепах одинаковые генетические программы? Как раз на этот вопрос и пытается ответить Питер. В рамках своей правительственной работы и выполнения задач, которые подразумевает Закон об исчезающих видах, Питер руководит командами исследователей, а также финансирует исследования морских черепах в Северной и Южной Америке, в Азии и Африке[165]. Закон об исчезающих видах по своему охвату и постановке вопросов стал одним из величайших достижений в истории Америки. В нем заложены благородные и милосердные ценности, которые, я очень надеюсь, помогут нам как  защитить природу, так и  сохранить возможности людей по всему миру. Такова главная идея, и таков идеал. Питеру удалось убедить Национальное управление океанографии и  атмосферы, в  котором он сам работает, в  рамках своей миссии по охране вымирающих видов выделить местным жителям грант в размере 20 000 долларов. За эти деньги местные патрулируют пляжи, ведут учет гнездования, защищают белимбингов и  их яйца от  алчных посягательств. По  здешним меркам, это большие деньги: на них можно купить немало свиней и стручков какао. Но что еще более важно, это придает черепахам новую ценность, ставит защиту природных ресурсов в конкурентные условия с их эксплуатацией, а также помогает людям. Тета объясняет, что деньги поступают через Фонд дикой природы (WWF) и идут на проведение всех исследований, включая наблюдение за черепахами и подсчет гнезд. Идея в том, чтобы придать дикой природе материальную ценность. Тогда, быть может, люди захотят ее беречь; в противном случае естественная среда обитания будет уничтожена ради прибыли. Сейчас деньги черепашьего гранта привлекли здесь всеобщее внимание. Но людям, которые принадлежат культуре, построенной на сплоченности и коллективизме, в которой предпринимательство воспринимается как нечто чуждое, кажется несправедливым, что некоторым платят за наблюдение за гнездами черепах, а остальным нет. Здесь все хотят быть в доле. Те, кто не патрулирует берег, чувствуют себя обделенными, и в этих крошечных сообществах начинаются конфликты. Более того, патрульными работают тридцать человек, так что $ 20 000 уходят 59

59

 «Пэнью» (Penyu) на индонезийском языке означает «черепаха». А белимбинг (Belimbing) – это карамбола, фрукт, напоминающий своей формой спинку кожистой черепахи. – Прим. авт.

256

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

на одни только зарплаты. В одной деревне недавно даже объявили «забастовку». А несколько человек сорвали как планы по расширению лесозаготовок, так и переговоры о создании национального парка. Местные жители хотят сохранить независимую позицию, т. е. быть включенными в любой процесс планирования независимо от его целей. Питер и Тета понимают, что для исследования черепах им придется работать с людьми, разрабатывать новый, более широкий и долгосрочный план, чтобы сделать сохранение природы важной задачей для всего сообщества, чтобы эта идея соответствовала его потребностям. А  потребностей у  сообщества немало. Почти все местные жители время от  времени болеют малярией; от нее умирают дети и старики. Чтобы наладить систему здравоохранения, нужны деньги и разумная политика, в которой медицинские услуги воспринимаются не просто как способ лечения болезней, а как часть человеческого благополучия, включая образование, охрану природы, планирование семьи, свободу самовыражения и самоопределения. Здесь, в  провинции Папуа, Индонезия порой весьма жестоко подавляет сепаратистские движения и заявки на местное самоуправление. Но я думаю, что любое государство, которое действительно будет заботиться о благополучии граждан, получит от них поддержку. –  Я вот подумала: почему черепахи обитают там, где живут бедные люди?  – задается вопросом Тета. В каком-то смысле низкая плотность населения Папуа – великое и ценное достояние. И не только потому, что это предоставляет другим существам такие условия для процветания, которых нет почти нигде в тропиках, но и потому, что деньги и усилия, пусть и небольшие, но вложенные с умом, могут иметь здесь большое значение. Могут помочь людям выбрать ту жизнь, к которой они стремятся. К примеру, местные узнали о туризме и задумались о том, что, возможно, посторонние люди – и не только мы – могли бы захотеть посмотреть на гигантских черепах, девственные леса и великолепных райских птиц. Защитники природы уверены, что экотуризм здесь пока еще невозможен[166]. Папуа находится вдали от всего, сюда трудно добраться, и тут отсутствуют необходимые удобства. Тем не менее тут можно строить школы, развивать здравоохранение, нанимать людей для работы в дикой природе – все это может стать частью общей региональной программы, которая направлена на защиту окружающей среды и в то же время приносит материальную пользу людям. Таков следующий рубеж, к которому должна стремиться охрана природы. Но что тогда произойдет? Здравоохранение способствует росту населения. Появление дорог, транспорта, промышленных товаров, лодок и  мастерских по  их обслуживанию  – все это свяжет местное население с рыночной экономикой, которая начнет вливать сюда деньги в обмен на местные ресурсы: рыбу, черепашьи яйца и древесину. Куда приведет нас этот следующий шаг? Ближайшее современное поселение, Соронг, представляет собой многолюдный грязный портовый город. На катере, который нас оттуда привез, было три навесных двигателя: не для того, чтобы катер плыл быстрее, а на случай замены, если один, или другой, или оба двигателя сразу выйдут из  строя. Когда это происходило, а  это случалось довольно часто, катер не останавливался. Вместо этого молодые люди открывали крышку двигателя и в тесноте, среди дыма, шума, летящих брызг, пропитанных керосином тряпок и открытых канистр, закуривали и начинали прочищать топливные шланги, протирать свечу зажигания, промывать фильтры и даже снимать карбюраторы. Все это время один, а то и два ревущих двигателя продолжали мчать нас навстречу невидимой цели. Когда работали все три двигателя, казалось, что жизнь налаживается. Но в эти короткие промежутки времени и пространства уверенным можно было быть только в том, что долго это не продлится. Такая хаотичная работа навесных моторов казалась мне символом жизни в развивающемся мире. И я не мог ответить себе на вопрос, что лучше: современный мир с его толпами, шумом, опасностями и соблазнами или этот прекрасный пляж и натуральное садоводство при полном отсутствии каких-либо дру257

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

гих занятий и возможностей. Ни то ни другое не казалось мне правильным. Но я думаю, что жребий брошен и очарование современного мира медленно, но верно захватит и это побережье. Стало быть, вопрос надо ставить так: как сделать что-то хорошее, учитывая неизбежные перемены, как найти баланс. К тому же следует быть готовым к тому, что за все придется платить. Следующий белимбинг находится всего в сотне метров. Когда мы подходим к ней, она еще не начала делать кладку. На плече у нее ссадина, а значит, ремень может натереть. Или ктото, увидев черепаху, решит, что это ссадина от нашей сбруи, а это плохой пиар. Бенсон качает головой с фонариком на лбу. Хотя мы обнаружили за  эту ночь на  пляже Уормон еще несколько черепах, ни  одна из  них не  была в  подходящей стадии кладки или  идеальном физическом состоянии, чтобы на нее можно было прицепить трекинговый рюкзак с дорогими побрякушками. Поскольку я буквально только что приехал с  другого конца света, то не  спать всю ночь мне уже не  под силу. Так что в перерывах между черепахами я ложусь подремать на песке, в теплом и сонном воздухе, позволяя реке времени бесшумно течь мимо меня, пока рядом в причудливые узоры сплетаются разговоры о черепахах, людях и возможных вариантах будущего, которые перед нами открыты. На рассвете опушка леса звенит криками филемонов и других невидимых птиц с голосами, подобными флейтам. Будто летучие мыши, рассекают воздух знаменитые бабочки-птицекрылки, серебристо поблескивая в пятнах солнечного света. Сегодня мы поплывем на лодке обратно – на запад. В часе отсюда у пляжа находится массивная скала размером с трехэтажку. Мы проплывали мимо нее по дороге сюда. Она называется Скалистый дом, Бату Румах. Кажется, что этот живописный утес, приютившийся у самого берега, вот-вот упадет со своего пьедестала. В этом месте мы разобьем второй лагерь. В нескольких сотнях метров из леса вытекает небольшой чистый ручей и впадает в море. Здесь находится деревянный дом на  сваях  – это форпост проекта «Белимбинг», хижина для приготовления пищи и кладовая для снаряжения. На кухне управляется сорокалетняя женщина и две девочки-подростка с застенчивыми улыбками. Они готовят на всех еду. Остальные – местные жители, нанятые для наблюдения за черепахами. («Местный» тут – понятие относительное. Ближайшее поселение, Саубеба, – что-то вроде деревушки из тридцати восьми домов  – находится в  четырех часах ходьбы или  даже в  пяти, если ваша кожа белого цвета. Чтобы туда попасть, нужно несколько часов идти на запад вдоль пляжа и пересечь несколько ручейков; по  пути вам будут встречаться кожистые черепахи. Когда подойдете к  большому скалистому мысу, на который никак не взобраться, нужно свернуть в лес и пойти по узкой и крутой, а иногда даже опасной горной тропе. Растительность тут будет очень пышной: большие листья, огромные лианы, толстые стволы деревьев, изысканные гигантские фикусы-душители. По этой тропе вам надо дойти до ручья, а затем спуститься обратно к пляжу; с этой точки будут видны дома.) Темная цапля с желтыми лапами приземляется на пляж, как раз туда, где в море впадает ручей. Пока мы выгружаем вещи, над нами пролетает браминский коршун, похожий на маленького блеклого белоголового орлана. Поскольку мы пришли сюда, чтобы наблюдать за морскими черепахами, позавтракав и установив палатки, мы сразу же решаем поспать. Нам предстоит бессонная ночь. После ужина из  маниоки и  свинины с  овощами мы отправляемся в  сторону заката к участку пляжа, который называется Вармамеди. Это самый восточный из трех пляжей, которые носят общее название Джамурсба Меди и простираются между мысом Джамурсба и мысом Доброй Надежды – в общей сложности около восемнадцати километров длиной. До Вармамеди от лагеря идти меньше часа, но оказывается, что попасть туда непросто. На первом участке пляжа длиной около километра путь то и дело преграждают большие выбеленные стволы дере258

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

вьев, вынесенные прибоем. Мы перелезаем через них, пролезаем под ними, обходим их кругом. Далее на  нашей полосе препятствий длинный участок с  гладкими, отполированными водой валунами; только с помощью палки мне удается удержаться тут в вертикальном положении. Затем около километра мы проходим по чистому, очень мягкому песку. Здесь в глаза внезапно бросаются следы и дорожки белимбингов, проложенные за последние ночи. Рядом с пляжем возвышается еще одна скала, которая с определенного ракурса выглядит точь-в-точь как гигантская кожистая черепаха. Песок взрыхлен и разрыт не только из-за черепах. Тут постарались и другие дикие животные – кабаны. Они оставляют после себя конусообразные кратеры, окруженные скорлупками выеденных яиц кожистых черепах. Вот уж действительно «жемчуг перед свиньями». Кабаны не  являются эндемическим видом на  этой стороне линии Уоллеса. Их завезли сюда люди. И  пожалуй, именно они  – самая большая проблема кожистых черепах. На  этом почти безлюдном острове дикие свиньи наносят им значительный ущерб. Так что лакомиться беконом здесь – значит помогать черепахам. Один японский исследователь попытался поставить вдоль леса невысокий электрический забор, но оказалось, что тогда его нужно тянуть на целые километры, и  к тому  же его постоянно будут повреждать падающие ветви. Парадоксально, что в  большинстве мест дикая природа страдает от  слишком большого количества людей, а здесь же, наоборот, людей слишком мало и некому есть завезенных свиней. Как мне сказали, кабанов здесь настолько много, что свинину всегда можно раздобыть прямо недалеко от лагеря. Никто даже не пытается охотиться здесь, на пляже. Местный слоган по сохранению черепах вполне мог  бы звучать так: «Ешьте больше свинины!» Здесь мясоедение приносит пользу окружающей среде. Питер и Тета ничего не слышали о перечном порошке хабанеро, который жители Флориды используют для отпугивания млекопитающих. Подозреваю, что свиные пятачки не будут рады такому угощению, и обещаю дать моим друзьям нужные контакты. Хотя следов здесь уже много, это еще не главный пляж, поэтому мы идем дальше. Кожистые черепахи, как и другие морские рептилии, по какой-то необъяснимой причине предпочитают именно определенные участки побережья. Два соседних пляжа, одинаковые с виду, пользуются у черепах разной популярностью. Бывает и наоборот: два пляжа совершенно не похожи друг на друга, но черепахам нравятся и тот и другой. Песок на пляже Уормон угольного цвета; здесь, на  Джамурсба Меди, он светлый, и  текстура у  него другая. Видимо, определяющий фактор  – близость к  течениям, которые помогут детенышам выжить и  отправиться в  путь. Во всяком случае, из всех берегов на планете, как освоенных людьми, так и диких, кожистых черепах привлекают лишь очень немногие. Береговая линия тянется на тысячи километров, но  всего два пляжа дают пристанище самой большой сохранившейся популяции кожистых черепах в Тихом океане – этот пляж и Уормон. Маленький отрезок, который можно пройти за день. Я не  хочу сказать, что кожистых черепах больше нет нигде. Конечно, лежбища есть и  на восточном побережье Новой Гвинеи, и  на Соломоновых островах, и  на пострадавших от цунами Никобарских островах и Шри-Ланке, а также в некоторых других местах. Но именно здесь, на бесценных берегах Джамурсба Меди и Уормона, пэнью белимбинги только в этом году оставили около трех тысяч кладок. Невероятно! Вармамеди – пляж, на который мы сейчас направляемся, – первый по плотности гнезд на квадратный метр, притом что его длина составляет всего четыре километра восемьсот метров. Чтобы добраться до основного места гнездований, нужно преодолеть скалистый мыс. Мы решили обойти его через темный лес. И  тут  же на  звуковой сцене ночи появляются новые артисты: насекомые и  лягушки. Вдоль дорожки светятся чудесные люминесцентные грибы. Тем временем экваториальная жара выпаривает из наших тел лишнюю влагу. Выйдя из леса, мы попадаем на пляж Вармамеди. Я выключаю налобный фонарь и достаю бутылку с водой. Пляж испещрен следами черепах. 259

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Нас окутывает плотная тьма. Звезды брызгами рассыпаны на  небосводе под  пологом ночи: небо буквально усеяно ими, и в этой невыразимой тишине астральными облаками переливается Млечный Путь. Галактического света вполне достаточно, чтобы можно было разглядеть, что под  ногами, и  рассмотреть в  темноте свежие следы рептилий. Черепахи могут появиться в любой момент, поэтому мы просто ждем, когда их массивные тени встретятся нам на берегу. Двадцать минут спустя мы замечаем первого в эту ночь белимбинга. Может показаться, что это огромный валун, к которому протянулась темная дорожка следа. Черепаха только начинает делать кладку; выглядит она чистой и здоровой. Бенсон и Питер готовят ремни и передатчик. Поначалу местные жители считали, что передатчики – это пульты дистанционного управления, с  помощью которых Питер и  Скотт Бенсон уводят черепах прочь от  берега, чтобы забрать себе. Они заметили, что ученые стали появляться на берегу примерно тогда же, когда стали исчезать черепахи. Тогда они решили, что ученые, видимо, и есть причина исчезновения черепах. Питер и Бенсон пригласили нескольких жителей деревни поехать с ними в Калифорнию и показали компьютерные карты маршрутов движения черепах из залива Монтерей, полученные с помощью передатчиков. Они объяснили местным, что если передатчик – это на самом деле пульт дистанционного управления, то у кого-то в Джамурсбе Меди тоже наверняка есть такой пульт. Иначе почему черепахи с монтерейскими бирками плывут в Новую Гвинею? Когда кажется, что ремни уже полностью прилажены, Бенсон начинает недовольно ворчать и заново поправляет сбрую. Однако все эти стропы и кольца со специальным покрытием против рачков и водорослей сидят на черепахе так плотно, что их почти невозможно отрегулировать заново. Самка начинает волноваться. Надо все снять, решает Бенсон. Он не хочет рисковать и отправлять черепаху в путешествие с плохо прилаженной аппаратурой. Еще рано; скоро на берегу появится больше черепах. Наша следующая черепаха роет гнездо правильно и  умело. Прежде чем она начинает откладывать яйца, рядом появляются еще две. Скоро тут все будет перекопано. – Так обычно и бывает: все выходят одновременно. Когда мы уже заканчиваем прилаживать к черепахе ремни и ценный груз, на берег поднимаются еще два белимбинга. Сгущается тьма, а наука понемногу движется вперед. К трем часам ночи тут уже около восемнадцати черепах, а мы все отстаем от графика. В силу разных причин поработать нам удалось не со всеми черепахами, многие вышли на берег и вернулись в море раньше, чем мы до них добрались. В результате у нас на руках все еще два передатчика. А вот и выход злодея! На самой большой из черепах, поднявшихся на берег за эту ночь, уже стоит передатчик от японского исследователя. Он несколько раз появлялся на этом берегу и  всегда действовал скрытно. По  его мнению, американцы не  должны работать в  западной части Тихого океана – это прерогатива японцев. Питер пытался объяснить ему, что выслеживает здесь калифорнийских черепах, но это не помогло. Американцам, сказал тот, следует держаться подальше от японской стороны пруда. Он был бы прав, если бы это была Япония. Но и с его черепахой тоже все не слава богу. Чтобы закрепить регистратор погружений размером с сигару, он прицепил на животное полную обвязку. Но, во-первых, эта обвязка предназначена для передатчиков, антенны которых необходимо держать над водой, а к регистратору погружений это вовсе не относится. А вовторых, он мог бы прикрепить этот регистратор к бирке прямо на ласт: тогда ему бы и вовсе не понадобились ремни. Хуже всего то, что его обвязка сделана из некачественных материалов. Нет специального покрытия – черепаха будет обречена таскать на себе скопление водорослей и моллюсков. Подплечники подогнаны неудачно: они явно натирают ей плечи, уже даже видно, что до крови. Кроме того, кольцо, которое соединяет стропы, сделано не из гибких резиновых 260

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

трубок с распадающимися разъемами, а из стального нержавеющего троса, который уже протер бороздки у черепахи на спине. Выглядит так, словно ученый по фотографиям пытался скопировать обвязку в стиле Эккерта, которую используем мы. Но получилось ужасно. К счастью для нас и для черепахи, на пляже присутствуют местные, которым он специально платит за отслеживание своих черепах с регистраторами погружения. (Ему ведь нужно снять регистраторы и записать полученные данные.) Так что мы вручаем этим местным пару кусачек, и они срезают с рептилии всю эту жуткую халтуру. А что было бы, если бы она вышла на берег в двух километрах отсюда? Если бы его люди решили задремать, а мы были бы заняты другой черепахой? И сколько еще их плавает в здешних водах? Всю ночь напролет белимбинги появляются и исчезают. Бенсон ищет еще одну «идеальную» черепаху: такую, чтобы она была в  отличной физической форме и  делала идеальную кладку. Одна кандидатка стоит нам целых полчаса. Мы ждем, а она все копает и копает. Затем возвращается в Тихий океан, так и не отложив ни одного яйца. Когда мы заканчиваем установку второго передатчика, горизонт на востоке уже окрашивается утренними пастельными тонами. Небо алеет, и наступает утро – настолько прекрасное, что, дойдя до наших палаток, мы решаем сесть и насладиться рассветом, хоть и устали от ночной ходьбы. Океан пуст, нет ни одной рыбацкой лодки. Я спрашиваю Тету, почему местные не рыбачат. Она отвечает, что жители окрестных деревень приехали сюда из высокогорья: у них нет ни рыболовных традиций, ни навыков мореплавания. В других местах все совсем по-другому. К югу от Новой Гвинеи у островов Кей живут, возможно, единственные в мире морские охотники на кожистых черепах. Там, как и в заливе Монтерей, дно недалеко от берега резко уходит вниз, поэтому питательные вещества поднимаются вверх и становятся пастбищем для медуз. В этом году островитяне уже загарпунили сорок пять кожистых черепах. Они считаются священной пищей. Но там, как и в других местах, где встречаются черепашьи ритуалы, строгие табу и  традиции постепенно отступают на  второй план, и охота становится коммерческим предприятием. Тета Хитипью и Скотт Бенсон пытаются убедить жителей островов Кей, что необходимо беречь природу и заботиться о ней. Если островитяне будут использовать свои охотничьи навыки иначе – ловить живых кожистых черепах для научных исследований, то культурная традиция этого племени сможет сохраниться и никто при этом не пострадает. По легенде жителей острова Кей, черепахи появились на северном побережье провинции Папуа. Исследования Бенсона это подтверждают. Кроме того, островитяне верят, что кожистые черепахи – это их предки. А поскольку сами предки помогают местным охотиться за священной пищей, они уверены, что черепахи просто не могут исчезнуть. Надеюсь, что и тут они окажутся правы. Тета рассказывает, что незадолго до  моего приезда по  ее приглашению в  Джамурсба Меди приехал вождь племени Кей. Он должен был принять участие в работе по мониторингу гнездований, а также установке бирок и передатчиков. В ту ночь он впервые увидел не только гнездящихся черепах, – он первый раз в жизни увидел черепах, которых никто не пытается убить. Понаблюдав за животными, выходящими из океана, и работающими с ними людьми, вождь был растроган. – Если бы это случилось в Кей, люди сказали бы, что предок вышел на берег и подошел к нам, – сказал он. Когда вождь помогал Скотту Бенсону и  местным жителям устанавливать передатчик, Тета слышала, как  он называл черепаху «Уби»  – «предок». Он шептал ей: «Пожалуйста, не плыви на Кей, тебя убьют. Плыви в обход, и останешься жива». Затем вождь попросил сфотографировать его с черепахами, чтобы показать своему народу, как относятся к их предкам здешние папуанцы. 261

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– Я всегда считал, что жители острова Кей давным-давно приплыли в эти края и многому научили папуанцев. Почему же теперь папуанцы мудрее нас? Почему они не убивают черепах, которым грозит исчезновение? Недалеко от берега спокойно плывет несколько лумба-лумба – дельфинов. Я провел тут всего два восхода солнца и уже полностью потерял счет дням. Единственное, что я помню, – сейчас июль. Свист и  гудение крыльев возвещают прибытие группы папуанских калао. Эти птицы похожи на гигантских черно-рыжих туканов, но только размером с орлов. За ними приятно наблюдать. Вчера я видел настоящего орла – белобрюхого орлана. У него была полностью белая голова, а на широких массивных крыльях – светлая оторочка. Так неожиданно встретить орла на пляже. Вдоль береговой линии пролетает бабочка с крыльями, каждое размером с мою ладонь. Создается впечатление, что всеми этими существами управляет некое подобие разума. Все они делают то, что имеет смысл; кажется, что все они знают, как правильно поступить, чтобы выжить. И бабочка, и филемон, и черепаха, и орлан – все они гнездятся, отдыхают, кормятся и размножаются по мере необходимости. Все они кажутся такими разумными. Но у нас нет никаких доказательств, что у бабочки вообще есть сознание. Мы не можем точно определить, разумны все эти существа или нет. Кто может измерить глубину сознания термитов или черепах? Что они делают, что они знают? Много ли они делают неосознанно? А как быть со сложным и необъяснимым разумом таких вроде бы разумных, но несознательных существ, как мы, ведомые собственным гневом и суевериями? Сколько поступков мы совершаем, не осознавая настоящих причин или обманываясь на их счет? Насколько несовершенен и ограничен наш разум? Если и менее сложные существа могут не быть тем, чем они кажутся, то что говорить о нас? Мы вспоминаем все, что произошло за ночь. Судя по тому, сколько черепах мы видели и сколько еще было при этом свежих следов, я полагаю, что из Тихого океана на пески Вармамеди прошлой ночью вышло более двух десятков особей. Официальные данные еще выше: двадцать девять пэнью белимбингов – только на том участке, где мы работали и провели несколько часов в жаре и темноте. В восемь утра в лагерь приходят двое мужчин; на плечах они несут связанного лианами и привязанного к шесту оленя. Олень не просто связан – одна лодыжка у него содрана до сухожилий, но при этом он все еще жив. Животное фыркает и пытается вырваться. Его прямо вместе с шестом погружают в мелкий ручей недалеко от лагеря. И хотя нос и рот оленя остаются над водой, буквально через несколько минут он умирает – видимо, от шока. Примерно через час мужчины возвращаются с точильным камнем и ножами и ловко потрошат свою жертву. В их жизни все связано. Затем, после ужина из свежей оленины и риса, который проходит здесь, посреди джунглей, мы снова отправляемся на пляж Вармамеди. Снова надо пройти два километра, обойти коряги, перелезть через гладкие валуны, перебраться через сыпучий песок и  срезать угол по лесной тропе со светящимися грибами. Наконец мы на пляже, истоптанном дикими свиньями, исполосованном следами кожистых черепах. В  девять вечера черепаха получает последний передатчик. Через секунду после того, как наша леди, нагруженная всей своей сбруей, входит в волны, она выныривает почти там же, где и  нырнула. Как  будто забыла что-то и  решила вернуться. Но  нет! Это новая черепаха. Невдалеке, в звездном свете, устилающем пляж ночным покрывалом, по берегу карабкаются еще две. Их много: это вселяет надежду, что еще не все потеряно. Может быть, пэнью белимбингов и Джамурсба Меди ожидает счастливое будущее. Тот факт, что здесь много черепах, кажется мне чрезвычайно важным. Может быть, тихоокеанские кожистые черепахи все-таки не  собираются вымирать. Вот  же  он, перед нами  – Тихий океан. Но я приехал недавно, так что решаю обратиться к эксперту. 262

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

– На самом деле сейчас действительно ответственный момент. Почти все основные популяции тихоокеанских кожистых черепах действительно резко сократились, – говорит Питер. – Тут есть пара нюансов: в Малайзии, Мексике и Коста-Рике все действительно плохо. На этом побережье ситуация совершенно другая. В начале 1980-х самок здесь было вдвое больше. Количество гнезд с середины 1980-х до конца 1990-х годов сократилось, по данным 2000 и 2004 годов, на треть. Это повод для беспокойства, но Питер говорит: – Здесь все еще довольно сильная популяция. С чем бы это ни было связано, здесь все иначе, чем в Малайзии, Мексике и Коста-Рике. В  Малайзии некогда была многочисленная популяция, но  теперь она практически вымерла: в течение пятидесяти лет местные раскапывали кладки и забирали почти все яйца. Еще в 1970-х годах ученые предупреждали, что часть яиц надо оставлять. Популяция начала стремительно падать еще до того, как специалисты всерьез занялись инкубаторами, а затем в искусственных контейнерах не могли правильно выставить температуру. Вдобавок ко всему черепахам пришлось столкнуться с жаберными сетями, и это, по словам Даттона, «сильно их потрепало». Их основной пляж некогда был оживленным центром экотуризма  – с  музеем, прибрежными коттеджами и большой статуей морской черепахи. Теперь это место превратилось в заросший лианами город-призрак. Туристы не спасли черепах; наоборот, беспокоили их искусственным освещением. Этот погибший город – яркое доказательство потерянного будущего как для местных жителей, так и для черепах. Люди сами убили курицу, которая несла им золотые яйца. Здесь же, в провинции Папуа, все по-другому. Хотя пляж и пострадал от коммерческих набегов зарубежных судов в 1980-х годах (были уничтожены десятки тысяч яиц), все же в 1990х годах этому пришел конец. Примерно в то же время местные жители тоже перестали откапывать яйца, потому что на берегу появились экологи. Когда Скотт Бенсон пролетает над другими пляжами провинции Папуа, то иногда видит людей, которые раскапывают черепашьи гнезда и при виде самолета машут рукой. Но здесь природоохранные организации платят местным жителям за патрулирование берега. Живые яйца стоят больше. Вот так вот просто, говорит Тета. А Питер добавляет: – У нас еще есть время, но важно использовать его правильно. Как только основная популяция начнет исчезать – все, конец. На восстановление уйдет лет сто. Это очень сложно. Получается, что Питер не верит в восстановление популяций в Мексике и Коста-Рике? – Ну… – Он глубоко вздыхает. – Я отказываюсь верить, что кожистые черепахи восточной части Тихого океана вымрут. Я все время думаю, что это произошло из-за неправильных действий в прошлом. Из-за того, что люди выкапывали яйца, из-за дрифтерных сетей… Теперь же с этим покончено. И я все время говорю себе: «В следующем году популяция будет восстанавливаться», все время так думаю. Может быть, это просто бред… Он смотрит на меня и смеется. Затем Питер переводит взгляд вверх, словно ищет ответ на небесах. На самом деле он просто смотрит, взошло ли созвездие Скорпиона. Здесь увидеть созвездия нелегко; они прячутся среди мириадов звезд. Значит, это правда: разные популяции справляются по-разному. Это заставляет меня поновому посмотреть на любопытный факт, который побудил меня отправиться в путешествие: в Атлантическом океане популяции морских черепах восстанавливаются, а в Тихом кожистые и  некоторые другие виды черепах находятся на  грани исчезновения. Действительно  ли это правда? Все не  так просто. Побывав там и  здесь, я теперь лучше понимаю важность «некоторых нюансов», о которых говорил Питер. Не все тихоокеанские кожистые черепахи находятся 263

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

в одинаковом положении. В Малайзии они практически вымерли. В восточной части Тихого океана – от Мексики до Коста-Рики – гнездовья резко исчезают. Но вот эти черепахи, которые путешествуют между Новой Гвинеей и западным побережьем Северной Америки, держатся молодцом. Такой парадокс не может не вызвать вопроса: как так получилось, что в одном и том же океане какие-то популяции выживают, а другие вымирают? Мы идем по  песку, и  я мысленно перебираю все, что видел в  своих путешествиях. Я пытаюсь учесть все детали и составить наиболее обоснованное предположение. Существует определенная закономерность: каждая пострадавшая популяция Тихого океана десятилетиями подвергалась интенсивному разграблению гнезд. В тех популяциях, которые продолжают вымирать до  сих пор, взрослые особи по  той или  иной причине погибают в океане. В тех популяциях, которые сейчас восстанавливаются, как минимум пару десятилетий действуют защитные меры по охране гнезд, а взрослые особи отличаются высокой выживаемостью. Кажется, будто существует какая-то связь между защитой яиц на пляжах и выживанием взрослых особей в океане. Но какая тут может быть связь? Крупных морских черепах в океане чаще всего губят рыболовные сети. Главным орудием убийства кожистых черепах сегодня считают ярусные сети. Гнездящиеся особи, которых мы часто встречаем на пляжах, со шрамами от лески, ужасными травмами и ранами от крючков, красноречиво это подтверждают. Но есть еще одна коллизия: на пути за кормом черепахи сталкиваются с одними и теми же рыболовными судами, при этом одни популяции вымирают, а другие нет. Так, например, в  странах Карибского бассейна на  одних пляжах количество кожистых черепах остается стабильным, а  на других стремительно растет. Популяция на  СантаКрус, которую ученые изучают дольше всего, сейчас увеличивается быстрее всех остальных в  мире[167]. На  острове Санта-Крус, как  и в  других местах, встречаются черепахи с  явными шрамами и следами от лески. Тем не менее Донна и Питер Даттон, а также их коллеги в статье для журнала Biological Conservation 2005 года заявили: «Взрослые самки кожистых черепах более устойчивы к опасностям открытого океана, чем считалось до сих пор. Об этом свидетельствуют многочисленные особи, которые возвращаются на пляжи острова Санта-Крус, несмотря на открытые раны, шрамы от рыболовных снастей и другого морского мусора, а также застрявшие в их ластах ярусные крючки». Популяция регулярно сталкивается с рыболовными снастями, но  при этом ежегодно выживает до  90  % взрослых особей. Без  рыболовных снастей и всех этих страданий выживаемость наверняка была бы еще выше. Но 90 % все равно очень высокий показатель. Настолько высокий, что это спасает целую популяцию, оказавшуюся на краю гибели. Если рыбная ловля в открытом море действительно была бы основным фактором, который определяет численность черепах, то тогда все популяции, чьи маршруты в океане пересекаются, чувствовали бы себя одинаково плохо или хорошо. Ясно, что это не так. Хотя черепахи проплывают в открытом море через одни и те же рыболовные сети, одни популяции растут, а другие вымирают. Очевидно, что тут действуют некоторые локальные факторы. Может быть, на каком-то берегу возле пляжей для гнездования много местных рыбаков. Также важно помнить, что во всех популяциях кожистых черепах, которые недавно начали резко сокращаться, гнезда десятилетиями раскапывали браконьеры. Так что же убивает взрослых особей? Один из вариантов – старость. Популяция вымирает, потому что лишилась целого поколения молодняка из-за разграбления гнезд: теперь некому занять место взрослых особей, которые достигают естественного конца своей жизни. Если в прошлом не было детенышей – в настоящем не будет молодых. 264

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Как я уже сказал, это одна из версий. Но очень правдоподобная. Этим можно было бы объяснить связь между интенсивным сбором яиц и  высокой смертностью взрослых особей, а также связь между тщательной защитой яиц и высоким процентом выживания взрослых особей. Иными словами, популяции начинают восстанавливаться за счет высокой выживаемости взрослых; когда гнезда на протяжении многих лет находятся под защитой, из яиц вылупляется много детенышей, которые затем вырастают и, в свою очередь, начинают откладывать яйца. Эта же логическая цепочка объясняет, почему популяции, страдающие от одних и тех же рыболовных судов в открытом море, показывают такие разные тенденции. Все это говорит вот о чем: возможно, наиболее важный фактор для черепах – это ситуация на местных пляжах. Всемирный союз охраны природы уже предупреждал о том, что в течение многих лет популяция может казаться вполне стабильной, но сбор яиц уничтожает следующие поколения, и, «когда наступает спад, он резкий, стремительный и долгосрочный» [168]. Вот куда меня привели путешествия и  сегодняшние размышления. Кажется, что этой обнадеживающей гипотезой можно объяснить все, что я знаю о падении популяций и об их восстановлении. И если моя гипотеза верна, то даже популяции, попавшие в беду, могут восстановиться просто благодаря тщательной заботе о гнездах. Это поможет выиграть время на долгосрочную задачу – исправление и модернизацию рыбного промысла. Все необходимое для этого уже есть: на большинстве крупных пляжей сбор яиц находится под контролем, а проблемам рыболовства уделяется все больше внимания. (Соединенные Штаты экспортируют методы сокращения прилова черепах на ярусных судах. И в ответ на призыв ООН сократить ярусный промысел на  20–30  % Тайвань уже уменьшает свой ярусный флот на  120 судов [169].) Самая быстрорастущая популяция кожистых черепах в мире выжила именно благодаря тому, что год за годом активисты спасали буквально каждое гнездо на берегу. Эта линия аргументации объясняет почти все, что я знаю, но она не учитывает того, чего я не знаю. Если интенсивность ярусного лова в разных океанах различается, то, возможно, все выглядит иначе и нас ожидают совсем иные перспективы. Маршрут кожистой черепахи, которая гнездится в западной части Тихого океана, по сравнению с маршрутом черепахи, которая гнездится в Мексике и Центральной Америке, как правило, проходит чуть дальше к северу. Стало быть, по большому счету каждая из них встречается на своем пути с разными рыболовными сетями. К тому же тихоокеанские кожистые черепахи растут медленнее, и, чтобы дожить до взрослого возраста, им требуется больше времени, чем обитателям Атлантики. По сути, они находятся в более тяжелом положении. А мы уже знаем, что в Атлантике гнездится больше черепах, они чаще откладывают яйца и в целом яиц получается больше. Это один из важных моментов. Но  главный вопрос остается в  следующем: можно  ли местными усилиями на  том или ином пляже влиять на будущее целых популяций? Относительно Атлантики ответ полностью положительный. Но вопрос этот гораздо более актуален в Тихоокеанском регионе, ведь именно здесь ситуация стала критической. Пока я пытался во всем этом разобраться – путешествовал, разговаривал, гулял и размышлял, кто-то другой сидел в  научной лаборатории и  вел сложные расчеты. Через пару месяцев после того, как  я вернулся домой, коллега прислал мне недавно опубликованное исследование, которое немного иначе подошло к  тому  же самому вопросу. В  исследовании сравнивалась смертность тихоокеанских кожистых черепах от ярусного промысла со смертностью от «прибрежных источников», таких как убийство гнездящихся самок и сбор яиц. Статья оканчивалась поразительным заявлением: «Результаты ясно показывают, что, помимо ярусного лова, исчезновение кожистых черепах связано и с другими факторами… Если даже полностью исключить смертность от ярусного лова в восточной и западной частях Тихого океана, это не предотвратит вымирания черепах. Чтобы популяции начали восстанавливаться, нужно снизить прибрежную смертность». К этому выводу привела всего лишь одна математическая 265

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

модель, но мне она показалась довольно интересной: автор с помощью математики ответил на тот же вопрос, на который я пытался ответить с помощью логики и личного опыта. При этом мы оба пришли к одному и тому же выводу. Истории прочих видов тоже могут послужить доказательствами этой теории. Популяция зеленых черепах с атлантического побережья Коста-Рики выросла несколько лет спустя после того, как ее гнезда начали защищать. Да и в целом на берегах Карибского бассейна, где многие популяции в стабильном состоянии или даже увеличиваются, с середины 1980-х годов с расхищением гнезд стали активно бороться (спасибо за это Сети по сохранению морских черепах Карибского бассейна и Карибской корпорации по охране природы, а также Закону США об исчезающих видах). Это не значит, что рыбаки ни в чем не виноваты. Рыбная ловля убивает очень много черепах, не говоря уже о том, сколько при этом выбрасывается рыбы. Все это нужно исправить. Но, как писал Джим Спотила со своими коллегами, «нелегальный сбор яиц сам по себе может довести популяцию кожистых черепах до исчезновения. Если прибавить к этому смертность от рыбной ловли – черепахи исчезнут гораздо быстрее» [170]. Этот ученый тоже сделал компьютерную модель и обнаружил, что если количество яиц и уровень выживаемости детенышей увеличить вдвое, то даже при умеренной смертности, вызванной рыбным промыслом, численность популяции увеличится вдвое за сорок лет. К тому же ученый отметил, что «очень высокая смертность яиц и детенышей уничтожит популяцию кожистых черепах быстрее, чем низкий и  средний уровень взрослой смертности; более того: очень высокая выживаемость яиц и детенышей будет компенсировать низкий и средний уровень смертности взрослых особей»[171]. Еще одна поучительная история произошла в другой точке Индо-Тихоокеанского региона. Черепашьи острова Филиппин и Малайзии находятся в пределах видимости друг друга. В 1972 году правительство Малайзии запретило сбор яиц на своих островах. В течение пятнадцати лет там сокращалось количество гнездящихся самок, но внезапно оно стало расти, и уже к 2001 году количество гнезд превысило уровень 1960-х годов. Все это достижимо. Нужны терпение, настойчивость и дальновидность. В Черепашьем парке губернаторства Сабах гнездятся теперь не три тысячи, а десять тысяч самок зеленой черепахи в год; в результате туристическая сфера в регионе выросла на 28 % и теперь приносит миллион долларов в год. Между тем на Филиппинских островах люди продолжают активно собирать яйца, и количество черепах у них снизилось на 80 %[172]. Все эти рассуждения сходятся в одном важном пункте: если местные начнут заботиться о своих побережьях, черепахи могут вернуться. И это действительно происходит. Когда местное население начинает беречь природу и разумно распоряжаться ее ресурсами, это дает шанс на результат. Вся надежда на местных. Я знаю, что игнорирую важные моменты. К  примеру, как  изменится рыболовство? Как непредсказуемый фактор – выбросы углекислого газа – повлияет на все, что находится над  и под  потеплевшей поверхностью океана? Окажется  ли, что охота на  черепах в  ЮгоВосточной Азии уничтожила австралийские популяции, или люди там, как и во многих других частях мира, смогут понять, что живые черепахи стоят больше, чем мертвые? Но я не пытаюсь ответить на вопрос: «Каковы все возможные проблемы?» (В каждой стране, где я побывал, на этот вопрос находились свои ответы.) Я пытаюсь ответить на вопрос: «Можем ли мы восстановить популяции черепах?» Я пытаюсь проанализировать все, что видел, и определить, что мы можем сделать в своей жизни, чтобы немного исправить ту ситуацию, в которой мы уже оказались. И, судя по тому, что я вижу, у нас есть надежда. Все специалисты с  большим стажем  – Питер Даттон, Лаура Сарти, Скотт и  Карин Эккерт, Скотт Бенсон, Салли Мерфи, Джим Спотила и Фрэнк Паладино – работают благо266

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

даря надежде. Никто из них не замалчивает проблем, никто не смотрит на них сквозь розовые очки. Наоборот, они были первыми, кто забил тревогу. Они были в отчаянии, но продолжали бороться, несмотря ни на что. Я понял это, когда наблюдал за ними – настоящими профессионалами, способными довести начатое до конца. Нельзя отчаиваться, нельзя давать потоку проблем унести вас за собой. Нужно сосредоточиться на том, что может сработать, что может помочь, что еще можно предпринять. Нужно схватиться за это и не отпускать. И они увидели то, что теперь увидел и я: ситуацию еще можно улучшить. Это и есть надежда – вера в то, что все еще можно исправить. Мир принадлежит людям, которые не сдаются. –  Одна ситуация запала мне в  память,  – говорит Питер Даттон,  – однажды я стоял на  пляже в  Санта-Крус и  думал: «Все кончено», а  потом оказалось, что нет,  – я ошибся. В смысле долгое время положение казалось очень удручающим. Порой мы выходили на берег несколько ночей подряд, и раз за разом не было ни одной черепахи. Иногда мы встречали всего пять в неделю. И мы невольно задавались вопросом, зачем вообще нужно защищать яйца, если их так мало. Наши усилия казались бессмысленными – все равно ничего не сработает. Но проходит пятнадцать лет, и мы видим на берегу новых черепах. Значит, все-таки сработало! За двадцать лет, с 1980 по 2000 год, численность кожистых черепах на острове СантаКрус выросла в десять раз, с двадцати до двухсот ежегодно гнездящихся самок. Количество детенышей выросло с двух до пятидесяти тысяч, и конца этому не видно. Так что да, имело смысл год за годом спасать несколько яиц и защищать гнезда, которые иначе были бы обречены. Питер видел, как в 1987 году популяция атлантической ридлеи практически полностью исчезла. – Это было очень тяжело, – вспоминает он. – Снова проходила ночь за ночью, а черепахи не появлялись. Я помню, мы сидим в лагере и говорим, что вскоре на берег выйдет последняя самка. Но и тут они оказались не правы. Теперь уже все согласны, что заслонки для черепах в креветочных сетях помогли восстановить популяцию атлантической ридлеи, и это правда. Однако мало кто понимает, что еще одной причиной вымирания ридлеи был массовый сбор яиц в коммерческих целях. Благодаря эффективной защите гнезд популяция начала восстанавливаться еще до того, как устройства для улавливания черепах стали обязательными. В южноафриканской провинции Тонгаленд, которая теперь называется Квазулу-Натал, тридцать лет тщательной защиты черепашьих гнезд привели к созданию прибыльной туристической сферы. Количество гнездящихся самок кожистых черепах здесь увеличилось с, казалось бы, безнадежного минимума – пять особей – до одной сотни[173]. – Я думаю, что в будущем, – говорит Питер, – когда речь будет заходить о тихоокеанских кожистых черепахах, все будут сразу вспоминать вот эти поворотные точки. На основных пляжах сбор яиц уже начинает контролироваться, и если мы не дадим распространиться жаберным сетям, если сможем ограничить ярусный лов, то, может быть, лет через шестьдесят или семьдесят мы увидим, что многие популяции восстановились. В Мексике я стоял на пляже с Лаурой Сарти, – добавляет он, – и видел, что она переживает то же отчаяние, ту же пустоту, что я – на берегу в Санта-Крус. Но она еще не знала, что на смену этому отчаянию приходит новое чувство – надежда, что черепахи могут вернуться.

267

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Песнь для очарованных  

Кожистая черепаха – одно из немногих по-настоящему разумных существ. О том, что она такая, как мы, я сужу по ее способности плакать: плачут только люди. В древние времена все разумные существа могли свободно общаться между собой. Затем в какой-то момент эта способность была утеряна, но кожистые черепахи до сих пор понимают наши слова и песни. Много тысяч лет верховья Калифорнийского залива были домом для индейского племени сери. С незапамятных времен центром притяжения их культуры был большой холмистый остров Тахеджок (Исла-Тибурон по-испански). Люди племени сери верят, что землю сотворила Черная черепаха, а их скалистый остров создала Кожистая черепаха, подняв из воды свою спину. В  зубчатых гребнях острова Тахеджок и  сейчас можно различить очертания ее панциря[174]. Бóльшая часть народа сери вымерла еще сто лет назад от войн и болезней, которые принесли сюда европейцы: из 5000 человек тут осталось всего 110 (население сократилось на 98 %, как популяция кожистых черепах в Тихом океане). К сегодняшнему дню население выросло: теперь их уже 750 человек, но они по-прежнему считаются исчезающим коренным народом. Но главное, что сери выжили благодаря тому, что изо всех сил держались за свой язык, свою землю и свои традиции. Народы северо-западной части Тихого океана полагались на лосося, индейцы американских прерий – на буйвола, а у племени сери были морские черепахи. Живя на земле, созданной черепахами, и в мире, который они сотворили, сери считали мясо черных черепах своим основным источником пищи, брали их кожу, использовали панцири в качестве кровельного материала, делали из них всевозможные игрушки и приспособления. Черная черепаха была основой их экономики, а кожистая почиталась как священное животное. Никто не собирался уничтожать всех черепах специально для того, чтобы заморить голодом народ сери, как это систематически делало правительство США с другими индейскими племенами, отстреливая буйволов. Но  когда в  результате браконьерства и  промышленного лова рыбы популяции черепах стали сокращаться, идентичность и  экономика народа сери оказались разрушены. Лишившись природных богатств, бывшие охотники, подобно другим коренным народам, стали зависимы от изменчивой сферы денежных отношений. Теперь им приходится – в угоду заезжим туристам – вырезать изделия из панцирей черепах. Раньше, когда у берегов острова внезапно появлялась редкая в этих краях кожистая черепаха, народ сери чествовал ее четырехдневной церемонией. Ни одно другое животное не пользовалось у них таким почтением[175]. Но когда исчезает целый вид, то и культура, возникшая в тесном переплетении с этим видом, тоже может погибнуть; от  генеалогического древа человечества отсекаются целые ветви, мир лишается культурной сложности, и на месте былого многообразия остается пустой ландшафт – мир становится все более плоским и однородным. Впрочем, культурные ценности тоже могут выжить и адаптироваться. Теперь опытные охотники на  черепах из  народа сери сотрудничают с  учеными, которые обратились к  ним за  помощью. Ведь индейцы наблюдают за  морскими черепахами с  незапамятных времен и  знают об  их популяциях, передвижениях и  пищевых привычках много такого, что лишь недавно стало предметом изучения науки. Кожистая черепаха никогда не была частым гостем на родине племени сери, в верховьях Калифорнийского залива. Если же она все-таки приплывала, люди тотчас бросали все свои дела. Церемония чествования черепахи всегда происходила внезапно: все зависело от  того, когда явится на берег сама Священная. Если кто-нибудь из рыбаков замечал черепаху в море, он тут  же созывал всю деревню, и  тогда, собравшись на  берегу, индейцы начинали призы268

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

вать черепаху пением. Некоторые рассказывают, будто в ответ на пение черепаха просто выходила на  берег. По  другой версии, рыбак протыкал ласт кожистой черепахи копьем, а  затем ее вели к  побережью с  помощью песни. Оказавшись на  пляже, кожистая черепаха проводила там четыре дня. За это время индейцы церемониально расписывали ей панцирь и прямо на пляже строили над ней священный балдахин. В конце концов она возвращалась обратно в воду в сопровождении пения. Сери знают, что черепахи понимают их песни. Ученые с этим тоже согласятся. – Бывает, что сидишь в лодке и целый день ничего не видишь. И тут старейшина начинает петь – глядишь, а в паре метров выныривает черепаха, – рассказывает этнобиолог доктор Гэри Нэбхэм. – Похоже, что между этими людьми и черепахами действительно есть какая-то связь. Доктор Джефф Семинофф, биолог из  Государственной службы США, рассказывает вот что: – Я как-то вышел в море с двумя опытными охотниками на черепах. День был ужасный: холодно, пасмурно, ветрено, сильные волны. «Мы собираемся найти черных черепах», – сказали они мне. «Сомневаюсь», – подумал я. Мы поплыли к месту, которое они называют Черепашьим домом. Когда мы добрались, там был жуткий ветер, и я подумал: «Что мы вообще здесь делаем?» И тут старейшины стали петь черепашью песню народа сери. Через пять минут дождь прекратился, тучи разошлись, вода успокоилась. И – говорю вам абсолютно серьезно – на поверхность вынырнули черепахи. Я был потрясен. Но сери сказали мне деловито: «Вот так мы вызываем черепах, и они приходят». Возможно, действительно существует какая-то связь, которую мы не замечаем. У некоторых ученых и дрессировщиков тоже устанавливаются особые отношения с животными, о которых они заботятся. Есть такое наблюдение: когда умирает хозяин собаки, ее бьет дрожь, она воет словно бы от горя. Специально обученные «медицинские» собаки за несколько часов предупреждают хозяина об эпилептическом припадке. У профессиональных натуралистов вполне могут развиться сверхспособности, которые позволят им чувствовать приближение животных и понимать их поведение. Так что я ко всем этим историям отношусь с большим интересом. Они расширяют наши представления о человеческом опыте общения с животными, поднимают важные вопросы. Это хорошие истории. Явление кожистой черепахи и связанная с ним церемония были самыми священными событиями в жизни народа сери. Но начиная с 1940-х и вплоть до 1970-х годов время ожидания прихода черепах стало удваиваться каждые десять лет. В 1940-х годах кожистая черепаха посещала берег примерно раз в два года. В 1950-х годах появились всего две-три черепахи. В 1960-е годы – одна или две. По мере того как священных животных становилось все меньше, эта уникальная церемония постепенно стиралась из культурной практики, а затем и из памяти народа. Последний раз полную церемонию провели в  1980  году. К  1997  году большинство населения племени никогда не видело этого почитаемого существа живьем. Однажды рыбаки нашли на берегу кости и панцирь черепахи, и старейшины решили все равно провести священную церемонию – явное указание, что эпоха ушла в прошлое. Через восемь лет, когда оказалось, что за четверть столетия остров народа сери не посетила ни одна кожистая черепаха, старейшины решили, что если Муснипол не может больше явиться сам, то они вышлют делегацию в последние логовища Муснипола, даже если для этого придется покинуть родные края. Мы находимся на  пустынном берегу, окруженном со  всех сторон водой, недалеко от южной оконечности Бахи – за восемьсот километров от земли народа сери. На горизонте, словно подняв руки, в небо впивается гигантский мексиканский кактус. Это место называется Агва-Бланка. Пятерым индейцам племени сери, невероятным образом попавшим в такую даль, оно совершенно незнакомо. Делегацию возглавляет 73-летний матриарх  – Клеотильда Моралес. Ее сопровождают три молодые женщины чуть старше двадцати лет. Эти три юные делегатки никогда не летали 269

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

в самолетах, никогда не видели Тихий океан. Основная часть культурного багажа народа сери хранится в  песнях и  передается через пение. Клеотильда  – искусная певица и  дочь искусного певца (у них существует что-то вроде королевской династии). Внешне она не выделяется ни красотой, ни пышностью наряда, однако нельзя не заметить уважения и почтения, которые оказывают ей окружающие. Ее сын Хосе Луис говорит так: – Моя мать – очень важный человек, потому что хранит в рассказах и песнях знания нашего народа. Все это в ней, всего этого не запишешь в книгу. К  делегации присоединились еще человек десять: в  основном это ученые, защитники природы, и даже один капитан ярусного судна. Все они призваны сюда силой кожистой черепахи для решения общих задач. Также среди нас присутствует мексиканский эксперт по кожистым черепахам  – Лаура Сарти. Примечательно, что работа здешнего питомника финансируется ярусоловами Калифорнии и  Гавайских островов. Рыбаки здесь решили так: «Пока ситуация с черепахами не исправится, у нас будут проблемы». За весь сезон здесь было обнаружено только шесть гнезд кожистой черепахи. Все эти кладки были, очевидно, сделаны одной-единственной самкой, оставшейся на берегу. Теперь представители народа сери с  прагматизмом, присущим истинным охотникам-собирателям, готовятся исполнить обряд чествования кожистой черепахи и отдать дань уважения вылупившемуся детенышу, вместо того чтобы ждать, пока черепаха сама явится на берег. В  крошечном сарайчике питомника, полевой станции, состоящей всего лишь из  двух помещений, появился новый выводок кожистых черепах. Все это странно: древние черепахи, спящие в  инкубаторах, коренные народы, путешествующие за  океан, рыбаки, пытающиеся снова вернуть живых существ в море, и биологи, которые не собираются больше сидеть в кабинетах, а берутся за дело засучив рукава, – все они меняют свой привычный способ существования, чтобы жизнь продолжалась. Новые сообщества возникают благодаря переменам, и в центре нашего сообщества, собрав всех нас вокруг себя, находится священное животное народа сери, сколь могущественное, столь и уязвимое. Сери считают кожистую черепаху священной в религиозном смысле. Я же считаю ее священной с практической точки зрения. Мистический взгляд на животных имеет смысл, но не потому, что приближает нас к реальности, а потому, что дает нам шанс на выживание. В этом кроются суть и сила обрядов поклонения: какой бы миф о сотворении неба и земли ни исповедовал человек, само согласие преклониться перед высшей силой освещает ему путь вперед. Клеотильда раздает всем по веточке хиптиса. Этим жестом она одновременно благословляет нас и настраивает на ритуал. Сама она держит веточку бурзеры мелколистной. По легенде, когда морская черепаха достала землю со дна океана и сотворила сушу, эти два растения появились первыми. Вид вылупившегося детеныша, этого маленького criatura60, нежного младенца, ради которого жрица отправилась в  паломничество всей своей жизни, трогает Клеотильду до  слез. Поскольку кожистые черепахи никогда не гнездятся в том далеком северном краю, где находится родина сери, то, вероятно, представители этого народа впервые видят перед собой детеныша Муснипола. Клеотильда ведет себя с  ним так, словно это ребенок ее близкого друга. Меня интригует это чувство родственной связи. Это не суеверие, не первобытный предрассудок. Более того: я очень хотел бы, чтобы это чувство было знакомо всем людям в мире. Три юные женщины поднимают руки и окружают Клеотильду; та начинает петь песню любви и желает черепахе остаться целой и невредимой. Ритм этой песни напоминает мелодии коренных американцев, которые исполняются под тамтамы. Старческий голос Клеотильды не отличается сладостью или мелодичностью, но в нем есть хрупкость и красота, как и во всем настоящем. В нем звучит многолетний опыт народа, который многое видел, многое претерпел, 60

 Criatura (исп.) – существо, новорожденный младенец, малютка.

270

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

но все-таки выжил. В этом пении есть глубина и завораживающая сила. Так звучит голос человеческого духа, вырвавшегося в пустыню, словно сова, что вылетает в сумерки. Когда Клеотильда заканчивает петь, мы кладем свои ароматные подношения. После этого люди сери уже не называют черепаху Мусниполом – теперь она зовется «Беззащитная» (Xica cmotomanoj). Впредь они будут называть ее только этим почетным именем, избегая прямого обращения. К  полудню представители сери заканчивают сооружать церемониальный балдахин из перекрещенных ветвей, с крышей из зеленой листвы и цветных лент. Балдахин получился довольно большой: в его тени вполне может укрыться взрослая кожистая черепаха. Женщины сери теперь одеты в яркие церемониальные наряды. На них длинные юбки, а на головах широкие красные повязки. Они рисуют тонкие узоры и зигзаги друг другу на скулах и на носу[176] – красные и синие линии, синие ромбы, белые точки. У Клеотильды самый смелый и яркий рисунок. Накраситься должны все: когда подходит моя очередь, я неожиданно понимаю, насколько это сближает. Теперь Клеотильда, насыпав гальки в пластиковую бутылку, сделала из нее погремушку и  раскрасила сверху зигзагами, изображающими изменчивый свет поисков прозрения. Она начинает петь и танцевать вокруг балдахина. Затем садится и молча сидит под палящим солнцем пустыни. Яркий свет рисует глубокие тени на ее морщинистом лице, пряди волос развеваются на ветру. Через каждые несколько минут она внезапно заливается новой песней, словно крапивник, поющий на кактусе. Поет минуту или две, иногда обходит балдахин кругом. Это делается не для зрителей, и мы собрались здесь не в качестве публики. Ее песни – не спектакли. Это заклинания, священный обряд, ритуал. Их ценность не зависит от присутствия других людей. Песнопения и  священнодействия продолжаются весь день. Когда  же наступает ночь, Клеотильда в свете костра поет для всех, кто хочет танцевать. Ее товарищи устраивают что-то вроде огромной настольной игры коренных американцев. С помощью обрезков плотного кактуса они обозначают круг диаметром примерно четыре шага. Игроки бросают палочки, помеченные как игральные кости; сколько выпало, на столько ходов можно продвинуть свои фишки по кругу. В танцах и играх проходит несколько часов, и за это время наша небольшая группа не очень знакомых между собой людей превращается в дружеское сообщество. За  ночью приходит день. Крутой берег простирается далеко на  юг, к  виднеющимся на горизонте голубоватым скалистым горам. А с северной стороны пляж просто растворяется в дымке. В какой-то момент ночью в паре километров отсюда на берег выходила взрослая самка кожистой черепахи. Молодые женщины сбились в кучку в благоговейном страхе: для них эти мощные следы – самое близкое прикосновение к Священной. Ближе к вечеру биологи забирают детенышей из их песчаного инкубатора, взвешивают и измеряют каждого, беспрекословно следуя ритуалам, предписанным наукой. Мы собираемся выпустить всех, кроме одного. Этого осторожно относят под балдахин, и там Клеотильда проводит посвященную ему церемонию. По традиции взрослую кожистую черепаху разрисовывают яркими узорами, но этому малышу Клеотильда просто ставит на спинке несколько белых пятнышек. Согласно замыслу церемонии, оставшуюся часть выводка мы выпустим. Но этот невинный «избранный» детеныш еще два дня будет объектом поклонения племени сери. Мне кажется, что, если продержать детеныша два дня в пустыне, на воздухе и без доступа к воде, он может умереть. И тогда это станет катастрофой, противоречащей всему смыслу церемонии. Никто еще никогда не проводил четырехдневную церемонию с «Беззащитным», который был  бы настолько беззащитен. Мы готовимся выпустить остальную часть выводка, и  я думаю, что Клеотильде следовало бы помазать сразу двух черепах (одну – про запас, для подстраховки). Но ничего не говорю. 271

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Клеотильда оставляет помазанного под  балдахином всего на  несколько минут, потом забирает его с собой, чтобы он сопровождал нас на пляж, где мы отпустим на волю его братьев и сестер. По мнению народа сери, мы все – братья и сестры. Мы одна семья: и люди, и черепахи. Будучи биологом, изучавшим эволюцию на практике и по книгам, я разделяю это мнение. Вслед за певицей из древнего племени мы поднимаемся на двенадцатиметровую дюну, отделяющую море от пустыни. Не переставая петь, Клеотильда несет «Беззащитного» в руках. Остальной выводок везут в  специальном контейнере из  пеноматериала. Солнце опускается к горизонту и окрашивает в пастельные тона небо и пустыню. Прибой становится громче. Не успели мы взобраться на песчаную дюну, как серый кит прямо за линией прибоя уже разворачивает в небе длинную гирлянду белого пара. Индианка запевает песню кита, и все вокруг озаряется волшебством. Мы опускаем на землю контейнер со священным выводком. Жрица становится на колени и кладет на песок одного детеныша за другим, напевая песню кожистых черепах. Детеныши медленно движутся по крутому берегу, неохотно перебирая ластами, будто инстинкт манит их к морю, но колдовская песня Клеотильды удерживает на месте. А может быть, это я сам начинаю по-новому ощущать время – здесь, где вера встречается с наукой, а горе сливается с надеждой. Воздух пропитан энергией, и это не просто надежда. Это уверенность, равная по силе молитве. Я знаю, что, если долго и упорно тратить на что-то свои силы и верить в результат, будущее можно изменить. Детеныши движутся вперед. Набегающая волна опрокидывает «беззащитных», переворачивает их, но они снова встают на ласты. Следующая волна опять отбрасывает их на берег, но даже и эта неудача не может поколебать их стремление двигаться вперед. И вот океан наконец увлекает их за собой. Никто не говорил, что их жизнь будет легкой, и сейчас, когда они только вступают на этот путь, никто не оградит их от трудностей и препятствий. Прямо к полосе прибоя подплыли сразу три кита, как будто они специально собрались здесь, чтобы нас поприветствовать. Наверное, это просто удивительное совпадение, и все же мне немного не по себе. Клеотильда внезапно отклоняется от предписанного сценария и освобождает «избранного», чтобы он вышел в море вместе со своими братьями и сестрами в этот благоприятный момент. Маленькая черепашка бросается догонять своих, но вдруг останавливается, будто не в силах расстаться с волшебной песней Клеотильды. А она поет и ободряюще машет руками, указывая на море. И  вот, когда последний детеныш отдает себя во  власть бесконечной тайны, ближайший кит поднимает из воды свою огромную голову, словно проверяет, все ли в порядке. Это настолько необычно и неожиданно, настолько соответствует духу нашей церемонии, что у меня по спине бегут мурашки. Вот малыши и покинули нас, нырнули в пенистое кружево и скрылись под поверхностью океана. Они отправились в великое путешествие, в котором им понадобятся все их силы и способности. И никогда на своем пути не будут они останавливаться, чтобы задаться вопросом «а что, если?». Ведь жизнь – это по большому счету история, которую мы сами себе рассказываем, а вся наша суета – лишь стремительный рывок навстречу неведомой вселенной. Ничего более.

  ***  

Далеко за  полночь в  свете ночного костра продолжаются ужин, пение, танцы и  смех. Впрочем, никто не следит за временем. Позже, когда воздух становится прохладным, мы закутываемся в одеяла и тихо сидим на песке под убаюкивающий грохот прибоя. Но Клеотильда не чувствует холода, сон ее не берет. Даже когда первые проблески рассвета очерчивают вер272

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

шины сине-черных гор, когда на многие километры вокруг выступают из темноты кактусы и до нас начинает доноситься тонкое пение целого хора пустынных птиц, Клеотильда еще не спит. Когда восходящее солнце показывается над горизонтом, жрица запевает последнюю церемониальную песню и ведет нас всех танцевать последний танец вокруг угасающего костра. Я невольно задаюсь вопросом, что происходит передо мной: конец одной эпохи или  начало следующей? Этого я не  знаю. Но  я точно знаю, что еще есть надежда. Другие народы, другие виды и даже другие морские черепахи справились и выжили в таких же тяжелых обстоятельствах, а порой и в еще более отчаянных. Вот чему научили нас черепахи: делай все что можешь, невзирая на то, что тебе противостоит. Хватайся за чудо жизни, не думая о том, что можешь потерпеть неудачу. Проиграешь ли, выиграешь ли, все, что ты можешь, – это стараться изо всех сил. Это все, что тебе нужно знать, чтобы жить на Земле. Клеотильда жестом показывает нам, чтобы мы выстроились перед ней полукругом. Затем поднимает с  земли свою сумку и  осыпает нас всевозможными украшениями, браслетами из бисера и погремушками.

273

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Благодарности  

Книга эта не была бы написана без великодушной помощи тех, кто впустил меня в свой профессиональный мир, и тех, кто поддержал меня на моем собственном поприще. От всего сердца хочу поблагодарить смелых и преданных своему делу ученых, а также борцов за сохранение природы, без  которых мы давно потеряли  бы морских черепах. Мне было позволено присоединиться к работе лучших из современных исследователей; со мной делились открытиями и знаниями, которые стоили кому-то десятилетий напряженного труда; мне дали возможность почувствовать тайну и волшебство тех сфер жизни, которые обычно скрыты от наших глаз. Я общался с настоящими профессионалами, и сложные вещи становились для меня простыми. Но ученые, помогая мне, заодно делились своими знаниями со всеми вами. Надеюсь, что этой книгой мне удалось воздать им должное, но что еще важнее – воздать должное тем удивительным животным, которых они так любят умом и сердцем. За веру в эту книгу хочу поблагодарить моего редактора – невероятного Джона Макрея, он был для нас всех примером, а также моего издателя-рыболова Джона Стерлинга и моего прекрасного агента Джин Нэггар. Лучшая в мире литературный редактор Бонни Томсон следила за тем, чтобы я не допустил ошибок. Также хочу поблагодарить Элис Тэсмен, Супурну Баннерджи, Ракел Харамийо, Келли Ту, Кенна Рассела, Ричарда Вагнера и  Шерон Покрон. Джон Луома с невероятным талантом и мастерством создал великолепные карты, которые вы видите в книге. Отчасти книга вышла при  поддержке исследовательского гранта Всемирного фонда дикой природы, США; все это время я пользовался поддержкой и товариществом и логистической помощью Скотта Бернса, Ким Дэвис, Гилли Луэллин, Кэтрин Фуллер, а также потрясающей Тефы Хиттипью из индонезийского филиала Фонда. Кроме того, ни появление этой книги, ни путешествия, которые этому предшествовали, ни даже работа Института голубого океана не состоялись бы без участия следующих организаций: Фонд исследований Уоллеса, Фонд Дэвида и  Лючили Паккард, Фонд Джона Д. и  Катерины Т. Макартур, Фонд Гордона и Бетти Мур, Фонд Кертиса и Эдит Мансон, Фонд дикой природы Норкросс, Западный морской фонд, Фонд Эвана Френкеля, Фонд Гринстоун, Фонд Стрейзанд, Благотворительный фонд Мур, Комитет по охране природы, Благотворительный фонд Сьюзен и Дональда Бабсон, Фонд Александра Эбрехема, американская холдинговая группа Swiss Re (Патагония), Совет по организации рыбной ловли в западных районах Тихого океана, Фонд Вервейн, Программа ООН по  защите окружающей среды, спа-салон Адриана Аведа и  аквариум «Мир морской Атлантиды». Также хочу выразить особую благодарность Джулии Паккард, Роберту Стивенсу, Джослин Уоллес и Г. Б. Уоллесу, Роберту Кэмпбеллу, Джеффри Фримену, Марджи Финдлей, Рэнди Репассу и Салли-Кристин Роджерс, Эндрю Сэйбину, Роберту и Бриджит Бейтмен, Джослин Слейден, Энн Стивенсон-Колли, Джуди и Энниусу Бергсма, Эйверилл Бэбсон, Питеру и Джессике Черепнин, Нэнси Абрахам, Джейсону Робертсу, Джозефин Мерк, Питеру Маттьессену, Генри А. Джордану и Барбаре Макнил-Джордан, мистеру и миссис Рик Бернс, Бертону Ли, Дагу Мерсеру, Тони Россу, Джаду Трафагену, Ричарду Миллеру, Лоуренсу и Рите Бончек, Джону Макгиллану – младшему, Майклу Фридмену, Дорис Кадо, Роджеру С. Рикарду, Джорджу Денни, Эллиоту Уодсворту, мистеру и миссис Дэвид Деминг, Деборе Гэри, Бобу Стенеку, Дону Наварро, Джеффу Спэделлоу, Джону Лоури, мистеру и миссис Эри Райт и многим другим. Я несказанно благодарен всем этим людям. Сотни миллионов лет черепахи плавали в мире, где не было человека. Они не привыкли, не успели приспособиться к жизни на планете, населенной людьми. Мы пока что тоже еще не привыкли жить в мире, где нет черепах. Однако темная сторона человеческого гения малопомалу приближает к нам этот мир. К счастью, у того же самого гения есть и светлая сторона, 274

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

и мы пока еще можем исправить собственные глупости. Все главные персонажи моей истории верят, что это возможно. Эта небольшая группа людей пытается оставить свой след в огромном неуправляемом мире. Именно они открыли мне глаза, раздвинули для меня океанские горизонты; они гуляли со мной по песчаным берегам, освещая мне путь надеждами на долгую и более человечную жизнь, которая ждет нас в будущем. За  последние несколько лет спутниковая система слежения за  обитателями океана в  корне перевернула наши представления о  перемещениях животных на  планете. В  моей книге отчасти отражены эти новейшие представления. Исследования перемещений океанских животных, как правило, коллективная работа, но все же я могу назвать имена некоторых ученых, которые ею занимаются: Скотт Эккерт, Питер Даттон, Скотт Бенсон, Лаура Сарти, Джим Спотила, Фрэнк Паладино, Майк Джеймс, Джордж Шиллингер и Барбара Блок. Исследования эти преимущественно финансируются Организацией учета численности морских организмов Фонда Альфреда Слоуна, которая осуществляет Программу маркировки пелагических видов Тихого океана (программа TOPP). Кроме того, за  огромную помощь в  сборе хочу особо поблагодарить Салли Мерфи, Сэнди Лэнем, Тома Мерфи, Келли Стюарт, Криса Джонсона, Ларри Кроудера, Мартина Холла, Монику Голдберг, Шарлотту Грей-Хадсон, Абираджа Рамбарана, Кирта Русенко, Лью Эрхарта, Джона Уэйземпла, Блэра Уитерингтона, Дэвида Годфри, Лиу Шэд, капитана Ричарда Болдуина, Эла Сигерса, Фиа Майера, Фрэнклина и Элис д'Антремон, Джима Кроуфорда, Артура и Джастина Джакардов, Рэма Майерса, Блэра и Берт Фликер, Карин Форни, Лизу Гроссман, Хосе Парра, Родриго Рангель Асеведо, Хойта Пекхэма, Криса Писенти и Каму Дин. Важно упомянуть Уоллеса Николса, который начал обширный проект по сохранению черепах среди рыбаков Нижней Калифорнии. Именно он представил меня Гордо и многим другим рыболовам Нижней Калифорнии (Бахи). Помимо этого у меня был гид, компаньон и переводчик – Брайан Уоллес, и если бы не он, я встречался бы с одними лишь черепахами. Я выражаю благодарность Карен Эккерт, Мэридел Донелли, Колину Лимпусу, Дэвиду Витакеру, Дику Райсу, Деннису Сэмми, Сабине Бэг, Дину Бэгли, Джошу Рису, Элизе Гилберт, Дэвиду Эдисону, Марку и Море Шартци, Карин Фейн, Джулии Берд, Софии Чанг, Кайлер Абернати, Марку Додду, Меган Тиндж, Пилар (Биби) Сантидрин Томилло, Марии Терезе Коберг, Хавьеру Мирамонтесу, Карле Мирамонтес, Дэвиду Мальдонадо, Джеффу Семинофф, Летти Гамез и сотрудникам станции морских черепах на Agua Blanca, а также Джону Лагранжу, Гэри Полу Нэбему, Тиму Минсу и организации Baja Expeditions, Себастьяну Трёингу, Терри Уорку, Келли Ньютон, Стори Оутс, Эрин Лякаселла, Тиму Маклафлину, Джону Даттону, Брюсу Робисону, Бальдо Мореновичу, Биллу Уордлу, Джону Дугласу, Ли Брэдфорд, Хейди Гьертсен, Манджуле Тивари, а  также тем организациям, которые занимаются черепахами Нижней Калифорнии: ProPeninsula, Groupo Tortuguero и Pro Caguama. Такие люди, как Джефри Половина, Джордж Балаш, Кэрол Риб, Андреа Оттенсмайер, Паула Кулберг, Конни Мёрта, Джон Тёрнер, Майк Сэлмон, Алистер Доув из Университета Стоуни-Брук и Малькольм Боумэн, Рассел Данн и Стив Дишарт из компании Swiss Re America, а также Эрик Чивиан, Пол Эпштейн и Гарвардская медицинская школа здоровья и окружающей среды помогали мне добывать необходимую информацию. Я очень признателен Гавайской ассоциации ярусного лова и рыбакам Атлантики, Центральной Америки и Австралии за то, что они стараются изменить технику рыбной ловли так, чтобы морские черепахи не запутывались в рыболовных снастях. Я хочу воздать честь людям со всего мира, которые многим пожертвовали и рискнули ради спасения морских черепах. С радостью хочу сообщить вам, что людей этих много и перечислить их всех просто невозможно. Назову лишь нескольких ярких личностей, имена которых я еще не  упомянул: Питер Причард, Карен Бьорндал, Аллан Болтен, Род Мэст, Майк Вебер, Дебора Круз, Жак Фрети, Джек Фрейзер, Брендан Гудли, Пэм Плоткин, Селена Хеп275

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

пел, Жанетт Уайнекен, Мария и Ги Марковальди и Густав Лопез, а также их бразильский проект TAMAR, Рендал Арауз в Коста-Рике, Димитрий Маргаритоулис в Греции, Джордж Хьюз в  Южной Африке, Картик Шенкер в  Индии, и  множество других неутомимых активистов, которые трудятся для того, чтобы сохранить живой океан для всех нас. Мне, как всегда, очень помогали с логистикой и организацией путешествий, предоставляли мне нужную информацию и воодушевляли меня во время долгих дней написания книги: за это я благодарен Мерседес Ли, Майре Сарли, Эрику Гилмену, Керри Браунштейн, Мэри Тернипсид, Лесли Уэйн и Труди Салли из Института голубого океана. Также благодарю Райнера Джадда, Дженнифер Чидси, Ричарда Рейгана и Саниту Чодри. Я всегда получал чай и  сочувствие от  Патрисии Паладинес. Она поддерживала меня в моих долгих странствиях к далеким берегам тем, что неизменно встречала меня по возвращении. Не могу не упомянуть об одном очень важном событии своей жизни. Очень давно, в моем детстве, мой отец, Карло Сафина, и два моих дяди, Тони и Сэл Арагона, взяли меня с собой на рыбалку. Именно в тот день, когда из моря внезапно показалась великолепная голова невиданного существа, я увидел первую в своей жизни кожистую черепаху. Совет путешественникам – если вы хотите увидеть кожистую черепаху, лучше всего вам будет отправиться в Гранд-Ривьеру, на северном побережье Тринидада. Там я останавливался в комфортном отеле Mt. Plaisir Estate Hotel. Я также рекомендую вам связаться с организацией «Искатели природы» в Матуре, Тринидад, о которой шла речь выше. Или вы можете присоединиться к проекту «Земной дозор» (Earthwatch) в Плайя-Гранде, Коста-Рика, о котором также шла речь в этой книге. Наблюдать – значит спасать: мир ждет.

276

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

 

Рекомендуем книги по теме  

Облачно, возможны косатки Ольга Филатова

277

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Живое и неживое: В поисках определения жизни Карл Циммер

278

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Почти как мы: Вся правда о свиньях Кристоффер Эндресен

279

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Похождения видов: Вампироноги, паукохвосты и  другие переходные формы в эволюции животных Андрей Журавлев

280

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Комментарии

1. Войти в тему морских черепах вам помогут два прекрасных источника: Spotila J. R. Sea Turtles. Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press, 2005 (отсюда я почерпнул много информации об основных тенденциях развития популяций, угрозах и  много других полезных фактов и  статистики); Gulko D., Eckert K. Sea Turtles: An Ecological Guide. Honolulu: Mutual, 2004. 2. Общая информация обо всех морских черепахах: Orenstein R. Turtles, Tortoises, and Terrapins: Survivors in Armor. Buffalo, NY: Firefly Books, 2001. 3. Еще немного технической информации и  обзоры, написанные несколькими авторами: Lutz P. L., Musick J. A., eds. The Biology of Sea Turtles. Boca Raton: CRC Press, 1996. 4. С  научным описанием кожистой черепахи, составленным Ронделе в  1554  году, можно ознакомиться в прекрасно переведенной книге с иллюстрациями в виде гравюр: Rhodin A. G. J. Books on Marine Fish, in which True Figures of the Fish are Presented // Chelonian Conservation and Biology 2: 287–302, 1996. 5. Негативные влияния человеческой деятельности на  черепах исследовали Люткавидж, Плоткин, Уизерингтон и  Лутц. См. начиная со  с.  387 здесь: Lutz P.  L., Musick J. A., eds. The Biology of Sea Turtles. Boca Raton: CRC Press, 1996. 6. Чтобы оценить состояние кожистых черепах, ознакомьтесь с результатами семинара 2005 года здесь: http://www.cccturtle.org/leatherbacks/ 7. Состояние кожистых черепах хорошо описано в  статье: Dutton P., et  al. Status and  Genetic Structure of Nesting Stocks of Leatherback Turtles (Dermochelys coriacea) in the Western Pacific // Chelonian Conservation and Biology, Jan. 2009. 8. Приблизительная оценка тихоокеанской популяции в Мексике в 1981 году: Pritchard P. C. H. Nesting of  the Leatherback Turtle in  Pacific Mexico, with a  New Estimate of  World Population Status // Copeia 4: 741–747, 1982. 9. Откуда произошли черепахи: Lee M. The Turtle's Long-Lost Relatives // Natural History. June, pp. 63–66, 1994. 10. О вымирании и эволюции кожистых черепах см.: Dutton P., et al. Global Phylogeography of the Leatherback Turtle // Journal of Zoology, London. 248: 397–407, 1999. 11. 281

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Общие сведения о  массовом вымирании, случившемся 65  миллионов лет назад: http:// en.wikipedia.org/wiki/Cretaceous-Tertiary_extinction_event 12. Об ориентации черепах в общих чертах см. в этом отчете: Lohmann et al. Lutz P. L. Musick J., eds. The Biology of Sea Turtles. Boca Raton: CRC Press, 1996. P. 107. 13. Мусик и  Лутц описывают жизнь молодняка начиная со  с.  137: Lutz P., Musick J., eds. The Biology of Sea Turtles. Boca Raton: CRC Press, 1996. 14. Где обитают юные черепахи: Eckert S. Distribution of  Juvenile Leatherback Sea Turtle Dermochelys coriacea Sightings // Marine Ecology Progress Series 230: 289–293, 2002. 15. Американские логгерхеды в Средиземном море: Laurent L., et al. Molecular Resolution of Marine Turtle Stock Composition in  Fishery Bycatch: A  Case Study in  the Mediterranean // Molecular Ecology 7: 1529–1542, 1998. 16. Об уровне прилова черепах в Гвинейском заливе: Carranza A., Domingo A., Estrades А. Pelagic Longlines: A Threat to Sea Turtles in the Equatorial Eastern Atlantic? 17. О том, как древние люди использовали черепах, Фрейзер начиная со с. 1 в: Lutz P., Musick A., Wyneken J., eds. The Biology of Sea Turtles, Volume II. Boca Raton: CRC Press, 2003. 18. См.: http://oshadavidson.com/Turtle_Culture.pdf. 19. Также Фрейзер о  культурном MT_IO3_DOC08–3_Trad_use.pdf.

значении

черепах:

www.ioseaturtles.org/MeetingSS3/

20. Легенда острова Палау: Richardson J. Sea Turtles in  Folklore: The  Turtle of  Medatum-loket // Marine Turtle Newsletter, 1993. P. 62: 25–26. 21. Плиний и перевод Клавдия Элиана по: Rhodin A. Books on Marine Fish, in which True Figures of the Fish are Presented // Chelonian Conservation and Biology, 1996. P. 2: 287–302. 22. Также цитаты из Плиния и отсылки к мифологии взяты из: Minton S., Minton M. Legendary Turtles // Giant Reptiles. New York: Charles Scribner's Sons, 1973. Ch. 9. 23. 282

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Первоисточники: Aelianus C. [ca. A.D. 200]. De Natura Animalium. 3 vols. Trans. Sholfield A. Loeb Classical Library. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1958–1959. 24. Представления о том, что если выгравировать на спине черепахи иероглифы, то она принесет спасение: Collins J. Commercial Fisheries of the Hawaiian Islands: Report of Commissioner of Fish and Fisheries, 1900 // U. S. Fish Commission, Washington, DC: Government Printing Office, 1901. P. 393. 25. Табу на  острове Палау: Johannes R. Review of  Information on  the Subsistence Use of  Green and Hawksbill Sea Turtles of Islands Under United States Jurisdiction in the Western Pacific Ocean // Administrative Report SWR-862. Honolulu: Southwest Fisheries Science Center, National Marine Fisheries Service, NOAA. February, 1986. P. 18–19. 26. Жертвоприношения после китайского Нового года: Balazs G., I-Jiunn Cheng, Hui-Chen Wang. Turtle Sacrifice to the Temple Gods in the Penghu Islands of Taiwan // Proceedings of the Nineteenth Annual Symposium on Sea Turtle Biology and Conservation, March 2–6, 1999, South Padre Island, Texas. 27. Еще: Washington, DC: U. S. Department of  Commerce, NOAA Technical Memo. NMFSSEFSC-443. P. 98–110. Фото: www.balazs.itgo. 28. О кожистой черепахе как о морском чудовище: Brongersman L. The Soay Beast // Beaufortia, 1968, 15: 33–46. 29. Первые открытия миграций: Pritchard P. International migrations of South American sea turtles // Animal Behavior, 1973, 21: 18–27. 30. Еще: Boulon et  al. Dermochelys coriacea (Leatherback Sea Turtle) Migration // Herpetological Review 19: 88, 1988. 31. О черепахе, которая проплыла из Ла-Манша в Асенсьон, говорится здесь: Papi F., Luschi P. Pinpointing Isla Meta: The Case of Sea Turtles and Albatrosses // Journal of Experimental Biology, 199: 65–71, 1996. 32. Кругосветные путешествия: James M. et  al. Identification of  High-Use Habitat and  Threats to Leatherback Sea Turtles in Northern Waters: New Directions for Conservation // Ecology Letters, 2005, 8: 195–201. 33. 283

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Темнота по ночам: Longcore T., Rich C. Ecological Light Pollution // Frontiers in Ecology and the Environment, 2: 191–198, 2004. 34. Свет и гнездование: Salmon M. Artificial Night Lighting and Sea Turtles // Biologist, 50: 163– 168. 2003 35. Примерно половина всех взрослых особей кожистой черепахи глотают пластик: Mrosovsky N. Leatherback Turtle Off Scale // Nature 327: 1987, May 28. 36. Искусственное освещение, которое засвечивает звезды: http://www.nps.gov/moja/pphtml/ subenvironmentalfactors27.html 37. Свет и  дезориентация детенышей: Tuxbury S., Salmon M. Competitive Interactions Between Artificial Lighting and Natural Cues During Seafinding by Hatchling Marine Turtles // Biological Conservation, 2005, 121.2: 311–316, 2005. 38. Реакция черепах на  свет: Witherington B. Behavioral Responses of  Sea Turtles to  Artificial Lighting // Herpetologica 48: 31–39, 1992. 39. Сравнение эффективности разных типов лампочек: Singapore Science Center. Light Pollution: An  Overview, 2002 // http://www.science.edu.sg/ssc/virtual_ssc.jsp? type=4&root=1408cparent=181&cat=182. 40. Огненные муравьи: Allen, C. Effects of Fire Ants (Hymenoptera: Formicidae) on Hatching Turtles and Prevalence of Fire Ants on Sea Turtle Nesting Beaches in Florida // Florida Entomologist, 84: 250–253, 2001. 41. О муравьях: http://tncweeds.ucdavis.edu/moredocs/solinv01.html. 42. Витерингтон и  Фрейзер об  экономических и  социальных аспектах освещения пляжа и рыболовных причалов на с. 355 здесь: Lutz P., Musick J., Wyneken J., eds. The Biology of Sea Turtles, Volume II. Boca Raton: CRC Press, 2003. 43. Песок и восполнение берега: Trembanis A., et al. Comparison of Beach Nourishment Along the U. S. Atlantic, Great Lakes, Gulf of Mexico, and New England Shorelines, 1999 // www.env.duke.edu/ psds/docs.htm. 44. Также см.: http://www3.csc.noaa.gov/beachnourishment/html/human/socio/change.htm 284

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

45. Стоимость песка и неоднозначность ситуации: Jonsson P. Beach Brouhaha: As Coastlines Erode, Who Pays for New Sand? // Christian Science Monitor, 2004, October 19. 46. Стекло вместо песка: Fleshier D. Ground Glass May Ease Beach Erosion // South Florida SunSentinel, 2004, May 22. 47. Сведения по Оману: из личного общения с Блэром Витерингом. 48. Раннее гнездование в  зависимости от  температуры: Weishampel J., et  al. Earlier Nesting by Loggerhead Sea Turtles Following Sea Surface Warming // Global Change Biology, 10: 1424, 2004. 49. Биология зеленой черепахи: Seminoff J. (assessor), et al. IUCN Red List Status Assessment, Green Turtle (Chelonia mydas) // IUCN Marine Turtle Specialist Group, 2004. 50. Откуда черепахи приплывают к прибрежным водам Флориды: Bass A., Witzell W. Demographic Composition of  Immature Green Turtles from the  East-Central Florida Coast: Evidence from mtDNA Markers // Herpetologica, 56: 357–367, 2000. 51. Уайнекен пишет о миграциях здесь на с. 165: Lutz P., Musick J, eds. The Biology of Sea Turtles. Boca Raton: CRC Press, 1996. 52. Опухоли у  черепах: Greenblatt R., et  al. The  Ozobranchus Leech Is  a Candidate Mechanical Vector for the Fibropapilloma-Associated Turtle Herpesvirus Found Latently Infecting Skin Tumors on Hawaiian Green Turtles (Chelonia mydas) // Virology, 2004, 321: 101–110. 53. Коммерческий лов черепах во Флориде: Witzell W. The Origin, Evolution, and Demise of the U. S. Sea Turtle Fisheries. // Marine Fisheries Review, 56: 8–23,1994. 54. См.: Witzell W. The U. S. Commercial Sea Turtle Landings // NOAA Technical Memo. NMFSSEFSC-350, 1994. 55. Сокращение гнездований логгерхедов: http://www.theturtleplace.com/research/nesting.htm 56. Рацион черепах, Бьорндал со с. 199: Lutz P., Musick J., eds. The Biology of Sea Turtles. Boca Raton: CRC Press, 1996. 285

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

57. История атлантической ридлеи: Spotila J. Sea Turtles. Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press, 2005. 58. Эпперли рассказывает о  креветочных траулерах и  о Всемирной торговой организации тут, с. 339: Lutz P., Musick, J., Wyneken J., eds. The Biology of Sea Turtles, Volume II. Boca Raton: CRC Press, 2003. 59. Реакция черепах на стресс и потребление кислорода молодыми особями во время плавания и в покое: Милтон и Лутц на с. 163: Lutz P., Musick J., Wyneken J., eds. The Biology of Sea Turtles, Volume II. Boca Raton: CRC Press, 2003. 60. Погружение и физиология, а также о том, как в крови накапливается кислород: Люткавидж и Лутц на с. 277: Lutz P., Musick J., eds. The Biology of Sea Turtles. Boca Raton: CRC Press, 1996. 61. Погружение кожистой черепахи: Hays G., et al. Pan-Atlantic Leatherback Turtle Movements // Nature, 429: 522, 2004. 62. О  нырянии различных морских животных, физиологические детали: Schreer J., Kovacs К. Allometry of Diving Capacity in Air-Breathing Vertebrates // Canadian Journal of Zoology, 75: 339– 358, 1997. 63. Рекорд времени погружения кожистой черепахи: Southwood A., et al. Heart Rates and Diving Behavior of Leatherback Sea Turtles in the Eastern Pacific Ocean // Journal of Experimental Biology, 202: 1115–1125, 1999. 64. Клапаны в сердце у кожистой черепахи: Джанетт Уайнекен, личная переписка. 65. С  точкой зрения ВТО можно ознакомиться тут: http://www.wto.Org/english/tratop_e/dispu_e/ distab_e.htm#r58 66. Смерть морских черепах от  траулеров в  Индии: Pandav B., Choudhury В. An  Update on  the Mortality of the Olive Ridley Sea Turtles in Orissa, India // Marine Turtle Newsletter, 83: 10–12, 1999. 67. Что касается ловли устриц: Murray K. Bycatch of  Sea Turtles in  the Mid-Atlantic Sea Scallop (Placopecten magellanicus) Dredge Fishery During 2003. U. S. Department of Commerce, Northeast Fishery Scientific Center, 2004. 286

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

68. О прилове черепах читайте: National Marine Fisheries Service. Southeastern United States Shrimp Trawl Bycatch Program. Report to Congress. Washington, DC: U. S. Department of Commerce, 1998. 69. Чтобы иметь представление о прилове во всем мире, читайте: Alverson D., Freeberg М., Pope J., Murawski S. A Global Assessment of Fisheries Bycatch and Discards. FAO Fisheries Technical Paper No. 339. Rome, FAO, 1994. 70. Бьорндал рассказывает о рационе морских черепах и проглатывании загрязняющих веществ со с. 199 здесь: Lutz P., Musick J., eds. The Biology of Sea Turtles. Boca Raton: CRC Press, 1996. 71. Нападение меч-рыбы: www.whoi.edu/marops/vehicles/alvin/alvin_history.html 72. Нос меч-рыбы в черепахе: Flegra B. Gladiatorial Attack on a Turtle // Marine Turtle Newsletter, 2005, 110: 8. 73. Подогрев глаз у меч-рыбы: Fritsches K., et al. Warm Eyes Provide Superior Vision in Swordfishes // Current Biology, 15: 55–58, 2005. 74. Касательно ориентации и  магнитной навигации: Lohmann K., Johnsen S. The  Neurobiology of Magnetoreception in Vertebrate Animals // Trends in Neuroscience, 23: 153–159, 2000. 75. О  том, что черепахи теряются, если их переместить: Hays G., et  al. Island-Finding Ability of Marine Turtles // Proceedings of the Royal Society of London B (Suppl.) 270, S5-S7, 2003. 76. О химических подсказках и нюхе: Grassman M. Chemosensory Orientation Behavior in Juvenile SeaTurtles // Brain Behavior and Evolution, 41: 224–228, 1993. 77. Магнетизм и навигация морских черепах: Irwin W., Lohmann К. Magnet-Induced Disorientation in Hatchling Loggerhead Sea Turtles // Journal of Experimental Biology, 206: 497–501, 2003. 78. Сравнительное описание стадий жизни на море и на суше начинается со с. 243 в работе: Lutz P., Musick J., Wyneken J., eds. The Biology of Sea Turtles, Volume II. Boca Raton: CRC Press, 2003. 79. О миграциях морских черепах рассказывает Плоткин со с. 225 в работе: Lutz P., Musick J., Wyneken J., eds. The Biology of Sea Turtles, Volume II. Boca Raton: CRC Press, 2003. 287

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

80. О самой таинственной загадке в поведении животных: Gould J. Sensory Bases of Navigation // Current Biology 8: R731–38. 81. Магнитные рецепторы: Walker, M., et  al. Structure and  Functions of  the Vertebrate Magnetic Sense // Nature 390: 371–376, 1997. 82. О концентрации медуз в воде: Hays G., et al. Aircraft Give a New View of Jellyfish Behaviour // Nature, 426: 383, 2003. 83. Охота и  передвижения кожистой черепахи: James M. C., et  al. Behaviour of  Leatherback Sea Turtles, Dermochelys coriacea, During the Migratory Cycle // Proceedings of the Royal Society B 272: 1547–1555, 2005. 84. Кожистые черепахи в  канадских водах: Cook F. R. Status Report on  the Leatherback Turtle, Dermochelys coriacea. Committee on the Status of Endangered Wildlife in Canada, Ottawa, 1981. 85. Об  адаптации кожистой черепахи к  холоду: Paladino F., O'Connor М., Spotila J. Metabolism of Leatherback Turtles, Gigantothermy, and Thermoregulation of Dinosaurs // Nature, 344: 858– 860, 1990. 86. Инуитская гравировка на камне: Shoop R. Innuit Turtle Song: Leatherback Turtles Near Baffin Island? //Marine Turtle Newsletter, 15: 5–6, 1980. 87. Кожистые черепахи у берегов Норвегии: Willgohs J. Occurrence of the Leathery Turtle in the Northern North Sea and Off Western Norway // Nature, 179: 163–164, 1957. 88. Самая большая кожистая черепаха и пластик как одна из причин ее смерти: Eckert K., Luginbuhl С. Death of a Giant // Marine Turtle Newsletter, 43: 2–3, 1988. 89. Дополнительные параметры самой большой черепахи: Davenport J., et  al. Metal and  PCB Concentrations in the 'Harlech' Leatherback // Marine Turtle Newsletter, 48: 1–6, 1990. 90. Реакция на самцов у самок кожистой черепахи: Reina R. Respiratory Frequency, Dive Behaviour and  Social Interactions of  Leatherback Turtles, Dermochelys coriacea, During the  Inter-nesting Interval // Journal of Experimental Marine Biology and Ecology, 316: 1–16, 2005. 91. 288

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Интенсивность ярусного лова во всем мире: Lewison R., Freeman S., Crowder L. Quantifying the  Effects of  Fisheries on  Threatened Species: The  Impact of  Pelagic Longlines on  Loggerhead and Leatherback Sea Turtles // Ecology Letters, 7: 221–231, 2004. 92. Гавайские ярусоловы и млекопитающие: Forney K. Estimates of Cetacean Mortality and Injury in  the Hawai'i-Based Longline Fishery, 1994–2002 // U. S. National Marine Fisheries Service, Southwest Fisheries Science Center. 93. Выживаемость среди черепах, которые проглотили крючок: Polovina J., et  al. Dive-Depth Distribution of Loggerhead (Carretta carretta) and Olive Ridley (Lepidochelys olivacea) Sea Turtles in the Central North Pacific: Might Deep Longline Sets Catch Fewer Turtles? // Fishery Bulletin, 101 (l): 189–193, 2003. 94. Davenport J., et  al. Thermal Biological Characteristics of  the Lipids of  the Leatherback Turtle: Evidence of Endothermy // Journal of the Marine Biological Association of the United Kingdom, 70: 33–41, 1990. 95. Оценка, согласно которой выживает половина черепах, запутавшихся в  ярусных сетях: U. S. National Marine Fisheries Service, Southeast Fisheries Science Center. Stock Assessments of Loggerhead and Leatherback Sea Turtles and an Assessment of the Impact of the Pelagic Longline Fishery on  the Loggerhead and  Leatherback Sea Turtles of  the Western North Atlantic. U. S. Department of Commerce. NOAA Technical Memorandum NMFS-SEFSC-455, 2001. 96. Характеристики свертываемости крови у  кожистых черепах: Soslau G., et  al. Comparison of Functional Aspects of the Coagulation Cascade in Human and Sea Turtle Plasmas // Comparative Biochemistry Physicology B 138: 399–406, 2004. 97. О  температуре тела кожистой черепахи пишут Спотила, О'Коннор и  Паладино на  с.  297 в работе: Lutz P., Musick J., eds. The Biology of Sea Turtles // Boca Raton: CRC Press, 1996. 98. Orenstein R. Turtles, Tortoises, and  Terrapins: Survivors in  Armor. Buffalo, NY: Firefly Books, 2001. 99. Сравнение птиц и  млекопитающих здесь: Greer A., Lazell J., Wright R. Anatomical Evidence for a Countercurrent Heat Exchanger in the Leatherback Turtle (Dermochelys coriacea) // Nature, 244: 181, 1973. 100. О противоточном теплообменнике: Lazell J. D., Jr. This Broken Archipelago. New York: Times Books, 1967. 289

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

101. О  том, что ткани кожистой черепахи не  подвержены холоду: Davenport J., et  al. Thermal Biological Characteristics of the Lipids of the Leatherback Turtle: Evidence of Endothermy // Journal of the Marine Biological Association of the United Kingdom, 70: 33–41, 1990. 102. О  гомеотермии из  сети Kimball's Biology Pages http://users.rcn.com/jkimball.ma.ultranet/ BiologyPages/H/HeatTransport.html 103. Одна из версий мифа коренных американцев о сотворении мира: http://www.championtrees.org/ yarrow/turtleisland.htm. 104. О небывалых количествах черепах на берегах Нового Света и цитата из Фердинанда Колумба взяты из текста К. Бьорндала со с. 184 здесь: Biology and Conservation of Sea Turtles. Rev. ed. Washington, DC: Smithsonian Institution, 1995. 105. О  Бермудских островах: Babcock H. Sea Turtles of  the Bermuda Islands, with a  Survey of  the Present State of the Turtle Fishing Industry // Proceedings of the Zoological Society of London (A) 107: 595–601, 1938. 106. Цитаты из указа и о «прахе земли» можно посмотреть здесь: http://www.cccturtle.org/bermuda/ conservation.htm 107. Впечатления первых исследований о  количестве черепах в  Карибском бассейне и  цитата о втором путешествии Колумба: Jackson J. B. C. Reefs Since Columbus // Coral Reefs, 16: S23– 32, 1997. 108. Численность популяций черепах: Spotila J. Sea Turtles. Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press, 2005. 109. Бьорндал и Джексон оценивают популяционные потери начиная со с. 259 здесь: Lutz P., Musick J., Wyneken J., eds. The Biology of Sea Turtles, Volume II. Boca Raton: CRC Press, 2003. 110. Тортугеро: Troeng S., and Rankin Е. Long-term Conservation Efforts Contribute to Positive Green Turtle Chelonia mydas Nesting Trend at Tortuguero, Costa Rica // Biological Conservation, 121: 111–116, 2005. 111. Сравнение размеров кладки и перерывов между сезонами гнездования у кожистых черепах в  Тихом и  Атлантическом океанах (с.  16–17) здесь: Spotila J. Sea Turtles. Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press, 2005. 290

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

112. Материалы об увеличении численности зеленых черепах на Гавайях: National Marine Fisheries Service Endangered Species Division, Office of Protected Resources. 2000. Section 7. Consultation on  Authorization to  Take Listed Marine Mammals Incidental to  Commercial Fishing Operations Under Fishery Section 101(a)(5)(E) of the Marine Mammal Protection Act for the California/Oregon Drift Gillnet // Biological Opinion, October 23, 2000. 113. Сколько пресноводных и сухопутных черепах употребляют в пищу в Азии: Environmental News Service // Endangered Turtles Vanish into Asian Cooking Pots. May 15, 2005. 114. Рынок сбыта зеленых черепах на  Бали: Los Angeles Times. The  Blood of  Turtles Stains Bali. March 28, 2001. 115. Тенденция развития популяции кожистых черепах в Малайзии и выводы: Chua T. On the Road to Local Extinction: The Leatherback Turtle in Terengganu, Malaysia // Proceeding of the Eleventh Annual Seminar of the Malaysian Society of Marine Science, 1988. 116. Кожистые черепахи в  провинции Папуа: Hitipeuw C., Dutton, et  al. Submitted. Population Status and Inter-nesting Movement of Leatherback Turtles, Dermochelys coriacea, Nesting on the Northwest Coast of Papua, Indonesia // Chelonian Conservation and Biology, May 2007. 117. Численность кожистых черепах в  Атлантическом океане: Conference convened in  2005 by Caribbean Conservation Corporation at St. Catherines Island, Georgia. 118. Численность на западном побережье Африки: Fretey J. Undated. Biogeography and Conservation of  Marine Turtles of  the Atlantic Coast of  Africa. UNEP/CMS Secretariat, Bonn, Germany. www.oceansatlas.com/cds_static/en/biogeography 119. Экономика ярусного лова и  цена спасения черепах: Dumas C. Unpublished. The  Economics of  Pelagic Longline Fishing in  the U.S. and  Canada: A  Brief Overview, 2002. E-mail: [email protected]. 120. Биологические заключения и истории судебных исков на Гавайях я взял в основном из личной переписки с Эриком Гилманом, сотрудником Института голубого океана. 121. Уровень смертности черепах от ярусоловов: U. S. Western Pacific Regional Fishery Management Council. Statement Regarding Incidental Taking: Biological Opinion for  the Pelagic Fishery Management Plan. Honolulu, Hawaii, 1993. U. S. National Marine Fisheries Service. Final 291

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Environmental Impact Statement: Fisheries Management Plan – Pelagic Fisheries of the Western Pacific Region. Honolulu: NOAA, 2001. 122. Цитаты из Стейнера и Саймондса отсюда: Weiss K. Swordfish off Hawaii Are Again Fair Game // Los Angeles Times. March 31, 2004. 123. Количество ярусоловов в  Тихом океане: U. S. National Marine Fisheries Service. Biological Opinion on  the Pelagic Fisheries Under the  Fishery Management Plan for  the Pelagic Fisheries of  the Western Pacific Region. Silver Spring, MD, 2002. Также см.:  Secretariat of  the Pacific Community. Secretariat of  the Pacific Community Tuna Fishery Yearbook 2001. Noumea, New Caledonia: Oceanic Fisheries Programme, 2002. 124. Сравнение данных независимых наблюдателей и  данных из  бортовых журналов ярусоловов Атлантичского океана: U. S. National Marine Fisheries Service, Southeast Fisheries Science Center. Stock Assessments of Loggerhead and Leatherback Sea Turtles and an Assessment of the Impact of  the Pelagic Long-line Fishery on  the Loggerhead and  Leatherback Sea Turtles of  the Western North Atlantic. U. S. Department of Commerce. NOAA Technical Memorandum NMFSSEFSC-455, 2001. 125. Эксперименты с закругленными крючками: Watson J., et al. Experiments in the Western Atlantic Northeast Distant Waters to Evaluate Sea Turtle Mitigation Measures in the Pelagic Longline Fishery. Report on Experiments Conducted in 2001–03. Pascagoula, MS: U. S. National Marine Fisheries Service, 2004. 126. Экономика и  экологический туризм: Troeng S., and  Drews С.  Money Talks: Economic Aspects of Marine Turtle Use and Conservation // WWF-International, Gland, Switzerland, 2004. www.panda.org 127. Состояние и тенденции развития популяции зеленых черепах: Seminoff J. A. (assessor), et al. UCN Red List Status Assessment, Green Turtle (Chelonia my das). IUCN Marine Turtle Specialist Group, 2004. 128. Сокращение популяции кожистых черепах: Spotila J. R., et al. Pacific Leatherback Turtles Face Extinction // Nature, 405: 529–530, 2000. 129. Сколько появляется детенышей Ла Баулас: Tomillo P., et al. Manuscript. Reassessment of the Leatherback Turtle (Dermochelys coriacea) Population Nesting at  Parque Nacional Marino las Baulas: Effects of Conservation Efforts, 2005. 130. 292

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Сколько взрослых кожистых черепах выживает в  год: Dutton D., Dutton Р., Chaloupka М., Boulon R. Increase of a Caribbean Leatherback Turtle Dermochelys coriacea Nesting Population Linked to  Long-Term Nest Protection // Biological Conservation, 126: 186–194, 2005. Также см.:  Spotila J., et  al. Worldwide Population Decline of  Dermochelys coriacea: Are Leatherback Turtles Going Extinct? // Chelonian Conservation and Biology, 2: 209–222, 1996. Также см.: Hays G. C., et al. Satellite Telemetry Suggests High Levels of FishingInduced Mortality in Marine Turtles // Marine Ecology Progress Series, 262: 305–309, 2003. 131. Черепахи и сейнерные сети на тунца: Inter-American Tropical Tuna Commission. Working Group on Bycatch, Fourth Meeting, Kobe, Japan, 14–16 January. Document byc-4–05a, Interactions of Sea Turtles with Tuna Fisheries, and Other Impacts on Turtle Populations, 2004. 132. Количество ярусоловов и  крючков в  Тихом океане: Kaplan I. A  Risk Assessment for  Pacific Leatherback Turtles (Dermochelys coriacea) // Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Sciences, 62: 1710–1719, 2005. 133. О том, сколько кожистых черепах погибает в результате рыбалки у берегов Южной Америки: Eckert S. Distant Fisheries Implicated in  the Loss of  the World's Largest Leatherback Nesting Population // Marine Turtle Newsletter, 78: 2–7, 1997. Kotas J., et  al. Incidental Capture of Loggerhead (Caretta caretta) and Leatherback (Dermochelys coriacea) Sea Turtles by the Pelagic Longline Fishery off Southern Brazil // Fishery Bulletin, 102: 393–399, 2004. 134. Коротко об окситоцине: http://en.wikipedia.org/wiki/Oxytocin 135. Sarti L., et al. Decline of the World's Largest Nesting Assemblage of Leatherback Turtles // Marine Turtle Newsletter, 74: 2–5, 1996. 136. О  бекко: Japan Wildlife Conservation Society. Hawksbill Trade Revived? Analysis of  the Management System of Domestic "Bekko" Trade in Japan // Japan Wildlife Conservation Society, 2000. 137. Мексиканские ридлеи, браконьерство и  восстановление: Fullerton E. Mexican Sea Turtles Massacred by Armed Poachers // Reuters. 30 January, 2004. 138. Pritchard P. Nesting of the Leatherback Turtle in Pacific Mexico, with a New Estimate of World Population Status // Copeia, 4: 741–747, 1982. 139. Население городов: https://www.infoplease.com/world/population/most-populous-cities-world 140. 293

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Обратите внимание: в  наименее развитых странах женщина в  среднем рожает пятерых детей, в  отличие от  двух и  меньше детей в  развитых странах. (В  Южной и  Восточной Европе рождаемость стала ниже 1,3 ребенка на  женщину, беспрецедентный факт в  истории человечества.) Население увеличится в  два раза в  Индии, Пакистане, Нигерии, Демократической Республике Конго, Бангладеше, Уганде, США, Эфиопии и Китае. По данным ООН, в 2005 г. и в середине века население «как минимум утроится» в Афганистане, БуркинаФасо, Бурунди, Чад, Конго, Демократической Республике Конго, Восточном Тиморе, ГвинееБисау, Либерии, Мали, Нигере и Уганде. Если вы никогда не слышали об этих странах, самое время заглянуть в атлас, потому что они о вас точно слышали. Будущие иммигранты прибудут в  США (1,1  миллиона ежегодно), Германию (204  000), Канаду (201  000), Великобританию (133 000), Италию (120 000) и Австралию (100 000). В основном они будут из Китая (333 000 уезжающих ежегодно), Мексики (304 000), Индии (245 000), Филиппин (180 000), Пакистана (173 000) и Индонезии (168 000). 141. О  населении Земли, росте и  миграциях на  сайте ООН: https://www.un.org/News/Press/ docs/2005/pop918.doc.htm 142. Об  аррибадах и  количестве оливковых черепах в  Коста-Рике на  с.  131–132: Spotila J. Sea Turtles. Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press, 2005. Также: Карен Эккерт, сотрудник организации Wider Caribbean Sea Turtle Conservation Network (WIDECAST), личная переписка. Также материалы: NMFS Endangered Species Division, Office of Protected Resources. Section 7. Consultation on Authorization to Take Listed Marine Mammals Incidental to Commercial Fishing Operations Under Fishery Section 101(a)(5)(E) of the Marine Mammal Protection Act for the California/Oregon Drift Gillnet // Biological Opinion. October 23, 2000. 143. Ситуация в Индии: Картик Шанкер, личная переписка. 144. О скармливании яиц верблюдам и овцам: Groombridge B., et al. Marine Turtles in Baluchistan (Pakistan) // Marine Turtle Newsletter, 42: 1–3, 1988. 145. Буен и Карл описывают скептицизм, который высказывали ученые в 1990-х годах относительно того, могут ли мексиканские логгерхеды гнездиться в Японии, со с. 29: Lutz P., Musick J., eds. The Biology of Sea Turtles. Boca Raton: CRC Press, 1996. 146. О логгерхедах в Японии (с. 210–218): Kamezaki N., et al. Loggerhead Turtles Nesting in Japan // Bolten A. B., and  Witherington В., eds. Loggerhead Sea Turtles. Washington DC: Smithsonian Books, 2000. 147. Путешествие Аделиты: www.turtles.org/adelita.htm 148. 294

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Еще информация о  миграциях логгерхедов через Тихий океан: Nichols W., Resendiz А., Seminoff J., Resendiz В. Transpacific Migration of  a Loggerhead Turtle Monitored by  Satellite Telemetry // Bulletin of Marine Science, 67: 937–947, 2000. 149. О том, на какой глубине ставят ярусные сети: Kaplan I. A Risk Assessment for Pacific Leatherback Turtles (Dermochelys coriacea) // Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Science, 62: 1710– 1719. 150. О том, на какой глубине плавают логгерхеды: Polovina J., Balazs G., Howell Е., Parker D., Seki М., Dutton Р. Forage and  Migration Habitat of  Loggerhead (Caretta caretta) and  Olive Ridley (Lepidochelys olivacea) Sea Turtles in the Central North Pacific Ocean // Fisheries Oceanography, 13: 36–51, 2004. 151. Об  Австралии (с.  199–209): Limpus C., Limpus D. Loggerhead Turtles in  the Equatorial and Southern Pacific Ocean: A Species in Decline. 152. Красные крабы: Gomez-Gutierrez J., Dominguez-Hernandez Е., Robinson C. J., Arenas V. Hydroacoustical Evidence of  Autumn Inshore Residence of  the Pelagic Red Crab Pleuroncodes planipes at Punta Eugenia, Baja California, Mexico // Marine Ecology Progress Series, 208: 283– 291, 2000. 153. Экология Тихого океана и  логгерхеды: Polovina J., et  al. Forage and  Migration Habitat of Loggerhead (Caretta caretta) and Olive Ridley (Lepidochelys olivacea) Sea Turtles in the Central North Pacific Ocean // Fisheries Oceanography, 13: 36–51, 2004. 154. Смертность черепах от  ярусоловов, жаберных сетей и  сетей на  моллюсков: James M., et  al. Identification of High-Use Habitat and Threats to Leatherback Sea Turtles in Northern Waters: New Directions for Conservation // Ecology Letters, 8: 195–201, 2005. Также см.: Garrison L. Estimated Bycatch of  Marine Mammals and  Turtles in  the U. S. Atlantic Pelagic Longline Fleet During 2001–2002. NOAA Technical Memo. NMFS-SEFSC-515, 2003. Также см.:  National Marine Fisheries Service, Southeast Fisheries Science Center. 2001. Stock Assessments of  Loggerhead and  Leatherback Sea Turtles and  an Assessment of  the Impact of  the Pelagic Longline Fishery on the Loggerhead and Leatherback Sea Turtles of theWestern North Atlantic. U. S. Department of Commerce. NOAA Technical Memorandum NMFS-SEFSC-455. Еще: NOAA. Sea Scallop Gear Change Proposed to Protect Turtles // News release 2005-R114, 2005. Kotas J., et al. Incidental Capture of Loggerhead (Caretta caretta) and Leatherback (Dermochelys coriacea) Sea Turtles by the Pelagic Longline Fishery off Southern Brazil // Fishery Bulletin, 102: 393–399, 2004. 155. Влияние рыбалки на  популяцию акул: Baum J., et  al. Collapse and  Conservation of  Shark Populations in the Northwest Atlantic // Science, 299: 389–392, 2003. 156. 295

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

О Гордо: Nichols W., Safina С. Lunch with a Turtle Poacher // Conservation in Practice, 5: 30– 36, 2004. 157. Уровень смертности черепах от ярусного лова: устная презентация Рэндалла Арауза о ловле дорадо ярусными сетями в Коста-Рике. 158. Закругленные крючки в Латинской Америке: Largacha E., Parrales М., Rendon L., Velasquez V., Orozco М., and Hall М. 2005. Working with the Ecuadorian Fishing Community to Reduce the Mortality of Sea Turtles in Longlines: The First Year, March 2004 – March 2005. Western Pacific Regional Fishery Management Council. 159. Пелагические оболочники: Robison B., et al. Giant Larvacean Houses: Rapid Carbon Transport to the Deep Sea Floor // Science, 308: 1609–1611, 2005. 160. Мнение о ситуации с климатом: Stipp D. Katrina's Aftermath: The High Cost of Climate Change // Fortune. September 2, 2005. 161. Рост кораллов относительно уровня углекислого газа: Langdon C. Effect of Elevated CO2 on the Community Metabolism of an Experimental Coral Reef // Global Biogeochemical Cycles, 17: 1– 14, 2003. 162. Диоксид углерода и  окисление океана: Raven J., et  al. Ocean Acidification Due to  Increasing Atmospheric Carbon Dioxide. Royal Society. Policy document 12/05. ISBN 0-85403-617-2, 2005. 163. Об  увеличении уровня штормов: Emanuel K. IncreasingDestructiveness of  Tropical Cyclones over the Past Thirty Years // Nature, 436: 686–688, 2005. Также см.: Webster P., et al. Changes in Tropical Cyclone Number, Duration, and Intensity in a Warming Environment // Science, 309: 1844–1846, 2005. Также см.: www.ucar.edu/news/releases/200/hurricanestudy.shtml 164. Линия Уоллеса: Diamond J. Mr. Wallace's Line // Discover, August, р. 76–83, 1997. 165. Статус кожистых черепах в  провинции Папуа: Betz W., Welch М. Once Thriving Colony of Leatherback Sea Turtles Declining at Irian Jaya, Indonesia // Marine Turtle Newsletter, 56: 8– 9, 1992. Hitipeuw C., Dutton Р., et  al. Submitted. Population Status and  Internesting Movement of Leatherback Turtles, Dermochelys coriacea, Nesting on the Northwest Coast of Papua, Indonesia // Chelonian Conservation and Biology. 166.

296

К.  Сафина.  «В погоне за черепахой. Путешествие длиной в 200 миллионов лет»

Экономика черепах и  экологический туризм: Troeng S., Drews С.  Money Talks: Economic Aspects of Marine Turtle Use and Conservation // WWF-International, Gland, Switzerland, 2004. www.panda.org 167. О Санта-Крус: Dutton D., et al. Increase of a Caribbean Leatherback Turtle Dermochelys coriacea Nesting Population Linked to Long-Term Nest Protection // Biological Conservation, 126: 186–194, 2005. 168. Decline of Dermochelys coriacea: Are Leatherback Turtles Going Extinct?" Chelonian Conservation and Biology 2:209–22. Seminoff J. A. (assessor), et al. IUCN Red List Status Assessment, Green Turtle (Chelonia mydas) IUCN Marine Turtle Specialist Group, 2004. 169. В Тайване сокращают ярусный лов: http://english.coa.gov.tw/content.php?catid=9923 170. Что привело к исчезновению: Spotila J., et al.Worldwide Population, 1996. 171. Восстановление популяций, несмотря на сбор яиц и ярусный лов: Kaplan I. A Risk Assessment for Pacific Leatherback Turtles (Dermochelys coriacea) // Canadian Journal of Fisheries and Aquatic Science, 62: 1710–1719, 2005. 172. О  восстановлении популяции зеленых черепах на  острове Сабах: Chan E., Liew Н. Decline of  the Leatherback Population in  Terengganu, Malaysia, 1956–1995 // Chelonian Conservation and Biology, 2: 196–203, 1996. 173. Восстановление популяции кожистых черепах в  Южной Африке: Hughes G. Nesting of  the Leatherback Turtle (Dermochelys coriacea) in  Tongaland, KwaZulu-Natal, South Africa, 1963– 1995 // Chelonian Conservation and Biology, 2: 153–158, 1996. 174. О  жизни народа сери, происхождении острова от  кожистой черепахи: Burkhalter D. Among Turtle Hunters and Basket Makers. Tucson: Treasure Chest Books, 1999. 175. О различных аспектах культуры племени сери и церемонии с кожистой черепахой: Nabham G. Singing the Turtles to Sea. Berkeley: Univ. of California Press, 2003. 176. О значении зигзагов: Felger R., Moser М. People of the Desert and Sea. Tucson: Univ. of Arizona Press, 1985.

297